Уговорить мать уехать из города оказалось сложнее, чем думала Ната-ша. Во-первых, она совершенно не понимала, зачем это нужно, поскольку Наташа не могла предоставить ей убедительных причин, чтобы не взвол-новать, отделываясь только одной: "Так надо!" Во-вторых, проведя в нем всю свою жизнь, к старости она даже помыслить не могла о том, чтобы по-кинуть родную квартиру, оборвать разом все корни - длинные, разветв-ленные, глубоко вросшие в городскую почву. В-третьих, говорила Екате-рина Анатольевна, у нее уже не то здоровье, чтобы куда-то там ехать, и вначале разговор постоянно заходил в тупик, Екатерина Анатольевна рас-страивалась и пугалась все больше и больше, а Наташа злилась, не в силах объяснить, что просто хочет спрятать ее и тетю Лину.
- Ну это же временно, мама! - убеждала она ее. - Поживете там месяца три, а потом вернетесь! Ну так нужно! Я работать буду в Симферополе, сюда приезжать не смогу, а за вами нужно присматривать. Поживешь на новом месте, город посмотришь.
- Ну куда мне сейчас новое место?! Что мне там одной делать?! - твер-дила Екатерина Анатольевна. - У меня все друзья здесь, а там что? А квар-тира как же... вещи, мебель, телевизор? И вся родня здесь, на кладбище... как же я...
- Я же говорю - временно! Никуда твоя квартира не денется и кладби-ще вместе с родней тоже! Ну, так нужно, мама, постарайся понять.
В конце концов ей все же удалось склонить мать к согласию. Тетю Ли-ну же, сознание которой сейчас витало где-то в годах восьмидесятых, убе-ждать не пришлось - Наташа просто обыденно сказала ей, что на днях они поедут в гости к некой дальней родне, и тетя Лина обрадовалась, как ребе-нок, которому поднесли большую шоколадку.
Еще раньше Наташа позвонила Гене Римаренко, о котором говорилось в Славиной записке. Римаренко действительно оказался в курсе. Он сооб-щил, что подходящая квартира имеется и ему нужно только несколько ча-сов, чтобы все устроить. С ним же Наташа договорилась насчет машины, не решившись заказывать такси ни здесь, ни в Симферополе. Немного по-думав, Гена сообщил, что на выходных заедет за ними сам, удивившись Наташиной просьбе подогнать машину к их дому не раньше двух часов ночи, - Наташе хотелось уехать по темноте, когда во дворе не сидят везде-сущие и всезапоминающие соседи. Поэтому никто в спящем доме не ви-дел, как в ночь с субботы на воскресенье к одному из подъездов осторожно подкатила старенькая "ауди", две загадочные темные фигуры быстро по-грузили в нее несколько сумок и коробок, а потом осторожно усадили на заднее сиденье двоих сонных пожилых женщин, одна из которых прижи-мала к груди большой шерстяной сверток, из которого доносилось приду-шенное, возмущенное кошачье мяуканье.
Гена Римаренко устроил семью Чистовых недалеко от центра города в собственном небольшом уютном частном домике, терявшемся среди сотни таких же, вытянувшихся в длинную линию вдоль троллейбусной трассы и непринужденно соседствовавших с современными многоэтажками. В до-мике было все, что нужно для нормальной жизни, включая телевизор и го-рячую воду, был маленький садик со скамейкой, в соседних домах жили пожилые и словоохотливые соседи, которым Гена представил приехавших, как своих дальних родственников, с одной стороны через дорогу распола-гался рынок, с другой - огромный парк, и Екатерина Анатольевна осталась вполне довольна.
- Сколько мы сможем здесь жить? - спросила Наташа у Римаренко, здо-ровенного грубоватого, но добродушного блондина, имевшего привычку то и дело похрустывать суставами пальцев и громко прищелкивать языком. Днем он отсиживал смену в одной из поликлиник, работая по своей непо-средственной хирургической специальности, а через вечер отправлялся в шумный диско-бар "Онтарио" в центре города, где умело наблюдал за по-рядком. "Днем лечим, вечером калечим!" - усмехаясь, кратко охарактери-зовал он свою работу Наташе в первый же день знакомства. Родители Ри-маренко давно умерли, а сам он уже несколько лет жил у своей подруги в многоэтажке недалеко от автовокзала, пустующий же домик периодически кому-нибудь сдавал. На вопрос Наташи он неопределенно пожал плечами.
- Живите, пока надо. Денег Славка кинул надолго, а если вздумаете уе-хать, то остаток я, конечно, верну. И, кстати, если тебе деньги понадобятся - говори, я выдам.
О том, где сейчас Слава и что с ним, Римаренко ничего не знал - он только раз заезжал к нему в октябре, чтобы договориться насчет дома, и звонил в начале ноября, чтобы эту договоренность подтвердить. Все, что Наташе удалось выяснить, это то, что Слава продал свою квартиру и вроде как опять занялся каким-то бизнесом, но где и каким - неизвестно. Выйдя в тот вечер из домика на окраине прибрежного поселка, Слава словно рас-творился среди холодного ноябрьского дождя, и иногда Наташа с ужасом думала, что возможно больше никогда его не увидит. Вечерами, глядя в окно, она то и дело замечала, что бессознательно пишет пальцем на запо-тевшем стекле "СН" - Слава Новиков - и торопливо стирала большие рас-ползающиеся буквы, чтобы вскоре написать их вновь. Одиночество нава-лилось на нее с новой силой, но Наташа больше не пыталась никого ис-кать, чтобы заполнить прорехи жизни между ночами, когда приходилось бодрствовать и думать; жажда работы толкалась в мозгу, грызла ее упорно и настойчиво, словно запертая в тесной клетке оголодавшая крыса, но На-таша старательно отворачивалась от попадавшихся ей порой на улице ве-ликолепных экземпляров. Она ждала, но ничего не происходило, Слава не появлялся и никто ее не искал. Несколько раз она хотела позвонить с пере-говорного пункта Косте, Ковальчук, а также кому-нибудь из бывших натур и узнать, не случилось ли чего, но никак не решалась. Наконец, Наташа однажды вечером съездила в "Онтарио", отыскала там Гену и, слегка ежась от почти осязаемого грохота музыки, спросила, как ей достать са-мый, что ни на есть, простенький сотовый телефон - лишь бы звонил и, ес-ли это возможно, не только по Украине. Римаренко удивленно пожал пле-чами и сказал, что это несложно, можно и подержанный, если ее устроит.
- Только на Украине это дорогое удовольствие, - заметил он. - Если только для дела... а ради понтов - этого я не понимаю.
Вскоре у Наташи действительно появилась маленькая, слегка поцара-панная черная "моторола", и поначалу ей было даже страшно брать ее в руки - боялась сломать. Для Наташи это была вещь из другого мира, кото-рый она раньше видела только по телевизору, мира, в который ей когда-то дал заглянуть Игорь Лактионов, - мира Ковальчуков, Шестаковых и Сме-танчиков, мира, который, скорее всего, снисходительно, а то и презритель-но хихикнул бы над человеком, не знающим, как подступиться к сотовому телефону. С помощью Гены она научилась им пользоваться - не без труда, поскольку всегда была не в ладах с техникой, если не считать теплых от-ношений с кассовым аппаратом. Поначалу Наташе очень нравилось, как загорались желто-зеленым светом кнопки при наборе номера и нравилось прослушивать голос оператора, сообщавший, сколько денег на ее счету - это был простодушный, детский интерес туземца, которому поднесли вдруг зажигалку.
Звонить из дома Наташа не стала - захватив телефон и сумку, она от-правилась в парк, где устроилась на скамейке неподалеку от дорожки, вдоль которой тянулся бесконечный строй гигантских разлапистых елей - единственных зеленых деревьев в парке - все прочие: и акации, и липы, и клены, а также густые жасминовые чащи давно растеряли свои листья; но темная хвоя огромных деревьев, подпиравших низкое холодное небо, не оживляла безлюдного парка - скорее придавала ему мрачности, а человек с соответствующим настроением и воображением мог усмотреть в зелени многолетних елей нечто зловещее - они выстроились вдоль дороги, словно заколдованные безжалостные часовые, охраняющие покой тех, кто про-снется только в будущем году. Впечатление усиливалось полным безвет-рием и абсолютной тишиной, которую изредка нарушали пронзительные воробьиные голоса, да хриплое воронье карканье. Казалось, что вчерашний злой декабрьский ветер примерз к пушистым ветвям, оставив только холод и промерзшую землю. Наташа закурила и поежилась - не от холода, а от неприятного ощущения, что она осталась одна в целом свете. Но тут она услышала хруст гравия и увидела, как неподалеку по дорожке идут две пожилые женщины, одна из которых вела за руку пухлого сердитого ма-лыша. На Наташу и на ее сигарету они посмотрели неодобрительно. С тру-дом сдержав улыбку, она подождала, пока женщины отойдут подальше, достала телефон и набрала номер Ковальчук.
