Башуров Сергей Германович : другие произведения.

Непомнящий вождь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

НЕПОМНЯЩИЙ ВОЖДЬ

   Мы настигли и убили
   Счётом ровно семерых.
   Целых тысяча нас была.
   Архилох.
  
   Другие скажут, что всё было совсем не так... Откуда им знать, как всё было на самом деле. Вы спросите - а я откуда знаю? Ну, это совсем другая история... Но уж все, что знаю, расскажу без утайки: и про Слепую Колдунью, и про Непомнящего Вождя, и про Ведьмино Отродье...
  

Пролог: Нарангонд. Год 2768.

  
   Он стоял у причала и смотрел на город, раскинувшийся над бухтой, не видя его. Совсем дру­гие картины всё ещё стояли пред его глазами: зеленые холмы Фон-Хора - Волчьего Берега; замшелая каменная кладка стен Дома, Открытого Всем Ветрам; блеск мечей; свист ветра в ушах, кровь, проливаемая ради одного - чтобы не убили тебя.
   Но все это осталось где-то там, позади, за свинцовыми водами Нарангондского залива и бе­реговыми дюнами Фон-Хора, всё: и жестоко обошедшаяся с ним родина, и ненависть, и даже его прежнее имя. Теперь он из­гнанник - ворг, и именем ему отныне будет служить название его народа, принятое среди соседей - Динзан. Он уже привык к этому прозвищу за многодневное плавание на торговой посудине, куда его взяли гребцом в оплату проезда. За спиной иной раз раздавались куда более обидные слова, обозначающие фонхорцев, но злые языки смолкали, когда он оборачивался: никто не рисковал по­вторить оскорбления в лицо, все сразу оценили могучее сложение чужака, повадки, выдающие опытного воина, и суровое лицо, не обещающее острословам ничего хорошего. Сам же изгнанник предпочитал не начинать ссору первым, понимая, что в его нынешнем положении лучше позабыть о ставшей нарицательной дин­занской гордости.
   Позади десятки дней изматывающей работы на вёслах, когда корабль пробирался сперва вдоль мелководных побережий Вардинатуры, затем сквозь лабиринт островов Дзунглы, потом боролся со встречным ветром в Нарангондском заливе, и вот перед Динзаном, наконец, лежит Воргахум Динагонский, морские ворота Динагона - одного из трех княжеств Севера. У изгнанника не было ясного представления, чем он будет здесь заниматься, но одно Динзан знал твердо - его меч в Нарангонде пригодится - испокон веков Север был местом, куда стекались из­гнанники и просто удалые люди со всего Запада. И в чём ещё фонхорец был уверен точно - в том, что здесь никому не будет дела до его прошлого.
   С этой мыслью изгнанник закинул за спину дорожный мешок и, протолкавшись через толчею торговых рядов, начинавшихся прямо у сходен, добрался до портовых ворот. Пригревало нежаркое осеннее солнце. На крючьях, вогнанных меж камней стены, отделявшей порт от города, висело несколько слабо шевелящихся тел, густо покрытых мухами. На груди одного из них висел кусок грубой холстины с надписью: "Нечестный торговец", у другого было написано: "Вор".
   Стражник, сидящий на каменной скамье, привычным движением копья заградил дорогу. Пошарив в карманах, изгнанник кинул в глиняную кружку медную монетку. Страж убрал копьё. Равнодушно посмотрев на тела нарушителей местных законов, изгнанник прошёл через арку ворот и углубился в хитросплетенье припортовых улочек.
  

Часть первая. Путь на юг.

Глава первая. Бегство

  
   Это был полный разгром: из двенадцати сотен воинов Племени Гремящих Ключей без ма­лого шесть остались лежать на истоптанном и покрасневшем от крови снегу бесконечной равнины, что тянется на полуночь до самого Студеного моря. Уцелевших скрыла наступившая ночь.
   Победители, Люди Реки, их не преследовали: никуда беглецы не денутся - где находятся становища Людей Гремящих Ключей, враги прекрасно знали, ну а если побежденные вздумают спасаться бегством в разгар зимы - что ж, Снежный Дед соберет богатый урожай.
   Под утро уцелевшие добрались до становища. И полилась над белыми безмолвными равни­нами столь привычная для этих мест песнь: плачь по убитым воинам.
   К концу короткого зимнего дня смолкли женские причитания, волосы, распущенные и посы­панные пеплом, вновь были заплетены в три тугие косы. Когда уже сгустились сумерки, Люди Гремящих Ключей, позабыв на время страх перед Ночной Охотницей, двинулись прочь, захватив всё что, смогли унести с собой и увезти на собачьих и оленьих упряжках. Остальное предали огню. С наступлением темноты становище опустело.
   Когда днём воины с Реки ворвались в становище, то нашли его пустым: лишь обгорелые остовы шатров, да возле одного из уже потухших костров сидело несколько ветхих стариков, ставших бы обузой в пути. Прикончив их, Люди Реки принялись грабить покинутое стойбище, но здесь их ждало жестокое разочарование: все было предано огню, победителям достались лишь зола да головёшки. Часть воинов с Реки начала кричать, что надобно догнать этих трусливых собак и от­вести душу, благо, куда те бежали, было хорошо видно по натоптанному людьми и оленями следу, ведущему на полудень. Но вождь удержал горячие головы властным криком, сопроводив его энергичным взмахом жилистой волосатой руки. "Взгляните на небо" - сказал он хриплым голосом. Воины внимательно посмотрели на серое зимнее небо: его край подернулся пеленой, предвещавшей снежную бурю, что не сулило ничего хорошего дерзнувшим отправиться в дорогу. Что ж, сегодня Снежный Дед повеселится от души, и немало беглецов найдёт смерть в объ­ятиях его внучки - Снежной Девки. Вождь Людей Реки довольно усмехнулся, представив сотни трупов врагов, обглоданных хищниками. Все еще улыбаясь, он приказал разбивать лагерь и пере­жидать пургу, а затем возвращаться домой, к теплым землянкам на берегу Реки.
  
   Беглецам повезло: буря застигла их, когда они добрались до полосы леса, протянувшейся вдоль берега реки, берущей свое начало в болотах в паре дней пути к востоку. Лес этот был одним из первых островов великой тайги, через пять дней пути к югу сливающейся в сплошное зеленое одеяло.
   Лесная стена умерила буйство Снежного Деда, из сушняка разложили жаркие костры. Так что, бурю, бушевавшую два дня, Люди Гремящих Ключей пережили почти без потерь: лишь чет­веро воинов скончавшихся от ран, легли в рыхлый лесной снег.
   Когда буря стихла, старый Кунволо, вождь племени, собрал Людей Гремящих Ключей на Большой Совет. Все, взрослые члены племени столпились у большого костра, возле которого со­бралась старейшины четырёх родов и наиболее уважаемые люди племени: всего три десятка чело­век.
   -Надо решить, как нам быть дальше - начал вождь - Здесь край нашей земли, дальше на по­лудень начинается страна Бреющих Затылки, которые делают чаши из черепов чужаков. На закат лежат земли Метающих Ножи, от них тоже ничего хорошего ждать не приходится. На востоке - бо­лота, обитатели которых тоже наши старые враги. Позади нас ждет только смерть.
   -Нужно идти на восход - сказал Товул, старейшина рода Собаки, высокий темноволосый мужчина - Люди Болот прошлой зимой воевали с Людьми Реки, у них сейчас мало воинов, мы мо­жем их победить, их женщины будут рожать нам детей.
   -У нас самих мало воинов, сможем ли мы одолеть Людей Болот - задумчиво произнес ста­рейшина рода Совы, известный больше под кличкой Седой, чем под своим настоящим именем, ко­торого не помнили даже многие его сородичи.
   -Во всяком случае, на Метающих Ножи идти бесполезно, у них и раньше воинов было больше, чем у нас - ответил Товул.
   -Можно идти вперед - сказал воин из рода Совы по имени Агеба.
   -Ага, и Бреющие Затылки наделают из наших черепов чаш для питья - съязвил Товул.
   -Я согласен с Товулом - сказал Хаух, охотник из рода Собаки.
   -И я.
   -И я - раздалось еще несколько голосов.
   -Я думаю, надо спросить у Слепой Колдуньи - подал голос молчавший до этого старейшина рода Оленя Таруло.
   "Да, пусть скажет Слепая Колдунья!" - зашумели все, совершенно искренне удивляясь, как это они сами не могли додуматься до этого. Только Товул раздражённо молчал. Когда десять дней назад Большой Совет, такой же, как сегодня, только воинов вокруг костра сидело в два раза больше, решал - идти походом на Людей Реки или нет, он, Товул, кричал громче всех, что надо по­считаться с приречными пожирателями тухлой рыбы, и сумел всех убедить. И только Слепая Кол­дунья была против, но тогда её никто не слушал. Поражение в который раз убедило племя в правоте Слепой. И потому взоры всех присутствующих обратились к сидящей на пне чуть подальше от ко­стра девушке лет восемнадцати, которую можно было бы назвать красивою, если бы не ее глаза: только белок, лишенный зрачков.
   -Да, пусть скажет Слепая Колдунья - согласился Кунволо.
   Некоторое время все сидели молча и напряженно глядели на девушку. Наконец, когда мол­чание стало совсем уж невыносимым, и Товул уже собирался потребовать чтобы "эта ведьма" ре­шала быстрее, Слепая Колдунья медленно, выделяя каждое слово, произнесла: "Назад дороги нет, на закате и восходе ждут большие потери, на полудень ждут потери не меньшие, но еще больше бу­дет приобретено".
   -Значит на полудень - протянул задумчиво Кунволо, и тут же, опомнившись, спросил - А что мы потеряем и что найдем?
   -Не знаю - ответила Слепая Колдунья, пожалуй, слишком поспешно, но на это никто не об­ратил внимания, а если и обратил, то тут же и забыл, потому что в следующий момент Товул закри­чал неожиданно для всех (а может и для себя самого): "Да эта ведьма просто спятила, она посылает нас прямо в руки наших врагов". Все оторопели от таких слов. Первым опомнился Агеба, вскочивший и ударивший старейшину рода Собаки в лицо. Некоторое время Товул лежал на снегу, потом медленно поднялся, выплёвывая кровь и выбитые зубы, и вытащив нож, пошёл на Агебу.
   -Поединок - не то спросил, не то объявил Кунволо.
   -Поединок - согласилась Слепая Колдунья - Тот, кто победит, укажет путь, такова воля Снежного Деда, только пусть тот, у кого в руках нож, уберет его.
   Бой был недолгим: после третьего удара Агебы Товул упал и не смог (а может, и не захотел) встать. Агеба подскочил к слабо шевелящемуся на снегу телу и несколько раз пнул ногой по лицу поверженного врага. Затем он схватил старейшину одной рукой за грязные, с лета не мытые, во­лосы, а другую приблизил, расставив пальцы, к лицу побежденного, намереваясь выдавить тому глаза, как обычно поступал с пленными, но вождь остановил его: "Хватит, духи на твоей стороне, а у нас каждый человек на счету".
   После поединка все согласились идти на юг. Вождь пересчитал всех людей племени, полу­чилось сорок девять сотен и восемь десятков. Но воинов было всего шесть сотен и пять десятков. Вдобавок половина из них была ранена, около сотни - тяжело. Было еще три сотни женщин, умеющих держать в руках копье или натягивать лук, но все равно этого было мало. Лицо Кунволо исказила гримаса боли, когда он вспомнил последнее, что открылось его взору в день разгрома - равнина, усеянная телами Людей Гремящих Ключей.
  
   Несколько дней отдыхали и охотились. На пятый день двинулись в путь. Шли как можно быстрее, но осторожно: впереди и сзади двигались отряды разведчиков. Через два дня пути по за­снеженной тундре, однообразие которой изредка нарушалось промёрзшими до самого дна озерами и реками да небольшими клочками леса в низинах и на южных склонах пологих холмов, разведчики, высланные вперед, сообщили, что на пути беглецов лежит небольшое становище Бреющих Затылки: всего два десятка шатров.
   -Что будем делать? - спросил Кунволо, собрав малый совет (Большой Совет собрать можно было только к вечеру, когда подтянутся последние из растянувшейся на сотни полётов стрелы орды, а время не терпело - решать нужно было немедленно).
   -Напасть - предложил Седой - Незаметно обойти их все равно не удастся, слишком у нас много народу. Перебить всех, чтобы никто ничего не мог про нас рассказать.
   -Да - прошепелявил Товул разбитым ртом - Ражиша припашами не помешает.
   Тут он был прав - припасов почти не осталось, а охотой прокормить без малого пятьдесят сотен было затруднительно. Не ездовых оленей же на мясо пускать.
   -Нападаем - решил вождь.
   Напали перед рассветом, когда даже собак сморил сон. Воины окружили стойбище плот­ным кольцом и нахлынули темной молчаливой волной, в мгновенье ока, заполнив всё пространство вокруг шатров. Бой был коротким, а, впрочем, никакого боя не было: сонных обитателей становища перерезали, не дав им сообразить, что происходит. Не пощадили никого, даже детей ждал милосердный кинжал, а не мучительная смерть от голода и холода. Собаки лаяли и кидались на на­падавших, их тоже перебили и, освежевав на скорую руку, испекли на быстро разожжённых кост­рах. Затем жадно обшарили все закутки в поисках еды. Кое-где вспыхнули драки из-за обладания лишним куском мяса или рыбиной. Драки быстро прекратили, особо ретивых драчунов связали и бросили остывать на снегу. Добычу делили под наблюдением вождя и старейшин.
   Молодой воин из рода Оленя в запале разворошил угли в очаге шатра, грабежом которого занимался. Тяжёлые оленьи шкуры горели плохо, как бы не хотя, сильно коптя. Когда обгорели опорные жерди, шатёр завалился на соседний. Вскоре пламя охватило, чуть ли не полстойбища.
   -Глупцы - вскипел Кунволо, увидев жирные клубы дыма, поднимающиеся в безоблачное небо - Скоро здесь будут Бреющие Затылки, всем быстро собираться, надо уходить.
   Часть воинов, разгоряченных легкой победой, стала кричать, что они не боятся выблюдков, Бреющих Затылки, но большинство было настроено менее воинственно.
   И опять было бегство. Тех, кто не мог идти (в основном стариков), бросали, некоторых по их просьбе убивали.
   Через день после разорения стойбища Людей Гремящих Ключей настигла погоня. Настичь то настигла, да себе на беду: преследователей было чуть больше сотни, они наткнулись на замыкающий отряд числом в два десятка человек, и пока арьергард отступал, отстреливаясь от пре­следователей, подошли три сотни под началом Седого, Агебы и Товула и взяли Бреющих Затылки в клещи. Солнце не прошло и четверти своего пути по небу, когда все было кончено: девять десят­ков Бреющих Затылки и восемь Людей Гремящих Ключей остались лежать у опушки леса, тянущегося клином с полудня на полуночь. Уцелевших врагов (насчитали десятка полтора лыжных следов, направленных в обратную сторону) не преследовали, тех, кто порывался броситься в по­гоню, придержали. После полудня орда двинулась дальше.
   К вечеру пошел снег, причем Снежный Дед был в этот раз милостив к Людям Гремящих Ключей и оставил снегопад за их спинами: впереди падали редкие снежинки, сзади же снег валил как из мешка. Надёжно заметая следы. По вкусу видать пришлась злобному Хозяину Зимних Туч кровь, пролитая сегодня.
  
   На следующий день кончилась тундра, перемежающаяся рощами корявых деревьев, и нача­лась сплошная тайга. Целый день племя двигалось через заснеженный лес, продираясь сквозь буре­лом и кустарник, по пояс утопая в сугробах, не смотря на лыжи. До темноты прошли совсем не­много. С наступлением сумерек все, не дожидаясь команды, повалились на снег. Кунволо, видя ус­талость своих людей, решил сделать большую стоянку. Пять дней отдыхали и охотились, пока раз­ведчики, посланные во все стороны, не вернулись. Погони не было, видно Бреющих Затылки сбил со следа Снежный Дед.
  
   Спустя несколько дней стали возвращаться разведчики: усталые, но довольные. Первыми вернулись посланные на север: они наткнулись в полудне пути на север от места боя с Бреющими Затылки на вражеские трупы, обглоданные зверями. Видно, ни один из избежавших стрел Людей Гремящих Ключей не вернулся к родным очагам. Посланные на восток уперлись в болота, даже те­перь дымящие окнами, подернутыми маслянистой пленкой. Пути на восток не было, но и опасность оттуда тоже грозить не может.
   Разведчики, посланные на запад, вернулись не одни: двое воинов вели, подталкивая перед собой древками копий, связанного человека.
   -Это ещё что такое? Где вы его поймали? - спросил Кунволо.
   -Далеко отсюда - старший из разведчиков махнул на закат. Далее он поведал, что они шли два дня вдоль границы леса и степи, пока не заметили дымок, вьющийся над невысоким холмом. Подкравшись как можно ближе, разведчики полдня следили за землянкой, утопающей в снегу, пока не убедились, что в ней обитает всего один человек. Поняв это, четверо воинов осторожно подкрались к землянке и, дождавшись, когда чужак выйдет, скрутили его.
   Он оказался Бреющим Затылок, четыре года назад изгнанным из племени за связь с жен­щиной, принадлежащей к одному с ним роду. Женщина умерла почти сразу после изгнания, а Кугул (так звали изгоя) вот уже пятый год живет здесь - на границе леса и степи.
   Надо сказать, что свое имя Кугул произносил на весьма диковинный лад, да и вообще он так коверкал слова, что разведчики решили: пусть с ним разбирается Кунволо. И он разобрался: в пер­вую очередь, узнав, что пленный хоть и Бреющий Затылок, но племенем своим изгнан, Кунволо ве­лел освободить его от веревок. Затем всю ночь напролет вождь разговаривал с чужаком. То ли ста­рый вождь сумел разговорить его, то ли просто изгой соскучился по человеческому обществу, пусть даже и вражескому, но рассказывал Кугул все, что знал, совсем безо всякого давления, наоборот - он говорил, чуть ли не взахлеб.
   А рассказывать изгою было что. За четыре года он, где только не побывал. На востоке Кугул сумел найти проход через незамерзающие болота и обнаружил там племя, бывшее южным ответвлением Людей Болот. Эти обитатели болот устроили за Кугулом настоящую охоту, видно признав в нём старого врага своих северных сородичей, насилу он от них спасся. Несколько раз Ку­гул пробирался в землю Метающих Ножи. Однажды даже выкрал у них себе женщину, но проклятая девка кусалась и царапалась как кошка, пришлось ее утопить в болоте. Нередко изгой прокрадывался к становищам родного племени, обчищая ловушки с добычей. Хотя чаще всего он искал добычу в тайге на полудень: иногда уходя от своей землянки дней на пятнадцать - двадцать. Обычно Кугул отправлялся в путь зимой, когда в округе некого было добывать. Во время своих скитаний он почти не встречал людей, только изредка попадались следы их пребывания: давно по­кинутые становища; зарубки на деревьях, уже затянутые наплывами; обвалившиеся ловчие ямы. Один раз повстречалась целая куча скелетов. Кугул долго бродил по тому месту, стараясь не насту­пать на полузасыпанные прошлогодней листвой и ветками кости, сквозь которые уже успели про­биться побеги шиповника, но так и не понял, что же здесь произошло.
   Лишь дважды изгой встречал живых людей. Первый раз в пяти днях пути от своей зем­лянки он наткнулся на троих, говоривших на непонятном языке. Кем они были: такими же, как Ку­гул, изгоями или просто охотниками, забредшими в поисках добычи далеко от дома, он выяснять не стал - просто, подкравшись ночью к их костру, перерезал глотки всем троим.
   Второй раз Кугул видел целый отряд в добрую сотню воинов в восемнадцати днях пути от­сюда - Кугул посмотрел на звездное небо, что-то прикинул и продолжил - На полудень и немного на закат. Он не стал выяснять, что это за люди, а тихо и незаметно ушел.
   Пока вождь разговаривал с Бреющим Затылок, вернулись разведчики, посланные на юг, и тоже с пленным.
   Кунволо с интересом разглядывал чужака, сильно отличавшегося от его соплеменников и людей соседних племен. Это был высокий, чуть ли не на целую голову выше большинства обитателей северных степей, человек. Худое лицо его с тонким прямым носом было обрамлено копной волос, бывших когда-то жёлтыми, цвета высохшей травы, а теперь приобретших грязно-се­рый оттенок, густая щетина такого же цвета покрывала щеки и подбородок; глаза непривычного серо-зеленого цвета бессмысленно глядели на вождя Людей Гремящих Ключей.
   -Кто ты? - спросил Кунволо, обращаясь к чужаку. Тот продолжал безучастно смотреть на вождя.
   -Бесполезно - подал голос Етар, старший над разведчиками - Он не понимает по-нашему.
   -Таких ты встречал? - обратился Кунволо к Кугулу. Разведчики удивленно уставились на Бреющего Затылок, вождь махнул рукой: "Потом объясню".
   -Нет - ответил тот - Те, которые попадались мне, похожи на нас, а этот... - Кугул пожал плечами.
   -Хорошо - сказал Кунволо (хотя чего здесь хорошего, понятно не было) - Где вы его нашли? - он вновь обратился к Етару.
   -В двух днях пути отсюда, на берегу большой реки, он лежал в снегу и не шевелился, мы думали - мертвый.
   -Откуда он пришел?
   -Не знаю, следы занесло снегом.
   -Снег последний раз шел три дня назад, он что, пролежал все это время так вот одетый? - вождь кивнул в сторону чужака, на котором был только олений тулуп.
   -Да он вообще был, в чем мать родила, это Ашкор свою запасную одежду отдал - ответил разведчик.
   -И он остался жив, проведя, невесть сколько, нагишом на морозе?! - по спине Кунволо пробе­жал предательский холодок.
   -Как видишь - устало подтвердил разведчик - Только обморозился сильно.
   Кунволо вспомнились старые рассказы, слышанные в юности от Метающих Ножи про то, что будто бы на закат, за местами, где кочуют Синезубые, у Студёного Моря (или как говорят племена западной половины тундры - Стылой Воды), живут беловолосые демоны, вырывающие сердца у неосторожно забредших в их владения. Но земля этих демонов была совсем в другой стороне от пути племени, да и обмороженный чужак вовсе не казался страшным. Хотя конечно лучше перестраховаться, да и обмороженный - лишняя обуза, тут и своих больных и раненных хватает, с другой стороны - может быть он из какого-нибудь южного племени, тогда лучше оставить его в живых: и дорогу указать сможет, и с его соплеменниками можно будет договориться.
   -Где Слепая Колдунья?! - крикнул вождь - Приведите её сюда.
   Слепая появилась почти сразу же, ведомая под руку девочкой из своего рода.
   -Что ты можешь сказать об этом человеке, исходит ли от него какая-либо угроза нашему племени? - спросил Кунволо, поставив Слепую Колдунью напротив чужака.
   Девушка провела рукой по лицу беловолосого чужака.
   -Ничего - растерянно произнесла она после продолжительного молчания - В его душе нет ничего, кроме воспоминаний о холоде и темноте. Нет даже воспоминания о боли, которая должна сопровождать его появление на свет.
   -То есть? - не понял Кунволо
   -Разум его чист, словно он родился несколько дней назад. Но в то же время он не помнит своего рождения на свет и сопровождающей его боли. И ещё...
   -Перед тобой взрослый воин - перебил её Кунволо.
   -Но в голове у него не больше ума, чем у новорождённого.
   -Но как такое может быть? - Кунволо недоуменно переводил взгляд со Слепой Колдуньи на чужака, который удивлённо, словно в первый раз видел, осматривался вокруг.
   -Может, его ударило чем-нибудь по голове - вмешался в разговор Кугул - У нас одного семь зим назад Метающие Ножи ударили дубиной по голове, так он тоже ничего не помнил, долго - че­тыре зимы, так его и звали - Дураком.
   -Что-то у этого - Кунволо кивнул в сторону беловолосого - Не заметно, чтобы его ударили.
   -Ну и у Дурака тоже ни царапины не было, он даже, когда бежать пришлось, сам бежал, а как до дома добрались, так сразу и свалился.
   -Может, и ударили - согласилась Слепая Колдунья - Только не по голове, и не дубиной. А что до того - опасен он или нет - ведьма задумалась - Нам он не опасен, может даже наоборот.
   -Что значат слова твои? - спросил Кунволо.
   -Не знаю - нагло солгала слепая. Вождь видел, что она врёт, но ничего поделать не мог - ни­что не заставит говорить Слепую Колдунью, если она не хочет. И, благодаря Снежного Деда за то, что свидетелей его позора немного - Етар, Бреющий Затылок да ничего не понимающий беловолосый, вождь сказал: "Пусть живёт. Бреющий Затылок - тоже. Накормите их обоих, а завтра пусть пройдут "второе рождение".
   .
   Люди Гремящих Ключей задержались ещё на день, чтобы провести обряд "второго рожде­ния", после которого чужак становился членом племени. Кугул стал членом рода Оленя, а беловолосый, которого стали называть Белым, попал в род Совы. На попечение женщины из этого рода - пятнадцатилетней Ваиши, чье замужество, продолжавшееся чуть больше месяца, окончилось в день разгрома племени, - и отдали его.
   Никаких чувств к своему мужу Ваиша (как и большинство женщин ее племени) не испыты­вала. Скорее наоборот - радовалась свободе - хотя проку от этой свободы, когда на одного мужчину приходится две-три женщины, не было никакого. От обузы в виде чужака, которого приходится кормить с рук, она попыталась отбиться, но тут на неё ополчились все остальные женщины племени, заботившиеся, прежде всего о том, чтобы чужака не спихнули на кого-нибудь из них. Ободренный дружной поддержкой, Седой только посмеивался: "Вот глупая баба, тебе мужика дают, а ты ещё недовольна. А что полуумок, так это хорошо - будешь помыкать им как хочешь.
   Впрочем, через пару дней Ваиша уже несколько иначе смотрела на Белого - он на удивление быстро встал на ноги и теперь тянул сани наравне с ней. Схватывал он всё на лету, и хотя говорить по-прежнему ничего не говорил, уже почти всё понимал, как хороший охотничий пёс.
  
   После пятидневной стоянки племя двинулось дальше, выбрав для пути по совету Кугула русло реки, тянувшееся совсем недалеко от места стоянки почти строго на юг. По словам бывшего Бреющего Затылок река почти не населена: изредка с востока заходят Люди Болот, да кое-где живут изгои. Это здесь, а что в десятке дней пути вверх по течению - не известно. Впрочем, Кугул не со­мневается, что в этих местах им вряд ли встретится многочисленный враг: здешние места не способны прокормить много людей - охотой, как известно, много не добудешь, а оленям на здешних лугах пастись трудновато - слишком глубокий снег.
   Пятнадцать дней орда двигалась вверх по реке, не встречая на своем пути никого, кроме диких зверей. Несколько землянок, принадлежавших изгоям, оказались пустыми - жизнь приучает изгнанного из племени к осторожности - иначе долго не проживёшь.
   На шестнадцатый день на пути Людей Гремящих Ключей оказалось небольшое селение: шесть землянок, вырытых совсем недавно - дерево еще не успело потемнеть.
   Сотня воинов сходу атаковала селение. Вновь, как и в становище Бреющих Затылки, нача­лась резня, поубивали больше половины, прежде чем подоспевший Кунволо спохватился, что не мешало бы допросить пленных, может, станет известно что-нибудь полезное об этих землях.
   Попытка заговорить с уцелевшими обитателями селения поначалу ни к чему не привела: чужаки, все как на подбор низкорослые, но коренастые, толстомордые, с большими красными носами (сразу видно - родственники), смотрели хоть и со страхом, но говорить не говорили.
   Вождь приказал воинам: "Калите железо, пощекочем немного этих ублюдков". Запахло па­лёным мясом. Через полчаса пленные заговорили. Понять их можно было с большим трудом, еще тяжелее, чем Бреющего Затылок, но, потратив полдня, Кунволо и старейшины сумели все же уз­нать, что толстомордые, сами себя именующие Сынами Хорта, родом были с востока, откуда они два поколения назад бежали, спасаясь от врагов. Пятьдесят зим они жили у южной окраины больших болот, пока одиннадцать зим назад туда не пришли Люди Болот. Семь лет Сыны Хорта воевали с ними, но силы были не равны, и они бежали на юг, где обосновались на берегу таежного озера. Год назад обитатели этого поселения ушли от остальных и обосновались здесь.
   О землях к югу пленные знали мало: в пяти днях пути вверх по течению начинаются владе­ния многочисленного племени, которому Сыны Хорта, как и многие другие мелкие таёжные пле­мена, платили дань. Сколько воинов у этих южных людей, Сыны Хорта не знали - "Много, очень много, больше, чем у вас" - ответил один из пленных. За этим племенем вроде бы никто не живёт. На востоке лежат болота и тайга, где, как уже говорилось, живут остальные Сыны Хорта и разные мелкие лесные племена, на западе также болота, причем реки на той стороне болот текут не на се­вер, а на юг или запад. За болотами лежат земли многочисленного народа, делящегося на множество колен и родов. О более удаленных землях ходили смутные слухи: о Солёной воде; о Лесе где-то далеко на юге, в который всякий может войти, да не всякий - выйти; о реках, что нико­гда не замерзают зимой; о беловолосых людях (тут Кунволо поискал глазами Белого), что куют хо­рошее железо, не чета оружейникам и кузнецам лесного люда.
   Вечером и ночью совет племени долго спорил, как быть дальше, но спорь - не спорь, а вы­ход только один - или умирать с голоду, или идти дальше, добывая пропитание грабежом, как бы не были опасны эти южане.
   Кунволо вновь пересчитал воинов: оказалось шесть сотен - почти все раненые успели попра­виться. Четыре сотни под началом Агебы он выслал вперед, приказав им идти как можно быстрее и захватить ближайшее селение кхунвулов (так, по словам пленных, называли себя южане), не дав тем обратиться за помощью к другим поселениям. Остальные воины остались охранять женщин и детей, которые шли намного медленней.
   Через пять дней, как и говорили Сыны Хорта, показалось селение кхунвулов. Стояло оно на высоком яру восточного берега, окруженное частоколом, пологий южный склон был перекопан рвом. Не известно, может, и пришлось бы Людям Гремящих Ключей уйти от этих стен, не солоно хлебавши, если бы сидели кхунвулы, не высовываясь, за высоким частоколом. Но они решили выйти и встретить врага (о котором их известили не то разведчики, не то случайные охотники, по­стоянно попадавшиеся на глаза воинам Агебы в последние два дня) в чистом поле. Не известно, что толкнуло их на это: уверенность в своем оружии; презрение к северянам, ближайшие из которых платили им дань; а может быть просто глупость.
   Построившись в несколько рядов, ощетинившихся копьями, кхунвулы стояли на отлогом склоне спиной к своему селению и ждали. Люди Гремящих Ключей с ходу кинулись на врага бес­порядочной толпой и тут же откатились, оставив на снегу десятки тел. Кхунвулы двинулись вперед, коля северян длинными копьями и добивая раненных широкими лезвиями топоров. Меткие стрелы выбивали то одного, то другого южанина из строя. Но большая часть их пропадала в пустую, застревая в кожаных доспехах и деревянных щитах. Воины Агебы готовы были обратиться в бегство, но их предводитель нашел выход. Всего одно слово выкрикнул Агеба: "Арканы!", и ход боя изменился. Здесь, на юге, это оружие было совершенно не известно, Люди Гремящих Ключей же владели им в совершенстве, как и положено оленьим пастухам. Засвистели десятки ремней, и вскоре кхунвульский строй был растащен. Заарканив врага, воины Гремящих Ключей тянули его из рядов, заарканенного пытались удержать соседи по строю, но опытный пастух одной рукой мог удержать матёрого оленя, попавшего в аркан, да к тому же на одного кхунвула приходилось не меньше двух северян.
   Кончилось все быстро: уцелевшие кхунвулы бежали к воротам, за ними мчались победители, раскручивая на ходу арканы, и то один, то другой кхунвульский воин, хрипя, хватался за ременную петлю, обхватившую его шею. На плечах бегущих врагов северяне ворвались в селение. К вечеру подошло все племя, и грабеж, поутихший было вскоре после захвата селения, разгорелся с новой силой. На женщин, детей и стариков, в страхе сгрудившихся у дальней от ворот стены, перестали обращать внимание, увлекшись грабежом. Тела убитых в горячке боя бросили сородичам.
   Люди Гремящих Ключей почти не нашли среди захваченных припасов мяса, гораздо больше было рыбы, но в основном запасы кхунвулов состояли из каких-то сероватых зерен, совершенно не съедобных на вид и разных корней. Впрочем, Сыны Хорта объяснили, что из зёрен пекут лепёшки и варят кашу. И Люди Гремящих Ключей принялись варить кашу в больших глиняных котлах, попадавшихся в каждом доме. Новая еда была несколько непривычна, но постоянно недоедающие в последнее время северяне ели кашу с не меньшим удовольствием, чем мясо: набивали животы до отказа, словно надеясь наесться впрок, многих с непривычки рвало, но, опустошив желудок, они вновь принимались за еду. В некоторых домах попадалась брага (из того же зерна, как объяснили Сыны Хорта). Те, кто попробовал, нашли, что местная выпивка ничуть не хуже знакомой северянам ягодной. До утра Люди Гремящих Ключей пировали. Дикий хохот пьяных победителей и визг их женщин заставляли вздрагивать сгрудившихся у стены кхунвулов.
   Утром Кунволо и старейшины долго собирали людей. К полудню, наконец, сборы были окончены, и орда двинулась дальше.
   Погода стояла для северян в это время года непривычная: дни были солнечными и теплыми, снег за день оттаивал и становился влажным, а ночью его сковывал мороз, так что образовывалась корка наста, до крови секущая лапы собакам и ноги оленям.
   На следующий день Слепая Колдунья встревожилась, откуда-то спереди надвигалась опасность. К полудню опасность, наконец, приобрела ясные очертания. После дневного привала она сказала вождю: "Впереди враги".
   -Далеко они и сколько их? - спросил Кунволо.
   -Не знаю - ответила девушка.
   Когда слова Колдуньи распространились среди людей, племя охватила паника. С большим трудом вождю и немногим, не потерявшим головы, воинам удалось навести хоть какой-то порядок и направить людей с речного льда на восточный берег. Далеко уйти не удалось: едва последние северяне выбрались на восточный берег, обрывающийся высоким яром, из-за излучины реки появились первые кхунвульские сотни. Их было много: уже не меньше тысячи воинов находилось на виду, а из-за поворота выходили все новые и новые сотни. Враги стояли и смотрели на Людей Гремящих Ключей, потом бросились вперед, оглашая воздух воинственными криками. Северяне глядели на них с тупой покорностью судьбе: пусть сейчас они смогут задержать врагов, пользуясь обрывом, но кто помешает кхунвулам взобраться на берег немного выше или ниже по течению.
   Кхунвулам оставалось до берега шагов пятьдесят, когда лед под ними ни с того ни сего стал ломаться. Теперь совсем иные крики неслись над рекой. И удивительное дело: там, где никого не было, лед оставался целым, но стоило только кому-либо из кхунвулов добраться до твердого льда, так сразу же во все стороны от него начинали расползаться трещины. Мало кому удалось добраться до западного берега, гораздо больше сумело выбраться на восточный, где большинство из них ждала смерть: Люди Гремящих Ключей хоть и были обескуражены происходящим, но не настолько, чтобы не обратить внимания на несколько сот врагов, сгрудившихся на узкой полоске занесённого снегом песка между рекой и обрывом. В них полетели стрелы и камни, и берег окрасился кхунвульской кровью.
   Все были поглощены происходящим на реке, и никто не обратил внимания на то, как Белый сначала затрясся, словно в припадке, глядя на кхунвульское войско, потом затих, а из глаз его потекли слезы, и как, наконец, когда среди ледяного крошева не осталось никого живого, он упал лицом в снег, и сразу же крушение льда прекратилось. Так его и нашла Ваиша, не на шутку испугавшись за него. И возясь с Белым, пришедшим в себя только с темнотой, она уже не обращала внимания ни на то, как прекратилось избиение уцелевших врагов, ни на то, как среди безжизненных тел у воды выискивали подающих признаки жизни врагов и вязали их, ни на начавшуюся вслед за этим пирушку (кое-кто догадался прихватить кхунвульской браги).
   На следующий день Кунволо приступил к допросу пленных. Всего их было пятьдесят человек. Допрос вели, как обычно, через Сынов Хорта. Вождя интересовало, сколько кхунвулов осталось дома, и, следовательно, может ещё собраться против северян. Услышанное вполне удовлетворило вождя северян: общая численность кхунвульских воинов составляла сорок сотен, против Людей Гремящих Ключей выступило двадцать семь сотен самых опытных воинов, в селениях осталось, таким образом, тринадцать сотен - в основном старики да безусые юнцы, которые, даже собравшись все вместе, навряд ли одолеют несколько сотен опытных воинов, бывших под рукой Кунволо.
   После короткого совета было решено перебраться на западный берег, более пологий, чем восточный, и покрытый лугами. К полудню переправились, далеко обойдя не успевшую затянуться за ночь полоску воды, до темноты успели пройти довольно много, оставив далеко позади поля и торчащие пнями вырубленные участки леса вокруг разграбленной Новой Деревни.
   Два последующих дня Люди Гремящих Ключей шли по пустынным лугам, совершенно не заботясь об осторожности. На третий после гибели кхунвульского войска день северяне подошли к Трем Холмам, ядру кхунвульских земель: здесь на протяжении половины дневного перехода располагалось четыре селения, еще три лежало к югу, на расстоянии одного дневного перехода друг от друга.
   Три Холма встретили пришельцев настороженным молчанием и запертыми воротами Старой Крепости, возвышавшейся на тех самых трех холмах, что и дали название всей округе. Люди Гремящих Ключей проходили по дороге, петляющей между строениями (вся эта местность была густо застроена, так что непонятно было, где начинается одно селение, а где кончается другое), с опаской поглядывая на увенчанные частоколом валы крепости. Кое-кто решил пошарить в домах у дороги, почти ничего не нашли, со злости подожгли несколько домов. Сидевшие в крепости, увидев, как огонь уничтожает их добро, начали горестно кричать. Несколько десятков самых горячих (а может быть, наиболее пострадавших) выскочили из ворот. Столкновение с Людьми Гремящих Ключей охладило их пыл, и они побежали обратно. Их не преследовали, северяне спешили пройти опасное место до темноты.
   На ночлег расположились среди лугов, выставив караулы, как оказалось не зря - под утро кхунвулы попытались напасть на лагерь, но были отбиты. До рассвета они бродили вокруг, оглашая окрестности воинственными криками, а как только небо на востоке заалело, исчезли.
   Два последующих дня Люди Гремящих Ключей двигались на юг по заснеженным лугам речной долины, сопровождаемые кхунвулами, неотступно следовавшими сзади, невидимыми, но дающими знать о себе нападениями по ночам. На третий после старой крепости день подошли к самому южному из кхунвульских селений. Оно было, как и остальные, покинуто обитателями. Северяне пошарили по дворам и нашли несколько ям с зерном.
   Ночью кхунвулы вновь подходили к лагерю северян, из темноты летели стрелы, но никого не задели - стрелками эти южане были неважными, зато бывший Бреющий Затылок, Кугул, подстрелил двоих, неосторожно выглянувших из кустов на освещенный луной луг. Ещё троих подстрелили, когда кхунвулы попытались забрать убитых. Один из них так и простонал до утра. Никто из сородичей не рискнул подойти к нему. Под утро он затих.
   Когда с рассветом воины-северяне подошли взглянуть на убитых, то увидели, что они совсем еще мальчишки: даже усы еще не начали пробиваться. "Видно плохи их дела, раз не нашлось никого, кроме таких юнцов" - сказал Агеба, шевеля труп врага ногой. "Наверное" - согласился с ним Кунволо.
  
   На следующий день, как и предыдущие - ясный и теплый, подошли к окраине кхунвульских владений. Именно здесь десятки ручьев и речушек, текущих с гор по заболоченной равнине, сливались в реку Кхуэ. Далеко за болотами лежали горы, смутно угадывающиеся вдалеке.
   Предстояло решить - куда двигаться дальше: на юг, к горам, на восток, в тайгу, или на запад. Пленные кхунвулы на вопрос, есть ли здесь свободные земли для поселения, ответили, что на юге, за Бродяжьей Рекой лежат пустоши, на которых никто не живет. Говорили кхунвулы не охотно, и видно было сразу: чего-то не договаривали. Кунволо пригрозил им огнем, и тогда самый старый из кхунвулов, озираясь по сторонам, словно чего-то боясь, рассказал, что пустоши эти граничат с Колдовским Лесом, про который даже беловолосые бродяги, обосновавшиеся на Бродяжьей Реке, предпочитают говорить шепотом, а уж на что они никого не боятся: ни богов других племен, ни своих собственных.
   Ничего, кроме неясных слухов, о Колдовском Лесе от кхунвулов добиться не удалось; про беловолосых они говорили, что те опасные враги: в бою свирепы, и моли Снежного Деда не попасть к ним в плен, ибо не мало кхунвулов и их соседей сгинуло без следа, проданные в рабство на запад, где лежат Три Княжества, заселённые беловолосыми.
   Большой Совет долго обсуждал, как быть дальше: началась и кончилась ночь, новый день дошел до половины, но так ничего и не решили. Наконец всех одолела усталость, вождь решил сделать перерыв. Погода к этому времени испортилась: северо-западный ветер пригнал снеговые тучи и, разыгравшаяся метель заставила сделать стоянку. Вопрос о дальнейшем пути на некоторое время отпал. Два дня ярился Снежный Дед, осыпая землю снежными хлопьями, но, наконец, снег прекратился, так же неожиданно, как и начался. Небо вновь было безоблачным, вновь пригревало солнце. И вновь начались споры - куда идти.
   Однако на этот раз все закончилось быстро и неожиданно для всех. Агеба и Таруло спорили, какой путь выбрать, все остальные напряженно следили за спорящими, и вдруг Слепая Колдунья, до этого молчавшая, не смотря на неоднократные просьбы сказать свое слово, сказала, сказала так как, только она умеет, каждое слово ее словно удар шаманского бубна отпечатывалось в голове: "Наш путь лежит на закат, а потом на полудень, а потом опять на закат. И ничего изменить здесь нельзя. И больше нечего сказать". Люди Гремящих Ключей с ужасом и восхищением смотрели на девушку, так на нее смотрели только один раз, когда десять лет назад маленькая Агге, сказала таким же, как сейчас тоном: "Смерть идет, смерть идет ". И точно: моровое поветрие в два дня выкосило два рода племени, которые с тех пор перестали существовать. И с того времени Агге стала Слепой Колдуньей, и только мать, пока была жива, звала ее Агге.
   -Куда же лежит наш путь? - спросил Кунволо.
   -На закат, через лес, потом на полудень за реку, а дальше нас поведут - ответила Агге.
   -Кто поведет? - не понял вождь.
   Вместо ответа слепая пожала плечами.
   -Непонятны твои слова - сказал Кунволо, тщетно пытаясь прочесть хоть что-то в белых глазах Колдуньи, ничего не выражали. Лишь в уголках их собрались две готовые упасть на землю слезинки.
   -Больше я ничего не могу сказать - ответила девушка - Но другого пути у нас нет. - Из левого её глаза капнула слеза. Мгновеньем позже - упала и из второго.
   -Что это? - спросил Агеба, указывая на юг - там, вдалеке над горами клубились дымы, и сверкал огонь, ветер, тянувший с гор, донес грохот, словно какой-то великан бил в исполинский бубен. Земля под ногами мелко задрожала.
   -Чем бы это ни было, дорога туда для нас закрыта - сказал Кунволо - Остается путь на восход и на закат, но на востоке одни болота, значит, остается только дорога на запад, что бы ни ожидало нас впереди.

Глава 2. Бродяжья Река

   Четыре дня северяне пробирались по дремучему лесу, прорубаясь с ожесточением через заросли кустарника, отдыхая на редких лесных полянах, окруженных высокими деревьями, шелестящими кронами где-то в вышине. Людей не было видно, хотя не рез попадались следы их пребывания. Эгхеш, пленный кхунвульский старейшина, объяснил, что населяющие этот лес ганбаши живут в глубине леса, где посреди болот лежат их укрепленные городища. Численности ганбашей Эгхеш не знал, но их не должно быть очень много.
   Когда-то, несколько поколений тому назад, это племя было весьма многочисленным и прогнало кхунвулов на реку Кхуэ с более благодатных земель у границ Динагонского княжества. Еще три поколения назад ганбаши наводили страх на Три Княжества и даже на земли, лежащие дальше на полудень. В то время они расселились вдоль границы с Тремя Княжествами до самого Колдовского Леса, а кое-кто обогнул его, и по морскому побережью прошел дальше. Но ганбашей погубила их воинственность: лучшие воины гибли в походах за добычей, многие подавались на службу к правителям Трех Княжеств или еще южнее. Постепенно ганбаши ослабели, соседи теснили их, и, наконец, настало время, когда остатки ганбашей укрылись в лесу, который теперь называют Ганбашским, и вот уже пятьдесят лет живут здесь, почти не общаясь с соседями.
   На пятый день Ганбашский Лес кончился. Позади остались лишенные у земли сучьев деревья, впереди раскинулась долина Бродяжьей Реки: широкая полоса лугов, перемежающихся редкими рощами, по которой текла, извиваясь, Бродяжья Река, несшая свои мутные воды на закат, к морю.
   -Как же нам перебраться на тот берег? - вслух произнес Кунволо, неизвестно к кому обращаясь, он конечно уже знал от пленных, что Бродяжья Река зимой иногда не замерзает, но не предал этому особого значения, и как оказалось - зря.
   -В двух-трех днях пути на закат, скорее всего, лед достаточно прочный, чтобы по нему можно было перебраться, просто здесь еще сильное течение, река ведь начинается в горах - сказал Эгхеш и тут же добавил - Здесь должны быть лодки, но вам все равно не удастся воспользоваться ими.
   -Это почему же? - Кунволо подозрительно посмотрел на Эгхеша.
   -Здешний край принадлежит беловолосым, а они не позволят, кому бы то ни было беспрепятственно проходить через их земли. Смотри, вот видишь - Кунволо посмотрел, куда показывает кхунвул, и увидел обнесённое частоколом поселение, чуть поодаль еще одно, и еще, и еще.
   Вождь не знал, что делать: надо пробраться через долину, кишащую врагами, но как? Вся долина сверху была как на ладони, и вождь обратил внимание, что все поселения беловолосых находятся на северном берегу. На вопрос вождя северян: "Почему они живут только на северном берегу?", кхунвульский старейшина ответил, что весной река широко разливается, особенно страдает отлогий южный берег, да и к Лесу на той стороне близко.
   -Тогда нам надо только добраться до реки и перебраться на тот берег - сказал Кунволо.
   -Это не поможет - ответил Эгхеш - Даже если вы переберетесь на тот берег, беловолосые будут вас преследовать, пока не переловят или загонят в Колдовской Лес, и не известно, что еще хуже.
   -На все воля Снежного Деда, сколько раз мы могли бы погибнуть, но до сих пор живы - произнес Кунволо. Кхунвул ничего не ответил.
   Когда северяне спустились в долину, было уже за полудень, по небу плыли лишь редкие облака, и в безоблачном небе стояли черные столбы дыма.
   -Вот, вас и заметили - сказал злорадно Эгхеш.
   -Глупец, заметили не только нас, но и тебя и твоих сородичей - умерил его радость Кунволо - Думаю, беловолосые не будут разбираться, кто кхунвул, а кто из Людей Гремящих Ключей, может, потом они и пожалеют, когда будут глядеть на ваши трупы. А может, и жалеть не будут - выражение лица Эгхеша говорило, что точно: не пожалеют - Так то вот - усмехнулся Кунволо.
   -Вождь наших врагов - изменившимся голосом сказал Эгхеш - Отпусти моих соплеменников. Если хочешь, я пойду дальше с вами, но отпусти их. Если тебе не жалко своих людей, то пожалей хотя бы врагов.
   -Неужели эти беловолосые так ужасны? - спросил Кунволо и добавил - Хорошо, можете уходить - все, и ты тоже.
   -Пусть эти сыновья шелудивой собаки убираются - громко сказал Кунволо - Все до одного, и толстомордые тоже - добавил он, имея в виду Сынов Хорта.
   Эгхеш начал благодарить вождя северян за доброту. Тот смотрел на кхунвула, усмехаясь: доброта была здесь вовсе ни причем - просто Кунволо решил, что незачем тащить с собой и дальше почти шесть десятков врагов, готовых сотворить в любой миг какую-нибудь пакость, выделять для их охраны воинов, которые могут понадобиться и для отражения беловолосых. Тем более, если учесть, что места за Бродяжьей Рекой пленным совершенно не знакомы. И вскоре кхунвулы с Сынами Хорта двинулись к лесу, провожаемые презрительными окриками северян.
   Когда пленные скрылись из виду, Люди Гремящих Ключей двинулись дальше. Беловолосые не нападали, хотя небольшой их отряд постоянно крутился рядом.
   К вечеру подошли к реке. На берегу нашли несколько десятков лодок. Возле них схватили и убили двоих беловолосых, не успевших убежать.
   Первыми на тот берег переправилась часть воинов, которым было приказано искать подходящее для высадки место. Пока они искали, совсем стемнело, и кое-кто стал предлагать подождать до утра, опасаясь плыть ночью по незнакомой реке, но вождь настоял на немедленной переправе и оказался прав: едва последняя лодка уткнулась носом в песок южного берега, на северном берегу замелькали огни: десятки, сотни факелов. Порыв ветра донес до Людей Гремящих Ключей вопли, в которых явственно слышались возмущение и досада на то, что добыча ускользнула из-под носа.
  
   Утром ветер с запада принес тяжелые, низкие тучи, из которых повалил густой мокрый снег, впрочем, вскоре потянуло с севера, снег прекратился, стало холодней. Ветер все усиливался, и то, что творилось на реке сейчас не шло ни в какое сравнение с ночным или утренним волнением.
   В предутреннем сумраке можно было уже различить беловолосых, сидящих у костров. Число их заметно поубавилось. Зато часть бродяг оказалась на этом берегу и теперь перегораживала намытую рекой узкую полосу песка, на которой расположились северяне.
   Кунволо решил атаковать врага немедленно, пока волны на реке мешает переправиться остальным беловолосым. И все племя бросилось на врагов. Что и говорить - беловолосые действительно были отличными воинами: их строй был покрепче кхунвульского, да и лучники у них не чета кхунвулам. Хорошо, хоть луков было у беловолосых всего пять или шесть, поэтому, потеряв нескольких человек, северяне подошли к строю бродяг на расстояние броска аркана, и вновь, как и в бою с кхунвулами все решило численное превосходство: трое-четверо северян тянули одного заарканенного врага, а когда тот оказывался на земле, ему уже не помогали доспехи: острые ножи Людей Гремящих Ключей находили слабые места в сочлениях доспехов или вонзались в прорези для глаз.
   Как только уцелевшие беловолосые скрылись в густом тальнике, покрывавшем берег реки, племя двинулось дальше.
  
   Восьмой день Люди Гремящих Ключей уходили от врагов. Давно уже осталась позади приречная долина, теперь вокруг лежало заснеженное редколесье с частыми проплешинами полян, и где-то впереди, совсем рядом лежал Колдовской Лес.
   Хотя беловолосые и боялись Леса и, поблизости от него не селись, преследовать северян по прилесным пустошам это им не мешало. Трижды бродяги с Реки окружали племя, и трижды Кунволо удавалось обмануть врагов, но все туже стягивалось вокруг северян кольцо облавы, и немало Людей Гремящих Ключей отстало от своих, не в силах идти дальше. О судьбе отставших старались не думать.
   Погода как назло стояла теплая и ясная, и погоня легко находила след на предательском снегу. И опять и опять северяне брели по унылым полянам с торчащей из снега жухлой травой, продирались через кустарник, постепенно все дальше уходя на юг. Наконец настал день, когда Колдовской Лес виднелся в двух полётах стрелы, мрачно надвигаясь на северян, а с севера и с востока звучали боевые рога беловолосых. Люди Гремящих Ключей стояли в нерешительности: враг был близко, но и Колдовской Лес страшил их.
   С севера, из-за холма появился отряд беловолосых. "Уходите в лес" - приказал Кунволо - "Мы их задержим". С этими словами он двинулся навстречу врагу, удобнее перехватив копье. Воины двинулись за ним.
   Два отряда сошлись: беловолосых было меньше чем северян, но северяне, утомленные и подавленные многодневным бегством, не сильно рвались в бой. Лишь вождь да ещё несколько воинов не потеряли духа и кинулись на врага с небывалой яростью. Кунволо шел вперед, коля беловолосых копьем и отражая удары врагов кинжалом в левой руке. Упоение боя захватило вождя, беловолосые один за другим падали пронзённые его копьем.
   Но слишком много было врагов, а с Кунволо была только кучка храбрецов, остальных не увлек за собой их наступательный порыв. Меч высокого беловолосого, с головы до ног закованного в темные доспехи, пронзил грудь Кунволо, и вождь упал, выронив копье. Увидев гибель вождя, северяне окончательно пали духом и обратились в бегство. Когда до опушки леса осталось два полета стрелы, беловолосые остановились в удивлении, они начали что-то кричать, но бегущие не понимали их языка.
   Те из северян, кто оказался позади, увидели, что их больше не преследуют, и остановились: беловолосые сначала смотрели в сторону Леса, словно ожидали чего-то, а затем принялись хоронить убитых. Вскоре к ним присоединился еще один отряд. Они довольно быстро насыпали два бугра: один над своими погибшими, другой над северянами. Окончив свою скорбную работу, бродяги сразу же отправились прочь, то и дело оглядываясь на Лес.
   Когда беловолосые отстали, северяне сразу вспомнили, что находятся они в Колдовском Лесу, и стали испугано озираться. Однако ничего страшного вокруг не было: лес как лес, разве только что гуще да сумрачней других, встречавшихся на пути северян, но, в общем-то, жителям степей всякий лес кажется густым и сумрачным.
   Седой и другие старейшины собрали разбредшихся по чаще людей на поляне, окруженной высокими деревьями, недалеко от края Леса. Северяне стояли и смотрели, как зачарованные, на покрытые мхом стволы, на кустарник, обрамляющий поляну, на пробивавшуюся из снега траву. Вроде бы ничего угрожающего не было, но на сердце у всех было тревожно. Наступил вечер, между деревьев сгустился сумрак, длинные тени легли на поляну. И как только погас последний луч солнца, из лесу вышли... Человеческими ли были высокие фигуры в белых одеждах, да и каким образом появились они на поляне, Люди Гремящих Ключей не могли сказать: ни в тот момент, ни потом.
   Вроде не было в них ничего страшного, но как-то не по себе стало всем, и никто не мог вынести взглядов хозяев Колдовского Леса, когда те подошли поближе. Никто, кроме Седого. Хотя и у него подкашивались ноги от страха, старейшина рода Совы продолжал смотреть в глаза колдуну, подошедшему ближе всех к северянам.
   Лицо у лесного обитателя было молодое, в обрамлении светлых волос, но глаза... От них исходил словно бы слепящий свет, так и хотелось заслонить лицо руками, дабы не ослепнуть и не сойти с ума от этого яростного сияния, бьющего из зрачков Колдуна.
   -Кто ты такой? - раздалось в голове Седого. Голос шёл непонятно откуда. В нём слышалось едва сдерживаемые ярость и презрение.
   -Человек - превозмогая страх, прохрипел Седой.
   -Человек? - недоумённо переспросил Колдун - А понятно, трупоед из внешнего мира. Что тебе надобно в Гиале? Тебе, и всем остальным.
   -Ничего - сказал Седой - Враги, мы спасаемся от них.
   -Ты можешь не говорить вслух, только думай - вновь раздался голос колдуна в голове старейшины - Нас не волнуют распри среди трупоедов. Людям закрыт путь в Гиалу. Вы должны немедленно покинуть Лес.
   -Ты отправляешь нас всех на верную гибель, всех - и женщин, и детей.
   -Ты больше боишься не своей собственной смерти, а думаешь о других - брови Колдуна удивлённо приподнялись - Странный трупоед. Обычно вы все дрожите за свою ничтожную жизнь.
   -Почему ты считаешь, что я не боюсь за свою жизнь?
   -Глупый трупоед, я вижу тебя насквозь, чувствую, что ты действительно больше озабочен судьбой других, чем своей собственной.
   -Я слишком стар - сказал Седой, дерзко глядя в слепящие глаза Лесного Колдуна. Тот неожиданно обернулся к своим спутникам стоящим поодаль. Между Хозяевами Леса произошёл короткий разговор - без слов, только глаза их то разгорались ярче, то тускнели.
   Потом колдун вновь обернулся к Седому: "Мы разрешаем вам остаться в Лесу до первого луча солнца. Мне не нужна твоя ничтожная жизнь - ответил колдун на мелькнувшую в голове старейшины мысль - слишком мало ты её ценишь".
   -Чем ничтожнее жизнь, тем сильнее её ценит обладатель - неожиданно вырвалось у Седого.
   -А ты остряк, трупоед - улыбнулся колдун своей жуткой улыбкой - Будете здесь до рассвета. За линию не переступать - С этими его словами вокруг поляны пролегла полоса тускло-зелёного света. А через миг исчез сам Хозяин Леса со своими спутниками.
   Когда небо сменило свой цвет с серого на голубой, вновь появился колдун. Он возник перед Седым словно из ниоткуда. "Вы покинете Гиалу сейчас же" - раздался его голос в голове старейшины.
  
   Когда племя вышло из Леса, и он скрылся за грядой, у всех вырвался вздох облегчения. И сразу же, как только Колдовской Лес перестал давить на людей, среди северян вспыхнули раздоры. В лесу Седого никто не смел ослушаться, но едва страх перед Колдовским Лесом улёгся, люди из других родов перестали подчиняться старейшине рода Совы. Главы родов заявили, что они не намерены подчиняться одному из них.
   Совет племени, собравшийся на следующий день, не смог назвать нового вождя, да и советом назвать его было трудно: каждый кричал, не слушая других. Больше всех старался Товул, особенно разошедшийся, когда кто-то пожалел о Слепой Колдунье, пропавшей во время бегства последних дней (от племени отстало много людей, в том числе и Агеба, а также Белый с Ваишей).
   "Из-за этой ведьмы мы оказались в нынешнем положении, именно она завела нас в эти колдовские места, из-за этой сучки половина племени погибла!" - кричал старейшина рода Собаки, брызжа слюной.
   В итоге решили отложить выборы нового вождя, а пока управлять будут старейшины родов все вместе: Седой, глава рода Совы; Таруло, старейшина рода Оленя; Товул, глава рода Собаки, и новый старейшина рода Рыси, которого звали тоже Товулом, выбранный на место Кунволо, который был не только вождем племени, но и главой самого многочисленного рода.
   Гибель вождя, пережитое в Колдовском Лесу, многодневное бегство, вдобавок ко всему раздоры при выборе вождя племени - все это выбило Людей Гремящих Ключей из привычной колеи. И спать все завалились (в Колдовском Лесу почти и не спал никто от страха), не выставив охраны, не обращая внимания на окрики старейшин. Может от того что, не было в них той властности, что чувствовалась в приказах Кунволо, может от того что, командовали они все вместе и нередко противоречили друг другу. Скоро сон сморил всех от мала до велика, даже Седой не удержался, и его храп присоединился к храпу и сопенью остальных.
  
   Пробуждение было отнюдь не радостным: стояло ясное утро, солнце только-только выглянуло из-за леса, чернеющего на востоке, лучи его осветили стоянку северян, а также воинов-беловолосых, стоящих на расстоянии полета стрелы вокруг лагеря Людей Гремящих Ключей. Они стояли, сжимая копья и мечи, словно и не замечали суматохи, возникшей среди северян, их не трогали ни вопли женщин, ни плач детей, ни лай собак, позорно проспавших врага, ни проклятия мужчин, судорожно искавших оружие.
   Беловолосые стояли, и, по всей видимости, не собирались пока нападать. Постепенно паника улеглась, женщины и дети сгрудились в центре, мужчины заняли круговую оборону. Северяне собирались продать свою жизнь подороже - единственное, что им оставалось сделать.
  
   От рядов беловолосых отделилось несколько человек, направившихся в сторону северян. Когда они приблизились, Седой к своему удивлению узнал в них Агебу, Белого и Слепую Колдунью. Лишь четвертого, высокого беловолосого, он не знал.
   Оказавшись в десяти шагах от старейшин племени, беловолосый неожиданно для всех произнес: "Мир вам и процветание вашему стаду". Северяне ошеломленно смотрели на него: мало того, что здесь, далеко от их родины нашелся человек, знающий язык севера, так он еще и произнес обычное среди оленьих пастухов приветствие. Видя замешательство северян, беловолосый сказал: "Не удивляйтесь, я много странствовал, и бывал, в том числе, и в ваших землях, у людей, которые называют себя Синезубыми" - беловолосый на мгновенье смолк, а затем вновь продолжил - "Я вождь вольных людей Нарангонда, зовут меня Динзан, мы шли с востока, с золотых россыпей, когда узнали о вторжении каких-то людей с севера. Признаться меня это мало взволновало, поскольку с нашими соседями, что живут пор реке рядом с нами, мы не очень ладим, а наш вяльд находится на южной стороне реки. Но когда три дня назад мы случайно оказались свидетелями того, как люди Дахаза нагнали нескольких ваших соплеменников, я вмешался и взял их под свою защиту. Не знаю, может, я и не стал бы вмешиваться, если бы не этот парень" - Динзан покровительственно хлопнул Белого по плечу - "Это лучший боец на мечах, которого я встречал. На моих глазах он зарубил четырех человек. Двоих из них я знал, и они умели держать меч в руках. Позволить ему погибнуть было бы непростительной глупостью" - Динзан перевел дыхание и спросил - "Кстати, кто из вас Кунволо?"
   -Кунволо погиб - ответил Седой, глядя в землю.
   -Когда же это произошло? - спросил вожак беловолосых.
   -Три дня назад, возле опушки Леса.
   -Три дня назад, значит, это были люди Гунахора, но по их словам те, кого они настигли, сгинули в Колдовском Лесу.
   -Так оно и есть, мы были в Лесу, но, как видишь, живы - Седой посмотрел в глаза Динзану.
   -Ну и как вам показалось там? - голос Динзана не выказывал удивления, лишь только легкий интерес чувствовался в его словах.
   -Врагу не пожелаю побывать в этом Лесу.
   -Хозяевам Колдовского Леса нет никакого дела до людей, и сомневаюсь, чтобы они смогли бы причинить зла кому бы то ни было просто так, единственное, что они могут сделать - это напугать посильнее, чтобы всякие трупоеды, как они называют людей, не совали свой нос в Гиалу - сказал Динзан.
   -А откуда ты знаешь это, ты что, бывал в Лесу? - спросил Седой.
   -Здесь, среди живущих рядом с Лесом, после подобного вопроса в живых остается кто-нибудь один: или спрашивающий, или тот, кого спрашивают - голос Динзана стал жестким - Нет ничего страшнее, чем даже простое подозрение в связях с чародеями из Леса, только незнание этого спасает тебя от моего меча, северянин.
   -Тогда что же вы сделаете с нами, мы то ведь все побывали в Колдовском Лесу? - спросил Седой, положив руку на рукоятку кинжала. Остальные северяне тоже потянулись за оружием.
   -Оставьте оружие - примирительно сказал Динзан - никто не собирается нападать на вас из-за того, что вы побывали в Колдовском Лесу, вы ведь попали туда не по своей воле, а вовсе не из желания приобщиться к их черной премудрости.
   -Неужели такие есть? - удивился Таруло.
   -Иногда встречаются - ответил, помрачнев, Динзан и спросил - А кто теперь является у вас вождем? Я знаю, что на севере все дела решаются сообща, но мне проще будет иметь дело с одним человеком, чем с десятью.
   -Мы не успели избрать нового вождя - ответил Таруло.
   -Понятно - глаза Динзана блеснули - Значит, вы ещё не смогли решить, кому из вас быть вождем? - голос Динзана приобрел металлические интонации.
   -Да, это так - подтвердил Седой.
   -Тогда я предлагаю вам подчиниться мне. Вы храбрые люди, такие мне по душе. Тем, кто признает меня своим вождем, не на что жаловаться, спросите любого из моих людей. Впрочем, вам выбирать не приходится: или вы подчиняетесь мне, или вас спустя несколько дней всех до одного вылавливают люди Дахаза или Гунахора, и тогда тем, кто будет убит, еще повезет, по сравнению с судьбой попавших в плен. И, наконец - Динзан усмехнулся - у вас на одного мужчину приходится по несколько женщин, а у нас почти одни мужики. Давайте решайте быстрее - Динзан переводил взгляд с одного северянина на другого.
   -Еще чего, с каких это пор мы стали подчиняться, кому бы то ни было, кроме своих старейшин и вождей - угрюмо бросил Товул.
   -Не слушай его Динзан - вмешался Агеба - я выбил ему недавно половину зубов, надо будет - выбью и остальные, а надо - и голову пробью, чтобы выпустить злых духов, что сидят в нем - Агеба решительно направился в сторону Товула.
   -У нас такие дела решает поединок - осадил Агебу Динзан - Если кто не желает подчиниться мне, пусть дело решат мечи. Я обещаю, что если меня одолеют в честном бою, вам позволят уйти, однако, как я уже сказал, все равно через день-другой вас ожидает гибель.
   После этих слов Динзана большинство северян решило присоединиться к его людям, в том числе и трое старейшин: Седой, Таруло и молодой Товул. Но старейшину рода Собаки, словно злые духи, толкали на встречу гибели. То ли вид живого и относительно невредимого Агебы (ненависть к которому накапливалась задолго до того поединка, в котором Товул лишился половины зубов), то ли просто всегдашняя необузданность и горячность подтолкнули Товула, но он с воплем: "Умри, беловолосое отребье!" кинулся на Динзана с копьем в руке. Удар старейшины рода Собаки мог бы свалить матерого быка оленя, но вождь беловолосых лишь слегка покачнулся, а затем он выхватил два своих меча и левым перерубил древко товулова копья, а правым раскроил северянина до пояса.
   "Ну, есть еще кто-нибудь против?" - спросил Динзан, тяжёлым взглядом обводя Людей Гремящих Ключей. Как и следовало ожидать, возражающих больше не было.
   После полудня объединённый отряд выступил в путь. Динзан не отдавал никаких распоряжений, но как-то так получилось, что северяне оказались в пути окруженными беловолосыми.
  
   Два дня они шли, держась ближе к Колдовскому Лесу. Люди Гремящих Ключей и беловолосые опасливо косились в сторону синеющей на юге окраины Леса. Один Динзан чувствовал себя спокойно, посмеиваясь над страхами остальных, держа отряд в повиновении железной хваткой, прекращая в зародыше возникающие то и дело из-за недоразумений ссоры между северянами и беловолосыми, деля время на привалах поровну между Людьми Гремящих Ключей и нарангондцами.
   Из всех северян он выделял Агебу и Белого - тех, кого повстречал раньше остальных. Агебу Динзан называл на нарангондский манер Агевой, так звали по его словам великого воителя древности. Белого же он называл Лумаром, что и означало на древнем языке "Белый".
  
   На привалах Динзан обычно подсаживался то к одному, то к другому костру, расспрашивая Людей Гремящих Ключей или рассказывая о своих собственных скитаниях. Свою родину, лежащий на юге, за Колдовским Лесом, Дин-Зан, по названию которой он и получил кличку, Динзан покинул пятнадцать лет назад. И с тех пор, где только он не бывал: служил в войсках всех трех княжеств Нарангонда: и Барэлда, и Эрхаэлда, и Динагона; плавал вдоль побережья на север, где за землями эсваргов сначала лежат незаселенные берега, а еще дальше, у самой границы льдов, начинаются лежбища морского зверя, шкуры которого с трудом пробивают самострелы. Там живут люди, охотящиеся со своих утлых лодок на опасных толстокожих обитателей холодных морей. С племенами северных берегов уже третью сотню лет торгуют нарангондцы. Большинство торговцев ограничивалось обменом на побережье нарангондских товаров на моржовые шкуры и клыки, а Динзан и девять его товарищей рискнули проникнуть вглубь северных степей. За зимовку умерли все спутники Динзана, а самого его обмороженного, с опухшими деснами подобрали Синезубые, северо-западные соседи Метающих Ножи. Почти год Динзан кочевал вместе с ними, пася оленей, деля с Синезубыми все тяготы и невзгоды кочевой жизни, пока во время летней кочевки племя не пришло на морское побережье, где в это время торговали нарангондцы.
   Неоднократно Динзан бывал в землях укулов, многочисленные колена которых живут в южной части тайги, вдоль границ с Внутренним Нарангондом, постоянно тревожа набегами Три Княжества. Самым восточным укульским племенем были уже знакомые Людям Гремящих Ключей кхунвулы, жившие раньше вдоль восточной границы Динагона, откуда они бежали к Чернолесью, разбитые динагонским князем Валдадином I Победоносным. Спустя несколько лет с севера, с невысоких гор, покрытых лугами (по-укульски - "каважи"), стали спускаться ганбаши, вытеснившие кхунвулов частью на реку Кхуэ, частью к границам Динагона, где они известны под названием куг-хунвулы.
   Ганбаши сначала расселились вдоль восточной границы Динагона, наводя ужас на всех соседей: и нарангондев, и своих сородичей-укулов. Валдадину Победоносному удалось быстро договориться с ганбашскими вождями, и вскоре отряды наёмников-ганбашей пополнили ряды динагонской армии. Продолжалось всё это недолго - лучшие ганбашские воины тысячами гибли за Восточное Княжество, а золото оседало в руках старейшин. В итоге среди ганбашей начались раздоры, ослабившие племя.
   Когда в Динагоне началась усобица, вошедшая в историю как Господская Резня, ганбаши участвовали в ней на обеих сторонах, что ещё сильнее раскололо племя, оказавшееся неспособным оказать серьёзного сопротивления новым выходцам с каважей. Часть ганбашей отступила в Чёрный Лес, с этого времени получивший своё нынешнее название - Ганбашский. Большая же их часть вошла в состав вновь поселившихся у границ Динагона укульских племён. Немало ганбашей нашло прибежище в землях Динагона, перемешавшись с нарангондцами. А часть поселилась, вобрав в себя удалой люд из всех соседних племён и народов, вдоль берегов Нарангондского залива.
   Вдоль границ Динагона живут многочисленные укульские племена. Динзан перечислял их, но северяне пропускали мимо ушей все эти диковинные названия вроде каншамов или тхирамов. К западу от укульских лесов начинаются Белые горы, по названию населяющего их племени именуемые ещё Лофутскими. Ещё дальше лежали земли эсваргов, которые подобно укулам делились на множество отдельных племён.
   Вблизи границ Нарангонда жили еще всякие мелкие племена, в разное время пришедшие кто с севера, из тайги, кто с востока, с Драконовых гор, а про некоторых вообще невозможно было сказать, откуда они родом: они представляли смесь самых разных племен.
   Что до самих нарангондцев, или на древнем языке - аганов, то первые из них переправились через Нарангондский залив в незапамятные времена, когда, согласно летописям, мирно гниющим в княжеской библиотеке Динагона (Динзан не упускал случая порыться в хранилищах старых рукописей, благо пускали туда любого, имевшего доступ во дворец - правителей Динагона, равно как и Барэлда, и Эрхаэлда, мало интересовало прошлое, куда больше их волновали дела сегодняшние: войны с соседями, борьба с мятежной знатью, усмирение постоянно бунтующего крестьянства, и конечно пополнение постоянно пустой казны, необходимой и для первого, и второго, и третьего), на юге, в древнем Бидлонте, правили девять князей - потомки Деревянного Меча, и, жили среди людей еще Прежние - древние повелители Запада.
   Потом, когда с востока вторглись полчища Железного Повелителя, и Бидлонт превратился в Дзанг, многие из динзанов, как звали себя люди Девяти Княжеств, бежали в Нарангонд, где, перемешавшись с местными племенами, превратились в нарангондцев.
   Долгие века прошли с той поры. Несколько раз удачливым правителям того или иного княжества удавалось объединить Нарангонд железом и кровью, но всякий раз спустя некоторое время Северный Край вновь распадался на части, ввергаясь в кровавую пучину междоусобных войн. Не раз, входя в силу, южный сосед, Дзангийская Империя, подчинял Нарангонд, но никогда владычество Империи не было долгим: вольнолюбивый народ Севера скидывал иноземный гнет, платя за свободу кровью. Неоднократно северные варвары разоряли земли Трех Княжеств от Белых гор до моря. Но проходили десятилетия, и вновь распахивались заброшенные в лихую годину земли, воздвигались города, выходили в море корабли, отправляющиеся торговать или грабить (часто совмещая оба занятья) во все стороны света.
   И во все времена в Нарангонд стекались изгнанники из южных стран: Дзунглы, Дзанга, Фон-Хора. В Трёх Княжествах всегда были рады удальцам: здесь почти никогда не прекращались войны с северными варварами и между княжествами. Правда последнее время, когда больших войн в Нарангонде не ведётся, чужаки-ворги стали чувствовать здесь себя не уютно: местная знать их не жалует, поскольку привыкшие к свободе ворги постоянно сманивают в свои отряды смердов и холопов, а то и открыто подбивают их к мятежу.
   Адрины относятся к воргам лучше, ибо именно из них в значительной мере состоят верные Дрибарам пограничные отряды и дворцовая гвардия. Но власть Великих Князей слаба, им приходится оглядываться на родовитых князей провинций - дринов, за которыми стоят удельные владетели-дардинги и служилые люди - ральды.
   Потому многие ворги в последние годы стали подаваться в верховья Бродяжьей реки, на свободные земли к северу от Колдовского Леса. Места эти бидлонтиты (так называли в Нарангонде всех северных варваров) считают опасными из-за соседства с Лесом. Бродяг же не особенно пугало это соседство, хотя и они тоже не рисковали заходить в Лес, да и селились подальше от него.
   Первые ворги пришли на Бродяжью реку лет тридцать назад. И большая их часть вела обычную жизнь крестьян, правда, не таких забитых, как смерды Внутреннего Нарангонда. Среди воргов быстро выделилась верхушка, вершащая дела по-своему, хотя и не сильно зарываясь - народ на Бродяжьей реке ещё не позабыл, как держать в руках мечи. Всего образовалось несколько десятков объединений, или по-нарангондски - нфол, принимающих всех желающих. Динзан, пришедший сюда три года назад, не стал ни к кому присоединяться, да это было бы смешно - у него самого было четыре сотни мечей, причем народ всё бывалый. Костяк его отряда составляли наёмники, служившие с Динзаном в Эрхаэлде. К ним добавилось немало динзановых знакомцев из Динагона и Барэлда, сманенных обещаниями лучшей жизни.
   Вожаки нфол конечно Динзана невзлюбили и не упускали возможности насолить ему любым способом. Впрочем, пока что все стычки оканчивались победой воргов Динзана, что и не удивительно - в нфолах не было особого единства, в отличие от отряда Динзана. Хотя одно плохо: местный народ побаивался отдавать в жёны людям Динзана дочерей, отчасти опасаясь гнева своих предводителей, отчасти считая вновь пришедших людьми, чересчур, ненадёжными - сегодня они здесь, а завтра - не известно где. Но теперь, когда в отряд Динзана влилось более двух тысяч Людей Гремящих Ключей, среди которых было много свободных женщин, это переставало волновать Динзана.
   Надо сказать, северяне не понимали вождя воргов - чего ему стоило присоединиться к какой-нибудь уже существующей нфоле, где ему был наверняка обеспечен почёт и уважение - шутка ли - четыре сотни воинов. Но нет же - он предпочёл пойти против всех соседей. Впрочем, северяне много чего не разумели из того, что происходило здесь на юге. Ворги тоже не понимали мыслей своего вождя, но для них он был удачливым предводителем, за которым шли, не задумываясь о движущих им мотивах. Точнее всех угадал, наверное, Белый, сказавший как-то Динзану: "Ты ведь мечтаешь стать великим вождем, поэтому то ты не желаешь никому служить".
   Динзан долго смотрел на него, прежде чем ответил, весело усмехнувшись: "Хоть ты и полуумный, Лумар, а ведь почти угадал" - и добавил, глядя куда-то в темноту - "Из тех, кто сидит на престолах в западных странах, мало кто сравнится с жителями Динзана по высоте своего происхождения".
   -Ты ещё скажи, что ведешь свой род от Деревянного Меча - поддел вождя Арвах, начальник второй сотни (он, как и Динзан провел несколько лет в северных степях, поэтому также знал язык северян и постоянно принимал участие в разговорах вождя с Людьми Гремящих Ключей).
   -Всё может быть - ответил Динзан. Больше он к этой теме не возвращался.
   На третий день они добрались до динзанова вяльда, возвышающегося на высоком холме, на южном берегу реки. Впрочем, Лес отсюда был далеко, вдобавок ко всему его заслоняли холмы.
   Сначала в селении при виде подошедшего отряда поднялся переполох, но потом, услышав знакомые голоса и разглядев в наступивших сумерках своих среди нестройной толпы, сгрудившейся под стенами, ворота отворили.
   Гвалт стоял ужасный: женщины и дети выкрикивали в толпе своих мужей и отцов, те, кто уже нашел друг друга, разговаривали, стараясь перекричать шум, еще больше усиливая его. Когда Люди Гремящих Ключей стали входить в ворота, гам немного стих, беловолосые настороженно, но с интересом разглядывали чужаков. Лишь собаки хозяев грозно рычали на северян и собак пришельцев, те тоже не оставались в долгу.
   Стояла уже глубокая ночь, когда все нарангондцы и северяне вошли в селение, и первые разошлись по домам, а последние разместились на ночлег в пустых амбарах и сараях.
  
   Дни проходили один за другим, сливаясь в декады: наступила весна с ливнями и грозами, весну сменило лето с изнуряющей жарой и работой в полях до седьмого пота. Работа в поле была необычна для пастухов и охотников, каковыми были Люди Гремящих Ключей, но северяне при­вычные к тяжелому труду, быстро приспособились к нехитрой жизни воргов-землепашцев. И тем из нарангондцев, кто сначала втихомолку ворчал что, придется кормить ораву дикарей, пришлось замолкнуть, ибо северяне работали не хуже воргов. Что до неизбежных при проживании в одном селении людей разных племен мелких недоразумений, грозящих перерасти в ссоры, то здесь благодаря стараниям Динзана, гасящего возможные раздоры в зародыше, тоже все было в порядке.
   Гораздо больше хлопот доставляли соседи, прежде всего те, кто пострадал от северян. Почти сразу же после возвращения Динзана с северянами в его вяльд появились посланцы от сосе­дей. О чем точно вождь говорил с послами, никто из северян не понял, но смысл был ясен: послы громко кричали, брызжа слюной, показывая на Людей Гремящих Ключей, Динзан спокойно им отвечал, только под конец он не выдержал и начал тоже кричать подобно послам. Те сразу же начали прощаться, напуганные яростью обычно невозмутимого Динзана.
   Всю весну происходили мелкие стычки с людьми из соседних вяльдов: то люди Динзана раскидают дрова, нарубленные дровосеками Андахора Красноглазого, а самих лесорубов побьют, то в отместку ворги Андахора нападут на рыбаков из динзанова вяльда. А уж обчищенные ловушки и разбитые в драках "стенка на стенку" носы и сломанные ребра в счет не шли.
   В Начале Лета произошла первое столкновение, окончившееся кровью: люди из нфолы Да­хаза попытались толпой напасть на нескольких воргов Динзана в поле, но те сумели отбиться, за­рубив двоих нападавших. После этого столкновений не было, но все чувствовали: что-то будет.
   Через десять дней после стычки Динзан куда-то исчез, вместе с ним ушло еще несколько нарангондцев. Арвах, оставшийся за старшего, на вопросы, куда делся вождь, отвечал одинаково: " Куда, куда... Занимайтесь своими делами, вернется Динзан, сам скажет". Спустя две декады Динзан и его спутники вернулись, с головы до ног в грязи, шатаясь от усталости.
   На следующий день вождь созвал весь народ на площадь перед своим домом. "Вольные люди, доверившие мне свою судьбу! - начал он - Четыре года назад я привел вас в этот край. И все эти годы мы жили здесь, ни кому не мешая, хотя соседи всегда почему-то нас недолюбливали. Но теперь они начали против нас настоящую войну, и почему? - Только лишь из-за того, что мы дали прибежище небольшой кучке несчастных беглецов, которых, не вмешайся мы, наверняка бы унич­тожили. Динзан остановился, чтобы перевести дух, и продолжил - Вам может быть неизвестно, но Андахор Красноглазый и Гундахор уже договорились напасть на наш вяльд, и к ним готовы присоединиться и другие, тот же Дахаз, если уже не присоединились. Думаю, что у наших врагов наберется не меньше трех тысяч мечей - нам против них не выстоять. Выход может быть только один - уйти с Бродяжьей Реки. Я уже договорился с дрином Арнарула, он согласен выделить места для поселения вдоль южной границы. Но последнее слово за вами."
   -А причем тут мы! - крикнул кто-то из толпы - Ты приютил ораву дикарей-бидлонтитов, которые перебили уйму народа у наших соседей, а мы отвечай!
   -Правильно, выдать этих дикарей, и дело с концом! - раздался еще один голос.
   -Во-первых - ответил Динзан ("У кого же это голос прорезался" - думал вождь про себя - "Надо будет выяснить") - половина из вас спит с "этими дикарками". Во-вторых - думаете оттого, что вы отдадите на смерть половину наших людей, эти ублюдки Андахор и Гундаг будут вас меньше ненавидеть. И, в-третьих - даже если вы решите выдать бидлонтитов, не знаю, как это у вас получится, думаю, что от нфолы останется меньше половины, и я не собираюсь вам помогать в этом случае, так что решайте - Динзан обвел всех взглядом, ясно говорящим: " Решайте - не решайте, а делать будете так, как я скажу".
   Люди Гремящих Ключей отрешенно смотрели на нарангондцев, но отрешенность эта никого не вводила в заблуждение, поскольку в руках у северян было оружие, появившееся, как только речи собравшихся приняли опасный для них оборот. Вооруженными оказались и наиболее преданные Динзану ворги: Арвах, Бардэхор и еще человек десять, которые ожидали нечто подобное. Толпа растерянно смотрела на своего вождя. Многих не радовало грядущее переселение, но открыто вы­ступить против никто не решался. Некоторое время люди стояли, переговариваясь между собой, потом стали раздаваться голоса:
   -Переселяться, так переселяться.
   -Делать нечего, придется собираться в дорогу.
   -А что, как все - так и я.
   -Ну вот, только обжились, бросай теперь все, ну тут уж ничего не поделаешь.
   В общем, выступающих против переселения не нашлось. И после того, как каждый выска­зался за переселение, народ стал расходиться.

Глава 3. Холмы Арнарула.

  
   Юго-восток Динагона (по-нарангондски Арнарул) в прежние времена был мало населен, да и где здесь жить: на севере - сплошные болота, на юге - цепи холмов, из которых выпирали, словно ребра неведомых чудовищ, гранитные гребни. Конечно, во все времена находились люди, по разным причинам предпочитавшие эти негостеприимные места благодатным равнинам Западного Динагона, но даже изгои держались берегов рек или Старого тракта, построенного еще Древними Хозяевами Запада. Дорога эта, связывавшая в стародавние времена Дин-Зан, бывший тогда всего лишь частью Древнего Бидлонта, с Нарангондом, давным-давно разрушенная, проходила по наи­более подходящей для поселения части Арнарула.
   Кроме немногих поселенцев в Арнаруле обычно находилась еще пограничная стража, не очень многочисленная, поскольку охранять юго-восточную границу было не от кого: с юго-востока надежно защищал Колдовской Лес; лежащий далеко на юге Дин-зан, раздираемый междоусоби­цами, не представлял опасности. Разве что с моря налетит ватага лихих разбойников-лонгаворгов или забредет шайка бидлонтитов с севера. Да и это мало вероятно - бидлонтитам хватает добычи и в более близких землях Трех Княжеств, а что касается морских разбойников, то не так то просто вы­садиться на побережье Арнарула - болота и зыбучие пески лучше всякой стражи защищали морской рубеж этого края, вдобавок ко всему на всём протяжении арнарульского побережья не было ни од­ной мало-мальски крупной реки, по которой можно проникнуть вглубь Арнарула. Потому морские бродяги предпочитали грабить богатые берега Империи и Торгового Союза Дзунглы, лежащие рядом - не дальше Арнарула.
   Ну а с упадком мощи Дрибаров порубежников на юге вовсе не стало. Охрану рубежей дове­рили, как было написано в наполовину изъеденной мышами летописи, на которую случайно на­ткнулся Динзан в княжеской библиотеке, "славному Эдасу, выходцу из укульского племени кан­шамов", впрочем, там же, сбоку было приписано: "Варвары произносят это имя как Ёдза или Юдза". "Славный Эдас" перешел на службу к Дрибарам с несколькими сотнями своих родственни­ков и слуг, опираясь на которых, быстро подчинил народ, живший в Арнаруле. Действовал он с обычной укульской напористостью и жестокостью, расправляясь с теми, кто пытался сопротив­ляться. Попытки найти справедливость у князя были безуспешны. Великому Князю не было дела до каких-то мужиков, поскольку ему самому приходилось бороться с непокорными дринами (вернее защищаться от слишком обнаглевших вассалов).
   Сын Ёдзы Старого, Хорватас (Гярваза), продолжил начатое отцом, прибавив к варварской жестокости нарангондское вероломство и изворотливость. В то время (больше века назад) в Дина­гоне полыхала междоусобица, получившая название Господской Резни. Резня то была господская, а страдал как всегда простой народ. Многие бежали от войны в относительно спокойный Арнарул, к тому же не подвергавшийся набегам укулов. И бежавшие от войны попадали к Хорватасу, которого смерды называли не иначе как "Хорватас Ложись Да Помирай" или "Хорватас Снимай Последние Штаны". Ну а правители других дандов именовали его Хорватас-Предатель за то, что за двадцать лет усобиц он умудрился побывать во всех существовавших враждующих партиях аристократии (а их было не меньше десятка), а в некоторых даже не по одному разу. И конечно всех он предавал с немалой выгодой для себя, к концу гражданской войны превратившись из правителя бедного окра­инного владения в одного из самых могущественных дринов Восточной Короны.
   Погубила Хорватаса излишняя жестокость - в конец замордованные мужики поднялись, и не помогла Хорватасу-Гярвазе ни многочисленная челядь, ни куча родственников. Тех, кто пытался защищать своего господина, забили дубинами, а самого Хорватаса разорвали в клочья, за одно пе­ребили всю его семью, уцелел только девятилетний Эдас, спрятавшийся в навозе.
   Глубоко, ох глубоко сидел в новом дрине Арнарула страх перед народом, настолько глубоко, что, даже окружив себя охраной, он не рисковал появляться среди простонародья. Но зато и сильно прижимать смердов (из-за того же страха) Эдас не решался. И вскоре Арнарул, весьма опустевший после подавления восстания (тогда, забыв о вражде, объединились все соседние правители) был вновь заселен выходцами с севера, привлеченными низким оброком и тем, что здесь можно было не опасаться набегов варваров.
   Правление Эдаса-Ёдзы Второго, прозванного Навозным Червем за место, где он прятался от восставших мужиков, продолжалось без малого шестьдесят лет, и было на редкость спокойным. Эдас умер двадцать два года назад, наследовал ему младший сын Хадас (Хадча по-укульски), един­ственный из детей сумевший пережить отца (злые языки поговаривали, что Хадас помог отправиться к праотцам папаше, излишне задержавшемуся, по его мнению, на этом свете), и кото­рый поныне правит Арнарулом. Гораздые на меткие прозвища смерды прозвали Хадаса Пёсьим Хреном за чрезмерное пристрастие к слабому полу. Правда, надо отдать должное правителю юго-восточного данда, он, не в пример иным благородным, предпочитал развлекаться с незамужними или вдовами, не слишком злоупотребляя правом первой ночи.
   Но, не смотря на все попытки правителей области, до сих пор заселена лишь северная, рав­нинная, часть Арнарула, где на отвоеванных у болот и лесов местах возникли десятки селений и хуторов. На юге, в холмах, живут лишь единицы. И не похоже, чтобы в ближайшие годы холмы бу­дут заселены. В последнее время в Арнарул приходит все меньше поселенцев, потому что Хадас повысил поборы с подвластного населения, сравняв их с соседями, да и укулы стали проникать в Арнарул, разведав путь вдоль границ Динагона.
   Именно холмы согласился отдать Хадас под поселение людям Динзана и даже объявил, что первые пять лет освобождает их от поборов. Динзан на это заметил: "За пять лет многое может из­мениться, ну а если и придется платить этому Хадче, называющему себя Хадасом, у нас достаточное число мечей для того, чтобы он согласился на самый малый оброк".
  
