Аннотация: Черная полоса, белая полоса, черная полоса, белая... и ж... Извиняюсь, но иногда все бывает хуже пригоревшего кофе, порвавшихся любимых джинсов и заблокированной дебетовой карточки, даже если все это произошло в один день.
- Арррррр! - У меня сбежал кофе. Сбежал специально, чтобы наполнить кухню самым жутким запахом. Коричневая жижа, вылившаяся из турки намертво схватилась с эмалью электрической плиты.
Пока я скакала от плиты к раковине и обратно, часы с обычно не свойственной им ехидностью вдруг начали показывать восемь часов.
- Черт, черт, черт! - Я махнула рукой на уборку - еще пять минут и я опоздаю на автобус, ради такого случая обязательно приползающий вовремя на остановку.
Я совершаю прыжки по квартире, одновременно влезая в свои потертые любимые джинсы, приглаживая непричесанные волосы, собирая сумку и пытаясь отыскать свой сотовый.
Как всегда, вспоминаю, где именно его оставила вечером только в последние секунды перед выходом.
Итак, телефон в кармане, сумка в руке, куртку застегну, пока бегу по лестнице... Вроде бы все собрано, все с собой.
Эх, голова садовая, не позвонила маме. Опять не позвонила вчера, не звоню уже несколько недель, с каждым днем все с большим ужасом ожидая разговора с ней.
Так всегда - нерадивая дочь оттягивает разговор с родительницей под предлогом того, что ничего не происходит, никаких новостей нет. А потом, морально подготовив себя к четвертованию по телефону, звонит и с облегчением выясняет, что мама не сердится.
Решено, позвоню вечером.
На этой положительной и ужасающей мысли моя правая нога соскользнула со ступеньки, я в инстинктивном порыве схватилась за перила, чувствуя боль в колене.
Ай, все-таки разбила коленку.
Прихрамывая, я одолела последний пролет лестницы и выскочила в прохладные объятия осеннего воздуха, сразу же забравшегося под оставшуюся не застегнутой куртку. Быстро-быстро ковыляя в сторону пешеходного переходя поблизости от остановки, с ужасом наблюдаю тылы удаляющегося автобуса. Жаль. Очень-очень.
А все из-за некоторых оградостроителей, для которых вышло постановление - не менее шестидесяти метров между пешеходными переходами. И теперь вместо столбика с идущим человечком рядом с домом красуется желто-зеленая оградка. Чтоб они себе на кладбище этих оградок понаварили.
На работу я такая ушибленная не доковыляю, опоздаю гарантированно.
На мой призывный взмах рукой от стоянки рядом с остановкой лениво выруливает синяя мазда.
- Сколько будет стоить проезд до горбольницы?
- Сто рублей. - Черт, черт. У меня кроме этого стольника остается рублей двести мелочью, может не хватить на полноценный обед. А, не важно, в сумке шоколадка, как-нибудь проживу этот день.
Доехали до моей работы быстро, можно сказать - с ветерком. Угу, от светофора до светофора машина ползла с черепашьей скоростью, водитель, видать, был не очень опытный. Он все пытался отвлечь меня от разглядывания сотового разговорами.
Некогда мне разговоры разговаривать. Опаздываю я. Черт!
Я показала на почти пропущенный поворот в сторону конторы, где последние пару лет я работаю "программистом".
Расплатилась, осторожно прикрыла за собой дверцу - машина же не виновата, что у нее такой владелец.
Курящие коллеги встретили прямо у крыльца.
- О, богатая? В курсе, что завтра у Таисии Николаевны день рождения? Все скидываемся по двести рублей.
Двести рублей на шесть человек... Даже на подарок не хватит, только на тортик и фрукты. И денег совсем не остается. Да, ладно, карточка еще есть. И шоколадка. На карточке, правда, денег - кот наплакал, но душу их наличие греет.
Без споров отдаю последние наличные деньги и, наконец, захожу в здание. Приземистая кишка плохо освещенного коридора проглатывает меня.
Дверь кабинета нараспашку. Мой напарник и одновременно - непосредственный руководитель сидит за своим компом и щелкает кнопками мышки. Так как клавиатуру не трогает, ясно, что пока рабочий день не начался, тратит оставшийся трафик на просмотр картинок и лазанье по сайтам.
- Привет. - Плюхаюсь на свой стул и слышу жуткий звук - треск расходящихся по шву джинсов. Ойойойой. Черт!
- Привет. - Меланхоличный коллега продолжает свое путешествие по просторам рунета, на мое счастье, не обратив внимания на раздавшийся звук.
Как на зло, мне начинает хотеться чаю. Я дошла до холодного чайника, включила его, постояла рядом, натягивая футболку (оказавшуюся не такой уж и длинной, как казалось ранее) как можно ниже - мало ли где именно шов треснул.
После чая мне хочется уже в туалет, где я битые пятнадцать минут подскакиваю у зеркала, пытаясь увидеть, как сильно пострадала одежка.
Дальше до самого обеда я сижу на своем рабочем месте, делая вид, что работаю, на самом деле занятая мыслями о том, что вставать со стула в моем случае может быть неприличным.
Рядом крутится Алик, он периодически косится в углубленный натягиванием футболки на попу вырез, сопит и сортирует бумажки на столе у моего непосредственного начальства.
К обеду, когда я остаюсь последней в кабинете, то готова понадкусывать каждого своего коллегу. Некоторых - не по одному разу. Коллеги мужского пола снуют мимо в три раза чаще обычного, из-за чего некоторое время я действительно работаю, погрузившись в написание кода и забыв про свои проблемы. Я люблю это состояние - ставишь перед собой какую-нибудь маленькую задачку, вроде "добавить на форму ввода кнопку, позволяющую эту форму выводить в отчет" и методом проб и ошибок добиваешься успеха. В этот раз я билась над тем, чтобы и на форму в web-части и в отчет таблица выгружалась с одинаковыми по стилю границами.
Коллеги женского пола каждые тридцать минут предлагали сделать перерыв на чай. Я упорно отказывалась, вовремя вспоминая о дырке на джинсах.
Наконец, они все ушли, можно сходить к ближайшему банкомату, снять денежку на пирожки или салатик.
Банкомат послал меня совсем неприличными словами. Цитирую: "Недостаточно средств для выполнения данной операции". И это я еще только баланс счета хотела посмотреть. Н-да. Внезапно показалось, что шоколадка у меня не такая уж и большая. И до вечера я рискую не дожить.
В банке сейчас тоже обед, искать справедливости у всепонимающих девушек из зала по обслуживанию карт я сегодня не смогу, придется дожить до субботы.
Запоздало вспомнила, что дома в копилке монетками по пять и десять рублей можно наскрести около 1000, но то - дома. А кушать хочется уже вот прямо сейчас. Ладно, залью свой желудок чаем. Не еда, но до вечера как-нибудь доживу. А завтра на работу возьму бутеры. Дома, вроде бы оставалась еще докторская.
А, в бытность мою студентом денег у меня часто не бывало совершенно, часто питалась в гостях. А все свои карманные деньги в первый же день месяца тратила на книжки, овеществляя победу духовного над телесным.
История имеет свойство повторяться. Что же, если нельзя что-то изменить, придется временно смириться.
