Едва дверь за мрачным широкоплечим парнем закрылась, лежавший на кровати человек открыл глаза и посмотрел на чистенький белый потолок, бормоча про себя: "Один, и два, и три, и четыре...". У него не было часов, и ему таким образом приходилось отсчитывать вре-мя до следующей проверки, оставляя десять-пятнадцать минут в запасе. Его никто не наве-щал, кроме охранников или, вернее сказать, надзирателей, медсестры и толстенького врача, и Новиков давным-давно выучил расписание этих визитов. Время между визитами целиком принадлежало ему, и он использовал его старательно, с толком и без остатка, как используют в пустыне драгоценную воду. Отсчет он вел автоматически и уже привык делать это так, что он не мешал течению мыслей, как не мешала этому и негромко игравшая для терапии спо-койная музыка. Иногда он жадно смотрел в окно, стараясь становиться так, чтобы его не бы-ло видно с улицы, ловил каждое дуновение ветра, а если с ветром в палату залетали сухой листок, птичье перышко, пушистый зонтик одуванчика, он с тщательностью скупца собирал их и прятал под матрас, где никто не мог бы их найти, а потом смотрел на них - это пока бы-ло все, что он мог получить от жизни там, снаружи. Однажды медсестра забыла закрыть форточку, не придав значения легкому дождику за окном, а потом хлынул косой весенний ливень. Для Славы это был праздник. Он добрался до окна и долго стоял возле него, закинув голову, блаженно улыбаясь и вдыхая пахнущий озоном воздух, а крупные, свежие капли шлепали его по лицу и стекали на грудь и за шиворот. В тот день он чуть не попался, юркнул в постель в самый последний момент, но, к счастью, вошедший охранник не заметил его мокрых волос. Позже он смущенным шепотом рассказал обо всем врачу - единственному кроме Схимника человеку, бывшему в курсе истинного положения дела. Свиридов, выслу-шав его, отчего-то смутился сам, обозвал себя нехорошим латинским словом и ушел, а на следующее утро медсестра принесла в палату вазочку с несколькими тополиными ветками, листья на которых были еще мокрыми от дождя, шедшего всю ночь. Листья пахли грозой и рассветом, они были гладкими, блестящими и яркими, и казалось, что в палату принесли са-мый настоящий кусок того, заоконного. В тот день он долго смотрел на них, вспоминая дру-гие тополиные листья, шелестящие под соленым ветром, и запах водорослей и мокрой галь-ки, и тонкий аромат розовых пушков альбиции, и тяжелый - полыни, и дикую гвоздику, и горячую степь, изрытую норками сонных длиннолапых тарантулов, и шторма, и теплую ог-ромную луну, и августовскую морскую воду, в которой от малейшего движения рождается сонм голубых искр, и особую густую тишину, и льнущие к вершинам деревьев звезды, и нежные руки, и родные карие глаза. В тот день он был особенно счастлив, и в тот день ему было особенно больно.
Если он не смотрел в окно, то ходил - осторожно, чтобы не услышали охранники. Внача-ле ходить было трудно, ноги не слушались, казалось, что из них вынули все кости, и много раз он падал, но всякий раз ему везло - музыка заглушала звук падения. Свиридов во время своих визитов помогал ему, говорил, что и как ему нужно делать, успокаивал, а если Слава спрашивал его о чем-то, отвечал длинными запутанными фразами, распухшими от терминов. Первое время он приходил в отчаянье от собственного бессилия, ему казалось, что все это уже безнадежно, и он проводил долгие часы, разглядывая потолок. Потом он заставил себя сползти с кровати и сделать несколько шагов. На третьем он снова упал, разбил себе губу и чуть не выбил зуб. Боль разозлила его, он подполз к кровати, встал, цепляясь за нее, и снова пошел. С тех пор он ходил каждый день. Постепенно к нему вернулась способность свобод-но передвигаться, он мог ходить достаточно быстро, но походка стала другой - он привола-кивал ноги, а на правую ощутимо прихрамывал.
Ранение оставило после себя и другие неприятные последствия: его зрение ухудшилось, иногда было трудно говорить, дрожали руки, и то и дело накатывали мучительные головные боли. Он спросил у Свиридова, пройдет ли это, и маленький врач, помявшись, ответил, что, вероятней всего, последствия останутся навсегда, разве что, возможно, станут менее ярко выраженными.
- Не унывайте, в любом случае вам невероятно повезло, - добавил он. - Выжить с такой раной теоретически возможно лишь на несколько процентов от ста. Ваши жизненные функ-ции вполне приемлемы, ну а к этому вам придется привыкнуть, равно как и к тому, что из-влечь пулю из вашей головы мы не сможем никогда.
Тогда он молча кивнул, соглашаясь, но пока что еще не мог представить себе, как сможет привыкнуть ко всему этому, особенно к тому, что где-то внутри его головы сидит чужерод-ный кусок металла, и забудет ли, как этот кусок металла входил к нему в череп. А сейчас, бродя по палате, он, снова подумав об этом, хмуро улыбнулся. Есть ли смысл привыкать к этому, если жить все равно осталось недолго? Прожив несколько месяцев в гуще событий совершенно нереальных, он гораздо лучше, чем раньше, научился оценивать реальность. Живым ему из больницы не выйти. Была только одна надежда - нелепая, глупая - на челове-ка, который не так давно чуть его не убил - но ее было так мало и становилась меньше с ка-ждым днем, потому что этот человек не появлялся уже почти два месяца. В последний раз он зашел в начале марта, рано утром, - усталый, промокший, с расцарапанным лицом, но от не-го исходил азарт волка, напавшего на след раненого лося. Дав Славе несколько указаний на-счет того, как ему себя вести и что следует делать, он сказал, что уезжает из города и скоро все встанет на свои места.
- Нашли?! - спросил Новиков тогда, дернувшись, и слова снова начали превращаться в малоразборчивую кашу, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы внятно произне-сти: - То есть, ты нашел?!
- Почти, - Схимник усмехнулся. - Меня к ней отведут. Ты ведь не знаешь - твоя подружка наняла себе помощницу. Такой славный хитрый чертенок. Когда ты с ней познакомишься, она тебе понравится, даже несмотря на то, что ты такой принципиально морально устойчи-вый.
- Это она тебя так отделала? За сколько ж она тебе Наташку продала? Или ты проще - ножичек к горлу?
Схимник тихо засмеялся, дотронувшись до ссадины на лбу.
- Еще проще. Я дал ей сбежать, а она теперь полетит к Чистовой на всех парусах, я знаю это точно. Было чертовски забавно наблюдать, какими кретинами после этого выглядели все наши.
- Зачем тебе Наташка? - он внимательно посмотрел на него, пытаясь понять до того, как получит какой-то ответ. - Хочешь кому-то продать подороже или сам на ней зарабатывать.
Схимник, слегка нахмурившись, потер ладонью чисто выбритую щеку, глядя куда-то ми-мо Новикова. Потом он произнес одно короткое предложение. Слава закрыл глаза и долго молчал, потом спросил:
- Но почему?
