Барышева Мария Александровна : другие произведения.

Говорящие с...(эпизод 5)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В работе
  СРЕДСТВО ОТ АНТИПАТИИ
  
   Телефон зазвонил именно в тот момент, когда Эша, прикусив от напряжения нижнюю губу, перебиралась на ветку, казавшуюся наиболее толстой и наименее хрупкой. Она перекинула через нее ногу, на мгновение оторвав одну руку от бугристого ствола, и тут ее полураскрытая сумочка оглушительно исполнила зловещее вступление к орффовской "О fortuna", которой она обозначила ейщаровские звонки. От неожиданности Шталь дернулась, что-то хрустнуло, и она судорожно вцепилась в ствол, на секунду закаменев. Потом, прилипнув к дереву всем телом и сипло ругаясь, нашарила сумочку, вытащила телефон и задушено сказала в него:
   - Вы не могли бы позвонить попозже? Я сейчас немного занята.
   - Надеюсь, вы заняты работой? - осведомилась трубка. - У вас странный голос. И что это там за звуки? Что вы делаете?
   - Сижу на дереве.
   - Высоко? - деловито спросил Олег Георгиевич.
   - Э-э... - Шталь скосила глаза вниз, - вообще-то, наверное, мне стоит залезть повыше. Знаете, сейчас я так и сделаю... но эти тополя, оказывается, такие хрупкие! Но я успела добежать только до тополя. Жаль, вон там, кажется, растет ясень, он выглядит более надежным. С другой стороны, мне повезло, потому что если б я спускалась от стены вон оттуда, то мне пришлось бы залезть на елку, а это еще хуже...
   - Ваше дерево находится посреди собачьей выставки? - поинтересовался Ейщаров с бесконечным терпением в голосе. - Почему стоит такой лай?
   - Собаки взбесились! - взвизгнула Эша. - Думаете, я залезла на дерево, чтобы полюбоваться окрестностями?! Я залезла на него из-за инстинкта самосохранения! Собаки совершенно взбесились!
   - Все?
   - По крайней мере те, которых я вижу! А вижу я их довольно много!.. Вы издеваетесь, Олег Георгиевич?! - запоздало вспылила она. - Либо приедьте и снимите меня отсюда, либо перестаньте со мной говорить!
   - А вы где?
   - Как будто вы не знаете! Вы же...
   - У меня полно дел и кроме Говорящих, - невежливо перебил ее Ейщаров. - Кроме того, постоянная слежка за вами может испортить ваши...
   - Беседы с судьбой?! - в свою очередь перебила его Шталь. - Вы опять про эту чушь?! Позвоните куда-нибудь или пришлите сюда взвод! Между прочим, на соседних деревьях тоже сидят люди! И они так же недовольны, как и я!
   - Я вынужден повторить вопрос.
   - Я в Новгороде! - рявкнула Эша в трубку, почти вплотную прижав ее ко рту. - В Нижнем Новгороде! На набережной, совсем рядом с Чкаловской лестницей! У вас, случайно, нет вертолета?!
   - Насколько помню, я посылал вас в Тихвин, а это в противоположной стороне, - заметила трубка. - Каким образом, направляясь в Тихвин, вы оказались на дереве в Новгороде?
   - Какое сейчас это имеет значение?! Это вышло случайно! Насколько помню я, именно случайностей вы от меня и требуете! К тому же, моя машина плохо себя... она немного сломалась, и я сдала ее в ремонт. Я гуляла по набережной! Я вообще никого не трогала! И тут прибежало двести собак... ладно, пятнадцать. Но это все равно немало! Вы знаете, сколько зубов у пятнадцати собак?!
   - Вас не укусили? - в голосе Ейщарова, наконец-то, послышалась тревога.
   - Нет. Вообще-то, они даже не пытались меня укусить. По-моему, у них прямопротивоположные намерения.
   - Поясните.
   Эша снова посмотрела вниз и встретила внимательно-восторженный взгляд пятнадцати пар блестящих собачьих глаз. Огромный и лохматый, как медведь, ньюфаундленд, колли и крошечный лхасский апсо, встав на задние лапы, отчаянно скребли ствол когтями и жалобно завывали, два пекинеса носились вокруг дерева, подпрыгивая, точно их било током, и заливались негодующим лаем, прочие же, взяв тополь в плотное кольцо, лаяли сидя, и в их голосах было нетерпение, а хвосты бешено стучали по земле. Взгляд Эши задержался на груде шерсти, из которой призывно и едва заметно блестели два глаза, набор великолепных зубов и свисал широченный розовый язык. Кажется, все это называлось бобтейлом, и пока он и ньюфаундленд являлись самыми внушительными из осаждавших, впрочем, для того, чтобы подвигнуть ее залезть на дерево, вполне хватило бы и одного развеселившегося бобтейла без поводка и хозяина. Все без исключения собаки были в ошейниках, за двумя даже волочились означенные поводки, но на другом конце этих поводков не было хозяев, и вообще поблизости не наблюдалось никаких хозяев, которые бежали бы к своим собакам, пытались бы их оттащить или, хотя бы, как-то объяснить происходящее.
   - Да чего тут пояснять?! Они чересчур любвеобильны. Знаете, когда на вас с разбегу налетает одна собака, начинает вас облизывать, прыгать вам на грудь и пытаться радостно повалить на землю, чтобы тщательней поприветствовать, это еще можно стерпеть. Но когда то же самое делает пятнадцать собак, стерпеть это невозможно! Если б я не успела забраться на дерево, меня бы зализали до смерти! Я вся в шерсти и слюнях, у меня исцарапаны ноги, порваны колготки, а мое платье...
   - И много там собак, если не считать вашего дерева? - теперь голос Ейщарова приобрел знакомую заинтересованность, которая привела Шталь в еще большее раздражение.
   - Сейчас раннее утро! - свирепо ответила она. - Поэтому собак много, а кроме меня на деревьях сидят только четверо, возможно позже их было бы больше, но было бы меньше собак, потому что их выгуливают... Интересно, а их разрешено выгуливать в этой части города?
   - Не отвлекайтесь.
   - Штук по десять возле каждого. Вам слышно, как они визжат?
   - Визг не очень похож на собачий.
   - Разумеется. Это визжат женщины, которые сидят на деревьях. Пока вы не позвонили, я делала то же самое. Любопытно, что там, ниже по склону, стоят несколько мужиков и глазеют на нас, и собаки на них совершенно не реагируют...
   - На деревьях сидят только женщины? - вкрадчиво переспросил наниматель.
   - Ну да. Вы бы видели, какие на одной шпильки! Как она умудрилась залезть так высоко и еще... - Эша осеклась. - Вы на что намекаете?! Собакам нравятся только собаки, а никак не люди! Это закон природы! Может, дело в моих духах?.. хотя я была в десятках городов, и на меня нигде не кидались собаки. Думаю, это какая-то новая разновидность бешенства.
   Трубка ненадолго задумалась, потом повелела:
   - Сфотографируйте их.
   - Вы издеваетесь?!
   - А разве похоже?
   - Вообще-то очень! - Шталь громко чихнула в телефон.
   - Будьте здоровы, - заботливо пожелал Ейщаров. - Простудились или аллергия на шерсть?
   - Я залезла на тополиху, - мрачно сообщила Эша. - У меня уже весь нос забит пухом. Тут настоящая пуховая пурга, и если я и дальше буду так чихать, то долго здесь не просижу. Кстати, вам известно, сколько на одном дереве может жить муравьев? Мне, к сожалению, теперь известно.
   - Просто сфотографируйте их - и все! - возле трубки что-то грохнуло, женский голос пронзительно закричал: "Куда?! Куда?!" - снова раздался грохот, Ейщаров раздраженно произнес: "Какого черта?!.." и отключился вместе с несвойственным их беседам звуковым фоном. Эша злобно встряхнула телефон, сук под ней зловеще треснул, и она вновь вцепилась в дерево мертвой хваткой. Бобтейл внизу встал на дыбы, упершись передними лапами в тополиный ствол, и, вожделенно глядя сквозь черно-белые лохмы, басовито сказал:
   - Ух-ух! Ввух!
   Прочие псы немедленно поддержали его неистовым лаем, и Шталь ощутила немедленное желание забраться на самую верхушку тополя. Может, собаки все еще и жаждали ее поприветствовать, но слишком уж много у них было зубов.
   - Кыш! - пискнула она. - Фу! Пошли отсюда! Сидеть! Лежать! Домой!
   Собаки внимательно выслушали ее, склонив головы набок, после чего впали в еще большее неистовство. Девушка в спортивном костюме, ухитрившаяся вскарабкаться на облюбованный Эшей ясень, тоже отчаянно упражнялась в командах, и Шталь, пытаясь сфотографировать как можно больше собак одновременно, прислушалась, потом прокричала:
   - Вы, кажется, разбираетесь в собаках?! Что с ними такое?!
   - Не знаю! - ответила та плачущим голосом. - Не разбираюсь я уже в собаках! Потому что вот это - моя собака! - она указала на английского кокер-спаниеля, который вместе с сородичами бесновался у подножия ее дерева. С тополя неподалеку от Эши закричали:
   - У вас телефон?! Вызовите милицию! В МЧС позвоните! В ветслужбу!
   - Да, да... - пробормотала Эша, отправляя фотографии. В этот момент трое из псов, пытающихся взять штурмом шталевский тополь, вдруг сорвались с места и резво понеслись в сторону лестницы. От других групп тоже откололись несколько собак и устремились следом. Эша повернула голову и увидела одинокую женскую фигуру, идущую вдоль набережной. Увидев несущихся на нее псов, фигура на какое-то время застыла, потом оглянулась и, убедившись, что является конечной точкой перемещения веселой стаи, пустилась наутек, проломилась сквозь живую изгородь и вскорости уже стремительно взбиралась на какое-то развесистое дерево, которое Эша с такого расстояния не смогла опознать.
   - Почему женщины?.. - недоуменно пробормотала она. Посмотрела на троих мужичков, которые прочно заняли наблюдательный пункт возле фонарного столба, и почти сразу же в поле ее зрения попало еще одно действующее лицо, вернее, действующая морда. Действующая морда была здоровенной дворнягой, в родословной которой присутствовало по меньшей мере шесть известных Эше пород. Дворняга деловито рысила по дорожке, опустив нос к асфальту и безмятежно помахивая хвостом. Неподалеку от обитаемых тополей она остановилась, задумчиво обозрела происходящее и двинулась дальше с совершенно равнодушным видом.
   - Странно, - сообщила самой себе Шталь. - То есть, дворняг я не интересую?
   Она снова внимательно посмотрела вниз, и оттуда на нее тоже предельно внимательно посмотрели.
   - С-с-собаки! - сказала Шталь.
  
  * * *
   - Какого черта?!.. - раздраженно произнес Ейщаров, когда дверь его кабинета с грохотом распахнулась, и внутрь ввалились сначала Михаил, проворно оглядевшийся по сторонам и сразу же ринувшийся в самый дальний угол, а следом за ним - Сева, грозно размахивавший бронзовой фигуркой журавля в здоровой руке. Последней прибыла секретарша и остановилась на пороге, грозно скрестив руки на груди.
   - Я им сказала, что вы заняты! - проинформировала она Олега Георгиевича. - Это все, что я успела сделать.
   - А-а!.. - раскрасневшийся Сева отыскал глазами шофера, и бронзовый журавль, схваченный за шею, взмыл в воздух на замахе. - Я проломлю тебе голову!
   - Я сказал правду! - рявкнул Михаил, опасливо наблюдая за движением журавля. Сева, состроив злобную гримасу, с неожиданным проворством кинулся вперед, и Михаил поспешно устремился в другой угол, по пути чуть не своротив книжный шкаф.
   - Между прочим, - заметил Ейщаров, развернувшись в кресле, встав и проворно ухватив за плечи проносившегося мимо Севу, - я здесь работаю. Я понимаю - вы, конечно, этого не знали, в кабинетах ведь, обычно, смотрят футбол или вяжут носки, но вот такая вот неожиданность - я здесь работаю.
   - Пусть возьмет свои слова обратно! - пропыхтел Сева, пытаясь вырваться, но Ейщаров держал крепко. - Я знаю, что я здесь на птичьих правах, но я не позволю какому-то злобному карлику...
   - У меня рост метр девяносто! - обиделся Михаил из-за прикрытия шкафа.
   - Мне нужно что-нибудь делать? - невозмутимо поинтересовалась секретарша.
   - Нет, все в порядке, Нина Владимировна, - Олег Георгиевич усадил Севу в кресло и успокаивающе похлопал его по плечу.
   - Еще не в порядке, - секретарша подошла к тяжело дышащему Севе и отняла у него статуэтку. - А вот теперь - да, - она погрозила ему журавлем. - Севочка, золотце, если уж тебе приспичило проломить кому-нибудь голову, так сделай одолжение - используй свои вещи! Это мой журавль, и он мне нравится! Вы будете еще бегать или, может, принести вам кофе?
   - Принесите мне, пожалуйста, щит и парализатор, - попросил Михаил. Нина Владимировна снисходительно покачала головой и удалилась, унося спасенного журавля. Сева тотчас же попытался выскочить из кресла, но Олег Георгиевич поймал его и водворил обратно.
   - Сева, - он наклонился, упершись ладонями в кресельные подлокотники, - ты ведь занимаешься аналитической работой, и в твои обязанности не входит беготня за Михаилом Леонидовичем с тяжелыми предметами. А сейчас рабочий день. Так что займись этим в свободное время.
   - Хорошо, - свирепо ответил Сева, - я проломлю ему голову после работы! Знаешь, что он мне сказал?!..
   - Он пьян, - пояснил Олег Георгиевич, выпрямляясь.
   - Да? - удивился Михаил. - Да я... - Ейщаров повернулся и коротко глянул на него, - то есть, да, конечно. Сегодня же четверг. А в четверг я всегда с семи...
   - Сегодня среда, - проскрежетал Сева, рыская вокруг глазами в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. - И он не пьян!
   - Точно! Ты меня подловил! - шофер удрученно покачал головой. - По средам же я, обычно, накуриваюсь. Вот почему у меня такая плохая память.
   - В любом случае, что бы он тебе не сказал, а я догадываюсь, в чей адрес были его высказывания, не бери в голову, - Ейщаров, подметив взгляд Севы, отодвинул подальше тяжелую пепельницу. - Михаил Леонидович сейчас очень много работает, у него большие психологические нагрузки...
   - Это заметно, - дерзко сказал Сева.
   - Так что Михаил Леонидович сейчас извинится...
   - Ничего подобного!.. - встрял шофер. - Впрочем, да, конечно, я извиняюсь. А теперь мне можно пойти и добить свой косяк?
   - ... и мы все вернемся к нашим делам, - спокойно закончил Ейщаров, за спиной показав Михаилу кулак. - Инна, ведь, послезавтра приезжает?
   - Да, - Сева просветлел лицом. - Она... спасибо! Ладно, я... пока пойду.
   Он выбрался из кресла, метнул в Михаила еще один свирепый взгляд и вышел из кабинета. Ейщаров, закуривая и глядя на закрывшуюся за Севой дверь, негромко произнес:
   - Ты идиот.
   - Нет, ну а что мне было делать?! - возмутился Михаил, покидая свое укрытие. - Не мог же я драться с инвалидом?! Поэтому я решил, что лучше будет убежать.
   - Ты прекрасно понимаешь, что речь не об этом! - Олег Георгиевич обернулся. - Сева здесь всего неделю, он еще даже не начал приживаться. Что ты вытворяешь?!
   - Я просто хотел поставить все на свои места. Я не могу слушать, как он постоянно...
   - Так затыкай уши! - Ейщаров обошел стол и вновь опустился в свое кресло. - Случайности потому и называются случайностями, что они случайны. Вся ее жизнь - одна большая случайность. Контролировать случайность невозможно. Она в любой момент может оказаться здесь. Да даже если она просто позвонит ему и обнаружит столь резкое изменение в их отношениях... Ты не заметил, сколь серьезно она была тогда настроена? Ты хочешь все испортить?! Много ты ему рассказал?
   - Я даже не успел толком начать! - Михаил сунул руки в карманы и принял оскорбленный вид. - Такой нервный ребенок! И совершенно невоспитанный! А ты ему потакаешь! Конечно, я понимаю, что у него непростая жизнь, но не понимаю, почему по этой причине теперь непростая жизнь должна быть и у меня? Если б он меня этой штукой...
   - Иди отсюда! - перебил его Олег Георгиевич и уткнулся в бумаги. Шофер пожал плечами и покинул кабинет, демонстративно хлопнув дверью. Ейщаров, не поднимая головы, насмешливо вздернул бровь, потом потянулся к запиликавшему телефону, и в тот же момент Михаил снова открыл дверь и притворил ее за собой - на этот раз очень аккуратно. Теперь его лицо хранило выражение привычной простоватой безмятежности.
   - Ты вернулся, - отметил Ейщаров, нажимая на клавиши. - Что на этот раз?
   - Мне было одиноко.
   - И что? Ты хочешь, чтобы я тебя обнял?
   - Ну не настолько одиноко, конечно, - Михаил фыркнул и плюхнулся в кресло напротив, но тотчас же вскочил с болезненно-возмущенным воплем и принялся растирать правую ягодицу.
   - Обязательно так кричать? - поинтересовался Олег Георгиевич, глядя на экран монитора. - Человек твоих габаритов мог бы просто сказать "ай!"
   Михаил последовал совету, приклеив к "ай" неприличную приставку, развернувшись, прощупал сиденье кресла ладонями, осторожно сел, снова вскочил, на этот раз растирая обе ягодицы, и произнес десять неприличных слов подряд так громко, что весело прыгавшие по подоконнику воробьи разом снялись и упорхнули прочь. В дверь легко постучали, и заглянула секретарша.
   - Олег Георгиевич, вы меня извините, ладно я, мне не привыкать, но Танечка из интеллигентной семьи, и слушать такие выражения...
   - Простите, я нечаянно, - свирепо сказал Михаил. - Господи, выразиться нельзя, сразу прибегают с претензиями! Вот если б я был здесь главный...
   - К счастью для окружающих, это не так, - сообщила Нина Владимировна и закрыла дверь. Михаил воздел руки к потолку и начал было страстную речь на тему полного отсутствия рабочей дисциплины, но, заметив, что Ейщаров его не слушает, вспомнил о причине своего возмущения.
   - Что случилось с моим любимым креслом? Я словно на гвозди сел! Я ведь сидел в нем час назад и ничего... - он застыл с приоткрытым ртом, потом обернулся на закрытую дверь. - Вот паршивец, а!
   - Я рад, что ты не утратил своей догадливости, - съехидничал Ейщаров. - Миш, ты пришел сюда по делу?
   - Не понимаю, чего ты так спокоен?! Он испортил одно из твоих лучших кресел, а ты...
   - Кресло в полном порядке и все так же комфортно - для всех, за исключением тебя. Теперь оно не хочет, чтоб ты в нем сидел. Ты ему не нравишься, - Ейщаров отложил бумаги. - Советую тебе поскорей помириться с Севой, потому что в офисе довольно много мебели.
   Михаил попытался было пнуть кресло, но в последний момент сдержался и только угрюмо пробурчал:
   - Такова-то благодарность человеку, который не так давно голыми руками перерыл десяток мусорных баков исключительно из уважения к тебе!
   - Сказано красиво и очень проникновенно, жаль, что это неправда, - Олег Георгиевич поманил его. - Подойди и скажи мне, что ты видишь?
   Михаил обошел стол, по пути стянув из пачки сигарету, и, остановившись рядом с креслом, взглянул на экран монитора, потом подозрительно покосился на Ейщарова.
   - Это вопрос с подвохом?
   - Пока нет.
   - В таком случае, я вижу собак. Много собак. Упитанные, ухоженные, явно домашние. Все породистые. Чего это они все под деревом столпились - кошку загнали, что ли?
   - Оцени ракурс. Ты где-нибудь видел кошку с фотоаппаратом?
   - А, ну да, - Михаил почесал затылок. - Значит, на дерево загнали Шталь, угадал? Это имеет отношение к делу?
   - На деревья загнали пятерых женщин. Как можно объяснить внезапное проявление любвеобильности у множества домашних разнопородных псов к совершенно посторонним женщинам?
   - Ну, если те долго подкармливали их тайком от хозяев...
   - Шталь в городе лишь несколько часов, она не очень любит собак и уж точно не разгуливает с котлетами в карманах...
   - Я понял твою мысль, - рука Михаила принялась за затылок с удвоенным усердием. - Может, ферамоны? Может, ей в духи чего-то плеснули? Объяснений может быть... Ты не можешь точно знать, что это наш случай! До сих пор мы не имели дела ни с кем, кто был бы способен общаться с живыми существами. О них даже слухов нет. Не думаю, что они вообще существуют.
   - Живые существа - значительная составляющая мира, - Ейщаров перещелкнул несколько фотографий. - И то, что мы никого не нашли, еще не значит, что их нет. Возможно, они слишком хорошо прячутся и знают больше остальных. У Говорящих очень остро развиты инстинкты, они опасаются друг друга, даже ничего друг о друге не зная, они видят друг в друге потенциальных врагов, и, возможно, мы теперь знаем, почему. Это началось еще до того, как они начали заражать вещи, до того, как появилось второе поколение.
   - Такая путаница из-за него, кстати, - сердито заметил Михаил, опуская руку и с интересом разглядывая фотографии. - Счастье, что их мало. При проверке их не выявишь, и вся надежда либо на их собственные проколы, либо на твою Шталь, которая с каждым своим делом становится все более разносторонней. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь... Кстати, чертовски красивый вид открывается с ее дерева. Это Чкаловская лестница? А она действительно считалась одним из самых дорогостоящих проектов СССР?
   - Мои познания в истории не столь глубоки, - Олег Георгиевич задумчиво побарабанил пальцами по столу. - Живое существо или, все-таки, вещь?
   - Это не наш случай, Олег, - мягко сказал Михаил, сминая в пальцах незажженную сигарету. - Конечно, можно проверить город. Правда, если там кто-то из... зараженных сам по себе, то толку не будет. Но скорее всего, там вообще никого нет. Это просто веселые собаки. Кстати, ты ведь знаешь, что собак очень привлекает, когда у женщины эти... ну, ты понял.
   - Если дело в собаках. Посмотри сюда, - Ейщаров показал на набережную, и Михаил, прищурившись, наклонился ниже.
   - Далеко и очень плохое качество. Дай-ка... - он защелкал клавишами, потом разочарованно пожал плечами. - Ну, это просто дворняга. Почему Шталь поставила такое разрешение...
   - Как выглядит эта дворняга?
   - Жутковато.
   - А кроме этого? - Олег Георгиевич немного подождал, но, не получив ответа, продолжил: - Она выглядит равнодушной. Смотри, здесь, совсем близко на тополе сидит еще одна женщина...
   - Ничего так себе...
   - А дворняга бежит мимо. Почему?
   - Возможно, потому, что то кобели, а она сука. Возможно, потому, что у нее насморк. Олег, откуда я знаю?! - Михаил сердито выпрямился. - Ты всегда цепляешься за такие мелочи!.. хотя вынужден признать, что это часто срабатывает.
   - Пусть проверят город по границе, - Олег Георгиевич откинулся на спинку кресла, барабаня пальцами по подлокотникам. - Внутрь не соваться.
   - Людей еще слишком мало. А держать реки вообще нереально. Конечно, мы сделаем все, что в наших силах, но проще всего было бы... хм-м... здоровым составом вести ее вплотную...
   - И все испортить. Слишком хрупки еще эти связи. Кто-то кого-то задержит, не перейдет дорогу в нужный момент, не толкнет случайно кого-то, кто после этого посмотрит не в ту сторону и не встретит того, кого должен был... я объяснял тебе это много раз. Разумеется, я предпочел бы твой вариант... так и будет в крайнем случае. В прошлый раз наша красавица могла бы свернуть себе шею, и мне прекрасно известно, что это не лечится.
   - Глупо было ехать самому.
   - Глупо было бы отпускать тебя одного, потому что ты слишком нервный. Другой такой у нас не будет. Скольких мы нашли с самого начала и во что нам это обошлось? И скольких она нашла за два месяца и совершенно безболезненно?
   - Но направлял-то ее ты!
   - Не думаю, что дело в собаках, - завершил дискуссию Ейщаров, вновь принявшись разглядывать фотографии.
   - Ты делаешь вывод из одной равнодушной, плохо сфотографированной дворняги? С такого расстояния...
   - Где другие дворняги? В любом городе их полно, но здесь их не видно, только породистые псы с ошейниками. Домашние собаки имеют контакт с вещами, которые дворнягам недоступны.
   - Многие держат и дворняг.
   - Займись городом, - Ейщаров взял телефон, - и помирись с мальчишкой. Наври ему, делай, что хочешь, но помирись. У меня нет желания носить тебе мандарины в больницу.
   - Я не люблю мандарины! - буркнул Михаил, сунул в рот сигарету и наклонился к серебряному дракончику-зажигалке. Из раскрытой пасти беззвучно и мощно плеснуло пламенем, и он с воплем отскочил, судорожно ощупывая лицо, потом вытащил изо рта наполовину сгоревшую сигарету, зло раздавил ее в пепельнице и заорал на весь кабинет:
   - Нина Владимировна!!! Вы совсем уже, что ли?!!
   - Что-то утро у тебя сегодня не заладилось, - с легкой смешинкой произнес Олег Георгиевич, пододвигая к себе дракончика. - Хорошо, что она общается с источниками огня, а не с самим огнем, потому что страховка...
   - Я тебе говорил про дисциплину! - Михаил попятился к двери, грозно тыча в сторону Ейщарова указательным пальцем. - Ты никогда меня не слушаешь! Ничего, сейчас я ей устрою!.. А ты, - он повернулся, приоткрыл дверь, но тут же обернулся и еще раз угрожающе ткнул пальцем, - ты окружил себя монстрами!
   - Поскольку ты неотъемлемая часть моего окружения, я делаю вывод, что ты начал восхвалять себя вслух.
   - У меня была хорошая работа на механическом, - Михаил еще раз ощупал свое лицо. - Правда, не платили ни фига, а так - хорошая. Во всяком случае, на меня не нападали кресла и зажигалки, и я ежедневно не общался с таким количеством сумасшедших.
   - Зато теперь у тебя много денег.
   - Нечестно использовать такие аргументы, - укоризненно сказал шофер и хлопнул за собой дверью. Из приемной тотчас раздался женский хохот, что-то упало, и громкий голос Михаила принялся что-то возмущенно говорить. Ейщаров фыркнул, наклонился с сигаретой к дракончику и погрузил ее кончик в мирно выросший из пасти тонкий, безобидный лепесток пламени.
  
  * * *
   Когда телефон зазвонил вновь, Шталь мрачно наблюдала, как пожилая женщина с усилием отволакивает от дерева отчаянно упирающегося апсо. Пес протестующе визжал, брыкался и вырывался и, в конце концов, был взят под мышку и унесен прочь. Только после этого Эша ответила на вызов, постаравшись сделать голос предельно злобным.
   - Ну, как там у вас дела? - осведомился наниматель.
   - Прелестно! Я обожаю встречать рассвет, сидя на дереве, вся в пуху и муравьях!
   - Значит, собак еще не увели?
   - От моего дерева только двоих - колли и еще что-то, мне неизвестное. От других деревьев тоже нескольких - в общем, хозяева постепенно подтягиваются.
   - Они удивлены?
   - Большинство скорее возмущены. Они говорят, что их собаки никогда так себя не вели, и считают, что это мы все устроили! Конечно, можно подумать, у меня сумка набита сырой говядиной, или я размахивала перед их псами парой кошек, или...
   - Дворняга с набережной к вам так и не подошла?
   - А-а, - оживилась Эша, - вы тоже заметили? Знаете, если это не бешенство, то в собачий корм при производстве могли добавить...
   - Эша, вы не против, если я задам вам интимный вопрос?
   - Наконец-то!
   - У вас сейчас месячные?
   Шталь так удивилась, что чуть не свалилась с дерева.
   - Вы обалдели?!.. то есть... Это не ваше дело!
   - Если ответ отрицательный, то это теперь ваше дело.
   - Да даже когда... вы что, думаете, я совсем не... и за мной собаки стадами... вы за кого меня вообще принимаете?!
   - Это значит да?
   - Это значит нет! - рявкнула Шталь в трубку. - Вы не имеете права задавать мне такие вопросы!..- она осеклась, потом произнесла очень мягким тоном, каким говорят с душевнобольными. - Олег Георгиевич, это собаки.
   - Я поражен вашей наблюдательностью.
   - Не табуретки. Не цветочные горшки. Не швейные машинки. Это собаки. У нас не было уговора насчет собак. У нас был уговор насчет вещей. И я...
   - Ошейники есть на всех?
   - На всех, которых мне видно. Ой, Олег Георгиевич, ну это уж слишком! Говорящий с ошейниками?! Кому это надо?!
   - Говорящие не выбирают свои способности, во всяком случае, сознательно. Какие это собаки?
   - Всякие. Откуда я знаю, я же не кинолог! Ну вот разве что пекинесы, водолаз, болонка, а вот то большое и волосатое...
   - Вот именно, - отозвалась трубка так похвально, будто Эша только что сказала нечто чрезвычайно умное.
   - На что вы намекаете?
   - Вы знаете, как выглядят доберманы, ротвейлеры, стаффордширы, бассеты... короче, всякие гладкошерстные собаки?
   - По-вашему, я совсем идиотка?! - вскипела Шталь, на мгновение даже забыв о собаках. - Разумеется, знаю! Здесь таких нет, и... - она огляделась, - вообще-то, здесь действительно нет ни одной гладкошерстной собаки. Интересно, почему?
   - Вот и выясните.
   - Олег Георгиевич, - осторожно начала Эша, - можно теперь я задам вам интимный вопрос?
   - Попробуйте.
   - Вы под кайфом?
   - Идите работайте! - весело велела трубка и затихла.
   - Георгич окончательно сошел с ума! - громко сказала Эша в телефон, убедившись, что он отключен. - Говорящий с ошейниками! А почему не с мешками для пылесосов?! Во всяком случае, было бы больше пользы... Женщина, женщина! - завопила она подбегающей пухлой особе в спортивном костюме, держась одной рукой за ствол и свешиваясь вниз. - Вы пришли за этим лохматым чудовищем?!
   Эша указала на бобтейла, и тот тотчас же радостно запрыгал вокруг тополя, наступая на болезненно взвизгивающую более мелкую собачью братию. Особа посмотрела на Шталь так, словно та нанесла ей смертельное оскорбление.
   - Еще не хватало! Бадик, Бадик! - она наклонилась и выхватила из-под лапы бобтейла крошечного, взъерошенного пекинеса. - Ты зачем убежал?! Ты что ж это?! А если б я тебя не нашла?! Плохой мальчик! Что это такое?! - хозяйка звонко чмокнула выдирающегося пекинеса в мокрый нос. - Ах, ты, лапуля моя! Ах, ты, моя козяка-бузяка!
   - Георгич, пожалуй, еще ничего, - задумчиво сказала Шталь.
  
