"Снова за кормой вздымается волна непокоренной стихии. Снова в моей голове звучат стихи старого аргентинского чудака Борхеса. Снова твои глаза мне снятся ночами. Прошло так много лет, дней, минут, а ты стоишь предо мной всё столь же живая. Всё столь же горячая, желанная и любимая. Ты снова мучаешь меня, не отпуская из плена чувств. Твои губы, глаза, руки. Овал твоего лица, размытый горячей полутьмой южной ночи. Кара на мою голову! Ты снова прядёшь вокруг меня какие-то заклинанья. Чертовка, бестия, богиня, любимая, мой ад и рай в одном стакане креплёного вина..."
В дверь каюты постучали, и я захлопнул свой журнал. Я веду его уже пять лет, с тех пор как покинул небольшой городишко на юге Испании, Альхесирас. Я оказался там случайно - плыл в сторону Алжира, когда Атлантический океан, обычно спокойный в этот месяц, поднялся против нас будто необузданный скакун. Наверное, тогда ты грустила и мечтала о приключеньях. Твоё настроение так часто меняет погоду и мир вокруг. Вот и тогда нас сильно потрепало, и, пройдя Гибралтар, мы остановились в этом городишке.
В дверь каюты снова постучали - погрузившись в воспоминания, я потерял нить реальности и забыл открыть неизвестному визитёру.
- Входите, открыто.
В проёме двери появилось добродушное лицо судового врача. Он ещё немного помялся на пороге, будто не решаясь войти, потом, видимо, всё-таки что-то решил для себя и, плотно сжав губы, сделал шаг вперёд.
- Сэм, нам надо поговорить.
- О чём же, Антонио? Неужели кого-то из команды подкосило? - Я не на шутку разволновался, команда у нас не слишком велика, все давно ходят вместе - что-то типа второй семьи.
Антонио подозрительно старался не встречаться со мной глазами, что уже наводило на определённые мысли. Мой старый друг, товарищ и собрат по разуму слишком редко стеснялся что-то мне сказать.
- Да, Сэм. Понимаешь, ребята волнуются... Мы тут это... Прикинули... В общем, Сэм, нам придётся зайти в тот злополучный городишко. Команда не хочет швартоваться в Марокко, а ближайший испанский город... Мы просто больше не протянем - запасы на исходе... надо на землю.
По-моему, он изучил уже каждую маленькую трещинку и пылинку в углу моей комнаты, но упорно не хотел встречаться со мной взглядом.
- А может Кадис? - я сам почувствовал дрожь в голосе и недовольно поморщился. Что за малодушие? Ведь очевидны преимущества именно ближайшего порта - нас здорово потрепало за эти несколько дней, а ребятам уже просто грезятся женщины и свежее мясо.
- Мы не дойдём до Кадиса, Сэм, барк слишком потрепало... А мы устали. Прости, Сэм... Надо.
Так вот к чему мне снились сны. Вот к чему нас отклонило от курса сильным ветром. Вот к чему эти бури и непролазный туман, бегущий за нами с северо-запада. Ещё пять часов, и он накроет нас молочной пеной. Тогда нам несильно помогут навигационные приборы - слишком плохо прорисована карта, поймаем первый же риф. Что ж, здравствуй, Лилия. Ты снова меня притянула. Я уже знаю, кто встретит меня в порту. И кто снова погубит меня.
- Передай ребятам... Я согласен.
Антонио жалко выглядел. На его лице, обычно румяном и живом, не было ни единого оттенка, отличного от серого. Он понимал не хуже меня, куда нас забросил этот рейд.
Вопреки ожиданиям, туман нас не накрыл. Нам всё ещё было видно его молочную пену где-то в милях четырёх позади, но он будто провожал нас. Буря тоже стихла, и теперь нас окружала лазурь спокойной воды. Я обречённо смотрел на нос нашего корабля. Куда же ты меня завел, верный друг? Зачем же ты несёшь меня снова в пучину боли и огня? Вопросы нестройной толпой мялись где-то на пороге моего сознания. Иногда какой-то из них решался подплыть ближе, и тогда я подцеплял его крюком ярости и разрывал на части. Как же я не хочу этот берег. Как я не хочу видеть твои глаза. Как Я НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ ЗНАКОМЫЙ СМЕХ. Как же я боюсь снова оказаться рядом.
Наш барк разворачивали, корректируя курс, и брызги воды весело окатили меня. Я вздрогнул и поднял глаза. Вдалеке уже явно вырисовывался город. Близ берега виднелись небольшие рыбацкие лодочки. Покой и уют. Везде. Кроме моей души.
- Мистер, вам нужен дом? Не хотите ли снять маленькую виллу для вас и вашей команды?
Я обречённо вздохнул. Точно такая же фраза, как и тогда, да мальчонка, будто, тот же. Всё повторялось. Сейчас я пойду по старой улочке за ним, и он приведёт меня в тот самый домик, а когда я утром выйду на балкон, мои глаза пересекутся с зелёным омутом её глаз. Всё предрешено.
-Нет, мальчик, она ему не нужна. Он уже знает, где жить. Ведь так... мистер? - Это "мистер" было произнесено с какой-то заминкой. Юноша лет шестнадцати пристально смотрел мне в глаза. Я вымученно улыбнулся. Вот теперь точно тот же.
- Да, знаю. И ты, видимо, это знаешь, так?
Юноша неуверенно улыбнулся. Но как-то снова натянуто, ненатурально.
- Знаю. А ты знаешь, зачем ты пришёл на нашу землю, чужак?
Это "чужак" резануло меня по сердцу похлеще прямого оскорбленья. Я стал слишком впечатлителен. Что с того, что меня, жителя другой страны, назвали чужаком? Они ведь в сущности правы.
Мы прошли по мучительно знакомым улицам, прошли и остановились у того же дома. Я протянул указанное количество денег и получил расписку и ключи. Ребята разбрелись по знакомым комнатам, кто-то тут же забрался в душ. Мир прошлого всё ярче вырисовывался у меня перед глазами. Немного помедлив, я поднялся на третий этаж. Прошёл библиотеку и маленькую гостиную, заглянул в кабинет и остановился перед дверью спальни. Слишком много совпадений. Сердце мучительно сжалось и отказывалось стучать. Я неохотно сделал шаг вперёд и толкнул дверь. Комната была пуста. Только по постели были разбросаны лепестки. Знакомых сладковатых цветов.
Её больше не было в моей жизни. Всё вокруг просто миражи.
Она не появилась ни на следующий день, ни через неделю. Через двадцать дней пришла пора сниматься с якоря. Появился тот же юноша. Задумчиво посмотрел на меня, стоящего на балконе снизу вверх, и молча покачал головой, будто говоря мне, что всё тщетно.
В его глазах полыхнуло пламя горечи. Разлука и правда вечна. Для тех, кто боится встреч и не умеет просить прощенья даже у себя. Я снова плакал. Запах сладковатых цветов снова провожал меня прочь из её страны. Я придумал себе причину, чтобы измениться, придумал себе оправдание для возвращенья. Но я не придумал того, как прервать разлуку, скреплённую каплями моря и слёз.
(3) Между любовью и мною выросло/триста ночей, словно триста стен крепостных,/а море встало меж нами бездной наваждения. (Х.Л.Борлес, "Разлука")