   В путь обитатели вяльда двинулись в последних числах Конца Лета, когда был собран и обмолочен весь урожай. Динзан приказал, покидая селение, поджечь все дома. "Прямо как Бардэдас в Агананде" - проворчал Арвах, услышав приказ. Белый не понял: хорошо это или плохо. Расспрашивать же сотника он не рискнул, видя, что тот пребывает в мрачном расположении духа. Впрочем, невеселы были почти все нарангондцы, да и не удивительно: приходится бросать все, что строилось своими руками в течение нескольких лет. Кое-кто, узнав о предстоящем переселении, предпочел перебежать к соседям, все их имущество разъяренный Динзан приказал предать огню.
   Наконец сборы были окончены и, нфола двинулась в путь. Первые два дня шли на запад по долине Бродяжьей Реки, потом, перевалив через покрытые редколесьем холмы, вышли на разбитую дорогу, ведущую на юг. Дождя давно не было, и телеги воргов, запряженные безрогими оленями, которых называли конями, подымали густую пыль, противно скрипевшую на зубах и осе­давшую на телах и одежде. Так что все ходили грязными и от этого (хотя конечно не только от этого) злыми.
   Изредка по дороге попадались селения. Все они были защищены высокими частоколами, их обитатели провожали переселенцев настороженными взглядами. Да и редкие путники предпочи­тали убираться с дороги при виде большого отряда.
   Лишь однажды, еще в самом начале пути по Торговому тракту, повстречался большой тор­говый караван, шедший навстречу, в укульские земли. Торговцы не сильно испугались воргов, на­против все остановились и полдня делились последними новостями. Оказалось, что среди людей Динзана немало в свое время зарабатывали на жизнь, охраняя купцов в пути, и многие встретили теперь старых знакомых.
   На следующий после встречи с купцами день дорогу преградил небольшой, всего два де­сятка человек на крупных гнедых лошадях, отряд. "Порубежники, будь они прокляты" - пояснил Белому высокий ворг с длинными, на эсваргский манер, усами, рядом с которым он и Ваиша шли почти всю дорогу. Один из порубежников, судя по богатым доспехам - главный над ними, о чем-то переговорил с Динзаном. Белый из середины колонны разобрал из сказанного Динзаном только "позволение... путь в Арнарул..." Ответа предводителя порубежников он не расслышал, только видно было, как тот взмахнул рукой, и спустя мгновенье отряд уже мчался дальше. Движение, пре­рванное появлением порубежников, возобновилось. И опять была разбитая дорога и пыль, противно скрипевшая на зубах. Хотя порубежники больше не показывались, чувствовалось, что от­ряд без наблюдения не оставался ни на миг. Как пояснил Белому все тот же длинноусый ворг, пору­бежники постоянно следят за Торговым Трактом из многочисленных укрытий, устроенных в самых неожиданных местах, предупреждая о нападении укулов.
   Белый шел, с трудом переставляя ноги. Нет, он не устал - его тело, кому бы оно раньше не принадлежало, было хорошо натренированно и легко переносило любые нагрузки, однако голова, постоянно болевшая после того дня, когда река поглотила кхунвульское войско, сейчас просто рас­калывалась от боли. Временами все вокруг расплывалось, иногда перед глазами возникали непо­нятные смутные образы или звучали странные голоса, и непонятно почему ему было страшно. Хотя, глядя на Белого, нельзя было заметить что-либо подобное: просто человек сильно устал, того гляди, свалится без сознания. Впрочем, и это никого, кроме Ваиши не беспокоило.
  
   Через пять дней, когда Торговый Тракт резко повернул на запад, отряд свернул на еле при­метную тропу, ведущую куда-то на юго-восток. Здесь около сотни нарангондцев под началом Ар­ваха, отделившись от остальных, повернули назад и исчезли в перелесках к востоку от тропы. На­гнали своих они через семь дней, когда нфола, двигаясь по всё той же тропе, постепенно забиравшей к юго-западу, уже вступила в пределы Арнарула, безлюдные и мрачные в своем вели­колепии.
   Многие из вернувшихся были ранены, троих несли на носилках, сооруженных из плащей и копий. До глубокой ночи воины, смакуя подробности, рассказывали, как они посчитались с сиволапыми мужиками, считающими себя воргами. Белого это вовсе не интересовало, у него снова болела голова и, снова ему было страшно.
   Еще день пути по холмам, и с одного из них переселенцам открылся Старый тракт, протя­нувшийся с севера на юг. "Вон там, в пятнадцати днях пути Фон-Хор, моя родина" - сказал Динзан Агебе, показывая на юг.
   На закате холмы, с которых разглядывали древнюю дорогу, остались позади, и отряд остано­вился на поляне, на противоположном конце которой виднелся одинокий дом, первое человеческое жилье за последние восемь дней.
   Почти сразу, желая узнать, что это за орда остановилась возле его хутора, появился хозяин усадьбы, здоровенный рыжебородый мужик, который с опаской поглазел на Людей Гремящих Ключей, задал пару вопросов воргам и собирался повернуть обратно, когда его окликнул Динзан: "Эй, ты, иди сюда!" Мужик виновато посмотрел на вождя воргов. "Да, именно ты!" - сказал Динзан. Рыжий подошел.
   -Ты кто такой? - грозно спросил Динзан.
   -Дагодас я, живу здесь - промямлил мужик.
   -Ты что, шулером был? - удивился Динзан - в западных странах дагодасами называли промышляющих азартными играми мошенников.
   -Да нет - Дагодас виновато улыбнулся, показав полугнилые зубы - Это мое настоящее имя, так родители назвали, а насчет везения, то скорее наоборот, никогда мне не везло ни в какие игры, да и вообще по жизни я невезучий.
   -Считай, что в этот раз тебе повезло - сказал Динзан менее сурово, чем раньше - Отныне хозяином Холмов буду я, и у тебя не будет неприятностей, пока ты будешь подчиняться мне или моим людям.
   Дагодас хотел что-то сказать, но пока он решался: говорить или не говорить, Динзан спро­сил: "Кто кроме тебя живет в Холмах". Дагодас задумался. "Да почти никого" - ответил он - "Кроме меня и моей бабы только на той стороне дороги живет Гван с семьей, да и все". Тут он решился и спросил: "А как ты можешь занять Холмы без позволения адрина?"
   -У меня есть разрешение и от адрина, и от Хадаса - снисходительно пояснил Динзан.
   -От Хадчи это хорошо - согласился Дагодас - Его разрешение, пожалуй, даже важней, чем позволение адрина...
   -Это не твоё дело, что важнее, что нет, смерд - оборвал его Динзан - Твоё дело отвечать, ко­гда тебя спрашивают, понял?
   -Да, господин - севшим голосом ответил Дагодас.
   -А теперь проваливай - сказал Динзан, и мужик пошел, понурив голову, к своему дому.
   -До чего понятливый народ, эти арнарульцы - нарочито громко, чтобы слышал Дагодас, ска­зал Ардахор, десятник из сотни Арваха - Знают своё место.
   -В Фон-Хоре такого обращения не стерпел бы самый распоследний черноволосый горец или беглый раб из Дзанга. ("Что это со мной - подумал удивленно Динзан - Слишком часто что-то в по­следнее время я стал вспоминать Фон-Хор, не к добру это").
   -Это еще что - возразил Арвах - Здесь в Арнаруле люди не такие забитые, как в остальном Динагоне. Возле столицы или на западе княжества мужики вообще не смеют разговаривать с госпо­дами без позволения, а благородные творят, что хотят. И попробуй крестьянин чуть пикнуть - ему такое устроят, что век помнить будет. Если получит сотню плетей, то считай, ему повезло, да и смерть тоже не самое худшее, что его может ожидать.
   -Арвах, ты остаешься за главного - сменил тему Динзан - Я поеду к дрину Арнарула, со мной поедут Эдаг Борода и ты, Ардахор, вы хотя бы немного похожи на благородных, достойных сопровождать правителя владения. Вы не обижайтесь - добавил вождь - Мне, в общем-то, плевать, на кого похожи мои люди, но эти господа, сидящие в своих уделах, слишком много значения при­дают внешнему виду, а от первой встречи с Хадасом зависит многое.
   -Брось оправдываться, что мы не понимаем - сказал Арвах, помолчав немного, он произнёс - Хотя, положа руку на сердце, надо сказать, что больше всего мы похожи на орду бидлонтитов. Разве что ты, да те, кто недавно с нами, вроде Эдага или Ардахора, еще смахивают на аганов.
   -Почему - похожи? - усмехнулся Ардахор - У нас в нфоле добрая половина бидлонтитов.
   -Прощайте - сказал Динзан - Через пару дней увидимся.
   И через несколько минут три всадника скрылись за поворотом.
  
   За три дня, что отсутствовал вождь, его люди успели начать строительство жилья. Повсюду вдоль дороги лежали срубленные деревья и груды щепок, слышался стук топоров. На поляне, где стоял хутор Дагодаса, уже протянулись два ряда срубов, друг поперек друга, заняв часть пастбища.
   -Как он на это смотрит? - спросил Динзан, показывая на загаженную хламом до самого дома Дагодаса поляну.
   -Смотрит то косо, да сделать ничего не может - ответил Арвах - А что с Хадчей?
   -Нормально - Динзан усмехнулся - Для него, правда, неприятной новостью оказалось, что у нас вместо четырех сотен воинов больше восьми, ведь во время переговоров летом мы указали число нарангондцев и бидлонтитов по отдельности, и хоть мы ничего не говорили, Хадча решил почему-то, что бидлонтиты - это рабы. Видели бы его лицо, когда мы растолковали что к чему.
   -А что нового в Динагоне?
   -В Динагоне ничего особенного: укулы попытались напасть на селение у северной границы, но были отбиты; в Итанче поднялись смерды, дружинники тамошнего правителя их, конечно, разо­гнали, но часть мужиков ушла в лес; ну и про наш прощальный набег говорят. Вот в Эрхаэлде опять неспокойно: брат князя Алтатиля IV Эрхадин Талькарский поднял мятеж на побережье, теперь ка­ждый из братьев стремится набрать как можно больше наёмников-варваров, думаю, война будет долгой - у каждого из них есть сторонники, да и денег в казне Срединного Княжества хватает. На­верное, будут воевать, пока не разорят страну настолько, что не на что и не из кого будет собирать армии, или кого-нибудь из братьев случайно не убьют. А у нас как дела?
   -Дома до Середины Осени должны всем поставить - Арвах замолчал, а потом продолжил - Одного бидлонтита бревном в лесу придавило, на смерть; Эдага Косого змея укусила, но ничего, выкарабкался. Лумар-Бидлонтит болеет, чем - не понятно, и еще - Арвах вновь замолчал и, усмехнувшись, добавил - У нас прибавление - трое пацанов родилось.
   -Хорошо - обычно столь суровое и бесстрастное выражение лица Динзана смягчилось - Воины вырастут - тут же поправился он, вновь придавая своему лицу прежнее выражение.
   -Все бы ничего, да только одна из рожениц - твоя жена-бидлонтитка, Эдаг - добавил Арвах, уставившись в землю.
   Эдаг Борода стоял с совершенно очумелым видом, беспомощно переводя взгляд с Арваха на Динзана и обратно. Наконец он выдавил: "Как же это так, ведь меньше четырех месяцев прошло".
   Вокруг уже успела образоваться порядочная толпа собравшихся полюбоваться на то, как Эдагу Бороде сообщат, что он стал папашей, и теперь все смотрели на него, едва сдерживая ус­мешки. Эдаг обвел окружающих налитыми кровью глазами и сказал: "Как я поступлю со своей же­ной и своим сыном" - два последних слова он выделил особо - "Моё дело, А вы все запомните хо­рошенько: кто вздумает лишнее болтать - в раз язык укорочу". Сказав это, он, растолкав толпу, ки­нулся искать свою жену.
  
   Зиму переселенцы пережили в наспех построенном селении, к которому приклеилось назва­ние Дагодасова Поляна (хотя сам Дагодас с осени снялся с места вместе с семьей и, больше о нем не слышали). А по весне народ начал разбредаться по Холмам, благо свободной земли - сколь хо­чешь, а никакой опасности, могущей заставить всех собраться в одном месте, как это было на Бро­дяжьей Реке, не существовало: Арнарул, как уже говорилось, являлся самым спокойным местом не только в Динагоне, но и во всем Внутреннем Нарангонде. Правда, все расселившиеся в Холмах ос­тавались верны своему вождю и по первому его зову готовы были собраться под его началом.
   Треть людей осталась с Динзаном в Дагодасовой Поляне. Остальные разбрелись кто куда. Часть воргов в одиночку или чаще вдвоем - втроем принялась распахивать заросшие кустарником долины мелких речушек к западу и северу от первого поселения. Северяне же, сохранив прежнее деление, так и селились родами, основав к востоку от Дагодасовой Поляны три деревни, расположившиеся на южных отрогах холмистой гряды, отделяющей Холмы от Равнинного Арнарула. В ближайшей жил род Совы, в средней - Рыси, а в дальней - род Оленя. Хотя конечно четкого деления не произошло: часть людей из этих родов осталась в Поляне (как вскоре стали на­зывать главное селение для краткости) вместе с родом Собаки, которым управляла Слепая Колдунья, сменившая нелюбимого всеми сородичами покойного Товула Агебу. Вообще-то, никто её не выбирал - просто так само собой получилось, что все склоки среди оставшихся в Поляне севе­рян приходилось разбирать либо Динзану, либо ей. У вождя было достаточно дел и без этого, и он, увидев, что Агге прекрасно справляется с ролью судьи, перестал вмешиваться во внутренние дела Людей Гремящих Ключей, занявшись выяснением отношений с дрином Равнинного Арнарула
   Среди оставшихся в Дагодасовой Поляне Людей Гремящих Ключей вторым после Слепой Колдуньи человеком как-то незаметно и довольно неожиданно стал Белый. Память к нему так и не вернулась, но за зиму он окончательно освоился в окружающем его мире, умудрившись выучить язык северян и нарангондский, и даже единственный среди Людей Гремящих Ключей научился аганскому письму у Бардэдаса Книжника. Как попал к Динзану этот человек, который был вполне уместен в качестве летописца при каком-нибудь князе или в библиотеке того же князя, но выглядевший совершенно нелепо среди воргов со своими вечно черными от чернил пальцами, под­слеповатым взглядом задумчивых глаз и неумением держать в руках меч, было не ясно. Спраши­вать Белый не спрашивал, усвоив основной закон воргов: не пытайся узнать о прошлом другого че­ловека больше, чем он тебе рассказал.
   С весны Белый целыми днями стал пропадать в кузнице, у Эдага Большого, сначала просто наблюдая за работой кузнеца, а потом постепенно начал помогать ему, ну а вскоре и сам начал вы­полнять не требующую большого навыка работу. Это еще больше добавило уважения к нему со стороны Людей Гремящих Ключей, для которых, как и для других племен холодных степей и тайги, умеющие усмирять своенравный металл, были в некотором роде чародеями. Да и его замкнутость и молчаливость заставляли любящих прихвастнуть и почесать языками северян уважать Белого.
   В первых числах Конца Весны Ваиша счастливо разрешилась от бремени. Сначала все со­чли, что отцом маленького Кунволо является первый муж Ваиши, убитый Людьми Реки, поскольку Белого, вечно отмалчивающегося от шуток типа: "Белый, а ты хоть знаешь, с какой стороны на бабу то залазить?", считали в "этом деле" полудурком, но когда голова малыша стала покрываться свет­лым пушком, всем пришлось признать отцовство Белого. Оставалась, правда, возможность того, что отцом был кто-нибудь из воргов-нарангондцев. Но Белый оберегал Ваишу как зеницу ока, так, что навряд ли какому-нибудь беловолосому удалось бы наставить ему рога (да и сомнительно, чтобы кому-нибудь из воргов пришла в голову такая мысль - не на что особо было зариться). А через не­сколько месяцев Ваиша вновь отяжелела, что окончательно заткнуло рты острословам.
   После этого Белый окончательно был признан "нормальным мужиком", который "как все", и который, следовательно, может сказать что-то дельное. Как оказалось, Белый говорил умные вещи весьма часто, и вскоре за советом к нему стали обращаться даже старики. В отличие от Агге с её туманными ответами, Белый всегда говорил ясно и понятно, да и люди воспринимали его как од­ного из них, в отличие от непонятной и временами пугающей Слепой Колдуньи.
  
   Народа в Холмах за лето прибавилось - пришло несколько десятков смердов с семьями с равнины, привлеченных тем, что здесь не надо платить оброк. Вслед за ними явились посланники от Хадчи с требованием выдать беглецов. Динзан пообещал вернуть "поганцев", но вместо доброй сотни мужиков, баб и ребятишек обратно на Равнину отправилось всего трое стариков.
   С севера Динагона явилась ватага воргов, во главе с Даговоргом Трехпалым, старым при­ятелем Динзана, который, услышав вновь о фонхорце, бросил службу у дрина Шончара и вдобавок сманил от него почти сотню наёмников. Правда, вреда от большинства людей Даговорга было больше, чем пользы - они начали задирать Людей Гремящих Ключей (с нарангондцами враждовать наёмники не рискнули), окончилось это всё тем, что северяне убили троих. Когда дело дошло до Динзана, тот принял сторону Людей Гремящих Ключей, и почти все наёмники ушли к Хадче. На этом волнения и неприятности в тот год кончились, осень была на редкость урожайной, что полно­стью успокоило недовольных переселением. И многим казалось, что лучше времён и не бывало.
  

Часть II Рождение э-багана

Глава 1. Нашествие

  
   Глухая ночь стояла над столицей Динагона: лишь светились фонари ночной стражи, совер­шающей обход городских стен, да пробивался слабый свет сквозь ставни в окне библиотеки, распо­ложенной в угловой башне дворца адрина. Внутри за столом, заваленным книгами и свитками, си­дел, сгорбившись, худой, болезненного вида человек, лихорадочно писавший, низко наклонясь к листу пергамента, освещенному неверным светом свечи. Длинные темные волосы то и дело спадали на глаза, он раздраженно отбрасывал их назад и продолжал писать, изредка обмакивая перо в чер­нильницу.
   "В год 2788 бидлонтиты Внешнего Нарангонда, нарушив все прежние договоры, пришли в движение, позабыв прежние времена, когда их неоднократно приводили к покорности адрины Ди­нагона из Дома Дрибаров" - выводил летописец.
   "Где они, правители былых времен, наводившие ужас на врагов" - думал он - "Нынешний адрин Валдадин II не может обуздать даже своенравных правителей дандов, не говоря уж о внешних врагах. Проклятье, как дрожат руки и до чего коряво выходят буквы, и ведь эти трусы-писцы все до одного сбежали, словно есть в нынешние времена что-нибудь более надежное, чем стены Вандарконнота, и теперь мне, Дандахору, главному хронисту князя, приходится самому зано­сить очередную запись в летопись. Но почему так дрожат руки. К черту летопись" - подумал ожес­точенно Дандахор и, достав из-под стола внушительного вида оплетённую бутыль, сделал несколько глотков.
   Поставив бутыль на место, хронист резко встал и тут же зашелся в надсадном кашле, спле­вывая мокроту на пол, затуманенным вином сознанием отметив, что опять отхаркивается кровью. Ну, это ничего не значит, главное, что он не забыл еще, с какого конца браться за меч, а погибнуть за своего князя болезнь не помешает. И хронист двинулся нетвердым шагом к выходу, держась за стеллажи с книгами, перешагивая через кучи манускриптов, в беспорядке валявшихся на полу.
  
   Горизонт на севере алел заревом пожаров. Динзан, правитель Холмов Арнарула, стоял и, не мигая, смотрел в полуночную сторону. Справа в темноте шумел поток беженцев с севера, со всего восточного Динагона. Вот уже пятый день шли динагонцы, спасаясь от северных варваров-укулов, и казалось, конца не будет этой веренице оборванных, напуганных людей, тащивших на себе все свое уцелевшее жалкое имущество. Но конечно это не так: пожары на севере означают, что укулы уже совсем недалеко, у самых границ Равнинного Арнарула, и будут здесь через день-другой. И се­годняшние беженцы, скорее всего, последние.
   Да, укулы будут здесь завтра или послезавтра - тысячи беспощадных дикарей с длинными висячими усами, волосами, собранные в хвосты на затылке, с лицами, раскрашенными красной и желтой охрой - цветами войны, жаждущие добычи, размахивающие мечами и своим излюбленным оружием - боевыми топорами-каншами. А что может противопоставить этому рвущемуся к добыче валу он, Динзан - одиннадцать сотен своих людей: воргов и бидлонтитов; две с половиной сотни динагонских порубежников, сумевших вырваться из ловушки, устроенной укулами наспех собранному порубежному ополчению (двенадцать сотен менее удачливых их товарищей - цвет ди­нагонского княжеского войска - остались лежать среди полей и перелесков Рудухала или прятались от дикарей по одним им известным схронам); четыре с половиной сотни лофутов под началом своих старейшин ну и еще две сотни самого разного люда, умевшего обращаться с оружием. Всего двадцать сотен. Еще есть больше двадцати тысяч беженцев, из которых наберется три-четыре ты­сячи взрослых мужчин, но толку от них будет мало: среди этих крестьян, ремесленников и торговцев с востока Динагона почти никто не держал до этого оружия в руках. Единственное, на что они годны - это на то, чтобы затупить своими телами укульские боевые топоры.
   Сзади послышались негромкие шаги. Динзан медленно обернулся и увидел командира пору­бежников Ардахора.
   -Любуешься? - спросил порубежник, кивая в сторону зарева.
   -Любуюсь - вздохнул Динзан - Думаю, как лучше поставить наши войска.
   -Ну и что надумал?
   -Да ничего хорошего, было бы побольше настоящих воинов, можно было бы что-нибудь придумать, а так... - Динзан замолчал, потом спросил - Как там разведчики, вернулись?
   -Только что - ответил Ардахор - Укулы в Лонанде, тысячи три, и возле Рисхальского озера, тысяч пять. Те, что в Лонанде, поворачивают обратно, видать вдоволь награбили, а которые у Рис­хала, собираются дальше идти.
   -Отсюда до Рисхала три дня пути - Динзан задумался.
   -Разведчики видели их почти два дня назад - добавил Ардахор,
   -Думаю, они будут идти медленно, грабя селения на своем пути, так что как раз дня на два они и задержаться, если не более.
   -Я бы на это особо не надеялся.
   -Ардахор, я провёл среди укулов немало времени, и могу сказать, что никакой укул не прой­дет мимо чужого добра, особенно если оно ни кем не охраняется.
   -Не знаю, не знаю - проворчал Ардахор - Тебе виднее, я среди укулов не жил, а по мне, к ним ближе, чем на полет стрелы не за чем подходить, в крайнем случае, на расстояние, достаточное для удара мечом.
   -Что на равнине Арнарула?
   -То, что и следовало ожидать - Ардахор презрительно усмехнулся - все попрятались: смерды на Гнилых Болотах, Хадас засел в своём вяльде, и, думаю, пересидит укулов - они, что дураки при­ступом вяльд брать, когда можно пограбить незащищенные деревни. И хорошо еще, что Хадас ре­шил отсидеться, а то ведь мог бы вспомнить, что он тоже укул, и отца его звали Ёдза, а самого его зовут Хадча.
   Тут Ардахор был прав - нередко бидлонтиты, жившие в Нарангонде и уже успевшие поза­быть свой родной язык и ни чем, кроме темных волос и более низкого по сравнению с нарангонд­цами роста не отличавшиеся от обитателей Трех Княжеств, во время войн с их дикими сородичами неожиданно переходили на сторону последних. Впрочем, Хадас был не из таких.
   "Не думаю, чтобы дрин Арнарула смог изменить открыто" - ответил Динзан - "Насколько я его знаю, он слишком осторожен, даже трусоват. Отсидеться в своем вяльде, когда другие проливают свою кровь - это - пожалуй, но примкнуть к укулам - на это он ни за что не пошел бы, разве что если бы они были настолько сильны, что могли бы завоевать Динагон, как в прежние вре­мена, но, хвала Ветрам, это не так."
   -Как оборону держать думаешь? - спросил Ардахор.
   -На дороге, что ведет от Рисахала к Холмам, в полудне пути отсюда есть одно место, мино­вать которое укулы, если они пойдут в нашу сторону, ни как не могут. Там и станем.
   -Надо бы посмотреть место - сказал Ардахор.
   -Что ж, поехали хоть сейчас - согласился Динзан - Верхом мы одолеем дорогу за пару часов.
   -А остальные? - удивился порубежник - Твои сотники, разве им не надо посмотреть место будущего боя?
   -Ни один из моих помощников, даже ворги-нарангондцы, не говоря уже о бидлонтитах, не в состоянии управиться с большим войском - усмехнулся Динзан - Возглавить сотню, отбить набег морских бродяг или тех же укулов сможет любой из них, но сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них смог бы распорядиться несколькими тысячами воинов и выиграть битву. И вряд ли они могут посо­ветовать что-нибудь дельное по расположению войск. Им вполне достаточно будет знать, где ста­нет каждый из них со своими людьми и что они должны делать.
  
   Путь до будущего поля боя занял времени даже меньше, чем предполагал Динзан - застояв­шиеся в стойлах лошади несли седоков изо всех сил, только ветер в ушах свистел.
   -Место неплохое - одобрил выбор Динзана Ардахор, внимательно оглядев освещенную сла­бым зеленоватым светом Дийи травянистую равнину, зажатую между двух гряд холмов - Равнина достаточно уз­кая, так что обойти нас с боков укулы не смогут, будь у нас хотя бы три тысячи обученных бой­цов, а не этого сиволапого мужичья, я бы поручился за то, что мы выиграем битву.
   -Равнина даже уже, чем ты думаешь - сказал Динзан - С восточного края луг заболочен, про­сто его сейчас не отличишь от остального, Конечно варваров это не остановит, но немного задержать - задержит, я думаю поставить там бидлонтитов-лучников, пока укулы будут выбираться из болота, они успеют их изрядно пощипать. Построение будет такое: мужиков в передовой полк в центре, справа, как уже сказал, пять сотен моих бидлонтитов, главным у них будет Лумар, в центре встанешь ты со своими порубежниками и лофуты. Три сотни моих воргов под началом Арваха и остальные займут левое крыло, три сотни воргов останутся в запасе. Что скажешь?
   -Неплохо - согласился Ардахор. Он мог бы поспорить, почему это его людям досталось са­мое опасное место, но кто-то же должен стоять в центре, а порубежники, лучше остальных вооруженные и обученные правильному строю - единственные среди этого пестрого воинства, кто мог бы выдержать натиск укулов.
   -Только все же часть мужиков надо поставить в переднюю линию справа и слева - добавил Ардахор - И еще, не помешало хотя бы сотниками над ними поставить бывалых людей, хотя бы моих порубежников.
   -Насчёт опытных командиров - смердов больше трех тысяч - сказал Динзан - значит, три десятка воинов из твоего отряда придется поставить в передовом полку, где толку от них почти ни­какого не будет.
   -Почему не будет? Они хоть немного ободрят смердов.
   -Хорошо. Пусть они хоть как-то организуют мужиков, хотя бы разобьют на десятки и сотни и поставят десятников. А насчет того, чтобы растянуть передовой полк - думаю, этого не понадобится, укулы обычно в бой идут клином, и почти весь удар придется на центр.
   Обратно Динзан и Ардахор скакали молча. Каждый думал о своём. Порубежник о семье, оставшейся на севере - где жена и дети, что с ними. Правитель Холмов размышлял о том что, по­жалуй, нынешнее вторжение варваров для него, как ни крути, - весьма выгодно. Потому что, во-первых - среди людей, загнанных в Холмы Арнарула войной, найдется немало таких, которые ос­танутся здесь вместо того, чтобы возвращаться на родные пепелища, и, следовательно, они станут подвластными ему, а во-вторых - дрин Равнинного Арнарула из-за своей трусости наверняка будет иметь неприятности с Великим Князем, и хотя, конечно, адрин ничего Хадасу сделать не сможет, для Динзана это будет прекрасный повод не только отказаться от выплаты дани, которую с этого года он должен начать выплачивать правителю Равнинного Арнарула, но и попытаться отхватить часть владений Хадаса.
  
   Над восточным Динагоном занималось утро 5-го числа Конца Лета. Ночью небо затянуло тучами, но под утро холодный ветер с Драконовых гор разогнал облачное одеяло, словно его и не бывало, и взошедшее солнце осветило равнину, огражденную с запада и востока холмами, петляющую по этой равнине дорогу, вдоль которой валялся скарб, брошенный беженцами. Осветило солнце и лагерь, поставленный войском Динзана.
   Вчера вечером Динзан приказал всем ложиться спать. Те, кому сражаться не впервой, спо­койно уснули и пробудились только на рассвете, однако большинство, до этого о войне знавшие только понаслышке, всю ночь проворочались без сна и теперь выстраивались в ряды, повинуясь ок­рикам десятников и сотников, зевая и продирая глаза.
   "Слава Ветрам, что это мужичьё не понимает, какую роль они сыграют в предстоящей битве" - подумал Динзан. Хотя нет, кое-кто понимает, Эдаг Борода, поставленный командовать пе­редовым полком, не досчитался почти сотни человек. Ну, ничего, если победа будет за ними, он из-под земли достанет трусов, а если арнарульцы будут разбиты, то бежавших из-под земли достанут укулы (благо, убежавшие все равно далеко уйти до конца битвы не успеют).
   Наконец, когда солнце поднялось достаточно высоко, тридцать три (вернее уже тридцать две - если учесть сбежавших) сотни передового полка были построены в некое подобие правильного строя. Остальные части войска уже давно стояли, готовые к бою. Теперь оставалось только ждать.
   Динзан казался совершенно спокойным, хотя это было не так. Однако все, что мог, он сде­лал, остальное должно решиться в бою. Дело теперь за укулами. И укулы не заставили себя долго ждать. Из леса справа от поля выскочили несколько человек, в которых узнали разведчиков, по­сланных вчера вечером на север. Они пробежали вдоль рядов передового полка, один из них бросил на ходу: "Идут, сейчас начнётся". Что начнется, он уточнять не стал - и так всем было понятно. Поднявшись на бугор, на котором расположился Динзан, командир разведчиков (его имя в тот мо­мент вылетело у вождя из головы) сказал: "Бидлонтиты совсем близко, к полудню будут здесь".
   -Сколько их? - спросил вождь Холмов.
   -Несколько тысяч, нам некогда было их считать.
   -Ладно, ступай к своим - Динзан махнул рукой и, разведчики, тяжело ступая, направились на левое крыло, где стояли ворги.
   После появления разведчиков наступила такая тишина, что слышно было, как стрекочут в траве кузнечики. И в наступившей тишине постепенно начал нарастать шум приближающихся вра­гов, а далеко впереди показались клубы пыли, стремительно приближавшиеся и вырастающие прямо на глазах. Вскоре можно было уже различить фигуры укульских воинов, окутанные пылью.
   Передовой укульский отряд остановился, не доходя нескольких полетов стрелы до передних рядов арнарульского войска. Страха при виде вооруженных врагов варвары не испытывали: перед ними стояло препятствие, заграждающее путь к добыче, только и всего. Один за другим подходили отряды укулов, сразу же становясь в боевой порядок, известный всем соседям - знаменитый укуль­ский клин. К полудню обе армии стояли друг против друга, готовые к бою.
   Постояв немного, укулы, издали пятью тысячами глоток воинственный вопль: "Хув-ва!!!" и броси­лись в атаку, размахивая мечами и боевыми топорами. Немытые волосы развевались на ветру, усы бились о доспехи, лица, покрытые красными и желтыми полосами, были искажены яростью.
   Динзан видел, как дрогнули, столкнувшись с укулами, передние ряды его войска, и вскоре они уже исчезли, погребенные яростно вопящей волной врагов. Укулы, смяв передовой полк (только несколько сотен человек сумели спастись, скрывшись в лесу на левом крыле - укулы их не преследовали), устремились дальше, но, столкнувшись с порубежниками и лофутами, останови­лись. Постепенно укульский клин развернулся в несколько линий, и теперь бой шел повсюду. На левом крыле стойко держались ворги, построившиеся подобно порубежникам. Варвары выстрои­лись, подражая нарангондцам, плотной стеной, но пастухам с каважей и лесным охотникам не хва­тало выучки динагонских порубежников, лофутских наёмников и воргов. И укулы громоздили горы трупов возле казавшейся несокрушимой щитоносной стены. Но в том то и дело, что только казавшейся - то один, то другой воин в нарангондском строю падал, его место в строю тут занимал следующий. На левом краю строя порубежников укулам удалось расширить прорыв до десятка щи­тов. Ардахору удалось затянуть прореху, однако в том месте образовался прогиб, выправляя строй, порубежники немного отступили. Укулы, ободренные успехом, усилили натиск. Ворги, стоявшие на левом краю, пока держались.
   На правом крыле неизвестный предводитель укулов бросил против лучников-северян и вор­гов, которыми верховодил Лумар, конный отряд, не меньше трёх сотен. Динзан представил, как всё это выглядит со стороны укулов: сейчас они легко сомнут пеших врагов и обрушатся на середину нарангондского войска. Разведать, что лежит перед ними, укулы поленились. И теперь жестоко за это поплатились: передовые десятки конников вязли в сырой земле, задние на них напирали. Ряды смешались. Варвары продолжали двигаться вперёд, но стремительность натиска была утрачена. Ко­гда укулы оказались на расстоянии полёта стрелы, зазвенели луки северян. И конница словно на­ткнулась на невидимую стену - люди и кони падали десятками, едва оказывались в пределах дося­гаемости лучников Лумара.
   Несколько десятков укулов всё же сумели выбраться на твёрдую землю и ударить по щито­носцам-воргам. Будь их столько, сколько начали свою атаку, они играючи разметали бы жидкую стену нарангондских щитоносцев, а так - на одного верхового укула приходилось по двое пеших нарангондцев. Десяток конных укулов исхитрились опрокинуть троих щитоносцев посреди правого полка и прорваться в ряды лучников, сея смерть. Люди Гремящих Ключей не растерялись, образовали широкий круг и перестреляли врагов. Строй был восстановлен. Уцелевшие укульские конники проскакали вдоль болота, вернувшись к подножью холма, где ещё оставались сотни две верховых варваров. Динзан был доволен - по крайней мере, укулы лишились половины своей кон­ницы и, когда вечером нарангондцам придётся отступать, трёх конных сотен порубежников и вор­гов должно хватить для боя с оставшимися вражескими конниками и для прикрытия отступающей пехоты.
   На левом крыле несколько десятков укулов вклинились между воргами и центром, и все большее число врагов устремлялось в стремительно расширяющийся прорыв. Динзан направил туда из резерва сотню под началом Ардага. Вскоре брешь в строю удалось закрыть: около сотни прорвавшихся укулов оказались окружены со всех сторон и перебиты, Ардаг попытался даже не­много потеснить укулов, но одной свежей сотни для этого было мало и, вскоре арнарульцы вновь начали медленно отступать под натиском вдвое превосходящих их врагов.
   Было ясно, что битва проиграна, и теперь главное вывести как можно большее число своих воинов из-под удара. Фонхорец с самого начала мало надеялся на благополучный для арнарульцев исход сражения и знал, как он поступит в этом случае - три оставшиеся запасные конные сотни, стоящие в лощине за холмом, он поведет в бой сам, прикрывая отход своей пехоты. Остается только решить, когда давать сигнал к отступлению. Хорошо бы дотянуть до сумерек, но сомни­тельно, чтобы арнарульцы продержались так долго: укулы дважды едва не прорвали динагонский строй, и только выучка порубежников Ардахора, быстро затянувших бреши, да то, что варвары тоже устали, на время отдалило неминуемый разгром. Солнце уже начало клонить к закату, но до ночи времени ещё много и, вряд ли арнарульцы смогут продержаться больше часа. Одно утешает - укулы понесли большой урон, так что завтра, подсчитав потери, они, скорее всего, повернут назад. А это значит, что десятки деревень, выселок и хуторов Арнарула будут спасены от разорения.
   На правом фланге укулы вновь пошли в атаку через болото, устилая свой путь собственными телами. Они двигались пешим строем, плотно сбив ряды, укрывшись щитами, но шли они куда медленнее конницы и, у лучников-северян было достаточно времени выбрать себе цель и точнее прицелиться. Наконец, потеряв до сотни убитыми, укулы сошлись с людьми Белого. Северянам пришлось убрать луки и взяться за копья.
   Фонхорец бросил взгляд на центр и левое крыло - здесь всё было без перемен - лофуты, по­рубежники и ворги медленно отступали под натиском почти вдвое превосходящего врага.
   Динзан уже приготовился командовать отступление, когда его чуткий слух уловил какой-то шум, примешавшийся к привычным звукам битвы. Исходил этот шум с правого края. Поворачивая голову в ту сторону, вождь Холмов понял, что звук этот - вопли ужаса. Именно вопли - на крик это не походило. Укулы на правом фланге прекратили наступать, бой затих.
   "Дархават, беги, узнай, что там происходит!" - приказал он подростку, бывшему при нём на посылках. Мальчик кивнул и помчался вниз по склону холма, высоко вскидывая обутые в лапти ноги.
   К этому времени укулы на правом крыле арнарульского войска побежали, не переставая пронзительно вопить. Воины Лумара тоже вели себя непонятно: вместо того, чтобы преследовать бегущих, они стояли, опустив оружие, и даже пятились назад от одиноко стоящего между ними и укулами светловолосого воина. "Лумар" - подумал почему-то Динзан, хотя среди бившихся на пра­вом крыле и кроме него было не мало светловолосых.
   Постояв немного, светловолосый воин медленно двинулся вперёд. Нарангондцы, чуть по­медлив, последовали за ним. Вновь замелькали стрелы, настигая убегающих.
   Достигнув края болота, светловолосый отклонился в сторону и поймал укульского коня, бродящего у опушки. Вскочив на лошадь, он на полном скаку врезался в гущу бегущих укулов. Толпу рассекло на две части - около сотни дикарей шарахнулись от одинокого всадника в сторону недалёкого леса, а большинство отступило к центру, смешав ряды своего серединного полка. Те­перь паника стала передаваться и остальной части укульского войска. И хотя в середине и на левом крыле дикари в бегство не обратились, натиск их ослаб.
  
   Лумар-Белый смотрел на медленно идущих по болоту укулов, десятками падавших под стрелами северян, но, тем не менее, неуклонно приближающихся. Наконец, первые укулы достигли Людей Гремящих Ключей, и тем пришлось взяться за копья. Высокий укул в рогатом шлеме воз­ник перед Лумаром, тот едва успел отразить щитом удар боевого топора, а затем ударил варвара мечом по голове. Шлем, не выдержав, раскололся, брызнула кровь, и укул рухнул у ног Белого. После этого укулы лезли один за другим, и он едва успевал рубить и отражать удары. Медленно, но неуклонно укулы теснили Людей Гремящих Ключей. Предводитель левого крыла не знал, что тво­рится в других местах, но догадывался, что и там не лучше.
   Лумар отбил очередной удар, нацеленный в его голову, и собирался нанести ответный, ко­гда случилось это. Перед глазами его словно что-то вспыхнуло, на какое-то время он потерял па­мять. Когда он снова обрел способность видеть и слышать, то перед ним по-прежнему был укул с искаженным яростью лицом, из-за чего Лумар понял, что прошло всего лишь несколько мгновений, иначе он был бы уже убит.
   Внезапная ярость и страх охватили вдруг Лумара, и... О дальнейшем каждый из Людей Гре­мящих Ключей рассказывал разное. Кому привиделся красный дракон, извергающий огонь; кто-то увидел, что Белый вдруг вырос до самого неба; а некоторые готовы были голову отдать на отсечение, что своими глазами видели, как с рук Белого срывались молнии, на смерть поражающие врагов. Что же видели укулы, осталось неизвестным, поскольку большинство их погибло, а от тех, которых после боя отловили в окрестных лесах, ничего кроме бессвязного бормотания и скулежа услышать не удалось.
   Как бы там ни было, но сначала испугались все: и укулы, и Люди Гремящих Ключей. Пер­вые побежали, спасаясь, вторые остановились, в ужасе глядя на то, что творится с Белым. Они так и стояли бы, если бы не раздался непонятно откуда идущий голос: "Что вы стоите, глупцы, видите, враг бежит, бейте его, а ну, быстро!" И, повинуясь этому приказу, северяне двинулись за Белым (или тем, кто принял облик Белого, подумалось кое-кому), стараясь держаться от него подальше, убивая обезумевших от ужаса врагов, которые совсем не сопротивлялись. Голос раздавался еще дважды: первый раз, когда он приказал не преследовать отступивших к лесу укулов, и второй раз, когда велел сотням Агебы и Седого заходить в тыл основной массе укулов.
   Но всё это вождю Холмов стало известно после боя. А пока что...
   Из столбняка Динзана вывел голос Форолгара, сотника конных порубежников: "Выводить конницу в бой?"
   "Да" - ответил фонхорец - "Выводи своих на левое крыло. Пусть лофуты освободят проход".
  
   Укулы продолжали в панике бежать и, вождь понял, что битва каким-то чудом, кажется, выиграна. Северяне Лумара двинулись за светловолосым всадником влево, заходя в тыл врагам, бьющимся в середине с порубежниками.
   Динзан во главе конницы обрушился на правое крыло укульского войска. Врагов было по-прежнему больше, чем арнарульцев, но порубежники, воспользовались тем, что центр дикарей был смят бежавшими с левого края сородичами, и перешли в наступление, поддержанное воргами и ло­футами.
   Конники Динзана уже почти окружили сгрудившихся в центре поля дикарей, когда от под­ножья холма, служившего ставкой неизвестному предводителю варваров, ударил отряд верховых укулов, спасая пеших. Конные дикари ворвались в узкое - меньше двух полётов стрелы - пространство между всадниками во главе с Динзаном и Форолгаром и северянами-лучниками, мед­ленно охватывающих укулов справа под прикрытием жидкой цепи щитоносцев. Конные укулы хлынули по обе стороны от бегущих по быстро уменьшающемуся проходу сородичей, поворачивая на конных нарангондцев и лучников-северян. Почти все они здесь и полегли. Пастухи с каважей, может быть, умели верхом пасти коров и овец или колоть на скаку пеших врагов, но биться с кон­ным противником уменья им явно не хватало. И ворги с порубежниками играючи разделались с равным по численности врагом. Десятка полтора укулов повернуло назад, но большая часть их ис­чезла под копытами нарангондских коней. Бросившиеся против правого крыла арнарульского вой­ска укулы заставили щитоносцев плотнее сбить ряды, чем воспользовалось несколько сотен пехо­тинцев, успевших выскользнуть прежде, чем кольцо окончательно замкнулось. Конники же почти все полегли под стрелами Людей Гремящих Ключей. Все, кроме небольшой кучки во главе с ог­ромным воином в вызывающе роскошных доспехах, бросивших ставших бесполезными в давке ко­ней и присоединившихся к остальным. Динзан хотел схватиться с обладателем богатой брони, но круговерть боя унесла фонхорца мимо, навстречу северянам Лумара. Вот и сам он - тяжело дыша, стоит, опершись на меч.
   Конные нарангондцы замкнули круг, соединившись с лучниками. Началось медленное, но верное истребление.
   Когда солнце коснулось верхушек деревьев на западных холмах, варвары были почти полностью уничтожены, держалось только чуть больше двух сотен врагов, сплотившихся вокруг давешнего воина в роскошных доспехах, изрядно, впрочем, посечённых.
   Динзан, до этого наблюдавший за ходом истребления врагов со стороны, не выдержал и спешился. Вождь Холмов вышел в первые ряды своего войска. Нарангондцы при виде своего вождя ослабили натиск. Укулы тоже опустили оружие. Из их рядов вышел предводитель - тот самый бо­гатырь в богатой одежде. Всем было ясно - в бой вступили два вождя.
   Укул и Динзан стояли друг против друга, не решаясь напасть первыми. Наконец вождь Хол­мов взмахнул мечом, целясь в голову врагу. Тот легко защитился от удара, подставив боевой топор-каншу, а затем, резко оттолкнув Динзана, так что тот едва удержался на ногах, обрушил на фонхорца сокрушительный удар. Динзан сумел выскользнуть и, в свою очередь взмахнул мечом, целя в шею, между кольчугой и шлемом. Но укул вновь принял удар лезвием топора, на котором появилась ещё одна выщерблина.
   Что и говорить - противник Динзану попался достойный, у фонхорца даже промелькнула мысль - отступить, пускай верные арнарульцы завершат дело. Но фонхорская гордость и боязнь по­терять лицо и перед врагом, и перед своими не позволили сделать этого и, он с новой силой при­нялся наносить и отражать удары. Наконец укул, неосторожно подставил левый бок и, меч Динзана прочертил кровавую полосу по телу врага. Вождь дикарей ещё трижды взмахнул топором, но каж­дый последующий удар его был слабее предшествующего, чем вождь Холмов не преминул воспользоваться, нанеся удар по шее. В последний миг укул уклонился и, меч Динзана всего-на­всего сбил шлем с его головы. Укул слабел от потери крови прямо на глазах, это понимали все, и он сам в том числе. Дикарь смотрел на фонхорца, ожидая смерти. Но вождь Холмов, неожиданно опустив занесённый для удара меч, сорвал свой шлем и воскликнул: "Эркюльзе, друг, вот встреча!" Но Эркюльзе молчал, свирепо глядя на Динзана.
   -Эркюльзе, неужели ты не узнаёшь меня. Когда-то мы сидели у одного костра и делили но­чами ласки одной женщины.
   -Узнаю - зло бросил укульский вождь - Когда-то мы действительно были с тобой братьями, но с той поры много воды утекло в холодных ключах, что бьют на границе вечных снегов и верхних каважей. И не был ты в то время покровителем мерзких колдунов.
   -О чём это ты, брат - фонхорец недоумённо глядел на побратима - Видно, поражение и раны помутили твой разум.
   -Это твой разум помутился от зловонного дыхания нечистых духов, что гнездятся под твоим покровительством! - всё более распаляясь, крикнул укул.
   -Поистине, ты повредился в уме - растеряно произнёс Динзан - Какие духи? - и крикнул так, чтобы слышали все - Ты можешь уйти, Эркюльзе, я позволю уйти тебе и всем твоим сородичам в память о тех днях, когда на каважах мы были друзьями.
   -Мне ничего не надо от покровителя мерзких колдунов - крикнул Эркюльзе и добавил, пере­хватывая топор - Съешь волка! - В следующий миг он крутанул им вдоль земли, на уровне колен, намереваясь перерубить Динзану ноги, но тот подскочил на месте, прыгнув на топорище. Укул вы­ронил оружие, в гневе отскочил от фонхорца, выхватил из-за голенища кинжал и, окрашивая кро­вью вытоптанную траву, ринулся на стоящих полукругом нарангондцев. "Не стрелять, брать жи­вым!" - срывая голос, закричал Динзан. Но из глазницы Эркюльзе уже торчала, дрожа, стрела, пу­щенная кем-то из северян.
   Вождь Холмов, тяжело дыша, подошёл к мёртвому побратиму, встреча с которым оказалась столь нерадостной. "Что же с тобой случилось, брат мой" - произнёс он, склонившись над распростёртым телом укульского вождя". И через миг, распрямившись, сказал, обращаясь к укуль­ским воинам: "Я предлагал своему побратиму свободу. Ему и всем его сородичам. От слов своих я не отказываюсь. Все, кто принадлежит к дздруге Росомахи, получают свободу. Можете идти куда угодно. Правда, не обещаю что, если вы попадётесь моим воинам ещё раз, вам удастся вновь спа­стись. Укулы получают свободу счёт моей доли в добыче" - пояснил он своим воинам, стоящим по­близости.
   Стоявший ближе всех к Динзану рыжеволосый укул со свежим шрамом в половину лица сказал: "Я тебя узнал, на каважах тебя звали Врарх. Тогда Эркюльзе был простым охотником".
   -Я тоже узнал тебя, Лурхяльзе - ответил Динзан - Прежде чем вы уйдёте, я хотел бы погово­рить с тобой. На Верхних каважах многое изменилось с того времени, когда я бродил по ним. Хоте­лось бы узнать, что именно. Но это позже. А пока бросайте оружие, укулы, если желаете жить.
   Дикари принялись бросать оружие. Сразу же они разделились на две части: сородичей Эр­кюльзе и остальных, которых тут же вязали и сгоняли в тесную кучу.
   Бой был окончен. Победители занимались своими делами. Ворги вязали последних пленных, Люди Гремящих Ключей ловили арканами укульских лошадей, бродящих на опушке. Конные пору­бежники и ворги под началом Форолгара ушли преследовать уцелевших укулов. Пешие порубеж­ники добивали тяжело раненных дикарей. На левом крыле лофуты рубили головы убитым врагам и принялись танцевать танец отрезанных голов - паго-паго, у других варварских племён именуемый чардамакой. К лофутам присоединились укулы из числа воргов и порубежников. Особенно старался маленький юркий лофут, насколько помнил фонхорец, сородич старейшины. Вообще-то, паго-паго принято танцевать с головой, отрубленной у живого врага, но рынки рабов в Вандарконноте и Вор­гахуме, где за здорового пленного можно было получить полновесной монетой, смягчили нравы варваров, и теперь голов лишались мёртвые побеждённые.
   Динзан поискал глазами Лумара. Тот стоял в окружении десятка северян, с испугом смотря­щих на него. Из разговора двух воргов, один из которых бился под началом Белого, а второй - на левом крыле, фонхорец уже в общих чертах представлял, что произошло на правом фланге, при­неся динагонцам победу, и, подходил к Лумару с некоторой опаской.
   Белый стоял, широко раскрыв невидящие глаза. Опережая фонхорца, к командиру правого крыла подошёл лофут. Динзан с трудом узнал в нем Ядшакавата, лофутского старейшину. Тот был весь в крови - своей и чужой, левая половина лица представляла собой огромную рану. Лофут что-то говорил на своем языке. Вождь Холмов с трудом сумел понять, что Ядшакават приносит клятву верности великому воителю и чародею, стоящему пред ним, и просит позволить ему, Ядшакавату, и его сородичам служить Лумару пока Хозяин Пурги не позовет их в Ледяные Леса. Окончив гово­рить, Ядшакават протянул Белому кривой лофутский меч. Тот стоял и смотрел невидящими гла­зами сквозь старейшину.
   "Бери меч, Лумар" - сказал Динзан - "Приняв его, ты становишься хозяином над жизнью и смертью целого лофутского клана, а это не одна сотня воинов, и знай - лофуты редко подчиняются нарангондцам, только адрину приносят они клятву верности, так что ты теперь для них стал вро­вень с князем".
   Лумар по-прежнему стоял без движения, Потом он произнес едва слышно два слова, которые Динзан не понял, Лумар повторил их снова. На этот раз фонхорец понял, и его словно холодной водой окатило: "Грязные трупоеды" - вот что сказал Лумар, и сказал это на языке Древних Хозяев Запада. Из памяти Динзана всплыло, словно это произошло только вчера, произошедшее больше двадцати лет назад. Южная опушка Колдовского Леса. Он, Вейяхор - Ведьмино Отродье, тогда еще совсем молодой, потерявший всех своих соратников, всеми преследуемый, ища спасения от погони, решился просить убежища в Гиале, владении Прежних, среди народа своей матери, и слышит из уст высокого гиалийца, на чьем светящемся лице написано отвращение, те же самые слова: "Грязный трупоед. Убирайся прочь". И они все ушли, оставив его одного, и исчезли все тропы в лесу, кроме одной, веду­щей обратно, туда, где его ждала верная гибель.
   -Так ты гиалиец? - сипло спросил Динзан Лумара.
   -Грязные трупоеды, грязные трупоеды - продолжал твердить тот, не обращая ни на что вни­мания, затем он зарыдал, не переставая сквозь слезы повторять: "Грязные трупоеды, грязные тру­поеды".
   "Хорошо, хоть никто из этих дикарей не понимает гиалийского" - подумал Динзан, а вслух сказал, обращаясь к Ядшакавату: "Лумар общается с духами, которые предвещают новые битвы и победы, но также и гибель многих отважных сынов Севера, чью смерть он и оплакивает. Ядшакават, Лумару сейчас не до вас и ваших клятв, так что лучше повторите всё потом, когда он прекратит общение с духами. А вы" - крикнул вождь Людям Гремящих Ключей - "Возьмите Лу­мара и отнесите его в обоз, да не бойтесь, хватайте смелее, опасен он только для врагов!"
   "Он сейчас вообще не опасен, но, лучше, если все будут считать, что - опасен" - подумал фонхорец.
  
   Лумар сидел, обхватив голову руками, скорчившись, словно от боли. Хотя то, что происхо­дило с ним, было страшнее всякой боли: он был Лумаром-Белым, невежественным дикарем и убий­цей со слепой душой, пожирающим мясо убитых животных и гордящимся умением убивать, и од­новременно - Далагом, из народа Древних Хозяев Запада, для которого любая жизнь, даже жизнь грязного трупоеда, - священна, и чувствам которого доступно малейшее биение жизни. А может быть наоборот: он был Лумаром - лучшим бойцом на мечах во всем Арнаруле, лихим рубакой и любимцем всех Холмов, и в то же время - нечестивым колдуном из опасного и непонятного Леса.
   Обоим им было страшно: Белого страшило соседство с непонятным и, наверное, ужасным лесным колдуном. Далаг же был напуган тем, что он неожиданно оказался среди кровожадных ди­карей-трупоедов, вдобавок ко всему и часть его самого являлась таким же дикарём. И вот теперь в голове Белого-Далага кипела невидимая для окружающих борьба. Не в силах совладать с раздирающими его противоречивыми чувствами, Белый-Далаг потерял сознание. В беспамятстве он провалялся три дня, пугая криками на смеси нарангондского, наречия Людей Гремящих Ключей и совершенно незнакомого языка (знающий человек без труда бы узнал в нем гиалийский), сидевших все эти дни возле него Агебу и Ядшакавата, не участвовавших из-за ран в погоне за остатками уку­лов.
   Наконец утром 7-го числа Конца Лета он очнулся. Агеба и лофутский старейшина со стра­хом смотрели на Белого и облегченно вздохнули, когда тот, открыв глаза, сказал: "Долго я валялся? Что-то я проголодался". Перед ними был прежний Белый, немного грустный и как всегда невозмутимо спокойный. Выглядел он неважно, словно после тяжёлой продолжительной болезни, но скорость, с какой Белый управился с кашей и зачерствевшими лепешками, говорила, что скоро к нему вернется прежний вид.
   Лумар сидел и старался понять кто же он теперь: гиалиец, оказавшийся волей судьбы среди трупоедов, или воин из нфолы Динзана, бывший когда-то гиалийцем. Как не странно, теперь он не ощущал расщепления своего сознания - Лумар и Далаг слились в почти не раздельное единое целое. И хотя временами в голове путались воспоминания Белого и Далага, а ту его часть, которая принадлежала гиалийцу, шокировали кровожадные (с точки зрения Древних Хозяев Запада) мысли и воспоминания Лумара, теперь он не чувствовал ни страха, ни растерянности. Только лишь жуткая тоска по тому наивному и беспечному юноше из Гиалы, рискнувшему однажды на закончившееся так печально одиночное путешествие по северным лесам до Данит-Гиала, чтобы оттуда добраться до заморской Ваярнии, владела им сейчас. Такие тоска и сожаление, что Лумар-Далаг едва не за­плакал, но сумел сдержать слезы (благо скрывать свои чувства учили и Далага в лесной школе, и Лумара, жившего среди людей, с презрением относившихся к мужским слезам).
  
   В тот же день, после полудня начали возвращаться ушедшие в погоню за укулами воины. К вечеру в лагерь пришли последние две сотни во главе с Динзаном. Они гнали впереди себя десятка четыре пленных, немилосердно подгоняя их ударами кнутов и уколами копий. Пленные присоединились к восьми десяткам своих сородичей, сидящих со связанными руками под охраной лофутов, которые со скуки развлекались, поддевая куски конского навоза копьями и кидая его в укулов. Те воспринимали действия стражей с покорностью побежденных. "Прекратили бы вы это" - устало бросил вождь Холмов, проходя мимо. Лофуты ничего не ответили, но издеваться над плен­ными прекратили, возобновив прерванное занятие лишь, когда Динзан прошел мимо и скрылся из виду. Впрочем, судьба укулов мало волновала вождя, озабоченного предстоящей встречей с Лума­ром, которая немного страшила его. На втором месте были сородичи Эркюльзе, все эти дни проси­девшие под надёжной охраной самых верных динзановых воргов, больше ограждавших их от воз­можного насилия со стороны победителей, нежели карауля. В первую очередь, конечно, Лумар.
   Динзан подошел к гиалийцу, сидящему на телеге, склонив голову до колен, не без внутрен­ней дрожи. Те, кто знал его хорошо, могли сказать, что их бесстрашный вождь немного боится.
   -Ты сам то понимаешь, что тебе надо от меня? - вместо приветствия спросил Лумар, не под­нимая головы.
   Динзан молчал, не зная, что ответить.
   -Понятно, тебе хочется поговорить с Древним Властителем Запада, выяснить, почему тебе когда-то отказали в помощи в Гиале - сказал Лумар - Должен тебя огорчить: может, когда-то я и был гиалийцем, но теперь я трупоед. Такой же, как и ты - происхождение не играет роли. Если ты родился от гиалийцев, и воспитан в Гиале или любом другом оплоте Древних, то ты будешь гиа­лийцем. Однако даже если в твоих жилах нет ни капли трупоедской крови, но воспитан ты был людьми, ты - трупоед, да что там говорить - даже общение с трупоедами оскверняет Людей Света - жуткая тоска слышалась в словах Лумара.
   -Но Деревянный Меч... - начал Динзан.
   -Тот, кого вы называете Деревянным Мечом, был отщепенцем, так же как и я - безжизненно произнес гиалиец.
   -Но почему? - спросил Динзан - Почему вы отвернулись от людей, укрылись в своих владе­ниях, оставив нас самих выбираться из тьмы и невежества, вместо того, чтобы помочь?
   -Знаешь Динзан - сказал Лумар (Динзану тон гиалийца напомнил его самого, когда он иной раз что-нибудь снисходительно объяснял Лумару) - Так было не всегда. Были времена, когда гиа­лийцы не оставались безучастными к людским делам, но вряд ли тебе известно, что именно в людях видели Мудрые Древней Поры причину падения Бидлонта, и именно поэтому Древние Властители Запада отдалились от людей.
   -Но... - только и успел сказать фонхорец, вновь прерванный Лумаром.
   -Не спрашивай, почему Мудрые так решили - ответил тот - Всё равно этого просто так не объяснишь, да и все твои вопросы не ко мне - я уже не гиалиец, слишком много пролитой моими руками крови пробежало между мною и моими соплеменниками и слишком многое связывает меня с людьми, в конце концов, в Арнаруле у меня жена и дети.
   -Значит, ты остаешься среди нас? - уточнил Динзан.
   -Да, дин.
   -Сомневаюсь, что я надолго останусь твоим вождем, как бы вскоре нам не поменяться мес­тами - заметил Динзан.
   -Не знаю - уклончиво ответил Лумар - Все возможно. Власть меня мало интересует, но если придётся, я готов взвалить на себя её бремя.
  
   С соплеменниками Эркюльзе удалось поговорить только на следующий день. Сидели у ко­стра, пили терпкий отвар лесных трав. Говорил в основном Лурхяльзе.
   -Эркюльзе после того, как ты вернулся в нижние пределы, некоторое время по-прежнему портил девок и пил брагу. Но потом взялся за ум, стал большим вождём, водил наших с верхних ка­важей в нижние и средние, а то и в леса. Немало мы тогда взяли добычи. Но сам понимаешь, Росо­махи хотя и большая дздруга, но не самая сильная на верхних каважах. Волчьи дздруги сильнее нас. Потому Эркюльзе приходилось смирять свою гордыню.
   Потом, года два назад, он куда-то пропал. Кто говорил - прирезали его Красные Волки, кто - сгинул во время схода лавины в горах. Но месяца через полтора объявился. Живой и вполне невре­димый - только голова ободрана, но раны уже успели затянуться.
   С этого времени его словно подменили - раньше при первом удобном случае напьётся, и ни одну юбку мимо не пропустит. А теперь - пить пьёт только на общинных трапезах, на девок - вни­мания почти никакого. Потом - женился на дочери старейшины Чёрных волков. С той поры все пять Вол­чьих дздруг стали нашими лучшими союзниками. А там и все остальные на Верхних каважах под­чиняться стали. А Эркюльзе по-умному вести себя стал - где лаской да вежливым обхождением, где хитростью, где наглостью возьмёт. Народ оглянуться не успел, а он уже весь Верх под себя подмял, да и на Средних и Нижних каважах большим человеком стал. И среди лесных племён почётом пользовался.
   Ну вот, этой весной он сказал: "Настало время для великого дела. Пойдём на беловолосых. Большую добычу возьмём". Много народу собралось - девять тысяч с каважей, да тысяч пятнадцать лесных. На границе мы ловко порубежников в ловушку заманили. И без сопротивления двинулись дальше. Лесные и те, которые с нижних каважей богатую добычу взяли, а Эркюльзе всё куда-то нас гнал. Ну и пригнал - Лурхяльзе замолчал.
   -А что это за слова на счёт колдунов? - спросил фонхорец.
   -Ты ещё спрашиваешь - хмыкнул кавасаб - Да без чародейства вы бы ни за что нас не раз­громили. Как только ты, Врарх, с ним поладить сумел?
   -Если хочешь, можешь с ним познакомиться - сказал Динзан.
   -Да убережёт меня от этого Хозяин Пурги - Лурхяльзе машинально отодвинулся от фон­хорца, словно опасаясь, как бы тот не вынул колдуна из кармана.
   -Не хочешь - не надо - усмехнулся Динзан - Завтра можете уходить. Сейчас самое время - наши отряды вернулись, никаких других динагонских войск по всему востоку Динагона нет. Если повезёт, сможете добраться до своих кочевий. А если нет - вы сами выбирали свою судьбу.
  

Глава вторая. Вандарконнот

   Динагон медленно залечивал раны, нанесенные укульским нашествием. Возвращались на прежние места согнанные войной крестьяне, вновь открывали свои мастерские ремесленники, опять, как и прежде, стали ходить от селения к селению бродячие торговцы. В Вандарконноте Вал­дадин Дрибар, Великий Князь объявил о традиционном Осеннем Приёме, на который приглашались ныне люди, отличившиеся в отражении укульского нашествия. Динзан и Лумар были в их числе.
  
   Осенний Приём проходил в первых числах Середины Осени, потому в столицу выехали два­дцать пятого числа Начала Осени. К этому времени отряды арнарульцев и порубежников добили последних уцелевших укулов, разбежавшихся по лесам, а толпы беженцев, покинув холмы, рассыпались вереницами, тянущимися на север - к границе и на запад - в центральные данды.
   Возвращались, впрочем, не все: многие решили, что на родных пепелищах делать им нечего. И среди холмов Арнарула застучали топоры: вздумавшие остаться спешили до зимы устроиться на новом месте. О пропитании заботились меньше: Динзан, не упустивший возможности увеличить количество подданных, пообещал выделить всем новопоселенцам пропитание на зиму и зерно на посев. Теперь вождь Холмов думал, как бы ему исполнить обещанное, не притесняя своих старых соратников и Людей Гремящих Ключей: ничего однако на ум не приходило, видно придётся всё таки выгребать запасы у своих, какое бы это не вызвало неудовольствие.
  
   Путь двух вождей со свитой пролегал через пострадавшие от укулов земли восточного Дина­гона. Зрелище нельзя было назвать радующим глаз: деревни и выселки стояли разрушенными, па­лая листва жёлтыми и багряными пятнами покрывала черные груды обугленных брёвен, два месяца назад бывших избами динагонских смердов. Лишь кое-где на развалинах копошились уцелевшие обитатели.
   Трупы за последний месяц успели убрать: на околицах деревень вдоль дороги тянулись све­жевырытые захоронения, увенчанные Ветровыми Столбами - огромными сосновыми идолами с грубо вырезанными лицами Четырёх Братьев, каждый смотрит в свою сторону.
   Ближе к столице следов разорения встречалось поменьше: иные селенья совсем нетрону­тыми. Здесь крестьяне спешили поскорей убрать урожай.
   К Вандарконноту подъехали на девятый день пути, в полночь. Переночевали в южном по­саде, на постоялом дворе. Хозяин, нервно косящий в сторону белобрысый мужик лет сорока, по­ворчал, что заваливаются всякие, на ночь глядя, людям спать мешают, но видно было, что на самом деле он рад постояльцам - дела были не ахти - пока шла война, мало кто пускался в путь, да и потом обитателям Динагона было не до странствий. Что до чужеземцев, то они тоже не рисковали пересе­кать границ Динагона.
   Утром арнарульцы проснулись ни свет, ни заря, дабы привести себя в порядок: чистить ору­жие, мыть и расчёсывать коней, надевать парадное платье, подкручивать усы. Динзан придирчиво осматривал своих людей, отдавая распоряжения то одному, то другому спутнику что-либо изменить в его наряде, чтобы одежда соответствовала дворцовой обстановке. На конец, к обеду фонхорец счёл облик своих людей вполне подходящим для появления при дворе адрина Динагона.
   Во дворец отправилась половина из пятидесяти спутников вождей Холмов. Двадцать пять человек осталось на постоялом дворе.
   К дворцу адрина ехать надо было через весь город: от южных предместий, узкими вымо­щенными брусом улочками, по которым приходилось продираться, раздвигая прохожих ножнами мечей. Мимо Храмового Квартала, где на вершинах курганов, открытых дыханию Четырёх Братьев - Ветров, ярко пылали неугасающие костры.
   Лумар во все глаза разглядывал улицы и дома: ни северянину Белому, ни гиалийцу Далагу не приходилось видеть людских городов
   Улица, тянущаяся между курганами, заканчивалась у ворот в каменной стене, ограждающей Верхний Город, вяльд динагонских князей. Отсюда Вандарконнот был как на ладони - лепящиеся друг к другу двух-, трёхэтажные дома в центре, покрытые копотью дома и сараи ремесленных сло­бод, широко раскинувшиеся усадьбы южных и восточных посадов.
   Динзан легко соскочил с коня, его спутники последовали примеру вождя. Подойдя к опу­щенной решётке ворот, он ударил кулаком по стальным прутьям. В ответ на металлическое дребезжание откуда-то сбоку возникло недовольное лицо стражника.
   -Кто? По какой надобности? - неприветливо спросил воин.
   -По приглашению повелителя Динагона, владетеля Вандарконнота и Воргахума светлого Валдадина II Дрибара благородные господа Динзан и Лумардин из Арнарула со своими спутни­ками! - торжественно провозгласил Грильда Весельчак, исполнявший роль герольда. Спутники Динзана с трудом сохраняли невозмутимые лица - когда-то Грильда Весёлый Яйцерез не плохо по­гулял вдоль Улхамского большака. Тогда не одного благородного господина нашли с выпущен­ными кишками в придорожных зарослях. Но всё это было до того, как Яйцерез пристал к Динзану. Что поделать - очень уж у Грильды были представительный вид и зычный голос.
   -Подорожную - чуть более приветливо сказал стражник.
   Фонхорец молча протянул потрёпанный свиток, врученный им королевским гонцом, в кото­ром с кучей ошибок значилось, что "господа Динзан и Лумардин со свитой приглашаются адрином динагонским, властителем Вандарконнота и Воргахума, Валдадином Дрибаром, дабы получить за­служенные ими награды за отважнейшие деяния, совершённые ими во благо Динагона и к вящей славе Дрибаров". Предводитель воргов не отказал себе в удовольствии и подал подорожную так, чтобы стражнику пришлось из последних сил тянуться за ней через решётку.
   Повертев грамоту с минуту, страж вернул её Динзану, бросив куда-то в сторону: "Поднимай, порядок!" Впрочем, фонхорец был готов поклясться деревянным мечом Даргеда Убийцы, что стражник ничего не мог прочитать в силу полной неграмотности, поскольку двенадцать лет назад, когда Динзан служил динагонскому князю, малый этот, именуемый Граном, читать не только не умел, но и всех, кто уменьем этим владел, презирал, непонятно уж за что. Но, стоя на посту у ворот королевского вяльда, невежество выказывать было не с руки. Вот и приходилось Грану "читать" подорожные то поперёк листа, то вверх ногами.
   Посмеиваясь в душе над незадачливым стражником, который, кстати, так и не узнал его, вождь Холмов проехал длиной аркой, ведущей во внутренний двор крепости. На выходе узду коня услужливо подхватил подросток, из тех, которых бедные родители отдают в услужение влиятель­ным людям. Другие мальчишки приняли коней у спутников Динзана, уводя их направо. Конюшни за последние двенадцать лет не поменяли своего положения - всё так же в самом дальнем от покоев адрина углу крепости. Да, мало что изменилось в оплоте Дрибаров с тех пор, как фонхорец служил здесь десятником внешней стражи.
   Пройдя тесным крепостным двором (большую часть внутренностей вяльда занимали тол­стые стены, в которых располагалось всё необходимое хозяевам вяльда: конюшни, оружейные мас­терские, склады, кухни, жилища слуг и воинов) арнарульские вожди и их спутники достигли ка­менного крыльца дворца. Здесь их ожидал бессменный мажордом Дрибаров Андадас, рудухальский ральд - Валдадин предпочитал приближать к себе нищих приграничных дворян, видя в них, как и в воргах, противовес могущественной провинциальной знати.
   "Рад приветствовать достопочтенных господ" - мажордом расплылся в неискренней улыбке - "Когда-то господин Динзан служил нашему князю и, меня радует, что его меч вновь послужил и го­тов служить и дальше вящей славе Дрибаров". В отличие от Грана старый пройдоха помнил всех, кто когда-либо служил при дворе - память у него была просто удивительная.
   -Я тоже рад видеть тебя, Андадас - ответил фонхорец - И рад, что наши скромные усилия оказались замечены адрином.
   -Вас всего двадцать пять человек - мажордом обвёл спутников Динзана цепким взглядом - Кроме Динзана, один из вас Лумар. Ещё восемь человек - оруженосцы, герольды. Остальным при­дётся подождать в казармах - скучать славным мужам не придётся, для них будет устроено угощение со всеми доступными в Динагоне развлечениями.
   Динзан быстро отобрал восемь человек, идущих с ним во дворец. Остальные двинулись на право, к казармам.
   Десять арнарульцев двинулись вслед за Андадасом по узким и извилистым, на случай, если придётся отбиваться от ворвавшихся в вяльд врагов (впрочем, за четыреста лет, что стоит замок, та­кого не случалось) коридорам дворца, сопровождаемые равнодушными взглядами торчащих на ка­ждом повороте стражников. Коридоры, обычно едва освещенные редкими факелами, сегодня по случаю Осеннего Приёма были ярко озарены маслеными светильниками.
   Поднявшись по сглаженным тысячами ног ступеням длинной и узкой лестницы, вьющейся вокруг центральной башни дворца, они оказались перед резными дверями Зала Приёмов. Стоящие по бокам слуги услужливо распахнули створки дверей.
   Народу в зале было немного - в основном бедные провинциальные дворяне, прибывшие по­раньше - просто так, на всякий случай. Никого из них Динзан, проведший большую часть времени в столице и на рубежах Динагона, не знал.
   Арнарульцы заняли свободную скамью у восточной стены. Из окна напротив виднелись сверкающие на солнце снегом вершины Лофутских гор. По залу гулял сквозняк от настежь открытых окон, колыша пламя светильников. Постепенно прибывали гости. Многих из них Динзан знал - но они его нет, ввиду невысокого положения фонхорца в былые годы.
   Первым прибыл командир рудухальского рубежа Кувандас, в сопровождении многочислен­ной свиты из рудухальских и фуреленских дардингов и ральдов, первыми принявших на себя укульский удар. Среди них был и Ардахор, подошедший к арнарульцам и тепло поприветствовав­ший их.
   -Приветствую благородных господ - сказал сотник, вернее уже пятисотник.
   -Приветствуем тебя, Ардахор - ответил Динзан - Вижу, твоя служба не осталась без на­грады.
   -Надеюсь, что ваши усилия тоже не обойдут внимания - ответил порубежник.
   Следом за порубежными дворянами прибыл в сопровождении двух слуг и троих старших сыновей дрин Хаура Тиландас Храбрый, вставший во главе горстки ральдов и родственников на пути многотысячной орды варваров и, как ни странно, сумевший остановить их - положив почти всю свою дружину, сам весь изрубленный укульским топорами-каншами. До сих пор хаурской правитель прихрамывал на левую ногу, а правая рука его безвольно висела вдоль туловища. На левой же не хватало двух пальцев, из-за чего дрин получил новое прозвище - Трёхпалый. Тяжело пришлось хаурскому дрину, но дикари свернули с Хаурского большака, который вёл прямо на Вандарконнот, и предпочли грабить Шончар, Арвел и Лонанд, где они не встречали никакого сопротивления. И только на рубежах Улхама их встретила многочисленная и хорошо вооружённая дружина улхамского дрина, порядком, потрепавшая укулов и заставившая повернуть их назад. А кстати вот и сам Ирдаворг V Улхамский с многочисленной свитой. Спутники Ирдаворга, презрительно поглядывая на бедно одетых провинциалов, заняли скамьи напротив арна­рульцев.
   Затем приглашённые повалили непрерывным потоком: предводители порубежников с запад­ных границ и провинциальная знать, столичные аристократы и жрецы Четырёх Братьев, вожди за­мирённых укульских кланов и дальние родственники великокняжеского дома.
   Наконец двери Зала Приёмов бесшумно закрылись за последним гостем. Из неприметной двери позади возвышения с троном появился Великий Князь Валдадин II Дрибар и торжественно прошествовал на трон. Трубы грянули неизменное: "Слава Князю! Слава Властелину!" Приём на­чался.
   К трону подходили в установленном порядке: сначала члены княжеского дома - потомки деда и прадеда Валдадина II, вслед за ними - правители дандов. А уж потом все остальные, в пер­вую очередь - проявившие наибольшую доблесть в отражении укульского нашествия. Выкликивали их в том порядке, в каком они встретили врага, потому первым подошёл к трону и преклонил ко­лени Кувандас. За ним - Тиландас Хаурский. Очередь предводителей из Арнарула подошла нескоро.
   Когда мажордом выкрикнул: "Благородные господа Динзан и Лумардин из Арнарула!", мо­нотонный гул негромких разговоров, ведшихся между гостями, стих. Взгляды всех присутствую­щих обратились на идущих по затоптанному десятками сапог ковру вождей арнарульских холмов. Без сомнения они были героями сегодняшнего Приёма, ибо никому другому не удалось, не только остановить дикарей, но и на голову разгромить их.
   В мертвой тишине (слышно было, ржут в конюшнях лошади, и шелестит ветер в вершинах деревьев у стен замка) фонхорец и гиалиец прошагали к княжескому трону и, остановившись в трёх шагах от него, преклонили колени согласно этикету.
   -Рад приветствовать благородных господ... Динзана и Лумардина - сказал Валдадин - Лёгок ли был ваш путь из Арнарула в Вандарконнот?
   -Нам не на что жаловаться - учтиво ответил Динзан - Дорога была спокойна. Только одно наполняло наши сердца горечью - вид разоренья, учинённого укулами.
   -Надеюсь, вы хорошо устроились - сказал адрин.
   -Мы остановились в посаде, В Крыльях Нара" - подал голос гиалиец - Отличный постоялый двор. Здесь нам тоже не на что жаловаться.
   -Раз у вас нет жалоб, то, думаю, самое время услышать о том, как вы одолели варваров.
   Говорил в основном Динзан, Лумар лишь изредка вставлял пару слов.
   Фонхорец бодро и уверенно рассказал, как стояли его воины, сколько было порубежников, сколько - лофутов, сколько - его людей: воргов и северян. Подробно описав начало и разгар боя, вождь Холмов ловко ушёл от деталей разгрома укулов. Со слов Динзана выходило, что укулы по­бежали, устрашённые натиском Лумара. Валдадин, наверняка знающий, как было дело, молча ки­вал, делая вид, что поверил Динзану.
   Когда фонхорец окончил свой рассказ, Валдадин некоторое время молчал, потом, кашлянув, сказал: "Хорош твой рассказ, вождь из Холмов Арнарула. Однако не услышал я одного: говорят, ты отпустил почти всех пленных варваров, и не только отпустил, но и вернул им оружие и лошадей. Так ли это?"
   -Да, повелитель - ответил Динзан.
   -Ты сам признался в том, что отпустил на свободу врагов Динагона - голос адрина зловеще разносился по Залу Приёмов, гулко отдаваясь эхом от расписанных сценами древних сражений стен.
   Фонхорец скосил взгляд на стоящих по обе стороны гостей и придворных. Все выжидающе смотрели на короля и Динзана. По всем раскладам живыми арнарульцам из дворца не выбраться: почти никто из приглашённых в случае, если дело примет серьёзный оборот, вмешиваться не будет, но хватит и княжеских стражников. А если не хватит находящихся сейчас в зале, то из соседних па­лат набегут ещё.
   Динзан дерзко глядя в глаза князю (грубое нарушение придворного этикета!), начал: "Да, я вернул свободу бидлонтитам, пришедшим с Верхних каважей, ибо когда-то я жил среди этих лю­дей, и иные из них были моими побратимами. Тяжело и горько было мне узнать одного из них в предводителе варваров. А тем более скрестить свой меч с его топором. Тогда я пообещал ему жизнь и свободу - ему и его сородичам. Мой брат Эркюльзе погиб, поражённый безумием, но я не мог от­казаться от своего слова и отпустил пленных обитателей Верхних каважей.
   -Я понимаю тебя - чуть более мягко, чем прежде, сказал адрин - И думаю, что в этом по­ступке не было предательства, как кое-кто пытался меня уверить. На твоём месте любой поступил так же.
   -Лумандас! - обратился князь к стоящему справа приближённому - Бумаги готовы?
   -Да, повелитель - кивнул Лумандас.
   -Подай их мне - приняв свиток из рук придворного, Валдадин произнёс - подойди поближе, вождь Холмов Арнарула.
   Фонхорец подошёл вплотную к подножью трона.
   -Я, адрин Динагона, властитель Вандарконнота и Воргахума, правитель Вандарского домена, Приморской и Лофутской Марок и обоих Лофутвас, сюзерен всех двадцати дандов Восточного Княжества, Валдадин Дрибар, по праву, данному мне богами, жалую Динзана, фонхорца по происхожде­нию, человека благородной аганской крови, титулом дрина и дарую ему и его потомкам в вечное владение Холмы Арнарула, а также все земли, не принадлежащие ныне Динагонской ко­роне, кои будут приобретены любым способом в будущем. Встань, дрин Холмов - громогласно провозгласил князь, протягивая свиток фонхорцу.
   Динзан поднялся с колен под крики провинциальных властителей, приветствующих нового дрина - равного среди равных.
   -А теперь твой черёд, Лумардин - сказал правитель Динагона - Ты происходишь из северного племени, но цвет волос выдаёт кровь аганов - Динзан про себя отметил, что адрин, явно не дурак, сопоставив слухи о чародействе Лумара с его светлыми волосами, догадался о его гиалийском про­исхождении, но сейчас правитель Восточного Княжества делает вид, что принимает Прежнего за агана и ясно даёт показать другим, что и им следует поступать так же - И титул дардинга будет за­служенной наградой тебе.
   Среди придворных и приглашённых ко двору началось шевеление: если титул дрина для фонхорца был ожидаем и большинством одобряем, то пожалование в дардинги человека непонятного, может даже гиалийского происхождения, вызвал, нет, не недовольство (упасите Че­тыре Брата проявить недовольство решением Великого Князя), но недоумение.
   Лумар, теперь уже Лумардин, преклонил колено перед Валдадином, приняв из его рук гра­моту с пожалованием.
   -Владением тебя наделит - добавил адрин, когда гиалиец встал - Твой господин, владетель Холмов Арнарула.
   После Динзана и Лумара к трону были приглашены несколько провинциальных дворян, ко­торые довольствовались устной благодарностью князя, как и большинство остальных приглашён­ных - ни денег, ни земельных владений властитель Динагона всем отличившимся пожаловать не мог.
   Когда с колен поднялся, стряхивая пыль с потёртых штанов, последний приглашённый, Ан­дахор объявил: "К столу, господа!" Одновременно распахнулись двери, ведущие из Зала Княжеских Приёмов в Пиршественный Зал.
   Мажордом и его помощники суетились, рассаживая гостей по предназначенным для них местам. Как только все заняли свои места, трубы взыграли обычное: "Пей до дна! Пей до дна! Пей!" Князь поднял бокал с кроваво-красным вардинатурийским и, отсалютовав им, пригубил, подавая сигнал к началу пира.
   Динзану с гиалийцем достались места по правую руку от адрина, между младшим сыном князя Вилантуром и правителем Лофутской марки Эдагом Фальром - что само по себе была не ма­лая честь - сидеть рядом с княжичем и самым известным полководцем Динагона. Эдаг Фальр, круп­ный мужчина с квадратным лицом, выдающим кровь Дрибаров (он был внебрачным сыном Ванахиля, отца нынешнего князя), вот уже двадцать с лишним лет сидящий на границе с дикими лофутами, сразу же завязал разговор с Лумаром.
   "Славно вы нынче поработали в Арнаруле - одобрительно прогромыхал Эдаг - "Жаль, мне не удалось поучаствовать в летней войне. Сам понимаешь, арнарулец, за лофутами надзор нужен - чуть зазевался - обязательно полезут на земли княжества. Ты думаешь, почему они до сих пор не разгуливают как у себя дома под стенами Вандарконнота?"
   -Почему же? - вежливо поинтересовался гиалиец.
   -Да потому что я, Эдаг Фальр, слежу за тем, чтобы ни одна живая душа не пересекла наши с лофутами рубежи. Потому и пришлось мне ныне сидеть в предгорьях, когда укулы грабили восточные окраины Динагона.
   Лумардин вежливо кивал собеседнику. Ему были известны не простые отношения Восточного Княжества и горцев-лофутов. В своё время лофуты, воспользовавшись Господской Резнёй, захватили часть динагонских владений. Затем попытались то же самое проделать с Эрхаэлдом, но там они получили достойный отпор. Когда в Динагоне окончилась усобица, правители двух княжеств объединёнными силами не только загнали горцев обратно в горы, но и захватили часть исконно лофутских земель. На отвоёванных землях была основана Лофутская Марка и два данда, принадлежащих членам княжеского дома. Угроза со стороны лофутов, однако, осталась.
   И вот уже сто лет княжеские наместники сидят, то и дело сменяясь, в Марке, следя за тем, чтобы дикари не тревожили границы Восточного Княжества. Дело осложнялось тем, что немало лофутов осталось в пределах Марки, принеся клятву верности Дрибарам. И у всех их были родственники по ту сторону Лофутского рубежа. И не всегда во время приграничных стычек клятва князю перевешивала родственные чувства.
   Избавиться же от варваров было никак нельзя, ибо из этих усмиренных лофутов в значительной части состоит динагонская армия: они, как и другие варвары, поголовно умеют обращаться с оружием, в отличие от замордованных непосильным оброком и своеволием знати смердов и холопов Внутреннего Нарангонда. И в отличие от динагонского дворянства во внутренних усобицах лофуты верны оставались преданному адрину наместнику Марки, а не дринам и дардингам. Потому удержание лофутов в узде требовало от наместника Лофутской марки немалых хитрости, изворотливости и знания варварских обычаев. Эдаг Фальр, насколько было известно, в усмирении горцев весьма преуспел.
   -А знаешь - вдруг без всякого перехода заявил Эдаг - Я на тебя в обиде.
   -За что? - гиалиец недоумённо приподнял бровь.
   -Да просто из отрядов, стоящих на границе Марки и лофутских земель ушло несколько сотен мирных лофутов.
   -А я то здесь причём?
   -Да просто ходят слухи, что варвары со всего Динагона собираются к некоему храброму вождю, отличившемуся в отражении укулов.
   -Мало ли отличившихся в этой войне - ответил Лумар.
   -Конечно - согласился Эдаг Фальр - Правда, бидлонтиты приписывают этому вождю из Арнарула некие чудодейственные способности и именуют его э-баганом.
   -Мне об этом ничего не известно - произнёс гиалиец, радуясь, что в зале стоял такой шум, что слышно было только вблизи сидящего, да и то, если он кричит во всё горло - Пока ко мне ни один бидлонтит не приходил.
   -Вот именно, пока - сказал правитель Лофутской марки и переключился на стоящие перед ним яства.
   Если он так же уничтожал дерзнувших напасть на Динагон лофутов, то дикарям не позави­дуешь. В широко распахнутой глотке Эдага с ужасающей быстротой исчезали куски жареного и ва­рёного мяса с южными специями, рыба трёх сортов, пироги с ягодной и мясной начинкой, вино, пиво и брага. Вздохнув, гиалиец последовал примеру своего собеседника и обратил внимание на стол. Несмотря на показное причисление Лумара к аганам, слуги адрина позаботились о том, чтобы не оскорбить чувств гиалийца - перед ним не стояло ни одного блюда, приготовление которого тре­бовало бы умертвления живого существа. А перед Динзаном стояли только рыбные блюда - ни од­ного мясного. Хотя Лумар точно знал, что фонхорец за годы, проведённые в Нарангонде, расстался с предрассудками своего народа насчёт мяса теплокровных.
  
   Пир закончился далеко за полночь. Отяжелевшие от обильной еды и не менее обильной вы­пивки гости в сопровождении стражников адрина (ночной Вандарконнот не самое безопасное место под Двумя Лунами) разъезжались по постоялым дворам, где остановились.
   Утром, завтракая в общей столовой на первом этаже постоялого двора, Динзан, Лумар и их спутники обсуждали вчерашний приём во дворце адрина.
   -Теперь я, друзья мои, не просто Динзан, ваш друг и вожак, а дрин Холмов Арнарула - гово­рил фонхорец - Так что прошу впредь обращаться ко мне, как того требуют приличия - не забывайте, что я теперь благородный Динзан, а вы - мои слуги. Хотя бы на людях. А ещё лучше - дабы привыкнуть - и между собой.
   -Ты лучше скажи, что это даёт нам всем, кто живёт в Холмах - сказал Арвах.
   -Ты забыл добавить - дрин - сказал Динзан, недобро сверкнув глазами.
   -Дрин - согласился Арвах - все предпочитали соглашаться с вождём, заметив такой блеск в его глазах.
   -Теперь, когда я стал дрином, Холмы считаются моим владением на вечные времена, и если кто-нибудь вздумает напасть на Холмы, то мы будем не одни. Если вздумает угрожать внешний враг, на помощь придут правители дандов и адрин. Если преемники Валдадина вздумают взять об­ратно его слова, то за нас вступятся правители дандов - из опасения, что их может ожидать подобная же участь. Ну а если кто-нибудь из дринов, тот же Хадча на пример, вздумает напасть на Холмы, то адрин вступится за нас, потому что ему не выгодно чрезмерное усиление кого-либо од­ного из дринов.
   -Хитро получается - усмехнулся Андахор.
   -Куда уж хитрее - согласился Лумардин - Хотя от нас кое-что потребуется взамен - напри­мер, выплата динагонских податей: поземельной, подушной, торговой, на содержание порубежной стражи.
   Разговор прервал хозяин гостиницы, ворвавшийся в столовую, весь дрожа, с бледным пере­пуганным лицом.
   -Господа - скороговоркой начал он (забыв "благородные") - там снаружи собралась толпа бидлонтитов, они требуют вас.
   -Кого именно? - перебил его Динзан.
   -Не знаю, говорят - великого вождя из Арнарула.
   -Разберёмся - сурово сказал дрин Холмов, отодвигая лавку от стола. Его примеру последо­вали остальные.
   Арнарульцы, вооружившись, спустились по скрипучему крыльцу во двор, на ходу обсуждая, что это за дикари и чего им надо. Особого страха никто не испытывал: их было пять десятков опыт­ных бойцов, вдобавок ко всему, они находились в столице Динагона, под зашитой князя.
   "Сомневаюсь, что это сородичи укулов, полегших на полях Арнарула" - говорил Динзан - "Укулы, конечно, соблюдают закон кровной мести, но не на столько же, что бы собираться толпой среди бела дня в столице страны, которую они грабили месяц назад. Скорее всего, кого-то из нас приняли за другого - может сородичи Хадчи, а может и его кровники. Здесь в Вандарконноте и окрест­ностях немало каншамов, среди которых найдутся и те и другие. Но в любом случае нам ничего не грозит - ни я, ни ты на укула не похож".
   Выйдя из ворот гостиницы, Динзан присвистнул от удивления: у ворот собралась толпа че­ловек триста. Никакой враждебности они не проявляли. Скорее, наоборот - на их лицах явственно читался интерес и восторженное ожидание чего-то.
   Лумардина, вышедшего следом за фонхорцем, встретил дружный лязг мечей и топоров о щиты и радостные вопли: "Э-ба-ган! Э-ба-ган!" "Лофуты" - понял дрин Холмов. Тут же он увидел стоящих в первых рядах Ядшакавата и маленького танцора. Да и лица некоторых других лофутов были знакомы ему по Арнарулу.
   Один за другим варвары подходили к Лумару, бросая под ноги ему оружие и произнося клятву бородой Хозяина Пурги и косой Снежной Девки. Гиалиец смотрел на них растерянно. Впро­чем, вскоре он оправился от удивления и приветствовал кидающих ему под ноги оружие улыбкой и словами: "Я принимаю твою службу, воин". Незаметно гиалиец оказался отделённым от остальных арнарульцев толпой лофутов.
   Динзан стоял, стоял, а потом сказал: "Нечего стоять, пойдёмте, а то завтрак остынет" - и, повернул во двор, крикнув гиалийцу - "Лумар, смотри, чтобы твои бидлонтиты не разнесли Вандарконнот на куски!"
   "Постараюсь!" - грустно ответил тот голосом, едва слышным за воплями лофутов.
   Из окна Динзану было видно, как лофуты, окончив кидать под ноги Лумару свои короткие мечи, двинулись по улице в сторону вяльда, неся своего э-багана на высоко поднятых руках.
   "Грильда! Эдаг!" - крикнул фонхорец - "Отправляйтесь в город, смотрите, что происходит. Мне всё это очень не нравится, эти восторженные лофуты. Даже если они не устроят беспорядков, всё равно шум будет изрядный. И князю всё это очень не понравится. Особенно после того, как я отпустил с миром почти сотню кавасабов".
  
