Конь оглушительно заржал, копыта забили в воздухе. Всадник успокаивающе зацокал, похлопал скакуна по шее. Надменный взгляд обежал испуганную толпу, воин презрительно скривился, чем заставил крестьян отступить дальше, прижаться к стенам домов.
Всадник хакнул, конь сорвался с места... Но поводья дёрнулись, ремни впились в пасть, словно желая разорвать её. По лицу человека скользнуло недоумение.
Посреди площади одиноко стоял мальчик. Лет шести. Волосы взъерошились, веснушчатое лицо побледнело от испуга, но глаза заворожено следили за всадником.
Так казалось сперва. Брови воина дёрнулись вверх, когда понял, куда смотрит мальчишка.
Копыта зацокали, конь направился к малышу. Рука воина потянулась к плечу.
Пронзительный рёв разорвал тишину, из толпы вырвалась женщина, с плачем побежала к мальчику. Кто-то попытался остановить, но мать рывком избавилась от назойливых объятий.
Всадник лишь ухмыльнулся, подбородок выдвинулся вперёд. Вмиг лошадиный бок оказался пред женщиной, серебреным веером мелькнул клинок. Мать опрокинулась наземь. Рядом пала срубленная прядь волос.
Серые, словно прибрежные камни, глаза воина глянули на заплаканную женщину. И улыбка коснулась покрытого щетиной лица.
- То, что предрешено, не изменить, - ласково сказал всадник. И вновь направился к мальчику.
Окованные подошвы ударили в землю, воин присел на корточки рядом с малышом. Тот дрожал, ручки сжались в кулаки. Он глядел исподлобья, и непонятно было, чего больше во взоре - ненависти или обожания.
Парень поправил влажную повязку на лице, глаза зажмурились, гоня слёзы. Из-за стены жара донеслось:
- Да ты сдурел, Раделес! Не мни меха!
Парень послушно отпустил деревянные жерди, сухая от пепла кожа рук коснулась взмокшего лба. Раделес отступил на шаг ближе к двери, глаза безрезультатно силились отыскать средь дыма кузнеца. Наконец разгневанная красная рожа вынырнула из-за серой пелены.
- Сдурел?! - Заорал кузнец. - Говорил же, не мни меха, покуда пепел не сляжет!
Он метнул закопченный молот в угол, грязные пальцы отёр о фартук. Подбородок заходил из стороны в сторону, словно мужик что-то жевал, лоб сморщился, будто одёжемойная доска.
- Успокойся, Слук, теперь не забуду, - примирительно сказал парень. Кузнец лишь отмахнулся.
Раделес опустил голову. Он был не в духе.
Мать опять хворала.
Как десять зим назад.
- Ну чёго встал, как мертвяк на крест? - Уже тише проворчал Слук. - Колотить и колотить ещё...
Стальной боёк опускался чаще, искры разлетались на три шага. Парень старательно придерживал жерди мехов, когда взметалось облако пепла, или дым валил от огнедува. Кузнец усердно выдувал струйку пламени, направляя на багровый, словно кровавый шмат мяса, кусок металла, и вновь ударял молот...
Раскалённая пластина будущего доспеха канула в бочку с водой, к потолку подскочили жирные языки пара. Слук отёр лоб, отчего остались грязные разводы, со вздохом опустился на табурет у стены. Деревянные ножки жалко скрипнули.
Раделес присел подле на пол.
Кузница затихала. Перестала дымить трубка огнедува, не шипела пластина в бочке, не трещали угли, рдяный цвет уходил вглубь комков сажи.
Голос кузнеца показался парню мягким и торжественным:
- Ну-ка, Радель, покаж свою штуку.
Он протянул руку.
Парень вздрогнул. Этого мига он ждал давно.
Из-за пазухи на свет появилась белая, вычищенная до блеска пластинка. Главное сокровище Раделеса, пуще чего он хранил лишь мать. Подарок сурового воина.
Слук бережно принял вещицу, глубоко вздохнул, глаза внимательно пробежались по белоснежной поверхности.
