сильная из страстей. Страх - вот сильнейшая страсть
человека. Играйте страхом, если вы хотите испытать
острейшее наслаждение в жизни.
Р.Л. Стивенсон "Клуб самоубийц"
I.
- Теперь ты знаешь вcе, - сказала ее собеседница.
Добро пожаловать в наш клуб самоубийц, теперь ты - часть нас.
Рассказывая, она сидела на самом краешке скамейки, точно собиралась вот-вот вскочить и побежать куда-то, но теперь откинулась на спинку, вся как-то осела, и одно мгновение Вите казалось, что девушка сейчас исчез-нет, ссыпется, словно статуэтка из пепла. Она вздрогнула, огляделась во-круг - город давно спал. Они проговорили несколько часов, и хотя рассказ Наташи был окончен, Вита все еще не могла вернуться, она была далеко - там, где странные фантастические существа из красок и карандашных штрихов, где чудовища в образах людей, где звездное море и визг тормо-зов, где кто-то попробовался на роль бога и был за это наказан... Вита вздрогнула и потянулась за сигаретами, но сигарет не было. Она смяла пачку и бросила ее в урну. Что все это значит - что она верит что ли? Нет, можно поверить в "пацанов" - отморозков у них припасено еще на много веков. В похищение можно поверить - этим сейчас тоже никого не уди-вишь. В убийства можно поверить - трудновато, но можно - в конце кон-цов, это та информация, которую легко проверить. Можно даже поверить в некую секту, вдохновителем которой каким-то образом оказалась Наташа - люди легковерны, у многих психика расшатана жизнью. Но поверить в первопричину всего этого, поверить в картины?!..
- Ни хрена себе некриминальная история! - сказала она вслух и, вско-чив, принялась шагать туда-сюда, разминая затекшие и замерзшие ноги. Снег тонко поскрипывал и Наташа следила за ее движениями, дожидаясь ответа на все, что было сказано. - Совсем, прямо скажем, малокриминаль-ная история!
- Извини, что я тeбя обманула. Но теперь-то ты точно знаешь, что к че-му. И если ты откажешься, я пойму, только... тогда будет лучше, если ты ничего не будешь из этого вспоминать. По-моему, ты из-за меня опоздала на свой поезд.
- Поезд? - спросила Витa рассеянно. - Да, поезд... Поездов много. По-слушай, чадо Наталья, я все поняла. Не говорю, что во все поверила, но все поняла - кроме одного. Чего ты от меня-то хочешь?
- Понимаешь, остались eще люди... которых я рисовала, и мне точно нужно знать, что с ними происходит. Того, что они живы, недостаточно. Я хочу знать, не... не становятся ли они такими же, как Тарасенко... или Борька? А может быть и Светка. Я хочу знать, что с ними творится, но са-ма я там появиться не могу - возможно, меня ждут на всех адресах, как в Киеве. А тебя никто не знает. А кроме этого, конечно, я хочу найти Славу, картины и того, кто все это сделал... и я хочу узнать, как он это сделал - ведь Слава мне рассказал... и тогда я не виновата в смерти Измайловых и Ковальчуков, а, может, и других...
Вита тихо рассмеялась и продолжила похрустывать снегом вокруг ска-мейки, кутаясь в свое пальто и слегка подпрыгивая.
- Ну, ты обо мне слишком высокого мнения. Я же не сыскное бюро! Ну да, я собирала Наде кое-какую информацию, но это совсем другое. Кроме того, все ж твои клиенты так разбросаны, а это...
- Я заплачу! - вырвалось у Наташи. Вита остановилась и слегка склони-ла голову набок. Наташа не видела ее лица, но улыбку чувствовала отчет-ливо.
- И сколько же?
- Восемь тысяч. Долларов.
Вита снова засмеялась и опять принялась бродить вокруг скамейки, вонзая в сухой снег длинные каблуки. Но в душе она не смеялась совер-шенно. Вот тут Чистова, похоже, не врет - заплатит. Конечно, восемь ты-сяч - не бог весть какие деньги, но если прибавить их к уже накоплен-ным ... Разговор с Евгением не шел у нее из головы. Набрать денег и уйти из "Пандоры" - если не навсегда, то хотя бы на год. Хотя бы на год...
Разве тебе не хочется пожить нормальной, не придуманной жизнью, не мотаться туда-сюда, не врать, не втираться в доверие - просто по-жить, а?
И лисы могут устать.
- Для тебя это мало? - с отчаянием спросила Наташа, истолковав ее смех по-своему. Вита покачала головой.
- Отчего же? Вполне неплохо. Только вот вопрос - оплата зависит от результата?
- В смысле, если ты ничего не узнаешь о Славе и...
- Ну да. Видишь ли, с твоими клиентами это одно, дело, можно сказать, реально выполнимое. А вот другое... Я даже не знаю, откуда начинать. Хотя... - Вита остановилась, прижала указательный палец к носу и задума-лась. Одно из прозвищ... необычное прозвище...человек, о котором гово-рила Наташа... почему он кажется ей знакомым?
И вот что, дитя, в следующий раз если столкнешься с этим мужиком, если даже он тебя под поезд сбросит - то, что от тебя останется, должно тихо вылезти и идти себе домой, не говоря ни слова, поняла?
...он - псих и убийца...
Ну, конечно! Хмырь на волжанском вокзале. Что, если...
- Ты говорила о Схимнике, помнишь? Он такой здоровый, широколи-цый, волосы зализаны, какой-то перстень у него на правой руке, да?
На лице Наташи вспыхнул откровенный страх, и Вита в душе зааплоди-ровала сама себе. Если это действительно один и тот же человек, то тогда начинать-то следует как раз с родного города. Вот это удача!
- Господи, ты его знаешь?!
- Да нет... просто, по-моему, видела как-то давно.
- Когда?! Где?! - Наташа вскочила.
- Не спеши, - недовольно сказала Вита, - это просто предположение. Может, похож просто. Во всяком случае, тут я уже буду сама разбираться. Тебе же важен результат, а не процесс. Значит, говоришь, ты пять лет в ал-когольном павильоне работала?
Наташа удивленно кивнула.
- Очень хорошо, - Вита огляделась. - Я схожу за сигаретами, вон ви-дишь, ларек светится? А ты посиди здесь. А потом придется нам с тобой поискать место потеплей - чай не лето, чтобы здесь рассвет встречать.