   Весь день арнарульцы провели в тревожном ожидании. Хозяину Динзан приказал говорить, что постояльцев нет. Правда, это оказалось ненужным - никто их не беспокоил.
   Грильда с Эдагом Бородой вернулись затемно. Увиденное ими было тревожным: к лофутам присоединилось много бидлонтитов - лонгаворгов, укулов, случайно оказавшихся в Воргахуме эс­варгов из Барэлда и Эрхаэлда. Всего варваров набралось около тысячи. Они прошлись по улицам до вяльда, затем свернули в ремесленные посады, кое-где вспыхнули драки с горожанами, хорошо - обошлось без убитых. Возле Храмового квартала едва не начался бой с высланными для усмирения беспорядков дружинниками. Но Лумару удалось развести бидлонтитов и воинов адрина. Затем гиа­лиец увёл своих почитателей через восточные предместья за город.
   Под утро вернулся сам Лумардин.
   -Свалились на мою голову эти дикари - бросил он устало, садясь на скамью в столовой - И ведь нельзя отказаться от их мечей, это будет настоящим предательством. А возглавить их - значит развязать войну в Динагоне, да и не только - по всему Нарангонду и сопредельным землям - от Фон-Хора до Верхних каважей.
   -Почему ты так решил? - удивился Динзан.
   -На мгновенье будущее открылось мне - ответил гиалиец - И будущее это было кровавым. И ничего нельзя изменить. Я словно щепка, захваченная водоворотом. Всё, что я могу сделать - поко­риться единой воле тех, кто собирается вокруг меня. Или уничтожить себя.
   -Ну, этого делать нельзя ни в коем случае - сказал фонхорец - Война всё равно разразится, только у тех, кто поверил тебе, не будет вождя.
   -Они верят не мне, а в меня - горько усмехнулся Лумардин - Не знаю, что ожидает нас в бу­дущем, всё закрыто кровавой пеленой.
   -Не будем об этом - прервал его Динзан - Скажи лучше, чем всё сегодня закончилось.
   -Я вывел их из города, сказал, что сейчас не время собираться всем вместе. Велел им разой­тись, а когда я приду в Арнарульские Холмы, прийти ко мне, в Поляну. Несколько человек, Ядшакават в том числе, будут дожидаться меня в Вандарконноте. Они примкнут к нам, когда мы выедем из города. Сейчас они прячутся где-то в бидлонтитских предместьях.
   -Это правильно, теперь будут искать зачинщиков сегодняшних беспорядков. Что теперь бу­дет - простонал Динзан - Как нам теперь перед адрином оправдываться: сначала я пленных кавасабов отпускаю, теперь ты собираешь вокруг себя орду бидлонтитов.
   -Думаю, всё не так серьёзно, как тебе кажется - успокоил своего друга гиалиец - адрин не столь подозрителен, как он старается показать окружающим. Хотя, конечно, следует просить его о встрече, дабы объясниться.
   -Так и сделаем. Завтра, точнее уже сегодня, я поеду и поговорю с Андадасом о новой ауди­енции у короля.
  
   Утром Динзан в сопровождении нескольких воинов поскакал к вяльду, приказав остальным, чтобы они, если он не вернётся к полудню, под началом Лумара выбирались из города, как придётся, и уходили в Арнарул.
   Вернулся Динзан намного раньше.
   "Лумар, поехали. Адрин даёт нам аудиенцию немедленно" - бросил он, едва войдя в общую залу, где сидели арнарульцы - все до одного в полном вооружении. Другие постояльцы, и без того немногочисленные, с утра успели съехать от греха подальше.
   До княжеского замка они добрались намного быстрее, чем в первый раз - лошадей арна­рульцы гнали изо всех сил. Несколько раз их останавливали патрули княжеских стражников, но, увидев подорожную, пропускали дальше. На этот раз Динзан с Лумаром и семеро сопровождающих подъехали не к главным воротам, а к боковому входу, для всадников не предназначенному, где их ждал мажордом с десятком вооружённых слуг. Лошадей пришлось оставить снаружи. По узкой и темной лестнице они поднялись в небольшой зал, из окон которого виднелись восточные предместья.
   "Далее пойдут только господа Динзан и Лумар" - сказал Андадас - "Остальные подождут здесь". Далее пошли вчетвером - впереди Андадас, за ним - фонхорец и гиалиец, замыкал шествие звероподобный детина, несмотря на аганские светлые волосы и высокий рост, больше смахиваю­щий на дикаря, чем все внутренние и внешние бидлонтиты вместе взятые.
   -Андадас, ты что, ведёшь нас в библиотеку? - спросил Динзан, узнав, наконец, дорогу.
   -Библиотека ни чем не хуже и не лучше других помещений дворца - ответил мажордом, не оборачиваясь.
   В библиотеку, впрочем, Андадас их не повёл - он толкнул дверцу в двух шагах от библио­теки. Сколько Динзан здесь ходил многие годы назад, она всегда была надёжно заперта на солидный врезной замок. Они оказались в небольшом помещении с задней стеной, забранной пор­тьерой. Посреди комнаты стоял стол с несколькими массивными стульями вокруг.
   "Подождите, Великий Князь сейчас придёт" - сказал мажордом и вышел, оставив друзей в компании звероподобного слуги.
   Когда адрин появился, они не заметили - просто только что его не было, а теперь он, стоя у слабо колышущейся портьеры.
   -Ультар, оставь меня наедине с гостями - приказал правитель Восточного Княжества. Слуга вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
   -Садитесь, господа - князь кивнул на стулья. Дождавшись, когда гиалиец с фонхорцем зай­мут места за столом, он сел напротив них.
   -Вчера вечером мне сообщили странные известия - начал адрин - Достопочтенный Лумар собрал вокруг себя толпу бидлонтитов из числа тех, что обитают в пределах Динагона, и устроил беспорядки в Нижнем городе. Я желаю выслушать объяснения.
   -Тебя ввели в заблуждение, государь, желая того или нет - ответил Лумар - Вчера утром возле "Крыльев Нара" собрались бидлонтиты, желающие увидеть меня. Потом они пошли по го­роду, и я был с ними, по мере сил предостерегая их от опрометчивых поступков.
   -Для чего же они хотели увидеть тебя? - спросил князь
   -По их мнению, я э-баган, то есть... - гиалиец замялся.
   -Не надо мне объяснять, кто такой э-баган - перебил его Валдадин - Лучше объясни, почему они решили, что ты - э-баган.
   -Потому что в битве на границе Холмов и Равнинного Арнарула я проявил Силу, принёсшую нам победу - ответил Лумар, спокойно глядя князю в глаза.
   Динзан похолодел: не стоило смотреть адрину в глаза - не мало народу в своё время лиши­лось головы за слишком пристальное разглядывание лица Валдадина. Но князь не обратил на это никакого внимания - с каменным лицом он встретил взгляд гиалийца. Краткое мгновение, показавшееся фонхорцу вечностью, повелитель Динагона и Лумар смотрели друг на друга. Первым отвёл взор гиалиец. По лицу князя мелькнула тень довольной усмешки - не каждому доводилось играть в гляделки с лесным колдуном, да ещё и выиграть. У Динзана отлегло от сердца - правитель Восточного Княжества, довольный тем, что переглядел Прежнего, не разгневался, а наоборот - по­веселел.
   -До меня доходили интересные подробности битвы в Арнаруле, но я не склонен был им очень верить - нарушил молчание адрин - Давно Гиала не выходила за свои рубежи.
   -Она не вышла и на этот раз - ответил Лумар - Я давно уже не имею никакого отношения к Гиале, я - изгнанник, живущий среди людей.
   -Но сила осталась при тебе. И вокруг неё собираются бидлонтиты - щека Валдадина нервно дёрнулась.
   -Я в этом не виноват - устало бросил гиалиец, подперев ладонями подбородок - Более того, наоборот, я постараюсь, чтобы бидлонтиты, доверившиеся мне, не обрушились на Три Княжества.
   -Меня не волнует судьба Барэлда и Эрхаэлда - ответил князь.
   -Напрасно - возразил Лумар - Все три княжества неразрывно связаны друг с другом. И война в Динагоне перекинется в Эрхаэлд и Барэлд. И наоборот. А если пламя междоусобицы разгорится по всему Внутреннему Нарангонду, то и бидлонтиты Внешнего Нарангонда в стороне не останутся, да и Фон-Хор с Дзунглой окажутся втянутыми в бойню. А там и Дзанг вмешается.
   -Ты ещё вспомни Морскую Империю и Горное царство - перебил гиалийца адрин
   -Так оно и будет - согласился Лумар - Морскую Империю и Горное Царство беда не минует, и южных и восточных соседей Дзанга.
   -Допустим, так оно и будет - нетерпеливо сказал Валдадин - Но меня заботит не отдалённое будущее далёких от рубежей Динагона земель, а то, что может случиться в моём государстве, в моё правление.
   -Не такое уж это и далёкое будущее - грустно улыбнулся гиалиец и добавил - Сила, которая подчиняет меня, безудержна и не знает границ, но я постараюсь всё же если не обуздать, то хотя бы направить её в наиболее безопасную для всех сторону.
   -Что за сила? - подозрительно переспросил Валдадин.
   -Воля и желания многих тысяч людей, что верят в своего э-багана - буднично произнёс Лу­мар - Эти люди живут по всему Нарангонду - как внутреннему, так и внешнему. Они пашут землю, куют железо, и все они хотят одного, даже не осознавая этого - чтобы никто не мешал им жить так, как они сами хотят, никто - ни дрины, ни дардинги, ни адрины, ни жрецы Ветров. И если среди про­стонародья найдётся достаточное число толковых предводителей, то может статься так, что всем благородным придёт конец.
   -За такие речи при большом стечении народа тебя бы, гиалиец, ожидал полёт со звонницы Четырёх Братьев.
   -Я не настолько безумен, чтобы говорить такое принародно. Мне и голову не придёт пропо­ведовать идей "Детей Грозы". Может быть, моим последователям и сторонникам и удалось бы ис­требить всех благородных, но ничего бы не изменилось, разве что стало бы ещё хуже: место преж­них господ займут новые, худшие во всех отношениях. Во-первых - потому что более невежествен­ные и грубые и менее сведущие в делах управления страной и отдельными дандами. Во-вторых - они будут стремиться овладеть всем тем, чем владели прежние господа по праву, освящённому ве­ками, и чем они овладели по праву длинного меча. В-третьих - они будут более чем нынешние гос­пода бояться тех, кто сможет свергнуть их и, следовательно, начнут ещё сильнее угнетать и притес­нять подданных.
   -Теперь тебя, гиалиец, можно записывать дабы речь твоя послужила доводом против всех, кто покушается на существующий порядок вещей - усмехнулся Валдадин - Только одного я не по­нял - кто такие "Дети грозы"?
   -Извини, правитель, я не подумал, что это за древностью малоизвестно среди людей. Когда Дзанг был ещё Бидлонтом, а аганы жили по обе строны Быстрой реки, среди простонародья девяти княжеств распространилось учение, согласно которому все люди равны, и всё необходимо поделить поровну между всем жителями страны, а тех, кто будет сопротивляться этому, следует убить. На­верное, "Дети грозы", как сами они себя называли, за пример взяли гиалийцев. Они организовали несколько восстаний в южных и восточных княжествах Бидлонта. Когда Железный Повелитель воз­главил восточных аганов в походе на Бидлонт, "Дети грозы " вступили с ним в союз, что ускорило падение западных владык. После своей победы Железный Повелитель расправился с "Детьми грозы", но часть их уцелела. Со временем они превратились в закрытое для посторонних общество. Фанор Мунд, первый император II Империи, был, кстати, из предводителей "Детей грозы". Затем общество превратилось в некоторое подобие личной гвардии императоров, которая погибла в вой­нах и смутах последних лет II Империи.
   -В наше время смутьянов хватает и без этих "Детей грозы" - сказал правитель Динагона - Не знаю почему, но тебе, гиалиец, я верю. Может быть, потому что надо же кому-нибудь верить во­обще - Валдадин сидел, ссутулившись. Теперь он более походил на сгорбленного годами и непосильным трудом смерда, нежели Великого Князя Восточного Княжества, в коем игрой случая вновь воскресло величие династии, семь веков правившей сначала Эрхаэлдом, а затем и Динагоном, династии дважды объединявшей под своей властью весь Нарангонд, и даже, пусть на короткое время, но покорившей Дзанг. Династии, два с половиной века назад едва не сгинувшей во тьме, прервавшись в Срединном Княжестве, но вновь пустившей корни в Динагоне.
   -Да, я верю тебе, гиалиец - повторил князь.
   -Постараюсь оправдать твоё доверие, правитель - ответил Лумар.
   -Когда вы намереваетесь вернуться в Арнарул, господа? - спросил адрин, обращаясь на этот раз и к фонхорцу, всё время просидевшему немым свидетелем беседы короля и э-багана.
   -Завтра или послезавтра - ответил Динзан - Задерживаться нам не с руки, Арнарул требует нашей заботы, особенно сейчас, после войны. Но сначала необходимо повидаться со старыми зна­комыми и друзьями.
   -В этом вам никто не будет чинить препятствий - сказал князь - Если конечно кое-кто не будет собирать вокруг себя орды бидлонтитов - добавил он со смешком.
   Валдадин поднялся, давая понять, что аудиенция окончена, и исчез за тяжёлой портьерой. Обратный путь они проделали в полном молчании, в сопровождении звероподобного слуги.
   Спутники встретили гиалийца и фонхорца у дверей дворца. На лицах воинов читалась тре­вога. Увидев усталых, но умиротворённых вождей, арнарульцы успокоились. Динзан сказал: "Всё расскажем в гостинице. Поехали быстрее"
   За часы, проведённые в вяльде князя, город преобразился: княжеских дружинников стало значительно меньше, появились праздношатающиеся горожане, торговцы выставляли на прилавках своих лавок товары. В ремесленных слободах задымили мастерские.
   На постоялом дворе вождей нетерпением ожидали остальные. "Лумардину, похоже, удалось убедить князя Валдадина в том, что от нас не исходит угрозы Восточному Княжеству. Но всё равно, следует быстрее покинуть Вандарконнот." - говорил Динзан, сидя во главе сдвинутых в один ряд столов в нижнем зале - "Кто знает, что на уме у этих Дрибаров. Лумар считает, что князь полностью доверился ему. Но даже если это так, то ни что не мешает князю на завтра изменить своё отношение к вчерашним событиям. У Хадчи Арнарульца при дворе адрина могут оказаться друзья, которые готовы использовать любой повод для расправы над его соперниками, в которых превратились мы с Лумардином после того, как Валдадин своей рукой отрезал половину Арнарула в мою пользу.
   -Значит завтра готовиться к отъезду? - спросил Арвах.
   -Да - ответил Динзан - Завтра готовимся к отъезду. Выезд назначаю на послезавтрашнее утро. Заставы открываются после третьей стражи. Следовательно, после второй стражи всем быть готовыми к пути. Сегодня и завтра никому в город не отлучаться, кроме как по моему особому рас­поряжению. Всем понятно?
   -Всем - ответил нестройный хор голосов.
   -А теперь спать - скомандовал фонхорец.
  
   Гиалиец проснулся от ощущения присутствия кого-то в своей комнате.
   -Динзан, что случилось? - спросил он встревожено, угадав в стоящей в дверном проёме фи­гуре дрина Холмов.
   -Спустись в нижнюю залу, у нас гость - тихо произнёс фонхорец - Только не разбуди осталь­ных.
   -К чему такая секретность? - удивился Лумар.
   -Не знаю, ты сам его спроси.
   -Кого? - спросил гиалиец, натягивая рубаху.
   -Не знаю, он заявил, что разговаривать будет только с нами обоими.
   -Весьма загадочно.
   -Мне тоже.
   Стараясь не скрипеть, что было весьма трудно при рассохшихся досках лестницы, они спустились в нижнюю залу, служившую одновременно и харчевней.
   В углу, у окна, откинув голову на спинку кресла, сидел высокий молодой человек. В ярком свете двух лун отчётливо были видны длинные светлые волосы, обрамляющие волевое лицо; пря­мой нос и серые глаза, белки которых настороженно сверкали.
   -Добрый вечер, господин Лумардин - произнёс незнакомец - Меня зовут Андахор, я сын Ирдаворга Улхамского.
   -Что-то не припомню вас, почтенный, среди окружавших дрина Улхама людей на Осеннем Приёме - холодно заметил Динзан.
   -Разумеется - кивнул назвавшийся Андахором - Я внебрачный сын дрина Улхама, моя мать неблагородного происхождения. Потому отец, хотя и не устранился от решения моей участи, но предпочитал не выставлять меня на показ.
   -Допустим всё это так - по-прежнему холодно ответил фонхорец - Что привело вас, молодой человек, в эти стены в столь поздний час.
   -Вы, господа, отмечены милостью адрина Динагона. И по этой причине у вас появился враг - дрин Равнинного Арнарула, который жесточайше унижен и оскорблён тем, что его не пригласили на Осенний Приём, а также тем, что половина данда у него отобрана. Но Хадас Арнарульский по-прежнему силён. Равнинный Арнарул самое крупное владение Восточного Княжества. Улхам не в самых хороших отношениях с Хадасом. Адрин не станет вмешиваться, если два его верных вассала немного отщипнут от владений подданного, который в минувшую войну вёл себя не самым лучшим образом.
   -Ты предлагаешь напасть на Равнину? - спросил Лумар - Но это же внутренняя распря. Со времён Господской Резни такого не было.
   -При перевесе сил, если Улхам и Холмы объединятся, мы легко одолеем Хадаса - ответил Андахор - Особенно, если к воинам двух наших дандов присоединятся тысячи бидлонтитов, пре­данных господину Лумардину. Признаться, я был в отчаянии, когда узнал о вчерашних беспоряд­ках. Но слава Четырём Братьям, адрин спокойно отнёсся к вашему э-баганству, почтенный Лумардин.
   -Вам и это известно? - лицо фонхорца окаменело. Знающий его человек, увидев такое выра­жение на лице обычно невозмутимого вождя, испугался бы, но бастард, к своему счастью, не знал Динзана слишком хорошо. Потому он спокойно ответил:
   -У меня нет своих людей во дворце адрина - улхамец улыбнулся - Просто сегодня утром я заглянул в дворцовую библиотеку, перекинуться парой слов с Дандахором Хромоногим и посмотреть старинные рукописи. Хромоногий упомянул, что вчера в секретную комнату, что нахо­дится возле библиотеки, в которой адрин принимает гостей по самым щекотливым делам, приходили двое благородных господ. В одном из них он узнал своего старого знакомого-фонхорца, который когда-то, служа в княжеской гвардии, нередко заходил в хранилища летописей, будучи од­ним из немногих, кто интересовался древними рукописями, и даже помогал Дандахору спасать свитки от мышей и сырости. Я без труда узнал в этом фонхорце вас, уважаемый Динзан, а второй конечно - господин Лумардин. А раз после беседы с князем вас выпустили живыми из дворца, это значит, что он вам поверил. Кстати, уважаемый Динзан, что заставило вас покинуть Фон-Хор?
   -Молодой человек, я конечно понимаю, что вами движет чистое любопытство, но впредь прошу подобных вопросов не задавать - с трудом сдерживаясь, ответил фонхорец - Вы бы ещё спросили, бывал ли я в Гиале.
   Андахор хотел что-то сказать, но промолчал, с трудом выдерживая гневный взгляд Динзана.
   Гиалиец, разряжая накалившуюся обстановку, тихо рассмеялся: "Успокойся, мой друг, ты же видишь, что нашим новым знакомым движет вполне понятное любопытство. А сейчас ты сам его разжёг, упомянув про Гиалу. Теперь молодой человек мучается вопросом, бывал ты там или нет, да боится вновь разгневать тебя!"
   -А теперь хотелось бы узнать, как вы, многоуважаемый, мыслите себе ход предстоящей кам­пании? - перешёл к делу Динзан.
   -Между Улхамом и Арнарулом тянется давняя, уже четвёртый десяток лет, тяжба из-за Чальгавского леса. Лет пятьдесят назад это было совсем незаселённое место, по которому проходила граница между нашими дандами. Потом там стали распахивать землю и селиться вы­ходцы из Улхама, среди которых оказалось несколько ральдов-однодворцев, связанных вассальными отношениями с правителями Улхама. Некоторые из них живут ближе к Арнарульской стороне леса. На основании того, что там живут его вассалы, отец потребует от Хадчи Чальгавский лес и близлежащие деревни, где живут улхамцы. Укул, конечно, откажется. И тогда мы начнём войну. Я сейчас в Вандарконноте набираю наёмников, мой сводный братец Свангахор то же самое делает в Воргахуме. У меня есть почти две сотни, думаю ещё сотни две - полторы наберётся. С ше­стью сотнями солдат отца и почти тысячным ополчением из ральдов, шатов, дардингов и их слуг получится более двух тысяч человек. Надеюсь, мой братец наберёт в Воргахуме хотя бы сотню сби­ров. У Хадчи не более двух с половиной тысяч человек. У вас, уважаемые, наберётся не менее двух-трёх тысяч воинов.
   Я с вверенными мне войсками выступаю на Чальгав. Вы занимаете южные окраинные селе­ния Равнинного Арнарула. Думаю, за две или три недели всё будет закончено. Весь Равнинный Ар­нарул нам поделить между собой адрин, конечно, не позволит. Но от трети до половины владений Хадчи можно будет отхватить в свою пользу.
   -Довольно заманчивое предложение - произнёс Динзан - Особенно если Великий Князь бла­гожелательно отнесётся к нашим действиям. А что на это скажешь ты, Лумар?
   -Холмы Арнарула являются самым малолюдным дандом Динагона. А если удастся присое­динить к Холмам Синий Бор с прилегающими к нему деревнями и хуторами, население нашего данда вырастит почти в два раза. Сил у нас достаточно. В Холмах около тысячи воинов. Да и не­сколько сотен бидлонтитов придут по моему зову.
   -Уважаемый Лумардин слишком скромен - улыбнулся бастард - На ваш зов откликнутся не сотни, а тысячи варваров.
   -Хорошо, почтенный Андахор, можете считать, что Холмы Арнарула заодно с Улхамом - сказал фонхорец.
   -Подробности обсудим в Улхаме - сказал бастард - Надеюсь, уважаемые господа окажут честь улхамскому дрину своим посещением.
   -Конечно - ответил Динзан - Почему бы мне, недавно удостоившемуся титула дрина, не по­сетить властителя Улхама, потомка древнего и славного рода, дабы засвидетельствовать своё поч­тение к нему.
   -И когда же ожидать благородных гостей? - осведомился Андахор.
   -Мы выезжаем завтра утром - сказал дрин Холмов - Дней через пять, если в пути ничего не случится, мы прибудем в Коннот-Улхам.
   -Вынужден вас покинуть, господа - бастард поднялся со своего места - Всего хорошего, при­ятно было познакомиться и побеседовать с вами. До встречи в Коннот-Улхаме. - с этими словами незаконнорожденный сын Ирдаворга Улхамского перемахнул через подоконник и исчез в сырой промозглой темноте.
   Динзан подошёл к окну и захлопнул ставни.
   -Ну, как тебе сей полублагородный господин? - спросил он у гиалийца.
   -Признаться, я бы не отличил его от полностью благородного собрата, не скажи он сам о своём происхождении - усмехнулся Лумар - Ибо в стремлении урвать кусок у соседа он ничем не отличается от благородных и неблагородных господ всех кровей и мастей. Хотя в осторожности он превосходит большинство. Видимо, не совсем понятное положение сказывается. При равном соот­ношении сил предпочитает заручиться поддержкой кого-нибудь ещё. Впрочем, он ничего от этого не теряет - даже при самом удачном течении войны нам не грозит опасность передраться из-за спорных частей захваченных земель. Насчёт визита к Ирдаворгу Улхамскому - это серьёзно?
   -Серьёзнее некуда, надобно подробно обсудить всё с союзниками. К тому же у Ирдаворга Улхамского дочь на выданье - пятнадцатый год пошёл. А я теперь - завидный жених - властитель данда, отличённый милостью адрина, победитель укулов. Ну, хватит, пойдём спать. Завтра ещё раз всё обговорим. Только ни слова остальным - сказал фонхорец.
  

Глава третья. Дорога домой.

   Сборы в дорогу много времени не заняли, и большую часть дня спутники Динзана, изнывая от скуки, сидели в полном боевом вооружении в нижней трапезной и потягивали перебродившее пиво. С наступлением темноты спать никто не пошёл, кроме Лумара, который сказал, что не наме­рен терять зря время, и ушел в свою комнату. Спустился он только в конце второй стражи, когда остальные седлали коней.
   Хозяин постоялого двора, ёжась от предутреннего холода, произнёс: "Счастливого пути, господа!" и захлопнул надёжные ворота своего заведения.
   Недолгий путь от гостиницы до Шончарских ворот проехали молча. Только звенели конские подковы по мостовой. Добротные особняки стояли безмолвные и тёмные в предутреннем тумане, крепкие ворота везде наглухо закрыты.
   Вдоль высоких заборов, ограждающих усадьбы добропорядочных горожан, населяющих эту часть столицы, пробирались какие-то тёмные личности - часть ночного мира Вандарконнота, непо­нятного и опасного случайному путнику. При виде вооружённого отряда ночные тени растворялись в густом тумане, вжимаясь в едва приметные тени и закоулки.
   У ворот десятник стражи, дрожа от холода и сырости, небрежно заглянул в подорожную и махнул стоящему у поворотного рычага стражнику: "Поднимай, живее, не задерживай благородных господ!" Противно дребезжа цепями, решётка медленно поднялась. Арнарульцы по двое в ряд про­ехали арку ворот. Впереди лежала, прямая как тетива лука, дорога - Улхамский большак.
   Динзан и его спутники припустили коней. Уплывали назад желтые осенние холмы, мелькали деревни и хутора. К полудню остановились, дав отдых коням, а сами перекусили, не слишком обильно, дабы было не тяжело ехать потом. После привала поехали помедленнее, перейдя на рысь.
   На ночлег расположились в небольшой деревушке в нескольких сотнях локтей от дороги. Ночевали в вяльде местного ральда, с радостью принявшего на постой героев, имена которых были у всех на устах. Динзану с Лумаром отвели место в господских покоях. Остальным пришлось де­лить лавки и лежанки в тесной и вонючей людской с немногочисленными слугами хозяина.
   Утром продолжили путь мимо спешно отстраиваемых деревень, мимо сжатых полей, летних захоронений, уже успевших покрыться палой листвой. Ближе к полудню дорога углубилась в лес, отделяющий Коронные владения от Шончара. Лес был по осеннему времени голый и пустынный. Видно было на сотни локтей по обе стороны от большака. Но, тем не менее, несколько бидлонтитов словно из-под земли выросли на пути арнарульцев.
   Ядшакават, а с ним ещё пятеро, выбрались из придорожного оврага, сверху укрытого гус­тыми кустами, в которые нападало листьев с ближайших деревьев.
   -Приветствуем тебя, э-баган - произнёс старейшина - Мы дождались тебя, как и договарива­лись.
   -Приветствую и я вас, мои друзья - ответил Лумар - Надеюсь, что ваш путь был так же лёгок, как и наш?
   -Не стоит тебе, э-баган, так беспокоиться об одном из тех, кто верен тебе - уклончиво отве­тил Ядшакават - Каков бы не был наш путь до этого места, мы все в добром здравии добрались сюда.
   -Что с остальными?
   -Часть наших в Воргахуме дожидается твоего клича, чтобы прийти в Арнарул. Других я от­правил к нашим сородичам в Белые горы и Эрхаэлд. В Воргахуме тебя, э-баган, ожидают укулы из внутренних земель Динагона, а также лонгаворги: из самого Воргахума, с островов и с Лонгаворг­ского берега.
   -Сколько их там собралось, надеюсь не пять тысяч?
   -Нет, не более сотни, только посланцы от кланов - ответил лофут.
   -К сожалению, путь наш лежит мимо Воргахума - произнёс гиалиец.
   -Ещё, э-баган - старейшина помрачнел - В Арвеле и Шончаре, похоже на тебя и твоих спут­ников расставлены засады.
   -Люди Хадчи? - Динзан подался вперёд.
   -Нет - мотнул головой лофутский старейшина - Это явно беловолосые, причём не какая-то деревенщина, а столичные благородные. Наши, обитающие в Арвеле и Шончаре, говорят, что в по­следних числах Конца Лета появились какие-то люди, начали набирать отчаянных парней для ка­кого-то рискованного дела. Точно никто ничего не говорил, но из намёков и оговорок стало ясно, что надо сделать так, чтобы некие господа, возвращающиеся по Улхамскому большаку в Арнарул, пропали бесследно, будто их и не было никогда. По всем приметам выходит, это - ты и твои спут­ники. В Тагре собралось не менее пяти сотен головорезов - прямо под носом у шончарского дрина, а он спокойно на это смотрит, как будто, так и надо.
   Потом эти люди рассеялись по всем путям, ведущим от столицы в Арнарул, отрядами по семьдесят - сто человек. Мы постарались узнать - что да как. Удалось поймать двоих, из наймитов. Они подтвердили, что действительно - им заказали убрать тебя. Но кто и зачем - сказать не смогли. Так же, как и то, каким образом стоящие в засадах шайки передают друг другу сведения. А связь у них - быстрая, про пропажу двоих из одного отряда остальные узнали в тот же день.
   -Странно, кому из столичной знати я мог перебежать дорогу? - рассеяно произнёс э-баган.
   -Лучше подумай, как нам теперь выбраться из этой передряги - вмешался Динзан - Они стоят, говоришь, на всех дорогах?
   -Да, перекрыты все пути на юг, вплоть до свёртка с Улхамского большака на Воргахум.
   -Не понятно, почему нас не перехватили по пути в Вандарконнот? - спросил фонхорец, не­понятно к кому обращаясь.
   -Ты же слышал, что мы должны были исчезнуть без следа. А если бы мы пропали на пути в столицу, то адрина бы заинтересовало, куда исчезли люди, наиболее отличившиеся в отражении варварского вторжения. А когда бы мы пропали на обратном пути в Арнарул, то пока бы спохватились наши в Холмах, пока бы весть об этом достигла столицы, пока бы адрин организовал расследование, наверняка к этому времени все следы были бы заметены.
   -Что будем делать? - спросил Динзан.
   -Ядшакават, сколько у тебя всего людей? - спросил гиалиец.
   -Два десятка - ответил лофут - Остальные или в Воргахуме, или в Белых горах. На местных особо надеяться не стоит - их всего с сотню наберётся, и у всех семьи. Я послал людей в Тумал, центр Лофутской марки, и в столицу, но до Тумала пять дней конного пути, а в столице наших мало осталось.
   -Понятно, на прибытие помощи надеяться особо не стоит - сказал э-баган - Сейчас дорог каждый день, и если мы будем сидеть и ждать подкрепления здесь, то нас быстро выследят. Воз­вращаться в столицу тоже опасно, ибо если у тех, кто за этим стоит, хватило денег на наём полутысячи головорезов, то хватит и на нескольких опытных убийц. Раз не выйдет устранить нас тихо и незаметно, то они наверняка пойдут на громкое убийство того из нас, из-за кого заварилась вся эта каша.
   -С чего ты взял, что цель у этих неизвестных - убрать тебя незаметно? - спросил фонхорец.
   -В противном случае нас бы или подстерегли по дороге в Вандарконнот, или подослали убийц в столице.
   -И что же нам теперь делать? - спросил Динзан.
   -Я знаю - раздался зычный голос Грильды Весельчака - В былые годы я исходил эти места от Моргезы на западе до Улхама на востоке. Если сейчас свернуть в поля и поехать вдоль границы Княжеских земель и Шончара, мы упрёмся в Итанчские топи. Осень ныне сухая, и можно будет по­пытаться пройти там даже верхом. Дня четыре потеряем, зато точно обойдём все засады.
   -Постой - перебил его Лумар - Куда мы через болота выйдем?
   -Как куда - пожал плечами Весельчак - На Воргахумский большак.
   -Видно судьбе угодно, чтобы мы попали в Воргахум - сказал Динзан. Вождям пришлось смириться, что прямой путь через Улхам для них закрыт.
   -Отлично - сказал гиалиец - У меня будет возможность встретиться с ожидающими меня в Воргахуме лонгаворгами и другими бидлонтитами.
  
   По песчаному берегу небольшой речушки, что брала своё начало в глубине Итанчских то­пей, ехал конный отряд: шесть десятков верховых и семь лошадей без седоков. Кони тяжело пере­ставляли ноги в вязком песке. Тягостно и противно звенели комары. Всадники были мрачны и ус­талы. Несмотря на сухое лето и не дождливую осень, путь через болота был нелёгок, о чём говорили искусанные комарами и мошкой морды лошадей и грязь, покрывавшая и седоков, и коней, сверху донизу.
   Но не только и не столько тяготы минувшего броска через считающиеся непроходимыми Итанчские топи угнетали спутников Лумара. Семь лошадей, лишившиеся седоков, немым укором стояли перед э-баганом. Не уберёг, не сумел. Душа Далага-Белого ещё не успела покрыться спаси­тельной чёрствой коркой, притупляющей чувствительность к страданиям других. "Но, ничего, ус­пею привыкнуть ко всему" - думал гиалиец - "Впереди у меня много времени. И много крови и боли". Хотя, нет, - насчёт того, что впереди, он не думал, он знал.
   В скоротечном ночном бою на второй день перехода по болотам потеряли девять человек - двоих лофутов и семерых арнарульцев. Кто были нападавшие - поджидавшая их специально засада, которую проглядели люди Ядшакавата, или местные разбойники, защищавшие своё логово от неча­янно набредших на него чужаков, - осталось неизвестным. Два десятка покойников в неброской, но добротной одежде, могли быть кем угодно: от разжившихся разбоем беглых холопов или рабов до слуг какого-нибудь не­богатого дворянина, решившего выйти на большую дорогу для поправки расстроенного хозяйства.
   Но кем бы ни были неизвестные, полёгшие от мечей путников, всю дальнейшую дорогу че­рез топи гиалийца и его спутников донимали только кровососы. После неожиданной ночной схватки Лумар решился прибегнуть к Силе, дабы убедиться, что впереди опасностей не предви­дится. Осторожное прощупывание окружающего пространства показало, что пока за ним его спут­никами никакой слежки - ни обыкновенной, человеческой, ни с применением Силы - нет.
   -Грильда, сколько ещё нам месить эту грязь? - в десятый, наверное, раз за день спросил Ве­сельчака Динзан.
   -Совсем немного - ответил бывший разбойник - Этот ручей сделает ещё два поворота и соль­ётся с Элуилой. Там деревня стоит, дворов в сто. От деревни этой, не помню, как её называют, два часа езды до Воргахумского большака. - Грильда смахнул со щеки севшего слепня.
   -До Воргахума сколько? - спросил э-баган.
   -По тракту четыре с половиной дня.
   Вскоре по берегу появились следы человеческого обитания: протоптанные скотиной тропы к водопою, коровье дерьмо, срубленные деревья, перевёрнутые к верху днищами плоскодонные лодки, какие-то тряпки, висящие на рогатках. А вот и сама деревня: два ряда крытых соломой до­мов, протянувшихся вдоль берега Элуилы. Обитатели селения встретили чужаков, как и следовало ожидать, неприветливо - с сотню мужиков стояло, опёршись кто на вилы, кто на топор, у некоторых в руках были луки - эти держались поближе к домам, чтобы успеть в случае чего пустить пару - тройку стрел.
   -За разбойников нас приняли - тихо объяснил Грильда э-багану - В топях много люда вся­кого прячется: и мужичьё беглое, и благородные, которые с соседями не поладили, либо попали в немилость к дрину или адрину.
   -Надёюсь, грамоты Высокого Короля здесь действуют? - спросил Динзан.
   -Действуют, если найдётся кто-нибудь, кто их прочитать сумеет, в чём сомневаюсь - ответил Весельчак и, повысив голос - Эй, вы! Перед вами благородные путники, сбившиеся с пути, понятно, смерды? Можете быть спокойны за ваше жалкое барахло. Мы ни в чём не нуждаемся, кроме как в еде и питие для себя и корме для лошадей!
   -И куда же благородные господа путь держат? - полюбопытствовал коренастый мужичок в новой (всего-то пара заплат) полотняной рубахе. Спросил он вроде бы почтительно, но глаза его никакого почтения не выражали, а смотрели на благородных путников, хоть и снизу вверх, но нахально и насмешливо.
   -Из столицы - отрубил Грильда.
   -В наши края то как попали? - всё с тем же почтительным нахальством спросил смерд - Не­бось, поохотиться решили?
   -Нет - на этот раз ответил гиалиец - Захотелось срезать путь по дороге в Воргахум, дороги же не знали. Пришлось немного поплутать по болотам.
   -Можно сказать, благородные господа, вам повезло, при чём сильно. Могли бы навеки ос­таться в Итанчских топях.
   -Староста кто? - перебил наглого смерда Лумар.
   -Я староста и есть, благородные господа - ответил мужик, стряхивая на землю соплю.
   -Так что с едой? - повторил гиалиец, нависая над старостой.
   -Вы уж извините, господа - виновато протянул смерд (глаза же его при этом злорадно сверк­нули) - Но третьего дня остановилась у нас полусотня дружинников королевского наместника гос­подина нашего Вилунриса Элуварского. Разбойников ловить ездили. На сих славных людей ушло не мало припасов, а год ныне и так неурожайный.
   -Ну и как, удалось им поймать хоть одного разбойника? - полюбопытствовал э-баган.
   -Не знаю, нам они не докладывают - пожал плечами староста - Сегодня днём, едва Бельма­стый, пастух наш, прибежал с известием, что вниз по Тёмноречке едет отряд вооружённых людей, то есть вас, уважаемые, господин начальник полусотни вспомнил о каком-то неотложном деле на большаке и, господа дружинники покинули нас.
   -Что же они нас не дождались, вдруг бы мы оказались искомыми разбойниками.
   -Не знаю - сдерживая ехидный смешок, ответил староста - Мы люди маленькие, заботы го­сударственные не нашего ума дело.
   -Так что с провизией? - гиалиец вернулся к началу разговора - Не беспокойтесь, мы запла­тим. Лошадьми - а сам подумал, как бы поступил на месте наместника Элувары со струсившими подчинёнными. Впрочем, об этом случае вряд ли станет известно наместнику - э-баган не собирался вмешиваться в местные дела, а смерды будут молчать, хотя бы потому, что в их захолустье не скоро наведаются иные подчинённые наместнику люди, кроме тех же самых дружинников.
   -Сколько лошадей можете дать? - спросил староста.
   -Две - ответил гиалиец - За сто мер зерна.
   -Три - нагло заявил староста. Местные смерды, как уже успел заметить Лумар, не отличались особым почтением к благородным господам. Не то из-за нерадивости служивых наместника, что обязаны собирать беспощадно подати и иными мерами показывать мужичью его место, не то из-за близости обширных болот, где можно легко укрыться от гнева господ не одной сотне человек.
   -Ты совсем обнаглел, дерьмоед элуварский! - вмешался в торг Грильда, опасаясь, что э-баган по незнанию или доброте продешевит и тем самым уронит в глазах этого мужичья честь всех бла­городных Динагона - Да одна лошадь стоит чуть меньше семидесяти мер ржи! Мы вообще можем ничего не заплатить!
   Спутники Лумардина потянулись за оружием. Гиалиец молчал, не сдерживая их. Смерды-лучники натянули луки. Староста струхнул, но вида старался не подавать, скорее перед своими од­носельчанами, нежели чужаками.
   -Хорошо, пусть будет две - кивнул он.
   -Нет - отрезал гиалиец - Одна лошадь и полная сбруя к ней. И половину ржи дайте не зерном, а хлебом, и ещё мяса или рыбы.
   -Чего разговаривать с этим мужичьём - вполголоса обронил кто-то позади гиалийца.
   Староста оглядел мрачно насупившихся своих, недобро смотрящих пришельцев. Прикинул - благородные господа все в кольчугах да броне, её охотничьи луки не пробьют, и числом против конных воинов вооружённые чем попало смерды не возьмут.
   -Хорошо - сказал он.
  
   Задерживаться в деревне не стали. Быстро совершили обмен. Смерды придирчиво осмотрели свободных коней. Гиалиец не стал спорить и оставил ту лошадь, на которую указал староста. Забрав провизию и накормив на дорогу коней, арнарульцы и лофуты помчались, подымая клубы пыли, по дороге, ведущей на тракт.
   По тракту погнали лошадей, как только могли. Дважды приходилось останавливаться - за­держивали патрули дружинников наместника. Грамоты адрина действовали, но офицеры, узнавая в Динзане и Лумаре героев летней войны, приглашали вождей перекусить и выпить вина. Гиалиец с фонхорцем из вежливости преломляли хлеб и отведывали кубок вина и тут же прощались с госте­приимными дружинниками.
   Заночевали в большом придорожном селении. По фонхорским меркам - как отметил про себя Динзан - тянуло на торговое местечко. Постоялый двор был немаленьким, места хватило всем шестидесяти. Поглядеть на прославленных героев (слухи, как и положено, разносились быстро) в трактир при постоялом дворе пришло немало местных жителей. Хозяин, уловив нежелание гостей общаться с праздно любопытствующими, выгнал набившуюся в трапезную толпу: "Поваливайте, голодранцы, не мешайте благородным господам отдыхать!" Осталось только несколько местных ральдов и шатов, коих владелец постоялого двора не посмел выгнать. Местные благородные, впро­чем, видя усталость путников, особо своё общество им не навязывали, ограничившись парой куб­ков, поднятых за уважаемых гостей и, конечно же, за Великого Князя.
   На утро "благородные господа" выехали ещё затемно, спеша быстрее добраться до Ворга­хума.
  
   "Уфф! Стой!" - скомандовал Динзан у городских ворот. Вот он Воргахум Динагонский. Стены не в пример вандарконнотским, деревянным - каменные. Впрочем, построенный почти век назад, Воргахум успел за прошедшие мирные годы разрастись далеко за пределы каменных стен. Посады были обнесены невысоким валом с частоколом - иной вяльд провинциального дворянина или воргское гнездо на Бродяжьей реке укреплён лучше.
   Внутрь посада их пропустили, не чиня препятствий, что было не удивительно при столь мощном людском потоке, движущемся в обе стороны через настежь распахнутые ворота. Одинокий стражник даже не взглянул на въезжающий в город отряд.
   -Воргахум - город-купец - пояснял Динзан гиалийцу - Столица, стоящая в конце торговых путей, может позволить себе придирчивую стражу. Здесь же нельзя сильно задерживать людей в воротах, и так очередь то и дело образуется. Сюда сходятся пути со всех четырёх сторон света - с запада, из Эрхаэлда, с востока, с гор, с севера - из дандов Динагона и укульских земель, и, наконец, морской путь - с юга. Помех торговле не должно быть - иначе город зачахнет, подобно барэлдскому Витшаку, который теперь является только оплотом барэлдских морских разбойников. Впрочем, в Воргахуме тоже гнездятся корсары.
   У въезда во внутренний город пришлось подождать в очереди. В отличие от вандарконнот­ского каменного вяльда динагонских адринов каменный Воргахум кроме резиденции наместника и казарм его войск занимали дома зажиточных горожан. Селились здесь и варвары. Туда то, в Лонга­воргский конец Внутреннего Города, держали путь шесть десятков всадников.
   Здесь стража была бдительнее, чем в посаде. Начальник караула, посмотрев потрёпанную подорожную грамоту, сказал: "Странно, Воргахум вроде бы лежит в стороне от Улхамского боль­шака".
   -Мы решили немного развеяться - небрежно бросил Динзан - Пять лет я сидел безвылазно в своих владениях на юге Арнарула. Захотелось посмотреть Восточное Княжество, а что Динагон без Воргахума!
   -Желаю вам развлечься, как следует, господа - пожелал офицер, пропуская Динзана и его спутников. Наверно, в тот же вечер он взял свои слова обратно. А может быть, и нет - в Воргахуме по сравнению со столицей всё прошло намного спокойнее.
  
   Гиалиец до сего дня о лонгаворгах знал немного. Ему было известно, что они потомки ганбашей, поселившихся на берегах Нарангондского залива, что в ряды лонгаворгов влилось немало удалых людей из соседних народов, в том числе и самих нарангондцев. Несколько десятилетий существовало своего рода разбойничье государство, чьи корабли грабили приморские страны, выходя даже в открытый океан, огнем и мечом проходясь вдоль побережья Дзунглы и добираясь до островов Великого Западного океана.
   Знал гиалиец и то, что в правление Дардадина II лонгаворги ("морские бродяги", так они называли сами себя) были разгромлены объединенными силами трех княжеств Нарангонда. Воргахум, главный оплот пиратов, был захвачен динагонцами и с той поры стал морскими воротами Динагона. Другое гнездо лонгаворгов, крепость на острове Варьяр, было разорено, от него не оставили камня на камне. Тогда не одна тысяча морских удальцов попала подневольными гребцами на барэлдские и динагонские галеры. С тех пор лонгаворги присмирели, хотя по-прежнему не гнушаются морским разбоем, а многие служат кто нарангондским правителям, кто в других странах. Но, конечно, лонгаворгское наёмничество по размаху уступает прежнему ганбашскому.
   Лонгаворги, обитающие в Верхнем Городе, были, не в пример столичным бидлонтитам-голодранцам, что собрались вокруг э-багана в Вандарконноте, народ зажиточный и степенный, многие - члены Торговой Гильдии. Но всё равно, три сотни собравшихся в доме почтенного Хрида, немало выпившие и пошумевшие, привлекли внимание наместниковых патрулей и осведомителей.
   Криков и шума было в тот вечер изрядно - э-баган, в котором варвары видели избавителя от господства нарангондцев, выслушал всю историю Берегового народа. В изложении самих лонгаворгов сухие строки летописей звучали гневом и пахли кровью - кровью ганбашей, которую они проливали Восточное Княжество, а потом были преданы динагонскими дринами, кровью морских бродяг, убитых и замученных на галерах. Перед мысленным взором гиалийца вставали, как живые, предки гостей и хозяина: ганбашские и лонгаворгские дузры, ставшие жертвами нарангондского вероломства. Кровь дедов и прадедов взывала ко мщению. И речи почтенных корабелов, купцов и ремесленных мастеров становились всё воинственнее - до тех пор, пока языки пирующих не стали заплетаться, а сами пирующие валиться под столы.
  
   Потому наутро последовало приглашение от самого наместника - двоюродного брата князя - Вилунриса Элуварского. Хрид, узнав о приглашении, сказал: "Ехать, конечно, надо, только не сей­час. После обеда. К этому времени из посадов успеет подтянуться несколько сотен наших. На вся­кий случай".
   Динзан и Лумар с почтенным хозяином дома согласились. Потому к дворцу наместника помчался, подбодренный парой подзатыльников, мальчишка из дворовых холопов Хрида, дабы со­общить, что благородные господа из Арнарула, приглашённые во дворец наместника, прибудут чуть позже, когда немного отойдут после вчерашнего возлияния, устроенного в их честь.
   К полудню из посада подошло достаточное, по мнению Хрида, число лонгаворгов, для бо­лее-менее уверенного разговора с наместником.
   Динзан и Лумар со спутниками поехали к дворцу наместника прямиком, а лонгаворги не­большими отрядами пробирались туда же задворками. Один Хрид составил арнарульцам компанию.
   Двух-трёх этажные дома стояли запертыми. Возле одного наиболее роскошного особняка стояло сотни полторы вооружённых людей.
   -Стража Торговой Гильдии - пояснил Хрид, кивая в их сторону - Купцы вмешиваться не будут, но дают понять, чтобы их не трогали, в случае чего.
   -Похоже, тебе, Лумар, противопоказано появляться в городах - невесело пошутил фонхорец - Где бы ты ни появился, везде вызываешь беспорядки.
   -Это ерунда - презрительно фыркнул Хрид - Вы не видели, как выбирают старшин Торговой Гильдии. Вот это - настоящие беспорядки. Ни один год не обходился без драк между разными Кон­цами города. И если всё кончалось простой потасовкой с сотней - другой побитых и покалеченных, то можно считать, что выборы проходили спокойно.
   -Тогда нам не о чём беспокоиться - ответил ему Динзан - Раз наместник видал и не такое.
  
   Напротив дворца наместника ровными рядами стояла панцирная пехота, перегораживая всю площадь. Лумар с Динзаном, выехав на площадь, спешились. Небольшое движение среди солдат наместника и, в рядах панцирников образовался проход, ведущий к дворцовому крыльцу.
   Наместник встретил их у входа в свою резиденцию. Вилунрис предпочёл разговаривать на виду у всех: ему были прекрасно видны плотно забившие все выходящие на дворцовую площадь переулки лонгаворги-арбалетчики. Потому управитель Воргахума и окрестностей разговаривал с во­ждями из Арнарула, стоя на крыльце дворца.
   Сдержанно поприветствовали друг друга. Наместник поинтересовался, как обстоят дела в Вандарконноте. Получив от Динзана ответ, что всё, хвала Четырём, превосходно: Великий Князь по-прежнему в расцвете сил, сильный и справедливый повелитель. Двоюродный брат князя поинтересовался, каковы дальнейшие планы благородных путников в Воргахуме.
   -Никаких - отрезал Лумар - Мы намереваемся завтра же покинуть город.
   Наместник выразил сожаление, лицом своим являя скорбь, что глубокоуважаемые гости столь скоро покидают Воргахум.
   -Увы, благородный Вилунрис - ответил гиалиец - Почти месяц прошёл с той поры, как мы покинули Арнарул. Обитатели Холмов уже, наверное, начали беспокоиться о нас.
   Наместник согласно кивнул, выразив на прощание надежду на то, что благородные господа в будущем ещё не раз окажут Воргахуму честь своим посещением. На сём встреча была окончена. Лумар с Динзаном спустились по отполированным тысячами ног ступеням вниз, к лонгаворгам и арнарульцам. Вилунрис исчез за резными дверями своей резиденции. Фонхорец с гиалийцем в со­провождение лонгаворгов направились в дом Хрида. Вслед за ними быстро отошли лонгаворги-ар­балетчики. А спустя некоторое время офицеры отдали панцирникам, всё это время обливавшимся потом под не по-осеннему жарящим солнцем, долгожданную команду: "Вольно! Разойдись!"
   После полудня ничто в городе не напоминало об утреннем переполохе и возможных беспо­рядках.
   -Вы действительно собираетесь завтра же покинуть город? - спросил Хрид, когда они, сидя в Гостевом зале его дома, вкушали обед.
   -Мы, в самом деле, задержались в пути - ответил Динзан - В Холмах нас уже заждались.
   -Каков ваш путь? - поинтересовался хозяин дома, отправляя в рот кусок жареной рыбы.
   -По Приморскому большаку через Элувару, Улхам и Равнинный Арнарул.
   -У меня есть предложение получше - сказал Хрид - Сейчас на море спокойно. До зимних штормов ещё дней двадцать. Можно морем отправиться до Лонгаворгского берега. Это дней пять - восемь, в зависимости от ветра. А оттуда - Старым трактом до Холмов. Намного безопаснее, чем дорога Равниной Арнарула, дрин которого теперь ваш враг.
   -Хорошо, мы подумаем - ответил, нарушая неловкое молчание, гиалиец - Морской путь длиннее сухопутного на три - четыре дня, зато безопаснее, особенно в такую тихую пору.
   -Наверное, стоит согласиться - присоединился к нему Динзан, досадуя, что опять доброхоты вмешиваются, мешая выполнить их намерение посетить по пути Улхам.
  
   Вечером фонхорец спросил: "Что нам теперь делать, Лумар? Как, не вызывая подозрений у наших друзей и всех соглядатаев, что крутятся вокруг нас, провести переговоры с улхамцами?"
   -Нет ничего проще - безмятежно ответил гиалиец. Фонхорец непонимающе уставился на друга.
   -Мы разделимся, как только выйдем в море - улыбнулся Лумар, видя недоумение Динзана - Я направлюсь к лонгаворгам, а ты попросишь капитана сделать остановку в устье Бродяжьей реки, напротив улхамского торгового посада. Разумеется, надо предупредить его, чтобы остановка у ул­хамского берега выглядела естественной - на пример, подлатать паруса или починить протекающий борт.
   -Тогда надо дать знать дрину Улхама, дабы он встретил нас в устье Бродяжьей реки - пред­ложил фонхорец - И гонца следует послать уже сегодня.
   -Хорошо - согласился Лумар - Пошлём одного человека. Места вдоль Приморского боль­шака людные, за полтора дня пути с одиноким путником ничего не должно случится. Кого думаешь послать?
   -Эдага Бороду - не задумываясь, ответил дрин Холмов.
   Спустя полчаса после окончания разговора одинокий всадник в добротной, но неброской одежде, выехал из Восточных ворот Воргахума.
  
   Дагодасова Поляна встретила дрина Холмов радостным возбуждением, перекинувшимся спустя несколько часов на окрестные села. Наконец-то вернулся всеми любимый вождь. В Холмах уже появились слухи, не то занесённые захожими торговцами не то появившиеся сами по себе, что Динзан со товарищи то ли сгинул в пути между Вандарконнотом и Арнарулом, то ли был злодейски умерщвлен коварным адрином Динагона. А теперь дрин вернулся, живой и невредимый, а с ним - почти все спутники, кроме Лумара и ещё семерых.
   На расспросы народа о том, где они пропадали, фонхорец отмалчивался, остальные тоже, подчиняясь приказу Динзана, хотя и без этого никто особо не откровенничал. О пути через Итанчские топи вспоминать не хотелось, о Воргахуме рассказывать было нечего - нигде, кроме дома Хрида они не побывали, а полудневная стоянка в устье Бродяжьей реки, когда команда ко­рабля чинила какие-то снасти, упоминания не заслуживала: подумаешь, посидели в местном трак­тире, пока Динзан разговаривал о какой-то ерунде с местными благородными. Шестидневная бол­танка в морских волнах, когда у половины арнарульцев, людей в большинстве своём сухопутных, разыгралась морская болезнь (вот стыдоба то какая), и два дня пути через прибрежные скалы до Да­годасовой Поляны тоже ни чем особым не запомнились.
  
   Через два дня по Старому тракту прибыл Лумардин - не один, а с сотней лонгаворгов и прочих варваров. По случаю благополучного возвращения вождей был устроен пир. Столы, пользу­ясь последними погожими деньками, поставили прямо на окраине села. Шумное гульбище, временами чудом не переходящее в побоище, продолжалось три дня. На четвёртый и пятый дни гости и хозяева отходили, считая синяки и выбитые зубы. Большая часть пришедших с гиалийцем ушла восвояси, но на смену им подвалило в несколько раз большее количество варваров: в основном лофуты из Марки, но к ним присоединилось много выходцев из других племён. И прихо­дили и приходили ещё: поодиночке, семьями, ватагами. К последним числам Конца Осени набралось почти семь сотен бидлонтитов.
   Лумар, опасаясь, как бы не начались ссоры пришельцев с обитателями Холмов, забрал свою семью и, распрощавшись с людьми Динзана, стал собирать своих сторонников и готовиться к пути в Лонгаворгскую землю. С ним решились отправиться кое-кто из Людей Гремящих Ключей, на пример, Слепая Колдунья.
   Впредь гиалиец просил обитателей Холмов направлять почитателей э-багана на юг по Ста­рому тракту.
  

Глава четвёртая. Начало славных свершений.

   Конец Осени прошёл в ожидании войны. И вот в Начале Зимы началось: третьего числа на­ёмники, набранные Андахором, вошли в арнарульскую часть Чальгавского Леса, заняв Старый Чальгав и окрестные сёла. Развлечения ради, сбиры бастарда спалили несколько хуторов, принадлежащих ральдам - вассалам Хадаса Арнарульца. На защиту своих подданных вышел сам властитель Равнины с на скорую руку собранным отрядом.
   Первая декада Начала Зимы прошла в мелких стычках между улхамцами и людьми Хадаса. Потом началась оттепель, и целых пять дней шли дожди, из-за которых Динзан со своими воргами, уже приготовившийся выступить против Хадаса, вынужден был остаться дома. Когда опять устано­вилась ясная погода, и дрин холмов уже собирался объявить выступление своего отряда следую­щим утром, появился гонец с юга, от Лумара.
  
   Поначалу часовые у деревенских ворот пытались прогнать оборванного бродягу-бидлонтита, говорившего на столь ужасном нарангондском, что понятно было только одно - он просил пропустить его "ванутарь, ачань, нушно". "Пошел вон" - сказал старший стражи бродяге, но тот не уходил, повторяя своё "ачань, нушно". Наконец один из стражников не выдержал и ткнул со всей силы бидлонтиту древком копья в грудь, Бродяга упал на землю, но тут же вскочил, с искажённым от ярости лицом, в руке его неизвестно откуда появился нож. Рисахор, стражник ударивший бро­дягу, не один и не два года провёл среди воргов, видал всякое и потому понял - дело приобретает серьёзный оборот. Он уже не успевал развернуть копьё, чтобы проткнуть бидлонтита, и просто вновь ударил древком, но оборванец ловко увернулся от нацеленного ему живот древка и несдоб­ровать бы его обидчику, если бы не навалились на бидлонтита втроём остальные стражники. Когда бродяга оказался скрученным на земле, затравленно и в то же время злобно глядя на стражников, Рисахор, недобро ухмыляясь, приставил нож к горлу бродяги и сказал: "Посмотрим, какого цвета у тебя кровь, ублюдок".
   -Что здесь происходит? - властный голос Динзана заставил всех вздрогнуть.
   -Этот ублюдок-бидлонтит напал на Рисахора, дрин - ответил старший караула.
   -Что, просто так напал, ни с того, ни с сего? - спросил Динзан.
   -Ну не просто так конечно - начал оправдываться старший дозора - Рисахор бродягу толк­нул, но ведь ему ясно сказали, чтоб проваливал подобру-поздорову.
   -Так может он не понимает?
   -Всё он понимает, вот говорит так, что ни чего не разберёшь.
   -Сейчас проверим - сказал Динзан и спросил о чём-то бродягу, тот отрицательно махнул головой, вождь вновь задал вопрос на другом языке, на этот раз бидлонтит радостно закивал голо­вой. Динзан обменялся с ним несколькими фразами, в которых пару раз прозвучало "Лумар". Стражники похолодели от неясного пока ещё предчувствия.
   Окончив говорить с бидлонтитом, Динзан повернулся к стражникам: "Ты" - палец вождя указал на Рисахора - "На месяц на конюшню, навоз за лошадьми убирать. Остальные - на неделю в дальние караулы. И благодарите Ветра за то, что не успели прикончить гонца" - Сказав это, Динзан с бидлонтитом пошёл к своему дому, стоявшему на площади среди селения. "Есть хочешь?" - спро­сил вождь, когда бидлонтит вошёл вслед за ним в дом. Тот утвердительно кивнул. "Бран, дай гостю что-нибудь поесть" - сказал Динзан слуге, выглянувшему из людской.
   Динзан сидел за дощатым столом и смотрел, как гонец ел, быстро управляясь с кашей и ле­пёшками, не оставляя ни крошки. Наконец он отправил в рот последний кусок и, сказал по-ганбашски "Да будет всегда благословение Хозяина Пурги на этом доме". После этого начался на­стоящий разговор. Рис, так назвался гонец (Динзан усмехнулся - надо же, он, оказывается, у ворот сцепился со своим тёзкой), и хозяин дома говорили на смеси укульских наречий, которой изъяснялись между собой племена Внешнего Нарангонда, временами переходя на нарангондский.
   Вести, принесённые гонцом, привели Динзана в хорошее расположение духа: всё было заме­чательно - Лумар (Рис сказал "Люмар-э-баган") выступает завтра и через четыре дня будет здесь во главе двух тысяч бидлонтитов, если его ничего не задержит в пути.
   "Хорошо" - сказал Динзан Рису - "Можешь идти отдыхать. Бран укажет тебе, где лечь".
   -Мне надо отправляться обратно - возразил Рис - Э-баган велел доставить ответ, нигде не задерживаясь.
   -У Лумардина, как я вижу, преданные люди - улыбнулся вождь - Но всё же тебе лучше не­много поспать перед обратной дорогой. Сколько времени ты был в пути?
   -Четыре дня - ответил бидлонтит.
   -Вот видишь. В любом случае отдохни хотя бы до рассвета, всё равно по темну далеко не уйдёшь.
   -Мне всё равно, когда идти - равнодушно пожал плечами Рис - А э-баган велел возвращаться как можно скорее.
   -Ладно, иди - сказал Динзан и приказал слуге - Бран, дай ему припасов на дорогу и выведи его за ворота деревни.
   В тот же вечер вождь собрал своих помощников и сказал: "Через четыре дня здесь будет Лумардин со своими бидлонтитами, подождём его, и все вместе выступим против Хадчи, а пока пускай улхамцы и Хадча друг с другом воюют". Все согласились с вождём.
  
   Но следующий день всё изменил. Рано утром на взмыленной лошади прискакал гонец из Улхама с известием о полном разгроме Андахора - отряды Хадаса при поддержке местных ральдов, разозлённых бесчинствами наёмников Андахора, наголову разбили улхамцев и, воспользовавшись замешательством противника, ворвались в Коннот-Улхам. Правитель Улхама с сыновьями и горст­кой преданных людей укрылся в непроходимых лесах на западе своего удела, потихоньку собирая ральдов, шатов и дардингов, не отступившихся от своего господина. Но таковых было маловато. И теперь вся надежда была на "славного дрина Холмов Арнарула", как цветисто выразился гонец. Динзан отправил его обратно, пообещав Ирдаворгу всяческую помощь, а когда гонец ускакал, со­брал на площади весь народ и объявил, что после обеда они выступают в поход.
   Выступление, правда, несколько задержалось, но всё равно после полудня шесть сотен вои­нов с Динзаном во главе вышли из Дагодасовой Поляны. Вечером они дошли до рубежа Холмов и, переночевав в открытом поле, на следующий день вышли на просторы Равнинного Арнарула. Насе­ление встречных деревень и хуторов, напуганное появлением вооружённых людей, попряталось в лесах. Не встретив сопротивления, они дошли до расположенного на высоком холме Синего Бора, самого крупного селения в южной части владений Хадаса-Хадчи. Здесь Динзан остановился и стал ждать появления дрина Арнарула, рассудив, что тот не будет бегать по улхамским лесам и полям за тамошним правителем, когда грабят его собственные владения. Действительно, правитель Равнины не за­ставил себя долго ждать, появившись под стенами Синего Бора через двое суток.
  
   Динзан стоял на валу, окружающем селение, и смотрел на лагерь Хадаса, разбитый у опушки леса. Попытка отбить Синий Бор с ходу обошлась равнинникам в несколько десятков чело­век, чьи трупы остались лежать на чёрной застывшей земле у северных ворот.
   -Никак измором решил нас взять Хадас - хмыкнул Ардаг, кивая на лагерь.
   -Наверное - согласился Динзан - Сомневаюсь, что это у него получится, всё равно через три дня подойдёт Лумар, тогда посмотрим, кто кого будет окружать.
   Пока они разговаривали, в стане врагов началось какое-то движение.
   -Опять полезли - сказал Ардаг и оказался прав.
   Несколько сот наёмников двинулись нестройными рядами со стороны лагеря к северной стене. Вокруг засвистели стрелы и, дрин вынужден был укрыться за частоколом. Люди Динзана от­вечали тем же, и то один, то другой наступающий падал на землю. Наконец равнинники подошли к укреплениям. Большая их часть вновь, как и утром стала ломиться в ворота, однако за день ворги Динзана успели навалить там брёвен, разобрав для этого надворные постройки у ближайших к стене обитателей. Испуганные хозяева молча выслушали заверение фонхорца в том, что когда всё окончится, им возместят убытки. Навряд ли они поверили в сиё. Но в страхе согласно кивали голо­вами.
   Оставив у ворот десятка два убитых, люди Хадаса, переключились на стены, но, не имея ни лестниц, ни иной осадной снасти, успеха не добились и здесь. Несколько наиболее ловких врагов сумели взобраться на вал, но все до одного пали от рук воргов, а тела их были сброшены вниз, при­бавившись к полусотне своих товарищей, павших утром. Потолкавшись ещё немного, равнинники отошли, осыпанные градом стрел. На этом закончился первый день осады.
   Ночь и следующий день прошли спокойно - равнинники расставили посты вокруг селения и готовили лестницы, ворги занимались укреплением наиболее слабых мест в частоколе и подтаски­вали к стенам все камни, какие смогли найти, и всё, что годилось для метания в идущих на приступ.
   Во вторую осадную ночь Динзан решил сделать вылазку. Вождь вспомнил былые времена, и сам возглавил сотню, вышедшую из ворот. За стеною они разделились - половина с Динзаном во главе двинулась на право, другая половина - налево.
   Полусотня Динзана подкрадывалась к ближайшему вражескому дозору. Неожиданно откуда-то появились равнинники, видно, решившие предпринять ночной штурм. Встреча оказалась полной неожиданностью для обеих сторон. В наступившей суматохе завязался беспорядочный бой, и никто не мог с уверенностью сказать, от его руки не нашёл смерть кто-нибудь из своих. Вскоре из-за го­ризонта взошла Дийя, осветив всё мертвенным светом. Вместе с восходом Меняющей Лик Луны пришла помощь. Вторая полусотня ударила с боков, теперь было хорошо видать - кто свой, кто чужой. Рав­нинники отошли, изрядно потрёпанные.
   Уже оказавшись внутри селения, Динзан спросил у возглавлявшего второй отряд Ардага: "Чего же ты ждал, не нападал?"
   - Как чего - пожал тот плечами - Появления Дийи, чтобы не перепутать своих с чужаками.
   -Насчёт этого ты, пожалуй, неплохо придумал - сказал вождь - Только нас ведь могли пере­бить, пока бы она взошла. Ну, ладно, ведь не перебили.
  
   Следующий после ночного боя день прошёл так же, как и предыдущий - обе стороны не пы­тались ничего предпринимать. Мороз, установившийся декаду назад, всё усиливался, что играло на руку Динзану, чьи люди ночевали в тёплых избах, в то время как равнинники мерзли на снегу.
   Поздно ночью дозорные заметили со стены человека, бегущего по снегу в сторону селения, ему на перерез мчалось полдюжины равнинников из ближайшего дозора. Стражи напряжённо смотрели на эту гонку, не в силах ни чем помочь. Каким-то чудом неизвестный сумел проскочить перед самым носом погони и теперь мчался к селению. Когда до вала, окружающего Синий Бор, оставалось меньше полёта стрелы, погоня повернула обратно.
   Сверху спустили лестницу, и бегун проворно, будто и не бежал только что из последних сил, спасая жизнь, взобрался по ней. Один из стражей, бывший в том карауле, который едва не прикончил гонца от Лумардина, узнал в взобравшемся того самого гонца, из-за которого ему теперь приходится каждую ночь мёрзнуть в карауле. Ворг недобро посмотрел на Риса и выдавил из себя: "Это гонец от Лумардина, я его знаю, он уже приходил пять дней назад" и, обращаясь к лонгаворгу: "Пойдём, вождь, наверное, ещё не спит". Динзан действительно не спал, и гонца он выслушал сразу же. Всё было просто замечательно - Лумар стоял со своим войском рядом, и будет здесь в первой четверти дня.
   Когда Рис сказал всё, что ему было велено, Динзан сказал: "Тебе бы не Клинком, а Ветром называться", на что лонгаворг ответил:
   -В умелой руке клинок движется быстрее ветра.
   -Скажи, а почему слово "клинок" ты произносишь по-нарангондски, даже когда говоришь на своём языке - задал Динзан вопрос, давно вертевшийся на языке.
   -Потому что вы, нарангондцы, заставили уважать нас свои мечи - усмехнулся Рис - А теперь, вождь позволь мне пойти спать.
   -Иди - сказал Динзан.
  
   Вскоре после восхода солнца дозорные, стоящие на валу, увидели большой отряд, идущий с юга. "Лумар! Лумар идёт!" - закричали дозорные. Услышав крики караульных, все повыскакивали из домов, густо усыпав укрепления на южной стороне. Приветствуемые криками воргов, бидлонтиты проходили мимо, направляясь к лагерю равнинников. Люди Хадаса тоже заметили лон­гаворгов и, в лагере осаждавших началась паника: равнинники, бросали всё, и кто скрывался в лесу, кто бежал по дороге, ведущей на север. Часть осаждённых, спустившись с вала, бросилась в погоню за бегущим врагом, и немало наёмников Хадаса нашло смерть от мечей воргов и копий бидлонти­тов. Впрочем, ещё больше сдалось на милость победителей, надеясь, что те тоже не откажутся от лишних воинов.
  
   Лонгаворги Лумара и люди Динзана ещё добивали в лесу уцелевших врагов, когда два вождя встретились посреди окружающего селение поля, заключив друг друга в крепкие мужские объятия, аж кости захрустели. Они простояли так, сжимая друг друга, несколько мгновений, никто из вождей не хотел показать слабость перед своими людьми. Наконец они ухитрились одновременно разжать объятия, сопровождаемые одобрительными криками окружающих.
   -Ты становишься бидлонтитом, Лумар - сказал Динзан, отдышавшись. Вид у Лумара дейст­вительно сильно изменился со времени их последней встречи полтора месяца назад - появились усы, обещающие вырасти изрядной длины, которые вообще то, когда-то были отличительной осо­бенностью эсваргов, но давным-давно моду на их переняли многие бидлонтитские племена, да и кое-кто из нарангондцев носил такие же. Впрочем, среди обитателей Трёх Княжеств "эсваргские" усы считались дурным тоном, и носили их главным образом ворги, да молодые аристократы. Но если усы распространены были среди многих племён, то причёска Лумара была сугубо лонгаворг­ской особенностью - волосы были коротко острижены впереди и на макушке и выбриты наголо на затылке.
   -Я же не нарангондский дрин, а бидлонтитский э-баган - ответил Лумар, слегка улыбнув­шись.
   -Похоже, тебя самого веселит всё это: и твой титул, и эти дикари, что ловят каждое твоё слово - заметил Динзан, перейдя на гиалийский.
   -Отнюдь - Лумар вздохнул - Скорее пугает: они же, как дети, действительно внимают каж­дому моему слову, некоторые даже запоминают, чуть ли не дословно, и потом пересказывают всё это другим, как какие-то откровения. И мне страшно, что когда-нибудь моё неосторожное слово обернётся большой резнёй. Но больше всего страшит, если со мной что-нибудь случится, ведь не­кому будет остановить, всех тех, кто собрался возле меня сейчас. И ты знаешь, кого обвинят в моей смерти - конечно нарангондцев. Не представляю, что тогда начнётся. Должен сказать, что в последнее время в Лонгаворгскую Землю стали приходить бидлонтиты даже из Внешнего Нарангонда. Декады полторы назад пришли трое от совета старейшин каншамов, а совсем недавно, когда мы уже были в пути, из дому сообщили, что явились посланцы береговых эсваргов. Так что я часто жалею о времени, когда я был просто Лумаром, и не надо было думать, как обуздать толпы дикарей, верящих в тебя как в бога.
   -Нет, всё равно ты не бидлонтит - сказал Динзан, разряжая мрачную обстановку, навеянную монологом гиалийца - Настоящие бидлонтиты ни волосы, ни усы по полгода не моют, чтоб страшнее казаться, а ты так, наверное, не сможешь.
   -Не знаю как остальные, а лонгаворги чаще моются - как в шторм попадут, промокнут на­сквозь, заодно и помоются - громко пошутил в ответ Лумар. Лонгаворги на это откликнулись гро­мовым хохотом. В прекрасном расположении духа все двинулись в селение.
   Когда вернулись последние из ушедших в погоню за врагом воины, и вожди на скору руку посмотрели на пленных, на площади в центре Синего Бора закипела подготовка к пиршеству по случаю победы и встречи союзников. А ближе к вечеру зашумело раздольное гульбище. Сначала впрочем, в основном веселились люди Динзана - лонгаворги следуя примеру своего вождя, пили и ели весьма умеренно, что вызвало немало шуток со стороны уже успевших захмелеть воргов и едва не привело к крупной драке. Но Лумар быстро успокоил своих людей, уже успевших взяться за ножи. (Динзан поразился, какими послушными становились, едва э-баган начинал говорить с ними, буйные и необузданные лонгаворги, вдобавок ко всему подогретые выпивкой). Ссора была погашена в зародыше, и пир продолжился с новой силой, особенно когда оба вождя покинули его для продолжения разговоров в более спокойном месте.
  
   Динзан с Лумаром проговорили почти до утра. Главным образом речь у них шла о делах к югу от Арнарула, где вдоль восточного побережья Нарангондского залива между Арнарулом и Фон-Хором жили многочисленные лонгаворгские кланы и союзные им племена. Всё это скопище племён, кланов и разбойничьих орд представляло кипящий котёл, готовый взорваться в любой миг. И именно оттуда приходило большинство тех, кто хотел служить э-багану Лумару.
   "Пока мне ещё удаётся сдерживать их" - с горечью говорил Лумар - "Но долго так продол­жаться не может. Уже сейчас раздаются голоса, требующие, чтобы я повёл их, и большинству не важно - на кого, главное чтобы э-баган повёл их куда-нибудь, где будет разгуляться мечу и где можно будет пограбить вдоволь. Впрочем, есть и другие, которые уже готовы объявить меня жи­вым богом и именем моим устроить резню во всём Нарангонде. Таковых, к счастью, не так уж и много, но они есть, и боюсь, что их будет становиться больше".
   Динзан молчал, не зная, что сказать - он хорошо понимал, что Лумару не нужны пустые слова утешения, но ничего, кроме: "Всё как-нибудь образуется, Лумар", на ум не приходило. Мол­чание затянулось, э-баган, смотревший в окно, перевёл взгляд на Динзана, и, встретившись с ним глазами, засмеялся: "Ты прав, действительно всё как-нибудь образуется, правда нас к этому вре­мени уже не будет". На этом вожди закончили разговоры о неприятном и остаток ночи обменива­лись новостями из жизни Холмов и Лонгаворгской земли. Лумар с удовлетворением узнал, что у Эдага Бороды родился сын, в происхождении которого на этот раз никто не сомневается. Динзан же с интересом слушал рассказы гиалийца о жизни морских бродяг-лонгаворгов, с которыми он почти не встречался, а уж тем более не жил среди них.
  

Глава пятая. Певец и колдунья.

   На следующее утро Лумар с Динзаном приступили к допросам пленных. Набралось их почти две сотни. В большинстве своём это были динагонцы и арвелские да лонандские ганбаши, которых все считали за нарангондцев, не смотря на отличный от остальных обитателей Восточного Княжества говор и совсем неаганскую внешность. Все пленные как один изъявляли горячее жела­ние служить дрину Холмов. Лумар, выслушав дюжину уверений в преданности Динзану, посмеявшись, сказал: "Такое ощущение, что они только для того и воевали с нами, чтобы перейти на твою сторону, Вейяхор". (Динзан, услышав своё настоящее имя, вздрогнул и сказал, чуть ли не угрожающе - "Никогда не называй меня так, понял "- на что Лумар промолчал, виновато взглянув на фонхорца).
   С большинством пленных было ясно - обычные наёмники, служащие тому, кто больше за­платит или более удачлив. Оставалось разобраться только с шестью, пятеро из которых были, по словам остальных приближёнными Хадаса. Двоих из них Динзан видел раньше в вяльде дрина Рав­нины. Что до шестого, то некоторые из пленных наёмников утверждали, что он хоть и появился среди них совсем недавно, тоже пользовался доверием Хадаса.
   Начать допрос решили с этого самого чужака (наёмники Хадаса утверждали, что тот явно не нарангондец - ни бидлонтит, ни аган), чьё присутствие в числе приближённых дрина Равнинного Арнарула заинтриговало обоих вождей.
   Оказался этот пленник высоким и худощавым горбоносым юношей с давно не стриженой копной иссиня черных волос. Он стоял, боясь шевельнуться, посреди тесной комнатки второго этажа синеборского трактира, которую вожди выбрали для ведения допросов. Тусклый свет масля­ного фонаря дзунглийской работы, обильно коптящего и раскачиваемого сквозняком, выхватывал из полумрака лицо пленного, оставляя скрытыми от его глаз Динзана и Лумардина, сидящих за пре­делами освещённого круга. Уловку эту, ставящую допрашиваемого в очень неудобное положение, вождь Холмов позаимствовал у сыскных да допросных дел мастеров Дзунглийского Торгового Союза. Правда, в тот раз он сам стоял в таком же круге неяркого света, тщетно пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте перед собой.
   -Подойди поближе - нарушил молчание гиалиец. Юноша, вздрогнув от неожиданности, сде­лал два шага вперёд.
   -Тебя зовут Дагел - утверждающе сказал Лумар - Так сказали другие пленные.
   -Да - подтвердил пленный.
   -Ты дзангиец? - спросил Динзан.
   -Да - последовал короткий ответ.
   -Со слов других людей Хадаса мы знаем, что ты пользовался его расположением, всё то не­долгое время, что ты находился при дрине Равнинного Арнарула - сказал фонхорец - Правда, никто не мог внятно объяснить, почему. Мальчиками, он, насколько известно не увлекается, скорее на­оборот: не зря его смерды за глаза Пёсьим Хреном прозвали, он обрюхатил за своё правление не один десяток крестьянок - Дагел начал медленно краснеть. Некоторое время он молчал, не зная, что сказать. Наконец, он выдавил из себя, чуть заикаясь.
   -Я певец и, дрину Арнарула очень нравилось, как я пою и играю.
   -Интересно, что ты ему пел, что-нибудь вроде "Отрежу яйца у укула, отрежу ухо, вырву глаз"? - издевательски поинтересовался Динзан. Стоящий у двери стражник, раньше служивший у Хадчи-Хадаса, оскаблился: он то знал, каковы вкусы у его прежнего господина - Или может быть древние баллады?
   -Разное: и "Укула", и старинные баллады - ответил дзангиец.
   -Хадче? Древние баллады? - Динзан развеселился - Он хоть одно слово из них понял?
   -Я сделал для него переложения многих на нарангондский - ответил дзангиец.
   -Интересно было бы послушать - произнёс дрин Холмов Арнарула.
   -К сожалению, я лишился своего ардагаса - ответил Дагел - Воин, взявший меня в плен, за­брал его себе.
   -Как он выглядел? - спросил фонхорец.
   -Как обычно - дзангиец пожал плечами - Лакированный барабан, пять струн...
   -Да не ардагас твой, а воин - перебил его фонхорец.
   -Высокий, светловолосый - Дагел задумался - На щеке свежий шрам.
   -У нас половина воинов высокие и светловолосые - усмехнулся Динзан.
   -Я, думаю, найти его будет не очень сложно - вмешался гиалиец - Ардагас вещь довольно заметная.
   -Ардахор - приказал вождь Холмов часовому - Найди, у кого ардагас и скажи ему, что я ве­лел возвратить его владельцу.
   -Слушаюсь - ответил Ардахор и вышел.
   Почти сразу же вернулся с ещё одним воином с окровавленной щекой. В руках нового воина был ардагас - видно тот самый.
   -Этот? - спросил Ардахор.
   -Этот - обрадовано подтвердил дзангиец.
   -Хорватас - обратился Динзан к раненому - Отдай ардагас этому южанину. Ты всё равно играть на нём не умеешь. А тебе - предотвращая неизбежный протест Хорватаса, добавил фонхорец - Возмещу стоимость добычи из своей доли.
   -Ладно - пожал плечами Хорватас - Бери, недоносок, свою деревяшку - и сунул инструмент в руки Дагела, ухитрившись при этом чувствительно задеть дзангийца локтём под ребро.
   -Хорватас - строго произнес Динзан, глядя на ворга.
   -Ладно, Динзан, не буду его трогать - оскалился воин и удалился, окинув на прощание плен­ного презрительным взглядом. Однако тут же вернулся и спросил:
   -Дрин, можно я послушаю, как этот южанин будет играть?
   -Оставайся - согласился Динзан.
   Дагел быстро настроил ардагас и сказал: "Я готов. Что господа желают послушать?"
   -Выбери сам - милостиво разрешил Динзан.
   -Хорошо - улыбнулся музыкант и тронул струны.
   Первые аккорды вызвали улыбки на лицах вождей: тёмноволосый певец решил развлечь их "Песней выкупа", сочинённой по преданию двенадцать веков назад фонхорским певцом Бардэдасом Одноглазым, когда он попал в плен к императору Дзанга (имени правителя предание не сохранило - в словах песни, обращённых к нему, правитель именовался просто "великодушный дин"). Впрочем, улыбки быстро исчезли с лиц вождей: играл юноша превосходно, пел не хуже, да и сделанный им перевод с древнеаганского на нарангондский был неплох. И когда смолкли последние слова песни "Отпусти, ты меня, великодушный дин, не марай свой меч благородный о мою нечестивую кровь" а вслед за ними и рвущие душу звуки ардагаса, воцарилась неловкое молчание, которое, наконец, нарушил Динзан: "Давно не слушал ничего подобного, да ещё на нарангондском. Теперь я верю, что и Хадче по душе пришлось твоё пение. Ну а "Песня выкупа", как я понял - это намёк?"
   -Да - кивнул Дагел.
   -Пока тебя, южанин, никто на кол сажать, подобно тому, как хотели поступить с Одногла­зым, не собирается - заметил фонхорец.
   -Но ведь и я не сложил песню, а всего на всего сделал перевод и исполнил её.
   -Не надо, парень, скромничать - сказал Динзан - До тебя никому не удавалось перевести с древнего языка на нарангондский ни одной баллады. А, кстати, где ты выучил древний язык, дзан­гиец?
   -В Валданадзане, в столичном Доме Ветров, где я проучился девять лет. Там были хорошие учителя из числа фонхорских Высоких, живущих в Империи - ответил Дагел. Дрин Холмов отме­тил про себя, что южанин назвал его сородичей так, как они сами себя называют - "арфонхораве" - а не по-дзангийски "тарья" или по-нарангондски или дзунглийски "динзан".
   -А каким ветром тебя занесло в Нарангонд? - спросил дрин Холмов.
   -Мой отец родом из столицы и наша семья жила там. Когда после смерти прежнего импера­тора началась борьба за власть между его сыновьями, отец совершил ошибку, оказавшись в проиг­равшей партии. Отец был казнён, его место в канцелярии императора досталось верному нынешнему вантулу человеку. А я с матерью и сёстрами отправился в Вардинатуру, к родственни­кам матери. Мне было тогда пятнадцать лет. На следующий год в моровое поветрие умерли мать и обе сестрёнки - Дагел помрачнел - Вскоре я поругался с родственниками, которые считали наше пребывание под их кровлей чуть ли не благодеянием с их стороны. Я сумел устроиться писцом в Порт. Хвала Ветрам, в Доме Ветров нас учили не только древнему наречию, но и современным язы­кам и письму. Кроме древнеаганского и родного, дзангийского, я владел дзунглийским, дьярским и лунским. Лунский, как и древнее наречие, для работы в порту не пригодился, а остальные - оказались нужны. За три года работы писцом в порту я добавил к известным мне языкам нарангондский и языки южных морских варваров, что ведут то войны, то торговлю с Дьярлингом и нами.
   Потом мне наскучила работа писца и, я на попутном судне отправился в Дзунглу, в Бодда­тан. Там я несколько месяцев жил тем, что играл по кабакам и тавернам, пока не началась резня между теми, кто держал сторону Дзанга и сторонниками Морской Империи. Под шумок начали ре­зать всех чужеземцев. Мне повезло, спрятал хозяин кабака, где меня застала вся эта заварушка. Он сам был родом из Империи, хотя давно говорил по-дзунглийски без всякого акцента.
   Когда всё стихло, оставаться в Дзунгле как-то не хотелось, обратно в Вардинатуру возвра­щаться - тоже и, я отправился дальше на север, на первом попавшемся корабле, который плыл до Воргахума Динагонского. Полтора года я скитался по Динагону, пока однажды в Арвеле не повздорил с людьми какого-то дардинга. На счастье мимо проезжал Хадас со своей свитой. Он имел какие-то счёты с этим благородным и, потому спас меня - не по доброте, конечно, а, желая насолить этому дардингу. С того лета я жил при дворе дрина Арнарула. Сначала он ко мне относился как к своим собакам, кстати - к ним он относился лучше, чем к смердам. А потом как-то незаметно своим пением я заслужил лучшей участи. Хадча даже подарил мне ардагас, в Арнарул попавший откуда-то с севера, от его укульских сородичей. Прошлогоднюю войну я просидел в его вяльде, А потом началась война между вами и Хадасом.
   -Ну и как, повоевал? - иронично спросил Динзан.
   -Не знаю - пожал плечами Дагел - Я никогда не любил драки, разве когда припрут к стенке. А Хадас - он мне как никак жизнь спас.
   -Дальше что делать будешь? - спросил дрин Холмов.
   -Наверное, обратно в Дзанг подамся, надоел мне Север: холодно, вино плохое. Надеюсь, что о моём отце в столице уже успели забыть. Устроюсь где-нибудь писцом. Если, конечно, вы отпустите - поспешно добавил он.
   -Отпустим - успокоил его Динзан - Как только Хадча заплатит за вас всех выкуп.
   -А если тебе предложат службу здесь, в Динагоне? - спросил Лумар - Например, я буду рад видеть тебя в своём окружении.
   -Спасибо, господин, не знаю вашего имени - ответил дзангиец.
   -Меня никто не зовёт "господин" - мягко поправил его гиалиец - Мои люди зовут меня "э-баган".
   Дагел ошеломлённо глядел на Лумардина. О колдуне-воителе, принёсшем победу динагон­цам над укулами этим летом, которого варвары именовали э-баганом, он слышал но, не думал, что им окажется этот молодой воин с задумчивым взором. Динзан, дрин Холмов Арнарула, более похо­дил на колдуна-воина из древних сказаний: суровый взгляд прищуренных глаз, тёмное от солнца бесконечных дорог лицо, грива седых волос. Хотя, впрочем, два вождя, сидящие рядом, казались братьями.
   -Да, я есть тот самый э-баган - подтвердил Лумар, отвечая на не высказанный вслух вопрос дзангийца - Можешь идти - и, обращаясь к часовому - Ардахор, пропусти его. Думаю, он нам не опасен. Так, что можешь бродить, южанин, где хочешь. И подумай над моим предложением - доба­вил э-баган.
   Дагел вышел, напоследок учтиво поклонившись, чем вызвал улыбку Динзана.
   -Зачем ты это сделал? - спросил фонхорец у Лумара, когда дзангиец вышел.
   -Что, сделал? - гиалиец повернул голову в сторону Динзана.
   -Отпустил без выкупа того, за кого Хадча наверняка бы заплатил выкуп.
   -Он сам, как ты мог понять, не горит желанием вернуться к укулу. Да и даже если он вер­нётся к Хадасу, то вдруг тот возьмёт да и помрёт. Куда тогда этому дзангийцу податься. Может статься, что новому хозяину Арнарула не понадобятся песни этого южанина.
   -Здесь он сильно нужен - буркнул фонхорец.
   -Как знать - загадочно улыбнулся Лумардин.
   -Ну, Четыре Брата с ним, с этим южанином - сказал вождь Холмов - Ардахор, давай сле­дующего.
   Следующим оказался Даговорг, бывший когда-то приятелем Динзана.
   -Даговорг - протянул дрин Холмов - Давно не видел тебя, дружище, можно сказать, соску­чился.
   Пленный наёмник, злобно сверкая глазами, из подлобья глядел на вождей.
  
