Барышева Мария Александровна : другие произведения.

Мясник (Искусство рисовать с натуры - 2), ч.3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть 3.
  
  БУРЯ.
  
   Все неожиданное гнет нас сильнее,
   невиданность прибавляет тяжести бедствиям,
   всякий смертный, удивляясь, горюет больше.
  Сенека.
  
  I.
  
   Уговорить мать уехать из города оказалось сложнее, чем думала Ната-ша. Во-первых, она совершенно не понимала, зачем это нужно, поскольку Наташа не могла предоставить ей убедительных причин, чтобы не взвол-новать, отделываясь только одной: "Так надо!" Во-вторых, проведя в нем всю свою жизнь, к старости она даже помыслить не могла о том, чтобы по-кинуть родную квартиру, оборвать разом все корни - длинные, разветв-ленные, глубоко вросшие в городскую почву. В-третьих, говорила Екате-рина Анатольевна, у нее уже не то здоровье, чтобы куда-то там ехать, и вначале разговор постоянно заходил в тупик, Екатерина Анатольевна рас-страивалась и пугалась все больше и больше, а Наташа злилась, не в силах объяснить, что просто хочет спрятать ее и тетю Лину.
   - Ну это же временно, мама! - убеждала она ее. - Поживете там месяца три, а потом вернетесь! Ну так нужно! Я работать буду в Симферополе, сюда приезжать не смогу, а за вами нужно присматривать. Поживешь на новом месте, город посмотришь.
   - Ну куда мне сейчас новое место?! Что мне там одной делать?! - твер-дила Екатерина Анатольевна. - У меня все друзья здесь, а там что? А квар-тира как же... вещи, мебель, телевизор? И вся родня здесь, на кладбище... как же я...
   - Я же говорю - временно! Никуда твоя квартира не денется и кладби-ще вместе с родней тоже! Ну, так нужно, мама, постарайся понять.
   В конце концов ей все же удалось склонить мать к согласию. Тетю Ли-ну же, сознание которой сейчас витало где-то в годах восьмидесятых, убе-ждать не пришлось - Наташа просто обыденно сказала ей, что на днях они поедут в гости к некой дальней родне, и тетя Лина обрадовалась, как ребе-нок, которому поднесли большую шоколадку.
   Еще раньше Наташа позвонила Гене Римаренко, о котором говорилось в Славиной записке. Римаренко действительно оказался в курсе. Он сооб-щил, что подходящая квартира имеется и ему нужно только несколько ча-сов, чтобы все устроить. С ним же Наташа договорилась насчет машины, не решившись заказывать такси ни здесь, ни в Симферополе. Немного по-думав, Гена сообщил, что на выходных заедет за ними сам, удивившись Наташиной просьбе подогнать машину к их дому не раньше двух часов ночи, - Наташе хотелось уехать по темноте, когда во дворе не сидят везде-сущие и всезапоминающие соседи. Поэтому никто в спящем доме не ви-дел, как в ночь с субботы на воскресенье к одному из подъездов осторожно подкатила старенькая "ауди", две загадочные темные фигуры быстро по-грузили в нее несколько сумок и коробок, а потом осторожно усадили на заднее сиденье двоих сонных пожилых женщин, одна из которых прижи-мала к груди большой шерстяной сверток, из которого доносилось приду-шенное, возмущенное кошачье мяуканье.
   Гена Римаренко устроил семью Чистовых недалеко от центра города в собственном небольшом уютном частном домике, терявшемся среди сотни таких же, вытянувшихся в длинную линию вдоль троллейбусной трассы и непринужденно соседствовавших с современными многоэтажками. В до-мике было все, что нужно для нормальной жизни, включая телевизор и го-рячую воду, был маленький садик со скамейкой, в соседних домах жили пожилые и словоохотливые соседи, которым Гена представил приехавших, как своих дальних родственников, с одной стороны через дорогу распола-гался рынок, с другой - огромный парк, и Екатерина Анатольевна осталась вполне довольна.
   - Сколько мы сможем здесь жить? - спросила Наташа у Римаренко, здо-ровенного грубоватого, но добродушного блондина, имевшего привычку то и дело похрустывать суставами пальцев и громко прищелкивать языком. Днем он отсиживал смену в одной из поликлиник, работая по своей непо-средственной хирургической специальности, а через вечер отправлялся в шумный диско-бар "Онтарио" в центре города, где умело наблюдал за по-рядком. "Днем лечим, вечером калечим!" - усмехаясь, кратко охарактери-зовал он свою работу Наташе в первый же день знакомства. Родители Ри-маренко давно умерли, а сам он уже несколько лет жил у своей подруги в многоэтажке недалеко от автовокзала, пустующий же домик периодически кому-нибудь сдавал. На вопрос Наташи он неопределенно пожал плечами.
   - Живите, пока надо. Денег Славка кинул надолго, а если вздумаете уе-хать, то остаток я, конечно, верну. И, кстати, если тебе деньги понадобятся - говори, я выдам.
   О том, где сейчас Слава и что с ним, Римаренко ничего не знал - он только раз заезжал к нему в октябре, чтобы договориться насчет дома, и звонил в начале ноября, чтобы эту договоренность подтвердить. Все, что Наташе удалось выяснить, это то, что Слава продал свою квартиру и вроде как опять занялся каким-то бизнесом, но где и каким - неизвестно. Выйдя в тот вечер из домика на окраине прибрежного поселка, Слава словно рас-творился среди холодного ноябрьского дождя, и иногда Наташа с ужасом думала, что возможно больше никогда его не увидит. Вечерами, глядя в окно, она то и дело замечала, что бессознательно пишет пальцем на запо-тевшем стекле "СН" - Слава Новиков - и торопливо стирала большие рас-ползающиеся буквы, чтобы вскоре написать их вновь. Одиночество нава-лилось на нее с новой силой, но Наташа больше не пыталась никого ис-кать, чтобы заполнить прорехи жизни между ночами, когда приходилось бодрствовать и думать; жажда работы толкалась в мозгу, грызла ее упорно и настойчиво, словно запертая в тесной клетке оголодавшая крыса, но На-таша старательно отворачивалась от попадавшихся ей порой на улице ве-ликолепных экземпляров. Она ждала, но ничего не происходило, Слава не появлялся и никто ее не искал. Несколько раз она хотела позвонить с пере-говорного пункта Косте, Ковальчук, а также кому-нибудь из бывших натур и узнать, не случилось ли чего, но никак не решалась. Наконец, Наташа однажды вечером съездила в "Онтарио", отыскала там Гену и, слегка ежась от почти осязаемого грохота музыки, спросила, как ей достать са-мый, что ни на есть, простенький сотовый телефон - лишь бы звонил и, ес-ли это возможно, не только по Украине. Римаренко удивленно пожал пле-чами и сказал, что это несложно, можно и подержанный, если ее устроит.
   - Только на Украине это дорогое удовольствие, - заметил он. - Если только для дела... а ради понтов - этого я не понимаю.
   - Исключительно для дела, - заверила Наташа.
   - А роуминг тебе нужен?
   - Что? - переспросила она, и Римаренко, засмеявшись, махнул рукой, сказав: "Все ясно!"
   Вскоре у Наташи действительно появилась маленькая, слегка поцара-панная черная "моторола", и поначалу ей было даже страшно брать ее в руки - боялась сломать. Для Наташи это была вещь из другого мира, кото-рый она раньше видела только по телевизору, мира, в который ей когда-то дал заглянуть Игорь Лактионов, - мира Ковальчуков, Шестаковых и Сме-танчиков, мира, который, скорее всего, снисходительно, а то и презритель-но хихикнул бы над человеком, не знающим, как подступиться к сотовому телефону. С помощью Гены она научилась им пользоваться - не без труда, поскольку всегда была не в ладах с техникой, если не считать теплых от-ношений с кассовым аппаратом. Поначалу Наташе очень нравилось, как загорались желто-зеленым светом кнопки при наборе номера и нравилось прослушивать голос оператора, сообщавший, сколько денег на ее счету - это был простодушный, детский интерес туземца, которому поднесли вдруг зажигалку.
   Звонить из дома Наташа не стала - захватив телефон и сумку, она от-правилась в парк, где устроилась на скамейке неподалеку от дорожки, вдоль которой тянулся бесконечный строй гигантских разлапистых елей - единственных зеленых деревьев в парке - все прочие: и акации, и липы, и клены, а также густые жасминовые чащи давно растеряли свои листья; но темная хвоя огромных деревьев, подпиравших низкое холодное небо, не оживляла безлюдного парка - скорее придавала ему мрачности, а человек с соответствующим настроением и воображением мог усмотреть в зелени многолетних елей нечто зловещее - они выстроились вдоль дороги, словно заколдованные безжалостные часовые, охраняющие покой тех, кто про-снется только в будущем году. Впечатление усиливалось полным безвет-рием и абсолютной тишиной, которую изредка нарушали пронзительные воробьиные голоса, да хриплое воронье карканье. Казалось, что вчерашний злой декабрьский ветер примерз к пушистым ветвям, оставив только холод и промерзшую землю. Наташа закурила и поежилась - не от холода, а от неприятного ощущения, что она осталась одна в целом свете. Но тут она услышала хруст гравия и увидела, как неподалеку по дорожке идут две пожилые женщины, одна из которых вела за руку пухлого сердитого ма-лыша. На Наташу и на ее сигарету они посмотрели неодобрительно. С тру-дом сдержав улыбку, она подождала, пока женщины отойдут подальше, достала телефон и набрала номер Ковальчук.
   Людмила Тимофеевна сняла трубку мгновенно, будто ждала звонка, и услышав ее голос, Наташа удивилась, не узнав знакомого твердого, сталь-ного тембра, - теперь это была горячая, расплавленная сталь.
   - Где ты?! - спросила Ковальчук, и Наташа услышала, как возле трубки что-то стукнуло. - Мне нужно, чтобы ты немедленно приехала к нам!
   - С какой стати? - Наташа повернула голову, провожая взглядом уда-ляющихся женщин. - Разве у тебя ко мне какие-то важные дела? Мне от тебя ничего не нужно.
   - Слушай, ты решила меня наказать, да?!! Не знаю, что там тебе набол-тал этот урод, но все это неправда! Он просто меня терпеть не может - мужики всегда ненавидят баб, которые умнее их! Он и тебя ненавидит, ин-валид чертов! А я тебе только добра желала, всегда! Сделай, чтобы было как раньше! Я найду деньги, слышишь?! Я найду!
   - Какие деньги, зачем? - Наташа выпрямилась, слушая более внима-тельно. Неожиданно ей отчего-то стало очень жарко, и она потянула замок "молнии", расстегивая куртку.
   - Чтобы ты исправила то, что сделала! - возле трубки что-то звякнуло, потом послышался странный всхлипывающий вздох. - Что ты сделала с моим Борей?! Господи, что ты с ним сотворила?!! Хорошо, Валерка не зна-ет... а что будет, когда он узнает?! Он же и меня убьет, и его! И тебя, кста-ти, тоже!
   - Я ничего не понимаю, - сказала Наташа. - Объясни толком, в чем де-ло? Что-то с Борькой?
   - А ты не знаешь! - в голосе Ковальчук на секунду проскользнула зна-комая язвительность.
   - Нет, не знаю! Объясни или я кладу трубку!
   - Подожди! Он... - голос запнулся, послышалось бульканье, потом лег-кий звон стекла, - он... господи, язык не поворачивается! Он... я видела его... он думал, что... но я-то проследила... лучше бы я... он был... с пар-нем, понимаешь?!! Мой родной сын был с мужиком как... Господи, если Валерка узнает!..
   - Ты хочешь сказать, что Борька стал... - Наташа запнулась. Ее пальцы сжались и сломали недокуренную сигарету.
   - Не смей произносить! - взвизгнула Ковальчук. - Зачем ты это сдела-ла?!
   - Я ничего не делала! Я не могу такого сделать!
   - Мой сын всегда был нормальным парнем! Он всегда девчонками инте-ресовался! Почему это его вдруг потянуло на мужиков?!
   - Когда ты об этом узнала?
   - Две недели назад. Я тебя искала... Где ты?! В Ялте?! В Евпатории?! Ты вообще в Крыму?!
   - Раньше замечала что-нибудь подобное? - спросила Наташа и посмот-рела на свою левую руку, лежавшую на колене. Пальцы дрожали.
   - Никогда! Никогда! Это все после того, как ты его... все после того на-чалось! И ведь Валерка говорил, что... да я и сама замечала... думала, ме-рещится! Что случилось с моим сыном?! Почему он стал таким?!
   - Слушай, подожди, я тебе сейчас перезвоню, - сказала Наташа и нажала на кнопку, оборвав раздавшийся из трубки вопль. Прижав телефон ко лбу, она задумалась.
   Скорее всего, это была просто очередная уловка, направленная на то, чтобы заполучить ее. Значит, Ковальчук все-таки замешана в этом, как она и ожидала. Но неужели она и вправду думает, что после всего, что про-изошло, Наташа кинется в столь неумело замаскированную ловушку?
   А если нет? Ужас в голосе Ковальчук казался неподдельным. Да и ведь сама Наташа не раз замечала, что с Борькой вроде бы что-то не так, что-то...
   ...какой-то он неправильный, слишком уж манерный...
   ... Валерка говорит, что он стал какой-то не такой... но я ничего не заметила. Впрочем, Валерке вечно что-нибудь мерещится...
   ...Тебе не кажется, что с ними что-то не так - ну, вот с Борькой и еще этой девчонкой светленькой?
   ...вдруг словно увидела внутренний мир человека в разрезе - и основной верхний слой, закрывающий собой все остальное, и глубинные слои, давно ушедшие с поверхности, а может, и никогда не находившиеся на ней. Аку-ла, чей плавник выступает из воды, и донные животные, никогда не ви-девшие солнца..
   Последняя мысль заставила Наташу вздрогнуть. Конечно же, это каза-лось невероятным, но... почему бы не предположить... Она поймала аку-лу, и на поверхность вынырнула некая рыба, которая раньше этого делать не осмеливалась... потому что акула владела всем пространством возле поверхности... Нет, не так. Может, она убрала нечто, что было домини-рующим и не давало проявиться всем остальным качествам... но ведь Ко-вальчук сказала, что раньше ничего подобного она за сыном не замечала. Хорошо, а если оно таилось где-то очень глубоко? Хорошо, может оста-вить рыб и принять за наглядный пример колоду карт? Может, забирая у Борьки азарт, Наташа не только убрала верхнюю, видимую карту, но и пе-ретасовала остальные? Может, так?
   А может, она тут вообще совершенно ни при чем! Борька "поголубел" без ее помощи, может, он и раньше был таким, а мать, считающая себя вездесущей, просто узнала об этом слишком поздно? По сути дела, Борька - всего лишь испорченный и избалованный мальчишка, о нем следует за-быть и спокойно заниматься своими делами. На следующей неделе ей предстояло приступить к обязанностям официантки в "Онтарио" с мило-стивой протекции Римаренко, и Наташа вовсе не собиралась упускать эту работу - хоть денег пока у нее было больше чем достаточно, всему когда-нибудь приходит конец.
   Наташа хмуро посмотрела на телефон, потом вдруг вскочила, подхвати-ла сумку и пошла вглубь парка. Минут пятнадцать она взволнованно бро-дила среди голых деревьев, не видя ничего вокруг, потом резко останови-лась и обернулась - ей вдруг показалось, что кто-то идет следом, внима-тельно глядя ей в затылок. Но позади никого не было - только вдалеке бе-жала какая-то дворняга, опустив нос к земле.
   - Когда же вы от меня отстанете, - пробормотала Наташа, неизвестно к кому обращаясь. - Когда же вы все от меня отстанете!
   Слова, бесполезные и бессмысленные, пропали в холодном воздухе. Она вздохнула и снова набрала номер Ковальчук.
   - Я приеду, - сказала она. - Когда Борька завтра возвращается из инсти-тута?
   - Когда я ему скажу, тогда и вернется!
   - Я доберусь до города примерно часов в двенадцать завтрашнего дня. К часу пошлешь его на остановку возле универмага - одного, поняла? Чтобы ни тебя, ни твоего мужа - никого лишнего я там не видела!
   - Господи, так ты все-таки не в Крыму?! Так значит, ты сделаешь, что-бы...
   - Все! - резко сказала Наташа, и ее палец потянулся к кнопке отключе-ния, но Людмила Тимофеевна успела крикнуть:
   - Господи, лучше б он играл!!! Лучше бы...
   Наташа спрятала телефон и снова быстро пошла мимо деревьев - наис-косок, пренебрегая тропинками и плиточными дорожками. Пусть Коваль-чук думает, что Наташа не в Крыму. Она поедет в город утренней элек-тричкой и будет на остановке много раньше Борьки. Разумеется, она не со-бирается с ним встречаться и не собирается больше ничего рисовать. Она просто посмотрит - убедится, что ее работа здесь не при чем. Если сможет это увидеть. Наташа попыталась вспомнить, что раньше видела в Борьке, но не смогла.
   Конечно, она здесь не при чем!
   Когда я смотрел на них, у меня мелькнула одна мысль... такая, понима-ешь ли, интересная мысль... Во всяком случае, мне кажется, что мы еще знакомы отнюдь не со всеми последствиями твоей работы.
   Ты знаешь, Наташка, я ведь никогда не любил готовить - терпеть не мог, а сейчас мне это почему-то доставляет дикое удовольствие...
   Память тут же услужливо подкинула миловидную девушку Свету с ее прямо-таки нездоровой болтливостью, а также уже почти позабывшегося одессита Сергея Долгушина, как-то обронившего, что с недавних пор он отчего-то начал жутко бояться моря. А что изменилось в Шестакове? А в Измайлове? Какова теперь верхняя карта в колоде у прочих натур?
   Да нет, бред!
   Тем не менее, на следующее утро Наташа дремала в электричке, нето-ропливо, даже как-то нехотя ползущей в сторону города, вернее, пыталась дремать, потому что пол в неотапливаемом вагоне был настолько холод-ным, что вскоре у нее разболелись ноги. Из-за тесноты примостить их ку-да-нибудь было нельзя, и Наташа в конце концов стала держать одну ногу на самом краешке каблука, закинув на нее другую. Было не так холодно, но очень неудобно, и ноги быстро затекали, и на конечной станции Ната-ша, злясь на свою осторожность и экономность, вышла такая замерзшая и усталая, что ей уже ничего не хотелось.
   К универмагу она подъехала за двадцать пять минут до назначенного срока и пристроилась в узком проеме между двумя ларьками, следя то за прохожими, то за длинной стрелкой часов, неумолимо подползавшей к двенадцати. В городе было намного теплее, чем в Симферополе, но вскоре Наташа все равно замерзла, хотя под конец надвинула серую шапку почти до самого носа, до носа же вжала голову в высокий воротник старой меш-коватой куртки и непрерывно притопывала ногами. Она была довольна своим нарядом - на нее обращали внимания не больше, чем на скамейку или придорожный столб, и вряд ли Борька сможет ее узнать.
   В час Борька не появился. Не появился он и спустя пятнадцать минут, и Наташа начала недоумевать. Вряд ли Людмила Тимофеевна, так горячо просившая о помощи (или так тщательно настраивая новую ловушку), не смогла бы не только отправить сына на встречу, но и проследить, чтобы он пришел вовремя. Люди на остановке менялись постоянно, никто из них не задерживался дольше пяти-семи минут, и Наташа не заметила, чтобы кто-нибудь за ней наблюдал. Отсюда до дома Ковальчуков неторопливым ша-гом можно было дойти минут за восемь - Борька или кто-либо уже давно должны были быть здесь. Может, глава семьи обо все узнал, и теперь в квартире происходит великолепнейший скандал? Представив себе разъя-ренного Ковальчука, Наташа поежилась. Спрятавшись за ларек, она доста-ла телефон и позвонила Людмиле Тимофеевне. Занято. Через пять минут она повторила попытку, но результат был такой же.
   В двадцать пять минут второго Наташа вышла из своего убежища и вскочила в подъехавший троллейбус. Примерно через полтора часа от-правлялся симферопольский автобус, на котором Наташа рассчитывала уехать. Она еще может успеть. Но когда на следующей остановке с лязгом отворились двери, ноги сами вынесли ее на улицу. Оглядевшись, она осто-рожно направилась к нужному дому, выглядывавшему из-за голых топо-лей, но, не дойдя до него, резко остановилась, словно налетела на невиди-мую стену.
   В знакомом дворе толпились люди, возбужденно переговариваясь, то и дело тыча пальцами куда-то вверх, в сторону дома, ахали, качали голова-ми, и вначале ей показалось, что во дворе происходит то ли какой-то ми-тинг, то ли собрание жильцов... но потом Наташа увидела на приподъезд-ной дороге две машины "Скорой помощи", милицейский "уазик", не-сколько легковушек, услышала неразборчивое механическое бормотание раций и медленно пошла вперед. Она протолкнулась между людьми, уло-вив бессвязные обрывки разговоров, из которых поняла только одно - произошло что-то ужасное - вроде как кто-то кого-то зарезал. Добравшись до первых рядов, она увидела, что рядом с нужным ей подъездом, на клоч-ке земли под окнами с жалкими остатками растительности, обступив ка-кой-то странный длинный предмет, стоят двое милиционеров и несколько мужчин, одетых в штатское. Один из них, комкая в пальцах сигарету, сер-дито говорил другим:
   - ... как хренотень какая-нибудь, так на моем участке... что ж мне так не прет?!..
   Что ему ответили, Наташа не услышала, потому что в этот момент из подъезда вышли двое в белом, осторожно ведя, почти неся женщину сред-них лет с мертвенно-бледным лицом. Ее шея была забинтована, и из-под небрежно наброшенного пальто в вырезе полураспахнутого халата видне-лись бинты на плече, сквозь которые отчетливо проступило густо-красное пятно.
   - О, вон Лариску из тридцать восьмой повели, - возбужденно, почти ра-достно сказали позади Наташи. - Вот и она тоже сунулась...
   В этот момент один из стоявших возле подъезда поднял руку, показывая на что-то остальным, и дальше Наташа уже не слушала. Проследив за на-правлением, она увидела, что показывает он на одну из балконных лоджий на седьмом этаже. Прямо посередине остекления зияла огромная дыра, словно оттуда вылетело что-то, пробив стекло и сорвав раму, куски кото-рой косо торчали снизу и сверху. У Наташи вырвался хриплый вздох, и она бессознательно сделала шаг вперед, не отрывая глаз от провала в лоджии. Она знала эту лоджию. Это была лоджия Ковальчуков.
   Кто-то потянул ее сзади за рукав, и обернувшись, Наташа увидела ста-рушечье лицо с хитрыми блестящими глазками и приоткрытым от возбуж-дения ртом.
   - В подъезд еще не пускают, - сказало лицо. - Стой здесь, а то они опять орать начнут! Надо ждать, пока всех не увезут. Тонь, - старуха отверну-лась, - а когда нас-то будут спрашивать? Уж я подрасскажу им про эту стерву!
   - А тебе больше всех надо! - откликнулась какая-то женщина. - Госпо-ди, жуть-то какая! Я всегда говорила - не доводят деньги до добра, ох, не доводят!
   - А что случилось? - глухо спросила Наташа, чувствуя, что ей не хвата-ет воздуха. Она прижала ладонь к груди, и даже сквозь куртку и свитер ощутила, как бешено колотится сердце. - Что...
   - Ой, выносят! - воскликнули сзади. - Ой, я не могу на это смотреть!
   Наташа обернулась и увидела, что из подъезда вышли еще двое санита-ров, неся длинный, объемный простынный сверток. Сбоку и внизу, где простыня округло натянулась под тяжестью содержимого, на бледно-розовой материи расцветали темные страшные пятна. В толпе послыша-лись всхлипывания, кто-то охнул. Старуха рядом с Наташей проворно пе-рекрестилась. На мгновение из первого ряда зрителей вынырнул мальчиш-ка, глядя на идущих с жадным любопытством, но его тут же втянуло об-ратно и послышалась звонкая оплеуха.
   - Кого это?! - заволновались в толпе. - Николаича?! Нет, наверное Людку! Больно здоровый! Вишь, как ребята-то надрываются!
   Тем временем санитары погрузили свою ношу в одну из машин, и в тот же момент из-за стоявших возле подъезда вдруг выглянул маленький тол-стый человечек с круглым детским лицом и махнул им рукой.
   - Э! Можете и этого забирать!
   И только сейчас Наташа поняла, что странный предмет, лежащий в па-лисаднике, - это человек. Стоявшие вокруг него слегка расступились, и она увидела ноги в спортивных штанах, согнутые, как у бегущего, откину-тую, неестественно вывернутую руку, голову... Человек лежал на боку, прижавшись щекой к земле, и, несмотря на расстояние, часть его лица с приоткрытым ртом и сплющенным носом была видна достаточно отчетли-во. Не узнать его, даже окровавленное и изуродованное, было невозможно - слишком долго она в свое время смотрела на это лицо... и на то, что скрывалось за ним. Наташа схватилась за горло, в котором вдруг рванулась острая боль удушья, в ушах у нее зазвенело, звон перешел в рев, и огром-ный дом качнулся, опрокидываясь на нее...
   Она пришла в себя на скамейке от резкого запаха нашатыря. Закашляв-шись, Наташа протерла глаза и увидела уже знакомую старуху и еще одну пожилую женщину, которая водила смоченной в нашатыре ваткой возле Наташиного носа.
   - Что ж ты, ласточка, на такое-то глядишь, если нервами слабенькая? - укоризненно произнесла женщина и выбросила ватный комок. - Это ж те-бе не кино! Вот, сумочку я твою прибрала - на.
   - Что случилось?! - спросила Наташа и попыталась приподняться, но страшная слабость повалила ее обратно на скамейку. - Бога ради, скажите - что здесь случилось?! Ведь это Борька?! В огороде... вы знаете, кто там лежит... это ведь... Ковальчук?!..
   - Вы их родственница? - хмуро осведомилась женщина.
   - Знакомая... я...
   - Тогда вам, наверное, надо поговорить с кем-то из...
   - Ой, а ты думаешь, они ей что-то скажут?! Им бы только развязаться побыстрей! - вмешалась старуха, всплескивая руками. - Вот меня не спрашивают, а я-то все почти видела... с самого начала... и вот Антонина все видела... да? вот Людка-то еще почтовый ящик открывала, а тут и Борька подошел... и я как раз захожу с магазина, смотрю, она еще в таком пальто коричневом - ну, думаю...
   - И не в коричневом, а в кремовом пальто она была! - перебила ее Ан-тонина, прижав ладонь к щеке, словно у нее разболелся зуб.
   - ... как раз письмо из ящика достает - я и говорю: мол, издалека, пись-мецо-то, Людмила Тимофевна?.. а она мне, стерва: пошла, говорит, отсю-да, старая...
   - А Борька ей через плечо глянул и забрать хотел, потому что ему пись-мо это было, я так поняла, а она говорит: сейчас я разберусь, кому, а ты быстро домой - тебе уходить скоро! - снова перебила ее Антонина. - И еще она что-то сказала о ножах... что-то она хотела приготовить... вроде мясо... а все ножи в доме тупые... вроде, попросила Борьку нож нато-чить...
   В конце концов, из сбивчивого рассказа обеих женщин, постоянно пре-пиравшихся из-за деталей, Наташа смогла составить себе смутное пред-ставление о происшедшем. Людмила Тимофеевна и Борька вместе подня-лись домой, причем женщина вела себя совершенно так же, как и всегда. Через пятнадцать минут из-за двери их квартиры донеслись дикие крики, грохот и звон бьющейся посуды. На шум, слышный даже во дворе, из квартиры на том же этаже выбежали соседи - муж и жена, позже подоспе-ли другие. Первая железная дверь Ковальчуков оказалась незапертой, мужчина не без труда высадил вторую дверь и ворвался в квартиру, его жена и еще несколько человек последовали за ним. В одной из комнат они увидели окровавленных Ковальчуков, которые сцепились друг с другом. Людмила Тимофеевна с совершенно безумным лицом, размахивала длин-ным кухонным ножом и рычала по-звериному, пытаясь воткнуть нож себе в живот, а Борька пытался ей помешать. Почти тут же она вырвалась и ки-нулась на лоджию, пронзительно визжа. Сын побежал за ней. Что про-изошло там, никто не видел - только услышали грохот разбившегося стек-ла, страшный крик и глухой удар далеко внизу. Те же, кто был во дворе, увидели, как из лоджии с воплем вылетел человек и упал в палисадник, где и остался лежать неподвижно. Судя по всему, когда Борька снова попы-тался вырвать нож у обезумевшей матери, она каким-то образом выброси-ла сына за балкон. После этого Ковальчук вернулась в комнату, где в двер-ном проеме сгрудились соседи. Увидев людей, она молча набросилась на них - молча, потому что уже успела разрезать себе горло и могла только хрипеть. Несмотря на страшную рану, женщина двигалась очень проворно и целеустремленно. Люди кинулись вон из квартиры, но она догнала двоих на площадке и успела нанести несколько ударов - мужчине, который взломал дверь в ее квартиру, и женщине, жившей этажом выше. Мужчина сразу упал, женщине удалось убежать. Ковальчук набросилась на упавше-го... что было дальше, никто не видел, уже потом, когда вызвали милицию и решились подняться, оба лежали мертвые в огромной луже крови...
   - Подождите, - слабо пробормотала Наташа и замотала головой, - подо-ждите... вы ничего не путаете? Вы уверены, что это Людмила Тимофеев-на?.. Разве не Борька... Ведь это должно быть Борька... а она... этого быть не может!
   - Милая моя, - старуха возмущенно всплеснула руками, - да при чем тут Борька, когда я эту паскуду своими глазами видела, я же в квартире бы-ла... в руке ножище вот такой... рожа дикая, страшная... в крови вся!.. И ведь какая живучая, тварь... горло вот так распорото... хрипит уже... а все равно за нами, за нами... Ох, сберег Христос, ох отвел!.. И еще улыбает-ся... даже сына не пожалела, гадюка!
   - Что-то я не видела, чтоб она улыбалась, - недовольно заметила Анто-нина.
   - А как бы ты видела - ты же внизу стояла! - старуха презрительно фыркнула. - Еще как улыбалась... словно рай увидела... так счастливо... - она снова перекрестилась. - Вот оно, богатство-то, что с людьми творит! А я всегда говорила, что вся их семейка ненормальная!.. Вот еще муж ее вер-нется - вот ему-то подарочек будет! Вот я...
   Не слушая больше, Наташа сползла со скамейки и, шатаясь, накрепко зажав в пальцах ремешок сумки, побрела через двор. Она не соображала, куда идет и зачем. Ее тошнило, в голове гулко и страшно стучало, и окру-жающий мир то и дело подергивался липкой туманной пленкой. Картины. Кто-то добрался до картин, которые спрятал Слава. Кто-то узнал и добрал-ся до них. Костя ошибся - она все-таки проболталась. Другого объяснения быть не может. Кто-то испортил Борькину картину. Обе женщины ошиба-лись, они что-то напутали. Все это мог сделать только Борька - убил мать, убил соседа и выбросился с балкона. Внезапное беспредельное безумие - все так, как писала Анна Неволина, все так, как это случилось с Толей... только так и не иначе. Людмила Тимофеевна этого сделать не могла - ведь Наташа ее не рисовала. Что же она натворила, что натворила?!! Ведь ее предупреждали, не однажды предупреждали... Сначала Толя и его сожи-тельница, а теперь еще трое. Вот тебе твое искусство, твой дар, твое со-страдание, очарованная властью... вот тебе твои руки в крови по локоть и твоя гнилая душа! Сколько их еще будет, сколько картин ты нарисовала, сколько чудовищ где-то там выпустили на волю? А Дорога?! Если кто-то нарушит целостность ее главного произведения... невозможно даже пред-ставить, что тогда произойдет. Словно наяву Наташа увидела, как на ог-ромной картине появляется вдруг прореха, расползается от края до края, и из дыры одно за другим вылетают жуткие, кривляющиеся и хохочущие существа, голодные пожиратели душ, и нет им ни имени, ни исчисления...
   - Э! Куда торопимся?
   Грубоватый голос прорвался сквозь кошмарное видение, а чьи-то силь-ные пальцы, крепко сжавшие плечо, превратили видение в пыль. Заморгав, Наташа увидела, что находится в одном из многочисленных дворов между девятиэтажками - в той части района, которая представляла из себя целый лабиринт таких вот маленьких дворов, расположенных уступами, с множе-ством стен и лестниц. Напротив нее стоял светловолосый парень спортив-ного типа и, держа Наташу за плечо, внимательно разглядывал ее близко посаженными глазами.
   - Ты что, глухая?! - спросил он раздраженно, потом, быстро оглядев-шись, схватил ее за руку и потянул за собой. - Ну-ка, пойдем погуляем не-много.
   Наташа молча дернулась и тут же охнула, когда ее руку грубо и больно вывернули и в придачу ткнули кулаком в бок, заставив закашляться.
   - Тихо, тихо, не дергаться, а то прибью! Ну, пошла, пошла! И личико сделай попроще! Во! - продолжая идти и тащить Наташу за собой, светло-волосый махнул стоявшей внизу, возле одного из подъездов, белой "вол-ге", потом выругался: - Да что ж вы, козлы, не подкатываете?! Вот уроды!
   На мгновение он ослабил хватку, и Наташа, сжав зубы, рванулась в сто-рону. Ей почти удалось освободиться, но тут ее схватили за шиворот и дернули назад.
   - Ты что ж это, сучка...
   Она закричала - громко и отчаянно, без слов, на удивительно высокой ноте. На рот ей тотчас легла тяжелая, пахнущая табаком ладонь, зажав крик, и Наташа эту ладонь укусила. Вскрикнув, светловолосый отдернул руку и всадил кулак ей в спину, чуть левее позвоночника. Оглушенная бо-лью, Наташа завалилась набок, хватая ртом воздух и смутно слыша, как в доме открываются окна и кто-то что-то кричит про милицию. Державшая ее за куртку рука разжалась, и Наташа ткнулась носом в асфальт, но тут же ее руки и ноги пришли в движение, и она по-крабьи поползла прочь, воло-ча за собой сумку. Кто-то сзади крикнул "Стой!", потом раздалась отбор-ная брань, глухой звук удара, Наташа оттолкнулась руками от асфальта и, путаясь в ногах и кашляя, побежала наискосок через дворы в сторону до-роги, успев услышать, как где-то в нижнем дворе заработал двигатель. В следующее мгновение она нырнула за угол дома, скатилась по лестнице и уже не видела, как к ее неудачливому похитителю подлетела "волга". Светловолосый был очень занят - он отбивался от двух прохожих, в кото-рых на почве недавно употребленного коньяка неожиданно проснулся дух рыцарства - именно благодаря им Наташе и удалось убежать. Увидев "волгу", светловолосый перестал защищаться и попятился к машине, под-няв руки и бормоча: "Все, мужики, все, все..." Открыв дверцу, он плюх-нулся на сиденье рядом с водителем, и "волга" рванула за угол дома, куда скрылась Наташа, но тут же остановилась - выезда здесь не было, по узкой же лестнице машина смогла бы проехать только на боку. Светловолосый выругался и изо всей силы ударил ладонями по приборной доске, и води-тель, который в этот момент нажимал кнопку сотового телефона, переки-нул трубку в левую руку и одновременно с этим его правая рука метнулась снизу вверх почти неуловимым кошачьим движением. Что-то хрястнуло, и светловолосый повалился на спинку кресла, захлебываясь кровью из сло-манного носа, а водитель, уже забыв о нем, разворачивал машину, говоря в трубку:
   - Бон, сейчас прямо к вам из дворов девка выскочит в серой куртке и се-рой шапке - веди ее - мы светанулись! Видишь ее, да? Давай!
   Он бросил телефон рядом с рычагом переключения скоростей и, про-должая вести машину, негромко сказал светловолосому, который кашлял и булькал, разбрызгивая вокруг себя кровь:
   - Ну и что ты сделал, козел?! Последние мозги проссал?! Тебе что было сказано - отслеживать, приглядывать! Чтобы брать ее - нужно время. Ка-кого ты к ней полез?! Хреновы, Сема, дела твои теперь - хреновы крайне! Вот же ж, послал бог мудака!
   Светловолосый Сема откашлялся и сплюнул в окно, потом полез в бар-дачок, вытащил какую-то грязную тряпку и осторожно прижал ее к носу, из которого продолжала хлестать кровь.
   - А чо... я подумал - один хрен нам эту соску забирать, так чо за ней таскаться, когда вот она, - прохрипел он и снова сплюнул. - И место нор-мальное... если б не эти два козла!.. А вы чего стояли - я ж вам махал?!
   - А-а, ты, значит, подумал, - иронически произнес водитель, и на его широком лице появилась легкая усмешка. - Слыхал, Кабан, Сема у нас ду-мать умеет!
   С пассажирского сидения донесся смачный смешок в знак того, что си-девший там здоровенный низколобый парень оценил шутку водителя.
  Сема взглянул на него с плохо сдерживаемой яростью.
   - Я вообще не понимаю, на кой нам сдалась эта девка! Мало того, что заслали хер знает куда, так еще баб каких-то отслеживать - своих что ли дома мало?! Ну, перебор, ну ладно... Ё, ты же мне клюв сломал!
   - Пока да, - спокойно ответил водитель, и что-то в его голосе заставило Сему поежиться. - А вот если мы теперь упустим девку, более того, если ты ей что-то повредил - рассказывать о своем клюве, Сема, будешь парням с рогами и сковородками, понял?!
   - Чего? - переспросил светловолосый, побледнев под слоем подсыхаю-щей крови. Но водитель промолчал, спокойно глядя на дорогу и постуки-вая по рулю причудливым массивным перстнем на указательном пальце. Он не любил что-либо повторять дважды.
  