Не дожидаясь ответа, Вита взяла свою сумку и быстро пошла к ларьку, светившемуся у дороги маленьким маяком. Один раз она обернулась. На-таша сидела на скамейке, согнувшись и закрыв лицо руками, - одинокий холмик, тонущий в полумраке. И никто не придет... потому что некому. Если то, что она рассказала, правда, если хотя бы четверть из этого правда, то как у нее еще хватило сил добраться до Виты, еще пытаться что-то сде-лать - как она до сих пор не сошла с ума, не забилась в какую-нибудь щель?! "Почему я собираюсь согласиться? - хмуро думала Вита, остано-вившись у ларька и доставая кошелек. - Из-за денег? Из-за Нади? Или из-за того, что оставшийся на бульваре человек был беспредельно несчастен и одинок? Седые пряди, глаза, полные привидений, дикая усталость, страх... Как она узнала, какая я? Выстрел наудачу? Еще есть возможность уйти, бросить ее там, среди пустоты и снега, уехать домой... А то потом может оказаться слишком поздно".
Наши принципы - никаких симпатий! Разве тебе было жаль кого-нибудь из тех, кто потом разорился частично по твоей милости?
Да, однажды такое было. Об этом знал только Евгений, он и помог ей свернуть дело так, что даже Эн-Вэ счел это просто рабочим провалом по вине обстоятельств. Это было только один раз. Но это было давно. И с тех пор никогда...
Она купила сигареты, потом отошла немного в сторону и достала теле-фон. Надя писала ей о Наташе и не раз, но кто поручится, что это действи-тельно Наташа? Фотографий нет, паспорт... у нее у самой их несколько, как и у любого в "Пандоре". Ступив когда-то на скользкую лисью тропу, Вита с тех пор ежеминутно ждала от жизни подвоха
...ибо все тайное всегда становится явным...
и всегда старалась все проверять. А что делать сейчас? Времени мало - ее "отпуск" никогда не растягивался больше, чем на две недели. Возиться, проверять... на все нужно время...
Наташа работала в алкогольном павильоне. Пять лет. Надя писала, что подруга - безупречный работник. У такого безупречного работника все движения и память на цифры отработаны до автоматизма, и даже спустя какое-то время... Вита порылась в записной книжке и набрала номер. По-сле серии длинных гудков в трубке ожил сонный голос, и она сказала:
- Хэллоу, Грегори!
- Какого хрена?! - пробурчал "Грегори". - Кто это?
- Старая любовь не ржавеет.
- А-а, - в голосе появились нотки узнавания и он стал немного бодрее. - Ну, здорово. Напомни, когда у тебя день рождения - я тебе часы подарю. Своих у тебя видно нет! Чего стряслось?
- Извини, что поздно. Гриша, в честь нашей старой любви, не мог бы ты включить свой компьютер?
- Вы там что, в Питере, - совсем упились?! - изумился голос.
- Какой там! Дела, милый, дела. Помоги. Дай мне несколько цен реали-зации на твой самый ходовой товар за июнь двухтысячного в одном горо-де. Срочно надо.
Сбежав в свое время из родного Волжанска, Вита несколько лет прожи-ла у дальних родственников в Крыму, где закончила университет. Там же она познакомилась с Надей, а вместе с Григорием училась на одном фа-культете и одно время встречалась с ним. Закончив университет, Григорий ушел в коммерцию, и сейчас по Крыму было разбросано несколько торго-вых точек, совладельцем которых он являлся. Вообще, мало кому с их кур-са довелось работать по специальности.
Поупиравшись немного, он все же выполнил ее просьбу, зевая в трубку и сонно поругиваясь. Записав цифры, Вита попросила, чтобы Григорий завтра же отсканировал и прислал ей на питерский адрес кое-какие из де-кабрьских крымских газет.
- О, Господи, ну хорошо, пришлю, я тебе все пришлю, хоть всю библио-теку имени Франко, только дай поспать, а?! И обратись к психиатру - го-ворят, некоторым помогает.
- Ты чудо, Грегори!
Он зарычал и положил трубку. Вита спрятала телефон и, улыбаясь, вер-нулась на бульвар.
- Ну, что дальше? - спросила Наташа. Она уже не сидела, а ходила взад-вперед, чтобы не замерзнуть. Вита дала ей сигарету и посмотрела на часы.
- Сейчас подумаем... - она поднесла ей зажигалку, а потом вдруг резко произнесла: - Старорусскую и два синих "Славутича" - сколько с меня?!
- Семь пятьдесят! - вырвалось у Наташи, потом она вскинула на Виту изумленный и оскорбленный взгляд. Та кивнула.
- Что ж... по крайней мере, ты действительно бывшая продавщица. Из-вини, подруга, проверки еще никому не вредили. Значит так. Хочешь по-работать - поработаем. Но у меня два условия. Первое - половину денег вперед. И накинь хотя бы пятьсот - у меня же будут расходы.
Наташа поежилась, хмуро глядя на нее.
- Треть, - сказала она, - и триста сверху. Мне еще жить на что-то надо. И прятаться...
Вита потерла замерзший кончик носа, потом тряхнула головой.
- Эх, погубит меня доброта моя. Ладно, сойдет. Должны ведь люди ве-рить хоть иногда друг другу, а?
- А второе условие?
- Я хочу увидеть картины.
Наташа отвернулась.
- Я так и знала, - пробормотала она едва слышно. Вита пожала плечами.
- Ну, а что ты хочешь?! Должна же я знать, на что иду. Если я их уви-жу... если они действительно такие, как ты говоришь, то я тебе поверю. Тебе ведь это нужно? Ты мне рассказала все, я это ценю, но уж позволь мне оценить это до конца. Если ты боишься, что после этого я кому-нибудь проболтаюсь, то напрасно. Мы с тобой взрослые люди. Тебе нужна моя помощь, мне нужны твои деньги, так будем же взаимовыгодны.
- Это очень опасно. Я ведь не знаю, как ты на них отреагируешь. Вот хотя бы Костя, когда смотрел...
- Помню, помню... Нормально отреагирую. Смотрела же я картины Не-волина и ничего, жива. Ощущения, конечно, мерзкие, но это мелочи. Уж поверь, мне доводилось встречаться и с кое-чем похуже картин... - на мгновение Вита отвернулась, чтобы Наташа не могла разглядеть ее лица. Доводилось, это верно... ночные кошмары, живущие уже много лет... крепкая хватка на ноге... боль... мутная вода, смыкающаяся над головой, врывающаяся в легкие, заливающая глаза... и тянут, тянут в глубину...
- Это не неволинские картины, - сказала Наташа, ничего не заметив, - это намного хуже, это...