Пока меня никто не видит, я набрала в кружку кипятка и замочила в воде пакетик "Липтона", про себя уже решив, что никто и ничто меня с моего места не выкурит.
С обеда вернулись в кабинет довольные коллеги. Солью на раны моего желудка упали пространные описания поглощенной ими еды. Так, отставить зависть. У меня еще есть шоколадка. Мыслями переключаясь на нее, уже почти ощущая ее вкус, я краем глаза заметила чужую конечность, тянущуюся к моей и без того маленькой сладости. Очень захотелось завыть что-то в духе "Моя прелесть" и откусить чужую (и, несомненно, лишнюю) руку по локоть.
Хозяйка руки оказалась Федорычем. Федорыч - это явление громкое, вездесущее и внезапное. Она каким-то особым нюхом чует, у кого в каком кабинете есть какие вкусности, где происходит торжество и можно разжиться куском халявного тортика или стаканчиком сока. Мало кто способен выдержать ее дольше получаса, а людьми, сидящими в одном с ней кабинете, я вообще восторгаюсь - у коллег вездесущей сплетницы нервов нет в принципе. Вообще-то Федорычем ее зовут только из-за внешности и манеры ходить/говорить (в последнюю очередь - из-за отчества). На самом деле у нее вполне себе женственное имя, которое совершенно не вяжется с ее цинизмом и пошлостью.
И вот я аккуратно перемещаю шоколадку, к которой она тянулась, на другой край стола, чтобы исключить возможность рецидива.
- Что, тебе жалко, что ли? Ты итак толстая, без шоколадки похудеешь быстрее.
Обсуждать с таким неприятным человеком любые планы на похудение и шоколадку чревато долгоиграющими последствиями. Если я сейчас скажу хоть что-нибудь, завтра вся организация будет знать, что я - жирная скотина.
Поэтому я просто сделала вид, что занята. Федорыч простояла рядом еще минут двадцать, пытаясь вывести меня из равновесия всякими комментариями. Коллеги, занятые своей работой, в нашу сторону даже не смотрели.
Спасла мена Маша из соседнего кабинета. Она заглянула к нам и сказала, что по коридору ходит начальство с какой-то комиссией, проверяют рабочие места.
Федорыч быстро сбежала от нас, так и не получив вожделенный кусок моего обеда.
Рабочий день близился к концу, когда комиссия добралась и до нас. Однако, представителем от нашей организации в этот раз был директор нашего филиала, что само по себе выглядело очень странно - обычно столь высокое начальство до нас снисходит только на праздники вроде нового года, восьмого марта и двадцать третьего февраля. Помимо высокого начальства к нам в кабинет зашли еще двое, высокий брюнет в даже на мой абсолютно непрофессиональный взгляд дорогом костюме и среднего роста рыжеватый упитанный парень в сером на вид очень мягком свитере.
Если бы меня попросили описать их, я бы сказала, что от них веет деньгами, большими деньгами. Брюнет был дьявольски зеленоглаз, красив, но одним взглядом отталкивал людей от себя, заставляя их держаться в напряжении и на расстоянии. Рыжий был симпатичным, но практически не запоминающимся, с его голубыми глазами и россыпью бледных веснушек на лице. Пользуясь тем, что все внимание нашего начальства было направлено на брюнета, рыжий подходил к каждому работнику и с любопытством оглядывал содержимое стола и экрана монитора, словно по этим признакам пытался определить характер человека.
Столы коллег не изобиловали разнообразием предметов - у одного на стенке, мониторе и столе были наклеены стикеры с различными записями, отличающиеся лишь цветом бумажек; второй на столе оставлял только мышь (купленную им лично, на несколько порядков лучше выдаваемых на отдел), телефоны, личный и рабочий, и несколько справочников по Delphi, C# и css. Мой же стол был погребен под кучей разнообразных игрушек из киндеров, различными бумажками с картинками, справочниками и россыпью цветных карандашей. Рядом со мной рыжий простоял дольше всего, оценивая мой творческий беспорядок.
- Вы только посмотрите, в каких условиях работают ваши сотрудники! - Фраза, решившая мою дальнейшую судьбу, принадлежала брюнету.
- Ты прибрать не могла перед нашим приходом? - Склонившись к моему уху недовольно прошептал директор. Нагнувшись чуть ниже, он дернул за верхний ящик стола, намереваясь спихнуть туда все лишнее со стола. Лучше бы он этого не делал. И на столе у меня было почти чисто - после ухода Федорыча я как раз пораспихивала по ящикам то, что смогло туда влезть.
Ящик открылся, оттуда с тихим шелестом на радость комиссии полезли слегка помятые бумажки. Директор побагровел так, что мне стало за него немного страшно, показалось, что прямо сию секунду его хватит удар.
Николай Иванович (директор) резко выпрямился, еще раз смерил меня нехорошим взглядом и отвернулся от моего бардака.
Комиссия удалилась из нашего кабинета. Коллеги делали вид, что не видели моего позора, а мне хотелось плакать, я уже поняла, что меня лишат премии, на которую у меня были планы.
Вернулся директор с коробкой, которую поставил прямо на карандаши на моем столе.
- Считай, что с сегодняшнего дня ты у нас не работаешь. Расчет получишь в бухгалтерии завтра. Чтобы к концу рабочего дня твоих вещей тут больше не было.
Дверью высокое не по росту, но по ранжиру, начальство не хлопнуло, хотя видно было, что желание такое возникало. А я занялась разбором своих вещей. Пыталась удержать при себе слезы, но они сами прорывались, окропляя драгоценные бумажки с рисунками.
После рисунков наступила очередь ручек, карандашей, игрушек... Потом были перекинуты на флешку личные файлы с компа. Жизнь стремительно окрашивалась в серые тона. Яркая, разрисованная мышка пристроилась поверх коврика с Смертокрылом, а ее место заняла мрачно-черная стандартная. С монитора облетели в коробку все разноцветные стикеры с заметками. Последним свое место на стене покинул календарь даже не позапрошлого года, с тигром и обведенными датами.
Удивительно, как вещи, не умещавшиеся в четыре ящика, влезли в одну не такую уж и большую коробку.
Забежала Маша, утром собиравшая денежку на день рождения коллеге, и, стыдливо опуская глаза, протянула мне мои двести рублей.
- Они тебе сейчас нужнее. - Так. Странно. Везением это, конечно, не назовешь, но и на душе немного потеплело от благодарности.
Остальные коллеги отводили глаза, прятали взгляды и делали вид, что работа их занимает бесконечно больше моего увольнения. Прекрасно знаю - стоит мне сделать три шага за дверь, все побегут пить чай и обсуждать и мое выражение лица, и слова начальника, и комиссию. Но все это тихо, мирно, не пытаясь вызвать аналогичный гнев на свои головы.
Не важно. Совершенно. С этого дня мне опять придется искать работу. А в нашем маленьком городке найти что-то по специальности так же сложно, как выйти в пятницу вечером на улицу и не встретить ни одного пьяного человека.
Коробка со всеми вещами, нажитыми непосильным трудом, весила достаточно, чтобы я задумалась о вызове такси. Но - нет. Денег мало. На карточке деньги сразу восстановить не смогут, а питаться чем-то, пока я ищу работу, нужно.