Людмила Тимофеевна сняла трубку мгновенно, будто ждала звонка, и услышав ее голос, Наташа удивилась, не узнав знакомого твердого, сталь-ного тембра, - теперь это была горячая, расплавленная сталь.
- Где ты?! - спросила Ковальчук, и Наташа услышала, как возле трубки что-то стукнуло. - Мне нужно, чтобы ты немедленно приехала к нам!
- С какой стати? - Наташа повернула голову, провожая взглядом уда-ляющихся женщин. - Разве у тебя ко мне какие-то важные дела? Мне от тебя ничего не нужно.
- Слушай, ты решила меня наказать, да?!! Не знаю, что там тебе набол-тал этот урод, но все это неправда! Он просто меня терпеть не может - мужики всегда ненавидят баб, которые умнее их! Он и тебя ненавидит, ин-валид чертов! А я тебе только добра желала, всегда! Сделай, чтобы было как раньше! Я найду деньги, слышишь?! Я найду!
- Какие деньги, зачем? - Наташа выпрямилась, слушая более внима-тельно. Неожиданно ей отчего-то стало очень жарко, и она потянула замок "молнии", расстегивая куртку.
- Чтобы ты исправила то, что сделала! - возле трубки что-то звякнуло, потом послышался странный всхлипывающий вздох. - Что ты сделала с моим Борей?! Господи, что ты с ним сотворила?!! Хорошо, Валерка не зна-ет... а что будет, когда он узнает?! Он же и меня убьет, и его! И тебя, кста-ти, тоже!
- Я ничего не понимаю, - сказала Наташа. - Объясни толком, в чем де-ло? Что-то с Борькой?
- А ты не знаешь! - в голосе Ковальчук на секунду проскользнула зна-комая язвительность.
- Нет, не знаю! Объясни или я кладу трубку!
- Подожди! Он... - голос запнулся, послышалось бульканье, потом лег-кий звон стекла, - он... господи, язык не поворачивается! Он... я видела его... он думал, что... но я-то проследила... лучше бы я... он был... с пар-нем, понимаешь?!! Мой родной сын был с мужиком как... Господи, если Валерка узнает!..
- Ты хочешь сказать, что Борька стал... - Наташа запнулась. Ее пальцы сжались и сломали недокуренную сигарету.
- Не смей произносить! - взвизгнула Ковальчук. - Зачем ты это сдела-ла?!
- Я ничего не делала! Я не могу такого сделать!
- Мой сын всегда был нормальным парнем! Он всегда девчонками инте-ресовался! Почему это его вдруг потянуло на мужиков?!
- Когда ты об этом узнала?
- Две недели назад. Я тебя искала... Где ты?! В Ялте?! В Евпатории?! Ты вообще в Крыму?!
- Раньше замечала что-нибудь подобное? - спросила Наташа и посмот-рела на свою левую руку, лежавшую на колене. Пальцы дрожали.
- Никогда! Никогда! Это все после того, как ты его... все после того на-чалось! И ведь Валерка говорил, что... да я и сама замечала... думала, ме-рещится! Что случилось с моим сыном?! Почему он стал таким?!
- Слушай, подожди, я тебе сейчас перезвоню, - сказала Наташа и нажала на кнопку, оборвав раздавшийся из трубки вопль. Прижав телефон ко лбу, она задумалась.
Скорее всего, это была просто очередная уловка, направленная на то, чтобы заполучить ее. Значит, Ковальчук все-таки замешана в этом, как она и ожидала. Но неужели она и вправду думает, что после всего, что про-изошло, Наташа кинется в столь неумело замаскированную ловушку?
А если нет? Ужас в голосе Ковальчук казался неподдельным. Да и ведь сама Наташа не раз замечала, что с Борькой вроде бы что-то не так, что-то...
...какой-то он неправильный, слишком уж манерный...
... Валерка говорит, что он стал какой-то не такой... но я ничего не заметила. Впрочем, Валерке вечно что-нибудь мерещится...
...Тебе не кажется, что с ними что-то не так - ну, вот с Борькой и еще этой девчонкой светленькой?
...вдруг словно увидела внутренний мир человека в разрезе - и основной верхний слой, закрывающий собой все остальное, и глубинные слои, давно ушедшие с поверхности, а может, и никогда не находившиеся на ней. Аку-ла, чей плавник выступает из воды, и донные животные, никогда не ви-девшие солнца..
Последняя мысль заставила Наташу вздрогнуть. Конечно же, это каза-лось невероятным, но... почему бы не предположить... Она поймала аку-лу, и на поверхность вынырнула некая рыба, которая раньше этого делать не осмеливалась... потому что акула владела всем пространством возле поверхности... Нет, не так. Может, она убрала нечто, что было домини-рующим и не давало проявиться всем остальным качествам... но ведь Ко-вальчук сказала, что раньше ничего подобного она за сыном не замечала. Хорошо, а если оно таилось где-то очень глубоко? Хорошо, может оста-вить рыб и принять за наглядный пример колоду карт? Может, забирая у Борьки азарт, Наташа не только убрала верхнюю, видимую карту, но и пе-ретасовала остальные? Может, так?
А может, она тут вообще совершенно ни при чем! Борька "поголубел" без ее помощи, может, он и раньше был таким, а мать, считающая себя вездесущей, просто узнала об этом слишком поздно? По сути дела, Борька - всего лишь испорченный и избалованный мальчишка, о нем следует за-быть и спокойно заниматься своими делами. На следующей неделе ей предстояло приступить к обязанностям официантки в "Онтарио" с мило-стивой протекции Римаренко, и Наташа вовсе не собиралась упускать эту работу - хоть денег пока у нее было больше чем достаточно, всему когда-нибудь приходит конец.
Наташа хмуро посмотрела на телефон, потом вдруг вскочила, подхвати-ла сумку и пошла вглубь парка. Минут пятнадцать она взволнованно бро-дила среди голых деревьев, не видя ничего вокруг, потом резко останови-лась и обернулась - ей вдруг показалось, что кто-то идет следом, внима-тельно глядя ей в затылок. Но позади никого не было - только вдалеке бе-жала какая-то дворняга, опустив нос к земле.
- Когда же вы от меня отстанете, - пробормотала Наташа, неизвестно к кому обращаясь. - Когда же вы все от меня отстанете!
Слова, бесполезные и бессмысленные, пропали в холодном воздухе. Она вздохнула и снова набрала номер Ковальчук.
- Я приеду, - сказала она. - Когда Борька завтра возвращается из инсти-тута?
- Когда я ему скажу, тогда и вернется!
- Я доберусь до города примерно часов в двенадцать завтрашнего дня. К часу пошлешь его на остановку возле универмага - одного, поняла? Чтобы ни тебя, ни твоего мужа - никого лишнего я там не видела!
- Господи, так ты все-таки не в Крыму?! Так значит, ты сделаешь, что-бы...
- Все! - резко сказала Наташа, и ее палец потянулся к кнопке отключе-ния, но Людмила Тимофеевна успела крикнуть:
- Господи, лучше б он играл!!! Лучше бы...
Наташа спрятала телефон и снова быстро пошла мимо деревьев - наис-косок, пренебрегая тропинками и плиточными дорожками. Пусть Коваль-чук думает, что Наташа не в Крыму. Она поедет в город утренней элек-тричкой и будет на остановке много раньше Борьки. Разумеется, она не со-бирается с ним встречаться и не собирается больше ничего рисовать. Она просто посмотрит - убедится, что ее работа здесь не при чем. Если сможет это увидеть. Наташа попыталась вспомнить, что раньше видела в Борьке, но не смогла.
Конечно, она здесь не при чем!
Когда я смотрел на них, у меня мелькнула одна мысль... такая, понима-ешь ли, интересная мысль... Во всяком случае, мне кажется, что мы еще знакомы отнюдь не со всеми последствиями твоей работы.
Ты знаешь, Наташка, я ведь никогда не любил готовить - терпеть не мог, а сейчас мне это почему-то доставляет дикое удовольствие...
Память тут же услужливо подкинула миловидную девушку Свету с ее прямо-таки нездоровой болтливостью, а также уже почти позабывшегося одессита Сергея Долгушина, как-то обронившего, что с недавних пор он отчего-то начал жутко бояться моря. А что изменилось в Шестакове? А в Измайлове? Какова теперь верхняя карта в колоде у прочих натур?
