-Стоит, наверное, отметить заранее - я ненавижу продажную любовь. О, нет, вы сразу думаете не о том, мой милый мальчик. Да, я против проституции, но проституции душевной. Я помню хорошо, что во время войн простые проститутки скрашивали досуг солдат, по-своему храня нас от беды. Давая разрядку и отдых их молодому организму. Я ненавижу совсем иное - когда человек отдаётся с каким-то расчётом другому. Одно дело получать деньги за качественно выполненную работу, другое - пользовать других придаваясь разврату и обману, растлевая чужую душу своим жалким виденьем мира...И ради чего? Выгоды, о которой и не вспомнишь никогда. Разве стоит чужая боль и доверие таких вещей?..
Я во все глаза смотрел на дядю. Куда уж мне, юному мальчонке одиннадцати лет, было понять его неожиданные откровения. Спустя годы я понял - дядя говорил самому себе, хотел выговориться, ему было всё равно, кто внимал его словам - я или соседская кошка Стелла. Просто это был его путь к очищению. В те годы я обожал длинные дядины истории о путешествиях, я жадно впитывал любое слово Джима.
Из последней поездки он вернулся сам не свой. Я часто слышал, как дядя в соседней комнате говорит что-то сквозь сон на польском, как зовёт кого-то, как вскакивает посреди ночи от собственного стона. А теперь вот он пришёл ко мне.
Было где-то чуть позднее десяти, мне полагалось уже пол часа как видеть самые сладкие сны этого дома, когда Джимми постучал в дверь и тихо спросил:
-Сэм, ты спишь? Можно я зайду?
Я, естественно не спал, о чём радостно оповестил Джимми. Он уютно устроился в кресле у моего маленького каминчика и неотрывно смотрел на язычки пламени. На его усталом лице жили тёплые тени, огонь осторожно поглаживал своими отблесками его брови, щетину на бороде, острый нос и жёстко очерченные скулы. В свои двадцать шесть дядя был, наверное, даже очень красив. По крайней мере, я часто видел, как на него украдкой оглядываются на улице женщины. А мама часто усмехалась и говорила брату, что надо быть осторожнее с женщинами, ибо когда-нибудь он обернётся на ту, которой также всё равно, как и ему сейчас. А ещё мама говорила, что Судьба - то же женщина и ничего не забывает.
- Я встретил её близ маленькой деревни в горах. Она сидела на камне и яростно обмахивала мокрое лицо веером. Рядом стояли её саквояжи. Знаешь, Сэм, я первый раз видел женщину в горах в таком одеянии да ещё с веером. И я удивился, - по дядиным губам пробежала тень вымученной улыбки, - такое очаровательное создание и вдруг в такой глуши...Одна. Сэм, я в одночасье утонул в её глазах. Понимаешь? Просто за секунду. Тот вечер... Мы пили вино и говорили ни о чём. Я был счастлив каждой её мимолётной улыбке, скользившей по уголкам чувственных губ. Я рисовал её секунду за секундой всё ближе к себе. Я был опьянён её сексуальностью, меня тянуло как магнитом. Дальше я предложил ей проехать со мной до города, ведь проще путешествовать с мужчиной, чем одной. И она согласилась. Мы погрузили её вещи в мою машину и поехали. Я любовался украдкой её профилем, рассматривал чуть рыжеватые ресницы, меня как магнитом тянуло к мочкам её маленьких ушей. Знаешь, дружок, как я завидую тебе - ты ещё не знаешь, что такое терзаться желанием и бояться прикоснуться...
Дядя закрыл глаза и откинулся в кресле. Я мало что понимал из его слов, но мне было приятно думать, что он пришёл сюда потому что я его маленький и верный друг, а, значит, ему некому больше выговориться. Джим молча сидел в кресле очень долго: пять.. нет, больше - целых десять минут. Но я не смел его тревожить. Что-то было в его чертах такое, что говорило мне: "Подожди". И я ждал...
-Знаешь, Сэм. Мы провели вместе почти полгода. Я всюду пытался брать её с собой. Знакомил со всеми своими друзьями: поэтами, художниками, путешественниками, послами других стран и просто влиятельными людьми. Она всем приходилась по вкусу. Они говорили: "Хей, Джимми, тебе повезло, паршивец! Мы уже любим эту женщину, хотя она и не делает для этого ничего!". А потом, ты представляешь, Сэм?! Эта женщина отвернулась от меня. Она стала ходить на рауты, куда не звали меня. Она стала знаменита. А я даже не успел понять, когда же всё произошло. Помнится, однажды я познакомил её со знакомым модельером - и вот результат - за три-четыре месяца она стала фотомоделью. Стала женщиной "не моего полёта". Уходя, она постаралась втоптать в грязь остатки моего достоинства. Знаешь, Сэм, она сказала, что нашим миром движет рынок. Что покуда я мог дать ей связи, она смиренно делила со мной постель. Не будь у меня их столько, она бы в жизни не согласилась на такой глупый эротический эксперимент. И добавила... Впрочем, дружок, не стоит тебе знать всех её слов. Просто я сразу почувствовал, что она продалась мне, не чувствуя ничего. А это больно - знать, что горячо любимый человек ничего не чувствует к тебе. И спит из выгоды. Ой, как больно, малыш...
