Роман Казак-Барский

ШЕКСПИРОВСКИЕ СТРАСТИ

На станцию Плесецкая скорый Москва-Архангельск пришел в 3 часа. Сумрак белой северной ночи встретил поезд предутренней тишиной. Два десятка пассажиров, спрыгнувших на низкий перрон, нагруженные сумками, зачехленными охотничьими ружьями и рыболовной снастью, поспешили мимо кирпичного одноэтажного здания вокзала к небольшой бетонной площадке, окруженной полудюженой серых покосившихся изб. На площадке дремал автобус с военными номерами.

Это был первый мой визит на северный полигон, откуда стартовали спутники серии "Космос", вооруженные радиолиниями управления, сработанными на нашей фабрике. Сопровождать столь хрупкие и капризные изделия приходилось до самого пуска, часто и управлять ими, и контролировать их работу на орбите.

Каждое новое место, где мне приходилось бывать, я с любопытством познавал, надеясь найти что-либо существенно новое для себя. И этот визит оправдал мои ожидания.

В отличие от первенцев советских ракетных полигонов, расположенных в центре безлюдных азиатских пустынь и полупустынь, этот, северный, приютился в таежном море русского севера - коренных вотчинах, или как нынче принято говорить, сферах влияния Господина Великого Новгорода. За тысячу лет места эти хорошо сохранились благодаря малочисленности населения, чей быт почти не изменился с тех пор, полному отсутствию путей сообщения и дикой буйной природе, которая худо-бедно питала местное население дарами леса и тихих таежных рек.

Пока русский конкистадор Ермак Тимофеевич не прошелся огнем и мечом по зауралью, беломорье новгородскими князьями и московскими царями использовалось как место ссылки опальных бояр, дворян, чиновников и разночинцев, провинившихся перед властью не так уж, чтобы сразу рубить им головы, колесовать или вешать.

Железная дорога, кинутая к Архангельску сквозь непроходимую тайгу еще во времена последнего императора, была единственной ниточкой, связывающей круглогодично устье Северной Двины с центром страны.

В места эти дикие бежали от пресса власти церковные раскольники и прочий вольнолюбивый люд, добровольно шли в глубь тайги миссионеры, рубя скиты и монастыри. Впрочем, вся эта история померкла за годы советской власти, которая не только модернизировала отношения к своим врагам на этих территориях, но и использовала их для создания мощных структур военнопромышленного комплекса.

История, которую я услышал в этот свой приезд, вполне достойна пера Шекспира или того, кто скрывался под этим именем. Герои великого британца действовали на фоне романских дворцов городов-государств Италии, сумрачных замков викингов. Наше же действо приключилось на отдаленой пусковой площадке ракетно-космического полигона Плесецк во второй половине ХХ века. Потому и позволил я себе хотя бы вкратце обрисовать место действия.

Для обслуживания сложного технического хозяйства полигона требовалось уйма народу. Кроме офицерского состава, который можно было на законных основаниях призвать к месту службы, нужно было еще немало специалистов. Срочнослужащие не могли обеспечить нужды полигона. Власть решила вопрос просто - пригласила в армию по контракту молодых девушек и женщин. В желающих недостатка не было. Пребывание среди массы молодых холостых мужчин давало шанс не только выйти замуж, но и выбраться поближе к цивилизации и достатку. Так на полигоне появились особы женского пола в сержантских погонах на правах сверхсрочников. И окрестили их местные остряки бойцуцами.

Поскольку были они все же "сверхсрочницами", то и жить им полагалось не в казарме, а как бы в общежитии или на квартире, что было, однако, накладно и неудобно.

На дальней пусковой площадке, названой режимщиками "лесобазой", общежитие бойцуц представляло собой длинный деревянный барак, разбитый на небольшие комнаты-светелки с одной дверью, одним окном и, понятно, "удобствами" во дворе плюс баня по графику. В каждой комнате квартировали по четыре девушки при одном платяном шкафу, одном столе и четырех табуретках, о чем можно было прочесть на табличке, прикрепленной к двери. Чистый таежный воздух, настоенный на еловой хвое, успешно справлялся с выхлопами, истекающими из сопел двигателей первой ступени ракет, и совместно с простой, но здоровой пищей способствовал укреплению здоровья.

Младший сержант Оленька Игнаткина жила в комнате-кубрике с тремя другими девушками. И назывались они телефонистами-операторами, обслуживающими центральный телефонный узел площадки.