Всю дорогу до дома я мечтала оставить свои вещи у ближайшего мусорного контейнера. Но меня старательно каждый раз придушивало мое альтер-эго (земноводное, в простонародье - жаба), напоминая, сколько там всего нужного, важного и полезного.
Когда мне становилось совсем невмоготу от тяжести коробки и я ставила ее на относительно чистый и сухой участок дороги, злой близнец менял песню на "ты столько труда потратила на свои рисунки, неужели не донесешь". Я скрипела зубами, проклинала свое не в меру живое воображение, одергивала куртку, чтобы прикрыть компрометирующую дырку на джинсах, присаживалась рядом с коробкой и опять поднимала ее, чтобы опустить на подмерзшую землю шагах в сорока от предыдущего места стоянки.
Медленно, но верно, я приближалась к дому. С каждой остановкой все лучше удавалось себя ободрить - я давно прошла уже половину пути и до конечной цели мне оставалось еще около трех или четырех остановок. Долог путь страждущего.
Только находясь в подъезде своего дома, я поняла, что у меня замерзли руки - даже в варежках они умудрились покраснеть, и теперь их нещадно покалывало. Преодолев подъем по бесконечной лестнице, по пути останавливаясь и отдыхая рядом с коробкой на холодной последней ступеньке каждого пролета, я поставила коробку у своей двери и засунула обе руки в карманы.
С "карманцами" у меня вообще проблемы случались часто - то дырка появится, то сто-пятьсот чеков из магазинов... Быстро найти нужную вещь у меня получалось редко.
Этажом выше открылась дверь, и с громким лаем на лестничную площадку выскочил соседский пес. На редкость неприятное создание - мелкое, вечно облаивающее издалека и пытающееся исподтишка тяпнуть за ногу.
Я люблю животных. Нет, правда, люблю. Но с маленькими, "карманными", собачками еще никогда не смогла найти общего языка. И категорически не понимаю людей, выпускающих такие недоразумения без намордника и поводка. Если они "собаки", то вне квартиры или дома должны носить намордник, как их большие собратья.
Собака заливалась громким лаем, гулко отражавшимся от стен подъезда. От громких звуков начинала побаливать голова.
Бдительная хозяйка свешивалась через перила, внимательно наблюдая, чтобы я не причинила хоть какого-нибудь вреда ее псинке. При всем этом взять собаку на поводок и оттащить подальше эта замечательная женщина не додумалась.
Отпихивая ногой собачку, не преминувшую вцепиться зубами мне в джинсы (о, мои бедные любимые джинсы, как я без вас буду жить дальше?), я продолжала искать ключи в подкладке куртки. Нащупав скользкий морозный металл, ухватила его кончиками пальцев и стала аккуратно вытягивать через дырку в кармане, стараясь не расширить ее.
Хозяйка псинки углядела в моих действиях причиняемый питомцу вред и доблестно ринулась в атаку, для начала оглушив меня звуковой волной. От громкого вопля я чуть присела и ткнулась головой в дверь. Почти не больно, но это было последней каплей в моей чаше терпения.
Я зарычала. Раньше не замечала за собой способность воспроизводить такие угрожающе низкие звуки. Внезапно открывшийся талант заставил собачку выпустить изрядно пожеванную штанину моих джинсов, попятиться к лестнице и сделать лужу. Хозяйка тварюшки отшатнулась, испуганно смотря мне в лицо.
А я воспользовалась моментом и, наконец, вытащила проклятые ключи. Противно скрипнув о замок, ключи не сразу вошли в замочную скважину. Резко дернув на себя дверь, я протолкнула ногой свою коробку в квартиру и еще раз зыркнула в сторону соседки с верхнего этажа, подбиравшую мелко трясущуюся собачку на руки.
Вот так всегда. Теперь, когда эта мелкая собачка будет гадить мне под дверь на коврик, ее хозяйка просто не уберет за своим питомцем.
Квартира встретила меня сонным полумраком. У нас в городе к зиме начинает очень рано темнеть. Шесть часов вечера - и уже город погряз в сумерках. Девять часов - на улицу страшно выйти. Особенно гулять по тем улицам, где не горят фонари.
Раньше мне часто приходилось задерживаться на работе, чтобы вносить исправления в код. Просто потому, что пользователи насчет ошибок звонили ближе к концу рабочего дня. И возвращалась, соответственно, я по темным улицам.
Пока шла, придумывала себе всяких маньяков с ножами. Или гопников. Поэтому все шумные компании обходила с зверским выражением лица (однажды моя мама увидела, как я с таким выражением плету браслет из бисера и сказала, что это очень жутко, таким лицом можно напугать даже любимого парня).
Еще ни разу никто ко мне не подошел на улице с целью познакомиться. Наверняка, меня спасало это выражение лица. А, может, я ничего из себя не представляю на взгляд обычного молодого человека.
А, да, моя внешность... Ну, как бы описать-то... Средненькая такая. Нет ни третьего размера груди, ни впечатляющих каких-либо других параметров. Строго говоря, из 90-60-90 у меня получилось 89-78-87, этакая гантелька. Ростом я обогнала обоих родителей (предположительно, так как мама об отце мне мало рассказывает), а до модельного так и не дотянула, 167 сантиметров - чуть выше среднего, ровно настолько, чтобы треть встреченных на улице людей была ниже меня ростом. Комплексы у меня уже по этому поводу даже не зенитно-ракетные. Что еще обычно вписывают во всякие анкеты? Вес? Хм. При таком росте я вешу слишком много. Наверное, меня можно назвать полноватой. Семьдесят килограмм. Но цифра эта непостоянная и все время требует подтверждения.
Весы, ау, где вы там? Ага. Блин. Семьдесят два. Это все нервы.
Что еще? Волосы? Есть у меня волосы. Изрядно поредевший хвостик, краем своим свисающий ниже лопаток. Цвет неопределенный, светло-русый, местами рыжий, местами какой-то мышино-серый. Глаза тоже есть. Даже два.
Почему я так рада этому факту? Каждый раз, когда начинаю думать, что мне в чем-то не везет, критически смотрю в зеркало. Две руки, две ноги, два уха, два глаза, нос, рот. Самостоятельно передвигаюсь... Мне повезло, у многих людей и этого нет.
Серые глаза, серые. Или зеленые. Иногда почти голубые. Можно, наверное, назвать их моей особенностью, приметой.
Правда, что мне дают приметные глаза, если на свидания я чаще всего хожу за компанию с подругой, для контраста? Парни весь вечер смотрят на ее верхние "девяносто", не замечая, что я все вижу своими особенными глазками.
Вообще-то, она действительно красивая. Маленького роста, что привлекает подсознательно желающих о ней заботиться парней, с постоянно меняющимся цветом волос (несколько раз в месяц), чудесными орехового цвета глазами и хорошей фигурой.
Поэтому я не ревную. Просто сбегаю с очередного двойного свидания, оплатив свою часть чека.
И нет в моей жизни никакого принца, который взвалил бы на свои плечи все мои заботы, небось, щедро поделившись со мной своими трудностями.
Принц, ага. Для соседа с вытянутыми на коленках трениками и заляпанной в кетчупе майкой, вечно курящего у нас в подъезде, я, видимо, слишком хороша. А для парня с ауди, живущего этажом выше моей квартиры, видного офисного планктона в градодержащем предприятии - не вышла классом.