- Гардова пластина, - произнёс он.
Кузнец вытянул вперёд два пальца, вещица легла поперёк.
- Вплавляется в гарду меча с внешней стороны, - объяснил он Раделесу. - Для красы, но пуще - на удачу. Чтоб фортуна не поворачивалась задницей.
- Ох, и знойная же сегодня Марелля... - послышалось бормотание.
Грузное тело хозяина таверны заполнило проём, пузо мерно колыхалось под халатом. Костистые брови напыщенно прижались к векам, жирный подбородок уставился вперёд.
Меч легко вошёл в косяк, будто в брюхо молодого кабана, щепа осыпала толстяка. Он в испуге отшатнулся, дрожащая рука попыталась захлопнуть дверь, но воин, что держал рукоять меча, пинком отбросил хозяина в комнату.
- Ну что, натрахался, брюхан?! - рявкнул Раделес. - Сейчас я тебя урежу на два пальца...
Лезвие описало полукруг пред лицом трясущегося толстяка.
На перине, закутавшись в одеяло, сидела девушка, чёрные, как смоль, волосы спутались. Она смотрела на толстяка с неприкрытым презрением, ярко-голубые глаза то и дело стреляли в молодого мужчину.
Марелля недолюбливала жирного кобеля.
И теперь мстила.
- Сдохни, Храл! - крикнула она, ручка с силой сжала край одеяла, в глазах запылало голубое пламя.
Хозяин замер у стены, рот раскрылся, толстые губы подрагивали.
Лоб воина разгладился, грудь поднялась и опустилась. Он на миг закрыл глаза и послал меч в ножны за плечом. Лязгнул металл.
- Вставай. - Кинул он Хралу и вышел.
Толстяк поспешно поднялся, голова тряслась, словно хотела оторваться от шеи. Девица завизжала, когда хозяин таверны подступил к кровати, но он лишь прикрикнул. В потёмках нащупав сандалии, Храл последовал за воином.
Главный зал таверны пустовал, половина свечей была потушена, сиротливо стояли скамьи. Раделес сидел за столом, медленно помешивал похлёбку в чашке. Фигура сгорбилась, взгляд блуждал по столешнице.
Хозяин таверны осторожно переступил порог. В нескольких шагах распласталось тело Вурга, охранника. Лицо было залито кровью, правое плечо разрублено косым ударом. Храл аккуратно обошёл бывшего наёмника, опустился на противоположный конец скамьи. Руки теребили верёвку, держащую халат.
Глухой удар заставил вздрогнуть, толстяк метнул испуганный взгляд ко входу. Поперёк створок лежала доска, железный запор был захлопнут.
Удар вновь сотряс дверь, дерево прогнулось, словно снаружи били тараном. Донеслись яростные крики, кто-то колотил в стену.
Хорошо, что в таверне не было окон.
Ложка стукнула о стол. Лязг доставаемого меча резал слух, Храл сжался, попытался отодвинуться подальше, но скамья не позволила.
- Скажи, чтобы убирались, - произнёс Раделес. - Или сдохнешь первым.
И скучающим голосом добавил:
- Больно будет.
Хозяин таверны стремглав помчал к двери. Воин закрыл глаза. Он долго слышал визг Храла, то яростный, то срывающийся на мольбу. Раделесу не было противно.
Ему было всё равно.
Стихло. Мужчина открыл глаза, взгляд обратился к входу.
Прижавшись к стене, толстяк слушал сбивчивый рассказ выползшего из-под стола повара. "Вург пристал... не понравилась спесь незнакомца... хотел показать, кто главный... воин ударил локтём в лицо... мечом ударил... кровищи-то... наши разбежались... за оружием видать... пришли вот... он дверь захлопнул... и к вам..."
Раделес поднялся, по столешнице прокатились жёлтые кружочки монет. Храл задрожал, когда воин подошёл к нему.
- Живи, - сказал Раделес. - И совет, на будущее - не лезь к человеку с мечом. Он всё равно окажется прав. А вот ты - без головы.
И, помедлив:
- Меч порождает власть.