Традиционно, сначала в Красной, потом в Советской Армии средства связи играли второстепенную роль. На вооружении армии были первоклассные танки, самолеты, потом ракеты, а связь осуществлялась сначала с помощью делегатов связи, потом примитивной проводной и совсем редко радио. Не секрет, что в 41-м лучшие в мире танки и совсем неплохие самолеты не были радиофицированы и "управлялись" умением сидящих в них экипажей. А учили их из расчета на один бой. Потому и были такие огромные потери Красной Армии в той войне.

Как бы там ни было, но в условиях полигона, через 30 лет после окончания страшной войны, с успехом эксплуатировались примитивные телефонные узлы, где девушки-телефонистки вручную соединяли абонентов. А поскольку связь должна работать круглосуточно, то и дежурили девушки на коммутаторе согласно скользящему графику.

Оленька, воспитанная в строгих правилах карельской глубинки, завербовалась на полигон потому, что в ее большой семье она была третьим ребенком и жить в одной, хоть и просторной избе, со стариками-родителями и семьями двух старших братьев не хотела. Она мечтала обзавестись своей семьей, родить детей и жить собственным домом. Мужики же в их поселке если и были, то, по ее мнению, какие-то завалящие, без мечты и жизненного стнржня. Все они пили водку не в меру и рано помирали. Да что же тут удивительного? Костяк коренных кемьчан извели войны, революции да индустриализация с коллективизацией. Пришлые же вербованные да поселенцы либо спивались, либо долго в этих местах не задерживались. И всегда был голод в тайге на рабочую силу. Потому и был здесь рубль длиннее, а жизнь короче, нежели в южных промышленных и хлебных провинциях. И каждый, кто мало-мальски был любопытен к жизни, стремился по примеру своего знаменитого земляка Михайлы Ломоносова отправиться в свет - на других посмотреть и себя показать.

Солдатская униформа, призванная всех носящих ее уравнять и превратить в расходную массу, не могла закомуфлировать оленькину фигурку, выгодно отличающуюся среди коренастых и коротконогих ее товарок, ибо аккуратно пригнанная, придавала ей неповторимое изящество и, как говорят нынче, особую сексапильность.

Пути Господни неисповедимы. Быть может среди ее предков затесался некий опальный отпрыск голубых кровей, отбывавший в этих краях наказание, и своевольные гены через несколько поколений сложились чудесным калейдоскопом, напомнив потомкам о величии и красоте человеческого тела. Мужчин, желавших "приложиться" к ее телу, используя свое служебное положение, Оленька умело "отшивала", оставляя за собой право выбора. Не скажу, что такое поведение одобряли ее товарки по службе, спешившие сполна получить свою долю "наркоза" от здоровых, всегда готовых к бою молодых и голодных самцов. Не брезговали захаживать к бойцуцам молодые офицеры и командированные представители промышленности. Как только солнце скрывалось за частоколом вековых елей, легкие тени, как тараканы на старой кухне, тянулись к бараку-общаге, и через некоторое время после непродолжительного веселого гомона у стола с нехитрой закуской и графинчиком спирта, окна в бараке гасли и он наполнялся скрежетом коек и страстным стоном. На этот групповой секс армейские политорганы смотрели сквозь пальцы, так как никакими мерами предотвратить буйство стихии они не могли. Да оно и понятно. В свободное от службы и работы по подготовке аппаратов к пуску время, регламентируемое жестким почасовым графиком, который вечно нарушался из-за обнаруженных неисправностей и временем "висения" разведспутников вероятного противника, девать себя на лесной площадке было совершенно некуда. Небольшая библиотека была давно растащена по гостиничным номерам, и на полке пылились исключительно тоненькие брошюрки политиздата и тома классиков марксизма-ленинизма. В солдатской столовой через день по вечерам крутили фильмы - "Солодат Иван Бровкин", "Максим Перепелица", "Чапаев", "Александр Невский". Через две недели "сидения" в лесу все знали их наизусть. И оставалось занять себя охотой, рыбной ловлей и прочими "гусарскими" забавами - пьянкой и блядством, благо недостатка в спирте не наблюдалось, а полурота бойцуц вполне удовлетворяла скромные запросы служивых. Строгая охрана технической зоны и значительная удаленность от жилой гарантировала от внезапного появления супруг с контрольными целями.

Оленьку Игнаткину кликали "Дикой", так как в отличие от остальных бойцуц, которые назывались "ручными", она кому попало в руки не давалась, спирт не пила и непотребные слова столь обильно применяемые в частных "светских" беседах ее товарками не употребляла.