  * * *
   К тому моменту, как подоспевшие перепугано-возмущенные хозяева разобрали своих питомцев и последним отволокли упиравшегося бобтейла, оставившего за собой на влажной земле глубокие рытвины, Эша успела сделать множество фотографий окрестного пейзажа, сосчитать всех круживших поблизости над Волгой мартынов и поругаться по телефону с сестрой. Соседние деревья уже опустели, зрители-мужички ушли по своим делам, и только один человек курил неподалеку, глядя на реку. Убедившись, что бобтейл уже находится достаточно далеко, Эша решила, что можно слезть. Но едва она ступила на ближайшую нижнюю ветку, как та зловеще треснула, и Шталь отдернула ногу, мгновенно вцепившись в бугристый ствол всеми конечностями.
   "Вот глупость!" - зло подумала Эша, глазами измеряя расстояние до земли. Прыгать было слишком высоко, прочие нижние ветки тоже выглядели достаточно хрупко, и теперь ей было непонятно, как она вообще ухитрилась сюда забраться.
   - Мужчина, мужчина! - умоляюще закричала Эша. - Подойдите сюда!
   Куривший человек зачем-то вскинул глаза к небу, точно ожидал увидеть кричавшего на облаках, огляделся, и на Шталь, сидевшую на тополе, посмотрел в самую последнюю очередь. Выбросил сигарету, еще раз огляделся и нерешительно подошел к дереву. Задрал голову, и к Эше обратилось одно из самых грустных лиц в мире.
   - Кто, я? - спросил он. Голос у него оказался тоже очень грустным, и Эше отчего-то стало неловко.
   - Вы не могли бы мне помочь спуститься?
   - А как вы туда залезли? - человек погрустнел еще больше и почему-то посмотрел на свои ладони.
   - У меня было помрачение сознания. Я боюсь собак в таком количестве.
   - А... хм-м, - он огляделся. - А может вы попробуете сами?
   Неловкость у Шталь мгновенно прошла, уступив место презрительному возмущению.
   - Замечательно! Правду говорят, что все мужики перевелись! Спасибо, что хоть подошли!
   - Вы не обижайтесь, - искательно сказали снизу. - Я бы конечно... просто... я только сделаю хуже. Я... понимаете... я бы обязательно... но я... все роняю... и вообще... Будет лучше, если вы слезете сами. Или подождите, я кого-нибудь найду...
   - Не надо, просто, хотя бы подстрахуйте меня. По крайней мере, упаду на вас, вы не выглядите слишком костлявым.
   - Хорошо, - он послушно кивнул и изготовился, смешно растопырив руки так, словно собирался принять в свои объятия по меньшей мере слона. Переступил немного в сторону, чтобы занять позицию поустойчивей, споткнулся и чуть не упал, взмахнул рукой, задев запястьем ствол тополя, охнул, что-то пробормотал и снова растопырил руки. Теперь Эше стало откровенно страшно. Повернувшись, она осторожно начала сползать вниз по стволу до тех пор, пока не нащупала ногой очередную, относительно надежную ветку, но надежная ветка тотчас предательски хрустнула, и нога провалилась в пустоту. В тот же момент руки соскользнули, и Шталь с визгом полетела вниз спиной вперед, с треском проламываясь сквозь ветки. На мгновение ее падение было остановлено невидимыми руками, но руки тотчас исчезли, кто-то чертыхнулся, и Эша упала окончательно - частично - на влажную землю и частично - на чью-то грудь и голову. Обломившийся сук с шумом накрыл всю сцену падения, и следом, красиво кружась, посыпались тополиные листья.
   - Извините, - задушено сказали где-то у Эши под поясницей. - Охх! Но разве я не предупреждал? Ничего не сломали?
   - Себе или вам? - Шталь, кряхтя, приподнялась и с негодованием отбросила прочь сук, удрученно обозрела огромную дыру на колготках, после чего вскочила и поспешно начала стряхивать с себя муравьев. Усыпанный листьями неудачливый спаситель сел, растирая грудь и воровато озираясь, словно выискивал лучшее направление для стремительного бегства. Вблизи он оказался совсем молодым человеком, не старше двадцати пяти, довольно мощного телосложения, но с такой щенячьей грустью и беззащитностью в глазах, что они практически сводили всю мощь телосложения на нет - печальный великан, на которого может безнаказанно наорать любой лилипут, и Эше вновь отчего-то стало неловко. Она проверила, не разбился ли при падении телефон, потом огляделась и начала стягивать испорченные колготки.
   - Что вы делаете?! - всполошился человек, попытался встать, но, поскользнувшись, тут же шлепнулся обратно и тоже огляделся. - Вы... Зачем?
   - Снимаю колготки - они порвались, - любезно пояснила Эша. - А вы что подумали?
   - Ничего, - быстро сказал тот, глядя как Эша запихивает колготки в сумочку. - Просто это... было слишком неожиданно.
   - Мужчины обычно иначе реагируют, когда я при них снимаю колготки.
   Сидящий сердито сказал, что у него не то воспитание. Шталь возразила, что воспитание здесь не при чем, после чего парень наконец-то поднялся на ноги, отряхивая одежду, и Эша изумленно воззрилась на него снизу вверх.
   - Поверить не могу, что вы меня уронили! Ладно, теперь можете угостить меня кофе и чем-нибудь съедобным.
   - А если я не хочу? - осторожно спросил он.
   - Вы меня уронили! - угрожающе напомнила Эша. - И теперь собираетесь сбежать?! А если б я сломала себе шею? Что - вы бы тогда забросали меня листьями и продолжили любоваться речными видами?! Девушка свалилась вам на голову, сняла при вас колготки, и вы считаете, что теперь можете просто развернуться и уйти?!
   - О Господи, да я просто гулял! - зачем-то сказал человек жалобно. - Я люблю гулять здесь по утрам, я хожу по набережной до самого моста, а потом через съезд на Малую Покровскую, а потом через площадь на...
   - Это не ответ. Как вас зовут?
   - А вам зачем знать? - теперь жалобность сменилась подозрением.
   - А вы что - в розыске?
   - Ну, Глеб, - парень глянул на прохожих, точно раздумывая - не позвать ли на помощь. - Знаете, девушка, мне правда сейчас не до вас...
   - А ее как зовут?
   Он быстро повернул голову и широко раскрыл глаза. На мгновение Эше показалось, что Глеб действительно сейчас пустится наутек.
   - Просто я много раз видела людей с таким выражением лица. По счастью, сама с ним никогда не ходила. Совершенно точно, что она есть, и совершенно точно, что ее нет у вас. На всякий случай, извините.
   Глеб с минуту молча смотрел на нее, и Эше казалось, что с каждой секундой он становится все выше. Потом хмуро сообщил:
   - Я всегда завтракаю в одной кафешке на Большой Покровской. Это... хм-м, далековато, но... Я к ней привык и... Ну, меня там все знают.
   - Несомненно, - скромно ответила Шталь, вытрясая муравьев из волос.
  
  * * *
   Глеб заговорился с каким-то знакомым возле стойки, и Эша сидела одна под похлопывающим на ветру синим барным зонтиком и поглядывала на спутника, следя, чтобы разговор не превратился в тактический маневр отступления. Левой рукой она болтала ложечкой в кофейной чашке, правой рисовала на салфетке закорючки и размышляла, с чего она вообще вцепилась в Глеба? Грустные влюбленные были не в ее вкусе, чувства вины не присутствовало никакого, значит, вывод только один - Глеб был подозреваемым - интуитивно потенциальным подозреваемым в потенциальном деле, потому что на набережной остался именно он и именно его она и подозвала, а не кого-нибудь еще. Если использовать ейщаровскую теорию, то Глеба уже можно было либо заковывать в наручники, либо объявлять Говорящим, либо не сомневаться, что он приведет ее к Говорящему. С точки зрения судьбы как-то слишком уж просто. С другой стороны, в последнее время так все и случалось. Глеб пока выглядел милым парнем, но последний милый парень, с которым Эша познакомилась тоже совершенно случайно, оказался похитителем инвалидов. Правда, она знакомилась с людьми и в других городах, везде было море случайностей, которые ни к чему не приводили, и все обретало определенность лишь тогда, когда Ейщаров по телефону говорил: "Ну-ка, ну-ка". Разве не он выбирал эти случайности? При чем же тогда тут судьба? Хотя и Ейщаров уже несколько раз ошибался. В любом случае, если дело так дальше пойдет, ей уже скоро страшно будет знакомиться с людьми. Ладно, остается надеяться, что никакого дела нет, и Глеб окажется просто Глебом, ибо и в роли Говорящего, и в роли преступного элемента он будет ужасен - благодаря не только своим размерам, но и своей редкостной неуклюжести.
   Из сумочки напомнил о себе телефон, Эша вытащила его и, взглянув на дисплей, вздернула брови, потом ответила, стараясь, чтобы голос звучал предельно равнодушно.
   - Ну как, он уже выдал тебе костюм и рассказал, как правильно готовить ему кофе, или ты с утра до ночи формируешь характер скамеечкам для ног?
   - Все еще злишься? - со смешком спросил Сева. - Эша, я думал, ты порадуешься, что у меня все хорошо. Скоро приедет Инна, и мы...
   - Можешь поцеловать ее от меня. Учти, я всегда целую женщин в щечку, так что не жульничай. Чего тебе надо? Тебя снова посадили на цепь? Знаешь, я уже несколько дней никого не слышала, кроме своего хризолита, но от него, как обычно, никакого толку. Как, впрочем, и от тебя.
   - Ты хорошо знаешь Михаила Леонидовича? - терпеливо осведомились в трубке.
   - Никогда о нем не слышала. Кто это такой?
   - Ну, шофер Олега Георгича.
   - Фу, ты смутил меня отчеством. Мишу, что ли? Нет, я его практически не знаю. Почему ты спрашиваешь?
   - Он никогда не казался тебе странным?
   - Да я с ним общалась всего ничего... А что? Ты подсмотрел, как он примеряет кружевное белье?
   - Тьфу, да нет... ну... В общем, я понял. Чем занимаешься?
   - Завтракаю с одним парнем.
   - Вижу, времени ты зря не теряешь! - Сева одобрительно хихикнул.
   - Это не то, что ты подумал, просто я упала на него с дерева.
   - У тебя странный способ ведения расследований, - заметил Сева. - Ты там сидела в засаде? Хотел бы я на это посмотреть...
   - Севочка, а разве у тебя сейчас нет никаких дел? Мне казалось, у тебя сейчас период адаптации. Кстати, не встретил там никого из своих коллег? - Эша начала рисовать закорючки с удвоенной силой.
   - Если не считать чокнутую Юлю, я видел семерых, хотя, думаю, их здесь гораздо больше. Я имею в виду настоящих, таких, как я, - чуть горделиво уточнил он, - а не тех, кто... как ты говоришь, второе поколение.
   Эша уронила ручку и полезла за ней под стол.
   - Семерых?! С тобой я нашла только двоих, кто еще пятеро?! С кем они говорят?
   - Ага, видишь, не зря я согласился уехать! - торжествующе заключил Сева. - Теперь у тебя есть личный шпион! Ну, я пока не выяснил насчет остальных, но один мужик, Марат, он по части зеркал, а Нина Владимировна, ейщаровская секретарша говорит с источниками огня.
   - Ничего себе! - вылезая, Эша чуть не опрокинула столик. - Хорошо, что я разговаривала с ней вежливо. Ну, а еще что? Что ты мне не договариваешь, Сева?! У тебя еще в Аркудинске была такая загадочная физиономия...
   - Лучше тебе пока об этом не знать, - заявил Сева. - Так спокойней.
   - На кой черт мне шпион, который заботится не о моей информированности, а о моем душевном благополучии?!
   - Какое у тебя сейчас дело?
   - Никакого! - буркнула Эша раздраженно. - Кстати, ты не знаешь, чем отличаются длинношерстные собаки от гладкошерстных?
   - Ну, количеством шерсти, я полагаю, - глубокомысленно сообщил Сева.
   - Ну конечно же! Хорошо, что ты позвонил!..
   - Они сильнее пачкаются, их надо чаще мыть, - продолжил он. - Им нужны специальные ошейники, я читал в Интернете... Ну и, само собой, их надо постоянно...
   - Специальные ошейники? Разве они не все одинаковые? - удивилась Эша.
   - Обычно ошейники плоские, но бывают и круглые - благодаря таким длинная шерсть на шее не вытирается, особенно у таких пород, как, например шпицы или чау...
   - То есть, гладкошерстным псам такие ошейники не покупают?
   - Ну, я не уверен, но, наверное, в этом нет смысла.
   - А вот теперь действительно спасибо. Все-таки, надеюсь, что Георгич ошибается. Никакой нет пользы от Говорящего с ошейниками.
   - Я мог бы говорить и с кукольной мебелью, от этого ведь тоже нет никакой пользы. Ошейники могут быть частью чего-то. Всех ремней, всех длинных и гибких предметов, всей привязи...
   - Еще раз спасибо, теперь ты меня совершенно запутал. Как можно, поговорив с собачьей привязью, заставить собаку меня полюбить?
   Сева ехидно сказал, что для такой процедуры понадобился бы целый полк Говорящих с ошейниками, Эша обиделась и отключила его, потом улыбнулась опустившемуся на стул Глебу. Тот тоже улыбнулся - осторожно, улыбкой примерного заключенного, положил один локоть на столешницу, а другой - в тарелку с салатом, ахнул, стряхнул тарелку с локтя и схватился за салфетку, зацепив запястьем пепельницу, которая поехала в сторону и встретилась с кофейной чашкой Шталь.
   - Не понимаю, как ты до сих пор жив? - искренне изумилась Эша, ловя чашку свободной рукой. - С такой грациозностью тебе лучше завтракать дома, хотя, с другой стороны, если ты живешь один, некому будет тебя спасти.
   - Ага, поэтому я никогда не беру здесь горячий кофе, - Глеб кисло улыбнулся, счищая с рукава майонез и креветок, потом кивнул на телефон. - Кто-то звонил?
   - Нет, я просто люблю иногда держать телефон около уха. Это меня успокаивает.
   - Я понял, ты напросилась на завтрак, чтобы надо мной поиздеваться, - он кивнул и поджал губы. - Это месть...
   - Это любопытство. Мне стало интересно, у тебя всегда была эта... - Глеб снова кивнул - на этот раз разрешающе, - неуклюжесть, или просто однажды тебе стало очень грустно, или машина...
   - Это не психическое, - сердито сказал он. - И не из-за травмы. Это с рождения и... С какой стати мне объясняться перед посторонним человеком?!
   - Черт, а я-то надеялась, что ты не задашь этот вопрос, - Эша глазами быстро оценила все предметы, стоявшие на столике в непосредственной близости от Глеба, который осторожно прихлебывал кофе из чашки, полностью скрывшейся в его огромных ладонях. - Скажи, а у вас в Новгороде собаки часто так себя ведут?
   - Какие собаки? - рассеянно удивился он, и Эша заметила, что его взгляд успел стать отвлеченным, будто ее, Эши Шталь, вовсе не было за его столиком. Очевидно личные проблемы Глеба были более глубоки, чем ей показалось вначале.
   - Ты разве не видел собак? Ты решил, что я забралась на тополь ради панорамы?
   Глеб, слегка оживившись, сказал, что женщины иногда совершают странные вещи, после чего сообщил, что, кажется, видел возле дерева какую-то собаку, возможно, их было и больше, но он не обратил внимания, потому что думал совсем о другом. Завершив фразу, он вытащил сигареты, задел локтем свою чашку и опрокинул ее, выругался, тут же извинился, слегка покраснев, и принялся салфетками вытирать кофе со стола, который, благодаря его усердию, немедленно чуть не опрокинулся, и Эша едва успела судорожно вцепиться в края столешницы. Тут подоспела официантка, отняла у Глеба салфетки, скомкала, швырнула в пепельницу и принялась сердито возить по столу тряпкой, приказав, чтобы Глеб сидел смирно и даже не пытался шевелить руками, после чего с откровенно фальшивой горечью сообщила, что не понимает, как только они его до сих пор здесь терпят - ведь совершенно очевидно, что вскорости после очередного Глебовского посещения от кафе останутся одни руины.
   - Сейчас принесу тебе другой кофе, - сказала она под конец, поправила свой жидкий рыжий хвостик и взглянула на Шталь с откровенной брезгливостью и легким удивлением, словно никак не могла понять, что это такое. Наклонилась, уперев руку в бедро, и громким трагическим шепотом спросила: - А это что еще за баба, Глеб? А если Вика узнает? Ей это не понравится.
   На мгновение на грустном лице Глеба появилось некое подобие возмущения, но сразу же пропало, и он приобрел крайне растерянный вид.
   - Так ведь... ну, хм-м... зашли просто кофе выпить... я вообще-то... на набережной... не поверишь, такая забавная случилась история...
   - Да-да, всегда все начинается с забавных историй, - зловеще изрекла официантка и развернулась было, но тут Шталь одернула ее требованием еще одной чашки кофе и круассана, и лицо официантки стало потрясенным, словно Эша прилюдно обвинила ее в кровосмешении.
   - Заказы возле стойки! - оскорбленно ответила она и удалилась презрительной походкой. Глеб, глубоко вздохнув, откинулся на спинку стула и тотчас ухватился за края сиденья, когда стул податливо качнулся назад.
   - Хм-м, ну вот... я... м-да.
   - Может, лучше нам найти другое кафе? - поинтересовалась Эша, сминая свою салфетку с закорючками. - Извини, а кто такая Вика, что ты так испугался? Она атлет и за каждый твой проступок избивает тебя осью от штанги? Ну, я слышала и о более странных отношениях...
   - Она вовсе не... да Вика... - он запоздало спохватился: - Это не твое дело! - Глеб осторожно поднял указательный палец, предварительно удостоверившись, что от этого действия ничего не опрокинется, и погрозил Шталь - жест, показавшийся той невероятно смешным. - Только не надо меня опять запугивать колготками и всем остальным...
   - А ты не дурак, - заметила Эша.
   Глеб без всякой уверенности сказал, что ему это известно, и принялся так тщательно разглядывать свои ладони, точно увидел их впервые в жизни. Потом его взгляд снова стал отрешенным, и вернувшуюся с кофе официантку он даже не заметил. Эша тоже исчезла из его реальности, и когда ей не удалось напомнить о себе вопросом, она, потянувшись, приподняла его чашку и брякнула ею о блюдце. Глеб встряхнулся и выставил перед собой ладони, готовый поймать летящую посуду. Потом ладони опустил и посмотрел на Эшу укоризненно.
   - Мне показалось, ты заснул.
   - Нет, - ответил Глеб очень серьезно и сунул сигареты в карман, потом добавил - без всякой видимой связи: - Я люблю гулять там по утрам, просто ходить, смотреть на реку, на людей... Сегодня я смог гулять дольше, потому что вчера меня уволили. Я... ладно, кофе мы попили, так что я... хм-м... В общем, из меня сегодня плохой собеседник. Честно говоря, из меня всегда плохой собеседник. Не обижайся, ладно? Ты очень... симпатичная и веселая... хм-м, пожалуй, даже слишком веселая... то есть... - он удрученно махнул рукой, и одновременно с этим Эша дернула к себе его чашку. - Ну вот, всегда получается какая-нибудь глупость! И на словах, и на деле... Извини, что я тебя уронил.
   - Мне было очень приятно на тебя упасть.
   - Мне тоже было очень приятно, - Глеб резко встал и опрокинул стул. Наклонился за ним с тяжелым вздохом. - Ну, в том смысле, что... В хорошем смысле.
   - Я сначала подумала, что ты там с собакой гуляешь, - поспешно сказала Шталь, и Глеб, поставив стул, посмотрел с рассеянным удивлением.
   - С собакой? Нет, у меня никогда не было собаки. У меня аллергия на шерсть, кроме того... я и животные... ну куда?.. - он развел руками, зацепил проходившего мимо мужчину и поспешно спрятал провинившиеся руки в карманы. - Было очень приятно познакомиться.
   Эша не успела ничего ответить - Глеб отступил с неожиданным проворством, которое лишь на выходе было смазано столкновением с пожилой парой. Он перешел на другую сторону улицы - так торопливо, словно опасался, что Шталь погонится за ним, скрылся за прохожими, на мгновение его темноволосая голова мелькнула на углу, возле полосатой сувенирной палатки, и исчезла. Эша ошеломленно посмотрела ему вслед, потом пожала плечами. Очередной поворот судьбы, столь угодный Ейщарову, или просто бедняга с кучей комплексов?
   Вот и думай теперь, что хочешь!
  