Схимник не ответил, взглянул на часы и начал расстегивать куртку, а Слава смотрел на него, стараясь понять, но не мог - лицо Схимника было непроницаемым, бесстрастным.
- Это для нее очень дорогая цена, - наконец сказал он.
- За жизнь и свободу - не очень.
- Ты многого не знаешь.
- Того, что я знаю, мне достаточно.
- Ты сошел с ума!
- Давно, - Схимник неожиданно подмигнул ему, и его рука вынырнула из-за пазухи, сжи-мая какой-то узкий блестящий предмет. Он настороженно оглянулся на плотно закрытую дверь. - Мне пора. Какое-то время тут вряд ли будут перемены. Я оставлю своего человека, он будет обо всем мне сообщать, ну и, конечно, Свиридов будет за тобой наблюдать, а уж он свое дело знает, главное ты не засветись и не натвори глупостей. Но на всякий случай... ствола я тебе, конечно, оставить не могу, но вот это может пригодиться, - он передвинул пальцы на предмете, раздался щелчок, и выскочило узкое хищное лезвие. - С этим все же спокойней. У тебя хватит ума не воткнуть его себе в горло или не попытаться героически сбежать?
Новиков усмехнулся, оценив иронию. Схимник наклонился, отвернул край матраса с пра-вой стороны, быстрым движением вспорол его, сложил нож и спрятал его так, чтоб до него можно было легко и быстро дотянуться. Потом встал, застегивая куртку, и Слава, криво улыбнувшись, слегка поднял руку и качнул ладонью. Лицо Схимника неожиданно стало очень серьезным и даже злым.
- Чертова куча парадоксов, а?! - глухо сказал он и вышел из палаты.
С тех пор он и не возвращался больше, но нож остался, и то, что под рукой всегда есть какое-никакое оружие, придавало относительное, пусть и в чем-то фальшивое спокойствие, хотя с другой стороны и больше теперь приходилось тревожиться - ведь если нож найдут... Теперь, всякий раз, когда медсестра перестилала постель, ему с большим трудом удавалось сохранять "бессознательное" состояние, но медсестра то ли по собственной инициативе, то ли по приказу свыше ни разу не тронула и не сдвинула матрас. Охранники же к постели во-обще не прикасались, они лишь бегло оглядывали Новикова и палату, то и дело уныло руга-ясь - постоянное сидение в больнице им давно опостылело. Он доставал нож всего лишь один раз, долго держал его в руке, привыкая к рукоятке и к тому, как с едва слышным сухим щелчком выскакивает лезвие, смотрел на него, потом спрятал обратно и больше не прикасал-ся.
Сейчас он, привычно выждав положенный отрезок времени, встал и начал старательно ходить по палате, потом принялся делать предписанные Свиридовым упражнения, постоянно поглядывая на дверь, прислушиваясь и не забывая вести отсчет. За окном небо уже пробили серебряные точки звезд, город постепенно тонул в ночной темноте, суетливо зажигая спаси-тельные фонари, и окна в соседних домах оживали, вспыхивали, словно чьи-то открываю-щиеся глаза; и стихало надрывное воронье карканье, с утра до вечера доносившееся в палату даже сквозь музыку от огромных тополей возле больницы, постоянно облепленных сварли-выми птицами. Новиков снова подумал о женщине, которая была в этой темноте где-то очень далеко отсюда, он думал о ней постоянно, хотя и пытался запретить себе это делать - становилось только хуже, и безнадежность и близость к смерти ощущались особенно остро, но кроме воспоминаний у него ничего не осталось. Воспоминания, нож в матрасе, горстка птичьих перышек и сухих листьев, обновлявшаяся через каждое утро зелень в вазе, да не-много надежды - на данный момент это были все его сокровища, и он уже хорошо научился ценить их. Сжав зубы, он выполнял упражнения монотонно и упрямо, так же упрямо считая оставшееся у него время и прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.
Там, с другой стороны, не прислушивались, в свою очередь, что происходит в палате - за дверью плескалась негромко музыка, и этого было вполне довольно. Один из охранников, сняв наушники, с грубоватой игривостью говорил по сотовому телефону, второй, старатель-но вписывая буквы в клеточки кроссворда, посматривал на него с возрастающей свирепо-стью - телефон у них был один на двоих. Бон, зевая, бесцельно слонялся туда-сюда по кори-дору и думал о том, что пора бы уже поехать домой, поесть и немного поспать. Но недавние события останавливали его, да и возложенной на него задаче он придавал большое значение. Чтобы отвлечься, он принялся фантазировать, как будет проводить время с Оксаной, к кото-рой намеревался съездить при первой же возможности, и вскоре дофантазировался до такой степени, что ощутил острую потребность отправиться к дежурной сестре и как следует ее прижать, благо обычно она против не была, а он, в конце концов, не железный.
- Ну, давай, давай, дела у меня, - сказал охранник и отключил телефон, довольно ухмыля-ясь.
- Трубу дай! - зло буркнул коллега, отнял у него телефон и сунул в карман. - Запарил уже своими козами!
- Жрать охота! - тоскливо сказал тот, проигнорировав замечание. - Берш, жрать-то мы будем сегодня?
- Вон, у него спроси, - Берш равнодушно кивнул в сторону курсирующего вдоль стены Бона и снова уткнулся в кроссворд. - Слушай, ты не знаешь - священное животное в Индии - шесть букв?
- Слушай, тебе не надоело еще всякую хрень у меня спрашивать?! - тот все же задумался, придерживая наушники. - Так в Индии слоны одни, кто еще? Ну и змеи какие-то. Они ж то-же животные?
- А называются как, знаешь?
- А чо я, в Индии был что ли? А вон, медицинский дед идет, у него спроси. У них же эта... эмблема - змея с рюмкой, может знает. Вот охота ему допоздна тут торчать - давно б уже свалил, к кому-нибудь под теплый бок.
- Так не просто ж так, за бабки. Мы ж тоже тут сидим, - рассудительно сказал Берш, глядя на приближающегося маленького врача. Коллега пожал плечами.
- Ну, мы другое дело, - он вернул на место наушники и потерял к происходящему всякий интерес. Берш подождал, пока Свиридов подойдет вплотную, потом развернулся на стуле и перегородил доступ к двери.
- Э, ты ж недавно заходил уже!
- Молодой человек! - Свиридов раздраженно ткнул в его сторону очками, будто это была рапира. - Во-первых, я уже неоднократно просил вас не фамильярничать, вы мне во внуки годитесь! Во-вторых, вам бы уже следовало понять, что больной, которого вы... м-м... опе-каете, нуждается в постоянном и серьезном медицинском наблюдении, поскольку я оцени-ваю его состояние, как тяжелое и крайне нестабильное...
- Да он уж который месяц так состоит, а ничего не происходит! - буркнул охранник, но ноги все же убрал. - Слушай, дед, а ты не знаешь... - он заглянул в кроссворд, - священное животное в Индии, шесть букв?
Врач надел очки, сразу став гораздо серьезней и сердитей.