  
  II.
  
   Принеся очередную порцию кофе и бутерброд с ветчиной, официантка наклонилась и тихо сообщила Наташе, что туалет освободился. Несмотря на то, что "Идальго" был довольно большим заведением, туалет он имел одноместный, и к тому времени, когда она решила позвонить, в нем кто-то накрепко засел, и Наташа ждала уже довольно давно. Поблагодарив де-вушку и взяв у нее ключ, Наташа прихватила свою сумку и встала из-за столика.
   Она тщательно заперла за собой дверь, так что все старания Киркорова в динамиках идальговского музыкального центра превратились в невнят-ное бормотание, достала из сумки записную книжку, быстро пролистала ее, потом достала телефон и, не раздумывая, набрала первый номер - Леш-ко. Прослушав пятнадцать длинных гудков, Наташа отменила вызов и на-брала номер Измайловых. Занято. Она закусила губу и прислонилась к блестящей кафельной стене. В конце концов, в этом нет ничего страшного. Нина Федоровна сейчас должна быть на работе, а Костя может и поехать куда-нибудь или сидеть во дворе и не слышать звонка, что же касается Из-майловых - что ж, Ольга - любитель поболтать по телефону. А может и в связи все дело. Наташа снова заглянула в книжку и перевернула страницу.
   Светлана Матейко.
   Картина Сметанчика в Красноярске. Наташин палец быстро пробежал по кнопкам. Света сняла трубку только после шестого гудка. Ее голос был бодрым и веселым, но когда Наташа заговорила, в нем появился знакомый благоговейный страх.
   - У тебя все в порядке?
   - Да, - удивленно ответила Сметанчик.
   - Ты себя хорошо чувствуешь?
   Не хочется ли тебе кого-нибудь убить?
   - Да нормально, а что...
   - Ты одна в квартире?
   - Нет, с парнем, - теперь в голосе появилось подобие радости от того, что ее не забыли и вроде как не держат на нее зла за что-либо.
   - А он... - Наташа запнулась, понимая, что вопрос получается дурацкий, - он как... нормально себя ведет?
   - Более чем. А что слу...
   - Ну ладно, пока, - Наташа нажала на кнопку и облегченно вздохнула, потом отыскала следующий номер. Максим Андреевич Калугин. Старая на-тура, картина в Красноярске. Она повторила ту же процедуру. Жена Калу-гина ответила, что Максим на работе и чувствует себя прекрасно - лучше некуда.
   Виктория Петровна Гончар.
   - Мама спит. А что случилось? Нет, она совсем не больна, нормально себя ведет. А что такое...
   Дмитрий Антонович Шабуров.
   - Да, здравствуйте. Конечно я вас помню. Еще раз огромное вам спаси-бо, словно заново родился. Нет, я перекусить заскочил, уже ухожу на рабо-ту. Чувствую?.. хм-м... прекрасно я себя чувствую.
   Аристарх Сергеевич Кужавский. Ну, насколько она помнит, этому звонить домой сейчас бессмысленно - хорошо, что старалась брать и рабочие те-лефоны.
   - Кужавский? А он на выезде. Передать что-нибудь? Конечно, я его се-годня видела. Нормально выглядел, вполне. А что - что-то случилось?
   Илья Павлович Шестаков.
   - Илью Павловича? Девушка, простите, а вы кто? - хмуро спросил На-ташу мужской голос, очень похожий на голос Шестакова, но все-таки не его. На секунду она подумала - а не отключиться ли, но потом все же ска-зала игривым тоном:
   - Это Марина. А что - его нет? Понимаете, он у меня забыл...
   - Очевидно, голову! - резко перебил ее мужчина, потом сказал - уже мягче: - Милая девушка, вы, очевидно, не в курсе... Дело в том, что Илья неделю назад попал в аварию и... в общем, он погиб.
   - Как в аварию?.. - растерянно шепнула Наташа. Она ждала подобной новости, но пять предыдущих звонков ее немного успокоили, и известие о смерти Шестакова оглушило ее настолько, что она чуть не уронила теле-фон. - Как?
   - Ну, как в аварию попадают?! Въехал за городом в бензовоз - уж не знаю, как он умудрился, - не от вас ли ехал?
   - Вы кто?
   - Брат. Так что он у вас забыл? Алле! Вы слушаете?! Алле!
   Наташа отключилась и несколько минут стояла, бессильно привалив-шись к стене. Дверь в туалет дернулась, потом в нее настойчиво постуча-ли.
   - Занято, - едва слышно сказала она и закрыла глаза. Картина Шестако-ва, как и картина Борьки, была в Красноярске. А может совпадение? Мо-жет, просто несчастный случай?
   Вы сомневаетесь в нас? Скажите, нам нужно разобраться.
   ... въехал в бензовоз... уж не знаю, как он умудрился...
   Вот и еще одним подозреваемым меньше.
   Наташа, шмыгая носом, открыла воду, плеснула немного себе в лицо - холод напомнил, зачем она здесь. Закусив губу, она снова зашелестела страницами.
   Наталья Игоревна Конторович.
   - А она еще на лекциях. Вы студентка? Она здесь раньше восьми вечера не появляется, так что перезвоните. Можете оставить ей записку - вы ее дипломница или просто... Нет, вам дали неправильную информацию - она прекрасно себя чувствует.
   Валерий Степанович Смуглый.
   - Да, я слушаю. Какой-какой опрос? Профилактика?! Ну вы даете! Нет, я себя прекрасно чувствую. Девушка, откуда мне знаком ваш голос? Мы с вами раньше не беседовали?
   Алексей Алексеевич Тарасенко.
   - Леша в больнице. Нет, ничего страшного, ему просто аппендицит вы-резали. Представляете, в таком возрасте и аппендицит! Все равно, что вет-рянкой заболеть! Что? Нет, нет, ничего не возвращалось, он ведет себя как... Мы же, Наташа, венчаемся через три недели - вы знаете?
   Олег Николаевич Долгушин.
   - А кто его спрашивает? - снова тяжелый вопрос - на этот раз усталым женским голосом, и сердце Наташи больно стукнуло в тягостном предчув-ствии.
   - Знакомая.
   - Ах, знакомая, - протянули в трубке с некоторой иронией. - Ну... да какая теперь, в принципе, разница! Олега нет, он утонул. Позавчера похо-ронили.
   - Утонул?! Как, где?!!
   - Ну, у нас обычно в море тонут. Вот и он там же.
   - В декабре?!!
   - А чего вы удивляетесь? Захотелось искупаться человеку... вот и иску-пался. У вас все? А то мне уходить надо.
   Наташа опустила руку с телефоном, дрожа всем телом. Вот это уж точ-но не могло быть совпадением, никак не могло. Иначе с чего вдруг Долгу-шину понадобилось лезть в море в декабре?.. выпил разве...
   ... как-то он обронил, что с недавних пор начал жутко бояться моря...
   Если б только Олег - это можно было назвать несчастным, даже, если хотите, роковым совпадением. Или если бы только Илья Петрович. Даже если бы только Ковальчуки - может Борька (Людмила Тимофеевна?!) и вправду вдруг сошел с ума - почему это человек не может вдруг сойти с ума?..
   Но их трое! Их-то трое! Совпадения... Как когда-то говорила Надя? Совпадения - дети закономерности?
   "Еще одним подозреваемым меньше", - тупо подумала она.
   В дверь снова постучали, и капризный голосок спросил:
   - Слушайте, вы там скоро? Сколько можно?!
   - Сколько нужно! - выкрикнула Наташа вне себя и ударила по двери ла-донью, так что дверь дрогнула, ударила еще раз и еще. - Мне плохо, яс-но?!! Пошли все вон!
   За дверью послышались торопливые испуганные шаги. Тяжело дыша, Наташа отвернулась и посмотрела на себя в зеркало, на свое лицо, иска-женное страхом и болью. В принципе, она не соврала - ей действительно было плохо: сбитая при падении об асфальт рука саднила, но это было ни-что по сравнению с острой болью в спине, куда ударил ее светловолосый, усиливавшейся многократно, стоило Наташе хоть чуть-чуть повернуться. Но, так или иначе, нужно было звонить дальше - нужно было обзвонить всех.
   - Только бы он был последним, - прошептала Наташа своему отраже-нию. - Пожалуйста, пусть он будет последним.
   Владислав Яковлевич Дробышев.
   - Нет, его нельзя, он на совещании. Что-нибудь передать? Извините, де-вушка, но подобные вопросы вам лучше задавать ему лично. Не знаю, во всяком случае, с утра он нормально выглядел.
   Георгий Филиппович Тафтай.
   - Он уже ушел. Позвоните домой. Нет? Ну, значит скоро будет. Здесь он сегодня уже не появится. Нет, ничего странного я в нем не заметил - по-шел себе тихонько, в руке топорик окровавленный... Ну, да, да, понимаю, неудачная шутка. Девушка, а зачем вам Жора - пообщайтесь лучше со мной...
   Антон Антонович Журбенко.
   - Нет, девушка, Антона никак нельзя, видите ли, он уже дней десять как в больнице.
   - А что случилось? - едва слышно спросила Наташа. - Мне сказали на-счет работы...
   - Какая работа, о чем вы?!! Звоните где-то через месяц.
   - А что с ним? Понимаете, мне очень надо уз...
   - Да взорвали его вместе с тачкой прямо перед офисом. Еще повезло, что живой остался. И вообще, дама, я бы вам не советовал...
   Набирая следующий номер, Наташа облегченно вздохнула - случай с Журбенко вряд ли имел к ней какое-то отношение.
   Элина Максимовна Нарышкина-Киреева.
   - Да, я слушаю... Ритка, ты что ли? Что тебя так плохо слышно?! Ты что, простудилась?! Я тебе звоню с самого утра! Я?! Нет, я-то нормально, если не считать, что Юрка вчера собрал манатки и уперся к этой своей очередной сучке! Ой, да что ты-то расстраиваешься - в первый раз что ли?! Ну, поживет недельку у нее - все равно ж вернется! Давай, заезжай за мной - поедем в "Бриллиант" пораньше!..
   Оксана Андреевна Владимирова.
   - Ой, вы не могли бы перезвонить минут через двадцать - она в ванной. Или, может, она вам перезвонит? Наташа, это ведь вы, верно? Крымская целительница. Я вас узнал. С проверкой, да? Так вот докладываю - все в ажуре. Можете не беспокоиться... и звоните, все-таки, пореже. Вы свою работу сделали, мы вам заплатили... конечно, такая заботливость приятна и трогательна, но... вы же понимаете...
   Катерина Михайловна Огарова.
   - А вы Кате кто будете? Кто? Двоюродная сестра Игоря Александрови-ча? Как же... вам никто не сообщил?
   - О чем? - спросила Наташа, чувствуя, как к горлу снова поднимается удушливая волна холода. - Что-то с Игорем?
   - Понимаете... ну, наверное, лучше мне вам сказать. Катя, она... на нее что-то нашло... господи, даже не знаю, как сказать. В общем, она выбро-силась из окна... вернее, попыталась выброситься, только ваш брат успел ее поймать. Он старался ее втащить обратно... но, понимаете, окно... у нас такой дом... короче, они оба сорвались... и... ну, вы понимаете, все-таки девятый этаж. Примите мои соболезнования.
   - А вы кто?
   - А я ихняя соседка - меня родители Игоря попросили несколько дней за квартирой приглядеть. Будете им звонить, так передайте, что здесь все в порядке...
   Отключившись, Наташа беззвучно заплакала, мотая головой. Катерина Огарова, нарциссическая женщина из "Ласточкиного гнезда", однокласс-ница Валерия Ковальчука, была последней из списка ее клиентов. И чет-вертой из тех, кого уже нет. Вернее, пятой, если считать Людмилу Тимо-феевну. И седьмой, если считать всех погибших. Вот так. Вот так.
   Она еще раз попыталась дозвониться до поселка, но из этого ничего не вышло. Тогда, умывшись и спрятав телефон и записную книжку, Наташа вышла из туалета, столкнувшись в коридоре с двумя молоденькими дев-чонками, которые смерили ее уничижительными взглядами и что-то про-бормотали вслед. Сев за столик, она отодвинула чашку с давно остывшим кофе и облокотилась на стол. Мимо прошла одна из официанток, Наташа окликнула ее и попросила большую порцию глинтвейна.
   Теперь, из "жрецов" остались только пятеро: Сметанчик, Измайловы, Нина Федоровна и Тарасенко. При этом натур среди них трое плюс Костя, значит, опасность угрожает троим, если предположить, что вор все-таки кто-то из них. Костя отпадает. Значит, либо Григорий, либо Тарасенко, ли-бо Сметанчик. Кандидатуры, прямо сказать, самые неподходящие. А Ольга и Нина Федоровна? Еще лучше! Кто же, кто же из них? И из них ли? И от-куда взялись светловолосый, и желтая "волга", и все остальные? Кто их послал? Или существует кто-то еще, к ее клиентам не имеющий никакого отношения и дознавшийся обо всем самостоятельно? Наташа понимала, что не в силах пока ответить на эти вопросы и понимала, что, к сожале-нию, Костя оказался прав - дело закрутилось серьезно. Только в одном он ошибся - никто ее не боится. И никто не собирается ждать от нее добро-вольной работы - разве можно назвать крепкий удар по почке милым без-обидным предложением? Но, так или иначе... кто из них?
   ...некоторые люди умеют так хорошо рядиться в чужую шкуру...
   В любом случае ей нужно срочно поговорить с оставшимися в поселке, в особенности с Костей. Может, теперь ей удастся что-то выяснить, воз-можно, Костя сможет помочь - ведь прошло время, все немного успокои-лись. Кроме того, она должна убедиться, что с ними все в порядке. Если бы только Слава был здесь, он бы что-нибудь посоветовал. Хотя... может и к лучшему, что его нет - чем дальше он от нее, тем в большей безопасности находится. Только вот как попасть в поселок - ведь если она выйдет отсю-да, ее тут же изловят. Удивительно, что они до сих пор не набрались на-глости и просто не вошли в "Идальго" и не уволокли ее - подумаешь, большое дело! Но раз так, то сидеть в этом довольно людном баре пока безопасно. Но, во-первых, не сидеть же ей здесь до закрытия, пока "Идаль-го" не опустеет, а, во-вторых, ей срочно нужно уехать. Так что же делать?
   В том, что снаружи ее поджидают, Наташа уже не сомневалась. Она просидела в "Идальго" уже около трех часов, боясь выйти, и внимательно рассматривала машины перед баром в большое панорамное окно. Желтой "волги" среди них не было, машины довольно часто менялись, и ни одна из них не задерживалась настолько, чтобы Наташа забеспокоилась, но вскоре она заметила, что одна из них, красная "шестерка" с затемненными стеклами, до того стоявшая у бордюра противоположной стороны дороги и уехавшая минут пятьдесят назад, вернулась и теперь остановилась у сосед-ствующего с "Идальго" магазина бытовой техники. Наташа бы ни за что в жизни ее не узнала, если бы, когда машина разворачивалась, ей в глаза не бросился ее номер - 19-75 - год ее рождения, и, увидев этот номер во вто-рой раз, она насторожилась. "Шестерка" встала на место только что отъе-хавшего темно-синего "форда" и из нее никто не вышел. Равно как и никто не садился в нее, когда она уезжала раньше. С еще большей тревогой она тщательно рассмотрела все остальные машины, попавшие в поле ее види-мости и записала на салфетке номера, которые удалось разглядеть, потом осмотрела сидевших в зале, в особенности приглядываясь к одиноким мо-лодым мужчинам и мужским компаниям. Таких в "Идальго" на данный момент было немало, и в каждом ей чудился враг. Постаравшись запом-нить лицо каждого, она, оставив сумку, встала, подошла к стойке и спро-сила бармена, есть ли здесь черный ход. Бармен удивленно взглянул на нее и махнул рукой вправо, где был дверной проем, загороженный шуршащей занавеской из множества длинных плетеных полосок. Поблагодарив, На-таша прошла сквозь занавеску, огляделась, повернула направо, столкнув-шись с официанткой, дошла до узкой двери и осторожно приоткрыла ее буквально на палец. Черный ход "Идальго" выходил на большую заас-фальтированную площадку, в одном углу которой стояло несколько му-сорных контейнеров, а вдоль дальней длинной стороны росла кустарнико-вая шелковица. Даже лишившись листьев, кусты казались довольно гус-тыми, но сквозь них отчетливо просвечивал стоящий вплотную к ним тем-но-синий "форд", очень похожий на только что уехавший с другой сторо-ны. Пока она рассматривала "форд" в щелку, стекло на одном из окон по-ползло вниз, и сквозь прореху в сплетенных ветвях Наташа увидела, как из окна выглянуло уже знакомое лицо светловолосого. Он выбросил сигарету, сплюнул, высморкался и снова исчез. Она, не дыша, притворила дверь и вернулась к своему столику.
   Все это произошло до того, как Наташа пошла звонить. Теперь она си-дела, осторожно потягивала горячий напиток, пахнущий вином, лимоном, гвоздикой и мускатным орехом и пыталась сообразить, как ей выбраться из бара незамеченной. Она перебирала в уме варианты - киношные варианты, один за другим, но они тем и были хороши, что запомнились яркостью, за-нятностью и абсолютной неправдоподобностью - они были хороши для кино, для решительных всепобеждающих киношных героев, но не для нее. У нее сейчас нет ни другой одежды, ни крутых друзей, ни оружия - ниче-го, даже способности что-то выдумать. У нее есть... только телефон и воз-можность позвонить так, что ее никто не услышит. Но позвонить кому и зачем? Она взглянула в окно, воздух за которым уже начал постепенно на-ливаться синью, и проверила машины, разгладив на столе салфетку с но-мерами. Одна машина уехала, две появились, и Наташа быстро записала номера, хотя в этом уже не было смысла. Она вытянула шею - "шестерка" стояла на своем месте с потушенными фарами - темная, безмолвная, отче-го-то вдруг напомнив Наташе белую лактионовскую "омегу", застывшую когда-то на Дороге - такая же безмолвная и непроницаемая, только внутри нее не было ни мертвых, ни спящих, и так же, как и "омега", она ждала. Ждала ее.
   Вспомнив о Дороге, Наташа вспомнила и о погибшей подруге, и неожи-данно в памяти всплыл Надин рассказ о том, как ей, с помощью одной за-нятной уловки и двух подружек удалось незаметно выскользнуть из дома, возле которого ее ждали трое на редкость назойливых молодых людей - коллег по работе. Наташа повертела воспоминание так и так, примеряясь к нему, потом покачала головой - для того, чтобы это осуществить, нужно обладать, как минимум, Надиным актерским талантом и парой подружек. В этом городе друзей у Наташи не было - только знакомые... хотя... мож-но попробовать позвонить Оле Назаровой, своей бывшей сменщице по па-вильону. Нельзя сказать, чтобы между ними были дружеские отношения, - больше приятельские, шутливые и без претензий на полное доверие - ко-гда нужно, выручали друг друга и деньгами, и временем. Но последний раз она видела Олю еще до несчастья с Надей, а это почти полгода назад. Ско-рее всего, Назарова просто пошлет ее и, в принципе, будет права. И все же, попытаться стоило. Допив глинтвейн, Наташа встала и снова отправилась в туалет, забрав сумку и салфетку с номерами. Сидевший через три столика от нее высокий плечистый парень со встрепанными маслянистыми воло-сами и сросшимися бровями взглянул на часы, с сожалением распрощался с симпатичной пышногрудой брюнеткой и встал, сунув в карман куртки сотовый телефон. Подойдя к стойке, он заказал чашку кофе с коньяком, выпил ее, поглядывая в коридорчик на закрытую дверь туалета, потом бро-сил на стойку деньги и вышел из бара, одновременно достав телефон и на-бирая номер.
   - Все, давайте Чалого, я вышел, - сказал он, потом, миновав окно, оста-новился и закурил. Около минуты он простоял на месте, покуривая и гла-зея на прохожих, пока не заметил прошедшего мимо ко входу "Идальго" приземистого коренастого мужчину, с аппетитом жующего толстый шоко-ладный батончик. Тогда он неторопливо направился к "шестерке" и сел на пассажирское сиденье. Сидевший рядом с водителем человек, не оборачи-ваясь, спросил:
   - Ну, что там?
   - Да ничего. Сидит, пьет, нервничает, в окно смотрит, на толчок часто бегает. Запугали девочку - расстройство у нее, наверное.
   - Да? И как же часто?
   - Ну, не то чтобы часто - сидит подолгу. Но ты не это - я там глянул, оттуда не уйти - ни окон, ни хрена. Еще к задней двери ходила, но тут же вернулась. А так - все.
   - Сам-то чего застрял? - осведомился человек, сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой, блеснув массивным перстнем на указательном паль-це. Пришедший слегка потянулся и ухмыльнулся.
   - Да я б вообще не уходил! Такую телку подманил - ты бы видел... грудь, попка - все при ней. И ведь уже почти готова была девочка... Эх, мне б еще полчасика, и я бы ее прямо...
   - Ладно, Бон, расслабься... вот возьмем деваху и до дому, а там - гоняй этих телок хоть стадами!
   - Не-е, - недовольно протянул Бон, засунул указательный палец в ухо и принялся им там вертеть, - дома что... Я ведь, Схимник, в Крыму-то не был никогда... Уж очень мне местные телки понравились... Слушай, мы оттянуться-то хоть успеем тут... и пацаны просили...
   - Пацаны пусть этому уроду, Семе, спасибо скажут, - отозвался Схим-ник, и водитель при этих словах недовольно прищелкнул языком. - Если б не он, не торчали б мы тут четвертый час!
   - Слушай, а чего мы ее не можем сразу-то?.. - Бон хлопнул пару раз ла-донью о ладонь, разворачивая их крест-накрест. - Чего ждем-то?
   - Тебе-то не один хрен? Как сказано, так и делаем.
   - А кто она такая?
   - Почем я знаю? Просто баба.
   - За просто бабой не посылают в такую даль! И вообще - что-то не въезжаю я в весь этот расклад! То таскайся за ней везде и трогать не моги, то хватай неизвестно где! Слышь, а кого в том доме-то грохнули, где вы к ней в первый раз пристегнулись?
   - Без понятия, - равнодушно произнес Схимник, провел ладонью по во-лосам, аккуратно зачесанным назад, и выкинул окурок в приоткрытое ок-но. Его глаза спрятались за полуприкрытыми веками, и со стороны могло показаться, что он дремлет. Бон недовольно хмыкнул. Ему хотелось знать больше.
   - Все равно... Ну, на кой она папе?! Зашуганная, худющая, страшная! Да еще и больная, небось!
   - На развод! - подал голос до сих пор молчавший водитель, и все трое захохотали, потом Бон перегнулся через спинку и хлопнул водителя по плечу.
   - Это ты в тему, Кабаняра! Дай сигарету! Не, пацаны, не въезжаю! Вот Ксюха - другое дело! Видели б вы ее - и мордаха, и башка, кстати, не "Тампаксами" набита - есть, о чем побазарить! Ничего, я у нее телефончик стрельнул... главное, чтоб ее Чалый не приметил, а то похоботит девочку!
   - Слушай, заткнись, достал уже своими бабами! - сказал Схимник, вни-мательно наблюдая за входом в "Идальго" и то и дело осматриваясь. Бон примолк, поглядывая на старшего с опасливым уважением, потом пробур-чал: "Да ладно, чо ты?!" и закурил.
   Следующий час они почти все время молчали, только Бон и Кабан из-редка перекидывались замечаниями насчет прохожих. В начале восьмого Схимник велел подогнать машину поближе к "Идальго", так чтобы был виден зал - теперь ярко освещенное изнутри панорамное окно уже не от-ражало свет снаружи. Он внимательно смотрел на столик, за которым си-дела Наташа и листала записную книжку в обложке под крокодилью кожу, куря и попивая что-то из высокого стакана. То и дело она поворачивала голову и бросала в окно рассеянный взгляд, и иногда Схимнику казалось, что она смотрит прямо ему в глаза. Один раз он даже машинально чуть от-клонился, вжимаясь в спинку кресла, хотя сидевшая за столом девушка, конечно же, не могла его видеть. Ему очень не нравился ее взгляд - и сам по себе, и потому, что, в отличие от Бона, он действительно кое-что знал.
  В середине зала Схимник заметил Чалого - он сидел в компании двух мо-лоденьких девушек не старше шестнадцати лет, обнимал обеих за плечи и что-то рассказывал. Девчонки, переглядываясь, хихикали и пили шампан-ское, которого на столе стояло три бутылки, и Чалый то и дело обновлял бокалы, и со стороны могло показаться, что он пьет куда как больше своих подружек. Только опытный глаз мог заметить, что на самом деле Чалый оперирует одним и тем же шампанским, почти до него не дотрагиваясь. На что он налегал, так это на шоколад, заказывая себе одну плитку за другой.
   - Хорошо устроился Чалый! - пробурчал Бон, в начале второго часа на-чавший впадать в тоску. - Слышь, Схимник, может все-таки к нему пой-дем? Чо нам тут дубака давать?!
   - Ну, конечно, сидеть в тепле да бабам попки гладить - оно, конечно, лучше! - иронически заметил сидевший перед ним. - Слушай, Бон, если тебе что не нравится - набери трубу Валентиныча да скажи ему об этом!
   Он слегка потянулся и потер затылок. Бон молча передвинулся за спину Кабана и снова начал смотреть в окно.
   - О, Кабан, - негромко сказал он через минуту, - смотри, какие телки ва-лят! Во, особенно вон та, рыжая!
   - Да-а-а, ничо, - протянул Кабан, посмотрев в нужном направлении. Схимник тоже повернул голову, с легким интересом взглянув на девушек, которые сейчас как раз прошли мимо машины. Обеим уже было за два-дцать, они шли неторопливо и уверенно, держа друг друга под руки, ожив-ленно переговариваясь и то и дело заливаясь смехом. Одна из них была в коротком кремовом пальто и сапогах выше колен, и на ее светлых волосах, туго затянутых в ракушку, поблескивал тусклый свет фонарей, другая, шедшая ближе к домам, выглядела более ярко, чем ее подруга, - в основ-ном, благодаря развевающимся серебристым брюкам клеш, высоким каб-лукам и ослепительным, ярко-рыжим, длинным, вьющимся волосам, не-брежно рассыпавшимся по плечам и прикрытым сверху черной шляпкой, надетой слегка набок. Пальцы блестели от множества колец, и взгляд Схимника невольно приковался к ним - еще и потому, что девушка ожив-ленно жестикулировала, размахивая висящим на запястье ярко-красным пакетом. Не переставая разговаривать, подруги вошли в "Идальго", и си-девшие в "шестерке" увидели, как они устроились за одним из столиков спиной к ним. Хмыкнув, Схимник, почти тут же перевел взгляд на Наташу, но Бон и Кабан продолжали есть их глазами.
   - Видал?! - Бон хлопнул себя по колену. - Жаль, я не очень мордаху этой рыженькой разглядел, но, по-моему, там полный порядок. Видал, ка-кие патлы?! Они бы хорошо смотрелись на...
   Тут запищал телефон Схимника и Бон замолчал.
   - Что? - спросил Схимник, доставая из кармана сигарету.- Нет, мы еще постоим. Я сам скажу, когда.
   Он отключился и поднял голову. Наташа сидела на прежнем месте и зе-вала, потирая виски и уставясь в записную книжку. Через десять минут к ней подошла официантка, Наташа ей что-то сказала, та кивнула и ушла, забрав пустой стакан и пепельницу, а Наташа спрятала записную книжку в сумку, снова зевнула, встала и неторопливо пошла в сторону туалета.
   - Слышь, Схимник, может Сема ей почки отбил? - спросил Кабан слег-ка встревожено. - Нам за это ничего не будет?
   Схимник не ответил, продолжая молча курить и смотреть на яркий эк-ран окна. Вскользь он заметил, что эффектные подружки уже не одни, а в компании двух парней. Рыжеволосая девушка встала, наклонилась, что-то сказала блондинке, погрозила пальцем одному из парней и направилась к стойке, прихватив с собой пакет. У стойки она что-то спросила у одной из официанток, та махнула рукой вправо, рыжая кивнула и направилась в ма-ленький коридорчик, где был туалет.
   - А тебе, подруга, придется подождать - там уже наша сидит! - про-комментировал Бон и хихикнул. - Елки, ну и дубарь! Слышь, Кабан, если печка не пашет, ты б хоть радио включил что ли, поискал Россию! Может, узнаем, как там наши сыграли.
   - Чего там узнавать - вдули наших, - буркнул Кабан, не повернувшись.
   Наташа вышла из туалета только минут через пятнадцать, наглухо за-стегнув куртку. Не глядя в сторону окна, она повернула налево и скрылась за занавеской возле стойки. Все сидевшие в "шестерке" тотчас подобра-лись, а Схимник негромко сказал в трубку.
   - Ганс, приготовься - она сейчас может выйти. И смотри за Семой. Если лоханетесь - обоих зарою, понял?!
   Он поднял голову и увидел, что из туалета вышла рыжеволосая и пошла к стойке, размахивая своим ярким пакетом, который несла в левой руке, сунув правую в карман куртки. Из любопытства он попытался рассмотреть ее лицо, но не вышло - его закрывали распущенные волосы и надетая на-бок шляпа. Девушка подошла к стойке и начала о чем-то говорить с бар-меном. Схимник отвернулся и оглядел улицу, потом снова посмотрел в ок-но и увидел, что к девушке подошли ее подруга и оба парня. Один из пар-ней обнял рыжую за плечи и что-то сказал, она, не поворачиваясь, кивнула, а потом вся четверка, судя по всему в прекрасном расположении духа, на-правилась к выходу.
   - Во, какие девочки, а! - сказал Бон, возясь на диване. - Точно знают, что им надо! Вот с такими всегда приятно дело иметь! Ну, повернись же, малютка, покажи мне свой ротик!
   Но девушка так и не повернулась. Вся компания сгрудилась возле обо-чины, отчаянно махая руками, и вскоре возле них притормозило такси. Блондинка села рядом с водителем, рыжеволосая подруга открыла пасса-жирскую дверцу. При этом ее рука, на которой блестели несколько колец, на мгновение попала в пятно света, слегка повернувшись ладонью вперед, и в тот же момент Схимник бессознательно выпрямился - это было ин-стинктивное движение животного, которое на какой-то момент почувство-вало, что что-то не так. Он нахмурился, взглянул в окно "Идальго" и снова перевел взгляд на такси, в которое как раз сел последний пассажир. Такси тронулось с места и неторопливо скрылось за поворотом, а Схимник все продолжал напряженно смотреть ему вслед, пытаясь понять, что же ему вдруг так не понравилось в рыжеволосой.
   - О, - сказал сзади Бон, - вон и наша выползла, наконец. Слышь, Схим-ник, никуда она не пошла. А тут таких девочек увели!
   Наташа, склонив голову, медленно прошла через зал и села на свое ме-сто, подперев щеку ладонью и повернувшись к окну затылком. Она сидела так несколько минут, потом потянулась правой рукой к стоящему перед ней стакану, и тут Схимник отчетливо увидел ее ладонь. Выругавшись, он распахнул дверцу, выскочил из машины и побежал к входу в бар. Может, он и ошибается... все равно следует проверить, да только вряд ли. Он хо-рошо разглядел руки рыжеволосой, когда она проходила мимо машины - пальцы, унизанные кольцами, чистенькие ладони - такие же, как у девуш-ки, сидевшей сейчас в "Идальго". Между тем у Наташи на правой ладони была большая ссадина - он отлично видел ее несколько раз - ссадина поя-вившаяся после встречи с Семой, и у рыжеволосой, севшей в такси тоже была ссадина на правой ладони. Ну, конечно, и тогда туалет - это вовсе не отбитая почка, а сотовый телефон, который Наташа до сих пор прятала в сумке, а эффектная красотка - это парик, яркие тряпки и пакет, отвлекаю-щие внимание от лица.
   Вбежав в бар, Схимник подлетел к нужному столику, схватил девушку за плечо, резко развернул к себе вместе со стулом и сорвал с нее шляпу. На него глянуло испуганное, совершенно незнакомое лицо, обрамленное тем-ными, коротко стрижеными волосами, почти мгновенно испуг потеснило ехидство, и девушка скрипучим голосом сказала:
   - Привет, дядя!
   На него нахлынула знакомая холодная волна злости, и Схимник едва сдержался, чтобы не схватить девчонку одной рукой за затылок, а другой за подбородок и как следует дернуть голову вверх и в сторону, чтобы хру-стнули, ломаясь, шейные позвонки. Но вместо этого он ухмыльнулся "ры-жей", так никогда и не узнавшей, как близко она сейчас была к смерти, по-вернулся и выбежал из "Идальго", и, визгнув шинами по асфальту, к нему тотчас подлетела "шестерка". Схимник прыгнул в открывшуюся дверцу, и машина помчалась в ту сторону, куда недавно уехало такси. Из бара выбе-жал растерянный Чалый, отчаянно ругаясь, кинулся вслед "шестерке", по-том плюнул и побежал к ближайшему телефону-автомату.
  