- Короче, я все сказала, - перебила ее Вита и подняла ладонь, затянутую в перчатку, как в старых фильмах про индейцев. - Хау, белая женщина. Тебе решать.
Наташа пристально посмотрела на нее уже знакомым проникающим взглядом, ощущающимся даже сейчас, в темноте, и Вите снова захотелось отвернуться, закричать, чтобы она не смела на нее так смотреть, не смела пролистывать ее изнутри, запоминать, на какой полке стоит ложь, на какой страх, а на какой сострадание... но на этот раз она выдержала, глядя ей в глаза и непринужденно улыбаясь, потом развела руки в стороны, и сумка качнулась на ее локте.
- Ну, я вся перед тобой! Смотри! Ты же сама меня вызвала, но я не джинн из бутылки, который все сделает без вопросов и отправится обратно в бутылку, учитывай это! - вкрадчиво заговорила Вита. - А время идет к рассвету, а мое терпение - к концу... боже мой, я просто чувствую, как у него начинается агония. Поиграем в открытую - я приехала не только из-за денег, но и отдать долг. Я должна Наде за свою глупую голову, которую ей когда-то удалось повернуть в нужную сторону. Но Нади нет, так что счи-тай, ты кредитор по наследству. Поскольку ты все-таки не Надя, ты мне заплатишь по уговору, но я сделаю все так, как сделала бы для нее! Ну, ваш выстрел.
- Ладно, поехали, - сказала Наташа и взяла свою сумку.
Такси отвезло их на окраину города. Зайдя вслед за Наташей в квартиру на третьем этаже, Вита покрутила головой, потом посмотрела на дверь и невольно усмехнулась. Дверь изнутри была деревянной, и на ней отчетли-во виднелись два блестящих жирных пятна - одно большое над глазком, другое, маленькое, сбоку него. Лоб и нос. Как же долго хозяин или хозяйка квартиры смотрели в этот глазок - внимательно смотрели, невольно при-жимаясь лицом к двери?..
- Ты квартиру сняла у мужчины или у женщины? - спросила она.
- У женщины. А что?
- Да нет, просто праздное любопытство, - Вита сняла пальто, повесила его на вешалку и поправила свитер. - Ну, другое дело, тепло... надо было сразу сюда ехать, глядишь, и разговор бы другим получился. Как тебе, кстати, в России?
- Горячая вода, - скрипуче сказала Наташа, включая свет в комнате. - Никогда не видела столько горячей воды. Это так непривычно.
- Мало человеку надо для счастья, а? - Вита подмигнула ей. - Всего лишь человеческие условия. Ну, что ж. Показывай.
- Сейчас, - Наташа сняла куртку, потом осмотрелась, взяла Виту за руку и потянула за собой. - Вот сюда.
Она поставила ее почти у дверного проема, потом быстро прошлась по комнате, задернула шторы, спрятала в шкаф стоявшую на столике тяжелую дешевую вазу, стакан, забрала с него же забытую вилку и тоже ее спрятала, потом плотно закрыла за Витой дверь. Вита недоуменно наблюдала за ее действиями, и на мгновение у нее появилось странное ощущение, что она больная, а Наташа - врач, который сосредоточенно готовит ее к тяжелой операции.
- У тебя в сумке есть какое-нибудь оружие, - спросила неожиданно На-таша. - Если есть, то отдай сумку мне. Я ее просто уберу, потом возьмешь.
Секунду Вита внимательно смотрела на нее, потом пожала плечами и протянула сумку Наташе. Та взяла ее и унесла на кухню. Вернулась, и дверь снова плотно впечаталась в косяк. Наташа выдвинула из-под кровати большую спортивную сумку и вытащила небольшой прямоугольный свер-ток, осторожно развернула, и Вита увидела синюю жесткую папку с белой кнопочкой.
Она улыбалась. Не снаружи, чтобы не задеть Наташу, которая относи-лась сейчас ко всему очень серьезно, почти священнодействовала и при-ближалась к ней, держа папку так, снова подносила на погляд смертельно ядовитую змею. Улыбалась про себя, с редким для нее скептицизмом. В самом деле - что ей нарисованные чудовища, если она видела настоящее? Картины Неволина были жуткими, они вызывали неприятные ассоциации, от них портилось настроение... но это были всего лишь картины. Горсть мазков на холсте, сделанных давно истлевшей рукой. Вернее, сгоревшей. Скорее всего, Наташа просто помешалась на собственной родословной - если это еще ее родословная. Картины... То, что внутри, никак не может оказаться снаружи, потому что это невозможно. Фантастика. Вот зубы ог-ромной рыбины на ее ноге, навечно оставившие шрам, - вот это была ре-альность.
А реальность-то бывает всякая...
Просто на поверку одни чудовища оказываются сотканными из фан-тазий, а другие тебя съедают.
И она улыбалась - до тех пор, пока Наташа не остановилась перед ней, держа в руках простой лист ватмана, густо исчерканный карандашом.
Вначале она ничего не увидела, кроме хаоса темных штрихов - беспо-рядочных, бессистемных, а потом вдруг что-то произошло, и Наташа, и комната исчезли - вообще все исчезло, и остались только штрихи - перед ней, за ней, сверху, снизу - везде, и она изумилась, не понимая, как могла даже подумать о хаотичности - теперь из штрихов выросло нечто идеаль-ное... плавные округлости и резкие угловатости находились в удивитель-ной гармонии... и это нечто сомкнулось вокруг нее и закружило в себе и закружилось внутри нее, растворяя, всасывая в себя, утягивая куда-то в бесконечном мощном водовороте...
...деньги...
... что можно сделать за деньги?..
... ты любишь деньги?.. все будет, все... за них можно получить все...
... а что бы ты могла сделать за деньги?..
... я бы все могла сделать за деньги... без них ничего нет...
... у денег запах жизни, пустой кошелек пахнет только существовани-ем...
... деньги... деньги... что ты сделаешь для меня за деньги... ты полу-чишь все деньги мира... только открой окно... так душно здесь... все так легко для тебя...
... даже пива было выпить не на что... а тут хоть какие-то бабки ки-нули... он долг не отдавал... ну так мы его сестру и отымели за гаража-ми... и никакого удовольствия даже... страшная такая, визжит против-но, царапается, сука малолетняя... ударить покрепче... вот так, вот так... надо вовремя платить... что такого, просто работа... можно зав-тра съездить в центр... давно не был в центре... не с чем... а теперь вот они.- бабульки... ага... ну и что такого... это просто работа... а он сам виноват... выпить пива с Лехой... хорошо платит начальничек...
... что ты сделаешь за деньги?..