Да нет, бред!
Тем не менее, на следующее утро Наташа дремала в электричке, нето-ропливо, даже как-то нехотя ползущей в сторону города, вернее, пыталась дремать, потому что пол в неотапливаемом вагоне был настолько холод-ным, что вскоре у нее разболелись ноги. Из-за тесноты примостить их ку-да-нибудь было нельзя, и Наташа в конце концов стала держать одну ногу на самом краешке каблука, закинув на нее другую. Было не так холодно, но очень неудобно, и ноги быстро затекали, и на конечной станции Ната-ша, злясь на свою осторожность и экономность, вышла такая замерзшая и усталая, что ей уже ничего не хотелось.
К универмагу она подъехала за двадцать пять минут до назначенного срока и пристроилась в узком проеме между двумя ларьками, следя то за прохожими, то за длинной стрелкой часов, неумолимо подползавшей к двенадцати. В городе было намного теплее, чем в Симферополе, но вскоре Наташа все равно замерзла, хотя под конец надвинула серую шапку почти до самого носа, до носа же вжала голову в высокий воротник старой меш-коватой куртки и непрерывно притопывала ногами. Она была довольна своим нарядом - на нее обращали внимания не больше, чем на скамейку или придорожный столб, и вряд ли Борька сможет ее узнать.
В час Борька не появился. Не появился он и спустя пятнадцать минут, и Наташа начала недоумевать. Вряд ли Людмила Тимофеевна, так горячо просившая о помощи (или так тщательно настраивая новую ловушку), не смогла бы не только отправить сына на встречу, но и проследить, чтобы он пришел вовремя. Люди на остановке менялись постоянно, никто из них не задерживался дольше пяти-семи минут, и Наташа не заметила, чтобы кто-нибудь за ней наблюдал. Отсюда до дома Ковальчуков неторопливым ша-гом можно было дойти минут за восемь - Борька или кто-либо уже давно должны были быть здесь. Может, глава семьи обо все узнал, и теперь в квартире происходит великолепнейший скандал? Представив себе разъя-ренного Ковальчука, Наташа поежилась. Спрятавшись за ларек, она доста-ла телефон и позвонила Людмиле Тимофеевне. Занято. Через пять минут она повторила попытку, но результат был такой же.
В двадцать пять минут второго Наташа вышла из своего убежища и вскочила в подъехавший троллейбус. Примерно через полтора часа от-правлялся симферопольский автобус, на котором Наташа рассчитывала уехать. Она еще может успеть. Но когда на следующей остановке с лязгом отворились двери, ноги сами вынесли ее на улицу. Оглядевшись, она осто-рожно направилась к нужному дому, выглядывавшему из-за голых топо-лей, но, не дойдя до него, резко остановилась, словно налетела на невиди-мую стену.
В знакомом дворе толпились люди, возбужденно переговариваясь, то и дело тыча пальцами куда-то вверх, в сторону дома, ахали, качали голова-ми, и вначале ей показалось, что во дворе происходит то ли какой-то ми-тинг, то ли собрание жильцов... но потом Наташа увидела на приподъезд-ной дороге две машины "Скорой помощи", милицейский "уазик", не-сколько легковушек, услышала неразборчивое механическое бормотание раций и медленно пошла вперед. Она протолкнулась между людьми, уло-вив бессвязные обрывки разговоров, из которых поняла только одно - произошло что-то ужасное - вроде как кто-то кого-то зарезал. Добравшись до первых рядов, она увидела, что рядом с нужным ей подъездом, на клоч-ке земли под окнами с жалкими остатками растительности, обступив ка-кой-то странный длинный предмет, стоят двое милиционеров и несколько мужчин, одетых в штатское. Один из них, комкая в пальцах сигарету, сер-дито говорил другим:
- ... как хренотень какая-нибудь, так на моем участке... что ж мне так не прет?!..
Что ему ответили, Наташа не услышала, потому что в этот момент из подъезда вышли двое в белом, осторожно ведя, почти неся женщину сред-них лет с мертвенно-бледным лицом. Ее шея была забинтована, и из-под небрежно наброшенного пальто в вырезе полураспахнутого халата видне-лись бинты на плече, сквозь которые отчетливо проступило густо-красное пятно.
- О, вон Лариску из тридцать восьмой повели, - возбужденно, почти ра-достно сказали позади Наташи. - Вот и она тоже сунулась...
В этот момент один из стоявших возле подъезда поднял руку, показывая на что-то остальным, и дальше Наташа уже не слушала. Проследив за на-правлением, она увидела, что показывает он на одну из балконных лоджий на седьмом этаже. Прямо посередине остекления зияла огромная дыра, словно оттуда вылетело что-то, пробив стекло и сорвав раму, куски кото-рой косо торчали снизу и сверху. У Наташи вырвался хриплый вздох, и она бессознательно сделала шаг вперед, не отрывая глаз от провала в лоджии. Она знала эту лоджию. Это была лоджия Ковальчуков.
Кто-то потянул ее сзади за рукав, и обернувшись, Наташа увидела ста-рушечье лицо с хитрыми блестящими глазками и приоткрытым от возбуж-дения ртом.
- В подъезд еще не пускают, - сказало лицо. - Стой здесь, а то они опять орать начнут! Надо ждать, пока всех не увезут. Тонь, - старуха отверну-лась, - а когда нас-то будут спрашивать? Уж я подрасскажу им про эту стерву!
- А тебе больше всех надо! - откликнулась какая-то женщина. - Госпо-ди, жуть-то какая! Я всегда говорила - не доводят деньги до добра, ох, не доводят!
- А что случилось? - глухо спросила Наташа, чувствуя, что ей не хвата-ет воздуха. Она прижала ладонь к груди, и даже сквозь куртку и свитер ощутила, как бешено колотится сердце. - Что...
- Ой, выносят! - воскликнули сзади. - Ой, я не могу на это смотреть!
Наташа обернулась и увидела, что из подъезда вышли еще двое санита-ров, неся длинный, объемный простынный сверток. Сбоку и внизу, где простыня округло натянулась под тяжестью содержимого, на бледно-розовой материи расцветали темные страшные пятна. В толпе послыша-лись всхлипывания, кто-то охнул. Старуха рядом с Наташей проворно пе-рекрестилась. На мгновение из первого ряда зрителей вынырнул мальчиш-ка, глядя на идущих с жадным любопытством, но его тут же втянуло об-ратно и послышалась звонкая оплеуха.
- Кого это?! - заволновались в толпе. - Николаича?! Нет, наверное Людку! Больно здоровый! Вишь, как ребята-то надрываются!
Тем временем санитары погрузили свою ношу в одну из машин, и в тот же момент из-за стоявших возле подъезда вдруг выглянул маленький тол-стый человечек с круглым детским лицом и махнул им рукой.
- Э! Можете и этого забирать!
И только сейчас Наташа поняла, что странный предмет, лежащий в па-лисаднике, - это человек. Стоявшие вокруг него слегка расступились, и она увидела ноги в спортивных штанах, согнутые, как у бегущего, откину-тую, неестественно вывернутую руку, голову... Человек лежал на боку, прижавшись щекой к земле, и, несмотря на расстояние, часть его лица с приоткрытым ртом и сплющенным носом была видна достаточно отчетли-во. Не узнать его, даже окровавленное и изуродованное, было невозможно - слишком долго она в свое время смотрела на это лицо... и на то, что скрывалось за ним. Наташа схватилась за горло, в котором вдруг рванулась острая боль удушья, в ушах у нее зазвенело, звон перешел в рев, и огром-ный дом качнулся, опрокидываясь на нее...
Она пришла в себя на скамейке от резкого запаха нашатыря. Закашляв-шись, Наташа протерла глаза и увидела уже знакомую старуху и еще одну пожилую женщину, которая водила смоченной в нашатыре ваткой возле Наташиного носа.
- Что ж ты, ласточка, на такое-то глядишь, если нервами слабенькая? - укоризненно произнесла женщина и выбросила ватный комок. - Это ж те-бе не кино! Вот, сумочку я твою прибрала - на.
- Что случилось?! - спросила Наташа и попыталась приподняться, но страшная слабость повалила ее обратно на скамейку. - Бога ради, скажите - что здесь случилось?! Ведь это Борька?! В огороде... вы знаете, кто там лежит... это ведь... Ковальчук?!..
- Вы их родственница? - хмуро осведомилась женщина.
- Знакомая... я...
- Тогда вам, наверное, надо поговорить с кем-то из...