  * * *
   Зайдя в кабинет, Ейщаров положил бумаги на стол и потянулся, потом снял пиджак и бросил его на стул. Переговоры прошли успешно, состоявшиеся удовлетворенные партнеры отбыли развлекаться, и он собирался присоединиться к ним только через час. Откровенно говоря, Ейщаров предпочел бы этого не делать, сегодня у него было не то настроение, кроме того его мысли были сосредоточены совершенно на другом. Он склонился над столешницей, серебристый дракончик услужливо дыхнул огоньком, и Ейщаров, выпрямившись с дымящейся сигаретой в зубах, подошел к окну. Деловито посмотрел на свое отражение в стекле - при всей его размытости в нем, все же, отчетливо виделся серьезный бизнесмен на перекуре - и никто больше. Серьезный бизнесмен кивнул отражению, потом аккуратно составил с подоконника горшки с развесистыми марантами, взращенными стараниями Нины Владимировны, распахнул окно, после чего повел себя совершенно неподобающе для серьезного бизнесмена - забрался на подоконник с ногами, развернувшись, уселся поудобней и расстегнул пару пуговиц на рубашке. Недавно прошел дождь, и в лицо ему дул мокрый рябиновый ветер, необычайно теплый для раннелетних шайских дней. На рябиновых ветках раскачивались взъерошенные воробьи, на площадке перед лестницей обсыхал на солнце ленивый офисный кот, а неподалеку Михаил, презиравший автомойки, яростно драил "рэйнджровер", то и дело отвлекаясь на проходивших мимо молоденьких шаянок, игриво поглядывавших на его голый мускулистый торс. Лужи сияли золотом, и в машинных стеклах прыгали солнечные зайчики, а на клумбочке медленно выпрямлялись поникшие от дождя виолы. Картина была почти идиллической, и Ейщаров совершенно не удивился, когда при этой мысли пронзительно зазвонил его сотовый. Совершенно идиллических картин не бывает. Спрыгнув с подоконника, он взял телефон, глянул на дисплей и забрался обратно.
   - Совсем забыл про наш ежедневный двухчасовой сеанс нытья. Можете начинать, я готов.
   - Сознание того, что мне попался столь остроумный начальник, наполняет меня неизбывной радостью, - мрачно сказал голос Эши. - Когда я, наконец, смогу уехать отсюда? Вот уже неделю я шатаюсь по этому городу взад-вперед, и ничего не происходит. Здесь никого нет. Знаете, по-моему, все это глупость.
   - У нас здесь очень хорошая погода, - сообщил Олег Георгиевич. - От хорошей погоды у меня всегда улучшается настроение. Но еще больше оно улучшается, когда мне выпадает возможность урезать кому-нибудь зарплату.
   - Вы этого не сделаете! - встревожилась Эша, и рядом с трубкой что-то зашуршало. - Послушайте, я же работала! Я отыскала всех владельцев тех чертовых собак! У меня теперь столько ошейников и поводков, что я уже могу открывать зоомагазин! И что мне с ними делать дальше? По-моему, это самые обычные вещи, либо все дело в том, что я не собака, но...
   - Убеждение в вашем голосе говорит о том, что вы их действительно очень тщательно проверили, - аккуратно прервал ее Ейщаров с широкой улыбкой, которую Шталь, к своему или его счастью, не могла видеть. - Я имею в виду, проверили их по прямому назначению. Вы надевали ошейники, а?
   - Ну естественно... то есть, конечно нет!.. Олег Георгиевич!
   - Бросьте, Эша, здесь нечего стыдиться. Вы отличный практик, это одно из тех качеств, за которые я вас и нанял.
   - В прошлый раз вы сказали, что наняли меня из-за того, что я...
   - Значит, считаете, что дело не в ошейниках? - Олег Георгиевич вернул разговор на прежний маршрут.
   - Во всяком случае, когда я их надевала, все вокруг вызывало у меня такое же отвращение, как и раньше. И меня вовсе не тянуло повалить кого-то на землю и облизать ему лицо... Вы что, мои отчеты вообще не читали?!
   - У меня было очень много дел, но непременно прочту сегодня вечером. У вас очень образный язык, правда, слишком много отступлений и жалоб на мою душевную черствость. Отсюда очень большой объем написанного.
   - Большой объем развивает каллиграфию.
   - Вы работаете на компьютере, - напомнил он.
   - Это было образное выражение. Я хочу уехать отсюда, - злобно сказала Шталь. - Отсюда я хочу уехать. Уехать отсюда хочу я.
   - Продолжайте поиски. В Новгороде находится не менее двух Говорящих, а вы до сих пор не нашли ни одного. Это более чем странно.
   - Почему бы одному из ваших детекторов не встретиться со мной? Я бы прогулялась с ним по улицам, и...
   - Я вам уже говорил, почему это невозможно.
   - Я не понимаю, - недоверчиво пробормотала трубка. - Сева вел себя даже восторженно, когда говорил о других. Тетя Тоня вообще считала, что она единственная в своем роде, только Гриша болтал какие-то странности... С чего вы взяли, что Говорящие боятся друг друга?
   - Примите это как факт, - Ейщаров покосился на Михаила, который, отступив назад, критическим взором осматривал сияющий чистотой джип. - Кстати, мы проверили корм и шампунь, которые вы передали. Никаких химических добавок, которые могли бы вызвать подобный эффект. Сколько всего, вы говорите, было владельцев? Вы действительно проявили большое усердие, мой человек еле довез сюда ваши... хм-м, образцы.
   - Можете утешиться тем, что я выглядела полной идиоткой, ходя по квартирам и скупая ошейники и собачьи сухари! - огрызнулась Эша. - Можете похихикать в своем роскошном кресле!
   - Можете утешиться тем, что я сейчас не в кресле, а в гораздо менее комфортабельных условиях.
   - Ну да, еще скажите, что вы сидите на подоконнике и ногами болтаете!
   Ейщаров чуть отвел трубку от уха и недоуменно огляделся, потом спросил:
   - Почему вы так решили?
   - Это просто пришло мне в голову. Можно я уеду отсюда?
   - Прекратите ныть, Эша! Что с вами такое в последнее время?!
   - Я упала с дерева.
   - Это не причина! Возьмите себя в руки, я вам для этого плачу достаточно.
   - Я ничего не слышу уже две недели!
   - Мы же уже обсуждали, что ваши неосновные способности, вероятней всего, срабатывают в минуту повышенной опасности.
   - У меня нет желания подвергать себя повышенной опасности, чтобы проверять ваши теории о Говорящих с зоологическими принадлежностями!
   - Вы совершенно распоясались! - строго сказал Ейщаров, лицом совершенно не соответствуя тону голоса. - Вероятно, мне следует избрать более жесткий способ общения с вами.
   - Вы приедете и отхлещете меня своим бумажником?
   - До свидания.
   Хмыкнув, он положил телефон на подоконник, вытащил из кармана сигаретную пачку, заглянул внутрь, снова хмыкнул и смял пачку в тугой комок. Прищурился, оценивая расстояние до Михаила, который ногтем счищал что-то с ветрового стекла, потом размахнулся и швырнул комок. Тот, пролетев по высокой дуге, отскочил от взъерошенной шоферской головы, Михаил встрепенулся, задрал голову и изумленно воззрился на небо. В кабинетную дверь деликатно постучали, потом она отворилась, и Ейщаров, не поворачивая головы, попросил:
   - Нина Владимировна, организуйте мне, пожалуйста, кофе. И у меня закончились сигареты.
   - Это не повод, чтобы покончить с собой, - укоризненно сообщил секретарский голос.
   - Если человек решил посидеть на подоконнике, это еще ничего не значит.
   - Человек вашего положения не может сидеть на подоконнике своего офиса просто так, - заметила Нина Владимировна, ставя на стол подносик с кофейником, сахарницей, чашкой и блоком сигарет. - Вас отлично видно с улицы. Может, и далеко не все знают вас в лицо, но если кто узнает... Вас и так считают странным. Вы состоятельны, незаметны и ведете обычный образ жизни. В современном обществе это странно.
   В этот момент Михаил, углядев в окне Ейщарова, весело заорал на всю улицу:
   - Олег, не делай этого, давай поговорим!
   - Извините, что сообщаю вам это, - ледяным тоном произнесла секретарша, - но ваш шофер идиот.
   Олег Георгиевич весело прищурился в ее сторону:
   - Именно поэтому он уже неделю прикуривает от моих сигарет и у него начинается нервный тик при виде зажигалок и спичек?
   - Ничего об этом не знаю! - заявила Нина Владимировна и ретировалась.
   - Как дети, - сказал Ейщаров и, спрыгнув с подоконника, распечатал сигаретный блок. Телефон снова зазвонил, он взглянул на дисплей, вздохнул и заверил ожившую трубку:
   - Я уже почти начал читать ваш отчет.
   - Ну, во-первых, вы врете! - отрезала трубка шталевским голосом. - Во-вторых, кому вообще из нас это больше надо?! Впрочем, я просто забыла вас спросить... Вопрос деликатный, но вполне современный. Э-э... ваш шофер, Миша... он как?
   - Чего как?
   - Ну, в смысле... как он к мужчинам относится? То есть, в этом, конечно, ничего ужасного нет, пока он ведет себя... ну, вы поняли.
   - Господи, с чего вам это взбрело в голову?! - изумился Ейщаров.
   - Да так, - туманно ответила Шталь и отключилась. Олег Георгиевич задумчиво постучал сотовым по бедру, тот тотчас снова разразился звонками, и Ейщаров, прочитав имя абонента, сразу посерьезнел.
   - Намеренно, - сказал в трубке мужской голос, не растрачиваясь на приветствия. - Я не могу дать тебе никакого описания, я даже не могу дать тебе пол. Все, что я могу тебе сказать - намеренно. И тот, кто это сделал, точно знал, что он делает.
   - Ты уверен? - мрачно спросил Олег Георгиевич и склонился к дракончику.
   - Я убил на это больше недели! - оскорбился голос. - Говорить с мертвецами очень сложно, знаешь ли, и я не стал бы звонить, пока не перепроверил все двадцать раз! Вы мне даже не осколки принесли, почти пыль, многих фрагментов не хватало. Елки, хотел бы я себе какую-нибудь другую способность! Эта слишком... странная и чертовски болезненная. Теперь мне потребуется серьезная реабилитация.
   - Водку не бери! - поспешно потребовал Ейщаров.
   - У меня тут коньяк, - ласково сообщила трубка. - Ладно, давай, дня три меня не ищите.
   Олег Георгиевич опустил руку с телефоном, тут дверь распахнулась, и влетел Михаил, блестя мокрым от пота торсом.
   - Звонил Кориневский, а поскольку у тебя был разговор, и он не хотел тебя прерывать, то он передал мне, чтоб я передал тебе, что его пациентка вроде как обрела концепцию реальности, - он взглянул на свою ладонь. - Кажется, правильно сказал. Короче, если с ней говорить, она сможет это осмысливать... Кстати, ты не знаешь, почему с неба падают сигаретные пачки?
   - Поехали, - Ейщаров схватил с кресла пиджак, и Михаил немедленно возмутился:
   - Я же только что машину помыл!
   - Значит, поедем на трамвае.
   - А что это такое?
   - Вот чем плохо нанимать на работу друзей! - буркнул Олег Георгиевич, разворачивая шофера и толкая его в нужном направлении. - Вместо того чтобы выполнять приказы, они придумывают множество причин для их невыполнения. Пошевеливайся, или я переведу тебя в дворники!
   - Ладно, только накину что-нибудь, - Михаил наклонился, прикуривая от ейщаровской сигареты, - я слишком красив, чтобы вести машину в таком виде.
   - Зажигалка на столе.
   Шофер кисло ответил, что не любит зажигалки, и вообще прикуривать от чьей-то сигареты гораздо приятней, но Ейщаров, не слушая его, быстро вышел за дверь, и Михаил недовольно последовал за ним. В приемной их встретило гробовое молчание. Ассистентка секретарши Танечка с большими кукольными глазами, так не понравившаяся Эше Шталь во время ее первого визита, стояла возле стола с белым лицом и потрясенно смотрела, как Нина Владимировна сердито промакивает салфеткой окровавленный палец. Рядом с ее локтем валялся канцелярский нож с изящной золотистой рукояткой.
   - Ой, Нина Владимировна, - мгновенно оживился Михаил, - как же вас угораздило?! Ай-ай, бедный пальчик! Давайте помогу, я специалист.
   Нина Владимировна отнеслась крайне скептически к последней фразе, причем сделала это в таких выражениях, что Танечка, о которой она позабыла, покраснев, вылетела из приемной, а Михаил с невольным уважением покрутил головой.
   - Я и забыл, что вы работали в военной части, - заметил Ейщаров с легким раздражением. - Вам обоим не надоело? Ну ладно, он, болван, но вы-то.
   - Просто мелкие внутренние трения в коллективе, - заверил Михаил.
   - Где твои ресницы? И брови?
   - Просто...
   - Я предпочитаю работать с живым коллективом! - Олег Георгиевич повысил голос. - Улаживайте ваши трения, или я уволю вас обоих! Конечно, мне будет тяжело, может, я даже буду плакать по ночам, но, черт возьми, я вас выгоню!
   Он вышел из приемной, хлопнув дверью. Михаил повернулся и укоризненно сказал:
   - Видите, из-за вас босс не в духе!
   - Курить не бросил еще? - спокойно осведомилась Нина Владимировна.
   - Наверное, тяжело колбасу и хлеб руками ломать?
   Они обменялись змеиными улыбками, после чего Михаил вылетел за дверь, оставив за собой сизый дымный след. Ейщарова он догнал на лестнице и укоризненно сказал, прыгая через ступеньки:
   - Назвать меня болваном при женщине...
   - Ты странно себя ведешь, - ответил Олег Георгиевич, не повернув головы. - Может, именно поэтому Шталь считает, что ты голубой?
   Сигарета выпала из широко раскрывшегося рта шофера.
   - Что?!
   - Она производила вполне определенные расспросы.
   - Это Севка! - злобно сказал Михаил. - Мальчишка оклеветал меня из мести!
   - Может быть. А может, передал какие-нибудь местные сплетни, не знаю.
   - Да какие сплетни?! - в отчаянии возопил шофер. - Олег, ты что, первый год меня знаешь?! Бред какой-то! Позвони ей и скажи, что это неправда!
   - Любопытная штука - психология, - заметил Ейщаров. - Ты кого-то ненавидишь и в то же время боишься, что он о тебе плохо подумает.
   - Плевал я на психологию! Просто скажи ей! Ты же прекрасно знаешь, что я не какой-то там гомик! - рявкнул Михаил на весь холл, и охранники посмотрели на него с интересом, который Михаил немедленно истолковал по-своему. - Что?! - он звонко шлепнул себя по голому животу. - Я просто машину мыл!
   - А мне-то что? - удивился один из охранников, не пряча, впрочем, ухмылки. Михаил рванул на себя дверь и выскочил на улицу. Ейщаров уже стоял возле машины и ждал его с предельно серьезным видом.
   - Коллектив - это сам знаешь, какая штука, - сказал он. - Кто-то ляпнул - неважно, правда - не правда, но это непременно расползется. А ты только и делаешь, что грызешься со всеми. И ведь отнюдь не все из них могут понять степень твоих психологических нагрузок.
   - Я нормальный! - злобно сообщил Михаил, распахивая дверцу.
   - Ну разумеется, - Ейщаров пожал плечами. - Впрочем, она сказала, что в этом нет ничего ужасного. Поехали.
   - Когда я работал на механическом...
   - Тебе организовать возвращение туда?
   - Поехали, - уныло сказал шофер.
  
  * * *
   Из отчета Э. Шталь.
   Мои поисковые достижения за неделю пребывания в Нижнем Новгороде пока что равны нулю (зачеркнуто) неважные (зачеркнуто) не то, чтобы очень, хотя определенный прогресс есть (знать бы еще какой - зачеркнуто). Кстати, если вы не забыли, я требую компенсации за испорченную одежду и нервное потрясение, вызванное нападением собак и моим падением с дерева.
   В принципе, здесь довольно мило, хотя как-то очень много везде тополиного пуха. Большую Покровскую, которую называют Нижегородским Арбатом, так как она сплошь пешеходная, я изпешеходила вдоль и поперек и теперь наизусть знаю, где что стоит и где что лучше заказывать (последнее зачеркнуто). С Волжского откоса отличный вид на город, я сделала много фотографий - и города, и себя на его фоне, потом могу показать, если сочту вас достойным (зачеркнуто). Особенно хорошо я получилась на фоне кремлевской стены и собора Александра Невского - ну просто неземная красота (подчеркнуто).
   Поскольку, сидя на дереве, я сфотографировала практически всех псов, а потом и их хозяев, разыскать большую часть из них особого труда не составило, за исключением того, что приходилось каждый день вставать ни свет, ни заря, а я к этому не привыкла. Результат разрозненного наблюдения - собаки ведут себя совершенно по-собачьи, то есть облизывают только своих непосредственных хозяев. Треть собак меня полностью проигнорировала, треть облаяла, несколько совершили вокруг меня ритуальные прыжки, но это, как выяснилось, их обычное поведение, а ньюфаундленд чихнул мне на джинсы и наступил мне на ногу, что с его стороны было просто свинством, я считаю.
   1. Ареал владельцев и их собак ограничивается одним районом, что, впрочем, вполне логично.
   2. Все собаки, демонстрировавшие в то утро столь странное поведение, совершенно длинношерстные, предельно лохматые и абсолютно волосатые. Так же все они выглядят до безобразия здоровыми, особенно их зубы.
   3. Никто из владельцев не может объяснить, почему их псы, гулявшие как обычно, вдруг сорвались и радостно погнались за посторонними женщинами. Утверждают, что их собаки совершенно мирные создания (впрочем, так, наверное, говорят большинство собаковладельцев).
   4. Посторонние женщины, которых мне повезло (зачеркнуто) которых я, проявив чудеса сыска, извлекла из недр Новгорода, тоже не могут объяснить собачье поведение. Они просто шли по своим делам и у них, как и у меня, не было при себе мяса, сахарных костей, кошек и прочих завлекательных вещей. Все используют разные духи. Со всеми такое впервые. Все очень недовольны.
   5. Никто из собак никогда себя раньше так не вел.
   6. Продемонстрировала себя и парочку потерпевших компании из двух ши-тцу, спаниеля и шелти. Компания осмотрела нас совершенно равнодушно и умчалась гоняться за бабочками.
   7. В других районах ничего подобного не зарегистрировано. Хотя, если я об этом не узнала, еще не значит, что этого не было.
   8. В данном районе, помимо наших лохматых собак в то же время гуляло предостаточно и других лохматых собак, но вирус любвеобилия их не затронул.
   Что касается подозреваемых вещей - ой, милые мои, какой бред! (зачеркнуто) нет, ну ерунда же какая-то, все-таки! (зачеркнуто) с шампунем и собачьим кормом не говорят даже в самых идиотских рекламах! (зачеркнуто) в общем, с кормами и моющими средствами разбирайтесь как-нибудь сами, у меня здесь нет химической лаборатории. Ошейники же, по-моему, самые обычные. Для проверки одолжила несколько длинношерстных псов (кстати, они не очень-то хотели одалживаться, и один меня чуть не укусил) и перемерила на них все ошейники, которые мне удалось достать. Результат проверки один - и собаки, и их хозяева полностью утвердились во мнении, что я абсолютно ненормальная. Перемерила все ошейники на себя. Ничего, за исключением того, что они мне совершенно не идут.
   По этой теме все. Подозреваемых нет. Вообще ничего нет. И, надеюсь, Олег Георгиевич, когда вы внимательно прочтете это от начала до конца, то сразу увидите, какой это бред. Очень часто случайности действительно оказываются просто случайностями. Так что, если, по вашим данным здесь и есть Говорящие, то они никак не занимаются собачьей бижутерией, и я прошу разрешения отойти от кинологии и погулять в поисках каких-нибудь других случайностей.
   По другой теме: нашла в Новгороде еще один самовозвращающийся мячик - футбольный, серого цвета. Вместе с предыдущими это уже шестой. Что мне с ними делать? Скоро вся моя машина будет забита привязчивыми мячиками! Этот Говорящий, судя по всему, не только очень разговорчив, но и очень мобилен. Вот его я бы с удовольствием поискала - хотя бы для того, чтобы просто на него посмотреть. Не понимаю, почему вы столь равнодушны к этим случаям - потому что у вас в коллекции уже есть один, или вы заполучили самого Говорящего? Скажите, наконец, и я перестану их собирать! Мне, то есть вам, этот мячик обошелся в двести (зачеркнуто) триста (зачеркнуто) триста семьдесят пять долларов.
   Эша Шталь.
  P.S. Вот уж не знала, что собачьи ошейники такие дорогие.
  P.P.S. А счет ведь вам не нужен, правда?
  
  * * *
   За окном был самый разгар дня - яркого, летнего, шумного дня, бесплотные пальцы ветра приглашающе дергали цветочные занавески, зазывали сбежать из душноватого типового номера, прогуляться на Волгу или на Оку, или к тому месту, которое большинство ученых, устав спорить, какая из двух рек в какую впадает, договорились назвать слиянием. Или вообще отправиться в речной круиз на теплоходе, а еще лучше - на теплоходе-санатории, это не помешает человеку, страдающему либо тяжелой формой шизофрении, либо не менее тяжелым магическим заражением. Или просто съездить в парк "Швейцария", погулять, опробовать аттракционы и посмотреть на маньчжурский орех - она, например, никогда не видела маньчжурского ореха. Или осмотреть Благовещенский монастырь. В конце концов, хоть на детской железной дороге покататься! В любом случае, это было несоразмерно лучше, чем сидеть за столом в облаках сигаретного дыма, на которые уже можно вешать пресловутый топор. Но напрасно ветер дергал занавески, и напрасно солнце старательно рассыпало по оконным стеклам и пустому экрану телевизора лучистые блики и окрашивало пыль в золото. Эша не смотрела в окно. Эша смотрела исключительно на стол. А лежавшие на столе вещи, возможно, смотрели на нее. Возможно, и сам стол смотрел на нее. Вообрази она такое в тот день, когда впервые переступила порог ейщаровского кабинета, это вызвало бы у нее только смех - смех с едва различимой ноткой допустимости, потому что, все же, существовала возможно оскорбленная подъездная дверь и существовали возможно другие своенравные вещи, хотя... большей частью это были лишь забавные выдумки, дававшие возможность немного заработать. Сейчас же смеяться уже не хотелось. Даже после всего, что уже произошло, еще можно было допустить, что все это лишь проделки ее больного мозга, подстегнутого встречами с сумасшедшими. Никогда не было никаких голосов. Никогда не было никаких светящихся глаз. Холодильник был бракованным. Драгоценные камни были всего лишь камнями, доставшимися неудачникам. Мебель была просто старой, трухлявой, рассохшейся. Цепь порвалась сама по себе. "Фабия", в последнее время вытворявшая странные вещи, была просто испорченной машиной. Все прочее - галлюцинации, а Ейщаров - сумасшедший, собирающий под свое крыло таких же сумасшедших. Вот и все! Простое и вполне логичное объяснение.
   Скучное до отвращения!
   Нет, смеяться не хотелось.
   Поговорив с веселым нанимателем, Шталь засунула телефон под подушку, побоявшись его отключить, и тщательно завалила кухонный стол вещами совершенно различного предназначения, сама толком не зная, для чего это делает. Ошейник и шариковая ручка, тарелка и зажигалка, шарф и ножницы, книжка и ложка, правый туфель и пудреница, заколка и посудная губка, ватная палочка и фонарик и множество других. Самые обычные вещи, окружающие человека на протяжении всей его жизни, миллионы таких вещей отправляются на свалку каждую секунду, превращаются в труху. Множество людских поколений наделило мистическими свойствами зеркала и заброшенные дома, украшения и старую мебель, дало им волю и характер, практически очеловечило... Хорошо, уберем все это! Мистическая губка для мытья посуды? Зловещий веник? Таинственные маникюрные ножницы? Ужасная десертная ложка? Проклятые шлепанцы? Звучит нелепо, некрасиво, смешно, но чем они хуже? Они тоже знают взгляды и прикосновения, они тоже везде, они не менее необходимы. Может ли у них быть душа или сущность и если есть, то как ее понять? Безмолвные слуги, созданные человеком и для человека - пластмассовые, деревянные, литые, с кровью чернильной или жидкого газа, с металлическими сосудами, с клееными нервами, с паяными сочленениями, спрессованные, собранные, сшитые. Как их понять и нужно ли? Нравится ли губке оттирать тарелки, а шарфу - обнимать чью-то шею? Все равно ли туфлям, когда их сбрасывают на пол или наступают ими в грязь? Может, фонарик предпочел бы не разгонять тьму? Может, ваша чайная чашка хотела бы оказаться у кого-нибудь другого? Во что превратился бы мир, если б у каждой вещи было свое мнение и свои предпочтения? На что бы он стал похож? И лучше ли бы стала служить вещь, если кто-то сумел с ней договориться тебе на пользу? Если бы она тебя полюбила? Вещи легковерны - кто это сказал? Говорящие действительно любят своих собеседников? Или просто лгут им?
   - Я так рассуждаю, потому что схожу с ума? - кисло спросила Эша у сигареты, которую катала по столешнице указательными пальцами. - Или я схожу с ума, потому что так рассуждаю?
   Разбираться в этом вопросе было неохота, да и страшно, поэтому она сунула сигарету в рот и потянулась за зажигалкой. Зажигалка была недавно купленной, лиловой и совершенно обыкновенной - копеечная пластмассовая зажигалка. Эша криво улыбнулась, вспомнив Севино упоминание о Нине Владимировне, потом крепче сжала зажигалку в кулаке. Как можно заставить зажигалку себя полюбить? Какие ей нужны аргументы, какие признания? Может, она ленива и предпочла бы, чтоб ею пореже пользовались? Может, она романтик, и предпочла бы зажигать свечи, а не сигареты? Может, в своих мечтах она хотела бы стать олимпийским факелом? Глупость несусветная! Просто дешевая штампованная зажигалка. И лиловый - дурацкий цвет, лучше бы купила синюю. Эша пожала плечами, щелкнула зажигалкой, и из той, обычно деликатно высовывавшей короткий огненный язычок, вдруг полыхнуло шипящим пламенем сантиметров на пятнадцать. Что-то затрещало, потянуло отвратительным запахом жженных волос, Шталь взвизгнула и, отшвырнув зажигалку, захлопала себя по голове и лицу, потом метнулась к зеркалу в спальне. Из зеркала на нее взглянул человек, покинувший зону сильного пожара без особой спешки. Часть ресниц сгорела, челка съежилась, боковые пряди с правой стороны превратились в запекшиеся грязно-коричневые спирали. Эша в ужасе помянула Бога, потом зажигалку, прошлась по всей ее личной жизни, которую немедленно изобрела, и кинулась за ножницами. Покрутилась возле зеркала, примеряясь и так, и этак, после чего поняла, что исправить самостоятельно повреждения не удастся - после того, как она срезала обгоревшее, прическа стала выглядеть еще кошмарней. Вернувшись на кухню, Эша злобно швырнула зажигалку в мусорное ведро, не тратя времени на размышления о том, было ли это неисправностью или зажигалка решила с ней поквитаться, наскоро собралась и, спрятав волосы под кепкой, выбежала из номера. Узнала у администраторши адрес ближайшей приличной парикмахерской и выскочила в солнечный новгородский день. Ейщаровские дела могли подождать, ибо внешность Эши Шталь намного важнее каких-то там Говорящих.
   Люди на остановке с усмешкой косились на ее кепку, слишком теплую для июньской жары. Шталь вначале метала в ответ злобные взгляды, потом перешла к ледяному игнорированию и, окутанная им, как зимней тучей, забралась в подкативший зеленый автобус. На сиденье рядом с ней плюхнулась кричаще одетая девчонка-подросток со сложенным пакетом в руке, позади уселась пара среднего возраста - судя по всему, ее родители. Эша отметила это походя и уставилась в окно, переживая зажигалочное коварство и напрочь позабыв все остальное.
   - Таня, давай мешок, чего ты будешь его держать, - предложила сидевшая позади, и девчонка, обернувшись, сунула пакет матери, сиявшей стразами и вышивкой.
   - Хотя забери, мне нужно достать кошелек, - тут же сказала та и протянула его назад. Порылась в сумке, и ее рука вновь скользнула между спинками сидений.
   - Ладно давай обратно.
   Девчонка вернула пакет. Через несколько секунд повернулась.
   - Да уж давай я подержу.
   Сложенный пакет, похрустывая, вновь сменил хозяина.
   - Впрочем, забери его обратно.
   Пакет унесся назад, задев шталевскую щеку, и Эша раздраженно дернулась.
   - Хотя, давай все-таки я подержу, у меня все равно руки свободные.
   Хрусть-хрусть.
   - Нет, Тань, давай я его, наверное, в сумку спрячу.
   - Хотя забери, тут и так места мало.
   - Или давай, все-таки, я подержу.
   - Ладно, мам, давай его мне.
   - Хотя не надо.
   - А ладно, давай, я подержу.
   Пакет стремительно сновал туда-сюда, отчего Эша, наблюдавшая за этим краем глаза, начала тихо свирепеть. Она покосилась на мужчину - тот неподвижно смотрел перед собой с выражением бесконечного страдания, и в глубине его глаз что-то подрагивало. Он походил на человека, которого лишь несколько секунд отделяют либо от апоплексического удара, либо от массовой кровавой резни.
   - Да пусть у меня будет, может, сейчас сразу и купим все.
   - Хотя нет, забери.
   Эша, издав звук потревоженной кобры, ухватила в очередной раз пронесшийся мимо пакет, легко выдернув его из чужой руки, и швырнула в приоткрытую форточку. Пакет порхнул прочь, развернувшись в воздухе, и, подхваченный ветром, неторопливо полетел на запад.
   - Вы с ума сошли?! - взвизгнула женщина, глядя на Эшу с каким-то священным ужасом, будто та сию секунду плюнула на церковный алтарь.
   - Да, - ответила Шталь с рабочей интонацией и сдвинула кепку на затылок. - А что?
   Страдание в глазах мужчины сменилось интересом. Его супруга принялась говорить разные громкие слова, угрожающе размахивая руками, и дочка просовывала между ними свой тонкий, как лезвие ножа, голос:
   - Вышла и подняла мешок!.. Вот встала, вышла и подняла мешок!..
   - А известно ли тебе, - вдруг завопила Эша на весь автобус, - известно ли, что каменные горгульи и химеры Нотр-Дама оживают по ночам, и ползают по стенам собора, и вновь замирают с рассветом?!
   В автобусе наступила абсолютная тишина, а глаза противниц стали совершенно дикими. Девчонка начала медленно отодвигаться.
   - Это мой своеобразный способ сказать тебе, чтоб ты отвалила, - пояснила Эша уже спокойным голосом и мирно сложила руки на коленях.
   - Сиро-ожаа! - взвыла женщина. - Что ты молчишь?! Твою дочь...
   - Наша остановка, - с облегчением сказал мужчина, поднимаясь. - Или мы выходим, или... - он завершил фразу красноречивым взмахом руки и устремился к дверям. Супруга, громыхая, ринулась следом, девчонка тоже вскочила, припечатав напоследок:
   - Психопатка!
   Эша показала ей язык и под внимательными пассажирскими взглядами вышла через другие двери. Ехать дальше расхотелось - и в этом автобусе, и вообще. Она немного потопталась на тротуаре, пытаясь понять, что на нее нашло, потом огляделась, и ее взгляд уткнулся в вывеску на противоположной стороне улицы. Вывеска была блестящей, новенькой - казалось, ее повесили только вчера.
   Парикмахерская "ВЕРСАЛЬ"
   - Фу, как банально! - сказала самой себе Эша и отвернулась. Но тут же повернула голову обратно. Что-то кольнуло ее - что-то странное, хотя во всем облике парикмахерской не было ничего необычного. Типовое скромное одноэтажное здание типа "ящик", в каких еще со времен перестройки размещались фирмы-однодневки и столь же краткосрочные магазинчики - стекло и немножко стен. Крыша выглядела довольно ветхой, но фасад сиял свежими красками. Боковые стены облупились, дугообразные металлические перила маленького ухоженного крылечка сверкали на солнце, а по бокам стояли вазоны с пушистыми елочками. За фигурными решетками распахнутых окон слабо колыхалась зелень комнатных растений и абсолютно ничего не было видно. Возле одного из окон стояли двое мужчин - один что-то измерял рулеткой, а второй, привстав на цыпочки, заглядывал внутрь и ухмылялся. Во всем этом не было бы ничего особенного.
   Если бы не женщины.
   Они стояли за стеклянными дверями и на крыльце, они стояли на лестнице и вокруг нее, они стояли под окнами, они прохаживались взад-вперед и поглядывали на часы, - разновозрастные, разноволосые и какие-то несвежие, помятые, и на всех лицах было нетерпение, а на некоторых даже что-то сродни панике. Обочина перед зданьицем была плотно забита машинами. Шталь удивленно приподняла брови и невольно вновь надвинула кепку на лоб, пряча пострадавшие волосы. Разумеется, все это не могло быть очередью в парикмахерскую. Вероятно, это был какой-то специализированный митинг. Такой очереди она не видела даже в сверхпрестижных салонах. Заинтересованная Эша перешла дорогу и обратилась к одной из ожидающих:
   - Скажите, а это все в парикмахерскую?
   - К Вике, - коротко ответила та, не взглянув на нее и нервно теребя ремешок сумочки.
   - К Вике? - переспросила Эша. - Сверхмодный и сверхпрофессиональный мастер?
   Женщина посмотрела на нее так, будто подошедшая искренне пожелала узнать, кто такой Иисус Христос, пожала плечами и отвернулась. Эша предприняла новую попытку:
   - А другие мастера ведь здесь работают? Где к ним очередь?
   - К другим мастерам очереди нет, - отозвалась женщина равнодушно. - Зайди внутрь да спроси. К Вике все равно не попадешь. К ней только по записи. Сегодня последний день, когда она в дамском зале.
   - Мне казалось, что мастера специализируются на... - начала Эша, но, заметив, что ее совершенно не слушают, отошла и задумчиво оценила взглядом очередь. Поразмыслила, не заглянуть ли к кому другому из мастеров, раз уж оказалась возле парикмахерской, может они не так уж и плохи, и тут увидела знакомую фигуру, начавшую подниматься по ступенькам сквозь очередь. Фигура пыталась это делать со всевозможной деликатностью, рассыпая во все стороны извинения, но споткнулась о первую же ступеньку, и на крылечке немедленно воцарился кавардак.
   - Вика, - задумчиво пробормотала Шталь, извлекая из памяти разговор недельной давности, потом скользнула к крылечку, подпрыгнув, уцепилась за перила, перемахнула через них и стукнула каблуками о площадку. Поднимавшийся человек резко остановился, наткнувшись на нее взглядом, потом деловито посмотрел на часы, развернулся и ринулся вниз, оставляя за собой еще больший беспорядок. Эша покинула крыльцо тем же путем, каким и пришла, метнулась мимо машин и, заложив вираж, остановилась, и торопливо шагавший человек остановился тоже, чтобы не врезаться в нее.
   - А, привет, - кисло сказал он. - Хм-м... А я тебя и не заметил.
   - Ну, я так и решила, - Эша жизнерадостно закивала. - Наверное, ты так резко передумал идти в парикмахерскую, потому что вспомнил про срочное дело.
   - Вижу, ты сегодня не на дереве, - отметил Глеб голосом вовсе уж лимонным.
   - Я могу залезть на него, если это улучшит наш диалог.
   - Что тебе от меня надо, а? - он переступил с ноги на ногу, будто готовился к стремительному броску прочь от Эши. - Неужто так понравился?
   - Даже больше, - сообщила Шталь дрожащим голосом, прижимая руки к груди, и взгляд Глеба внимательно проследил это движение. - В ту секунду, когда я упала на тебя, то поняла, что мы созданы друг для друга, я воспылала к тебе необузданной страстью, я тайно следила за тобой и обклеила все стены своей спальни твоими фотографиями, и целовала их по ночам!
   Глеб отступил на шаг, его рот округлился буквой "о", глаза стали испуганными, словно его поставили перед расстрельной командой, и Эша окончательно поняла, что гигант все в этом мире воспринимает буквально.
   - А... Что - правда?
   - Вообще-то нет, - успокоила его Эша, получив в ответ облегченную улыбку, которая ее слегка задела. - Я шучу. А ты, значит, шел навестить Вику?
   - Ты знакома с Викой? - простодушно осведомился Глеб. - Вот что, а я ведь из ее окружения мало кого знаю.
   "Тьфу, - сердито подумала Шталь, - даже неинтересно! Впрочем, зачем мне это надо?" Она сдернула кепку, демонстрирующе тряхнула головой, и Глеб как-то по-детски ахнул.
   - Что случилось с твоими волосами?! Они же были совсем другие... Что ты сделала?! - прежде, чем Эша успела отстраниться, его рука протянулась, поймала ее за каштановую прядь, и пальцы начали осторожно перебирать волосы. - Ты что - прикуривала от газовой горелки?! Ну как так можно?!
   - Э-э... мне казалось, я срезала все, что обгорело, - Эша недоуменно скосила глаза на пальцы, бесцеремонно изучающие ее волосы, и Глеб, заметив взгляд, ойкнул, словно только увидев, что вытворяет его рука, извинился и руку отдернул, зацепив шталевский нос, снова извинился, нервно дернул рукой в другую сторону, и она запуталась в ремешке сумочки. Глеб с комичным выражением лица застыл, точно решив вообще никогда больше не делать никаких движений. Эша ободряюще улыбнулась, взялась за руку и сумочку и осторожно отделила одно от другого. Глеб немедленно спрятал руку в карман и решительно заявил:
   - Тебе нужно к парикмахеру!
   - Правда? - удивилась Шталь. - А как ты узнал?
   - Послушай, - сказал Глеб умирающим голосом, - мы, между прочим, с тобой практически незнакомы, и я не понимаю, почему ты... Ладно, к Вике много народу сегодня, но раз вы...
   - Да я и не пойду к Вике, - бросила Эша с легким пренебрежением.
   - Как? Почему?! - лицо Глеба, внезапно, стало настолько оскорбленным, что Шталь поняла - Вика и есть средоточие его сердечных переживаний. Впрочем, чего ей вообще сдалась эта Вика?!
   - Ну, во-первых, мы с ней не так уж и близко знакомы. А во-вторых, меня вполне устроит свободный мастер, они здесь хорошие. Зачем мне Вика?
   - Да Вика... - Глеб чуть не задохнулся. Наблюдать за его возмущением было довольно потешно. - Да ты знаешь, какой она мастер?! Она лучшая в городе, она, может, даже лучшая в России, она потрясающе работает, она такие шедевры делает, она...
   - Довольно, - не выдержав, прервала его Эша, - дышать нечем от фимиама!
   - Я не вру! - вспылил Глеб так громко, что все жаждущие причесок обернулись и внимательно на них посмотрели. - У тебя прекрасные волосы, им нужен настоящий мастер, а Вика...
   - Я уже поняла, что Вика - Тициан от причесок, но моим волосам реанимация нужна сегодня, сейчас! Так что пойду к свободному мастеру, он сделает не хуже. Ты просто пристрастен.
   - Я вообще не обязан тебе что-то доказывать! - грохнул Глеб. - Я тебя не знаю! И мне надоело... - он развернулся, сделал несколько шагов прочь, но тут же сменил направление и решительно схватил Эшу за руку. - Я сам тебя проведу!
   Шталь, немного поупиравшись для виду, позволила протащить себя сквозь раздраженную очередь. В коротком коридорчике, завершавшемся расчетной стойкой, Глеб приветственно кивнул расчетной девушке, грызшей соленый миндаль, и завернул направо так резко, что Эша стукнулась плечом о косяк. Великан ойкнул, извинился, после чего стукнулся и сам, споткнулся и ввалился в дамский зал, по пути своротив вешалку. Снова ойкнул, бросил Шталь, поймал вешалку и водворил ее на место, попутно чуть не уронив еще пару раз и украсившись чьим-то висевшим на ней розовым шарфиком. Посетительницы удивленно наблюдали за его манипуляциями, из персонала же не обернулся никто - очевидно, все работники "Версаля" привыкли к подобным появлениям.
   Эша быстро осмотрелась. Зал был совершенно обычным - как в десятках других недорогих парикмахерских, где ей доводилось бывать. Четыре рабочих места, четыре мастера - все молодые женщины. Несмотря на то, что все посетительские кресла были заняты, и еще несколько дам с решительным видом стояли, прислонившись к белой узорчатой стене, две парикмахерши были не при деле - одна болтала по телефону, другая лениво вращалась в собственном рабочем кресле, метая на ожидающих откровенно презрительные взгляды. Третье кресло занимала ярко-рыжая пожилая дама и объясняла парикмахерше, что она желает видеть на своей голове. Дама использовала большей частью язык жестов, парикмахерша сосредоточенно хмурила брови и кивала, ехидно переглядываясь с катающейся на кресле коллегой. В зале было чистенько и мило, без особых претензий, из динамика приемника грустил Джо Дассен, и пока Эша пыталась угадать, какая из занятых мастеров является столь популярной Викой, четвертая парикмахерша, доводившая до совершенства светловолосую голову клиентки, сказала, не повернувшись:
   - Глеб, что тебе здесь надо?
   Ее тон был холодным и отнюдь не дружелюбным, но Глеб, поспешно сняв с головы розовый шарфик, улыбнулся так восторженно, как это может делать только настоящий безнадежно влюбленный, которому неважен тон, а важно уже то, что его пассия вообще соизволила ему что-то сказать. Шталь немедленно почувствовала раздражение. Разумеется, ей нравилось превращать больших и сильных мужчин в плюшевых медведей, но она терпеть не могла, когда это делал кто-то другой.
   - Вика, - глупейшим, по мнению Эши, голосом произнес Глеб, шагнул вперед и чуть не опрокинул столик с журналами и цветами, ойкнув, поправил столик, далеко обошел его и направился к рабочему месту подруги, старательно держа непослушные руки в карманах. Снова сказал "Вика", и тут одна рука, воспользовавшись тем, что хозяин отвлекся, сбежала из кармана, начертила в воздухе короткую дугу, чтобы лечь на парикмахерский столик, зацепила шнур фена и выдернула вилку из розетки. Глеб извинился, наклонился за шнуром и попытался включить фен обратно, сбил со столика несколько баллончиков с лаком и муссом, и они, весело бренча, покатились в разные стороны.
   - Ой-ой, - смешно проговорил Глеб, наклонился и начал поспешно собирать баллончики, тут же роняя их обратно. Вика - хрупкая, миловидная шатенка - снова включила фен, с откровенной досадой глядя на согбенного воздыхателя. На взгляд Эши ни в прическе, которую сооружала Вика, ни в самой Вике, не было совершенно ничего особенного и уж точно не стоило всех страстных глебовских речей. Тем не менее, восхищение и удовольствие на лице ее клиентки казалось совершенно искренним, будто ее волосы сейчас представляли собой истинный парикмахерский шедевр. Вращавшаяся в кресле девушка выпрыгнула из него и быстро помогла Глебу собрать баллоны, тот благодарно улыбнулся ей, но улыбка мгновенно увяла, когда он поднял глаза. Эша успела заметить короткий свирепый взгляд, которым Вика хлестнула его по лицу - взгляд, говоривший о многом. Ситуация стара, как мир: "мы можем быть только друзьями, но если ты будешь заглядываться на других женщин, то я тебе устрою". Пассия Глеба - типичная собака на сене, и сено из бедняги получилось что надо. Только зачем сено привело к собаке другую собаку - с ума сошло, что ли?
   Глеб тихо начал что-то объяснять подруге, и лицо Вики мгновенно приобрело сквернейшее выражение. Она прищурилась на Шталь, точно стрелок, изучающий мишень, и Эша, решив, что сейчас наиболее подходящий момент покинуть сцену, начала было разворачиваться к двери, но неожиданно дружелюбный парикмахерский голос этот разворот оборвал.
   - Пару минут подождите, я уже заканчиваю.
   Очередь загудела - недовольно, но негромко - то ли возмущаться в голос здесь считалось дурным тоном, то ли Вика имела больший авторитет, чем Эше показалось вначале. Шталь удивленно взглянула на странную пару. Нет, они совершенно определенно не были парой. Даже если между ними что-то и произошло, это был временный краткосрочный допуск, и теперь на Викиной границе стояла вооруженная охрана. Тем не менее, похоже, сено имело немного влияния на собаку.
   Эша прислонилась к узорчатой стене под плетями традесканции, игнорируя злобные дамские взгляды. Вика что-то жестко сказала Глебу и вернулась к работе, а тот, кивнув, вновь превратился в прежнего грустного Глеба, сделал Шталь прощальный жест и ретировался, перед этим повторив свои манипуляции с рухнувшей вешалкой. Воистину бедняга был квинтэссенцией неуклюжести, перенесшейся в Новгород из старых французских комедий. Свободные парикмахерши, просигнализировав друг другу язвительными взглядами, снова занялись ничегонеделанием, приглашающе посматривая на очередь, но безрезультатно.
   Вскоре Вика закончила, и клиентка закружилась в кресле, с восторженными ахами разглядывая себя в зеркало в различных ракурсах. Эша недоуменно покачала головой. Прическа казалась самой обычной, более того, отнюдь не идеальной, сзади было снято немного кривовато, а спереди в укладке чувствовалось что-то неуклюжее. Настоящий мастер так бы не сделал. Гениальный - тем более. Но женщина выглядела совершенно довольной и вовсю расточала Вике комплименты. Шатенка, сладко улыбаясь, щелкнула замочком ящика на столике, подхватила клиентку под локоток и увела в боковую дверку, которую тщательно за собой закрыла, а ее место заняла пожилая уборщица, принявшаяся сметать в совок отходы Викиной работы. Девушка, помогшая Глебу, бросила на закрытую дверь вороватый взгляд, потом такой же взгляд достался Эше - тонкий, как прутик, которым ребенок тычет в многоногое насекомое и отскакивает, чтобы посмотреть, что будет. Эша, тоже исподтишка, посмотрела вопросительно, и тогда девушка встала и прошла мимо нее к тумбочке, где стоял приемник, по дороге едва заметно мотнув головой. Шталь пошла следом, деловито копошась в сумочке, и принялась тщательно изучать в зеркало свой макияж.
   - Ты девчонка Глеба? - спросила парикмахерша свистящим шепотом. - Зачем он тебя привел - совсем что ли... Я же вижу - она уже взбесилась!
   - Думаешь, она снимет с меня скальп? - осведомилась Эша, сильно озадаченная конспирацией, и девушка посмотрела на нее весьма сочувственно.
   - Ты явно не знаешь Вику. Знаешь, шла бы ты лучше отсюда! Или садись к кому-нибудь из нас. Мы в любом случае сделаем не хуже, а тебе потом жалеть не придется.
   - Жалеть о чем? - насторожилась Эша, в душе посмеивавшаяся - забавное проявление конкуренции среди мастеров. - Что произошло? Она кого-то замелировала до смерти?
   - Зря смеешься, - отрезала собеседница и, быстро обернувшись, прошипела: - Она - вампир!
   Шталь с трудом сделала серьезное лицо.
   - А, ну это все объясняет. Ну, ничего, я сгоняю на рынок за чесноком, и все обойдется!
   - Энергетический вампир, - презрительно поведала парикмахерша. - Ладно, я тебя предупредила... но... ты ж не послушаешь, - она как-то горестно добавила: - Никто не слушает.
   Подкрутив громкость приемника, девушка вернулась на свое место, а Шталь подмигнула себе в зеркало, потом состроила раздраженную гримасу. М-да, конкуренция, конечно, иногда обретает странные формы, но, в конце концов, она же не детсадница, чтоб вести с ней подобные разговоры. К тому же, Эша не верила в вампиров - ни в энергетических, ни в классических - ни в каких. Да и вампиры не ее профиль. Ейщаров выразился вполне определенно - никаких вампиров, демонов и живых мертвецов. "Олег Георгич, я нашла энерговампира - не интересуетесь? Хоть за полцены?" Что на это ответит наниматель?
   Вне всякого сомнения, ничего хорошего.
   Эша обернулась на звук открывшейся двери. В зал выпорхнула клиентка - по-прежнему бодрая и довольная, следом вышла Вика - не менее довольная. Объяснение возникало вполне обыденное - клиентка довольна прической, а Вика в том закутке наверняка получила немножко не облагаемого налогом заработка, вот вам и весь вампиризм. Не удержавшись, Шталь взглянула на осведомленную парикмахершу и усмехнулась - теперь ее попытка подкосить репутацию коллеги выглядела еще более жалкой. Вика поманила ее, и Эша, плюхнувшись в кресло, сдернула кепку и тряхнула волосами.
   - У-у, - сказала Вика, перебирая каштановые пряди, - да это же просто катастрофа! Будем просто исправлять, или что-то совершенно новое? Есть пожелания или пофантазируем?
   - Я отращиваю волосы, так что просто реанимация. Естественная форма без особых изысков.
   - С укладкой? - Вика собрала часть волос на затылке и приподняла, что-то прикидывая. Сделала она это довольно резко, и Эша, не сдержавшись, ойкнула. - Укладку делаю бесплатно.
   Эша, никогда не слышавшая о столь щедром сервисе, удивленно вздернула брови, потом осторожно дотронулась до своего апатичного талисмана. Хризолит ощущался раздраженным и немного настороженным. Вика ему не нравилась. Эше и самой Вика не нравилась. Симпатичная, аккуратная, собранная, не без стервозности, но кто не стервозен? Странновата немного, но и таких пруд пруди. В конце концов, Шталь тоже не ромашка. Нет, дело было не в этом. Вика ей просто не нравилась. Бывают такие люди, которые просто не нравятся, без всякой причины. И не очень приятно, когда один из таких людей возится с твоими волосами.
   - Я подумаю, - осторожно ответила она. Вика прохладно кивнула, продолжая перебирать ее пряди.
   - Хороший естественный цвет, - заметила она. - Действительно прекрасные волосы. Чем лучше волосы, тем приятней с ними работать.
   - Поэтому вы меня взяли?
   - Глеб сказал, что вы в меня не поверили, - ответствовала Вика как-то торжественно, и Эша невольно поймала себя на том, что наблюдает за ее отражением, выискивая в ровных полосках зубов парикмахерши вампирскую аномалию. - Мне нравится доказывать людям, что они ошибались. А волосы и правда отличные.
   - И уши тоже, - искательно сказала Шталь. - Пожалуйста, не перепутайте одно с другим.
  