... все... так душно...
Что-то мешало дышать - и ей, и тому, другому, кто рядом рвался нару-жу... мягкая преграда, закрывшая доступ к воздуху, и она вцепилась в нее - пальцами, зубами, рванула и услышала далекий крик, а рядом кто-то то-же вскрикнул, но в крике были радость и счастье обретенной свободы. В глаза Вите хлынул свет, хлынула комната, слегка покачиваясь, и она уви-дела, что держит в руках разодранный в клочья лист ватмана, и тут же что-то словно толкнуло ее, хотя и не дотронулось, промелькнуло через комна-ту, хотя не было видимым - какой-то сгусток энергии, торжествующий, освобожденный -
...деньги? Все ради денег?..
и на мгновение она выгнулась, словно это что-то потянуло ее за собой, а потом вдруг все исчезло, и осталась только комната, и до боли в глазах яр-кий свет лампы, и Наташа, стоявшая у стены с клочками ватмана в паль-цах, и она сама, вывернутая наизнанку вместе со всеми своими убежде-ниями. Вита выплюнула кусок бумаги, который был зажат у нее в зубах, взглянула на обрывки картины в собственных руках - просто бумага, мертвые карандашные штрихи... она разжала пальцы, и обрывки равно-душно ссыпались на пол, словно пустые мушиные шкурки. Она сделала несколько шагов вперед на подгибающихся ногах, шатаясь, как пьяная, по-том упала на колени и закрыла лицо руками. Все, что она услышала от На-таши, нахлынуло на нее, точно гигантская волна, смывая все сомнения и представления о реальности, впечатывая во взбунтовавшийся мозг безжа-лостную правду, и Вита корчилась на полу в странных сухих рыданиях, заново проживая боль от Надиной смерти, прорвавшуюся сквозь время, и только теперь по настоящему понимая, что пережил и прочувствовал чело-век, рассказавший ей все это. На мгновение ей показалось, что сейчас она сойдет с ума, но потом вдруг почувствовала на плече чью-то руку и вски-нулась с пола, и Наташа отпрянула от нее.
- Только не бойся меня! - воскликнула она, увидев лицо Виты. - Пожа-луйста, не бойся!
- Тебя? - хрипло спросила Вита и провела ладонями по волосам, вы-бившимся из развалившейся прически. - Тебя-то? А кто ты? Хирург, всего-навсего. Да, так проще... - она мотнула головой, разговаривая скорее сама с собой, чем с Наташей. - С привычными терминами как-то спокойней. Бояться тебя... А ты меня как - нет? Теперь, когда я знаю? Жреца из меня не выйдет, учти! Что же ты натворила, Наташа, зачем ты вылезла?! Зачем ты их всех нарисовала?! Разве Дорога тебя не научила? Или часть ее и вправду осталась в тебе?
- Я не знаю, но мне кажется, что это так. Это было как какое-то наваж-дение, понимаешь?! Но теперь этого нет, и даже если они найдут меня, то никогда не заставят...
- Не заставят? - Вита усмехнулась. - Еще как заставят! Поставят перед тобой твоего Славу и будут отрезать от него по кусочку - все сделаешь! Господи, - она покачала головой, - как же мне тебя жаль!
Наташа плюхнулась в кресло и разрыдалась. Вита, помедлив, встала, пошатнувшись от легкого кружения в голове, потом подошла к Наташе, села рядом на краешек, обняла ее и притянула к себе.
- Ну-ну, - сказала она слегка растерянно, пытаясь вспомнить, приходи-лось ли ей когда-то кого-то утешать и если да, то как это делается. - Пере-стань, а то сейчас тут будет море, и будем мы с тобой, как две Алисы...
- Теперь ты откажешься, - прорыдала Наташа.
- Почему? Ты мои условия выполнила, зачем мне отказываться? Тем более, если я откажусь, ты полезешь всюду сама, попадешься, и тогда... - Вита зябко передернула плечами, - тогда мне даже страшно подумать, что может случиться. Теперь-то понятны мне и резня, и гонки эти - конечно, ради такого дара, как у тебя, стоит начать крупную игру. Но темно, очень темно, ничего не понятно. В общем, так - сейчас ты перестаешь реветь, мы сядем и я подумаю. Считай, что я на работе - жалованье должно идти мне с этой минуты. Понятно?
- Да, - Наташа, всхлипывая, начала вытирать слезы. - Ты-то как себя чувствуешь?
- А как я могу себя чувствовать? - раздраженно спросила Вита и встала. - Хреново я себя чувствую, мягко говоря. Мое мировоззрение стоит на го-лове и его здорово тошнит! Ты действительно видишь, из чего... я состою?
- Да.
- Господи, представляю себе зрелище! А когда я порвала эту картину... я его выпустила, да? И теперь он... - Вита замахала руками, словно пыта-лась взлететь. - Нет, все, все, хватит, не все сразу, иначе я вообще переста-ну соображать.
- Может, тебе воды принести?
- Воды... Лучше водки... литра два. Куда, сиди, я пошутила! - она схва-тила за руку Наташу, которая вскочила, явно собираясь исполнить прось-бу. - Сейчас бы кофе. Хорошего кр-репкого кофе!
- У меня есть немного, пойдем.
Спустя полчаса они сидели на кухне и пили кофе. Вита трясущимися пальцами переписала в свою записную книжку данные обо всех Наташи-ных клиентах, туда же занесла оба ее телефона, а также номера, с которых ей звонили Схимник и Николай Сергеевич. К ее удивлению, Наташа вовсе не расстроилась из-за порванной картины.
- Я бы скоро сделала это сама. Скорее всего, они поймут, что случилось с их человеком, и теперь будут искать меня в Киеве, а про Крым забудут, так что мои будут в безопасности.
- Забыть-то может и забудут, только теперь они будут более осторож-ными, и подобраться к твоим клиентам будет не так-то просто, - хмуро за-метила Вита, раскуривая сигарету. Сигарета прыгала в ее руке, словно жи-вая. - Ты говорила про письмо, которое нашла в доме Измайловых. Пись-мо для местной Светки. Оно у тебя с собой?
- Да. Но... не знаю... я пыталась его прочесть и ничего не поняла. Ка-кой-то бред.
- Бред - понятие абстрактное, - глубокомысленно пробормотала Вита, - а, следовательно, растяжимое, его можно прилепить на что угодно, в ос-новном на то, что непонятно лично тебе. А в нем, возможно, огромный смысл. Давай письмо.
Наташа, пожав плечами, принесла ей письмо. Вита покрутила конверт, внимательно его разглядывая.