  
  * * *
  
   Оля вместе со своими друзьями выскочили на одной из окраинных улиц, после того как убедились, что за такси никто не едет. К тому време-ни таксист был уже достаточно удивлен и рассержен тем, что его застави-ли петлять по городу, словно зайца, улепетывающего от лисы, да и к тому же еще и выяснилось, что ему придется довольно далеко прокатиться по ялтинской трассе. Таксист заявил, что он уже стар для подобных игр, и да-же обещанные деньги утешили его не до конца.
   - Только постарайся как-нибудь поскорее вернуть шмотки, - попросила Назарова, кое-как приняв от Наташи симпатичную зеленую бумажку. - Ты Людку не знаешь, а я знаю. Она ж из-за тряпок удавится! Знаешь, каких трудов мне стоило ее уломать?! А мы пока твою сумку сбережем, забе-решь, и одежду свою тоже. Вот парик можешь оставить - парик мой, он мне не идет совершенно. Ну, давай, не влипай больше, а мы за Людкой по-ехали.
   Наташа еще раз поблагодарила Олю, ссыпала в подставленную ладонь блестящие дешевые Людкины кольца, и Назарова, часть давней старой жизни, хлопнув дверцей, растворилась в темноте, а такси развернулось и помчалось в сторону Ялты.
   Почти всю дорогу Наташа внимательно смотрела в заднее стекло, и лю-бые появлявшиеся в заоконном мраке фары вызывали у нее озноб, но вся-кий раз, когда водитель по ее просьбе притормаживал, фары проносились мимо и исчезали где-то впереди. Из машины она снова попыталась дозво-ниться до поселка, но у нее снова ничего не вышло. Оставалось только смириться, сидеть, смотреть в окно и ждать.
   Таксист высадил ее на подъездной дороге, отказавшись ехать в поселок по темному бездорожью, и, выйдя из машины, Наташа увидела слева, да-леко внизу знакомые башенки-минареты "Сердолика", которые словно па-рили на фоне холодного звездного неба и казались призрачными и стран-ными. Она пошла к поселку, то и дело спотыкаясь на высоких и неудобных каблуках и путаясь в развевающихся брюках. Снимать парик Наташа пока не стала - в нем было довольно тепло, и длинные волосы спадали на спину и плечи словно продолжение некой чудной шапки. Оглянувшись, она уви-дела быстро удаляющийся вверх, к трассе, свет фар, за которым смыкалась темнота, передернула плечами и пошла быстрее.
   Недалеко от дома Измайловых ее облаяла чья-то собака. От неожидан-ности Наташа споткнулась, и тотчас окно в доме, мимо которого она про-ходила, отворилось, и разбитый пьяный голос крикнул:
   - Какой хер там шляется?! Галька, ты?! Вали, сказал - не приду сего-дня!!!
   Инстинктивно пригнувшись, Наташа быстро миновала дом, а потом ос-тановилась - в следующем жили Измайловы. В доме было тихо, окна тем-ны - Григорий и Ольга, скорее всего, уже спали. Наташа немного помялась перед домом, легонько толкнула запертую калитку, огляделась и пошла дальше. Она хотела вначале проверить, все ли в порядке с Костей, Измай-ловы могли и подождать.
   Вскоре из-за поворота показался знакомый дом за невысоким каменным забором. Во всех окнах приветливо и уютно горел свет, но занавески были плотно задернуты, и разглядеть, что там делается, было невозможно, толь-ко слышался звук работающего телевизора. В левом доме тоже ярко свети-лось окно, правый же стоял безликой темной громадой - Наташа вспомни-ла, что его обитатели уехали на зимние заработки, и за домом за неболь-шую плату приглядывали Лешко. Она улыбнулась, подумав, что уже знает о поселке не меньше, чем о собственном дворе, и тут из уютного мирного домика долетел грохот, что-то разбилось и раздался истошный крик Нины Федоровны:
   - Костя, не надо!!! Господи, опять! Васька, отними у него, отними!!!
   Крик смешался с мужской руганью и их тут же перекрыл странный низ-кий полурев-полурычанье - такой звук могло бы издать разъяренное жи-вотное, но никак не человек. Тем не менее, Наташа узнала голос и броси-лась бежать к дому. Она влетела в незапертую калитку и чуть не сбила с ног какую-то женщину, стоявшую во дворе - взвизгнув, та отскочила, ис-пуганное лицо с расширенными глазами промелькнуло мимо Наташи и ис-чезло где-то позади. Женщина что-то крикнула, крик прозвучал далеким растерянным птичьим писком. Наташа дернула дверь, вскочила в короткий коридорчик, и из него - в одну из комнат... и едва успела отпрыгнуть в сторону, когда из комнаты прямо на нее со скрипом и скрежетом вылетело инвалидное кресло. Она успела увидеть пронесшегося мимо нее в кресле окровавленного человека - незнакомого, с багровым лицом, искаженным в гримасе звериной ярости, и выпученными безумными глазами; его руки толкали колеса так легко и быстро, словно были мощной частью механиз-ма кресла. Следом выскочила Нина Федоровна в длинном цветастом хала-те, заляпанном красными брызгами, но, увидев Наташу, она дернулась на-зад, вскинув перед собой руки, крест накрест закрывая лицо. Наташа успе-ла увидеть соседа Лешко, который, кряхтя, поднимался с пола комнаты с выражением тупого изумления на лице. В руке он держал окровавленные ножницы. Сама же комната была разгромлена, точно по ней пронесся ура-ган.
   Крутанувшись на одной ноге, Наташа бросилась за Костей. Он уже был на кухне, возле стола, на котором стояла стопка чистых тарелок. Схватив одну из них, Лешко с размаху ударил тарелкой о край стола, и во все сто-роны брызнули осколки. Один, большой, с острым треугольным краем ос-тался в пальцах Кости, и он замахнулся им, метя себе в горло. Крикнув что-то и уронив пакет, Наташа успела подскочить к нему и перехватить взметнувшуюся руку за запястье. Человек в кресле испустил короткий яро-стный вопль и повернулся к ней, и Наташа едва сдержалась, чтобы не от-шатнуться от этого жуткого лица, потерявшего всякое сходство с челове-ческим - на нее с ненавистью глянуло кошмарное гримасничающее суще-ство, которое никак не могло быть ее другом. Из уголков рта выплескива-лась розоватая слюна.
   - Костя!!! - крикнула Наташа и вцепилась в его запястье второй рукой. И тут же с изумлением почувствовала, как это запястье с легкостью прово-рачивается, выскальзывая из ее пальцев, словно натертое маслом. Костя оскалил зубы и высвободил руку таким сильным рывком, что хрустнули суставы. В следующее мгновение он взмахнул своим оружием. Ошелом-ленная, Наташа не успела увернуться, и удар пришелся ей в левое пред-плечье. Осколок легко пробил тонкую кожу куртки, рукав свитера и глубо-ко вонзился ей в руку. Вскрикнув от боли, Наташа отскочила и ударилась о кухонный шкаф, с ужасом глядя на косо торчащий из предплечья кусок та-релки, по краю которого кудрявились лиловые цветочки. Существо в крес-ле взвыло, смахнуло со стола оставшиеся тарелки и заметалось в узком проеме между столом и шкафами, и кресло, визжа колесами, с лязгом ко-лотилось о выступы, выбивая из мебели пыль и щепки, странно напоминая громадное насекомое, бьющееся о стекло лампы. Лешко бормотал и вскри-кивал, одна его рука легко вращала колесо кресла, а другая плясала в воз-духе, что-то выискивая, словно жила сама по себе.
   - За руки! - крикнула Наташа выскочившим на кухню мужчине и Нине Федоровне. - Хватайте его за руки! Нина - веревку, ремень - что угодно!!!
   Сосед подбежал к Лешко и поймал пляшущую руку, и тут Наташа уви-дела нечто совершенно невозможное: Костя повернулся вместе с креслом, его вторая рука схватила соседа за футболку, и здоровенный мужчина вдруг отлетел назад легко, словно узелок с бельем, ударился о плиту и сва-лился на пол вместе с кастрюлькой, из которой выплеснулся соус, напол-нив кухню пряным, горячим запахом. На кухню влетела Нина Федоровна с ворохом ремней, галстуков, поясов и каких-то тряпок и застыла, тупо гля-дя на возящегося в соусной луже соседа. Тем временем Костя, бормоча что-то, проехал мимо него и потянулся к шкафу, возле которого стояла На-таша. На его лице было выражение умирающего от жажды, увидевшего вдруг прохладный родник. Она вспомнила, что в этом шкафу Нина Федо-ровна хранит ножи и вилки и, подвинувшись, изо всех сил прижалась к ящику.
   - Костя! - умоляюще сказала она. - Костя, это же я! Костя, посмотри... неужели ты меня не узнаешь?!
   Существо на мгновение застыло, и на его лице мелькнуло туповатое и недовольное удивление. Тем временем мужчина поднялся и, осторожно обойдя его, забрал у Нины Федоровны широкий длинный ремень. Скосив на него глаза, Наташа снова сказала:
   - Костя... ведь ты Костя... ты помнишь меня?
   - Пусти... надо... немедленно... - произнесло существо знакомым голо-сом, но в его лице не появилось ничего знакомого, только усилилось вы-ражение жажды; лицо подергивалось, словно у Кости была наркотическая ломка, и Наташа закрывала доступ к лекарству, несущему избавление. Лешко взмахнул руками и легко отшвырнул ее в сторону, и в тот же мо-мент сосед и Нина Федоровна набросились на него сзади и схватили за ру-ки, судорожно опутывая их ремнями, и Костя отчаянно завопил и забился, пытаясь высвободиться. Один из ремней затрещал, но Нина Федоровна, сосед и подскочившая к ним Наташа набрасывали на дергающиеся руки все новые и новые ремни и пояса, приматывая их к креслу. Они тяжело дышали, наступали друг другу на ноги и в спешке то и дело обматывали ремнями и собственные руки, но в конце концов существо все же оказа-лось намертво привязанным к креслу с руками, завернутыми назад почти под прямым углом, так что плечи выгнулись далеко вперед. Костя хрипел и дергался всем телом, пытаясь освободиться, и кресло дергалось и под-прыгивало вместе с ним. Зловеще похрустывали суставы.
   - Е-мое! - сосед привалился к стене, тяжело дыша, и вытер кровь с раз-битой губы. - Ну ни хрена себе! Давай, Нинка, звони в психушку, пока он не порвал все это к чертовой матери!
   - Никаких психушек, - просипела Наташа, - везите его в комнату.
   Сосед уставился на нее с изумлением и яростью.
   - Ты что, офонарела?! - он повернулся к Нине Федоровне, которая стоя-ла, прижав к груди окровавленные руки, и мелко дрожала, постанывая. - Нинка! Это кто такая вообще?!!
   - Вася, пожалуйста уходи, - едва слышно сказала Лешко. - Я позвоню сама, а ты уходи. Спасибо, что помог, а теперь уходи. Только никому не говори, пожалуйста. Ведь Костик... он хороший... он просто приболел... а мы тут сами... сами...
   - Да ты что?! Ни хрена себе приболел! А если он вырвется?!! Он же нас чуть не порешил!!! Он же чуть мне в брюхо ножницы не засадил! Нет, я этого так не оставлю! Я сам...
   - Вася! - долетел с улицы испуганный дрожащий женский голос, и мужчина запнулся, нерешительно глядя в сторону двери. - Васька!
   - Вас зовут, - тихо сказала Наташа, не отрывая глаз от дергающегося в кресле существа. - Пожалуйста, уходите.
   - Да вы тут сами все спятили! Ну вас к матери! - Василий махнул рукой и широкими шагами вышел из кухни. Входная дверь с грохотом захлопну-лась за ним, и тотчас Нина Федоровна, подломившись в коленях, рухнула на пол перед Наташей, испуганно отскочившей назад, и завыла, колотясь лбом о линолеум:
   - За что, за что?!! В чем провинились?!! За что наказала?!! Верни сы-на!!! Ты же можешь! Ты все можешь! Забери все, меня забери, но верни сына! Васька будет молчать, все будут молчать! Я даже могу...
   Наташа отдернула ногу, за которую та уцепилась, наклонилась и звонко хлопнула Нину Федоровну по щеке, и та подавилась словами, поглядев на нее ошеломленно и немного более осмысленно. На щеке проступило крас-ное пятно.
   - Встаньте и помогите отвезти его в комнату! - резко сказала Наташа, придерживая левую руку и стараясь не шевелить ею - при малейшем дви-жении осколок тут же напоминал о себе острой болью. Вытащить его она не решалась - осколок сидел глубоко. - Быстрей, у меня мало времени!
   Лешко поднялась и с ужасом посмотрела на кресло, в котором бормота-ло и гримасничало связанное существо. Наташа не выдержала и толкнула ее.
   - Ну быстрей же!
   Вдвоем они кое-как откатили кресло в комнату. Костя снова начал было кричать, но Наташа заткнула ему рот скатанным галстуком, который под-хватила с кухонного пола, и теперь все их действия сопровождало глухое, злобное мычание. Попутно она удивилась, что больше не чувствует ни ужаса, ни растерянности - только решимость и злость на того, кто где-то там далеко взломал ее картину...
   ...и предвкушение работы...
  ...все прочие чувства словно замерзли, забытые и бесполезные.
   - Так, - сказала Наташа, когда подпрыгивающее кресло водворилось в углу комнаты, - теперь вытащите у меня из руки эту дрянь - она будет мне мешать. Нина Федоровна! - она тряхнула застывшую женщину, и та тупо посмотрела на нее, не узнавая. - Давайте! Вы же медик?!
   При слове "медик" Лешко встрепенулась и кивнула.
   - Да. Медик. Сейчас. Сейчас. Я все сделаю.
   Она сбегала в другую комнату и принесла маленький шкафчик-аптечку. Вывалила его содержимое на кровать, и часть пузырьков с тихим звоном скатилась на пол. Наташа села перед ней, и Нина Федоровна оглядела ее руку уже с профессиональной деловитостью.
   - Будет больно, - сказала она. Наташа кивнула и отвернулась, сжав зубы. В следующий момент предплечье рванулось дикой болью, и, не удержав-шись, она вскрикнула, почувствовав, как по коже быстро и горячо заструи-лось, закапало с пальцев. Лешко торопливо содрала с нее куртку и свитер и принялась останавливать кровь.
   - Не опасно, - сказала она через десять минут, закончив накладывать по-вязку, - но заживать будет долго... и болеть долго. Я дам тебе обезболи-вающего... лучше вколю...
   После укола рука онемела, и Наташа, тут же забыв про нее, помчалась на кухню. Подняв свой пакет, она заглянула в него - Назарова по ее прось-бе должна была принести ей какие-нибудь рисовальные принадлежности. Но в пакете, помимо собственных вещей, она обнаружила только несколь-ко листов ватмана альбомного формата, пару карандашей, несколько тон-ких кисточек, старинную перьевую ручку и пузырек черной туши - это было все, что Оля смогла найти. На мгновение Наташа остановилась в за-думчивости. До сих пор она работала только масляными красками и только на холсте. Ватман ненадежен, а тушь и карандаши... неизвестно, сможет ли она ими что-то сделать... Но тут из комнаты донеслось яростное мыча-ние, и она, больше не раздумывая, побежала обратно, прихватив с кухни большую, широкую разделочную доску.
   - Нина Федоровна, - сказала она, изо всех сил пытаясь не накричать на съежившуюся на кровати женщину, которая раздражала ее своей медли-тельностью, - вы знаете что... вы идите на кухню и, пока я буду работать, приготовьте нам что-нибудь поесть, ладно? Приберите там, я не знаю...
   Займись чем-нибудь, не сиди здесь и не молись на меня и не смотри так - я здесь не при чем, это сделала не я!..
   Разве ж это того не стоило?
   Женщина встала и медленно побрела к выходу из комнаты. Ее короткие волосы с проседью торчали во все стороны, плечи сгорбились, и, глядя ей вслед, Наташа вдруг с неожиданно ясностью поняла, что Костя ошибся, сказав когда-то, что с Наташиным отъездом все постепенно придет в нор-му. Нине Федоровне уже никогда не стать Ниной Федоровной, как и ей са-мой не стать той прежней Наташей... как и не воскресить всех тех, кто по-гиб, так опрометчиво доверившись ей. Уже ничто никогда не придет в норму, потому что боги, чье место она попыталась занять, проснулись и увидели самозванку. А боги не терпят конкуренции.
   Отвернувшись, она начала готовиться к работе, а приготовившись, впи-лась глазами в лицо существа, глядящего на нее со звериной ненавистью, и лицо поддалось, пропуская ее внутрь...
   Вначале Наташа ничего не поняла. Она не увидела, как раньше, нечто вроде "заповедника", не увидела каких-то слоев, не увидела ничего из то-го, что доводилось видеть прежде - ни единого существа, ни единой черты - ни кусочка. Она наткнулась на бесконечный и беспросветный черный, но черный горячий, а не холодный, как положено, - горячий, упругий, страш-ный, она ощутила густой черный запах ненависти и...
   ...жажды?..
   Жажды чего?
  ...черный звук, странный звук, проникающий, обволакивающий, манящий, сладкий... сгустки слов...
   ...утолить жажду...
   ... что есть под рукой - все подойдет, чтобы... о чем думаешь... по-следняя мысль, предпоследняя мысль, и та, что за ней, и та, что за ней... но сначала последняя, последняя, самая главная...
   ...солнечный свет в твоих жилах... жидкий огонь... впустить воздух... холодный воздух... ах, как приятно... и он будет петь внутри... впустить везде... льдом... пусть уйдет огонь... уйдет свет... его место снаружи...
   ... жажда?..
   ...тело... ненужный, уродливый плащ... возненавидь... отравленный на-ряд Главки, врученный Медеей... жжет... только сбросить, и тогда... то-гда...
   Бессвязные обрывки растворились в черном так же плавно, как и появи-лись, словно легкая волна, пробежавшая по маслянистой поверхности ста-рого пруда. Наташа попыталась проникнуть сквозь черное. Но неожиданно встретила яростное сопротивление и в то же время почувствовала, что там, за черным пульсирующим жаром есть что-то еще, словно...
   ...она очнулась в комнате, растерянно глядя в безумное, подергиваю-щееся лицо, потом перевела взгляд на абсолютно чистый лист бумаги, над которым растерянно зависла ее рука с карандашом. Глаз, мозг, рука... цепь не замыкалась.
   Ч т о э т о т а к о е ?
   Она ничего не понимала. Где же все? Где страх, где любовь, где все пристрастия и способности - куда все это делось? Ничего не было - только черное... и шепот, и запах, и некая отвратительная жизнь, и...
   жажда?
  ... и ненависть, странная, чужеродная, незнакомая. Так вот каким стано-вится выпущенный из картины келы и что он делает с человеком...
   Что?
   Наташа сжала зубы и вернулась обратно. На этот раз она попыталась найти, где заканчивается это черное, представила себе, что отходит от него все дальше и дальше, чтобы рассмотреть полностью, и внезапно оказалась перед большой пульсирующей сферой, вокруг которой простирался знако-мый грязно-серый, пасмурный фон. Она двинулась, чтобы обойти ее - ок-руглое, округлое, беспросветно черное, горячее, страшное... и вдруг на-ткнулась на прореху с неровными дрожащими краями, которая медленно стягивалась, и края неумолимо ползли навстречу друг другу, словно губы огромного жадного рта, а в нем...
   ... что-то в этой строчке мне не нравится... какая-то покореженная строчка...
   ... хотел бы я знать...
   ... и будет так холодно...
   ... когда-нибудь, только нужно верить и за дело взяться с умом, а дальше и без ног можно...
   Внутренний мир Кости никуда не исчез, он был здесь, под этой черно-той, которая наползала на него, обволакивая, словно огромная, омерзи-тельная амеба. На мгновение Наташа застыла, в ужасе глядя на нее, и по сфере прошла рябь, словно она почуяла ее присутствие, и дыра начала за-тягиваться быстрее, поглощая то, что осталось. Опомнившись, Наташа проникла через дыру внутрь, и рванула края в разные стороны, и в мозг ей ударил беззвучный вопль ярости. Сфера запульсировала, обдавая ее чер-ными волнами жара, стараясь затянуть внутрь и растворить в себе.
   ...выпить смерть... загасить огонь... выпить, она так прохладна и сладка, и больше ничего... счастье, и нет превыше... ненавижу, ненавижу вас всех, ненавижу ваши тела, ненавижу, ненавижу... тебе ничто не по-может, только этот бокал из хрусталя боли и страха, наполненный смертью, она холодна и в ней отражаются звезды, только выпей и ты больше никогда...
   Края дыры треснули, и черное начало отступать, с беззвучным упругим треском сдираясь со своих пленников, точно шкурка апельсина, выворачи-ваясь наизнанку, съеживаясь, продолжая терпеливо петь о прохладной сладости смерти. Она изо всех сил дернула ее, срывая до конца и принимая в себя, и страшная, наполненная ненавистью амеба пролетела сквозь нее, воспламенив на мгновение дикой, безумной жаждой и превратив в себя, кричащую, ненавидящую, обманутую, и исчезла, низвергнувшись в пусто-ту, и вместе с ней исчезло и все остальное...
   Наташа пришла в себя, стоя на четвереньках рядом со стулом, из кото-рого соорудила импровизированный мольберт. Она хрипло вздохнула, еще раз и еще, и на пол между ее расставленными руками упала красная капля. Закашлявшись, она провела рукой под носом и почувствовала кровь. Это напугало ее - никогда, если не считать работы над Дорогой, извлечение не оказывало на нее физического воздействия. Но и то, что она только что ви-дела, не было обычным - оно было необыкновенно сильным и... оно было д р у г и м . Наташа его не узнала - в нем не было ничего общего с тем, что она когда-то вытащила из Кости. Оно было не просто другим, оно даже имело другую природу... оно так же разнилось с предыдущим, как вода с землей. Неужели короткая жизнь взаперти настолько его изменила?
   Наташа приподнялась, опираясь на стул и взглянула на лист. Да, она была здесь вся - черная, влажная, дикая, и на мгновение ей показалось, что еще не просохшие мазки туши колеблются, словно нечто упорно пытается обрести украденную свободу, вернуться туда, откуда его вырвали, и насы-титься. Она отвернулась от картины и встала, пошатываясь. Комната плы-ла перед глазами, остатки черного жара потухали в мозгу. Вернулась боль в спине, и Наташа почти приветствовала ее - это было ощущение реально-го мира, ее мира, и у боли не было ни цвета, ни голоса. Она взглянула на Костю - он обвис в своем кресле на натянутых веревках с безжалостно вы-вернутыми назад руками, безжизненно свесив голову. Осторожно ступая, Наташа подошла к нему, наклонилась и приподняла ее.
   - Костя, - она легко похлопала его по мокрым от пота, мертвенно блед-ным щекам, почти готовая к тому, что сейчас на нее снова взглянет нечто безумное и страшное. Но когда Лешко открыл глаза, Наташа облегченно вздохнула и вытащила скомканный галстук у него изо рта, не отрывая взгляда от прежнего знакомого лица.
   - Наташка, - хрипло шепнул он и, закашлявшись, сморщился от боли в стянутых руках. - Ты?.. Развяжи меня...
   - Сейчас, - она заглянула за спинку кресла, потом схватила валявшиеся на полу окровавленные ножницы и принялась разрезать путы - о том, что-бы развязать множество намертво затянутых узлов нечего было и думать. Освободившись, Костя начал осторожно трясти руками, чтобы восстано-вилось кровообращение, морщась и охая, и на руках от локтей до запястий начали наливаться длинные синяки. Уронив ножницы, Наташа опустилась на пол, тупо глядя на неподвижные ноги Лешко.
   - Все, - сказала она. - Все. Успела! Господи, успела!
   Костя протянул руку и несильно потянул ее за плечо, заставив встать, и, взглянув ему в глаза, в которых не осталось и следа недавней ярости и ди-кой наркотической жажды, Наташа подалась вперед и обняла его за шею, с ужасом думая о том, что могло бы случиться, если бы она опоздала.
   - Откуда ты взялась? - Костя заставил ее отклониться и, закинув голову, посмотрел ей в лицо, крепко держа за руки. - Что это было?! Что это было такое?!
   - Кто-то сломал твою картину, и к тебе вернулось то, что я забрала. Но теперь уже все кончилось, не волнуйся.
   - Ты опять рисовала?! - спросил он упавшим голосом. - Ты рисовала... из-за меня? Черт! Я...
   - Иначе нельзя было. Но теперь бояться нечего, теперь твоя картина снова у нас. Ты что-нибудь помнишь?
   Лицо Кости исказилось, и в глазах на мгновение мелькнул ужас.
   - Боль. Никогда еще мне не было так больно - словно я горел заживо, горел и снаружи, и изнутри. Помню какие-то куски... лицо матери, твое лицо... крики... но я словно был очень далеко отсюда... Понимаешь, я чувствовал боль... но в то же время словно смотрел на все как-то со сторо-ны... я не мог даже пальцем шевельнуть - все словно делал кто-то дру-гой... нет, не могу объяснить... Ну, все равно что сидеть во взбесившемся скафандре, не знаю... Наташ, а мама?..
   - Она на кухне, цела и невредима.
   - Слава богу! А что с твоей рукой? - он сжал ее пальцы. - Это я сделал?!
   - Не ты, а то, что выпустили. И хватит об этом! Зарастет как-нибудь!
   В комнату влетела Нина Федоровна и с криком кинулась обнимать сы-на. Наташа отошла в сторону, взглянула на часы и с удивлением поняла, что на этот раз работа заняла всего лишь час. "Совершенствуемся", - кисло подумала она и начала торопливо собирать с табуретки рисовальные при-надлежности, поглядывая в окно и слыша, как Костя что-то успокаивающе бормочет Нине Федоровне. Поставив пакет рядом со стулом, Наташа еще раз взглянула на картину и пошла в ванную, где старательно умылась. Кровь из носа больше не шла, и она успокоилась, потом оглядела себя. Се-ребристые брюки были безнадежно испорчены, белый лифчик заляпан кровью, и в общем она выглядела, как человек, только что совершивший убийство. Наташа стащила с себя рыжий парик и еще раз взглянула на ча-сы - было начало третьего. Теперь можно вспомнить и о людях, карау-ливших ее возле "Идальго", - не исключено, что они могут появиться здесь. Она вернулась в комнату и попросила Нину Федоровну выйти. Та подчинилась, глядя на нее с обожанием и суеверным страхом.
   - Ты... хоть оденься - замерзнешь, - сказал Костя. Наташа взглянула на валявшийся на полу свитерок, бывший недавно светленьким и нарядным, подобрала кожаную куртку и, ежась натянула ее на себя.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Жутко хочется спать. Ты-то как, девчонка? Ты молодец, ты даже не представляешь себе, какая ты... - Костя мотнул головой. - Знать бы, какая тварь это делает... и если Ковальчук.
   - Ковальчук мертва.
   - Как?! - Костя вскинул на нее ошеломленный взгляд. - Она...
   - Да, и Борька тоже, и еще пятеро. С ними случилось то же, что и с то-бой, потому я и приехала. Слава богу, я успела.
   Костя сжал кулаки и откинулся на спинку кресла.
   - Не понимаю, - внезапно сказал он. - Это же дурость! Я...
   - Когда ты последний раз видел Измайловых?
   - Измайловых? - он растерянно пожал плечами. - Не помню. Кажется, дня два назад... нет, три, точно, три... Ты думаешь, они тоже...
   - Я ничего не думаю. Теперь слушай: сейчас я схожу к ним, проверю. Телефон у них занят, так что, наверное, они дома, правда, я звонила дав-но... Пока меня не будет, вызови такси и собери что-нибудь из вещей - что успеешь. Я отвезу вас к своей матери - здесь вам нельзя оставаться. Если это делает кто-то из оставшихся, то он знает, где ты, и скоро сюда приедут. Они уже появились, как ты и предсказывал.
   - Ты не можешь идти к Измайловым одна! - резко произнес Костя и ударил кулаками по ручкам кресла. - Мне бы сейчас встать! Не смей к ним ходить, слышишь?! Это глупо!
   - Да, глупо. Но я должна... может, им нужна моя помощь. А вы соби-райтесь - времени в обрез. Послушай меня, ладно?! И присматривай за картиной.
   - Наташка!
   Не оглядываясь, она взяла пакет и вышла из комнаты. Помедлив, зашла на кухню, кое-как прибранную Ниной Федоровной, и взяла из ящика один из ножей, сама не зная зачем - вряд ли она сможет воткнуть его в кого-нибудь из Измайловых, даже если они на нее бросятся. Попутно она заме-тила, что рука у нее не дрожит. Это было хорошо. Но ненормально.
   Выйдя на улицу, Наташа мгновенно замерзла - тонкая кожаная курточ-ка и легкие брюки были плохой защитой от поднявшегося колючего ветра. Стуча зубами, она побежала к дому Измайловых, слегка склоняясь набок - спина давала о себе знать.
   Из дома по-прежнему не доносилось ни звука, только настойчиво цара-пались в стены и стекла тонкие ветви окружавших его вишен, в окнах было темно, и от них веяло каким-то тихим спокойствием - казалось, в доме мирно спят, и с минуту Наташа нерешительно топталась возле запертой глухой калитки. Потом она оглядела забор, увитый густыми зарослями ежевики и нашла местечко, где заросли были пореже. По ту сторону как раз напротив росло ореховое деревце. Наташа протолкнула свой пакет в щель, кое-как взобралась по забору, оставляя на цепких колючках клочки одежды, перебралась на ветку ореха и по стволу осторожно спустилась на землю. Под каблуком звонко хрустнула сухая веточка, и Наташа застыла, оглядываясь, потом медленно пошла к дому.
   Дверь оказалась на замке. Наташа дернула ее несколько раз, потом обошла дом, проверяя окна, но все они тоже были заперты. Она попыта-лась заглянуть в одну из комнат, но увидела только смутные очертания ме-бели и крошечный красный огонек на панели телевизора, оставленного в режиме ожидания. Тогда она постучала в дверь - сначала несмело, потом все сильнее и, наконец, несколько раз ударила в нее ногой. Дверь глухо охала, но оставалась неподвижной, и никто из Измайловых не выглянул в стылую, беспокойную ночь. Наташа снова обошла дом, стуча в окна, но и на отчаянное дребезжание стекол никто не откликнулся. Она в отчаянье огляделась, потом присела и пошарила по земле. Ее пальцы наткнулись на один из округлых булыжников, которыми были обложен большой розовый куст, она подняла его - большой, ледяной, подошла к одному из окон, во-ровато огляделась, потом неловко ударила булыжником в стекло, и стекло звонко расплескалось под ним. Во дворе соседнего дома хрипло залаяла собака, потом лай оборвался руганью и отчаянным взвизгом. Как только все стихло, Наташа, дождавшись нового порыва ветра, оббила хищно тор-чащие из рамы осколки, влезла на подоконник, открыла окно и спрыгнула в комнату.
   В комнате было очень тепло, и первое, что она почувствовала, был за-пах - не резкий, но отчетливый, липкий запах тухлятины, словно у Ольги разом испортились все продукты. Стараясь не дышать, Наташа сделала не-сколько шагов в темноте, вытянув перед собой руки, наткнулась бедром на стол, он дернулся, и что-то тяжелое с грохотом свалилось на пол. Наташа испуганно метнулась в сторону, стукнулась о шкаф, и одна из его дверец скрипнула, отворившись. Первым ее желанием было выпрыгнуть в окно и умчаться из этого страшного дома, в котором, она уже не сомневалась, бы-ло не просто неладно - было очень, очень плохо, совсем плохо. Потом На-таша вспомнила, что где-то неподалеку от шкафа должно стоять большое кресло, а рядом с ним - торшер. Глаза понемногу привыкали к темноте, и, двинувшись вперед, она почти сразу увидела смутные очертания абажура, нашарила выключатель и нажала, одновременно зажмурившись, потом бы-стро проморгалась, оглядела комнату и, ахнув, дернулась назад, толкнув торшер, и по комнате всполошенно запрыгал неяркий круг света.
   Нечто тяжелое, свалившееся на пол, когда Наташа толкнула стол, ока-залось Григорием Измайловым. Скорее всего он умер не меньше двух дней назад, а теплый воздух в плотно запертом доме ускорил процесс разложе-ния. На полу и столе темнела давно засохшая кровь, выглядевшая не столько страшно, сколько странно, даже нелепо, чего нельзя было сказать о самом Измайлове, лежавшем на боку, подвернув под себя одну руку и закинув голову, мутно глядя мимо Наташи куда-то под кресло. Возле по-лусогнутых пальцев другой руки валялась широкая стамеска с потемнев-шей от крови деревянной ручкой - вероятно именно ею и были нанесены две страшные раны на шее Григория - одна короткая, точно под задрав-шимся подбородком, другая подлиннее, наискосок вспахавшая сонную ар-терию.
   Несколько минут Наташа смотрела на труп с каким-то тупым ужасом, отстраненно слушая, как в соседней комнате тикают часы и шумит на кух-не котел, продолжая согревать воздух в мертвом доме. На мгновение к горлу подкатилась тугая волна, но тут же отхлынула, вместо этого словно сами по себе мелко задергались сжавшиеся пальцы. Хуже всего были не обилие крови, не распоротое горло, не сине-зеленые пятна на лице Измай-лова там, где оно недавно прижималось к столешнице, даже не запах, а за-стывшая на его губах улыбка совершенного, неземного наслаждения и сча-стья.
   ...выпить смерть... выпить, она так прохладна и сладка, и больше ни-чего... счастье...
   ... и еще улыбается... словно рай увидела... так счастливо...
   Не отрывая глаз от Измайлова, Наташа начала осторожно передвигаться в сторону двери - так осторожно, словно Григорий мог заметить ее и бро-ситься, продолжая улыбаться лиловыми губами. Прижавшись к стене, она, перебирая по ней ладонями, добралась до выхода и выскользнула из ком-наты.
   Ольгу она нашла в ванне, наполненной закисшим бельем, - одетая в длинный махровый халат, она лежала лицом вниз, и ее голые ноги торчали над бортиком. Зайдя в ванную, Наташа вначале отшатнулась, но потом, превозмогая ужас, подошла ближе. Ее трясло так, что стучали зубы, но она попыталась заставить себя думать, потому что оставались еще люди. По-лучается, Григорий, получив обратно то, что она у него забрала, вначале убил свою жену. Но зачем ему топить Ольгу, когда у него была стамеска? Судя по инструментам и доскам на столе, когда нечто из картины ворва-лось в Измайлова, он чинил табуретку. А судя по поведению Кости, кото-рый собрался отправиться на тот свет немедленно, странно думать, что Григорий вначале пошел в ванную и убил жену, а затем вернулся, сел на стул и уж потом перерезал себе горло. Может, это случилось в ванной? Тоже непонятно, зачем возвращаться в комнату - раз уж такое дело, так ближе кухня, полная ножей и прочих вещей, пригодных для этого.
   ... что есть под рукой - все подойдет... о чем думаешь... последняя мысль...
   С другой стороны, у Григория и Кости были разные келет - откуда ей знать, как вел себя Измайлов? Может, совершенно по другому? Нужно было уходить, но мысль о странном, по ее мнению, поведению Григория, не давала ей покоя. В конце концов, ради остальных она обязана это выяс-нить. Что-то в случившемся было очень неправильно, если только здесь применимо такое понятие. Наташа снова посмотрела на ванну и закусила губу, потом ее взгляд упал на прислоненную к кафельной стене прямо-угольную палку, которой Измайлова, вероятно, помешивала вывариваемое белье. Она взяла ее, просунула между плечом Ольги и бортиком ванны и нажала сверху вниз - заставить себя дотронуться до Ольги она не могла. Неподатливое тело чуть колыхнулось, и Наташа, всхлипнув, нажала силь-нее.
   - Прости, Оля, - прошептала она, - прости, прости...
   Звук собственного голоса, пусть это был и жалкий, дрожащий шепот, неожиданно добавил ей решимости. Наташа надавила на палку изо всех сил, и тело с хлюпаньем неохотно повернулось набок, и на Наташу глянула уже знакомая жуткая улыбка неземного блаженства.
   ...словно я горел заживо, горел и снаружи, и изнутри...
   Избавиться от боли - разве ж это не блаженство?
   Наташа отшатнулась, уронив палку, и Ольга с тихим, умиротворенным плеском снова перевернулась лицом вниз.
   Но это же невозможно! Она не рисовала Ольгу! Она никогда ее не рисо-вала! Откуда взялась эта страшная улыбка - копия той, что навсегда за-стыла на губах Измайлова?! И другое - если Ольгу убил ее муж, остались бы следы борьбы - хоть какие-то, но в ванной все аккуратно, хозяйствен-но, чистенько и вообще...
   ...словно она сама утопилась...
   Но это невозможно!
   А как насчет Людмилы Тимофеевны Ковальчук?
   И это невозможно.
   ...она улыбалась...
   Замотав головой, Наташа попятилась из ванной. Под ее правым каблу-ком что-то шелестнуло, и она, опустив глаза, увидела густо исписанный лист бумаги. Рядом валялся надорванный конверт. Машинально Наташа наклонилась и подняла их. Ей бросился в глаза необыкновенный, на ред-кость красивый крупный почерк на листе, отчего то напомнивший ей об изысканности восемнадцатого-девятнадцатого веков. Почерк же на кон-верте был другим, корявым и небрежным, в придачу к этому на конверте было большое липкое коричневое пятно, вероятно, от шоколада. К пятну прилип клочок бумаги, словно конверт от чего-то оторвали. Ее взгляд рас-сеянно скользнул по данным отправителя, опустился к адресату, и пальцы Наташи сжались, комкая конверт.
   - Что такое? - пробормотала она и снова прочла: Волгоград... ул. Чуйко-ва... Матейко С. В. Письмо было адресовано Сметанчику и, судя по всему, открыли его не так уж давно. Откуда оно взялось в квартире Измайловых?
   Может, Света его обронила? Если так, то она была здесь и, возможно, она...
   Наташа сложила письмо, вернулась в комнату и, стараясь не смотреть на Измайлова, сунула письмо и конверт в пакет, а вместо них достала те-лефон, но тут же вспомнила, что звонила Сметанчику из "Идальго". Впро-чем, это ни о чем не говорило - за два дня Света вполне могла доехать до дома. И что? В смерти Измайловых повинна не Наташина картина, а Свет-ка? Она что ли их убила? Ерунда.
   Но что же здесь все-таки произошло?
   Она нерешительно глянула на стол и тут заметила то, на что раньше не обратила внимания, - белый прямоугольник конверта, который слегка по-шевеливал ветер, свободно влетающий через разбитое окно. Наташа подо-шла к столу и взяла конверт, попутно заметив, что воздух в доме стал не-много чище. Вот с этим конвертом было все в порядке - адресат - Г.И. Из-майлов. Только... этот конверт, так же как и конверт Сметанчика, был подписан все тем же корявым, приземистым почерком. Наташа быстро вы-тащила из пакета другой конверт и сличила. Да, почерк одинаковый, но Сметанчику письмо пришло из Твери, от некой М.С. Василевич, тогда как Григорий получил письмо из Белой Церкви от В.В. Измайлова.
   Теперь уже и вовсе ничего не понятно.
   Наташа огляделась в поисках измайловского письма и вскоре нашла его, но письмо лежало неподалеку от тела Григория, присохнув к полу вместе с кровью, и она не стала к нему даже подходить. Стараясь передви-гаться бесшумно, она выключила в доме свет, вылезла на подоконник и спрыгнула во двор. Деревья под новым порывом ветра хлестнули ветвями по стенам и крыше дома, и Наташа вздрогнула, испугавшись, - ей показа-лось, что кто-то из оставшихся в доме колотится изнутри о стены, и в скрипе деревьев ей почудился их крик. Пригнувшись, она бросилась к оре-ху, быстро вскарабкалась на него, сдирая каблуками кору, добралась по ветке до забора и прыгнула - не отвесно, а по дуге, стараясь не свалиться в ежевику. Она благополучно миновала колючие заросли, но зато подверну-ла ногу и чуть не сломала себе палец. Вскочив, Наташа прихрамывая по-бежала назад к дому Лешко. Теперь на улице было темнее, чем раньше - луна почти не выбиралась из рваных грязных облаков, которые стреми-тельно неслись на восток, словно табун вспугнутых лошадей, и только иногда из-за них выныривали мелкие далекие звезды.
   Когда она, наконец, добралась до нужного ей дома, то была так счаст-лива его видеть и так спешила, что совершенно не обратила внимания на стоящий у пустого соседнего дома "форд" с потушенными фарами, кото-рого совсем недавно там не было. Наташа вбежала во двор, открыла дверь и быстро захлопнула ее за собой, точно за ней гналась стая демонов. Она успела удивиться тому, что в коридоре нет света, а потом ее вдруг схвати-ли сзади за шиворот и втолкнули в комнату, и чей-то голос весело сказал:
   - А вот и наша подруга!
  
  
  III.
  