  * * *
   Чем дольше работала Вика, тем больше недоумевала Шталь. В Вике не чувствовался гений. В Вике даже не чувствовался мастер, ну хоть тресни! Работала она вроде бы старательно, но неуклюже и как-то механически, в ее движениях не было легкости, и с ножницами она иногда обращалась так, словно резала картон, а не волосы. Она не была неумехой, она явно хорошо знала, что и как делать, но в теории явно была сильнее, чем в практике, она действовала заученно и отчаянно напоминала человека с неважным слухом, который пытается исполнить оперную арию. Ее прикосновения Эше были неприятны. Она заметила, что Вика в зеркало наблюдает за выражением ее лица, и ее собственное лицо казалось напряженным, будто парикмахерша пыталась решить для себя нечто важное. Также Шталь заметила, что Вика сделала ей кривой пробор, но едва открыла рот, чтобы указать на это, как Вика отложила расческу и наклонилась, выглядывая над плечом Эши и прихватив с каждой стороны по пряди влажных волос. Ее зеркальное лицо озарилось улыбкой.
   - Ну, вот теперь мы можем приступить к работе.
   - Э-э, а что вы делали до этого?
   - Изучала твои волосы, - сообщила Вика, безболезненно меняя местоимения. - Прежде чем создавать прическу, очень важно изучить волосы, понять, какие они, какова их структура, насколько они податливы, как их лучше стричь - угол наклона лезвий ножниц и скорость их движения имеют большое значение. С волосами нужно обращаться очень бережно - ведь через них может передаться множество ощущений, и не всегда приятных. Ты ведь знаешь, что волосы очень чувствительны?
   - По-моему, чувствительна кожа головы, из которой они растут. Во всяком случае, так мне говорили на уроках биологии. У роговых отростков нет ощущений.
   - Какое противное определение, - Вика отперла ящичек и выдвинула его. - У волос есть ощущения. У них есть даже настроение, и сейчас оно очень плохое. Так что, вначале, мы его немного поправим. Для этого нужно их как следует расчесать.
   Она вытащила из ящичка несколько расчесок, задумчиво повертела их в руках, потом выбрала одну, а остальные спрятала обратно. Эша озадаченно посмотрела на расческу. Она была пластмассовой, грязно-оранжевого цвета, с широкой потрескавшейся ручкой и большими зубьями, нескольких из которых не хватало. Расческа выглядела очень старой. Кроме того, она выглядела не очень чистой - основания зубьев были окружены грязно-серыми маслянистыми кольцами, и Эша хотела было возмутиться, а то и вовсе выскочить из кресла, но ладонь Вики крепко вжалась в ее плечо, словно предчувствуя это действие, правая рука взлетела и опустилась, легко поведя расческу сквозь волосы от макушки к затылку и дальше, до самых кончиков.
   Эша, тихо вздохнув, обмякла в кресле, податливо запрокинув голову, беспрекословно подчиняясь движущимся рукам, чьи прикосновения теперь были тихими, бережными, домашними, а расческа снова и снова прокатывалась от макушки и вниз, не встречая ни малейшего сопротивления - волосы послушно текли сквозь пластмассовые зубья, как вода, не цепляясь, не путаясь, и каждый новый взмах расчески прокатывал за собой волну невероятного удовольствия, захлестывавшую целиком, до самых кончиков пальцев. Ощущения были немыслимыми, фантастическими, ни с чем не сравнимыми, определения эйфории и нирваны рядом с ними казались бледным, ничего не выражающим набором букв. Она тонула, растворялась, выныривала на мгновение, но лишь для того, чтобы нырнуть еще глубже. Все воспоминания словно ссыпались куда-то, истлевшие, ненужные, осталось только лучшие - самые прекрасные моменты жизни - картины, слова, звуки, запахи, чувства, взгляды, и все это было свежим, все это сияло, и с каждым прикосновением расчески становилось все ярче, словно и не было всех этих лет - большей частью невероятно бесполезных и глупых, нелепой пыли, которая заслуживала лишь того, чтобы ее просто стряхнуть. Расческа уже не была расческой - это была чья-то любящая рука, нежно гладящая по голове, ласково перебирающая волосы. Поля никогда не гладила ее по голове, отец тоже избегал нежностей, матери она вообще не помнила. Никто никогда не прикасался к ее волосам так, и Эша на мгновение вдруг загрустила, но грусть сразу же растаяла, снежинкой упав в растекающуюся снова и снова лаву удовольствия.
   Иногда она открывала глаза и смотрела в зеркало, смутно различая Вику за своей спиной. Кажется, она что-то делала, какую-то там прическу. В сущности, это было неважно - в любом случае, что бы Вика не делала, она делала это прекрасно, даже когда просто захватывала расческой прядь волос, чтобы остричь кончики. Глеб оказался прав - Вика была гениальна. Не так уж важно, что ты делаешь, важно - как ты это делаешь. Зеркальное сосредоточенное лицо плавало, теряясь за трепещущими ресницами. Это было чудесное лицо. Отчего Вика вначале вызвала у нее такую неприязнь - непонятно.
   - Так что насчет укладки - делать? - спросил мягкий парикмахерский голос над ухом, и Шталь энергично кивнула.
   - Господи, конечно! Ты еще спрашиваешь!
   Снова взмахи расчески, кажется, теперь расческа уже другая - черная, узкая. Легкие воздушные движения пальцев, словно танцующих среди каштановых прядей, которые будто сами тянутся навстречу им, напрашиваясь в партнеры, и превращаются во что-то высокое, монументальное, но совершенно бесподобное. Что делает Вика в этой простенькой парикмахерской? Неужели никто не понимает, насколько она талантлива?!
   - Ну, вот и все, - наконец удовлетворенно произнесла Вика, и Эша неохотно открыла глаза. Казалось, что ей снился лучший в ее жизни сон, и просыпаться совсем не хотелось. Из зазеркалья на нее взглянул кто-то, отдаленно похожий на Эшу Шталь - он был старше, серьезней и намного красивей.
   - Это... у меня нет слов, - прошептала она. - Это прекрасно. Если б я знала раньше... Вика, я... Что я...
   - Идем, - удовлетворенно приказала Вика и, взяв Эшу под локоть, почти вынула ее из кресла. Та подчинилась беспрекословно, все еще переживая недавние ощущения. - Свете нужно тут убраться. Идем со мной.
   Эша пошла мимо внимательных парикмахерских взглядов. Два из них были откровенно насмешливыми, третья же девушка, автор нелепой вампирской теории, смотрела удрученно, чуть покачивая головой, и Шталь, не сдержавшись, фыркнула. Парикмахерша поджала губы и отвернулась.
   Едва Вика притворила за ними дверь, как Эша заговорила - очень быстро, словно боялась, что в любую секунду лишится дара речи и не сможет выразить то, что ее переполняет.
   - Это прекрасно, Вика, бесподобно, это было так здорово, эта прическа... да и то как ты работаешь... я даже не могу подобрать определение! Это было потрясающе! Сколько я тебе должна?! Хотя, сколько б ты не запросила, этого все равно будет мало!
   - За расчетом подойди к девушке в коридоре, - скромно сказала Вика, сейчас выглядя невероятно кроткой. - Конечно, мне с этого мало что достанется, но пока я здесь работаю, с этим приходится считаться.
   - Но это же несправедливо! За такую работу!.. - возмутилась Шталь, выхватывая кошелек. - Что ты вообще делаешь в этом занюханном заведении?! Вот, возьми, - она сунула Вике в ладони пачку крупных купюр. - И вот это возьми! И вот еще!
   - Это слишком много, я не могу столько взять, - мягко возразила Вика, пытаясь вручить ей деньги обратно, но Эша оттолкнула ее руки.
   - Глупости! Ты заслужила! У меня где-то еще было - вот! И, кажется, в кармане...
   - Ты должна оставить что-то, чтоб расплатиться за стойкой, - напомнила Вика, аккуратно пряча деньги, и Эша понимающе закивала.
   - Конечно! Хорошо! Спасибо тебе огромное! Господи, - она подняла руку и осторожно коснулась волос, - жаль, я не могу ходить с этой прической хотя бы неделю... Когда я могу прийти еще?!
   - Даже не знаю, у меня очень плотный график, - суховато ответила парикмахерша, но Шталь пропустила ее тон мимо ушей. Ей хотелось немедленно получить ответ, ей хотелось прийти завтра же, да что там - она уже прямо сейчас вернулась бы обратно в кресло. То, что она почувствовала - никогда в жизни она не чувствовала ничего подобного - невероятное удовольствие и непривычная, удивительная душевная чистота, словно она вернулась в раннее детство, когда весь мир видится совершенно иначе, все кажется новым, сказочным, и она - еще только милая маленькая девчушка. Даже эши шталь бывали милыми маленькими девчушками.
   - Через неделю, нет, через пару дней, - затараторила Эша. - Нет, завтра! Почему бы и не завтра, мне понадобится еще какая-нибудь прическа! Ну пожалуйста, пожалуйста! - не выдержав, она схватила Вику за руку, и где-то в глубине души что-то вяло возмутилось - что за новости, Эша Шталь не хватает за руки парикмахерш, не отдает им все свои деньги, не разговаривает таким глупым овечьим голосом и уж точно не лебезит. Где настоящая Эша Шталь, ау!
   - У тебя есть еще деньги? - неохотно осведомилась Вика. - Я ведь не работаю бесплатно.
   - При себе нет, но будут, я знаю, где взять, мне присылают, переводят... о-о, у меня будет до черта этих денег!
   - Ладно, если достанешь деньги, приходи в понедельник, я тебя запишу, - Вика милостиво улыбнулась - улыбка ее была воистину небесной. - А теперь иди, мне надо работать.
   Как в полусне Эша покинула парикмахерскую, вяло стуча каблуками и глупо улыбаясь. Очередь проводила ее завистливыми взглядами, но она не заметила ни одного. Прошла несколько метров и привалилась к стене, тупо глядя на покачивающиеся в окошке резные изумрудные листья.
   - Что я только что сделала? - пробормотала Шталь.
   Ответа не было. Причин тоже. Собственно говоря, и претензий быть не могло. В голове был полнейший разброд, и только одно Эша знала совершенно четко - еще никогда в жизни она не чувствовала себя лучше, и эта заслуга принадлежит чудесной девушке с волшебными руками. Эша вызвала в памяти ее образ - делать это было легко и приятно. Изящно очерченное лицо, обрамленное блестящими каштановыми волосами, мягко, доброжелательно улыбалось, и, мысленно разглядывая его, Эша вдруг ощутила легкую тревогу и еще что-то - что-то важное, но такое расплывчатое и далекое, что было никак не ухватить. Неподалеку раздался звонкий собачий лай, и Эша тряхнула головой, словно это могло помочь мыслям принять более упорядоченную форму. Собаки, собаки...
   Любишь меня? Любишь?..
   Нет, ничего.
   - Ну, как?
   Эша обернулась - рядом стояла Викина конкурентка, дымя сигаретой. Ее светлые волосы, аккуратно и хорошо постриженные, золотились на солнце, а глаза смотрели неодобрительно, ехидно и со странной жадностью.
   - Что как?
   - Ощущения как? Теперь и ты попала к ней в рабство, а?
   - Господи, - сказала Шталь с успокаивающе привычным раздражением и прищурилась на табличку, пришпиленную к красивому форменному халатику парикмахерши "Мастер Анастасия Горобенко", - я и забыла, что из меня сию секунду пили жизненные соки. Настя, у тебя паранойя. Пойди, постриги кого-нибудь.
   - А я ведь тебя предупреждала, - продолжила Настя, казалось, не слышавшая ни одного ее слова. - Ты как, все деньги ей отдала, или она оставила тебе на проезд? Брось, тут все знают, что она получает в обход, и Лиля знает, но она никогда ее не уволит. Столько клиентов...
   - Почему ты со мной разговариваешь? - поинтересовалась Эша, привставая на цыпочки и пытаясь разглядеть, что делается внутри парикмахерской.
   - Потому что ты странная.
   Шталь повернулась и посмотрела на нее с любопытством.
   - Забавно, потому что то же самое я сейчас думаю про тебя. Ты раздаешь эти нелепые предупреждения всем ее клиентам? Знаешь, что - мне кажется, ты всего лишь завистливая неудачница, которая пытается разрушить репутацию блестящего мастера. К тебе клиенты не выстраиваются в очередь, у тебя нет такого заработка, ты никому не нужна. Все довольно банально.
   Настя сверкнула глазами, швырнула сигарету на асфальт и припечатала ее подошвой.
   - Что ж, вижу, Вика получила еще одну комнатную собачку! Говорить с тобой уже бесполезно. Не понимаю, что она с вами такого делает?! Неужели тебе нравится то, что она соорудила на твоей голове?! Неужели тебе нравится, как она тебя постригла?! Да любая из нас сделает в сотню раз лучше!
   - Хватит! - разозлилась Эша, с которой постепенно начало спадать плотное покрывало эйфории. - Прическа хорошая, меня вполне устраивает, да и не в прическе дело, а в ощущениях! То, как она работает, чертовски здорово, вот и все! Возможно, она знает какие-то точки на голове... это как классный массаж, как секс... лучше!
   - Ничто не может быть лучше секса! - убежденно заявила Настя.
   - Я ухожу, - сообщила Эша и сделала шажок к тротуару. - Вот, видишь? Раз-два. Я пошла, по собственной воле, никто меня не держит и не тянет обратно, и вся моя энергия при мне. И возвращаться я не собираюсь!
   - Ты вернешься, - парикмахерша тонко, умудренно улыбнулась. - Вы все возвращаетесь.
   Эша презрительно фыркнула и пошла прочь, тут же забыв о ней. Ее рука то и дело взлетала, касаясь волос - собственные прикосновения казались ей грубыми, неприятными. Но, не пройдя и десятка метров, Шталь остановилась у развесистого тополя и кисло пробормотала:
   - Тонковато деревце - для маскировки тебе больше бы подошел баобаб.
   - Да я и не прячусь... хм-м... просто стою, - Глеб осторожно выступил из-за ствола, вытащил из пачки сигарету и немедленно уронил ее. - Собственно, - он наклонился и из такого положения продолжил, - я просто хотел посмотреть, - Глеб приподнял голову.
   - Посмотреть на что? - осведомилась Шталь, ибо взгляд Глеба уткнулся точно ей в колени.
   - Ну, что она сделала, - он, наконец-то, поднял сигарету и выпрямился, оглядывая голову Эши. Его брови сдвинулись, а губы чуть поджались, отчего лицо Глеба стало еще грустнее. - Это Вика сделала?
   - Нет, - Эша удивилась легкому, едва уловимому разочарованию, проскользнувшему в его голосе, - это сделала уборщица, ей как раз было нечем заняться. Тебе что - не нравится? По-моему, просто шикарно... да и, честно говоря, не в прическе дело! То, как она обращается с волосами...
   - Тебе не важна прическа? - Глеб посмотрел как-то странно. - А... ты вообще ее видела?
   - Конечно нет. Я все время сидела с закрытыми глазами, потом наощупь расплатилась и вышла, заслоняясь руками! - Эша свирепо насадила на нос солнечные очки, чуть не сломав дужку. - Послушай, Глеб, твоя Вика просто прелесть, умница и замечательный мастер! Ты ведь это хотел услышать?! Я была неправа. Она - чудо, спасибо, что привел меня к ней, а теперь отстань от меня!
   Отвернувшись, Эша почти побежала к остановке, и, уже забираясь в автобус, оглянулась на парикмахерскую. Просто так, разумеется, почему бы не взглянуть на нее еще раз? Зачем она записалась к Вике - непонятно. Разумеется, она больше не пойдет сюда, через четыре дня ее уже вовсе не будет в Новгороде.
   Эша повторяла себе это всю дорогу до гостиницы, а когда зазвонил ее телефон, то лениво сбросила вызов, даже не взглянув на дисплей. Ей не хотелось ни с кем разговаривать. Сейчас в качестве собеседника ей вполне хватало самой себя, и этот собеседник, отчего-то, был на редкость недоверчив.
  