- Эм-Эс Василевич, - пробормотала она. - Тверь. Как интересно - при-шло письмо, значит, из Твери, а где же штамп?
- Какой штамп?
- Обычный, почтовый. На все конверты, прошедшие через почту, ставят штампы. Посмотри, - Вита покрутила конверт перед лицом Наташи, - ни с одной стороны, ни с другой. А что это значит?
- Что?
- Значит, получили его не по почте, а так привезли. А может, и не соби-рались отправлять.
- Не понимаю, - сказала Наташа.
- Я сама не понимаю. Это конверт из-под измайловского письма, да? - она подтянула к себе конверт, который Наташа принесла вместе с пись-мом. - Ну, на нем тоже нет штампа. Ты не заметила?
- Нет. Я только на фамилии смотрела. Видишь, один почерк. А письмо написано совсем другим.
- Фамилии... - Вита провела пальцем по засохшему коричневому пятну на одном из конвертов, потом посмотрела на другой, где было такое же пятно, но со стороны клапана. Поскребла ногтем. Пятна очень походили на засохший шоколад.
Кто-то очень любит шоколад... конфеты... таскает их в кармане и туда же сунул письма... Сидел в тепле, шоколад потек, письма склеились. Может, он их так и доставил, склеенными, не заметил, что там два письма, а не одно? Тогда, наверное, Светка не при чем? А фамилии отпра-вителей... наверное, отправитель-то совсем другой...
Ну и что?
Она вытащила письмо и развернула его. Большой лист хорошей бумаги, исписанный с одной стороны необыкновенно красивым и ровным крупным почерком - Наташа была права, назвав его изысканным. Машинально Вита подумала, что вот, наверное, Эн-Вэ был бы в восторге, если бы она писала свои отчеты таким почерком - ну просто чернильное кружево. Она прочи-тала письмо, нахмурилась и начала читать заново, но, дойдя до середины, остановилась в недоумении. Письмо протекало через мозг, как мелкий пе-сок через крупноячеистое сито, не оставляя после себя ничего. В нем не просто не было смысла. В нем даже не было бессмысленности - вообще ничего не было, словно Вита смотрела на чистый лист бумаги - странно знакомое ощущение. Но лист не был пустым - существительные, прилага-тельные, глаголы, наречия, союзы, предлоги, знаки препинания - все это было небрежно высыпано на лист, вплетено в чуть шероховатую поверх-ность изящным почерком. Она сразу же машинально просчитала общую структуру - одно единственное предложение на весь лист, с причастными и деепричастными оборотами, сложное, с множеством частей, с различны-ми типами соединения... Странные синтаксические связи, порой непра-вильное употребление падежей, втиснутые в одно словосочетание слова, друг с другом совершенно не сочетающиеся - ни лексически, ни конструк-тивно... и все какое-то смятое, неправильное, будто часть слов просто вы-сыпалась и пропала, а то, что осталось, потекло
...как растаявший шоколад в чьем-то кармане...
потеряв всякий смысл. Да какое там предложение - одна видимость - на-бор слов! Прочтешь одно, посмотришь на следующее, а предыдущее тут же и позабудется, даже если это несчастный предлог - как удачно распо-ложены слова. Вита разозлилась и изумилась - за все время учебы она ни-когда не злилась на великий и могучий, даже когда мучилась над дипло-мом. Она ткнула пальцем в бумагу и повела строчку, бормоча:
- Ребро пушистая... звезд поет... через последнюю долину... в тебя, шахты, низвергающиеся... Черт, что за чушь?! - Вита ладонью припечата-ла письмо к столу. - Ничего не понимаю!
- Я же тебе сказала, - заметила Наташа слегка укоризненно. - Это, на-верное, и не письмо вовсе. Может, как предупреждение или знак...или может в нем что-то было...
- Яд что ли?! - Вита презрительно фыркнула. - А сейчас он куда делся? Да брось ты эти изощренности - наши так не убивают! Нет, возможно в письме действительно что-то было... в самом письме, да... но что?..
- Какой-то сумасшедший написал и все!
- Думаешь? - Вита с сомнением снова взглянула на изящные аристокра-тические буквы. - Пушистая звезда... ну вот, уже ничего не помню! По-слушай, а твой этот Костя получал такое письмо?
Теперь Наташа посмотрела на нее очень внимательно.
- А ведь получал. Только, по-моему, не такое. Он сказал, что перед тем, как с ним это случилось... ну, ты понимаешь... вернулась его мать и при-несла письмо, которое взяла из почтового ящика - он сам-то не достает до него. Письмо было от его приятеля из Екатеринбурга, он ему часто пишет. Костя начал его читать, а потом все и случилось.
- А где это письмо? - спросила Вита, снова внимательно разглядывая конверты.
- Осталось в поселке.
- Ты его видела?
- Нет.
- А что хоть было в письме.
- Костя не помнит... но это и не удивительно. Ты думаешь, эти письма от НИХ, да? Как черная метка?
- Ох! - Вита подперла подбородок кулаками. - Ничего я не думаю. Только очень мне это все не нравится.
- Я предупредила этого Николая Сергеевича, чтобы никого больше не трогали, иначе...
- Ой, я тебя умоляю! - Вита усмехнулась. - Они тут же так испугались, господи! Ладно, будем считать, что с твоей Светки я и начну работать. А конвертики с письмом я заберу, ты не против?
- Бери, конечно, - Наташа провела рукой по волосам и, несмотря на вы-питый кофе, отчаянно зевнула. Вита внимательно посмотрела на ее усталое лицо, на седые пряди волос и быстро отвела глаза, но Наташа успела заме-тить ее взгляд.
- Ты знаешь, Вита, мне очень страшно, - сказала она глухо. - Страшно и стыдно. Настоящий художник... да вообще художник должен служить только Искусству. А чему служу я? На моей совести не одна жизнь. Я очень хотела все это прекратить тогда, я пыталась, но было уже слишком поздно останавливаться. Картин становится все больше и больше. Одно порождает другое... Иногда мне кажется, что не я создаю эти картины, а они создают меня. Они держат меня. Иногда мне хочется умереть, чтобы ничего больше не было, но я уже не имею на это права. Я не принадлежу себе больше, я принадлежу своим картинам. А они меня не отпустят. Ведь если с ними что-нибудь случится... если уже не случилось. Мне страшно, Вита. Я боюсь себя. Я все тлела, тлела, но время идет, и теперь я горю. Я скоро совсем сгорю.
