Рафаилу Манафову и Василию Александровичу Скакуну,
благодаря деятельному участию которых издана эта книга.
К КРИТИКЕ МАРКСИЗМА
ОГЛАВЛЕНИЕ
От автора
Предисловие
ГЛАВА 1
Естественнонаучные
представления марксизма
ГЛАВА 2
Марксистская критика
философии Гегеля
ГЛАВА 3
Марксистская теория развития общества
ГЛАВА 4
Наука и путь к Истине
От Автора
Для современного читателя критика марксизма, безусловно, представляется весьма странным занятием. Это вполне естественно уже потому, что с марксизмом мало кто вообще знаком кроме узкого круга политологов и экономистов. При этом они умудрились создать такое количество его интерпретаций, что для обычного человека любые разговоры о марксизме кажутся пустой болтовней, которая уже не способна открыть нам ничего ценного. Новые экономические теории всецело превалируют сегодня в общественном сознании. И все они едины в том, что отводят марксизму роль ошибочной или, в лучшем случае, просто устаревшей экономической и при этом опаснейшей политической доктрины двадцатого столетия. Ограничиваясь рассмотрением экономических и политических взглядов марксизма, эти теории, как нечто абсолютно несущественное, оставляют в стороне фундаментальные марксистские выводы о непосредственной зависимости общественной морали от способа производства, о ее неминуемой деградации в условиях политического господства капитала, политического господства отношений частной собственности. Дело в том и состоит, что отменить эту зависимость невозможно и устареть она не может. Способ производства всегда неразрывно связан с моралью. Тем не менее, все современные общественно-экономические теории неизменно настаивают на одном, что наивысочайшим достижением человечества является провозглашение морали, как личного дела каждого. Лозунг свободы совести огромными буквами начертан на знамени буржуазной демократии, которое непроницаемым покрывалом скрывает под собой безжалостную диктатуру капиталистического способа производства, осуществляющего тотальное насилие над совестью и моралью, в угоду интересам капитала. При этом мы искренне полагаем, что ученые не священники, чтобы говорить о морали. Пусть ею занимается церковь, а любой уважающий себя ученый обязан иметь дело не с субъективными вопросами совести, а исключительно с объективными экономическими или политическими процессами. Но в том-то и дело что именно то, что мы полагаем субъективным - нашу совесть, внутренний голос, которой мы слышим всегда и даже вопреки своему собственному желанию, на самом деле является отражением объективно существующей реальности, фундаментальной физической основы мироздания. К научному постижению именно этой реальности, вольно или невольно, шаг за шагом движется не только каждый из нас, но все человечество в целом. Нет поэтому ничего удивительного в том, что и экономика, и политика, вообще вся социальная жизнь человечества, вся его история является иллюстрацией тяжелейшего, в высшей степени, драматического процесса познания объективной реальности, которую называют, Богом или Истиной с большой буквы или всеобщей духовной субстанцией. Марксизм, как известно, отрицает разумность в движении Природы, отрицает Творца. Но именно поэтому он чрезвычайно важен в качестве объекта критики. Аккумулировав в себе достижения передовых естественнонаучных открытий он, на их основе, сформировал философские представления, которыми руководствуется сегодня весь научный мир, вся так называемая официальная наука, препятствующая осознанию разумного начала в Природе.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Обычно критика марксизма связана с критикой его политической и экономической концепций, анализом последствий применения марксисткой теории в исторической практике. Ситуация здесь складывается так, что мнения одних ученых противостоят мнениям других, а третьи берут немного от мнений тех и других и рождаются новые мнения. Затем они группируются относительно основных концепций, которые занимают порой прямо противоположные, непримиримые позиции. В итоге, мнения, опирающиеся на мнения, совершенно загромождают существо самого предмета и ставят марксизм в один ряд с мнениями о марксизме. В результате, чтобы добраться до его сути, не остается ни чего другого как оставить эти мнения в стороне. И, вопреки их стараниям присвоить себе высокий научный статус, помнить, что в действительности вся их научность как раз и состоит в создании очередного мнения из набора других. Впрочем, такой подход мы полагаем единственно правильным по соображениям справедливости, ведь каждый имеет право на собственное мнение. Но в результате такой справедливости научным взглядом на марксизм становится отнюдь не наука, а все тот же, нескончаемый поток мнений. Наша же задача в том и состоит, чтобы показать соотношение марксизма не с мнениями о нем, присовокупив вдобавок к ним еще и свое, а с наукой. И здесь, предваряя наш разговор о марксизме, необходимо сделать одно общее замечание о самой науке.