   Дагел, выйдя из полутёмного трактира на освещенный полуденным зимним солнцем двор, остановился, привыкая к свету, заодно обдумывая, где бы найти приют, дабы не попасться на глаза победителям, справедливо полагая, что какому-нибудь пьяному воргу или бидлонтиту может прийти в голову опять взять его в плен. Попробуй, докажи, что тебя уже один раз в плен взяли, а сам э-баган отпустил на все четыре стороны.
   -Эй, темноволосый - раздался громоподобный голос у него над ухом. Дагел обернулся и ис­пуганно отшатнулся, узнав того самого ворга, что пленил его вчера.
   -Не бойся, южанин - ухмыльнулся Хорватас - Я тебя не съем. Э-баган дал тебе свободу и, вообще, хорошо отнёсся к тебе. А для нас э-баган - ворг задумался - Это э-баган. Да и играешь ты хорошо, у меня аж слёзы на глазах выступили. Пойдём к нашему костру, ребятам твои песни должны понравиться.
   И Дагел двинулся за воргом, обладающим громоподобным голосом. Перед вождями он, помнится, говорил намного тише. Всё-таки эти буйные варвары (жителю Империи все, обитающие за её пределами, за небольшим исключением, казались варварами - и нарангондцы-аганы, и бидлон­титы) действительно уважают и боятся своих вождей (у Хадаса было примерно так же), не в пример Дзангу, где давно уже у власти находились безвольные и не очень умные вантулы (отец, когда был жив, много рассказывал о нравах во дворце и о том как, решались иной раз важные государствен­ные дела).
   Дзангиец и ворг шли по притихшим улицам Синего Бора, мимо дома хадасова управителя, где деловито орудовали ворги Динзана, мимо запертых домов селян, испуганные хозяева которых выглядывали из под чуть-чуть приоткрытых ставен, пока не пришли к старому бревенчатому зда­нию у южных ворот, где раньше размещался отряд воинов Хадчи, постоянно стоящий в Синем Бору. Теперь же здесь размещались победители.
   Воины э-багана, расположились на ночлег в самой казарме, но еду готовили на кострах во дворе, где сейчас, благо погода позволяла, собрались почти все. Здесь были представители всех варварских племён Внутреннего, и не только Внутреннего, Нарангонда: лофуты с Белых гор, легко узнаваемые по треухим шапкам и плащам из волчьего меха; лонгаворги с серьгами в левом ухе, с диковинным образом выбритыми головами (что-то подобное, как в детстве читал Дагел, носили на головах кочевники восточных степей); укулы из внутренних племён - каншамы, тхирамы, ганбаши и прочие; длинноусые эсварги с дальнего запада Нарангонда - из Барэлда.
   У костров сидело довольно много бидлонтитов какого-то неизвестного дзангийцу племени: слегка раскосые глаза, как у некоторых кочевников - восточных и южных соседей Дзанга; светлая кожа; волосы темнее, чем у большинства жителей Севера. Дагел догадался, что это и есть северяне - народ э-багана, несколько лет назад пришедших из холодных степей.
   Воинов было около двух сотен. Сидели они у костров безо всякого деления по племенам: лофут возле укула, эсварг возле лонгаворга. Да и явных нарангондцев-аганов тоже хватало. Хотя кто здесь кто, дзангиец уже не был уверен. Когда они шли, он спросил Хорватаса, почему он, аган, оказался среди людей э-багана, которого бидлонтиты считают чуть ли не богом, на что получил от­вет: "Отец у меня из рудухальских вольных смердов, а мать - каншамка, которую наши захватили в плен во время очередной приграничной заварушки. Да и среди соседей немало было укулов. Потом, когда я подался в ворги, то всё время сталкивался с бидлонтитами самых разных племён. Я по-укульски го­ворю почти так же хорошо, как и на родном языке. Этой осенью с Лумаром к лонгаворгам ушло немало народу из Холмов, и я решил податься тоже, тем более, что баба моя из племени э-багана, я её взял в тот самый год, когда они пришли на Бродяжью реку и присоединились к нашей нфоле. Она с женой э-багана в каком-то родстве". Больше вопросов дзангиец не задавал.
   Хорватас направился к одному из костров, вблизи которого сидели, в основном, наран­гондцы и степные северяне.
   -Хорватас, где ты пропадал? - спросил нарангондца седоволосый варвар со сморщенным лицом.
   -И кто это с тобой? - раздался чей-то хриплый голос.
   -От э-багана я иду - веско произнёс ворг - А это со мной, Дагелом его зовут, певец он.
   -А это тот, которого ты в плен захватил - узнал Дагела бидлонтит с выбитым передним зубом.
   -Тот, Агеба - согласился Хорватас - Только э-баган ему свободу даровал.
   -Точно? - переспросил худой и длинный нарангондец с изъеденным оспой лицом.
   -Точно - громыхнул Хорватас.
   Эй, певец, как тебя там, Дагел! - крикнули откуда-то справа - Выпей вина!
   Дагел взял протянутую ему кружку, до краёв наполненную пахнущей хвоёй жидкостью, и залпом выпил содержимое. Внутренности обожгло. На глазах навернулись слёзы. Дзангиец закашлялся. Тут же чья-то заботливая рука немилосердно приложила его по спине. Чей-то голос сварливо произнёс: "Кугул, вечно ты вино плохо цедишь. Прошлый раз я из-за тебя едва не подавился какой-то палкой"
   "Сам цеди" - лениво огрызнулся невидимый южанину Кугул. Дагела ещё пару раз хлопнули по спине, пока, наконец, он не выдавил: "Спасибо, кажется всё нормально".
   Как он попал внутрь тесного круга, к самому огню, дзангиец не понял - наверное, вынесло ударами по спине - но только вдруг Дагел очутился в центре, под прицелом десятков нагло рассматривающих его глаз. Делая вид, что ему на это наплевать, певец принялся настраивать арда­гас, нарочито долго проверяя каждую струну. Наконец, он ударил по струнам. Начал Дагел с "Песни о Деревянном Мече и Той, Которую Любит Небо". Древняя фонхорская баллада повество­вала о том, как встретились изгнанный из Дзанга, в те времена именовавшегося Бидлонтом и при­надлежавшего Прежним, Даргед-Убийца, более известный как Деревянный Меч и дочь Великого Князя аганов Дандальви, и как они погибли, преследуемые всеми.
   Последний звук ардагаса растаял в зимнем воздухе. Несколько десятков северян, нарангонд­цев и бидлонтитов, сидели, зачарованные древней историей, повествующей о давно канувшем в прошлое мире. Сидящий слева от Дагела северянин-бидлонтит с раскосыми глазами нарушил мол­чание, протянув новую кружку смолянистого варева: "Хлебни, парень". Певец в несколько глотков прикончил варварское "вино" (интересно, из чего они его гонят - из сосновых веток, что ли?), заку­сив куском хлеба, посыпанного солью. К этому времени первая кружка уже начала сказываться, и теперь дзангийцу было тепло и уютно в кругу, бывших ещё утром его врагами, северян. Задумчиво перебирая струны, обводя затуманившимся взором сидящих вокруг, Дагел думал, что бы исполнить дальше. У "Песни о Деревянном Мече и Той, Которую Любит Небо" было продолжение о их сыне Адихоре и его потомках - несколько длинных баллад, повествующих о первых аганских князьях Бидлонта - но сомнительно, чтобы северным бродягам было интересно родословие динзанских кня­зей от возникновения Девяти Княжеств и до их падения и создания на их руинах Первой Дзангийской Империи. Скорее наоборот, сидящие здесь не испытывали ничего, кроме ненависти, к благородным господам - будь то невесть когда жившие дин-заны или местные дрины, дардинги и ральды, кичащиеся своим происхождением.
   Дагел машинально начал наигрывать "Укула...". Нарангондцы оживились и начали напевать, не всегда попадая в такт, но зато от души, выдавая такие куплеты, которые заставили бы самого Да­гела ещё несколько лет назад густо покраснеть до самых ушей. Сначала дзангиец не понял, почему сидящие вокруг с удовольствием напевают обидные для многих из них строчки. Потом ему вспомнилось слышанное от Хадчи объяснение, что сами укулы себя так не называют, обозначая этим словом другие племена, говорящие на родственных им языках - например, для каншама уку­лами являлись все остальные - тхирамы, эргирги, кавасабы и прочие. То есть, укул означал - сосед.
   Дагел начал играть громче и затянул песню сам, стараясь внести в нестройный ор наран­гондцев хоть какое-то подобие мелодии. Кончив орать ("петь" здесь подходило мало), воины загал­дели. Всё тот же раскосый северянин протянул третью кружку, но Дагел отказался: "Хватит пока, мне и так трудновато играть". Хорватас, перекрывая шум, гаркнул: "Дзангиец, давай ту, что давеча Динзану и Лумардину пел!" Дагел согласно кивнул и заиграл. Ворг рявкнул: "Хватит галдеть, му­зыкант петь будет!" Гвалт быстро стих, нарангондцы, разинув рты, слушали "Песню выкупа". Окончив играть и посмотрев на слушателей, дзангиец заметил у кое-кого на глазах слёзы.
   После этого он пел ещё и ещё, изредка взбадривая себя новой порцией "вина". Он спел мно­гое: "Песню о Железном Властелине" и "О сломавшемся в бою клинке", и "Вечного капитана". Часть пел на древнем языке, часть на нарангондском, часть на своём родном. А одну, услышанную от моряков какого-то южного племени, просидевших несколько месяцев в Таможенной тюрьме Вардинатуры, на языке южных морских варваров. В песне речь шла о встрече рыбаков с морским демоном, и о том, как моряки по очереди отдавали в жертву своих товарищей, на которых падал жребий, пока не остался в живых всего один человек, сумевший обмануть морское чудовище.
   Когда Дагел выдохся, уже стемнело. Народу вокруг костра стало больше, незаметно для певца, к ним перебралось немало воинов, сидевшие у других костров. Хмель успел выветриться, и музыкант ощущал себя опустошённым и разбитым. С трудом разогнув затёкшие от долгого сидения ноги, он встал и сказал: "А теперь я хотел бы отдохнуть. Если захотите, завтра я буду играть ещё. Но пока что, я хочу спать. Где бы я мог приклонить голову?" - обратился он к Хорватасу.
   "В казарме. Где найдёшь место, там и спи" - сказал тот. В это время с противоположной сто­роны костра началось какое-то шевеление. Скученно стоявшие и сидевшие северяне отодвигались в сторону, уступая дорогу кому-то, невидимому Дагелу. Ближайшие к огню бидлонтиты расступи­лись, освобождая дорогу, и к костру вышла высокая молодая женщина, ведомая под руку молоденькой девочкой. "Агге" - прошептал раскосый северянин. "Вальми" - выдохнул Хорватас и добавил громче, обращаясь к вновь пришедшей - "Здравствуй, Вальми, а мы тут слушаем песни. Жаль, что ты их не слышала"
   -Кое-что донеслось до моего нынешнего пристанища - ответила Вальми - Звуки ардагаса разносятся далеко. Кстати, кто так хорошо играл?
   -Ты не знаешь его - ответил Хорватас - Это южанин, дзангиец. Он только сегодня появился среди нас.
   -Южанин - задумчиво протянула ведьма (Дагел только сейчас понял, что по-нарангондски означает это имя, скорее даже - прозвище, причём, похоже, не напрасно данное - судя по тому бояз­ливому уважению, с которым с ней разговаривал ворг) - Подойди ко мне, южанин - голосом, при­выкшим к повиновению, приказала она. Дагел, обогнув костёр, приблизился к Вальми. "Дай мне руку" - велела ведьма. Дзангиец протянул ладонь. Девочка, сопровождающая Вальми, приблизила её руку к руке певца.
   Что произошло в следующий миг, Дагел не понял. Внешне ведьма сохранила спокойствие, но дзангиец ощутил, как она вздрогнула. А может, это ему показалось, потому, что он сам вздрогнул, разглядев глаза Вальми - лишённые зрачков, один белок, сверкающий в отблесках ко­стра. А так её можно было назвать красивой - правда, совсем не той красотой, которой блистали придворные красавицы имперского Дзанга - не было в ней той утончённой изысканности, что так ценилась и вырабатывалась годами в дамах-аристократках Империи. Перед южанином стояла жен­щина со скуластым лицом, выдающим соплеменницу э-багана, с довольно пышными формами, в Дзанге они бы вызвали уважение лишь у простолюдина. Но перед ним стояла одна из тех, кто яв­лялся знатью этой земли. Об этом говорили и властность голоса, и неподдельные почтение и страх со стороны окружающих.
   Вальми неожиданно протянула вторую руку к лицу Дагела и провела ладонью вдоль лица дзангийца. - "Ты, наверное, красивый, южанин" - произнесла она не то спрашивая, не то утверждая - "Наверное ты нравишься женщинам" - дзангиец опять промолчал, не зная, что сказать. "Ладно, не буду тебя больше мучить" - улыбнулась Слепая Колдунья - "Как-нибудь ты споёшь и сыграешь для меня" - добавила она.
   -Хорошо - ответил Дагел и добавил, совершенно неожиданно для себя - Я буду рад усладить твой слух, госпожа.
   -Вы южане все так красиво говорите? - спросила Вальми.
   -Не все - ответил дзангиец - И не всегда.
   -Не забудь, южанин, что ты обещал сыграть для меня. Не буду мешать вам веселиться - с этими словами Вальми-Агге повернулась и, обращаясь к девочке-поводырю, приказала - ВЗрга, веди меня домой.
   Слепая Колдунья удалилась в темноту, но в воцарившейся тишине ещё долго слышно было, как скрипят по снегу её сапоги. Лишь когда звук её шагов совсем стих, воины вновь заговорили. Да­гел поискал глазами Хорватаса, тот стоял в нескольких шагах от костра, опёршись о меч в ножнах.
   -Кто она такая, эта Вальми? - тихо спросил дзангиец нарангондца.
   -Она из народа э-багана - ответил Хорватас так же тихо - Среди северян о ней ходит слава, как о великой чародейке, которой ведомо всё. Говорят, благодаря ей, северяне сумели пройти от Студёного моря до Бродяжьей реки через земли враждебных племён. И ещё они говорят - Хозяин Пурги, или по-ихнему Снежный Дед, покарал безумием и смертью от руки Динзана одного из вож­дей её народа за то, что тот усомнился в пророчествованиях Вальми и осыпал на одном из Советов племени её оскорблениями.
   -А что означает Агге? - задал новый вопрос Дагел.
   -Не знаю - пожал плечами Хорватас - Что-то на их языке, который из наших знают Динзан да еще двое или трое. С нами эти бидлонтиты говорят на нарангондском. А Вальми они по-своему зо­вут Слепой Колдунье, по-ихнему выходит совсем коротко.
   -Ладно, Ветра с ней, с этой ведьмой - сказал Дагел - Пойду спать.
   -Я застолбил место почти у самого очага. Да и лишнее одеяло у меня найдётся - сказал Хорватас.
   Покинув начавший затухать костёр, возле которого почти никого не осталось, они пересекли вытоптанный двор и вошли в казарму. Осторожно ступая между спящими, дзангиец с Хорватасом пробрался к жарко пылающему очагу. Нарангондец довольно бесцеремонно толкнул лежащего у огня бидлонтита: "Тачага, подвинься". Порывшись в тюке, протянул Дагелу потёртое одеяло, сши­тое из волчьих шкур: "Держи, южанин". Дзангиец укутался с головы до ног и почти мгновенно ус­нул. И приснилась ему Вардинатура и тёплое море, плещущееся у его ног.
  
   Утром Дагел сперва не смог понять, где находится. Потом в памяти всплыл вчерашний день, начавшийся допросом у вождей, а окончившийся знакомством с ведьмой. Хорватаса рядом не ока­залось, да и вообще казарма была почти пустой: только у стены лежали несколько раненных вои­нов, да у погасшего очага в пол-оборота к дзангийцу сидела девочка-северянка, показавшаяся ему знакомой.
   -Проснулся? - спросила Вирга, почувствовав на себе взгляд и обернувшись к Дагелу - Сле­пая хочет тебя видеть.
   -А где все? - спросил дзангиец.
   -Пошли дальше. Война - Вирга пожала плечами - Хадчу бить - видно было, что на наран­гондском аганике она говорила плохо, хотя старалась это не показывать. Больше Дагел не о чём её спрашивать не стал. Молча, он скатал одеяло и кинул его к стене. Поискал глазами ардагас - тот оказался аккуратно поставленным в углу. Бережно взяв инструмент, он внимательно осмотрел его - всё ли в порядке. Удовлетворившись результатом осмотра, Дагел сказал: "Пойдём".
   Идти пришлось недолго - от ворот казармы на право вдоль стены, затем по протоптанной в снегу тропинке до двухэтажного строения, где со своим многочисленным семейством жил командир хадасовых солдат, стоящих в Синем Боре. Теперь он вместе с роднёй сидел в холодном амбаре, где ещё прошлым утром мёрз и сам Дагел. А дом сотника Канши облюбовала Слепая Кол­дунья - Вальми.
   Дверь со скрипом отворилась. Дзангиец вслед за Виргой пересёк тёмную прихожую, под­нялся по скрипящей лестнице на второй этаж. Они остановились у двери, из-под которой пробивался неяркий свет. Девушка-поводырь подняла руку, собираясь постучать. "Войдите!" - уп­реждая стук, крикнула Вальми.
   Войдя внутрь, Дагел оказался в небольшой комнатке, не смотря на то, что на улице было уже светло, ярко освещённой огнём очага, вделанного в стену. У противоположной стены, на укрытом шкурой медведя топчане сидела Слепая Ведьма.
   "Ты свободна, Вирга" - сказала она, обращая незрячие глаза к прислужнице - "На сегодня ты мне больше не понадобишься. Можешь погулять по селению. Смотри, только, как бы тебя не при­нял кто-нибудь за местную". Вирга что-то ответила на родном наречии, затем повторила по-наран­гондски: "Спасибо, Агге".
   Когда за Виргой захлопнулась дверь внизу, Вальми сказала, словно догадавшись о том, что думал Дагел: "Я тебя позвала не играть. Сыграешь мне как-нибудь потом" - с этими словами она одним рывком развязала шнурок, стягивающий платье на груди, и высвободила руки из рукавов. Её одеяние из тонкой тардской шерсти медленно опускалось на пол, открывая взору дзангийца при­зывно торчащие груди. Дагел успел вспомнить расхожую среди нарангондцев шутку, что обитатели холодных степей севера моются только, когда случайно в воду попадут. Затем подумал, что и сам мылся последний раз чуть ли не месяц назад. Больше ни о чём в тот день думать он не мог.
   Много чего дзангиец услышал в этот день, лёжа в объятиях Вальми в жарко натопленной комнате: сквозь стоны и всхлипы. Слепая шептала ему о том, сколько лет назад привиделся ей он в непроглядной тьме, что царила вокруг неё; сколько людей её племени сложили свои головы, чтобы она попала с одного края Великой тайги на другой; сколько её пришлось ждать его здесь, в чужой полуденной стране, где ветер завывает по-иному, речная вода журчит не так и даже молчание камня и земли другое, чем в далёкой снежной пустыне её детства и юности, давшей её силу и знание. Как долго пришлось ждать Агге южанина, так долго, что иногда казалось - всё напрасно: и гибельный переход сквозь зимнюю тайгу, и смерть половины племени, и вся кровь, что лежит на ней - Людей Гремящих Ключей, попавшихся на пути племени Сынов Хорта и кхунвулов, наконец - нарангонд­цев-воргов с Бродяжьей реки.
   Они провели в тесной комнатёнке четыре дня. Вирга приносила поесть, оставляя у двери свёрток с провизией, и опять исчезала, не попадаясь на глаза. Здесь же у двери она бросала дрова. На пятый день Вальми сказала: "Сегодня вернутся воины, ходившие осаждать вяльд Хадчи. И все мы двинемся по домам. Кто в Холмы, кто на Лонгаворгский берег. Война окончилась. Хадча сдался".
   Дагел не стал спрашивать, откуда Слепой это известно - он уже не удивлялся ничему, свя­занному с Вальми - просто воспринимал как должное, так же как её слепоту и пугающие поначалу глаза. Он только спросил: "Мне с тобой можно, в Холмы?"
   -Ты ещё спрашиваешь, дурачок - улыбнулась Вальми, заплетая свои роскошные волосы в косы. Дагел, вспомнил, что у варваров женщины до замужества ходили простоволосыми - как и Вальми в день их встречи - выходя замуж, они заплетали косы. Часть укулов - две, часть - в четыре, а кавасабы и ганбаши - в три, как и северные кочевники.
   -Только я ухожу не в Холмы, а к э-багану, на Лонгаворгский берег - добавила она, заплетаю третью косу.
   -Мне всё равно - пожал плечами Дагел - Куда угодно, лишь бы быть твоими глазами.
   -Повтори, повтори - взволнованно проговорила Агге.
   -Мне всё равно - медленно произнёс дзангиец - Куда угодно, лишь бы быть твоими глазами.
   -Твоими глазами - протянула Слепая Колдунья - Давно, в тот миг, когда ты привиделся мне в непроглядной тьме, ветер, примчавшийся со Студёного моря, прошептал мне эти слова, смысла ко­торых я тогда не поняла. Знал бы Кунволо и все остальные - ради чего они погибли - ради этих слов, что сказал ты сейчас.
  
   Отряд лонгаворгов, Людей Гремящих Ключей и воргов, ходивших осаждать логово Хадаса, вернулся под вечер. Все были довольны: три дня осады вынудили правителя Равнинного Арнарула сдаться на предложенных победителями условиях. Синий Бор с округой и полоса приграничной земли между Равниной и Холмами шириной в полдня пешего пути с десятком заимок и хуторов отошли к Динзану. Чальгав полностью перешёл к Улхаму, став вотчиною бастарда Андахора.
   Под властью Хадаса Арнарульского оставалось еще больше половины его владений, где жило три четверти населения данда. Но победители по совету столичных друзей улхамского дрина ограничились весьма скромным переделом границ - Великие Князья со времён Господской Резни старался ослабить слишком сильных провинциальных властителей, к числу коих принадлежал и ар­нарульский дрин. Ослабление Арнарула было достигнуто, а князю незачем чрезмерно усиливать своих вассалов, один из которых был ненамного слабее Хадчи Арнарульца, а владения другого рас­полагались так далеко от столицы, что за ним не было никакого надзора со стороны княжеских чи­новников. Особенно если учесть слухи о возможной свадьбе между дочерью улхамского дрина и правителем Холмов Арнарула.
   Всё это Дагелу рассказал Хорватас, довольный, как и все остальные, добычей и тем, что не пришлось сильно рисковать своими жизнями: к полутора тысячам людей э-багана и Динзана при­соединились пять сотен конных улхамцев. И Хадча из своего вяльда носа не смог высунуть. Пару вылазок осаждающие отбили, потеряв всего троих тяжело раненных. Людям Хадчи повезло меньше - во второй раз они попали под удар конных улхамцев, и до ворот вяльда добралось всего несколько человек.
   Немного раздражало Хорватаса и остальных только то, что Валдадин не дал добить эту жир­ную свинью Хадчу. Ну, ничего, к Динзану стекаются ворги со всего Внутреннего Нарангонда, Лу­мардин собирает под свои знамёна на Лонгаворгском берегу бидлонтитов со всех сторон. Перед са­мой войной с арнарульцами к э-багану собирались прибыть вожди лонгаворгских кланов с островов, дабы бросить под ноги Лумардину свои мечи и мечи своих сородичей. А лонгаворги не забыли ни предательства Дрибаров по отношению к их предкам - ганбашам, ни не столь уж и дав­ней расправы над их отцами и дедами.
   "Ничего, южанин, мы ещё посмотрим какого цвета кровь благородных" - закончил он, кро­вожадно усмехаясь - "Может быть, мы закончим свой поход в Вандарконноте".
  
   На следующее утро стали собираться в путь. Приготовления в дорогу начались задолго до того, как заалел восток: грузили в телеги и сани геройски награбленное. Когда над лесистыми хол­мами, окружавшими Синий Бор с трёх сторон, взошло кроваво-красное зимнее солнце, победители двинулись в дорогу, оставив в селении небольшой отряд воргов.
   Вместе со всеми шёл на юг и Дагел. На него смотрели с подчёркнутым равнодушием: ещё вчера его могли без лишних слов прикончить и непременно бы это сделали, случись нужда, но те­перь дзангиец был мужчиной Слепой Ведьмы и это делало его одним из своих - подобно тому, как это происходило нередко среди варваров. Разве что обычно это требовало соблюдения некоторых обрядов, но кто посмеет указывать Слепой на несоблюдение древних ритуалов, памятуя о злосчастной судьбе Товула. Да и соблюдаться древние обычаи в последнее время стали менее строго.
   К полудню обитаемые земли вокруг Синего Бора остались далеко позади. Вокруг лежали леса с редкими, не оправившимися с летнего нашествия хуторами. Многие из них стояли покинутыми - смерды и холопы прятались по лесным схронам, не зная, что война между господами уже окончилась. Пользуясь случаем, воины э-багана решили подобрать бесхозное добро. Но Динзан, которому отныне принадлежала эта земля, возмутился. Гиалиец, видя гнев друга, придержал своих удальцов.
   Потом следы человеческого жилья и вовсе исчезли - потянулись лесистые холмы, к юго-вос­току становящиеся всё выше. Здесь дорога ветвилась - Динзан со своим отрядом сворачивал на юго-восток, бидлонтитам и нарангондцам э-багана предстоял путь дальше на юг по разбитому Старому тракту.
   Простившись с обитателями Холмов, спешившими добраться до ночи до своей деревни, люди э-багана расположились на ночлег у развилки.
   Утром ни свет, ни заря двинулись дальше. Холод не давал Дагелу выспаться, не смотря на волчьи шкуры. Зимнее солнце, слепящее по утру в глаза, совершенно не грело. Идти приходилось пешком - на санях, кроме добычи, лежали только раненные. Даже э-баган, щадя свою низкорослую кавасабскую лошадёнку, шёл всю дорогу своим ходом. Дагел шёл рядом с Вальми, которая тоже шла пешком. Годы, прошедшие с той поры, как дзангиец покинул родину, не баловали его праздностью, потому дорога не казалась ему слишком тяжёлой - скорее, наоборот, по сравнению с увешанными оружием и добычей, не уместившейся на телегах, воинами э-багана ему приходилось легче - ничего, кроме ардагаса он не нёс. Но холод донимал Дагела всё время, пока, наконец, до­рога, лезшая всё выше и выше от холма к холму, не пошла вниз, ведя отряд по обращённой к морю стороне Арнарульского кряжа. Стало заметно теплее.
   Приободрились все - не только дзангиец. Осталось совсем недалеко до родных очагов, где их ожидают семьи.
   В сумерках видны были огни деревень на равнине вдоль моря. Впрочем, ещё одну ночь при­шлось провести под открытым небом. Только на следующий день добрались до первой лонгаворг­ской деревни.
   Дагел с любопытством рассматривал жилища воинственных морских бродяг, про которых много слышал от дзангийских моряков. Длинные дома с двухскатными крышами, над входом выре­заны морды зверей: волков, медведей, кабанов. На морском берегу сушились растянутые сети и стояли десятки лодок и небольших кораблей - знаменитые лонгаворгские тларсы, на которых бере­говые обитатели ухитрялись ходить в набеги на тысячи харилей: вплоть до берегов Арнартавикса на юге и Морской Империи на западе.
   Большая часть отряда здесь не задержалась - все спешили по домам. После селения отряд разделился: больше тысячи во главе с э-баганом двинулась дальше по Старому тракту, а несколько сотен направились на запад, где на длинной, в целый день пути, косе лежали их деревни.
   На следующий день от отряда осталось всего семь сотен - в трёх попутных деревнях оста­лось не менее чем по сотне в каждой.
   Наконец, вечером седьмого с выступления из Синего Бора дня они дошли до "столицы" э-багана. Это поселение было в несколько раз больше попадавшихся на пути. В отличие от остальных лонгаворгских деревень Эбхахум был обнесён не хлипким частоколом, а бревенчатой стеной в два человеческих роста с десятком смотровых башен. В городок вели трое ворот: на юг, север и на за­пад - в море.
   -Неужели всё это построили за несколько последних месяцев? - спросил Дагел, изумлённо разглядывая свежесрубленные стены.
   -Стену срубили за пятнадцать дней - ответил лонгаворг, шедший рядом - А всё, что внутри, строится до сих пор.
   Отряд медленно втягивался внутрь через северные ворота и растекался по улицам и переул­кам Эбхахума, распространяя радостный шум, сопровождающий возвращение людей э-багана из похода. И только, наверное, двоих не касалось общее веселье. Дагел с Вальми направлялись к её дому.
   -Не туда, направо - говорила Слепая Колдунья - Налево. Вот и пришли - сказала она, когда они упёрлись в низкую ограду, за которой стоял бревенчатый дом с крытой соломой крышей.
   Пошарив слева от калитки, Вальми что-то дёрнула и открыла её. Пройдя по обледенелой тропинке, дзангиец и северянка поднялись на крыльцо. Слепая Колдунья нащупала крюк, висящий слева от двери, и, просунув его в дверное отверстие, провернула. Скрипя, дверь отворилась.
   Внутри было темно и холодно. Дрова Дагел нашёл возле крыльца. Разведя огонь в печи, сложенной из плоских камней, дзангиец подивился её хитрому устройству, позволяющему обогревать дом, не глотая при этом дым очага. Как объяснила Вальми, печи лонгаворги переняли от вошедших в состав береговых кланов прежних насельников этих мест, родом бывших с востока - с гор, что лежат за Колдовским Лесом.
   Дагел и Вальми уже готовы были завалиться в постель, как раздался стук в дверь. Дзангиец с недовольным лицом пошёл открывать. На пороге стояла Вирга.
   -Слепая здесь? - спросила она, старательно избегая смотреть в лицо Дагелу.
   -Что ты хотела, Вирга?! - подала голос Вальми из глубины дома.
   -Я просто хотела... - девочка запнулась - Я буду тебе нужна?
   -Пока можешь быть свободна - ответила Слепая Колдунья - Если мне понадобится твоя по­мощь, я позову тебя.
   -Спасибо, Агге - с этими словами Вирга быстро спустилась с крыльца и выбежала за калитку.
   -Похоже, она ревнует тебя ко мне - сказал Дагел.
   -Нет, просто для неё, как и всех остальных - ты чужак. Наоборот, она рада, что не придётся больше ходить за мной, как на привязи. Девке уже четырнадцатый год, о парнях надо думать, а не слепую уродину всюду водить.
   -Мне показалось, что она едва ли не гордится своей обязанностью - заметил дзангиец.
   -И это тоже есть, но всё равно, ей надо о будущем думать, а не ходить за мной до старости. Надеюсь, Снежный Дед будет благосклонен к ней и пошлёт ей хорошего мужа. А если мне понадобится поводырь, найдётся другой ребёнок. Она и так целых четыре года была моими гла­зами.
   Больше в тот день Вальми никто не беспокоил, и она с певцом смогла заняться тем увлека­тельнейшим делом, от которого их отвлекла дорога от Синего Бора до Эбхахума (Дагел подозревал, что Слепая не прочь была заняться этим и в пути, но, догадываясь о стеснительности дзангийца, со­вершенно ей непонятной, не требовала повторения синеборских утех).
  
   Дагел и Вальми потеряли счёт дням: большую часть дня они проводили в постели, покидая её только для растопки печи и приготовления пищи. Так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером дверь кто-то робко не постучал. Дагел, только что принёсший дров и затопивший печь, собирался занять своё место рядом с Агге. Потому он зло толкнул дверь.
   На пороге стоял незнакомый мальчишка (было бы очень странно, если бы он оказался Да­гелу, нигде в Эбхахуме не бывавшему, знакомым).
   -Господин Тхакел? - спросил мальчишка на ломаном нарангондском, бывшем в ходу у лон­гаворгов.
   Да - ответил дзангиец, догадавшись, хотя и не сразу, что Тхакел - это он, Дагел, и есть.
   -Э-баган велел прийти тебе в его дворец сегодня, как только взойдёт Айя - нарангондский посыльного был не просто ломанным, но ужасно искажённым. Дагел, для которого язык Трёх Кня­жеств не был родным, не сразу сообразил, что же говорит мальчишка. Наконец он разобрался, о чём идёт речь, и ответил: "Хорошо, я обязательно приду".
   -Агге - крикнул он, вернувшись в дом - Э-баган зовёт меня к себе. Что бы это могло озна­чать.
   -Я уже несколько дней жду, когда тебя призовут к э-багану - ответила Слепая.
   -Может быть, знаешь, зачем он хочет меня видеть?
   -Не знаю точно, но навряд ли только для того, чтобы послушать твоё пение. Но ардагас всё-таки возьми с собой - сказала Вальми, заплетая волосы.
   Дагел насилу дождался, восхода Большой луны. Едва только Айя выглянула из-за холмов на востоке, он накинул куртку, снял со стены ардагас и вышел на улицу. На востоке поднимался всё выше жёлто-розовый мяч Айи, на западе догорал в сером по зимнему времени море закат. Было холодно и пустынно. Дагел закрыл за собой калитку. Тут же появился давешний мальчишка-по­сыльный.
   -Э-баган велел показать тебе дорогу до его жилища - сказал он - Ты ведь не знаешь?
   -Да - согласился дзангиец - Не знаю. Сколько здесь нахожусь, нигде не бывал.
   Идти пришлось через весь город - Слепая жила у восточной стены, а э-баган облюбовал себе место у моря.
   Дворец Лумара мало чем отличался от длинных домов большинства лонгаворгов - разве что был двухэтажным, в отличие от большинства строений Эбхахума, да снаружи был украшен затей­ливой резьбой. А в остальном ничем не отличался от других домов - наличествовала даже оскаленная волчья морда, вырезанная из дубовой колоды, над входом.
   Хотя всё же одно отличие было - у ворот, ведущих во двор, сидело двое воинов в полном вооружении: щит, кольчуга, островерхий шлем, стальные налокотники и наколенники, меч, копьё, пара ножей. Возле одного из стражников стоял лук с колчаном, полным стрел.
   Караульные равнодушно посмотрели на Дагела, его провожатый бросил что-то на своём исковерканном нарангондском, и они также равнодушно отвернулись, продолжая разглядывать тёмную улицу.
   "Да, это тебе не гвардия вантула Империи и даже не охрана наместника Вардинатуры. Там пришлось бы пройти через три кольца стражников с особым паролем в каждом. Тебя бы обыскали, промяв каждую складку на одежде, и отобрали бы всё, что может служить оружием. Ардагас, на­пример, металлическими струнами которого опытная рука запросто перережет горло. Впрочем" - мысли дзангийца приняли новое направление - "Правители юга ограждают себя от подданных копьями стражи из страха. И если правителям северных земель не приходится бояться подданных, то не потому ли, что они не внушают своему народу такой сильной ненависти". Даже Хадас Арна­рулец, не зря прозванный смердами Песьим Хреном, удерживал в повиновении народ Арнарула не одними только мечами своих наёмников, но и умелым обращением - в голодные годы, по рассказам слуг, он и оброк мог снизить и, даже наоборот, открывал крестьянам свои амбары. Да и кобелиный нрав арнарульского дрина служил, как ни странно, хорошую службу - многие просто боялись под­нять руку на своего господина, который мог оказаться, как однажды после изрядного количества браги пошутил он сам, их отцом.
   Что уж говорить об э-багане, которого нельзя было упрекнуть ни в чём: ни в излишней рос­коши, ибо жил он, может быть, чуть богаче зажиточного крестьянина; ни в жестоком обращении со своим народом - его, что делил в походах все тяготы наравне с простыми воинами, и вершил суд по справедливости.
   Дагел начал вспоминать многочисленных заговорщиков, покушавшихся на жизнь императо­ров Дзанга: от жаждущих трона родственников и недовольных вантулами аристократов до вардинатурийских тираноборцев и прочих выходцев из окраинных, не исконно дзангийских про­винций Империи, но тут они пришли. Провожатый без стука отворил дверь дворца и, пропустив вперёд Дагела, сам побежал обратно к выходу на улицу.
   Дзангиец оказался в ярко освещённом факелами и очагом Гостевом Зале, обшитые обожженными досками стены которого были увешаны доспехами и оружием - тем, что приносили э-багану посыльные от варварских кланов в знак подчинения. Здесь было самое разнообразное оружие: вну­шительного вида укульские канши, короткие лофутские мечи, зазубренные эсваргские клинки, вполне обычного нарангондского образца мечи и копья внутренних варваров, лонгаворгские прота­заны, луки нескольких видов - годные и для охоты, и для войны ганбашские, боевые нарангонд­ские, бывшие в ходу у многих племён севера и, наконец, арбалеты, перенятые лонгаворгами, а от них и нарангондцами, у дзунглийцев.
   Хозяин всего этого вооружения - э-баган, Лумардин, единственный Прежний, которого Да­гел видел собственными глазами - сидел у очага в плетёном из ивовых прутьев кресле с накинутой поверх каркаса волчьей шкурой.
   -Приветствую тебя, дзангиец - сказал Лумардин - Я не видел тебя с того дня, как мы верну­лись в Эбхахум. Сегодня в моём доме соберутся гости, и я хочу, чтобы ты усладил их слух своёй игрой. Думаю, что будет справедливо, если не только Вальми будет слушать твои песни - э-баган улыбнулся и тут же вновь посуровел - Но не только для этого я позвал тебя к себе. Почти целый ме­сяц ты провёл, не высовывая носа из дома Слепой. Наш народ прокормит вместе со Слепой Колдуньей и тебя, если ты нужен Агге. Но среди людей севера не принято, чтобы муж сидел на шее у жены, да и самому тебе такая жизнь скоро надоест. Ты, как знающий грамоту, пригодишься мне. Довольно много варваров, принёсших клятву верности э-багану, живут далеко за пределами Лонга­воргского берега. И от них приходят не только устные вести, но письменные послания. Среди бере­гового люда мало разумеющих письмо, мне самому хватает других забот, кроме как читать послания от эсваргов и лофутов. Потому я хочу тебе предложить место письмоводителя при э-ба­гане.
   -Не знаю, справлюсь ли я - ответил Дагел - С бидлонтитскими наречиями Севера я мало зна­ком.
   -Не бойся - успокоил его гиалиец - Бидлонтиты используют обычное аганское письмо и чаще всего пишут на нарангондском языке. Причём пишут на нарангондском они понятнее, чем говорят.
   -Хорошо - сказал дзангиец - Когда приступать к работе?
   -С завтрашнего дня. Стражники у ворот скажут, где меня найти - ответил Лумар - Жалование будешь получать пять динагонских гривен в месяц. Сверх того всё необходимое из моих кладовых. О деле мы с тобой поговорили - сказал э-баган - А сейчас начнут прибывать гости. Сегодня я созвал к себе вождей из Эбхахума и селений Берега. Предстоит не праздная беседа, а обсуждение последних вестей, и возможно будут приняты важные решения. Но может быть, сегодня ничего ре­шено не будет. Всё равно, слушай, южанин, внимательно. Тебе предстоит немало времени провести среди берегового народа, да и служба твоя продлится не один год. Ты окажешься в числе тех, от кого будет зависеть судьба лонгаворгов и всех, кто свяжет свою судьбу с этим краем. Потому тебе необходимо знать всё, что происходит на Лонгаворгском берегу и в соседних землях.
   Дверь со скрипом отворилась, и в Гостевой Зал вошёл первый из гостей - это был корена­стый бидлонтит в роскошном наряде.
   -Приветствую тебя, Ваджа - произнёс хозяин дома - Лёгок ли был твой путь?
   -Приветствую и я тебя, э-баган - ответил пришедший - Лёгок ли был путь? - переспросил он - Что может случиться со мной в моей родной земле. А как твои дела, э-баган? Здорова ли твоя се­мья?
   -С ними всё в порядке - ответил гиалиец - И с Ваишей, и с мальчиками.
   -Надеюсь, из них вырастут добрые воины, достойные своего отца - сказал Вадже.
   -И я тоже надеюсь - согласился Лумардин - А как дела в северных селениях Берега?
   -Всё в полном порядке - сказал лонгаворг - С тех пор, как ты пришёл в землю Берегового народа, нам нечего опасаться, ибо вождь Холмов - твой друг. Из Динагона полно вестей.
   -Об этом ты скажешь, когда соберутся все - мягко перебил его э-баган.
   Вскоре начали приходить остальные гости. Всего в Гостевом Зале дворца Лумардина собра­лось три десятка человек: вожди и посланцы от кланов берега, эбхахумские старейшины, посланцы с островов залива, заселённых лонгаворгами, предводители бидлонтитов, пришедших к э-багану из земель Нарангонда. Почтенные гости заняли места возле очага, за поставленными полукругом сто­лами.
   Слуги под присмотром Ваиши вынесли угощение: рыбу вяленую, копчёную, жареную, варё­ную, мороженую, солёную; уху трёх сортов; жаркое из свинины; хлеб, пироги с ягодой, мясом и рыбой. Из лакомств гостям были предложены печёные желуди и ягода - мороженная, сушеная и сваренная в меду. Из выпивки были ягодная брага, ячменное пиво и фонхорское вино.
   Гости сидели вокруг очага, пили, закусывали. Обсуждали последние вести. Из Арнарула сообщали что Хадас умер, не то простыв во время осады Синего Бора, не то получив от злобы моз­говой удар. Наследовал ему племянник, сын старшего брата, тоже, кстати, Хадас, который тут же отправился в Вандарконнот и обратился к Великому Князю с просьбой вернуть несправедливо ото­бранные владения, ссылаясь на то, что может его дядя и виноват в чём-то перед короной, но он, Ха­дас честно служил и служит Дрибарам, и доказал это в прошедшей войне с укулами. Здесь Хадас Младший был прав - в отличие от своего дяди, отсидевшегося за стенами своего вяльда, он честно сражался с укулам в Рудухале, где был ранен. Впрочем, всё это не повлияло на исход дела - поте­рянные земли ему не вернули.
   Из дандов Динагона и княжеских земель приходили известия от желающих служить э-ба­гану. В Восточном Княжестве всё пока что складывалось благоприятно для э-багана и его последователей - Валдадин II старательно делал вид, что не замечает сотен варваров, собиравшихся в ватаги для пути на юг, в Эбхахум. Адрин относился к Лумардину благожелательно, явно намере­ваясь использовать стоящую за ним силу как противовес знати. С приграничными укульскими пле­менами был заключён мир - укулы и Динагон обменялись заложниками, чего не случалось последние три десятка лет.
   В Эрхаэлде, наконец, завершилась шестилетняя распря. Завершилась нелепой гибелью за­конного князя на охоте. И Эрхадин Талькарский, оставшись единственным претендентом на трон, был коронован под именем Эрхадина V. Впрочем, даже окончание междоусобной войны ничего не меняло в положении Срединного Княжества. Его могущество было в далёком прошлом - в тех вре­менах, когда Динагон являлся всего-навсего восточной окраиной Эрхаэлда. С тех пор минула не одна сотня лет. За это время успела прерваться эрхаэлдская ветвь Дрибаров, само княжество поте­ряло изрядный кусок на западе, захваченный двести пятьдесят лет назад Барэлдом, восточная поло­вина Срединного Княжества превратилась в независимое государство, временами грозившее погло­тить бывшую метрополию. Так, наверное, и произошло бы, не случись в самом Динагоне Господская Резня, ослабившая Восточное Княжество.
   От новостей как-то незаметно перешли к обсуждению планов на близившуюся весну. Ста­рейшины и вожди думали, куда стоит направить э-багану тысячи верных ему мечей. По самым скромным подсчётам получалось, что под знаменем Лумардина - сером полотнищем с зелёной вет­вью дуба - соберутся не менее десяти тысяч человек. Это если взять в расчёт только лонгаворгов Берега и островов и поселившихся среди них людей из Холмов Арнарула и бидлонтитов других племён. Но кроме них были ещё две-три тысячи лонгаворгов Элувары и Эворэны и неопределённое количество варваров, готовых явиться по первому зову э-багана - таковых могло набраться до пяти-шести тысяч.
   Дагел задумался: получалось большое войско, превышающее армию Великого Князя, и не­намного уступающее ополчению из провинциальной знати. Если учесть, что кое-кто из числа бла­городных Динагона склоняется на сторону э-багана, а многие предпочтут остаться в стороне, и за­ручиться поддержкой бидлонтитов по ту сторону динагонской границы, то Лумардин уже сейчас вполне мог подчинить своей власти Восточное Княжество, а там и остальной Внутренний Нарангонд.
   А может направить свои орды на соседей. Бидлонтиты не откажутся пограбить Торговый Союз и Империю. Тем более, там можно взять не в пример большую добычу, чем в пределах Трёх Княжеств. Старейшины обсуждали оба варианта. И оба они казались привлекательными - и завладеть Севером, и взять богатую добычу на юге, было одинаково заманчивым.
   -Не стоит забывать, что я считаюсь вассалом Великого Князя Динагона - сказал Лумардин - И наш поход, против кого бы он ни был направлен, сразу даст повод врагам Восточного Княжества развязать войну. Но, думаю, неразумно сейчас также попытаться захватить Динагон. Ибо Валдадин пока что относится к нам благожелательно. Лучше собирать свои силы, пользуясь милостью князя.
   Что касается похода на юг, то Дзанг вступает в пору своего могущества. Доходят слухи, что вантулы задумываются о своём северном соседе - Фон-Хоре. Не следует забывать, что Фон-Хор на­воднён выходцами из Империи. Да и среди самих змееедов многие обращают свои взоры на Дзанг в надежде, что вантулы, взяв этот край под свою власть, прекратят междоусобицы, от которых Вол­чий Берег страдает уже столько веков. Как бы нам вместо похода за добычей не пришлось встречать врага у своих границ.
   -Что-то ты, э-баган, странное говоришь - подал голос один из гостей - Дзанг далеко, никогда еще южане не осмеливались сунуть свой нос на север.
   -Лэгдаг - ответил старейшине гиалиец - В древние времена Дзанг несколько раз простирал свою власть на Нарангонд, когда Империя была в силах это сделать. Просто последний раз это было в незапамятную пору, когда ваши предки ещё кочевали на каважах. Сейчас же настало время нового усиления Великого Дзанга.
   -Что ты нам предлагаешь? - спросил Ваджа - Защищать змееедов от южан? Первые ни чем не лучше вторых.
   -Лучше воевать на чужой земле, чем ждать, пока враг не придёт к нам - ответил Лумардин - Поверьте мне, Дзанг очень опасный враг, несмотря на то, что войны из имперцев неважные - они или одолеют Север числом, или купят мечи племён, которые умеют воевать. Дагел, скажи всем, что собой представляет Империя - обратился он к дзангийцу.
   -Э-баган прав - ответил певец - Империя очень могущественна, в одной только Вардинатуре живёт больше людей, чем во всём Нарангонде от моря до Верхних каважей. И нет равных моим со­племенникам в обмане и подкупе. Казна вантулов полна, как её ни разворовывают нечистые на руку царедворцы. И пусть сами императоры полные ничтожества, которых нельзя сравнить с самым не­годным дрином Динагона, но среди их подданных найдётся достаточно умелых полководцев и мас­теров плести интриги против соседей.
   -В любом случае, до весны ещё почти месяц - сказал Ваджа - У нас есть время подумать. Слова этого южанина меня убеждают.
   -А сейчас предлагаю послушать пение и игру моего дзангийского друга - предложил гиалиец - Довольно мрачных мыслей и бесполезных споров. Через месяц или полтора станет ясно, что нам уготовано Хозяином Пурги.
   Дагел взял в руки ардагас и тронул струны.

Часть III. Возвышение.

Глава 1. Мастер ядов и снадобий.

   Трудны и опасны сухопутные пути между Дзангом и Нарангондом. Рискнувшему пуститься в дорогу, сначала нужно пройти раздираемый вечными междоусобицами Фон-Хор, далее предстоял путь по местам, заселённым разбойничьими племенами, потом Старый тракт вёл между Колдовским Лесом и Лонгаворгским берегом, что тоже таило в себе немало опасностей, учитывая беспощадный нрав лонгаворгов и их жадность до добычи. И только в Арнаруле путника или торговца худо-бедно защищала власть Великого Князя Динагона.
   Караван достопочтенного Вархота, впрочем, уже успел преодолеть немалую часть пути: позади остался Фон-Хор (по-иному - Дин-Зан) с вечной враждой исконных обитателей - Высоких - и лихой удалью пришлого люда. Да и глухие места, где подстерегают в засадах разбойники, тоже пройдены. Теперь дорога ведёт вдоль западной границы Колдовского Леса, стоящего тёмной стеной на горизонте справа. А когда Тракт выводил на вершины невысоких холмов, виден был Нарангондский залив с тянущимися вдоль береговой линии лонгаворгскими деревнями, отсюда казавшимися игрушечными.
   Немного озадачила Вархота вертикально стоящая каменная плита с надписями аганским алфавитом на четырёх языках - нарангондском, дзангийском, фонхорском и каком-то варварском наречии: "От этого места начинается Земля лонгаворгов. Иди с миром и рука э-багана защитит тебя". Это было что-то новое. А новое, как успел усвоить за свою не столь уж короткую жизнь старый торговец, почти всегда означало новые неприятности. Особенно, когда кто-то брался защищать тебя - уж лучше столкнуться с прямым разбоем.
   Пока, впрочем, ничего плохого не случилось: вереница гружёных вардинатурийским вином, дзунглийской посудой, дагимским гьятом и орондскими тканями лошадей, лениво подгоняемых слугами Вархота, медленно двигалась по растрескавшимся от времени плитам Старого тракта. Справа чернела далёкая стена Колдовского Леса, слева тянулись однообразные луга и перелески, на которых только что начала появляться первая зелень, да изредка, когда дорога выводила на вершины холмов, сверкало море.
   Настроение у всех было благодушное - Вархот в уме считал барыши, слуги мечтали о вине и браге с хорошей закуской в первом нарангондском трактире с согласными на всё служанками. И только один человек сохранял мрачное выражение лица, не сходившее всю дорогу. Этот тщедушный дзангиец прибился к каравану в последней более-менее приличной фонхорской деревне. Вархот долго не хотел брать его с собой, памятуя, что такие, на первый взгляд случайные, спутники нередко оказывались соглядатаями и наводчиками разбойников. Но незнакомец, назвавшийся лекарем, долго стоял над душой, пока не уговорил недоверчивого торговца.
   Все пребывали в расслабленном настроении: припекало солнце, щебетали птицы. Никого не насторожило, что когда дорога рассекала пополам небольшой лесок, птичье пение смолкло. Нехорошее предчувствие возникло, когда ведущий переднюю лошадь остановился перед недавно поваленным деревом. Караван сгрудился в кучу. И тут позади с треском рухнуло ещё одно дерево, перекрывая путь к отступлению. Воздух потряс лихой свист, подхваченный десятками голосов.
   Торговцы и погонщики народ бывалый, в случае чего за себя постоять умеют. Но трудно с ножами и короткими мечами отбиваться от вооружённых до зубов разбойников, что полезли из зарослей по обе стороны от дороги. Никто не сопротивлялся, надеясь, что хотя бы жизнь и свободу им оставят. Насчёт жизни ожидания, судя по всему, оправдывались, а вот свободы - нет. Разбойники принялись вязать караванщиков, покорно подставляющих руки.
   Очередь дошла до тщедушного лекаря. Высокий детина, голый по пояс, сжимая в левой руке как тростинку внушительного вида дубинку, подошёл к дзангийцу, держа в другой руке верёвку. Лекарь, казалось, послушно вытянул руки - правую пустую, в левой он держал мешок. Но в следующий момент острое лезвие выскочило из его рукава и вонзилось в глаз верзиле. Яростно вопя, разбойник схватился за залитое кровью лицо. Дзангиец бросился бежать, но меткая стрела товарища обиженного им верзилы вонзилась в плечо. Пробежав несколько шагов, тщедушный человечек упал, но попытался ползти, окрашивая серые дорожные плиты в тёмно-красный цвет. Раненный разбойник подбежал к слабо шевелящемуся телу и начал с озверением пинать южанина, не отнимая рук от залитого кровью лица. Однако насладиться местью сполна разбойнику было не суждено. От этого увлекательнейшего занятия его отвлёк предостерегающий крик товарищей, несколько запоздавший: вылетевшие из-за поворота конные лучники, стреляя на ходу, ринулись на грабителей. Одна из первых стрел досталась обиженному дзангийцем верзиле. Лучник вогнал её точно в затылок разбойнику. Последнее, что тот увидел в своей жизни, был зазубренный наконечник стрелы, вышедший под подбородком.
   Конники пронеслись по дороге, коля длинными копьями разбойников. Успевшими укрыться в лесу занялась подоспевшая пехота. Уйти из грабителей удалось единицам. Покончив с разбойниками, неожиданно появившиеся воины занялись перепуганными караванщиками. К удивлению оных, воины не только освободили их, перерезав путы, но и вернули в целости и сохранности всё имущество.
   Командир лонгаворгской пограничной стражи (а это была именно она) произнёс, повторяя давешнюю надпись на камне: "Иди с миром, и рука э-багана защитит тебя" После этого лонгаворги, больше не обращая внимания на купцов, принялись за привычное занятие - рубить головы мёртвым разбойникам. Танцевать чардамаку на этот раз никто не собирался, ибо Дети Ирдешь, что занимались разбоем на Старом тракте, не заслуживали того, чтобы с их головами устраивали Пляску Синего Языка. Просто головы согласно распоряжению э-багана следовало развесить на кольях вдоль дороги, сопроводив досками с пояснительными надписями, коими пограничные дозоры лонгаворгов в изобилие были снабжены. Не умеющие читать лонгаворги не понимали, зачем к головам ещё и надписи, ведь и так всё ясно. Но приказ есть приказ.
   Быстро управившись с разбойничьими головами, лонгаворги седлали коней, намереваясь помчаться на юг по Старому тракту, вновь расчищенному от деревьев. Тут Вархот подал голос: "Почтенные, нашему попутчику досталось от разбойников. Я не могу взять его с собой, он просто не выдержит пути".
   Командир лонгаворгов подал знак, и двое воинов, соскочив с коней, подошли к дзангийцу, лежащему возле обезглавленного верзилы. "Лэгдаг, этот южанин ранен в плечо, и у него переломана половина рёбер!" - крикнул один из лонгаворгов. Другой в это время попытался перевернуть дзангийца на спину. Тот громко застонал.
   -Живой ещё! - обрадовано крикнул первый - Что с ним делать?
   -Как что, заберём с собой в Эбхахум - ответил Лэгдаг - Если доживёт до вечера, может, выкарабкается. А если нет - такова значит его судьба.
   И, особо не церемонясь, тщедушного лекаря, так и не расставшегося со своим мешком, бросили на плащ, растянутый меж двух копейных древков, за которые взялись четыре лонгаворгских воина.
   Дзангийцу повезло - он сумел пережить полдня тряски, пока отряд возвращался в Эбхахум. А там за дело взялся старый шаман Чанш, поя южанина своими отварами и настоями.
  
   "Жаль, э-багана сейчас нет" - говорил шаман, греясь на солнце, дзангийцу, сидящему рядом с ним. Это был первый день, когда чужак, чудом выживший после ранений, побоев и самое главное - дороги до Эбхахума, выполз, опираясь на срубленную Чаншем палку, подышать свежим воздухом. - "Вот кто действительно великий чародей и лекарь. Одного прикосновения руки э-багана достаточно, чтобы из человека ушёл любой недуг. Увы, сейчас он на островах, гостит у наших сородичей. Но ничего, дней через десять он вернётся. Думаю, он окончательно исцелит тебя, просто обязан исцелить. Ведь эти ротозеи не сумели защитить тебя, южанин, хотя э-баган и обещал, что никто в наших землях не посмеет угрожать путникам. Так что э-баган, как вернётся, обязательно поможет тебе". Чанш говорил и говорил, прикрыв глаза от слепящего солнца рукой, потому не мог видеть, как дёрнулся черноволосый чужеземец при упоминании о скором возвращении э-багана.
   Зато это не укрылось от иных глаз, внимательно следивших всё это время за раненым чужаком.
  
   Спустя семь дней караульные западных ворот увидели на горизонте паруса - восемь прямоугольных некрашеных полотнищ. Скорее всего, это были или суда с островов, или флотилия э-багана. Но на всякий случай ударили три раза в колокол, что означало: "С моря приближаются неизвестные корабли". К берегу моря потянулось мужское население Эбхахума, как следует вооружённое. Все были готовы на тот случай, если плывут враги, встретить их в топоры и рожны. Ну а если корабли - мирные, то собравшиеся на берегу помогут гостям пристать и выгрузиться.
   Когда корабли приблизились, стал ясно виден рисунок на парусах - грубо намалёванный чёрной и зелёной краской дуб - герб э-багана. Теперь колокол радостно залился вычурными перезвонами, издавна встречавшими возвращающихся с моря сородичей. На кораблях в ответ замахали руками. Весь Эбхахум высыпал на морской берег, радостно приветствуя своего вождя. И никому не было дела до мрачного чужака, нашедшего приют в хижине старого Чанша.
   Э-баган сошёл на берег под радостные приветствия народа. В окружении толпы лонгаворгов гиалиец прошёл несколько десятков шагов до своего дома. На площади перед жилищем правителя Баргу, остававшийся в отсутствие гиалийца за старшего в городке, рассказывал о делах берегового народа, в том числе и о разгроме шайки Детей Ирдешь, осмелившихся грабить купцов в пределах Лонгаворгской земли. Потом начался пир по случаю возвращения вождя и его спутников. О раненном дзангийце вспомнили только к вечеру, когда старый шаман, отмечавший вместе со всеми на площади перед дворцом э-багана его прибытие, сказал: "Э-баган, совсем Чанш старый стал - хотел ведь сразу тебе сказать, что у меня дома живёт чужак, нуждающийся в лечении". Лумардин, услышав про нуждающегося в помощи, немедленно встал из-за стола и, в сопровождении многочисленной толпы желающих увидеть очередное чудо, творимое э-баганом, направился к южным воротам, где стояло жилище Чанша.
  
   -Ну, где твой больной? - спросил гиалиец, отворяя дверь хижины.
   -Не знаю, может, вышел куда - недоумённо ответил шаман. Однако дзангийца нигде не было - И мешка его нет - добавил старик, осмотрев комнату.
   Кто-то вспомнил, что после полудня, как раз когда ладья э-багана входила в гавань, чужака видели в обществе Дагела-письмоводителя. Стража южных ворот их не видела. А вот у северных караульные сказали, что южанин с писцом ещё днём прошли в сторону Старого тракта.
   Кинулись к Слепой Колдунье. Та недоумённо пожала плечами: " Мне Дагел ничего не говорил. Хотя последнее время что-то его гнело, но когда я пыталась узнать, в чём дело, он отмалчивался. Однако, на душе у меня спокойно, это значит, что ему не грозит ничего серьёзного".
   -А ведь Дагел всё время вокруг этого чужака ошивался, только я раньше внимания на это не обращал - подал голос Хрид Лохмач.
   -Привечаешь себе на голову всяких! - крикнул в сердцах кто-то из лонгаворгов - Пригрели на груди змею. Чужаки они все такие!
   -Это, какие такие?! - угрожающе переспросил Хорватас, направляясь к кричавшему.
   -Успокойтесь, вы! - осадил начавших заводиться лонгаворга и Хорватаса э-баган - Нечего раньше времени шум поднимать. Пока ещё ничего не произошло, кроме исчезновения двух человек. Мало ли куда они могли отправиться. Может быть, южанин потерял что-нибудь на Старом тракте, а Дагел направился туда вместе с ним, они ведь земляки.
   -А мешок он зачем с собой прихватил? - спросил Чанш - К тому же, на тех торговцев, вместе с которыми ехал этот чужак, напали южнее Эбхахума, а вышли дзангийцы через северные ворота.
   -Баргу! - распорядился э-баган - Снаряди верховых, пусть прочешут Старый тракт в северном направлении.
   Погоня вернулась ни с чем. А на следующий день стало не до исчезнувших дзангийцев.
  
   Утром в северные ворота ворвался всадник на взмыленном коне. "Где э-баган?! Пустите меня к э-багану" - крикнул он стражникам в воротах, преградившим путь незнакомцу в нарангондском платье.
   -Что случилось? - встревожено спросил начальник караула.
   -Плохие вести - прохрипел гонец - Война...
  
   -Проклятие - только и сумел выдавить из себя гиалиец, выслушав гонца и просмотрев написанную наместником Приморской Марки грамоту, начинающуюся словами "Доблестному Лумардину, дардингу Лонгаворгскому".
   Ещё когда э-баган гостил на Варьяре, барэлдские корабли под хорошо знакомыми всем соседям красными парусами с чёрной оскаленной волчьей пастью напали на дзангийское побережье Нарангондского залива. Быстро пройдясь по прибрежным областям, пираты ушли обратно с богатой добычей, не опасаясь погони - почти весь дзангийский флот, кроме трёх галер, чьи обгоревшие остовы чернели на мелководье у родного берега, стоял на юге в гаванях Вардинатуры.
   И вот теперь последовал ответ дзангийского вантула Эштуакара Х на разбойный набег Западного Княжества. Император объявил войну - сразу всем трём княжествам севера. И одновременно дзангийская армия под командованием брата императора Такара Вилрувийского вошла в Фон-Хор, дабы оттуда двинуться на Нарангонд.
   -Что намерены предпринять правители Трёх Княжеств? - спросил Лумардин.
   -Они собирают флот, чтобы встретить южан в Барэлдском проливе.
   -Сухопутные войска?
   -Мой господин... - гонец запнулся - Адрин передал ему, что вся надежда на вас, господин Лумардин. Разумеется, правители Севера не будут препятствовать тем нарангондцам, которые пожелают присоединиться к вашему войску. А наш повелитель Валдадин обещает выслать большой отряд дворян из Вандарского домена.
   -Спасибо - сдержано поблагодарил э-баган.
   Короче говоря, ему придётся со своими бидлонтитами вступить в борьбу со всей Империей.
  
   От обитавших в Фон-Хоре укулов в Эбхахум поступали сообщения обо всём, происходящем на Волчьем Берегу.
   Дзангийцы шли по древней земле под радостное одобрение верхушки торговых местечек, заселённых разноплеменным сбродом, и, не обращая внимания на бессильную ярость фонхорских Высоких. Правда, не всех - немалая часть кланов исконных обитателей Волчьего Берега восприняла появление войск Империи с восторгом, надеясь, что чужеземцы прекратят междоусобицы, а кое-кто примкнул к дзангийцам.
   Далее пока Такар Вилрувийский не пошёл, ожидая флота, вышедшего из Вардинатуры, и усмиряя недовольных дзангийским присутствием в Фон-Хоре. Несколько гнёзд тех кланов Высоких, чьё недовольство проявилось в открытых нападениях на солдат Империи, было взято приступом. Впрочем, брат дзангийского вантула поступил с мятежными фонхорцами, учитывая их благородное происхождение, весьма мягко, изъяв оружие, кроме некоторого количества луков и копий, и оставив в оплотах Высоких небольшие гарнизоны. Гораздо меньше повезло не открывшему ворота дзангийским квартирьерам городку Блошиная Горка, который был разрушен, а уцелевшее после штурма и неизбежной резни население, состоявшее в основном из осевших в Фон-Хоре дзангийцев, продано в рабство.
   Недовольные успокоились. Такар, однако, был не глупец, и понимал, что дальнейшее нахождение двадцати пяти тысяч мающихся от безделья солдат в пределах Фон-Хора будет быстро увеличивать число недовольных. Дело было за флотом - без него нечего было и думать затевать войну против Нарангонда. Однако проклятые галеры двигались слишком медленно - намного медленнее, чем хотелось бы младшему брату царствующего монарха.
  
   Лонгаворгским старейшинам только и оставалось дивиться прозорливости э-багана, предсказавшего возможность войны ещё зимой. Эбхахум стал напоминать военный лагерь: сюда стекались всё новые отряды варваров со всего Нарангонда. По иронии судьбы теперь знать и правители Трёх Княжеств смотрели на скопление дикарей под знамёнами э-багана совсем по-иному, нежели полгода назад - пусть бидлонтиты всех мастей примут на себя первый удар могущественного южного соседа.
   Каждый день в Эбхахум прибывали сотни варваров: лофуты из Марки, Эрхаэлда и Белых Гор, куг-хунвулы, ганбаши, эргирги из восточных дандов Динагона, лонгаворги с островов и Воргахума. Окрестности столицы Лонгаворгского берега были покрыты пестрыми шатрами от моря до Старого Тракта. Тысячи тяжёлых кованых сапог быстро вытоптали, пробившуюся было, траву, и теперь месили чёрную весеннюю грязь. Варвары не обращали внимания на проливные дожди, весело устраивали потасовки, призванные не дать закостенеть мышцам и выявить самых сильных и ловких. Эбхахумская бухта забита тларсами - восемь десятков кораблей стояло, едва не задевая друг друга вёслами. Ещё сотня стояла в бухтах Варьяра и Костей Змеи, ожидая дзангийскую эскадру.
   Всё замерло в напряжённом ожидании, окончившимся промозглым слякотным утром 19 числа Середины Весны, когда с караульные с Морской Башни в предрассветных сумерках заметили сигналы тревоги, подаваемых с Варьярского маяка. Когда с рассветом уменьшилось волнение на море, лонгаворгский флот вышел из гавани на соединение стоящими у островов кораблями.
   В тот же день после полудня с севера примчался гонец, сообщивший, что 10 числа в Барэлдском проливе дзангийская армада, насчитывающая двести двадцать трёхпалубных галер, оснащённых огнемётной снастью, встретилась с объединённым флотом Трёх Княжеств. Из ста двадцати динагонских и барэлдских кораблей больше сотни было потоплено и сожжено в неравном бою. Дзангийцы потеряли всего сорок судов. Остатки разбитого флота северян вместе с двенадцатью эрхаэлдскими триерами, опоздавшими к сражению, укрылись в барэлдском порту Витшак. Впрочем, несколько нарангондских кораблей наверняка сумели уйти на восток, к лонгаворгским островам, иначе дзангийцы оказались бы у берегов, подвластных э-багану, совершенно неожиданно.
  
   Ближе к вечеру охрана северных ворот увидела человека, тяжело бредущего по раскисшей от дождей дороге. Стражники привычно преградили путь идущему, скрестив копья, на что тот, устало подняв голову, прохрипел: "Идаг, Фольд, вы что, меня не узнаёте?"
   -Дзангиец - удивлённо произнёс Идаг - Ты где пропадал?
   -Там - махнул Дагел рукой назад, в серую пелену дождя, откуда он недавно появился - Пропустите меня скорее, сейчас не время... Мне нужно быстрее к э-багану...
   -Ты сам дойдёшь? - спросил Фольд, глядя с сомнением на измученное лицо Дагела.
   -Дойду - ответил дзангиец - Если столько прошёл, то сто шагов как-нибудь преодолею - И он пошёл, тяжело переставляя ноги.
  
   В хоромах э-багана шёл совет, когда в зал вошёл, шатаясь, дзангиец. Взоры всех присутствующих обратились к нему. "Э-баган..." - начал он и упал, лишённый сил.
   В себя он пришёл только на следующий вечер. К этому времени появились первые вести с Варьяра: лонгаворгский флот встретился с дзангийским. Исход боя оставался неясным: несколько десятков имперских кораблей сели на отмели Варьярской банки, заманенные туда имеющими низкую осадку тларсами, остальные корабли рассеялись по морю вокруг Варьяра и Костей Змеи, вступая в одиночные схватки с лонгаворгскими тларсами. На горизонте стояли чёрные столбы дыма от горящих кораблей.
   Отдохнувший Дагел вошёл в Гостевой Зал дома э-багана, где вновь собрались военные вожди дздруг и предводители нфол, желающие узнать, где же пропадал дзангиец, и куда подевался его земляк, вместе с которым он покинул Эбхахум. Окинув присутствующих, из которых добрую половину Дагел видел первый раз, он сказал: "Говорить я буду только с э-баганом, с глазу на глаз".
   По залу пробежал глухой ропот: "Что позволяет себе этот черноволосый ублюдок". Но гиалиец спокойно произнёс: "Хорошо, южанин, пусть будет так, как ты просишь. Остальные узнают всё от меня, если, конечно, сообщённое тобою того будет стоить". Лумардин поднялся со своего кресла и направился к двери, ведущей внутрь дворца. Дзангиец последовал за ним.
   -Рассказывай - велел э-баган, когда они оказались в небольшой комнатке с видом на море.
   -Плохие новости, э-баган - начал Дагел - В Арнаруле, у Хадчи, что-то затевается. Тот чужак, которого наши подобрали на Старом тракте, был Главным Императорским Мастером ядов и снадобий Дзанга. Его специально пригласили из Валданадзана, не знаю уж для чего.
   -Постой - перебил гиалиец - Это он сам тебе сказал? И где он сейчас?
   -Хорошо, э-баган, начну всё по порядку.
  
   Дзангиец узнал раненного сразу. Радостная злоба поднималась в нём: человек, погубивший отца, негодяй, из-за которого его семье пришлось покинуть роскошный дом в блистательном Валданадзане и жить на положении бедных родственников в Вардинатуре, где в жарком и сыром климате умерли все, кто был ему дорог, этот человек был перед ним. И положение их сейчас было противоположным тому, какое складывалось восемь лет тому назад. Он, Дагел - приближённый э-багана и муж Слепой Колдуньи, а Мунал, проклятый отравитель - всего на всего случайно попавший в земли лонгаворгов чужак, судьба которого здесь никого не заботит. Что такое кровная месть, лонгаворги знают не понаслышке, и Лумардин не откажет своему главному письмоводителю в небольшом удовольствии - отправить в Ледяные Поля убийцу отца.
   Мунал, стоящий у входа в хижину Чанша, поднял голову, на мгновенье встретившись взглядом с Дагелом, и тут же равнодушно перевёл взор дальше. "Не узнал, проклятый знахарь" - злорадно подумал певец. Это хорошо, пусть не догадывается о своей судьбе. А то, как бы не попытался бежать. Муж Слепой Колдуньи не собирался учинять расправу над врагом семьи немедленно. Отравитель никуда ближайшие несколько дней, до возвращения э-багана, не денется. А там Дагел объяснит дело правителю Лонгаворгского берега - никакого самоуправства с его стороны не будет, сморчок Мунал ответит по закону, закону кровной мести, который чтят варварские подданные Лумардина.
   "А что он вообще делает за границей Империи" - вспыхнуло в голове Дагела. Не может же Главный Императорский Мастер ядов и снадобий просто так отправиться в варварские области. Всё это очень странно. И юный дзангиец решил понаблюдать за отравителем. Для этого он стал всё свободное время проводить в компании Хрида Лохмача, жившего напротив Чанша.
   Сначала Дагел боялся, что у Лохмача может возникнуть вопрос, чего это южанин торчит целыми днями у него, но Хрид по прошествии двух дней только сказал: "Никак ты, писец, со своей ведьмой разругался. Ничего, дело молодое, помиритесь. Ты только ей спуску не давай, мало ли что ведьма. Баба она и есть баба". Одинокий лонгаворг, чьи дочери жили в селении далеко к югу от Эбхахума, а сын пропадал днями в дозорах на Старом тракте, был рад поговорить, благо собеседник попался, хоть и неразговорчивый, но внимательный.
   Дагел слушал болтовню старика в полслуха, больше наблюдая за изредка выходящим на воздух Муналом. Ничего выяснить, однако, он не мог - отравитель с Чаншем почти не разговаривал. Единственное, что дзангиец сумел понять - Мунал сильно боится встречи с э-баганом, вон как его передёрнуло при упоминании о скором возвращении вождя. Значит, совесть у него нечиста. Это хорошо - у Дагела ещё больше шансов заполучить голову отравителя.
   Утром в день возвращения э-багана дзангиец оказался возле дома Чанша совершенно случайно. И хорошо, что оказался - Мунал, закинув за спину свой мешок, направлялся в сторону северных ворот. Думал Дагел не более секунды. "Эй, земляк, подожди" - тихонько произнёс он, нагнав Мастера ядов и снадобий. Тот удивлённо обернулся.
   -Ты дзангиец? - спросил Мунал.
   -Да - ответил певец.
   -Эти варвары держат тебя в плену? - отравитель пристально посмотрел на Дагела.
   -Да, то есть, нет, за мной нет никакого надзора, но... - юноша запнулся, не зная, как бы половчее соврать, но его выручил сам Мунал.
   -Ясно, ты настолько труслив, что боишься бежать, не смотря на то, что за тобой никто не следит - произнёс императорский отравитель презрительно - Так уж и быть, я возьму тебя с собой. Как тебя зовут?
   -Фанр, господин - солгал Дагел.
   -Господин - довольно протянул Мунал - Откуда ты родом?
   -Из Оронды, с побережья.
   -Эти разбойники захватили тебя во время очередного набега?
   -Да.
   -Пойдём быстрее - сказал Мастер ядов и снадобий, довольный своей догадливостью - Я слышал, вернулся колдун, что правит этими дикарями. Мне не хочется с ним встречаться.
   -Куда ты направляешься, господин? - робко спросил Дагел.
   -Я должен попасть в столицу этого варварского края, причём как можно скорей. Я и так задержался в пути на лишних двадцать дней из-за тех ублюдков, что напали на торговцев, вместе с которыми я шёл. Ты знаешь эти места, Фанр? - спросил отравитель юношу.
   -Не очень - честно ответил Дагел.
   -Ерунда - сказал Мунал - Я хорошо запомнил описание этих мест. Как оказалось - не зря.
   -Скажи, господин, зачем тебе нужно в Вандарконнот? - спросил юноша - Может быть, лучше вернёмся в Дзанг. Можно украсть лодку и плыть вдоль берега на юг.
   -Мне нужно на север, понятно, тебе, деревенщина - раздражённо бросил Мастер ядов и снадобий, на ходу оборачивая к певцу морщинистое лицо. Тут им пришлось умолкнуть, поскольку они приблизились к воротам. Стражники равнодушно посмотрели на Дагела-письмоводителя и неизвестного, выходящих через ворота: юный дзангиец был своим, и раз он идёт с кем-то за городские стены, значит так надо. Юноша на мгновение замедлил шаг, раздумывая, не сдать ли отравителя караульным, но решил, что лучше попробовать разобраться во всём самому. Не известно, может у Мастера ядов и снадобий с собой какая-нибудь отрава имеется, чтобы не дать вытянуть из себя доступные ему тайны. А, навязавшись ему в спутники, можно что-то да узнать - отравитель может или нечаянно проговориться, или вывести на кого-нибудь.
  
   Пять дней они пробирались по лесам вдоль Старого тракта в сторону Арнарульского кряжа, обходя деревни, мокли и мёрзли в лесу, питаясь пойманными певцом мелкими пташками (юноша вспомнил своё детство, когда они озорства ради ловили птиц в садах Старого Города), да разными кореньями, найденными отравителем. Всё это время Дагел, разыгрывая из себя деревенщину, тщетно пытался вытянуть из Мунала хоть что-нибудь о его планах. Мастер ядов и снадобий сердито отвечал, что не его, Фанра, ума дело, куда и за чем они направляются. Хорошо ещё, что отравитель до сих пор не узнал сына своего врага или не раскусил, что имеет дело с уроженцем столицы, а не с орондской деревенщиной. Не то потому, что до сих пор нигде, кроме столицы не бывал, не то по причине излишней самоуверенности, заставлявшей думать, что он умней всех на свете и всех видит насквозь.
   На шестой день, когда дорога пошла вверх, Мунал свернул влево от Старого тракта. Четыре дня продирались по зарослям вдоль берега моря, потом, когда Арнарульский кряж остался позади, Мастер ядов и снадобий повернул в глубь леса. Несколько раз он заводил Дагела в совершенно непроходимые дебри, однажды им пришлось полдня обходить болото. Но, проплутав ещё три дня, совершенно измученные, иссечённые ветками, они вышли к лесному хутору. Более сведущий о местах, по которым таскал его отравитель, Дагел при этом мысленно благодарил Четырёх, что сейчас не лето - иначе им бы пришлось испытать на себе всю "прелесть" нарангондского гнуса, который по своей мерзопакостности не уступал вардинатурийским москитам.
   Хозяин хутора сильно удивился, обнаружив у своих ворот двоих полумёртвых от голода и усталости чужеземцев. Мунал сказал, что они мирные путники, на которых недалеко от холмов Арнарула напали разбойники. Им удалось спастись, неделю они блуждали по лесу, пока, наконец, не вышли к людям.
   Не известно, поверили ли обитатели хутора рассказу отравителя, но накормить накормили, положили спать в теплой прихожей, утром дали снеди в дорогу. Золотой, который Мастер ядов и снадобий вложил в мозолистую руку хозяина, привёл того и вовсе в прекрасное расположение духа. Правда, на просьбу Мунала, дать подводу, смерд с видимым сожалением отказался, сказав: "Не могу, пахать надо, лошади лишней нет, да и человека тоже. Сейчас нужно в ближайшие три дня отпахаться и за сев приниматься. И не предлагай свои деньги" - замотал он головой, заметив, как отравитель полез за кошелём - "Если время сейчас упущу, без хлеба останусь. Что я потом есть буду. Золото твоё?"
   Впрочем, неудача с подводой несильно огорчила Мастера ядов и снадобий, с вечера пребывавшего в отличном настроении, когда за ужином выяснилось, что хутор находится уже в Равнинном Арнаруле, и до Ёдзвяльда отсюда три дня пешего пути. Дагела эта новость, наоборот, повергла в уныние - ничего не удалось узнать, а он оказался в местах, где его могли узнать, и тогда раскрылась бы та ложь, которую он наплёл Муналу.
   Решение юный дзангиец принял ещё утром, за завтраком. Теперь он, стараясь не глядеть на отравителя, размышлял, как бы лучше выполнить задуманное.
   -Что приуныл, Фанр? - спросил Мастер ядов и снадобий, заметив задумчивость Дагела.
   -Не нравится мне этот край - ответил юноша по-дзангийски - От одних дикарей убежали к другим.
   -Не беспокойся - рассмеялся Мунал - Со мной не пропадёшь. Через три дня мы будем в Ёдзвяльде, у Хадаса, правителя этого дикого угла. Там мне уготован радушный приём. Тебя, как моего спутника тоже не обидят. Потом мы совершим путешествие в столицу этих северян. Думаю, долго мы там не задержимся. Зато тебе будет о чём рассказать в своей деревне. А хочешь, я возьму тебя в столицу Империи. Ты шустрый парнишка, мне подойдёт такой слуга.
   -Спасибо, господин, ты очень добр - ответил Дагел, глядя в кособокую миску.
  
   После восхода солнца, попрощавшись с хозяином хутора и его сыновьями, направившимися пахать дальнее поле, юноша и отравитель двинулись по просёлочной дороге на север, в сторону Гнилых Вязов, как, по словам крестьян, называлась ближайшая деревня.
   Пройдя расстояние, по мнению Дагела достаточное, чтобы их не услышали на хуторе, певец нащупал за пазухой увесистое каменное грузило, тайком срезанное с висевшей в сенях сети. И тут же, мысленно выругавшись, одёрнул руку. Где-то впереди отчётливо слышалось конское ржание.
   Мастер ядов и снадобий настороженно замер.
   -Кто это может быть? - спросил он.
   -Арнарульцы, наверное - как можно равнодушнее сказал Дагел.
   Из-за поворота выехал небольшой конный отряд. Увидев двух пеших путников, всадники обступили их со всех сторон.
   -Кто такие? Что делаете во владениях Хадаса Арнарульского? - спросил один из них.
   -Тиланхор, ты что, не узнаёшь меня? - спросил певец.
   -Южанин - удивился арнарулец - Ты откуда? Я слышал, что ты ушёл зимой к лонгаворгам с какой-то бабой.
   -А, эта ведьма - махнул рукой Дагел как можно небрежнее - Она положила на меня глаз. С трудом удалось убежать от неё.
   -Ну и как ведьма? - скабрезно усмехнулся Тиланхор - Совсем видно тебя вымотала. Кожа да кости.
   Спутники Тиланхора довольно заржали. Дагел натянуто вторил им. Мастер ядов и снадобий брезгливо сморщив нос, сказал возлюбленному колдуньи на дзангийском: "Раз ты знаком с этими солдафонами, скажи, что у меня есть дело особой важности к дрину Арнарула Хадасу".
   -Что он сказал? - спросил Тиланхор, недобро взглянув на отравителя.
   -У него какое-то дело к дрину Равнины - перевёл Дагел. У него появилась шальная мысль - наврать сбирам арнарульского правителя, что дзангиец подручный колдуна-элифы - пусть они расправятся со своим союзником. Но от отчаяния и страха певец не сумел придумать правдоподобного вранья. К тому же люди Хадчи могли расспросить обо всём Мастера ядов и снадобий, прежде чем, прикончить.
   -Этот сморчок, что не умеет говорить по-нашему? - полюбопытствовал командир арнарульцев.
   -Умею - ответил Мунал и добавил - Прошу впредь обращаться со мной, как подобает с дворянином. Повелитель Арнарула ожидает меня. И он будет крайне огорчён, узнав, что кто-либо из его людей позволил себе грубость в отношении гостя.
   -Прошу прощения, почтенный - сразу сменил тон Тиланхор, уловивший в спокойном голосе южанина уверенность - К сожалению, мы не можем проводить тебя немедленно в вяльд нашего господина. Нам поручено проверить, что творится на побережье - ходят слухи, что дикари, которых осенью привёл с севера колдун, подбираются к границам Арнарула.
   -Ерунда - вмешался Дагел - Я провёл в Эбхахуме всю зиму и ничего не слышал об этом. - Тут же он подумал, что лучше бы молчал: ведь чем скорей он попадёт в Ёдзвяльд, тем больше вероятность встречи с кем-нибудь, кто в отличие от Тиланхора и его спутников осведомлён о положении, которое занимал Дагел-Певец при э-багане.
   -Певец - ответил Тиланхор - Может, конечно, на побережье никого нет, но лучше мы удостоверимся в этом своими глазами. Иначе Хадас Молодой запросто с нас шкуру спустит. Это тебе не старик.
   -Тогда мы пойдём в Ёдзвяльд пешком - сказал Мунал.
   -Как хочешь, почтенный - пожал плечами командир равнинников.
   -Тогда прощайте - Мастер ядов и снадобий - повернулся к Дагелу.
   -Что с вами? - спросил певец: лицо отравителя побледнело - Кажется, ему плохо -добавил он, обратившись к Тиланхору.
   -Если он такой болезненный, не стоило пускаться в дорогу - презрительно отозвался арнарулец - Сидел бы в своём Дзанге.
   -Он ранен - ответил Дагел.
   -Угу - пробормотал Тиланхор - Эдас, Виндаг, посадите южанина на лошадь! Поехали до ближайшего хутора!
   -Здесь недалеко - подал голос певец - Хариля два всего.
   Отравителя осторожно посадили на гнедую кобылу из запасных.
   Хозяйка, увидев давешних путников в сопровождении вооружённых людей, бросила распекать нерадивую невестку и испуганно замолчала.
   -Здравствуй, хозяюшка - приветствовал её Тиланхор - Не бойся, мы люди Хадаса Арнарульского, повелителя этих мест. Вручаю этого чужеземца вашим заботам - и командир подмигнул невестке.
   Солдаты внесли Мунала в дом и положили на лавке у дверей. Женщины засуетились вокруг него. Дагел стоял у дверей, чувствуя себя здесь совершенно ненужным. Одна только мысль билась в его голове: бежать, бежать как можно быстрее.
   Через полчаса Тиланхор со своими людьми выезжал со двора. На прощание он сказал Дагелу: "Всё в руках Четырёх. Если будет на то их благословение, твой земляк выживет. Не следовало ему пускаться в путь, не залечив до конца рану".
   -Я про то же - поддакнул командиру певец.
   -Мы заедем сюда дня через три - сказал Тиланхор - Прощай, южанин.
   -Прощай - ответил Дагел. Значит, у него есть три дня, чтобы унести отсюда ноги.
   Весь вечер, сидя возле отравителя, юный дзангиец не знал, как поступить: перед глазами стоял отец, каким он его запомнил в ночь перед арестом - грустный и усталый, но убить беззащитного! Обитатели хутора певца не смущали - наработавшись за день, они спали как убитые. Один удар ножом - и всё будет кончено, проклятый Мунал расплатится своей кровью за мучения его семьи. Дагел удивлённо поглядел на свою руку, вытаскивающую кинжал из ножен. "Нет" - прошептал он, вгоняя клинок обратно в потёртые ножны.
   Нет... Не о мести надо сейчас думать. Ведь он пошёл за отравителем не для того, чтобы перерезать тому глотку на безымянном хуторе в приморском Арнаруле. С этим сморчком связано что-то тёмное и таящее опасность для э-багана - не зря же он бежал, дабы не встречаться с лумаргом. Вот об этом сейчас должен думать Дагел. Если, вернувшись через три дня, Тиланхор застанет здесь труп неизвестного южанина и узнает, что Дагел-Певец исчез, то наверняка последует погоня за исчезнувшим. И неизвестно, сумеет ли незнакомый с этими местами Дагел найти дорогу обратно на Лонгаворгский берег, когда по пятам за ним будет следовать погоня. Значит, исчезнуть надо так, чтобы его никто не искал. Отравителя, следовательно, трогать не надо. Вот как обставить своё исчезновение? Юный дзангиец задумался... Днём ему пришлось понервничать, пока удалось избавиться от камня за пазухой, не привлекая ничьего внимания. А ведь это мысль. Он улыбнулся. Сеть явно велика для ловли в мелких речонках, текущих в этих краях. Значит до моря не далеко. И наверняка есть лодка. Скорее всего, одна - зачем не очень большой крестьянской семье две лодки.
   Ночью Дагел спал тревожно - снилось, что Тиланхор со своими головорезами вернулся, и бежать уже поздно. Проснулся он весь разбитый. Отравитель же, наоборот, чувствовал себя прекрасно, хотя по настоянию хозяйки, поддержанной певцом, оставался лежать.
   Юный дзангиец с утра торчал на дворе, не желая общаться с Муналом, который мог начать задавать опасные вопросы, например, почему он скрыл, что бывал раньше в этих местах. Хорошо ещё, что вчера Тиланхор ни разу не назвал его по имени - тогда бы проклятый отравитель уже догадался бы, с кем имеет дело.
   Как бы между делом Дагел осведомился у хозяев, далеко ли от хутора до моря. Хозяин ответил: "Да не очень, через вон тот бугор перевалишь, да по лесу пройдёшь. Считай, что и пришёл". На вопрос чужака никто внимания не обратил - мало ли какая блажь взбредёт в голову чужеземцу. Не заметили и исчезновения молодого южанина - крутился, крутился во дворе, а потом куда-то запропал. О том, когда обитатели хутора обнаружили пропажу лодки, равно как и о том, что подумали Тиланхор и Мунал о бежавшем, можно только догадываться.
   Когда же Дагел поведал о своём плаванье, гиалиец сумел выдавить только: "Ты, южанин, поистине один из самых везучих людей. Пуститься вплавь на долблёнке, не зная здешнего моря и вообще имея самое приблизительное представление о мореходном деле..."
   Мужу Слепой Колдуньи действительно повезло: его протекающую лодчонку ветрами и течением прибило к берегу всего в двадцати с небольшим харилях к северу от Эбхахума. А уж дойти оттуда до северных ворот на последнем издыхании Дагел сумел.
  