- Я думаю, сейчас тебе лучше пойти спать, - Вита сгорбилась и зазвене-ла ложкой в пустой чашке. Слова Наташи ей очень не понравились, и у нее вдруг возникло непонятное ощущение гигантского непреодолимого рас-стояния между ними - она, Вита, копошится где-то внизу, крадет поти-хоньку, зарабатывает денежки, беспокоится из-за каких-то пустяков, счи-тает иногда себя гением притворства и лжи и очень этим довольна... ну, пусть не гением - генийчиком, но все же значительным. А Наташа где-то наверху, и ее проблемы, беспокойства и размышления для Виты высоки и недосягаемы, как облака. - Поговорим утром. Ты, кстати, готовься - тебе тоже придется уехать, и, пока будешь засыпать, подумай куда. А я пока доскребу твой кофе.
- Хорошо, - Наташа встала. - Если что - диван в комнате широкий, так что не стесняйся. Спокойной ночи.
Вита кивнула в ответ и отвернулась к окну.
В течение получаса она пила кофе, курила и рылась в своей записной книжке. Потом посмотрела на часы и прислушалась - в квартире было ти-хо, только в ванной тихо журчал подтекающий кран. Она достала телефон и набрала свой домашний номер. Евгений, к ее удивлению, ответил почти сразу и голос у него был почти не сонным.
- Здравствуй, Зеня. Ты что это не спишь? Грехи мучат?
- А-а, слышу глас божий! - весело сказал Евгений. - Поспишь тут, как же! Ларка опять Макса выгнала из дома, а куда Максу сунуться? Только к старому доброму дяде Жене. А у меня уж такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный человек.
- Смотри, не пускай просвещенного человека на мою половину кровати, а то ему там понравится. И к музыкальному центру его не подпускай, а то в прошлый раз он пытался напоить его пивом. Жень, у меня к тебе дело.
- Не сомневаюсь. Вряд ли ты звонишь, чтоб пожелать спокойной ночи!
- Во-первых, мне тут придется задержаться дня на два-три...
- Очень приятно! В таком случае, нельзя ли отменить запрет насчет тво-ей половины кровати? - рядом с трубкой что-то звякнуло и послышалось продолжительное бульканье, в которое ввинтился хмельной голос, что-то невнятно пробормотавший. - Тут Максово тело тебе привет передает - его разум, похоже, уже утонул.
- Старые алкаши! - машинально заметила Вита. - Во-вторых, ты не мог бы мне пробить пару мобильных номеров - есть такие у нас Волжанске или нет?
- Издеваешься? - осведомился Евгений. - А волосы у себя на голове не посчитать?
- Ну попробовать ты хоть можешь? Только сам - никого не проси.
- Что еще за тайны Мадридского двора? Ладно, говори, но я тебе ничего не обещаю.
Глядя в записную книжку, Вита быстро продиктовала ему телефоны. Некоторое время Евгений молчал, очевидно записывая, потом сказал:
- А ну-ка, повтори последний.
Она раздельно произнесла цифры по одной. Евгений снова замолчал, потом буркнул немного удивленно:
- А ты ничего не путаешь? Волжанский телефон? Здесь подключали?
- Не знаю. Думаю, да.
- Так это ж Эн-Вэ номер!
- Ты уверен?
- Чего мне не быть уверенным - я ж по нему звоню почти каждый день!
- Ой-ой, - сказала Вита слегка растерянно и на мгновение отняла трубку от уха. Что ж это получается, Наташе звонил любитель гоголевской прозы? Вот это было плохо. Вот это было совсем плохо. Значит, Эн-Вэ имеет ка-кое-то отношение к тем, кто охотится за Наташей? Может, он сам за ней охотится? Если он узнает, что его подчиненная, которая и так у него на плохом счету, работает на Чистову, за которой он гоняется, то подчинен-ной придется несладко. Очень даже горько придется подчиненной. Голос Евгения что-то пробормотал, и Вита, опомнившись от минутного замеша-тельства, снова поднесла трубку к уху.
- Что?
- Я говорю, чем ты там занимаешься? Ты что, в одиночку в какую-то фирму влезла?! Не глупи - я тебе тысячу раз говорил, а насчет денег...
- Нет, нет, никуда я не влезла. А второй телефон ты не знаешь?
- Нет. Слушай, ты когда обратно поедешь, предупреди, я кого-нибудь с машиной на вокзал пришлю или сам приеду. Ты же знаешь Эн-Вэ - ему всегда надо знать, кто где и сколько раз! Я сказал, что ты болеешь, так что сама понимаешь - если Эн-Вэ вдруг увидит, что человек с ангиной весело шляется по вокзалу, то даже такой идиот, как он, может слегка недопо-нять!
- Ну, ясно. А ты меня прикрывай пока. Если что, я еще позвоню.
- Ну, конечно, не сомневаюсь! - иронично заметил Евгений. - Так-то у нас секреты и мы в Волгограде, а как прихватит - ах, Зеня, Зеня. Что я вам тут всем - первый имам на деревне?! Вот уж недаром говорят - мулиер ин-сидиоза эст1.
- И тебе спокойной ночи, - сказала Вита сердито и положила телефон на стол, потом уставилась в свою записную книжку, где ее собственным по-черком был аккуратно выписан телефон начальника. Потом взглянула на письмо и скривила губы, точно исписанный лист был чем-то гнилым и противным. От всего этого, вместе взятого и вправду потягивало чем-то гнилым. И опасным.
Ты, знаешь, Вита, мне очень страшно.
- А мне? - сказала Вита дымившейся в пальцах сигарете. - А мне-то?!
А ответить-то было некому.
II.