  
  * * *
   - Странно, - пробормотал Ейщаров, глядя на дисплей своего телефона. - Шталь сбросила вызов.
   - Наверное занята, - Михаил пожал плечами, не выныривая из недр глянцевого журнала. - Не слишком ли часто ты стал ей звонить?
   - Она никогда так раньше не делала.
   - Ой, Олег, ты опять за свое! Женщины постоянно занимаются какими-то пустяками, причем чем пустяковей пустяк, тем важней он им кажется. Она наверняка красит ногти или кадрит какого-нибудь олуха. Кстати, когда дозвонишься до нее, не забудь сказать ей, что я не... ну, ты понял, - из-за шелестящих страниц вынырнула шоферская рука с грозно торчащим указательным пальцем. - И Олег, я тебя прошу, садись ты, наконец, в машине на заднее сиденье! Там безопасней.
   - Разумеется, там безопасней, - покладисто согласился Олег Георгиевич, постукивая небольшой книжкой по колену. - Там хуже слышно, как ты разговариваешь.
   Рука Михаила спряталась, и он свирепо шелестнул страницами. Ейщаров взглянул на часы, отставил кофейную чашку, и встал навстречу вошедшему в кабинет невысокому полному человеку, одетому в хороший, но невероятно измятый серый костюм, сплошь засыпанный чешуйками сигаретного пепла. Протянул ему руку, человек, чуть приподнявшись на носках, склонил голову к руке, словно желал убедиться, что это действительно рука, потом схватился за нее и с чувством пожал.
   - Олег Георгич, извините, что заставил ждать. А я опять очки разбил - представляете?! - он бросил на стол очки, и те жалобно звякнули остатками стеклышек. - Слеп, как крот! Так и летят очки, по три раза за неделю меняю! Моя жена говорит...
   - Сергей Сергеевич, я не сомневаюсь, что ваша супруга сказала нечто чрезвычайно интересное, - Ейщаров постучал ногтем по циферблату своих часов, - но...
   - Ах, ну да! - человек хлопнул себя по лбу так звонко, что Михаил встревожено выглянул из-за журнала. - Вот старый дурак! Да, все готово, идемте. Можете вести беседу в каком угодно ракурсе, психически она вполне стабильна. А если даже... ну, в сущности, это уж ваше дело.
   Ейщаров, оставив недовольного Михаила в кабинете, вышел за Сергеем Сергеевичем, прихватив с собой книгу. Идя по коридору, он еще раз вызвал номер Шталь, и вызов снова сбросили. Олег Георгиевич нахмурился. Эша частенько бросала трубку посередине разговора, это было вполне в ее характере, но вообще не начинать разговор - это не было на нее похоже. Его провожатый отворил дверь, сделал изящный приглашающий жест в проем, задев при этом рукой за косяк, Ейщаров вошел в небольшую, просто обставленную комнатку с анемично-зелеными стенами, опустился в креслице неподалеку от стола, раскрыл книгу и принялся читать. Несколько минут в комнате царило молчание, потом сидевшая напротив него женщина злобно брякнула цепями, которые тянулись от ее запястий к подлокотникам прикрученного к полу кресла, и рявкнула:
   - Я тебе ни хрена не скажу, понял?!
   - Ага, - отозвался Ейщаров, не отрывая глаз от строчек.
   - Вначале холуев своих присылал, теперь сам явился, глядите-ка! Я не собираюсь с тобой разговаривать!
   - Да я понял, понял, - Олег Георгиевич перевернул страницу. Женщина облизнула губы и с минуту настороженно изучала его. Потом настороженность сменилась недоумением.
   - Ты почему ничего не спрашиваешь?
   Он повернул голову и легко тронул взглядом ее лицо.
   - А я должен что-то спрашивать?
   - Ты ведь пришел задавать мне вопросы!
   - Вопросы? - Ейщаров пожал плечами. - Да нет. Вообще-то я пришел сюда немного почитать. Здесь спокойно, ничто не отвлекает, сотрудники и партнеры не донимают - благодать! - он улыбнулся и вернулся к чтению. Женщина задергалась в кресле, безуспешно пытаясь освободиться от наручников, потом начала ругаться. Ругалась она долго, громко и изобретательно, и когда ее голос уже начал садиться, Олег Георгиевич, не поднимая головы, заметил:
   - Мадам Фиалко, я долгое время работал коммивояжером, так что оскорбить меня сложно. Впрочем, можете продолжать, вы мне не мешаете.
   Женщина, вспыхнув с новой интенсивностью, предавалась словесному буйству еще минут десять и, наконец, выдохнувшись, замолчала, зло глядя на него сквозь упавшие на лицо волосы, потом прошипела:
   - Сними с меня наручники, тварь! Под аристократа косишь, а женщину к креслу приковал! Не больно-то цивилизованно!
   - Ну, Юля, ты чуть не убила мою сотрудницу и ни в чем не повинного мальчишку, - Ейщаров перевернул еще одну страницу. - Почему бы и мне не совершить что-нибудь нецивилизованное? Впрочем, на самом деле я лишь хотел создать привычные условия. Вы ведь любите цепи, мадам?
   - А не пошел бы ты?! - сказала "мадам".
   - Что-то неохота, - Ейщаров забросил ногу на ногу и отгородился от Юли книгой. На этот раз Фиалко молчала дольше, нервно кусая губы и поглядывая на дверь, потом холодно произнесла:
   - Послушайте, Олег Георгиевич...
   - Ой! - Ейщаров испуганно выглянул из-за книги. - Юля, ты что - такой резкий переход! Надо ж предупреждать. Это может вызвать стресс.
   - Да какого?!.. - взвизгнула Юля. - Что тебе от меня надо?! Я тебя не понимаю! Ты держишь меня взаперти, потом даешь мне полную свободу общения с Димкиными врачами, потом устраиваешь и оплачиваешь похороны моего сына, позволяешь мне на них присутствовать, а потом привозишь черт знает куда и запихиваешь в психушку! Что тебе от меня надо?!
   - От тебя совершенно ничего, - Ейщаров опустил книгу и коротко глянул на нее. - Ты бесполезна.
   - Тогда чего ты приперся?!
   - Я ж сказал - почитать, - он постучал пальцем по переплету и усмехнулся. - Кстати, Юля, тебе не доводилось читать Мураками? Господи, ведь триста раз зарекался читать модную литературу, не вышел я под нее интеллектом. Ну, да ладно, может, все-таки осилю, - Олег Георгиевич ободряюще кивнул самому себе и вновь заслонился книгой. - Вот, например, дочитать до конца Коэльо я так и не смог.
   Лицо Юли выразило глубочайшее презрение к интеллектуальным способностям собеседника, потом она скрестила ноги и принялась разглядывать потолок. Ейщаров украдкой наблюдал за ней. Фиалко утратила свой дар, но, напоследок, успела ухватить хорошие дивиденды. Шестидесятилетняя в облике юной беззаботной девицы, даже выражение глаз не выдавало ее истинного возраста. Он не брался предсказывать будущее ее разума, но ее тело проживет жизнь заново, и, возможно, эта жизнь будет долгой, но хорошенькая девчонка - это было все, что осталось от волшебной способности. Она была потеряна. Вероятней всего, она была потеряна навсегда. Что-то надломилось в Юле Фиалко на крыше "Тихой слободки", что-то перегорело, что-то расплавилось в ее злобе. Ни одни часы больше ничего ей не скажут.
   Минута лениво сменяла минуту, часов в комнатке не было, окон тоже, и, казалось, нет здесь и времени. Юля рассмотрела все трещинки на потолке, тщательно изучила свои ногти, вволю назвякалась наручниками, после чего ее лицо начало медленно приобретать сонно-озадаченное выражение. Ейщаров в очередной раз перевернул страницу, а потом его рука, вынырнув из-за книги, громко шлепнула о столешницу ладонью и тотчас исчезла, а на столе осталась лежать бесформенная кучка осколков - то, что некогда было розовым будильничком-избушкой. Ноздри Юли задрожали, и у нее вырвался сиплый звук. Она стукнула зубами и потянулась к осколкам, потом, звякнув цепями, ударила ладонями по столешнице, и осколки со слабым шелестом рассыпались причудливой мозаикой.
   - Ты ведь узнаешь их, правда? - Ейщаров закрыл книгу и спокойно посмотрел на подрагивающие на столе узкие ладони. - Ты расспрашивала о них больничный персонал, но никто не мог тебе ответить, куда они делись. Мы нашли их такими. Мы ведь оба знаем, что делали эти часы, не так ли? Можно сказать, что технически твой сын действительно умер от инфаркта. Фактически же он был убит.
   - Кто-то нечаянно... - пробормотала Юля и замолкла, слепо ощупывая осколки.
   - Это не было случайностью. Часы разбили намеренно, и это сделал тот, кто знал, для чего они.
   - Хватит меня запугивать! - взвизгнула Юля. - Это была случайность! Ты не можешь утверждать обратное, если только не видел, как это случилось, если... ты сам их не разбил!.. но ты не мог знать...
   - С нами работает удивительный человек, - Олег Георгиевич бросил книгу на стол, и Юля вздрогнула, скрежетнув ногтями по столешнице. - Он способен общаться с разбитыми вещами. Вещи тоже могут умирать, когда их разламывают на куски, уничтожают, превращают в пыль. Думаю, тебе никогда не удавалось поговорить с разбитыми часами. Он может. В какой-то степени его способность можно назвать спиритизмом, - Ейщаров криво улыбнулся и положил на стол сигареты. - Не веришь мне, я дам тебе поговорить с ним, он без труда тебя убедит.
   - Даже если и так, в этом нет смысла, - Юля дрожащими пальцами выудила из пачки сигарету и потянулась к щелкнувшей в руке Ейщарова зажигалке. - Никто не мог знать, для чего они там. Я никому никогда... - она глубоко затянулась сигаретой и замолчала, глядя куда-то внутрь себя. Олег Георгиевич кивнул.
   - Верно. Никто не мог знать. Кроме человека, которому вовсе не нужна от тебя эта информация. Человека, который задал вопрос твоему собеседнику. Такого человека, как ты.
   - Чушь! - выдохнула Юля вместе с дымом. - Ты и убил моего сына, потому что я сказала о часах твоей девке, а она все разболтала тебе! Ты вполне мог принести сюда какие угодно разбитые часы, мне ведь не проверить! Таких будильников полным-полно!
   - Ну, во-первых, одно противоречит другому, - заметил Ейщаров. - А во-вторых, интересней всего то, что ты, Юля, была шокирована, но, мне показалось, ты была не очень-то удивлена. Ты ожидала чего-то подобного? Кто-то из Говорящих угрожал твоему сыну? Он встречался с кем-то из них? Он кого-то из них боялся? И передал свой страх тебе? Поэтому ты не отпустила мальчишку, даже узнав, что он тут не при чем? Потому что он Говорящий? Твои разглагольствования о благе и разочаровании были слишком уж корявыми.
   Юля не ответила, не отрывая взгляда от разбитых часов и сминая в пальцах сигарету. Ее губы дрожали, лицо как-то обвисло, и сейчас она казалась очень старой и усталой. Теперь ее тело выглядело каким-то чужим, нелепым, и чудилось, что сейчас оно сморщится, свалится с нее, как расстегнутый плащ, и на стуле останется лишь немолодая, злая, убитая горем женщина.
   - Кого боялся твой сын, Юля?
   - Зачем они тебе? - Юля стряхнула пепел на стол. - Хочешь их перебить?! Или посадить в клетку, подкинув им любимые вещицы?!
   Ейщаров оперся локтями на столешницу и пристально взглянул на Фиалко.
   - Это важно?
   - Ты обычный денежный мешок, ничего больше! Я на таких насмотрелась! Такой же, как Гурин! Тебе главное - выгода, тебе плевать на людей! Затеял новый бизнес?
   - Повторяю - это важно?
   - Я не хотела быть такой, - сказала она неожиданно детским голосом. - Когда это случилось, я решила, что схожу с ума. Дима так испугался, он... он никак не мог понять, каким образом... Но я не такая, как он... не совсем такая... Что это? Что-то генетическое? Радиация? Откуда это?
   - У тебя - от твоего сына. Говорящие заражают других через свои вещи. В сущности, это как вирус - очень своеобразный вирус, но он не определяет поступки своего носителя. Это полностью зависит от самого человека. Говорящие большей частью люди неплохие. Бесконтрольные, испуганные, но неплохие. Проблема в том, что их действия часто бывают неразумны, и их последствия сильно меняют этот мир. Говорящие уникальны, они могли бы принести много пользы, но они здесь чужие и они опасны для этого мира.
   - Почему?
   - Потому что из-за таких, как они, могут получиться такие, как ты.
   Юля взвилась было с кресла, уронив сигарету, но цепи рванули ее обратно, и она, с размаху плюхнувшись на сиденье, снова начала ругаться, дергаясь, гримасничая и брызжа слюной. Ейщаров, поймав катившуюся по столешнице сигарету, вежливо дослушал высказывание до конца, протянул сигарету Фиалко, а к себе вновь пододвинул книгу.
   - Нет! - взвизгнула Юля. - Не смей читать при мне! Откуда эта дрянь взялась у моего сына?!
   - Этого я не знаю, - ответил Ейщаров совершенно равнодушно.
   - Для незнающего ты, что-то, слишком много знаешь! Какое право ты имеешь меня критиковать?! Это был мой сын! Они все были виноваты! Только так!.. У тебя есть дети?!
   - Кажется нет, - Олег Георгиевич задумчиво посмотрел на потолок. - Хотя, не берусь утверждать наверняка.
   - Ну конечно! Так вот, тебе не понять, что это, когда такое происходит с твоим ребенком! Он был для меня всем! Да чтоб они сдохли - все эти твои Говорящие! Все до единого! Я их ненавижу! Я их ненавижу еще с того дня, как Дима вернулся, и я увидела, как он напуган! Где один, там и второй... и все остальные... так и пусть... - Юля забарахталась в словах и замолчала. Ейщаров понимающе кивнул и открыл книгу.
   - У меня мало времени, - буднично произнес он, - так что извини. Хочу успеть дочитать главу. А ты, если хочешь, можешь поразмыслить, сколько еще людей может оказаться в твоем положении. У тебя, в отличие от меня и от них, времени теперь полным-полно.
   - Ты ублюдок! - надменно сообщила Фиалко и чуть подвинулась, пытаясь придать позе некоторую изящность. Олег Георгиевич кивнул.
   - Я знаю. Впрочем, для меня это не проблема.
   Юля помолчала, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, внимательно разглядывая сидящего перед ней человека, потом неохотно сказала:
   - У них была группа. Четверо вместе с Димкой. Они случайно познакомились, как он говорил, почуяли друг друга, и с тех пор часто встречались. Общались, пытались понять, что с ними произошло. Пытались вспомнить... Дима все время говорил, что у него постоянно такое ощущение, что он что-то знал... но забыл. Может, какое-то событие, может какое-то место... он так и не смог вспомнить. В общем, они всегда встречались в одном и том же частном домике, у них у всех были свои ключи, и в последний раз он опоздал на встречу. Когда он пришел, один был еще жив. И там был еще другой человек, стоял возле него... Дима уверен, это был Говорящий. Он повернулся к нему и... Димка убежал. Прыгнул в машину и всю дорогу до Аркудинска гнал без передышки. Явился ко мне сам не свой, потребовал, чтоб я немедленно собиралась, сказал, что мы уезжаем из города сию же секунду. Он был белый, как мел, почти ничего не соображал. Это было... в тот день, когда... потому он и ехал так быстро, - Юля смяла в кулаке окурок и, вздрогнув от ожога, швырнула его на пол. - Я поняла только одно - Дима был уверен, что этот человек собирался его убить. Не знаю, чем он его так напугал.
   - Как он выглядел?
   - Он не рассмотрел его, - Юля потерла ладонь. - Он даже не понял, мужчина это или женщина - просто видел темную фигуру в конце комнаты. Только слышал голос - очень тихий голос, и, кажется, он, все-таки, был мужским.
   - Что он сказал?
   - Здравствуй, Дима.
   - В каком городе это было?
   - В Ижевске. Третьего марта две тысячи четвертого. Адреса не знаю. И о друзьях его ничего не знаю, он мне о них не рассказывал, так что можешь не спрашивать, - Юля вытянула ноги, холодно наблюдая, как Ейщаров закрывает книгу и встает. - Это все, что мне известно. Когда меня отпустят?
   - Очень скоро ты сможешь уехать... если захочешь, - он взглянул на часы. - Возможно, ты захочешь и остаться, кто знает. Рабочих мест много, город перспективный... В любом случае, это будет твое персональное решение. Я соболезную твоей утрате, Юля. И я рад, что ты сама все рассказала. Я мог бы спросить иначе и все равно получить ответы, но это было бы нечестно.
   - Коммивояжерам плевать на честность! - презрительно бросила Юля.
   - Это было давно. Тогда мне действительно было плевать на честность. Теперь мне плевать на все.
   Ейщаров вышел из комнаты и почти бегом вернулся в кабинет, где Михаил, раскрасневшийся и довольный, в полном одиночестве приканчивал очередную порцию кофе с булочками. При появлении Олега Георгиевича, противоположная дверь распахнулась, и из кабинета стремительно выскользнула чья-то гибкая тень.
   - Булочки у Сергеича - объеденье! - сообщил шофер чуть срывающимся голосом. - Я спросил его ассистентку...
   - Именно поэтому на ней сейчас не хватало одежды? - Ейщаров опустился в кресло, нажимая кнопки сотового.
   - Между прочим, я дозвонился до твоей Шталь, - сказал Михаил с чувством явного превосходства. - И мне она ответила, так что можешь не беспокоиться. Вероятно, она просто не хочет разговаривать с тобой.
   - И что же она тебе ответила?
   - "Иди к черту!"
   - Что ж, похоже, беспокоиться действительно не о чем, - Ейщаров сунул телефон в карман. - Тебе доводилось бывать в Ижевске?
   - Тебе, все-таки, удалось с ней поговорить? - Михаил, не донеся булочку до рта, подался вперед, внимательно изучая выражение его лица. - Все плохо, а?
   - Зачем ты звонил Шталь?
   - Просто пытаюсь избавить тебя от ненужных проблем, - Михаил запихнул остатки булочки в рот. - Фефь ефли фефе фто-то...
   - Штаны застегни, - Ейщаров одним глотком допил свой остывший кофе. - Часть людей нужно снять с Новгорода. След очень старый, но, возможно, что-то найдем. Кстати, Севу придется взять с собой, так что постарайся вести себя сдержанно.
   Михаил упавшим голосом заявил, что Ейщаров, вне всякого сомнения, желает ему смерти, и поспешно покинул кабинет следом за ним, не забыв, впрочем, прихватить с собой оставшиеся булочки.
  