- Насколько мне известно, в индуизме священной считается корова, поскольку...
- Погоди, - ручка Берша запрыгала по клеткам. - Ты глянь, подходит! И откуда ты все знаешь, а?!
- Вот что, - свирепо сказал Свиридов, - когда приедет ваш начальник... тот очень серьез-ный молодой человек с красивым перстнем, я ему все расскажу о вашем поведении! Виктору Валентиновичу некогда, а у него для вашего воспитания время найдется, поскольку он, не-смотря на своеобразное чувство юмора, ценит элементарную вежливость и уважение!
- Слушай, дед, - Берш насторожился, - ты это... ладно?.. вы, то есть. Ну, мы ж шутим. Да вы идите, раз надо, что я - не понимаю что ли?
Свиридов изумленно посмотрел на него. За пятьдесят два года своей жизни он еще не разу не видел, чтобы сильный взрослый парень так испугался. Пожав плечами, он закрыл за собой дверь палаты. Бон, остановившийся неподалеку, похлопал себя ладонью по лбу и зло сказал:
- Борзеешь ты, а отымеют всех, урод!
- Да пошли вы! - буркнул тот и снова уткнулся в кроссворд. Бон продолжил мерить шага-ми коридор, надеясь что в этот раз Свиридов не задержится - пока он в палате, отлучаться никак нельзя. Из всех охранников он единственный не заходил с туда с проверкой - видеть человека, которому он прострелил голову, было отчего-то неприятно.
На лестнице раздались чьи-то быстрые тяжелые шаги, и он настороженно повернул голо-ву и тут же застыл, вытянувшись, как на строевом смотре. Берш, проследив за его взглядом, поспешно скомкал газету и засунул в карман, второй охранник содрал с себя наушники и выключил плеер, и оба они вскочили.
- Без происшествий, надеюсь? - отрывисто спросил Баскаков, подойдя, и они кивнули.
- Все в порядке, Виктор Ва...
Не дослушав, он толкнул дверь и вошел в палату. Дверь за ним закрылась, и оттуда до-неслось приглушенное бормотание голосов. Бон хмуро посмотрел на дверь, старательно со-ображая, потом сказал:
- Если хотите, можете сгонять на перекур или пожрать, пока я постою. Пока он там, уж точно ничего не будет - на лестнице наверняка народ топчется.
- Да ты что, Валентиныч же порвет!
- Он там точно опять минут на двадцать застрянет, успеете. Валите, чтоб я потом смог уе-хать. Если что - мои проблемы.
- Ну смотри.
Бон подождал, пока они не начали спускаться по лестнице, потом подошел вплотную к двери, старательно прислушиваясь. Баскаков сквозь музыку раздраженно задавал вопросы о состоянии больного, Свиридов отвечал длинно и подробно, но в его ответах Бон не понимал почти ни слова. Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу, а потом быстро отскочил в сто-рону, и едва он это сделал, как дверь распахнулась, и из палаты быстро вышел Свиридов.
- Плохие симптомы, - пробормотал он, совершенно не заметив Бона, и двинулся в сторону лестницы. - На пенсию, определенно на пенсию, иначе все это завершится инфарктом. По-чему все спрашивают с меня, в конце концов существует Олег Семенович, пускай к нему и... - бормотание стихло на лестнице, и Бон хотел было опять прильнуть к двери, но на лестнице снова раздались чьи-то шаги, и он дернулся в сторону. Определенно наступил час пик. Когда идущий поднялся на последнюю ступеньку и свернул в коридор, Бон и испугался, и расстро-ился. По правилам человека следовало остановить, но он прекрасно знал, что остановить его не сможет. Все же он сказал с официальной обреченностью:
- Ян Станиславович, туда сейчас не...
- Прэтш!1 - рявкнул Ян, явно не собираясь останавливаться, и Бон благоразумно освобо-дил дорогу - пусть сами разбираются. Ян вошел в палату, дернув за собой дверь, но Бон ус-пел просунуть ладонь за косяк и осторожно придержать дверь за ручку, чтобы она не откры-лась слишком уж подозрительно. Он все же получил ощутимый удар по пальцам и скривил-ся, а потом, встав поудобней, начал слушать.
Ян, не доходя до кровати, остановился и поправил очки, и Баскаков, пристально разгля-дывавший лежавшего на кровати человека, обернулся.
- Ну что?
- Все в порядке, - ответил Ян и засунул руки в карманы брюк, - неполадки устранили, бес-покоиться больше не о чем, сегодня же могу возвращаться. Только с каких это пор я должен выполнять чужие обязанности? Следует ли это понимать, как... - он намеренно не закончил фразу, предоставив это сделать Баскакову. Тот неопределенно кивнул.
- Возможно, возможно... Новости есть?
- Похоже, мы напали на его след, хотя я не уверен... если дело касается его, я никогда ни в чем не уверен, особенно в последнее время, - Ян вытащил из кармана правую руку и зло посмотрел на рассекавший запястье аккуратный шрам. - А девки...вы же понимаете, искать на таком огромном пространстве...
- Мы можем найти их завтра, а можем искать всю жизнь. Человеческий фактор - штука непредсказуемая. Кстати, со мной приехало сопровождение Схимника, но от них никакого толку. Он развязался с ними так, что виноваты получились, в принципе, они, хотя наверняка он очень ловко создал для этого условия, а потом они только и говорили с ним, что по теле-фону и, якобы, нигде за ним не успевали, хотя, думаю, там, куда они ехали, его и изначально не было.
- Кто знает, может все действительно так и складывалось, - задумчиво произнес Баскаков.
- Вы опять начинаете его оправдывать?! - Ян вскинул в воздух правую ладонь, словно от-давая нацистский салют. - Даже после этого?! В Ростове они были почти у нас в руках, мы бы взяли девку, если бы не он! Не верите мне - поговорите с парнями, которые там были!
- Не ори - забыл, где находишься?! Я одно знаю точно - в последнее время вы только и делали, что норовили вцепиться друг другу в глотки!
- А я вам говорю, что его кто-то перекупил!
- Да, его? - холодно осведомился Баскаков. - А может, тебя?
Ян задохнулся, потом по его тонким губам медленно расползлась кривая ухмылка.
- Не доверяете мне - пошлите Сергеева, а я...
- Ладно, поговорим в другом месте, - раздраженно оборвал его Виктор Валентинович и снова повернулся к кровати. Ян проследил за его взглядом и выражением лица и спросил:
- Я так понимаю, без изменений? Что врач говорит?
- Много чего, да все без толку.
- Я, конечно, понимаю, что в своем нынешнем положении не могу делать никаких пред-ложений, - вкрадчиво заговорил Ян, - но вы же понимаете, что вот это невозможно прятать до бесконечности, даже в собственной больнице. Проку от него никакого - фактически, это труп. Я не сомневаюсь, что после Ростова Чистова уже считает его мертвым, а виртуальные предложения на нее не действовали и не подействуют. На него идут средства, за ним закреп-лены люди, а для поисков, между прочим, людей не хватает. Надо что-то решать. Вам следу-ет определиться - что сейчас важнее.