Десять зим спустя...
Клинок ударил в багровую чешую, высекая сноп искр. Тварь пискляво взревела, бельма помутнели. Гигантский ящер, красный, словно раскалённый металл, рванул вперёд, сбрасывая воина наземь. Задние лапы легко оттолкнулись от земли, тварь опустилась в пяти шагах от распластавшегося Раделеса. Из пасти донёсся приглушённый клекот.
Каменная земля расщелины обжигала лицо. Дыхание вырывалось с хрипами, воин тяжко поднялся, влажная ладонь крепче сжала рукоять меча.
На гарде сияли оковы.
Сияние придавало сил.
Ящер прыгнул, когти на лапах хищно изогнулись. Раделес уклонился, клинок скользнул под лапу твари, где вздулась незащищённая мышца. На миг оглушил вопль.
Оковы вспыхнули ярче.
Кровь ящера была ярко-красной и казалась фальшью, будто колдовской морок. Струя ударила в землю, брызги задели воина. Тварь метнулась вбок, тело извивалось, она силилась прижать подрубленную лапу.
Отрубленная голова замирает в двух шагах от окровавленного тела, из пасти течёт мутная струйка слюны, в целом глазу потухает огонёк.
Раделес упал на колени, голова свесилась на грудь. Лихорадка боя просачивалась в воздух, реже ударяло сердце в груди. Тошнило, к горлу подкатывал склизкий комок.
Воин завалился, с кашлем вывернуло. В голове взорвалось, и стало хорошо. Он долго лежал на твёрдой земле расщелины, кидая взгляды на клочок неба в вышине. Рукоять холодила ладонь.
Двадцать зим спустя...
Сквозь окно в комнату проникали лучи утреннего солнца, по стене гуляли жёлтые пятна. Чуть слышно шумела листва, задетая ветром. Щебетала одинокая птаха.
В кресле посреди комнаты сидел мужчина, за ним стояла почти взрослая девочка. Она улыбалась.
Ловкие пальцы пятнадцатилетней дочери легко сплетали непослушные седые волосы отца в косички. Прядь за прядью, прядь за прядью.
Косички - знак смирения. Знак Дома.
Раделес смотрел перед собой. В ушах нарастал звон.
Он отказывался от всего. От Пути, от Дороги, от имени Воина.
От отказывался от Меча. В пользу Дома.
- Пап, тебе не больно? - Ласково спросила дочь.
- Нет, Аль, - хрипло ответил Раделес. - ...продолжай.
Выбор надо было сделать давно. Наконец-то он решился... Это будет совсем другая жизнь. Более спокойная. Лишённая радости звонкой монеты, выторгованной в бою. Но и лишённая горечи потери друзей, близких.
Горечи потери врага.
Стукнула дверь. Аля побежала посмотреть, кто пришёл. Из коридора послышался её испуганный вскрик, Раделес решительно поднялся. Он был уверен в себе, сила упорно не покидала уже немолодое тело.
В коридоре замерла младшая дочь. Напротив - старшая, Орин. Облачённая в кожаные доспехи, с ножнами у пояса, и срезанными волосами. Обрубленными косами.
- Что ты, что ты, Орин... - лепетала Аля.
Раделес обнял младшую и отправил в комнату. Потом повернулся к старшей. Орин гордо вскинула голову.
- Я ухожу из дома, - твёрдо произнесла она. - Я не хочу больше жить этой жизнью. Ты должен меня понять, ты сам был таким. Ты говорил мне - меч порождает власть. Я выбираю путь Меча, и, надеюсь, ты не будешь мне мешать.
Она повернулась к выходу. Отец рывком дёрнул её назад, ладонь легла на рукоять меча, выхватила клинок. Раделес с силой кинул дочь на пол.
- Дура! - Гневно крикнул он. - Так ничего и не поняла! Да, меч порождает власть, но власть над...
Он замолчал, махнул рукой. Затравленный взгляд окинул испуганную Орин.
Мужчина вышел из дома. Солнце радостно встретило сияющий клинок с оковами на гарде.