   -Вся эта история с Имперским отравителем, направляющимся в Арнарул, а оттуда в столицу, не сулит ничего хорошего - сказал э-баган.
   -Эх, жаль, не удалось мне побеседовать с Муналом наедине - вздохнул Дагел - Я бы тогда не посрамил отца. Хоть и не лежит у меня душа к его ремеслу, но он всё меня кое-чему научил. А ради такого случая я бы вспомнил его уроки.
   -А кем был твой отец? - полюбопытствовал Лумардин.
   -Главным Императорским Мастером дознания. По-вашему - палачом.
   -Понятно - больше гиалиец ничего сказать не смог.
   Немного помолчав, Лумардин сказал, встав с плетёного кресла и подойдя к окну: "Как-то странно всё складывается: барэлдский набег на дзангийское побережье, поспешное объявление всем трём княжествам сразу. Словно в Западном Княжестве есть люди, связанные с Дзангом, набег - их рук дело, дабы был повод к войне. Может быть, и отравитель этот тоже послан вантулом, чтобы совершить что-то, необходимое Империи для ослабления Севера".
   Гиалиец повернулся к Дагелу: "А ведь это может оно так и есть? Кто из князей Севера наиболее опасен для Империи? Конечно же Валдадин, правитель самого сильного из Трёх Княжеств. И отравителя послали именно на него. Остальные не в счёт. Барэлд переживает не самые лучшие времена - всего десять лет назад моровое поветрие выкосило половину населения княжества. В Эрхаэлде только минувшей зимой окончилась пятилетняя усобица. А Динагон хоть и пережил год назад нашествие варваров, по-прежнему силён. Вдобавок ко всему ещё и бидлонтиты на южных рубежах княжества собираются. А вот если погибнет Великий Князь, то Восточное Княжество не минует внутренняя распря. Но ничего, сначала дзангийцам надо справиться с собравшимися под моими знамёнами бидлонтитами. Видел, южанин, лагерь вокруг Эбхахума?"
   -Видел - ответил юноша и спросил - Наверное, лучше мне молчать обо всём, что я знаю?
   -Да - подтвердил э-баган - И чтобы у тебя поменьше спрашивали, где ты пропадал, я отправлю тебя, Дагел, в Холмы, к Динзану, дабы предупредить нашего друга и союзника о возможном ударе в спину. Видно придётся нам в одиночку встречать имперцев.
   -Когда выезжать?
   -Завтра утром - сказал гиалиец - На словах передашь дрину Холмов... Нет, лучше скажешь ему, что есть сведения о том, что Равнинный Арнарул может ударить в спину. Пусть следит в оба за Хадасом. Нам помощь слать не надо. Эх, дзангиец, почему ты не рассказал про этого отравителя нашим старшинам, посадили бы его под замок до моего возвращения, а там я бы всё из него вытянул, не прибегая к премудрости твоего отца
   -Я уже объяснил - виновато ответил Дагел - А разве ты не сможешь узнать что-нибудь с помощью магии Прежних?
   -Даже то, что вы, люди именуете магией, не поможет найти ответ, что же всё-таки затевается. Можно, конечно, попытаться найти ответ у земли, травы, воды и ветра, но это всё равно, если из бесконечного количества песчинок на морском берегу искать одну золотую, особенно, если её там может не оказаться. Да и некогда мне сейчас. Нужно вести войска на юг.
   -Но Гиала... - нерешительно произнёс дзангиец.
   -Гиала закрыта для меня - печально вздохнул э-баган - Я даже не пытаюсь обращать свой взор в сторону Колдовского Леса, хотя он рядом. Я для своих бывших соплеменников Исключённый из перечня живых.
   -Что мне дальше делать? - вернул певец э-багана к его поручению - Возвращаться или оставаться в Холмах?
   -Возвращаться - сказал э-баган - Сейчас в Дагодасовой Поляне Ядшакават собирает отряд из приходящих туда бидлонтитов, вместе с ними и вернёшься.
  
  

Глава вторая. Фон-Хор.

   Двадцать четвёртого числа Середины Весны стало ясно, что война на море окончилась: около сорока дзангийских галер стояло у Витшака, вяло обстреливая город из катапульт. Остатки нарангондского флота стояли в витшакской гавани, защищённые затопленными на мелководном входе в бухту старыми кораблями. Ни у одной из сторон не было достаточных сил: у нарангондцев разгромить имперский флот на море, у дзангийцев - взять город приступом с суши.
   Основная часть дзангийского флота, посланная против лонгаворгов, полностью погибла: почти сотня села на коварные мели Варьярской банки, куда их заманили лонгаворгские тларсы. С остальными лёгкие суда берегового народа справились, используя численный перевес. Только несколько кораблей ушли к Витшаку, десяток пленённых стоял в гавани Эбхахума. Здесь же находились и уцелевшие лонгаворгские тларсы - шесть десятков. Впрочем, во всех деревнях Берегового народа уже закладывались новые суда. А на верфях Воргахума мастера-кораблестроители приступили к закладке пятидесяти двухпалубных галер - с небольшой осадкой, пригодных как для морского, так и речного плаванья - которые должны были стать основой нового флота э-багана.
   С потопленных вражеских галер лонгаворги сняли немало моряков: и дзангийцев, и рабов-гребцов. Дзангийцев, числом более четырёх сотен человек, э-баган велел раздать на время весеннего сева по кланам Берегового народа, дабы они хотя бы отчасти заменили на полях вынужденных покинуть свои дома лонгаворгских мужчин. Полторы сотни невольников-нарангондцев подались в свои родные места. Рабы, из земель к югу от Дзанга, коих набралось почти четыре сотни, разделили судьбу дзангийцев, несмотря на просьбы многих из бывших гребцов-колодников позволить им поквитаться с ненавистными имперцами. Но э-баган решил, что, во-первых, измученные многомесячным трудом на галерах, люди будут плохими бойцами, а во-вторых, не известно, как они поведут себя при встрече с дзангийцами - не ровен час, перебегут на их сторону.
  
   25 числа с севера пришли воины из Арнарула: три сотни пеших бидлонтитов и пятьсот конников во главе с самим Динзаном. Вместе с ними шла помощь, совсем не ожидаемая - дворянское ополчение из Динагона и Эрхаэлда: более двух тысяч всадников. Пожалуй, от этого подкрепления было больше беспокойства, нежели толку: кроме шести сотен улхамцев под началом Андахора Бастарда и двух отрядов, по две сотни каждый, ведомых дардингами из столичного домена, это была пёстрое и мало управляемое сборище ральдов, шатов и их слуг. Все они умели, как и положено людям благородного происхождения, владеть оружием, у многих имелся опыт пограничных стычек и междоусобных столкновений, но никакого представления о дисциплине они не имели.
   Дагел, молчаливо стоящий рядом с дрином Холмов, виновато глядел на э-багана.
   -Рад встрече, друг - произнёс Лумардин, обнимая вождя Холмов. На людях было сказано ещё несколько малозначащих фраз.
   Когда Динзан и Лумар остались одни, фонхорец сказал: "Дагел застал нас в пути, когда уже поздно что-либо было менять. Неожиданное возвращение назад, когда друг и союзник нуждается в помощи, показалось бы странным и подозрительным. Но ты не думай, что я ничего не предпринял. Как только дзангиец рассказал мне всё, я отправил обратно Арваха, чтобы он собрал ополчение из тех, кто остался в Арнаруле - в Холмах наберётся ещё свыше тысячи способных носить оружие. Так что, если Хадас попытается отобрать обратно бывшие владения своего родственника, ему не поздоровится".
   "Это единственное, что ты мог сделать при подобном раскладе" - согласился гиалиец и добавил, обращаясь к дзангийцу - "Дагел, пригласи, пожалуйста, набольших от кланов и нфол. Настало время совета".
   Певец вышел на крыльцо и крикнул своим звонким голосом: "Уважаемые старейшины дздруг и набольшие нфол, э-баган призывает вас для совета".
   Три десятка военных вождей заняли подобающие им места в Гостевом Зале, а дзангиец уселся на своё место в углу, готовый вести краткую запись нынешнего обсуждения.
   -Война на море окончена - начал Лумардин - Остатки дзангийского флота пусть себе гоняются за барэлдскими галерами. Нам же предстоит выступить против армии Империи, стоящей в Фон-Хоре.
   -И оставить наши деревни без защиты! - крикнул возмущённо старейшина с Варьяра - Да пусть змеееды... - Тут он осёкся, вспомнив о происхождении присутствующего здесь Динзана.
   -Ты бы лучше, Яндал, помолчал - воспользовался его замешательством э-баган - Прежде, чем оскорблять союзников, сначала подумай. Хотя бы о том, что вам на ваших скалах нечего бояться. До деревень Варьяра только на крыльях можно добраться. Ведь старейшины с материка молчат, хотя селения берега совсем беззащитны, кроме Эбхахума. Да и не забывайте, что у нас осталось шесть десятков тларсов и десять трофейных галер. Этого достаточно, чтобы защитить и побережье, и острова. И не забывайте, что безопасность ваших родных деревень зависит от того, разобьём мы дзангийцев на суше или нет. Если они победят, то доберутся и до Варьяра, и до Костей Змеи.
   -Лучше обсудим, с какими силами и как мы можем встретить врага - добавил Динзан.
   -Всего у нас шестнадцать тысяч воинов, не считая тех, кто на кораблях - сказал гиалиец - Пять сотен людей Динзана, все конные. Двадцать сотен конных ополченцев из Динагона и Эрхаэлда. Все конные поступают под начало дрина Холмов. Ещё четыре сотни конных из различных племён. Их я беру под своё начало.
   Далее: лофутами, их две тысячи, командует Ядшакават. Семь тысяч лонгаворгов делятся на три полка: первым, собранным из кланов, живущих к севера от Эбхахума, командует Рис, вторым, из жителей Эбхахума и людей южных кланов, командую я, третьим, состоящим из островных лонгаворгов, командует Яндал. Остальные четыре тысячи разноплеменного люда поступают под начало Гярвазы из Рудухала. Выступаем завтра, двадцать шестого числа, в перечисленном порядке.
  
   На следующий день, впрочем, из Эбхахума вышли только конница Динзана и лофутский полк. Остальные выступили только утром двадцать седьмого. К полудню нагнали хвост полка Ядшакавата.
   Два дня войска э-багана шли по Старому тракту. На третий день передовая сотня динзанова полка встретилась с конным разъездом дзангийцев. Несмотря на численный перевес нарангондцев, южане храбро бросились на них. Это были беловолосые луны, кочевники из степей к юго-востоку от Дзанга, первые мастера конного боя на всём материке. Что и подтвердилось - не подойди ещё две сотни северян, не известно, каков был бы исход боя: луны успели перерубить своими изогнутыми саблями три десятка нарангондцев. Оказавшись перед многократно превосходящим противником, кочевники обратились в бегство, оставив всего трёх убитых - высоких, в кожаных куртках, с волосами, чересполосно выбритыми и заплетёнными в косички. Неудачное для северян столкновение заставило э-багана и его полководцев пересмотреть тактику: отныне разъезды конников Динзана сопровождалась двигающейся лесами лофутской пехотой.
   На следующий день шедшие впереди всадники вновь столкнулись с лунами. Подчиняясь наказу Динзана, нарангондцы повернули обратно. Ободренные бегством противника, сыны степей кинулись вдогонку, быстро сокращая расстояние, отделяющее их от северян. Конники-динагонцы, уходя от лунов, заскочили на окружённую с трёх сторон лесом луговину. Из кустов в дзангийских всадников полетели стрелы лофутов. Вырваться не удалось не одному из сотни степняков.
   Подобрав раненых лунов, нарангондцы вернулись к своим. Допрос пленных выяснил, что к северу от Гильрота находится ещё сотня конных лунов и восемьсот лёгковооружённых пехотинцев, посланных на разведку. Сегодня они должны были, дождавшись так некстати вступивших в бой с нарангондцами, возвращаться назад.
   "Они вернутся" - мрачно обронил Динзан - "Тенями к семейным очагам". Все остальные были с ним полностью согласны. К месту стоянки дзангийцев немедленно бросили всю наличную конницу. Одной сотней против девяти даже луны ничего сделать не могли. Отряд императорской армии приготовился к круговой обороне. После того, как подошла лофутская пехота, нарангондцы пошли на штурм вражеского лагеря. Одетые стараниями э-багана в кольчуги лофуты играючи справились с легковооружёнными дзангийцами. Часть лунов сумела вырваться, разметав ряды копейщиков, но далеко им уйти не довелось: Ядшакават предусмотрительно расставил по округе засады лучников, от которых не спасся ни один беловолосый степняк. Радуясь лёгкой победе - потеряли всего девять своих, положив не менее пяти сотен убитых дзангийцев - передовые части нарангондцев стали дожидаться остальных.
   Вечером, когда подошли лонгаворгские полки и полк, ведомый Гярвазой, э-баган допрашивал пленных. Они в один голос говорили, что кроме них к северу от Гильрота дзангийцев нет. О числе и составе стоящей в Фон-Хоре армии пленные знали мало: удалось выяснить, что солдат не менее двадцати тысяч, в том числе несколько тысяч конных лунов и несколько сотен дворянской кавалерии. Захваченных в плен под охраной сотни лонгаворгов отправили в Эбхахум.
   До Гильрота оставалось два дня пешего пути. Оставив позади усеянное трупами дзангийцев поле, где пировали стервятники, войска э-багана начали пологий спуск в долину Великой реки, ограждавшей с севера Волчий Берег. Здесь пришлось задержаться для наведения переправы.
  
   В стародавние времена оба берега Гильрота соединял каменный мост, воздвигнутый Прежними в самом зените их могущества, в те времена, когда они владели западными землями. О размерах этого сооружения говорили до сих пор возвышающиеся над водной гладью гигантские опоры из гранитных глыб, отстоящие друг от друга на сто пятьдесят локтей - всего двадцать штук. Ну а каменный настил шириной в двадцать локтей был разрушен давным-давно - одни летописи приписывали это деяние отступившим за Гильрот предкам фонхорцев, что не пожелали покориться Железному Повелителю, основателю Первой Дзангийской Империи; другие же утверждали, что мост был обрушен в реку солдатами последнего императора Первой Империи, дабы не пустить с севера орды варваров. Но кем бы он ни был разрушен, уже не один век берега Гиалийской реки связывала паромная переправа, обслуживаемая обитателями расположенного поблизости селения. За прошедшие века и сам паром, и Паромный Посад неоднократно страдали от войск правителей, оспаривавших Фон-Хор друг у друга, но каждый раз паром наводился вновь, а место вокруг заселялось. Население же постоянно менялось: фонхорцы стали уходить отсюда в более спокойные места ещё во время падения Первой Империи, с той поры не раз одни обитатели полностью сменяли других. В настоящее время у парома жили укулы, последние два века в немалом числе селившиеся в западных и северных областях Фон-Хора. Укулы, давно перемешавшиеся между собой, не сохранили прежнего деления по родам и племенам, а жили соседскими общинами подобно дзангийцам и горцам, обитавшим чересполосно с пришельцами из Внешнего Нарангонда.
   Появление войск э-багана паромщики восприняли радостно, отказавшись даже от обычной оплаты - по серебряной гривне с сорока человек. Однако одним паромом нарангондская армия переправлялась бы пять дней. Потому рядом были проложен плавучий мост из брёвен и досок. Пока северяне мостили переправу и переходили на южный берег, Лумардин решил заняться тем, что он долго откладывал - определением местонахождения дзангийской армии.
   Гиалиец уединился в своей палатке, велев никому его не тревожить. Закрыл глаза и сосредоточился. Действовать приходилось со всей осторожностью: Гиала была рядом, а никакого желания обнаруживать себя, Исключённого из перечня Живых, не было. Медленно, шаг за шагом, Лумардин обшаривал пустынные просторы Фон-Хора. И, наконец - удача - скопление людей, слишком большое для ополчения клана Высоких и даже нескольких кланов. Гиалиец попытался сосчитать, хотя бы приблизительно, численность войска. Его взор скользил по палаткам, полным солдат, и составленному в аккуратные пирамидки оружию. Одна тысяча, две тысячи... Проклятие, чьё-то присутствие, его заметили. Красная пелена стояла перед глазами. Ещё мгновение, и он увидел шевелящиеся от ветра стены палатки.
   У той стороны тоже есть владеющие Силой. Интересно, кто они - такие же, как он изгои или самородки-трупоеды, вроде Слепой Колдуньи. Если самородки, то им было чуть легче, чем Агге: наверняка где-нибудь в пределах древнего Бидлонта сохранились рукописи Прежних, в которых при желании можно отыскать много интересного.
   Впрочем, оставалась ещё третья возможность - его всё-таки заметили из Леса. И попытались найти дерзкого трупоеда. Что им навряд ли удастся: уходить от наблюдения учат ещё на Первой Ступени, в раннем детстве. А у Далага за плечами - целых три Ступени.
   Итак, что мы имеем - местоположение дзангийской армии или, по крайней мере, большей её части известно - это среднее течение Гильрота, южный берег, вблизи Пригиальской пустоши - это раз. Кто-то, обладающий Силой, попытался помешать ему - это два. Не известно кто это: человек или гиалиец - три. Возможно, что это дело рук Видящих из Гиалы, значит, следует остерегаться проявлять Силу, особенно в поисках на дальние расстояния.
   -Дагел - приказал э-баган дзангийцу, караулившему у входа в палатку - Позови командиров полков.
   Вожди не заставили себя долго ждать - вероятно, они сидели в палатке фонхорца, остававшегося за старшего, пока э-баган пребывал в трансе.
   -Дзангийцы находятся на южном берегу реки примерно в пяти днях пути от нас - сказал гиалиец - и не похоже, что они собираются выступать в поход на север.
   -Наверное, боятся оставить в тылу у себя Фон-Хор - сказал Динзан - Если они оставили в крупных городах Фон-Хора гарнизоны, достаточные для удержания страны в повиновении, у них не останется сил, чтобы идти дальше. А если, наоборот, Такар оставит под своей рукой войска, достаточные для дальнейшего похода, то ему придётся оставить позади не совсем замирённую страну.
   -О чём они думали раньше - сказал Яндал - Когда замышляли войну против Нарангонда? Неужели надеялись с такой армией покорить весь север до Белых гор.
   -В Империи интриги плетутся не только против Севера, но и друг против друга. Кто-то при дворе, завидуя славе Такара Вилрувийского, чинит ему препятствия, например - задерживает отправку подкрепления, которое позволит и Фон-Хор удержать, и в Нарангонд вторгнуться - пояснил Дагел - А может быть, деньги, на которые должны были собираться новые войска, просто украдены каким-нибудь чиновником из казны и потрачены на семью или любовницу.
   -Глупцы - сказал Ядшакават - И они надеются ещё на победу.
   -В любом случае, даже если Такар ограничится одним Фон-Хором, Дзанг приобретёт хороший кусок - сказал юный дзангиец - И голова брата вантула останется на плечах.
   -Э-баган, над нами сегодня кружились летуны - сказал Рис - Что с ними делать?
   -Всадники на "секущих небо"? - удивился гиалиец - Признаться, их считают вымершими.
   -Я тоже так думал - сказал Динзан - В Фон-Хоре "секущих" давно уже не видели.
   -У дзангийцев найдутся места, где могут жить "секущие небо" - сказал Лумардин - Хотя бы юго-западные провинции, где в древности они и водились.
   -Но что же делать с этими летунами? - повторил свой вопрос Рис.
   -Об этом не беспокойтесь - сказал гиалиец - Я сумею избавить наше войско от догляда с неба - с этими словами э-баган встал и вышел из палатки. Вожди последовали за ним.
   "Не мешайте мне" - сказал Лумардин и, закрыв глаза, поднял голову в небо, где медленно двигалась тёмная точка. Она начала быстро приближаться, превращаясь в грациозное создание, на спине которого из последних сил пытался удержаться перепуганный всадник. У самой земли "риси" резко затормозил, поднимая пыль кожистыми крыльями, и приземлился у ног э-багана. Собравшиеся вокруг воины радостно завопили, приветствуя очередное проявление могущества своего вождя. Гиалиец поднял руку, призывая смолкнуть. Двое лонгаворгов из личной стражи э-багана подскочили к седоку, до сих пор пребывавшему в растерянности, и, обезоружив дзангийского всадника, грубо подтащили его к гиалийцу. Другие воины кинулись удерживать "секущего", но э-баган остановил их: "Оставьте в покое бедное животное" - лицо его при этом преобразилось, словно он нашёл ответ на давно мучавший его вопрос - "Пусть летит, куда хочет, без седока он нам не опасен, а оседлать его всё равно никто из присутствующих здесь не сможет. Дагел, Динзан, пройдёмте в мою палатку. Пленного туда же".
   Дзангиец стоял напротив э-багана, без страха глядя в лицо вождя северян: руководствуясь древним кодексом чести, он был уверен, что пытать его, дворянина, не посмеют, а смерть дворянство Империи, предназначенное платить налог собственной кровью, презирать учили одновременно с владением мечом. Пленный был высок: чуть ниже гиалийца. Серые глаза учтиво и вместе с тем гордо смотрели на э-багана. Глаза - это от аганов. А вот нос горбинкой и чёрные как вороново крыло волосы - от горцев. Наверняка в жилах этого дзангийского офицера текла кровь и тех, и других - никто в Дзанге не мог похвалиться чистотой происхождения. Да никто и не стремился к этому - даже титул правителя Империи, где говорили на языке, родственном аганскому Нарангонда или Фон-Хора, был горского происхождения. Однако и о былом величии аганов тоже не забывали: и Эштуакары Дзангийские именовали свою империю Четвёртой, включая в длинный перечень и аганские, и горские династии. Впрочем, для э-багана это всё имело значение не более, чем для волка, чьих ягнят таскать.
   -Ты знаешь - кто я? - спросил гиалиец на фонхорском.
   -Нет - пленный мотнул головой.
   -Я э-баган, вождь варваров севера - сказал Лумардин. Дзангиец ничего не ответил, но, судя по тому, как дрогнуло на мгновение его лицо, о э-багане он слышал.
   -Это я посадил твоего "секущего" - добавил гиалиец - И точно так же могу поступить с тобой, подчинив своей воле, если ты вздумаешь запираться и не отвечать на мои вопросы. А тем более лгать, ибо ложь я распознаю сразу - голос его звучал звонко и зловеще. В этот миг Лумар сам верил, что способен, обуздав свою совесть и жалость, растоптать стоящего перед ним трупоеда, вздумай тот сопротивляться его, э-багана, воле.
   Дзангиец побледнел: он готов был умереть, даже пытки, если варвары столь низко пали, перенести. Но оказаться подчинённым воле колдуна из Леса - это было слишком.
   -Хорошо - ответил пленный - Я готов ответить на твои вопросы, колдун. Всё равно, ты вытянешь из меня всё, что тебе нужно.
   -Какова численность армии Такара?
   -Пятнадцать тысяч пеших панцирников, девять тысяч лучников, пращников и легковооружённых копейщиков, семь сотен панцирной кавалерии и три тысячи пятьсот лунов-лучников - чётко ответил пленный.
   -Это вместе с теми, которые были посланы в разведку на северный берег Гильрота?
   -Да.
   -Значит, лунов всего три тысячи триста, а лёгкой пехоты - чуть более восьми тысяч. Фонхорцы к вам не присоединились?
   -Около двух тысяч всадников.
   -Ополчения городов?
   -Эти готовы воевать только чужими руками - презрительно произнёс дзангиец.
   -Сколько солдат с Такаром а, сколько стоят по гарнизонам?
   -У Такара вся конница, девять тысяч панцирников и пять тысяч лучников. Остальные стоят гарнизонами в девяти городах среднего и южного Фон-Хора.
   -Почему не было охраны у парома?
   -Мы не ожидали вас у Старого Моста, Такар думал, что вы пойдёте восточнее, у Леса.
   -Почему? - удивился гиалиец.
   -Как почему? - теперь пришёл черёд удивляться пленному - Ты же... - офицер запнулся - Колдун из Гиалы, значит, твои сородичи будут помогать тебе.
   -Настроение солдат?
   -Ходят всякие слухи... о тебе. Многие боятся воевать против... - дзангиец замялся.
   -Против колдуна, ты хочешь сказать? - закончил за него гиалиец - Что ещё? Только посмей соврать - он грозно посмотрел на южанина.
   -Ещё... - дзангиец помрачнел - Ещё солдатам уже второй месяц не платят жалование - было видно, что ему неприятно говорить врагу о плачевном состоянии духа своей армии.
   -А фонхорцы?
   -Их не поймёшь - пожал плечами пленный - Странный народ.
   -Хорошо - подвёл черту разговору э-баган - Уведите пленного и оставьте меня одного.
   Оставшись один, Лумар закрыл глаза. Медленно и осторожно нащупал тоненькую ниточку, связывающую его с "секущим небо" пленного дзангийца. Довольно простая уловка: зачем шарить мыслями по просторам Волчьего Берега, рискуя быть обнаруженным Видящими Гиалы, если можно просто смотреть на него с высоты глазами "риси". Крылатый не был напуган тем, что чья-то воля направляет его. Он ощущал лёгкое неудобство от чужой воли, направляющей его, но пока человек не подавлял его инстинктов, "секущий" был послушен.
   Какой-нибудь гад с менее развитым мозгом и отличным зрением подошёл бы больше, но, увы - летающих рептилий на планете не водилось. Приходилось работать с наличным материалом. Впрочем, "риси" был вполне доволен: ничто не мешало ему кружить в воздушных потоках и охотиться на мелких пернатых. Вечером гиалиец сумел довести "секущего" до дзангийского лагеря на Гильроте. Судя по всему, пленный не обманул: количество палаток соответствует количеству воинов. Лошадей было намного больше четырёх тысяч, впрочем, часть из них обозные, да и большинство всадников должны иметь запасных.
   Теперь можно было рассмотреть хлопочущих возле лошадей воинов: вот, например, светловолосый лун треплет гнедого по холке. Конницы у дзангийцев в два раза больше, чем у северян, причём в основном - луны, самые искусные наездники в мире, садящиеся на коня раньше, чем начинают ходить. Перед ними не устоит никакая кавалерия, набранная из северных племён. И как биться в предстоящем сражении? Одно дело расправиться с передовым отрядом из засады, а другое - противостоять лунской коннице в открытом поле.
   Задумавшись, гиалиец сначала не понял причину переполоха там внизу, во вражеском лагере. Дзангийцы, задрав головы вверх, показывали на "секущего", служившего э-багану глазами. Лумардин понял, что причина - он сам, точнее "риси", вернувшийся без седока.
   С близлежащего холма, служившего здесь для взлёта "секущих", в небо взметнулось полдюжины крылатых с седоками. Главное для них - поймать потерявшего наездника "риси" - это ведь очень ценная вещь - "секущий небо". Ведь сначала надо поймать его, потом несколько лет натаскивать.
   Лумар заставил "секущего" сделать круг над холмом взлёта, дабы удостовериться, что там не оставалось ещё хотя бы одного "риси". Затем "секущий" взмыл вверх, уходя от погони Он находился в более выгодном положении, нежели преследователи - "секущему" под седоком приходилось нести двойную ношу, в то время как беглец нёс только свой собственный вес. Конечно, у преследователей есть оружие, но от лука в воздушном бою проку мало - сложно попасть в движущуюся цель, когда сам несёшься в капризных воздушных потоках.
   Ему удалось быстро раскидать шестёрку преследователей по небу. Теперь оставалось уничтожить их по одному - как бы гнусно это не было. Вот он первый преследователь - без шлема, светлые волосы, стянутые ремешком, свободно развеваются, зачем шлем в воздухе, где не может быть никакого врага. Вот он протянул руку, безуспешно пытаясь поймать беглеца за удила. "Секущий" сделал петлю и, оказавшись над всадником, коротким ударом когтистой лапы раздробил голову седока, превратив её в кровавое месиво. Вторым ударом "секущий" выбил убитого из седла. Превратившись в точку, мёртвец с негромким из-за расстояния плеском рухнул в воды Гильрота. "Ну вот, Далаг, ты перешёл ещё один рубеж. Ещё одна смерть на твоей совести". Но без этого нельзя, нельзя - дзангийцы должны лишиться своих всё видящих небесных седоков. И причём всех до одного - иначе бессмысленна вся эта кровавая каша.
   Ещё двоих всадников удалось устранить точно также. Но оставшиеся трое летели теперь вместе на встречу убийце, прикрывая друг друга. Гиалиец направил готовое выйти из повиновения животное прямо на передового. Всадник летел, нацелив копье на убившего его соратников зверя, глаза его пылали гневом. Хруст плоти, разрываемой копьём, боль, вкус крови во рту, и "секущий" обхватив "риси" со своим убийцей широкими кожистыми крыльями, рухнул вниз, на острые камни гряды, отделяющей пригиальские пустоши от Гиалы. Острая боль от удара о камни. И темнота. Несколько минут гиалиец приходил в себя, лёжа на полу палатки.
   Проклятие, остаются ещё двое. Успокоив сердцебиение, Лумар вновь вошёл в транс, ища в небе над Гильротом двух уцелевших всадников. Контакт произошёл неожиданно быстро. Кто-то не хотел поддаваться чужой воле. Гиалиец мощным напором смёл это "не хочу". И только тогда понял, что имел дело с человеком. Покорное чужой воле тело, лишённое теперь навсегда разума, выполняло приказы э-багана. Дзангиец развернул своего "секущего" против единственного оставшегося в живых товарища.
   Два всадника неслись друг к другу. В последний миг, увидев лицо своего соратника, второй дзангиец поднял копьё. Остро заточенные копья вошли в их тела одновременно, не встретив никакой преграды - в воздухе дзангийцам некого было бояться. Так они и остались кружиться в небе: обречённые на смерть, обезумевшие от запаха крови "риси", сцепленные копьями своих седоков, на лице одного из которых навеки застыло удивление, смешанное со страхом, а у второго - неописуемый ужас.
   На этот раз Лумардин приходил в себя долго. Красная пелена стояла у него в глазах.
   "Ты убил сегодня шестерых человек и обрёк на медленную смерть "секущих". Для чего? Чтобы трупоеды под твоим началом одолели других трупоедов? Зачем? Может, действительно лучше было бы позволить подчинить Империи весь запад: сначала Фон-Хор, за ним Нарангонд, а там и Дзунглу с Гавандом. Чем плохо такое развитие событий? Крови пролито будет не больше, чем прольётся при твоём вмешательстве. Зато получится единое государство, и кончатся эти бесконечные войны" - думал гиалиец. И не находил ответа: будущее виделось кровавым, как и прошлое, как и настоящее. Проклятый мир. Проклятые трупоеды.
   Далаг встал и вышел из своего походного шатра. Два десятка пар глаз выжидающе смотрели на него.
   -Я уничтожил глаза имперцев, следящие за нами с воздуха - сказал э-баган.
   -Как?! - в несколько голосов выдохнули вожди.
   -Не сейчас - ответил он - Оставьте меня. Мне нужно побыть одному.
   И гиалиец быстрыми шагами удалился прочь, в сторону леса, с трудом сдерживая рвоту. Оказавшись один, он согнулся в спазме, изливая на землю остатки утренней трапезы и желчь. Потом долго полоскал рот и умывался в лесном ручье, приводя себя в нормальный вид: никто не должен видеть слабости своего вождя. Из тёмной глади воды на Лумардина глядели покрасневшие глаза - глаза убийцы. Его опять стошнило - прямо на это жестокое и беспощадное к себе и другим лицо.
  
   Переправа через Гильрот меж тем проходила спокойно: дзангийцы, стоящие далеко, не могли ничем помешать, местные их сторонники - тоже. Зато почитатели э-багана стали стекаться к нарангондцам в немалом числе: в первую очередь присоединились обитатели Паромного посада и близлежащих деревень. Только за те два дня, что войско северян переходило Гиалийскую реку, в стане э-багана появилось четыре сотни человек, в большинстве своём бывалых бойцов, участвовавших в междоусобицах Высоких.
   Прибыли и посланцы от фонхорцев. Эти заверяли в своём расположении к сородичам с севера и нелюбви к южанам, в жилах которых на каплю аганской крови течёт ведро горской и лунской. Однако на вопрос гиалийца, встанут ли они с оружием в руках против Империи, глава депутации Кувандас, мужчина лет сорока, ответил: "Увы, эти безумцы, что готовы своими руками лишить Волчий Берег свободы, опередили нас".
   -Ну и что - удивился э-баган - Вы немало льёте крови сородичей в междоусобицах, почему бы, не пролить её ради свободы Фон-Хора?
   Фонхорцы замялись.
   -Лумардин, есть один закон, коего Высокие придерживаются неукоснительно - сказал Динзан - Можно сколь угодно сражаться друг с другом, но недопустимо ни приводить на соплеменников чужеземцев, ни воевать в иноземных войсках друг против друга. Дзангийцы сами пришли в Фон-Хор, никто из Высоких не призывал их на головы других, потому те, кто счёл себя в праве, присоединились к южанам. Остальные же не могут поддержать нас. Если мы разобьём имперцев и ту кучку Высоких, что сейчас при них, не одна сотня исконных обитателей Волчьего Берега примкнёт к твоим войскам.
   -Так оно и есть - подтвердил Кувандас - Ты северянин всё хорошо объяснил своему вождю, словно сам фонхорец.
   -Я и есть фонхорец, правда больше двадцати лет не был в родном краю.
   -Какого ты рода? - поинтересовался глава посольства.
   -Рода Приречного Волка, Дома Открытого Всем Ветрам - спокойно ответил дрин Холмов.
   -Славный род. Я знаю многих из обитателей Дома Открытого Всем Ветрам. Назови своё имя.
   -Меня зовут Вейяхор.
   -Ныне это имя не носит ни один из этого Дома - заметил Кувандас.
   -Догадываюсь почему - усмехнулся Динзан - До сих пор родня не может забыть обо мне.
   -Так ты Вейяхор Ведьмино Отродье, Вейяхор Проклятый? - Кувандас удивлённо смотрел на него. Остальные фонхорцы, услышав это имя, уставились на Динзана. Имя Вейяхора Проклятого было известно всем.
   -На равнинах Волчьего Берега тебя считали давно сгинувшим в Колдовском Лесу - сказал Кувандас.
   -Я не погиб, как вы видите - ответил Динзан - Хотя много мне пришлось пережить, от многих опасностей уйти.
   -Я из Рода Приречного Волка - сказал юноша, стоящий слева от Кувандаса - Из Дома На Двугорбом Холме.
   -Здравствуй родич - обратился к нему правитель Холмов - Я был знаком со многими из Дома На Двугорбом Холме.
   -Я Лумардас, сын Радзадаса - юноша смотрел на него мрачно - Мой отец пал от твоей руки.
   -Если бы он не пал от моей руки, то я пал бы от его - сказал отстранёно Динзан - Если ты желаешь отомстить, я к твоим услугам.
   -Как глава посольства я запрещаю тебе, Лумардас, - сказал Кувандас, обращаясь к юноше - Вступать в единоборство с Вейяхором, именуемым также Ведьминым Отродьем. До возвращения в свой Дом ты подчиняешься мне. Когда достигнешь своего клана, пусть решают ваши старшие. Не думаю, что они разрешат вам скрестить мечи - в Роду Приречного Волка кроме тебя найдётся немало желающих поквитаться с Ведьминым Отродьем. Поступая так, Лумардас, я забочусь только о тебе, поскольку немного найдётся равных Вейяхору Изгнаннику бойцов, и тебя бы он прикончил после трёх ударов.
   -Кабы ты не препятствовал, я даже не стал бы убивать этого юнца - небрежно бросил Динзан-Вейяхор - Пустил бы кровь, дабы он поумерил свой пыл. Надеюсь у тебя, Кувандас ко мне нет обид, насколько я помню, в прежние годы с Родом Железного Дуба никаких дел я не имел.
   -Так оно и есть - подтвердил посол - Благодарение Ветрам, мне не за что желать твоей крови. Я то рискнул бы скрестить меч с тобой.
   -Благодарение Ветрам - повторил Динзан.
  
   На следующий день посланцы от фонхорских кланов разъехались по домам, увозя весть о возвращении Вейяхора по прозвищу Ведьмино Отродье.
   А нарангондцы двинулись вглубь Фон-Хора, спеша расправиться с гарнизонами дзангийцев в близлежащих городах, прежде чем они соединятся с армией Такара. О передвижениях неприятеля э-багану сообщали вездесущие укулы. Сотнями они присоединялись к его войску. Когда северяне подошли к торговому местечку Плешивый Яр, где стоял дзангийский гарнизон, местных укулов набралось больше трёх тысяч, а с юга, как доносили гонцы, шло еще двадцать сотен отчаянных рубак.
   В городе и окрестностях стояло две тысячи дзангийских солдат, и комендант Плешивого Яра решил защищаться. Плешивый Яр, город богатый, укреплён был хорошо: ров глубиной в три человеческих роста и шириной в пятнадцать-двадцать локтей, на дне которого стояла холодная ледяная жижа, крутой вал в пятнадцать локтей, укреплённый брёвнами. На валу - бревенчатая загородка с бойницами, служащая для укрытия защитников. Вдобавок ко всему, одной стороной городок выходил на крутой речной яр, который дал название всему месту. Двух тысяч человек вполне могло хватить для обороны от не имеющих осадного оружия северян.
   Лофуты Ядшакавата и фонхорские укулы с ходу бросились к воротам. Потеряв несколько десятков человек, они отошли. Э-баган приготовился к длительной осаде: дороги, ведущие к город, были перекрыты конными разъездами, отряды пехоты подошли к стенам Плешивого Яра на два-три полёта стрелы, обустраивая временные укрепления.
   Но неожиданно из города пришли послы. Горожане, уже претерпевшие от имперских солдат немало обид и надругательств, не желали теперь ещё подвергнуться из-за них грабежу со стороны варваров. Потому они потребовали от дзангийского коменданта немедленной сдачи города. Оказавшись перед перспективой восстания, командир гарнизона решил сдаться. Единственным условием было сохранение жизни солдатам и офицерам и имущества горожанам. Э-баган милостиво согласился. И после полудня двадцать сотен дзангийцев вышли из городских ворот, сложив оружие. Пленных сразу же отдали под надзор укулов, живущих поблизости. К великой радости горожан варвары не только не тронули их домов, ограничившись сотней золотых выкупа, но даже не оставили в Плешивом Яру гарнизона. Лумардин не собирался распылять свои силы - он спешил встретиться в открытом поле с армией Такара, дабы скорее решилась судьба Севера.
   Немногочисленные гарнизоны ещё двух городов - Подгорья и Чёрного Острога - сдались без боя. Укулы всё прибывали и прибывали - в войске э-багана их было уже почти восемь тысяч. Высокие, узнав, что с нарангондской армией идёт Вейяхор Ведьмино Отродье, посланников к э-багану больше не посылали, но и к дзангийцам из их оплотов люди уходить перестали.
  
   -Дзангийцы совсем близко - произнёс э-баган.
   -Неужели ты боишься? - спросил Динзан.
   -Ни чего не боится только полный дурак - ответил гиалиец - Армия империи опасный противник: солдаты хорошо вооружены и обучены, прошли не через одну войну. А у нас? Надежда только на твоих воргов и моих лонгаворгов с лофутами. Да пожалуй, на часть дворянского ополчения.
   За спиной двух вождей горел Приболотный Посад - стоящий здесь гарнизон не поддался на уговоры местных набольших последовать примеру Плешивого Яра, Подгорья и Чёрного Острога, сохранив свои жизни и город от разорения. Горожане от участия в обороне наотрез отказались. Трёх сотен рекрутов, бывших под началом начальника гарнизона, не хватало даже для того, чтобы закрыть все участки стены. Взятие городка было для лонгаворгов Риса почти что детской забавой. Не потеряв ни одного человека, головорезы Риса ворвались в город. Несколько десятков дзангийцев остались лежать под частоколом. Две сотни, побросав оружие, сдались на милость победителей. Командир гарнизона с двумя десятками сохранивших твёрдость духа солдат заперся в каменном здании Торговой Палаты, построенном с расчётом на возможную осаду. Через узкие бойницы дзангийцы долго отстреливались от лонгаворгов, пока кто-то не догадался притащить с валов катапульту и бочку смолы. Три комка горящей смолы пролетели мимо - два упали на площади перед Торговой Палатой, один на рядом стоящий дом, но четвёртый попал прямо на крышу здания. Вскоре огонь охватил всю кровлю, а сильный ветер перекинул его на соседние строения. Задыхающиеся дзангийцы выбегали из охваченного огнём здания прямо на копья лонгаворгов. Последним, успев поразить троих врагов своим коротким мечом, пал командир гарнизона, крепкий ещё старик лет шестидесяти.
   Расправившись с дзангийским гарнизоном, полк Риса вышел из города, предоставив горожанам самим тушить разгорающийся всё сильнее пожар. Проходя мимо э-багана, трупоеды радостно горланили: "Э-ба-ган! Хувва Э-ба-ган!" Гиалиец смотрел на них с каменным выражением лица. Изредка он вскидывал руку в нарангондском приветствии.
  
   В нескольких харилях от Приболотного Посада нарангондская армия расположилась лагерем. Э-баган велел отдыхать перед предстоящей битвой, которую следовало ожидать не сегодня, так завтра - передовые разъезды Динзана уже второй день сталкивались с лунской конницей. Пленённый вчера вечером лун подтвердил, что Такар стоит возле Миталя, в одном дневном переходе.
   Скоро должно всё решиться. Э-баган с нетерпением и одновременно со страхом ждал битвы. Численность войск с обоих была примерно одинакова, но дзангийцы, прошедшие через целую череду войн, были мастера биться правильным строем, чего нельзя сказать о бойцах Лумара. Да и вооружение у имперских пехотинцев было получше, чем у большинства варваров. Конница северян же не шла вообще ни в какое сравнение с лунскими наездниками. Особенно же беспокоило вождя нарангондцев дворянское ополчение - это мало управляемое сборище, хуже фонхорских укулов.
  
   Последний день весны. Солнце снисходительно взирает на землю, по которой снуют толпы людей, с высоты кажущихся букашками. Но самим себе люди таковыми не кажутся. Наоборот, они занимаются делами вселенского размаха. В центральном Фон-Хоре, например, на всхолмленной равнине под Приболотном Посадом, решалась судьба всего запада.
   Наконец, наступил тот миг, которого с нетерпением ждали и боялись обе противоборствующие стороны. Дзангийская и нарангондская армии встретились.
   Утром в поле стала выходить пехота. Дзангийцы разворачивали свои войска обычным порядком: первая линия состояла из лёгкой пехоты, призванной расстроить вражеский строй; во второй и третьей линии стояли панцирники. Э-баган выставил против вражеской пехоты в первой линии фонхорских укулов и разномастный полк под началом Гярвазы. Во второй линии стояли лонгаворгские полки. Конница пока оставалась в лагере. Гиалиец ожидал, как построит свою кавалерию Такар. Лофуты и ворги Динзана же стояли, скрытые от врага, в глубоких оврагах за бугром, который э-баган выбрал для своей ставки. Проводники из местных укулов должны были провести их туда, куда укажет Лумардин.
   Наконец, на правый фланг дзангийской армии начали выезжать лунские наездники. Вслед за ними на левом краю стала выстраиваться дзангийская дворянская конница и фонхорские добровольцы. Лумардин подал знак, и в движение пришла его кавалерия. Против фонхорцев и дзангийцев двинулись отряды Динзана, Андахора Улхамского и благородных Маэтора и Нардаса из Вандарского домена. Вслед за ними потянулись мелкие отряды храбрых и заносчивых дворян из всех дандов Динагона и востока Эрхаэлда под началом столичного дардинга Ардагана - ещё полторы тысячи человек.
   Так было решено ещё вчера - э-баган понимал, что против лучшей в мире лунской кавалерии бессмысленно выставлять конницу. Против лунов у него было припасено кое-что другое.
   Некоторое время враждующие стороны стояли в ожидании. Затем в дзангийских рядах гортанно протрубили трубы. Конница бросилась в атаку. Первыми столкнулись дзангийские кавалеристы с отрядами Андахора Улхамского, Маэтора и Нардаса. Яростно рубя лёгкими кавалерийскими мечами, два вала налетели друг на друга. Спустя несколько минут пришли в движение луны, охватывая левый фланг войска э-багана. Потом пришла очередь пехоты - дзангийские лучники и пращники осыпали передовые полки э-багана тучами стрел и камней, не причиняя особого вреда плотно прикрытым стеной щитов укулам. А когда они сошлись в рукопашную, передовые ряды южан были в мгновение ока вырублены. Прежде чем легковооружённым дзангийским пехотинцам был подан сигнал к отступлению, почти треть их пала под укульскими топорами. Быстро отступив, лучники-дзангийцы освободили место панцирной пехоте. Теперь в схватку вступили равные по силе противники: на стороне солдат Такара была многолетняя выучка биться в строю, на стороне бидлонтитов - ярость и боевое мастерство. Враждующие войска словно застыли на месте, только стоял скрежет мечей и топоров о щиты. Но э-багану было видно, как укулы медленно отступают под натиском дзангийской пехоты.
   На правом фланге рубились друг с другом дворяне Севера и дворяне Империи, с равным успехом. А на левом луны заходили в тыл лонгаворгского полка. Вооружённые только саблями, защищённые кожаными куртками, с нашитыми на них кольцами, луны, яростно визжа, гнали своих скакунов на ощетинившиеся копьями лонгаворгские ряды.
   Пора вмешиваться - понял гиалиец. "Канша, подымай знамя" - велел он своему знаменосцу. Тот поднял стяг э-багана. По этому сигналу стоящие у подножья холма конные укулы вскочили на коней. Гиалиец спустился с вершины и сел на поданного ему коня, заняв место во главе отряда, который по сравнению с лунским выглядел просто смешно: всадники в волчьих шкурах на неказистых низкорослых лошадёнках против одетых в отлично выделанные кожаные куртки со звенящими медными и стальными кольцами воинов на грациозных скакунах.
   Отряд, ведомый э-баганом, ударил в бок лунам, уже рубящимся с лонгаворгами. Сначала кочевники не придали особого значения жалкой кучке нелепо выглядевших вражеских всадников: чего стоил только один их худой и длинный предводитель, сидящий на низкорослой лошадёнке. Но когда лунские лошади, на которых кочевники полагались точно так же, как друг на друга, вдруг начали, не слушаясь седоков, с испуганным ржанием метаться и поворачивать прочь от нарангондских всадников, сыны далёких южных степей поняли, что дело нечисто.
   "Колдун!" - раздались истошные вопли. Подтверждая крики, гиалиец жутко захохотал и выпустил изо рта клуб пламени - в этом готовы были поклясться сотни лунов, да и кое-кто из укулов тоже. И громогласно смеясь, он завертел двумя мечами - только отрубленные руки полетели в стороны. Теперь паника охватила не только коней, но и их седоков.
   Луны в ужасе гнали лошадей, не глядя - куда - лишь бы прочь от колдуна. А укулы, повинуясь приказам своих предводителей, оттесняли кочевников к краю поля, где в оврагах уже скапливались лофуты и пешие ворги - все как один в кольчугах, при мечах и длинных копьях.
   Вот луны уже мечутся по кустарнику, росшему у выхода из первого оврага. Взвыли трубы, и плотные ряды воргов стали выходить, осыпая лунов стрелами. Кочевники сотнями валились с коней. Лофуты, присоединившись к воргам чуть позже, перегораживали кочевникам путь к отступлению. Зажатые между всадниками э-багана и пехотой, луны были лишены возможности манёвра и теперь таяли под дождём стрел.
   В центре дзангийские пехотинцы успели к этому времени рассеять укулов, которые, однако, вовсе не считали себя разбитыми, и вновь скапливались и строились позади бьющихся с южанами лонгаворгов. Видя гибель своей конницы, имперцы попытались прийти на помощь лунам и прорвать ряды лонгаворгского полка, но не сумели пробиться сквозь воинов Риса. В стремительном натиске, окончившимся ничем, дзангийцы расстроили свои ряды, чем не преминули воспользоваться северяне - им представилась возможность сражаться привычным для варваров способом: один на один, где всё решали мастерство, сила и ловкость. Имперские солдаты потеряли не мало товарищей, прежде чем сумели, отступив, выстроиться по новой. Им только оставалось бессильно наблюдать, как последние луны гибли под стрелами северян или натыкались на длинные воргские копья, древки которых были окованы до середины медью.
   На правом фланге нарангондцев, где дзангийская панцирная кавалерия и отряды из Улхама и Столичного домена взаимно истощив друг друга, разошлись, не решив, кто победил, творилось невесть что - Лумардин, вернувшийся на вершину холма, когда стало ясно, что луны зажаты надёжно, недоумённо смотрел на фонхорский конный полк, стоящий без движения, несмотря на то, что оставшаяся в распоряжении Динзана конница пришла в движение.
   -Что там происходит? - непонятно к кому обращаясь, сказал он. Стоящие за спиной э-багана вожди молчали - для них повеление змееедов тоже было непонятно - ведь сейчас от этих заносчивых беловолосых зависел исход боя.
   От фонхорского строя отделился всадник. В руках его было длинное копьё, на конце которого торчал пучок зелёной травы - знак мира.
   -Они сдаются? - не веря глазам, спросил гиалиец.
   -Может это какая-то хитрость - сказал кто-то за спиной.
   -Какая хитрость... - не оборачиваясь, протянул э-баган.
   Всадник достиг передних рядов нарангондских всадников. Те приостановили движение. Возникла давка - задние продолжали напирать. "Ударь сейчас фонхорцы, и всё пропало" - подумал Лумардин - "Сомнут Динзана". Но Высокие не ударили. Вместо этого над их рядами вверх взметнулись десятки копий с пучками травы.
   "Э-баган, от Динзана кто-то скачет сюда" - подал голос Канша - "Сейчас всё узнаем".
   Гиалиец и сам видел двух всадников - одного возвращающегося к фонхорцам, а второго, спешащего к ставке Лумардина.
   "Лумар!" - крикнул вестовой ещё издали, придерживая коня - "Змеееды решили уклониться от боя. Они уходят, просят, чтобы им не мешали".
   "Пусть уходят" - сказал гиалиец.
   Меж тем в рядах Высоких началось смятение - часть фонхорцев, сотни полторы, отделилась от остальных и помчалась на соединение с дзангийскими всадниками, стоящими чуть поодаль. Едва они съехались с имперскими дворянами, те зашевелились и зашумели.
   "Кое-кто из змееедов решил всё-таки сражаться" - заметил Лумардин.
   Почти сражу же дзангийцы и оставшиеся им верными фонхорцы разъехались - первые бросились на решивших сохранить нейтралитет Высоких. Вторые повернули против нарангондских всадников, не желая биться со своими. На правом фланге вновь закипел бой, вернее два боя - дзангийцы рубились с изменившими им фонхорцами, а небольшая горстка оставшихся верными союзникам Высоких схлестнулась с нарангондской кавалерией. Динзан не стал бросать на маленький отряд противника всей своей мощи, ограничившись тремя сотнями. Остальные двадцать сотен повернули на правый фланг дзангийской пехоты, вяло бьющийся с остатками полка Гярвазы.
   Фонхорцы, решившие уклониться от боя, не потратили на дзангийцев много времени: измученных долгой сечей имперских кавалеристов кого посбивали с коней, кого разоружили. После этого Высокие потянулись в сторону Болотного Посада, всё ещё держась вместе. А дзангийцы, утратив всякий воинский дух, поплелись на юг, никем не преследуемые.
   Фонхорские укулы, собравшиеся с силами, и лофуты с воргами устремились на стоящий у входа в дзангийский лагерь запасной полк, над которым реяло знамя дзангийского императорского дома - белое полотнище с красным "секущим небо" - знак присутствия там Такара.
   Знамя дзангийского военачальника закачалось, давая знать, что опасность угрожает самому полководцу. Пехота южан, теснимая с правого фланга конницей Динзана, начала отходить на соединение с полком Такара. Надо отдать должное вражеским солдатам и командирам - они сумели сохранить боевые порядки. Только правое крыло южан было отсечёно от основной части своего войска. Отбиваясь от наседающих северян, левое крыло дзангийцев сумело соединиться с полком Такара. Перестроившись, остатки имперской армии уходили по дороге на юг, в сторону леса, за которым лежала долина Хорота, что отделяет Фон-Хор от Дзанга.
   А посредине поля продолжали биться, окружённые со всех сторон нарангондцами, остатки дзангийского правого крыла. Увидев отход остальных сил, южане стали бросать оружие. Воины э-багана тут же вязали их в связки по десять человек.
   Э-баган, велел трубить отбой - его воины, измученные сражением, в любом случае не смогут одолеть дзангийский строй. Тем не менее, нарангондские конники, числом пятнадцать сотен, под началом Маэтора Вандарконнотского и три тысячи фонхорских укулов отправились в след отступающим южанам.
   Гиалиец устало смотрел на усеянную телами равнину, по которой деловито рыскали его воины, выискивая раненных и обирая убитых врагов. Бой, исход которого был для него неясен до самого последнего момента, до ухода фонхорцев, - выигран.
   Варвары привычно рубили головы мёртвым дзангийцам и выстраивались в длинные цепочки, чтобы танцевать Пляску Синего Языка. Тут же вертелись шаманы, колотя в барабаны из кожи самых храбрых врагов, некогда павших от рук их соплеменников. Чуткое ухо гиалийца улавливало в нестройных выкриках своё имя. "Э-баган! Э-баган!" - гудело поле недавнего боя сотнями голосов.
   Всего какой-то час назад здесь гремел бой. Люди гибли с его именем, с именем э-багана, на устах. И те, кто мертвы, и те, кто умрёт от ран этой ночью, и те, кто сейчас бьют отрезанными головами о свои щиты. Если им повезёт, они долго будут рассказывать детям и внукам о сегодняшнем дне.
   "О, Зелёный Свет" - простонал чуть слышно Далаг - "Проклятые трупоеды". Сегодня гиалиец острее, чем обычно чувствовал, что этот мир чужд ему. Мир, в котором толпы дикарей, не ведающих Пути, истребляют себе подобных, делая это в его честь. Проклятые трупоеды. Мог бы он, Далаг подумать десять лет назад о том, что станет вождём пожирателей мертвечины. Да не просто вождём, а одним из самых великих, имя которого упоминают они в своих песнях, похожих на мяуканье рысей во время гона.
  
   Утром э-баган начал обход своих полков. Он шёл вдоль неровно выстроившихся шеренг воргов, укулов, лонгаворгов, лофутов и нарангондских дворян. Варвары встречали своего вождя радостными воплями "Хувва э-баган! Хувва!" и лязгом топоров, мечей и алебард о посеченные щиты. Гулко и мощно звучали шаманские барабаны. Бродяги-ворги и благородные Динагона и Эрхаэлда кричали "Слава! Слава!", сопровождая крики пронзительными звуками рогов и звоном литавр. Командиры отрядов докладывали об отличившихся воинах и потерях. А они были не малые - шесть тысяч нарангондцев осталось на поле боя, ещё более двух тысяч тяжело ранено. Легко раненых считать никто не считал. Дзангийцев же полегло более восьми тысяч, а пять с половиной попали в плен.
  
   Приближался обед, когда Лумар в сопровождении военачальников окончил смотр войск. Гиалиец остановился возле на скору руку сколоченной хлипкой загороди, за которой сидели, связанные десятками, пленные дзангийцы. Вдоль забора ходили, бросая равнодушные взгляды на пленников, караульные. Особняком от большинства сидели фонхорские Высокие - четыре десятка рослых, ладно сложенных светловолосых воинов в тёмных кожаных куртках, по рукавам прошитых серебристыми нитями, сплетающихся в замысловатые узоры.
   -И что с ними теперь делать? - ни к кому особо не обращаясь, сказал Яндал, имея в виду пленных - С собой в погоню не потащишь, а если отправлять в Эбхахум, людей отряжать придётся.
   -Нет ничего проще - ответил Динзан - Продадим их какому-нибудь городу. На пример, Миталю. Это самый крупный из фонхорских городов.
   -А они не побоятся гнева вантула? - спросил э-баган.
   -Чего им боятся - хмыкнул правитель Арнарула - Граждане Миталя выкупят своих дзангийских сородичей у северных варваров. А пока путь домой не станет безопасным, они поживут у сердобольных митальцев, честно отрабатывая своё содержание. Будьте уверены - эти кровососы за несколько месяцев вернут с троицей потраченную на пленных сумму. Особенно, если учесть, что много мы не запросим.
   -И сколько можно выручить с продажи этих черноволосых ублюдков? - спросил Андахор Улхамский.
   -Раб стоит в среднем три золотых дзунглийской чеканки - начал фонхорец - Это пятнадцать серебряных динагонских гривен. Возьмём по золотому за пленного. Скинем на раненых, из которых часть может умереть. Думаю, за пять тысяч золотых митальские торгаши дзангийцев с руками оторвут.
   -Не мало ли будет? - возразил улхамец.
   -Мы воины, а не барышники - сказал Динзан - У нас нет времени торговаться.
   -И к тому же, продав пленных по дешёвке, мы получим расположение фонхорских городских коммун - вмешался Лумардин - Неплохо иметь в союзниках укулов, хорошо заручиться невмешательством Высоких Фон-Хора, но и вольные города забывать не стоит.
   Привлечённые разговором военачальников, к забору подошло несколько фонхорцев. Один из них, одного примерно возраста с дрином Холмов, пристально глядел на Динзана. Тот, почувствовал на себе взгляд, обернулся в его сторону. Глаза их встретились.
   -Как поживаешь, Клендас? - первым нарушил затянувшееся молчание правитель Холмов Арнарула.
   -Не плохо - выдавил из себя пленный и добавил - Дожили, фонхорцы ходят друг на друга под чужими знамёнами.
   -Когда клан объявил меня вне закона, я перестал быть Высоким - сказал Динзан - И если уж на то пошло, нарушили древний запрет вы - те, кто встал под дзангийского "секущего". Ибо я опередил вас. Когда вы примкнули к южанам, я уже был вассалом адрина Динагона.
   Презрительно пожав плечами, Клендас пошёл прочь от забора.
   -Э-баган - обратился правитель Холмов к гиалийцу - Надеюсь, что моих сородичей не ждёт общая участь?
   -Конечно - ответил тот и провозгласил, обращаясь к фонхорцам - Высокие Фон-Хора, вы свободны и можете идти куда пожелаете.
   Фонхорцы удивлённо смотрели на э-багана. Ещё более они изумились, когда им вернули оружие и лошадей.
   -Идите с миром - сказал на прощание Лумардин - Тела ваших павших сородичей будут захоронены отдельно от остальных. Позже можете перезахоронить их, если пожелаете. Запомните и передайте остальным, что мы пришли на Волчий Берег для войны с Империей, а не для того, чтобы завоевать ваш край.
   Четыре десятка всадников исчезли в зарослях на восточном краю поля. Вожди северян ещё долго смотрели им в след.
  
   На следующий день прибыли посланцы из Миталя с отрядом наёмников. Митальцы привезли несколько мешков с серебром и золотом. Пересчитав трижды деньги, э-баган с купеческим старшиной ударили по рукам. Охрану из лонгаворгов сменили митальские наёмники. А нарангондцы двинулись в погоню за остатками армии Такара Вилрувийского, оставив на месте лагеря раненых и полк Риса, чья рана не позволяла участвовать в походе.
   Шли воины с радостью - они одолели несокрушимый дзангийский строй. Вдобавок ко всему, совершенно неожиданно э-баган выдал жалование: рядовым воинам по четверти гривны, десятникам и пятидесятникам по половине, а получившим тяжёлые ранения досталось по полной гривне - целое состояние, ибо на эти деньги можно было купить корову, а добавив ещё одну гривну - лошадь. Пусть не боевого коня, но всё же вполне справную рабочую скотину.
  
   Едва нарангондцы углубились в леса, за которыми лежал Хорот, сразу стали попадаться свидетельства того, что всадники Маэтора и укулы время зря не теряли. Вдоль лесных дорог лежали десятками раздетые трупы дзангийцев - вздувшиеся от наступившей жары, густо облепленные мухами.
   К Лумардину присоединялись всё новые отряды обитателей Фон-Хора: укулы, тёмноволосые пришельцы с гор, горожане - потомки беглых дзангийцев. Теперь пришедшие с ним из Эбхахума воины составляли меньше половины армии.
   Два дня пути по лесам, и войско северян и их союзников вышло к Хоротскому мосту. Не смотря на то, что отступающие дзангийцы подвергались постоянным нападениям из засад, не смотря на то, что разделившееся на несколько частей воинство э-багана местные укулы вели лесными кратчайшими тропами, Такар сумел опередить преследователей на несколько часов.
   Императорская армия стояла на том берегу реки. Мост перегородили ряды отборных копейщиков и арбалетчиков, укрывшиеся за нагромождёнными телегами. Кинувшиеся с ходу в атаку конники Маэтора нагромоздив груды трупов, откатились назад.
   -Э-баган, ниже по течению есть брод, в мирное время там стоит небольшая стража - сказал Иргач, укульский старейшина родом из этих мест.
   -Хорошо - ответил после короткого раздумья Лумардин - Поведёшь своих людей и людей Явши, Безносого и Молота. Двух тысяч там хватит.
   -Распыление сил - сказал Динзан - Лучше идти к броду всем, а здесь оставить небольшой отряд для отводу глаз.
   -Нет - сказал гиалиец - Для отвода глаз мы отошлём часть войска к бродам, а основной удар нанесём на мосту.
   -Безумие - вмешался Андахор Улхамец - Мы положим здесь всю свою армию.
   -И всё-таки, я намерен атаковать мост - твёрдо сказал э-баган.
   Укулы снялись с места и двинулись вниз по течению, скрываясь в кустах. Их перемещение не укрылось от Такара Вилрувийского, расположившегося на высоком кургане, насыпанном слева от Старого Тракта в незапамятные времена, и служившем дзангийцам для обзора окрестностей на многие харили вокруг.
   Несколько тысяч дзангийских солдат двинулись к бродам, дабы преградить путь северянам. Гиалиец тут же отправил вслед укулам лонгаворгов Яндала, затем - полк Гярвазы, за ними - оставшуюся часть фонхорских укулов. Дзангийцы в ответ на это перебрасывали на помощь своим всё новые и новые отряды. Вскоре у моста осталось не более двух тысяч дзангийских пехотинцев и несколько сотен охраны Такара. Э-баган располагал в два раза большим числом воинов. Под его началом была дворянская и укульская конница и два пеших полка - эбхахумский и лофутский.
   От бродов мчались один за другим посыльные, сообщавшие, что, не смотря на отчаянные попытки, северянам не удаётся перейти на дзангийский берег. Бой на переправе разгорался всё сильнее - в него была втянута уже почти вся армия Такара.
   И тогда Лумардин сказал себе: "Пора". Он спокойно подъехал к мосту, спешился и, прикрываясь круглым кавалерийским шитом, направился в сторону перевёрнутых вверх колёсами возов, на которых в несколько рядов стояли дзангийские щитоносцы-копейщики, лучники и арбалетчики. Гиалиец шёл медленно, тщательно ступая на места, свободные от тел всадников Ардагана и конских трупов. Лофуты, привыкшие не удивляться ничему, что связано с именем э-багана, спокойно последовали за ним, стараясь сохранить правильный строй. Из дзангийских рядов в предводителя северян рядов полетели стрелы и дротики, от которых он прикрывался щитом. До вражеского строя оставалось шагов двадцать, когда гиалиец отбросил густо утыканный стрелами щит и, пошёл, ни чем не защищённый, на дзангийцев. Несколько стрел вонзились в него. Он вырывал их с улыбкой на лице.
   Лумардин дошёл до телег. Дзангийский воин обрушил на него сверху меч, гиалиец схватил обоюдоострое лезвие голой рукой, без видимого усилия рванул врага вниз. Тот свалился под ноги э-багану. Гиалиец вырвал оружие из ослабших рук южанина и бросил его в реку. В два прыжка вождь северян оказался на месте попытавшегося ударить его дзангийца. Дзангийцы в ужасе смотрели на колдуна-северянина, с ладоней которого скупо капала кровь, а лицо застыло в жуткой улыбке. Стоящие рядом с гиалийцем пятились, напирая на своих соседей. Некоторые прыгали в воду. В мгновение ока баррикада опустела, а на неё уже взбирались, сжимая в руках мечи и топоры, а в зубах ножи, верные лофуты и тут же прыгали на другую сторону, сея смерть в толпе дзангийских солдат.
   Гиалиец сказал Ядшакавату: "Ядшак, быстро, пока южане не опомнились, скиньте телеги в реку и немедленно атакуйте Такара". На большее сил у э-багана не хватило. Эти сто шагов под ливнем дзангийских стрел дались ему тяжело, даже если не считать того, что пришлось вновь прибегать к Силе - второй раз за несколько дней. Горели огнём порезанные ладони и правый бок и плечи, в которые вонзилось шесть вражеских стрел. В висках тяжело стучала кровь. Сейчас бы лечь на землю - только не здесь, где бегают эти пожиратели мертвечины, а где-нибудь в тихом и безлюдном лесу - и лежать, лежать, пока не затянутся раны и не выйдут из тела сидящие в мясе стальные наконечники стрел. Но нельзя - необходимо держаться перед этими трупоедами, так, как будто ничего серьёзного с тобой не произошло.
   -Э-баган, с тобой всё в порядке? - обеспокоено спросил Ядшакават.
   -Всё нормально - с трудом сохраняя невозмутимость, ответил гиалиец - Вот видишь - он показал лофуту ладонь с уже затягивающимися порезами - Веди быстрее своих людей на тот берег и освобождай проход для конницы.
   -Будет сделано, э-баган - Ядшакават оскалил морщинистое, потемневшее от солнца и ветра многочисленных походов лицо, и добавил, обращаясь к лофутам стоящим вокруг - Тулхонк, останься со своим десятком рядом с э-баганом.
   "А ну, быстро, телеги - в воду!" - хрипло крикнул он на лофутском. Десятники и сотники повторили приказ командира. Закипела работа - яростно кряхтя, лофуты переворачивали телеги, скидывая их с моста. Повозки с громким плеском уходили под воду и всплывали десятками шагов ниже по течению. Быстрое по весеннему времени течение Волчьей реки вертело их. "Что будет" - озадаченно почесал начавшую лысеть голову Ядшакават - "На бродах наших же ими невесть сколько побьёт". Но чеши голову, не чеши, изменить уже было ничего нельзя.
   И лофутский старейшина громко крикнул: "Первая тысяча, за мной, вторая продолжает расчищать мост". Возглавляемые им воины устремились по мосту, добивая последних замешкавших дзангийцев. Они быстро достигли дзангийского берега. Паника в рядах имперцев, внесённая бежавшими с моста, уже начала стихать. Офицеры Такара строили солдат на дороге в двух полётах стрелы от моста.
   Будь у южан в запасе хотя бы четверть часа, они сумели бы выстроиться, и тогда северянам пришлось бы атаковать железный строй имперской пехоты в лоб: дорога шла по высокой и достаточно узкой насыпи, и тянулась она так на три хариля от самого моста. Но времени у дзангийцев не было: люди Ядшакавата не дали им сплотить ряды, а едва только лофуты расчистили небольшой проход, как в него хлынула дворянская конница, на ходу выстраиваясь шеренгами по десять-пятнадцать всадников.
   Э-баган стоял, опершись на перила, и смотрел в мутную воду, по которой плыли, медленно крутясь телеги и повозки. Неожиданно возникла мысль - броситься вниз, в холодную воду и найти там конец. Чтобы кончился весь этот кошмар с трупоедами. И тут же отмёл эту вздорную идею: всё равно ничего не выйдет, сколько он делал попыток проникнуть в собственное будущее, и всякий раз ответ был один и тот же - предстояло прожить ему долго, пережив всех, кто дорог ему сейчас, и немало крови ещё будет пролито.
   Гиалиец отвёл взгляд от манящей воды и стал смотреть, как мимо мчатся, давя копытами коней тела своих павших соратников (Далаг отчётливо слышал чавканье конских подков, вонзающихся в трупы - людей и животных), благородные Севера и ворги. Последними промчались, погоняя своих мохнатых лошадёнок, укулы. Конные сотни прошли, за ними хлынули лонгаворги, ведомые Баргу. Трупоеды оглядывались на своего э-багана. Тот приветливо улыбался из последних сил, сдерживая порыв к рвоте - в ушах стояло всё то же жуткое чавканье.
   С моста, выгнутого дугой, хорошо было видно, как не успевшие выстроиться в знаменитую дзангийскую "черепаху", имперские солдаты дрогнули под натиском нарангондской конницы и посыпались с дороги вниз, в заросли тальника. Лофуты и лонгаворги стали прыгать вслед за ними. В придорожных кустах началась резня - один на один, кто сильнее. Около сотни дзангийских пехотинцев, сохранив строй, отошли к холму, на котором стоял отряд личной гвардии Такара - пять сотен отборных воинов.
   Лофуты, убиравшие завал на мосту, едва только последний лонгаворг пробежал мимо их, бросили свою работу и двинулись следом за Береговым народом. Гиалиец отдал должное командиру второй тысячи, Кывлуткаму: он тоже видел с моста, что единственной силой на той стороне остались гвардейцы Такара, стоящие на холме. Туда то Кывлуткам и направил своих людей.
   Конница нарангондцев, разметав дзангийскую пехоту, разделилась: большая часть принялась грабить вражеский лагерь, меньшинство - судя по знамёнам, отряды Динзана и Андахора Улхамца - помчались к бродам.
   Лофуты Кывлуткама окружили холм, на вершине которого стоял Такар с остатками своей армии, и пошли в атаку. Трижды они бросались в атаку и трижды отступали, густо устилая трупами траву - когда-то нежно-зелёную а, ныне от тысяч солдатских сапог, прошедших по ней, ставшую грязно-серой. Но с каждой атакой таяли ряды личной гвардии Такара Вилрувийского. К лофутам стали присоединяться их сородичи и лонгаворги, расправившиеся с загнанными в тальник врагами. И четвёртый натиск был последним - оставшиеся десятки дзангийцев полегли под короткими мечами лофутов.
   Гиалиец почувствовал, что ему немного полегчало - ровно настолько, чтобы добраться до древнего сторожевого кургана, дабы принять из рук своих воинов вражеские знамёна.
   В сопровождении Тулхонка и его десятка э-баган добрался до вершины холма, густо усеянной телами дзангийцев и варваров. Трупоеды почтительно расступались перед своим вождём.
   Такар Вилрувийский, надежда Четвёртой Дзангийской Империи, гроза врагов Великого и Вечного Дзанга, родной брат вантула Эштуакара Х, красавец, разбивший не один десяток сердец аристократок Валданадзана, лежал, устремив в синее небо, которому поклонялся, безжизненный взгляд карих глаз. Изо рта его вытекала тёмная струйка крови. Брат вантула был намертво пригвождён к земле двумя копьями. Владельцы их стояли рядом. Гиалиец узнал их - как не знать удалых братьев-лонгаворгов из Белых Песков Бодягу и Горлохвата. Возле Такара лежал, широко раскинув руки, третий их брат - Кривой.
   -Это вы его? - спросил у братьев гиалиец.
   -Да, мы - радостно ответил Бодяга, скаля щербатый рот - Хотели его живого взять, да он, подлец, Кривого успел срубить. Ну, тут мы осерчали, подняли его на копья, да и бросили со всего размаха оземь.
   -Молодцы! - громко сказал э-баган, в то время как ему хотелось крикнуть: "Будь вы прокляты, вонючие трупоеды!" - Можете взять его оружие, которым он убил вашего брата. В Эбхахуме каждый получит по десять гривен, вдова Кривого тоже.
   Варвары, бывшие свидетелями разговора, радостно завопили, прославляя щедрость и справедливость э-багана. А Бодяга, вынув засапожный нож, отсёк голову Такара и протянул её гиалийцу.
   -Э-баган, она твоя. Танцуй чардамаку.
   Гиалийца замутило. Но, преодолев минутную слабость, Далаг взял протянутый дар лонгаворга - взял, потому что, отказаться нельзя, потому что можно уронить себя в глазах трупоедов. И ухватившись за длинные аристократические волосы Такара, гиалиец ударил ею о услужливо поданный кем-то щит.
   Да, зря погиб Такар, зря - лучше бы он вернулся в Валданадзан и вступил в борьбу за власть с братом, как это привиделось один раз в неверных и зыбких видениях гиалийцу.
   У бродов к этому времени тоже всё подходило к концу. Получив удар в спину, отрезанные от своего военачальника, дзангийцы сопротивлялись вяло, а когда примчавшийся от моста вестовой пронёсся вдоль рядов южан, крича, что Такар погиб, дзангийцы стали бросать оружие - несколько сотен их скрылось в камышах, остальные сдались в плен.
   Ещё не остыв от боя, северяне начали требовать от э-багана вести их дальше. Гиалиец долго стоял в раздумье, не зная, что делать - с разгромом армии Такара опасность, нависшая над Нарангондом, устранялась, но с другой стороны, воины нуждались в вознаграждении, коим могла быть только добыча, взятая в Дзанге. И Лумардин, перекрывая крики своих бойцов, произнёс: "Дзанг перед вами. Идите и берите то, что вам причитается!" Радостный вой тысяч варварских глоток был ему ответом. Нарангондские дворяне презрительно кривились, глядя на беснующихся дикарей, но их глаза горели алчностью точно также как и у укулов.
   Пятнадцать дней продолжался грабёж северных областей Империи. Малочисленные дзангийские гарнизоны сидели в крепостях, бессильные чтобы то ни было сделать. К воинам э-багана присоединились несметные полчища укулов и горцев из числа обитающих в Фон-Хоре. Даже горожане, не удержались и, забыв о родстве с южанами, заявились многочисленными отрядами, деловито обчищая селения и небольшие городки, не защищенные высокими стенами. Да что там горожане - не выдержали Высокие, пришедшие в количестве трёх тысяч человек. Правда, среди них не было сородичей Динзана-Вейяхора.
   Наконец, э-баган решил - хватит, и отряды победителей, оставив за собой истерзанный, разорённый край, потянулись назад, гоня пленных и скот, ведя нагруженные награбленным добром подводы. Все громко славили своего вождя.
   На Хоротском мосту возникла заминка. Ядшакават со своими людьми вышел к реке первым и преградил путь, требуя с каждого доли э-багана.
   "Совсем люди совесть потеряли" - ворчал старый лофут - "Где часть, полагающаяся вождю. Э-баган, конечно, вождь добрый к народу, но надо ведь и самим соображать". Северяне складывали причитающееся предводителю в большую кучу под пристальным взором лофутов. Кое-кто ворчал, но большинство отдавали награбленное с лёгким сердцем - действительно, э-баган привёл их сюда, под рукой э-багана они одержали победу - почему бы не дать ему его долю.
   Гиалиец увидев самоуправство Ядшакавата, сперва рассердился, потом развеселился, видя, во что выливается преданность дикарей. А, подумав немного, решил, что всё прибывающая куча трофеев пригодится: можно будет и подобающий подарок Великому Князю преподнести, и многое из того, что замышляется, выполнить.
   "Молодец!" - похвалил Лумардин лофута.
  

Глава третья. Дорога в Вандарконнот.

   Известие о победе над дзангийцами достигли Нарангонда раньше, чем задержавшиеся победители. Узнав о разгроме сухопутной армии, флот Империи снял осаду Витшака и ушёл на юг, в Вардинатуру. Война, официально не оконченная, как-то сама собой заглохла: древняя дзангийская традиция, рассматривающая весь мир как подданных вантулов, сидящих в Валданадзане, не позволяла просить мира первыми, а северяне после гибели Такара и его войска в мире не нуждались.
   Обо всём этом нарангондцы узнали уже в пределах владений э-багана. Победителей встречало всё население Лонгаворгского берега. Даже дряхлые старики, кряхтя и скрипя костями, пришли из отдалённых селений в Эбхахум.
   В первую очередь по возвращению отдали дань павшим в боях воинам. Шаманы с э-баганом во главе били в бубны и молили Хозяина Пурги, дабы владыка Ледяных Полей даровал погибшим место поближе к себе. Поминальное пиршество, последовавшее за камланием, незаметно переросло в разнузданную попойку по поводу благополучного возвращения победителей.
  
   На следующий день к э-багану прибыли гонцы от Великого Князя. Лумардин принимал их в Гостевом зале в присутствии старейшин кланов-дздруг, вождей нфол и предводителей дворянских дружин.
   В длинной пергаментной грамоте, привезённой гонцами Валдадина, витиевато перечислялись заслуги Лумардина Лонгаворгского, Спасителя Севера, Опоры Восточного Княжества, Грозы Врагов Великого Нарангонда. В конце говорилось, что Валдадин II Дрибар, адрин Динагона, владетель Вандарконнота и Воргахума, Вандарского домена, Лофутской и Приморской марок, обеих Лофутвас, сюзерен всех двадцати дандов Восточного Княжества, с согласия лучших мужей государства дарует Лумардину Лонгаворгскому титул дрина Лонгаворгии и дарует ему в вечное и неотъемлемое владение все земли, коими владеет и кои приобретёт в дальнейшем. Для полного вступления в права владения, указанные в грамоте, надлежало явиться ко двору Великого Князя.
   -Передайте адрину, что я прибуду в столицу, как и полагается, к Осеннему Приёму - сказал гиалиец гонцам - Если вы желаете отдохнуть с дороги, в вашем распоряжении покои моего дворца.
   -Спасибо, господин - ответил старший из тройки - Нам достаточно передохнуть несколько часов. И мы тронемся в обратный путь. Необходимо сообщить Великому Князю ответ как можно раньше.
   -Я распоряжусь, чтобы вам принесли еду и питиё - сказал э-баган.
   -Спасибо - поблагодарил гонец.
   Присутствующие в тот момент в зале дворяне Динагона и Эрхаэлда принялись наперебой поздравлять хозяина с высоким пожалованием, ставившим его вровень с избранными семействами Севера. Гиалиец отрешённо благодарил гостей.
  
   Пиршества продолжались до первых чисел лета. Наконец дворец э-багана опустел - дворяне Динагона и Эрхаэлда и варвары из-за пределов Лонгаворгского берега разъехались по домам.
   Появилось время для того, чтобы, не отвлекаясь на пьяные гульбища, подумать о подкинутой загадке: что же затевается Хадасом с участием отравителя-дзангийца. Но как не старался гиалиец, ничего в голову не приходило. Не помогало даже обращение к Силе: видения были самыми разными, но ничего относящегося к интересующему его делу не было. Поразмыслив, Лумар пришёл к выводу, что, судя по всему, вся эта история с отравителем не грозит лично ему и его делу.
   Однако э-баган всё же послал Риса в Воргахум, к Вилунрису. При посланнике было письмо с кратким рассказом о фонхорской компании. На словах же верный лонгаворг сообщил наместнику Приморской марки, что против Великого Князя, возможно, готовится заговор. Гиалиец был уверен в верности Вилунриса Валдадину. Но также он знал и то, что известие о заговоре мало помогут адрину - единственный известный из предполагаемых заговорщиков, Хадас Арнарульский в своём данде был недоступен. Да и приедь он на Осенний Приём в столицу, князю будет трудно схватить владетеля одного из дандов Восточного Княжества.
  
   Лето подходило к концу - на полях вокруг Эбхахума уже убирали рожь и пшеницу, уродившиеся ныне не очень. Впрочем, сие мало огорчало лонгаворгов, кормившихся больше морем. А если же хлеба будет мало, недолго завезти с юга. Благо было чем платить - не всю добычу успели потратить на фонхорское вино и дзунглийские наряды.
   Гиалийца же занимали заботы, никакого отношения к повседневным делам Берегового народа не имеющие. Он так и не мог решить для себя - ехать или нет в Вандарконнот, на Осенний Приём. От ближнего своего окружения э-баган свои раздумья держал в тайне. Одна только Ваиша догадывалась, что что-то гнетёт мужа.
   Пятнадцатого числа Начала Осени в Эбхахум прибыл Динзан. Прибыл в сопровождении многочисленной свиты.
   Гиалиец молча смотрел, как слуги принимают коней у арнарульцев. Дрин Холмов стоял рядом. "Свадьба назначена на двадцать пятое число " - говорил фонхорец - "Решили играть её в Коннот-Улхаме". Лумар отрешённо кивал головой. Он, конечно, не забыл о намечающейся свадьбе Динзана и дочери улхамского дрина, но с подкинутой Дагелом загадкой это как-то отошло на второй план.
   "Будут благородные со всего Динагона" - правитель Холмов посмотрел на друга - "Лумар, такое ощущение, что ты витаешь где-то в неведомых простым смертным мирах".
   -Прости - улыбнулся бледной улыбкой гиалиец - Просто прошедшая война забрала у меня много сил.
   -Нам нужно торопиться, как-то не принято опаздывать на собственную свадьбу - сказал фонхорец - За десять дней необходимо добраться до Коннот-Улхама.
   -У меня сборы много времени не займут - ответил Лумардин - Только придётся задержаться на день - другой на Костях Змеи для разбора тяжб между тамошними лонгаворгами.
  
   Утром следующего дня Эбхахум провожал своего вождя в дорогу. Девять тларсов с сотней воинов э-багана и двенадцатью десятками спутников Динзана отчалили от причала и вскоре растаяли в предосенней дымке.
   День ушёл на суд на островах. Наконец последняя жалоба была рассмотрена, два соседа, не поделившие клочок земли, примирились, троекратно облобызав друг друга, и флотилия э-багана, отчалив от Носа Змеи, взяла курс на устье Бродяжьей реки.
  
   Появление лонгаворгских тларсов ввиду Коннот-Улхама впервые за многие десятилетия не вызвало у его обитателей переполоха. Вместо привычного тревожного набата со звонниц храма Четырёх варварские корабли, пристающие к дощатым причалам, приветствовал радостный перезвон.
   Динзана встречало семейство Ирдаворгов Улхамских в полном составе и сопровождающие владетелей Улхама дворяне. Фонхорец, сойдя по шаткому мостику, перекинутому с корабля на берег, остановился, глядя в глаза Ирдаворгу Пятому. Рядом стояли сыновья хозяина: трое законных и бастард Андахор. Невесты, как и полагается, среди встречающих не было - сейчас она в компании служанок и подружек готовится встретить жениха в доме отца.
   -Здравствуй, почтенный - приветствовал Динзана хозяин Улхама традиционным в таких случаях - Невеста давно ждёт, смотри, как бы кто тебя не опередил.
   -Давай, показывай свой товар - подыграл ему фонхорец.
   -Да у тебя деньги то есть - продолжил Ирдаворг - Может ты бродяга какой, за душой ни гроша нет?
   -Вот! - Динзан махнул рукой, разбрасывая медную мелочь, которую тут же принялись собирать вездесущие нищие.
   Мало! - Засмеялся дрин Улхама.
   Фонхорец в ответ швырнул на землю горсть серебряных монет.
   -Мало! - ответил Ирдаворг.
   Динзан бросил пригоршню золотых. Стражники, до этого лениво наблюдавшие, как нищие собирают деньги, принялись отгонять их - ещё не хватало, чтобы нищеброды золотыми разжились, деньги соберут слуги хозяев - это их законная добыча в этот день, в отличие от медной и серебряной мелочи, доли побирушек.
   -Вот теперь другое дело! - сказал Ирдаворг - Видно мужа богатого и не жадного, за такого и дочь отдать не зазорно.
   Присутствовавшие радостными воплями поддержали его.
   -Так пойдём, хозяин, показывай товар - предложил Динзан - Чего стоим?
   -Экий ты прыткий - ответил дрин Улхама - Может, у тебя и нет ничего, кроме толстого кошелька? Мечом то владеть умеешь? - спросил Ирдаворг.
   В ответ жених выхватил клинок. Стоящий справа от улхамского дрина воин подбросил в воздух кусок материи. Фонхорец резким взмахом рассёк полотнище на две части под одобрительный гул присутствующих.
   Улхамец улыбнувшись сказал: "Вот это другое дело, за такого не зазорно дочь отдать".
   -Так, где твой товар, хозяин? - повторил Динзан вопрос.
   -Ну до чего шустрый народ пошёл! - с деланным возмущением обратился Ирдаворг к присутствующим - Деньгами ты богат, силой Четверо тоже не обидели. Но, может, ты, любезный, роду низкого, подлого?
   -Да ты, хозяин, можешь гордиться таким зятем - вступил в разговор гиалиец - Друг мой Динзан роду древнего, роду знатного.
   -Скольких же предков он может назвать по именам? - спросил Ирдаворг.
   -Тридцать одного - ответил фонхорец. На самом деле он мог перечислить семьдесят восемь поколений своих предков, но негоже показывать происхождение более древнее, чем род Ирдаворгов Улхамских, начавшийся девять сотен назад Тиланхором Отважным. С тех пор тридцать четыре дрина сменилось в Улхаме.
   -Видно мужа славного рода - одобрительно хмыкнул Ирдадворг - За такого дочь отдать не зазорно - он замолчал, выдерживая паузу.
   Фонхорец стоял, ожидая ответа. Молчание затянулось, как и положено в таких случаях.
   Наконец дрин Улхама сказал: "Ну, что пойдём, сын мой" - этими словами он признавал нового родственника. Теперь дело оставалось за невестой, а далее - за жрецами Четырёх, которые должны церемонией в храме связать тела и души двух до смерти одного из них.
   Слуги подали хозяевам и гостям лошадей, и все направились в город, где во дворце Ирдаворгов их ждала невеста.
   Дорога до коннот-улхамского вяльда показалась Динзану бесконечно долгой. Он сам не ожидал, что предстоящая встреча с невестой будет волновать его, точно подростка, ни разу не познавшего женщину. Дрин Холмов с трудом удержал усмешку по поводу своего жениховского нетерпения: ещё чего доброго, кто-нибудь сочтёт это жестом презрения со стороны зазнавшегося змеееда - и так о заносчивости обитателей Волчьего Берега ходят легенды. И он, улыбаясь, кивал стоящим по обочинам дороги смердам, ремесленникам и торговцам, вышедшим приветствовать нового родственника своего господина.
   Гиалиец же, храня на лице невозмутимое выражение, продолжал думать об одном и том же - что же замышляется в Динагоне. Может быть, присутствующие здесь в качестве гостей тоже причастны к зреющим где-то семенам вражды и ненависти.
   Вот и ворота коннот-улхамского вяльда. А вот и крыльцо дворца, на котором стоит, стыдливо потупив глаза, невеста. Отец спешившись, ведёт её за руку к сидящему верхом Динзану. Слуги помогают Иэльсе сесть в седло и вся процессия направляется в храм Четырёх, расположенный в трёх харилях от дворца, на высоком холме.
   Торжественно и гулко звучат под высокими сводами обители Ветров слова, что произносят четверо жрецов на древнем, давно мёртвом языке, обращаясь к четверым братьям-ветрам. И также гулко и торжественно звучат слова клятвы жениха и невесты, быть рядом, пока смерть не разлучит их.
   И оглушительный рёв труб на выходе из храма. И пробивающиеся сквозь трубы и барабаны здравицы в честь новоиспечённых супругов. Сегодня благородные орали вровень с простолюдинами.
   И наконец главное - свадебный пир. Гостей собралось немало - находящиеся в родстве с улхамскими Ирдаворгами дрины Моргезы и Итанчи с многочисленной свитой из числа дардингов, ральдов и шатов, знать из столичного домена, многочисленные вассалы Ирдаворгов, а также Рума Бешеный, княжеский мажордом Шончара, Арвела, Лонанда и Арнарула. Этот прибыл во главе семи десятков пеших лучников и полусотни легкой конницы - короче, со всеми подчиненными ему людьми. По его словам, он совершал поездку вдоль Улхамского большака, дабы посмотреть на месте, как выполняются княжеские распоряжения о ремонте дороги.
   Гиалиец, стараясь придать лицу безмятежное выражение, с нарастающим ужасом вглядывался в хозяев и гостей: ему казалось, что сквозь хмельные усмешки многих проступали восковые лица покойников. Будущие мертвецы сидели вокруг него, весело шутили и пили вино за здоровье молодых. И самое страшное, ничего нельзя было изменить в грядущем. Непонятно как, не прибегая к Силе, Далаг вдруг осознал: что бы он не делал, грядущего не изменить. И еще: будучи не в силах отвести беду от тех, кто сидит за пиршественным столом, а потом поедет с ним в Вандарконнот, сам он спасётся - чтобы навсегда сохранить в своём сердце эти проступающие сквозь пьяные гримасы мёртвые застывшие лица. И Далаг, он же Лумардин, дрин Лонгаворгии, э-баган Севера, покорился судьбе.
   От мрачных мыслей по поводу грядущего его отвлекло скандальное происшествие, неизбежное на свадьбах: будь то женитьба смердов или бракосочетание благородных особ. Попав на свадьбу, Рума позабыл о возложенной на него задаче по проверке дороги и вместе с хозяевами и гостями принимал участие в брачном пиршестве и последовавших за свадьбой благородных развлечениях: конной охоте по мужицким полям, бешеным скачкам по тем же полям просто так, ради удовольствия, дегустации запасов изысканных вин из погребов Ирдаворга Улхамского под разбитные наигрыши бродячих музыкантов, как-то незаметно сменивших храмовых певцов, услаждавших слух гостей гимнами в честь Трёх поколений богов.
   Эта дегустация едва не окончилась для мажордома весьма печально: он с самого начала оказывал знаки внимание юной Иэльсе, молодой жене Динзана Арнарульского. В трезвом виде дело ограничивалось замечаниями вроде того, что завидует правителю Холмов. Или, что не будь он, Рума, на княжеской службе, поступил бы так, как поступали его дикие предки - кинул бы красавицу поперёк седла, и поминай, как звали. Иэльсе густо краснела и смущённо улыбалась, потупив взор своих больших глаз. Комплименты мажордома несколько выходили за общепринятые рамки, но чего ещё ожидать от солдафона, в добавок ещё и варвара. Напробовавшись хозяйских вин, из которых некоторым было по две сотни лет, Рума утратил всю свою столичную изысканность и вздумал (если "вздумал" вообще подходит к свински пьяному) действовать по-солдатски прямо, забыв, однако, что в отношении благородных особ так поступать не совсем принято. Когда он ухватил прекрасную Иэльсе за грудь, никто из присутствующих, пьяных не менее мажордома, внимания на это не обратил. Но когда Рума принялся сдирать с неё платье, супруга ужасного арнарульца поняла, что дело зашло слишком далеко, и она может наставить мужу рога на второй день после свадьбы. Что как-то не принято. Девушка подняла визг, который привлёк внимание её братьев и Динзана. Горячая кровь Ирдаворгов Улхамских, подогретая к тому же вином, бросилась в голову родичей Иэльсе. Да и правитель Холмов не отличался сдержанностью и всепрощением.
   Лумардину с трудом удалось успокоить сынов улхамского правителя и фонхорца, полагавших, что за какого-то бидлонтита, пусть даже и княжеского мажордома, им ничего не будет. Перепуганного Руму, с которого мигом слетел хмель, отдали на попечение его солдат, которым посоветовали как можно быстрее убираться из Улхама, пока благородные господа не передумали и не расправились с ними и их невежей-предводителем.
   А через два дня хозяева и гости выехали в столицу - до осеннего Приёма оставалось всего декада.
  