   Прижавшись к стене, Наташа, побледнев, следила глазами за коротко остриженым человеком квадратного сложения, который сновал по комнате туда-сюда, зажав в зубах сигарету, и каждый раз, когда он приближался к стоявшей на стуле картине, ее сердце сжималось, но человек не обращал на нее внимания. Он говорил в свой телефон:
   - Да, где ты и сказал. Да вроде нормально. А хрен ее знает... ну что, температуру ей померить что ли?! Ничего мы не делали! Да, в том доме, а в другой мы не ездили... Чего?! Да нет, еще старуха и инвалид какой-то! Куда их? Ладно. А может мы... хорошо, давай.
   Он опустил трубку и недовольно посмотрел на светловолосого спор-тивного парня, который сидел в кресле и курил, стряхивая пепел на ковер. Его переносицу пересекала узкая вмятина, и сам нос смотрелся несколько не на месте. Светловолосый был зол.
   - Сказал, сидеть и ждать. Сам приедет.
   - Да? - кисло спросил светловолосый и почесал подбородок. - И сколь-ко нам тут торчать?
   - Ну, сказал, за полчаса доедет.
   - Вот ведь хрень! А если кто из соседей или родственников этих при-прется? Слушай, Ганс, может, мы этих двоих сразу... пока время есть, а то потом... все равно ведь...
   - Дак ведь я ж его спросил. Он сказал - до его приезда не дергаться. По-сидите, сказал, в картишки перекиньтесь, поглядите друг на друга... - Ганс сунул телефон в карман, внимательно посмотрел на Костю, который сжал-ся в своем кресле, крепко вцепившись пальцами в подлокотники, и перево-дил взгляд с двери на окно и обратно; на Нину Федоровну, стоявшую ря-дом с сыном и испуганно глядящую на светловолосого, и, наконец, на На-ташу, ответившую ему хмурым, презрительным взглядом, который, задер-жавшись на лице Ганса, скользнул затем к складному ножу с широким лез-вием, которым он небрежно поигрывал, а потом она перевела взгляд на Костю. Еще раньше Лешко молча, глазами, спросил ее о результатах похо-да в дом Измайловых, и она едва заметно качнула головой. Для Семы и Ганса этот жест ничего не значил, но Косте он сказал очень многое, и он мгновенно ссутулился в своем кресле, и лицо его отвердело еще больше.
   - Поглядеть!.. - Сема вскочил, быстро подошел к Наташе и схватил ее за подбородок, вонзив пальцы в щеки, так что ее губы выпятились вперед. - Да, я уж погляжу на эту суку, я так погляжу!..
   Сзади него быстро зашелестели колеса, он повернулся, и в его руке с сухим щелчком выросло узкое блестящее лезвие.
   - А ну, дуй в свой угол, увечный, пока чего не случилось! - сказал Сема, сощурившись, и Костя, взглянув на него исподлобья, нехотя толкнул коле-са в обратную сторону, а Ганс подошел к Семе и потянул его за рукав, по-том успокаивающе похлопал по плечу.
   - Слышь, ты это... отпусти ее... Схимник сказал, чтоб с девкой ничего не случилось...
   - Да пошел он!.. - Сема толкнул Наташину голову, так что она несильно ударилась затылком о стену. - Этот козел мне из-за нее нос сломал! Ты прикинь - из-за какой-то давалки!
   - Ты все-таки не очень... - неуверенно пробурчал Ганс, отходя. - Схим-ник зря не говорит, сам знаешь. Он же без башни - так рядом и положит, как кур. Да забей ты!
   - А-а, - Сема нажал ладонью на Наташино плечо и снова припечатал ее к стене, потом прижал нож к ее щеке, посмеиваясь, шмыгнул носом и улыбнулся, показав белые, безукоризненно ровные зубы. - Ну, чо, подруга, прибздела? Не пора штаны-то просушить?
   Наташа молча смотрела прямо в его бледно-зеленые глаза, возможно, каким-то девушкам казавшиеся красивыми. Лезвие, прижатое к ее щеке, оказалось прохладным, приятно прохладным. Было страшно, но страх был каким-то привычным, само собой разумеющимся, почти незаметным, как давний шум деревьев в темноте за окном или капающая из крана на кухне вода. Она молчала и смотрела - в глаза и дальше, дальше... и чем дольше она смотрела, тем противней ей становилось - изнутри Сема походил на большую, безнадежно сгнившую картошку, с которой чем больше гнили счищаешь, чем больше вырезаешь, тем больше остается... до тех пор, пока не останется вообще ничего.
   - Гнилье! - неожиданно вырвалось у Наташи, и она оскалила зубы, и на мгновение Сема увидел в ее лице нечто такое, что заставило его отшат-нуться, и прохладное лезвие исчезло с ее щеки. Потом он схватил ее за во-ротник куртки и встряхнул, стукнув о стену, и "молния" на куртке скре-жетнула, расходясь, и на лице Семы появилась довольная, сытая ухмылка.
   - О, ты смотри, Ганс, да она в одном лифоне!
   - Да? - заинтересованно спросил Ганс и подошел посмотреть. - Ха, ты глянь, в натуре! Слышь, а чем вы тут до нас занимались, а? Ты что, с этим инвалидом кувыркалась, да? И как?
   - Вот я бы поглядел! - хохотнул Сема. - Слышь, Ганс, а у тебя была ко-гда-нибудь инвалидка?
   Ганс флегматично пожал широкими плечами.
   - Ну... была одна баба... без большого пальца на ноге - это считается?
   - Не, - Сема выпятил губы и потянул замок "молнии" дальше вниз - до тех пор, пока с легким щелчком куртка не распахнулась. Наташа дерну-лась, но пальцы Семы несильно сжались на ее горле и вернули на место.
   - Слушай, а ничо, - сказал он задумчиво. Ганс снова пожал плечами.
   - Щупловата. Доска, а не баба, да и вид у нее больной какой-то. Хотя... - он покрутил головой, - в принципе, на такую бы зашевелился.
   - Так может разложим, пока время есть?
   Ганс нерешительно затоптался на месте, поглядывая на Наташу с неким сожалением, как сидящий на жесткой диете поглядывает на кусок торта.
   - Схимник же сказал...
   - Да пошел он!.. Схимник что сказал - не бить. А мы ее бить и не соби-раемся, только приятное сделаем. Попользуемся разок и все - ее от этого не убудет! Ну, чо? Ну, если боишься, я и сам могу! Ну, чо?
   - Ладно, - проворчал Ганс, - кому поверят-то в конце концов?! Давай ее в ту комнату, а я пока этих постерегу. Только, смотри, поаккуратней, она и так паршиво выглядит.
   - Не плакай, Гансик, все путем будет! - Сема схватил Наташу за плечо и толкнул на середину комнаты. - Ну, давай, шевелись!
   Он схватил ее за волосы и дернул, заставляя выгнуться, и в тот же мо-мент Костя резко крутанул колеса, и кресло быстро покатилось к ним. Но Нина Федоровна опередила сына. С громким криком она, словно разъя-ренная птица, налетела на Сему и начала колотить его по лицу и груди, пытаясь заставить выпустить Наташу.
   - Не смей! - пронзительно кричала она. - Не смей! Ты не знаешь, кто она! Ты не знаешь, что она может! Пусти ее! Пусти, стервец, пусти!
   Сема завертелся, пытаясь одновременно удержать Наташу и защититься от рассвирепевшей женщины, замахал перед ней свободной рукой с но-жом, стараясь отогнать, но Лешко, не обращая внимания на нож, наскаки-вала снова и снова, фанатично блестя глазами, и на физиономии светлово-лосого уже запламенела длинная царапина.
   - Ганс, да убери ты от меня эту психованную! - крикнул он и тут же ох-нул, когда ему на ногу наехал подкравшийся сзади Костя. Выпустив Ната-шу, Сема, скривившись от боли, махнул ножом, но кресло ловко вильнуло в сторону. Тем временем Ганс схватил Нину Федоровну и отшвырнул в сторону, но она, едва удержавшись на ногах, тут же развернулась и снова кинулась в бой, выставив перед собой пальцы когтями, - теперь уже на Ганса, и тот инстинктивно вскинул руки, чтобы снова поймать ее и швыр-нуть уже как следует. Но, налетев на него, Нина Федоровна вдруг на мгно-вение застыла, напрягшись так, что ее тело превратилось в единый, све-денный судорогой мускул. Глаза женщины расширились, а бледные губы раскрылись в беззвучном вопле боли, а потом она начала медленно опол-зать вниз, скользя ладонями по кожаной куртке Ганса.
   - Ох ты черт! - растерянно и досадливо сказал он и резким движением выдернул нож, вошедший в живот Лешко почти по рукоять, потом оттолк-нул ее, и она медленно осела набок. Костя, закричав, кинулся к ней, Ната-ша в ужасе застыла посреди комнаты, а Сема попятился к Гансу, чертя пе-ред собой в воздухе ножом какие-то узоры, точно отгонял злых духов.
   - Вот блин, неудачно как! - проскрипел он. - Ну, теперь точно придется и этого... Что ж ты?!..
   - А я при чем?! - огрызнулся Ганс. - Она сама напоролась!
   При этих словах Костя поднял голову и уставился ему в лицо остано-вившимися глазами, а потом ударил ладонями по ободам колес, и кресло рванулось вперед так, словно у него был реактивный двигатель. Ганс едва успел отскочить в сторону, потом он прыгнул за спинку кресла и, прежде чем Костя успел развернуться, схватил его за подбородок и задрал ему го-лову, туго натянув горло.
   - Кончай, скажем, что случайно вышло, - сказал Сема и повернулся к Наташе, которая, сузив глаза, смотрела мимо него, в сторону двери. - А ты, сучка, только вякни - полетишь следом!..
   - Придется... - хрипло произнес Ганс и двинул лезвие вниз. - Извини, мужик, не...
   Заглушенный беснующейся за стенами дома ночью, выстрел прозвучал не так уж громко и совсем безобидно, напомнив Наташе о длинных полос-ках пистонов, по которым они с Надей в детстве колотили камнями. Ганс дернулся назад, и она увидела как куртка на его широкой спине вспоролась словно сама собой, потом он выронил нож и, повернувшись на одной пят-ке, точно ловкий танцор, тяжело свалился на ковер. Его согнутые ноги два раза приподнялись, стукнули о пол и застыли.
   - Нож положи, - негромко и как-то равнодушно сказал человек, стояв-ший в дверном проеме. Сема обалдело дернулся вперед, потом назад, не отрывая глаз от направленного на него дула, и по его лицу, сменяя друг друга, проносились ужас и злость. Он поднял руки и покачал ладонями в воздухе, словно приветствуя вошедшего, потом хрипло забормотал:
   - Мужик, ты чо, мужик, ну все, все... мужик, ну спокойно, спокойно...
   - Нож, - повторил человек и чуть качнул пистолетом. - Брось его на ди-ван.
   - Мужик, ты вообще догадываешься, что с тобой за это будет?! Давай по хо...
   - Со мной-то будет потом, а с тобой - сейчас. Чуешь разницу?
   Сема презрительно скривил губы, и нож легко упал на диван, откуда его тотчас подхватила Наташа и попятилась к стене, не сводя глаз со светло-волосого.
   - Повернись!
   - Ну, все, мужик, край тебе! - прошипел Сема и повернулся. - Порвут тебя как це...
   Неслышно подошедший к нему сзади человек резко и коротко ударил Сему по затылку рукояткой пистолета, и тот, запнувшись на полуслове, ничком свалился на пол.
   - Опоздал я, - глухо и с печалью произнес человек, глядя на неподвиж-ное тело Нины Федоровны. - Прости, Костя, не успел.
   Лешко ничего не ответил, только провел рукой по растрепанным свет-лым волосам, глядя на мать сузившимися потемневшими глазами. Его гу-бы подергивались. Говоривший отвернулся и подошел к Наташе, а она так и стояла, прижавшись к стене и держа в руке нож, в распахнутой куртке, открывавшей заляпанный кровью лифчик и голый живот, - стояла и смот-рела, не в силах пошевелиться и не в силах поверить.
   - Отдай, - мягко сказал он, забрал нож из ее несопротивляющихся паль-цев и, сложив его, сунул в карман, потом спрятал пистолет, осторожно прижал ладони к ее щекам и внимательно заглянул в глаза.
   - Наташка.
   Охнув, она наконец вышла из оцепенения и бросилась ему на шею, це-луя щеки, губы, нос, порезанный подбородок, бормотала, задыхаясь от счастья:
   - Славка! Славка! Славка!
   Слава молча обнял ее и крепко прижал к себе, на мгновение закрыв гла-за, потом, сжав губы, мягко отодвинул и спросил:
   - Ты не ранена? Они ничего с тобой не сделали?
   Наташа мотнула головой и быстро произнесла:
   - Славк, нам нужно уходить! За ними сейчас должны приехать - вот этот, которого... он по телефону говорил!
   - Знаю, я одну машину задержал, а вторую проглядел. Забирай свои ве-щи, если есть, и пойдем. Костя, тебе придется поехать с нами.
   - Я уж догадался, - отозвался Костя негромко, не поднимая головы. - Только зря! Взяв меня, вы им такую фору дадите...
   - Это уж мне решать! - отрезал Слава, подходя к нему. Тем временем Наташа осторожно сняла с доски на стуле свою картину и спрятала ее в пакет, потом нерешительно взглянула на лежащего на полу Сему.
   - Слава, а этот?..
   - Пусть валяется! - отозвался Слава, катя кресло к дверям. Костя обер-нулся и мрачно посмотрел на лежащего.
   - Слушай, одного отморозка грохнули - чего второго следом не отпра-вить?! Если ты не хочешь, дай я сам - ты меня только рядом опусти, я ему, гаду, зубами горло порву!
   - Некогда! - Слава подкатил кресло к входной двери и наклонился. - Хватайся за шею, только не придуши, ладно? Наташка, дверь открой и бе-ги направо - там через дом тачка стоит, откроешь мне заднюю дверь!
   Она кивнула и выскочила на улицу. В лицо ей ударил холодный ветер, взметнул волосы, выбил дыхание, распахнул незастегнутую куртку, заша-рил по телу ледяными пальцами. Запахнувшись, Наташа побежала, накло-нив голову. Возле машины она остановилась, оглядев ее не без удивления, - игрушечный, отливающий серебром "спортидж" со свежей, внушитель-ной вмятиной на левом крыле. Хмыкнув, она открыла дверцу, потом при-поднялась на цыпочки и глянула вперед - не мелькнет ли где свет фар.
   - Полезай вперед, - сказал подошедший Слава и, кряхтя, свалил Костю на заднее сиденье. - Где ключи от дома?
   - В коридоре, на тумбочке.
   Слава хлопнул дверцей и побежал обратно к дому. Наташа залезла в машину и повернулась, застегивая куртку.
   - Костя...
   - Потом, Наташ, все потом.
   Она опустила голову и отвернулась. К машине подбежал Слава, открыл багажник, запихнул в него сложенное кресло, вскочил в машину и бросил на заднее сиденье тяжело звякнувшие ключи.
   - Дом я запер, калитку тоже - пусть чуток повозятся, - он запустил дви-гатель, и поселочные домики рванулись назад. - Повезло, что соседи у вас нелюбопытные.
   - Соседи к нам теперь нескоро заглянут, - глухо отозвался Костя. Ма-шину тряхнуло, и голос у него подпрыгнул. - Веселье у нас началось за-долго до того, как эти отморозки явились.
   - Понимаю, о чем ты, - Слава повернул руль, уводя "спортидж" за пово-рот. - Лапа, ты ходила к Измайловым?
   - Да, - шепнула Наташа, снова вспомнив жуткие улыбки неземного сча-стья на мертвых лицах, - я к ним ходила.
   - Черт! И давно они...
   - Дня два, наверное.
   - Господи! - Слава сжал ее руку. - Плохо, что тебе пришлось на это смотреть.
   - Не только на это! Я видела Борьку, которого выбросили с седьмого этажа. И Людмилу Тимофеевну, замотанную в простыни, - ее несли вниз, как мусор, понимаешь?! И...
   - Не надо, я все знаю.
   - Знаешь? - растерянно спросила Наташа. Слава кивнул, выводя маши-ну на пансионатную дорогу.
   - Я приглядывал за тобой... по мере возможности. Я приехал в поселок через день после твоего отъезда - Костя мне все рассказал. Я ведь перепи-сал у тебя адреса и телефоны твоих клиентов - на всякий случай - ты уж прости, что залез в твои вещи.
   - Значит, ты в курсе, что...
   - Да. К сожалению, я слишком поздно приехал к Ковальчукам - тебя уже не было во дворе. Я увидел тебя позже, на улице, хотел подхватить, но ты вдруг заскочила в этот бар, и народ, который за тобой ехал, тут же этот бар обложил. Вдвоем нам бы было сложно от них уйти, пришлось подож-дать. Этот трюк с переодеванием, - он усмехнулся, - это ты здорово! Если б не твоя походка, я бы тоже мог попасться. Но они потом просекли - не сразу, но просекли, кто-то у них там с мозгами. Я одну их машину при-держал, а вот вторую не смог...
   - Значит, тебе известно, что из-за меня гибнут люди! - произнесла На-таша дрожащим голосом. Начиналась реакция, и ее затрясло, бросило в жар, ноги стали ватными, проснулась боль в спине и раненой руке. Она пощупала повязку под рукавом куртки и подумала, что женщина, нало-жившая ей эту повязку, уже пятнадцать минут как мертва. - И все это из-за того, что я тебя когда-то не послушала! Тебе действительно следовало за-переть меня! Или убить еще тогда, когда ты этого захотел!..
   - Прекрати истерику! - приказал Слава, следя за дорогой. Он протянул руку и погладил Наташу по голове, потом слегка потянул ее за волосы, и она, всхлипывая, откинулась на его ладонь и закрыла глаза. - Ну же, давай! Ты уже немало вынесла, продержись еще чуть-чуть. У нас обязательно все получится - иначе быть просто не может, ясно?!
   - Ты не понимаешь! Я ведь убила этих людей, просто убила - я и какой-то ублюдок со мной на пару!
   - Ты здесь не при чем.
   - Еще как при чем! Мои картины кто-то...
   - С твоими картинами все в порядке, - Слава закурил, и Наташа на мгновение увидела его напряженное лицо. Вначале она даже не услышала, что он сказал, - только сейчас она подумала, что совсем недавно Слава убил человека и, судя по всему, совсем об этом не жалеет. Все вокруг и даже Слава, стали намного жестче и страшней, но теперь иначе было нель-зя. Но он вернулся и это было главным. - Ты меня слышишь?! Я только недавно приехал. Все картины на месте и целехоньки. Картина Григория Измайлова, кстати, тоже. И Борькина. Человек, которому я полностью до-веряю, это подтвердил.
   - Но этого не может быть! - изумленно воскликнула она. - Я же видела! Я знаю, что только...
   - Они погибли не из-за картин, - терпеливо повторил Слава. - Твои кар-тины на месте. Те самые.
   - Но Костя... - Наташа прижала ладони к вискам. - Подожди, я же виде-ла Костю. То, что он делал... это могло быть только в том случае, если бы испортили его картину. Господи, Слава, я же рисовала его, я видела...
   - Вот как они это делают, я не знаю... но... Подумай сама, ведь это не-логично с их стороны!
   - Вот-вот! - неожиданно подал голос Костя сзади, и они вздрогнули, со-вершенно забыв о нем. - Я же и говорил - дурость это! Так стараться, что-бы эти картины выкрасть, знать им, судя по всему, цену и испортить толь-ко для того, чтобы убить какого-то рядового, пусть и знающего о чем-то, человека, когда тебе любое чмо за бутылку водки замочит его когда угод-но! Все это совершенно нелогично. Ну, может одной картиной и могли бы пожертвовать ради эксперимента, ну двумя... Но шестью?! В жизни не по-верю!
   - Что же тогда было с тобой?! - Наташа повернулась к нему. - Что же я тогда, спрашивается, из тебя вытащила?! И как оно туда попало?! И поче-му вдруг так обезумели все остальные?! Почему им так неожиданно друж-но захотелось на тот свет?!
   - Вот этого не знаю.
   Наташа потерла ладонями лицо, потом забрала у Славы сигарету и жад-но затянулась. Слава глянул на нее, хмыкнул и достал себе другую.
   - Донные рыбы, - пробормотала она. - Может в них все дело?
   - Разговаривай и с нами, - предложил Слава и взглянул на часы.
   Помявшись, Наташа рассказала о своих размышлениях в симферополь-ском парке, но Слава тотчас же сказал:
   - А Людмила Ковальчук? Ты ее не рисовала.
   - Это может быть ошибка, - возразила Наташа, невольно вспомнив Оль-гу Измайлову, лежавшую в ванне, уткнувшись лицом в прокисшее белье. - Это сделал Борька, а подумали...
   - Никакой ошибки нет, я проверял, - сказал Слава, и при каждом слове сигарета прыгала в его губах, словно подчеркивая значимость каждого, и влетавший в приоткрытое окно ветер выбивал из нее искры. - Именно Людмила сошла с ума. Именно она в приступе ярости выбросила с балкона своего сына, убила соседа, ранила соседку и убила себя! Она, а не Борька! Все эти люди, лапа, все они... не ты... кто-то убил их и убил так, чтобы ты винила в их смерти себя, чтобы ты дошла до предела. Чтобы, когда этот кто-то наконец появится, ты сдалась ему сразу, что называется, без едино-го выстрела! Я уверен, что разговаривать с тобой он будет очень по-доброму, предложит помощь, расскажет, как ты сможешь работать, чтобы никто не пострадал или что-нибудь в этом роде. Чтобы ты сама захотела с ним работать. И я уверен, что он будет очень недоволен своими тупыми пацанами, которые явно перестарались.
   - Я согласен с этим, - пробормотал Костя. - Я сам слышал, как ее прика-зали беречь. Просто эти Сема с Гансом оказались на редкость бестолковы-ми, да и не привыкли, что надо не трогать - привыкли, что делать обычно надо как раз наоборот. Черт, не хотел бы я встретиться с их старшим!
   - Но как он это делает?! - воскликнула Наташа и ударила кулаками по приборной доске и тут же взвыла от боли в раненой руке. - Как он делает это с людьми?! Я не понимаю!
   - Сейчас нам удрать надо, понимать потом будем? - заметил Слава с легкой иронией. - Костя, там где-то рядом с тобой полбутылки "Херсоне-са" - думаю, тебе не помешает употребить. А потом Наташке дай, а то она зубами стучит, меня отвлекает.
   - Конина, - хмыкнул Костя, и с заднего сиденья донеслось продолжи-тельное бульканье, потом хриплый выдох. Мимо с ревом пролетела встречная машина, обдав "спортидж" волной света и ветра, и Наташа, вы-бросив окурок, с тревогой посмотрела в окно. Извилистая дорога свернула от берега, оставив его где-то слева, и только сейчас Наташа увидела смут-ные очертания города вдалеке, который то пропадал, то появлялся, удаля-ясь.
   - Слава, а куда мы едем? - спросила она и наклонилась к нему, но тут из проема между креслами вдруг выросла рука, сжимающая бутылку коньяка, и Наташа невольно отодвинулась, потом взяла бутылку. - Это же Ялта там, да?
   - Да. Мы едем по другой дороге. Скоро встретимся с Генкой, пересядем в его машину, а эту бросим где-нибудь.
   - Римаренко?
   -Да.
   Наташа понюхала горлышко, сморщилась, потом закинула голову и сделала несколько глотков. Внутри прокатилась горячая волна, мягко стукнула в голову, появилась легкая сонливость и все представилось в не-сколько лучшем свете.
   - А откуда эта машина? - спросила она. - И пистолет? Где ты их взял?
   - Где взял, там сильно злятся.
   Она глотнула еще и отдала бутылку Косте, но тот сказал:
   - Славка, может и ты хлебнешь за компанию?..
   - До первого мента? - усмехнулся он.
   - Да ладно... судя по всему, перегар - не самое страшное будет, если те-бя тормознут. И вообще, если мент захочет придраться, так он тебе и к шнуркам на ботинках придерется.
   - Не, все равно не хочу. Можете пока подремать, разбужу, как Генку встретим. До рассвета еще далеко.
   - Я не хочу спать, - сказала Наташа и почти сразу задремала, сползая со спинки кресла. Слава, продолжая вести машину одной рукой, осторожно поправил ее, и Наташа, вздохнув, отвернулась к окну.
   - Дай мне сигарету, - тихо попросил Костя. - Голова раскалывается. Зря ты все-таки тогда уехал... конечно, теперь-то легко рассуждать, зная... но все равно, зря.
   - Она все не могла остановиться, - сказал Слава и закурил новую сига-рету. - Я думал, может это ее остановит, все-таки она... немного привязана ко мне.
   - Немного привязана! - Костя фыркнул. - Ну, конечно! Впрочем... если б ты не уехал, все могло бы быть намного хуже. Для тебя, разумеется. Слушай, Наташка - мой большой друг, и я просто хочу знать - теперь... ты останешься?
   - Теперь это уже не от меня зависит. Ее нужно спрятать - и подальше.
   - Но сам-то ты этого хочешь?
   - Да, - глухо ответил Слава. - Да, хочу. Но сейчас не об этом надо ду-мать.
   Он с тревогой взглянул в зеркало обзора - позади "спортиджа", в тем-ноте, вдалеке, появились два желтых глаза, постепенно приближаясь. Ве-роятнее всего, это была просто случайная машина, но Слава нахмурился и прибавил газу. Фары исчезли за поворотом, но вскоре вынырнули вновь, вырастая, и Слава автоматически отметил, что машина идет очень хорошо. Он огляделся - с одной стороны дороги тянулось голое поле, с другой под-ступал сосновый лес, и деревья с причудливо изогнутыми ветвями, по ко-торым прокатывался свет фар, походили на жутковатых пляшущих су-ществ.
   - Быстрей можешь? - спросил Костя - он тоже заметил фары.
   - Нет, - ответил Слава, продолжая поглядывать в зеркало. - Нам бы до Генки добраться - у него хорошая тачка. А эта... да еще и долбанул я ее неплохо.
   - Что ж ты такую взял?
   - Что дали, то и взял! - огрызнулся Слава и положил пистолет рядом с рычагом переключения скоростей. - Времени не было! Это в кино только машины на каждом углу валяются да менты добрые! Что, думаешь по на-шу душу?
   - Черт его знает! - буркнул Костя. - Предчувствие у меня нехорошее. А неплохо идет, зараза! Но это, вроде, не "форд", который я видел у...
   - "Форда" и не может быть - я ему шины подпортил, - Слава выплюнул сигарету. - У них "шестерка" еще была... да только ездить она нескоро сможет. Эх, и свернуть некуда - по бездорожью на этой корейской хрено-вине далеко не уедешь! Разве что турбаза скоро.
   - Догоняют, - тревожно заметил Костя. - Не, друг Слава, меня плохие предчувствия никогда не обманывают. Похоже, попали. Что называется, из огня да одним местом на раскаленную кочергу! Похоже, они в поселок ак-курат после нас прилетели, а потом проскочили напрямую через тропинку возле ротонды - ты-то там из-за машины ехать не рискнул, верно? Хрено-вы наши дела - кто-то у них там не только с мозгами, но еще и на местно-сти ориентируется! Черт, и не затаиться никак - на виду идем! Да и, блин, негде! Может, по колесам им стрельнешь? Или водиле в голову?
   - Нашел стрелка! - раздраженно ответил Слава. - Я стрелять-то полчаса назад научился! Все как-то не имел удовольствия!
   - Ну... Ганс не пожаловался.
   Фары приближались стремительно, гоня по шоссе бледно-желтую вол-ну света, и Слава посоветовал Косте сползти на пол, потом разбудил На-ташу и велел сделать то же самое. Она испуганно взглянула назад, потом на него.
   - Они?!
   - Вряд ли, - спокойно ответил Слава, и она скорей почувствовала, чем увидела, что он ободряюще улыбнулся. - Просто на всякий случай сделай, как я говорю.
   Наташа послушно съехала по сидению, придерживая одной рукой па-кет. Следующая за ними машина приближалась стремительно, и Наташа закрыла глаза, отчаянно надеясь, что та просто пролетит мимо, и потом они еще посмеются над своими страхами. Иначе просто не могло быть! Не должно быть! Разве с них уже не достаточно?! Но где-то в глубине души она чувствовала, что конца этому не будет, и ледяная горка, по которой ка-тится ее жизнь, поскользнувшись однажды, скоро перейдет в откос, в про-пасть. Но почему так получается, что вместе с ней в эту пропасть полетят и другие люди? Наташа взглянула на Славу, застывшего в своем кресле, на его профиль, смутно вырисовывавшийся в темноте, на правую ладонь, по-коящуюся на темной рукояти пистолета... "Почему ты здесь? - снова по-думала Наташа с внезапной тоской. - Зачем ты это делаешь? Ради того, что я могу, или ради меня?"
   - Я очень люблю тебя, Слава, - вдруг сказала она.
   Слава быстро глянул на нее и снова отвернулся к дороге, но его пальцы на мгновение оторвались от пистолета и вплелись в ее дрожащие пальцы, сжались, медленно, неохотно соскользнули с них и исчезли, и тотчас салон заполнился холодным светом чужих фар. Белая "десятка" поравнялась со "спортиджем", одно из окон открылось и в него выглянуло круглое лицо с короткими торчащими волосами.
   - Мужик, тормозни, разговор есть! - крикнуло лицо. "Спортитдж" отча-янно рявкнул и ушел от "десятки" на корпус вперед. Лицо скривило губы и сказало:
   - Ну, как знаешь.
   "Десятка" пошла на обгон и спустя пару секунд уже ехала перед "спор-тиджем", сбрасывая скорость. Слава повернул руль, и машина перемести-лась на встречную полосу, оказавшись ближе к лесу, который здесь под-ступал к дороге почти вплотную, стремительно уносясь назад. "Десятка" тут же вильнула туда же и в следующее мгновение ударила в правое крыло "спортиджа", тот прыгнул с дороги к лесу, всполошенно визгнув шинами, но Слава резко вывернул руль и вернул машину на дорогу, и тут же, в свою очередь, "спортидж", слегка развернувшись, от души врезался в "де-сятку", напрочь сметя ей одну из фар и оставив приличную вмятину. Вих-нувшись, машина приотстала, из нее что-то заорали, кто-то пальнул и в заднем стекле "спортиджа" появилась аккуратная дыра, плюнув мелкими осколками, Наташа услышала, как что-то вонзилось в спинку кресла над ней и, взвизгнув, закрыла голову руками.
   - А-а, вот вы как?!.. - процедил Слава сквозь зубы и положил на руль руку с пистолетом. - Лапа, быстро открой окно и не поднимай головы!
   Когда "десятка" снова поравнялась с ними, опять тесня в сторону леса, он быстро выстрелил несколько раз подряд, целясь в водителя, но одно-временно с этим "десятка" вдруг резко затормозила и ушла влево, и вы-стрелы пропали впустую. Тотчас "десятка" метнулась вперед, и он снова выстрелил, но машина преследователей тут же опять коварно дернулась, уворачиваясь, как уворачивается от неожиданного удара человек с хоро-шей реакцией, и пуля лишь чиркнула по лобовому стеклу. Из "десятки" долетел отборный мат, но ответных выстрелов не последовало.
   - Вот, бля, и что ж вы, мудачье, никак не отцепитесь! - бормотал Костя, пытаясь выбраться с пола на сиденье, чтобы глянуть в окно. - Где ж мен-ты, когда они нужны... вот как не надо, так у каждого куста отсвечивают! Стреляй же, Славка, стреляй!
   "Десятка" снова упрямо пошла на сближение, тесня их с дороги. Слава выстрелил, пытаясь одновременно прицеливаться, смотреть вперед и удержать одной рукой машину на шоссе. Одна из пуль разбила боковое зеркало "десятки", после второго выстрела кто-то в машине заорал от бо-ли, Слава нажал на курок в третий раз, но пистолет только звонко щелк-нул. Он выругался и, швырнув его на пол, вцепился в руль обеими руками. Наташа взвизгнула, и тотчас "десятка" ударила машину с ее стороны, вми-ная внутрь дверцу, "спортидж" отбросило с дороги, он вспахал землю, взметнув ошметки сухой травы, и уткнулся бампером в небольшой холм, на котором росла кривая разлапистая сосенка. Слава вывернул руль, давая задний ход, "спортидж" развернулся, пытаясь снова выбраться на дорогу, но подскочившая "десятка" проворно перекрыла ему путь, ее дверцы тот-час открылись и к "спортиджу" подскочили двое. Проигнорировав помя-тую дверцу с Наташиной стороны, они рванули дверцу водителя и выво-локли Славу из машины. "Десятка" чуть отъехала и встала почти перпен-дикулярно к маленькому урчащему джипу, и свет фар ударил Наташе в лицо. Сморщившись, она выбралась из машины через распахнутую дверь туда, где двое подскочивших парней избивали Славу, вернее избивал один, приземистый и коренастый, надсадно ухая при каждом ударе, достигшем цели, словно молотобоец, второй же, уже знакомый ей Сема, суматошно прыгал вокруг, впустую пиная воздух, и кричал, срываясь на истеричный визг:
   - Чалый, дай мне ствол! Ствол дай! Я сейчас!.. я сам его!.. Он же Ганса замочил! Он меня, сука!.. Я его сам положу, дай!..
   Наташа молча прыгнула на человека, названного "Чалым", вцепилась ногтями в его лицо и рванула. Чалый заорал, отодрал ее от себя, точно кошку, и отшвырнул на Сему, который подхватил ее, брыкающуюся и кричащую, и ловко завернул ей руки за спину и вверх, так что она почти не могла шевелиться. Тем временем Слава, поднявшись, отвесил Чалому крепкий удар в челюсть и почти сразу же другой - в солнечное сплетение. Чалый хрюкнул, чуть пошатнулся, но устоял на ногах и ответил тоже дву-мя ударами - первый Слава отбил, но второй пропустил и, охнув, согнулся пополам. Чалый выхватил пистолет, показавшийся Наташе огромным, приставил его к опущенной голове Славы и...
   - Кончайте возню и давайте обоих сюда!
   Несмотря на то, что голос, произнесший эти слова, был негромким, а ветер, летавший по верхушкам сосен, приглушил его еще больше, Сема и Чалый услышали и тут же увяли. Славу и Наташу оттащили к помятой дверце "спортиджа" и прислонили к ней.
   - У-у, сука! - процедил Сема и замахнулся на Славу.