Баскаков хмуро смотрел на лежащего на постели худого человека с бледным лицом и ак-куратно постриженной медсестрой каштановой бородой.
- Да, ты прав, - сказал он, - слишком долго все это тянется. Пусть паренек еще недельку поскучает под приятную музычку, а потом, думаю, ему станет хуже.
- Почему еще недельку?
- Потом объясню. Идем, поедешь со мной, - Баскаков запахнул плащ, и они с Яном вышли из палаты. Бон с каменным лицом стоял возле стены, и Баскаков недовольно покосился на него.
- Где остальные?
- На этаже, вот сейчас подойдут.
- Что, сразу обоим приспичило? - Баскаков хмыкнул и в сопровождении Яна, шедшего чуть впереди со свободно опущенными руками, направился к лестнице. Бон выждал нужное количество времени, потирая ушибленную руку, после чего достал телефон и набрал номер Схимника.
Виктор Валентинович всю дорогу мрачно молчал, просматривая какие-то бумаги. Ян молчал обиженно и возмущенно, что-то рассчитывая в своей записной книжке, хотя обычно он сидел, откинувшись на спинку сидения и полузакрыв глаза, наслаждаясь поездкой в рос-кошной машине. Шофер и телохранитель молчали равнодушно и привычно, занимаясь каж-дый своим делом. Несколько раз у Баскакова настойчиво звонил телефон, но тот, не глядя на номер, механически говорил в трубку:
- Позже, я занят.
Только когда вальяжный "фантом", поблескивая под фонарями лакированными черными боками, неторопливо свернул на очередную улицу, и за тополями потянулось длинное серое здание, Баскаков оторвался от бумаг и взглянул в окно, и Ян, встрепенувшись, сделал то же самое. К одному из безликих магазинчиков в здании вела узенькая лесенка без перил, закры-тая досками, возле которой лежала горка строительного мусора, закрашенные белым окна слепо смотрели на вечернюю улицу. Вывески над магазинчиком не было.
- Что здесь теперь будет? - спросил Ян, провожая взглядом удаляющийся магазинчик. Баскаков отвернулся.
- Парфюмерно-косметический. После того, что в нем случилось, немного нашлось охот-ников сюда вселяться - народ оброс предрассудками, как... Ты, кстати, знаешь, что никого из этой конторы так и не нашли - все разбежались, как тараканы, почти на следующий же день - предупредили, видать. Все дела вел Гунько, а где он информацию по командировкам держал - черт его знает!
- Думаете, он сам с лестницы свалился?
- Похоже. Он последний месяц пил по черному, да еще как раз с сеанса в бардаке уходил - прямо на лестнице в том бардаке и ухнул - сердце отказало. Можно сказать, многопрофиль-ная смерть - сразу по двум причинам.
- Надо же, такое совпадение - в ту же ночь, как и "Пандору"... - Ян скептически ухмыль-нулся. - А не мог ли ему помочь тот, кто и народ в магазинчике покрошил так оригинально?
- Нет, - твердо и уверенно сказал Баскаков, вызвав этим у подчиненного косой взгляд.
- Вы ведь знаете, кто их, да? Я, конечно, соразмеряю...
- Ян, - произнес Баскаков с нехорошей ласковостью, - тебе твоя работа нравится?
- Пжэпрáшам!1 - пробормотал Ян и снова занялся своей записной книжкой.
- Ты ведь из Саратова, верно? - вдруг спросил Виктор Валентинович, и Ян удивленно поднял глаза, потом, сообразив, ухмыльнулся:
- Ах, это... Ну, так национальность от места рождения не зависит, а родной язык свое все-гда возьмет.
- Похвально, - рассеянно заметил Баскаков и больше за всю дорогу не произнес ни слова.
В доме он провел Яна в "кабинет", тем самым дав понять, насколько сегодня ценно его присутствие, оставил его в объятиях роскошного монументального кресла, на которое Ян опустился с привычной осторожностью, предварительно сняв пиджак, а сам поднялся на второй этаж и пошел по коридору, потирая ноющий висок. Дойдя до нужной двери, он резко распахнул ее, и сидевший в кресле перед телевизором человек в сером френче обернулся и посмотрел на Виктора Валентиновича со смущением и некоторой вороватостью, словно тот застал его за каким-то непристойным занятием.
- Здравствуй, Виктор. Что-то случилось?
- Нет, ничего, - сказал Баскаков, закрывая за собой дверь, - но тебе сейчас придется пора-ботать.
Выслушав его, Сканер удрученно покачал головой.
- Нет, Виктор, очевидно, ты забыл, что именно представляют из себя мои способности. Я не умею читать мысли. Я вижу несколько другие... вещи.
- Я не прошу тебя читать мысли, болван! Ты должен всего лишь понять, какие эмоции сейчас в нем преобладают, а уж вывод я сам сделаю. Дай мне картинку - как ты говорил... что-то вроде эмоциональной пленки момента? Я прошу тебя узнать не что он думает, а как он думает, понял?! Мы же уже экспериментировали - ты лучше любого детектора лжи!
- Хорошо, - покорно согласился Сканер, - я сделаю все, что ты скажешь.
Ян, измотанный длительными переездами, в ожидании хозяина успел слегка задремать, сняв очки, откинувшись на гнутую спинку кресла и сдавив пальцами головы резных фигурок летящих гарпий, подпиравших подлокотники, но едва до ручки двери снаружи дотронулись, как он тут же открыл глаза и выпрямился в кресле. Вошел Баскаков в сопровождении Скане-ра, который, увидев Яна, на мгновение нерешительно остановился, потом прошел к столу и сел на изящный хрупкий стул напротив Яна, тогда как Баскаков опустился в свое любимое пышное барокковское кресло.
- Добрый вечер, Кирилл Васильевич, - с вежливым равнодушием произнес Ян, и только чуткое натренированное ухо смогло бы уловить в приветствии презрительную насмешку и легкую настороженность. В ответ последовал вялый кивок, после чего Сканер уставился на Яна неподвижным стеклянным взглядом. Баскаков деловито начал расспрашивать Яна о проделанной за сегодняшний день работе. Отвечая, Ян слегка повернул голову, чтобы смот-реть на него, и тогда Сканер, на мгновение оживившись, переставил свой стул так, чтобы взгляд Яна не ускользал от него, сел и снова застыл. Некоторое время Ян раздраженно тер-пел, но потом, воспользовавшись паузой в беседе, все же сказал:
- В чем дело, Кирилл Васильевич? У меня с лицом что-то не так или я вам настолько сим-патичен?
Сканер беспомощно взглянул на Баскакова, и тот буркнул:
- А чего ты вдруг затрепыхался? Смотрит человек и пусть его. Или стеснительный?
Ян недоуменно пожал плечами и продолжил разговор. Через некоторое время Сканер встал, аккуратно одернув свой френч.
- Я могу идти?
- Да, - Баскаков тоже поднялся. - Ян, перемещайся в приемную, я сейчас подойду.