   Несколько ночёвок в придорожных постоялых дворах и вяльдах местных дворян, и вот и развилка, где Улхамский большак сливается с Воргахумским. Через три часа бешеной скачки мимо проносится тот самый овраг, где э-баган встретился с лофутами Ядшакавата. Ещё одна ночь в придорожном трактире, и в полдень Улхамские ворота Вандарконнота.
   До Осеннего Приёма оставалось ещё три дня, и остановившиеся в знакомых "Крыльях Нара", Динзан, Лумардин и их люди готовились к посещёнию княжеского дворца, попутно пытаясь разобраться в слухах, распространяющихся по Вандарконноту.
   Наблюдая на царящую в столице всеобщую нервозность и напряжённость, гиалиец стал подозревать, что предчувствия всё-таки на этот раз обманули его - что-то назревало. Никто не мог сказать, в чём дело, но каждый готов был поклясться, что добром нынешний Приём не кончится.
   Лумардин имел самое приблизительное представление о том, что может произойти, но многие были иного мнения о провидческих способностях колдуна-элифы. И за три дня, предшествующих Осеннему Приёму, э-баган был удостоен визитов, по возможности ночных и тайных, добрых двух десятков доверенных лиц влиятельных персон. В числе оных были посланцы от нескольких дринов, а также от дюжины с лишним видных дардингов и придворных. Княжеские соглядатаи, что кружили вокруг гостиниц, где остановились высокорожденные гости с дальнего юга Динагона, были в немалом недоумении по поводу бурной ночной деятельности вокруг "Крыльев Нара". Сами ночные визитёры удалялись ни с чем, получая в ответ, что э-багану известно не больше, чем им. Ещё более озадачивали посетителей неизбежные встречи друг с другом.
   Своим же с Динзаном спутникам Лумардин сказал, первый же день, собрав их в обеденной зале, тщательно проверив предварительно, не слушает ли его чьё-нибудь чересчур любопытное ухо: "Я совершил большую ошибку, приехав сам в Вандарконнот и взяв вас с собой. Теперь я вижу, что лучше бы действительно я приехал один, тайком. Своих людей освобождаю от клятвы, которую вы приносили мне. Всем вам, и Динзану в том числе, я советую покинуть. Вы вольны выбирать сами: остаться со мной, подвергая себя всем опасностям, кои выпадут на мою долю, или покинуть меня. Признаться, мне легче будет, если я останусь один и, буду знать, что я не рискую ничьей жизнью, кроме своей собственной. "
   -Э-баган! - сказал Канват, ганбаш из Арвела, примкнувший к гиалийцу одним из первых - Неужели ты думаешь, что мы бросим тебя, спасая свои жизни?! Да наши товарищи, что остались на юге, проклянут нас за это!
   -Если вы боитесь осуждения других - сказал Лумардин - То я напишу письмо со своей печатью, что вы исполняли мою волю, спасая свои жизни.
   -Э-баган, почему ты стремишься избавиться от нас, словно от лишнего груза?! - вскричал Ютза Эргирг.
   -Поверьте, друзья мои, мне будет легче, если мне надо будет заботиться только о своей жизни.
   -Если уж уезжать, так всем вместе - сказал Динзан, доселе молчавший - Я не могу бросить своего друга одного. Твои люди тоже.
   -Мне лично ничего не угрожает - сказал гиалиец - Но за остальных поручиться не могу.
   -Мы верим, что рядом с тобой нам ничего не угрожает - ответил за всех Ютза - И мы остаёмся.
   Лумар молча обводил своих соратников: эти глупые трупоеды уверены, что э-баган оградит от любой опасности. Кто знает, может так и есть. Посмотрим.
   -Пусть будет так - согласился гиалиец, тяжело вздохнув.
  
   Последующие дни были наполнены беседами с тайными визитёрами и напряжённым ожиданием. В "Крыльях Нара" кроме гиалийца и фонхорца остановился дрин Хаура Тиландас Трёхпалый с сыновьями и десятком слуг и воинов. Несколько заезжих торговцев съехали в день приезда э-багана. Ещё двое уехали на следующий. И хозяин постоялого двора говорил, что подобное происходило везде: приезжие, да и многие горожане, имеющие загородные дома, спешили покинуть город, пока не поздно.
   Гиалиец после обеда проехался по столице, посмотреть, что же творится вокруг. Больше всего Вандарконнот напоминал готовящийся к бою город: повсюду вооружённые патрули княжеских гвардейцев, у Храмового квартала стояли жрецы Четырёх Братьев, с ног до головы увешанные оружием. В ремесленных слободах собирались цеховые отряды: кожевенники, портные, сапожники, вооружённые дубинками и широкими тесаками; мясники и повара с внушительного вида топорами и мясницкими ножами; плотники с тяжёлыми кувалдами; кузнецы, снащённые лучше всех - мечами, алебардами, у многих были даже кольчуги. Им всем в отличие от богатых обитателей южных и западных кварталов некуда было уезжать - загородными имениями они не владели, да и оставлять своё нажитое непосильным трудом добро никто не хотел.
   У здания Торговой Палаты маршировали правильными рядами наёмники Купеческой Гильдии: семь сотен мечников, копейщиков и арбалетчиков. Все готовились. К чему? Ну, ничего, ждать осталось недолго - послезавтра всё выяснится.
   После девятой стражи через Лофутские ворота в город вошли отряды Эдага Фальра - полторы тысячи отборных бойцов, прошедших суровую выучку в боях с немирными лофутами.
   Вечером распространился слух, что неизвестные ворвались в гостиницу, где расположился Хадас Арнарульский, и увезли его с сыновьями в неизвестном направлении. Лумар приготовился к вызову во дворец, дабы облегчить работу княжеских палачей. Но приглашения не последовало.
   На рассвете 14-го числа трупы Хадаса и его двух сыновей нашли в придорожной канаве у Хаурских ворот, обобранные до нитки, со следами пыток на телах. Э-баган понял, что у заговорщиков очень длинные руки, раз им удалось оборвать единственную нить, за которую можно было бы вытащить остальных. И ещё он понял, что дело принимает скверный оборот. Одновременно он испытал сильное облегчение - не придётся вновь выполнять работу палача.
  
   Утром пятнадцатого числа Середины Осени дрины Холмов Арнарула и Лонгаворгии попрощались с оставшимися в "Крыльях Нара" спутниками и в сопровождении свиты направились в княжеский вяльд. Одновременно с ними выехал дрин Хаура и Тарда Тиландас Трёхпалый. Гиалиец полюбопытствовал у Тиландаса, почему тот не взял во дворец своего младшего сына.
   "Валдадин слишком юн и невоздержан в проявлении своих чувств" - ответил хаурский дрин - "Боюсь, как бы он не опозорил меня перед двором Великого Князя".
   Так они и ехали вместе, разговаривая о всяких посторонних вещах, вроде цен на тардскую шерсть, считавшейся лучшей во всём Нарангонде, или о фонхорской кампании этим летом. Разговоры позволяли хоть на время отвлечься от гнетущего ощущения надвигающейся беды. По крайней мере, так обстояло с гиалийцем. Разумом он понимал, что гнетущий его душу страх - просто-напросто отзвук страха окружающих его людей, но всё равно, приходилось сдерживать себя, не показывая истинных чувств.
   Перед воротами замка возникла заминка: благородные гости Великого Князя прибывали с огромным сопровождением, и узкий проход не справлялся с потоком высокорожденных господ и их спутников. Самые нетерпеливые из аристократов кричали, что это неслыханно, держать благородных мужей, словно каких-то смердов или ремесленников. Но начальник караула спокойно отвечал, что нынешний Осенний Приём самый людный на его памяти, так что господам придётся потерпеть - не одни они такие.
   Наконец дошла очередь и до гиалийца с фонхорцем. Слуги-подростки приняли коней, Андадас встретил высокорожденных гостей улыбкой, которая должна была изображать радушие, но получилось у него это плохо - видно было, что мажордом думает совсем не о том, как лучше встретить гостей. Гиалиец как можно сердечнее поприветствовал старого ральда.
   "Проходите, любезные господа" - сказал мажордом. Длинными изогнутыми коридорами они добрались до Зала Княжеских Приёмов. По тёплому времени окна были настежь распахнуты, по залу гулял ветерок, колыша плащи и плюмажи. В этот раз гиалиец со спутниками прибыл одним из последних. Позже них и хаурского властителя в зал вошли только несколько вельмож из столицы.
   Дрин Лонгаворгии церемонно раскланивался с правителями дандов и вельможами, равными ему по положению, а также наместником Лофутской Марки и командирами порубежников: западного крыла - Бардэдасом Моргезским, северо-восточного - знакомым по войне с укулами Андахором, восточного - Мальгохором. С Андахором гиалиец перебросился парой фраз, прежде чем всё заглушили трубы, возвестившие выход князя.
   Валдадин II Дрибар вышел во всём своём великолепии, по-прежнему силён телом и духом. Ничто, казалось, не тревожило или угнетало его. Просто князь устроил очередной Осенний Приём. Справа от трона выстроились родственники княжеского дома, прежде всего сыновья - старший Ванахиль, погодки Ванаральд и Вилантур, за ними - их жёны, дети и родня жён. Слева стояли придворные: хранитель печати, Главный мажордом Динагона, начальник вандарконнотской городской стражи и другие.
   Приглашённые по очереди подходили к подножью трона. Одни удостаивались целования княжеской руки, другие - короткой беседы или благодарственного слова. Очередь гиалийца подошла в самом конце, согласно распорядку мирного времени, по которому чести предстать пред очи Великого Князя предоставлялась согласно знатности и древности рода. Все замерли, ожидая, что же ждёт человека, дважды отмеченного милостью адрина, дважды спасшего Восточное Княжество от врагов.
   Лумардин Лонгаворгский приложился губами к монаршей руке, протянутой для поцелуя. На короткий обмен взглядами, во время которого гиалиец ощутил всю полноту отчаяния и бессильной ярости, владевшей князем, внимания мало кто обратил.
   -Приветствую тебя, дрин Лонгаворгии - произнёс Великий Князь - Рад видеть в этом зале столь славного мужа, коему Восточное Княжество обязано многим.
   -Приветствую тебя, повелитель - поклонился гиалиец.
   К удивлению гостей и придворных этим общение адрина и арнарульского колдуна и ограничилось.
   Наконец, последний из княжеских гостей отошёл от трона. Двери Пиршественного Зала распахнулись, и шумная толпа ринулась занимать предназначенные для них места. Услужливые слуги указывали господам их места. Гиалийцу на этот раз досталось кресло в самом конце, на противоположной от князя стороне стола.
   Как обычно грянули трубы: "Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей!" Валдадин поднял рог, наполненный красным вардинатурийским и, произнеся: "Пусть жизнь Динагона будет такой же лёгкой и приятной, как и это вино!", залпом осушил рог. Гости последовали примеру князя, опустошая приготовленные кубки. Гиалиец собирался проделать то же самое, но не успел, ибо в тот миг, когда рог уже коснулся его губ, князь захрипел и, схватившись за горло, упал в салат из барэлдских креветок.
   "Началось" - отстранёно подумал Лумардин. Придворные бросились к князю. Средний сын Валдадина Ванаральд закричал: "Измена! Великий Князь отравлен! Смерть изменникам" и, выхватив меч, вонзил его в старшего брата. Дрины восточных дандов и их люди присоединились к нему, убивая своих соседей. В начавшейся панике они успели внести немалое опустошение в ряды гостей и придворных, прежде чем те успели сообразить, что же происходит, и не начали отбиваться.
   В этот момент из дверей, что вели из Зала Княжеских Приёмов в Пиршественный Зал, хлынули вооружённые до зубов латники, рубя и коля всех без разбора. Через несколько секунд убийцы начали выбегать и из боковых дверей. Дрины, дардинги и ральды храбро защищались, но что они могли сделать - своими лёгкими мечами и кинжалами, совсем незащищённые доспехами - только достойно умереть. Что они и делали. Пал дрин Улхама Ирдаворг V с тремя своими законными сыновьями, пал дрин Хаура и Тарда Тиландас II Храбрый, прозванный также Трёхпалым, пали его сыновья Радзадас, Ванаральд и Ардаган. Пали командиры порубежных полков Бардэдас Моргезский, Андахор и Мальгохор. В восточной половине Зала ещё рубились несколько десятков человек, среди них - наместник Лофутской марки Эдаг Фальр, Динзан Арнарульский и Лумардин Лонгаворгский. Пощады никто не просил, ибо знал, что её не будет.
   Гиалиец бешено рубился с наседающими наёмниками Ванаральда, орудуя алебардой. Справа от него бился фонхорец. Когда и как он успел вырвать из рук очередного врага оружие, э-баган не мог сказать - руки действовали независимо от рассудка, который в это время искал пути к спасению. Победить людей Ванаральда - нереально. Это Лумардин понимал. Уйти можно было через парадный вход или боковые двери, ведущие в кухни и подсобные помещения. Пробиться в Зал Княжеских Приёмов и на кухни примерно одинаково сложно, точнее невозможно. Похоже, способность к предвидению покинула его. Иначе чем объяснишь происходящее сейчас.
   Гиалиец отбил очередной удар и обнаружил, что со всех сторон окружён латниками. Динзан отчаянно махал мечом в трёх шагах от него, пытаясь пробиться к товарищу. Пока что Лумара спасало то, что одетые в доспехи враги были менее подвижны, чем он. Но теперь они были вокруг э-багана со всех сторон. Копьё с противным треском вошло в спину гиалийца. Потом ещё два лезвия вонзились в его незащищённую доспехами грудь. Солёный привкус крови во рту... И темнота...
  
   Лицо, склонившееся над ним, было гиалийцу знакомо.
   -Тебя зовут Дандахор - прохрипел Лумардин утвердительно.
   -Да, элифа - кивнул летописец. Пламя свечи опасно качнулось, едва не погаснув.
   -Где я нахожусь? - говорить удавалось с трудом.
   -В подземельях под восточным крылом дворца адрина - ответил Дандахор.
   -Как я сюда попал? - спросил э-баган, пытаясь подняться.
   -Тебе лучше полежать, элифа - положил ему на плечо руку динагонский летописец, при этом свеча опять чуть не потухла - сюда тебя принёс я. Должен сказать, что мне пришлось немало попотеть, пока я волочил тебя по подземному ходу от оврага, в который Отцеубийца велел скидать тела погибших во вчерашней резне.
   -Что с другими? - взволнованно спросил гиалиец.
   -Там нет ни одного живого - летописец осторожно указал рукой, видимо в сторону оврага, где он нашёл Лумардина - Со всего города туда свозили трупы. Да и сейчас везут.
   -Там, среди убитых, ты не видел Динзана? Ты должен его знать, он не раз говорил о тебе, когда рассказывал про свою жизнь в Вандарконноте.
   -Нет, в овраге фонхорца я не видал - покачал головой Дандахор и тут же добавил - Но я видел, как его убили во дворе вяльда. Кроме него казнили человек сорок.
   -Рассказывай - приказал гиалиец.
  
   Уцелевших гостей и придворных вытаскивали на плац между воротами замка и крыльцом дворца. Там уже стоял помост с плахой. Палачи, братья Эрхи с несколькими подручными, расположились рядом. Старого библиотекаря, как и прочих немногочисленных зрителей происходящего, никто не прогонял - приспешники Ванаральда Отцеубийцы чувствовали себя хозяевами положения и не собирались прятать расправу над врагами.
   Распоряжался казнью Моэр Арвельский, родной брат матери Ванаральда.
   -Дрин - смешался один из людей Моэра - Отдай мне вот этого чернявого - он указал на Дагела, зажимающего рану на плече.
   -Зачем он тебе? - удивился правитель Арвела.
   -Этот ублюдок-южанин года три назад оскорбил меня. Я его непременно прикончил бы ещё тогда, да рядом оказался Хадча-покойник со своим сбродом. Ты сам знаешь, какие у нас были отношения с Укулом. Он этого чернявого и отбил у моих людей. А сейчас я отплачу ему за всё. Он у меня поплачет, когда его кишки на колесо намотаются.
   -Поистине, Нардхор, правы те, кто утверждает, что твоя мамаша наставила рога твоему покойнику-отцу с каким-то конюхом или лакеем - Эти люди и так умрут. Не за чем позорить себя и его пытками. Если хочешь, вызывай этого южанина на поединок. Эй, дзангиец, ты не побоишься выйти против Нардхора?!
   -Чего мне бояться - сквозь зубы, едва не теряя сознание от боли, ответил Дагел - И так, и так умирать. А вот побрезговать - побрезгую. Вдруг его папаша и в самом деле смерд. А может быть лэт? - дзангиец вызывающе уставился на Нардхора.
   Арвельцы злорадно ухмылялись, глядя на побагровевшего дардинга. Дико вращая глазами, он потянулся за мечом.
   -Отставить! - грубо остановил Нардхора Моэр - Если хочешь его голову, твой меч снимет её на плахе. Все эти друзья колдуна и заговорщики, устроившие убийство законного государя Динагона, Валдадина II умрут до заката солнца. Начинайте - велел он палачам, когда последнего оставшегося в живых посетителя Осеннего Приёма выволокли на улицу.
   -Эй, господа - подал голос Эрх-старший - Одежонку то снимите, чтоб топор легче шёл. Так полагается.
   За всех ответил Динзан, презрительно пожавший плечами: "Снимите с трупов".
   Глашатай, развернув на скорую руку состряпанную грамоту с приговором, кашлянул и начал: "Слушайте все! Велением адрина Ванаральда III, государя нашего, приговариваются мятежники и подлые убийцы, умертвившие отца его Валдадина II, устроившие мятеж и подговаривавшие на мятеж других, приговариваются к смертной казни. Учитывая благородное происхождение преступников, казнить их через отрубание головы"
   -Может, у кого есть последнее желание, которое мы сможем исполнить? - обратился Моэр к приговорённым.
   -Дрин! - хрипло крикнул дзангиец - Позволь перед смертью спеть.
   -Думаешь разжалобить меня? - усмехнулся арвельский дрин - Я не Хадча. Да и миловать никого не могу.
   -Слетайтесь воронята, чуя трупную вонь... - затянул Дагел хриплым надтреснутым голосом.
   -Слетайтесь на поживу, опускайтесь смелей! - подхватил Динзан. Вслед за ним и другие затянули "Воронью песню". Голоса их жутко звучали в полной тишине, царящей на внутреннем дворе великокняжеского замка.
   -На куски рвите печень, бейте клювом в глаза! - вывел дзангиец последнюю строку в мёртвой тишине.
   -Молодцы! - похвалил Моэр - Учитесь, собачье отродье, как надо умирать. Нет, Нардхор, не получишь ты этого южанина - слишком велика честь для тебя. Пусть уж братья Эрхи уважат всех, чтобы никому обидно не было. Начинайте! - скомандовал он.
   Первым на эшафот взошёл дрин Арнарула Динзан, Вейяхор Ведьмино Отродье, потомок первых князей Запада, сто тридцать третий потомок Даргеда Убийцы - Деревянного Меча.
   "До скорой встречи, арвельский ублюдок" - с ледяным спокойствием произнёс он, обращаясь к Моэру - "А с вами, мои друзья, я прощаюсь совсем не надолго. Сегодня мы все вместе окажемся у трона Дандарга Проклятого". С этими словами он неловко, поскольку мешали связанные за спиной руки, опустился на колени, положив голову на плаху, спугнув жирных мух, что ползали по пропитавшимся кровью доскам.
   Взмах топора Эрха Старшего и, голова Вейяхора Ведьмино Отродье летит отброшенная отработанным движением руки палача в корзину.
   Дандахору, стоящему с двух шагах от эшафота, было всё хорошо видно. Гиалиец, спокойно слушавший летописца, вдруг увидел, как всё было. Как это получилось, он не понял. Просто он вдруг оказался на площади в день казни своих товарищей. Он был не то Дагелом, не то кем-то (или чем-то), знающим все чувства и мысли дзангийца.
  
   Вторым шёл, прихрамывая, Эдаг Борода. Очередь двигалась быстро - слишком быстро, как казалось Дагелу. Колени дзангийца мелко дрожали. В желудке предательски урчало. `Не хватало ещё обделаться на виду у всех" - подумал он, всходя на помост. Эта мысль неожиданно развеселила певца, и, обернувшись к страже, он улыбнулся жуткой улыбкой смертника. Медленно, ибо мешали связанные за спиной руки и раненое плечо, Дагел опустился на колени и положил голову на мокрую от крови товарищей плаху. Глаза его столкнулись с пристальным взглядом тёмных глаз. Мунал стоял всего в двух шагах, заглядывая в глаза приговорённых. "Узнал, проклятый отравитель" - пронеслось в мозгу певца, но как-то отстранённо. Интересно, понял ли Мастер ядов и снадобий, с кем его свела судьба в неприветливом северном краю. А в следующий миг выросла над головой тень от палаческого топора. "Вот мы и побратались с тобой, Динзан" - это была последняя мысль дзангийца, ибо остро наточенный топор Эрха-младшего, сменившего брата, со свистом опустился. Острая боль, привкус крови на губах - и темнота...
  
   -Что случилось, элифа? - встревожено прошептал выплывший из тьмы библиотекарь.
   -Ничего страшного - ответил гиалиец - Просто я был сейчас там...
   Дандахор не спрашивал: где. И так всё ясно.
   -Значит, ты теперь всё знаешь - сказал он.
   -Нет - гиалиец покачал головой - Я присутствовал там только до смерти Дагела. Того, который начал петь - пояснил он.
   -Хорошо - кивнул летописец - Слушай дальше.
   Тот, которого дрин Арвела назвал Нардхором, на лету поймал голову южанина, отправленную помощником Эрха-младшего в корзину и, схватив за чёрные волосы, плюнул в обезображенное смертной гримасой лицо. Наблюдающие эту сцену стражники и случайные зрители в ужасе смотрели на спятившего, как им казалось, благородного. Моэр брезгливо поморщился: "Нет, твоя мамаша спала не с конюхом или лакеем, а с золотарём или живодёром".
   Через полчаса площадь опустела. Только помощники палачей возились с трупами, снимая богатую одежду и украшения.
   Далее Дандахор поведал, как смотрел из окон из библиотеки на то, как вывозили из вяльда тела убитых возами, как швыряли их в глубокий овраг, служивший дворцовой свалкой. И как он потайным ходом, кончавшимся как раз в том овраге, тащил на себе оказавшего живым элифу, которого с трудом вытянул из кровавой кучи.
   -Сейчас, наверное, овраг уже начали закапывать - добавил летописец.
   Гиалиец представил, как волок из последних сил на себе его этот старик. Небось, возникало желание бросить. Но ведь не бросил же...
   -Спасибо тебе, книгочей - сказал э-баган - Что хочешь, проси.
   -Когда ещё ты, элифа, сможешь отблагодарить меня - усмехнулся Дандахор, и тут же улыбка погасла - Отомсти за Валдадина, больше мне ничего не надо - добавил он.
   -Мстить я никому не буду - ответил гиалиец - Отцеубийца и так найдёт свою смерть. Может быть, и от моей руки. А может, и нет.
   Лумардин почувствовал, что, кажется, силы начали возвращаться к нему. Он с трудом встал, цепляясь за стены, чем поверг в изумление Главного княжеского летописца. "Не удивляйся, старик" - ответил гиалиец на немой вопрос Дандахора - "У нас, кого вы, трупоеды, зовёте элифа, раны заживают быстрее, чем у людей. Правда, чтобы окончательно восстановить силы, нужно ещё дня два".
   -Можешь оставаться здесь - предложил летописец - В эти подземелья никто, кроме меня не попадёт: ни из дворца, ни снаружи.
   -Принимаю твоё предложение, Дандахор - гиалиец медленно сел на земляной пол - Задержусь ещё на день. Оружие сможешь достать?
   -Этого добра хватает - ответил летописец - До завтра.
   С этими словами он ушёл, унося свет. Лумардин остался в полной темноте. Через минуту гиалиец уже спал.
  
   Разбудило э-багана только новое появление Дандахора. Летописец стоял в двух шагах, не решаясь потревожить сон колдуна-элифы.
   -Здравствуй, Дандахор - приветствовал его гиалиец, вскакивая на ноги - Значит, мне пора в путь.
   -Здравствуй, элифа - ответил летописец - Вот твоя новая одежда и оружие - он протянул два свёртка: из одного торчали ножны с мечом и изогнутым шолайским кинжалом.
   -Спасибо - поблагодарил Лумардин, скидывая бывшие некогда дорогими дзунглийскими нарядами тряпки и облачаясь в штаны и рубашку из грубого небелёного полотна - обычное одеяние небогатых горожан или поселян. Нацепив пояс и укрепив на нём клинки, гиалиец одел сверху плащ.
   -Хорошо - сказал Дандахор - Меча под плащом почти не видно. А то по улицам до сих пор шастают патрули. Всё ищут тех, кому удалось скрыться.
   -Кого именно? - подобрался гиалиец.
   -Не знаю - пожал плечами летописец - Кого-то ищут. Не тебя, точно. Я слышал сегодня утром разговор двух солдат, один из них говорил, что, хвала Ветрам, колдуна-элифу удалось убить. Теперь, дескать, у адрина на одного врага меньше.
   -Не ищут, это хорошо - сказал Лумардин - Пойдём, что ли...
   -Может тебе, элифа, ещё несколько дней переждать - предложил старик - В городе всё успокоится, заодно сил наберёшься.
   -Нет, трупоед - ответил гиалиец - Ждать нельзя. Пока я здесь буду прохлаждаться, может быть, от Арнарула и Лонгаворгского берега ничего не останется. Да и оставленных мною на постоялом дворе людей надо искать. Кто-нибудь из них мог спастись.
   -Ну, это навряд ли - покачал головой летописец - Городское простонародье устроило резню. Убивали всех, на кого им показывали люди Отцеубийцы: и благородных, и варваров.
   Подземный ход кончился. Дандахор немного повозился с запорами двери. И гиалиец в прохладную осеннюю ночь. В свете луны, пробивавшейся сквозь облака, видны были груды трупов, от которых уже несло тлетворным запахом. Лумардина передёрнуло.
   -Прощай, летописец - тихо проговорил он.
   -Прощай, элифа - ответ Дандахора гиалиец едва услышал за скрежетом задвигаемых засовов.
   Гиалиец выбрался, цепляясь за кусты и корни на край оврага. Далось это не легко. Он долго лежал, отдыхая. Потом поднялся, оглядываясь. Справа, в двух сотнях шагов, от него возвышалась тёмная громада великокняжеского вяльда - только на башнях горели факелы охраны. Впереди темнели кварталы Вандарконнота с редкими искрами огоньков. Позади и слева лежали пустынные холмы, служившие городской свалкой. Где-то там, за этими холмами и оврагами находились внешние стены, бывшие в этой части динагонской столицы, по словам Динзана, в скверном состоянии. Выбраться из города там проще простого. Но путь гиалийца лежал вниз, в южное предместье. Э-баган не мог уйти, не узнав о судьбе своих спутников.
   Кусты кончились, пошли ремесленные слободы: многочисленные Шорные, Кожевенные, Плотницкие и прочие улицы, двухэтажные дома с мастерскими и лавками внизу. На улицах народу было немного. На незнакомца особого внимания не обращали - мало ли народу шляется по Вандарконноту.
   На углу Второй Кузнечной и Пятой Кожевенной гиалиец нарвался на патруль из четырёх слегка подвыпивших ремесленников, увешанных оружием. На шапках у них были пришиты изображения скрещенных молотов - знак принадлежности к цеху кузнецов.
   -Кто таков? - грозно спросил командир патруля.
   -Мирный путник - ответил Лумардин.
   -Врёт он - вмешался рыжеволосый детина - Это колдун, которого третьего дня в вяльде убили вместе с остальными благородными. Я его у Нардхора в "Крыльях Нара" видел, когда деньги за новые ножи заходил получать.
   "Да, действительно, этого трупоеда я видел" - с сожалением вспомнил гиалиец.
   -Постой, Рыжий, если его убили, как он может сейчас здесь находиться? - командир повернулся к рыжеволосому. Тот задумчиво почесал шевелюру.
   Гиалиец не стал дожидаться, как пьяные кузнецы выпутаются из логического противоречия. Четыре удара мечом, и он быстро шагает дальше, оставив тела ремесленников остывать в собственной крови. Жалко конечно, этих трупоедов, но ничего не поделаешь - нельзя оставлять свидетелей, которые могут сказать, что колдун-элифа жив.
   В городе, конечно, и кроме этого рыжего достаточно людей, знающих в лицо э-багана. Ну, это дело поправимое. Гиалиец свернул в очередной проулок. Место вроде бы подходящее - глухие заборы и лужа, в которой отражаются звёзды.
   Через полчаса из закоулка лавки вышел, кутаясь в плащ, черноволосый человек с шелушащейся кожей, с переломанным носом и бельмом на правом глазу.
   Преобразившийся гиалиец шёл, выбирая улицы потише. Так плохо, как сейчас, было ему только дважды - первый раз на Арнарульском поле, когда разбуженный Далаг стоял, еле живой, ужасаясь тому, что он натворил, а второй минувшим летом, после расправы над дзангийскими воздушными разведчиками.
   Ремесленные слободы кончились. Пошли кварталы домов и дворцов знати. Здесь то и дело попадались следы беспорядков: пожарища на месте жилищ, попадались обобранные трупы. Несколько раз гиалийца останавливали патрули наёмников Ванаральда - в этой части города цеховых ополченцев не было.
   Кто-то пытался взять приступом дом знатного вельможи: летели в кровлю горящие стрелы, глухо бил в ворота таран, слышалась многоязыкая ругань. Рядом мародёры, не обращая внимания на штурмующих, деловито обирали валяющиеся на мостовой трупы.
   Ещё три квартала, и Лумардин стоит напротив "Крыльев Нара". Гостиница стояла вроде бы нетронутой, никакого движения внутри не замечалось. Ворота распахнуты настежь. Ни хозяина со слугами, ни постояльцев не наблюдалось. Куда все подевались - непонятно.
   Гиалиец перешёл тёмную и пустынную улицу и вошёл в ворота гостиницы. На дворе было тихо. Э-баган на ощупь пробрался к входу в здание. Со скрипом отворилась дверь, за которой находился большой зал трактира. Внутри тоже пусто и тихо - тихие шаги гиалийца звучали в царящей тишине, словно удары молота, казалось, на шум их вот-вот прибегут патрули. Где-то возле дверей должен стоять фонарь, используемый слугами хозяина во время ночных обходов снаружи. Светильник оказался на месте. Даже масла немного оставалось.
   Гиалиец выбил искру кремнем. Неровный свет масляного фонаря вырвал из тьмы опрокинутые столы и стулья, тарелки, кружки и бутылки, валяющиеся на столах и на полу. Вид остатков еды напомнил Лумардину, что у него третий день во рту не было ни крошки.
   Неожиданно гиалиец почувствовал, что кто-то смотрит на него из угла. Как только он сразу не обнаружил чужое присутствие... Э-баган замер, вглядываясь в темноту. Неизвестный спрятался под столом. Лумардин стоял, вслушиваясь в редкое дыхание незнакомца, и пытался понять, что надо забившемуся под столы. Похоже, что тот боится его и не помышляет ни о чём, кроме как спрятаться. "Эй, ты, выходи!" - крикнул гиалиец. Неизвестный замер, стараясь дышать через раз. Бесшумно ступая, э-баган пошёл на едва уловимый звук дыхания. "Вылезай!" - приказал он, нависнув над лавкой, под которой притаился неизвестный.
   -Валдадин - удивлённо протянул гиалиец, увидев выползшего из под лавки ребёнка.
   -Откуда ты меня знаешь? - настороженно спросил сын хаурского дрина.
   -А, да, совсем забыл - извинился Лумардин. Лёгкий зуд, как всегда, когда наводишь или убираешь ложный образ.
   -Господин Лумардин - удивлению мальчика не было границ.
   -Да, это я - подтвердил э-баган - Что здесь произошло?
   -После обеда к хозяину прибежал слуга его родственника, живущего у вяльда, и сказал, что в замке убивают гостей. Ваши люди и слуги отца пошли туда и не вернулись. Потом хозяин вышел, сказав, что сейчас вернётся. Слуги его немного прождали и тоже бежали. Потом заходили какие-то люди, вчера или сегодня... Меня они не нашли. Они увели со двора лошадей и лазили по дому.
   Гиалиец представил себе творившееся два с половиной дня назад у вяльда - неорганизованная толпа, в общем-то, храбрых и опытных бойцов, лишённая какого бы то ни было руководства, бьётся с наёмниками Ванаральда - брато- и отцеубийцы. Окажись он, э-баган, там вовремя, можно многое было бы изменить, но, увы, сейчас уже поздно.
   -Валдадин - гиалиец замялся - Я чудом вырвался из княжеского дворца. Твой отец и братья пали от рук убийц на моих глазах.
   Мальчик прикусил губу, пытаясь сдержать слёзы.
   -Не стесняйся - сказал Лумардин - Поплачь. Перед тем, как распрощаться с детством, можно позволить себе слёзы.
   Но Валдадин, мрачно взглянув на него, сдержался.
   -Нам нужно как можно скорее покинуть город - сказал гиалиец.
   -Куда мы пойдём?
   -Как куда - удивился э-баган - Сначала я доставлю тебя в Хаур, к матери, а дальше, как получится.
   -Хорошо - сказал мальчик безжизненным голосом - Тогда пойдем сейчас же.
   -Разумеется, только сначала запасёмся снедью на дорогу. И ещё, я вновь изменю свой вид. А ты называй меня в пути не иначе как Шиаг. Хотя нет - ты по иному меня и не назовёшь - гиалиец зловеще усмехнулся - Ибо я замыкаю тебе уста относительно моего настоящего имени. Отныне ты не сможешь сказать никому, кто я такой на самом деле, до тех пор, пока я тебе этого не разрешу. Понял?
   -Да господин ...- Валдадин в ужасе замолчал.
   -Не бойся - успокоил его гиалиец - Ты не онемел, просто ты не сможешь произнести моего имени или сказать, кто я такой. И так будет, пока я не разрешу.
   -Хорошо... Шиаг - с облегчением сказал мальчик.
   Э-баган пошарил в кладовке, набив мешок хлебом и сыром. Подумав немного, сверху бросил пару кусков вяленой конины - для своего юного спутника. Затем, поднявшись в свои комнаты, наклонился перед зеркалом. Лёгкий зуд, и на него смотрит чёрноволосый урод.
   -Это вы, господин... Шиаг? - приветствовал Валдадин гиалийца, когда тот спускался по лестнице.
   -Да, я - коротко ответил гиалиец - А сейчас мы пойдём спать. Всё равно из города до четвёртой стражи не выпустят.
  
   В конце четвёртой стражи через Хаурские ворота Вандарконнота прошёл уродливого вида простолюдин, таща за собой еле поспевающего мальчишку. "Шевели живей ногами, недоумок, если хочешь увидеть дом до темноты!" - внушение это мужик сопроводил весьма увесистой, как показалось охраняющим ворота ополченцам из Цеха Портных, затрещиной. Подобное обращение с отпрыском привело ополченцев в бурный восторг, что не удивительно - стоять на страже у ворот ремесленникам казалось весьма скучным занятием - беглецов, ловлей которых можно было хоть как-то убить время, почему-то оказалось на редкость мало. И принять участия во всеобщем грабеже домов знати, стоя у этих проклятых ворот, нельзя.
   И, благодушно ухмыляясь, караульные смотрели на уходящих в сумрак мужчину и мальчика.
  

Глава пятая. Хаур.

   Двое шли по раскисшей от дождей дороге, ведущей из столицы на восток, в Хаур: высокий уродливый мужчина и светловолосый мальчик лет десяти. Пятый день они месили ногами дорожную грязь - небо словно оплакивало погибших во время резни, вошедшей в историю как Большая.
   Деревень и вяльдов местных дардингов и ральдов Лумардин старательно избегал - Большая Резня, окончившись в столице, продолжалась по всей стране. Трупы в придорожных канавах и болтающиеся на деревьях висельники красноречиво говорили об этом.
   Валдадин, надо отдать ему должное, держался молодцом, не хныкал, молча снося все невзгоды пути: ночёвку под открытым небом или в стогах сена, длительное сидение в кустах, когда мимо проносился с гиканьем и свистом отряд не известно чью сторону державших молодцов. Будь гиалиец один, он непременно бы поинтересовался у них, кто они такие, узнал бы последние новости, но наличие малолетнего наследника, вернее уже правителя, двух северных дандов не позволяло сделать этого.
  
   На ночлег выбрали стог в сотне локтей от дороги, почти у самого леса. Не обращая внимания на совершенно голого покойника с запёкшейся раной в области сердца, повешенного вниз головой на придорожной берёзе, Лумардин подошёл к скирде. Проклятие, их кто-то опередил. Вполне возможно, что ночевали здесь не сегодня, а вчера или позавчера. Хотя нет - сено на земле свежее, не успевшее намокнуть.
   -Эй! Что вам здесь надо! - раздался недовольный голос из стога.
   -В сущности, то же, что и тебе, почтенный - ответил гиалиец.
   В скирде зашуршало, и на свет вылез высокий светловолосый мужчина, показавшийся Лумардину знакомым.
   -Форолгар - протянул э-баган.
   -Да, меня зовут Форолгар - ответил тот, отряхиваясь от сена - Но откуда ты меня знаешь?
   -Я из людей э-багана - ответил гиалиец - Зовут Шиагом. Я помню тебя по Арнарульскому полю, ты тогда командовал отрядом конных порубежников.
   -Да такое было. Но что-то не припомню я тебя, Шиаг, среди арнарульцев.
   -Это и неудивительно. Нос мне сломали и глаз повредили этим летом в Фон-Хоре.
   -Тогда понятно, что я тебя не признаю - согласился Форолгар - А это твой сын? - спросил он, кивая на Валдадина.
   -Нет - мотнул головой э-баган - Это единственный уцелевший сын хаурского правителя Тиландаса Храброго.
   -А что с самим дрином? - спросил Форолгар.
   -То же, что с остальными - угрюмо ответил гиалиец - Из дворца живым не ушёл никто.
   -Откуда ты знаешь? - подозрительно спросил порубежник.
   -Из ловушки спастись мог только э-баган - ответил Лумардин - А если бы он был жив, то наверняка нашёл бы меня.
   -Допустим так - сказал Форолгар - Куда держите путь? В Хаур?
   -Да - ответил гиалиец - Ты тоже?
   -Не знаю, пока я стараюсь добраться до своих ребят в Рудухале.
   -Значит, нам по пути - сказал э-баган - Только я думаю, что пока ты доберёшься до своей сотни...
   -Пяти сотен - поправил его порубежник.
   -Извини - гиалиец улыбнулся - Пока ты доберёшься до своего отряда, там, наверняка, проведут такую чистку, после которой ты, явившись туда, сразу лишишься головы. Думаю, в Хауре мы обо всём узнаем.
   -Ладно, пора спать - сказал пятисотник - До Хаура ещё день пути, мы успеем о многом поговорить.
   -Это точно - согласился э-баган.
  
   Солнце садилось за полосу леса на западе. Трое шли по подмёрзшей дороге, отбрасывая длинные тени, две локтей в двадцать и одну - в два раза короче. Изо рта валил пар. Межевой столб, означающий рубежи Хаура, путники миновали, как казалось юному владетелю этой земли, целую вечность. Ноги гудели, глаза слипались от усталости, но Валдадин шёл, ни на что не жалуясь.
   "Потерпи, малыш" - ободряюще сказал Лумардин - "Можно сказать, ты уже дома. Вот дойдём до ближайшей деревни. Там и отдохнём. За все последние дни сразу'
   Дорога пошла вверх - начинались холмы Хаурского кряжа, далеко на северо-западе переходящие в отроги Лофутских гор.
   На середине третьего к ряду холма, выше и круче двух предыдущих, гиалиец остановился, прошептав: "Там, наверху, в кустах кто-то есть".
   -Хаурцы? - хрипло спросил Форолгар.
   -Не знаю - ответил э-баган. Он мог бы сказать, что их разглядывают человек пятнадцать - двадцать. У нескольких - в руках луки, нацеленные на путников. Но говорить не стал, дабы не навлекать на себя лишних подозрений.
   -Раз нас заметили, то пойдём к ним - сказал порубежник - Не имеет смысла стоять. Главное показать, что мы не имеем враждебных намерений.
   Они достигли почти вершины холма. Теперь часть притаившихся находилась сзади. Из кустов бесшумно выскользнуло несколько человек: трое спереди, трое сзади. Вооружены они были дубинками и длинными ножами, только у одного в руках был меч. Э-баган на пару с Форолгаром расправился бы с ними играючи - если бы не было рядом юного Валдадина и не было в кустах ещё десяти человек, у которых в руках были луки. Гиалиец ощущал на себе внимательные и цепкие взгляды лучников.
   -Кто такие? - нейтральным голосом спросил обладатель меча - высокий и худой человек в поношенном камзоле, выглядывающем из-под кольчуги, и потёртых штанах - наряде бедного провинциального дворянина, коим он, судя по всему и являлся.
   -Мирные путники - смиренно ответил гиалиец, пытаясь понять, кто они такие: эта компания напоминала ему ополченцев-ремесленников, выступивших на стороне Отцеубийцы - плохим вооружением и отсутствием боевой выучки, исключая обладателя меча, бывшего чуть более опасным противником. Но точно также эти люди могли оказаться и отрядом хаурских смердов и дворян, стоящим у границ своего крошечного данда на случай, если резня дойдёт до их домов. Это, пожалуй, вернее, чем первое, но проверить не помешает.
   -А кто вы? - спросил Лумардин.
   -Мирные люди - ответил предводитель уклончиво.
   Внимательно глядя на мечника, э-баган сделал шаг в сторону, открывая его взору Валдадина, до этого стоявшего, уткнувшись в спину гиалийца.
   "Молодой господин!" - радостно и изумлённо воскликнул предводитель - "Прости, что сразу не узнали тебя!"
   Сидевшие в засаде вывалили из кустов на дорогу, окружив своего юного правителя и его спутников. Хаурские смерды радостно приветствовали сына своего повелителя, не понятно, каким чудом, спасшегося в Большой Резне.
   Долговязый предводитель, носивший соответствующее его росту имя Ардаг, сказал: "Уже поздно, но тебя, господин, мы в два счёта довезём до Заводей, дабы ты мог провести ночь под крышей моего дома. А завтра тебя доставят к твоей матери".
   -У вас есть здесь лошади? - поинтересовался гиалиец.
   -Несколько штук - ответил Ардаг, высокомерно глядя на Лумардина - Трёх из них: для молодого господина, меня и благородного ...
   -Форолгара - подсказал порубежник.
   -Да, благородного Форолгара - кивнул хаурец - Три лошади мы выделим.
   Гиалиец не стал указывать худородному провинциальному дворянчику, каким являлся, по всей видимости, Ардаг, что ему тоже не помешает лошадь. Но юный Валдадин решил иначе.
   -Господину Шиагу тоже нужна лошадь - не вполне уверенно, опасаясь, что его просто не примут всерьёз, приказал он.
   -Хорошо - сказал Ардаг, недовольно морщась. И тут же добавил - Давайте быстрее в путь, пока совсем не стемнело.
  
   Дорога до Заводей заняла часа полтора. Сначала мчали во весь опор, а когда легли сумерки, сбавили бег коней. Чтобы скоротать время, завели разговор. Ардаг подчёркнуто обращался лишь к Форолгару, в котором признал человека равного себе по происхождению. Гиалиец же ехал рядом и молча слушал.
   Во владениях Тиландаса Большой Резни не было, но в дандах к востоку и югу от Хаура и Тарда она шла полным ходом: местные дрины, принявшие сторону Отцеубийцы, уже расправились с княжескими мажордомами и командирами порубежников. Немногие из сотников, полусотников и десятников сумели скрыться и, теперь прячутся вместе с не пожелавшими подчиниться Отцеубийце воинами в лесах на границе Хаура и Рудухала. Госпожа Свангальви, вдова Тиландаса Храброго, чем может, помогает изгнанникам, но что она в состоянии сделать, не навлекая гнева князя, взошедшего на трон по трупам родственников.
   О событиях за пределами Хаура Ардагу известно было мало - только те вести, что приносили мчащиеся по Рудухальскому большаку гонцы нового адрина, да беглецы. Но и от тех, и от других много не добьёшься: первые бахвалились, что молодой князь скоро возьмёт всех в ежовые рукавицы, а вторые были малоразговорчивы, спеша скорее убраться дальше.
   Точно было известно, что от рук наёмников Ванаральда III Отцеубийцы (порядковый номер входил в официальную титулатуру, а прозвище намертво приросло к его имени во всех частных разговорах) погибли правители Моргезы, Хляманда и Итанчи, в жилах которых текла кровь Дрибаров, ибо прадед Валдадина II выдал в своё время трёх своих дочерей за правителей западных дандов. В Улхаме, воспользовавшись гибелью всех законнорожденных членов дома Ирдаворгов, власть захватил Андахор Бастард, который вроде бы захватил также и Равнинный Арнарул, оставшийся без хозяина. Но на этот счёт сведения были самые туманные: беглецы через Хаур шли в основном из столицы или её окрестностей, а люди Ванаральда предпочитали помалкивать о промахах своего хозяина.
   Такими же туманными были слухи о том, что старший сын Ванахиля, старшего брата Отцеубийцы, Дардадин будто бы спасся и, теперь идёт неверной и зыбкой тропой изгоя, конец которой никто не в силах предугадать. О себе самом гиалиец слышал разное. Одни говорили, что он вылетел в окно, превратившись в сокола, и теперь, наверное, уже сидит у себя на Лонгаворгском берегу в окружении варваров. Другие же утверждали, что слышали от свидетелей, видевших самолично, как колдуна-элифу убили особым оружием, заколдованным жрецами Четырёх - ибо только таким оружием и можно победить лумарга.
   Зато совершенно точно известно было, что правители восточных дандов, кроме погибшего Динзана Арнарульского, все до одного приняли сторону Отцеубийцы, участвуя в расправах над верными его отцу людьми.
   Так за разговорами добрались до Заводей - деревни дворов в сорок, раскинувшейся по берегам озёр, оставшихся от старого русла Тарда.
   Дом Ардага, владевшего счастью этого селения наряду с двумя другими ральдами, мало чем отличался от домов смердов - добротных, топящихся по чёрному изб, к которым лепились загоны для скотины и амбары. Внутри путников встретила жена хозяина дома и семь детишек - от годовалого карапуза до сверстницы Валдадина, которая настороженно смотрела на гостей. Судя по всему, от прежних посетителей, что останавливались под этой крышей, остались не очень хорошие воспоминания.
   Жена Ардага быстро и сноровисто выставила на стол глиняные миски с дымящейся варёной репой и горшок с мясной похлёбкой - блюдом в этом доме достаточно редким, если судить по голодным взорам ардаговых детишек, смотрящих на ужинающих гостей с лавок. Впрочем, мясо досталось и им: Лумардин от него, разумеется, отказался, Валдадин последовал примеру гиалийца, а один Форолгар полный горшок осилить не смог при всём своём желании.
   Спать благородным Валдадину и Форолгару было предложено в доме Ардага, а Шиагу отвели место в сенном сарае, чему гиалиец был только рад - лучше уж провести ночь на свежем воздухе, чем в вонючем трупоедском жилище, рискуя подвергнуться атаке хозяйских клопов и вшей.
   Утром, наскоро перекусив и поблагодарив хозяев, трое путников в сопровождении двух холопов Ардага продолжили путь. К полудню достигли развилки: одна дорога вела дальше на восток - в Рудухал, а другая заворачивала на север, к Хаурвяльду.
   Ещё несколько часов они ехали вдоль Тарда, заметно убыстряющего своё течение по мере продвижения путников вверх по холмам Хаурского кряжа, что громоздились словно исполинская лестница. Наконец, из-за макушки очередного увала вынырнули башни Хаурвяльда, сложенные из белого известняка. Поднявшись на высокий холм, путники увидели весь замок, возвышавшийся на неприступной скале. У ворот вяльда толпился народ.
   -Здесь всегда так людно? - спросил гиалиец одного из слуг.
   -Вообще-то, нет - ответил тот неприязненно (чего этот простолюдин задаёт лишние вопросы)- Просто господин Ардаг ночью послал вестника.
   -Почему же он ничего не сказал нам? - вмешался Форолгар.
   -Наверное, захотел сделать приятное молодому господину - пожал плечами холоп.
   При приближении всадников к замку от толпы, стоящей у ворот, отделился подросток, подбежал к отряду и с криком: "Господин Валдадин приехал!" побежал обратно.
   У ворот моментально заревели трубы, загрохотали барабаны, нестройно закричали: "Слава повелителю! Властелину слава!" Четвёрка слуг, неловко двигаясь, принялась расстилать побитый молью длинный ковёр.
   Перед всадниками толпа расступилась. Из рядов смердов и холопов бросали цветы и зерно. Юный наследник славных хаурских дринов, несколько ошеломлённый неожиданно пышной встречей, старательно изображал снисходительную улыбку господина, принимающего изъявления покорности и радости от подданных. Получалось по неопытности плохо.
   Гиалиец никого не изображал. Вернее он изображал уродливого и бедного обнарангондившегося укула, невесть как оказавшегося при юном хаурском дрине. Но об этом знал только он один. Остальные думали, что он и есть бельмастый и кривоносый мужик, сидящий на чужой (ибо, откуда у бедного инородца своя) лошади.
   Они впятером въехали в открытые ворота вяльда. На внутреннем дворе их ожидала вдова Тиландаса Храброго Свангальви. Поодаль её стояло четверо человек. Трое из них, судя по явному сходству с госпожой Свангальви, а ещё больше - с Валдадином, находились в родстве с правителями Хаура и Тарда. Четвёртый же, грузный пожилой мужчина, держался подчёркнуто учтиво. Это, судя по всему, мажордом Хаурвяльда.
   Нежно прижав сына к груди, Свангальви поцеловала его в макушку, прямо в пыльные, немытые который день волосы. Взяв Валдадина за руку, она прошла с ним в дом (назвать дворцом жилище хаурских дринов язык не поворачивался). Мажордом приглашающе кивнул Форолгару - проходи мол. Порубежник, подойдя к нему, что-то шепнул на ухо. После этого мажордом, внимательно посмотрев на гиалийца, кивнул и ему.
   -Что ты сказал этому лакею? - тихо спросил э-баган у пятисотника.
   -Что ты шёл с молодым барчуком от самой столицы, и что Валдадин разгневается, если тебя отправят ночевать на конюшню или в людскую. Я то видел, как он за тебя вчера...
   -Спасибо - ответил гиалиец.
   Во дворе госпожа Свангальви держалась спокойно, пожалуй, даже холодно, но, оставшись в Гостевом Зале, в обществе мажордома, родственников и спутников Валдадина, она дала волю чувствам. Обняв сына, вдова Тиландаса зарыдала, выплакивая все слёзы, что скопились с того дня, когда примчался зловещий гонец с вестью о гибели мужа и детей. Рыдания сотрясали плечи дочери нищего ральда, на которую обратил внимание более двадцати лет назад правитель захудалого Хаура, не ставшего в глазах столичной знати более значимым, когда к нему присоединился ещё более дикий и глухой Тард, доставшийся по наследству от умершего бездетным троюродного брата Тиландаса.
   Выплакавшись, госпожа Свангальви выпрямилась, всё такая же гордая и холодная, только лицо чуть краснее, чем обычно. Она извинилась перед гостями за безобразную сцену, свидетелями которой они оказались. На что Форолгар ответил: "Не надо извинений, мы понимаем, благородная госпожа всю глубину твоего горя. В тот злополучный день я тоже потерял немало друзей".
   Госпожа Свангальви осведомилась у гостей, как их зовут и откуда они родом. Получив ответ, она оказалась в затруднительном положении: с Форолгаром всё было ясно - это человек благородной крови, но как быть с Шиагом. С одной стороны - он не принадлежит к благородному сословию, но с другой - без него её сын, скорее всего, погиб или попал в руки торговцев живым товаром. И неизвестно, что ещё хуже. Второе в глазах Свангальви перевесило, и она сказала: "Прошу уважаемых гостей отужинать с нами".
   Получив согласие Форолгара и Лумардина, Свангальви сказала: "Сейчас мы вынуждены вас покинуть, вами займутся слуги. Вам, думаю, необходимо привести себя в порядок. Одан укажет вам ваши комнаты".
   К закату гиалиец и порубежник, умытые и одетые в чистые одежды, сидели за огромным столом в трапезной господского дома. Кроме них присутствовали хозяйка с сыном и три её брата: Дандахор, Вейяхор, Бардэхор. "Волчьи" имена удивительным образом подходили им - они напоминали своей поджаростью, плавными движениями и жёсткими взглядами волков. За будущее юного властителя Хаура и Тарда можно было не опасаться. Дядья его, сами по причине не очень высокого происхождения не имевшие никаких прав на занятие трона дрина, будут до последней капли крови стоять за сестру и племянника.
   За ужином говорили немного. Вначале помянули павшего повелителя и его сыновей, обратив взоры на высокое кресло во главе стола, которому предстояло пустовать ещё четыре года - до той поры, когда Валдадину исполнится четырнадцать лет - возраст, по нарангондскому праву достаточный для вступления во владение дандом.
   Потом разговор переключился на Форолгара и "Шиага" - как им удалось выбраться из столицы.
   "Что тут рассказывать" - начал Форолгар - "Меня спасла опухшая из-за больного зуба щека. Андахор, мой командир, счёл, что своим видом я не буду соответствовать двору, и оставил меня в гостинице. Когда чернь и наёмники Отцеубийцы пошли по городу, нападая на указанные соглядатаями дома, я был в оружейной лавке. Хозяин, старый знакомый моего отца, спрятал меня и двух моих товарищей в чулане. С наступлением темноты его внук провёл нас закоулками к Хаурским воротам. Сами ворота были закрыты и охранялись целой полусотней мужиков, но нам удалось подняться на стену по одной из лестниц, прирезав двух простолюдинов, что охраняли её, и спуститься по верёвке в ров. К несчастью, верёвка оказалась коротковатой, и мы наделали шума, плюхнувшись в грязь. Набежало мужичьё. В бою мы с товарищами разбежались в разные стороны. Что с ними сталось - не знаю. Я сумел добрать до камышей у Мутного озера, где преследователи потеряли меня. Потом пошёл на восток. У хаурской границы встретился с Шиагом и юным Валдадином".
   "Что до меня" - сказал гиалиец - "То мне хвалиться особо нечем. В схватке у вяльда, когда мы попытались выручить своего вождя, я потерял своих товарищей. Поняв, что дело проиграно, я сумел вырваться из окружения. Несколько часов прятался в уже разграбленных домах. Вернувшись в "Крылья Нара" в надежде, что туда придут те, кто спасся, я нашёл там Валдадина и решил, что прежде чем идти в Арнарул, необходимо доставить домой единственного уцелевшего представителя правящего в Хауре рода. К тому же Валдадин, в случае смерти Отцеубийцы и его потомства остаётся едва ли не единственным наследником Динагонской короны".
   Все замерли, поражённые словами "Шиага". Ведь и в самом деле: со смертью западных дринов, имевших право на трон, только непосредственные потомки Валдадина II и хаурские дрины, бывшие потомками адринов, оставались законными претендентами на тройную корону Великого Князя.
   Братья Свангальви мечтательно застыли. Перед их глазами мелькали картины того, как они будут жить, став дядьями князя. Сам возможный претендент на престол ко всему этому отнёсся равнодушно, клюя носом. Заметив сиё, госпожа Свангальви позвонила в колокольчик, велев явившимся слугам унести ребёнка в его спальню.
   -Мечтать, конечно, не вредно - сказала хозяйка, когда слуги увели её сына - Но Отцеубийца ещё жив, у него есть дети. И могут появиться ещё. И по слухам ещё не попался наймитам Отцеубийцы Дардадин сын Ванахиля. А пока, думаю, следует поменьше говорить об этом. И вообще - пусть для всех Валдадин умер, не вынеся тягот пути.
   -Это будет не лишним - согласился гиалиец.
   Свангальви красноречиво взглянула на него: "Чего в разговор без приглашения встреваешь, простолюдин". Лумардин беспечно потянулся под свирепым взглядом хозяйки Хаурвяльда и сказал: "Спасибо за угощение, высокорожденная госпожа. Дорога утомила меня, и потому я не хочу смущать благородных господ своим сонным и простонародным видом".
   Свангальви вновь взяла колокольчик. "Гам, отведи гостя в его спальню" - приказала она явившемуся на звон слуге. Тот, подобострастно кивнув головой, приглашающе махнул гиалийцу рукой: "Пойдём".
   -Редкостный наглец - услышал в вдогонку гиалиец голос хозяйки.
   -Этот колдун-лумар распустил простонародье в своих владениях - поддакнул Форолгар.
   -Не стоит говорить плохого про покойника - подал голос кто-то из братьев-"волков". Дальнейшего Лумар не слышал, поскольку дверь плотно захлопнулась.
   Растянувшись на кровати, гиалиец закрыл глаза, пытаясь отыскать Слепую Колдунью. Искал он её долго, блуждая по миру Теней. Неожиданный контакт не застал Слепую врасплох. Измученный Лумардин ограничился коротким сообщением: "Я жив, нахожусь сейчас в Хауре, в относительной безопасности. До первого снега вернусь домой".
   "Почему ты так долго не давал знать о себе?" - прозвучал в голове гиалийца голос Слепой. На этом контакт прервался. Но сил отвечать у Далага не было, и он прервал контакт.
  
   В Хаурвяльде они провели два дня. К этому времени обстановка в стране прояснилась окончательно. Отцеубийцу поддержали правители восточных дандов, оставшиеся все на своих местах, и даже больше: воспользовавшись Большой Резнёй, они уничтожили княжеских мажордомов и захватили в свои руки руководство порубежными войсками. Половина порубежников, правда покинула свои части: те, кому было куда уехать, отправились в свои имения, многие подались к воргам на Бродяжью реку, а кое-кто предпочёл недавних врагов-укулов службе Отцеубийце. Так что граница с укулами оказалась сильно ослабленной. Дринам западных дандов, погибшим в резне, наследовали их родственники, но Ванаральд III отобрал часть наследственных владений моргезских, хлямандских и итанчских властелинов, передав их своим приспешникам из местной знати.
   Вилунрис Элуварский, не желая междоусобной войны, признал власть узурпатора. Так же поступили командиры отрядов, стоящих в Лофутской Марке и Лофутвасах. Жрецы Четырёх после недолгого колебания также признали Ванаральда законным Великим Князем, освятив его коронацию.
   По-прежнему противоречивы были слухи о судьбе Дардадина, сына Ванахиля, сына Валдадина II: одни утверждали, что он погиб, другие - что находится при дворе адрина Срединного Княжества Эрхадина V.
   Из всех дандов Восточного Княжества только Улхам оставался непокорным Отцеубийце. Андахор Бастард, сын Ирдаворга V, непонятно как избежавший гибели в столице, железной рукой возглавил людей отца, сумел отбить неумелое, на скору руку организованное нападение арвельцев. Сам незаконнорожденный потомок улхамских дринов в свою очередь вторгся в Равнинный Арнарул, пользуясь растерянностью по поводу гибели тамошнего властителя. Три десятка наиболее преданных Хадасу Молодому подданных были аккуратно (даже позвонки не хрустнули) повешены на стенах Ёдзвяльда. Потом Андахор Бастард, направился в Холмы Арнарула, объявив себя единственным защитником своей сестры Иэльсе, динзановой вдовы, и всего народа Холмов. Гиалиец представил себе, как встретили его вольнолюбивые ворги и бидлонтиты. Но, скрипя зубами, народ, потерявший двух своих вождей, вынужден был признать власть улхамского дрина.
   Правитель Эворэны, небольшого данда на юге Динагона, долгое время бывший вассалом улхамских дринов, стал проявлять некоторые колебания: вассальной клятвы никто не отменял, но ведь раньше улхамские дрины не выступали против Великого Князя. Конец колебаниям положил Андахор Бастард, захвативший с налёта Эвор-Коннот и увёзший в Улхам сына и дочь Эвдагаса XII Эворэнского.
  
   Вечером третьего дня за трапезой гиалиец осторожно поинтересовался у Форолгара, когда и куда тот намерен отправиться из Хаура.
   -Госпожа Свангальви, я что-то слышал о не пожелавших служить Отцеубийце порубежниках, что прячутся на границе Хаура и Рудухала - сказал бывший пятисотник.
   -Да, в лесах на востоке Хаура скрываются воины с рубежей - подтвердила хозяйка Хаурвяльда - Но мои братья, думаю, лучше знают об этом.
   -Наши люди не общаются с ними - сказал Бардэхор - Но если вы пожелаете присоединиться к изгнанникам, то я дам вам проводника, который выведет вас к ним. А хотите, оставайтесь у нас - предложил Бардэхор - В такое неспокойное время Хаур нуждается в хороших мечах.
   -Если что-то в ближайшее время и случится, то на юге - сказал гиалиец - Андахор Улхамский наверняка не станет подчиняться власти Отцеубийцы. И под его знамёнами можно будет отвести душу.
   -В этом что-то есть - протянул задумчиво Форолгар - Но рискнёт ли он вступить в борьбу с князем.
   -Почему в одиночку? - возразил Лумардин - С ним вместе будут люди э-багана.
   -Знаем мы этих бидлонтитов - проворчал Вейяхор - Как погиб их предводитель, так разбегутся по своим домам.
   -Никто не видел трупа э-багана - ответил гиалиец.
   -Вот и вчерашний вестник говорил, что э-баган превратился в ястреба и вылетел в окно - добавил Бардэхор - Наверное, он уже у себя на юге.
   -Чего только не говорят - скривилась Свангальви.
   -Думаю, сначала следует найти порубежников, что прячутся по лесам, а дальше посмотрим - сказал Форолгар.
   -Не следует затягивать с выходом - сказал Лумардин - До снега осталось меньше месяца.
   -Да - согласился порубежник - Завтра с утра и выступим.
  
   На следующее утро выехали с первыми лучами солнца, наконец-то прорвавшегося через тучи.
   До приграничного с Рудухалом леса Лумардина с Форолгаром взялся проводить Бардэхор с десятком слуг. Через Тард перебрались по хлипкому бревенчатому настилу, опиравшемуся на торчащие из воды камни. Лошади упирались, не желая идти по ненадёжному мосту. Слуги, ругаясь по-чёрному, начали бить скотину. Гиалиец остановил их, ласково, как казалось всем, поговорив с каждой из лошадей. После этого они спокойно перешли на другой берег.
   Часа через два петляний меж заросших кустарником скал разбитая дорога вывела на широкую луговину, края которой терялись вдали.
   "Здесь Тиландас в прошлом году и остановил укулов" - нарушил молчание Бардэхор - "Вон видите да кургана. Под ближним наши лежат - сто двенадцать человек. Под дальним - укулы - этих закопано тридцать четыре десятка. Жаркое дело было. Тиландас тогда, узнав, что идут дикари, собрал всех мужчин в Хаурвяльде и окрестных сёлах. Укулов было больше тысячи, а у него меньше четырёх сотен. Хвала Ветрам, мы с братьями поспели с подмогой с верховьев Тарда вовремя. Нас было всего двести тридцать человек - сколько удалось собрать в ближних селениях. Мы ударили дикарям в бок, они не знали, сколько нас всего, с перепуга побежали. Тогда мы их немало порубили. Да ещё почти три сотни взяли в плен. Если бы не эти пленные, не знаю, чтобы с Хауром сталось. Дрин их держал, пока укулы не стали уходить обратно. Потом их отпустили под клятву не переступать наши границы в течение десяти лет".
   Дальше опять ехали молча. Хлюпала грязь под конскими копытами, по земле стелился пар. На кустах и деревьях сидели сотнями птицы, собирающиеся в стаи - лететь на юг. Гиалиец попытался представить южные земли, где зимуют нарангондские птицы - Вардинатуру, Гаванд, Дзунглу - но не смог. Трудно представить место, где никогда не был. Сознание многих людей хранило память о юге, например, того дзангийца, чей разум он случайно подчинил себе, уничтожая разведчиков на "секущих небо". Тогда он уничтожил в нём всё - в том числе и воспоминания, в том числе и о юге. Усилием воли Лумардин заставил себя отвлечься от малоприятных воспоминаний, сосредоточившись на красотах хаурской природы.
   Они долго ехали по разбитой дороге, тянущейся, как пояснил Бардэхор, параллельно Рудухальскому большаку. Только дорога эта сильно петляет, а потом забирает к северу, выводя почти к границе укульских земель. Наконец, отряд въехал в лес. Земля стала посуше. Ехать по усыпанной сосновыми иголками дороге было куда проще, чем по чавкающей грязи.
   Проехав немного по сосняку, Бардэхор повернул коня влево. Остальные последовали его примеру. Ещё полчаса петляния между соснами, и они остановились перед каменистой грядой. Все спешились. Дальше пошли втроём - гиалиец, порубежник и Бардэхор.
   Идти пришлось долго - только в сумерках они преодолели длинные каменистые осыпи, на которых одно неверное движение грозило гибелью. Бардэхор остановился у подножья поросшего бузиной холма. Гиалиец почувствовал на себе чей-то взгляд.
   -Кого это ты привёл, Бардэдас? - раздался голос. Из кустов вышел воин в пятнистой куртке с луком на плече. И тут же закричал - Форолгар!
   -Андадас! - вскричал пятисотник. Порубежники растрогано обнялись.
   -А это Шиаг - представил Бардэдас гиалийца - сколько вас здесь?
   -Немного, меньше пятидесяти человек - ответил порубежник - Пойдёмте скорее, пока совсем не стемнело.
   Распрощавшись с братом владычицы Хаура, они двинулись вдоль холма. Обогнув его, вошли в расщелину, где струился по камням ручей. Пройдя вдоль ручья, Андадас привёл их на поляну, окружённую кольцом скал. Здесь сидело, стояло и занималось своими делами несколько десятков человек. С первого взгляда во всех них улавливалось что-то общее. Может быть единообразная одежда: коричнево-зелёные штаны и куртки, пятнистые плащи. А может быть, одинаковое выражение лиц - спокойные, уверенные в себе и поддержке товарищей.
   Когда усталые путники вышли на поляну, порубежники бросили свои дела, вскакивая с мест. "Форолгар! Дружище Форолгар!" - гудела поляна. Пятисотник побывал в объятиях каждого из своих товарищей. На гиалийца внимания никто внимания не обращал.
   "Прошу уделить мне немного вашего времени, господа" - сказал Лумардин. Порубежники обернулись в сторону уродливого бидлонтита и тут же испуганно отпрянули.
   "Не бойтесь" - засмеялся э-баган, вернувший себе настоящий облик - "Приношу вам, благородные господа, своё извинение за неприятное зрелище. Разрешите представиться - Лумардин Лонгаворгский, э-баган северных племён, дрин Лонгаворгского берега, минувшим летом удостоившийся наименования спасителя Севера".
   Благородные господа молчали, не зная, что сказать. "Твоё отношение, Форолгар, ко мне все эти дни, конечно, оставляло желать лучшего, но я незлопамятный" - сказал э-баган - "Лучше подумаем, что делать дальше. Как вижу, ни у кого нет ничего, что он мог бы сказать сейчас. Потому я, с вашего разрешения, посплю".
   Желающих общаться с ужасным колдуном из Арнарула, который побеждал превосходящего числом врага, и который сумел выскользнуть даже из дворца адрина, где нашли свою гибель сотни лучших мужей Восточного Княжества, не нашлось. Потому никто гиалийцу не докучал. Он превосходно выспался на куче палой листвы. А утром после обильного завтрака, состоящего из мяса упитанного горного барана (мясо поглощали, конечно, порубежники - э-багану пришлось довольствоваться хлебом и разбавленным вином) повёл речь о дальнейшей судьбе изгнанников.
   Большая часть собравшихся на поляне ушла в первые дни, когда рудухальский дрин Маэрдас Кривобокий со своей дружиной перебил командиров северо-западного рубежа, взяв управление порубежным войском в свои руки. Потом, спохватившись, что, если ни чего не сделать, то разбежится всё войско, порубежников согнали в казармы. После этого в лес пришёл только один - десятник третьей полутысячи Кувандас, черноволосый крепыш с мрачным лицом. От него и узнали, что Отцеубийца коронован как Ванаральд III. Что делать дальше никто не знал - возвращаться назад и служить преступнику, нарушившему законы божественные и человеческие, не позволяла честь, к тому же, вернись они в Рудухал, всех их ждала смерть, а для борьбы с узурпатором изгнанников было мало.
   -Предлагаю вместе со мной идти в Арнарул - сказал гиалиец.
   -Как это сделать? - мрачно обронил Кувандас, опасливо кося на колдуна - Между нами и Арнарулом лежат данды, где правят самые верные приспешники Отцеубийцы.
   -Зачем идти через Арвел и Лонанд - ответил э-баган - Совсем недалеко отсюда лежат укульские земли. Через них мы легко доберёмся до Бродяжьей Реки, а там нам уже ничего не грозит.
   -Ещё не известно как укулы встретят - всё также мрачно сказал Кувандас.
   -Со мной нормально - успокоил его Лумардин - Или я не э-баган. Впрочем, если желаете, можете остаться в Хауре. Госпожа Свангальви не откажется от ваших услуг. Правда не обещаю, что она сумеет отстоять вас в случае, если Отцеубийца вздумает расправиться с вами и потребует вашей выдачи.
   Немного поспорив, порубежники согласились с гиалийцем. Сборы много времени не заняли. Взнуздав лошадей, которых догадались увести с собой порубежники, уходя в лес, погрузили на них четыреста серебряных гривен - казну второй полутысячи (которую также прихватили с собой напоследок, покидая войско), припасы и оружие. И выступили в путь, держась на север.
  

Глава шестая. Тугие луки.

   Моросил мерзкий противный дождик. Отряд в сорок восемь всадников ехал по еле заметной тропе. Четвёртый день минул с той поры, как они покинули прибежище порубежников на границе Хаура и Рудухала. За спиной остались каменистые гряды Хаурского кряжа, где временами приходилось вести лошадей под узды по узким тропинкам, постоянно грозящими камнепадами. Одна лошадь всё-таки сорвалась. Хорошо ещё, что у порубежников было семь десятков запасных. Бедную скотину забили. В этот вечер не пришлось тратить время на охоту, хоть мясо было и жестковато - Книгочею шёл второй десяток.
   По прикидкам Андадаса с Кувандасом, лучше всех знавших край, отряд уже покинул пределы Тарда, в этих местах ненаселённого - люди держались западной части данда, где по лугам вдоль многочисленных водопадов Тарда паслись бесчисленные стада овец, дающих лучшую в Нарангонде шерсть, без которой не было бы Хаура с Тардом.
   Вереница всадников ехал гуськом, внимательно вслушиваясь, вглядываясь, внюхиваясь в окружающий их лиственный лес. Чужой, незнакомый, опасный - укульский лес. Один гиалиец держался совершенно расслабленно. Присутствие наблюдателей, внимательно рассматривающих пришельцев он обнаружил ещё часа полтора назад. Ничего враждебного, как, впрочем, и дружелюбного, Лумардин не чувствовал. Просто две, нет, три, ага, опять две, пары глаз внимательно рассматривали чужаков, пытаясь понять, что же они несут с собой - беду ли, радость ли, или просто направляются куда-то по своим делам, ничего общего с бедами и радостями лесных обитателей не имеющим.
   Спутников своих гиалиец предупреждать пока не стал. Опасности от наблюдателей не исходило, как и оттого, что один из них отправился в деревню сообщить о чужаках - всё равно предстояло известить о себе укулов. "Раз один побежал в деревню за подмогой, значит жильё близко" - подумал э-баган.
   -Форолгар! - крикнул он бывшему пятисотнику, который ехал на два звена впереди - Придержи коня!
   Форолгар натянул поводья.
   -За нами с самого утра следят - тихо, только к пятисотнику обращаясь, сказал он - Сейчас один из них помчался в деревню. Она должна быть близко, иначе бы или они продолжали наблюдать за нами втроём, или бросили это дело. Скорее всего, тропа ведёт к самой деревне. Дай всем знак, принятый у порубежников, чтобы они вели себя спокойно, но ухо держали востро.
   -Понял - ответил Форолгар и, вырвавшись вперёд, поднял согнутую в локте правую руку. Когда проехал последний всадник, пятисотник пристроился в самый хвост, где шли лошади с поклажей.
   Гиалиец не ошибся - едва заметная тропинка, вобрав в себя несколько других, превратилась в сильно утоптанный путь, по которому можно было ехать трое в ряд. Что нарангондцы и сделали, согласно воинскому уложению Динагона, по которому предписывалось двигаться как можно менее растянутым строем на случай нападения из засады.
   Впереди замаячил просвет. И скоро всадники выехали на открытое место. То была недавняя вырубка - срубленные деревья ещё не успели почернеть. Укулы приготовили новый участок под пашню. Весной здесь устроят пал, и три-четыре ближайшие года этот выруб будет кормить обитателей селения, которое виднелось вдали на холме, у не то озера, не то реки - отсюда было не разобрать.
   Путники уверенно направили коней в сторону деревни, не переговариваясь друг с другом. Все молчали, понимая, что от предстоящей встречи будет зависеть их дальнейший путь - пойдут ли они от деревни к деревне, не ожидая подвоха, или придётся петлять по лесам, пытаясь миновать укульскую чадзу тайком от обитателей в надежде достичь Бродяжьей реки и Восточного торгового тракта.
   Укульская деревня - десятка полтора длинных домов на одну семью из трёх поколений и десятка два землянок не входящих в дздругу чужаков - тянулась полукругом вдоль речной старицы. Никакой защиты, кроме жердей, ограждающих огороды от выгона для скота, не имелось. Последние десятилетия в варварском мире не происходило серьёзных движений племён, влёкших за собой войны и постоянную неуверенность, заставляющую строить селения на высоких местах, обнося их высоким частоколом.
   У края деревни, на пути нарангондцев, стояло с полсотни основательно вооружённых обитателей. Ещё десятков восемь или девять с луками наизготовку стояло, не особо прячась, в кустах, выросших на месте прежней пашни и за изгородями. Стоящие на пути Лумардина оружие держали как кому удобно - большая часть опиралась на длинные топорища канш.
   -Приветствуем хозяев - произнёс Форолгар на ломаном укульском.
   -Приветствуем и вас, путники на тхирамской земле - ответил за всех седой великан с мечом в ножнах. Пальцы его при этом любовно гладили рукоятку меча - Куда путь держите? - поинтересовался он.
   -На восток - коротко ответил Форолгар.
   -К каншамам что ли? - удивился укул.
   -Нет, на Бродяжью Реку - ответил порубежник.
   -А чего через земли чадзы, а не через Рудухал?
   -Мы изгои - вмешался гиалиец.
   -А, наслышаны о ваших делах - ответил укул - У нас бы изгоем оказался вождь, совершивший такое. Что ж, можете проезжать до нашей восточной границы. С каншамами сами договаривайтесь. Только сразу предупреждаю - на востоке, в Явчанской пойме и у Ганбашского леса сейчас неспокойно. Минувшей зимой с севера пришли чужаки, теснящие племена чадзы. Они добрались даже до Бродяжьей реки.
   -Неужели этих чужаков столь много, что чадза не может с ними справиться? - спросил Форолгар.
   -Ты, беловолосый, ещё спрашиваешь. Будто не в ваших краях полегли тысячи наших удальцов - горестно ответил тхирам - Чужаков не так много, но у них заколдованные луки, бьющие в два раза дальше, чем наши. Каншамы потеряли пять сотен, когда попытались одолеть их на лугах Явчаны.
   -Вы вообще их вблизи видели? - поинтересовался гиалиец.
   -Да видели - сказал седой укул - В лесу из засад мы их немало побили. Теперь эти северяне в лес не суются, по лугам кочуют со своими оленями.
   -Интересно было бы посмотреть на этих пришельцев - сказал гиалиец.
   -Что тебе это даст - хмыкнул укул.
   -Да это же наверняка мои соплеменники.
   -Откуда ты их знать можешь, беловолосый.
   -Я родом из тех мест, моё племя пришло из Холодных степей севера несколько лет назад.
   -Постой - тхирам подозрительно посмотрел на гиалийца - Так ты э-баган?
   -Да - снисходительно кинул Лумардин.
   -Тогда понятно - укул почесал затылок - Может, ты действительно уведёшь этих лучников-колдунов куда-нибудь подальше от нас. Гярвага - обратился он к стоящему слева щуплому мужичку - Проводишь беловолосых до каншамов. От меня передашь старейшинам - он наклонился к Гярваге и что-то зашептал. Тот согласно закивал.
   -Чего ты там шепчешь? - спросил гиалиец - Говори вслух. Я всё равно слышу.
   Укул смешался. Потом махнул рукой и закончил не таясь: "В общем, э-багана чтобы не задерживали нигде. Пропитанием в пути обеспечат. Урожай нынче хороший".
   -Мы можем заплатить - добавил э-баган - Серебром.
   -Лошадьми лучше было бы - с сомнением сказал укул.
   -Нет - отрезал гиалиец - Путь нам предстоит ещё немалый. А серебро, наоборот, будет в тягость. Но не бойтесь, мы дадим двойную цену. На зимних торгах в Рудухале много оружия и сырого железа на него возьмёте.
   -А серебро не порченное? - полюбопытствовал кто-то из толпы. Гиалиец посмотрел на недоверчивого. Никак нарангондец. Смерд или холоп, бежавший в поисках лучшей доли к бидлонтитам.
   -Не порченное - успокоил э-баган его - Просто его много, а тащить его с собой - нет никакого желание.
   Нарангондец-перебежчик, однако, не удовлетворился заверением э-багана, а внимательно осмотрел гривну, даже на зуб попробовал. Обследование удовлетворило его. "Пойдёт" - кивнул он с таким видом, словно уверен, что деньги фальшивые, но доказать это он не может.
   Укулы стали расходиться. Вскоре на окраине деревни остались только нарангондцы, расположившиеся между дорогой и выгоном для скота. Обитатели селения не заставили себя долго ждать. Десятка два укулов появились, таща полные мешки со снедью и кормом для лошадей. Заночевали тут же, выставив, на всякий случай, караулы, согласно всё тому же воинскому уложению. Впрочем, за ночь ничего не случилось.
   Выехали в дорогу рано утром, едва взошло солнце, разогнавшее тучи. День выдался, хоть и холодным, но ясным - впервые за последние пять дней.
   Гярвага вёл нарангондцев прямой и широкой дорогой, заросшей низкой травой. С утра солнце било в глаза, но вскоре поднялось выше и перестало мешать путникам.
   На пути отряда одна за другой лежали деревни. Как сказал проводник, в четырёх первых, как и в его родной, живут в основном люди рода Рыси, дальше - лежат деревни родов Росомахи, Выдры и Совы. За ними тянется полоса глухого леса, отделяющая тхирамскую землю от каншамской.
   Два дня нарангондцы ехали тхирамской землёй. Гярвага иногда заезжал в попутные деревни, предупреждая, что беловолосые идут с миром. Как успели заметить порубежники, дома в укульских деревнях были как на подбор - крепкие, ухоженные, не то, что халупы динагонских смердов. Да и их обитатели были не похожи на нищее и забитое мужичьё Внутреннего Нарангонда. Сравнение явно не в пользу последнего. Порубежникам, обычно видящим укулов только в бою, всё было здесь в диковину.
   -Просто диво, что укулы при их многочисленности до сих пор не завоевали Три Княжества - сказал Форолгар вечером третьего с вступления в укульские земли дня. Дело было на опушке "сторожевого" леса, отделяющего тхирамские земли от каншамских. Гярвага, доведя беловолосых до границы племени, предпочёл отправиться домой.
   -Ничего удивительного - ответил гиалиец - При их разобщённости.
   -Однако не так давно у них нашёлся вожак, объединивший чадзу - вставил Кувандас.
   -Динзан Арнарульский знал этого предводителя - сказал э-баган - Сомневаюсь, что укулы, даже останься Эркюльзе в живых, сумели бы добиться серьёзных успехов. Лофуты тому наглядный пример. Времена, когда племена Внешнего Нарангонда могли заполонить весь север, прошли.
   -Странно слышать такие слова от человека, имя которого собирает тысячи бидлонтитов - Форолгар недоумённо посмотрел на Лумардина.
   -Ничего странного - ответил гиалиец - Могущество укулов, основанное на единстве дздруги перед внешним миром, уходит в прошлое. Вы могли заметить, что кроме длинных домов, в которых живут семьи, входящие в дздругу, в каждом селении стоят дома чужаков, чего не было до Господской Резни и последних вторжений кавасабов несколько десятилетий назад. Ещё одно-два поколения - и здесь будет тоже самое, что и в Трёх Княжествах: те смерды и те же знатные. А так как в чадзе нет единства, то лесной народ будет завоёван Динагоном. И местная верхушка, сейчас возглавляющая набеги на Восточное Княжество и размахивающая боевыми топорами, первой подчинится Вандарконноту.
   -Получается, что ты, Лумардин выступаешь за проигранное дело.
   -Дело, которому я служу и намерен служить до смерти, никакого отношения к сохранению укульской общины не имеет. Варвары, что приходят ко мне, сами не знают, чему прокладывают дорогу. Они выступают за возрождение прежней дздруги, у укулов, живущих в пределах Внутреннего Нарангонда, давно погибшей. Но, в конце концов, из всего того движения, что возникает вокруг меня, получится совсем не то, о чём им мечтается.
   -Что же, интересно? - Форолгар усмехнулся.
   -Увидишь, если доживёшь - ответил гиалиец.
  
   Утром нарангондцев нагнал отряд тхирамской молодёжи, направляющийся на помощь каншамам - почти сотня одетых в волчьи и оленьи шкуры шерстью наружу низкорослых, но коренастых молодцов, идущих пешком, гордо несущих свои боевые топоры и копья, унаследованные от отцов и дедов, и обшитые кожей щиты. На многих были доспехи, сделанные из мелких деревянных пластин. На некоторых - куртки, обшитые медными кольцами или пластинками. Укулы мрачно глядели на беловолосых - при иных обстоятельствах они с удовольствием бы померялись со своими исконными врагами силами, но сейчас тхирамы спешили на бой с другим противником. К тому же нарангондцы находились на землях чадзы с разрешения старейшин и были под охраной древнего закона гостеприимства. Только едущий одвуконь предводитель - одетый на нарангондский лад и нарангондским же мечом подпоясанный молодой великан с юношеским, почти детским, лицом - смотрел на изгнанников, дружелюбно улыбаясь.
   -Будьте здоровы, беловолосые! - крикнул он, стараясь придать голосу солидность - Тагакаваш, сын Канши по прозвищу Сто Медведей из рода Совы, приветствует вас.
   -Приветствуем тебя, Тагакаваш, сын Канши - ответил гиалиец, весело глядя на великана-укула - Рад, что вместе с нами через сторожевой лес идёт столь славный муж. Меня зовут Лумардин, я вождь с Лонгаворгского берега. И я тоже из рода Совы, только, конечно, своего племени.
   -Э-баган-элифа - восхищённо произнёс юноша, не заметив иронии в голосе гиалийца, и добавил - Ты льстишь мне - улыбнулся Тагакаваш детской улыбкой - Мне ещё не доводилось плясать чардамаку.
   -Ничего, всё ещё впереди - успокоил его гиалиец и спросил - Надеюсь, вы знаете дорогу. Признаться, не хотелось бы плутать по лесу.
   -Конечно - заверил укул - Я не раз ездил этой дорогой. Унтамал, вождь каншамского рода Рыси лучший друг моего отца. А его дочь Илэ - моя невеста.
  
   Идти с укулами было весело - Тагакаваш, настроенный весьма дружелюбно к нарангондцам, стремился, чтобы беловолосые попутчики не скучали, развлекая их побасёнками из жизни таёжного люда. Ещё больше Лумардина развлекало непомерное самомнение юного сына Канши.
   Сам Канша Сто Медведей, прозванный так за то, что сумел за свою жизнь убить больше сотни лесных великанов, был известным вождём тхирамов, слава о котором гремела по обе стороны границы. Отпрыск явно считал, что слава отца ложится и на него. Впрочем, э-баган сознавал, что если юноша не сложит голову в ближайшем бою, то сможет превзойти своего отца. А спесь молодости с него быстро собьют в военном отряде - и не с таких сбивали.
  