Он появился ранней осенью, когда вороны стали сбиваться в стаи и устраивать свои совещания на вершинах вековых елей. Близость человечьего жилья гарантировала им пропитание зимой и по этой причине они перестали мигрировать на юг.

Схема продвижения по службе отпрысков генералов и полковников в Советской Армии была досконально отработана: военная академия, чаще всего по прфилю папаши, год службы в какой-нибудь "дыре", перевод на три года в ЗГВ и, наконец, на хлебное место в столицы или крупные центры представителем заказчика на военные заводы, военкоматы или, на худой конец, в какой-нибудь штаб. Желающим "украсить" свой послужной список запросто можно было побывать на "передовой" в Афгане или советником где-либо в безопасном дружеском зарубежье.

Выпускник Ростовской Академии ракетных войск Игорь К., сын крупного столичного начальника, объявился на "лесобазе" заместителем начальника контрольно-измерительной станции. Этот "гусар" своим экстерьером напоминал Алена Делона в молодости, баловник, забияка, любимец женщин собирался проволынить необходимый для послужного списка год ни в чем себе, по возможности не отказывая.

Со времен Александра Куприна жизнь в военных городках нисколько не изменилась. Если не считать примет века - радио, кино, кое-где ТВ, обязательные замполиты и "особняки". Каждый о каждом знал больше, чем о самом себе. Потому ни один шаг кого бы то ни было не оставался незамеченным. Каждый был на виду, как член президентского семейства. Такое положение вещей Игоря нисколько не смущало. Очень быстро у него появились приятели, готовые разделить с ним досуг в местной ресторации со всеми вытекающими отсюда последствиями. Женщины, даже старшие и замужние не считали зазорным для себя навестить Игоря в его холостяцкой "квартире" офицерского общежития.

Как это обычно бывает, встретились они случайно в вагоне мотовоза. Игорь ехал со службы в жилую зону, а у Оленьки в этот день как раз был согласно графика выходной, и она собиралась посетить военторговский универмаг - подыскать себе новое платье и зимние сапоги. Видимо, перст Божий раскрыл Ему глаза и Он увидел Ее. Так бывает. Вот ходят друг подле друга люди, даже здороваются, но друг друга не замечают. И вот, в один прекрасный момент Он видит Ее, а Она - Его. Как, если бы Ева, женщина, то есть, преподнесла Адаму - мужчине яблоко...

Роман их развивался бурно и неудержимо. Любовь обрушилась на них, как снежная лавина. Они не видели никого вокруг себя и были заняты друг другом. Естественно, реакция окружающих была адэкватной, присущей человекам. Подружки Оленьки и ее товарки по общаге плавились от зависти, полагая, что в лучшем случае любовь - это секс, и "допрашивали" ее при случае, как это ей удалось "захомутать" этого лейтенанта. Оленька улыбалась и ничего не отвечала. Она инстинктивно понимала, что объяснить стихию под именем Любовь, не сможет. Да и не каждому дано понять, не пережившему это чувство.

Его приятели-собутыльники были раздосадованы из-за уплывших попоек "на халяву", почувствовали, что на этот раз это не легкий флирт с супругой какого-либо начальника с непременной "отметкой" о посещении оной в ночь оперативного дежурства ее супруга. "Обиженные" рогатые начальники были совсем не против увлечения лейтенанта Игоря, полагая, что наконец-то им не придется более терпеть шушукание гарнизонных кумушек за спиной. Конечно же им было известно о "шалостях" своих супруг, но, утомленные службой, заботами и возрастом, ничего противопоставить этому жеребцу не могли. Не стреляться же на дуэли - не те времена, да и мысль такая в их плебейские головы не приходила. Вот пакость какую бы, интригу "завернуть" против поганца - пожалуйста. Но, помятуя о высоком ранге его папаши, - не решались. Себе дороже. Да и с супруги, как с гуся вода. Пальцем не тронь. Побежит жаловаться замполиту. Получишь партийное взыскание. С таким досье повышения по службе не видать. Не трахать ее, суку, - так есть кому "обслужить". Только повод дай. А что взял себе такую в жены - сам виноват. Куда ни кинь - всюду клин. Хорошо было юнкерам. Своих невест представляли командиру, а тот решал - достойна ли барышня разделить судьбу будущего офицера. А для снятия гормонального давления, к примеру, киевские юнкера-александровцы и михайловцы бегали в бурдели на Ямской с обязательным контролем фельдшера. Впрочем, занести в казарму гусарскую болезнь не считалось позором.