Он подождал, пока все выйдут из "кабинета", тщательно закрыл дверь и вместе со Скане-ром отправился к лестнице. Шедший в "приемную" Ян обернулся дважды, и взгляд его был настороженным и злым. Он почувствовал, что его проверяли, но каким образом это было сделано - не понимал.
Вернувшись в свою комнату, Сканер сразу же сел за стол, пододвинул к себе чистый лист бумаги и начал торопливо покрывать его буквами, цифрами и стрелками. Баскаков стоял за его спиной, вполуха прислушиваясь к бормочущему телевизору.
- Вот, - наконец произнес Сканер и протянул лист Виктору Валентиновичу. Взяв его, тот покачал головой.
- Господи, ну ты тут и накарябал! - он прищурился, водя по бумаге указательным паль-цем. Сканер чуть повернулся и ласково улыбнулся пустому пространству перед собой, слов-но оттуда кто-то тоже улыбался ему.
- Я знаю, - прошептал он, отвечая не Баскакову, а тому, невидимому, потом встрепенулся, словно проснувшись. - Ты ведь хочешь знать, не переметнулся ли он на чью-то сторону, в том числе и на свою собственную? Ты сейчас и сам поймешь, но я скажу - нет. Я не вижу признаков, я не вижу мути, есть злость, есть что-то похожее на обиду и что-то похожее на растерянность, но он спокоен... и я видел удовольствие... он ждет чего-то... он ждет смер-ти... под всем этим он ждет чьей-то смерти... но не твоей...
- Я знаю, чьей, - задумчиво сказал Баскаков. - Нет, они мне точно все завалят, два пса на один кусок мяса. Да, я сделал ошибку, взяв их обоих... но ведь до сих пор они уживались... Старею.
- ... хорошо управляет собой... хороший контроль... - продолжал отвлеченно бормотать Сканер, - все опасное, свое - на дне, но сложено специально, сам сложил... хорошо укрыто... но там все гной... гниль... туда я не смотрел...
- Так-так, - Баскаков сложил листок. - А теперь скажи, почему ты так боишься Схимника?
Сканер дернулся, жалобно сморщившись, и съежился на стуле.
- Он меня ненавидит! Хочет меня убить! Особенно тогда... в последний раз... я чуть-чуть заглянул, а он меня сразу выгнал... но я видел... - Сканер замолчал, шумно дыша, на его ли-це выступили крупные капли пота. - Он не понял... но я видел... вы ударили его тогда, и я видел... плеснулось, но он сразу же все спрятал... скомкал... закрыл пустотой... замаскиро-вал...
Баскаков вдруг вздрогнул, вспомнив тот пустой, лишенный каких-либо эмоций взгляд Схимника, и загадочный этой пустотой, как беззрачковые глаза греческих статуй.
- Что ты видел?
- Я видел себя, - он широко раскрыл глаза - в них воскресал старый ужас. - За доли се-кунды... миллион картин... как я умираю... как многие умирают...
- Ты ведь, кажется, не можешь читать мысли?
- Он не думал. Он желал. Он так живет. Это не мысль, это качество, часть его природы. Там, где ненависть. Где эгоизм. Где упрямство. А еще... еще...
- Что еще ты видел?
Сканер заговорил, захлебываясь словами, отчаянно барахтаясь в воспоминаниях собст-венных видений. Сидя на стуле, он по-детски поджал ноги, ухватился за сиденье и слегка раскачивался, сам того не замечая, что для Баскакова придавало рассказу еще большую не-лепость. Он слушал и думал, что из четверых не верит никому. Двое его уже предали, с дру-гими двоими ничего не было ясно, кроме того, что они постоянно пытаются порвать друг друга. Если уж выбирать из этих двоих, а выбирать придется, он бы предпочел Схимника - до сих пор от него было больше пользы, хотя и промахи участились. Схимник в последнее время стал излишне самостоятелен, но он и знал куда как больше Яна, а Яна посвящать во все не хотелось - интеллигентный "аналитик" был для этого слишком умен и мог самостоя-тельно докопаться до сути. Баскаков был уверен, что хорошо знает Схимника - тот попал к нему с отличной репутацией, с крепкими рекомендациями и хорошо справлялся со своими обязанностями. Еще в первые дни своей работы он уберег его от снайперской пули, месяц спустя мастерски вывел весь баскаковский кортеж из мощной засады, организованной строп-тивым партнером, спевшимся с одним из "заместителей" Баскакова. Тогда они потеряли лишь двоих, засада же была перебита полностью. Именно после этого Схимник и пошел на повышение, заняв место того самого "заместителя", который был уволен тихо и быстро са-мим преемником. Нет, все, что говорил Сканер, было, конечно же, бредом, Сканер все же еще не выздоровел окончательно, кроме того, Схимника невзлюбил с самого начала, а после инцидента в "Пандоре" - тем более. Только вот если принять во внимание "наблюдения" Сканера, все слишком хорошо укладывалось на свои места. А это было очень плохо. Мало того, тогда получалось, что Баскаков где-то что-то упустил, и Схимник каким-то образом уз-нал больше, чем ему было положено. Но в любом случае без самого Схимника в этом не ра-зобраться.
- Ладно, - наконец сказал он, - я подумаю. А тебе советую лечь спать - выглядишь ты паршиво.
- Послушай, Виктор, - Сканер замялся и встал, одергивая свой френч, - могу я тебя кое о чем попросить? Я понимаю, что...
- Чего тебе надо?
- Понимаешь... столько времени прошло, а я... понимаешь, я все время один...
- Господи, бабу тебе что ли надо?! - Баскаков от души расхохотался. - Что, мозоли натер? Что ж ты раньше-то молчал?!
- Я думал...
- Это ж совсем другое дело. Тоже, считай, терапия. Сколько тебе - одну, две, десять?
- Одну, что ты, - Сканер махнул рукой, потом его глаза загорелись и губы запрыгали. - Только она должна быть высокая... блондинка, длинные волосы... синее белье... шелк... и чтобы я мог... мог все делать, что хочу, понимаешь?..
Баскаков слегка поморщился.
- Девочку для битья, что ли хочешь? Ладно, тебя отвезут завтра куда надо, там таких на-валом - сам выберешь. Только учти, без глупостей, - он сунул руки в карманы плаща, - у ме-ня прощения просить можно только один раз, ясно?
Голова Сканера часто-часто запрыгала. Баскаков усмехнулся и вышел из комнаты, и едва дверь за ним закрылась, Сканер опустился на пол, потирая вспотевшие ладони и виновато глядя в сторону.