Речь о том, что мы являемся современниками глубочайшего ее кризиса, обусловленного положением о возможности объяснить природу без разумного начала, без Бога. Более того, наука настойчиво стремиться убедить всех и, прежде всего, самое себя, в том, что включение божественного начала, Творца в исследование природы противоречит самому существу науки, поскольку Его наличие означает, что природа существует не сама по себе, а поддерживается извне, основывается на воле некоего другого, ею распоряжающегося. Тем самым она представляется игрой случая, то есть зависимой от этой воли, оказывается не имеющей собственного основания, лишенной свойственных ей самой закономерностей. Но наука обнаруживает огромное количество таких закономерностей, которые можно объяснить исходя из самой природы, а значит, естественно полагает, что существует и их общее основание, некий общий источник, находящийся внутри природы, а не вне нее. Бог поэтому науке совершенно не нужен. Современное естествознание закономерно рассматривает Творца как выдумку, которая только отвлекает человеческое сознание от реальности, от научного знания, более того - противостоит этому знанию. Иначе говоря, в естествознании предполагается само собой разумеющимся, что выбор делается между наукой, изучающей реальные объекты природы и Творцом, который живет где-то отдельно от созданного им мира. Поэтому, даже если Бог и существует, то для науки это совершенно безразлично, она вполне способна обойтись без него. Таким образом, научное исследование Бога, представляется естествознанию абсурдным, немыслимым, противным сущности науки.
А между тем это положение об отсутствии в природе разумного начала выражает собой исключительно лишь формальное противопоставление материи и сознания, когда за объективную реальность, то есть существующую независимо и помимо воли человека, действительность принимается только одна сторона - окружающая нас природа. Другая же ее сторона - сознание, представляется производной от этой действительности. Считается, что материя существует независимо от сознания, что она представляет собой завершенный, готовый мир, к которому сознание в своем движении от рождения к смерти лишь время от времени примыкает. Так оказывается, что истина, ее содержание находится вне сознания. А сознание само по себе пусто, то есть вообще не имеет никакого содержания. Оно лишь со временем наполнятся тем содержанием, которое есть в материи, и только благодаря этому, постепенно обретает реальное знание, - знание, ставшее в соответствие с познаваемым предметом.
Но коль скоро такого соответствия изначально нет, и сознанию еще только предстоит его создать, то, само собой возникает мнение, что для этого ему необходимо полностью подчиниться предмету, как-то сообразоваться с ним. А поскольку предмет обладает независимым существованием, то, что бы ни делало сознание, он всегда остается по другую сторону от него.
Иными словами, объект познания - материя, и субъект - человеческий разум, существуют порознь друг от друга. Истина находится в материи - вне разума человека, а человеческий разум, в свою очередь, вне истины. Так что даже ее открытие здесь ничего не меняет - человек все равно останется отделенным от истины, останется ее сторонним наблюдателем.
В этих взглядах на соотношение объекта и субъекта отражается природное свойство обыденного сознания, которое способно ухватить лишь то, что очевидно и не может проникнуть в суть явлений. Поэтому прежде чем приступить к научному познанию необходимо освободится от них как от заблуждений, которые преграждают вход в истинную науку.
Именно сам факт определения первичности одного по отношению к другому, подчеркнем, что здесь совершенно не имеет значения, что принимается за первичное - материя или сознание, заслоняет собой истинную суть - отношение того и другого не друг к другу, а отношение каждого из них ко всеобщему, то есть к тому единому источнику, поиском которого наука и озабочена. Без этого всеобщего единого источника, от какой бы точки зрения мы ни отталкивались: от идеализма, постулирующего первичность сознания по отношению к материи или материализма, полагающего сознание порождением материи - и в том и в другом случае мы имеем дело с односторонностью, которая закономерно ведет любое исследование в тупик. Поэтому попытки естествознания объяснить Мир с материалистической точки зрения, опирающейся на представление о вторичности сознания, в силу самой этой односторонности обречены на провал. Они всегда будут оставаться в прокрустовом ложе обыденного сознания, для которого Бог в представлении о сотворении мира находится по одну сторону, а созданный им мир - по другую. Подобного рода наука ущербна, поскольку лишена основы для обнаружения совершенно необходимой связи этих обеих сторон. Но тем самым, она помогает утвердиться власти наших наставников, которые естественным образом заинтересованы в том, чтобы помыслы о Боге всех людей не поднимались на уровень естественнонаучного анализа, а оставались в рамках сосредоточенности на субъективном ощущении любви. Для них принципиально важно, чтобы любовь Бога люди представляли не иначе как в виде любви родителей к своим детям, которых они любят и должны любить такими, какие они есть, не оставляя им ни малейшего шанса перешагнуть границы себялюбия. Они всеми средствами стремятся, чтобы для нас оставалось непостижимой тайной, как оказаться за этими границами, там, где и находится свобода духа. Свобода, которая единственно дает возможность обрести научное знание о единстве человека и бога или человека с абсолютно все охватывающим вечным движением отнюдь не выдуманной, а реально существующей всеобщей разумной субстанции как с высшей силой по отношению к себе. Другими словами, о естественнонаучной взаимосвязи, а точнее единстве Природы и Бога не должно быть и речи, ибо вместе с этим знанием заканчивается духовное рабство, повсеместно диктуемое частнособственническими интересами, капиталом.