- Ой, а ты думаешь, они ей что-то скажут?! Им бы только развязаться побыстрей! - вмешалась старуха, всплескивая руками. - Вот меня не спрашивают, а я-то все почти видела... с самого начала... и вот Антонина все видела... да? вот Людка-то еще почтовый ящик открывала, а тут и Борька подошел... и я как раз захожу с магазина, смотрю, она еще в таком пальто коричневом - ну, думаю...
- И не в коричневом, а в кремовом пальто она была! - перебила ее Ан-тонина, прижав ладонь к щеке, словно у нее разболелся зуб.
- ... как раз письмо из ящика достает - я и говорю: мол, издалека, пись-мецо-то, Людмила Тимофевна?.. а она мне, стерва: пошла, говорит, отсю-да, старая...
- А Борька ей через плечо глянул и забрать хотел, потому что ему пись-мо это было, я так поняла, а она говорит: сейчас я разберусь, кому, а ты быстро домой - тебе уходить скоро! - снова перебила ее Антонина. - И еще она что-то сказала о ножах... что-то она хотела приготовить... вроде мясо... а все ножи в доме тупые... вроде, попросила Борьку нож нато-чить...
В конце концов, из сбивчивого рассказа обеих женщин, постоянно пре-пиравшихся из-за деталей, Наташа смогла составить себе смутное пред-ставление о происшедшем. Людмила Тимофеевна и Борька вместе подня-лись домой, причем женщина вела себя совершенно так же, как и всегда. Через пятнадцать минут из-за двери их квартиры донеслись дикие крики, грохот и звон бьющейся посуды. На шум, слышный даже во дворе, из квартиры на том же этаже выбежали соседи - муж и жена, позже подоспе-ли другие. Первая железная дверь Ковальчуков оказалась незапертой, мужчина не без труда высадил вторую дверь и ворвался в квартиру, его жена и еще несколько человек последовали за ним. В одной из комнат они увидели окровавленных Ковальчуков, которые сцепились друг с другом. Людмила Тимофеевна с совершенно безумным лицом, размахивала длин-ным кухонным ножом и рычала по-звериному, пытаясь воткнуть нож себе в живот, а Борька пытался ей помешать. Почти тут же она вырвалась и ки-нулась на лоджию, пронзительно визжа. Сын побежал за ней. Что про-изошло там, никто не видел - только услышали грохот разбившегося стек-ла, страшный крик и глухой удар далеко внизу. Те же, кто был во дворе, увидели, как из лоджии с воплем вылетел человек и упал в палисадник, где и остался лежать неподвижно. Судя по всему, когда Борька снова попы-тался вырвать нож у обезумевшей матери, она каким-то образом выброси-ла сына за балкон. После этого Ковальчук вернулась в комнату, где в двер-ном проеме сгрудились соседи. Увидев людей, она молча набросилась на них - молча, потому что уже успела разрезать себе горло и могла только хрипеть. Несмотря на страшную рану, женщина двигалась очень проворно и целеустремленно. Люди кинулись вон из квартиры, но она догнала двоих на площадке и успела нанести несколько ударов - мужчине, который взломал дверь в ее квартиру, и женщине, жившей этажом выше. Мужчина сразу упал, женщине удалось убежать. Ковальчук набросилась на упавше-го... что было дальше, никто не видел, уже потом, когда вызвали милицию и решились подняться, оба лежали мертвые в огромной луже крови...
- Подождите, - слабо пробормотала Наташа и замотала головой, - подо-ждите... вы ничего не путаете? Вы уверены, что это Людмила Тимофеев-на?.. Разве не Борька... Ведь это должно быть Борька... а она... этого быть не может!
- Милая моя, - старуха возмущенно всплеснула руками, - да при чем тут Борька, когда я эту паскуду своими глазами видела, я же в квартире бы-ла... в руке ножище вот такой... рожа дикая, страшная... в крови вся!.. И ведь какая живучая, тварь... горло вот так распорото... хрипит уже... а все равно за нами, за нами... Ох, сберег Христос, ох отвел!.. И еще улыбает-ся... даже сына не пожалела, гадюка!
- Что-то я не видела, чтоб она улыбалась, - недовольно заметила Анто-нина.
- А как бы ты видела - ты же внизу стояла! - старуха презрительно фыркнула. - Еще как улыбалась... словно рай увидела... так счастливо... - она снова перекрестилась. - Вот оно, богатство-то, что с людьми творит! А я всегда говорила, что вся их семейка ненормальная!.. Вот еще муж ее вер-нется - вот ему-то подарочек будет! Вот я...
Не слушая больше, Наташа сползла со скамейки и, шатаясь, накрепко зажав в пальцах ремешок сумки, побрела через двор. Она не соображала, куда идет и зачем. Ее тошнило, в голове гулко и страшно стучало, и окру-жающий мир то и дело подергивался липкой туманной пленкой. Картины. Кто-то добрался до картин, которые спрятал Слава. Кто-то узнал и добрал-ся до них. Костя ошибся - она все-таки проболталась. Другого объяснения быть не может. Кто-то испортил Борькину картину. Обе женщины ошиба-лись, они что-то напутали. Все это мог сделать только Борька - убил мать, убил соседа и выбросился с балкона. Внезапное беспредельное безумие - все так, как писала Анна Неволина, все так, как это случилось с Толей... только так и не иначе. Людмила Тимофеевна этого сделать не могла - ведь Наташа ее не рисовала. Что же она натворила, что натворила?!! Ведь ее предупреждали, не однажды предупреждали... Сначала Толя и его сожи-тельница, а теперь еще трое. Вот тебе твое искусство, твой дар, твое со-страдание, очарованная властью... вот тебе твои руки в крови по локоть и твоя гнилая душа! Сколько их еще будет, сколько картин ты нарисовала, сколько чудовищ где-то там выпустили на волю? А Дорога?! Если кто-то нарушит целостность ее главного произведения... невозможно даже пред-ставить, что тогда произойдет. Словно наяву Наташа увидела, как на ог-ромной картине появляется вдруг прореха, расползается от края до края, и из дыры одно за другим вылетают жуткие, кривляющиеся и хохочущие существа, голодные пожиратели душ, и нет им ни имени, ни исчисления...
- Э! Куда торопимся?
Грубоватый голос прорвался сквозь кошмарное видение, а чьи-то силь-ные пальцы, крепко сжавшие плечо, превратили видение в пыль. Заморгав, Наташа увидела, что находится в одном из многочисленных дворов между девятиэтажками - в той части района, которая представляла из себя целый лабиринт таких вот маленьких дворов, расположенных уступами, с множе-ством стен и лестниц. Напротив нее стоял светловолосый парень спортив-ного типа и, держа Наташу за плечо, внимательно разглядывал ее близко посаженными глазами.
- Ты что, глухая?! - спросил он раздраженно, потом, быстро оглядев-шись, схватил ее за руку и потянул за собой. - Ну-ка, пойдем погуляем не-много.
Наташа молча дернулась и тут же охнула, когда ее руку грубо и больно вывернули и в придачу ткнули кулаком в бок, заставив закашляться.
- Тихо, тихо, не дергаться, а то прибью! Ну, пошла, пошла! И личико сделай попроще! Во! - продолжая идти и тащить Наташу за собой, светло-волосый махнул стоявшей внизу, возле одного из подъездов, белой "вол-ге", потом выругался: - Да что ж вы, козлы, не подкатываете?! Вот уроды!
На мгновение он ослабил хватку, и Наташа, сжав зубы, рванулась в сто-рону. Ей почти удалось освободиться, но тут ее схватили за шиворот и дернули назад.
- Ты что ж это, сучка...