   - Отойди, козел! - предложил ему тот же голос почти весело. Сема не-охотно опустил руку, прошипел: "Мы с тобой еще поговорим!" - и отошел к Чалому, который уже стоял рядом с человеком, до сих пор сидевшим за рулем "десятки". Моргая, Наташа попыталась его рассмотреть, и, словно для того, чтобы ей помочь, человек слегка передвинулся, оказавшись на свету. Он был довольно высоким, широкоплечим и широколицым, а тем-ные волосы, тщательно зачесанные назад, добавляли его спокойному лицу массивности и некой обыденности. Грубо говоря, человек был совершен-но обычен: у него были обычные, ничем не выделяющиеся черты лица, обычное плотное телосложение, характерное и для его спутников, обыч-ная одежда - черные брюки и коричневая короткая дубленка, наполовину расстегнутая, и под ней - черная футболка; его возраст колебался между тридцатью и тридцатью пятью годами, и взгляд под полуприкрытыми веками казался сонным и слегка даже добродушным; руки он держал в карманах. В принципе, человек внешне мало чем отличался от прочих "пацанов", которых уже довелось видеть Наташе, но все же он был д р у -г и м, он был взрослым матерым волком, и все прочие, поигрывавшие мускулами, стволами и словами, рядом с ним казались беззубыми молоч-ными щенками. Наташа вздрогнула и отвела глаза, слегка сжав пальцы, лежащие на предплечье Славы.
   - Ну, добрая ночь аль утро, - сказал человек, слегка улыбнувшись, и шагнул в сторону "спортиджа". Слава, отплевывавшийся и вытиравший кровь с лица, тут же передвинулся так, что Наташа оказалась за его спи-ной, и человек, усмехнувшись, вынул руки из карманов и развел их в сто-роны, показывая пустые ладони. - Оп-па-па... Ну, уважаю, уважаю. Но ты это зря. Они вас больше не тронут, они и так перестарались, ну... на эту тему мы уже дома побеседуем.
   - Он, сука, Ганса замочил! - воскликнул Сема почти плачуще и метнул-ся вперед, но человек поймал его за рукав куртки и отправил на место лег-ким, незаметным движением, и Сема отлетел, споткнувшись, и с негром-ким "уй!" стукнулся о дверцу "десятки".
   - Ну, что ж, - человек пожал плечами, - всяко бывает. Мог бы и этого дебила замочить заодно - лично я бы не обиделся. А ты шустрый малый, как я погляжу, везде успел - и мне тачку испортить, и подружку свою из поселка выдернуть, и моего парнишку грохнуть. Вячеслав, верно?
   Слава, ухмыльнувшись, кивнул, потом снова сплюнул и закашлялся, и Наташа с тревогой сжала его плечо, потом шагнула вперед и резко сказала:
   - Слушайте, я знаю, что вам надо - меня забрать! Ну так забирайте и не-чего тут красоваться, а его оставьте в покое! Он никому ничего не скажет! Слышите! Никому!
   - Прекрати! - резко сказал Слава. - Эти дебилы все равно сделают то, что им сказано!
   - Да что он там вякает?! - снова крикнул Сема, по-боксерски приплясы-вая на месте. - Схимник, ну дай его мне!
   Человек скрестил руки на груди, и Наташа заметила на его правом ука-зательном пальце занятный массивный перстень в виде маленькой ацтек-ской пирамидки из золота с крышей, отливающей темно-зеленым и скорее всего сделанной из изумруда. "Какая красота!" - подумала она и тут же изумилась, что способна в такой ситуации чем-то восторгаться. Мимо по шоссе на большой скорости пролетела машина, и человек тут же хмуро по-смотрел на часы.
   - Ну чо, Схимник, - пробурчал Чалый, - бабу в машину, парня в расход да двинем? Наши-то догонят - мы ж все равно в аэропорт по этой дороге, да?
   - Никаких расходов! - резко сказал Схимник. - Полезайте оба в машину и ждите! Ну, что, Наталья, - на мгновение он вдруг широко открыл глаза и его взгляд стал внимательным и пронзительным, точно он увидел на ее ли-це что-то очень интересное. Потом веки снова опустились, и лицо Схим-ника опять приобрело сонное выражение, - рад, что мы, наконец, встрети-лись. Штучка с рыжей - это было занятно, я чуть не попался, - он хохотнул с искренним весельем. - Только в следующий раз будь повнимательней - ладошка-то тебя все-таки выдала.
   Наташа машинально глянула на свою ладонь, на которой темнела большая давно засохшая ссадина, и спрятала ее за спину.
   - Правильней всего было бы просто взять и сунуть вас в машину - обо-их - и все, - продолжил Схимник, достал сигарету и сунул ее в рот. - Но я хочу, чтобы ты поехала со мной по собственному желанию - так и только так будет правильно. Поэтому, потратим немного времени на разговоры. Время тихое, место дикое...
   - Ты кто такой? - осведомился Слава, потирая челюсть. Схимник неоп-ределенно пожал плечами и закурил.
   - Да никто. Так же, как вон и Сема с Чалым и большинство на земле, человек подневольный.
   - Кто тебя послал?! - спросила Наташа дрожащим голосом и шагнула вперед, навстречу ему. - Я поеду, только скажи, кто? Кто взял мои карти-ны, кто все это делает?!
   - Картины? Ничего не знаю о картинах.
   - Нет, знаешь! Ты много знаешь! Ты приказал меня беречь! Потому что тебе так сказали или потому, что ты сам так решил?! - Слава дернул ее за руку, но она вырвалась, продолжая наступать на Схимника, сверкая глаза-ми. Сема с Чалым дернулись было к ней, но он махнул рукой, запрещая, и они недоуменно переглянулись. - Ну, что такое?! Почему ты не смотришь на меня?! Почему отворачиваешься?! Ты боишься, что я что-то увижу?!
   - Я слышал, что все творческие люди малость того, - заметил Схимник, оставаясь на месте, - но ты...
   Наташа посмотрела прямо ему в глаза, и внезапно он замолчал и снова резко поднял веки, а она смотрела, проникая все дальше и дальше и по-степенно начиная задыхаться от ужаса...
   Темные волки с ледяными глазами, обученные дышать смертью, оди-нокие волки... их судьба - снежные тропы и погони, мертвая луна и кро-вавый холод... рвать жизнь на куски, не чувствуя ни вкуса, ни голода... и где проливается кровь, не травы и виноградные лозы, а только снег рас-тет на мерзлой земле... но чем дурнее кровь, тем лучше - тверже снеж-ный наст, и не проваливаются волчьи лапы, и до самого горизонта будут стелить темные волки твердый снег, а по нему помчатся сани воспи-тавших их - быстро и легко, но сидящие в санях возблагодарят лишь удачную дорогу, но не темных волков... ведь темные волки могут учуять и кого-нибудь из них...
   ... а его глаза раскрывались, пропуская ее все глубже и глубже сквозь серо-голубое, а потом его лицо резко дернулось, и он крикнул:
   - Что ты видишь?!! Скажи, что ты видишь?!!
   Тотчас ее словно выбросило на поверхность, и, глубоко вздохнув, На-таша отшатнулась назад, где ее подхватил Слава. Схимник молча смотрел на нее - его лицо и глаза снова были совершенно спокойными и сонными - невозможно было поверить, что только что этот человек мог так взволно-вано спросить ее, что она видит, и Наташа решила, что ей это почудилось. Несколько минут все молчали, и Костя, о котором все забыли, лежал в джипе на полу у заднего сидения и в тревоге кусал губы, слушая шелест ветра в верхушках сосен. Но когда голоса раздались снова, он немного ус-покоился.
   - Чалый, дай мне ствол, - сказал Схимник небрежно. Чалый сунул руку за пазуху, но тут Сема толкнул его и выскочил вперед.
   - Схимник, дай мне!.. Я сам! Даже ствола не надо - я этого мудака го-лыми руками!.. я эту тварь так придавлю!
   Он метнулся вперед, а потом время вдруг потекло очень медленно, хотя позже Наташа думала, что вряд ли на все ушло больше минуты - Схимник не сделал ни одного лишнего движения, он действовал молниеносно, и ка-ждое действие было просчитано и продумано давным-давно, безупречно отточенное опытом, как у давно живущего хищника... было, пожалуй, только одно - вначале он как-то небрежно, словно невзначай потер тыль-ную сторону правой руки о ладонь левой. От Славы Сему отделяло всего несколько шагов, и он сделал два из них, а потом Схимник легко скользнул в сторону, к нему, и Наташе показалось, что он ничего и не сделал, только чуть дотронулся до запястья Семы и сразу же отпустил, но светловолосый вдруг взвыл и, вместо того, чтобы бежать прямо к "спортиджу", почему-то побежал по дуге, и перед Наташей пронеслось его побелевшее лицо с рас-ширенными от боли глазами. Он бы налетел на Схимника, но тот резко взмахнул рукой чуть наискось снизу вверх, и Сема, странно всхрипнув, подломился в коленях, вскинул руки вверх, словно хотел что-то поймать, и тяжело повалился навзничь на мерзлую сухую траву, мягко хрустнувшую под его телом. Наташа готова была поклясться, что в руках у Схимника не было никакого оружия, но из шеи светловолосого толчками выплескива-лась кровь. В мертвенном свете фар это зрелище казалось не столько страшным, сколько нереальным, призрачным - и человек с запрокинув-шейся головой, вздрагивающий на серебристой траве, и его пальцы, мед-ленно тянущиеся к горлу, и черная гибкая тень убийцы, соскальзывающая с его тела, и кровь, неестественной яркая и живая... Прижав ладонь к гу-бам, она подняла глаза и увидела, как Чалый с тупым изумлением на лице разворачивает в сторону Схимника руку с пистолетом. На этот раз все произошло еще быстрей - Схимник нанес Чалому только два удара - один по руке, отчего пистолет полетел на землю, другой - по кадыку, резкий и короткий, и Чалый с сухим хрипом и бульканьем мешком осел возле ма-шины. Слава метнулся к упавшему пистолету, но тут же замер - пистолет уже был в руке Схимника и смотрел ему в лицо. Укоризненно прищелкнув языком, он качнул пистолетом, и Слава медленно отошел обратно к своей машине. На мгновение Наташа взглянула на Сему, уже неподвижного, на Чалого, еще хрипевшего и дергавшегося, потом снова на Схимника, по-правлявшего свое причудливое кольцо, и вжалась в покореженную дверцу машины. Хуже всего было не то, что только что произошло, не кровь, не Чалый, хрипящий с разбитым кадыком, а то, что Схимник расправился с обоими парнями, сохранив все то же равнодушно-сонное выражение лица, словно он не людей убивал, а рвал ненужные бумажки. Только под конец на его лице мелькнуло какое-то иное и, может, оттого странное выражение - то ли досады, то ли злости, то ли холодной, угрюмой боли... но оно тут же исчезло, затянувшись спокойствием, как затягиваются следы на мокром песке.
   - Я дико извиняюсь, - сказал Схимник и развел руки в стороны в друже-ском жесте. На его правой ладони и пальцах блестели несколько влажных пятнышек. - Дисциплина ни к черту, а без этого в нашем деле нельзя. А мне дают каких-то дебилов и хотят, чтобы я с ними выполнял работу каче-ственно. Ну не смешно?
   - Не смешно, - отозвался Слава, - странно. Странно, что человек вроде бы с мозгами только что свалял такого дурака.
   - Да, - произнес Схимник задумчиво, и на секунду Наташе показалось, что он вовсе и не слышал того, что ему сказал Слава. - Ну, что ж поделать. Во всяком случае, теперь мы одни и можем нормально поговорить. А об этом давайте забудем, договорились? Я забуду про Ганса, вы забудете про них. Так, неурядицы. Маленькие домашние проблемы, которые я решу сам.
   - Ни хрена себе домашние проблемы! - пробормотал Костя, осторожно наблюдавший за происходящим из окна "спортиджа", приподнявшись на руках. - Парню не помешал бы курс лоботомии.
   Он осторожно передвинулся, вслушиваясь в урчащий двигатель джипи-ка, потом начал переползать к сиденью водителя, аккуратно и очень мед-ленно протаскивая тело и неподвижные ноги в проем между креслами, бормоча про себя: "Только не заглохни, мой хороший, только не заглох-ни", - относя слова не только к двигателю, но и к самому себе. Услышав легкую трель телефона на улице он замер, потом пополз дальше.
   Не опуская пистолет, Схимник вытащил из внутреннего кармана теле-фон, коротко сказал в него "да?" и сразу помрачнел, потом заговорил бы-стро и отрывисто:
   - Да. Нет, не знаю. Сему и Чалого я в Ялту отправил, так что позже уже сами подъедут, если не найдут. Нет, в поселке взяли. Вы где? Куда? Да, только пока не видно. Да, может и ошибся. Все, давай!
   Он спрятал телефон, внимательно посмотрел на Славу, потом на Ната-шу, и она тут же отвела глаза, не желая больше видеть то, что уже видела раньше.
   ... темные волки...
   - Сначала дело сделаем, потом пообщаемся, - сказал он отрывисто. - Видишь, Вячеслав, сосенки вон там? Давай-ка, бери-ка за ноги одного из наших общих друзей и волоки - сил у тебя хватит, парень ты немелкий. Помог бы, да при других обстоятельствах, так что извини.
   Слава взглянул на него, на пистолет, на Наташу, потом на Сему и пожал плечами.
   - Отчего же, раз так просят, - пробормотал он, направился к телу, огля-дел его, потом наклонился, схватил Сему за вытянутые руки, напрягся, крякнул и поволок в сторону леса. Схимник подошел к Наташе, взял ее за плечо и повел было за собой, но она, резко дернув плечом, сказала:
   - Я пойду сама, никуда не денусь, только убери, пожалуйста, руку!
   - Понимаю, - Схимник усмехнулся, - грязные конечности убийцы, обаг-ренные кровью. Нет, стой, дальше идти не надо, друг твой и без нас спра-вится и, что примечательно, никуда не денется - верно?
   Они остановились перед бампером "спортиджа", и Наташа, осторожно придерживая правой рукой левую, в которой скрежетала зубами свежая рана, хмуро наблюдала за удаляющимся в темноту Славой и подпрыги-вающими на холмиках и вросших в землю камнях ногами Семы, обутыми в грубые черные ботинки. Она радовалась, что не видит его лица - голова Семы запрокинулась, открыв щетинистый подбородок - и сейчас светло-волосый казался просто большой страшной куклой, которую волокут за ненадобностью на свалку. Слава исчез в темноте среди деревьев, и Наташа отвернулась, глядя вдаль, на уходящую в бесконечность темную ленту шоссе - безнадежно пустынную ленту, потом взглянула на часы - время приближалось к пяти. Только сейчас она осознала, что с того момента, как она подошла к дому Ковальчуков, прошло всего лишь чуть меньше шест-надцати часов. Это казалось невозможным - должно было пройти не меньше нескольких сотен лет.
   - Что потом? - спросила она, избегая смотреть на Схимника.
   - Потом чуток покатаемся. Один человек хочет тебе помочь.
   - Помочь мне? В чем?
   - Ты же сама видишь - с твоими людьми несчастья происходят. Непра-вильно ты что-то делаешь. Но есть человек, который знает. Он сможет научить тебя, как это делать правильно, и ты сможешь работать в полную силу. Вместе с ним ты сможешь по-настоящему помогать людям, и больше никто не умрет.
   - Насчет того, что никто не умрет, он особо подчеркнул?
   - Да, верно.
   - А если я не поеду с тобой? - Наташа подняла голову и встретила сон-ный взгляд Схимника. Он достал сигарету и, помяв ее в пальцах, сказал:
   - Боюсь, это невозможно. Тебе придется поехать - и тебе, и твоему при-ятелю.
   - Как вы убили моих... - она запнулась, - моих знакомых, вот что мне непонятно? Сейчас-то ведь ты можешь сказать - я же все равно никуда не денусь. Я не понимаю.
   - Сказал бы, но не имею к этому отношения. Мое дело - приехать, най-ти, забрать, передать на словах... Я уже сказал: я - человек подневольный. Я знаю одно - в том, что случилось с этими людьми, виновата ты, потому что в чем-то переоценила себя. Но в чем... как - ничего не знаю.
   - Ну, что ж ты так стоишь, Натаха! - прошипел Костя, наблюдая за ними сквозь лобовое стекло. - Он хорошо стоит, а ты плохо! Отойди же в сторо-ну, отойди! Ну, вот, еще один тащится!
   Вернулся Слава, слегка пошатываясь и разминая руки. Он подошел к Чалому, уже переставшему хрипеть, обошел его, внимательно разгляды-вая, потом пробурчал:
   - Слушай, мужик, может с этим-то поможешь? Как мне одному-то тако-го борова тащить?!
   - Ничего, справишься, - отозвался Схимник. - Только прячь получше, учти - мне хорошо - и вам неплохо. И веди себя разумно, не забывай, что тебя здесь ждут.
   Слава пожал плечами, провел тыльной стороной ладони по разбитой губе, ухватил Чалого и с большим усилием поволок его массивное тело к соснам. На полдороги он остановился и крикнул:
   - Слышь, Схимник, может сделаешь одолжение, скажешь, как ты нас вычислил?!
   - Вернешься, скажу, - ответил Схимник и снова повернулся к Наташе. - Ну, так что? Мы больше не юлим, едем спокойно, общаемся спокойно - ты и Вячеслав?
   - А ты...
   - А я не ищу твою мать, как мне было сказано - в придачу.
   Наташа поникла.
   - Ну, что, договорились?
   - Договорились. Ну, а тебе-то это зачем? Слушай, ты ведь знаешь, кто я, верно? Когда я на тебя смотрела, ты знал, к а к я смотрела. Ты знаешь, кто я. Как же так могло получиться, подневольный человек? Кто твой хозяин?!
   Тонкая улыбка едва тронула губы Схимника.
   - Бесполезный разговор.
   - Ты знаешь, кто я.
   - Знать и верить - не одно и то же.
   - Ты начинаешь верить. Иначе почему ты спросил, что я вижу внутри тебя? Ты ведь очень хочешь это узнать, правда?
   Он отступил от нее на шаг, и Костя в "спортидже" в отчаянье проши-пел: "Ну куда же ты?!"
   - Послушай, Схимник, ну ты можешь мне хотя бы сказать, отчего по-гибли эти люди? Может, у тебя есть какие-то догадки? Я уверена, что я здесь не при чем! Как вышло, что люди вдруг покончили с собой ни с того, ни с сего?!
   - Покончили с собой, - протянул Схимник немного задумчиво. - Нет, не знаю. Я бы хотел узнать, что же ты на самом деле из себя представляешь, но это как раз таки не в твоих интересах, верно? Ладно, поговорим уже по дороге, сейчас у нас с тобой разговор не получается. Сейчас вернется твой приятель и поедем, и так кучу времени потеряли!
   - А по чьей вине?! - Наташа попыталась изобразить в голосе язвитель-ность, но получилось плохо. - Слушай, просто вопрос, не по теме, можно? - не дожидаясь ответа, она кивнула в сторону Славы, который тащил труп в сторону леса. - Почему вот так? Это обязательно было нужно вот так? Если ты какой-то там профессионал, почему ты их просто... ну, не... обя-зательно было убивать?
   Схимник посмотрел на нее с искренним любопытством.
   - Ты имеешь в виду, что в данном случае это неразумно? Или тебе жаль пару отморозков, которые бы грохнули твоего друга, с удовольствием тебя бы тут разложили, потом грохнули бы и тебя, а завтра бы даже не вспом-нили об этом? Может тебе и Ганса жаль, и прочих, им подобных?! Какие чувства можно испытывать к гнилым щепкам?!
   - Нет, не жаль, но... видишь ли, просто я знаю цену человеческой жиз-ни, - сказала Наташа устало. - С недавних пор знаю. То, что я вижу внутри людей, огромно, оно значительно - это Вселенная, целая система... и когда все это рушат ради собственного удовольствия или ради выгоды...
   - Ты думаешь, я убиваю ради удовольствия? - спросил Схимник с воз-растающим интересом и неожиданно спрятал пистолет во внутренний карман куртки. - Может, ты вообще знаешь, почему я убиваю? Я-то знаю, а вот ты? Может махнемся информацией, а? Баш на баш?!
   Он снова вернулся на прежнее место и теперь стоял в свете фар "спор-тиджа" - высокий, темный, страшный. Он внушал Наташе безотчетный, животный ужас, и ей казалось, что она еще никогда не видела столь равно-душного и странного человека, а то, что было внутри него...
   ... рвать жизнь на куски, не чувствуя ни вкуса, ни голода...
   Он был бы великолепной натурой!
  Кроме того, Схимник явно был не прочь затеять какую-то свою игру, но игр с нее хватит. Пусть он только приведет ее к тому, кто все это делает, кто, если правы Слава и Костя, виноват в смерти ее клиентов - вот его она убьет с удовольствием. Да, вопреки всем своим принципам, с удовольстви-ем! И даже знает, как!
   - Вот так, вот так, - бормотал Костя, опершись одной рукой о сиденье водителя, - вот так, мужик, стой. А ты, Наташка, отойди, ну, пожалуйста, отойди, что ж ты там торчишь! Забыл ты, мужик, про меня, да? забыл, тебе и в голову не могло прийти, что увечного с собой потащат, ты бы, конечно, не потащил, верно?!
   Его рука наткнулась на Наташин пакет, и от легкого хруста он вздрог-нул, испугавшись, что его услышат снаружи, но когда он глянул в стекло, то увидел, что Наташа и Схимник по прежнему стоят к нему спиной и ус-покоился. Его взгляд упал на рулон ватмана, торчащий из пакета, и он едва сдержался, чтобы не отдернуться назад.
   - Ладно, - резко сказал Схимник, - все! Давай-ка, забирай из машины свое барахло, если оно там есть, и смотри, без глупостей! Вон идет твой приятель!
   Наташа осторожно обошла его и дернула ручку покореженной дверцы, а Схимник остался стоять, следя за ней и за темным силуэтом Славы, кото-рый быстро шел к ним со стороны леса. Не без усилия открыв дверцу, На-таша протянула руку за своим пакетом... и едва не вскрикнула, когда Кос-тя осторожно сжал ее локоть.
   - Тихо! Покажи ему картину, - шепнул он. - Сделай так, чтоб он остался на месте, и покажи ему картину, только сама в сторонку отойди!
   Наташа взяла пакет, захлопнула дверцу и повернулась. Ее пальцы под-рагивали на листе ватмана. Сжав губы, она медленно подошла к Схимни-ку, который застыл в свете фар "спортиджа", спокойно глядя на нее. На-таша обошла его, так что они оба оказались в паре метров прямо перед бампером урчащего джипа.
   - Ты вот говоришь, что не веришь в меня? - произнесла она медленно и потянула из пакета лист. - А хочешь поверить? Хочешь узнать правду?
   - Что это? - настороженно спросил он и шагнул назад, и Слава, подо-шедший почти вплотную к машине, остановился, недоуменно глядя на них и пытаясь понять, что происходит.
   - Как что? Одна из моих картин. За которыми так упорно гонялся твой хозяин. Посмотри сам, ради чего все это затеялось. Или ты боишься? Это ведь всего-навсего кусок бумаги... а что может сделать человеку кусок бумаги?
   - Очень много, - сказал Схимник, и она впервые услышала в его твер-дом голосе легкую неуверенность. - Так что...
   Стоя почти вплотную к нему, Наташа развернула картину, и взгляд Схимника мгновенно метнулся в сторону, но тотчас вернулся к просохшим мазкам туши, словно зацепившись за них, и глаза его широко раскрылись. Он склонил голову набок и, бурно задышав, вдруг резко подался к листу, вытянув руки, со странно голодным выражением лица, и Наташа сунула картину в эти жадно протянутые к ней руки и отскочила к Славе, оставив Схимника в веере бледно-желтого света. Его пальцы вцепились в ватман, и он уставился вглубь картины, плотно сжав губы, и на его скулах заходили желваки, точно он отчаянно боролся с тем, что видел, но уже не мог ото-рваться от него, словно картина была оголенным проводом под напряже-нием, и равнодушно-каменное выражение его широкого лица взорвалось, выпуская наружу изумление, ярость, ненависть, боль... и увидев это, Костя нырнул вниз и изо всех сил нажал рукой на педаль газа. "Спортидж" весе-ло рявкнул и рванулся вперед, врезавшись в стоявшего перед ним челове-ка. Удар не был достаточно сильным для того, чтобы убить, но Схимник упал, выронив картину, и Слава, выйдя из оцепенения, бросился к нему, навалился сверху и изо всех сил ударил головой о землю. Но пальцы Схимника тотчас ожили и вонзились ему в кожу за мочками ушей, и Слава отпустил его и отвалился в сторону, судорожно дергая ртом и закатывая глаза, и теперь уже Схимник навис над ним, оскалив зубы и продолжая да-вить... и тут он дернулся, издав странный горловой звук, дернулся еще раз, и на этот раз Слава сквозь густеющую пелену услышал мягкий звук удара. Пальцы, выжимавшие из него жизнь, ослабли, в лицо ему брызнуло что-то теплое, и тяжелое тело Схимника навалилось на него, придавив к земле. Задыхаясь, Слава с трудом столкнул его с себя и приподнялся на локте, мутно глядя на Наташу, которая стояла рядом, и ее рука с намертво зажа-тым в побелевших пальцах камнем ходила ходуном.
   - Умница, - прохрипел Слава, сел и схватился за голову, пытаясь вы-браться из кроваво-черного тумана. Наташа уронила камень, наклонилась к Славе, и он поднялся, держась за ее плечо.
   - В машину, - пробормотал он. - Хватай картину и бегом в их машину!
   Она не отреагировала, и Слава слегка тряхнул ее, заставив оторвать взгляд от тонкой струйки крови, вытекающей из растрепавшихся волос Схимника.
   - Я убила его, - в ужасе произнесла Наташа и принялась яростно тереть ладонь о свою куртку, чтобы на ней не осталось ни капли чужой крови. - Господи, Славка, я его убила!
   - Вряд ли. Он здоровый! Давай, лапа, давай в машину, быстро, нет вре-мени!
   Она подняла картину и пакет и попятилась к "десятке", глядя, как Слава расстегивает куртку Схимника и шарит во внутренних карманах. Вытащив пистолет и сотовый телефон, он рассовал их по собственным карманам, открыл дверцу джипа и, повозившись немного, выволок из него Костю и потащил по земле, ухватив подмышки, - потащил медленно, шатаясь и кашляя, и, увидев это, Наташа быстро забросила пакет в машину и броси-лась на помощь. Вдвоем они свалили Костю, бормочущего, что он и сам все может, на заднее сиденье, прыгнули в машину сами, и Слава тотчас повалился лбом на руль, заходясь в жесточайшем приступе кашля. Она ис-пуганно схватила его за плечо.
   - Что?!..
   - Нет, нет, - пробормотал Слава, с трудом шевеля распухшими, разби-тыми губами, и поднял голову, - все...
   - Может, я поведу?
   У него вырвался сухой смешок, и он тронул "десятку" с места, выводя ее на дорогу. Подпрыгивая, машина выбралась на асфальт, и тотчас Ната-ша, повернувшаяся взглянуть на Костю, вскрикнула:
   - Машина!
   - Вижу, - сказал он сквозь зубы, - вижу, вижу!
   "Десятка" полетела по шоссе, набирая скорость, то и дело вихляясь, со-сны снова понеслись навстречу, словно корчась в нелепом судорожном танце, и Наташа, вцепившись пальцами в обивку кресла, увидела, как фары ехавшей сзади машины остановились напротив того места, где остался их "спортидж". Возможно, кто-то просто притормозил полюбопытствовать, но она чувствовала, что это не так, и убедилась в этом, когда спустя не-сколько минут фары, уже превратившиеся в два далеких огонька, но еще видные на прямом отрезке дороги, двинулись за ними, но в следующий момент "десятка", взвизгнув шинами, нырнула за поворот, и фары исчез-ли.
   - За нами, - прошептала Наташа и отвернулась. - Слава, это, наверное, те его люди, которые звонили.
   - Да, да, - пробормотал он, вцепившись в руль, - я знаю. Наташка, я тебе одну вещь скажу, а ты слушай внимательно. Если что-нибудь случится - мало ли... в общем, если я, Костя, даже твоя мать... если эти твари добе-рутся до кого-нибудь из нас, а потом предложат тебе встретиться с ними, работать на них в обмен - не соглашайся, поняла?!
   - Что? - растерянно переспросила Наташа. - Но ведь...
   - Не отвечай им, не соглашайся, исчезни, забудь - ясно?! Словно никого и не было!
   - Я не могу так...
   - Сможешь. Это трудно, я понимаю, но ты сможешь! Ни ради кого не соглашайся! Ты не имеешь права! А будешь сомневаться - вспомни жре-цов, вспомни всех своих клиентов, вспомни все, что ты уже увидела, Доро-гу вспомни - тогда сможешь! Я хочу, чтобы ты мне пообещала!
   - Слава!
   - Я тебя прошу... ты должна понять, - Слава быстро взглянул на нее, и, увидев его бледное, застывшее лицо, она закрыла глаза и кивнула, чувст-вуя, что по щекам ползут холодные, бессильные слезы. Ее охватило пред-чувствие чего-то неотвратимого, страшного - гораздо страшнее того, что случилось до сих пор - она понимала, что Слава попросил ее об этом не просто так. Ее пальцы легли на ручку дверцы и сжались на ней - открыть и выпрыгнуть из машины на полном ходу и все, все... и она тут же отдерну-ла руку, сжала провинившиеся пальцы в кулак и накрыла его ладонью. Слава прав - умереть легко, легче всего на свете, но это всего лишь бегст-во, а сбежать она не имеет права - теперь особенно. Право на смерть она потеряла давным-давно, когда сделала первый мазок на холсте Борьки Ко-вальчука. В кармане у Славы пронзительно и зло запищал телефон, он вы-тащил его и бросил Наташе на колени.
   - Выключи и спрячь - пригодится. Картина цела? Проверь.
   - Не надо, - сказал сзади Костя. - Я ни на кого не кидаюсь, значит и кар-тина в порядке. Эх, черт, трон-то мой в джипе остался!
   - Костя, ты прости, что мы так тобой рисковали, - Наташа спрятала умолкнувший телефон и повернулась. - Здорово ты с машиной!..
   Костя махнул рукой и через силу криво усмехнулся.
   - Да завсегда пожалуйста - обращайтесь! Я ведь сам разрешил, чего те-перь-то! Кстати, я согласен со Славкой - это мудро, пойми, Наташ, это правильно.
   - И ты туда же, - прошептала она и откинулась на спинку кресла, неви-дяще глядя на шоссе. Дорога. Снова дорога. Будь прокляты все дороги на свете - заасфальтированные, пыльные грунтовые, травянистые тропы, не-видимые, по которым бродят сердца и чувства, по которым уходят души - будь проклято само это понятие!
   Лес снова начал уходить в стороны, за ним потянулась темная громада гор, и вскоре, с правой стороны, на обочине возле отходящей от шоссе долгожданной грунтовой дороги свет единственной фары "десятки" вы-хватил из темноты косо стоящую старенькую "ауди".
   - Генка! - облегченно сказал Слава и остановил машину так резко, что Наташа чуть не стукнулась о лобовое стекло. - Все, вылезай, быстро, бы-стро! Не успеем!
   Наташа открыла дверцу и, схватив свой пакет, выпрыгнула из машины. Тотчас "ауди" сердито забормотала, вспыхнули фары и из нее выбрался широкоплечий, заспанный хирург, изумленно глядя на прибывших.
   - Славка, какого хрена... - начал было он, но Слава, оббежав "десятку", распахнул заднюю дверь и крикнул.
   - Генка, доставай парня и в машину! Наташка, в машину, бегом, пока их не видно... пока за поворотом! Быстрей, быстрей!
   Римаренко перенес Костю в свою машину, и Наташа, уже садившаяся на переднее сиденье, услышала, как Слава быстро, задыхаясь, говорит ему:
   - Сейчас гони на другую сторону - видишь проем между соснами - туда и за них! Фары выключаешь и сидишь! Как тут тачка проскочит, выжди чуток, а потом дуй по дороге через села и домой, понял?! - он закашлялся и сплюнул. - За Натаху башкой отвечаешь, понял?!! Все, давай!
   Слава повернулся и бросился обратно к "десятке", и Наташа, все поняв, крикнула "Нет!" и выскочила из машины, но Гена, тоже начавший пони-мать, что к чему, успел схватить ее, когда она пробегала мимо, и Наташа с отчаянным криком забилась в его руках.
   - Держи ее! - зло крикнул Слава, садясь в "десятку". - В машину, в ма-шину давайте, мать вашу! В лес!
   - Слава! - визжала она, яростно сопротивляясь и пытаясь вырваться все время, пока Римаренко заталкивал ее в "ауди". - Славка!!! Не надо!
   Громко хлопнула дверца "десятки", и, уже трогая машину с места, Сла-ва хрипло прокричал:
   - Я вернусь! Вернусь!
   И "десятка" умчалась, почти сразу же скрывшись за поворотом. Наташа обмякла на сиденье, содрогаясь в беззвучных сухих рыданиях, почти не почувствовав, как рядом плюхнулся Римаренко, приглушенно матерясь сквозь зубы, как "ауди" выбралась на шоссе, пересекла его и, подпрыгивая и дребезжа, влетела в проем между соснами, повернула, почти вплотную втерлась в узкое пространство между двумя изогнувшимися, словно от бо-ли, старыми деревьями, фары погасли, и в салон плеснулись темнота и ти-шина. Секунд десять спустя мимо по шоссе на большой скорости пролете-ла машина, взвыв, словно жуткий ночной демон-убийца.
   - Успели, - выдохнул Гена, щелкнул зажигалкой и посмотрел на часы. Наташа вздрогнула, словно проснувшись, и схватила его за руку.
   - Поехали! Поехали за ними!
   - Сиди! - резко сказал он и вырвал руку. - Не для того он уехал! Это из-за тебя все, да?!
   Наташа с глухим стоном отшатнулась, точно он ее ударил, и Римаренко, чертыхнувшись, похлопал ее по плечу и сказал уже мягче.
   - Ну, прости, прости, все на нервах. Минуты три выждем и покатим, ла-ды? Вот, скоро уже светать начнет, хоть потеплеет чуток, может... я, пока вас ждал, околел тут.
   - Он вернется, - прошептала она, сцепив пальцы в немой молитве неве-домому богу. - Он сказал, что вернется. Он должен вернуться.
   - Конечно, вернется, - пробурчал Гена, поеживаясь. - Куда денется?! В молодости как-то, в ранней, конечно, помню, и покруче попали - и ничего!
   - Вернется, - почти неслышным эхом отозвался сзади Костя.
   Все оставшееся время Наташа повторяла это себе, как нехитрое, коро-тенькое заклинание: вернется, вернется - пока выжидали, пока тряслись по сельским дорогам, пока снова летели по бесконечному шоссе, пока всхо-дило зимнее солнце, зажигая края сонных облаков, пока мелькали мимо поселки и городишки, пока "ауди" мчалась по холодным симферополь-ским улицам сквозь редкий, почти невидимый снег, пока Римаренко нес Наташу к кровати сквозь испуганные вопросы Екатерины Анатольевны - повторяла все время и во сне, и через череду безмолвных ночей и дней, и чьих-то прикосновений и слов, домашнего тепла, звона посуды на кухне, печально-тревожных взглядов Кости - повторяла: вернется. Слава не мог не вернуться. Он всегда возвращался. И он так сказал, а значит, так и должно быть.
   Но он не вернулся.
  