Мне показалось, что дядя сильно постарел за этот год и очень устал. Я вылез из тёплой постели, подошёл, забрался к нему на колени и обнял его за шею. Так мы и сидели, обнявшись, пока я не понял, что мой Джимми, мой мужественный и гордый дядя всё это время тихо, незаметно плакал. Зашла мама и приказала мне спать, а Джиму убираться к себе. Не знаю почему, но он всегда её беспрекословно слушался, а потому отнёс меня в кровать, прошептал "Спасибо" и ушёл. Дядю после того вечера я не видел восемь долгих лет. А когда мы встретились вновь, он был уже женат, жил под Цюрихом, путешествовал всё реже, и все говорили "Хей, Джимми, тебе так повезло, паршивец!". Но в дядиных глазах больше не загорался его яркий огонёк. На эти фразы он лишь отвечал: "Да, да, мне тоже так кажется всё чаще и чаще".
Спустя восемнадцать лет я стоял и смотрел ей в глаза. Внутри была дикая, всепоглощающая пустота. И она, она то же как и все...другие, кто был со мной, была здесь из-за денег... Я точно это знал. Сейчас я почувствовал и в ней это. Я предложил ей взять всё, что она посчитает нужным, и вышел на балкон, не в силах больше её видеть. На улице шёл январь и потому стоять было промозгло и сыро, через каких-то пару минут я весь дрожал. Правда, не только от холода. Перед моими глазами была знакомая картинка - наш старый дом и полутёмная комната, мой усталый Джимми и отблески пламени на его лице. И все его слова тоже в десятый раз стояли передо мной.
Когда я зайду в комнату, там будет царить хаос - она заберёт свои вещи, купленные на мои деньги, разбросает мои и оставит в моей жизни ещё пачку никому ненужных фотографий. Почему и она тоже? Почему она сказала, что ей нужны мои связи для своего "семейного" дела? Быть может это проклятье моей семьи? Неужели так трудно было понять, что я люблю её и не требовать от меня только материальности? Я почувствовал, как по щекам текут слёзы. Сзади открылась балконная дверь. Видимо она решила что-то ещё мне сказать. Я совсем не хотел её видеть... Сверху лёг плед, я удивлённо открыл глаза. Она стояла рядом на коленях и держала чашку горячего шоколада. Её глаза внимательно осматривали моё лицо. Я вдруг понял, что причинил ей боль. Слишком увлёкся своими страхами и не заметил ничего вокруг.
- Я больше не попрошу помощи, прости... Не знала, что ты так отреагируешь. Иначе никогда бы не сделала этого... Не сиди здесь долго, ты совсем замёрзнешь... Я захлопну дверь... Ключи оставлю на тумбочке... Прости, что я такая. И что тебе плохо было со мной, тоже прости, если сможешь...
Я смотрел, как она поспешно выходит за дверь, пряча глаза. Свои прекрасные зелёные глаза. Столь необычные для её народа. Я вдруг осознал, что я идиот, и кинулся за ней. Пролетая сквозь комнаты, я заметил, что ни одной вещи, подаренной мною ей, не тронуто. Исчезла только её косметика со столика у кровати. А на самой кровати были разбросаны лепестки каких-то сладковатых цветов. Совсем как тогда, когда я только вошёл в её город. И попал в этот домик. Стоял тёплый сентябрьский день, и на улицах знойные красавицы спешили к рынку. Суббота. Запах сладких южных цветов. Колорит Испании, и она, вдруг остановившаяся и махнувшая мне ладонью. Её смех и странно печальные зелёные глаза, так вызывающе горящие на золотом овале лица.
Я так и не успел её поймать - она села в такси и исчезла. А я стоял под январским холодным дождём и плакал, ненавидя себя. Я потерял, быть может, единственную женщину, которой было наплевать на все мои деньги. Просто однажды она попросила помощи, а я отказал. Потому что боялся быть обманутым. И обманул себя. Мне осталось только покинуть родную (для нее) Испанию и никогда не возвращаться в этот проклятый для меня край. Зализывать раны, любить и ненавидеть. А что ещё? Ведь я теперь навеки проклят за неверие.
(1) Тот, кто сегодня пишет эти строки,/Назавтра мёртв и, значит, полон тайн,/Войдёт в тот мир, где время - не хозяин/И смысла лишены любые сроки. (Х.Л.Борхес, "Загадки")