Именно это рабство и является причиной того, что современная наука топчется на одном месте, будучи не в силах принять все многообразие накопленных фактов. Разумеется, она видит их перед собой, но вынуждена делать лишь одно - искать спасения в бегстве от богатства этого материала, в скудости своих представлений о возможности существования материи независимо от сознания, о безотносительности того и другого к всеобщей субстанции - единому источнику, единому основанию существования природы и человека. Такая наука в принципе не может выбраться из тупика, поскольку она принимает за аксиому, что кроме крайних положений - идеализма и материализма в человеческом познании быть ничего не может. Как следствие, само существование субстанционального единства Мироздания, в котором материализм и идеализм, как и любые крайности, выступают лишь в роли промежуточных моментов познания этого всеобщего единства, оказывается за бортом естественнонаучных представлений.
Этой общей "болезнью" науки страдает и марксизм. Выбор Марксом односторонней материалистической позиции закономерно определил его неприятие всеобщей субстанции, как реально существующей действительности. Он, поэтому, начинает, с того, что фальсифицирует взгляды Гегеля, основанные на изучении этой всеобщей субстанции. Маркс вынужден это делать, поскольку, прежде чем развивать свои взгляды, ему необходимо доказать главное, что вся философия, все философские системы, в том числе и философия Гегеля, могут быть либо идеалистическими, либо материалистическими. Третьего, дескать, не дано, а потому действительный поиск истины всецело определен выбором единственно правильной, то есть материалистической точки зрения, которую Маркс и Энгельс предпослали всем своим исследованиям.
В результате, даже вооружившись диалектикой Гегеля, продемонстрировав на базе огромного исторического материала неразрывное единство причин и следствий, их взаимное влияние друг на друга, они достигли лишь одного - довели до совершенства анализ мира форм, так и оставив его в самом крайнем положении по отношению к идеализму. Суть дела в том и состоит, что такое противостояние идеализму не означает и не может означать противоположности по отношению к философии Гегеля, подвергшей идеализм беспощадной критике именно за то, что он предпослал мысль чувственному бытию, противопоставил ее миру форм, природе. Но, в отличие от односторонности марксизма, полагающего, что сознание не может предшествовать материи, потому что является ее продуктом, философия Гегеля опирается на всеобщее. А потому утверждает, что мысль не может опережать предметный мир, предшествовать ему, поскольку основой всего является действительная, реальная субстанция духа, объединяющая собой мысль и материю. В этом единстве невозможно соотнести материю и сознание по принципу, что из них первично, а что вторично, поскольку и то, и другое существует только как одно целое с всеобщей субстанцией, соотносится исключительно с ней, а не друг с другом. Таким образом, стремясь утвердить избранную им "правильную" точку зрения, Маркс буквально вырвал из философии Гегеля самое ее сердце - движимую познанием себя всеобщую субстанцию духа, которая в этом движении не может не выявлять себя в мире форм, будучи с ним одним целым.