  * * *
   - Что там у вас происходит?! Вы не отвечаете на мои звонки больше недели!
   - Да все в порядке, Олег Георгиевич, просто я была очень занята. Я работаю. Я действительно... очень активно работаю.
   - Тогда где отчеты?! Где наработки?! Где информация?! - рассерженным шмелем жужжала трубка. - Вы ничего не наработали - отлично! - но даже об этом вы должны мне сообщать!
   - Может, нам перейти на общение эсэмэсками? - промямлила Эша. - Почему вы всегда так кричите? Я работаю, и мне все нравится... Я... пока еще побуду здесь. Я почти напала на след.
   - На чей?
   - Ну... я пока не могу сказать определенно, но след есть. Олег Георгиевич, вы не могли бы перевести мне еще денег?
   - Я переводил вам их вчера, - холодно произнес Ейщаров. - Вас что - ограбили?
   - Да... то есть, нет... ну, мне нужно было пройтись по магазинам... кое-какие мелочи, и мне нужна была новая зубная щетка, а потом еще всякое... ну, вы знаете, как это бывает?
   - Не знаю! - отрезал он. - Что у вас с голосом? Вы работаете над каким-то баром?! Черт возьми, Шталь, чем вы там занимаетесь?!
   - Почему вы все время так со мной разговариваете? - вяло возмутилась Эша. - Я просто немного простудилась. Дайте денег, а?
   - В гостинице мне сообщили, что вы съехали пять дней назад.
   - Она мне надоела. Я сейчас... живу в другой гостинице. Дайте денег.
   - Что за гостиница? Адрес.
   - Я не помню, - Эша скосила глаза на мутное оконное стекло. - Но как только вспомню, сразу же вам сообщу. Вы переведете мне деньги?
   - Нет, - спокойно ответил Ейщаров и отключился. Эша яростно затрясла телефон, потом швырнула его на переднее сиденье и, громко зевнув, потянулась, уперевшись подошвами кроссовок в потолок салона "фабии". Перевернулась на живот и сбросила на пол сложенную куртку, служившую ей подушкой. Посмотрела на часы на панели, потом снова в окошко, за которым занимался рассвет, и среди этого рассвета возвышался многоэтажный дом, на фоне нежно-голубого с ярко-розовым выглядевший особенно мрачно. Вокруг стояли и другие дома, но Шталь их не замечала - ей важен был только этот, а точнее - три окна на шестом этаже, зашторенные зелеными занавесками. Занавески не откроются еще очень долго - Вика любила поспать и не утруждала себя своевременным приходом на работу. Впрочем, ей это и не было нужно - никто не стал бы порицать ее за опоздание. "Версаль" существует, пока в нем работает Вика. Шталь же иногда казалось, что весь мир существует лишь пока в нем есть Вика.
   Она вытащила щетку и скрученный тюбик зубной пасты, повозила щеткой по зубам, набрала в рот воды из бутыли, которую ей одолжила местная сердобольная старушка, прополоскала, открыла окошко и сплюнула, попав на мирно дремавшую возле машины дворнягу. Та с рыком вскочила, негодующе посмотрела на торчащую из окошка взлохмаченную голову и зарысила прочь. Эша проводила ее отсутствующим взглядом.
   - Собака... - пробормотала она. Кажется, Ейщаров давал ей какое-то поручение насчет собак. И зачем ему собаки? Хотя, это было неважно - важно лишь то, что ей отчаянно нужны были деньги, а их нет. Совершенно нет!
   Чихнув, Эша перебралась на переднее сиденье, спихнув с него несколько мячей, порылась в измятой сигаретной пачке и вытащила оставленный с вечера бычок, изогнутый вопросительным знаком. Закурила и попыталась сесть прямо, но спина, измотанная пятью ночами спанья в машине, немедленно возмутилась, и Эша скрючилась, стряхивая пепел прямо на светлую обивку, потом протянула руку и чуть повернула зеркальце заднего вида. Из зеркальца на нее взглянула незнакомка с тусклым нервным взглядом и тоскливо поджатыми губами. Кожа казалась серой, нездоровой. Спутанные со сна волосы торчали неопрятными перьями. На щеке и шее незнакомки красовались два пятна неизвестного происхождения. Бледно-голубой костюм был смятым, несвежим, и сама незнакомка казалась смятой и несвежей. Больше всего она походила на старую дешевую куклу, долгое время валявшуюся под открытым небом. Это не могло быть Эшей Шталь! Кто-то забрался в зеркало и украл ее отражение.
   Ее пальцы тронули волосы, поползли наверх, закопошились в голове, и испуганная мысль тотчас пропала. Касания собственных пальцев казались омерзительными. Она вытащила из бардачка расческу и попыталась было пригладить волосы, но тут же с гневным воплем отшвырнула ее. Все было не так! Все было отвратительно! Ей нужна была Вика! Вика причесала бы ее, вымыла бы ей голову и снова причесала, и потом, может быть, снова... Эша мысленно попыталась вернуть себе чудесные ощущения, но от них осталась лишь бледная тень. Их нельзя было вспомнить. Но существовать без них было невозможно. Без них и без Вики, потому что Вика
   вампир?
   такая чудесная... Но Вике нужны деньги. На одно обожание не проживешь, конечно справедливо, что она требует денег. Эша осмотрелась, выискивая хоть что-то, что можно было превратить в денежные купюры. Но ничего не было. Не было вещей, не было даже ее спортивной сумки. Украшений тоже больше не было. Из всех ценностей у нее остались лишь телефон, хризолит и "фабия". Но телефон был единственным средством связи с Ейщаровым, если он вдруг, все-таки, передумает насчет денег. Хризолит ныл с утра до вечера, словно испуганный ребенок, и его просто было жалко. А "фабия"... нет, только не ее! Конечно, были еще мячики - прорва старых, грязных мячиков, но ни один скупщик не польстился бы на них даже в приступе помешательства. Объяснять их значимость нельзя... да и слишком долго она их собирала. Господи боже, Олег Георгиевич убьет ее, когда узнает, что она продала всю его технику! Хотя, для этого ему вначале нужно ее поймать. Эша открыла кошелек - его содержимое было представлено десятью рублями и старым чеком из супермаркета. От нечего делать, она перечитала весь чек несколько раз, потом позавтракала быстрорастворимой вермишелью, сжевав ее всухую и предоставив ей растворяться напрямую в организме. Жуя, Эша еще раз прочитала продуктовую часть чека, но это не превратило дошираковый вкус в амброзию или, хотя бы, в пельмени, поэтому она смяла чек и выкинула в окошко. Вокруг в котелке дворика уже закипала утренняя жизнь - суетливый супчик из быстро перемещающегося рабочего люда, детей, домохозяек, машин, собак и их старушек, и Шталь, мрачная, злая, больная, посреди всего этого была словно кусок гранита, который кто-то уронил в супчик по недосмотру.
   Спустя полчаса она вылезла и стрельнула сигарету у прохожего, окинувшего ее удивленно-брезгливым взглядом. Сидевшие под кустом бомжи, перебиравшие какое-то тряпье, узнавающе помахали ей, как своей. Эше вдруг стало страшно, и она вернулась в машину почти бегом и спряталась на заднем сиденье.
   Наконец, дверь подъезда отворилась, и из нее неторопливо вышла Вика в легком жемчужном костюме. Шталь облегченно вздохнула и выскочила из машины, с трудом подавляя в себе желание подскочить к парикмахерше, вцепиться ей в руку и завыть в голос, потому что ей, Эше Шталь, очень, очень плохо. Но тут ее глаза заметили растрепанную женщину, устремившуюся к Вике из-за деревянного детского домика, и она, узнав одну из клиенток Вики, оскалилась, как голодный пес. Ринулась наперерез и бесцеремонно оттолкнула женщину.
   - А ну, отвали! Я первая пришла!
   - Нет, я! - взвизгнула та и попыталась вцепиться Эше в лицо, но та увернулась и быстрым, злым ударом сбила ее на асфальт. Та, мотая головой, завозилась, пытаясь подняться - некогда стильная и холеная дама в дорогой, кое-как застегнутой одежде. Вика, остановившись, наблюдала за ними с легкой улыбкой.
   - Викуша! - захныкала Шталь, немедленно потеряв к женщине всякий интерес, ибо Вика теперь смотрела только на нее. - Мне нужна прическа! Пожалуйста... мне нужно еще! Даже не обязательно... хоть просто причеши! Хоть минуточку! Ты ведь такая замечательная, Викочка!
   - Эша, - мягко сказала Вика, осторожно касаясь ее подрагивающей руки, - ты ведь понимаешь, я сделаю все, что ты просишь, но мне нужны деньги. Ты достала деньги?
   - Не совсем, но я... У меня больше ничего нет! - выпалила Эша, и лицо Вики мгновенно стало очень холодным.
   - Так достань. У тебя ведь еще осталась машина - продай ее. И ты говорила, у тебя есть квартира в Шае - продай ее тоже. Тебе хватит на несколько раз - я ведь не жадная. Это просто бизнес, ты же понимаешь? Я ведь не стерва какая-нибудь. Я ведь нравлюсь тебе?
   - Да, да, - пробормотала Эша, отступая и глядя с обожанием, - да, я понимаю... Но машина... она... я не могу...
   - Повернись на секундочку, - неожиданно мягко предложила Вика, и Эша с готовностью повернулась. Позади что-то щелкнуло, потом ее головы коснулись зубья расчески и прокатились вниз, легко разделяя спутанные пряди. Эша, прикрыв глаза, мурлыкнула от удовольствия, податливо качнувшись назад, но чудное прикосновение сразу же исчезло. Издав жалобный звук, она обернулась - Вика закрывала сумочку, глядя на нее со спокойной уверенностью. Протянула руку и снова тронула за плечо - быстрый, дружеский жест.
   - Начни с машины, - произнесла она и прошла мимо. Женщина, поднимавшаяся с асфальта, тонко заскулила:
   - А я?! А мне?!
   - Я же назначила вам на послезавтра, после четырех, - бросила Вика, не повернув головы. - И, дамы, сколько раз повторять - я принимаю только в "Версале". Не нужно караулить под моими окнами!
   Эша проводила ее унылым взглядом и побрела к своей машине. Положила руки на крышу и уткнулась лицом в дверцу. Та уже успела нагреться на солнце - металл и стекло были теплыми, и в их прикосновении было что-то ласкающее, близкое.
   - Я не могу, - пробормотала она. - Не могу.
   - А я тебя и раньше тут видела, - вдруг сказал кто-то ей в ухо.
   Вместе с голосом пришел запах - крепкий, концентрированный до слез дух немытого тела, перегара и дешевейших папирос. Эша повернула голову - рядом с ней стояла одна из бомжих - пухлая женщина в безразмерном цветастом наряде и мужских ботинках. Женщина выглядела очень пьяной и очень веселой. На носу у нее была свежая болячка, в волосах тополиный пух и сухие веточки, а в руке - пустая пивная бутылка. Над верхней губой кучерявились редкие седые волоски.
   - Что? - мрачно спросила Эша, нащупывая ручку дверцы. - Денег нет, выпить нет, закурить нет, ни хрена нет! До свидания!
   - И вчера я тебя тут видела, - продолжила женщина, проигнорировав сказанное. - И позавчера. Ай, думаю, жалко девочку. Девочка глупая, совсем молоденькая! Машина вот у тебя, костюмчик, сама с лицом... Зачем тебе это надо?!
   - Чего надо? - Эша судорожно задергала ручку, но дверца, почему-то, не желала открываться. Бомжиха придвинулась ближе и икнула.
   - Дочка моя так же начинала. В психушке теперь, безнадежная. Хату, опять же... - она сделала губами поцелуйный звук. - На чем сидишь-то?
   - Сижу? - переспросила Шталь предельно бестолковым голосом.
   - Зайчики? Красненькие? Или уже на тяжелых?
   - Ни на чем я не сижу! - возмутилась Эша. - Что за ерунда?! Идите под свой куст и отстаньте от меня! Я вам тут не наркоманка!
   - Хоть тут, хоть здесь, наркоманка и есть, - женщина осклабилась. - Я на вас таких насмотрелась! Я вас таких издалека вижу!
   Замок наконец щелкнул, Эша рванула дверцу и плюхнулась в машину, уютно урчащую двигателем. Бомжиха еще что-то говорила, улыбаясь в окно и кивая, и Шталь внезапно захлестнула паника. Она газанула так резко, что "фабия" отпрыгнула назад, возмущенно визгнув шинами. Улыбающаяся женщина, промелькнула в окне, тут же промелькнула еще раз, когда машина ринулась в нужном направлении, и скрылась позади в облаке пыли и выхлопных газов.
   - Спокойно, Эша Шталь, спокойно! - шипела Эша, пытаясь удержать руль в трясущихся руках. - Просто пьяная тетка, чего ты распсиховалась?! Ты же знаешь, что ты не наркоманка! Ты никогда...
   Эша скосила глаза в зеркало и чуть не выехала на встречную, за что была тут же наказана истошной руганью клаксонов, а водитель проехавшего мимо "лексуса" лаконично сообщил ей, кто есть она и все ее родственники. Эша не нашла, что ответить. Это не было похоже на Эшу Шталь. Все, что она делала эти последние дни, не было похоже на Эшу Шталь! Она тихо свернула к обочине и остановилась, не отрывая глаз от зеркала. Там гримасничали чужие губы, чужие глаза сменили великолепный шоколадный оттенок на какую-то холодную кофейную бурду. Она не наркоманка, никаких наркотиков, никогда!.. но наркотики бывают всякие. Человек тоже может быть наркотиком. И на него тоже можно подсесть. На него или... на какую-то его вещь. Вика... она обожала Вику, но Вика ведь не нравилась ей - совершенно не нравилась, пока она не занялась ее волосами... пока она не причесала ее. В сущности, разве Вика так часто делала ей прически? Нет, она только расчесывала ее...
   - Недоказуемо, - пробормотала Эша, отворачиваясь от зеркала. - Недоказуемо...
   Вика, Вика... Ей хотелось к Вике, хотелось подставить голову ее волшебным рукам, Вика была как паутина, в которой приятно запутываться все больше и больше. Это было плохо, плохо... но она не наркоманка! Она... как все те в очереди, как та женщина, которую она несколько минут назад избила - в сущности, ни за что.
   Вика - ничто?!
   Женщины в очереди... всегда женщины... Но ведь Вика работает и в мужском зале. Реже, но работает. Вот уже несколько дней Шталь ходит за ней, как собачка. Она видела прорву женщин - они топчутся перед "Версалем", они останавливают Вику на улице, они ждут ее перед домом. Женщины... но почему ни одного мужчины? Никогда.
   А вот так уже могла бы рассуждать Эша Шталь, которой все глубоко безразличны и которая никогда ни по кому не сходит с ума.
   Она порылась в пепельнице, вытащила самый длинный окурок и закурила, чуть не обжегши себе нос. Пощупала свой хризолит - он казался теплым и ощущался слегка успокоившимся. Ему не нравилась Вика. Ему не нравился "Версаль", и он считал наиболее благоразумным сейчас же уехать из города. Эша тронула машину с места и, быстро набирая скорость, свернула к Молитовскому мосту. Включила музыку на полную громкость и открыла все окна, глотая туго хлещущий по лицу теплый жесткий воздух.
   Эша бездумно гоняла по городу на предельной скорости, пока не израсходовала почти весь бензин. Ее ни разу не остановили, даже не одернули негодующим гудком, в особенности когда она впритирочку разошлась с огромным сверкающим "паджеро". Верно, некий автомобильный бог сегодня присматривал за синей "фабией", которая носилась по улицам как сумасшедшая и с пронзительным визгом тормозила на светофорах так резко, что ее зад подпрыгивал, точно у норовистой лошади. В конце концов, Эша притормозила неподалеку от нарядной Строгановской церкви и, склонившись, оперлась подбородком о руль, отрешенно глядя на красно-белые стены и сияющие цветные купола. В игрушечной яркости красок храма ей чудилась насмешка. Что ж, она вполне ее заслужила.
   Если Вика - гипнотизер, ее это не касается.
   Если Вика - вампир, ее это тоже не касается. Также ее не касается, если Вика - ведьма, фея, сирена или потомок бабы Яги.
   Но если Вика - Говорящая, то в первую очередь на ум приходит самое очевидное. Это - расчески. И, в таком случае, развеселые собаки сюда подходят как нельзя больше. Лохматые домашние собаки - все до единой. С чего она сразу уцепилась за ошейники, почему ей даже в голову не пришло подумать о расческах?! Таких собак нужно причесывать. Постоянно. Может, она подрабатывает собачьим парикмахером? Хотя, вообще-то, довольно сомнительно. В любом случае, все эти "если" Эша могла проработать еще неделю назад, а не тратить попусту время и деньги. Она попалась, как ребенок! Она, всегда считавшая, что ее невероятно трудно провести и что с наивной доверчивость распрощалась года этак в три. Вот и получай!
   Жальче всего было, конечно, деньги.
   Эша дрожащей рукой вызвала номер и сжалась в кресле, ожидая очередной порции криков - на этот раз, вполне заслуженных, но Ейщаров только устало спросил:
   - Ну что вам еще?
   Эша хотела было ответить, но ей вдруг стало ужасно, до невозможности себя жалко - и потому, что ее провели, и потому, что Ейщаров говорит с ней так, словно она совершенно не имеет значения, и потому, что ей от него, конечно же, крепко влетит, и, не выдержав, она, сжав трубку обеими руками, разревелась в голос, немедленно заляпав телефон слезами. Олег Георгиевич слушал несколько секунд, а потом заговорил очень громко, и его голос показался ей испуганным:
   - Что случилось?! Эша, в чем дело?! Что с вами?!
   - Я продала всю вашу технику! - затараторила Эша сквозь слезы, забыв, что собиралась преподнести несколько завуалированную версию случившегося. - Все, кроме машины, и поэтому я не посылала вам отчеты, я все продала, и денег у меня совершенно нет, Олег Георгич, простите меня, я не хотела, пожалуйста, пожалуйста!
   - Тьфу, господи! - с явным облегчением сказала трубка. - Я-то думал!.. А что... перестаньте рыдать, я ничего не понимаю!
   - Извините, просто мне еще очень плохо, наверное, это что-то вроде ломки...
   - Что?! - удивился он. - А ну-ка, живо выкладывайте!
   Шталь выложила - честно и откровенно. Выслушав, Ейщаров некоторое время молчал, потом ядовито произнес:
   - М-да, похоже Стальная Эша малость проржавела.
   - Не смешно! - вскинулась Эша и тут же увяла. - Вся ваша техника...
   - Да черт с ней, с техникой! Сами-то как?
   - Уже лучше, - Эша нашарила в бардачке платок, громко высморкалась, и из трубки раздался едва слышный смешок. - Олег Георгиевич, я собираюсь ее проверить, возможно она всего лишь обладает какой-то техникой тактильного гипноза... э-э, такой ведь существует?.. в любом случае, я ее проверю, потому что вам ведь надо знать точно, прежде чем... вы ведь сказали, что здесь сейчас два Говорящих. Может, это она, а может и нет, и если ваши явятся веселой толпой, то те могут что-нибудь узнать. У меня есть план действий... по крайней мере, он похож на план.
   - Ну, вот это уже мой сотрудник, - похвалила трубка.
   - Сотрудница, - сердито поправила Эша и снова высморкалась в предельной близости от телефона.
   - Неважно... Прекратите так делать! Деньги я вам переведу.
   - Боюсь, у меня такой вид, что в банк меня не пустят.
   - Ладно, я перезвоню вам позже, мы уладим этот вопрос. Как только у вас что-то появится, сразу же сообщайте. И смотрите не спугните ее. Уверены, что справитесь?
   - Да, только... - промямлила она и замолчала.
   - Что?
   - Я боюсь, - честно сказала Шталь. - То, что она со мной сделала... это действительно был кошмар. Полное обезволивание... но это был восхитительный кошмар. Я не хочу, чтоб это повторилось, но вдруг, если я окажусь рядом с ней, меня опять потянет... Мне опасно туда возвращаться. Но если надо, я, конечно, вернусь. Так вы считаете, стоит идти? Олег Георгиевич, почему вы молчите?
   - А что я должен ответить?! - вдруг грохнул Ейщаров. - Нет, Эша, не ходите туда, возвращайтесь в Шаю, я оберну вас ватой, посажу в хрустальное кресло и буду начислять зарплату просто так, потому что вы очень приятная дама?!
   - Вы могли бы просто сказать "да", - ошеломленно пробормотала она, потом спохватилась. - А как же техника, Олег Георгиевич?! Она же жутко дорогая! Вы ее вычтете из моего гонорара?!
   - Не буду я ничего вычитать, успокойтесь. Но это не значит, что вы можете так делать постоянно, - трубка вздохнула. - Эша, вы хоть иногда думаете о чем-то, кроме денег?
   - А как же?! О большом количестве денег.
   - Ладно, занимайтесь своим планом. Не думаю, что вам стоит бояться - вы же смогли выпутаться из этого сами. И больше не начинайте разговор с истерики из-за всяких пустяков, можно подумать черт знает что! Рыдайте только в крайнем случае.
   - То есть, если у меня уже начнется агония?
   - Тьфу! - сказала трубка и отключилась.
  
  * * *
   Настя-парикмахерша, в компании двух смешливых подружек, как раз доедала пиццу в летней кафешке, совершая оживленный обмен последними сплетнями, когда заметила у ограды странное существо, делающее ей загадочные знаки и отчаянно гримасничающее. Существо, определенно женского пола, казалось очень потрепанным, а его одежда выглядела так, словно ее долгое время использовали для протирки машинных стекол. Существо, поймав ее взгляд, ткнуло в ее сторону указательным пальцем, потом им же требовательно поманило к себе, потом прижало палец к губам, и тут Настя существо узнала и сказала: "Ой!" Повернулась и бросила взгляд на Вику, сидевшую через столик в обществе Глеба, потом торопливо распрощалась с подружками и направилась к ограде. Существо тотчас повернулось и зашагало впереди. Они миновали несколько магазинов, потом существо свернуло к стоявшей у обочины машине, открыло дверцы, и Настя, плюхнувшись на сиденье, жадно заговорила:
   - Господи, ты ведь девчонка, которую Глеб привел, я тебя последний раз видела позавчера, и то ты, ничего себе она тебя, я же тебя предупреждала, она редко как с кем настолько, вот это круто она тебя выпотрошила, чудо, что машина еще у тебя, это все потому, что Глеб тебя привел, она бесится, когда он так делает, хоть ей и плевать на него, ты когда мылась последний раз, господи, ну и вид у тебя, ужас!..
   - Отдохни, - мрачно потребовала Эша, - я просто мыла машину и не успела переодеться - так хотела тебя увидеть.
   - А смысл?! - искренне удивилась парикмахерша. - Поздно уже. Мне с тобой говорить себе дороже, ты ж меня потом своей Вике заложишь, а мы с девчонками и так в "Версале" уже только на жалости держимся - чисто из-за Лилиного отношения. Чудо, что ты меня в первый же день не заложила - так болтала...
   - Я болтала? - Шталь в свою очередь удивилась.
   - А ты не помнишь? - Настя повела плечами. - Соловьем заливалась, будто лучшей подружке. Что и как, где работаешь, сколько получаешь, что у тебя есть материально ценного. Она тебе даже вопросов почти не задавала. Хоть вы и тихо говорили, но я-то рядом сижу, я все слушаю...
   - Я сказала, где я работаю?! - ужаснулась Эша.
   - Да, ты для мужика какого-то материалы для книжки собираешь, и он тебе хорошо за это платит.
   - Ф-фу! - Эша облегченно выдохнула, откинувшись на спинку кресла. - Слава богу, фиксатор еще работает.
   - Чего?
   - А ничего! - взорвалась Эша. - Нормально надо было предупреждать, елки! А то отвела в сторонку - у-у-у, а-а-а, вампиры, нечистая - конечно, я не стала слушать! И никто не стал бы слушать. Надо было четко сказать: "Эша..." Ах, да, Эша, - Шталь приветственно протянула руку.
   - Ага, - сказала Настя, осторожно пожав протянутую руку кончиками пальцев и свободной рукой нащупывая замок дверцы. - Так чего тебе надо?
   - Мне надо, чтобы ты мне сделала прическу.
   Теперь Настя удивилась беспредельно.
   - Прическу?! Я?! А как же Вика?
   - А чем ты хуже?
   Парикмахерша быстро поморгала, потом сказала:
   - Такого раньше не было. А... э... Сейчас?
   - Я зайду через пару часов, - Эша, заметив, что во взгляде Насти начало расползаться подозрение, вытащила денежную купюру, пальцы парикмахерши проворно схватили ее, и Настя немедленно успокоилась, расслабив руку на ручке дверцы. - Ты ведь хороший мастер, не так ли? Это лишь из-за Вики...
   - Да что Вика, да Вика - полная бездарность! - оскорбленно взвизгнула Настя, окончательно потеряв к дверце всякий интерес. - Да ты думаешь, я ее первый год знаю?! Да мы на курсы вместе ходили! Я вместе с ней до "Версаля" в "Волшебнице" два года работала! Она серость была просто, полная серость - ни фантазии, ни ловкости, на выпускные и свадебные прически ее вообще никто не заказывал! И не было никогда к ней такого ажиотажа! У нее вообще тогда клиенток почти не было! Конечно, она могла стандартно причесать, хотя стригла всегда неважно. Да даже и не в этом дело, - Настя, развернувшись, придвинулась к собеседнице. - Понимаешь, к ней редко кто когда садился - если только мастера все заняты, а человек опаздывает. Даже если совершенно не знают ее, все равно - редко кто... Она никогда никому не нравилась. Не знаю почему. Характер у нее мерзкий... но не из-за характера. На лицо, вроде, ничего... но она никогда никому не нравилась. Ни коллегам, ни клиентам - никому. Уж не знаю почему. Знаешь, есть такие люди, которые просто не нравятся. Без всякой причины. Подружек у нее не было, даже курить с ней никто из наших не выходил или, там, кофе попить. Только Глеб один с ней и носился, не знаю, что он в ней нашел, бедняжка. Такой славный парень, симпатичный, только Вика его все время отшивала, потому что у Глеба постоянно нелады с работой, с деньгами... ну, ты понимаешь. Он как два года назад появился, так как собачонка за ней, глупый, - парикмахерша осуждающе поджала губы. - И когда Вичка вслед за мной в "Версаль" перешла, ничего такого не было. А теперь, - Настя неопределенно мотнула головой, - такая вот фигня! Мы вообще ничего не понимаем! Вначале она стала иначе работать - вдруг, ни с того, ни с сего! Стричь лучше не стала, но вот распределить волосы, сделать идеальный пробор или укладку - просто шикарно у нее это пошло. И прически... она начала делать действительно классные прически из длинных волос! Клиенток у нее немного прибавилось, а потом вдруг как повалили! Она почему-то начала всем нравиться. Все прямо так с ней носятся - непонятно - нам-то с девчонками она по-прежнему совершенно не нравится. Вы... - Настя осеклась, заметив выражение лица Шталь, - то есть, они все ей рассказывают, всем с ней делятся, подарки приносят, переплачивают дико. Конечно, так, как с тобой, она редко... обычно долго тянет деньги, график специальный составляет, чтоб у человека была возможность денег поднабрать. Только, как у Вики много клиентов стало, так она делать прически практически и прекратила. Волосы расчешет-расчешет, потом наобум соорудит какую-то нелепость - и до свидания! А они все равно довольны, будто ослепли все! И вести себя стали странно - ругаются постоянно, чуть ли не дерутся, кто первый к ней, приходят немытые, одетые кое-как, глаза дикие... Вечно подходишь к "Версалю" - так просто толпа наркоманов какая-то перед ним!.. Я ж говорю - вампир она! - непоследовательно закончила Настя и сердито закурила, потом сделала уступку: - Или ведьма, хотя бы! Ну что она с ними делает такое?! Конечно, знаешь, когда у человека с волосами возишься, он может разомлеть, некоторые иногда даже засыпают. Но не так же!
   - А мужчинам Вика не нравится... так? - осторожно спросила Эша.
   - Ты знаешь, нет. Хотя, у мужиков ведь вообще все наизнанку! - Настя небрежно махнула рукой. - Но Вичка почему-то все равно в мужском зале иногда работает, хотя Лиля ее не заставляет, да и получает она там копейки, как раньше, - парикмахерша начала поглядывать на часы, и Эша чуть подобралась.
   - Мне в первый раз некоторые ее расчески показались довольно грязными. Она что - считает мыть их дурной приметой?
   - Я к ее расческам не приглядывалась, - Настя пожала плечами. - У нее их полно, часть на столике постоянно в стаканах, часть она всегда домой уносит - как будто они нужны кому-то! Она ведь на дому все равно не принимает и на вызовы никогда не ходит. Только в "Версале", как назло нам!.. Ой, все, мне пора бежать! Ну, ты точно придешь?! Вичка будет в шоке!
   - Не обольщайся, - пробормотала Эша. - Кстати, не в курсе - Вика никогда не занималась собачьим парикмахерством? Или, может, в зоомагазине работала? Кажется, я ее...
   - Что ты, Вичка животных терпеть не может! - Настя фыркнула. - А в зоомагазине... да никогда!.. то есть, по крайней мере, я об этом ничего не знаю. Ну, пока!
   Эша приуныла. Настя, сама того не ведая, только что испортила ее замечательную теорию, и, похоже, с собаками все нужно начинать сначала. Неужто, все-таки, искать Говорящего с ошейниками?.. или с чем там еще. А Вика - может, это вовсе пустышка? Но именно Эша наткнулась на странных псов, именно Эша совершенно случайно зашла именно в эту парикмахерскую... Господи, Ейщарова с его теориями прибить мало! Ладно, Говорящая ли Вика, вампир, ведьма или гипнотизер, она свое получит! Извините, но теперь это личное!
   - Не принимаешь, значит, на дому, только в "Версале"... - Эша крутанула в пальцах зажигалку. - Любишь, когда на тебя смотрят? Хорошо, я посмотрю, - она наклонилась к зажигалке и, почти прижавшись к ней губами, сказала блеющим голосом: - Моя прееелееесть!
   Зажигалка не зажглась. Тогда Шталь щелкнула ею и получила скромный безобидный огонек. Зажигалка была только что купленной и проверенной в магазине, и вела себя, как и полагается добропорядочным зажигалкам - вне зависимости от того, что кто-то там что-то сказал. Желаешь огонька - нажми на пумпочку! Никакой самодеятельности не будет.
   - Ну и ладно! - сказала Эша.
   Обижаться причин не было.
  
  * * *
   - Ну что?
   - Ничего, - отвечала Шталь, внимательно наблюдая за манипуляциями Вики. Настя томилась, заходила с другой стороны, отхватывала часть пряди и снова ныла:
   - Ну что?
   - Ничего, - Эша вставала и уходила тихой скромной блондинкой в очках, чтобы через час-другой вернуться яркой брюнеткой клубного вида, и Настя, тихонько ворча, принималась уродовать новый парик.
   - Ты же наблюдаешь за ней? Ты поняла или не поняла? Ну что?
   - Перестань меня все время спрашивать! - шипела Эша. - И не стриги так резво, у меня на тебя париков не хватит! Призадумайся, походи вокруг с умным видом... ну, как там художники делают!
   - Я никогда так не делаю.
   - Елки, работай медленнее, во всяком случае!
   - Работаю, как могу! - оскорблялась Настя, порхая вокруг. - Мне ж не только прическу, мне ж важно, чтоб народ не заметил, что я третий день парики стригу! Вон, Светка, по-моему, просекла. Что я ей скажу?!
   - Скажи, что я со странностями. Мне главное, чтоб сама знаешь кто не заметила сама знаешь что!
   - Да она на нас никогда не смотрит! Не знаю... я, например, ничего не замечаю. Она все делает как обычно. Ты что-то заметила? - не унималась парикмахерша. - Она их гипнотизирует или чего-то там тянет из них? Ну что?!
   Эша отвечала очередным "ничего", и Настя, сдергивая простыню, хлопала ею так, что все в зале вздрагивали, а Шталь вставала и уходила, и возвращалась, и снова возвращалась. Дважды в парикмахерскую, как обычно шумно, заходил Глеб, производя в обстановке "Версаля" нечаянный легкий разгром. Во второй раз Эша поймала в зеркале его внимательный взгляд, и ей показалось, что Глеб узнал ее, но нет - взгляд почти сразу же уплыл прочь и причалил где-то в районе Викиного декольте, и Эша успокоилась. Оба раза Вика немедленно выпроводила ухажера - раздраженно, но в то же время с некоторой долей деликатности. Выглядело это почему-то довольно нелепо - как если бы человек, собравшись пнуть подвернувшуюся под ноги пивную банку, предварительно перед ней за это извинился. Странная пара.
   Вначале наблюдать было тяжело. Не с технической точки зрения - Вика не обращала внимания на чужих клиенток, полностью поглощенная своими, поэтому Шталь могла смотреть сколько душе угодно. Но мысли путались, ее тянуло туда, в то кресло. Не к самой Вике, боже упаси! - к тому, что она могла делать. Вика, впрочем, все еще казалась довольно милой. Да что там милой - чудесной. Замечательный человек, который умеет делать замечательные вещи... Но постепенно все это таяло, таяло, замечательный человек превращался в туман, отступал... а потом туман просто исчез, и осталась парикмахерша Вика, шатенка с миловидным лицом, но тонкими злыми губами и невыразительным взглядом. Неприятная особа. Она ей не нравилась. Вика не нравилась бы ей даже если б ничего не сделала, даже если б она о ней ничего не знала. Есть такие люди, которые просто не нравятся, и часто в этом вовсе нет их вины. И пока происходили перемены, Эша размышляла над вопросом, который до сих пор почему-то так и не удосужилась задать своему нанимателю. С чего он взял, что существует лишь два поколения? Что такие, как Сева, Григорий или тетя Тоня - первое поколение? Может, они как раз второе. Может, первое - это совсем другие люди, может, они слышат не что-то одно... правда, в таком случае, ей вряд ли захотелось бы с ними встретиться. Сомнительно, что они до сих пор вменяемы. Если б она слышала все вещи мира, то, наверное, сошла бы с ума.
   И вообще, разве поколение - это не производное от кого-то?
   То, что ее произвели еще от кого-то, помимо родителей, раздражало.
   Произвели или заразили?
   А может, и нет вовсе никакой магии? Просто расширенная возможность общения. Люди общаются с людьми. Многие общаются с животными, во всяком случае, так считают. Общаются с одушевленными... но кто и когда разделил одушевленное и неодушевленное? И какими принципами при этом руководствовался? Что, если он ошибся?..
   М-да, самые блестящие психиатрические умы должны драться за возможность заполучить для исследований Эшу Шталь!
   Наблюдая за Викой, Эша довольно быстро поняла, что имела в виду Настя, когда сказала, что Вика перестала работать. Ее действия действительно имели мало общего с парикмахерской работой. Большую часть времени она просто расчесывала клиенткам волосы, так и этак, лишь изредка что-то состригая, и только под конец, словно для проформы, делала предельно простую укладку или сооружала из волос подобие прически, и клиентки уходили в восторге, а Вика улыбалась и запирала ящик с расческами. У нее единственной в "Версале" был ящик с замком. И, уходя куда-то, Вика всегда забирала расчески из ящика с собой. Большинство из этих расчесок были старыми, у многих не хватало зубьев, но Вика обращалась с ними, как с величайшими драгоценностями, в отличие от стандартного, как и у других мастеров, набора профессиональных расчесок, стоявшего на столике в нескольких красивых керамических стаканах. Эти расчески сияли новизной и неудивительно - Вика ими почти не пользовалась, они вступали только в начале действия, а потом Вика откладывала их и отпирала заветный ящичек.
   Эша так и не смогла толком уловить закономерности. Иногда Вика начинала с одной и той же расчески, иногда с совершенно разных. Вначале Эша думала, что роль играет исключительно цвет волос, но, вероятно, предпочтения расчесок таились гораздо глубже, и часто и светлые, и темные волосы обхаживал один и тот же длинный зеленый двусторонний гребень, но потом волосы, казалось, совершенно одинаковые и по цвету, и по структуре Вика могла расчесывать совершенно разными расческами, и Шталь так ничего и не поняла. Единственными расческами, которые Вика использовала всегда и для всех, были две - большая ярко-оранжевая с широкой ручкой и узкая металлическая с синим отливом и очень частыми зубьями, и к этим расческам Вика относилась особенно бережно. Назначение первой пока оставалось для Эши загадкой, но вот для чего Вика использовала вторую, Шталь поняла довольно быстро и разозлилась еще больше. Когда в ход шел металлический гребешок, Вика уже не просто болтала с клиентками между делом, она задавала вопросы - короткие, четкие и, как правило, касавшиеся исключительно доходов, и клиентки с готовностью выдавали всю информацию относительно финансовой стороны своей жизни. Потом Вика меняла расческу, и допрос снова превращался в безобидную болтовню.
   Расческа откровения - мечта любого дознавателя. Заполучить бы ее - и к Ейщарову, пока он снова не побрился наголо! Уж тогда-то...
   Наблюдая за Викой, Шталь заметила еще одну деталь - иногда, особенно, когда Вика, правда, крайне редко, все-таки снисходила до того, чтобы действительно по-настоящему причесать клиентку, движения ее руки становились какими-то странными, ломаными, неловкими, но при этом волосы словно сами собой свивались и укладывались в настоящий шедевр. И расчески - везде расчески, казалось, пальцы Вики вовсе в этом не участвовали, но разве именно парикмахерские пальцы - не главное в таком деле? Расческой можно расчесать, разделить, уложить, но потом в дело обязательно вступают пальцы - подхватить, закрутить, заколоть, заплести. А Вика каким-то неимоверным образом даже косу ухитрялась сплетать с помощью расчески, и коса получалась идеальной. Пальцы лишь защелкивали заколки и втыкали шпильки, причем так торопливо, словно все могло сию секунду исчезнуть. Но потом Эше вдруг подумалось, что видимая неловкость и ломанность движений парикмахерской руки больше похоже на управляемость. Как будто расческа, которую держала эта рука, лучше знала, что ей делать.
   Она так и не услышала ни одной, но постепенно начала задумываться, потом размышлять, расчесывая собственные волосы. У нее была обычная щетка. Хорошая, рабочая щетка. Щетка расчесывала, спутанное разделяла, иногда раздирала, иногда ей случалось и запутаться, и, вероятно, вовсе не потому, что шталевские волосы ей не нравились. Может, иным расческам все равно, что они расчесывают. Может, какие-то любят блондинок, а другие - брюнеток. Может, какие-то гребешки предпочли бы пропускать сквозь себя только тонкие прямые волосы, а каким-то нравятся вьющиеся и жесткие, а некоторые ненавидят, когда их заставляют продираться сквозь спутанные несвежие пряди - почему бы не быть расческам-чистюлям? Некоторые могут любить просто расчесывать, а некоторые - натуры глубоко творческие, и простое расчесывание для них - работа оскорбительная. Причесывание, в сущности, вещь приятная для того, кого причесывают, и что если некоторые расчески способны сделать эту процедуру крайне приятной? До наслаждения. До откровенности. До глубокой симпатии. Может, даже, до любви. Может, это просто массаж, и дело в устройстве расчески? А может, это нечто совершенно другое?
   - Ну что? - по-прежнему жалобно осведомилась Настя в конце дня, принимая честно заработанные деньги.
   - Ничего, - сказала Эша, глядя на темные версалевские окна. - Очевидно, твоя Вика действительно неожиданно стала парикмахерским гением. Такое случается. А может, она и ведьма, почему нет?
   - Ага, еще скажи, что у нее расчески волшебные! - судя по тону, Настя уже была крайне скептически настроена к собственным версиям, и Эша фыркнула со всей возможной беззаботностью.
   - Скажешь тоже!
   - Просто уже не знаю, что подумать! - злобно заявила парикмахерша. - Скоро выкинут нас отсюда, если только Вичка не свалит куда-нибудь в столицу или за рубеж вместе со своей гениальностью! Странно, что она до сих пор этого не сделала.
   - Это действительно странно, - задумчиво пробормотала Эша. - С такой гениальностью, с такими заработками - и все еще здесь...
   - Я пошла! - раздраженно сообщила Настя и немедленно исполнила сказанное, громко уцокав каблуками по мокрому от недавнего дождя асфальту. Эша рассеянно проводила ее взглядом, потом вытащила оживший телефон и буркнула:
   - Я занята! Я думаю!
   - Ого! - уважительно сказала трубка.
   - Вот вам там весело, а...
   - С чего вы взяли, что нам там весело? - поинтересовался Ейщаров. - Ну что, ваши наблюдения дали стопроцентную уверенность?
   - Девяносто.
   - Что так?
   - Кое-что меня смущает. Я пока не поняла, что именно, но это точно есть. Знаете, Олег Георгиевич, Вика не нравится мужчинам. Вернее... ну, то есть... неужто ни одна расческа не может симпатизировать мужскому полу, а?
   - Звучит практически оскорбительно, - со смешком заметил Ейщаров.
   - Прежде всего, это звучит странно. Мне нужен еще один день, я хочу быть точно уверена, что Вика годится для вашего паноптикума.
   - Ну что за выражения?! - пожурил Олег Георгиевич. - Она точно ничего не подозревает?
   - Я - Эша Шталь! - оскорбилась Шталь.
   - Это-то меня и беспокоит, - сказал Ейщаров.
  