   Полтора дня пути по сторожевому лесу и, потянулись владения каншамских дздруг. В третьей на пути объединённого отряда деревне жил Унтамал, радушно принявший своего будущего родственника и прибывшего с ним э-багана. Илэ смущённо потупила взгляд при виде наречённого.
   Разумеется, не обошлось без небольшого пира в честь гостей. Хозяин велел забить четыре отборные свиньи. Женщины принялись печь пшеничный хлеб. Выкатили бочонок привозного вина.
   Под выпивку и закуску вели неспешный мужской разговор. Укулов интересовало, что творится в Динагоне. Развязавшись от выпитого, Унтамал сказал: "Эх, кабы не эти северяне, что теснят нас с Явчаны, не миновать вам, беловолосые, хорошего набега. Но, увы, сейчас чадзе не до походов на соседей".
   -Приятно слышать - буркнул Форолгар.
   -Не издевайся, чужеземец - укоризненно сказал каншамский вождь - Тебя защищает закон гостеприимства. Но не искушай свою судьбу.
   -Извини, хозяин - ответил бывший пятисотник.
   -А что сейчас происходит на берегах Явчаны? - полюбопытствовал гиалиец, переводя разговор в безопасное русло.
   -Что там может происходить - пожал плечами Унтамал - Чужаки бродят по лугам. Иногда лезут в лес, но мы их отгоняем обратно.
   -Сколько отсюда до Явчаны?
   -Дня четыре - ответил хозяин - Три дня до военного лагеря, где собрались воины чадзы, и ещё день - до кочевий этих пришельцев.
   -Мой путь лежит к ним - огорошил всех гиалиец.
   -Не будь ты э-баганом, я сказал бы, что ты не в своём уме - ответил Унтамал - От этих чужаков ни один ещё не вернулся живым.
   -Я буду первым - спокойно сказал Лумардин - Если они пришли из Холодных степей, что лежат у Студёного моря, то я пойму их язык.
   -В нашем лагере могут быть пленные чужаки - после недолгого молчания сказал Унтамал - У них ты быстро выяснишь, понятен ли тебе язык пришельцев. А пока давайте дальше праздновать приезд моего будущего зятя Тагакаваша, сына моего лучшего друга Канши. Оставим разговоры, гнетущие дух, до утра.
   Гости охотно последовали призыву щедрого хозяина.
  
   Утром, слегка опохмелившись местного приготовления брагой, э-баган с порубежниками и тхирамские воины, к которым примкнуло несколько каншамов, выехали дальше.
   В отличие от тхирамской земли и владений каншамского Рода Рыси, живущего в глубине лесов, каншамские земли, примыкающие к долине Явчаны, пребывали в тревоге. Взору проезжающих открывались одна за другой спешно укрепляемые деревни: подновлялись покосившиеся от времени частоколы там, где они имелись, возводились, если их не было. Копались рвы, насыпались валы. Везде сновали отряды вооружённых мужчин. Женщин и детей в селениях было мало - большая часть их хоронилась по лесным убежищам.
   В каждой из двух десятков деревень, через которые они проезжали, к отряду Тагакаваша присоединялось по несколько воинов. Потому к общему лагерю трёх племён - каншамов, тхирамов и эргиргов - пришло свыше трёх сотен человек.
   -Кто такие? - грозно окликнул на входе начальник караула.
   -Меня зовут Лумардином - ответил гиалиец - Я с юга Восточного Княжества. Ещё меня зовут э-баганом. А со мной - изгои из Динагона и ваши соплеменники во главе с Тагакавашем, сыном Канши Сто Медведей.
   -Меня зовут Ёдза Черноус - представился караульный - Будем надеяться, что сын Канши Сто Медведей не посрамит своего славного отца. А о тебе, э-баган, слава идёт по всей чадзе. Рад видеть столь доблестного вождя и чародея - последние слова Чёрноус произнёс с почтительной опаской - Можете проезжать.
   Укулы въехали в лагерь, вместе с ними - гиалиец. Нарангондцы остались снаружи.
   Известие о появлении э-багана распространилось по лагерю с быстротой молнии. Сотни воинов трёх племён обступили Лумардина, пытаясь хотя бы краем глаза увидеть его, дабы потом с гордостью вспоминать о том, как в год войны с чужедальними пришельцами довелось видеть э-багана.
   С трудом прокладывая себе дорогу сквозь толпу, гиалиец с Тагакавашем проехали меж рядов шалашей и землянок к сложенному из тонких брёвен срубу и прошли внутрь. За грубо сколоченным столом сидело десять человек.
   -Тагакаваш, сын Канши Сто Медведей, приветствует славных вождей - произнёс юноша с порога - А это э-баган.
   -Приветствуем пришедших - ответил за всех седой крепыш в выделанной кожаной безрукавке, сидящий во главе стола - Что привело тебя, э-баган, в земли чадзы?
   -Сначала я просто спасался от расправы со стороны нового князя-отцеубийцы, как и мои спутники-нарангондцы, с которыми я встретился в Тарде. Уже находясь у каншамов, мне стало известно о вторгшихся с севера чужаках. Может быть, они одного с моим народом языка. Тогда я смогу с ними договориться и увести их из земель чадзы.
   -Хорошо - согласился седой - У нас как раз в яме сидят двое чужаков. Можешь с ними поговорить. Если вы, конечно, поймёте друг друга - добавил он смеясь.
   -Я провожу его - вызвался русоволосый воин, сидящий по правую руку от предводителя.
   -Проводи, Ирдуг - согласился седой.
   -Пойдём, э-баган - сказал Ирдуг.
   Оставив Тагакаваша с вождями, гиалиец с провожатым прошёл обратно часть пути от ворот до сруба. Затем Ирдуг свернул между двумя шалашами и привёл Лумардина к валу, ограждающему лагерь. Здесь ощутимо попахивало - видно укулы использовали эту часть лагеря в качестве отхожего места. "Осторожно, не наступи в говно!" предупредил провожатый. Внимательно глядя под ноги, они прошли ещё немного, окружённые тучами навозных мух, прежде чем дошли до ямы, сверху накрытой решёткой из жердей.
   На дне ямы, в глубину бывшей в три человеческих роста, сидели по колено в грязи пленные. На склонившихся над ямой людей они не обратили никакого внимания. "Эй, вы, дерьмоеды!" - крикнул Ирдуг - "Продерите глаза! К вам пришли!" Один из пленных устало поднял голову.
   -Мне надо поговорить с ними - сказал гиалиец - Спусти меня к ним.
   -Нет - ответил укул - Зачем тебе стоять по колено в дерьме этих собак. Лучше вытащим того, который живей, наверх.
   Ирдуг кинул вниз конец верёвки, знаками показав пленному, чтобы тот обвязался вокруг пояса. На это узник потратил немало времени - дрожащие руки плохо слушались. Наконец, он затянул узел достаточно надёжно и, гиалиец с каншамом потянули его. Оказавшись наверху, пленный зажмурился от непривычно яркого света, стоя на четвереньках. Гиалиец присел, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом пленника.
   -Ты меня понимаешь? - спросил он на языке Людей Гремящих Ключей.
   -Да - ответил тот.
   -Я постараюсь вытащить отсюда тебя и твоего соплеменника - проговорил гиалиец - Взамен ты проведёшь меня к вашим вождям.
   Да - ответил северянин - Только Хинвала вытаскивать уже бесполезно. Он умер ночью.
   Выговор пленного отличался от говора Гремящих Ключей, походя на динзаново произношение.
   -Ты Синезубый? - спросил гиалиец.
   -Да, из рода Совы.
   -А я из Племени Гремящих Ключей - сказал э-баган - Меня зовут Белым. И я тоже из рода Совы.
   -Меня зовут Харуло - назвался Синезубый - Значит, Люди Гремящих Ключей не сгинули без следа в полуденном краю.
   -Да - подтвердил гиалиец - Наше племя не погибло, а живёт далеко на юг отсюда, на берегу моря - и, переходя на укульский, добавил, обратившись к сопровождающему - Ирдуг, мне знаком язык пришельцев и их обычаи. Думаю, что я сумею увести их с Явчаны. Только нужно освободить этого человека. Я беру его с собой.
   -Вожди разрешат - бери - ответил Ирдуг.
   -Хорошо, пойдём к вождям - предложил Лумардин.
   -С этим? - укул кивнул на Харуло - Он воняет как выгребная яма.
   -Тогда оставайся и сторожи его здесь - сказал гиалиец.
   -Нет уж, лучше пусть он идёт с нами - решил Ирдуг.
  
   Вожди не возражали против того, чтобы э-баган забрал чужака с собой. Во-первых, потому что э-баган пообещал увести врагов прочь из земель чадзы, что стоило больше, чем судьба какого-то "нечеловека". Во-вторых, никто не хотел испытать на себе гнев знаменитого колдуна - э-багана: не ровен час, испепелит на месте или в змею иль какого иного гада превратит.
  
   Вечером того же дня гиалиец и нарангондские изгнанники, взяв с собой синезубого, помывшегося и одетого в новую одежду, выделенную Тагакавашем, который был рад на прощание оказать услугу э-багану, олицетворявшего в глазах сына Канши Нарангонд, направились на северо-восток, в сторону стоящих на горизонте дымных столбов.
   Переночевав на берегу протоки, отделявшей занятые пришельцами с севера земли от укульских, утром отряд переправился через речной рукав, и двинулись по примятой траве, минуя заросли шиповника и бузины, объезжая небольшие озёра, обрамлённые высокой осокой. Чем дальше продвигались они в глубь лугов, тем сильней была вытоптана трава. Местами виднелась голая земля.
   После полудня выехали на огромную луговину, края которой терялись в осенней дымке. Посреди её, в часе езды виднелись тёмные пятна - шатры северян. Сотни, тысячи шатров из выделанных оленьих шкур. Оставив своих спутников на краю луга, гиалиец с Харуло направился к становищу северян.
   Подойдя к полосе кустарника, тянущегося вдоль речной старицы, Харуло остановился и издал крик, напоминающий крик чайки, что во множестве гнездятся на скалах Лонгаворгского берега. Из кустов ответили криком совы. Потом из кустов выбрались две фигуры. У одной в руках был чудовищных размеров лук. Гиалиец засёк в кустах ещё четверых - с луками на изготовку.
   -Синезубый, мы уже решили, что ты в Ледяных Полях - сказал северянин с чёрными, как смоль волосами - Кого ты привёл с собой? - говор его отличался и от привычного гиалийцу, и от синезубского.
   -Это человек из Племени Гремящих Ключей, они когда-то кочевали рядом с Бреющими Затылки и Метающими Ножи - ответил Харуло - У него дело к нашим вождям.
   -А почему ты не похож на Синезубых? - поинтересовался чёрноволосый - Я не слышал, чтобы в Холодных Степях жили люди, непохожие на других.
   -Я попал в Племя Гремящих Ключей случайно - ответил э-баган - Когда был ребёнком - он решил не углубляться в подробности своего появления среди трупоедов.
   -Ты пришёл из нового места поселения своего племени, чтобы найти нас? - спросил черноволосый.
   -Не совсем так - уклончиво ответил Лумардин - Я всё объясню вашим вождям.
   -Не знаю, до тебя ли им сейчас - чёрноволосый помрачнел - Тагочер умирает.
   Харуло при этих словах как-то сразу сник.
   -Что с ним случилось? - спросил Синезубый.
   -Никто не знает - ответил черноволосый - Шаманы говорят, что его одолели враждебные духи этой земли.
   -Тогда пропустите меня скорее - сказал гиалиец - Может быть, я сумею помочь ему.
   -Что ты сможешь - с сомнением покачал головой чёрноволосый - Сильнейшие шаманы всех племён Союза не сумели одолеть злых духов, что сжигают Тагочера.
   -Ты не знаешь, какой великий чародей стоит пред тобой - вмешался Харуло - Эти "Хувва", взяв меня в плен, здорово помучили меня: прижигали пятки, срезали кожу со спины на ремень. А Белый исцелил мои раны за вечер.
   -Если так, то тебе, беловолосый, надо спешить - сказал чёрноволосый - Идите скорее. Скользящий Волк проведёт вас через караулы. Второй северянин улыбнулся, вскинув голову.
  
   До становища было ещё порядочно, и гиалиец, дабы скоротать время, принялся расспрашивать Харуло и Скользящего Волка об обстоятельствах, привёдших к переселению многих племён Холодных степей на юг.
   Началось всё за два поколения до того, как Люди Гремящих Ключей покинули свою родину. Далеко на востоке тундры, где морской берег поворачивает на полудень, Холодные степи упираются в высокие горы, покрытые почти до самого подножия льдом и снегом. В долинах между горными хребтами пасли свои оленьи стада чёрноволосые, или, как они называли себя сами, Люди Восьми Долин. Примерно пятьдесят зим тому назад по неизвестной причине снег в горах начал бурно таять, превращая благодатные оленьи пастбища в непроходимые болота. Обитатели межгорных впадин начали думать о новых местах для поселения. Посланные на юг разведчики вернулись ни с чем: на полудень на многие дни пути простирались безжизненные горы, а за ними тянулись прибрежные леса, для пастьбы оленей не пригодные, вдобавок ко всему, вдоль морского берега жили многочисленные и воинственные племена, чужаков не жалующие. На севере и востоке горы кончались морем. Оставалось идти на запад.
   И началось великое движение Людей Восьми Долин на закат. Вся тундра была давно поделена между различными племенами. Потому путь чёрноволосых был отнюдь не мирным. Частично истребляя, частично присоединяя встречающиеся на их дороге племена, Люди Восьми Долин медленно перекочёвывали всё дальше и дальше к западу. Пять лет назад, спустя два года после ухода Людей Гремящих Ключей, они достигли Реки.
   После бегства племени покойного Кунволо земли их были поделены между Метающими Ножи и Людьми Реки. Пришельцы с востока, потеснили и тех и других. С Метающими Ножи у них потом получился мир, а с речным народом отношения не заладились. Три года дело ограничивалось мелкими стычками, наконец, разразилась большая война. Числом Люди Восьми Долин превосходили Людей Реки в несколько раз. Вдобавок к чёрноволосым присоединились Бреющие Затылки, Метающие Ножи, Синезубые и кочевавшие к востоку от Реки Сокольеголовые, прозванные так за головные уборы вождей из соколиных перьев. На помощь Людям Реки пришли родственные им Люди Берега и Люди Островов - племена многочисленные. С обеих сторон было почти по сто сотен воинов. Наверное, за всё время, что кочевали по тундре племена оленьих пастухов, не было другой столь великой битвы.
   Обитатели островов принесли с собой удивительные луки: высотой с человеческий рост, склеенные хитрым образом из моржового зуба и дерева. Били они в полтора раза дальше луков оленеводов. И прежде чем Люди Восьми Долин и их союзники сошлись с врагом в рукопашную, больше десяти сотен полегло от страшных стрел колченогих обитателей островов.
   Зато когда дело дошло до копий, ножей и топоров, бой стал оборачиваться в пользу степного люда: островитяне, а их было почти тридцать сотен, настолько привыкли к жизни на воде, в лодках, что, имея мощный торс и руки, способные натянуть лук, иному силачу из других племён непосильный, были слабы в ногах, почти не умея ходить. Потому добравшиеся до лучников Бреющие Затылки резали островных обитателей, как волки новорожденных оленят. В это время остальные расправлялись с Людьми Реки и Людьми Берега. Всего в тот день полегло тридцать шесть сотен оленеводов и более семидесяти сотен их врагов.
   Некоторое время победители грабили брошенные Людьми Реки и Людьми Берега становища. Потом на ближних островах стали скапливаться воины из восточных и западных прибрежных племён и с дальних островов, вооружённые дальнобойными луками. Дело было в начале зимы - земля уже застыла, но морозы стояли ещё вполне терпимые. Потому многие одобрили мысль, пришедшую в голову одного из старейшин Бреющих Затылки - а почему не пойти на юг. Ведь не так давно Люди Гремящих Ключей ушли туда.
   И пёстрое скопище племён, объединённое волей Тагочера, возглавлявшего Людей Восьми Долин последние двадцать пять лет в их движении на запад, направилась на юг долиной Реки, которая в верховьях носила название Кхуэ по племени, обитающему на её берегах. Не оправившихся от истребления цвета племени кхунвулов разгромили без особого труда, загнав их в тайгу к востоку от Кхуэ. Ганбаши из своего леса попробовали остановить пришельцев, но вынуждены были ещё глубже забиться в свои чащобы. На реке Кхуэ всем места не хватило. Там остались Бреющие Затылки и Метающие Ножи. Чёрноволосые, Синезубые, Сокольеголовые и племена востока степи, прошли северной окраиной Ганбашского леса и вышли в Явчанскую пойму. Но и тут было занято. Потому с весны не затихает война северян с укулами.
   Всё это гиалиец выслушал, пока они шли, минуя один дозор за другим, к становищу. Возле самого становища их остановили соплеменники Харуло.
   -Харуло, тебя оказывается, не съели живьём эти "Хувва!" - приветствовали его сородичи - А это кто с тобой?
   -Это великий вождь и колдун с полуденной земли, из Людей Гремящих Ключей - важно ответил Харуло.
   -Значит, ваше племя забралось далеко на юг - сказал Синезубый - Те, "хувва", что жили на реке, говорили, что вы полезли прямо в лапы каких-то чудовищ. А постой, а почему ты такой светлый? - подозрительно спросил он.
   -Я всё расскажу вождям - ответил гиалиец.
   -Да - поддакнул Харуло - И мы торопимся, Белый - великий чародей. Может он сумеет излечить Тагочера.
   -Тогда идите скорей - посоветовал караульный.
   Появление уже оплаканного женою Харуло и его необычного спутника привлекли внимание всего становища. Харуло и Скользящий Волк вопили, прокладывая дорогу: "С дороги! С дороги, недоноски! Пока Тагочер жив!" Имя великого вождя и ярость обычно тихого Харуло действовали, и толпа расступалась.
   Вот, наконец, и шатёр Тагочера. Отогнув полог, гиалиец вошёл внутрь оказался в полумраке. Посредине, под отверстием в крыше, тлели угли костра. Возле огня на шкурах лежал, тяжело дыша, глубокий старец. Вокруг сидело человек пятнадцать - вожди и старейшины Союза северных племён.
   Лежащий у очага умирал и знал это прекрасно. Смерть не страшила его, скорее наоборот - сулила избавление от страданий. Однако умирающий боялся - не за себя, за свой народ - что с ним будет после его смерти.
   Гиалиец подошёл к Тагочеру и взял его за запястье. Вождь от прикосновения очнулся. На мгновение взгляды их встретились. Мгновения этого хватило, чтобы понять - не зря мрачнели при упоминании о болезни вождя воины. Не зря сидели вокруг умирающего старейшины племён, не зря женщины, мимо которых проходил гиалиец, роняли скупые слезинки. Тагочера можно было назвать э-баганом северных степей. Он был в чём-то даже выше его, Лумара, поскольку у гиалийца были способности, отсутствующие у большинства. А чёрноголовый мог похвалиться только способностью предчувствовать. Но его воля и умение повелевать людьми скрепила скопление разнородных племён в единое целое, способное побеждать численно превосходящих врагов.
   Тагочер почувствовал в сидящем перед ним человеке обладателя Силы. "Помоги мне сесть" - с жутким акцентом велел он гиалийцу. Тот бережно приподнял вождя северян за пояс и посадил, придерживая за плечи.
   "Слушайте все, сидящие вокруг моего костра!" - громко и отчётливо произнёс Тагочер - "Человек с волосами цвета выгоревшей травы, что сидит возле меня, будет вашим новым вождём. Это говорю вам я, Тагочер, который ни разу не обманул ваших ожиданий. А теперь оставьте меня в покое. Я дождался того, кто должен был прийти мне на смену, и теперь могу спокойно уйти к Снежному Деду". С этими словами он лёг.
   Потрясённые вожди и старейшины переводили взгляд с лежащего на шкурах Тагочера на явившегося невесть откуда беловолосого чужака. Молчание нарушил гиалиец, сказав: "Он умер".
   -Воля Тагочера для нас нерушима - произнёс старейшина Синезубых, блеснув крашенными в синий цвет зубами - Ты будешь вождём Союза племён. Но сначала надо проводить Тагочера к Снежному Деду.
   -Этим мы займёмся - сказал гиалиец - Только пусть придут сюда люди, с которыми я добирался до вас. Они остались у самого дальнего поста.
   -Харуло, иди, позови беловолосых - велел старейшина, сидевший ближе всех к выходу - судя по смоляно-чёрным волосам - из Людей Восьми Долин. Воин-синезубый выскочил из шатра.
   Старейшины один за другим стали выходить из шатра. Гиалиец последовал за ними.
   "Люди!" - громогласно крикнул самый высокий из вождей - на полголовы ниже э-багана, зато шире в плечах. Вскоре собралось всё население стойбища.
   "Люди!" - повторил старейшина-великан - "Тагочер ушёл к Снежному Деду. А этот соломеноволосый вождь из Племени Гремящих Ключей станет нашим новым вождём. Такова последняя воля Тагочера".
   "Сыны Севера!" - начал гиалиец, едва старейшина смолк - "Я принадлежу к Племени Гремящих Ключей! Наше племя живёт теперь далеко на юге, и призываю вас идти со мною на полудень. Можете быть уверенными в своём будущем. Моему слову подчиняются тысячи воинов. И вы примкнёте к великому союзу. Там на юге на всех хватит земли. Единственное - вам придётся сменить оленеводство на иные занятия".
   Молчание было ответом новому вождю. Но никакой враждебности не чувствовалось. Северяне смотрели настороженно, но в то же время с надеждой. С надеждой на то, что выходец из родственного им племени, знающий эти места, приведёт племена Союза туда, где можно будет, наконец, наладить мирный быт.
   А в голове гиалийца роились противоречивые мысли. Вот оно орудие, с помощью которого можно отомстить врагам, виновным в гибели верных соратников и друзей. Пять с лишним тысяч северян, оснащённых бьющими наповал с четырёхсот шагов луками, сокрушат ослабленный Большой Резнёй Динагон. Но новая кровь, что ляжет на его совесть... Лумар представил себе горящие селения и разорённые дворянские гнёзда, трупы, объеденные хищниками. Нет. Война будет, но он, э-баган, не принесёт её в и без этого несчастное Восточное Княжество. Пусть совесть его будет чиста в этот раз.
  
   Тризна над телом самого великого в истории северных степей вождя длилась три дня. Три дня пылали костры. Били в бубны и дули в костяные дудки шаманы, гортанно выкрикивая уговоры Снежному Деду дать Тагочеру в Ледяных Полях место потеплее да получше: чтобы и оленя можно пасти, и рыбу ловить, и ягоду собирать, и зверя ловить.
   На четвёртый день становище тронулось с места. Тридцать пять тысяч мужчин, женщин, детей и стариков шли лугами Явчаны к слиянию её с Бродяжьей рекой. Снег перемежался с моросящим дождём, на смену им приходили ясные дни и ночи, когда вода в озёрах покрывалась тонким слоем льда.
   Вечерами, на привалах, звучали по берегам укульской реки заунывные песни, в которых слышались завывание ветра над тундрой, вой белых волков над трупом оленя да чудилась слепящая белизна зимнего снега.
   Десяток порубежников гиалиец отправил к укулам, сообщить, что северяне уходят. Ещё десяток поехало впереди, дабы предупредить воргов, что пришельцы идут с миром. Вскоре с юга прибыли посланники от нфол.
   Окончательно в мирных намерениях пришельцев послы от вольных воргов убедились, выслушав заверения э-багана и посмотрев страшные луки в действии - с четырёх сотен локтей северяне-лучники пробивали насквозь одетое в кольчугу чучело.
   Торговый Восточный тракт, тянущийся вдоль границ Динагона от южных земель укульской чадзы до Озёрного Края - Лонанда, так же не таил в себе никаких опасностей. Порубежники, сильно пострадавшие в Большой Резне, не чинили никаких препятствий. В самом начале пути по Торговому тракту конный дозор Андадаса столкнулся с бывшими соратниками. Узнав, кто ведёт скопище дикарей, и куда они направляются, порубежники передали дымами, чтобы чужаков не трогали. По идее, говоря, охрана Восточного Рубежа должна была всеми силами воспрепятствовать усилению главного противника князя-отцеубийцы - э-багана, но ни сил, ни желания для этого у них не было. Наоборот - несколько порубежников пристало к отряду Форолгара. Границ Арнарула тридцати пятитысячная орда достигла, не встретив никакого сопротивления.
  
   Гиалиец въехал в Дагодасову поляну встречаемый радостными и изумлёнными взглядами воргов и растерянными - немногочисленных людей Андахора Бастарда и ещё каких-то непонятных личностей. Без лишних околословий Лумардин направился в дом покойного друга и союзника. Слуги смотрели на э-багана какими-то испуганно-виноватыми взглядами. Что бы это значило...
   Непонятное поведение слуг объяснилось, когда гиалиец в Гостевом Зале увидел вдову Динзана в компании Румы Бешенного. Лумардин недобро посмотрел на бывшего мажордома и, сказал: "Рума, оставь нас одних на пару минут". Не глядя на проворно исчезающего за дверью бывшего мажордома, он повернулся к Иэльсе.
   -Ты как, я вижу, время зря не теряла - сухо произнёс э-баган, глядя в мокрые глаза молодой вдовы. Та молчала, испуганно смотря на гиалийца.
   -Я... не хотела - Иэльсе зарыдала.
   -Динзану теперь уже всё равно - холодно сказал гиалиец - Можешь жить со своим лофутом, если сумеешь договориться об этом со своим братом. Меня волнует судьба Арнарула.
   -Мне ничего не надо - глаза Иэльсе зло блеснули - Решайте сами с моим братом.
   -Хорошо, об Арнаруле буду говорить с Андахором - сказал гиалиец спокойно.
   Он прекрасно понимал, что творится сейчас в душе вдовы Динзана - отданная против своей воли замуж за нелюбимого, который ей в отцы годился, она тяготилась супружеством. Потому Рума или кто-то другой обязательно бы появился. Пожалуй, бедную девочку надо бы поздравить с избавлением от постылого мужа, которому теперь было уже всё равно. Но он не мог дать волю своей жалости - его просто не поймут подданные. Потому гиалиец сейчас строго смотрел на Иэльсе. Потому удалил сейчас Руму. Потому будет тщательно изображать презрение к беспутной женщине, ищущей любовных утех над не успевшим остыть трупом мужа.
   -Иди - повторил э-баган - Распоряжайся насчёт гостей. Выполняй долг хозяйки.
   Иэльсе вышла на улицу. Вскоре она уже отдавала распоряжения своим звонким голосом.
   -Входи, Рума - негромко позвал гиалиец. Бывший мажордом осторожно выглянул из-за двери.
   -Я к твоим услугам - со страхом и вызовом произнёс Рума - Видно тогда, в Улхаме, ты меня спас для того, чтобы я принял смерть от твоей руки сегодня.
   -Оставь - грубо прервал его Лумар - Сейчас ты забьёшься со своими людьми в самые глухие уголки Поляны и не будешь подавать никаких признаков жизни, пока не разъедется народ, который соберётся на поминки Динзана. Сейчас выйдешь через чёрный ход, надеюсь, ты успел узнать, где он здесь находится?
   -Да - тихо произнёс любовник Иэльсе.
   -Чёрным ходом выйдешь из дворца - продолжил э-баган - И уберёшься в слободу. Потом, когда Иэльсе относит положенный траур, можешь предстать перед ней. Но не раньше. Понятно? Если узнаю, что ты крутишься вокруг вдовы Динзана раньше окончания траура, не сносить тебе головы. Всё понятно?
   -Ага - с готовностью кивнул Рума.
   -Проваливай - сказал гиалиец. Бывший мажордом поспешил исполнить его приказание.
  
   На следующий день прибыл дрин Улхама Андахор Бастард. Лицом своим являя скорбь, он долго стоял у свеженасыпанного на краю селения кургана, который буквально только что закончили - в воздвижении надмогильного холма участвовали все жители Дагодасовой Поляны и близлежащих деревень. Вот, правда, покойника под ним не было - ибо гнило тело Динзана, Вейяхора Ведьмино Отродье, первого и последнего дрина Холмов Арнарула, в безымянной яме где-то под Вандарконнотом вместе с трупами сотен других знатных динагонцев.
   Обитатели Дагодасовой Поляны стояли у ворот и отпускали на счёт улхамца нелестные замечания.
   -Рожу то сквасил.
   -Сам-то, небось, рад радёшенек, что весь Арнарул заграбастает.
   -Держи карман шире, Лумар не даст.
   -У, гнида, улхамская.
   Арнарульские смерды и ворги не заботились о том, чтобы их слова не достигли аристократического слуха Андахора улхамского. Потому тот въезжал в Дагодасову Поляну как оплёванный, нервно косясь на обитателей селения. Впрочем, бастард быстро взял себя в руки. Жизнь приучила его держать свои мысли и чувства при себе. У Андахора будет ещё время разобраться с этим слишком уж языкастым арнарульским мужичьём - не зря же он украдкой рассматривает толпу.
   А пока дрин Улхама, скорбя о погибшем зяте, направлялся к его дому, где заканчивались последние приготовления к тризне. Со всей возможной сердечностью он приветствовал сестру и стоящего рядом с нею Лумардина.
   Вечером началась запоздавшая на полтора месяца тризна. Поднимались рога за погибших. Говорились длинные и вычурные речи, в которых превозносились достоинства дрина Арнарула и его соратников. В числе прочих произносил речь и Андахор Улхамский. Много чего он сказал: и благородное фонхорское происхождение покойного упомянул, и его победу над укулами два года назад, и доблесть в войне в дзангийцами, и его щедрость к своим людям.
   Но чем дольше и красноречивее говорил улхамец, тем враждебнее глядели на него собравшиеся на тризне. Не успел Андахор сесть, осушив рог, так Бардэдас Лесовик крикнул в пьяном угаре: "Раскудахтался, петух улхамский! Слёзы льёшь для вида, а сам, небось, рад радёшенек, что Арнарул к рукам прибираешь! Хрен тебе, а не Арнарул! Мы люди вольные, кого захотим, того и выберем!"
   И сразу, точно по приказу, десятки хмельных голосов в разнобой закричали: "Проваливай в свой Улхам! Лумардина в вожди хотим! Убирайся!"
   Улхамский дрин в бешенстве вскочил, дёрнув за рукоять меча. Не то там что-то заело, не то он был сильно пьян. Но удалось выхватить клинок только с третьей попытки. Арнарульцы, опрокидывая столы и скамьи, подходили к улхамцу, выставив ножи и мечи. Спутники Андахора, сгрудившись возле своего повелителя, готовились встретить надвигающихся с трёх сторон воргов.
   "Отставить!" - со сталью в голосе произнёс э-баган - "Сядьте все. Что за народ - на поминках смертоубийство устроить".
   Бардэхор, как заводила попытался что-то промямлить в оправдание, но гиалиец не дал ему рта раскрыть: "Молчать! Позор какой! Мало того, что на гостя руку подняли, так ещё на погребальном пиру! Хватит!" - продолжал он - "Попировали. Расходитесь. Проспитесь, самим стыдно будет. И с тобой, дрин Улхама, я завтра поговорю".
   Пристыженные и напуганные гневом Лумардина пировавшие начали расходиться, унося успевших заснуть приятелей. Вскоре в Гостевом Зале дворца арнарульского дрина остались только улхамцы и э-баган.
   -О чём ты хотел поговорить со мной, Лумардин? - заплетающимся языком спросил дрин Улхама.
   -Завтра - ответил гиалиец. И столь грозен был его вид, что своенравный и гордый сын Ирдаворга Улхамского покорно ответил:
   -Хорошо. Завтра, так завтра - и слуги повели качающегося Андахора в отведённые ему покои.
  
   Переболев с утра, к обеду Андахор, сын Ирдаворга, пришёл в себя настолько, что чувствовал себя готовым к разговору о судьбе Арнарула.
   Беседа двух дринов проходила в личных покоях арнарульского повелителя. Иэльсе позаботилась, дабы гостям принесли лёгкий завтрак и более не беспокоили.
   Улхамец сидел и смотрел на э-багана, не решаясь завести разговор первым. Гиалиец некоторое время молчал. Наконец, когда тишина стала уж совсем невыносимой, он сказал: "По праву Арнарул принадлежит вдове Динзана. По крайней мере - Холмы. На Равнину могут заявить права родичи Хадчи - у Ёдзы Навозного Червя было четверо сыновей, от которых осталось потомство. И даже если не найдётся ни одного наследника, данд по закону должен отойти как выморочное владение к Великому Князю".
   -Я это и без тебя знаю - перебил гиалийца Андахор - Но пока Арнарул мой. И только пусть попробуют пойти против Права Длинного Меча.
   -Никто и не пойдёт - успокоил его Лумар - Только вот не расположен к тебе народ Арнарула. В этом ты и сам успел убедиться.
   -Конечно, не расположен, если кое-кто успел, как следует, настроить смердов против меня - сказал улхамец.
   -Я никого не настраивал - ответил гиалиец - На это у меня не было времени.
   -Ничего, когда я, как брат Иэльсе возьму управление в свои руки, они сразу переменятся.
   -Не думаю. Со мной пришло пять с лишним тысяч воинов-бидлонтитов. Им нужна земля для поселения. Часть их поселится на Равнине Арнарула. Тебе придётся удерживать данд железом и кровью.
   -К чему ты клонишь, элифа? - недобро сверкнув глазами, спросил дрин Улхама - Может к тому, чтобы я тебе Арнарул подарил?
   -Не подарил, а продал - ответил э-баган.
   -И за сколько?
   -Две тысячи дзунглийских золотых.
   -Две тысячи?! Ты что, издеваешься?! - брови Андахора полезли вверх - Да одни только смерды, что живут в Арнаруле стоят в десять раз больше. Не говоря уже о крепостях - Ёдзвяльде, Паучьем Глаза и Норэвяльде!
   -Если найдёшь покупателя, который согласится заплатить двадцать тысяч, буду рад за тебя - усмехнулся гиалиец - Только учти, что сейчас от меня ты получишь хоть что-то. А будешь упрямиться - потеряешь всё. Те ворги и смерды, которых ты оценил в двадцать тысяч, тебя и твоих подручных поднимут на рогатины. А обратиться за помощью тебе, дрин, не к кому - ты теперь до смерти привязан к Арнарульскому Союзу.
   -Я не могу решать без сестры. Это как никак её данд - буркнул улхамец и добавил - Всё-таки две тысячи маловато.
   -Хорошо - Согласился э-баган - Пусть будет три тысячи. Насчёт сестры можешь не беспокоиться. Три дарда, примыкающих к Улхаму - Причальгавский, Норэвяльдский и Камышовый - останутся её владением, с которого она будет получать кормление. Норэвяльд, разумеется, переходит под моё управление - зачем женщине крепость. Ей нечего опасаться под защитой двух мужчин - брата, то есть тебя, и лучшего друга её покойного мужа, то есть меня. В случае если Иэльсе вновь выйдет замуж за человека, живущего не в Арнаруле, я обязуюсь выкупить её владения за полную стоимость. Иначе они навсегда отойдут от Арнарула. А в обмен за уступку всего Арнарула я обещаю тебе помощь в борьбе за Эворэну.
   -Я согласен - радостно ответил Андахор, уже начавший обдумывать, за кого бы из своих приближённых поскорее выдать сестру, чтобы заполучить три дарда - Не знаю, где ты найдёшь десять тысяч золотых.
   -Мне не придётся их искать - сухо сказал Лумардин - Твоя сестра не пойдёт замуж ни за кого из твоих вассалов или придворных. Её сердце уже занято.
   -Кто? - взвизгнул улхамец - Рума, что ли?
   -Вот видишь, ты сам назвал имя своего будущего родственника - рассмеялся э-баган.
   -Глупости, чтобы моя сестра вышла за этого неотёсанного дикаря! - громогласно захохотал Андахор.
   -Могу поспорить с тобой на Равнинный Арнарул, что не пройдёт и полгода, как твоя сестра станет женой Румы Бешенного - зловеще усмехнулся гиалиец, вставая. Дрин Улхама понял, что разговор окончен.
  
   На следующий день улхамцы во главе со своим повелителем покинули Дагодасову Поляну. А ещё через пять дней по Арнарулу пронеслась радостная весть: Андахор улхамец и его сестра отступились от владений погибшего Динзана в пользу Лумардина за смешную сумму - три тысячи золотых.
   Весть эта, долетев до дворов провинциальных владык и столицы, заставила помрачнеть благородное сословие: проклятый лонгаворгский колдун в одночасье распростёр свои руки до внутренних областей Динагона.
   Если большинство дринов и дардингов Восточного Княжества это только слегка омрачило, то Моэра Арвельского известия о том, что э-баган приблизил границу своих владений к Арвелу, ввергло в ужас. Руководившему убийством правителя Арнарула арвельскому дрину новое соседство ничего хорошего не сулило. Ещё когда колдун только объявился живой и во главе новой орды дикарей, Моэр приготовился к самому худшему. Была у него слабая надежда, что, после гибели фонхорца, неизбежно возникнет распря между Андахором Улхамцем, за которым стоит право наследования, освящённое веками, и колдуном, который опирался на смердов, воргов и дикарей. И когда эти двое схватятся за обладание Арнарулом, неизвестно, как всё кончится: может быть, кумир и предводитель дикарей будет сокрушён незаконнорожденным правителем Улхама, может - наоборот. А может, падут оба, избавив княжество и преданных трону властителей (к коим Моэр, будучи дядей нынешнего малолетнего князя, причислял себя) от угрозы с мятежного юго-востока.
   Но теперь Моэру Арвельскому предстояло лицом к лицу встретить лонгаворгского вождя-чародея. И дрин Арвела первым начал собирать в Арвел-Конноте ополчение из благородных, одновременно забрасывая Вилунриса письмами с призывами покончить с мятежным юго-востоком.
  
   Осень была на исходе, когда несколько поредевшие ряды северян спускались с холмов Арнарульского кряжа к морскому побережью. Несколько тысяч человек из племён востока тундры и все Метающие Ножи остались в Холмах Арнарула, принятые Людьми Гремящих Ключей в свои роды. Теперь с э-баганом шли Синезубые, Сокольеголовые, Чёрноголовые и большая часть племён востока. Порубежники тоже остались в Арнаруле, готовиться к неизбежной войне вместе другими беглецами из подчинившихся Отцеубийце дандов. Недовольных Ванаральдом набралось немало. Динзан уже сформировал из них две нфолы.
   -Торопись, Лумар - вспомнил гиалиец последний разговор с улхамцем - Как только холод скуёт землю, начнётся война. Беглецы из Динагона и верные люди в столице говорят, что Отцеубийца набирает наёмников из эрхаэлдского и барэлдского сброда. Дрины и дардинги сзывают дружины. Против нас выступят все восточные данды и княжеские земли.
   -Допустим не все. Хаур с Тардом останутся в стороне - возразил э-баган.
   -Да толку от этого - усмехнулся Андахор - Там и тысячи ратников не наберётся. Кстати о Тарде. Говорят, что от морового поветрия умер последний сын Тиландаса Храброго.
   -Возможно - ответил гиалиец. На самом деле он был уверен, что Валдадин жив здоров. Просто вдова Тиландаса решила спрятать своего сына от убийц, которых вполне может послать адрин.
  
   Спуск на равнину занял больше суток - ещё бы, двадцать семь тысяч человек должны пройти по единственной дороге, довольно узкой в некоторых местах. Когда все кланы Союза собрались у подножья холмов, гиалиец велел вождям разбивать стоянку и готовить пищу. Сам он поскакал до ближайшего селения, дабы - во-первых, оповестить свой народ о благополучном возвращении а, во-вторых, предупредить, что многотысячное полчище идёт вместе с ним, э-баганом, и никакой опасности не несёт. Конечно, из Дагодасовой Поляны на Лонгаворгский берег уже были посланы гонцы, но всё равно, лучше ещё раз предупредить самому.
   Первая деревня на Лонгаворгском Берегу встретила э-багана пустотой и безлюдьем на единственной улице: изредка раздавалось блеяние овцы или мычание коровы. Над домами вился, пригибаясь к земле, печной дым, окна светились красноватым светом. Но никого не было на улицах, да и там что делать человеку в такую погоду, когда собран урожай, а дома, не початый край работы.
   Из второго с края дома вышел мужик, направляясь к дровам. Заметив незнакомца посреди улицы, он внимательно поглядел на него.
   -Э-баган? - неуверенно спросил лонгаворг.
   -Да, я э-баган - подтвердил гиалиец - Приветствую тебя, хозяин.
   -Я, Мальг, сын Ёдзы, рад приветствовать тебя, э-баган у порога своего дома. Для меня высокая честь принять под своей крышей э-багана.
   -Извини, Мальг, сын Ёдзы, что не могу принять твоего приглашения. Сегодня я буду гостем у старейшин.
   -Прости, э-баган, я не догадался, что необходимо сообщить старейшинам о твоём появлении.
   -Не трудись, Мальг - ответил гиалиец - Я сам приду в дом Квяза.
   Но лонгаворг не стал слушать Лумардина, побежав к соседям. Пожав плечами, гиалиец направился к стоящему посреди селения дому старейшины Квяза. Весть, однако, успела опередить его. Возле жилища Квяза уже вобралось несколько десятков воинов. Сам хозяин дома стоял впереди всех.
   -Я и мой род рады видеть тебя, э-баган, живым и невредимым - приветствовал гиалийца Квяз.
   -И, Квяз, рад видеть тебя и твой род в добром здравии и благополучии - ответил гиалиец - Как дела на Лонгаворгском берегу?
   -На Берегу то нормально - ответил старейшина - А в Воргахуме Вилунрис устроил гонения на наших соплеменников. Погибло немало мужей: Хрид, Тила-Камень и другие. Многие бежали в Эбхахум и на острова.
   -Ничего, мы ещё отплатим за всех - пообещал Лумардин - И за тех, кто погиб в Вандарконноте, и за тех, кто в Воргахуме. Я привёл с собой родственные Людям Гремящих Людей племена. Это пять тысяч воинов. Они поселятся в Южном Арнаруле.
   -Пусть селятся где угодно, только не в наших землях - сказал Квяз.
   -Не беспокойтесь - заверил собравшихся гиалиец - Они уйдут дальше на юг, пусть грабят Дзанг.
  
   Остаток осени ушёл на расселение пришедших с Лумардином и доставание пропитания для них. Казна э-багана сильно исхудала. А ведь ещё предстояло платить за построенные галеры. Хвала Четырём, почти все из заложенных на верфях Воргахума кораблей - двадцать три из тридцати - были закончены до Большой Резни и стояли в бухте Эбхахума. Причём оплачены они были только наполовину. Э-баган, однако, решил расплатиться с полна. Беда в том, что многие из мастеров воргахумского Цеха Кораблестроителей погибли или скрывались. Посланцы Лумардина искали ремесленников, дабы расплатиться, по всей Приморской марке, но успехи были весьма скромными - многие боялись принимать деньги от врага князя, пусть даже за выполненную ими работу. Тогда э-баган объявил старшинам воргахумских цехов, что желающие могут получить причитающиеся им деньги в любое время, явившись в Эбхахум. Правитель Лонгаворгского берега думал не о сиюминутной выгоде. Он знал, что честность в самых неважных мелочах надёжно послужит ему в грядущей войне с Динагоном.

Глава седьмая. Смерть Отцеубийцы.

   Только когда на поля приморской страны лёг плотным покрывалом снег, Лумардин смог, наконец, вернуться в свой дом в Эбхахуме и обнять Ваишу и детей, которых теперь стало четверо. Родившаяся в один из дождливых дней, когда отец пробирался по укульским лесам, малышка ждала наделения именем.
   -Хорошо, что ты вернулся - сказала Ваиша, уткнувшись в грудь мужу - Я не верила, что ты погиб. И не соглашалась, чтобы старики из нашего рода дали имя дочери.
   -Назовём её Фальви, что на древнем языке означает "Любимая народом" - сказал гиалиец - У нас есть немного времени. А потом война.
   -Все только и говорят о войне - Ваиша смотрела на Белого, своего любимого Белого, которого она когда-то кормила с рук как младенца. И который в одночасье стал великим вождём и чародеем. И теперь великие дела отрывают его от неё, унося то на юг, то на север.
   -Не бойся, родная - успокоил жену гиалиец - Со мной в эту войну ничего не случится. Мне суждено прожить ещё не один десяток лет и увидеть внуков и правнуков.
  
   Увы, и десяти дней не выпало Лумару с Ваишей пробыть вдвоём. Первого числа Начала Зимы ближе к вечеру в ворота дворца э-багана постучал бедно одетый путник, попросивший о встрече с хозяином дворца. Стражники недоверчиво посмотрели на седоволосого чужака, говорившего со столичным выговором. Но впустить его впустили.
   Лумардин принял непонятного незнакомца в пустом и полутёмном Гостевом зале. Говорили они где-то около часа. После этого э-баган вызвал слугу и распорядился предоставить уважаемому Дандахору из Вандарконнота комнату рядом с библиотекой. При слове "библиотека" глаза гостя загорелись любопытством.
   Оставшись один, гиалиец задумался: бывший Главный летописец динагонского Великого Князя, бежавший из столицы, принёс скверные новости. Впрочем, новостями то их назвать трудно - и так ясно, что Ванаральд Отцеубийца собирает войска для похода на Арнарул. Об этом сообщали лазутчики э-багана и Андахора Улхамского, об этом же говорили беженцы из владений адрина и торговцы.
   На следующий день из Эбхахума на юг помчались гонцы с приказом э-багана к вождям и старейшинам собирать воинов. В самом городище усиленно готовились к войне - дымили десятки кузниц, где ковалось и подновлялось оружие, смолили лодки, а в нескольких вновь устроенных мастерских умельцы из числа лонгаворгов и северян возились с луками Людей Островов. После недолгих раздумий мастера пришли к выводу, что моржовый зуб можно заменить рёбрами морских драконов, что встречались иногда в водах Нарангондского Залива. И из рук мастеровых дальнобойные луки выходили по пять десятков в день. Ко дню сбора ополченцев из южных селений Берега и южного Арнарула, к которым присоединилось несколько сотен фонхорских укулов из Паромного Посада и окрестностей, в армии э-багана было почти две тысячи таких бьющих дальше обычных луков.
   Утром четырнадцатого числа армия Лумардина выступила в поход. По пути к ней присоединялись всё новые отряды: лонгаворги, северяне, пришедшие совсем недавно, обитатели Арнарула, ворги с Бродяжьей реки. Границу Арнарула и Улхама пересекло без малого восемь тысяч воинов.
   Здесь э-багану стало известно, что отряды наместника Элувары вторглись в Эворэну, не встретив сопротивления. Эвдагас XII тот час же объявил себя верным подданным князя. Андахор Бастард, по слухам, был в не себя от гнева и намеревался расправиться с детьми изменника: девочкой десяти лет и мальчиком семи.
   Гиалиец поспешил с небольшим отрядом в Коннот-Улхам, дабы не позволить пролить кровь ни в чём неповинных детей.
   После обычных приветствий, когда вокруг остались только самые верные приближённые, э-баган спросил дрина Улхама: "Где дети изменника Эвдагаса?"
   -Сидят в подвале - ответил улхамец.
   -Я бы на твоём месте, Андахор не стал ничего с ними делать.
   -Это почему же? - полюбопытствовал бастард - Изменник сам выбрал свою судьбу.
   - Он то, может, и выбрал. Но дети его ничего не выбирали. Зачем убивать их - сказал гиалиец - Лучше, если ты воспитаешь их при своём дворе. Тогда ты обретёшь славу великодушного правителя, а после смерти отца этих детишек получишь в Эворэне верных союзников.
   -Это ты, элифа, неплохо придумал - одобрил Андахор.
   Так сохранил жизнь будущий Эвдагас XIII, самый, пожалуй, прославленный из дринов Эворэны.
  
   Улхам напоминал большой военный лагерь. К восьми тысячам воинов э-багана присоединилось три тысячи улхамцев и две тысячи конных воргов.
   У побережья Элувары, презрев зимние бури, стоял лонгаворгский флот - двести тларсов и семьдесят галер. Под угрозой высадки лонгаворгов отряды наместника вынуждены были спешно покинуть Эворэну.
   В это время Ванаральд III готовился к выступлению из столицы. Неожиданно князь столкнулся с явным нежеланием части верноподданных поддержать его намерение разделаться с мятежным юго-востоком. Три западных данда, благородные которых сильнее всего пострадали от смены власти, выставили меньше тысячи воинов - да и то за счёт верных Отцеубийце ральдов, наделённых владениями в ущерб западным дринам и дардингам. Знать восточных дандов откликнулись дружнее, всего пришло шесть тысяч человек. Из Лофутской марки вместо ожидаемых трёх пришла всего тысяча человек - наместник Марки оправдывался опасностью со стороны немирных лофутов. Войска Приморской Марки были скованы угрозой с моря. Вандарский домен выставил четырёхтысячное дворянское ополчение. Ещё набралось четыре с половиной тысячи наёмников из разного сброда: младших сыновей барэлдских и эрхаэлдских дворян, преступников, избавленных от виселицы и плахи на условиях воинской службы, ральдов и шатов, лишённых чести и достоинства за грабежи и самовольства.
   Сила была немала, причём преобладала конница. Ванаральд теперь со смехом вспоминал свои недавние страхи, связанные с развалом порубежной стражи. Он прекрасно обойдётся в усмирении мятежного юго-востока и без порубежников - пусть себе, те из них, кто не разбежался, охраняют границы, раз на них нет никакой надежды во внутренней междоусобице. Это его покойный отец мог положиться только на пограничную стражу, а за ним, Ванаральдом III, готово идти всё дворянство Восточного Княжества.
   Но кроме дворян, собралось ополчение, организованное столичной торгово-ремесленной верхушкой. Предводители простонародья спешили отблагодарить дрина за привилегии и вольности, полученные после Большой Резни.
   Наконец двадцатитысячная армия - одиннадцать тысяч ополченцев-дворян, четыре с половиной тысячи наёмников и пять тысяч ополченцев от городских цехов - выступила из столицы, растянувшись по Улхамскому большаку на два дня пути. Гордо гарцевали на породистых жеребцах дрины, дардинги, ральды и шаты - краса и гордость динагонского дворянства - идущие усмирять подающих дурной пример простонародью юго-восточных мятежников. Семенили вслед за ними алчущие добычи слуги и оруженосцы. Шли пешком и ехали верхом наёмники - одни спеша удалиться подальше от виселицы, другие рвались проявить доблесть на поле боя, открывающую путь к владению землёй и холопами, что принадлежат ныне мятежникам, осмелившимся противиться воле Великого Князя. Грозно чеканя шаг, маршировали цеховые отряды, идущие воевать за пожалованные недавними указами вольности и привилегии.
   Сам князь ехал во главе столичных дворян - почти в самом начале шествия. Был отцеубийца как всегда угрюм и мрачен - призраки убитых отца и братьев стояли пред ним как живые. Но также его снедал страх перед арнарульским вождём-колдуном, что смог выбраться из ловушки, из которой никто иной живым не вышел. Сейчас ему казалось, что и двадцатитысячного войска не хватит для победы над ужасным колдуном из Арнарула. Как сейчас были бы кстати войска из Лофутской Марки, а также армия Вилунриса и три тысячи элуварских дворян, что не смогли прийти на помощь князю, запертые в Воргахуме, бессильно наблюдая, как лонгаворги грабят побережье, а улхамцы хозяйничают в Эворэне.
   Эворэнский дрин был в отчаянии: мощь Динагона не защитила его, предавшего недавних союзников. Однако Андахор Бастард поступил с предателем весьма милосердно, заточив того в коннот-улхамские подземелья, где Эвдагас XII скончался спустя несколько месяцев. Правителем Эворэны Андахор объявил малолетнего сына изменника, Эвдагаса XIII. До достижения им совершеннолетия управление дандом бастард взял на себя.
   Двадцать четвёртого числа Начала Зимы войска князя подошли к границам Улхама. Здесь их уже с нетерпением ждали объединённые войска э-багана и Андахора Бастарда. Несмотря на численный перевес врага, мятежников не страшила предстоящая битва - прошедшие через несколько военных кампаний люди Андахора были в своей стихии, бидлонтиты э-багана верили в счастливую звезду своего вождя.
   Две враждующие армии встретились у рубежей Улхама и Арвела, на большом заснеженном пастбище, позволяющем развернуть войска в боевые порядки.
   Ванаральд в соответствии с принятыми правилами воинского искусства выстроил впереди конницу - на правом фланге встал сам во главе полка из Вандарского Домена, левый фланг заняла дворянская конница из дандов, возглавляемая дринами Шончара и Арвела. Во второй линии стояли столичные ополченцы и разномастный сброд.
   Э-баган, которому доверили командование мятежные вожди и их союзники, выставил впереди пять тысяч пеших лучников - укулов, лонгаворгов, северян-степняков. И среди них, конечно, двадцать сотен воинов, вооружённых дальнобойными луками, пронзающими доспехи с четырёхсот локтей. Три тысячи тяжело вооружённых пехотинцев стояли в первых рядах, прикрывая лучников. Конницу - три тысячи улхамцев и двадцать сотен воргов с Бродяжьей реки и из Арнарула - гиалиец поставил в резерве.
  
   Увидев столь нелепое построение - пехоту против конницы, приближённые Ванаральда принялись издеваться над полководческими дарованиями э-багана. Князь смеха своих советников не разделял, справедливо полагая, что здесь какой-то подвох.
   Первыми пришли в движение конники, возглавляемые самим Отцеубийцей. Они двинулись в обход стоящей плотными рядами арнарульской пехоты, намереваясь ударить в бок улхамцам. Левый фланг княжеского войска, чуть помедлив, помчался в лоб на воинов э-багана, выстроенных, словно на погибель.
   Гиалиец отдал короткое распоряжение, и три сотни лучников отделившись от основной массы, заняли еле приметный бугорок, с которого они принялись обсыпать стрелами метящих в арнарульскую конницу всадников князя. Десятки столичных дворян полегли, не успев скрестить свои мечи с улхамцами.
   К этому времени, стоящие в первых шеренгах воинства э-багана двадцать сотен Лучших лучников из всех племён севера, подпустив первые ряды конницы на три с половиной сотни шагов, отпустили тетивы дальнобойных луков. Лавина всадников словно наткнулась на невидимую стену. Десятки, сотни тех, кто ещё утром намеревался разогнать наглых бунтовщиков кнутами, валились в снег, лошади топтали их и сами падали, пронзённые насквозь стрелами.
   Но следующие волны всадников-дворян, неслись вперёд, топча убитых и раненных соратников, увлекая за собой лошадей, лишившихся седоков. И вот они уже в двух, а то и полутора сотнях локтей от строя арнарульцев. Теперь в дело вступили остальные лучники, орудуя обычными тундровыми и ганбашскими луками - и те, и те поражали с двухсот-трёхсот локтей. Таковых было две тысячи. И кавалеристы ложились в рыхлый улхамский снег ещё кучнее.
   Но часть, и не малая, всадников, влекомая задними рядами, пронеслась сквозь рой стрел, оказавшись на расстоянии нескольких десятков шагов от строя панцирников. Теперь в ход пошли лонгаворгские арбалеты и укульские луки для лесной охоты. Трупы уже громоздились валами, мешая новым волнам всадников. Многие из динагонских дворян, не выдержав, повернули назад. В спину им летели меткие стрелы, посылаемые бидлонтитами, взобравшимися на груды трупов. Те из княжеских всадников, кто не повернул назад, были расстреляны и подняты на копья в тщетных попытках рассеять пехоту противника.
   Всё это продолжалось каких-то полчаса. Надежды Лумардина на своих лучников оправдались стократ: потеряв несколько десятков, арнарульцы выбили не меньше трёх тысяч вражеских кавалеристов.
   К этому времени правое крыло ванаральдова войска, подальше обогнув злополучный бугорок с засевшими на нём лучниками, сошлось с улхамцами - силы были примерно равны, и сеча разгоралась не на шутку. Гиалиец отдал ещё одно распоряжение - к трём сотням стоящих на пригорке присоединились ещё семьсот лучников. Все вместе они начали приближаться к левому краю возглавляемого Отцеубийцей отряда. Туча стрел, выпущенных с трёх сотен шагов, изрядно разредила обращённый к лучникам фланг княжеского полка, чем не преминули воспользоваться воины Андахора, сразу же перешедшие в атаку. Ванаральд начал отступать к лесу - поскольку его путь к своей пехоте был перекрыт лучниками, десятками отстреливающих пытающихся прорваться назад.
   Спасая князя, пешие наёмники пошли на пехоту Лумардина в лоб, а цеховое ополчение и остатки конного полка правой руки ударили по арнарульцам слева, стремясь соединиться с Ванаральдом. Но воины э-багана успели сложить из вражеских трупов высокие валы, с которых несколько сотен их осыпали медленно идущего на них противника роем стрел. А большинство вклинилось вслед за первой тысячей между полком, возглавляемым Отцеубийцей, и цеховиками.
   Наёмники остановились первыми - чаша весов явно клонилась в пользу э-багана, и проливать кровь за проигранное дело не хотелось никому из них. Цеховые ополченцы, ободренные поддержкой конницы, идущей по правую руку от них, стойко выдержали ливень стрел, но, когда дело дошло до рукопашной, дрогнули под натиском более привычных к войне варваров, несмотря на двукратный численный перевес и лучшее вооружение.
   Всадники, ведомые Моэром Арвельским, Тиланхором IX Шончарским и Маэрдасом Рудухальским, врубились в ряды эбагановой пехоты, когда вандарконнотские ополченцы уже побежали. Варвары, дойдя до последней степени озверения, не разбегались от конных воинов: с десяти шагов бидлонтиты садили из луков, а в следующий миг падали посечённые товарищами только что убитых нарангондцев. А те в свою очередь гибли от стрел других лучников.
   Соединиться с Ванаральдом его правому полку не удалось. Остатки конницы, возглавляемой Маэрдасом Рудухальским, единственным из трёх дринов, который остался в седле, повернули назад, когда в дело вступили конные ворги из Арнарула и с Бродяжьей реки. Убедившись, что им всё равно не выручить Великого Князя нарангондские дворяне начали отступать, бессильно наблюдая, как улхамская конница и лучники всё теснят и теснят полк князя. Конца они уже не видели, потому что в это время уходили, никем не преследуемые, по Улхамскому большаку на север.
   А остатки великокняжеского полка - менее тысячи человек, заслонявших своими телами Ванаральда, оказались на закате дня окружёнными у опушки леса.
   Несколько сотен воинов под началом отцеубийцы стояли, готовые к последнему в своей жизни бою.
   Ряды арнарульских лучников расступились. Вперёд выехал на лунском скакуне э-баган.
   Эй, Отцеубийца, выходи! Пришло время скрестить мечи! - крикнул он, спрыгивая с коня. Ванаральд - отце- и братоубийца молча вышел из рядов своих людей.
   -Спасибо, элифа, что позволяешь мне умереть от руки благородного - усмехнулся князь.
   -В нашем войске достаточно людей благородного происхождения, на случай, если меня ты сразишь - мрачно пошутил гиалиец и, бешено крутя мечом, завертелся вокруг Ванаральда.
   Князь едва успевал отражать удары. Надо отдать должное - противник Лумардину попался достойный - покойник Валдадин в данном случае мог бы гордиться своим сыном. Но рано или поздно всему приходит конец. Уходя от очередного удара, князь оступился и упал на колени, упёршись мечом в землю, ожидая удара.
   Гиалиец спокойно ожидал, пока противник встанет. "Я не хочу твоей смерти, Отцеубийца. Ты можешь идти на все четыре стороны, если подпишешь грамоты о привилегиях и вольностях Арнарула, Улхама и Лонгаворгского берега" - сказал Лумар, обращаясь более к свидетелям схватки, нежели к противнику - "Вставай, Отцеубийца". Ванаральд устало встал, опустив меч. Гиалиец выжидающе смотрел на него. "Будь вы прокляты!" - вскрикнул адрин, поднимая меч. Молниеносный взмах клинка э-багана и, оружие вылетело из рук Великого Князя. Ванаральд, не обращая внимания на потерю оружия, бросился вперёд, и напоролся на меч гиалийца.
   Так погиб Ванаральд III Отцеубийца, Великий Князь Восточного Княжества.
   "Поднимите тело Великого Князя!" - велел гиалиец уцелевшим вражеским воинам - "Отвезите в столицу, дабы тело его упокоилось в родовом склепе, как и подобает потомку славного и древнего рода".
  
   Остатки княжеской пехоты, скапливавшиеся на противоположном краю поля, получив известие о гибели адрина, пали духом и начали отступление, пользуясь наступившими сумерками. Около тысячи улхамцев пошли вдогонку отступающим. Большая часть победителей осталась на поле боя, предавая земле погибших. Три высоких кургана выросли на пастбище. Под одним нашли последний приют две с половиной тысячи воинов юго-восточных дринов. Под двумя другими были погребены двенадцать тысяч солдат Ванаральда: смерть уравняла дворян с цеховыми подмастерьями, добропорядочных горожан с висельниками. Хоронили убитых шесть дней - хорошо ещё, что была зима, и трупы не разлагались.
   Бросившиеся в погоню за княжескими войсками улхамцы быстро забыли о преследуемых врагах, занявшись грабежом - ни одно селение, ни одно дворянское гнездо вдоль Улхамского большака до самых стен Вандарконнота не избежало разорения. Такой же участи подверглась Элувара. Только Воргахум остался в руках Вилунриса - в городе не прибавилось пожарищ к тем, что остались с осенней резни.
   Вожди победителей пребывали всё это время в Коннот-Улхаме, откуда после возвращения всех занятых грабежом в Улхам отправились в столицу, на тризну по погибшему князю и коронацию нового князя - тринадцатилетнего Валдадина III, сына Ванаральда III Отцеубийцы.
  
   Пасмурные и снежные дни первой декады Середины Зимы на Курганах Ветров по всей стране от Тарда до Воргахума и от Хляманда до Лонанда справлялись обряды прощания души Ванаральда III с этим миром. В столице же шло пышное и торжественное действо - похороны адрина. Всё было, как завещано предками - закланы четыре коня, по числу Братьев-Ветров, в могилу положена молодая рабыня (в древние времена её приносили в жертву, но нравы смягчились и, потому подыскали недавно умершую девушку из дворцовой прислуги), князя обрядили в добрый доспех и снабдили оружием. Курган над могилой Ванаральда насыпали не ниже, чем у его отца и деда.
   Потом была тризна, плавно перетёкшая в коронацию юного Валдадина III. В честь нового монарха кричали здравицы правители дандов. В числе них и Лумардин Лонгаворгский, дрин Арнарульский, и Андахор Улхамский. И принимал молодой князь заверения вассалов в преданности короне. И Лумардин, и Андахор клялись, поминая Четырёх Братьев и отца их Дандарга Проклятого. И был пир по случаю восшествия на престол нового Великого Князя. Много было выпито и съедено. Благородные гости перебили груды посуды и переломали немало мебели. Но гиалийцу запомнилось не это, а волчий взгляд юного князя, направленный на него с Андахором.
   И знал э-баган, что ничего не закончилось. И впереди ещё не одна и не два битвы с сидящими в Вандарконноте Великими Князями.
  
   По малолетству Великого Князя Валдадина регентом при нём стал Вилунрис Элуварский, внук Ванаральда II, двоюродный брат Валдадина II, избежавший гибели по причине преклонного возраста и отсутствия потомства. Злые языки утверждали, что бездетен наместник Элувары был из-за того, что больше внимания уделял молоденьким дворянам или мальчикам-холопам, нежели собственной жене.
   Теперь же, на старости лет, Вилунрису выпала удача править Восточным Княжеством. Хотя удача весьма сомнительная: при пустой казне, без верных князю мажордомов в дандах, с ополовиненной порубежной охраной. При этом четыре юго-восточных данда, не смотря на принесённую правителями этих земель вассальную клятву, на деле не подчинялись Вандарконноту. Да и остальные данды подчинялись лишь постольку, поскольку дринам было выгодно поддерживать князя.
   В княжеских землях тоже не было особого порядка - если столичный домен и Приморская марка ещё подчинялись регенту, то новый управитель Лофутской марки и обеих Лофутвас Даговар Крючконосый вёл себя словно независимый правитель. В ответ на напоминания Вилунриса о налогах Даговар слал письма о трудном положении во вверенных ему землях, об угрозе со стороны немирных лофутов и многом другом. Денег он упорно не высылал.
   Да что там говорить о Лофутской марке, если в самой столице городское простонародье, подстрекаемое гильдейскими старшинами и цеховой верхушкой, требовали всё новых и новых вольностей. По их примеру и ремесленники да торговцы Воргахума стали требовать снижения налогов и поборов. А там глядишь - и смерды начнут требовать вольностей.
   Пожалуй, поставить на место обнаглевшее простонародье - нужно в первую очередь. Хвала Ветрам, элуварская гвардия наместника во время неудачной попытки усмирить юго-восточные данды почти не пострадала, запертая в Воргахуме. Потому оставалось только перебросить отряды из Воргахума в столицу.
   В последних числах Конца Зимы две тысячи солдат регента вошли в город через Шончарские ворота. Соединившись с полутора тысячной столичной гвардией, они устроили столичным мещанам кровавую баню. В зимнем кровопускании погибло более шести тысяч человек - намного больше, чем в Большой Резне, но так как погибшие были простолюдинами, то эпизод этот не заслужил такого внимания летописцев, как деяния Ванаральда Отцеубийцы, погубившего всего-то две с половиной тысячи - зато поголовно дворян.
   Столичная бойня оказала на Динагон чудотворное действие: мало того, что сразу же присмирели воргахумские цеха и деревенское мужичьё - жестокая расправа сразу заставила уважать регента дринами дандов. Да и Лофутская Марка вновь начала платить в княжескую казну.
   Но всё равно, не было в стране того порядка, что царило в Динагоне при покойном деде Валдадина III Юного. Пограничная стража, прежде подчинявшаяся князю, теперь была послушным орудием правителей дандов, расставивших на командные посты в порубежной страже своих родственников и вассалов.
   То и дело дрины соседних дандов припоминали друг другу старые обиды. В стычках на границах дандов обильно лилась кровь. Вилунрис начинал подумывать, не идёт ли Восточное Княжество к новой Господской Резне.
   Всеобщий раздрай был особенно неприятным на фоне единства мятежных юго-восточных дандов, правители которых решали все дела миром и согласием (по крайней мере, так выглядело внешне). Это ещё более настраивало Вилунриса, а вслед за ним и его юного подопечного, против мятежников. Но старый регент предпочитал держать свои мысли и чувства при себе, прекрасно понимая, что сейчас попытка усмирить Арнарул и его союзников может окончиться тем, что кто-нибудь из двух мятежных вождей увенчает свою голову тройной короной, избавившись предварительно от всех остальных голов, на кои она может быть возложена - в том числе и от его, Вилунриса, головы.
   Смущало регента и то, что соседние страны стали обходиться с мятежными землями как с независимым государством, посылая туда посланников и заключая договора о мире и взаимопомощи в борьбе с Империей.
   Война с Дзангом, затихшая осенью, в начале весны возобновилась - барэлдские и лонгаворгские корабли грабили побережье Дзанга, а в Фон-Хоре собирались отряды добровольцев для набегов на приграничную имперскую провинцию Северную Оронду. В Середине Весны отряды, состоящие из обитателей всех земель Внутреннего и Внешнего Нарангонда, стали переправляться через Хорот. Жажда добычи сплотила под знамёнами э-багана барэлдских и эрхаэлдских дворян, фонхорских укулов и их соплеменников с севера. Желание обогатиться на войне привело в Фон-Хор даже многих подданных Динагонского княжества, причём не только простолюдинов.
   Фонхорские города, позабыв о том, что с жителями Империи их связывает общность происхождения, один за другими признавали э-багана своим сюзереном и вооружались для предстоящей борьбы с Дзангом: ковались копья и алебарды, отливались пушки, секрет изготовления которых был выведан у дзунглийцев, укреплялись стены городов. Теперь фонхорские города уже не возмущались строительством новых крепостей по Хороту, что закладывались по приказу э-багана.
   Из Фон-Хора в казну Арнарульского союза (как именовали мятежный юго-восток фонхорцы и дзунглийцы) или Динагона Эбаганского (как именовали его барэлдцы и эрхаэлдцы) поступали немалые деньги - и от городов и от военной добычи. На такие деньги, как доносили регенту лазутчики, можно было набрать армию, превышающую численностью всё дворянство Динагона Княжеского.
   В сложившихся обстоятельствах неразумно было задирать арнарульского колдуна. Спасибо ему, что он не лезет в дела Динагона. Благо возможностей для этого у э-багана достаточно: хотя бы мятежные настроения среди простонародья. Городские цеха, потрясённые Зимней Резнёй, вовсе не были сломлены до конца. Ванаральд Отцеубийца, даровавший горожанам привилегии и вольности, превращался в памяти простонародья в доброго к народу князя. Расправа, учинённая регентом, ещё больше способствовала приукрашиванию образа узурпатора. Ходили слухи, что следующим шагом погибшего от руки э-багана князя должно было стать дарование вольностей крестьянству. Чаяния народа сместились на юного сына Ванаральда III. Во всём виноват Вилунрис Кровавый, не выполняющий заветов Ванаральда Доброго, Мужицкого Князя и не дающий сделать этого Валдадину Юному.
   Брожение, затихшее среди простонародья Вандарконнота и Воргахума, перекинулось на смердов и холопов. По деревням и провинциальным городкам ходили письма, выдаваемые за послания покойного Ванаральда, в которых обещались вольности крестьянству и содержались призывы к восстанию против благородных, ежели те станут чинить препятствия к претворению обещанного в жизнь. Вместе с подмётными письмами в деревнях то и дело появлялись непонятные личности, явно столичного происхождения, а с ними - оружие, до поры до времени укрытое в лесных схронах.
   Всё это Вилунрису доносили многочисленные осведомители, но попытки схватить смутьянов оставались малоуспешными - только трое их них совершили положенный в таких случаях полёт со звонницы, возвышающейся над столичными Курганами Ветров. Что никого не устрашило, а только ещё сильнее настроило простонародье против регента.
   Самое интересное - арнарульский колдун и его союзники во всём этом участия не принимали. Границы Динагона Эбаганского пересекали сотни смердов, холопов и вольных укулов, бегущих от власти князя и благородных, но с противоположной стороны только торговцы ездили по Улхамскому и Приморскому большакам и Восточному Торговому тракту. Регент на месте э-багана добавил бы дров в готовый вспыхнуть костёр мужицкого бунта. Но раз колдун-элифа не желает вмешиваться - это его дело. Спасибо и на этом.
  

Часть четвёртая. Откуда ветер дует?

Глава первая. Встречь враждебному ветру (Лонгаворгский берег - Арнарул - чадза - каважи).

  
   Э-багана в это время волновало другое. Причём, вопросы, которые он себе задавал, регенту бы и в голову не пришли.
   Самый первый, что мучил его с того мига на Арнарульском поле, когда он вспомнил всё, стоя весь в грязи и крови - своей и чужой - почему он пять лет назад оказался в глухой тайге, вдали от всех гиалийских оплотов, обречённый на смерть, не подбери его трупоеды. Память хранила только путь до того места, где нашли его Люди Гремящих Ключей. Но ни обстоятельств, при коих он вышел из Гиалы в путь, ни причины, по которой лишился памяти, ни даже - был ли с ним кто-то в этом пути от границ Гиалы до северного края тайги - ничего этого Лумардин не помнил. Тщетно напрягал он память - перед ним была словно стена. Как будто кто-то закрыл часть его памяти на замок, а ключ забрал с собой. Кто-то? Вопрос - кто?
   Людей можно смело исключить - Слепая Колдунья или вождь чёрноволосых Тагочер - среди трупоедов редкость. Племена нелюдей, избранные из которых владели Силой, пусть иной, нежели обитатели Гиалы, обитали настолько далеко от Нарангонда, что о них на Севере за прошедшие после переселения из древнего Бидлонта успели позабыть.
   Остаются соплеменники (бывшие соплеменники - поправил себя гиалиец). Но за что? Или - почему? Ответов не было - Лумар прекрасно помнил все двадцать пять лет, проведённых в Гиале. Ничего такого, что могло бы повлечь столь страшное наказание - лишение памяти и медленная смерть от холода и голода. Хорошо, оставим этот вопрос на будущее.
   Теперь следующий вопрос - гиалиец решил рассматривать всё происходившее и происходящее в том порядке, в каком всё случалось - многотысячное вторжение укулов в Динагон позапрошлым летом. Вроде бы всё ясно - укулы издавна зарятся на богатства Трёх Княжеств, а тут нашёлся умелый и храбрый вождь, побратим Динзана Эркюльзе, собравший всех желающих пограбить богатого южного соседа под свою руку. И дикари действительно взяли хорошую добычу и, многие ушли с ней обратно. Но сам Эркюльзе зачем-то гонит тех воинов, что подчинялись непосредственно ему, всё дальше и дальше на юг Динагона, оставляя другим богатые восточные данды. Да и на равнине Арнарула, где можно было взять хорошую добычу, не задерживается, а гонит своих удальцов всё дальше, пока те не сталкиваются на границе Равнины и Холмов с наспех собранным ополчением под началом Динзана. И в кровавой сече, благодаря проснувшейся силе гиалийца, укулы наголову разбиты, а Эркюльзе, сходясь в последней схватке с Динзаном, узнаёт побратима, но, тем не менее, предпочитает умереть, чем получить жизнь и свободу из рук "покровителя мерзких колдунов".
   Допустим, он кричал так, видя, каким образом было разбито его войско. Но, во-первых - находившемуся в центре Эркюльзе было не известны обстоятельства разгрома левого крыла - уцелевшим воинам с левого крыла укульского войска в горячке боя было не до пересказов своему вождю подробностей случившегося. А во-вторых - Лурхяльзе в разговоре с Динзаном (жаль, он, Лумар, тогда не присутствовал при той беседе вождя Холмов с кавасабами) упомянул о ряде странностей, замеченных за Эркюльзе с той поры, как он вернулся после долгой отлучки. На пример - как он превратился из заядлого выпивохи и ужасного бабника в мудрого и хитрого вождя. И произошло это превращение где-то на границе Верхних каважей и ледников. Что там с ним произошло - Эркюльзе, любитель прихвастнуть, не говорил никому.
   Далее. Непонятная возня в Шончаре и Арвеле после позапрошлогоднего Осеннёго Приёма. Можно, конечно, списать на желание кое-кого избавиться от противника, могущего представить опасность в будущем. Но, во-первых - неизвестных, стоящих за бандами наёмников, карауливших на обратном пути Лумардина, Динзана и их спутников, все описывали как благородных, явно аганского происхождения, и явно - не провинциалов.
   Кому из столичной знати понадобилось в то время убирать пользующегося популярностью среди варваров выходца из юго-восточного захолустья - не понятно. Если бы это исходило со стороны Хадчи Пёсьего Хрена или его столичных друзей да сородичей - дело было бы ясное. Но в том то и загадка, что укулами или иными бидлонтитами и близко не пахло.
   А вот гиалиец мог бы с лёгкостью выдать себя за нарангондца аганского происхождения. На гиалийский след указывает и непонятная для самих наёмников осведомлённость заказчиков о движении по дорогам Арвела и Шончара - имеющий хотя бы толику Силы легко может проследить за любыми передвижениями в любом месте.
   Идём дальше - весенне-летняя военная кампания с Дзангом. Здесь никаких вопросов не возникало - дзангийцы мастера плести интриги, обходясь безо всякого колдовства и чародейства. И они вполне могли руками своих приспешников устроить набег барэлдских пиратов на побережье Империи, чтобы был повод к войне. О том, что серьёзного сопротивления нигде в Нарангонде не ожидается, легко можно догадаться - где мор, где только что окончившаяся междоусобица, где недавнее вторжение варваров. Но проявление Силы, с которым он столкнулся, пытаясь проследить местонахождение дзангийской армии. Ну, это, допустим, можно приписать стражам Гиалы, противящимся опасным играм у самых границ Колдовского Леса. А может быть, кто-то в Лесу внимательно следил за перемещениями полчищ трупоедов, вмешавшись, дабы не допустить победы соплеменника-отступника.
   Наконец - Большая Резня. Конечно, перебить родственников и всех иных претендентов на трон Великого Князя Ванаральд мог додуматься и сам, благо в истории и Нарангонда, и других стран примеров хоть отбавляй. Но где отцеубийца взял деньги на такое число наёмников, что хватило для расправы и с княжескими войсками, и со съехавшейся в столицу знатью, и с челядью гостей. Да и мысль о привлечении на свою сторону столичного простонародья вряд ли пришла бы в голову сына адрина без посторонней помощи - ибо благородные Динагона испокон веков рассматривали мужичьё исключительно как источник поступления доходов. Бунт со стороны смердов или горожан грозил только в случае, если с них длительное время снимать по три шкуры. Чего сами князья не делали, а самовластных правителей, так поступающих, вовремя одёргивали - для их же блага. В своём союзе с простонародьем Ванаральд Отцеубийца был первым, хотя и не последним. Пример слишком уж заманчив - натравить городскую верхушку и стоящих за нею мещан на зарвавшимся дринам и дардингам. И наоборот - благородных господ обнаглевшей черни.
   Жаль, что тогда, в дни Резни, ему не пришло в голову поискать признаки проявления Силы в городе. Хотя, конечно, в то время было не до этого - необходимо было спасаться самому и спасать ребёнка, от судьбы которого зависит будущее Севера.
  
   Э-баган продолжал вглядываться в ночное небо, стоя на башне эбхахумского маяка. Но всё же - откуда дует недобрый ветер, почти физически ощущавшийся гиалийцем. Неужели всё-таки бывшие соплеменники? Нет. Гиала на безмолвный вопрос отвечала молчанием. Никакого ответа. Хотя его попытки проникнуть сквозь незримое покрывало, защищающее Колдовской Лес от чужого магического взора - будь то отщепенец-гиалиец, вроде его, Далага, или какой-нибудь самородок-трупоед, должны были заметить. Словно не значит вся деятельность Далага-э-багана для Гиалы ничего. Может быть другие оплоты Прежних?
   Тангала - восточное отражение Гиалы, лежащее в лесах на противоположном конце материка, молчала. Не то э-баган не в силах был дотянуться до тех мест, не то для тамошних Видящих он значил не более чем для мудрецов Гиалы.
   Данит-Гиал? Лумардин напряг всю свою волю, сконцентрировав всю Силу в тоненький лучик, направленный сквозь предрассветную хмарь на север, к далёкому Студёному морю, где гордо стоит северный оплот Сияющих Данит-Гиал - единственное место, где они не закрываются от людей, а наоборот, открыто показывают свою силу, отпугивая назойливых трупоедов.
   Неожиданно на призыв э-багана кто-то откликнулся. Кто-то, пытающийся отвести ему глаза. Несколько секунд неведомый противник боролся с гиалийцем, прежде чем понял, что тот столкнулся с ним потому, что он сам себя обнаружил. Связь мгновенно прервалась. Понял гиалиец только то, что место, где находился неизвестный, расположено гораздо ближе, чем Данит-Гиал. Скорее всего, в Тайге или на южной окраине тундры.
   Э-баган начал поиски снова. Его внутренний взор, скользнув по лугам Явчаны и Бродяжьей Реки, переместился на укульские леса с утопающими в глубоких снегах деревнями, лежащими по берегам небольших лесных речушек. Взгляд гиалийца скользил всё дальше - вот уже пошли безлюдные дебри меж восточным краем каважей и рекой Кхуэ. Ничего, кроме лесных оленей, тощих по ранней весне волков да проснувшихся раньше времени медведей.
   Чуть к западу тянутся перемежающиеся небольшими берёзовыми рощами просторы каважей, открытые солнцу, ветру и дождю - родина укульских племён, откуда они на протяжении тысячелетий спускались в сумрачные леса. Гиалиец скользил по безлесным макушкам каважей и лесистым низинам всё дальше на север, где ввысь вздымались Ледяные горы.
   Они обнаружили себя как раз на границе лугов и безжизненных скал. Там, где несчастный побратим Динзана встретил нечто, изменившее его судьбу. Лумардин скрестил свою волю с той, что пыталась противостоять ему. Противник оказался не из слабых - никто из самостоятельно овладевших Силой трупоедов так сопротивляться не смог. Ещё труднее было найти в одном месте сразу пятерых трупоедов, владеющих Силой - именно столько врагов противостояло сейчас гиалийцу. Наверное, даже самые могучие из Мудрых Гиалы оказались бы в затруднительном положении. Что уж говорить о не проявлявшем особых дарований обычном гиалийце, волей судьбы заброшенном к трупоедам. Впрочем, э-баган совершил самое необходимое - узнал местоположение тех, кто направлял на него и его друзей всякие напасти.
   Каважи, вернее горы над ними. Когда-то, совсем недавно, побывав там, среди вечных снегов, друг Динзана Эркюльзе резко пошёл в гору. А потом повёл кавасабов на юг, для уничтожения гнезда "нечестивых колдунов", вероятнее всего, по совету или приказу "колдунов честивых". Интересно, кого имели в виду его соплеменники, обосновавшиеся в скалах над каважами - его, Далага, или Слепую. А может обоих вместе.
   Но откуда они могли знать о нём, ещё не пробудившемся? Хотя первое проявление Силы произошло задолго до похода Эркюльзе, тогда, когда ломался лёд пол кхунвулами. А узнать об этом гиалийцы могли от Седого, когда Люди Гремящих Ключей попали в Колдовской Лес. И даже простой страж-эларифа мог связать светлые волосы и высокий рост подобранного дикарями человека с чудодейственным истреблением двух тысяч вражеских воинов. Да и потом многие из преодолевших под рукой Кунволо путь от северного края тайги до Бродяжьей реки вспоминали тот случай, правда, не связывая его по-первости с ним, Белым. Теперь другое дело. То, многолетней давности, уничтожение нескольких тысяч кхунвулов все, видевшие его, связывают с э-баганом. И гордятся, что видели это своими глазами.
   От кого бы ни узнали о найдёныше-недоумке гиалийцы, они могли заинтересоваться его дальнейшей судьбой. И обнаружили, что он, не смотря на то, что память к нему не вернулась, жив, здоров, имеет семью и детей. Дети - может всё дело в них? Нет - решил э-баган - гадать можно до бесконечности. Лучше отправиться в путь, к границе снегов и каважей и там найти ответы на все вопросы.
  
   До утра э-баган сидел в Гостевом Зале, стараясь ни о чём не думать, просто глядя в пламя очага, изредка подбрасывая в огонь сучковатые поленья.
   Утром он улыбнулся вышедшей в Гостевой Зал Ваише, обнаружившей при пробуждении, что место мужа рядом с ней - пустое.
   -Как спалось, любимая? - спросил жену э-баган.
   -Опять не спал всю ночь? - вместо ответа сказала Ваиша.
   -Да, дорогая - ответил Белый, улыбаясь своею грустной улыбкой. Сердце жена сразу куда-то оборвалось - ночное бдение вкупе с этой грустной улыбкой означали только одно - опять её Белый, или по местному Лумар, собирается в дорогу. Опять придётся ждать, мучаясь: что с ним, где он.
   Два года назад, когда Белый-Лумар, выкормленный и введённый заново в этот мир ею, Ваишей, вдруг из обыкновенного человека, пусть хорошего бойца и уважаемого в племени за мудрость и справедливость, превратился в великого вождя и колдуна, к которому стекались почитатели со всего Севера, ей вдруг стало страшно. А вдруг Белый-Лумар бросит её, простую бабу, ради дочери какого-нибудь вождя или дрина. Но ничего не изменилось - Белый, став великим вождём, относился к ней и детям по-прежнему нежно, даже ещё нежнее. Только времени на них у него оставалось всё меньше и меньше.
   И что с того, что теперь она живёт не в простой избе, топящейся по-чёрному, а настоящем дворце, пусть и небольшом. И что с того, что теперь она владелица немалого хозяйства: не один десяток слуг в её подчинении. Лумар, её Белый, не принадлежит больше только её одной. Правда, когда у него оставалось время для неё, зря они его не теряли - мало четверых детей, так живот вновь округлился, обещая к Началу Осени очередного наследника. Муж утверждает, что снова будет девочка.
   -Не думай о плохом, моя золотая - сказал гиалиец, уловив печаль жены - Мне опять нужно в дорогу. Надеюсь, что в этот раз успею вернуться до рождения дочери, и дать ей имя.
   -Надолго ты уезжаешь? - спросила Ваиша.
   -Не знаю, мой путь лежит далеко за пределы Восточного Княжества. Думаю, дней сорок займёт дорога в один конец. Так что, к Середине Лета буду дома.
   -Это опасно?
   -Не более чем всегда - небрежно ответил гиалиец - В дороге всегда есть опасности, обычно, подстерегающие путешественников. А что будет, когда доберёмся до места, на это воля богов, хоть я и не верю им.
  
   Позавтракав лепёшками с мёдом, гиалиец удалился из дворца, направившись к дому Слепой Колдуньи. Ваиша, воспользовавшись его отсутствием, велела подать себе и детям варёной рыбы, приготовленной в тайне от мужа, с трудом терпевшего поедание трупов гостями, но не переносившего подобного в узком семейном кругу. Мальчики с удовольствием набросились на редкое в последние несколько месяцев, с тех пор, как отец вернулся домой, блюдо.
   Гиалиец же в это время пил терпкий отвар из лесных трав в доме Слепой Колдуньи. "Нам предстоит долгая дорога" - начал он без всяких околословий, едва он и Вальми сели за стол.
   -Я поняла это, едва ты постучал в мою дверь - ответила Слепая, отхлёбывая горячий отвар из глиняной кружки - Ты узнал, откуда исходят все наши горести и несчастья - утверждающе сказала она.
   -Да - подтвердил Лумардин.
   -Твои соплеменники?
   -Думаю, да. Но точно станет ясно на месте.
   -Сколько их?
   -Немного. Я обнаружил всего пятерых. Думаю, что это - все. Они всеми силами пытались не дать мне узнать, где они обосновались. Но не сумели. Причём мне кажется, что остальные не с ними. Все оплоты гиалийцев на материке закрыты для меня, но в их молчании я не почуял угрозы или злобы. Просто равнодушие.
   -Где они обосновались?
   -На границе каважей и Ледяных гор.
   -А Заморская Земля? - спросила Слепая.
   -Что Заморская Земля? - не понял гиалиец.
   -Что думают твои соплеменники, живущие там?
   -Не знаю, я не пытался проникнуть туда. Если даже Оплоты на материке закрыты для меня, то, что уж говорить о Вахаяне. Не думаю, что эти оттуда. Скорее они из Гиалы или Данит-Гиала. В любом случае, скоро всё выяснится.
   -Когда выезжаем?
   -Я иду один - ответил гиалиец - А отправляюсь в путь завтра же. Динагон после нашей победы и гибели Отцеубийцы я проеду беспрепятственно, хотя там зреют семена новых раздоров и ненависти. В землях чадзы тоже ничего не сможет меня задержать. Укулы в мире с Восточным Княжеством, вдобавок ко всему, они не должны были ещё забыть, кто увёл грозящих их восточным рубежам северян. На каважах - посмотрим. Правда, пример динзанова побратима Эркюльзе показывает, что надеяться, на кого бы то ни было, там не следует.
  
   Утром следующего дня из северных ворот Эбхахума выехал одинокий всадник. Э-баган покидал свои владения, ни кем не провожаемый.
   Город оставался на совете вождей. В составе оного были вожди кланов, нфол и иных объединений, что обосновались на землях подвластных э-багану. Лумардин был, как всегда скуп на слова. На вечернем совете он сказал, что вынужден уехать месяца на три, в его отсутствие править будет совет из набольших. О том, куда уезжает и зачем, гиалиец не обмолвился ни слова. Слепая, единственная посвящённая в тайну, хранила молчание, словно происходящее её не касалось. Недоумённые вожди и старейшины разошлись, немного обиженные недоверием э-багана.
  
   Три дня по подтаявшему снегу дороги, и путник проезжает мимо Дагодасовой Поляны. Ещё спустя два дня за спиной остаётся Ёдзвяльд, где сейчас хозяйничает верный Гярваза.
   В двух часах езды от столицы Равнинного Арнарула гиалиец нагнал повозку, гружёную скарбом. На верху сидят, укутавшись в шубу, двое детишек. Родители идут рядом. Лумардин разговорился с отцом семейства. Тот не признаёт в благородном попутчике э-багана. Оказалось, что ральд из Центрального дарда покидает Арнарул, направляясь к дальней родне в Арвел. Причина - новый правитель Арнарула до сих пор не удосужился принять присягу на верность от дворянства Равнины, предпочитая ставить на все посты в данде каких-то дикарей и воргов. Чего ж ещё ждать от такого правителя. Ральдии не жалко - родственники пообещали похлопотать перед Моэром Арвельским о выделении шатанда.
   Гиалиец не стал в своё время принимать вассальные клятвы от арнарульского дворянства, как это сделал Андадас Улхамский с живущими в улхамской части Чальгава ральдами и шатами, бывшими по-прежнему вассалами дринов Арнарула, не смотря на проживание их в пределах Улхама. Лумардин даже не препятствовал отъезду дворян в Арвел, Лонанд и Улхам, справедливо полагая, что в случае новой войны с адрином от них нельзя ожидать ничего, кроме удара спину. Но вид покидающих насиженное место людей вызывал у него острое чувство жалости.
   -Возвращались бы лучше обратно домой - посоветовал ему гиалиец - Разве э-баган в чём бы то ни было притесняет вас?
   -Нет - пожал плечами дворянин.
   -Так и сидел бы в своём имении. Ещё не известно, что ожидает вас в Арвеле.
   -Иди своей дорогой - мрачно ответил ральд.
   -Тогда прощайте - сказал гиалиец и пришпорил коня.
  