Она закричала - громко и отчаянно, без слов, на удивительно высокой ноте. На рот ей тотчас легла тяжелая, пахнущая табаком ладонь, зажав крик, и Наташа эту ладонь укусила. Вскрикнув, светловолосый отдернул руку и всадил кулак ей в спину, чуть левее позвоночника. Оглушенная бо-лью, Наташа завалилась набок, хватая ртом воздух и смутно слыша, как в доме открываются окна и кто-то что-то кричит про милицию. Державшая ее за куртку рука разжалась, и Наташа ткнулась носом в асфальт, но тут же ее руки и ноги пришли в движение, и она по-крабьи поползла прочь, воло-ча за собой сумку. Кто-то сзади крикнул "Стой!", потом раздалась отбор-ная брань, глухой звук удара, Наташа оттолкнулась руками от асфальта и, путаясь в ногах и кашляя, побежала наискосок через дворы в сторону до-роги, успев услышать, как где-то в нижнем дворе заработал двигатель. В следующее мгновение она нырнула за угол дома, скатилась по лестнице и уже не видела, как к ее неудачливому похитителю подлетела "волга". Светловолосый был очень занят - он отбивался от двух прохожих, в кото-рых на почве недавно употребленного коньяка неожиданно проснулся дух рыцарства - именно благодаря им Наташе и удалось убежать. Увидев "волгу", светловолосый перестал защищаться и попятился к машине, под-няв руки и бормоча: "Все, мужики, все, все..." Открыв дверцу, он плюх-нулся на сиденье рядом с водителем, и "волга" рванула за угол дома, куда скрылась Наташа, но тут же остановилась - выезда здесь не было, по узкой же лестнице машина смогла бы проехать только на боку. Светловолосый выругался и изо всей силы ударил ладонями по приборной доске, и води-тель, который в этот момент нажимал кнопку сотового телефона, переки-нул трубку в левую руку и одновременно с этим его правая рука метнулась снизу вверх почти неуловимым кошачьим движением. Что-то хрястнуло, и светловолосый повалился на спинку кресла, захлебываясь кровью из сло-манного носа, а водитель, уже забыв о нем, разворачивал машину, говоря в трубку:
- Бон, сейчас прямо к вам из дворов девка выскочит в серой куртке и се-рой шапке - веди ее - мы светанулись! Видишь ее, да? Давай!
Он бросил телефон рядом с рычагом переключения скоростей и, про-должая вести машину, негромко сказал светловолосому, который кашлял и булькал, разбрызгивая вокруг себя кровь:
- Ну и что ты сделал, козел?! Последние мозги проссал?! Тебе что было сказано - отслеживать, приглядывать! Чтобы брать ее - нужно время. Ка-кого ты к ней полез?! Хреновы, Сема, дела твои теперь - хреновы крайне! Вот же ж, послал бог мудака!
Светловолосый Сема откашлялся и сплюнул в окно, потом полез в бар-дачок, вытащил какую-то грязную тряпку и осторожно прижал ее к носу, из которого продолжала хлестать кровь.
- А чо... я подумал - один хрен нам эту соску забирать, так чо за ней таскаться, когда вот она, - прохрипел он и снова сплюнул. - И место нор-мальное... если б не эти два козла!.. А вы чего стояли - я ж вам махал?!
- А-а, ты, значит, подумал, - иронически произнес водитель, и на его широком лице появилась легкая усмешка. - Слыхал, Кабан, Сема у нас ду-мать умеет!
С пассажирского сидения донесся смачный смешок в знак того, что си-девший там здоровенный низколобый парень оценил шутку водителя.
Сема взглянул на него с плохо сдерживаемой яростью.
- Я вообще не понимаю, на кой нам сдалась эта девка! Мало того, что заслали хер знает куда, так еще баб каких-то отслеживать - своих что ли дома мало?! Ну, перебор, ну ладно... Ё, ты же мне клюв сломал!
- Пока да, - спокойно ответил водитель, и что-то в его голосе заставило Сему поежиться. - А вот если мы теперь упустим девку, более того, если ты ей что-то повредил - рассказывать о своем клюве, Сема, будешь парням с рогами и сковородками, понял?!
- Чего? - переспросил светловолосый, побледнев под слоем подсыхаю-щей крови. Но водитель промолчал, спокойно глядя на дорогу и постуки-вая по рулю причудливым массивным перстнем на указательном пальце. Он не любил что-либо повторять дважды.
II.
Принеся очередную порцию кофе и бутерброд с ветчиной, официантка наклонилась и тихо сообщила Наташе, что туалет освободился. Несмотря на то, что "Идальго" был довольно большим заведением, туалет он имел одноместный, и к тому времени, когда она решила позвонить, в нем кто-то накрепко засел, и Наташа ждала уже довольно давно. Поблагодарив де-вушку и взяв у нее ключ, Наташа прихватила свою сумку и встала из-за столика.
Она тщательно заперла за собой дверь, так что все старания Киркорова в динамиках идальговского музыкального центра превратились в невнят-ное бормотание, достала из сумки записную книжку, быстро пролистала ее, потом достала телефон и, не раздумывая, набрала первый номер - Леш-ко. Прослушав пятнадцать длинных гудков, Наташа отменила вызов и на-брала номер Измайловых. Занято. Она закусила губу и прислонилась к блестящей кафельной стене. В конце концов, в этом нет ничего страшного. Нина Федоровна сейчас должна быть на работе, а Костя может и поехать куда-нибудь или сидеть во дворе и не слышать звонка, что же касается Из-майловых - что ж, Ольга - любитель поболтать по телефону. А может и в связи все дело. Наташа снова заглянула в книжку и перевернула страницу.
Светлана Матейко.
Картина Сметанчика в Красноярске. Наташин палец быстро пробежал по кнопкам. Света сняла трубку только после шестого гудка. Ее голос был бодрым и веселым, но когда Наташа заговорила, в нем появился знакомый благоговейный страх.
- У тебя все в порядке?
- Да, - удивленно ответила Сметанчик.
- Ты себя хорошо чувствуешь?
Не хочется ли тебе кого-нибудь убить?
- Да нормально, а что...
- Ты одна в квартире?
- Нет, с парнем, - теперь в голосе появилось подобие радости от того, что ее не забыли и вроде как не держат на нее зла за что-либо.
- А он... - Наташа запнулась, понимая, что вопрос получается дурацкий, - он как... нормально себя ведет?
- Более чем. А что слу...
- Ну ладно, пока, - Наташа нажала на кнопку и облегченно вздохнула, потом отыскала следующий номер. Максим Андреевич Калугин. Старая на-тура, картина в Красноярске. Она повторила ту же процедуру. Жена Калу-гина ответила, что Максим на работе и чувствует себя прекрасно - лучше некуда.
Виктория Петровна Гончар.
- Мама спит. А что случилось? Нет, она совсем не больна, нормально себя ведет. А что такое...
Дмитрий Антонович Шабуров.
- Да, здравствуйте. Конечно я вас помню. Еще раз огромное вам спаси-бо, словно заново родился. Нет, я перекусить заскочил, уже ухожу на рабо-ту. Чувствую?.. хм-м... прекрасно я себя чувствую.
Аристарх Сергеевич Кужавский. Ну, насколько она помнит, этому звонить домой сейчас бессмысленно - хорошо, что старалась брать и рабочие те-лефоны.
- Кужавский? А он на выезде. Передать что-нибудь? Конечно, я его се-годня видела. Нормально выглядел, вполне. А что - что-то случилось?
Илья Павлович Шестаков.
- Илью Павловича? Девушка, простите, а вы кто? - хмуро спросил На-ташу мужской голос, очень похожий на голос Шестакова, но все-таки не его. На секунду она подумала - а не отключиться ли, но потом все же ска-зала игривым тоном:
- Это Марина. А что - его нет? Понимаете, он у меня забыл...
- Очевидно, голову! - резко перебил ее мужчина, потом сказал - уже мягче: - Милая девушка, вы, очевидно, не в курсе... Дело в том, что Илья неделю назад попал в аварию и... в общем, он погиб.
- Как в аварию?.. - растерянно шепнула Наташа. Она ждала подобной новости, но пять предыдущих звонков ее немного успокоили, и известие о смерти Шестакова оглушило ее настолько, что она чуть не уронила теле-фон. - Как?
- Ну, как в аварию попадают?! Въехал за городом в бензовоз - уж не знаю, как он умудрился, - не от вас ли ехал?
- Вы кто?
- Брат. Так что он у вас забыл? Алле! Вы слушаете?! Алле!
Наташа отключилась и несколько минут стояла, бессильно привалив-шись к стене. Дверь в туалет дернулась, потом в нее настойчиво постуча-ли.
- Занято, - едва слышно сказала она и закрыла глаза. Картина Шестако-ва, как и картина Борьки, была в Красноярске. А может совпадение? Мо-жет, просто несчастный случай?
Вы сомневаетесь в нас? Скажите, нам нужно разобраться.
... въехал в бензовоз... уж не знаю, как он умудрился...
Вот и еще одним подозреваемым меньше.
Наташа, шмыгая носом, открыла воду, плеснула немного себе в лицо - холод напомнил, зачем она здесь. Закусив губу, она снова зашелестела страницами.
Наталья Игоревна Конторович.
- А она еще на лекциях. Вы студентка? Она здесь раньше восьми вечера не появляется, так что перезвоните. Можете оставить ей записку - вы ее дипломница или просто... Нет, вам дали неправильную информацию - она прекрасно себя чувствует.
Валерий Степанович Смуглый.