  * * *
   На следующий день Эша, собиравшаяся, как обычно, прибыть в "Версаль" к десяти, банально проспала и остановила "фабию" у обочины лишь в начале двенадцатого. Еще издалека она увидела, как по крылечку парикмахерской хлещет бурная река взволнованно-испуганных клиенток, немедленно перешла с шага на бег, и уже возле самых ступенек столкнулась с Настей, полная самых нехороших предчувствий. Мастера на почве зависти сговорились, убили Вику и разбросали ее по всему салону. Или Вика, как некогда мадам Фиалко, сошла с ума и учинила что-нибудь ужасное. Но относительно спокойное и даже веселое лицо Насти опровергло эти мрачные версии. Она приветственно кивнула Эше и сделала попытку проскочить мимо, но Шталь поймала ее за руку.
   - Что случилось?
   - Пожар, - с удовольствием сообщила парикмахерша. - Что-то с проводкой, как полыхнуло, а еще у Вички фен загорелся... Впрочем, ничего серьезного, уже все потушили, и Лиля вовсе не собирается закрываться... Руку-то пусти.
   - А ты куда?
   - Из дома позвонили, кое-какие неприятности... - Настя поджала губы, мягко высвобождая руку. - Слушай, я, наверное, не смогу сегодня, давай на завтра.
   - А ты...
   - Завтра-завтра, - пропела Настя и упорхнула прежде, чем Эша успела возразить. Пожав плечами, Шталь повернулась и, решительно протолкнувшись через возбужденно переговаривавшихся женщин, вошла в парикмахерскую, обогнула пустовавшую расчетную стойку и прошмыгнула в дамский зал, где резко и кисло пахло гарью. С десяток самых смелых клиенток, которых даже пожар не смог заставить покинуть свою очередь, переговаривались и ахали вдоль стены, а возле своего рабочего места бушевала Вика, на повышенных тонах объясняя какой-то полной даме, что она не может работать в таких условиях. Неподалеку, на полу, валялось нечто, похожее на черную скрученную тряпочку и слабо дымилось. Вероятно раньше это был фен. На узорчатой белой стене над розеткой чернела подпалина, и две девушки-парикмахерши, склонившись, внимательно ее разглядывали, обмениваясь комментариями.
   - Я сама привезу тебе новый, - искательно проворковала полная дама, оглаживая Викино плечо. - А пока возьми вон хоть Светкин.
   - Интересные дела! - возмутилась одна из парикмахерш. - А я как должна работать?!
   - Все, все! - дама захлопала в ладоши, словно на уроке физкультуры. - Да и какая работа, пока электрик не придет?! - она обернулась на возрастающий женский ропот. - Девушки, вы уж извините, но сами видите... Когда свет будет - неизвестно.
   - Да нам укладка-то не нужна, и мыть голову не надо, мы просто... нас просто... мы к Вике!.. - в панике загомонили клиентки в зале и в дверном проеме. - Хотя бы так... Викуша!..
   - Я не в настроении! - заявила Вика, пинком брезгливо отбрасывая от себя изувеченный фен. Ладонь полной дамы снова метнулась к ее плечу.
   - Викочка, - запела она, - ну что ты, солнышко, рыбонька! Ну не капризничай! Клиентки же ждут! Ну давай, моя хорошая, ты же у меня такая умница!
   - Ладно, - сказала умница мученическим голосом. - Кто там следующая?
   Немедленно выяснилось, что этого никто не знает, но поскольку все жаждали оказаться следующей, то к Викиному креслу ринулось сразу человек пятнадцать. Шталь, не успевшую увернуться, подхватило, понесло вперед, вдавило лицом в чей-то массивный бюст, развернуло, Эша судорожно вцепилась в край столика и застыла, глядя на зеркальную Эшу напротив. Светлый парик сполз на левое ухо, и из-под него дерзко торчали кончики подобранных каштановых прядей. Рядом с зеркальной Эшей стояла зеркальная Вика и смотрела изумленно.
   - Эша? Ты? Ты... ты почему в парике? Ты что?..
   - Решила сменить имидж, - Шталь зло сорвала уже бесполезный парик. Зеркальная Вика смешно дернула головой, потом ее губы стянулись в узкую полоску, отчего ее лицо резко утратило свою миловидность и стало крайне неприятным.
   - Я тебя не приму! - произнесла она свистящим шепотом. - И не надейся!
   - А я не к тебе, - ответила Эша, продолжая ошеломленно разглядывать отражения и удивляясь тому, почему не заметила этого раньше. Вика отвернулась к потрепанной победительнице, занявшей парикмахерское кресло, Эша же отступила назад, доставая сотовый. Защелкала кнопками, пролистывая фотографии недельной давности, свободной рукой вытащила из кармана свои записи. Возможно, лишь совпадение... опять совпадение, но неужели все это время она смотрела не в ту сторону?
   От размышлений ее оторвал негодующе-болезненный женский возглас:
   - Ай, что ты делаешь?!
   Эша рассеянно подняла голову от блокнота. Вика стояла позади кресла с вознесенными в воздух руками, в одной из которых была зажата старая оранжевая расческа, и ее лицо было растерянным, а женщина в кресле, высвободив одну руку, потирала макушку. Вика несколько раз моргнула, потом ее рука опустилась и осторожно повела расческу сквозь пряди - сверху-вниз, сверху-вниз, сверху... тут зубья расчески завязли в рыжих кудряшках, и женщина снова айкнула.
   - Вика, да что с тобой сегодня! Больно же! Что у тебя за расческа - такое ощущение, будто граблями причесываешь! Царапается!
   - Что? - хрипло спросила парикмахерша, и ее рука застыла. Женщины в зале притихли, Викины коллеги удивленно обернулись. Вика сглотнула, высвободила расческу и, приподняв волосы клиентки с правой стороны, попыталась отделить прядь, но на этот раз рыжеволосая уже взвизгнула в полный голос и мотнула головой.
   - Да что ты творишь?! - в этом голосе уже не было ни прежнего обожания, ни искательности - только раздражение. - Возьми другую расческу! Ты мне хочешь все волосы повыдергать?!
   - Ты как со мной разговариваешь?! - потрясенно спросила Вика.
   - А чего ты ожидала?! - клиентка сдернула простынку и сердито выпрыгнула из кресла. - Знаешь, Вика, если ты сегодня не в форме, я лучше приду в другой раз!
   В гробовой тишине она простучала каблуками через зал и исчезла за дверью. Кто-то выдохнул - звук получился громким и похожим на смешок. Вика вздрогнула, точно ее ударили, потом медленно подняла руку с расческой и уставилась на широкую пластмассовую ручку. Неожиданно у нее вырвалось рычание, она с размаху швырнула расческу на пол, наклонилась и резким движением выдвинула ящик. Выхватила из него одну расческу, потом другую, осмотрела и с пронзительным воплем бросила их через зал. Одна попала в парикмахершу Свету, другая запуталась в плетях традесканции и повисла, тихо раскачиваясь.
   - Где мои расчески?! - заорала Вика и с грохотом вывернула ящик на пол, ногами разбрасывая во все стороны ни в чем не повинные чесательные принадлежности, которые брякали и с хрустом ломались под ее каблуками. - Кто украл мои расчески?! Какая сука?! Убью!
   После этого обещания зал немедленно опустел. Света выскользнула из кресла и бочком пробиралась к дверям, несколько несостоявшихся клиенток прижались к стене, а полная дама, чуть приоткрыв дверь своего кабинета, верещала что-то неразборчивое про врача, переутомление и премию. Вика, задыхаясь и бешено вращая глазами, выдернула из столика остальные ящики, произвела на самом столике полнейший разгром, усыпав все вокруг флаконами и баночками, потом вцепилась себе в волосы и застонала:
   - Господи, ну где же они, где?!
   Ее взгляд потерянно заметался по сторонам и наткнулся на Шталь, наблюдавшую за ней с искренним интересом. В сущности, сейчас ей было даже немного жалко Вику. Вика никогда не была Говорящей. Она никогда не слышала своих расчесок, они оказались всего лишь подарком - не пошедшим на пользу подарком, и без них она вновь стала никем. Неважным мастером и человеком, который никому не нравится. Она не заметила подмены, как это сразу бы сделал Говорящий.
   - Ты, - сипло сказала Вика очень нехорошим голосом, и теперь Эше стало жалко уже не Вику, а исключительно себя. - Ты их взяла!
   Она шагнула вперед, переступив через раздавленный баллончик, из которого с шипением сочился лак, и Шталь, решив, что сейчас самое время спешно покинуть "Версаль", попыталась было совершить маневр отступления, но под ноги подвернулся один из баллончиков, Эша споткнулась и чуть не сунулась лицом в блестящие плитки пола. Этой задержки парикмахерше хватило, чтобы настигнуть беглянку, и она с кошачьим воплем вцепилась ей в волосы.
   - Отдай!
   Шталь, взвизгнув от боли, вслепую брыкнула ее, одновременно двинув локтем, и, высвободившись, отскочила в угол, оставив в пальцах Вики прядь волос. Та немедленно метнулась следом, на этот раз Эша успела развернуться, и они, сцепившись, с бряканьем и грохотом покатились по полу, приводя обстановку зала в состояние окончательного разгрома. Из-за приоткрытой двери гомонили и ахали зрители.
   - Отдай мои расчески! - шипела Вика, силясь стиснуть пальцами шталевское горло.
   - Да не брала я их! - сипела Эша в ответ, пытаясь отодрать от себя цепкие пальцы. - Отцепись от меня! Я все расскажу Глебу и он тебя заругает! И расчесок тебе больше не даст!
   Несколько минут они боролись молча - Вика осмысливала угрозу, Эша же была слишком занята, чтобы разговаривать. Потом парикмахерша вынесла свой вердикт:
   - Придушу, на фиг!
   - Это еще почему?!
   - Потому что ты сука!
   - Это не аргумент! - сказала Эша и, изловчившись, всадила колено в парикмахерский живот. У Вики вырвался хрюкающий звук, глаза нелепо выпучились, и она начала заваливаться вправо. Эша поспешно столкнула ее с себя и, кашляя, попыталась встать, но тут кто-то сзади схватил ее за шиворот и поднял таким резким рывком, что Шталь чуть не вывалилась из одежды.
   - Пусти! - завопила она, болтая ногами в полуметре от пола. - То есть, нет! Просто поставь!
   - Хм-м, ага... - Глеб поспешно выполнил требование, и Эша скользнула в сторону, нежно ощупывая свое распухающее горло. Глеб шагнул к Вике, которая, сидя среди искореженных баллончиков, держалась за живот, но тут же резко развернулся и опустился в кресло, безвольно свесив руки и глядя на свои ботинки.
   - Ты поэтому всегда выгоняла меня из зала? - негромко спросил он. - Чтоб я не видел, что ты делаешь на самом деле? А я никак не мог понять - почему такие плохие прически... Думал, может, ты в последнее время не в настроении, может, я виноват... А ты просто ничего не делала.
   - А зачем ей было что-то делать? - Эша, пошатываясь, подошла к двери, выпихнула в коридор наиболее любопытных и, захлопнув ее, привалилась к ней спиной. - Хорошему мастеру хорошо платят. Но человеку, по которому сходят с ума, отдают все. Второе - гораздо выгодней. Это очень оригинально, Глеб. Расческа, вызывающая глубокую симпатию, привязанность, практически любовь в сочетании с расческой, вызывающей... э-э, глубочайшее физическое удовлетворение - это нечто.
   - Она никому не нравилась, - просто сказал Глеб, глядя на Вику, которая отчаянно пыталась принять несчастно-кроткий вид, но из-под него неумолимо проступали злость и паника. - Я не мог понять, почему. Мне было так обидно за нее. Даже когда она начала работать намного лучше, все равно никому не нравилась. И тут мне попалась... Я... договорился с ней. И с другими... ты знаешь.
   - Очень предусмотрительно разыскать именно такие расчески, которые бы вызывали только женскую симпатию, - Эша, не удержавшись, послала Вике ехидный взгляд и крепче прижалась спиной к двери, в которую требовательно стучали. - Вика предпочла бы мужскую - ведь из мужиков можно выкачать гораздо больше. Но такие расчески были бы уже опасны для тебя самого.
   - Глеб, - жалобно сказала Вика, шмыгая носом. - Мне больно.
   - Мне тоже, - отозвался Глеб, не глядя на нее. - Надо было прекратить это, как только я понял... Я же хотел, чтоб ты была настоящим мастером, Вика! У тебя для этого были все задатки, я дал тебе расчески в помощь, а ты... Да я бы сам... я всегда мечтал стать... но, - он с отвращением посмотрел на свои руки, - это невозможно. Одних расчесок мало.
   - Глеб, ты как ребенок! - не выдержала Вика. - Ну зачем размениваться на мелочи, когда такие возможности, когда такие деньги?!..
   - И повсеместное обожание, - вставила Шталь. - Иначе зачем было делать все это на виду? Здорово, когда все тебя любят, когда выпрашивают, унижаются, дерутся за право попасть к тебе. А Настя-то оказалась права. Ты действительно вампир. Ты питаешься любовью. А ты, Глеб, тоже... болван еще тот. Уж не знаю, что там у вас произошло в среду, но грезил бы лучше дома, любитель погулять по утрам! Сейчас тепло, многие вычесывают своих песиков на улице, и ты, мечтая о Вике, перезаразил своими мечтами все расчески на своем маршруте! Не знаю, как тебе это удалось, но причесанные ими собаки начали испытывать дикую симпатию ко всем молодым шатенкам в округе, хоть мало-мальски похожим на Вику. Забавно, ведь для собак главное - это запах, к тому же, разве у них не черно-белое зрение? Хм, правда, еще более забавно, что в то утро на набережной оказались только молодые шатенки.
   - Кто ты? - мрачно спросил Глеб, поднимаясь, и Шталь невольно отступила назад, изо всех сил пытаясь сохранить на лице решимость.
   - Думаю, это нам лучше обсудить в другой обстановке и без твоей пассии. Так что быстренько объясни, что расчески ты ей не вернешь - это ведь так, надеюсь?.. кстати, к чему были эти сложности с подменой...
   - Не верну расчески? - неожиданно удивился Глеб. - Но я их не брал. А они пропали?
   - На каком раунде ты сюда прибыл?! - вскипела Эша. - Ты думаешь, почему мы друг друга по полу валяли - поразмяться?! - она осеклась, глядя на Вику, которая сейчас имела совершенно убитый вид. - Нет, ну это слишком! Где она живет?!
   - Кто? - тускло произнесла Вика, вероятно, оценивавшая свое обозримое будущее.
   - Настя, Настя! Твоя без меры наблюдательная коллега, которая, оказывается, разбирается в проводке! Как она просекла...
   - Она забрала расчески?! - Глеб мельком окинул взглядом вывернутое содержимое ящиков, наклонился и сгреб с пола свою пассию, словно ворох тряпья. - Господи, Вика, скажи, что она не взяла оранжевую! Она ведь не взяла ее?!
   Вика замотала головой и, наконец-то разразилась злыми слезами. Глеб свалил ее в кресло и прянул было к двери, но Эша успела намертво вцепиться в его запястье. Гигант мог бы избавиться от нее одним щелчком, но вместо этого только жалобно сказал:
   - Я должен торопиться! Я знаю, где она живет! Настя ведь понятия не имеет, как с ними обращаться! Если она попробует оранжевую на себе...
   - Поедем вместе - на улице моя машина! - Шталь, не отпуская его руку, торопливо отперла дверь. - Надеюсь, ты в нее поместишься.
   Глеб с Эшей на буксире вынесся из зала, невежливо разметал толпившихся возле стойки взбудораженных людей и выскочил на улицу. Эша, следом за ним совершив гигантский прыжок через ступеньки, с трудом развернула Глеба в нужном направлении, где стояла ее машина. Вопреки опасением, Глеб в "фабию" поместился, но машина крякнула и ощутимо просела. Заводя двигатель, Эша покосилась на спутника, который, казалось, был искренне напуган.
   - Что делает оранжевая расческа?
   - Сложно объяснять, я и сам не очень понима...
   - Объясни как-нибудь!
   - Она тебя наверняка ею причесывала, так что ты знаешь, - Глеб ссутулился, глядя, как побитая собака. - Вспомни момент, когда... все казалось таким прекрасным, а человек, который тебя причесывает - лучшим в мире... Вот это и была оранжевая расческа. Никогда нельзя ею расчесывать самого себя!
   - Насте будет хорошо и она будет казаться себе лучшей в мире? - переспросила Эша с легким недоумением. - Но...
   - Она не сможет остановиться.
  
  * * *
   - Никогда такого не видела! - изумленно сказала Эша и, липкими от крови пальцами ухватившись за очередной оранжевый зубец, резким рывком выдернула его. Настя издала болезненный вопль и попыталась было вскочить, но ладони Шталь поймали ее за плечи и вдавили обратно в кресло. - Сидеть, больная! Операция не закончена! Настя, ты ведь не хочешь и дальше походить на кактус?!
   - Больно! - верещала незадачливая парикмахерша. - Больно! Больно!
   - Разумеется, - согласилась Эша, осторожно перебирая некогда светлые, а теперь багрово-красные и изрядно поредевшие влажные пряди. - Ведь не зря мамы еще с детства учат нас не брать чужие расчески и уж тем более не причесываться ими!.. Как ты ухитрилась их так глубоко загнать?! Господи, ты же чуть не вычесала себе мозг! Глеб, дай мне перекись. Глеб!
   Но Глеб, которого рядом шатало от волнения, не отреагировал, пребывая в полнейшей прострации. Эша потянулась и отняла у него пузырек и вату. Великан зацепился взглядом за ее окровавленные пальцы и, сглотнув, цветом лица стал похож на крестьянский сыр.
   - Надо скорую вызвать, - просипел он. Это были его первые слова с того момента, как они, вломившись в квартиру Насти, застали ее перед зеркалом, тоненько постанывавшую и снова и снова продирающую расческу сквозь слипшиеся от крови волосы, до кости полосуя свой скальп. Расческу Глеб отнял, и на этом его активные действия закончились - он стоял и безмолвно варился в собственных переживаниях.
   - Конечно, надо, - согласилась Эша, извлекая последний зубец. - Только Настя сделает это сама. Настя, ты ведь сообразительная, так что начинай придумывать историю, которую ты им расскажешь. И нас в этой истории быть не должно, ясно? Иначе тетя Эша вернется и сделает тебе ата-та.
   - Но что это было? - простонала парикмахерша, взглянула в зеркало на свою окровавленную голову, и у нее вырвался очередной пронзительный вопль. Шталь едва успела зажать ей рот, потом наклонилась и сказала ей на ухо:
   - Ты меня удивляешь. С твоими-то теориями! Неужели ты еще не поняла, что эти расчески прокляты? Ты их украла, и проклятье пало на тебя.
   - Но ведь с другими ничего не было!
   - Потому что они их не крали. Понимаешь, Настя, специфика проклятий, - Эша выразительно покрутила пальцами, - короче, долго объяснять. А в целом, ты молодец, поспособствовала нашему расследованию, помогла изобличить ведьму...
   - Так я, все-таки, была права?! - вскинулась Настя.
   - Да, но советую обо всем забыть, - Шталь сделала зловещее лицо, - иначе в следующий раз это будут уже не расчески. И спасти тебя я не смогу. Никогда не соприкасайся с темными силами, если у тебя нет соответствующей квалификации.
   Настя мелко закивала и снова принялась оплакивать свою израненную голову. Глеб, не выдержав, открыл было рот, но Эша развернула его и выпихнула в коридор.
   - Какой бред! - сказал он уже на улице, прижимая к груди пакет с расческами. Шталь пожала плечами.
   - У меня сегодня плохо с импровизациями. Ладно, поехали к тебе пить кофе.
   - А если я не хочу? - знакомо воспротивился Глеб, скосив глаза на пальцы Эши, которые вновь крепко держали его за запястье.
   - Глеб, разве мои слова хоть чем-то похожи на просьбу? - змеиным голосом спросила Эша. - Хочу напомнить, что сейчас я исправляла твои просчеты!
   - Я ничего плохого не хотел, - простодушно поведал он.
   - Вы все так говорите.
   Глеб коротко глянул на нее, и Эша почувствовала себя так, словно отвесила оплеуху младенцу. Он молча забрался в машину, объяснил, куда ехать, и всю дорогу до своего дома больше не проронил ни слова, только неловко перебирал расчески в пакете, общаясь с ними на своем языке, которого Эше так и не довелось узнать. Глаза его были все так же до краев переполнены печалью, и лишь однажды Эша заметила в них короткий сизый взблеск, заставивший ее поежиться. Глеб был из первого поколения. И Глеб, несмотря на всю странную кротость своего характера, сейчас был чертовски зол. Хотя, если сравнить с тем, как разозлится Ейщаров, когда узнает, что Шталь не сообщила о Говорящем сразу... А он разозлится. Это точно.
  