  IV.
  
   Спустя две недели, поздним вечером, когда Наташа сидела на кровати, замотавшись в одеяло, и хмуро бегала глазами по неровным строчкам На-диного дневника - единственного, что у нее осталось от подруги, пронзи-тельно зазвонил один из телефонов, лежавших на тумбочке. Она повернула голову, уже зная, что это звонит телефон Схимника. Он звонил уже не в первый раз, и не в десятый - кто-то там был очень упрям - звонил и днем, и ночью, но она не отключала его, вслушиваясь в звонки, словно в чьи-то злобные крики, хотя и не ответила ни разу - ждала, пока они не замолкали сами. Но сегодня был другой день, и Наташа ждала этого звонка и протя-нула руку к телефону, слыша, как в другой комнате Костя с лязганьем ка-тается на своем новом кресле, которое помог достать Генка, и вместе с Екатериной Анатольевной собирает вещи. Еще два дня назад Римаренко сообщил Наташе, что нашел для них новую квартиру на втором этаже пя-тиэтажки в другой части города - хорошую, большую квартиру, которую оставил на его присмотр какой-то неожиданно и надолго уехавший даль-ний знакомый, так что и платить за квартиру не придется, только за свет и все такое... Дело в том, пояснил Римаренко, пряча глаза, что приезжают некие его родственники с отцовской стороны на несколько месяцев, и ему понадобится дом. Чем дольше и убедительней он говорил, тем равнодуш-нее смотрела на него Наташа, и в конце концов Гена сердито шарахнул ку-лаком по столу и сказал, что ему-то самому в принципе глубоко наплевать на тех, кто гоняется за Наташей, но его подруга, Оксана, на пятом месяце беременности, и он бы не хотел, чтобы...
   - Я понимаю, не объясняй, - кивнула Наташа, - все правильно. Ты и без того нам здорово помог. А по этой квартире тебя не найдут?
   - Нет. Место хорошее, все рядом. А если тебе что понадобится, ты зна-ешь, где меня искать. Только вначале позвони. Вот, держи, я принес Слав-кины деньги, наверное, тебе надо, - Римаренко тяжело вздохнул. - Конеч-но, если хочешь, я могу их положить в какое-нибудь местечко понадеж-ней...
   Наташа отказалась и забрала деньги. Позже, произведя общий подсчет финансов, она неожиданно обнаружила, что является обладательницей до-вольно крупной суммы. Правда, некоторым из ее недавнего окружения эта сумма показалась бы смехотворной, но для нее это были очень большие деньги, и она решила, что, скорее всего, они могут заинтересовать и еще кое-кого. Днем раньше, она, просматривая записную книжку Нади, кото-рую уже знала почти наизусть, обнаружила нечто, раньше не привлекшее ее внимания и, зная любовь Нади ко всяким секретам, удивилась, что не заметила этого раньше. На нескольких страницах, через одну, в уголке бы-ло написано по букве латинского алфавита, и раньше она думала, что это просто так. Но тут она обратила внимание, что одна из них вовсе не буква, а занятный значок, похожий на тот, что стоял в электронном адресе Лак-тионова, который тот написал когда-то для нее на своей визитке, - @. Это заставило ее задуматься, и она выписала все буквы в одну строчку. Полу-чилось vitias@pochtamt. ru Наташа показала это Косте, и он подвердил, что это действительно очень похоже на российский интернетовский адрес. Vi-tias - по-русски звучало как "Витязь", и Наташа тотчас вспомнила часть письма из Санкт-Петербурга насчет Лактионова и Неволина, которое про-читала еще летом - письмо от некоего Витязя. И одну из множества беспо-рядочных записей в Надиной книжке: "Мой милый друг Витязь, пожалуй, может узнать все что угодно!!!". А рядом с ней - синее чернильное сердечко. "Мой милый друг" - так Надя называла только Славу или саму Наташу, и это значило, что питерский Витязь был человеком очень близким. И, ско-рее всего, надежным. Возможно, она сумеет зацепить этого Витязя деньга-ми или информацией о Наде, а, может, и тем, и другим. Поэтому к тому моменту, когда зазвонил телефон, в ее голове уже зрело решение - еще не достаточно оформившееся, но уже приобретавшее некие достаточно твер-дые очертания.
   Ответивший ей голос был совершенно незнакомым, и вначале звонив-ший слегка растерялся - видно уже и не надеялся, что она снимет трубку. Потом вежливо спросил:
   - Наталья Петровна Чистова? Я не ошибся?
   - Не ошиблись, - ответила Наташа и замолчала, предоставляя человеку вести разговор самому.
   - Рад, что вы в дoбром здравии.
   - Не могу сказать вам того же.
   - Ну, милая барышня, давайте не будем начинать беседу с оскорблений, - в голосе быстро появилась уверенность, а с ней - и деловитость. - Вы, конечно, догадываетесь, по какому поводу я звоню?
   - Нет.
   - Нет?! Хм-м... ну... А, ну, наверное, вы еще не в курсе. Так получи-лось, что один ваш знакомый... насколько мне известно, очень близкий ваш знакомый был вынужден воспользоваться нашим гостеприимством. С беднягой не все ладно - он попал в серьезную аварию, так что в ближай-шую неделю поговорить с ним пока никак невозможно, но увидеть его вы могли бы самое меньшее через два дня, если...
   - Если я тоже соглашусь воспользоваться вашим гостеприимством, - пе-ребила его Наташа, сжимая дрожащие пальцы свободной руки в кулак. - Об этом не может быть и речи, пока я не поговорю с ним!
   - Я понимаю, вы сомневаетесь в моей искренности, но уверяю вас - он жив и скоро поправится. Разумеется, я не буду на вас давить - если обще-ние с ним - ваше условие, то я могу перезвонить, как только он будет в со-стоянии разговаривать. Но вы могли бы просто его увидеть и убедиться, что мы...
   - Я подумаю, - сказала Наташа, - но учтите сразу - если с ним что-нибудь случится, вам ничего не светит - ясно?! Даже если вы меня найде-те, работать я не буду! И, кстати, если еще кто-нибудь из моих клиентов вздумает сигануть из окна или утопиться - тем более! Так и передайте той суке, которая все это устроила!
   - Честно говоря, я не совсем... - говоривший слегка опешил. - Впрочем, я надеюсь, позже мы еще поговорим и, надеюсь, успешней. Вы думайте и мы подумаем. Только не затягивайте с размышлениями - время не вода, понимаете меня? Время лучше употреблять на пользу ближним.
   - Имя у вас есть, ближний?! - грубо спросила она, не желая подстраи-ваться под предложенный вежливый, почти изысканный тон.
   - Ну разумеется, - человек почему-то обрадовался. - Называйте меня Николай Сергеевич.
   - Надеюсь, вы, Николай Сергеевич, хорошо все поняли?! Мой близкий знакомый - ваш билет на мою экспозицию, ясно? Передайте! И еще во-прос, - Наташа запнулась, думая, стоит ли спрашивать? Вопрос был глу-пым. И все же ей хотелось знать, висит ли на ее совести еще одна жизнь, пусть и настолько поганая. Убить кого-то - не через картины, а напрямую, своими руками, запачкав их в крови... - Скажите, Схимник жив?
   Некоторое время в трубке удивленно молчали, потом Николай Сергее-вич сказал:
   - Не понимаю вас. Я не знаю никакого Схимника.
   - Довольно странно - вы ведь звоните на его телефон.
   - Ну, телефон - не человек, кому дадут, у того и будет. Нет, не знаю.
   Прежде, чем он успел еще что-то сказать, Наташа нажала на кнопку, ос-торожно положила телефон на тумбочку и легла, закрыв лицо руками.
   - Зачем ты ответила? - укоризненно спросил Костя, и она вздрогнула. Увлеченная разговором, она не слышала, как Лешко въехал в комнату. - Ведь ты пообещала Славке не встречаться с ними. Я понимаю, как это сложно, но ты должна перетерпеть. Я вон сижу здесь, не могу в поселок съездить узнать... мать чужие люди хоронили... а я здесь! - он сверкнул глазами и его пальцы стиснули подлокотники кресла. - И не потому, что шибко боюсь, не для того, чтоб отсидеться, а чтоб за меня не зацепились и на тебя не вышли, ясно?! Елки, я представляю, что там сейчас творится. Нас с тобой, может уже и в официальный розыск объявили.
   - Я не собираюсь с ними встречаться, - пробормотала Наташа сквозь ла-дони, - я хотела убедиться, что он у них и что он жив.
   - Но ведь они даже не дали тебе с ним поговорить! Послушай, если да-же он жив...
   - Он жив, я знаю! Слава у них и он жив. Я бы поняла, если бы... если бы его уже не было, но он жив, я чувствую. И, раз он у них, они не убьют его, пока не найдут меня. А они будут искать, можешь быть спокоен. Не-ужели ты думаешь, что эти... люди так просто откажутся?! От такого не отказываются! Ты же сам говорил... как это... воробья в поле загонят?
   - Наверное, и блоху загонят, если понадобится, - Костя сложил руки на коленях и вздохнул. - И что ты собираешься делать?
   - Точно не знаю. Но отсюда я уеду, как только переберемся на новую квартиру. Я уже попросила Генку, чтобы он нашел кого-нибудь вам в по-мощь. Думаю, рано или поздно они меня найдут, и я не хочу, чтобы ты и мама были бы рядом, когда это случится. Я поеду в Киев.
   - К Тарасенко? - быстро спросил Костя. В комнату неторопливо, по-утиному переваливаясь, зашел дородный кот тети Лины, очень похожий на кота из мультика о блудном попугае, остановился возле Костиного кресла и начал тереться ухом о колесо с таким видом, будто делал Косте вели-чайшее одолжение. - Будешь окучивать Тарасенко? Думаешь, они оттуда?
   - Ну, во-первых, из всех "жрецов" остались только он да Светка...
   - Ты так уверена?
   Наташа убрала ладони с лица и приподнялась.
   - А что?
   - А то! Своими глазами ты видела только Ковальчуков и Измайловых, а про остальных-то тебе просто по телефону сказали. Ты их мертвыми не видела, никакого подтверждения у тебя пока нет. Я бы не стал особо дове-рять тому, что сказали. Может, на каком-то из тех телефонов сидел свой человечек и сказал тебе, что надо, а на самом деле кто-то из этих мертве-цов жив-здоров, сидит себе перед телевизором или елку наряжает... да звоночка поджидает от Николая Сергеевича! А может, и не один! Может, они все живы! Нет, пока не проверишь, ты своих клиентов не закапывай - рассчитывай и на них... разве что вот с этой... как ты говорила... Огаро-вой сомнительно. А вот Шестаков и Долгушин - их надо проверять. Но вот как - не знаю.
   - И все-таки я начну с Тарасенко, - сказала Наташа, села, снова взяла с тумбочки телефон и, нажав кнопку, взглянула на дисплей и аккуратно пе-реписала высветившийся номер. - Кроме того, мне еще нужно кое-кому письмо отправить. Во всяком случае, здесь я сидеть не буду. Скажи, Костя, у тебя все еще осталось... ну, помнишь, ты говорил мне когда-то, что раньше терпеть не мог готовить, а сейчас...
   Он кивнул, глядя на нее с любопытством.
   - Ты хочешь проверить еще и это? А если я ошибаюсь?
   - Дай бог.
   - Когда же ты поедешь?
   - Ну... получается в начале января.
   - И все-таки, я считаю, что ехать тебе не следует. Возможно, они тебя и на адресах ждут. Если тебя сцапают...
   - Не беспокойся - я найду способ, чтобы они не получили от меня ни одной картины, - произнесла Наташа с кривой усмешкой. Кресло Кости резко дернулось вперед, и толстый кот, возмущенно мяукнув, отскочил с неожиданной прытью.
   - Черт, да при чем здесь картины?! - зло рявкнул Лешко. - Ты думаешь, Славка, когда просил тебя не высовываться, только о картинах твоих ду-мал?! Если ты так считаешь, то ты просто дура! Я за тебя боюсь, за тебя саму, ясно?! Ты даже не представляешь себе, что они могут с тобой сде-лать! Ты видела этих отморозков?! Тройка жмуров - маленькие домашние проблемы!..
   Ошеломленная такой внезапной вспышкой ярости, Наташа опустила го-лову, уставившись в раскрытую на коленях записную книжку. Костя вздохнул и махнул рукой.
   - Ладно. Отговаривать тебя, я так понимаю, бесполезно. Что ж езжай. Да я бы и сам поехал на твоем месте, наверное, если честно. Только не лезь на рожон и к Тарасенко вот так вот запросто не суйся. А будет звонить этот Сергеич - тяни время, пока не узнаешь что-то определенное, - Костя помолчал, потом взглянул в бархатистую зимнюю тьму за стеклом в об-рамлении темно-желтых занавесей. - Между прочим, через три дня Новый Год. И новое тысячелетие, кстати. Время-то нас совсем не ждет. Может, какую-нибудь веточку нарядим, пару песенок споем, а? Все-таки празд-ник... Давай, хоть твоих порадуем, я чего-нибудь приготовлю... - он ус-мехнулся и подъехал поближе. - Жизнь-то идет. Будем все время киснуть, так плесенью покроемся, а к чему Славке плесень? Плесень ему никак не поможет. А они, козлы, между прочим, только этого и ждут, это им на ру-ку.
   Наташа тоже посмотрела в окно. Погода за стеклом была отнюдь не но-вогодней, но в последнее время Новый Год в Крыму почти всегда был бес-снежным, чудным, часто даже с дождем, настоящая снежная зима прихо-дила позже, где-то в середине января и то - не приходила, а скорее забега-ла мимоходом - на дней пять-шесть несколько раз, а в промежутках снова воскресала осень с холодным сырым ветром и съедала недолговечный снег тоскливой моросью. Поэтому настроение празднику создавал не соответ-ствующий сказочный белый пейзаж, а исключительно сами отмечающие.
   - Что ж, - сказала она задумчиво, - наверное, ты прав. Новый Год, так Новый Год.
   Они и вправду отметили Новый Год - вчетвером. Наташа принесла ма-ленькую пушистую, словно игрушечную, сосенку, сразу же властно на-полнившую дом знакомым праздничным запахом хвои, и пучок блестяще-го дождика. Костя, приводя в изумление Екатерину Анатольевну, ловко перемещался по кухне, занимаясь готовкой, и вскоре к хвойному запаху, уже прочно установившемуся в комнатах, приплелся восхитительный аро-мат запеченных в майонезе со специями куриных окорочков и вареной картошки и остро-свежий запах традиционного винегрета и салата из зим-них ярко-желтых яблок. Поздно вечером, уже по густой темноте, к ним не-надолго забежал Римаренко, большой, праздничный и немного смущен-ный, и поздравил бутылкой красного крымского портвейна и большой копченой скумбрией, и, узнав, что никаких новостей о Славе так и нет, помрачнел и умчался в свой "Онтарио", где его уже ждала Оксана.
   Московские двенадцать часов встретили шампанским, до украинского Нового Года Екатерина Анатольевна, тетя Лина и трехцветный кот, объ-евшийся до тошноты куриными остатками и рыбьей кожей, не дотянули и ушли спать. Костя с Наташей сидели почти до утра - смотрели телевизор, пили, наполняли комнату сигаретным дымом, обсуждали предстоящую по-ездку в Киев и нестройно распевали песни, преимущественно военные. А утром, когда Наташа с шумящей от сигарет и алкоголя головой залезла, наконец, под одеяло, ей приснилось огромное теплое звездное море, лю-бимые глаза, в которых серебрились лунные отсветы, бесконечная ночь и ощущаемая, как наяву, пьянящая близость разгоряченного тела, и про-снувшись, она долго лежала, глядя внутрь себя, переживая сон снова и снова, до мельчайших деталей, и подогревая в себе ненависть к тем, кто забрал у нее все, оставив только сны. Ненависть давала силу ничуть не меньшую, чем любовь, и она поняла, что Костя был прав, предложив встречать Новый Год - праздник взбодрил не хуже холодного душа поут-ру. И когда спустя неделю она ступила на перрон киевского вокзала, от "плесени" не осталось и следа. В спортивной сумке среди вещей лежали принадлежности для рисования, бумага и несколько пластин оргалита, и она теперь точно знала, что с ними делать.
   Киев удивил ее не меньше, чем когда-то курорт на Южном берегу Кры-ма. До этого Наташа никогда не бывала в больших городах, видела их только по телевизору, и Киев представлялся ей чем-то огромным, оглуши-тельным и крикливым, где-то даже страшным, наполненным людьми, го-ворящими на языке, который она не понимала. Киев действительно оказал-ся очень большим; она с интересом смотрела на высоченные дома, рядом с которыми самые внушительные девятиэтажки ее города казались хилыми карликами, на просторные площади, длинные улицы, лестницы и массив-ные уличные фонари, пруды и фонтаны; она впервые в жизни увидела метро и настоящую большую реку. Стекло, бетон, металл... Повсюду стройки, реконструкции, переделки - Киев спешно подгонялся под евро-пейские столичные стандарты и, судя по всему, в это вкладывались огром-ные деньги - кто-то из ее знакомых говорил, что именно поэтому в Украи-не такие мизерные пенсии. Но Киев не был шумным, шума в нем было не больше, чем в ее родном городе, он показался Наташе бормочущим, даже каким-то сонным, людей в нем было много, но они не носились по улицам, как она ожидала, а просто шли себе, и даже машины ездили так же, как и дома, без непрерывного рева моторов и гудков, просто их было больше, и, закрыв глаза, она могла бы без труда представить, что никуда из своего го-рода и не уезжала. К своему удивлению, от киевлян Наташа слышала большей частью русскую речь. Потом она вспомнила, как Надя, съездив в украинскую столицу в 1999 году, иронично заметила, что киевские отцы так носятся со своей маниакальной идеей полной украинизации Крыма, а в Москве на Киевском вокзале украинской речи куда как больше, чем во всем Киеве.
   Она не стала сразу же мчаться в Русановку, где жил Тарасенко, решив для начала немного освоиться в городе, чтобы вести себя более менее ес-тественно и не шарахаться от каждого угла. Сняв комнату в Проещино у дальнего родственника - настолько дальнего, что мать, продиктовав ей ад-рес и имя, не смогла вспомнить фамилию, и немного отдохнув, Наташа от-правилась в город. Родственник семидесяти двух лет, обрадованный не столько визитом родной крови, сколько прибавкой к мизерной пенсии, от-дал ей вторые ключи от квартиры, нарисовал на бумажке план, как доб-раться до нужных ей мест, в котором не разобрался бы и опытный кладо-искатель, и посоветовал не гулять допоздна. В свою очередь Наташа посо-ветовала ему не распространяться во дворе насчет ее приезда.
   Надя рассказывала ей о Киеве, как о зеленом городе - городе в парке, но Надя была там весной, сейчас же на Наташу парки не произвели особого впечатления - просто много больших пространств с голыми деревьями, кустами и клумбами. Она побывала на Владимирской горке, о которой столько слышала, поглядела на самого Владимира, с грозным видом вон-зающим огромный крест в низкое зимнее небо, на знаменитую гоголев-скую реку, окутанную легкой дымкой, на Подол, на леса Пущи-Водицы. Ее изумило обилие церквей, ее изумили соборы - никогда ей еще не доводи-лось видеть таких огромных домов бога - и Наташа долго стояла и рядом с тринадцатиглавой, громоздящейся вширь Софией, и рядом с величествен-ным Владимиром, так и не решившись зайти, смотрела на снующих лю-дей, кажущихся маленькими и незначительными, хотя именно человече-скими руками было создано то, что теперь наводило на мысль о величии и могуществе бога. Люди входили и выходили из огромных дверей, оставляя в соборе свои грехи, просьбы, большей частью нехитрые, - и Наташа бук-вально видела, как большинство из них просто ставят свечечку и тщатель-но обмахиваются крестными знамениями, выходя с твердым чувством ис-полненного долга. Глядя ввысь, она попыталась найти в себе что-то похо-жее на веру, хоть немного, но не нашла - если она и была, то после того, что случилось на дороге, после того, что случилось с Измайловыми и Ко-вальчуками, после того, как она встретила людей, для которых убить - од-на из самых простых вещей на свете - не осталось ничего. Боги просну-лись, чтобы наказать только ее, а потом уснули снова, предоставив людям самим разбираться друг с другом, - у них были храмы и было с них до-вольно.
   Отходя от Владимирского собора, Наташа хмуро подумала, что стала законченным циником. Может, цинизм и облегчал жизнь, упрощая ее, но ничего хорошего в этом не было. Она остановилась и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на собор и... едва не столкнулась нос к носу с Тарасенко - он шел от собора в ее направлении, опустив голову и глядя себе под но-ги. На его запястье болталась барсетка. Наташа отвернулась и как бы невз-начай шмыгнула за толстый ствол дерева, удачно оказавшегося рядом. Та-расенко прошел мимо, не заметив ее. Подождав, пока он не отойдет доста-точно далеко, она последовала за ним, размышляя над тем, что Алексей мог делать в соборе - насколько она его помнила, набожностью он не от-личался. Благодарил Господа за удачно вырезанный аппендицит? Потом она вспомнила, что подруга Алексея говорила о предстоящем венчании - может, потому он и был здесь?
   Вслед за Тарасенко она дошла до бульвара, потом спустилась к дороге, где тут же резко повернулась спиной, делая вид, что рассматривает витри-ну книжного магазина, потому что Тарасенко остановился возле блестяще-го серого "пассата" и, сняв перчатку, начал ногтем соскребать что-то с ло-бового стекла. Потом он обошел машину, открыл переднюю дверцу и сел. Она продолжала наблюдать за ним, глядя в витрину. Сзади он вряд ли смог бы ее узнать - волосы с проседью, которые Наташа так почему-то и не ре-шилась снова покрасить, были надежно запрятаны под серую шапку, курт-ка и брюки самые обычные, какие носят сотни женщин с достатком, силь-но не дотягивающим до среднего.
   Подождав, пока "пассат" не тронется с места, Наташа подбежала к обо-чине и, минут десять безрезультатно махая рукой, все же остановила ма-шину. Сев, она назвала водителю адрес Тарасенко. Отслеживать своего старого клиента она пока не собиралась - ей хотелось проверить верно ли Костино предупреждение.
   По ее просьбе водитель остановил машину почти за квартал до нужного дома, и остальное расстояние Наташа прошла пешком, спрашивая дорогу у случайных прохожих. Она торопилась - уже начинало смеркаться. Нуж-ный ей дом стоял буквой "п", охватывая большой двор, засаженный по центру молодыми каштанами. Несмотря на холод, во дворе было довольно людно - женщины с колясками, дети, группка пожилых мужчин, яростно о чем-то спорящих. На площадке стояло несколько машин. Не заходя во двор, Наташа села на скамейку неподалеку, за кустами, с которой двор хо-рошо просматривался, и принялась наблюдать. Вскоре приехал тарасен-ковский "пассат", остановился на площадке, въехав правыми колесами на бордюр, и из него выбрались сам Тарасенко и высокая светловолосая мо-лодая женщина с портфельчиком и пухлой прозрачной папкой. Наташа по-думала, что это, наверное, и есть Мила, его невеста, с которой она уже не раз говорила по телефону. Закрыв машину, Алексей и Мила направились к подъезду. Судя по их резким голосам, долетавшим до Наташи, они ссори-лись и ссорились серьезно. Алексей размахивал руками, что-то доказывая, Мила отвечала ему с возмущением и злостью, держась от него на подчерк-нутой дистанции "я-тебя-не-знаю", и что-то они не очень походили на лю-дей, собирающихся вот-вот обвенчаться. Когда они скрылись в подъезде, Наташа долго смотрела им вслед, пытаясь понять, изменилось ли что-то в Алексее или нет. Потом она встряхнула головой и стала наблюдать за дво-ром.