- Да, я слушаю. Какой-какой опрос? Профилактика?! Ну вы даете! Нет, я себя прекрасно чувствую. Девушка, откуда мне знаком ваш голос? Мы с вами раньше не беседовали?
Алексей Алексеевич Тарасенко.
- Леша в больнице. Нет, ничего страшного, ему просто аппендицит вы-резали. Представляете, в таком возрасте и аппендицит! Все равно, что вет-рянкой заболеть! Что? Нет, нет, ничего не возвращалось, он ведет себя как... Мы же, Наташа, венчаемся через три недели - вы знаете?
Олег Николаевич Долгушин.
- А кто его спрашивает? - снова тяжелый вопрос - на этот раз усталым женским голосом, и сердце Наташи больно стукнуло в тягостном предчув-ствии.
- Знакомая.
- Ах, знакомая, - протянули в трубке с некоторой иронией. - Ну... да какая теперь, в принципе, разница! Олега нет, он утонул. Позавчера похо-ронили.
- Утонул?! Как, где?!!
- Ну, у нас обычно в море тонут. Вот и он там же.
- В декабре?!!
- А чего вы удивляетесь? Захотелось искупаться человеку... вот и иску-пался. У вас все? А то мне уходить надо.
Наташа опустила руку с телефоном, дрожа всем телом. Вот это уж точ-но не могло быть совпадением, никак не могло. Иначе с чего вдруг Долгу-шину понадобилось лезть в море в декабре?.. выпил разве...
... как-то он обронил, что с недавних пор начал жутко бояться моря...
Если б только Олег - это можно было назвать несчастным, даже, если хотите, роковым совпадением. Или если бы только Илья Петрович. Даже если бы только Ковальчуки - может Борька (Людмила Тимофеевна?!) и вправду вдруг сошел с ума - почему это человек не может вдруг сойти с ума?..
Но их трое! Их-то трое! Совпадения... Как когда-то говорила Надя? Совпадения - дети закономерности?
"Еще одним подозреваемым меньше", - тупо подумала она.
В дверь снова постучали, и капризный голосок спросил:
- Слушайте, вы там скоро? Сколько можно?!
- Сколько нужно! - выкрикнула Наташа вне себя и ударила по двери ла-донью, так что дверь дрогнула, ударила еще раз и еще. - Мне плохо, яс-но?!! Пошли все вон!
За дверью послышались торопливые испуганные шаги. Тяжело дыша, Наташа отвернулась и посмотрела на себя в зеркало, на свое лицо, иска-женное страхом и болью. В принципе, она не соврала - ей действительно было плохо: сбитая при падении об асфальт рука саднила, но это было ни-что по сравнению с острой болью в спине, куда ударил ее светловолосый, усиливавшейся многократно, стоило Наташе хоть чуть-чуть повернуться. Но, так или иначе, нужно было звонить дальше - нужно было обзвонить всех.
- Только бы он был последним, - прошептала Наташа своему отраже-нию. - Пожалуйста, пусть он будет последним.
Владислав Яковлевич Дробышев.
- Нет, его нельзя, он на совещании. Что-нибудь передать? Извините, де-вушка, но подобные вопросы вам лучше задавать ему лично. Не знаю, во всяком случае, с утра он нормально выглядел.
Георгий Филиппович Тафтай.
- Он уже ушел. Позвоните домой. Нет? Ну, значит скоро будет. Здесь он сегодня уже не появится. Нет, ничего странного я в нем не заметил - по-шел себе тихонько, в руке топорик окровавленный... Ну, да, да, понимаю, неудачная шутка. Девушка, а зачем вам Жора - пообщайтесь лучше со мной...
Антон Антонович Журбенко.
- Нет, девушка, Антона никак нельзя, видите ли, он уже дней десять как в больнице.
- А что случилось? - едва слышно спросила Наташа. - Мне сказали на-счет работы...
- Какая работа, о чем вы?!! Звоните где-то через месяц.
- А что с ним? Понимаете, мне очень надо уз...
- Да взорвали его вместе с тачкой прямо перед офисом. Еще повезло, что живой остался. И вообще, дама, я бы вам не советовал...
Набирая следующий номер, Наташа облегченно вздохнула - случай с Журбенко вряд ли имел к ней какое-то отношение.
Элина Максимовна Нарышкина-Киреева.
- Да, я слушаю... Ритка, ты что ли? Что тебя так плохо слышно?! Ты что, простудилась?! Я тебе звоню с самого утра! Я?! Нет, я-то нормально, если не считать, что Юрка вчера собрал манатки и уперся к этой своей очередной сучке! Ой, да что ты-то расстраиваешься - в первый раз что ли?! Ну, поживет недельку у нее - все равно ж вернется! Давай, заезжай за мной - поедем в "Бриллиант" пораньше!..
Оксана Андреевна Владимирова.
- Ой, вы не могли бы перезвонить минут через двадцать - она в ванной. Или, может, она вам перезвонит? Наташа, это ведь вы, верно? Крымская целительница. Я вас узнал. С проверкой, да? Так вот докладываю - все в ажуре. Можете не беспокоиться... и звоните, все-таки, пореже. Вы свою работу сделали, мы вам заплатили... конечно, такая заботливость приятна и трогательна, но... вы же понимаете...
Катерина Михайловна Огарова.
- А вы Кате кто будете? Кто? Двоюродная сестра Игоря Александрови-ча? Как же... вам никто не сообщил?
- О чем? - спросила Наташа, чувствуя, как к горлу снова поднимается удушливая волна холода. - Что-то с Игорем?
- Понимаете... ну, наверное, лучше мне вам сказать. Катя, она... на нее что-то нашло... господи, даже не знаю, как сказать. В общем, она выбро-силась из окна... вернее, попыталась выброситься, только ваш брат успел ее поймать. Он старался ее втащить обратно... но, понимаете, окно... у нас такой дом... короче, они оба сорвались... и... ну, вы понимаете, все-таки девятый этаж. Примите мои соболезнования.
- А вы кто?
- А я ихняя соседка - меня родители Игоря попросили несколько дней за квартирой приглядеть. Будете им звонить, так передайте, что здесь все в порядке...
Отключившись, Наташа беззвучно заплакала, мотая головой. Катерина Огарова, нарциссическая женщина из "Ласточкиного гнезда", однокласс-ница Валерия Ковальчука, была последней из списка ее клиентов. И чет-вертой из тех, кого уже нет. Вернее, пятой, если считать Людмилу Тимо-феевну. И седьмой, если считать всех погибших. Вот так. Вот так.
Она еще раз попыталась дозвониться до поселка, но из этого ничего не вышло. Тогда, умывшись и спрятав телефон и записную книжку, Наташа вышла из туалета, столкнувшись в коридоре с двумя молоденькими дев-чонками, которые смерили ее уничижительными взглядами и что-то про-бормотали вслед. Сев за столик, она отодвинула чашку с давно остывшим кофе и облокотилась на стол. Мимо прошла одна из официанток, Наташа окликнула ее и попросила большую порцию глинтвейна.
Теперь, из "жрецов" остались только пятеро: Сметанчик, Измайловы, Нина Федоровна и Тарасенко. При этом натур среди них трое плюс Костя, значит, опасность угрожает троим, если предположить, что вор все-таки кто-то из них. Костя отпадает. Значит, либо Григорий, либо Тарасенко, ли-бо Сметанчик. Кандидатуры, прямо сказать, самые неподходящие. А Ольга и Нина Федоровна? Еще лучше! Кто же, кто же из них? И из них ли? И от-куда взялись светловолосый, и желтая "волга", и все остальные? Кто их послал? Или существует кто-то еще, к ее клиентам не имеющий никакого отношения и дознавшийся обо всем самостоятельно? Наташа понимала, что не в силах пока ответить на эти вопросы и понимала, что, к сожале-нию, Костя оказался прав - дело закрутилось серьезно. Только в одном он ошибся - никто ее не боится. И никто не собирается ждать от нее добро-вольной работы - разве можно назвать крепкий удар по почке милым без-обидным предложением? Но, так или иначе... кто из них?
...некоторые люди умеют так хорошо рядиться в чужую шкуру...