  * * *
   - Почему ты ее просто не причесал? - не удержалась от банального вопроса Шталь, попивая кофе, который ей пришлось приготовить самой - Глеб, которого переполняло множество эмоций, сейчас не был способен на какие-либо действия. Поэтому Эша посадила его на табуретку, где он и сидел смирно, поглядывая испуганно-грустно-злобно и комкая то очередную сигарету, то свои пальцы. Обстановка вокруг была более чем спартанской, поэтому, кроме самого Глеба, разглядывать было особо нечего, и Эша сосредоточилась на беседе.
   - А? - отозвался Глеб, расстроено стряхивая пепел в свой кофе.
   - Вику. Причесал бы ее - и конец твоим сердечным терзаниям. Уж для этого-то не нужно особой ловкости.
   - Что?! - Глеб возмутился. - Нет, это же нечестно, неправильно! Да и не настоящее бы это было, иллюзия, а я хотел... хм-м... м-да.
   - Многие были бы счастливы обладать хотя бы иллюзией, - Эша пожала плечами. - Нечестно... а то, что Вика устроила с твоей помощью, это честно?!
   - Я же не этого хотел! Я не знал... я просто надеялся, что она... ну...
   - Станет такой, как ты?
   Лицо великана сделалось вовсе уж несчастным.
   - Она их так и не услышала. Ни одной. Она... для нее они стали лишь ценными инструментами... не более того.
   - Ты так говоришь, как будто эту способность можно передать.
   Глеб быстро стрельнул глазами в сторону и отчужденно улыбнулся.
   - Передать?
   - Ну, ну, Глеб, не надо изображать непонимание. Я-то знаю, что можно. И ты, похоже, тоже это знаешь, значит инциденты уже были.
   - Кто ты? - в очередной раз спросил он, и Эша резко двинула чашкой по столу.
   - Кто я? Тебе сказать правду, или подождешь, пока я придумаю какой-нибудь гуманный ответ?!
   - Нечего меня запугивать! - огрызнулся Глеб, широким жестом сметая со стола чашку и подхватывая ее в самый последний момент, но кофе все же успел выплеснуться ему на брюки. - Почему ты не можешь просто уйти? Оставь меня в покое!
   - Никуда я не пойду, пока все не узнаю, - проскрежетала Шталь, - потому что мне чертовски интересно, кто со мной это сделал и каким образом, и были ли на то причины, или это так, походя, потому что все это очень сильно нарушает мое душевное равновесие, и я желаю разобраться во всем раньше, чем меня определят в психушку до скончания веков!
   Глеб чуть отодвинулся, и какое-то мгновение Эше казалось, что он сейчас либо убежит, либо огреет ее по голове ближайшей кухонной принадлежностью, но почти сразу же великан как-то жалобно улыбнулся.
   - Господи, ну как же я не догадался?!
   - Видала я тугодумов, но ты, мой друг, это нечто уникальное!
   Глеб хотел было обидеться, но передумал.
   - Да, я тебя не чувствую, значит ты... ага. А что ты... с кем ты можешь...
   - Я первая спросила, - напомнила Эша, вставая и наливая ему новую чашку. - Будь вежлив с дамой. А то я поставлю перед тобой весь чайник. Знаешь, ты удивительный человек, Глеб. Тебя не нужно пытать. Тебе достаточно дать что-нибудь подержать.
   - Я раньше жил в Самаре, - сообщил Глеб. - Долго... жил. Был один человек, знакомый... ну, почти друг. Никакой не парикмахер, обычный офис-менеджер. К тому времени, как мы познакомились, я уже слышал... а потом и он начал слышать... и мне кажется, я как-то к этому причастен... Может, оттого, что он со мной часто общался и у него была какая-то предрасположенность. Вначале чуть с ума не сошел, а потом ничего - пошел на курсы, устроился в салон красоты. Доволен был. Только скоро захотел, чтоб он был такой один.
   - Он пытался тебя убить?!
   - Ага, - просто ответил Глеб. - Хм-м... ну, я потом просто уехал, подумал - ну его к черту! Тем более, он все равно еще долго лежал в больнице... Не то, чтобы я этого хотел, просто нечаянно получилось...
   - Не сомневаюсь, - пробормотала Эша. - Если б ты действовал намеренно, наверное, твой... э-э, ученик, легче бы отделался.
   - Только он все равно умер, - продолжил Глеб так же просто, и Шталь вздрогнула. - Глупо - разбил вазу и упал на осколки... хотя, может, и помогли ему. Опасным делом занимался под конец - воровал расчески у авторитетных людей.
   Эша непонимающе вздернула брови.
   - Расческа - вещь крайне интимная, - чуть смущенно пояснил Глеб. - Через нее можно многое узнать о человеке - его чувства, его намерения, иногда даже его поступки. Слава богу, через нее редко можно узнать мысли. Мне бы не хотелось знать чужие мысли. Это слишком... неприятно.
   "Зато полезно", - подумала Эша, но мысль не озвучила - Глеб сейчас выглядел слишком праведно, и его было искренне жаль. Таким людям, как правило, живется крайне тяжело, и Шталь в душе порадовалась, что она совершенно не такая. Нужно было звонить Ейщарову, но Эша тянула, нащупывая в кармане телефон.
   - А вот другой случай был гораздо хуже, - Глеб побарабанил пальцами по столу, задев при этом пепельницу, и искоса глянул на Эшу, точно прикидывая, заслуживает ли она доверия. - Откуда знаю, не скажу, только один... как мы... то есть, как я... он мог... он слышал замки. Любые. Какой угодно замок мог открыть или закрыть так, чтобы никто больше не открыл. Без инструментов, ты не думай! Он с ними просто договаривался.
   - Классное умение! - восхитилась Эша. - Ну, не приходится сомневаться в выборе его профессии...
   - А вот и нет! - торжествующе сказал Глеб. - Как был слесарем, так и остался. Позволял себе, конечно, баловство всякое, но ничего криминального. А потом появились еще двое - намного позже. Другие - наши их не чувствовали, ты ведь знаешь, что мы можем чу...
   - Да, да. Но...
   - Вероятно, от него они и пошли. Так вот, шлепнули они слесаря. Мы потом выясняли... - Глеб поджал губы, - вещи ведь иногда тоже можно допрашивать. Так что, сама понимаешь, я таких, как ты, не очень люблю...
   - Ваших?! - перебила его Шталь. - У вас что - целая организация?!
   - Да какая там организация? - удивился Глеб. - Просто случайно пересеклись с несколькими, стали встречаться. Понять хотели, откуда... Да и то редко. А как трое из наших погибли, так вообще перестали. Никто толком и не понял, в чем дело было. Вроде как несчастные случаи... только странные какие-то. Слух пополз... вроде как кто-то из своих свихнулся... - Глеб мотнул головой. - Я не знаю! Просто договорились совсем разбежаться и впредь держаться друг от друга подальше. Так безопасней. Я, честно говоря, был не против. Как-то тревожно всегда было, когда мы встречались. Будто что-то плохое произойдет. Или, - он потер лоб, - уже произошло, только мы забыли...
   - Сколько вас было?! - жадно спросила Эша. Глеб в ответ только виновато улыбнулся. - Ладно, хорошо, поняла, не мое дело! Но ты можешь, хотя бы, сказать, скольких тебе доводилось встречать, чувствовать... ну, как вы там это называете?!
   - Двадцать.
   Эша произнесла громкое слово и вскочила, опрокинув табуретку. Глеб взглянул на табуретку со странным удовлетворением - казалось, ему было приятно, что кто-то, кроме него, начал что-то ронять.
   - А что они... кого они...
   - Не спрашивай больше - все равно не скажу! - отрезал собеседник. - Хочешь найти своего, хм-м, учителя, сообщи, что ты умеешь. Может, я и встречал его. А так... не надо. У них своя жизнь, им и так многим тяжело, уж ты-то должна понимать. Я одно знаю хорошо - чем дальше от меня Говорящие, тем мне спокойней. Говорящие - так мы друг друга называем, - пояснил он и хихикнул. - Уж не знаю, откуда взялось, а только подходит здорово. Давно ты?
   - С апреля, - машинально ответила Шталь, поднимая табуретку.
   - Непросто было, наверное, - посочувствовал Глеб. - Просто становится, когда перестаешь на этом зацикливаться, и воспринимаешь только как обычных собеседников. Вообще, это конечно очень увлекательно - раскрывать скрытые таланты, способности и потребности вещей. Или изменять их. Вещи ведь многое могут перенимать от людей, знаешь ли, поэтому сложней всего с теми вещами, которые принадлежали плохому человеку и... любили его. Однажды мне попалась расческа одной женщины, так та... - Глеб осекся и вздернул голову, тревожно глядя в закатное окно. Потом повернулся и с подозрением, но в то же время укоризненно посмотрел на Эшу.
   - Ты же сказала, что приехала одна. Мне показалось, что тебе можно верить.
   - Так и есть, - удивилась она. - В чем дело?
   - Ты никому обо мне не говорила?
   - Нет, никому! - заверила Эша совершенно искренне. - Что ты там увидел? Перед окошком парят мои сподвижники?
   - К дому подходит Говорящий! - произнес Глеб внезапно осипшим голосом. - Прямо к подъезду... ерунда какая-то - почему я его раньше не почувствовал?!
   Они вскочили со своих мест почти одновременно и ринулись к окну, вжавшись носами в стекло.
   - Я никого не вижу, - разочарованно сообщила Шталь, оглядывая двор, в котором новгородское население было представлено лишь парой старушек на дальней скамейке и сонными кошками, разложенными перед домом тут и там. Глеб замотал головой, немедленно стукнувшись об оконную ручку.
   - Он здесь, в подъезде, все ближе, я чувствую! Наверное поднимается...
   - Может, ты просто переутомился? - заботливо спросила Эша, и Глеб метнул на нее яростный взгляд.
   - Нет! Я никогда не ошибаюсь. Он здесь, и на таком расстоянии уж точно должен меня чувствовать. Если он идет ко мне... Я проверю, я должен знать!
   Он кинулся в прихожую. Эша едва успела вцепиться ему в рукав, но остановить таким способом Глеба было так же невозможно, как поддержать плечом падающий башенный кран, поэтому Эшу просто снесло с места, попутно вынув из тапочек, и она на большой скорости поехала в прихожую следом за расчесочным собеседником, скользя голыми пятками по гладкому полу.
   - Хороший способ удрать, но со мной это не пройдет!
   - Ничего я не придумал! - огрызнулся Глеб и относительно деликатно стряхнул Эшу на пуфик в прихожей. - Сиди - проверю! Я не убегу. Правда.
   Оглядевшись, он подхватил валявшуюся под тумбочкой гантель, отпер дверь и осторожно выглянул, после чего вышел на площадку, и дверь мягко защелкнулась за ним.
   - Надо приготовить лед, - пробормотала Эша, прислушиваясь к его шагам на лестнице, - гантель он наверняка уронит.
   Она быстро вызвала номер Ейщарова и, едва тот ответил, без всяких приветствий сообщила ему адрес Глеба, фамилию и внешние данные, добавив, что в подъезде, возможно, сию секунду ошивается еще один Говорящий и вполне возможно, у этого Говорящего скоро могут появиться травмы. Ейщаров отреагировал неожиданно превосходно - не стал ни возмущаться, ни требовать дополнительной информации и подтверждений - ему хватило и интонации. Он просто сказал: "Понял!" - и немедленно отключился. Эша подошла к двери и заглянула в глазок, но увидела лишь пустую площадку. Открыть дверь и последовать за Глебом она не решилась. Двое Говорящих в тесном пространстве... ей и одного единовременно хватало по уши. Конечно, если Глеб соврал и сейчас стремительно удаляется в направлении выезда из города, она будет выглядеть крайне глупо. Вообще все это дело выглядело крайне глупым - от начала и до конца. Зачем ему гантель - неужели взаимоотношения между осведомленными друг о друге Говорящими настолько сложны? Похоже, Сева и тетя Тоня пока единственные, кто пребывают в счастливом неведении. Правда, есть еще Юра Фиалко - если Ейщарову удалось достать крутых врачей и вытащить его из комы, можно было бы его порасспросить.
   Эша еще немного потопталась в прихожей, потом прошла в единственную глебовскую комнату, обстановка которой состояла из дивана, шкафа, люстры, торшера и телевизора - все весьма почтенного возраста. Удивительная бедность для человека, который мог бы, пару раз взмахнув расческой, заполучить себе в рабство весь город. Она открыла дверцу шкафа, но тут же обернулась на звук щелкнувшего дверного замка. Дверь хлопнула, в коридоре что-то звякнуло, в комнату ввалился Глеб и прислонился к косяку, старательно глядя в пол.
   - Ну, Глеб, - неодобрительно сказала Шталь, - я ж тебе говорила, что ты переутомился. Пошли дальше кофе пить.
   Он кивнул и, чуть попятившись, пропустил ее вперед. Эша плюхнулась на табуретку, Глеб коротко глянул на нее, подхватил со стола чашки и через полминуты поставил их, исходящие паром, обратно на столешницу. Сел и, поглядывая по сторонам, принялся жеманно болтать ложечкой в чашке.
   - Насколько я понимаю, спрашивать тебя еще что-то бесполезно, - вскоре констатировала Эша, внимательно за ним наблюдая. - Кстати, забери свою зажигалку - есть у меня нехорошая привычка их прикарманивать.
   Шталь бросила ему зажигалку, одновременно вставая, Глеб машинально вскинул руку и поймал ее. Дружелюбно улыбнулся, но его улыбка тотчас же начала стремительно увядать, преображаться в гримасу досады - как у человека, который сию секунду осознал, что что-то сделал неправильно.
   - Ты кто такой? - сипло осведомилась Эша, делая шажок назад, и Глеб тоже встал, глядя удивленно и даже оскорбленно.
   - Ты чего? Это же я.
   - Всегда хороший ответ. А какое имя у твоего "я"? Потому что ты не Глеб.
   - А кто же я, интересно? - скептически спросил он.
   - Не знаю, только Глеб в жизни бы ничего не поймал. И кофе бы не сделал, не расплескав... Где Глеб, что ты с ним сделал?! - ее голос сорвался на писк.
   - Знаешь, - невероятно бережно произнес стоящий напротив, - кажется, это у тебя паранойя.
   Сейчас бы развернуться и сбежать, но надо же припечатать противника, чтобы ощутить восхищение собственной правотой и проницательностью! Эша неоднократно думала, что обладает крайне дурацкой чертой характера, правда, эти мысли приходили к ней всегда уже после, вместе с разнообразными выражениями в собственный адрес.
   - У Глеба глаза карие. А у тебя серые! - торжествующе сообщила она. - И одно ухо больше другого! Плохая работа... Говорящий!
   Человек, моргнув, машинально схватил себя за правое ухо, которое действительно значительно разнилось с левым, после чего с искренним чувством сказал:
   - Ох ты черт!
   И едва отзвучало последнее слово, аккуратно уложенные на полу плитки коричневого линолеума вдруг с хлопком вздыбились перед его ногами, встав торчком, одна за одной, словно переворачивающиеся диковинные костяшки домино, и из-под них полетела пыль. Одна из табуреток отъехала в сторону, точно уступая, Шталь с визгом отпрыгнула от вставшей на дыбы прямо перед ее босыми пальцами плитки и, развернувшись, ринулась вон из кухни. Кухонная дверь успела коварно хлопнуть ее по спине, отчего Эша, потеряв равновесие, полетела кувырком, в коридоре ее подхватила другая дверь, словно ракетка опытного теннисиста - мячик, отвесила ей еще один удар и вбросила в комнату. Эша в наклонном положении понеслась к дальней стене, зацепилась ногой за палас, на котором за время ее отсутствия неизвестно откуда появилась гигантская складка, и встретилась с диваном, на который и шлепнулась, ощутимо приложившись носом. Спинка дивана скрипнула и предприняла попытку сложиться, но Эша успела упереться в нее ногой, оттолкнулась и скатилась на пол, на этот раз стукнувшись коленом. В голове у нее плескались десятки "голосов" и десятки ощущений, и все они были крайне враждебными - только один, с трудом пробивавшийся, был истеричным и испуганным. Вначале Эша подумала, что это ее собственный голос, но потом осознала, что это реагирует на происходящее ее талисман. Хризолит ощущался сгустком ужаса, ощущался как человек, которого собираются окунуть в чан с кипящим маслом.
   - Этого не было в моем контракте! - прогундосила Эша, поднимаясь и прижимая ладонь к носу. Нехитрая обстановка комнаты вокруг ходила ходуном, телевизор привольно перелистывал программы, диван отчаянно скрипел, с натугой пытаясь сложиться вчетверо, что его конструкцией предусмотрено не было. Шкаф грозил дверцами и выдвинутыми ящиками, обои медленно и как-то сладострастно отклеивались, скатываясь в рулоны, словно комната вознамерилась устроить стриптиз, палас пошел буграми и причудливыми складками, очевидно, стараясь воплотить какую-то свою мечту об истинном внешнем виде паласов, а старая люстра, раскачиваясь, опускалась вниз на вытягивающихся проводах, мелодично вызвякивая гранеными подвесками хрустальную сюиту, и торшер мигал ей в такт, и все они, без исключения, были весьма негативно настроены к Эше Шталь. Хотя... в торшере ощущалось что-то нейтральное. Торшер, в сущности, ничего против нее не имел. Он вообще любил женщин. Но его попросили. Очень попросили.
   - Я вначале глазам не поверил, когда тебя увидел, - доверительно сообщил человек, заходя в комнату. Он стал ниже ростом, голос сгустился и оттенился хрипловатостью. Облик Глеба сползал с него, словно тающая восковая маска, ассиметричное лицо пыталось изобразить дружелюбие, но из-за скошенности черт дружелюбие превратилось в какую-то инфернальную гримасу. Фигура сильно скособочилась вправо, одно плечо было широким, другое - много уже, часть торса все еще хранила Глебовскую мощь и монументальность, но другая теперь принадлежала человеку куда как более хилому, темная шевелюра была испещрена светло-каштановыми островками волос. Зубы под вздернувшимися, скошенными губами были разных размеров, а пальцы на руках стали непропорционально длинными и толстыми для слишком маленьких теперь ладоней и узких запястий. В целом вошедший походил на кем-то размазанный мокрый гуашевый рисунок, и мог бы даже вызвать и жалость, но его глаза, в которых бешено, по спирали вращалось полыхающее сизое, не пробуждали ничего жалостливого.
   - Где Глеб?! - повторила Эша, подвигаясь к шкафу, где на полочке стояла глупая пятнистая ваза - квинтэссенция сплошного негатива из поддельного хрусталя.
   - Думал, мне мерещится, - продолжил человек, проигнорировав вопрос. - Потом подумал - похожа, бывают же люди-копии. Но теперь вижу - это ты. Ну и живучая же сучка! Я же был уверен, что тебя... ты же дохлая была, как ты... Ну ладно, на этот раз я наверняка загоню тебя туда, откуда ты выползла!
   - О чем это ты? - с пугливым интересом спросила Эша тающее подобие Глеба, подбираясь к вазе. Человек негодующе вздернул брови, одна из которых была широкой и густой, а другая - едва намеченной.
   - Делать вид, что ты меня не знаешь... слушай, это бы и для детсада не сгодилось!
   - Но я и правда тебя не знаю! - искренне заверила Эша, потом всплеснула руками. - Слушай, меня осенила догадка! Ты свихнулся. Не переживай, сейчас это очень успешно лечат...
   Очевидно, последняя фраза задела собеседника за живое, потому что он взревел и ринулся вперед. Эша схватила вазу, при этом немыслимым образом порезав об нее пальцы, и швырнула в нападавшего, совершенно не интересуясь ее намерениями. Она отчетливо почувствовала возмущение летевшей вазы. Это была почтенная ваза. Она не привыкла к такому обращению, что казалось странным, ибо ваза принадлежала Глебу, и он наверняка ронял ее триста раз.
   Бросок получился неуклюжим, и Говорящий увернулся без труда. Ваза брякнулась о стену и, невредимая, негодующе укатилась в угол. Эша попыталась было проскочить мимо полуГлеба в том же направлении, но палас снова вздыбился, подставив ей подножку (или правильно говорить "подпаласку"?), и Шталь свалилась в очередной раз. На этот раз ощущение было таким, будто она упала на огромную одежную щетку - палас страшно кололся, кроме того, от него почему-то пахло ванилью. Эша не успела исследовать это явление - ее сгребли за шиворот, и, взвизгнув, она отчаянно рванулась. Что-то треснуло, и хватка исчезла, зато кофточка сразу же стала намного свободней. Эша по-крабьи добежала до торшера, выпрямившись, схватила его, точно дубинку, и, развернувшись, замахнулась. Торшерный штепсель с негромким чпоканьем выскочил из розетки, что никак не повлияло на лампочку, которая продолжала аритмично мигать. Вот в торшере сейчас никакого негатива не чувствовалось. Более того, казалось, он ничего не имеет против того, чтобы Эша его держала. Он ощущался восторженным, словно мальчишка-подросток, которого заключила в недвусмысленные объятия красивая женщина.
   - Что это ты еще удумала? - спросил человек с явным недоумением, и Эша попыталась огреть его торшером по голове, но человек оказался проворней, и торшер немедленно перехватил и почти сразу же и вовсе отнял, чуть не сломав Шталь руку. Шталь ойкнула, следом раздался сухой треск, между пальцами Говорящего и отделанным под бронзу стержнем торшера проскочила ярко-голубая вспышка, Говорящий тоже ойкнул и уронил торшер, после чего посмотрел на Эшу совершенно озадаченно и даже как-то обиженно.
   А ведь торшер его не послушался! Даже более того...
   Уважаемые вещи! Не знаю, что он вам про меня наговорил, но все это клевета! Эша Шталь - хорошая! Эша Шталь в жизни не обидела ни одну вещь... во всяком случае, без веских на то оснований. А насчет вазы - это была самооборона. Согласитесь, если бы в критический момент вам бы подвернулась именно я в качестве оружия, вы бы сделали то же самое! Спонтанность и истеричность - это не порок. Извините, если что не так.
  Эша Шталь.
  
   В комнате стало немного потише, только люстра все еще угрожающе шевелила подвесками, словно большое хрустальное насекомое. Дверь поскрипывала, задумчиво покачиваясь, вздыбившийся палас своими рельефами напоминал модель гималайской горной системы. Диван вовсе выбыл из враждебной группы, погрузившись в размышления о возможности получения новой обивки. Шкаф растерянно скрипел, точно пытался решить необычайно трудную задачу, телевизор переключился на музыкальный канал и напевал самому себе по-английски какие-то фривольности.
   - Между прочим, - осторожно сказала Эша, отступая к дверному проему, - наговаривать на других вещам считается свинством, знаешь ли.
   На этот раз человек не стал бежать. Он совершил гигантский прыжок почти через всю комнату, и, поймав Эшу за волосы уже почти в коридоре, рванул ее обратно. Шталь, извернувшись, успела вцепиться ему в шею, на этот раз они вместе споткнулись о паласный бугор и вместе же прокатились через всю комнату, не выпуская друг друга, и с размаху ударились о шкаф. От сотрясения из шкафа вывалилась большая нарядная берестяная шкатулка и, распахнувшись в воздухе, рухнула на дерущихся, извергая на них свое содержимое - десятки и десятки расчесок - пластмассовых, металлических, деревянных, блестящих, расписных, с зубьями, с щетиной, круглых и плоских, больших и маленьких. Одна из них, большая и черная, пребольно стукнула Эшу по лбу, и, очевидно, именно это и поспособствовало ее дальнейшим действиям. С отчаянным усилием она оттолкнула от себя Говорящего, изогнувшись, набрала полные руки расчесок и, приподнявшись, всадила их зубцы ему в волосы.
   Пальцы, уже вновь схватившие ее, разжались, и лицо Говорящего выразило крайнюю степень удивления, отчего оно стало еще кошмарней. Сизые вихри погасли, и глаза стали обыкновенными, серыми, человеческими. И абсолютно бессмысленными.
   - Гуа! - произнес человек заплетающимся языком. - Гы!
   Он улыбнулся. Потом оскалился. Потом уголки губ горько опустились. Глаза взглянули ласково. Потом с отвращением. Потом сонно моргнули. Губы дергались, по ним плясали улыбки множества оттенков, в глазах, мгновенно сменяя одно другое, мелькали сотни выражений. Голова человека запрокинулась, и он распростерся на паласе, рыча и подергиваясь, словно в эпилептическом припадке.
   - Ни хрена себе средство от антипатии! - прошептала Эша, поднимаясь. После чего развернулась и брызнула вон из комнаты. Дверь вяло попыталась ее подхлопнуть, но передумала.
   Человека на лестнице Шталь заметила, только когда с лету въехала головой ему в живот, и тот едва не опрокинулся на поднимающегося следом, но удержал равновесие и сердито схватил Эшу за плечи.
   - Эша Шталь? - быстро спросил он. Вопрос больше походил на утверждение.
   - Не знаю такой! - ответила Шталь так же быстро и попыталась проскочить мимо, но ее тут же изловили. Пятеро мужчин с вопросительной невозмутимостью смотрели на нее. Они были разновозрастными, суровыми, абсолютно незнакомыми, и Эше мгновенно не понравились.
   - Он в квартире? - коротко спросил первый, и Эша, начиная соображать, кивнула.
   - Ага. До свидания!
   На этот раз ее пропустили. Прыгая через ступеньки, Эша понеслась вниз, одновременно прислушиваясь в ожидании, когда из квартиры раздадутся звуки потасовки. Но до самого первого этажа она сбежала лишь в гулкой подъездной тишине. Выскочив из подъезда, Шталь задохнулась, увидев отъезжающую машину "Скорой", рванулась было следом, но тут чья-то ладонь придержала ее за плечо, и Эша, взвизгнув, отскочила, бестолково размахивая перед собой руками.
   - Эша, - мягко сказал плюшевого вида старичок, несмотря на жару облаченный в длинный плащ, - подождите, успокойтесь. Я от Олега Георгиевича...
   - Мне наплевать! Глеб! - прорычала Эша. - Это Глеба увезли?! Он его уби...
   - Тихо, - старичок пугливо огляделся. - Нет, все в порядке. У него сильное сотрясение мозга, но я уверен, наши все сделают как надо. Он выздоровеет, я уверен. Ваш друг?
   Шталь, не ответив, сделала попытку усесться прямо на асфальт и зареветь в голос, но старичок поспешно подхватил ее под локоть и почти потащил к стоявшему неподалеку микроавтобусу.
   - Идемте, идемте, вам надо отдохнуть, я понимаю, это тяжело. Вот, - всунув ее на сиденье, старичок вытащил носовой платок, - возьмите, у вас кровь из носа идет. Подождите нас здесь, хорошо?
   - Нехорошо! - ответила Эша, но старичок уже захлопнул дверь, и защелка на ней тотчас же опустилась. Водитель, светловолосый парень, чем-то смахивавший на Михаила, обернулся и послал ей сардоническую ухмылку.
   - О как, да?! - сказал он, а больше ничего не сказал.
   Старичок вернулся минут через десять, вместе с ним спустились и остальные, которых почему-то оказалось гораздо больше, чем Эша насчитала на лестнице, и в микроавтобусе сразу же стало очень тесно. Неподалеку отчаянно завизжали шины, и Шталь, обернувшись, увидела, как со двора на большой скорости выезжают две машины, распугивая толстых голубей и дворовых котов.
   - Эша, - старичок тягуче вздохнул и извлек из кармана плаща толстенную сигару, - пожалуйста, во всех подробностях расскажите нам, что произошло. Постарайтесь ничего не упустить.
   - А...
   - Его там не было, - пояснил старичок. - Квартира была абсолютно пуста, когда мы пришли. Сейчас мы пойдем работать, но нам нужно все, что вы видели...
   - Что?! - разъярилась Эша. - Как это не было?! Хотите сказать, он из окна выпрыгнул?! С седьмого этажа?! Договорился с воздухом и воспарил?!
   - Не знаю, - отозвался собеседник совершенно серьезно. Эша прижала платок к носу и уставилась на него почти с ненавистью, шевеля пальцами босых ног.
   - Вы плохо посмотрели!
   - Там и сейчас смотрят, - заверил старичок, раскуривая сигару, потом качнул ею и запоздало спросил. - Хотите?
   - А выпить есть? - грубо спросила Шталь. Старичок дернул головой, и один из мужчин протянул Эше початую бутылку коньяка и пластиковый стаканчик, которые, казалось, достал прямо из воздуха. Стаканчик Эша презрела и глотнула прямо из горлышка, потом мрачно сказала:
   - Я желаю немедленно наорать на своего начальника!
   - Ваше право, - согласился старичок, - но вначале информация. У нас мало времени.
   - Извольте, - Эша кивнула. - Бутылка останется у меня.
  
  * * *
   - Черт! - рычал Михаил, метавшийся по комнате. - Черт, черт! О, Господи! Черт!
   - Ты непоследователен, - устало заметил Ейщаров, кладя телефон. - Сядь и заткнись. И необязательно в таком порядке. У нас появился Лжец, Миша. Это очень плохо, да. Но не смертельно.
   - Спроси об этом у Фиалко! - рявкнул шофер, падая в кресло. - И у его корешей! И прибавь еще тех, о ком Глеб рассказал Шталь! Черт! Это Карантинная служба! Или Пограничники.
   - Если б хоть кто-то из Карантинной службы или Пограничников сюда пробрался, мы с тобой сейчас не разговаривали. Там профессионалы работают. А этот тип точно не профессионал. Во всяком случае, в этот раз действовал явно спонтанно. Он точно кто-то из своих. Пришел за Глебом, наткнулся на Шталь и узнал ее. Кто-то, кто помнит, потому что почувствовать Шталь нельзя. Другое дело, что Лжецов раньше не было. Каждый может поправить нос, чуть изменить губы, высветлить волосы, чуть уменьшить рост, но полная копия, пусть и с недостатками - это уже мастерство и...
   - Договаривай! - злобно потребовал Михаил, снова вскакивая. - И... ну?!.. и этому обучают! Уж во всяком случае тренируют! Это не наитие! Непрофессионал?! В той квартире в Ижевске он нам ничего не оставил! Откуда он взялся?! Единственный Лжец, которого я знал, работал на...
   - Хватит! - резко сказал Олег Георгиевич, и Михаил, дернув губами, отвернулся к окну. - Что касается Ижевска, так три года прошло! А в Новгороде он немало наследил! Парня не проверил - и парень остался жив! Шталь от него отбрыкалась - и без особого труда! Какой это профессионал?! Кто-то из Говорящих свихнулся и решил, что он должен быть такой один! И если это лишь мания величия, то нам повезло. Но если это то, что я думаю, тогда дела намного хуже.
   В этот момент сотовый Ейщарова, запиликав, поехал к краю столешницы. Михаил подхватил его и, взглянув на дисплей, нехорошо ухмыльнулся.
   - Это Шталь. Не хотел бы я сейчас быть на твоем месте. Что-то мне подсказывает, что сейчас на тебя будут долго и усердно орать.
   Ейщаров потер лицо ладонью и настороженно взглянул на телефон.
   - Хочешь, я отвечу? - предложил Михаил. - Я умею разговаривать с женщинами. Кроме того, ты ведь так и не сказал ей, что я...
   - Дай сюда! - Олег Георгиевич отнял телефон, нерешительно постучал ногтем по кнопке ответа, после чего нажал на нее.
   - Я пошел, - деликатно сообщил Михаил через десять секунд и удалился, качая головой и старательно зажимая ладонями уши.
  
  * * *
   - Вы можете успокоиться хоть на...
   - Не собираюсь я успокаиваться! - кричала Эша во весь голос. - Что это такое было?! Вы меня предупреждали о Говорящих с вещами или, там, со стихиями, но не предупреждали, что они могут надеть на себя чужое лицо!
   - Эша, я этого не знал.
   - Вранье! Что это было?! Он не что-то одно слышит - он слышит все! И он пришел ко мне в виде Глеба, которого чуть не убил, если вы забыли! Почему он говорил, что знает меня?! Это он меня заразил?! Почему он говорил, что меня уже убивали?! Что все это за бред?!
   - Эша, - успокаивающе гудела трубка, - он просто сумасшедший.
   - Наверняка! Но почему меня о нем не предупредили?! Может, спросим у Димы Фиалко?! Ах, да, это же невозможно, ведь Дима умер! Я звонила в Аркудинск! Когда вы мне собирались об этом сказать?! Что происходит, черт возьми?! Кто-то уничтожает Говорящих - неудивительно, что они боятся друг друга! И вы об этом знали! Не надо говорить, что не знали!
   - Как я что-то скажу - вы мне и слова не даете вставить!
   - У вас там, в Шае, толпа Говорящих! Если он об этом узнает, если он приедет к вам, если он тронет Севу...
   - Говорящий никогда не пройдет в Шаю незаметно.
   - А если он вами прикинется?!
   - Послушайте меня, Эша, - устало сказал Ейщаров. - Да, я не упоминал о таком, потому что действительно не знал, что такие еще существуют. Я встречал одного такого человека, но он погиб - очень давно. Я не думал, что есть такие, как он. Они не надевают чужие лица. Это была лишь иллюзия, направленная лично на вас. Если б неожиданно вошел кто-то еще, он бы этой иллюзии не увидел. Но и вас он тоже не смог обмануть. Потому что вы - Говорящая. Для любого Говорящего в его иллюзиях всегда будет неточность, несоответствие, но он, похоже, этого еще не понял. Он никогда не попадет в Шаю за чужим лицом. Послушайте...
   - Нет, это вы меня послушайте! - решительно заявила Эша. - С того момента, как я подписала с вами контракт, меня избили холодильниками, меня пытались разорвать на куски, я получила кучу синяков от комнатной обстановки, мне хотели отрубить голову, меня состарили на два года, меня подсадили на расчески и пытались задушить. И даже после всего этого я не особо возмущалась, не так ли?! Но то, что произошло сегодня, - это слишком, Олег Георгиевич! Вы даете мне задание и сами же вставляете палки в колеса! Вы скрываете от меня, что убивают людей! Вы скрываете, что на свободе бегает опасный сумасшедший Говорящий черт знает с чем! То, что я сегодня видела... Короче, продолжайте без меня! Я увольняюсь! Деньги можете оставить себе! Идите к черту! Приятного дня! До свидания!
   Шталь швырнула телефон на сиденье и злобно закурила, бормоча:
   - К чертовой матери всех Говорящих! Сумасшедших, нормальных, шепчущих, наговаривающих - любых! Знать ничего больше не хочу!
   Она повернулась и запустила руку в сумку, лежавшую на заднем сиденье, и тут ее взгляд упал на мячики. Большие и маленькие, лежали они на диванчике и на полу, и в их округлости было что-то задорно издевательское. Чьи-то собеседники. К чертовой матери!
   Эша отыскала мешок побольше и набила его мячиками до отказа, а два непоместившихся футбольных зажала подмышками. Отошла подальше от стоянки - туда, где раскачивались на летнем ветру тополиные ветви, бросила на аллейные плитки футбольные мячи и дала им крепких пинков, потом вытряхнула мешок, и мячики весело запрыгали во все стороны.
   - Вот так! - удовлетворенно сказала она и пошла обратно к машине. Но, не пройдя и пяти метров, обернулась.
   Мячики подпрыгивали и катились, отскакивали от деревьев, от урн, от спящих дворняг, от бордюрчиков, от малейших выступов. Большие и маленькие, разноцветные, тугие, пыльные, они заполонили всю аллею и, огибая остановившихся удивленных прохожих, даже не успевавших осуществить вполне естественный порыв пнуть их, торопливо следовали за Эшей.
   - Нет! - негодующе воскликнула она, отступая. - Оставьте меня в покое! Ничего не хочу больше знать! Катитесь к кому-нибудь другому!
   Шталь развернулась и побежала к машине, а мячиковая стая, подпрыгивая, весело покатилась за ней, распугивая воробьев, и Эша слышала их стук, в котором было искреннее недоумение - человек, бросивший их, явно валял дурака, либо это была какая-то новая игра. Так или иначе, мячики твердо были намерены вернуться к ней, и ощутив это, Эша припустила что было сил.
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"