Лейтенант Игорь перестал ездить после службы в жилую зону, чтобы больше времени проводить с Оленькой. Ночевал обычно в гостинице для представителей промышленности, благо места почти всегда были. Небось, - не столица. Каждый момент использовали они, чтобы увидеться. Иногда им удавалось остаться наедине - то ли в гостинице, то ли в ее кубрике, когда сожительницы были на дежурстве. И каждый их взгляд, и каждое прикосновение излучали нежность, и не нужно было никаких слов, чтобы понять, что созданы они друг для друга, что Ее Величество Судьба была настолько милостива, что пересекла их жизненные траектории в Пространстве и Времени, случай исключительно редкий, а потому для многих наблюдателей совершенно непостижимый.

Случилось так, что как-то после смены Игорь проводил Оленьку на вечернее дежурство, сам же, поскольку в этот раз гостиница была заполнена под завязку по случаю подготовки к очередному пуску, решил дождаться ее в кубрике, чтобы вместе поужинать.

Снег только сошел. День резко прибывал. Земля парила. Гуси, шурша крылами, опустились после долгого перелета на зеркало реки. В ельнике шумели пичуги, радуясь весне. Игорь купил в военторговском ларьке пару помидоров, огурчик, стаканчик сметаны, 300 граммов докторской колбасы и полкило мандаринов. Весь этот припас он аккуратно выложил на столе. В этот вечер из оленькиных соседок в кубрике была только Катерина. Света ушла в смену вместе с Оленькой, а Лида только укатила к себе на брянщину в отпуск. Катерине было лет под 30. Женщина она была хваткая, часто выставлявшая своих соседок "в кино" или "в гости", когда принимала у себя очередного командировочного. Не зря ее прозвали "Саблезубой тигрицей". Конечно, Игорь ей нравился. Да и кому из баб не было бы лестно заполучить его хоть на раз? В этот вечер, пока он раскладывал ужин на столе, у Катерины мелькнула шальная мысль - а что если... Вовсе не в пику Оленьке и, конечно, не ради провокации, а просто попользоваться... Как платьем подружки или модным шарфиком...

"А что тут такого? Но... этого гуся на голую сиську не возьмешь... Не голодный солдат. Да и прилепились они друг к дружке... И что он в ней нашел?" - совсем незлобно подумала Катерина.

На такой случай у нее была припасена толика порошочку, добытого у служившей в санчасти фельдшерицы Шурки, подружки по блядкам.

Катерина как бы невзначай предложила Игорю стаканчик пива, куда спроворилась сыпануть зелья. Минут через десять Игоря "повело" и он отключился. Катерина, уложив его в свою коечку, принялась за дело. Понятно, "Рогатый" в это время не дремал. Мимо открытого окошка пробегала сержант Юлька из соседнего кубрика и, конечно, "случайно" заметила подозрительное мелькание Катерины, раздевавшей сонного Игоря. Про коварного Яго Юлька не слыхала, но "открыть" глаза Оленьке посчитала своим долгом, а потому рысью понеслась в центральную операторскую...

Оленька появилась на пороге кубрика в самый ответственный момент - с помощью рук и губ Катерина "восстановила справедливость" и уже готова была оседлать ее...

Как это получилось, Оленька не могла потом объяснить. Вероятно это была вспышка ярости, вызванная инстинктом борьбы за существование, выпрыгнувшая из глубин бытия, генетический импульс ее предков, гордых и своевольных. Нож, которым Игорь резал докторскую колбасу, очутился у нее в руке, и она наотмашь полосонула Катерину поперек оголеной груди, вторым замахом ткнула в грудь Игоря. Катерина не столько от боли, сколько от вида вспоротых своих сисек, из которых хлестанула кровь, завизжала, как поросенок, которого собираются оскопить. Наверное, этот вопль раненой плоти и вид крови отрезвил Оленьку, она с воем отчаяния рухнула на грудь своего любимого.

Хорошо, что любопытная Юлька была свидетельницей драмы, разыгравшейся не без ее участия. Через десять минут тело Игоря с дыркой в правом боку и слабыми признаками жизни, визжащую Катерину в окровавленных остатках одежек и наскоро брошенных на грудь повязках погрузили в дежурную машину и отправили в госпиталь. Рыдающую Оленьку, перепачканную кровью соперницы, заперли в комнате отдыха при караульном помещении.

Весть о чрезвычайном происшествии молнией облетела полигон. Уже через час гарнизонные дамы обсуждали у подъездов домов случившееся, и с каждой минутой это событие обрастало новыми подробностями: младший сержант Игнаткина в порыве ревности, застав своего любовника лейтенанта Игоря во рту соперницы и соседки младшего сержанта Екатерины Проскуриной, отрезала оной сиськи, а ему его мужское достоинство...