В любом случае ей нужно срочно поговорить с оставшимися в поселке, в особенности с Костей. Может, теперь ей удастся что-то выяснить, воз-можно, Костя сможет помочь - ведь прошло время, все немного успокои-лись. Кроме того, она должна убедиться, что с ними все в порядке. Если бы только Слава был здесь, он бы что-нибудь посоветовал. Хотя... может и к лучшему, что его нет - чем дальше он от нее, тем в большей безопасности находится. Только вот как попасть в поселок - ведь если она выйдет отсю-да, ее тут же изловят. Удивительно, что они до сих пор не набрались на-глости и просто не вошли в "Идальго" и не уволокли ее - подумаешь, большое дело! Но раз так, то сидеть в этом довольно людном баре пока безопасно. Но, во-первых, не сидеть же ей здесь до закрытия, пока "Идаль-го" не опустеет, а, во-вторых, ей срочно нужно уехать. Так что же делать?
В том, что снаружи ее поджидают, Наташа уже не сомневалась. Она просидела в "Идальго" уже около трех часов, боясь выйти, и внимательно рассматривала машины перед баром в большое панорамное окно. Желтой "волги" среди них не было, машины довольно часто менялись, и ни одна из них не задерживалась настолько, чтобы Наташа забеспокоилась, но вскоре она заметила, что одна из них, красная "шестерка" с затемненными стеклами, до того стоявшая у бордюра противоположной стороны дороги и уехавшая минут пятьдесят назад, вернулась и теперь остановилась у сосед-ствующего с "Идальго" магазина бытовой техники. Наташа бы ни за что в жизни ее не узнала, если бы, когда машина разворачивалась, ей в глаза не бросился ее номер - 19-75 - год ее рождения, и, увидев этот номер во вто-рой раз, она насторожилась. "Шестерка" встала на место только что отъе-хавшего темно-синего "форда" и из нее никто не вышел. Равно как и никто не садился в нее, когда она уезжала раньше. С еще большей тревогой она тщательно рассмотрела все остальные машины, попавшие в поле ее види-мости и записала на салфетке номера, которые удалось разглядеть, потом осмотрела сидевших в зале, в особенности приглядываясь к одиноким мо-лодым мужчинам и мужским компаниям. Таких в "Идальго" на данный момент было немало, и в каждом ей чудился враг. Постаравшись запом-нить лицо каждого, она, оставив сумку, встала, подошла к стойке и спро-сила бармена, есть ли здесь черный ход. Бармен удивленно взглянул на нее и махнул рукой вправо, где был дверной проем, загороженный шуршащей занавеской из множества длинных плетеных полосок. Поблагодарив, На-таша прошла сквозь занавеску, огляделась, повернула направо, столкнув-шись с официанткой, дошла до узкой двери и осторожно приоткрыла ее буквально на палец. Черный ход "Идальго" выходил на большую заас-фальтированную площадку, в одном углу которой стояло несколько му-сорных контейнеров, а вдоль дальней длинной стороны росла кустарнико-вая шелковица. Даже лишившись листьев, кусты казались довольно гус-тыми, но сквозь них отчетливо просвечивал стоящий вплотную к ним тем-но-синий "форд", очень похожий на только что уехавший с другой сторо-ны. Пока она рассматривала "форд" в щелку, стекло на одном из окон по-ползло вниз, и сквозь прореху в сплетенных ветвях Наташа увидела, как из окна выглянуло уже знакомое лицо светловолосого. Он выбросил сигарету, сплюнул, высморкался и снова исчез. Она, не дыша, притворила дверь и вернулась к своему столику.
Все это произошло до того, как Наташа пошла звонить. Теперь она си-дела, осторожно потягивала горячий напиток, пахнущий вином, лимоном, гвоздикой и мускатным орехом и пыталась сообразить, как ей выбраться из бара незамеченной. Она перебирала в уме варианты - киношные варианты, один за другим, но они тем и были хороши, что запомнились яркостью, за-нятностью и абсолютной неправдоподобностью - они были хороши для кино, для решительных всепобеждающих киношных героев, но не для нее. У нее сейчас нет ни другой одежды, ни крутых друзей, ни оружия - ниче-го, даже способности что-то выдумать. У нее есть... только телефон и воз-можность позвонить так, что ее никто не услышит. Но позвонить кому и зачем? Она взглянула в окно, воздух за которым уже начал постепенно на-ливаться синью, и проверила машины, разгладив на столе салфетку с но-мерами. Одна машина уехала, две появились, и Наташа быстро записала номера, хотя в этом уже не было смысла. Она вытянула шею - "шестерка" стояла на своем месте с потушенными фарами - темная, безмолвная, отче-го-то вдруг напомнив Наташе белую лактионовскую "омегу", застывшую когда-то на Дороге - такая же безмолвная и непроницаемая, только внутри нее не было ни мертвых, ни спящих, и так же, как и "омега", она ждала. Ждала ее.
Вспомнив о Дороге, Наташа вспомнила и о погибшей подруге, и неожи-данно в памяти всплыл Надин рассказ о том, как ей, с помощью одной за-нятной уловки и двух подружек удалось незаметно выскользнуть из дома, возле которого ее ждали трое на редкость назойливых молодых людей - коллег по работе. Наташа повертела воспоминание так и так, примеряясь к нему, потом покачала головой - для того, чтобы это осуществить, нужно обладать, как минимум, Надиным актерским талантом и парой подружек. В этом городе друзей у Наташи не было - только знакомые... хотя... мож-но попробовать позвонить Оле Назаровой, своей бывшей сменщице по па-вильону. Нельзя сказать, чтобы между ними были дружеские отношения, - больше приятельские, шутливые и без претензий на полное доверие - ко-гда нужно, выручали друг друга и деньгами, и временем. Но последний раз она видела Олю еще до несчастья с Надей, а это почти полгода назад. Ско-рее всего, Назарова просто пошлет ее и, в принципе, будет права. И все же, попытаться стоило. Допив глинтвейн, Наташа встала и снова отправилась в туалет, забрав сумку и салфетку с номерами. Сидевший через три столика от нее высокий плечистый парень со встрепанными маслянистыми воло-сами и сросшимися бровями взглянул на часы, с сожалением распрощался с симпатичной пышногрудой брюнеткой и встал, сунув в карман куртки сотовый телефон. Подойдя к стойке, он заказал чашку кофе с коньяком, выпил ее, поглядывая в коридорчик на закрытую дверь туалета, потом бро-сил на стойку деньги и вышел из бара, одновременно достав телефон и на-бирая номер.
- Все, давайте Чалого, я вышел, - сказал он, потом, миновав окно, оста-новился и закурил. Около минуты он простоял на месте, покуривая и гла-зея на прохожих, пока не заметил прошедшего мимо ко входу "Идальго" приземистого коренастого мужчину, с аппетитом жующего толстый шоко-ладный батончик. Тогда он неторопливо направился к "шестерке" и сел на пассажирское сиденье. Сидевший рядом с водителем человек, не оборачи-ваясь, спросил:
- Ну, что там?
- Да ничего. Сидит, пьет, нервничает, в окно смотрит, на толчок часто бегает. Запугали девочку - расстройство у нее, наверное.
- Да? И как же часто?
- Ну, не то чтобы часто - сидит подолгу. Но ты не это - я там глянул, оттуда не уйти - ни окон, ни хрена. Еще к задней двери ходила, но тут же вернулась. А так - все.
- Сам-то чего застрял? - осведомился человек, сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой, блеснув массивным перстнем на указательном паль-це. Пришедший слегка потянулся и ухмыльнулся.
- Да я б вообще не уходил! Такую телку подманил - ты бы видел... грудь, попка - все при ней. И ведь уже почти готова была девочка... Эх, мне б еще полчасика, и я бы ее прямо...
- Ладно, Бон, расслабься... вот возьмем деваху и до дому, а там - гоняй этих телок хоть стадами!
- Не-е, - недовольно протянул Бон, засунул указательный палец в ухо и принялся им там вертеть, - дома что... Я ведь, Схимник, в Крыму-то не был никогда... Уж очень мне местные телки понравились... Слушай, мы оттянуться-то хоть успеем тут... и пацаны просили...
- Пацаны пусть этому уроду, Семе, спасибо скажут, - отозвался Схим-ник, и водитель при этих словах недовольно прищелкнул языком. - Если б не он, не торчали б мы тут четвертый час!
- Слушай, а чего мы ее не можем сразу-то?.. - Бон хлопнул пару раз ла-донью о ладонь, разворачивая их крест-накрест. - Чего ждем-то?
- Тебе-то не один хрен? Как сказано, так и делаем.
- А кто она такая?
- Почем я знаю? Просто баба.
- За просто бабой не посылают в такую даль! И вообще - что-то не въезжаю я в весь этот расклад! То таскайся за ней везде и трогать не моги, то хватай неизвестно где! Слышь, а кого в том доме-то грохнули, где вы к ней в первый раз пристегнулись?