   Наташа просидела на скамейке до тех пор, пока окончательно не стем-нело, тщательно запоминая всех, кто сидел во дворе, бродил по нему, ос-танавливался с кем-то поговорить - тех, кто так или иначе в нем задержи-вался. Она переписала номера машин, стоявших на площадке, у подъездов и у бордюра ближе к соседнему дому. Четыре из них вскоре уехали, ос-тальные постепенно растворились в густеющей темноте, и вместе с ними серый "пассат", судя по всему, ночующий прямо на площадке, без гаража. Только тогда она ушла, еле передвигая замерзшие ноги, и, добравшись до дома, почти час оттаивала в горячей ванне, простуженным шепотом про-клиная завтрашний день, который ей снова предстояло провести в наблю-дении за тарасенковским двором.
   Наташа высмотрела их на третий день, а на четвертый окончательно убедилась, что это именно те, кого она искала. Торопиться ей пока было некуда - воспользовавшись услугами одного из местных "Интернет-кафе", она отправила письмо Витязю, которое составляла всю ночь, изведя почти целую тетрадь. Крайней датой она поставила десятое февраля, и теперь ос-тавалось только ждать и надеяться, что Витязь ответит. И Наташа продол-жала сидеть на своей скамейке за переплетенными и довольно густыми, хоть и голыми кустами сирени - уже с термосом горячего кофе и рисо-вальными принадлежностями - на всякий случай. Несмотря на холод, на-блюдать за жизнью двора было очень интересно - люди приходили, ухо-дили, гуляли с детьми, ссорились, сплетничали, иногда до нее долетали обрывки разговоров. Двор оказался хорошим индикатором - она успела понять, что Тарасенко, к которому раньше здесь относились в принципе с симпатией, теперь во дворе не любили и сторонились, даже побаивались. Несколько раз Наташа видела, как Тарасенко, проходя через двор, оста-навливался возле кого-нибудь из соседей и делал замечания по поводу их одежды, поведения или каких-нибудь особенностей характера. Она слы-шала далеко не все, но каждый раз до нее долетали призывы Алексея обра-титься к богу, обрести его в своей душе и тому подобное, а также цитаты из обоих Заветов. При этом лицо его становилось странно пустым, что со-вершенно не сочеталось с пафосом проповедей, и он делал рукой странный жест, которого у него прежде не было - словно выщипывал из воздуха ка-кие-то невидимые клочочки. Наташа смотрела на своего клиента с тоской и страхом - она забрала у Тарасенко излишнюю откровенность, изрядно портившую ему жизнь, но теперь он быстро и уверенно превращался в ре-лигиозного фанатика. Значит, вот они, последствия, о которых говорили и Слава, и Костя?
   Религиозность...
   Сметанчик с тысячами слов на губах...
   Не знаю, почему, но море... я к нему теперь и близко не могу подойти...
   Я ведь никогда не любил готовить, терпеть не мог...
   Что случилось с моим сыном?! Почему он стал таким?!
   Так или иначе, этот Алексей Тарасенко был ей незнаком. И поняв это, Наташа почувствовала страх - тяжелый, серый, постыдный и какой-то га-денький страх, смешанный с чувством вины, и она тут же отчаянно начала его от себя отталкивать, комкать, пытаться уничтожить. В конце концов, в чем она была виновата? Только в том, что что-то убрала и что-то - воз-можно, заметьте, только возможно! - вылезло наверх. Но это что-то она не создавала - оно было изначально, оно принадлежало Тарасенко, это была часть его и только его, как рука или сердце,. Она здесь не при чем. Но страх оставался, и оставалась вина, только теперь еще появилось отвраще-ние к самой себе. Тогда Наташа попыталась вообще об этом не думать, полностью переключившись на тех, кто присматривал за домом Тарасенко, ожидая ее.
   Они обычно ставили свою светло-голубую "пятерку в левом дальнем углу площадки - так, что им хорошо были видны весь двор и въезд. Окон-чательно поняв, что это именно они, Наташа порадовалась, что с первого же раза не стала заходить во двор, а прошмыгнула кустами и выбрала ска-мейку, с того места, где стояла "пятерка", не видимую. "Пятерка" наблю-дала за Тарасенко не то чтобы плохо, но как-то неровно - то приезжала и уезжала вместе с "пассатом", то продолжала стоять во дворе, не обращая внимания на отсутствие Тарасенко, но в любом случае каждую ночь она проводила возле дома, и, как только разливалась темнота и двор пустел, "пятерка" снималась со своего места и вплотную подъезжала к подъезду Тарасенко, чуть ли не утыкаясь своим передним бампером в задний бампер "пассата", и стояла там до утра. И ни разу те, кто в ней сидели, не выходи-ли, чтобы зайти в дом. Поочередно они покидали машину, чтобы сбегать за сигаретами, за едой, за выпивкой или чем-нибудь горячим, просто по нужде, но в дом они не зашли ни разу. Их было двое - один Наташиного возраста, коренастый и курносый, другому было лет за сорок, и на лице его навечно застыло такое выражение, будто он постоянно испытывал жесто-кие приступы тошноты.
   Не раз Наташа пыталась заглянуть им внутрь, но оба наблюдателя каж-дый раз проходили слишком далеко и слишком быстро - она успевала увидеть только лишь что-то серое, размытое, похожее на липкую, воню-чую грязь. Так или иначе, она была уверена, что оба наблюдателя подой-дут для картин, уверена, что они - всего лишь часть того отвратительного и злого многоликого существа, которое по-змеиному вползло в ее жизнь и теперь, словно удав, потихоньку заглатывает ее - часть за частью, день за днем,- и оно сожрет все, даже когда Наташа придет к нему на поклон, и ничего не вернет. Она не должна его жалеть. А о Схимнике спрашивала только лишь потому, что до сих пор помнила удар и тепло брызнувшей на пальцы чужой крови и
   темный волк
   заглянуть бы еще раз...ледяные глаза... как страшная книжка, прочи-тав страницу которой, хочется дочитать ее до конца...
  не хотела осознавать себя убийцей сразу в двух реальностях. Настоящий, физический мир не для нее - она собиралась действовать через другой, уже более привычный мир эмоций и внутренних качеств.
   Но для того, чтобы нарисовать кого-то из наблюдателей, нужно было заглянуть им в глаза. А как это сделать? Как в течение часа смотреть кому-нибудь из них в глаза - так, чтобы видеть их, но чтобы при этом они не ви-дели ее? Ответ пришел сам собой, когда Наташа увидела, как с наступле-нием ночи "пятерка" исправно пристраивается в хвост "пассату". У "пя-терки" было прозрачное лобовое стекло, тогда как заднее стекло "пассата" было тонированным, непрозрачным снаружи. Все это навело ее на мысль, что машина Тарасенко могла бы стать для нее идеальной "студией", если вести себя достаточно осторожно. Но как в нее попасть?
   Спустя неделю ответа от Витязя все еще не было, впрочем, она и не рассчитывала получить его так быстро. Она позвонила Косте, которому ос-тавила свой сотовый, и узнала, что все в порядке. Телефон Схимника мол-чал, и Наташа начала беспокоиться. Впрочем, постоянное наличие "пятер-ки" говорило о том, что интерес к ней не утрачен. В субботу она приехала к дому Тарасенко в обычное время и стала дожидаться, пока кто-нибудь из обитателей тарасенковской квартиры появится на улице. Если в будний день Мила рано утром отправлялась к себе в университет, а Тарасенко - в свой мебельный магазин, то об их жизни в выходные дни Наташа ничего не знала. "Пассат" стоял на своем месте, "пятерка" уже скромно отползла к углу площадки, ближе к мусорным бакам, на асфальте гукотали толстые сонные голуби, и Наташа, поджав ноги, закурила и уже потянула из сумки термос, чтобы выпить немного кофе, когда дверь тарасенковского подъез-да отворилась, и вышла Мила в коротком серебристом пальто, щедро от-крывавшем для обзора ее великолепные ноги. Она огляделась, поправила берет и направилась к "пассату", а потом, к удивлению Наташи, открыла дверцу водителя, села и спустя несколько секунд машина тронулась с мес-та и медленно выехала со двора. "Пятерка" осталась стоять, и Наташа вскочила, уронив сигарету, и, бросив взгляд на серые тарасенковские окна, быстро пошла к дороге. Одно мгновение ей казалось, что сзади вот-вот за-урчит двигатель "пятерки", но этого не произошло. Повернув за угол, На-таша увидела, как "пассат" спускается к трассе, и побежала следом уже не таясь - даже если Мила и увидит ее, то никак не сможет узнать - они были знакомы только по телефону. Выскочив на обочину, Наташа отчаянно за-махала рукой проезжавшим машинам, глядя, как быстро удаляется "пас-сат" - еще немного, и она потеряет его из виду, а там - пойди найди. А ей нужно перехватить машину, пока за рулем Мила, а не ее жених.
   Наташе все-таки повезло - вскоре рядом остановился "москвич" на редкость отвратительного оранжевого цвета. Водитель на просьбу нена-вязчиво ехать за "пассатом" отреагировал с удовольствием любителя де-тективов. "Москвич" умело и прочно вцепился в "пассат" и повел его по киевским улицам, вдоль цепочек электрических шаров и голых каштанов, усаженных хмурыми, замерзшими воронами.
   Минут через пятнадцать "пассат" притормозил возле большого сквера и дал несколько нетерпеливых гудков, пытаясь привлечь чье-то внимание. "Москвич" аккуратно притулился у обочины неподалеку, и Наташа вылез-ла, расплатившись с водителем, иронично пожелавшим ей "счастья в се-мейной жизни". Она торопливо пошла к "пассату", еще не зная, что будет говорить Миле. А говорить следовало осторожно - хоть за Тарасенко и следили, это еще не значило, что он вне подозрений.
   Наташа уже была возле машины, когда она снова резко и отрывисто просигналила, потом дверца открылась, и Мила, встав, сердито прокрича-ла, глядя в сторону сквера, где возле одной из скамеек стояла кучка ожив-ленно разговаривающей молодежи:
   - Татьяна!!! Тань!!! Головко!!! Да елки-палки!.. - она зло хлопнула дверцей и почти побежала вглубь сквера. Длинные прямые волосы вздра-гивали на ее плечах и спине в такт движению.
   Наташа быстро и воровато огляделась. Представился шанс и размыш-лять было некогда. Она нажала ручку, ручка подалась, и Наташа, взглянув в спину быстро удалявшейся Милы, юркнула внутрь, осторожно прикрыв за собой дверцу. Осмотревшись, она протиснулась в проем между кресла-ми на заднее сидение, потом глянула в окно и увидела, что Мила уже идет обратно вместе с худенькой, коротко стриженой и очень похожей на нее девушкой. Наташа запаниковала, закрутила головой. Куда спрятаться? В кино в таких ситуациях на задних сидениях обязательно оказывались сва-лены какие-то тряпки, чехлы, одеяла, но сиденье было пустым. Абсолютно пустым. Рассчитывать, что если она забьется за одно из передних кресел и ее просто не заметят, сложно - все-таки, она не такая уж маленькая. Ее пальцы судорожно дернули красивую, ворсистую ярко-синюю обивку, и неожиданно она поддалась, съехав немного в сторону, - это была не обив-ка, а только большое покрывало. Наташа быстро стащила покрывало, бро-сила сумку на сидение, съежилась за креслом водителя, стоя на коленях и кое-как уместив ноги между сиденьем и спинкой, легла на сиденье лицом вниз и набросила на себя покрывало. Секундой позже хлопнули обе двер-цы, "пассат" вздрогнул и двинулся вперед, и, услышав голоса, Наташа сжалась еще сильнее.
   - В следующий раз я за тобой не побегу! Договорились же, нет, она сто-ит и...
   - Да ладно, уже с сокурсниками нельзя потрепаться! Я все равно уже собиралась уходить. Куда едем-то? В наш старый?
   - Да, только часа на два, не больше. Мне надо Лешу будет забрать, он в свою церковь пошел опять...
   Наташа, старавшаяся дышать потише, услышала смешок.
   - Господи, в церковь! Милка, да у твоего драгоценного Леши совсем крыша съехала! Чего ты его не кинешь?! Из-за финансов? Брось ты, плюнь, найди себе другого! Выглядишь ты шикарно, высший сорт и одета прекрасно! Давай я тебя познакомлю?! У Сережки дядя есть, так у него...
   - Много ты понимаешь, плюнь... - устало сказала Мила. - Это тебе лег-ко говорить: плюнь! А вот проживешь еще лет восемь... Я уже не в том возрасте, чтобы все сначала начинать, выстраивать... Леша у меня уже давно, я к нему привыкла во всех отношениях, у нас все налажено, наката-но и рвать все это... заново к кому-то привыкать, изучать, подстраиваться - нет, я этого не хочу.
   - Мила, но он же псих! Ему лечиться надо! Он же на религии совсем двинулся! Нет, ну нормально - с родной сестрой запрещает встречаться! Нет, ты помнишь, как он меня обозвал?! Шлюхой Сатаны! И после этого ты еще продолжаешь с ним жить!
   - Раньше он таким не был - ну ты же сама помнишь его! Это после Крыма он стал таким - вначале все было нормально, а потом... буквально за две недели. Единственное, что случилось хорошего, так это то, что он наконец-то предложил мне выйти за него - после шести лет совместной жизни. А, каково?! Даже не просто расписаться - обвенчаться!
   Покрывало было очень пыльным, и в носу у Наташи защекотало. Она сморщилась, чтобы не чихнуть, слушая как Татьяна с жадным любопытст-вом спрашивает сестру:
   - Мил, а вы что теперь правда друг с другом ни-ни из-за того, что не-венчанные? Неужели он уже настолько...
   - Не твое дело! - резко ответила Мила, и "пассат" слегка дернулся. Татьяна снисходительно фыркнула.
   - Гос-с-споди, Милка, да бросай ты его - жизнь себе сломаешь и только! Я еще понимаю, был бы мужик выдающийся, а то - обычное славянское чмо! Все у него теперь наизнанку, у твоего драгоценного Леши! Вон, смотри, даже покрывало его теперь не устраивает - видишь, содрал! На-верное, цвет не катит под его нынешние моральные устои! Еще удиви-тельно, что он тебе машину дает до сих пор!
   Наташа застыла под покрывалом, молясь, чтобы Мила не вспомнила, что несколько минут назад покрывало было аккуратно постелено, а не ва-лялось бесформенной грудой. В носу щекотало все сильней и сильней, но она боялась даже вздохнуть - не то, что пошевелиться. Сейчас Мила оста-новит машину, сдернет покрывало и...
   - Да, действительно, а я и не заметила, - произнесла Мила недовольно. - И когда успел?! Эта обивка - сплошное уродство! Все, приехали!
   "Пассат" подпрыгнул на выбоине, притормозил, дверцы хлопнули одна за другой, послышался легкий скрежет ключа в замке и все стихло. Подо-ждав несколько секунд, Наташа выбралась из-под покрывала и, взглянув в окно, успела увидеть, как Мила и ее сестра скрываются за черной стрель-чатой дверью бара. Тогда она села и начала растирать затекшие ноги и по-ясницу, раздумывая над услышанным.
   Сестры вернулись через полтора часа. За это время Наташа успела слег-ка задремать и юркнула под покрывало в самый последний момент, когда Мила уже поворачивала ключ в замке дверцы. Ее спасло только то, что Мила смотрела не в машину, а на сестру, с которой продолжала спорить.
   "Пассат" снова поехал куда-то, и Наташу снова начало покачивать в пыльной, душноватой темноте. Несмотря на то, что она находилась в очень неудобной позе, Наташа постепенно опять задремала. Она видела стран-ные горячие образы, лицо Славы, почему-то мертвенно бледное, с синими губами - он что-то говорил ей, но она не услышала ни слова и проснулась во сне и заплакала, думая, что он умер. А потом вдруг оказалась в больших санях, рядом с ней сидело несколько болтающих и смеющихся людей. Са-ни мчались по бесконечной снежной равнине, увлекаемые тремя серебри-стыми лошадьми, со звоном бившими копытами по прочному снежному насту. А далеко впереди, где белое сменялось серым, мчалась стая огром-ных темных волков, и за ними серое, на мгновение вспыхивая ярко-красным, вдруг прорастало пушистой белизной. Никто из сидевших в са-нях не смотрел на них, и Наташа подумала, что они их даже и не видят.
   Один из волков вдруг замедлил бег, отстал от стаи и вскоре поравнялся с санями. Приоткрыв пасть, он внимательно смотрел на Наташу ледяными глазами, и лунный свет блестел на его клыках. Потом он прыгнул, и Ната-ша, вскрикнув, закрыла лицо руками, тотчас же она услышала глухой удар, и кто-то отчаянно закричал рядом. Она убрала руки и успела увидеть, как волк исчезает вдали, волоча за собой чье-то тело, потом раздался громкий выстрел, и, вздрогнув, Наташа открыла глаза в душной тьме и едва не вскочила, с трудом удержавшись и сообразив, что всего лишь лежит под покрывалом, а в выстрел превратился резкий хлопок дверцы. Машина дер-нулась, поехала, и Наташа вдруг услышала низкий голос Тарасенко:
   - Ты опять в этой юбке!
   - Ну и что?!
   - Опять все видят твои ноги! Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты пе-рестала обнажаться на людях!
   - Леша, в чем дело?! Тебе всегда нравилось, когда я надевала короткую юбку! Ты всегда говорил, что у меня красивые ноги! Чего ты опять начи-наешь?!
   - Я понял, как следует жить. А ты понять не можешь! Ты одеваешься, как шлюха!
   - Слушай, если ты не прекратишь!.. - голос Милы тут же зазвучал мяг-че, словно спрыгнув с невидимой вершины. Наташа поняла, что проспала уход Татьяны, и сжалась под покрывалом. - Леша, может нам поехать в Крым? К этой девушке. Может, она знает, в чем тут дело, может, она что-то сделала не так? Леша, ты ведь никогда таким не был. Если ты сам не за-хочешь... то у меня есть немного денег, и мы могли бы...
   - Не смей! - произнес Тарасенко с какой-то злой торжественностью. - Никогда не смей мне о ней напоминать! Эта девка - ведьма! А Господь на-ставлял нас - ведьмы и ворожеи не оставляй в живых! Да будут они ис-треблены! Вот он, крест, мне предназначенный... Никогда больше не го-вори о ней! До сих пор я терплю твою болтовню только потому, что оболь-стил тебя необрученной и грех на мне!..
   Наташа сжала зубы и больше не слушала, о чем говорят Алексей и Ми-ла. Вскоре "пассат" снова остановился, хлопнули дверцы, повернулся в замке ключ, и она почувствовала, что осталась одна. Через несколько ми-нут Наташа осторожно выглянула из-под покрывала и увидела в окно воз-вышающийся рядом знакомый дом. "Пассат" снова стоял во дворе. Было начало второго. Наташа осторожно выглянула в другое окно - "пятерка" стояла на своем обычном месте. Тут же, словно для того, чтобы напомнить о себе, из нее вылез хмурый курносый парень и, натянув поглубже черную шерстяную шапочку, зашагал куда-то по своим делам. Она прилегла на диван и потянула на себя покрывало, надеясь, что в "пассат" сегодня уже никто не заглянет, и тут в сумке негромко запищал телефон. Наташа вздрогнула и поспешно достала его, радуясь, что телефон не зазвонил пя-тью минутами раньше. Она взглянула на дисплей - высветившийся номер был ей незнаком, это даже не был номер Николая Сергеевича. Наташа ав-томатически перенесла цифры в свою записную книжку, потом нажала на кнопку.
   - Наташа? - спросил далекий равнодушный голос, и она вздрогнула, пытаясь вспомнить, где уже могла слышать этот голос... она слышала его совсем недавно, когда... когда...
   - Да, я.
   - Насколько я понимаю, это облегчит твою совесть, - сказал голос, и в трубке тут же раздались короткие гудки. Наташа спрятала телефон и не-ожиданно для самой себя улыбнулась. Звонок был очень вовремя. Звонив-ший вряд ли мог представить себе, насколько он был вовремя. По пальцам ее правой руки пробежала знакомая ледяная волна, а потом пальцы оде-лись сотнями ледяных иголочек, как раньше... да, как раньше. Теперь она снова была только в одном мире и не несла ответственности за другой. Что ни говори, со стороны Схимника было очень любезно известить о том, что он жив. Теперь, на данный момент, главным было, чтобы пришла ночь. Наташа снова опустилась на диван, натянула покрывало почти до макушки и мгновенно провалилась в сон, на этот раз без каких либо видений.
   Когда она в следующий раз выглянула из-под покрывала, вокруг была густая темнота. Наташа опустила руку вниз, щелкнула зажигалкой возле циферблата и изумилась - часы показывали начало первого. Она проспала без перерыва почти одиннадцать часов.
   Наташа осторожно приподняла голову над спинкой дивана и улыбну-лась, и улыбка получилась холодной и жестокой, как недавно увиденные во сне ледяные волчьи глаза. "Пятерка" стояла позади, вплотную к "пасса-ту", и в ней одиноко светились два сигаретных огонька. Наташа отчетливо увидела два лица, молодое и постарше, увидела тускло поблескивающие глаза и снова улыбнулась. Никто из сидевших в "пятерке" не изменил по-зы, не выскочил суматошно, даже не шевельнул губами - никто ее не уви-дел. Она их видела, а они ее - нет. Неожиданно это напомнило ей далекую детскую игру в прятки, и Наташа едва слышно хихикнула. Сидевшие в "пятерке" водили, а она пряталась. И теперь нужно только выбрать момент и ударить ладонью по назначенному месту, закричав: "Дыр-дыра!" И все - конец игры! Вот такие вот дела.
   Оглянувшись на темную громаду дома, в котором светилось лишь не-сколько бодрствующих окон, Наташа вытащила из сумки лист ватмана, ка-рандаш и небольшую оргалитную пластину. К оргалиту она прикрепила бумагу и покатала в пальцах карандаш. Белое пятно пустой бумажной клетки было отчетливо видно в темноте. Сейчас ее мало интересовала прочность картины - нужно было только извлечь из наблюдателей нечто, еще пока неизвестное, и продержать его в картине определенное время, а потом... ей наплевать, что с ними будет потом. Их картины пригодятся ей - не сейчас, так позже. Наташа подняла голову и снова взглянула на одно-го из наблюдателей. Он спокойно сидел в своем кресле и курил - абсолют-но видимый и абсолютно беззащитный перед ней сейчас, ничего не подоз-ревающий... и это было прекрасно, да, как раньше. Она ведь не нарушает обещание, данное Славе, она не работает на них, она сейчас работает про-тив них. Им еще предстоит пожалеть, да-да, пожалеть, что замахнулись на нее, что посмели загнать ее в угол, что посмели убить ее клиентов, посме-ли забрать Славу... и в этот раз неважно, как лягут карты...
   очарование власти
   ...и нет превыше...
   Мы сходны и в мыслях и в движениях души.
   В ее мозгу вспыхнули, стремительно проносясь одна за другой, словно летящие на огромной скорости метеориты, картины недавнего прошлого - Костя, ничком лежащий на полу, со слипшимися от крови светлыми во-лосами, снова Костя, но теперь с искаженным страшным лицом, вонзаю-щий ей в руку осколок тарелки; Борька, прижавшийся окровавленной ще-кой к мерзлой земле, страшный простынный сверток в руках санитаров, мертвая улыбка Измайлова, Нина Федоровна, скользящая ладонями по кожаной куртке своего убийцы, запах смерти в маленьком сером доме с ежевичной изгородью, удар в спину, холодное лезвие, прильнувшее к коже, кровь на губах Славы, крики, рев двигателя, сонные волчьи глаза... По телу прокатилась обжигающая волна ярости, взорвалась в кончиках пальцев, и Наташа приветствовала ее, ныряя в чужой мир за тусклыми далекими стеклами глаз, и грифель карандаша скользнул по бумаге, врезая в чистое, девственное тело листа первый штрих.
  