Открывая тяжелые двери, он в который раз подумал, что "кабинет" - совсем неподходящее название для того помещения, в котором Хозяин принимал избранных, особо близких подчиненных. Больше всего это ме-сто походило на музейную комнату. Снаружи ни за что не угадаешь - все прочие комнаты в доме, куда его допускали, были обычными - хорошо и дорого обставленными, но обычными - современными, и казалось, что и здесь должно быть то же самое, а потому огромный "кабинет" всегда по-началу сбивал с ног. Здесь был особый мир - мир вещей, на фоне которого люди сразу же терялись, превращаясь в жалкие тени. Хозяин ценил краси-вые вещи и собирал их тщательно и каждая вещь находила в кабинете свое, только для нее одной и предназначенное место - и он не раз удивлял-ся тому, как могли настолько сочетаться друг с другом вещи столь разные. А ведь сдвинь хоть одну из них, и все превратится в дорогую безвкусицу - в склад. Мебель в стиле ампир и барокко, тяжелая, причудливая, пышная. Ломберный столик с мозаичным рисунком в стиле русской классики во-семнадцатого века и небольшой малахитовый стол под девятнадцатый век с бронзовыми змеями - и тот, и другой стоили Хозяину бешеных денег, но уж чего-чего, а на вещи он денег не жалел никогда. Большой шкаф с при-чудливыми и страшными фигурами, заполненный старинными книгами, огромный глобус. Бронзовые канделябры, нарядные золоченые вазы с рос-писью, гарднеровский и виноградовский фарфор. Часы высотой в полсте-ны, на маятнике которых сидел верхом смеющийся Амур. Картины и вели-колепные копии известных итальянских скульптур. Почти один в один из-готовленная сабля Дмитрия Пожарского. Высокие стены и потолки с рос-писью и лепниной. Ложные готические окна с витражами, существующие пока только по одну сторону - Хозяин очень жалел, что их нельзя выста-вить напоказ, дать стеклу почувствовать вкус солнечных лучей. Вообще он мечтал выстроить себе что-нибудь вроде московского "Пашкова дома" снаружи с кремлевскими палатами внутри, но это было невозможно. И этот-то особняк был построен так, чтобы не привлекать всеобщего внима-ния, ничем не выделяясь на фоне других, и никто бы, глядя на него, ни за что не догадался, что внутри может скрываться такое великолепие. Хозяин был очень осторожен.
Очень немногие имели доступ в "кабинет", и сам он приглашался сюда нечасто - только по очень важным и неотложным делам или в том случае, когда Хозяину приходило в голову проявить свое дружеское расположение к работнику и дать почувствовать его для себя ценность. Тогда он усажи-вал его в монументальное кресло ампир и подносил рюмку коньяку. Но сейчас, отворяя дверь в хозяйское святилище, Схимник уже знал, что вы-звали его этим утром по делу.
Войдя, он увидел, что Хозяин в "кабинете" не один - рядом с ним за малахитовым столом сидел не знакомый ему худощавый человек в светло-сером френче с плотно забинтованным лицом - видны были только тонкие губы и внимательные поблескивающие глаза. На овальной столешнице лежали бумаги и сотовый телефон, смотревшийся здесь совершенно неле-по.
- Заходи, присаживайся, - предложил Хозяин и пригладил ладонью и без того аккуратно уложенные густые серебристые волосы - поседел он очень рано, когда ему не было и тридцати. - Познакомься с одним из моих луч-ших кадров, Сканер, так сказать, - он едва заметно улыбнулся, - пресс-секретарем. Прессует очень умело. И с общественностью хорошо работает. А ты, Схимник, этого человека запомни - сейчас это, конечно, несколько проблематично, но через недельку-другую здоровье его поправится окон-чательно. Жить он будет здесь, у меня, и ему понадобится охрана - хоро-шая охрана, понимаешь меня?
- Да, Виктор Валентинович, - ответил он, разглядывая Сканера сквозь полуопущенные веки. То, что Хозяин назвал нового человека прозвищем, его насторожило. По прозвищам он обращался к действительно близким людям, прочие небрежно назывались по фамилиям. Имен для Хозяина, кроме, конечно, своего собственного, жены и дочери, не существовало. Сканер осторожно протянул руку - широкая ладонь, короткие пальцы, ро-зовые и гладкие, словно конфетки, - пальцы, не знавшие физического тру-да. Схимник пожал протянутую руку, и она тотчас вывернулась из его пальцев, и он почувствовал, что Сканер его боится. Взгляд забинтованного человека метнулся туда-сюда по темно-зеленой столешнице, а потом оста-новился на перстне Схимника, и в нем появилось любопытство.
- Вот и хорошо, - произнес Виктор Валентинович почти с отеческой лаской. - А теперь к делу. Значит, похоже, девушка-то наша в Киеве объя-вилась?
Схимник покосился на Сканера, но Виктор Валентинович милостиво качнул ладонью.
- Говори, говори, не стесняйся.
"О-па!" - сказал Схимник сам себе. Вслух он, впрочем, этого не сказал.
- Ну... если то, что произошло, можно счесть за ее появление, то да. Вы сказали докладывать, если где-то на территории будут странности...
- Ты хоть скажи толком, что произошло!
- За Тарасенко наблюдали двое - нормально наблюдали, без всяких проблем. А сегодня ни с того, ни с сего один из них вдруг избил другого монтировкой, потом выскочил из машины, начал бегать с воплями по дво-ру, раздирать себе лицо, за каким-то прохожим погнался. Менты его с тру-дом повязали. Но точной информации у меня еще нет - человечек один так, навскидку, отзвонился по ходу дела. Нужно время, Виктор Валенти-нович.
- Это она! - Сканер вдруг резко, взволнованно подался вперед. - Это точно она. Именно так она и рассказывала... и в письмах... именно это я видел!
- Не суетись, помолчи! - грубовато сказал Виктор Валентинович. - Вначале проверить надо, может, парень просто хорошо принял или... - он сделал жест возле виска, потом зло произнес: - Проглядели! Надо же, дев-чонку проглядели! Черт знает что - одни по сторонам не смотрят, другие палку перегибают - совсем молодежь разболталась, отупела! Господи, гос-поди, скоро не с кем будет работать!.. Надо поговорить с этими идиотами - что там было, как... Я хочу знать, каким образом она умудрилась это сде-лать, где спряталась... ведь она должна видеть лицо, да?
- И глаза, - негромко сказал Сканер. Голос у него, как и рукопожатие, теперь оказался осторожным и каким-то шуршащим. Человек с перстнем отвернулся от него - теперь он смотрел только на Виктора Валентиновича.
- Боюсь, не получится. Один на дурке, другой умер час назад в реани-мации.
Рот Виктора Валентиновича плотно сжался.
- Во сколько все это произошло?
- Ночью, около двух.
- Замечательно. Просто чудесно. Значит-таки, высунула нос. Значит, на-чала кое-что понимать, клиентов отслеживать. Но зачем она себя обнару-жила?
- Молодая, глупая, мести хочет. А может случайно получилось.
- Ладно, - Виктор Валентинович хрустнул пальцами. - Значит нужно ис-кать ее в Киеве.
- Вы так думаете? - Схимник слегка качнул головой. - А мне кажется, что ее там уже нет.
- А ты все же поищи. Нет, не сам, ты мне нужен здесь. Пошли людей, там с кем-нибудь свяжись.
- Киев - не Крым, - хмуро отозвался Схимник, - у меня там связей нет. Хорошо, что тех нашли. Вы же понимаете - люди, транспорт - все это на-до найти, да и засветка лишняя. У нас и так уже были проблемы с хохляц-кими ментами.