- Без понятия, - равнодушно произнес Схимник, провел ладонью по во-лосам, аккуратно зачесанным назад, и выкинул окурок в приоткрытое ок-но. Его глаза спрятались за полуприкрытыми веками, и со стороны могло показаться, что он дремлет. Бон недовольно хмыкнул. Ему хотелось знать больше.
- Все равно... Ну, на кой она папе?! Зашуганная, худющая, страшная! Да еще и больная, небось!
- На развод! - подал голос до сих пор молчавший водитель, и все трое захохотали, потом Бон перегнулся через спинку и хлопнул водителя по плечу.
- Это ты в тему, Кабаняра! Дай сигарету! Не, пацаны, не въезжаю! Вот Ксюха - другое дело! Видели б вы ее - и мордаха, и башка, кстати, не "Тампаксами" набита - есть, о чем побазарить! Ничего, я у нее телефончик стрельнул... главное, чтоб ее Чалый не приметил, а то похоботит девочку!
- Слушай, заткнись, достал уже своими бабами! - сказал Схимник, вни-мательно наблюдая за входом в "Идальго" и то и дело осматриваясь. Бон примолк, поглядывая на старшего с опасливым уважением, потом пробур-чал: "Да ладно, чо ты?!" и закурил.
Следующий час они почти все время молчали, только Бон и Кабан из-редка перекидывались замечаниями насчет прохожих. В начале восьмого Схимник велел подогнать машину поближе к "Идальго", так чтобы был виден зал - теперь ярко освещенное изнутри панорамное окно уже не от-ражало свет снаружи. Он внимательно смотрел на столик, за которым си-дела Наташа и листала записную книжку в обложке под крокодилью кожу, куря и попивая что-то из высокого стакана. То и дело она поворачивала голову и бросала в окно рассеянный взгляд, и иногда Схимнику казалось, что она смотрит прямо ему в глаза. Один раз он даже машинально чуть от-клонился, вжимаясь в спинку кресла, хотя сидевшая за столом девушка, конечно же, не могла его видеть. Ему очень не нравился ее взгляд - и сам по себе, и потому, что, в отличие от Бона, он действительно кое-что знал.
В середине зала Схимник заметил Чалого - он сидел в компании двух мо-лоденьких девушек не старше шестнадцати лет, обнимал обеих за плечи и что-то рассказывал. Девчонки, переглядываясь, хихикали и пили шампан-ское, которого на столе стояло три бутылки, и Чалый то и дело обновлял бокалы, и со стороны могло показаться, что он пьет куда как больше своих подружек. Только опытный глаз мог заметить, что на самом деле Чалый оперирует одним и тем же шампанским, почти до него не дотрагиваясь. На что он налегал, так это на шоколад, заказывая себе одну плитку за другой.
- Хорошо устроился Чалый! - пробурчал Бон, в начале второго часа на-чавший впадать в тоску. - Слышь, Схимник, может все-таки к нему пой-дем? Чо нам тут дубака давать?!
- Ну, конечно, сидеть в тепле да бабам попки гладить - оно, конечно, лучше! - иронически заметил сидевший перед ним. - Слушай, Бон, если тебе что не нравится - набери трубу Валентиныча да скажи ему об этом!
Он слегка потянулся и потер затылок. Бон молча передвинулся за спину Кабана и снова начал смотреть в окно.
- О, Кабан, - негромко сказал он через минуту, - смотри, какие телки ва-лят! Во, особенно вон та, рыжая!
- Да-а-а, ничо, - протянул Кабан, посмотрев в нужном направлении. Схимник тоже повернул голову, с легким интересом взглянув на девушек, которые сейчас как раз прошли мимо машины. Обеим уже было за два-дцать, они шли неторопливо и уверенно, держа друг друга под руки, ожив-ленно переговариваясь и то и дело заливаясь смехом. Одна из них была в коротком кремовом пальто и сапогах выше колен, и на ее светлых волосах, туго затянутых в ракушку, поблескивал тусклый свет фонарей, другая, шедшая ближе к домам, выглядела более ярко, чем ее подруга, - в основ-ном, благодаря развевающимся серебристым брюкам клеш, высоким каб-лукам и ослепительным, ярко-рыжим, длинным, вьющимся волосам, не-брежно рассыпавшимся по плечам и прикрытым сверху черной шляпкой, надетой слегка набок. Пальцы блестели от множества колец, и взгляд Схимника невольно приковался к ним - еще и потому, что девушка ожив-ленно жестикулировала, размахивая висящим на запястье ярко-красным пакетом. Не переставая разговаривать, подруги вошли в "Идальго", и си-девшие в "шестерке" увидели, как они устроились за одним из столиков спиной к ним. Хмыкнув, Схимник, почти тут же перевел взгляд на Наташу, но Бон и Кабан продолжали есть их глазами.
- Видал?! - Бон хлопнул себя по колену. - Жаль, я не очень мордаху этой рыженькой разглядел, но, по-моему, там полный порядок. Видал, ка-кие патлы?! Они бы хорошо смотрелись на...
Тут запищал телефон Схимника и Бон замолчал.
- Что? - спросил Схимник, доставая из кармана сигарету.- Нет, мы еще постоим. Я сам скажу, когда.
Он отключился и поднял голову. Наташа сидела на прежнем месте и зе-вала, потирая виски и уставясь в записную книжку. Через десять минут к ней подошла официантка, Наташа ей что-то сказала, та кивнула и ушла, забрав пустой стакан и пепельницу, а Наташа спрятала записную книжку в сумку, снова зевнула, встала и неторопливо пошла в сторону туалета.
- Слышь, Схимник, может Сема ей почки отбил? - спросил Кабан слег-ка встревожено. - Нам за это ничего не будет?
Схимник не ответил, продолжая молча курить и смотреть на яркий эк-ран окна. Вскользь он заметил, что эффектные подружки уже не одни, а в компании двух парней. Рыжеволосая девушка встала, наклонилась, что-то сказала блондинке, погрозила пальцем одному из парней и направилась к стойке, прихватив с собой пакет. У стойки она что-то спросила у одной из официанток, та махнула рукой вправо, рыжая кивнула и направилась в ма-ленький коридорчик, где был туалет.
- А тебе, подруга, придется подождать - там уже наша сидит! - про-комментировал Бон и хихикнул. - Елки, ну и дубарь! Слышь, Кабан, если печка не пашет, ты б хоть радио включил что ли, поискал Россию! Может, узнаем, как там наши сыграли.
- Чего там узнавать - вдули наших, - буркнул Кабан, не повернувшись.
Наташа вышла из туалета только минут через пятнадцать, наглухо за-стегнув куртку. Не глядя в сторону окна, она повернула налево и скрылась за занавеской возле стойки. Все сидевшие в "шестерке" тотчас подобра-лись, а Схимник негромко сказал в трубку.
- Ганс, приготовься - она сейчас может выйти. И смотри за Семой. Если лоханетесь - обоих зарою, понял?!
Он поднял голову и увидел, что из туалета вышла рыжеволосая и пошла к стойке, размахивая своим ярким пакетом, который несла в левой руке, сунув правую в карман куртки. Из любопытства он попытался рассмотреть ее лицо, но не вышло - его закрывали распущенные волосы и надетая на-бок шляпа. Девушка подошла к стойке и начала о чем-то говорить с бар-меном. Схимник отвернулся и оглядел улицу, потом снова посмотрел в ок-но и увидел, что к девушке подошли ее подруга и оба парня. Один из пар-ней обнял рыжую за плечи и что-то сказал, она, не поворачиваясь, кивнула, а потом вся четверка, судя по всему в прекрасном расположении духа, на-правилась к выходу.
- Во, какие девочки, а! - сказал Бон, возясь на диване. - Точно знают, что им надо! Вот с такими всегда приятно дело иметь! Ну, повернись же, малютка, покажи мне свой ротик!
Но девушка так и не повернулась. Вся компания сгрудилась возле обо-чины, отчаянно махая руками, и вскоре возле них притормозило такси. Блондинка села рядом с водителем, рыжеволосая подруга открыла пасса-жирскую дверцу. При этом ее рука, на которой блестели несколько колец, на мгновение попала в пятно света, слегка повернувшись ладонью вперед, и в тот же момент Схимник бессознательно выпрямился - это было ин-стинктивное движение животного, которое на какой-то момент почувство-вало, что что-то не так. Он нахмурился, взглянул в окно "Идальго" и снова перевел взгляд на такси, в которое как раз сел последний пассажир. Такси тронулось с места и неторопливо скрылось за поворотом, а Схимник все продолжал напряженно смотреть ему вслед, пытаясь понять, что же ему вдруг так не понравилось в рыжеволосой.