- Ты сама виновата, - сказал он плаксивым голосом. - Сама... я просил столько раз... сме-ешься... всегда смеешься... Волосы, - Сканер снова начал слегка покачиваться, и его пальцы похрустывали, сминая друг друга. - Держать волосы... да... горячая... сладкая... сядь сю-да... ну сядь... Почему ты опять смеешься?! Сколько еще раз мне просить прощения?! Я ус-тал терпеть, я устал от всего, устал, устал... - он навзничь повалился на пол, раскинув руки, - но я скоро настану... потому что я терпеливый... и скоро он пожалеет... если бы он мог сей-час в меня заглянуть, он бы... - Сканер оборвал фразу и тихо засмеялся тонким, квохчущим смехом, и в ярко освещенной пустоте видел ответную белозубую улыбку, и золотистую тя-желую косу, и стройную, обнаженную женскую фигуру, которая тоже покачивалась, зазыва-ла, дразнила. Конечно же она не умерла, все это было шуткой, обидной, злой шуткой. Он приподнялся, подполз к столику возле кресла, где лежал пульт дистанционного управления, и веселая песенка из "Гусарской баллады" наполнила комнату, а Сканер, все еще хихикая, перебрался в кресло, покосился на дверь, его пальцы заползли под френч и начали расстеги-вать пуговицу брюк.
Баскаков, отойдя недалеко, резко остановился, когда из-за плотно закрытой двери Сканера долетели слабые звуки известной песенки - верно тот сделал телевизор погромче. Ему вдруг пришло в голову, что в последнее время его окружают одни сумасшедшие. Литератор сума-сшедший. Сканеру врачи вряд ли помогут. Схимник - туповатый любитель крови, хоть и от-личный стратег и надежный охранник. Ян мыслит трезво, но он садист, пусть это и способ-ствует качеству его "допросной" работы. А сам он, Баскаков, спустил уже столько средств, чтобы поймать девчонку, тоже, в сущности, сумасшедшую. Как бы самому не свихнуться в таком окружении. Но что поделать, если только сумасшедшие обладают настоящими, неор-динарными талантами? Ничего, справится. Надо будет просто потом отдохнуть, хорошо от-дохнуть... взять жену, дочь, уехать подальше... к Апеннинам, в Сан-Марино, крошечное го-сударство из девяти городов, древние дворцы, крепости, музеи старинного оружия, заповед-ник средневековья... он ни разу не был там, давно собирался, но все дела, дела... Он вздох-нул, отвернулся и быстро зашагал к лестнице.
Дверь в комнату Литератора ему открыла средних лет женщина, крепкая и массивная, с тяжелым невыразительным лицом и копной рыжих химических кудряшек. Молодых смеш-ливых медсестер здесь больше не было. Женщина молча кивнула ему и, не дожидаясь прика-за, ушла в маленькую комнатку и закрыла за собой дверь.
Литератор не спал. Он сидел за компьютером и с помощью "мыши" управлял на экране монитора побоищем каких-то жутких клыкастых тварей, которые вполне реалистично и кро-ваво рубили друг друга на куски, из колонок летела динамичная музыка, перемежавшаяся ревом, предсмертными воплями, уханьем и смачными сырыми звуками ударов. С того па-мятного дня он только и делал, что играл в компьютерные игры, совершенно забросив свои любимые книги. "Интернета" у него больше не было, кроме неразговорчивой медсестры к нему никто не заходил, и больше он не написал ни одного письма, а с самим Баскаковым упорно не разговаривал, как тот ни пытался завязать беседу, как ни делал все, чтобы вернуть его расположение, - убрал медсестер, убрал ненавистные Литератору зеркала, но тот не реа-гировал и ни разу больше не посмотрел в его сторону. Он утратил интерес ко всему, кроме еды и двигающихся на экране монитора цветных фигурок.
Опускаясь в кресло напротив второго компьютера, Виктор Валентинович подумал, что с каждым днем Литератор выглядит все хуже. Удивительно было, что он вообще все еще жил, - сроки, поставленные врачом, давно истекли, и одному богу было известно, какие силы удерживали в этом мире изъеденную ненавистью душу и изуродованное тело. "Ты умен, - зло подумал он, - ты очень масштабно меня обманул, потому что я забросил тебя, недооце-нил, но и ты меня недооцениваешь. Что у меня получилось однажды, получится и снова. Ты знаешь, в чем я сильнее тебя, Юра? В том, что мне на тебя, в сущности, наплевать!" Он не стал включать второй компьютер, а устало откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Литератор продолжал играть, всецело поглощенный битвой, а Баскаков все также молча сидел в прежнем положении - казалось, он заснул. Через некоторое время Литератор украд-кой начал нерешительно поглядывать в его сторону, теряя контроль над сражением, и Баска-ков ощущал этот вороватый взгляд кожей век и улыбался про себя. Вскоре нерешительность Литератора переросла в тревогу. Баскаков услышал, как на той стороне кресло несколько раз дернулось с легким жужжанием, потом раздался легкий шлепающий звук. Он открыл глаза и увидел, что Литератор встревоженно стучит ладонью по столешнице, желая привлечь его внимание. Заметив его взгляд, он ткнул рукой в сторону компьютера, требуя, чтобы Баскаков включил его, но вместо этого Виктор Валентинович облокотился локтями о стол, легонько провел ладонью по груди в области сердца, чуть скривился и закрыл лицо руками. Кресло снова зажужжало, и через несколько секунд в руку Баскакова вцепились крепкие тонкие пальцы и начали нетерпеливо, встревоженно дергать ее. Он убрал ладони от лица и тускло взглянул на него. Литератор снова ткнул в сторону компьютера, потом его пальцы заплясали в воздухе. Баскаков мотнул головой.
- Уйди, - хрипло сказал он. - Иди себе, играй в песочек. Я просто пришел отдохнуть, только здесь я и могу отдохнуть. Я устал. Оставь меня, дай посидеть спокойно.
Литератор напряженно вглядывался в его шевелящиеся губы. Когда Баскаков закончил говорить, он вздрогнул, кресло дернулось назад, потом аккуратно объехало стол, и Литера-тор, чуть согнувшись, сам включил компьютер, после чего вернулся за свой, и игровая како-фония в колонках мгновенно оборвалась. Баскаков неохотно взглянул на монитор, потом включил нужную программу, и почти сразу же на экран выпрыгнули слова.
Что случилось?!
Баскаков занес руки над клавиатурой, словно раздумывая, отвечать или нет, но потом все же отстучал:
Ничего не случилось, Юра. С чего ты взял. Я просто устал.
Неправда. Ты очень плохо выглядишь. Ты заболел? У тебя неприятности?
Теперь-то какая разница? Хочешь узнать, чтобы порадоваться? Впрочем, все это уже неважно. Я зашел попрощаться - на всякий случай, потому что когда все произойдет, я уже могу не успеть это сделать.
Он не видел, но ощутил, как Литератор на том конце стола дернулся и как его лицо иска-зилось ужасом. Клавиши торопливо защелкали.
Что случилось, что случилось что случилось что случилось что случилось что случилось что случилось что случилось что случилось...
Баскаков поспешно нажал на клавишу, прервав поток испуганных слов и некоторое время сидел молча, давая Литератору повариться в соку собственных переживаний, потом неторо-пливо написал:
Ты ведь знаешь, чем я занимаюсь, Юра? Я занимаюсь серьезными делами, я работаю с очень серьезными людьми. У нас не прощают ошибок, не прощают никому, понимаешь?