- Ну, это твои проблемы - сам же там ситуацию из-под контроля выпус-тил. Удивил ты меня, честно говоря. Как же так вышло: и Гащенко потеря-ли, и в аварию влетели, и труп лишний в поселке образовался - просто ре-корд! Нет, нет, - Виктор Валентинович покачал в воздухе указательным пальцем, заметив, что Схимник собирается что-то сказать, - не оправды-вайся, я знаю, что ты скажешь, - не тех людей тебе дали. Ты всегда с лю-быми умел работать.
- Одному мне как-то душевней работается, - заметил Схимник, снова разглядывая нового "ценного сотрудника".
- Это не тот случай, чтоб одному, - Виктор Валентинович ласково про-вел пальцами по малахиту. - Так. Твой Гунько звонил ей еще раз?
- Ну звонил. А что толку? Мы же пока не можем ей доказать, что ее приятель жив, вот она трубку и бросает. Пока она не сможет с ним погово-рить - тут рассчитывать не на что.
- Очень плохо. Что там с этим Новиковым? - Виктор Валентинович встал и неторопливо подошел к копии со скульптуры Лоренцетти "Мерт-вый мальчик на дельфине". Остановился и начал внимательно ее разгля-дывать.
- Врачи говорят, надежда пока есть. Я положил его в вашу больницу, охрану поставил, а больше от меня ничего зависит. Не моя вина, что Бон ему пулю в голову засадил. Сергеев сказал, что вы...
- Во-первых, изначально не надо было позволять, чтобы тебе самому голову проломили! Как это могло случиться, а, Схимник? Они я еще по-нимаю, но ты?..
- Скажите... а... эта девушка... она вам ничего не показывала? - вдруг снова нерешительно подал голос Сканер, и сонный взгляд обратился на не-го. - Может, она показывала вам... какой-нибудь рисунок?
- Нет.
Не поворачиваясь, Виктор Валентинович усмехнулся.
- Это будет тебе уроком - нельзя недооценивать творческих людей. Нашли, наконец, Чалецкого и Семакова?
- Да, в Ялте. Как и предполагалось, оказалось, что сергеевских мальчи-ков отправили в лучший мир. Семе глотку перерезали, Чалому башку про-стрелили.
- Кто, узнавал?
- Похоже, кто-то из ялтинских. Какая-то у них там завязка вышла из-за бабья...
- Это что же - вместо того, чтобы работать, они... - Виктор Валентино-вич резко повернулся. На его лице была ярость.
- Я всегда говорил, что они абсолютные дебилы, особенно Семаков, - подтвердил Схимник с явным удовольствием.
- Хорошо, беру свои слова обратно, извини. Это Сергеева люди, да?! Очень хорошо! Я с ним поговорю! - Виктор Валентинович вернулся к сто-лу. - Значит так! Киевский случай проверить. С мебельщика глаз не спус-кать. Постарайся найти кого-нибудь на киевские вокзалы. Из Волгограда людей не убирать - пусть поводят ее девочку еще пару дней. А потом - все! Откровенно говоря, надоело мне Чистову по головке гладить - не мо-жет никак решиться - придется подбодрить! Мать ее так и не нашли? Ищите! Кстати, Схимник, не подскажешь, почему она интересовалась тво-им здоровьем?
- Вероятно, совесть замучила, - он едва заметно улыбнулся, глядя при этом на Сканера.
- Очень хорошо, - сказал Виктор Валентинович. - Пусть переживает, это нам только на руку. Рано или поздно она сломается. С таким грузом на душе, одна, без друзей, в бегах, испуганная, сбитая с толку... - она придет к нам. Сама придет. За Киев, если это ее рук дело, она еще получит. Все, Схимник, занимайся своими делами. Зайдешь вечером.
Схимник кивнул, повернул голову, и тут взгляд Сканера, до сих пор бесцельно скользивший то по его рукам, то по драгоценной столешнице, то по сокровищам "кабинета", вдруг впился в его глаза, стал резким, твер-дым, пронзительным, в одно мгновение набрав силу, напитавшись ею, раз-бухая от нее, словно брюхо насыщающейся кровью комарихи. На мгнове-ние оба мужчины застыли, словно их вдруг соединил невидимый, но очень прочный стержень, лицо Сканера сморщилось от напряжения, и тут же Схимник слегка оскалил зубы, будто между ними проскочил некий разряд. Потом взгляд Сканера резко ушел вниз, точно вспугнутая рыба, и он весь как-то съежился. Схимник встал, коротко глянул на него сверху вниз, его пальцы дернули вверх замок "молнии" на куртке, и тот скрежетнул, слов-но обещая в будущем нечто очень нехорошее. Молча он повернулся и вы-шел, и едва тяжелая дверь затворилась за ним, Сканер откинулся на спинку полукресла, тяжело дыша, и его дрожащие пальцы запрыгали по столеш-нице, потом нырнули в карман, выдернули оттуда пачку сигарет, рванули клапан, уронили, и сигареты рассыпались по столу, роняя на темно-зеленое табачные крошки.
- Здесь не курят, - недовольно произнес Виктор Валентинович. - Ну, что скажешь?
- П-прости, - Сканер начал собирать сигареты непослушными пальцами и, сминая, запихивать их обратно в пачку. - Господи, господи! Это страш-ный человек, Виктор, страшный, он опасен! Он сумасшедший!..
- Перестань кудахтать! Он хорошо работает... обычно, и до сих пор мне не приходилось жаловаться на его здравомыслие. Что ты увидел?
- Убивает... - просипел Сканер, - он убивает... так легко. И ему это нра-вится. Как другим водку пить, так ему это нравится. Он не может без это-го, он... потому он у тебя и работает... чтобы убивать...и
- Что ж, - задумчиво сказал Виктор Валентинович, - значит, человек со-вмещает приятное с полезным - и удовольствие получает, и деньги. Ко-нечно, это любопытно, но ты меня не удивил. Он же воевал, насколько я знаю, а на войне людей так корежит, что... Таких, как он, много. Но Схим-ник свое дело знает, работает не первый год, глупостей пока не делал.
- Сделает.
- А вот сделает, тогда уволим, - Виктор Валентинович улыбнулся. - Что ты еще увидел?
- Больше ничего не видно... за этим - ничего, оно все затягивает, похо-же на густой черный дым. Но дело не в этом. Он понял, что я делаю, ему это знакомо, понимаешь, он даже пытался сопротивляться. В него уже смотрели!