   Весна безоговорочно вступала в свои права. Таяли прямо на глазах нанесённые за зиму сугробы, наполняя влагой тихие ручьи, на короткое время превращая их в бурные потоки, сметающие всё на своём пути. На болотах и у берегов озёр и рек вились тучи комаров. В придорожных лесах ревели медведи, справляя свои свадьбы. Вся остальная живность, не проявляя никакого почтения к мохнатому хозяину тайги, занималась своими делами - кто, подобно медведю, играл в брачные игры, кто спешил нагулять жир на свежей траве, кто - отъесться за счёт ослабевшей от зимней бескормицы добычи.
   Под рёв медведей одинокий путник из Арнарула пробирался лесными дорогами Лонанда и Арвела к Восточному торговому тракту. Местные смерды, провожали незнакомого дворянина мрачными взглядами - ненависть к благородным накапливалась в мужиках давно и сейчас готова была прорваться при любом удобном поводе. Но едущий без свиты господин не совершал ничего, что могло бы разозлить смердов.
   Пять дней по раскисшим лесным просёлкам - и конь э-багана выехал на тракт. Высокоподнятое полотно дороги успело уже подсохнуть. Однако местами дорога была подмыта, иной раз пришедшие в негодность участки тянулись на сотни локтей. "При Валдадине за дорогой следили" - подумал гиалиец, когда, спешившись, переводил жеребца через очередную дорожную вымоину - "Ладно тем, кто едет верхом, без возов. А каково купцам будет. Правители Лонанда, Фурелена и Шончара не станут собирать дорожный сбор. А станут - так положат себе в карман. От торговли по Восточному тракту они не зависят. Вандарконнотские мужики ещё наплачутся, вспоминая старого князя".
   Движение по тракту было не намного быстрее, чем по лесным тропам и дорогам. Скользил по сырой глине склонов конь, месил вязкую жижу наравне с ним его седок.
   Дважды гиалийца останавливали порубежники, с вопросами: кто такой и куда едет. Отвечал он, что бедный шат из Арнарула, покинувший дом, не желая служить колдуну, а направляется в Хаур к родственникам по матери. Лумардин даже называл имя Ардага из Заводей. Порубежникам имя безвестного хаурского ральда ничего не говорило, но ответ от этого звучал убедительнее. И гиалийца пропускали дальше.
  
   Когда он добрался до последнего динагонского селения на Восточном тракте, дороги уже совсем подсохли. Стояли первые числа Конца Весны. Лесная страна во всю зеленела и цвела: дурманяще пахло черёмухой, белым кипением цветущей вдоль брегов рек и по лесным опушкам.
   На границе Рудухала вышла заминка - на Рудхароте, притоке Явчаны, что отделял Восточное Княжество от чадзы, было половодье. Летом и осенью эта речушка была воробью по колено, нисколько не защищая от укульских набегов, но весной, напоённая снеговой водой с юго-восточных отрогов Хаурского кряжа, превращалась в непреодолимую преграду. Короткий период таяния снегов, обрекающий торговцев на вынужденное бездействие и оборачивающийся убытками, для порубежников был единственным временем в году, когда можно было не бояться нападений каншамов и тхирамов, обитающих на той стороне Рудхарота.
   Ждать в захолустье невесть, сколько э-баган себе позволить не мог. Прождав два дня в деревне, гиалиец узнал от сотника порубежников, что вода будет прибывать ещё дней десять, а потом до первых чисел лета стоять, пока не растает снег на Хаурском кряже, гиалиец решил переправляться немедленно. Порубежники, пожав плечами, препятствовать безумцу не стали, решив, что тот сам будет виноват, если утонет в вешних водах.
   Поглазеть, как будет тонуть чужак, собралась половина Малой Руды. К всеобщему разочарованию, он не утонул. Мужики расходились, судача, что сумасшедшим всегда везёт.
  
   А гиалиец ехал уже по Сторожевому лесу. Лес этот, весь испоганенный и изгаженный за долгие годы непрерывных войн между укулами и Динагоном, простирался на долгие десятки харилей. Тянулись чёрные языки гарей, оставшиеся не то после не затушенных до конца костров, не то специально выжженных нарангондцами; змеились, длиной в десятки харилей, завалы деревьев - высокие и неряшливые, - наваленные укулами, дабы преградить путь в глубь земель чадзы страшной порубежной коннице Восточного Княжества, не щадящей ни старого, ни малого. Э-баган вздохнул с облегчением, когда искорёженный многолетней непрерывной войной лес остался позади и, потянулись обжитые места с селениями по берегам рек и озёр, полями и выпасами вокруг деревень.
   Среди укулов он раскрыл своё инкогнито. Помня, кто минувшей осенью увёл прочь от границ чадзы бьющих заколдованными стрелами чужаков, встречали э-багана повсюду радушно, насколько позволяла голодная весенняя пора, усугубленная прошлогодними неприятностями с пришельцами с севера, не давшими сделать часть обычных припасов.
   Речными лугами проехал он эргиргскую и каншамскую земли, добравшись до места, где Явчана, текущая до этого на юго-восток, делала петлю и начинала течь на север. Совсем недалеко, на склонах Хаурского кряжа (в этой его части именуемого Тхирамским), лежали её истоки.
   Северным краем земель тхирамского племенного союза Лумардин повернул на запад, к каважам, изредка заезжая в лесные деревни, узнать - правильно ли он едет и, если повезёт, найти проводника. Вожди и старейшины, признав э-багана, дружно зазывали к себе в гости. Гиалиец приглашения принимал, но задерживаться надолго нигде не задерживался.
   В одной такой деревеньке сын хозяина дома сказал: "Э-баган, возьми меня с собой"
   -Мой путь может окончиться весьма плачевно, Кямза - ответил гиалиец, глядя в тёмные глаза подростка-тхирама.
   -Тогда тем более, рядом с тобой должен быть кто-то, кто донесёт до людей твою судьбу - сказал парнишка - А я, может быть, сумею не просто рассказать, но и сложить песню.
   -Значит, ты певец? - гиалиец улыбнулся.
   -Да - ответил Кямза - Не веришь, я могу сыграть.
   И он вытащил из-под лавки ардагас, увидев который, Лумардин вздрогнул - это был инструмент Дагела.
   Юноша заметил замешательство гостя. "Что-нибудь не так?" - спросил он.
   -Нет, всё в порядке - успокоил его э-баган - Просто твой ардагас как две капли воды похож на тот, что принадлежал одному моему другу, который погиб в Большой Резне.
   -Его подарил мне брат, сын отцовой сестры, который зимой вернулся из Динагона.
   -Где твой брат сейчас? - спросил гиалиец.
   -Медведь задрал третьего дня.
   Лумардин вздохнул: теперь уже не важно, как попал в эту глухую тхирамскую деревню ардагас покойного Дагела - причастен ли кузен Кямзы к гибели дзангийца и взял инструмент как законную добычу, или он попал к укулу каким иным путём.
   -Этот ардагас принадлежал моему другу. Наверно это знак судьбы, что он оказался в твоих руках - сказал э-баган - Потому я готов взять тебя в спутники. Только хорошенько подумай, Кямза, я сам не знаю, какие опасности могут ожидать нас в конце пути.
   -Чего тут думать - мигом ответил юноша - Я стану посмешищем для всей деревни, если узнают, что у меня была возможность идти с э-баганом, а я не воспользовался ею.
   -Ну, тогда другое дело - улыбнулся гиалиец - Завтра на рассвете и выйдем.
  
   "Всё. Последняя ночёвка в лесу" - сказал Кямза - "Сегодня переночуем в лесу, а завтра по этой тропе доберёмся до Нижних каважей. Там то уж не заблудимся".
  
   Утром, наскоро перекусив, гиалиец со своим спутником поехали дальше по лесной тропе. Через пару часов они выехали на открытое пространство. Кямза с непривычки попятился назад, под защиту деревьев - в диковину была эта бескрайность, теряющаяся в туманной дали. Привыкшему к лесам и ограниченным перелесками полям или лугам, спутнику э-багана было неуютно в этих просторах. "Тронули" - приказал Лумардин, понукая коня. Юный тхирам поехал за ним.
   Очень скоро последние островки леса и кустарник остались далеко позади. Припекало солнце. Путники скинули куртки, оставшись в лёгких рубахах.
   -Ну и жара - пробормотал Кямза.
   -Погоди, ночью намёрзнешься - ответил гиалиец.
   -До чего безлюдная страна - добавил э-баган после непродолжительного молчания - Просто не верится, что отсюда два года назад пришло такое огромное полчище.
   -Сейчас у кавасабов идёт перекочёвка стад от деревень, что лежат у границы лесов, наверх, как всегда происходит весной - пояснил Кямза - Осенью пастухи погонят овец и коров назад, к селениям. Тогда здесь не протолкнуться.
   Вечер застиг их на вершине каважа. Позади темнели, заливаемые сумерками, леса, из которых они выбрались сегодня утром. Справа и слева в тёмных низинах, отделяющих их каваж от соседних, горели огни кавасабских деревень. Впереди серела всхолмленная степь.
   -Намёрзнемся тут - тоскливо протянул юноша.
   -Тогда давай собирать топливо на ночёвку - предложил гиалиец.
   -Здесь нечего собирать кроме конского дерьма - ответил Кямза - Кавасабы им всё время топят костры.
   -Дерьмо, так дерьмо. Раз кавасабы им пользуются, то и нам не зазорно - усмехнулся Лумар.
   И они принялись собирать засохшие конские котяхи, стаскивая их к неряшливо сложенной из громадных камней пастушеской времянке. Вскоре над прохудившейся кровлей поднялся столб белого дыма.
   Утром трава была покрыта инеем. Зябко ёжась, Кямза седлал лошадей. Сегодня предстояла дорога вниз, к прячущимся в лесах деревням.
   На Нижних и Средних каважах люди живут в лесистых низинах между холмами. Ближние к тайге каважи для их обитателей то же, что для лесных племён Сторожевой лес - вспоминал гиалиец рассказы Динзана - Там никто не живёт. Летом на "внутренних", обращённых в вглубь страны склонах "сторожевых каважей" пасут скот, потребный для повседневных нужд, да бродят охотники. В случае вражеского вторжения они дадут знать. А зимой сюда перегоняют стада с верху. Тогда обычно далеко от деревень скот не выгоняют, подкармливают сеном, что косят летом на лесных полянах. Все сидят по домам, кроме пастухов. Впрочем, и летом враги редко вторгаются на каважи. А зимой - тем более. Сомнительно, что чужаки, которые могут прийти со стороны тайги, преодолеют "сторожевые каважи". Ибо ветры дуют здесь зимой лютые. Если будет холодно, то вражеские воины замёрзнут на голой земле, если будет тепло, а тепло зимой бывает только в снегопад, то они перемёрзнут, выбившись из сил, в тщетных попытках пробиться через глубокий снег. Да и вообще - какой дурак из лесных укулов пойдёт в набег на каважи. Чего здесь брать, кроме овечьих шкур и сыра. А вот стрелу в горло можно легко получить.
   На нижних каважах люди живут в деревнях - звучал в голове гиалийца голос Динзана - А выше, там, где леса превращаются в жалкие рощи корявых деревец в ложбинах, кавасабы кочуют круглый год. Летом по склонам каважей, а зимой спускаются в низины, спасаясь от зимних ветров.
   Э-баган очнулся от воспоминаний... Словно вечность назад было всё это - разговоры с Динзаном у походного ли костра, в Гостевом зале Эбхахума или Дагодасовой Поляны.
  
   А каважи всё тянулись и тянулись - однообразные и в то же время непохожие один на другой. Тянулись дни, Ледяные горы медленно приближались с каждой ночёвкой: у разожжённого Кямзой или гиалийцем костра либо у пастушеских костров. Кавасабы с интересом разглядывали чужаков, забравшихся далеко от своей земли. Для набега двоих явно недостаточно. А чего надобно этим двоим - не понятно. Но раз появились чужаки на каважах, закон гостеприимства велит принять их как гостей. И потому, когда э-баган со своим спутником присаживались к пастушеским кострам, кавасабы делились сыром, мясом и подкисшим молоком. Гиалиец предлагал в ответ немного ржаного хлеба, который пастухи с благодарностью принимали - хлеб для жителей каважей был редким блюдом, куда более редким, чем мясо или сыр.
  
   Дело было на десятый день пути по каважам. У очередного костра после ужина завязался неспешный в таких случаях разговор. Кто такие, куда путь держат. Гиалиец осторожно поинтересовался про светловолосых пришельцев, что обосновались у подножья Ледяных гор. Кавасабы сразу помрачнели.
   -А вам то, они за каким делом понадобились? - угрюмо спросил старый пастух, с лысым черепом, посреди которого проходил давний шрам - видно в молодости довелось изведать канши укула-лесовика.
   -Надо увидеться - уклончиво ответил Лумардин.
   -Если надо, так езжайте прямо, пока в горы не упрётесь. А там спросите у местных.
   -Слушай, беловолосый - вмешался в разговор пожилой кавасаб - Я тебя нигде раньше видеть не мог?
   -Может быть - ответил гиалиец.
   -Постой, постой - настаивал кавасаб - Я ходил с Эркюльзе два года назад на Динагон. Я хоть и с Нижних каважей, но мы побратимы с Лурхяльзе из рода Росомахи, что кочует на Верхних каважах. И когда Врарх освободил воинов из рода Росомахи, Лурхяльзе сказал, что я тоже из его клана. И среди нарангондцев я видел и тебя.
   -Да - ответил Лумардин - Я бился в войске Врарха, и принёс нам победу.
   -Так ты тот самый колдун, которого лесовики называют э-баганом? - кавасабы непроизвольно попятились прочь от костра.
   -Да - подтвердил гиалиец.
   -Значит, решил померяться силами с э-баганом Ледяных гор. Правильно. Старики говорят - двух э-баганов быть не может. Смотрите, чтобы каважи на куски не разнесли.
   -Как получится - мрачно пошутил гиалиец
  
   Распрощавшись с пастухами, гиалиец со своим спутником поехал дальше.
   -Значит, здесь объявился свой э-баган - подал голос Кямза - А у нас в лесах про это ничего не слышно.
   -Ничего удивительного - ответил гиалиец - Много ли народу ходило туда сюда после гибели Эркюльзе и распада созданного им военного союза? А тут ещё вторжение из Холодных степей.
   -Э-баган, не хочется мне что-то ночевать в кавасабских деревнях.
   -Мне тоже согласился э-баган - Лучше в лесу заночуем. Они моих соплеменников, один из которых объявил себя э-баганом, боятся. Кто знает, не перевесит ли этот страх древнего закона гостеприимства.
   Деревню, выглядывающую из леса соломенной кровлей домов, оставили по левую руку и, проехав до ночи десятка полтора харилей вдоль опушки, свернули под сень деревьев. Выбрав небольшую поляну, остановились на ночлег. "Кямза, собирай сушняк!" - распорядился гиалиец - "Не вздумай даже веточки сломать. Кавасабы лес берегут как зеницу ока. А ныне вполне могут воспользоваться порубкой, чтобы расправиться с нами, из страха перед колдунами с Ледяных гор".
   Утром двое выехали из леса и продолжили путь, вновь углубившись в открытую степь.
  
   Ледяные горы высились как будто совсем близко - высокие, ослепительно белые в лучах заходящего солнца. "Дней пять ещё ехать" - сказал кавасабский охотник, перехватив взгляд э-багана, устремлённый в сторону гор.
   -А кажется, совсем рядом - сказал Кямза.
   -В горах расстояния скрадываются - пояснил Лумардин - Да, Уйяльзе?
   -Ага - подтвердил кавасаб
   Они стояли на вершине очередного - не упомнить, уж и какого по счёту - каважа. Северный склон, был ещё покрыт снегом - за десять дней пути по этой однообразной стране нарангондцы обогнали весну, наступавшую здесь, на Верхних каважах, тогда, когда в укульских лесах уже вступало в права лето. Теперь под копытами коней лежала стылая земля с ломкой прошлогодней травой. Ночами стоял лютый мороз. Неуютно было и днём, причём как-то не по-хорошему, непривычно - солнце жгло немилосердно, а попробуй, скинь теплый овчинный тулуп - вмиг охолодит ледяной рукой западный ветер. Хорошо ещё, что сегодня с обеда ветер стих.
   Впрочем, попутчику, приставшему к ним сегодня утром, даже это затишье не нравилось.
   -Плохо - кавасаб задумался и добавил, вглядываясь в далёкие горы - Слышите, как тихо вокруг. Такое бывает перед сменой ветра. Все эти дни тянуло с запада. А сейчас, не ровен час, подует с гор. Тогда точно, снег пойдёт. Если вам дорога жизнь, давайте собирать навоз. Больше здесь топить нечем.
   Вняв предупреждению добровольного проводника, гиалиец и тхирам принялись собирать конские яблоки. За эти десять дней, когда ночевать приходилось то в жалких рощицах, то в открытой степи, они успели привыкнуть к "кавасабским дровам" и брали в руки их без прежней брезгливости.
   Прежде чем ночь упала непроницаемым покрывалом на безлюдную и пустынную страну, они успели накидать внутрь каменных стен, лишённых кровли, изрядную кучу.
   -Куда кровлю дели, на дрова что ли пустили? - проворчал Кямза.
   -Здесь дерево редкость - сказал кавасаб - Пастухи, переезжая на новое место, забирают жерди с собой.
   -А нам крыша сегодняшней ночью нужна - гиалиец посмотрел на звёздное небо.
   -Верёвки у вас есть? - спросил Уйяльзе.
   -А это идея - гиалиец посмотрел на него.
   Худо-бедно, натянув веревки, на них растянули всё, что могли - запасные плащи и куртки, несколько шкур добытых охотником-кавасабом горных баранов. Соорудили что-то вроде палатки.
   -Лошадей загоняйте - посоветовал кавасаб - На открытом месте они к утру в ледышки превратятся.
   -Не стоят ли за грядущим снегопадом твои враги, которых ты ищешь? - спросил Кямза.
   -Ты слишком высокого мнения о моих соплеменниках, мой юный друг - усмехнулся гиалиец - Повелевать ветром они, насколько я знаю, ещё не научились. Вызвать дождь чуть раньше или чуть позже, чтобы он пролился из туч, что гонит ветер от Нарангондского залива к Драконовым горам, в нужном месте - это владеющие Силой умеют. Этим нередко пользуются, чтобы леса и сады Гиалы получали ровно столько влаги, сколько необходимо. В засушливые годы дожди проливаются над Лесом, а в дождливые - идут на пустошах или Лонгаворгском берегу или у границ Леса, питая болота, преграждающие путь в глубь Скрытого Края - кавасаб и тхирам внимательно слушали э-багана.
   Когда из-за горизонта выплыли девять звёзд Колесницы, а на западе угас последний луч света, с Ледяных гор потянуло холодным пронзительным ветром, который быстро крепчал. Вскоре ветер превратился в настоящую бурю, сопровождаемую обильным снегопадом.
   Если бы путники не были под защитой каменных стен, то им пришлось бы туго: ярость Хозяина Пурги не знала границ. Гиалийцу пришло на ум, что по укульским поверьям Хозяин Пурги - Шанги-Додо - обитает как раз на вершинах Ледяных гор. Сегодня в это как-то само собой верилось.
  
   Выбравшись утром из своего убежища, Кямза присвистнул: всё было покрыто толстым слоем снега, слепящего на солнце глаза.
   "Хорошо, что сейчас весна" - сказал кавасаб - "Зимой лучше уж морозы, чем снег. Скот тогда без корма останется. Нынешний снегопад особой опасности не представляет. Через день снег сойдёт. Другое дело - зимой, когда он будет держаться несколько месяцев. Хвала Хозяину Пурги, такое случается редко, иначе каважи были бы покрыты костями животных и людей".
   Гиалиец молчал, вглядываясь в слепящую даль. Тхирам кормил лошадей. Потом достал вчерашнее мясо, которое съел на пару с кавасабом. Э-баган довольствовался лепёшкой с талой водой. Поев, вновь двинулись в путь. Из-за снега пришлось спешиться, ведя лошадей под узды.
   К вечеру, сильно устав и с ног до головы вымокнув, они проделали не больше трети пути с вершины каважа к чернеющей в низу роще. Шатаясь от усталости, уже в темноте, добрались до ближайшей времянки. Единственное, что радовало Кямзу - снег мешал не только им, но и дичи. В пути удалось подстрелить упитанного горного барана, с трудом пробиравшегося по рыхлому снегу.
  
   Утром, с первыми проблесками зари на востоке, поехали дальше. Снег успел за прошедший день подтаять, а ночью подмёрзнуть, так что теперь наст резал ноги лошадям. "Обматывайте копыта кусками шкур" - сказал Уйяльзе. Гиалиец и Кямза принялись резать шкуры и мотать ремни на конские копыта. Это заняло время до полного рассвета.
   К полудню нещадно припекающее солнце превратило наст в кашу из снега и грязи, хлюпающую под копытами. Продвижение вновь замедлилось. Так и не достигнув подножья каважа, заночевали в открытом поле, бессильно взирая на лежащую в нескольких харилях времянку. Ветер вновь тянул с запада.
   Утром, пока земля не раскисла, поехали как можно скорее, стремясь наверстать упущенное за последнее два дня. Часа через два, наконец, спустились в логовину, и, начался подъём на следующий каваж. Где-то на середине склона кавасаб остановился и спрыгнул с коня. Внимательно вглядываясь в землю, он прошёл с полсотни шагов. Гиалиец и тхирам последовали его примеру и тоже начали разглядывать снег и прошлогоднюю траву.
   -Странно, пешие на каважах - пробормотал кавасаб - Будь дело на нижних каважах, можно было бы счесть, что это рабы. Но на верху рабов не держат.
   -Какая-нибудь семья, потерявшая скот в метель? - предположил гиалиец.
   -Несколько взрослых мужчин и всего одна женщина - выразил сомнение проводник.
   -Трое мужчин - поправил его тхирам - Мужчинам лет тридцать-сорок, женщина может быть чуть старше.
   -Соображаешь, лесовик - одобрительно хмыкнул кавасаб, и добавил - Шли без поклажи. Ни мешков со снедью и орудиями, ни маленьких детей они не несли. Даже если бы это были изгои, у которых за какой-нибудь страшный проступок отобрали всех лошадей, у них всё равно бы осталось оружие и много других вещей.
   -Может быть, они ехали на лошадях, а здесь за чем-то спешились? - спросил гиалиец.
   -Не похоже - мотнул головой кавасаб - След ведёт прямо поперёк нашего пути. Если бы они сошли с лошадей, чтобы отыскать что-нибудь, то здесь всё было бы истоптано. А так, если бы не вчерашний снег, то мы бы едва ли заметили следы.
   -В любом случае, нам до этих пеших путников нет никакого дела. Их путь всего лишь пересёкся с нашим - сказал Кямза.
   Изо всех сил погоняя коней, они ехали вверх по склону. До Ледяных гор оставалось ещё дня три. А гиалийцу хотелось скорее добраться до конечной точки пути. А там - что будет, то будет.
   Кавасабское кочевье заметили издали: тысячи овец и лошадей двигались наперерез отряду э-багана, за ними на волокушах везли пожитки. Сами пастухи и их семьи шли большей частью пешком. Что не помешало им, завидев чужаков, быстро сесть верхом и помчаться на пришельцев. Сотни полторы в одетых на голое тело невыделанных овчинных тулупах всадников на мохнатых низкорослых лошадях мчалось, охватывая тройку полукольцом. От общей массы придерживающих лошадей кавасабов отделилось пятёрка всадников.
   -Ты тот, кого лесовики называют э-баганом? - спросил воин в светлой овчине.
   -Да - ответил гиалиец.
   -Меня зовут Лурхяльзе из рода Росомахи - сказал кавасаб
   -Рад тебя видеть - изобразил улыбку гиалиец - Мой друг Динзан, которого вы называли Врархом, рассказывал о тебе.
   -Я подобного сказать не могу - неприветливо ответил кавасаб - Нас послал э-баган Ледяных гор. Вы желаете его видеть. Он велел указать вам путь, дабы вы не блуждали по предгорьям в поисках смерти.
   -Спасибо - серьёзно поблагодарил гиалиец.
   -Не меня, э-багана благодари - ответил Лурхяльзе.
   -Признаться, хорошо, что вы соглашаетесь ехать без боя - добавил кавасаб - Не хотелось нарушать закон гостеприимство.
   -Кто вас заставляет? - спросил Лумардин.
   -Лучше тебе этого и не знать - вздохнул Эркюльзе и крикнул - Но, поехали.
   Уйяльзе, до этого молчавший, сказал: "Мне в другую сторону. Я, Лурхяльзе, случайно их встретил. Я ведь и не знал, кто это такой".
   -Ладно, проваливай - мрачно ответил вождь Росомах.
   -Но всё-таки, что вас так пугает? - задал вновь тот же вопрос гиалиец кавасабскому вожаку, когда они ехали в окружении бешено скачущих вдоль склона каважа всадников на низкорослых лошадёнках.
   -Кое-кто пытался идти против тех, кто живёт у подножья Горы Ста Мертвецов - ответил Эркюльзе шепотом, переходя на лёгкую рысь - Кто из них сгинул неведомо где, кто лишился рассудка.
   Гиалиец не нашёлся, что ответить. Дальше они ехали молча.
  

Глава третья. Другой э-баган.

   -Дальше пойдёте сами - сказал Лурхяльзе, придерживая коня. Впереди лежало хаотичное нагромождение голых и безжизненных скал, торчащих среди снега и льда. Унылый и нагоняющий тоску вид. Каважи с ночёвками у пахнущих лошадиным навозом костров и заунывными песнями пастухов остались позади. За три дня, прошедших от встречи с Лурхяльзе, э-баган преодолел последнюю часть пути, покрыв сотни харилей, отделявших его от заветной цели.
   -Хорошо - сказал гиалиец - Думаю, много времени я не затрачу. Если к вечеру я не вернусь, можешь считать меня мертвецом. Кямза - обратился он к своему спутнику - Тем, кто устроил логово среди этих скал, нужен я один. Остальных они не тронут. Жди меня до темноты, и если я не вернусь, то утром уезжай обратно. Лурхяльзе - повернулся Лумар к кавасабу - Надеюсь, если меня не будет в живых, этот юноша будет под защитой древнего закона гостеприимства. И ему ничего не будет угрожать до самого нижнего края каважей.
   -Посмотрим - уклончиво ответил кавасабский вождь.
   -Нет, э-баган, я пойду с тобой - сказал Кямза с дрожью в голосе.
   -Хорошо - грустно усмехнулся гиалиец - Пойдём вместе, тебя, вижу, бесполезно отговаривать. Хотя никакого проку от тебя там будет. А вот погибнуть за одно со мной можешь запросто.
   И он двинулся по едва протоптанной тропинке, петляющей между скал. Кямза последовал за э-баганом.
  
   -Мрачное место - сказал Кямза, когда они остановились передохнуть.
   -Мрачнее некуда - кивнул гиалиец.
   -Интересно, здесь когда-нибудь бывает весна? - спросил юный укул, окидывая взглядом торчащие из снега камни, громоздящиеся друг на друга скалы, лишенные всякой растительности.
   Э-баган молчал.
   -До чего же здесь холодно - ёжась, добавил его спутник.
   -Чего стоять, пошли дальше - сказал Лумардин - А то нас ждут. Как бы не осерчали на нас.
   Ещё час ходьбы и тропа привела их к защищённой с трёх сторон от ветра площадке, на противоположном краю которой чернел зев пещеры. У входа стояло пятеро. Все, как и Лумар, высокие и светловолосые.
   -Ты пришёл - удовлетворённо сказал стоящий чуть впереди остальных, одетый в тёмно-зелёный плащ с жёлтой застёжкой, в отличие от четверых других, на которых были простые серые плащи из грубой шерсти кавасабских овец - Ты, позор Гиалы.
   -Мне нечего стыдиться - ответил Лумар, бывший когда-то Далагом - Я делал только то, что должен был делать ради тех, кто доверился мне.
   -Ты, живущий среди трупоедов, муж трупоедки и отец трупоедов - начал обладатель - Ты, запятнавший себя кровью с ног до головы. Даже Даргед Убийца, чьи потомки причинили столько бед нашему народу, невинный ягнёнок перед тобой. Правы были мы, когда решили избавить свет от тебя. Жаль только, что не сумели этого сделать. Ты всё-таки совершил многое из того, что мог. Но одного ты не сделаешь - Гиалу тебе погубить не удастся - предводитель гиалийцев всё более распалялся.
   -А может, вы сами виноваты в том, что натворил за последние годы этот несчастный? - раздался женский голос. Все повернули головы вправо, откуда он звучал. В десятке шагов от пятёрки гиалийцев и э-багана со спутниками стояла женщина, радом с ней - трое мужчин.
   -Ещё колдуны - пронеслось в голове певца-укула.
   -Здравствуй, Отверженный, Исключённый из Перечня Живых соплеменник - сказала женщина, обращаясь к гиалийцу - И, трупоед, здравствуй. А вас - она повернула лицо к пятёрке - Я не приветствую, ибо встреча наша радости у вас не вызовет.
   -Кто ты такая? - растеряно произнёс э-баган каважей - Я не встречал тебя в Перечне Живых.
   -Я и мои спутники пришли из-за моря, из Вахаяна - небрежно ответила назвавшаяся родственницей Динзана - Мы специально пришли, чтобы помешать задуманному вами глупому и жестокому поступку, который вдобавок ко всему может иметь печальные последствия. А в помещении моего имени в Перечень Живых я не нуждаюсь. У меня достаточно сил, чтобы обойтись без посторонней помощи в самых трудных делах. Ты, отверженный - обратилась она к Лумару - Обо мне мог слышать от Вейяхора Ведьмино Отродье. Наши с ним матери родные сёстры. Жаль, бедняга не дожил до сегодняшней нашей встречи. Вот уж кого из трупоедов я была бы рада видеть.
   -Ты - прохрипел севшим от неожиданности голосом главарь пятёрки - Ты защищаешь отступника, который погубит Гиалу.
   -С чего ты взял, что он погубит Лес?
   -Мы знаем это, мы Видящие...
   -Я тоже Видящая - оборвала его женщина - И тоже вижу грядущее. Тому, кого звали Далагом, предстоит прожить ещё не один десяток лет и совершить немало великих дел, которые сильно повлияют на наш мир.
   -Ты такая же отступница, как и он - выплюнул презрительно назвавший себя Видящим - Защищаешь отступника, использующего свою силу на благо трупоедов.
   -Ну и что - пожала плечами родственница Динзана - Наши предки участвовали в войнах людей: и в Бидлонте, когда динзаны воевали со своими восточными сородичами, которых вёл Железный Повелитель, и на заре Морской Империи, когда динзаны островов отражали вторжения южных трупоедов.
   -За это их и прокляли, обрекли на изгнание. И сила их иссякла, а род их угас, растворившись без остатка среди трупоедов - мрачно ответил её противник.
   -Их никто не проклинал - возразила пришедшая из Вахаяна - От них отвернулись соплеменники - да, но, растворившись среди людей, семя отступников дало немало дивных побегов среди племён запада. Но довольно бесполезных споров - она прервала себя - Выбирайте: или пойдёте с нами, или защищайтесь.
   -Ещё чего - презрительно протянул предводитель Видящих. Их было пятеро - против четырёх. Лумардин. Гиалиец-недоучка не мог состязаться с достигшими вершин мастерства Видящими Гиалы. Не с обученными несложным трюкам стражами-эларифами, а с настоящими мастерами чародейства, способными силой мысли обрушить стены самых неприступных твердынь и обратить в прах целые полчища воинов, чьи доблесть и оружие с доспехами бессильны против магии Прежних.
   Безмолвный поединок начался: пятеро против четверых. Битва колдунов стороннему наблюдателю показалась бы неинтересной: никто не превращался в драконов, извергающих пламя или в великанов, никто не метал молний или плевался огнём. Все просто стояли, сверля друг друга взглядами.
   Лумардин напряжённо смотрел, пытаясь понять, кто берёт верх. Если пришельцы из Вахаяна потерпят поражение, он попытается противостоять врагам, ослабленных поединком: сейчас же он не рисковал вмешиваться, зная, что запросто можно под удар любой из сторон.
   По признакам, недоступным простым смертным, э-баган понял, что чаша весов медленно, но неуклонно в сторону родственницы Динзана. Неожиданно он почувствовал, что что-то происходит. Подтверждая самые худшие опасения, ппрозвучал вопль женщины: "Глупц-ы-ы-ы!!!" Многократно отразившись от скал крик замер. Посланцы Вахаяна обречёно смотрели на своих противников. Кямза, поняв, что случилось что-то ужасное, обернулись к гиалийцу, ища ответа и спасения у него.
   Тот побледнел: затратившие столько сил на то, чтобы погубить его, безумцы, чуя своё поражение, прибегли к последнему средству - обратились к Древнему, что дремало во многих местах этого мира, родившись и уснув задолго до того, как из Забытого Мира пришли гиалийцы, а за ними люди, спасающиеся от ужасной войны, пылающей на их родине.
   Веками Видящие Бидлонта, а после них Гиалы и иных Оплотов, пытались проникнуть в тайны Древнего. Но все эти попытки не увенчались успехом. Сила Мира, бывшего для людей и гиалийцев чужым, не подчинялась пришельцам. Те из гиалийцев, кому удавалось войти в соприкосновение с Древним, в лучшем случае тратили Силу на борьбу со слепой стихией. А в худшем - попадали под власть Древнего, превращаясь в слепые орудия, полностью послушные его воле.
   В голове э-багана проносились одно за другим страшные видения: пятеро безумцев, чьими телами и душами завладело Древнее, идущие по земле, сея страх и гибель - очищая мир от человеческой накипи. Как уже не раз бывало. Как произошло с Ншадом Стократно Проклятым, жившим в первые века Переселения. Как едва не случилось с шестью из Даэ, не уничтожь их разочаровавшийся в своей работе страж-эларифа, случайно оказавшийся в Даэ на пути с восточного рубежа древнего Бидлонта в Край Уединившихся, что лежал на месте нынешней Вардинатуры. Или что сделала Тланлё Златоволосая, обратившаяся к Древнему, дабы увеличить свои силы в борьбе с полчищами Железного Повелителя.
   "Эти безумцы погубят и себя, и весь мир" - простонал Лумардин по-гиалийски- "Неужели нет никого, кто бы их остановил". Кямза не понял его, но нутром он чуял опасность, исходящую от пятерых фигур, застывших в молчании. Руки действовали быстрее головы. Юный укул сдёрнул с плеча лук и, выхватив из колчана стрелу, натянул тетиву - не сильно, в половину обычного - поскольку лететь ей предстояло не более десятка шагов. Оперённая гусиными перьями стрела, коротко свистнув, вонзилась в того, кого обитатели каважей именовали э-баганом. Поражённый в глаз, Видящий из Гиалы умер почти сразу, не мучаясь. Кямза выхватил вторую стрелу и послал её во второго Видящего, попав тому в плечо. Посланница Вахаяна остановила его: "Всё, они больше не опасны"
   Трое уцелевших проигравших поникли. Один из них покорно сказал: "Мы сдаёмся". Женщина подошла к раненому фонхорцем соплеменнику-противнику и, наложила руки на рану в груди, из которой хлестала кровь.
   -Счастье, что ты, сородич, взял в сопровождающие только одного - обращаясь к дрину Арнарула, сказала она, проводя по ране, на глазах затягивающейся.
   -Вы добились своего - прошептал раненый - С Древним это была не самая хорошая задумка. Лучше уж пусть погибнет Гиала.
   -Да кто вам сказал, что Гиала погибнет - раздражённо ответила родственница Вейяхора.
   Трое спутников женщины между тем занимались уцелевшими противниками, которые понуро стояли, не пытаясь сопротивляться. Покончив с лечением раненного вся кампания двинулась в путь - трое уцелевших обитателей Гиалы и один из вахаянийцев подхватили тело убитого, и они пошли прочь из долины, легко поднимаясь по отвесным скалам.
   "Прощайте, все!" - крикнула женщина со скалы - "И ты, отверженный! И ты, певец! Передай привет трупоедке, глядящей во тьму! " Вскоре гиалийцы исчезли, слились с сереющим в сумерках камнем. Только кровавые пятна да следы на снегу, ведущие вверх по скалам, свидетельствовали, что всё это не привиделось Лумардину и его спутнику.
   -А ты, э-баган, не хотел брать меня с собой - нервно рассмеялся Кямза.
   -Пойдём - сказал гиалиец - Нечего здесь делать. Пора домой - и двинулся вниз по тропинке к выходу из каменного лабиринта.
   Кавасабы, стоявшие в ожидании, удивлённо глядели на э-багана и его спутника.
   -Что, уже всё? - спросил Лурхяльзе.
   -Да - устало выдавил гиалиец.
   -А где... те?
   -Ушли - ответил Лумар.
   -Ты поистине великий чародей - благоговейно произнёс кавасабский старейшина - Справиться с пятерыми колдунами...
   -Я здесь совершенно ни причём - оборвал его э-баган - Нашлись и помимо меня желающие померяться с ними силами.
   -А что ты делал? - спросил укул.
   -Стоял и смотрел - угрюмо ответил гиалиец - Вот он - Лумар указал на Кямзу - Сразил одного из колдунов стрелою.
   Кавасабы смотрели на юного тхирама с ужасом и восторгом.
  
   Переночевав у края Колдовских скал (такое название приклеится к этому месту надолго - до той поры, пока пасут на каважах скот потомки нынешних обитателей) на следующий день все тронулись в путь. Гиалиец и тхирам на юг, домой. Укулы - искать родные кочевья, разносить весть, что э-багана каважей больше нет.
   Лурхяльзе спрашивал гиалийца, что теперь делать им, кавасабам. Тот отвечал: "Живите, как жили до появления этих безумцев". Поединок с соплеменниками вымотал его силы, и э-баган ехал молча, на привалах машинально поглощая пищу. Не хотелось ничего делать - упасть бы сейчас на эту зеленеющую траву. Но нельзя - уронишь достоинство великого чародея и воителя. Не пристало э-багану валяться на траве. И приходилось ехать, превозмогая усталость и уныние, навалившееся нежданно негаданно.
   Обратный путь не был богат на происшествия: двое ехали по каважам. Гиалиец пребывал по-прежнему в задумчивости, непонятной его спутнику. Кямза охотился на зайцев. Ночевали то в открытом поле, то в кавасабских станах. Пастухи встречали чужаков опасливо. Все уже знали о победе э-багана из земли беловолосых над э-баганом каважей. Вопросов хозяева им не задавали - молча протягивали сыр и плошку с кисловатым молоком и также молча указывали на овчину возле костра.
   Днём припекало солнце, ночью пробирал до костей мороз. Изредка с запада, с далёкого моря, приносило грозовые дожди, проливающиеся ливнем. И опять светило солнце. Когда добрались до нижних каважей, к границе тайги, стало намного теплей, правда и дожди шли чаще.
   В укульских лесах давно в права вступило лето, медленно подбираясь к середине. На полянах краснела земляника, на которой паслись, ровно коровы, медведи, добродушные и сытые в эту пору.
   Укулы, земли которых проезжал Лумардин со своим спутником, разносили во все стороны вести об очередной, на этот раз колдовской победе э-багана. Гиалиец даже не заикался о том, что его участие в произошедшем было более чем скромным - знал, что варвары не поверят. Сам он отмалчивался, по прежнему безучастный ко всему происходящему, предоставляя Кямзе отбрехиваться от любопытствующих.
   В каждом тхирамском, каншамском или эргиргском селении Лумардина ждала тёплая встреча. Обитатели лесов радостно приветствовали высокого гостя. Э-баган покорно и равнодушно принимал знаки уважения. Столь же равнодушно он воспринимал известия, доходившие до чадзы из Динагона. Вести эти были полны дымов пожарищ и звона оружия. Весеннее брожение среди простонародья вылилось в многочисленные бунты смердов и холопов, к которым присоединилось немало городских подмастерьев.
   Начинали гореть замки благородных. Дружины дардингов и дринов бессильны были что-либо сделать - при появлении сильного противника мужичьё разбегалось, пряча оружие в схронах. Благородные вымещали злость, на ком придётся. Виселицы с десятками повешенных и длинные ряды кольев с корчащимися на них в предсмертных муках вдоль дорог вновь стали привычной частью пейзажа.
   Однако едва уходили конные отряды господ, смерды вновь брались за оружие, А ряды бунтующих пополнялись новыми бойцами, мстящих за родных и близких. Небо над Фуреленом, Лонандом, Шончаром и Арвелом затягивалось едким дымом пожарищ.

Глава третья. Месть Слепой Ведьмы.

   Замок был пуст: на воротах болтались голые тела - вероятно владелец с родственниками и слугами. Внутри всё было разгромлено. В господских покоях над выбитыми окнами чернели полосы копоти, хорошо выделяющиеся на красной кирпичной кладке. Мебель и деревянные части строения выгорели. Бревенчатые конюшни и амбары, пристроенные к каменной стене слева от ворот, продолжали тлеть.
   -Вот они то и погубили здешнего хозяина - указал на догорающие пристройки Лумардин - Не будь у стен этих сараев, замок можно было бы оборонять достаточно долго для того, чтобы мужичью это всё надоело и, оно бы разошлось. А так, мятежники просто взобрались по кровле на стены.
   -Видно здешний ральд был не сильной сволочью - добавил он после недолгого молчания - В предыдущем замке хозяев посадили на колья, а здешних просто повесили.
   Юный укул молча смотрел на разорение. Увиденное в последние дни радости не прибавляло. Весь восточный Динагон, начиная от Рудухала, полыхал крестьянским бунтом. И такие вот разорённые дворянские гнёзда были не редкостью. Ещё чаще встречались вырезанные и выжженные деревни с корчащимися на кольях мужчинами, женщинами с распоротыми животами и детишками с размозжёнными о камни головами.
   Страшной, кровавой страной ехали они ныне, страной, где люди прятались по лесам, умирая от голода, а звери вольготно разгуливали по селениям, пируя человечиной. Сытые волки лениво убирались с дороги, когда проезжали эти двое, и вновь принимались за пиршество, когда высокий светловолосый мужчина и тёмноволосый подросток удалялись. Вороны с бурыми от запёкшейся людской крови клювами провожали всадников взглядами, полными ожидания: когда, когда и эти двуногие станут их пищей.
   Дороги были пустынны. До сих пор э-баган не встречался ни с мужицкими ватагами, ни с дружинами дардингов и ральдов, гонявшимися друг за другом в чудовищном хороводе по испоганенному, изгаженному востоку Динагона.
   -Ты уже, наверное, жалеешь, малыш, что не остался в своём родном селении - гиалиец внимательно посмотрел на Кямзу. Ничего, ещё три дня, и мы будем в Арнаруле. Тогда увидишь Динагон, незатронутый войной. А сейчас пошли - приказал он - Надо найти место для ночлега.
  
   -Вставай, лежебока - Кямза подскочил от громкого голоса гиалийца.
   -Что, уже пора? - спросил он, открывая глаза.
   -Пятая стража к концу подходит. Солнце давно уже взошло.
   -Что же ты меня не разбудил, э-баган? - спросил Кямза, ополаскивая лицо водой из ручья.
   -Нам торопиться некуда - ответил Лумар.
   -Почему? - юноша прекратил умываться и утирал лицо подолом рубахи.
   -Впереди по дороге Арвел-Коннот, У Моэра Арвельского нам нечего делать - ответил гиалиец - Поедем лесом, а как стемнеет, выберемся на дорогу.
  
   Через несколько часов езды по звериным тропам гиалиец понял, что лучше выбраться на дорогу и где-нибудь в укромном месте дождаться ночи - иначе или они заберутся куда-нибудь в самую чащу, или лошади переломают ноги.
   "Пробираемся обратно к дороге" - сказал Лумар. Кямза согласно кивнул - к дороге, так к дороге.
   К полудню лес кончился. Гиалиец всматривался в открывающееся пространство. "Мы, оказывается, находимся точно напротив Арвел-Коннота" - хмыкнул он - "Что там происходит?" - удивлённо спросил э-баган, посмотрев в сторону городка.
   -Что? - Кямза подался вперёд, стараясь понять, что так удивило э-багана.
   -Неужели смерды осмелились осадить Арвел-Коннот - проговорил Лумардин.
   Теперь и укул видел, что окрестности городка полны народа.
   -Кажется они, наоборот, бегут от города - сказал юный тхирам.
   -Конечно - согласился гиалиец - Не удивительно, взять укреплённый город, который защищают, трудно и опытным воинам. А тут мужичьё.
   Гиалиец замолчал, вглядываясь в творящееся под стенами арвельской столицы.
   -Нет - сказал он - На неудавшийся штурм непохоже. Слишком много женщин и детей. Больше похоже на то, что жители бегут из города... Поехали, посмотрим поближе. А если повезёт, расспросим кого-нибудь.
  
   Первых беглецов гиалиец со своим спутником увидел в деревне, лежащей в нескольких харилях от стен Арвел-Коннота. Толпа местных обитателей окружала телегу, на которой сидело многочисленное городское семейство. Глава оного, мужик лет сорока, с окладистой бородой, скороговоркой продолжал, обводя слушателей тревожным взглядом тёмных глаз, свой рассказ, начало которого э-баган пропустил.
   "Не знаю, что там творилось - только выходят эти бабы из замка" - рассказывал горожанин - "И ведьма эта безглазая говорит, что, мол, нет больше нашего дрина Моэра, а будет над нами править отныне арнарульский колдун, а она будет его наместницей. Ну, я сразу, как такие разговоры пошли, имущество прятать, семью в телегу, и за город, к родне в Осинники".
   -А сам то ты ведьму видел? - спросил кто-то из местных.
   -Хвала Четырём, нет - быстро ответил мужик.
   -Брехня это всё, наверное - сказал тот же голос - Кому-то с перепою невесть что почудилось.
   -Ну, мне то гончар Уро, сосед мой сказал, а он то пьёт только по большим праздникам.
   -Эй, господин благородный - гиалиец не сразу сообразил, что обращаются к нему - Что творится в столице?
   -Сам хотел бы знать это - ответил он - Я вообще-то еду из Рудухала. А в вашу глушь попал, потому что заплутал вчера в лесу, когда хотел срезать дорогу.
   Смерды посмотрели на благородного господина со слугой, не дождались ничего, интересного для себя, и принялись дальше спорить о том, что творится в Арвел-Конноте.
   -Кямза, поехали дальше - обратился э-баган к своему спутнику - Посмотрим, что там творится.
   И два всадника помчались в сторону видневшихся вдали стен арвел-коннотского вяльда, оставив смердов обсуждать безумного барина, который сам лезет в лапы Белоглазой Ведьмы, да ещё и своего слугу за собой тащит.
   По дороге гиалийцу встретилось ещё несколько бежавших из города. Беглецы провожали всадников удивлёнными взглядами, но остановить благородного господина никто не осмелился.
   -Э-баган, ты знаешь, что нас ожидает здесь? - спросил Кямза, когда они въезжали в настежь распахнутые ворота Арвел-Коннота.
   -Догадываюсь - повернулся к нему гиалиец - Если только тот бородатый ничего не напутал.
   Поднимая пыль, лошади трусили в сторону вяльда. Горожане, выглядывающие из окон и дверей, с любопытством смотрели на двух странных господ, добровольно сующих голову в петлю. Впрочем, кое-кто придерживался иного мнения - чуткий слух гиалийца уловил перешептывание.
   -Да это же сам колдун-элифа пожаловал. Бежать надо, пока не поздно - бормотал хриплый голос.
   -Почему он тогда через восточные ворота, а не через южные? - спросил второй, наоборот, высокий.
   Ответ хрипатого гиалиец уже не услышал, будучи далеко - настолько, что даже чуткое ухо сына Зелёного Народа было бессильно.
   Ворота вяльда были также открыты. Лумар въехал на внутренний двор замка. В ноздри ударил запах смерти: кровь, железо, ненависть и страх.
   В полусотне шагов от него, на крыльце дринова дворца, сидело две женщины.
   -Здравствуй, Белый - произнесла на языке Людей Гремящих Ключей та, что постарше, пялясь на въехавших белыми, лишёнными зрачков глазами.
   -Здравствуй, Агге - поприветствовал её в ответ гиалиец.
   -Как я понимаю, твои дела устроились наилучшим образом? - спросила Слепая у него.
   -Не знаю, наилучшим ли, но устроились - ответил э-баган - А ты, значит, решила зря времени не терять в моё отсутствие?
   -Да - кивнула ведьма - Не удержалась.
   -Кямза - обратился гиалиец к своему юному спутнику, который беспомощно переводил взгляд с э-багана на Слепую Колдунью, не в силах разобрать ни слова в их разговоре - Позаботься, пожалуйста, о лошадях.
   Тхирам послушно взял под узды коней и повёл их к коновязи. Не обращая внимания на Кямзу, Вальми спросила: "Хочешь знать, как я управилась со всем этим сбродом?"
   -Представляю - вздохнул э-баган и жалостливо посмотрел на Виргу: спутница Слепой смотрела невидящим взором куда-то в угол двора.
   -Бедная девочка - сказал он.
   -Пустяки - спокойно ответила колдунья - Оклемается девка. Ничего не поделаешь. Пришлось её с собой взять, в одиночку бы я от Эбхахума досюда не добралась. Когда всё началось, я велела ей забиться куда-нибудь в угол и поменьше глазеть на происходящее. Но как не жмурь глаза, что-нибудь да увидишь. Ничего. Она, что, крови не видала?
   -Ну, чего? - спросил гиалиец Слепую - Поехали домой?
   -Нет, подожди - сказала она - Тут для тебя есть подарочек от меня - последние слова Вальми сопроводила фырканьем, заменяющим ей смех.
   -В трупах я ещё не копался - беззлобно ответил э-баган.
   -Да он живой - ответила ведьма - Там живых достаточно. Мелочь всякую: наёмников, слуг и прочих я и не трогала без нужды. Вот под их надзором этот южанин и сидит.
   -Южанин? - переспросил гиалиец.
   -Да - кивнула Слепая - Большой человек в своей Империи.
   -Ты знаешь, кто он? - полюбопытствовал Лумар.
   -Знаю, Белый. О том, что связано с Ним, я знаю всё - оскалилась в жуткой улыбке Вальми.
   -Неужели не хочешь и с этим мозгляком поквитаться за Него?
   -Дзангиец может пригодиться всему Арнарулу - мотнула головой ведьма - К тому же, если за отравителя возьмёшься ты, то ему можно только посочувствовать.
   -Посмотрим - хмуро ответил гиалиец - Кямза! - Окликнул он юного укула - Лошадей покормил? Займись девкой, утащи её куда-нибудь в тень. А то на солнце ещё удар хватит.
   -Хорошо, э-баган - юноша мигом подбежал к крыльцу.
   А Лумардин, дрин Лонгаворгии, Арнарула и, кажется, Арвела, взяв под руку Слепую Колдунью вошёл в сумрачный Передний зал дворца Моэра. Трупов не было, хотя через кровавые потёки приходилось переступать постоянно.
   -Мертвецов убирают уцелевшие - пояснила Слепая. Подтверждая её слова, мимо прошлёпали двое слуг, таща труп, скупо марающий кровью пол. Заметив ведьму, они зашевелились быстрее.
   Подъём по широкой лестнице, чуть прикрытые двустворчатые двери, отворившиеся от лёгкого толчка руки гиалийца, и они в большом зале. Здесь трупы убрать не успели. Значит, здесь у Моэра был Зал Приёмов. Э-баган невозмутимо осматривал побоище. Так, похоже, они тут друг друга сами... Впечатляет. Даже он бы не смог проделать подобное. Не хватило бы ненависти.
   Моэр Арвельский сидел на троне. Два коротких копья, торчащих в груди, надёжно пригвоздили его к спинке высокого резного кресла. На лице верного сподвижника и сородича Отцеубийцы на век застыло недоумённое выражение. С этим выражением на аристократическом лице Моэра запуганные слуги, что сейчас возятся с трупами на лестницах, и бросят дрина Арвела в общую могилу где-нибудь на свалке - как бросали в овраги тела врагов Ванаральда его люди менее года назад.
   Э-баган окинул взором зал. Трупы в тёмных лужах крови. Стрелы торчащие в гобеленах, что висят по стенам. Боевой топор, настоящая укульская канша, погружённая чуть ли не по рукоятку в дубовую скамью для гостей дрина. Внимание гиалийца привлёк мужчина насаженный на копьё, вставленное в подставку для факела. Голова казнённого безвольно повисла.
   -А этот, на копье, чем заслужил такую честь? - спросил он, уже догадываясь об ответе.
   -Этот сукин сын танцевал чардамаку с головой моего мальчика в день Резни - равнодушно ответила Вальми. Теперь Лумар узнал убитого, тот самый дардинг, который просил Моэра самолично убить Дагела - Умер, гад. И полдня не помучался. Надо было что-нибудь другое придумать. Да чего уж теперь, пусть отправляется в выгребную яму к Снежному Деду.
   Из Зала Приёмов они свернули направо и, прошагав десяток шагов, упёрлись в дубовую дверь. По бокам стояло по стражнику. Увидев Слепую Колдунью, они испуганно уставились на неё.
   -Отворяйте - приказала ведьма.
   Стражники послушно открыли дверь. Вальме прошла внутрь. Гиалиец последовал за ней, чуть пригнувшись на входе.
   Мунал, Главный Имперский Мастер ядов и снадобий, встретил вошедших настороженным взглядом прищуренных глаз.
   -Вот он, твой отравитель, э-баган - сказала Слепая Колдунья на ломанном нарангондском. Дзангиец помрачнел. В глазах его гиалиец читал страх.
   -Спасибо, Агге - Лумардин усмехнулся, заглядывая в глаза южанина - Что, не удалось добраться до Валданадзана? - спросил гиалиец у дзангийца. Тот промолчал - Ну, ничего, попадёшь ты, отравитель, в свой Дзанг - продолжил э-баган - Только придётся заключить небольшое соглашение.
   Мастер ядов и снадобий затравленно смотрел на правителя Лонгаворгского берега. Гиалиец мысленно вздохнул и принялся за работу. Поганую, грязную работу. Это только трупоедам, не ведающим Силы и знаний Сияющих, может казаться, что, подчиняя своей воле чужой разум, можно самому остаться незапятнанным.
   Да, крепкий орешек... Э-баган преисполнился уважения к отравителю-дзангийцу. Сопротивлялся Мунал отчаянно. Не смотря на полное отсутствие какой бы то ни было Силы. Такое гиалиец встречал впервые. "Да много ли раз тебе приходилось заниматься этим" - одёрнул он себя. Дело осложнялось тем, что надо было оставить смуглокожего южанина в полном рассудке - хотя и полностью подчинённого воле э-багана.
   На двор легли длинные тени, когда Лумардин смог сказать, что работа сделана. Отравитель сидел, отрешённо смотря в стену. "Можешь идти" - сказал гиалиец Муналу - "Ты свободен. Лучше, если ты покинешь Арвел-Коннот немедленно. Важно, чтобы никто не видел тебя в нашей компании".
   "Слушаюсь, господин" - безжизненно ответил дзангиец.
   -Агге, вели страже выпустить его из вяльда.
   -Эй, вы! - властно крикнула Вальми.
   Голова стражника просунулась в дверь.
   -Проводите южанина до ворот замка - приказала она - Чтобы никто его не тронул.
   -Слушаюсь, госпожа - скороговоркой выпалил стражник.
   Когда шаги дзангийца и стражников стихли, Лумар сказал: "Этот проклятый отравитель вымотал меня совершенно. Придётся заночевать здесь".
   -А я и не собираюсь отсюда никуда уходить - ответила Слепая - С башен вяльда так удобно ловить ветер, несущий вести со всего Нарангонда. Не сравнить с Эбхахумом или Поляной. Правда, в Холмах были удобные места, на вершинах сопок. Но все они лежали слишком далеко от Поляны - на тысячи локтей. А здесь надо только подняться на башни.
   -Хочешь остаться здесь? - переспросил гиалиец - Ну, что же, всё равно в Арвел-Конноте нужно поставить наместника. Пусть будет наместница. Надеюсь, до прибытия отряда из Ёдзвяльда сумеешь одна продержаться?
   -Издеваешься - фыркнула Вальми.
   -Тебе привет от одной моей соплеменницы - сказал э-баган, вспомнив слова посланницы Вахаяна, сказанные у подножья Ледяных гор.
   -Надеюсь, твои неприятности окончились? - вместо ответа спросила ведьма.
   -Я тоже надеюсь - ответил гиалиец.
   Лумардин пошёл обратно. Слуги уже успели убрать Зал Приёмов - несколько человек ожесточённо тёрли тёмные пятна. Спустившись по лестнице, гиалиец вышел в Передний Зал. Выйдя из ворот дворца, он обнаружил Кямзу и Виргу, оживлённо беседующих о чём-то прямо на ступеньках. Общению дочери Гремящих Ключей и обитателя глухой лесной деревушки нисколько не мешало то, что укул не знал языка Холодных Степей, а спутница Слепой Колдуньи с трудом понимала укульский: разговор вёлся на смеси известных обоим укульских и нарангондских слов. Увидев э-багана, верный тхирам вскочил.
   -Сиди - успокоил гиалиец - Мы сегодня ночуем здесь. Так что можешь задать корма лошадям и идти спать - и пошёл обратно вглубь дворца.
  
   Ночь в вяльде арвельских дринов Лумардин проспал, как обычно, без сновидений. А вот Кямза чувствовал себя неуютно. Но мучили его не души убитых, а огромные размеры комнаты, где пришлось спать.
   Гиалиец, проснулся, когда луч солнца упал на его лицо. У дверей ожидал пожилой слуга.
   -Госпожа... - слуга замялся.
   -Госпожу зовут Вальми Агге - вывел его из затруднения э-баган.
   -Госпожа Вальми Агге просила передать, что она в Зале Приёмов - выпалил слуга.
   -Благодарю - кивнул гиалиец - Как тебя зовут?
   -Этольд, господин - ответил тот.
   -Хорошо, Эстольд, я скажу Вальми, чтобы она отметила тебя - добавил Лумардин, выходя в коридор. В глазах слуги явственно читалось: не надо мне никакой милости от колдуньи, живым бы отсюда выбраться. Гиалиец усмехнулся - правда, мысленно - по доброте своей он не хотел пугать местных трупоедов, из без того перепуганных Слепою.
   Агге сидела на троне Моэра. Вирга стояла по правую руку от трона, на возвышении. У подножья стояла кучка перепуганных горожан. Слепая Колдунья, чутким ухом услышав шаги, повернула голову в сторону э-багана.
   -Приветствуйте своего нового повелителя, Лумардина Лонгаворгского! - властно выкрикнула она на ломанном нарангондском.
   Горожане, вздрогнув, повернулись к гиалийцу.
   -Приветствуем тебя, господин, Лумардин - через силу выдавил из себя глава депутации, пожилой мужчина с выпирающим брюшком - Представители городских цехов и Торговой Гильдии Арвел-Коннота приветствуют тебя.
   -Доброго утра, господа - ответил э-баган, придав голосу должную надменность - Надеюсь, что вы испытываете от сегодняшней встречи не меньшую радость, чем я?
   Арвелконнотские граждане согласно закивали головами и загалдели. Впрочем, они, сами того не понимая, были недалеки от истины - гиалиец не испытывал никакого восторга от сей встречи, а воспринимал этих трупоедов только как причину задержки в пути.
   -Я назначаю наместницей Арвела госпожу Вальми Агге - добавил э-баган, когда делегаты замолчали - Отныне вся полнота власти принадлежит ей. Ибо ей я доверяю так же, как самому себе. Разумеется, если возникнут какие-либо споры, граждане Арвела в праве обратиться ко мне лично, в Эбхахум. Сбор налогов с вашего данда также будет возложен на наместницу. По случаю добровольного присоединения Арвела к Арнарульскому Союзу на год отменяется налог на содержание порубежной стражи.
   Последние слова э-багана заставили посветлеть лица посланников.
   -Не буду задерживать вас, господа - закончил речь гиалиец - Можете идти и передать мои слова жителям города и окрестностей.
   -Вы слышали, что сказал правитель?! - хрипло подтвердила Вальми - Можете идти.
   Униженно кланяясь, посланцы города Арвел-Коннот покинули Зал Приёмов.
   -Где Кямза? - спросил Лумардин, когда в зале остались только он со Слепой Колдуньей, да Вирга.
   -Коней седлает - ответила Вирга.
   -Отлично - гиалиец улыбнулся - Прощайте. Желаю тебе, Вальми, справиться с ролью наместницы Арвела.
   И он быстрым и уверенным шагом вышел из дверей Зала Приёмов и спустился по лестнице на первый этаж. Кямза уже ждал с взнузданными конями. "Ну, поехали" - скомандовал э-баган, вскакивая в седло.
  
   Дорога была пустынной - ни одного пешехода или всадника. Гиалиец с юным укулом бодро скакали по тракту, связывающему Арвел и Арнарул. В утренней тишине и прохладе звон копыт разносился далеко. Кямза затянул что-то весёлое - Лумардин не мог разобрать слов.
   -Стоп - вдруг приказал он. Юноша натянул поводья.
   -Что? - встревожено спросил тхирам.
   -Лошадь без седока - сказал э-баган - В тех кустах.
   Они спешились и, продравшись сквозь шиповник, оказались возле меланхолично щиплющей траву гнедой кобылы. Взгляд гиалийца упёрся в болтающиеся в паре локтей от земли ноги. Он медленно поднимал глаза от одетых в сапоги из серой кожи ног к лицу висельника. "Сорвался всё-таки, отравитель" - проговорил Лумардин, глядя в вытаращенные глаза Мунала. Главный Имперский Мастер ядов и снадобий уже успел окоченеть - видно, висел с вечера. Уехал он после восьмой стражи. И через полчаса уже полез в петлю. Теперь уж и не узнаешь, о чём думал отравитель, когда затягивал ремень на толстой дубовой ветви.
   "Перед тобой, Кямза, висит весьма примечательная личность" - пояснил он своему спутнику - "Он был главным отравителем при правителе, что правит на юге, за морем. В Нарангонд его отправили, чтобы помочь Отцеубийце захватить власть. Не повезло бедняге, встретился со мною. Но, каков, однако" - произнёс гиалиец почти восторженно - "Сумел перехитрить самого э-багана".
   -Как? - недоумённо спросил юноша.
   -Долго объяснять - сказал гиалиец - Поехали дальше, нам сегодня весь день ехать до Ёдзвяльд.
   -А труп? - Кямза кивнул в сторону повешенного.
   -Пусть висит - слегка раздражённо ответил э-баган - Кто-нибудь наверняка обберёт покойника. Вот он пускай и хоронит. Не будешь же ты мараться в его дерьме. Этот сукин сын перед смертью в штаны наделал, такое часто происходит. Поехали - повторил он.
   Укул пожал плечами - мол, тебе, э-баган, виднее.
   "Теперь ты, Слепая, можешь считать себя отомщённой за смерть Дагела" - промелькнуло в голове гиалийца.
  
   До Ёдзвяльда оставалось часа три езды. Они уже находились в Арнаруле. Ничто не беспокоило э-багана. От размышлений о сущности человека гиалийца оторвал визг Кямзы: "Э-баган, берегись!" Тело среагировало мгновенно - прежде чем рассудок успел понять, что происходит, трое из обрушившихся на Лумардина и Кямзу из ветвей молодчиков лежали, истекая кровью, на дороге. Ещё десяток нападающих бестолково толкался позади - эти были не опасны. Но ухо гиалийца уловило ржание. Вот это уже хуже: не известно, сколько трупоедов поджидало сегодня э-багана. О том, что это по его душу, гиалиец не сомневался. Он даже догадывался, кто стоит за засадой. Ну, ничего, Андахор Бастард найдёт, в конце концов, через своё коварство погибель.
   -Кямза, ты как? - спросил Лумар, когда вырвались из леса в поля.
   -Ничего - взбудоражено ответил юноша - Ну ты, э-баган, даёшь! Как ты их!
   -Ты тоже молодец. Если бы ты вовремя не заметил, то оба бы остались там лежать. Проклятие! - выругался гиалиец, обернувшись: в сотне шагов от них мчались всадники.
   Э-баган сдёрнул с плеча ганбашский лук, на ходу, пришпорив Ветерка, натянул тетиву и, обернувшись, выпустил стрелу. Передний преследователь опрокинулся на спину. Его лошадь перешла на шаг. Задние всадники вынуждены были на мгновенье остановиться.
   Надолго погоню это не задержало. Бросив взгляд назад, гиалиец увидел, что преследователи медленно сокращают расстояние, разделяющее их. Лумар наддал своего коня, Кямза последовал его примеру. Расстояние не увеличивалось, но и не уменьшалось.
   Дорога делала резкий поворот, вновь ныряя в лес. Преследователи исчезли за дорожным изгибом, только слышны были их голоса и ржание лошадей. И ещё поворот, и ещё. Вроде бы расстояние стало немного увеличиваться - на извивистой лесной дороге преимущество напавших, имевших в отличие от путников свежих коней, исчезло.
   Лумардин резко натянул поводья Ветерка, чтобы избежать столкновения с вылетевшими навстречу всадниками. Рука привычно выхватила меч. Кямза гарцевал за его спиной, пробуя размахнуться топором.
   "Лумардин, не заруби!" - весело крикнул нёсшийся впереди.
   -Рума, ты то откуда? - спросил гиалиец.
   -Потом, элифа, потом! - ответил Бешенный, проносясь мимо. На лице его играла весёлая улыбка, не сулящая ничего хорошего тем, кто станет на его пути.
   Возглавляемые бывшим мажордомом всадники пролетели мимо гиалийца и схлестнулись в лихой круговерти с вынырнувшими из-за поворота преследователями.
   Лумардин спокойно наблюдал за расправой над теми, кто миг назад были охотниками. Один за другим они падали под копыта коней. Лязг мечей стих как-то неожиданно. Наступила резкая, непривычная тишина. Люди Румы ловили вражеских коней и грабили трупы. Предводитель их подъехал, лихо улыбаясь, к э-багану.
   -Чему обязан спасеньем? - спросил гиалиец у Бешенного.
   -Я со своими ребятами с весны гуляю возле арвельской и шончарской границы - ухмыльнулся Рума - В бардаке, что творится сейчас во владениях союзников Отцеубийцы, мы неплохо повеселились. Три дня назад мы наткнулись на отряд, пришедший из Улхама. Я сумел схватить одного из них. Прежде чем он умер, удалось выяснить, что их послал некто, пожелавший остаться неизвестным, для убийства Лумардина Лонгаворгского, который должен во второй половине Середины Лета проехать по дороге из Арвела на Ёдзвяльд.
   Я помню, кто спас меня от мечей улхамцев осенью. И потому решил перебить этот сброд. Но вчера они ускользнули от нас. Не знаю, то ли просто так получилось, то ли они что-то заподозрили после исчезновения одного из своих. Просто чудо, что мы оказались рядом с местом засады.
   -Значит, мы теперь с тобой квиты, Рума - сказал гиалиец.
   -Квиты - подтвердил бывший мажордом - Не люблю быть никому обязанным. В счёт долга я тебя ещё провожу со своими ребятами до Ёдзвяльда.
   -Хорошо - Лумардин наклонил голову в знак согласия и тут же спросил - Рума, о чём именно говорил тот пленный улхамец, и сколько человек в твоём отряде знают о том, по чьему приказу устроили засаду на меня?
   -Да, в общем-то, я имею привычку пытать без лишних глаз и ушей - ответил Рума - А насчёт того, кто заказчик твоего исчезновения, так об этом никто не знает. Я, правда, догадываюсь...
   -Это хорошо - гиалиец пристально посмотрел в глаза Бешенному - Вот и держи свои догадки при себе. Как никак, о будущем твоём родственнике речь идёт.
   -Какой родственник! - Рума удивлённо поднял брови, желтые глаза негодующе блестели - Да эти баре ни за что не потерпят такого! И вообще, ты что, хочешь замять это дело? - лофут разочарованно выдохнул.
   -Андахор Улхамец найдёт свою смерть от моей руки - успокоил его э-баган - Но намного позже. - "Когда выполнит всю грязную работу" - добавил гиалиец мысленно. В этот момент он ненавидел самого себя - А насчёт его сестры: все её владения находятся в моих землях, и как правитель Холмов и Равнины Арнарула я постараюсь, чтобы она стала законной женой Румы, сына Шангикавата, и Андахору Улхамцу придётся смириться с этим - это обещание, в общем-то легко выполнимое, благо основные персонажи против не были, странным образом успокоило Лумардина.
   -Это другое дело - бывший мажордом оскалился в довольной улыбке - Эй, вы, кончайте обирать трупы, э-баган торопится в Ёдзвяльд! - крикнул он во всё горло своим людям.
  
   До стен Ёдзвяльда было рукой подать.
   -Прощай, Бешенный - сказал гиалиец, придерживая коня - Твоя дорога, как я понимаю, лежит в Камышовый Распадок, к вдовушке Иэльсе. Будет на то воля Четырёх, увидимся.
   -Увидимся - кивнул кудлатой головой Рума.
   -Запомни - медленно, с расстановкой произнёс э-баган - Все свои догадки держи при себе. Ни одна живая душа не должна знать, что кто догадывается, что за давешним нападением на меня стоит мой лучший друг Андахор Улхамский. Если по Динагону поползут слухи, не сносить тебе головы. А ещё лучше, чтобы ты и твои люди забыли о сегодняшнем происшествии. Ты понял меня? - спросил он.
   Понял, элифа - живо согласился бывший мажордом - Можешь быть спокоен, все будут говорить, что мы разгромили шайку какого-то сброда, а кто они такие, мы выяснять не стали.
   -Вот и отлично - сказал гиалиец и погнал коня в сторону крепости. В двух десятках шагов он обернулся и крикнул - Запомни, Бешенный, что ты мне обещал!
   В воротах вяльда э-баган перевёл коня на шаг. Стражники с радостным удивлением узнали во въехавшем в крепость всаднике своего вождя.
   Отдохнув в Ёдзвяльде до утра, гиалиец в сопровождении Кямзы и десятка воргов погнал в сторону Арнарульского кряжа. А отряд из полусотни воинов во главе с Тачагой направился в Арвел-Коннот.
  
   Утро четвёртого от выезда из Едзвяльда Лумардина - э-багана и дрина трёх (теперь уже четырёх - поправил он себя) дандов - застало на берегу Нарангондского залива в сорока с лишним харилях от Эбхахума. "К полудню будем дома" - сказал гиалиец Кямзе. Юный тхирам глядел на окружающее несколько ошалело - сказывалась четырёхдневная скачка почти без отдыха и новая обстановка, столь сильно отличающаяся от размерности жизни в глухой таёжной деревне.
  
   Вот и деревянные стены Эбхахума, успевшие потемнеть за прошедшие два года со времени постройки. Радостные лица обитателей городка, встречающих своего вождя. Бочки пива и вина, выкатываемые на площадь перед дворцом из кладовых э-багана. Ваиша, властным голосом отдающая приказания слугам и добровольным помощникам. Здравицы в честь благополучного возвращения правителя Лонгаворгского берега. Пьяные вопли варваров и воргов.
   Расходился народ в темноте. У причалов шумно, с руганью на нескольких языках, затевалась драка между лонгаворгской молодёжью и пришлыми. Старшие потянулись туда, дабы охладить пыл драчунов, если дело примет серьёзный оборот.
   А виновник сегодняшнего торжества в это время сидел в пустом Гостевом Зале дворца, облепленный ребятишками. "Ну вот, родные мои, я вернулся. И никуда больше от вас не уеду" - говорил он, гладя волосы Дандахора. Ваиша смотрела на мужа глазами, полными слёз, слёз радости...
  
   Гиалиец проснулся, как всегда, с первыми лучами солнца. Ветер шевелил ветви берёз, щебетали птицы в кустах шиповника. Заросли на задах дворца э-багана жили своей животной и растительной жизнью - чуть постаравшись, Лумардин мог увидеть и услышать, как суетятся мыши у корней деревьев, как сжимается перед решающим прыжком ласка, охотящаяся на мышей, как пробивается сквозь прелую листву трава...
   В такие вот тихие и светлые моменты, когда он оставался один на один со своими мыслями, возникало жуткое желание бросить всё: высокое положение, жену-трупоедку, славу. И уйти обратно в Заповедный Лес, вымолить прощение - непонятно, правда, за что. И вновь стать одним из Зелёного народа, одним из включённых в Перечень Живых. И пусть трупоеды сами разбираются. А он будет бродить по рощам Гиалы, стараясь забыть о своей жизни среди дикарей как о кошмарном сне.
   Ваиша появилась за спиной почти беззвучно.
   -Пришли вожди и старейшины - сказала она - Что им передать?
   -Скажи, что я приглашаю их разделить со мной трапезу - ответил гиалиец. Начинался очередной день в его жизни. Сколько их ещё будет...

Эпилог.

  
   Известие о том, что руки арнарульского колдуна протянулись уже в самое сердце Динагона - ибо от Арвела рукой подать до Вандарконнота - всколыхнуло всё Восточное Княжество. Все ждали, решительных действий Вилунриса. Но, увы, регент стерпел и на этот раз. Вся знать страны от Хляманда до Лонанда возмущённо взвыла. Раздавались голоса, что следует сместить избабившегося Вилунриса, а на его место поставить человека решительнее, например, Вейяриса Шончарского.
   Впрочем, разговоры быстро сошли на нет, после того как несколько наиболее говорливых и горячих были найдены мёртвыми в столичных кварталах, пользующихся скверной репутацией. Потом было успешное для Динагона столкновение с Эрхаэлдом из-за спорных земель в Хляманде, когда погибло больше двух тысяч вражеских солдат, а победители увели в плен свыше десяти тысяч человек из приграничных эрхаэлдских дандов.
   А зимой э-баган предложил Ирде Арвельской сделку - десять тысяч золотых за аренду Арвела на пятьдесят лет. Сестра Моэра вынуждена была согласиться, хотя и сама сумма выглядела смешной, и условия аренды, один к одному повторяющие условия, на которых один смерд берёт землю у другого, унижали мать князя. Но княгине-матери не приходилось выбирать. Казна Восточного Княжества была пуста: истребление в Большой Резне княжеских мажордомов дандов, худо-бедно обеспечивающих при Валдадине сбор налогов, податей и сборов, прекратило поступление денег из-за пределов Княжеских земель.
   Для э-багана же десять тысяч были смешной суммой: кроме постоянных сборов с подвластных ему владений казна Арнарульского Союза (или по иному Динагона Эбаганского) пополнялась добычей, что брали в северных областях Дзанга военные отряды из Нарангонда.
   Война на дзангийско-фонхорской границе, не прекращалась с весны в виде набегов на Северную Оронду. Успевшие к этому времени развязать войну с Горным Царством и южными княжествами, дзангийцы были не в состоянии защитить свои северные рубежи. Иногда отряды из Фон-Хора доходили до стен Валданадзана.
   Лумардин же в это время закладывал вдоль Хорота одну крепость за другой, пользуясь помощью фонхорских городов. К укреплению в устье Хорота прибавились крепости у Хоротского Моста, а также в верховьях Волчьей реки, на юго-восточной границе Фон-Хора.
   Но основной заботой э-багана был Динагон Княжеский. От лазутчиков правителя Арнарула не ускользали ни разговоры дворян и купеческой верхушки на сословных ассамблеях о том, что скорее бы Валдадин Юный вступил в полное право власти, дабы раздавить мятежников, ни здравицы в честь э-багана, произносимые в кабаках воргами и укулами.
  
   Так - под треск пожарищ и звон мечей, под стук топоров на верфях и звон пивных кружек, поднимаемых за здравие э-багана и за его погибель - рождалась новая держава - Динагон Эбаганский, он же Арнарульский Союз. И никто, даже сам э-баган, не знал, что кому уготовано в будущем.
   Скитался по глухим местам, чудом ускользая от идущих по следу убийц, Дардадин, сын Ванахиля, двоюродный брат коронованного князя. Пусть - если будет благословение Четырёх, он сумеет спастись.
   Рос в хаурской глуши Валдадин, юный дрин Хаура и Тарда - не он сам, так его дети сыграют свою роль в истории Запада. Жили в лесном краю на стыке Арнарула, Улхама и Арвела, тихо и незаметно, Рума Бешенный и Иэльсе Улхамская - до поры до времени тихо и незаметно. А брат неунывающей вдовы, Андахор Бастард, снедаемый жадностью и честолюбием, о тишине не помышлял, плетя интриги и воинственно размахивая мечом. Ничего, он тоже скажет своё веское слово, слово, которое отольётся чьей-то кровью - может быть и его собственной.
   И собственные дети э-багана ещё сыграют свои роли. Говорят, что дети великих людей остаются бледными тенями своих родителей. Ну и что - не обязательно блистать в битвах и на советах мудрых - зачастую поступок, видимый и оценённый немногими, влечёт за собой более серьёзные последствия, нежели десять выигранных или проигранных битв.
   И десятки и сотни других людей ждали своего часа - знатных и простых, известных и пребывающих в полной безвестности. Гиалиец знал - всё ещё только начиналось. И неизвестно, чем закончится.
  

Марат Ганжубей

   "Второе рождение" - обряд инициации при переходе человека из одного рода в другой. Как правило - в пределах одного племени. Обычно - для выравнивания численности родов племени, в случае, когда часть родов племени теряла много своих членов от болезни или войны. Иногда второе рождение служило инструментом вхождения в состав племени побеждённых врагов или ослабевших соседей.
   Вернее - "светлый" или "сияющий".
   Деревянный меч (Дриварис) - согласно преданию - принадлежал к Прежним, был изгнан своим народом за убийство соплеменника, жил среди аганов, являлся мужем дочери Великого Князя аганов. Его сын Адихор (Одинокий Волк) положил начало нескольким аганским династиям Бидлонта. Некоторые кланы фонхорских Высоких считают его своим предком.
   Бардэдас (Кровавая рука) - полулегендарный правитель аганского племенного союза, при котором аганы, покинув мифическую прародину - Агананд, двинулись на запад. Согласно преданию, велел сжечь всё в покидаемом его народом Агананде.
   "Малая" из двух лун планеты. На самом деле радиус Дийи всего в полтора меньше радиуса самого Мира На Закате, в то время как Айя, "старшая" сестра Дийи, имела радиус в пять раз меньший аналогичной величины планеты. Просто Дийя находилась на большем, чем Айя расстоянии от Мира.
   Цвет "Малой Луны", меняющийся по сезонам от серо-голубого до серо-зелёного, объясняется наличием жизни, правда, намного более скудной, чем на самой планете, можно сказать - вырождающейся.
  
   У укулов, а особенно у кавасабов, не считалось зазорным, когда несколько родственников или близких друзей делили между собой одну женщину (обратное, впрочем, тоже было нормальным). Даже, наоборот, в случае с чужаком (каким был на каважах Динзан) подобное было знаком высшего доверия.
   Укулы считали своим предком то или иное животное, название которого содержалось в названии дздруги. Самым сильным оскорблением для укула было пожелание ему съесть священное животное-предка. В представлении укулов таким священным животным для нарангондцев был волк, присутствующий на знамёнах Великих Князей Барэлда и многих дринов и дардингов.
   Дздруга (укульск.) - род. В описываемое время у большинства укульских племён происходило разложение дздруги и замена её соседской общиной. Господская Резня и последовавшие за ней перемещения и частичное смешение укульских племён способствовали этому.
   "Нижними пределами" обитатели каважей называют лежащие ниже каважей леса и весь остальной мир.
   Нар - Северный из четырёх Братьев-Ветров.
   Динагон делился на Княжеские земли, в которые входили Вандарский домен (окружающие столицу земли), Лофутская марка, Западная и Восточная Лофутвасы, а также Приморская марка - Элувара, и данды, властители которых являлись вассалами Великого Князя. Великие Князья Динагона (впрочем, как и других княжеств севера) являлись полновластными правителями только в рамках своего домена (Княжеских земель). На данды их власть распространялась в рамках вассальных отношений между ними и дринами (сюзеренитета над дандами) и была сильно ограничена: и формально и фактически, не смотря на имеющихся во всех дандах чиновников Великого Князя. Только в приграничных дандах княжеские чиновники - мажордомы дандов - могли держать в относительном повиновении местных дринов и стоящих за ними дардингов, опираясь на княжеские порубежные войска и используя внешнюю угрозу.
  
   Согласно почти одинаковым Воинским уложениям, принятым в западных странах, сутки делились на двенадцать частей - "страж" - равные промежутки времени, через которые менялись воинские караулы и городская стража. Отсчёт шёл с полуночи (первая стража), потому третья стража начиналась в четыре утра и оканчивалась в шесть.
   Ральды-однодворцы - низшая категория дворянства. Как правило, вели хозяйство силами своей семьи или (что намного реже) силами рабов и холопов. От простых смердов ральды-однодворцы отличались тем, что не несут никаких повинностей, кроме обязанности в случае войны выступать в полном боевом снаряжении под знаменем того дрина или дардинга, с которым его связывают вассальные отношения. От шатов (дворян меча), получавших дворянство на условиях несения военной или иной государственной службы и не передававших его детям, если те не служили в армии, ральды (дворяне крови) отличались наследственным характером привилегий, Большая часть ральдов-однодворцев ни чем, кроме спеси и презрения к крестьянскому труду, не отличалась от лично свободных крестьян-смердов.
   Около половины метра. Нарангондский локоть -51 см, дзангийский - 54, дзунглийский - 52.
   "Рис" по-древнеагански означает - клинок, меч, нож, топор.
   Эсварги обитали на крайнем западе Нарангонда, их колена жили вдоль границ Барэлда и западной части Эрхаэлда. Береговые эсварги обитали на западном побережье материка, некоторые весьма далеко от границ Барэлда.
   Популярная в пределах Нарангонда народная песня, певшаяся на нескольких языках и диалектах в добром десятке вариантов: от более-менее приличных (например, тот, начало которого произнёс Динзан) до самых скабрезных.
   "Древние баллады", о которых идёт речь, создавалось в т. н. Динзанский период истории Дзанга и последующую за ним эпоху Первой Дзангийской империи общими предками нарангондцев, фонхорцев и дзангийцев. В основном эти произведения повествуют о том или ином эпизоде истории Дзанга и Фон-Хора. Языком баллад был древнеаганский язык - разговорный язык той поры, мёртвый к описываемому времени. Наиболее близким к древнеаганскому является фонхорский язык, на котором говорили Высокие Фон-Хора, в среде которых в основном и сохранились до описываемого времени древние баллады. Нарангондцу, разумеется, написанные на давно мёртвом языке баллады были почти непонятны.
   Валданадзан - столица Дзангийской империи, в периоды раздробленности являлся, обычно, центром Оронды - княжества на северо-востоке Дзанга.
   Дом Ветров - храм Четырёх Братьев - Ветров. Часто при храмах Ветров располагались школы. При Доме Ветров дзангийской столицы существовал университет, бывший крупным научным и учебным заведением, известным не только в Империи, но соседних странах.
   Вардинатура - провинция и столица этой провинции на юго-западе Дзанга. Город Вардинатура (от древнеаганского Вардинаталла - "башня морских королей") - крупнейший морской порт Дзангийской империи.
   Дандальви означает "Любимая Небом", в вольном переводе - Та, Которую Любит Небо.
   Всю совокупность укульских племён, включая и своё собственное, обозначалась, в зависимости от диалекта, словом "чадза", "чарза" или "чарда" - "язык".
   Хариль - тысяча локтей, т. е. около полкилометра.
   Змееедами соседи называли Высоких Фон-Хора за употребление в пищу только рыбы и мяса хладнокровных животных (змей, ящериц, лягушек).
   Гьят - растение, листья и стебли которого обладают наркотическим действием.
   Фонхорские Высокие приравнивались в других странах к людям благородного сословия.
   Кости Змеи - цепь из четырнадцати островов (из которых обитаемы - четыре), протянувшаяся в юго-восточном направлении. Самый северо-западный остров находится к юго-западу от Варьяра, самый юго-восточный - в виду Лонгаворгского берега.
   Пролив, соединяющий Нарангондский залив с открытым океаном.
   Здесь нфола - отряд воинов, объединённых не по родственному признаку, в противовес дздруге - родовому или племенному ополчению.
   "Секущий небо", ("риси") редкое крылатое животное, в древности использовавшееся в качестве ездового, к описываемому времени почти полностью вымерло, не в последнюю очередь, из-за массового отлова (в неволе "риси" размножаются плохо).
   В Трёх Княжествах лиц благородного происхождения казнили отсечением головы. Простолюдина же ждало либо колесование, либо четвертование, либо насаживание на кол, либо повешение. Мятежников или еретиков обычно казнили, скидывая их вниз со звонниц Четырёх Братьев.
   "Хор" на древнеаганском означает "Волк". Имена братьев Свангальви означают соответственно Волк Неба, Волк Ветров, Красный Волк.
   При наследовании княжеской короны действовали нормы обычного нарангондского права. По нему наследником являлся старший сын. За ним - следующие сыновья. В случае отсутствия прямых наследников наследование шло по линии потомков от общих предков. Право на наследование имели потомки до седьмого колена по мужской и четвёртого - по женской линии. Преимущество имели потомки более близкой степени родства, в случае равной степени родства преимуществом пользовались потомки по мужской линии по сравнению с женской. В случае отсутствия родственников до седьмого (по мужской линии) или четвёртого (по женской) колена имущество считалось выморочным и подлежало передаче в казну или разделению между соседями. Последнее относилось к имуществу крестьян-общинников. Собственность горожан и людей благородного сословия, при отсутствии завещания, отходила в казну. "Выморочная" княжеская корона, как правило, доставалась какому-либо знатному роду, член которого выбирался новым князем.
   Т. е. с примесью меди или свинца - основной способ фальсификации серебра. Всего же существовало более тридцати способов порчи серебряных и двадцати - золотых денег.
   Воином и мужчиной у укулов считается только убивший врага и станцевавший с его головой чардамаку. Особенно это относится к знатным семьям.
   Наименования родов у племён севера не отличаются разнообразием. Чаще всего встречается род Волка (или Собаки), Рыси, Медведя, Оленя, Лося, Совы, Соболя и Росомахи. У таёжных племён к ним прибавлялись род Кабана, Быка (Тура), Бобра и Выдры. У племён приморской тундры - Лемминга и Моржа. Обычно племя состояло из пяти-десяти родов. Крупные племена укулов делись на "правую" и "левую" руки, которые состояли из одинакового числа родов, с теми же названиями, либо же на три-четыре колена.
   Человеком по укульским представлениям являлся только член племени, находящийся под его защитой. Захваченный в плен превращался в "нечеловека", оставаясь им, пока "второе рождение" не делало его членом племени. Что в прочем у укулов в описываемое время случалось всё реже и реже - обычно пленных обращали в рабство. "Нечеловек", наряду с нарангондским "лэт", служило у укулов обозначением раба.
   "Хувва!" - боевой клич укулов.
   Здесь: воинское соединение. Нарангондская нфола то же, что и полутысяча. Дзангийская - четыре сотни. Конная нфола - две сотни.
   По общепринятому правилу имя ребёнку давал отец или старший в роде.
   Имеется в виду древнеаганский - священный язык Запада.
   На языке обитателей Холодных степей, на котором разговаривает э-баган с женой, эта фраза означает и "не верю богам", и "не верю в богов". Что Лумардин имел в виду - не понятно: с одной стороны, он участвовал в отправлении культа Хозяина Пурги, как верховный вождь, но с другой стороны, сомнительно, чтобы атеист-гиалиец верил в трупоедских богов.
   У укулов дети брата и сестры или двух братьев (но не сестёр!) считались также братьями.
   Имеется в виду переселение гиалийцев из Забытого Мира в Мир На Закате. Это произошло в 11267 году до начала Имперской эры, по которой ведётся летоисчисление в Дзанге, Нарангонде и других странах запада.
   Имеется в виду Арвел-Коннот. Для жителей дандов столицей в первую очередь являлся центр их родного удела, а уж потом - столица всего княжества.
  
   1
  
  
   183
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"