Ты никогда не совершал ошибок!
Все совершают ошибки. Я не исключение. Я составил план, на который очень рассчиты-вал, это был хороший план, но вы со Сканером все разрушили, и теперь у меня из-за этого очень большие неприятности. Так что можешь порадоваться. Если я, как ты считаешь, все это время тебя обманывал, то скоро ты будешь отомщен.
Что с тобой будет?
А ты разве не догадываешься? Ладно, Юра. Я сделал все, что мог, а если что делал и не-правильно - бог мне судья. Ты извини, долго не могу здесь сидеть. Я страшно хочу спать.
Баскаков оттолкнулся ногой от стола и чуть отъехал в сторону вместе с креслом, наблю-дая за Литератором из-под полузакрытых век. На лице того был ужас, пальцы плясали по столу, и он видел, что глаза Литератора уже влажно поблескивают. Надо было сделать это давным-давно, это оказалось намного легче, чем он рассчитывал. Как же плохо иметь слабые места!
- Ты знаешь, наверное, я даже не буду прятаться, - рассеянно сказал он, словно разговари-вая сам собой. - Какой смысл? Да и не в том я возрасте, чтобы в норах отсиживаться. Надое-ло... ждать чего-то всю жизнь, прятаться за спины мускулистых идиотов, все время думать - когда, кто, где, чем... Надоело.
Литератор дернул головой и снова застучал по столу, махнул рукой, требуя, чтобы Виктор Валентинович вернулся за компьютер.
- Я вижу - пиши, - сказал он и закинул руки за голову, глядя, как на экране появляются слова.
Мои письма могут тебе помочь? Скажи - я напишу тебе письма. Сколько тебе надо?
Баскаков покачал головой.
- Нет, убийствами тут ничего не решишь. Ничего. Мне нужно другое.
Пожалуйста, вернись к компьютеру. Мне сегодня трудно читать по губам.
Ты мне не поможешь, Юра. Спасибо, что предложил, значит, я тебе еще не совсем без-различен. Что ж, все это будет стоить того...
Что тебе поможет?
Ничего.
Уедь! Спрячься!
Я же сказал - это бессмысленно.
Наступила долгая тишина, нарушаемая лишь хриплым болезненным дыханием Литерато-ра. Баскаков терпеливо ждал, глядя на потолок, обшитый панелями из резного дуба. Наконец он услышал, как нажимают на клавиши, и перевел глаза на монитор.
Твой план опирался на Чистову?
Да.
Если ты ее найдешь, ты еще можешь успеть реализовать свой план?
Не знаю. Вряд ли. Слишком мало времени. Да и где мне ее искать? Страна большая.
Где ее видели последний раз?
В Ростове-на-Дону.
Правильно. Потому что там живет одна из ее клиенток.
Жила, - поправил Баскаков и почувствовал, что от Литератора исходит невольное удовле-творение.
Она может прятаться у кого-нибудь из других своих клиентов. Она ведь пытается за ними наблюдать. Контролировать изменения, правильно? И от кого еще, кроме них, ей по-лучить помощь?
А что толку? Я все равно не знаю ни их, ни их адресов.
Посиди.
Литератор защелкал кнопками "мыши", внимательно поглядывая в сторону Баскакова, и вскоре раздалось едва слышное жужжание принтера, втягивавшего в себя лист бумаги. Вскоре Литератор подъехал к Виктору Валентиновичу и протянул ему аккуратно распеча-танный список, и заглянув в него, тот едва сдержался, чтобы как следует не двинуть Литера-тора в челюсть. Как так?! После их ссоры высококлассный программист буквально вывернул "винчестер" Литераторского компьютера наизнанку, а также все дискеты, найденные в ста-рательно обысканной комнате, но нигде не было ничего похожего на этот список. Програм-миста надо уволить к чертовой матери!
Литератор, слегка улыбнувшись, вернулся на место.
Конечно, я не знаю, кто из них еще жив, и остановить своих людей уже не могу. Попы-тайся - может тебе повезет.
Насколько эта информация надежна? Кто тебе ее дал?
Ты бы удивился, если б узнал. Но ты не узнаешь. Да и все равно человека этого больше нет. А информация очень надежная. За жизнь всегда платят очень надежной информацией. Особенно, если это не только твоя жизнь.
Спасибо, Юра. Ты... я даже не знаю... Я представляю, чего тебе стоило отдать мне этот список. Возможно, это мне поможет, если успею. Я сейчас же отправлю людей и сразу же вернусь, хорошо!
Ты обещаешь?
Баскаков резко встал, подошел к Литератору и, стоя перед ним, осторожно положил ладо-ни на его плечи.
- Я вернусь, Юра. Я очень долго ждал, чтобы ты позволил мне вернуться, - он быстро провел ладонью по правому глазу и снова опустил ее на плечо Литератора. - Может, тебе чего-то хочется?
Пальцы запрыгали по клавишам, и Баскаков чуть наклонился.
Я бы хотел погулять, ты знаешь. И я бы хотел получить последние исследования по лек-сикологии и семантике.
- Ты все получишь.
И еще, - Литератор слегка замялся, - если ты найдешь эту Чистову, ты приведешь ее ко мне? Я бы хотел на нее посмотреть и поговорить с ней.
- Зачем?
Мне любопытно. Я хочу понять, кто она и чем владеет. Я хочу понять, в чем мы схожи и в чем наши различия. Я - специалист по системам, я программист и филолог, а это редкое сочетание. Я смог соединить логичное и алогичное, систему и хаос, действительность и фантазии. Еще никогда, благодаря мне, филология не поднималась на такую сияющую вы-соту. Я хочу узнать, на какую же высоту она подняла свое изобразительное искусство.
- Хорошо, ты ее получишь, - сказал Баскаков, превозмогая отвращение погладил Литера-тора по голове, стукнул в дверь комнатки медсестры и вышел из покоев обезумевшего от счастья существа, крепко держа в руках драгоценный лист бумаги.
Оказавшись в "кабинете", он, прижав руку к груди, повалился в свое любимое кресло, и несколько минут сидел, восстанавливая дыхание, впитывая глазами красоту бесценных ве-щей. Потом бросил список на малахитовый столик, встал, подошел к низкому шкафчику и достал из него темную пузатую бутылку, открыл и отхлебнул немного прямо из горлышка, что позволял себе крайне редко. Потом вылил на ладонь немного темно-коричневой жидко-сти и протер ею пальцы, следя, чтобы ни капли не попало на мозаичный пол, и поставил бу-тылку на место. Забрал список и с сожалением покинул "кабинет".
Ян в "приемной" уже откровенно боролся с зевотой, и взглянув на него, Баскаков позво-нил и приказал, чтобы принесли чашку крепкого кофе, после чего опустился в глубокое кресло и закурил. Он не произнес ни слова, пока в "приемной" не появилась заспанная жен-щина с кофе, пока Ян не выпил его, в перерывах между глотками с тоской поглядывая в кружку, и не приобрел относительно бодрый вид. Тогда Баскаков протянул ему список и объяснил, что ему нужно. Ян кивнул, вынул ручку, просмотрел все адреса, тут же сделал не-сколько пометок, задумался, потом постучал ручкой по названию одного из городов.