Примерно в таком виде происшествие было утром доложено начальнику полигона. Разгневаный генерал ругался самыми страшными русскими и грузинскими ругательствами, и приказал немедленно провести тщательное дознание и до выяснения всех обстоятельств происшествия органы внутренних дел к делу не допускать.

Итак, плачущую Оленьку отвезли на гарнизонную гауптвахту, и за неимением женских камер, поместили в одиночку - карцер под номером 00 - бетонный мешок без окон, парашей в углу и зарешеченной негасимой лампочкой под потолком.

Дознавателям не пришлось придумывать хитроумных ходов, чтобы добраться до истины. К счастью, нож скользнул лейтенанту Игорю меж ребер, и едва зацепив плевру, не задел жизненно важные органы. Поскольку был он в "отключеном" состоянии в момент "нападения", рассказать о том, что произошло после принятия им стакана Катькиного пива не мог. Зато потерпевшая младший сержант Екатерина Проскурина и свидетельница сержант Юлька в подробностях и бесхитростно изложили весь ход событий.

Зашитые и скрепленные скобками катькины сиськи выглядели очень привлекательно - развернулись в разные стороны острыми сосками, они, как маленькие зверушки, как бы вынюхивали очередную добычу.

Оленька ничегего не могла сказать, а только рыдала все время, будучи в полной уверенности, что убила своего ненаглдного Игорька.

Рана у Игоря оказалась не опасной, и на следующий день он свободно передвигался на своих двоих. Узнав во всех подробностях о том, что случилось в его "отсутствие", он долго ругал нехорошими словами Катьку и взял всю вину на себя за происшедшее. Дознавателям он так и заявил - готов пойти хоть на каторгу, но Оленьку не трогайте.

К счастью, генерал, начальник полигона был не самым глупым в армии и, взвесив все "За" и "Против", проконсультировался с папашей "потерпевшего", принял вполне соломоново решение - младшего сержанта Игнаткину из армии уволить, а будет обоюдное желание, расписать с лейтенантом Игорем, оного же перевести в город Днепропетровск для дальнейшего прохождения службы в представительстве заказчика на одном из оборонных заводов. Младшего сержанта Екатерину Проскурину и прапорщика медслужбы Шуру из армии уволить за использование наркотических средств не по назначению. Сержанта Юлю разжаловать в рядовые за участие в создании ситуации, угрожавшей жизни личного состава и снижения боеготовности подразделения.

Этот благородный поступок командира не остался безнаказанным. По доносам "доброжелателей" комиссия минобороны нашла целый ряд, мягко говоря, нерегламентированных действий генерала. Будучи фактическим хозяином обширной территории величиною с пол Бельгии богатой лесом, он отправлял в далекую Грузию вагонами дефицитный строительный лес, а оттуда самолетами на полигон не менее дефицитные цитрусовые, грузинские вина, коньяки и даже боржоми - сущий клад в этой северной стороне. Военторг "реализовывал" все это, чего как бы и не было, по госценам. "Порядок" навели. Генерал уехал в Москву в отставку - командовать союзным ДОСААФ. Детки служивых на полигоне лишились столь необходимых им витаминов, а жители - грузинских напитков.

Эту драматическую историю рассказал мне знакомый майор, когда мы вместе пили пиво у военторговского ларька на "лесобазе", усердно отбиваясь от здешних особо агрессивных комаров. Тестирование изделия закончили. На завтра была назначена вывозка к стартовому столу. Моя миссия закончилась. Не дожидаясь старта, я собрался наутро покинуть зону. Всю ночь меня не покидала мысль - как жуткая человеческая драма в нашем кривом зеркале преломилась, превратившись в трагикомедию. И никто не попытался осмыслить действительных мотивов, двигавших поступками ее участников.

Наутро, отметив командировку в штабе, я уехал пораньше на станцию. Ничто здесь не изменилось за долгие годы - немощеные улицы, лежни, заменяющие тротуары, брошенные у черных изб, кучка пьяных подростков у избы с выцветшей табличкой "Клуб". И только бледнорозовый выгоревший флаг у крыльца поселкового совета, бетонка, ведущая в зону да табличка на станционном домике с надписью: "Здесь в августе 1918 года красногвардейцы под командованием тов. Уборевича остановили продвижение белогвардейских банд генерала Миллера" напоминали, что на дворе конец ХХ века.

2003г. Киев.