Я продолжаю вежливо здороваться с обоими, и каждый раз останавливаю себя на первой же мысли о совместном будущем. Просто потому, что они оба всегда молчат на мои приветствия.
Женщина с собачкой (как я уже упоминала) и два таких разных парня живут этажом выше, на моей площадке прямо живет замученная пара средних лет с двумя шумными детишками, разница в возрасте у детей невелика, и я уже привыкла к их шумным развлечениям; за правой дверью квартира сдается, сейчас она пустая, соседи снизу у меня не шумные, женщина постоянно ездит в командировки, ее муж - фрилансер, поэтому сидит дома. Со всеми остальными я даже шапочно не знакома, знаю, что где-то тут еще живет старушка, которая иногда заходит в гости к моим соседям, присмотреть за детьми.
Не сказала бы, что у меня хорошие отношения с соседями. Скорее, у меня их нет в принципе. Соль/соду/сахар я им одалживаю. Но не более того. Так как я живу в этом доме относительно недолго - квартира досталась мне "по наследству" от уехавшего куда-то далеко маминого хорошего друга - то плохо вписываюсь в местную "компанию". Поначалу ко мне пытались ходить в гости, но потом, встречаемые моим непроницаемо-неприветливым выражением лица, перестали даже пытаться.
Причина так себя вести у меня есть - мама меня при переезде предупредила, что ее друг редко бывал дома, колеся по свету и привозя из дальних стран разные интересные вещицы. Когда он уехал, все эти диковины остались в квартире. Соседи ни разу не были у него в гостях, поэтому только распускают слухи о коллекции, то говорят о восточных мечах, то про шотландские волынки, то о драгоценных инкунабулах.
Мне было велено стирать со всех экспонатов пыль и стараться поддерживать в рабочем состоянии. И никому не показывать, потому что найдется много желающих уменьшить коллекцию. Я даже примерно не могу сказать, например, сколько может стоить вон то духовое ружье, что висит на стене прихожей. Знаю только, что мои легкие слишком слабые для стрельбы из него. Да, по всей квартире развешены разные предметы, у некоторых народов имеющие не только культурную, но и духовную ценность.
Но моим любимцами остаются карты, висящие на стенах кабинета. Самая красивая - копия с карты фра Мауро (знаю, что сохранилась помимо оригинала только 1 такая карта, и "моя" ею не является, но она похожа именно на нее, поэтому, пусть будет карта фра Мауро). Наверное, вторая по красочности - копия Carta Marina, не несущая в себе особой географической ценности, зато красочно отображающая отношение ее автора к знакомой ему части мира. Наверное, можно еще упомянуть Leo Belgicus, копия с которой не утратила своих ярких красок и выглядит очень необычно по сравнению с другими картами.
Когда в окна кабинета светит солнце, мне приходится задергивать шторы - карты, хоть и не являются оригиналами, чувствительны к свету и температуре. Не все они развешены по стенам, большая часть хранится в специальном шкафу с очень узкими ящиками.
Периодически я меняю висящие на стене карты на другие, из ящиков.
Иногда мне кажется, что я живу в музее, который почему-то не поделен на тематические залы. Рядом с копьем какого-нибудь Масаи может висеть томагавк ацтека и кукла-невеста Ндебеле.
Иногда у меня бывало желание показать эту красоту еще кому-нибудь, но после случая, произошедшего на втором курсе, когда девчонки решили, не предупреждая меня, прийти в гости...
Мне тогда ничего не оставалось, как впустить их, они уже были изрядно навеселе, громко пели у меня под дверью какие-то колядки (хотя был явно не сезон), соседи не стали бы долго терпеть такое безобразие в подъезде.
Дальше прихожей они не ушли. Так как они пришли очень не вовремя, я не успела снять всю коллекцию хотя бы в прихожей - я вижу все эти вещи каждый день, не считаю их чем-то таким необычным, а кукла Вуду, на мой взгляд, вообще очень органично выглядит рядом с зеркалом. Так полюбуешься на куколку, потом на себя и думаешь, что не так все страшно, как кажется.
Она сильно отличается от тех сувенирных кукол, которые вывозят тоннами любопытные туристы. Хотя бы тем, что намного больше похожа на человека. Только очень страшненького человека. Наколотого, как бабочка, на длинную иглу, пришпиливающую человечка с стене.
Подумаешь, кукла Вуду, она же не кусается, да и человек, которого она может изображать, навряд ли вообще существует. Но девчонки впечатлились. Их вынесло из квартиры очень быстро. Хотя, может, они видели потолок, фреска которого изображает какое-то чудовище наподобие гидры - такое-то точно не уберешь, чтобы не нервировать гостей.
После этого к моим дверям началось паломничество из любопытных и желающих доказать всем свою храбрость. Конечно, больше я никого не пускала в гости, чувствуя себя драконом на груде сокровищ.
Наверное, поэтому у меня нет парня - пускать его к себе я не могу, да и рассказать о моей квартире нельзя.
Тогда я еще мечтала, что хозяин квартиры вернется, и я буду жить где-нибудь в нормальном месте, куда можно будет водить хоть толпы гостей. Но - нет, он все не возвращался. Подозреваю, что и не вернется уже - от него уже несколько месяцев как перестали приходить посылки.
Более-менее свободными от экспонатов были только два помещения - кухня и моя спальня. На кухне у меня, в противовес всей остальной квартире, было светло. Тонкие полупрозрачные шторки пропускали практически все солнечные лучи, обклеенные светло-зелеными обоями стены лишь местами были украшены несколькими милыми предметами, казалось, чудом попавшими в эту коллекцию: механическими часами с маленькими гирьками в виде чугунных кедровых шишек и несколькими пасторальными пейзажами.
Моей спальне досталось не самое большое окно, зато кроме нескольких массивных ваз (о кои я все равно периодически запинаюсь), ничего "коллекционного" в комнате не было. Стены были оклеены белыми обоями и окрашены в разные цвета - у окна оставлена белая полоса, стена у кровати была ярко-оранжевой, стена с дверью - зеленой, а четвертая, в которую уткнулся мой стол с компьютером - бледно-голубой. В вазах у меня торчали зонтик и несколько скрученных плакатов с раньше нравившимися мне актерами и певцами.
Эта комната была действительно моей - практически все стены были обклеены моими рисунками и рекомендациями по уходу за различными предметами.
По большей части, мои рисунки изображали поросенка, пытающегося использовать все коллекционные предметы по очереди: то он воинственно размахивает копьем перед зеркалом, то высовывается из дверки для кукушки в кухонных часах, то пытается играть на волынке...
Наверное, если бы я могла поделиться своим секретом еще с кем-нибудь, он даже нашел мои рисунки забавными.
Иногда я ловлю себя на мысли, что мне хочется переехать, но в такие дни, как сегодня, эта квартира просто молчаливо меня поддерживает - все вещи мне знакомы, находятся на своих местах... они словно своим видом пытаются меня приободрить.
Так, а чьи это ботинки, о которые я чуть только что не споткнулась? Мама, даже если захочет приехать, позвонит заранее - у нее нет ключа от квартиры, да и обувь она предпочитает на каблуках. Ну-ка, у кого еще могут быть ключи от этой квартиры? У хозяина? У кого-то из его родственников?