  
  V.
  
   Письмо от Витязя Наташа получила девятого февраля, когда уже совсем потеряла надежду и зашла в "Интернет-кафе" в последний раз, собираясь после этого ехать на вокзал за билетом до Симферополя. Не помня себя от радости, она несколько раз перечитала короткое послание, написанное в суховатом деловом тоне, в котором Витязь давал согласие на встречу в Волгограде, и тут же отправила ответную записку, спрашивая, как послать ему деньги на проезд. Наташа была рада, что Витязь согласился именно на Волгоград, хоть это и было немного странно, - ехать в Санкт-Петербург ей не было резона, а вот в Волгограде жила Светка-Сметанчик, которую тоже необходимо было проверить. Все это время Наташа продолжала наблюдать за Тарасенко и окончательно убедилась, что Алексей, все глубже погру-жавшийся в свое особенное понятие религии, вряд ли имеет какое-то от-ношение к ее несчастьям - разве что он очень хороший актер и, кроме то-го, знает о ее присутствии. Мила таки ушла от него, забрав свои вещи, и теперь Тарасенко, злой, ненавидящий всех и вся, уезжал в "пассате" один и возвращался один. Наташе было жаль его, она понимала, что каким-то образом причастна к происшедшим с ним переменам и разрыву с невестой, и пообещала сама себе, что когда, даст бог, все кончится, она попытается как-нибудь все исправить. Голубая "пятерка" терпеливо продолжала на-блюдать за Тарасенко, но когда Наташа видела самих наблюдателей, когда они поочередно покидали машину по каким-то своим делам, то улыбалась про себя. Оба вели себя, как люди, потерявшие что-то, но не могущие по-нять, что именно. Они начали часто ругаться. Молодой бродил, словно сонная муха, иногда останавливался, над чем-то задумываясь и временами казалось, что он вовсе не понимает, где и зачем находится. Наблюдатель постарше начал отчаянно напиваться и однажды даже выскочил из маши-ны и ввязался в разгоревшуюся неподалеку драку между подростками. По-степенно оба теряли к работе всякий интерес, продолжая сидеть в "пятер-ке" лишь по инерции, да еще, может, из страха перед "начальством". На-блюдать за этим ей было очень смешно - ведь она забрала у обоих один из главных стимулов - тягу к деньгам. Но все равно и в одном, и в другом грязи еще было предостаточно, и за людей Наташа их не считала. Не раз ей хотелось порвать рисунки, которые теперь были надежно спрятаны на дне ее спортивной сумки, но каждый раз она останавливала себя. Рисунки бы-ли нужны для другого. А наблюдатели все же пока еще не вели себя на-столько уж странно, чтобы это могло вызвать у кого-то тревогу, - они про-должали работать - хоть как-то, но продолжали.
   В остальном за это время ничего не изменилось. Наташа периодически обзванивала остальных клиентов и с радостью убеждалась, что все они живы. Ничего другого она узнать о них пока не могла. Несколько раз зво-нили ей. В первый раз это был Костя, сообщивший, что у него, Екатерины Анатольевны и тети Лины, а также у Римаренко все в порядке. Во второй раз ей позвонил Николай Сергеевич и, услышав, что она по прежнему еще не может поговорить со Славой, Наташа тут же отключила телефон и на следующие звонки с этого номера уже не отвечала. Память услужливо подсунула ей сон, приснившийся в "пассате", но Наташа торопливо от-махнулась от него. Она была уверена, что Слава жив, она знала это.
   Витязь не заставил себя ждать с ответной запиской, в которой уже доб-родушней сообщил, что согласен получить деньги при встрече. Из этого Наташа сделала два вывода: во-первых, Витязь, судя по всему, заинтересо-вался ею всерьез, во-вторых, он человек, по ее меркам, небедный, раз мо-жет позволить себе вот так запросто прикатить из Санкт-Петербурга в Волгоград за свой счет. Второе ей не понравилось - возможно, сумма, ко-торой располагала Наташа, ему покажется просто смешной. Тем не менее, отступать она не собиралась, и уже на следующий день, лежа на верхней полке в купе, хмуро и с легким страхом перед неизвестностью смотрела, как уплывает от нее, возможно навсегда, припорошенный легким снегом древний город, сейчас кажущийся удивительно спокойным, уплывают церкви и крест Владимира, бесстрашно вонзавшийся в тело сизого неба.
   Через границу Наташа проехала благополучно - вопреки ее тревогам никого из таможенников как с одной, так и с другой стороны не заинтере-совало ни ее лицо, ни фамилия в паспорте, багаж ее, в отличие от одного из соседей по купе, укракорейца, особо не смотрели и личного досмотра не устраивали, и деньги, которые она старательно распихала по себе, никто не увидел.
   В Волгограде было намного холодней, чем в Киеве, повсюду лежал снег, но не такой, как в покинутом городе, - не легкая, почти символичная пороша, а настоящий глубокий русский снег, а небо здесь оказалось не пасмурным, а на удивление прозрачно-голубым, как на венецианских кар-тинах. Наташа нашла себе квартиру на окраине города, затем вычитала в одной из волгоградских газет адрес местного компьютерного клуба и от-правила Витязю последнее письмо, назначив встречу в баре "Пеликан", на который наткнулась недалеко от вокзала. Все остальное время, вплоть до обеда следующего дня она провела в квартире, в тишине и полумраке, раз-мышляя над тем, что именно скажет Витязю, а после обеда отправилась в "Пеликан".
   Белую гвоздику, которую Наташа просила Витязя принести с собой, она увидела сразу - яркое пятно на синем бархате скатерти, но за самим столи-ком никого не было. Наташа подошла к нему, недоуменно оглядываясь, потом сообразила, что Витязь, верно, пошел к стойке, чтобы чего-нибудь заказать. Возле стойки стояло несколько человек, но в глаза ей сразу бро-сился высокий широкоплечий блондин в сером пальто, красивый и эле-гантный, с правильно очерченным выразительным лицом. Да, такой, на-верное, мог быть Надиным близким другом - настоящий витязь. Пока она с восторгом разглядывала красавца, к столику с гвоздикой подошла де-вушка, на вид не старше девятнадцати, в длинном черном пальто и на каб-луках такой высоты, какой ей еще не доводилось видеть. Девушка загово-рила с ней, и только спустя минуту Наташа с изумлением поняла, что именно девушка, а не элегантный блондин у стойки, и есть Витязь. Витязь носила забавное имя Вита, была ниже Наташи головы на полторы и обла-дала совершенно несерьезной внешностью - этакий очаровательный ребе-нок с зелено-голубыми веселыми глазами, с простодушным выражением лица и длинными густо-пепельными волосами, умело закрученными на за-тылке, - аккуратный, элегантный, ухоженный вплоть до кончиков длинных ногтей, покрытых серебристым лаком. Рядом с ней Наташа показалась се-бе чем-то запущенным и неуклюжим, и, сев за столик, долго пыталась при-строить поудобней ноги в узком пространстве, но ноги не помещались, и Вита следила за ней со снисходительной улыбкой избалованного подрост-ка. На ее пальцах блестели очень красивые и явно дорогие золотые кольца, кажущиеся еще красивее и еще дороже в сравнении со странным дешевым детским колечком с потускневшей и облупившейся божьей коровкой, ко-торое украшало правый мизинец очаровательного ребенка.
   Но когда они заговорили, Наташа поняла, что, во-первых, Вите отнюдь не девятнадцать, а гораздо больше - и по возрасту, и по жизненному опы-ту, во-вторых, она была не так уж простодушна, а в-третьих... рядом с ней Наташа вдруг сама почувствовала себя маленьким ребенком, который дол-го блуждал в темноте и вдруг вышел на солнечный свет. Словно она встре-тила старого друга, которого давным-давно потеряла и уже не надеялась найти. Ей хотелось кинуться Вите на шею, разреветься и рассказать все-все, потому что она поймет и сможет помочь. И Наташе было стыдно, что она собиралась играть с Витой втемную, не посвятив во все подробности и не предупредив об опасности, которая может ей угрожать, если она все-таки согласится. А позже, когда они разговаривали на бульварной скамей-ке, она не удержалась и заглянула Вите внутрь и почувствовала дрожь, как всегда бывало при встрече с великолепными натурами. Если внутри Схим-ника она увидела волка, то в Вите жила лиса. Вита была изумительной притворщицей, профессиональной притворщицей, она умела приспосабли-ваться, она умела делать "лицо" и прятаться за ним так, что настоящую Виту никто не видел, и этому "лицу" верили. В чем-то они с ней были сходны - Наташа видела, что было у человека внутри, Вита чувствовала и умела употребить это себе на пользу, и поняв это, Наташа подумала, что прозвище "Наина" было дано не тому человеку. Но даже после этого уже установившаяся власть Виты над ней нисколько не ослабла, даже стала сильней. Такой человек, как она, действительно мог ей помочь. И человек этот уже стал ей глубоко симпатичен, уверенно шагнув к освободившему-ся месту погибшей подруги. Другое дело, что думала о ней сама Вита - рассказывая, Наташа видела, что она ей нисколько не верит, и потому го-ворила все горячее и убедительней, говорила все, буквально выворачива-ясь наизнанку. Впервые за все это время она хотела заставить человека по-верить в свои способности, поверить во все, что произошло, доказать Вите, которая внимательно смотрела на нее и курила сигарету за сигаретой, что все это не бред сумасшедшей истерички. И Наташа говорила обо всем, что произошло, вплоть до встречи с самой Витой в "Пеликане", а когда слова кончились, она увидела, что заснеженный бульвар давным-давно опустел и погрузился во тьму, лунный серп уходит на запад и в небе горят тусклые точки звезд. Уже было далеко заполночь, и только сейчас Наташа поняла, как сильно успела замерзнуть, и едва шевеля губами, уставшими от длин-ного рассказа, хрипло сказала:
   - Теперь ты знаешь все.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"