- Вот этот, кстати, по направлению подходит, если... У Схимника есть эта информация?
- Точно не знаю. Исходи из того, что есть.
Ян удивленно посмотрел на него, потом пожал плечами.
- Ладно. Просто та трасса из Нижнекамска... так, так... - он снова ткнул ручкой - на этот раз в фамилию. - Надо же, а мы-то считали, что эта сучка в Москву смылась! Да, мастерски уберег папаша! Только что это за адрес: улица Энгельса, в одном из соседних домов от дома, в котором в квартире 118 живет некая Карина Конвисар... все остальные адреса точные.
- Не думаю, что для тебя это большая проблема, - заметил Баскаков, вытягивая из пачки новую сигарету. Ян кивнул.
- Конечно, только... - он легко постучал себя ручкой по лбу. - Карина Конвисар... Конви-сар...
- Затейливая фамилия, редкая.
- Да, редкая, только не в этом дело, - Ян нахмурился, - где-то я это сочетание имени и фа-милии видел, несколько месяцев назад... точно видел... имя не знаю... а фамилию точно... в отчетах, да. Я точно помню, я ее запомнил.
- С чего вдруг?
- Это девичья фамилия моей бабки... по материнской линии, - сердито сказал Ян. - Пото-му и запомнил. Виктор Валентинович, могу я снова получить доступ к отчетам по работе "Пандоры"?
- Конечно, - Баскаков отошел к столу, на котором стоял компьютер. Включив его, он опус-тился в кресло, несколько раз щелкнул клавишами, вытащил из кармана записную книжку, снова защелкал клавишами, потом встал и кивком подозвал Яна. Тот сел на его место и на-чал рыться в папках.
- Вот за что мне Гунько всегда нравился, так это за аккуратность, - довольно заметил он. - Все разложено, систематизировано, по фирмам, по фамилиям - одно удовольствие работать. Так, так... вот она, Карина Аркадьевна Конвисар, единоличная владелица центра развлече-ний "Яшма", ранее принадлежавшего ее мужу, убитому в девяносто восьмом - заказное, не-раскрытое. Имеет сына, девяносто седьмого года рождения. Сама же семидесятого года. Вот он и адресок.
- Да, да, теперь я припоминаю, - задумчиво произнес Баскаков, - был такой заказ, и мы то-гда думали с него тоже пользу получить...
- Да. "Яшмой" в девяносто девятом занимались Кудрявцева, Одинцов, Сазонов и Пашков. Но дело завалилось. Причины изложены достаточно ясно и убедительно.
- Ну, что ж, адреса у тебя есть - засылай людей и выбирай, куда сам поедешь.
- Последний адрес мне кажется наиболее реальным. Но что тут еще есть... - задумчиво пробормотал Ян, щелкая кнопкой "мыши". - Ага. Так, так... - он достал свою записную книжку, полистал, отчеркнул ногтем какую-то строчку, потом взглянул на монитор и слегка улыбнулся. - Ну надо же, какое милое совпадение!
- Что такое?
- Этот город удобен не только для Чистовой, но и для Кудрявцевой тоже. Фомин, упокой его Господи, отследил тогда несколько адресов ее сетевых контактеров - всего несколько, большую часть писем, в том числе и от Чистовой, она держала дома. Вот, среди прочих, числится и Екатеринбург, адресовано "Ленуле".
Баскаков презрительно поморщился.
- И что с того?
- Кудрявцева работала в Екатеринбурге по документам Елены Логиновой. Возможно, у нее там до сих пор сохранились контакты, что правилами, между прочим, запрещено. Кстати, Конвисар в то время была женщина отнюдь не бедная. Что если ребята не завалились, а спе-циально завалили заказ? Тогда Кудрявцева может попытаться спрятаться у нее, получить деньги. У Чистовой тоже в этом городе интерес. Схимника видели на трассе в соответст-вующем направлении, а он их след хорошо держит, - последнее предложение Ян произнес с откровенной досадой. - Так что, в принципе, мне этот город по душе.
- Тогда поезжай туда. И как можно быстрее.
- Самолетом придется.
- Хоть звездолетом! Кудрявцеву можете там оставить, - Баскаков сделал ударение на по-следнем слове, - а Чистову и Схимника привезешь ко мне.
- А если он откажется.
- Заставь.
Лицо Яна окаменело.
- Виктор Валентинович, вы нас обоих хорошо знаете, - мрачно сказал он. - Если я начну его заставлять, то либо привезу мертвым, либо сам не приеду.
- Это твои проблемы, Ян. Он мне нужен живым, ясно?! Вот, - Баскаков пододвинул к себе листок бумаги, быстро написал на нем цифру и протянул его Яну. Тот взглянул на него, слегка улыбнулся, покачал головой и спрятал листок.
- Такая сумма наводит на размышления.
- Вот и поразмышляй по дороге. И не резвитесь там особо, мне и так Ростова хватило!
Ян с видом несправедливо обвиненного пожал плечами и вышел из "приемной". Уже спускаясь по лестнице, он достал листок и еще раз посмотрел на жирно и крупно выписан-ные цифры, снова улыбнулся и торопливо побежал вниз по ступенькам.
II.
Поезд неторопливо вползал в огромный город, и пассажиры суетились, переговаривались, смеялись, ругались, волокли сумки и чемоданы, поглядывая в окна. Весь плацкартный вагон был охвачен кутерьмой прибывания, и только две девушки, сидевшие на нижней полке, тес-но придвинувшись друг к другу, не двигались, не суетились - торопиться им было ни к чему, и не было у них ни сумок, ни чемоданов, у одной из девушек не было даже пальто, и она ежилась, предвкушая встречу с холодной екатеринбургской весной, и, поглядывая в окно, изредка едва заметно кивала, узнавая знакомые места и словно здороваясь с ними, тогда как ее соседка с гладко зачесанными медно-рыжими волосами, прижимавшая к груди большой пакет, смотрела на город с восторгом первооткрывателя.
- Я и не думала, Вит, что он такой огромный, - наконец сказала она. - Как бы мне хоте-лось его посмотреть... У нас будет время?
Вита пожала плечами.
- Не знаю, возможно. А посмотреть есть на что - здесь очень много красивых мест. Мне тогда в Историческом сквере нравилось... и на Городском пруду или на Верх-Исетском, осо-бенно ночью... Исеть не такая, как Волга, - она засунула ладони в рукава свитера и сгорби-лась. - Она совсем другая... Ну, и, конечно, много красивых зданий - и двухвековой давно-сти, и современных. Конечно, наверное, многое изменилось - я с девяносто девятого так здесь и не была. Если повезет, задержимся здесь надолго, здесь нас не найдут, не должны найти. Никто не знает, куда на самом деле отец отправил твою Светку Матейко, и уж тем бо-лее никто не может знать про Карину.