Повинуясь щелчку пальцев по выключателю, загорелся свет. Грязные мужские ботинки размера этак сорокового с высокой шнуровкой валялись как попало посреди прихожей.
Бесит. Как же это меня бесит. В ванной горел свет. Полупрозрачное стекло душевой кабинки запотело, поэтому разглядеть сквозь него что-либо (и слава Богу) не представлялось возможным. Испачканные в грязи вещи валялись по всему полу ванной комнаты. И откуда только грязь в такое время года? Ну, свинья, как говорится, всюду грязь отыщет.
Ладно, вымою ботинки потом. Не то, чтобы я была такой уж аккуратисткой, но находиться рядом с чужой грязью я несколько брезгую. Если здороваюсь с людьми за руку, то потом три раза мою руки с мылом.
Видимо, некоторое количество времени до выхода нового персонажа в моей истории из ванной у меня есть, стоит потратить эти минуты с толком. Например, вскипятить чайник.
Стеклянный чайник с синей подсветкой практически сразу забурлил пузырьками. Один взгляд на плиту - и настроение упало. Засохший сбежавший кофе выглядел на белой эмали очень неаппетитно. Намочила тряпочку и положила поверх пятна.
Видимо, из-за того, что включала горячую воду, из ванной донеслось какое-то шипение.
Через пару минут оттуда появился... хм... мужчина лет тридцати пяти. В двух полотенцах - одно было закреплено небрежным узлом на бедрах (стройных очень даже), второе свисало с его головы.
С темных волос капала вода, сбегая струйками по загорелому животу вслед за узкой полоской темной чуть вьющейся поросли. Ноги были настолько длинными, что полотенце на бедрах казалось насмешкой - слишком короткое, прикрывающее самый мизер тела. Не видно первичных половых признаков - и славно. Руки этого образца мужественности были, возможно, несколько длинноваты, но вполне пропорциональны относительно всего остального тела. Длинные узкие ладони и ступни вызывали некоторое слюноотделение.
Я впервые заподозрила себя в фетишизме. Очарование момента нарушил его голос. Странно знакомый.
- Итак, ты дочь Марии? - Ой-ой-ой. Не менее знакомые, чем голос, зеленые глаза смотрели на меня спокойно. Так. Он же, вроде бы был в костюме, когда сегодня с инспекцией приходил ко мне на работу... Откуда тогда те ботинки, ни к какому костюму не подходящие, и та грязная одежда?
Я опять скользнула взглядом по его ногам. Так, главное, вовремя отвернуться. Наверное, на моих щеках и ушах можно жарить стейки.
- Да. - Надеюсь, ничего сложнее он не спросит.
- Хорошо. К нам должны зайти гости вечером, не пугайся. - Мужчина (так до сих пор и не представившийся) понял причину моего смущения и пошел в сторону своей (ранее всегда запертой) комнаты. - Племянник приехал по делам, остановится пока тут. Он ненадолго, пару ночей в кабинете поспит. Ты же не выкинула тахту?
- Это не моя квартира, чтобы что-то выкидывать. - Пробурчала я себе под нос. Странный хозяин квартиры буквально за пару минут сумел создать у меня впечатление, будто я с ним знакома уже несколько лет. Знакома, да. Имя бы его не забыть спросить. Хотя бы у мамы.
Через пятнадцать минут мы сидели на кухне и пили чай. Я заварила свежий, так как в прозрачном (как и чайник) заварнике завелась, на мой взгляд, некая медузообразная новая жизнь.
Глеб (выспросила-таки имя) достал из своей сумки коробку конфет и пакет с сахарным печеньем. Придирчиво выбирая конфеты, то и дело переворачивая коробку, чтобы посмотреть, какая у выбранной сласти начинка, я поглядывала на то, как хозяин квартиры намазывает на печенье сгущенное молоко. Молоко не хотело в три слоя ложиться на печенье и норовило сбежать то с одного края, то с другого. Сладкоежка-Глеб слизывал потеки с печенья и пальцев, запивая процесс чаем. Делал он это до того ловко и завлекательно, что я поймала себя на мысли, что таращусь то на его губы, то на пальцы.
Из разговора я выяснила, что приехал в город он только с час назад, поэтому никак не мог быть в моей бывшей конторе. И как я вообще могла перепутать его с кем-то? Глеб был очень улыбчивым, тонкие морщинки лучиками разбегались от внешних уголков его глаз, а глаза не сверкали арктической холодностью, скорее грели, как напитанная солнцем трава. На мое замечание, что тот тип был очень на него похож, хозяин отметил только, что люди в принципе похожи. И в пределах одного города можно встретить до десятка внешне мало отличающихся людей.
На все мои вопросы он отвечал спокойно и подробно, насколько нелепыми бы они ни казались мне самой. Он поделился своими планами на эту неделю - проветрить коллекцию, найти места для новых экспонатов, погулять по городу, присмотреться, изменилось ли что-то за его отсутствие.
Почему у него грязная одежда? Подрался еще до посадки в поезд. Все дорогу до дома чувствовал себя настоящим бомжом. Почему не предупредил о приезде? Предупредил. Марию. Еще вчера.
На каждый вопрос нашелся ответ. Я разглядывала его и никак не могла насмотреться. Он выглядел младше своего возраста, лет на десять примерно. И был неимоверно красив. Настолько, что, когда он улыбался, у меня захватывало дух.
Сама не заметила, как созналась ему в том, что подумала о нем, когда увидела кучку грязной одежды и такие же чистые ботинки. Он рассмеялся и сказал, что одежду уже замочил, а ботинки вымоет чуть позже. Дальше я рассказала, что потеряла работу. Глеб не сочувствовал, даже эгоистично порадовался, что теперь я смогу гулять с ним по городу. В разгар нашего веселья, когда, незаметно для меня, на столе появились жареная картошка, маринованные огурцы и толсто нарезанные ломти сала, раздался звонок в дверь.
- Вот для такого момента я ботинки и оставил. Сейчас посмотришь, как он будет корчиться. - Мы вместе пошли в прихожую. Громыхнув засовом и звякнув цепочкой, Глеб открыл дверь, пропуская гостя в квартиру. Недовольный зеленоглазый брюнет споткнулся о грязные ботинки и сдавленно выругался, отряхивая свои брюки. Глаз он на нас не поднимал, но, тем не менее, теперь я была точно уверена, что именно из-за него меня сегодня уволили.
- Глеб, а, давай, мы не будем эту редиску впускать. Это он сегодня был. - Я подняла глаза к потолку, разглядывая гидру, чтобы невольным взглядом не вызвать в себе водопады от жалости к своей загубленной судьбе.
Глеб качнул головой и закрыл дверь, когда злой взгляд холодных зеленых глаз скользнул по мне, явно не узнавая. Хозяин взял меня за руку, как маленькую, и повел на кухню.
- Отставить рефлексию. Может, он тебя к лучшему будущему подтолкнул. Кушай, успокаивайся. Он все равно после моих ботинок минут десять будет руки мыть. Мы же с тобой договорились на счет долгих прогулок по городу?
Я невольно фыркнула.
- На улице холодина. После долгих прогулок мы будем с тобой лежать и болеть. Желательно в одной комнате.
- Почему в одной?
- Твой племянник за нами точно ухаживать не будет, придется друг за другом.
- А-а. Ага, резонно. Ты мне покажешь картинки? Те самые, из-за которых тебя уволили.
И ничего не потеряю - он все равно может зайти ко мне в комнату, а там этих картинок по стенам... И я пошла за своей коробкой. Глеб осторожно, вытряхнув в коробку все карандаши, достал всю пачку рисунков и выкладывал картинки, одну за другой. Некоторые долго разглядывал, с удивлением на меня посматривая, другие практически сразу складывал обратно в коробку.
- Еще есть? - Какой неприличный вопрос, наверное. Хотя, квартира-то его, почему бы не показать мой вариант дизайна комнаты?
Глеб долго перемещался вдоль стены, словно за те несколько минут, что был у меня "в гостях", хотел рассмотреть все рисунки. Вопрос, раздавшийся с его стороны был странным и никак не касался, на мой взгляд, моего хобби.
- Твоя мама рассказывала тебе о твоем отце что-нибудь? - Как мне показалось, спина Глеба была готова внимательно выслушать все мои детские обидки. Что же, не буду его разочаровывать.
- В сказку, что он был летчиком-испытателем и упал в океан, я перестала верить лет в десять. На тот момент я уже поняла, что кроме папы должны были быть бабушка и дедушка, его родители, и какие-то общие друзья. Они нас не искали, не навещали... Скорее всего, она просто испугалась своей беременности и не сказала моему папашке, что ждет ребенка.
- Думаешь? Может, это он ее бросил? - Глеб по-прежнему разглядывал мои рисунки, поэтому его интонации я расшифровать не могла, но чем-то они были похожи на сдерживаемый гнев. Да что такого в этих рисунках, что он злится на моего неведомого отца?
- Я знаю свою маму. Она очень эмоциональна, из чувства гордости и собственного достоинства вполне способна перенести все тяготы беременности и рождения ребенка, чтобы потом воспитывать чадо самостоятельно. И, надеюсь, ты не пытаешься сказать что-то вроде "Люк, я твой отец", потому что уверена, радоваться тут будет нечему.
- Сомневаюсь, что у меня есть дети. Но, да, одно время я ухаживал за твоей мамой с вполне серьезными целями. Она тогда предпочла другого, мне пришлось уехать на достаточно долгое время из этого города. Я оставил ей ключи на случай, если у нее возникнут проблемы и несколько адресов коллекционеров, которым она могла бы кое-что сбыть по довольно высоким ценам.
- Ты, и позволил бы растащить свою коллекцию? - Раздавшийся от двери удивленный голос все еще безымянного племянника Глеба нарушил хрупкое равновесие в душе хозяина моей квартиры.
- Я ее любил. - Три коротких слова в рычании Глеба вызвали в моей душе лавину образов. Мама приводила меня сюда, когда я была маленькой девочкой, точно приводила. Я помню тяжесть книг в своих маленьких ручках, запах старой кожи, ломких страниц, шероховатость рукоятей клинков... Ощущения словно затопили мою голову, вкус, цвет, запах, текстура каждого предмета коллекции, ранее всего лишь казавшихся мне знакомыми, обрела свое место в симфонии моих взбесившихся чувств. Среди воспоминаний был и смутный образ Глеба. Если я не ошибаюсь, он практически не изменился с момента нашей предыдущей встречи, лишь волосы стали чуть короче.
Его большая ладонь с длинными тонкими пальцами привычным движением коснулась моей макушки - Глеб стоял рядом, поглаживал меня по голове, вдоволь налюбовавшись моими художествами.
- Что-то вспомнилось? - Мельтешение образов в кружащейся голове приостановилось.
- Я тебя помню. Тогда эта комната была совсем другой.
- Да, эта комната была точно такой же, как и все остальные в моей квартире. И квартира выглядела несколько иначе. Когда Мария сказала, что хочет поселить в мою квартиру тебя, я велел ей все перенести в мою комнату. Она отказалась, расчистив только эту часть квартиры.
- Ты так и не сказал, кто ее отец. Мне, знаешь ли, тоже стало любопытно.
- И давно ты тут стоишь?
- Достаточно, чтобы понять, что ты - дурак. Скажи мне, если ты знал, что эта твоя Мария одна, почему не предпринял никаких шагов по ее очарованию?
- Я не мог. Я же видел, что она не забыла его. И каждый взгляд на малышку выдавал это.
- Извините, милая барышня, я до сих пор не представился. - Ну, наконец-то, - Максимиллиан, племянник этого идиота, вашего возможного отчима. А вас как зовут?
- Анастасия. - Мама долго сомневалась, как меня назвать, в итоге, бедную паспортистку, выдававшую мне документы в мои четырнадцать лет, пришлось отпаивать пустырником - все мои четыре имени в паспорт не влезали. По документам я - Анастасия Валерия Вирджиния Инесса. Чаще всего при знакомстве с людьми я использую только первое имя, все остальные - в качестве никнеймов. Мне нравится мое последнее имя, его производное - Несси - звучит очень загадочно и навевает некоторый мистический флер таинственности на мою персону (можно сказать, что меня назвали в честь мифческого существа из Шотландии).
Глеб фыркнул - чуть раньше, при знакомстве, я поведала ему историю с паспортом.
- Макс, ты, наверное, устал. Иди, поешь, мойся и ложись уже спать.
- Я, если честно, вообще не понял, зачем ты сюда приехал.
- Без моих ключей Анастасия тебя бы не впустила в квартиру. Ты же в курсе, что из-за тебя ее сегодня уволили?
Едва дверь за Максимиллианом закрылась, Глеб душераздирающе вздохнул.
- Как думаешь, у меня есть шанс на взаимность?
- Не спросишь у нее, не узнаешь. Сколько тебе, кстати, лет?
Мне показалось, что он на секунду задумался, что именно мне ответить, и его слова в итоге были не очень правдивы.
- Сорок семь. Да, мне сорок семь лет. - Повторение возраста выглядело еще более сомнительным, словно он сам пытался запомнить эту цифру, чтобы в следующий раз назвать ее же.
- Если честно, выглядишь младше. Намного, лет на десять, как минимум.
- Это все наследственность. - Вот теперь, уверена, он сказал мне правду. На миг, буквально на одну долю секунды, я немного позавидовала своей маме. Глеб ее не просто "любил", а продолжает любить уже почти двадцать пять лет. Наверное, у меня такого же терпеливого поклонника не будет.
Трель звонка отложила пытку Глеба вопросами. Хозяин квартиры пошел открывать, а я попыталась разобраться в себе, хотела бы я себе такого замечательного отчима, или нет. Он мне нравился, черт побери, как человек. А что я знаю об отчимах? Что они воспринимают приемного ребенка не так, как своих будущих детей... Хотя, какие там дети в сорок два года? Мама у меня, конечно, выглядит для своего возраста очень даже молодой, но рожать (по слухам) в этом возрасте опасно. Да и беременеть вообще.
- Глеб, кошак драный, где мой ребенок, почему не отвечает на мои звонки? - Ой, мамочки, то есть, мамочка. Так, точно - телефон разрядился.
- Мам, не бей его, у меня просто телефон сел. - Я выскочила в коридор спасать своего будущего отчима. Да, совсем забыла, что джинсы-то я до сих пор не переодела, а от всех вставаний и присаживаний футболка задралась, являя всему свету (кое-кому любопытствующему) кошмарную дырку с видом на мои колготки, ставшую очень заметной, когда я пыталась активно спасти Глеба от мамы.
- Ребенок, переодеваться. - Блин, еще и от Максимиллиана слышать этого "ребенка". Какая у нас разница в возрасте, пять лет, семь? Возмущенно сопя и придерживая норовящую закататься футболку, я скрылась в своей комнате. Мама, лицезрев меня, успокоилась, далее ведя с Глебом разговор уже спокойным голосом. О чем они там договорились, пока я переодевалась, я так и не поняла, но, выйдя из комнаты, я нашла всех троих на кухне. Они меня еще не заметили, поэтому я смогла услышать очень интересные вещи.
Глеб торжественно просил у моей мамы руку. Мою. Для Максимиллиана. Судя по слегка ошалелому лицу моего предположительного "двоюродного братца", для него это являлось такой же неожиданностью.
- То, что Анастасия - полукровка, ничего не значит. Если ты дашь свое согласие, он будет ухаживать за девочкой по всем правилам.
Я - кто? Полукровка? Так, что это вообще значит? Я перевела взгляд на маму, оценивающе осматривающую Максимиллиана. Что тут вообще происходит?
- Но есть и другой вариант объединить два рода - наш с тобой брак.
- Глеб, как ваши старейшины вообще воспримут то, что у меня уже есть ребенок, не способный подняться в небо? Мой род, когда я решилась рожать не от тебя, официально исключил меня из списков. Ника вскоре вынудили отказаться от меня. Думаю, они не сказали ему, что я беременна. А даже если и сказали бы, я уже тогда знала, что Настя - лучшее, что он может мне подарить.
Я зажала рот влажной ладонью, понимая, что совершенно ничего не знаю своей семье.
- Маш, если ты хочешь, я начну ухаживать за тобой с завтрашнего дня, мне совершенно не важно, что скажут старейшины. Месяц назад я стал главой рода, от моего слова зависит больше, чем от их советов.
- Я согласна. - Мамин ответ был тихим, я бы его даже не расслышала, если бы не видела счастливое лицо Глеба.
Секунда - и осознание, что радость за них уже не замутнена какими-либо собственническими чувствами к Глебу, все идет именно так, как и должно. Это странное понимание снисходит на меня. Словно где-то в гигантском механизме мироздания, наконец, стерлась песчинка, и стоявшие больше двадцати лет шестеренки вновь возобновили свое движение.
Остается только непонятным, что они имели в виду под всеми этими родами, Старейшинами, полукровками и списками. Домой к себе мама уехала на такси, сказав, что за своей ласточкой-тойотой приедет завтра утром.
При мне они за весь вечер ни разу не показали, что имеют какие-то секреты от меня. Я бы подумала, что услышала что-то не так (часто бывает, что подслушивая вырываешь несколько фраз из контекста, а далее твое воображение творит с ними всяческие ужасы), но утром Глеб решил серьезно со мной поговорить. Мне сразу вспомнились и полукровки, и старейшины.
Для серьезного разговора он выбрал почему-то Детский парк, названный так из-за расположения - рядом с несколькими школами - и из-за разнообразных каруселей. Так или иначе, в парке обычно было очень много детей. Сегодняшний день был скорее исключением - середина недели, день, когда даже самые заядлые прогульщики стараются показаться на глаза как можно большему количеству учителей.
- И о чем ты хотел поговорить?
- С сегодняшнего дня я начинаю ухаживать за твоей мамой. Надеюсь, через пару лет она ответит мне согласием на предложение руки и сердца.
- А почему так долго? Жизнь пройдет, пока вырешитесь завести детей. - Глеб как-то так мило порозовел, видимо, мысль о детях еще не приходила ему в голову.
- Так принято. При объединении родов нужно соблюдать все положенные ритуалы, чтобы никто не смог придраться к нашему браку.
- Объединении родов? Ритуалы? Ты вообще о чем?
- Ммм. Все дело в том, что мы с Марией - не совсем люди. Вернее, совсем не люди. Ты, кстати, тоже. Но, если я и она - драконы, то ты - полукровка. И никогда не сможешь подняться в небо. И только половина твоих детей унаследует гены дракона. Решетка Пеннета, знаешь ли. Наследственность признаков родителей. В твоем случае ген дракона - рецессивный, но в браке с чистокровным драконом ты можешь родить драконов.
Мне захотелось смеяться. Более безумного объяснения я еще не слышала. Это что, розыгрыш такой?
- Драконы? Ты сам себя слышишь? - я все-таки хихикнула, не выдержав серьезное лицо в этой нелепой ситуации. Глеб нахмурился и отошел от меня на пару шагов. Мгновение - и его фигура поплыла, словно смазываясь в воздухе. Дракон? Больше всего существо было похоже строением тела на птеродактиля, но его крылья, хоть и кожистые, сверкали в редких лучах солнца золотистой с зеленоватым краем чешуей. Словно чешуйки на нем нарисовали зеленкой поверх золотой краски. Единственное - голова ящера была не вытянутой от затылка, а скругленной, без присущего птеродактилям рогового нароста. От макушки по позвоночнику сбегали два ряда роговых пластин, а морда для динозавра была несколько кругловата.
Невольно я сделала несколько шагов назад. "Птеродактиль" снова подернулся дымкой, превращаясь в человека. Ну, насколько это существо вообще могло быть человеком. Сказать, что я испугалась - промолчать о моем ужасе, граничившим с любопытством.
Глеб плюхнулся прямо на дорожку.
- Испугал, вижу. Если не захочешь больше со мной общаться, я пойму. Но ты в курсе, что твоя мама - тоже дракон? - Если моя мама и дракон, то очень тщательно все эти годы от меня это скрывала.
- Нет. Она тоже превращается в... этого птеродактиля? - От выбранного мной слова Глеб улыбнулся.
- Это только одна из форм. У твоей мамы ее нет. И при превращении она выглядит несколько иначе. Что ты еще хотела бы узнать?
У меня в голове крутились самые разные вопросы, некоторая часть их была за гранью приличий. Определенно, я не смогу спросить, почему в этой форме я не видела его первичных половых признаков. Или - откладывают ли драконы яйца?
- Ты сказал, что это - одна из форм. А сколько их и как они выглядят?
- Лично у меня четыре собственных формы. Человеческая, - он начал загибать на правой руке пальцы. - Промежуточная, транспортная и боевая. Ты видела транспортную, она - мое личное достижение, я долго ее формировал, больше ее ты ни у кого не встретишь. Драконы - вообще полиморфичны. В теории мы можем скопировать любую чужую форму, если она не превышает объемов самой большой нашей формы - боевой. В нее я не рискну обращаться прямо тут - люди ходят, могут увидеть.
- Но ты же превращался в свою транспортную?
- Обижаешь. Я могу ощутить живое существо даже в десяти метрах от меня. Называй это обостренным восприятием.
Получается, что они все знали, что я вчера подслушивала? Ой-ой-ой.
- Зря волнуешься по поводу вчерашнего. Макс и Мария не могли тебя заметить. Они еще слишком юные. Максу нет и пятидесяти лет, а Мария только перешагнула за сорокалетний рубеж. Предвосхищая твой вопрос, отвечу. Мне в этом году исполнилось восемьдесят семь лет. - Так странно. Слышу такую дикую цифру, которая совсем не вяжется с его поведением, но при этом понимаю, что он сказал правду. - Еще вопросы будут?
Вот что можно спросить у человека, который по возрасту годится мне в дедушки, влюблен в мою маму и при этом совсем не человек? Само понимание, что любой проходящий мимо может оказаться таким птеродактилем, зацикливало меня на мысли, что, проходя ночью по улицам, я опасалась совсем не того, чего нужно было бояться.
- Хорошо, раз нет вопросов, я придумаю сам. Все ли драконы одинаковы? Нет. Как и люди, они отличаются друг от друга даже в одной семье. Мы можем быть внешне схожи, но ни один оборотень не перепутает нас. Сколько существует видов драконов? Я не знаю, так как никогда не пытался нас как-то систематизировать. Мы просто поделены на роды. Есть золотые - вроде меня. Во всех наших формах нас можно легко определить по цвету кожи. Видишь смуглого человека с темными волосами и светлыми глазами, понимаешь, что это - признак золотого дракона. Знаю только одно исключение - мою сестру. У нее глаза карие, но Макс эту черту внешности не унаследовал. Далее - серые драконы. Обычно сероглазы. Цвет волос от платинового до каштанового. Ты, кстати, похожа на типичную серую драконицу, наверное, от твоего отца тебе мало что передалось. По крайней мере, у тебя глаза твоей матери, а не этого... хм. Кроме золотых и серых я встречал еще черных и красных драконов. Как ты уже поняла, у черных драконов глаза темные. Они могут быть синими, карими, даже зелеными. Черные драконы от золотых в человеческой форме отличаются только глазами. Запомни это, вдруг, пригодится. Красные драконы в человеческой форме почти все рыжие.
Глеб на секунду замолчал, потирая пальцами лоб и продолжил:
- Все это, конечно, может тебе вообще никак не пригодится, но знай, что ты сейчас считаешься ребенком, как и любой дракон до сорока лет. Поэтому, если на тебя положит глаз кто-то из нашего племени, все разговоры о твоем будущем будут вести не с тобой, а с твоей мамой. Она, как изгнанная из клана, сейчас считается твоим самым старшим родственником.
- А если ее изгнали, разве ты объединишь какие-то роды своей женитьбой?
- Ее изгнали только из клана. Из семьи, по-вашему. Но она все же остается серой драконицей. У вашего рода сейчас нет других взрослых дракониц, через которых можно заключить союз с нашим родом, а им нужна связь с моим родом. Надеюсь, я не слишком сложно объясняю?
- Ну, как тебе сказать... Наверное, мне нужно еще немного времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что моя мама - дракон.
- Хорошо, что ты не пытаешься убежать от этого. И меня вообще порадовал факт, что ты при виде меня не упала в обморок, не убежала с воплями или не проявила ко мне агрессию. Это было бы намного сложнее и для тебя, и для меня. Так как я собираюсь ухаживать за твоей мамой по всем правилам, мне нужно заручиться твоей поддержкой. Это очень важно для будущего...
- Можешь считать, что мое одобрение любых действий касательно мамы у тебя есть.
Прохладный ветер напомнил мне о том, что гуляем мы достаточно давно, чтобы сходить куда-нибудь в более теплое место. Как только я начала ежиться, бдительный Глеб отвел меня в кафе.
Никогда раньше я не ходила в кафе с мальчиками, парнями или мужчинами. Наверное, из-за того, что моя семья была неполной, мне было сложно общаться с противоположным полом. Меня никуда не приглашали так, чтобы посидеть не половиной группы или отдела, а вдвоем. Ощущение было новым и очень странным. По большей части из-за того, что я прекрасно понимала, что это нельзя назвать свиданием влюбленной парочки. Да и вообще, я уже почти свыклась с мыслью, что Глеб скоро станет мне отцом.
Когда к нам подошла девушка, чтобы принять наш заказ, она окинула взглядом меня и сконцентрировала внимание на Глебе. Да, назвать меня красавицей сложно. Я, наверное, симпатичная. Но такие, как я никогда не встречаются в такими, как он. Закон природы. Один из тех законов, исключений из которых не бывает, как бы я не хотела бы обратного.
Очевидно, девушка в этих законах разбиралась не хуже меня, поэтому она усиленно строила глазки и крутила всеми своими "90" перед моим будущим отчимом. К черту воспитание! Это неуважение со стороны этой девушки не только ко мне, но и к моей маме.
- Папочка, закажи мне десерт к чаю. - Наверное, таким голосом говорят все примерные маленькие девочки. Может быть, у меня даже получилось, так как Глеб умилился. А, может, тут сыграло свою роль то, что я назвала его папой?
- Да, конечно, милая. Ты уже выбрала, какой десерт хочешь? - Если бы он не выглядел таким молодым, а я - такой взрослой, семейная идиллия была бы полной. Разочарованная девушка, поджав губки, приняла наш заказ и удалилась, все еще покачивая бедрами, словно намекая некоторым, чего они лишаются. - Хм. Ты теперь всегда так будешь меня называть, когда рядом будут девушки?
- Плохо получилось? - Я расстроенно глянула на него и почти обиделась, увидев, что он улыбается.
- Да, нет, продолжай. Это смотрится очень забавно. Ладно-ладно, прости, я не правильно выразился. В роли дочери ты была бесподобна. Но без тренировок пока получается не так достоверно. Если тебе так нравится, то продолжай играть роль маленькой девочки. На меня иначе, как на извращенца не посмотрят.
Я прикрыла лицо ладонями, пряча от него свою улыбку. Все-таки моей маме с ним очень повезло. Интересно, а в этом мире, так отличающемся от привычного мне, найдется кто-то, кто подойдет мне так же, как эти двое подходят друг другу? Этот мифический персонаж и в обычной-то жизни не находится.
Глеб заметил, что я погрустнела, и ободряюще погладил меня по голове. Снова это знакомое с детства ощущение защищенности. Как странно устроена человеческая память. Мы запоминаем множество вещей, которые нам никак не пригодятся, но которые всплывают, стоит только задеть соответствующий "поплавок". Этим пусковым механизмом может быть что угодно - слово, запах, цвет, вкус. Верно говорят, что человек использует только десять процентов своего мозга. Все остальные, наверное, забиты всяким сопутствующим мусором.
Бывают такие моменты, которые хочется запомнить на всю жизнь - первое слово, первый шаг, первый поцелуй... Почему-то в памяти откладываются помимо них еще и всякие нежелательные воспоминания. Иногда вспоминаешь их и посмеиваешься над собой, глядя все с высоты прожитых лет, а иногда огорчаешься снова. Если была обида на какого-то человека, она углубляется... Растравливая душу воспоминаниями, мы делаем себе только хуже.
Я перехватила руку Глеба, чтобы лучше рассмотреть ладонь. Ведь он - не человек, может, у него и папиллярных линий нет? Нет, есть они. Есть и мозоли. На среднем пальце, со стороны указательного, и на большом, словно он часто пишет от руки. Какой у меня не современный отчим. Сейчас у каждого, как только он рождается, словно вырастает телефон в руке. Ты можешь не уметь писать, но печатать научиться обязан.