Здесь необходимо заметить, что не только марксизм, но и существующая сегодня критика марксизма страдает той же односторонностью. Более того, она является, как правило, самой убогой пародией на оригинал, ибо стремится раскритиковать марксизм с "политической", или с "экономической" точки зрения. Подобная критика совершенно не утруждает себя такими "излишествами" как анализ диалектического единства политики и экономики, науки, искусства, морали исключающего любую возможность одностороннего - сугубо политического или исключительно экономического взгляда на действительность. Тем не менее, актуальность критики марксизма с каждым днем становится все более очевидной. Нарастание противоречий в общественных отношениях неумолимо порождает потребность в их разрешении, что в свою очередь вновь и вновь направляет поиски к выводам марксисткой теории, как наиболее последовательной критике господствующего в мире общественного устройства, основанного на отношениях частной собственности, которые и влекут к краху всю человеческую цивилизацию. Именно ввиду этой катастрофы жизненно необходимо понимать суть высочайших достижений и ограниченности марксизма. Понимать, что его несомненная последовательность, давшая великолепные плоды анализа развития капиталистического способа производства в Европе, в плену которой мы все вынуждены существовать, одностороння, а потому содержит такие выводы, слепое следование которым ведет лишь в старый тупик противостояния человека человеку в самом широком смысле - в тупик противостояния человека духовной сущности природы.
ГЛАВА 1
ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ МАРКСИЗМА
Итак, фундаментом марксистской теории является положение, что материя предшествует сознанию, первична по отношению к нему. Эта точка зрения изначально принимается за единственно правильную, берется как данность, как нечто уже известное, а потому, не требующее доказательств. Такая "странность" происходит потому, что основана она не на научном исследовании, а на обычном здравом смысле. Этот здравый смысл отрицает заблуждение идеализма о первичности сознания на том основании, что оно противоречит очевидности - достоверному существованию чувственно воспринимаемого окружающего предметного мира, окружающей природы. Для здравого смысла совершенно очевидно, что природа лишь отражается сознанием того или иного человека в период его жизни и отнюдь не исчезает вместе с его смертью, как то должно было бы происходить, если бы существование материи хоть как-то зависело от сознания. Именно эта очевидность бытия природы без всякого анализа принимается марксизмом как нечто уже известное, берется за основу, от кото
рой он исходит и к которой вынужден возвращаться. Абсолютно все, выходящее за пределы этой очевидности, полагается марксистской наукой несоответствующим действительности, полагается в корне неправильным.
Естественно поэтому, что вопрос о происхождении природы и человека объявляется ей "вне закона", ему отказано в самом праве на существование, ибо он содержит в себе предположение об отсутствии природы и человека. Вот что говорит Маркс по этому поводу: "... кто же породил первого человека и природу вообще. На это я могу ответить только следующее: самый твой вопрос есть продукт абстракции. Спроси себя, как ты пришел к этому вопросу: спроси себя, не продиктован ли твой вопрос такой точкой зрения, на которую я не могу дать ответа, потому что она в корне неправильна. Спроси себя, существует ли для разумного мышления вышеуказанный бесконечный прогресс как таковой. Задаваясь вопросом о сотворении природы и человека, ты тем самым абстрагируешься от человека и природы. Ты полагаешь их несуществующими и тем не менее хочешь, чтобы я доказал тебе их существование". (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" Сочинения. К. Маркс и Ф.Энгельс .Политиздат. Москва. 1974 г. т.42. стр. 126) Логика Маркса все ставит на свои места - коль скоро точка зрения вопрошающего в корне не правильна, то и ответить на поставленный вопрос невозможно... Марксизм на него и не отвечает. У него нет в этом нужды, поскольку он изначально выдворил Творца за рамки природы, считая, что именно в ней находится первоисточник ее движения, который не зависит от Бога. Сама мысль о единстве природы и Бога чужда марксизму. Она в принципе не может вместиться в его узкие рамки, обусловленные противопоставлением материи и сознания, определением первичности одного по отношению к другому.
Что получилось у марксизма с поиском этого, независимого от Бога первоисточника, мы и посмотрим. Основным материалом нам здесь послужит хоть и незаконченная, но замечательная своей последовательностью и простотой изложения материала работа Энгельса "Диалектика природы".
Нам неизбежно придется приводить длинные цитаты и не потому, что сегодня мало кто знаком с научным творчеством Энгельса, а затем, чтобы была видна логика его рассуждений, ибо именно в этой логике кроется тот изъян, который превращает научное знание в антинаучное сугубо идеологическое построение.
Итак, Энгельс начинает с критики естествознания, полагая, что его развитие представляет собой ни что иное как процесс освобождения науки от Бога. По мысли Энгельса, с разрушения Коперником взглядов Птолемея о находящейся в центре вселенной неподвижной Земле, естествознание, семимильными шагами двинулось к свободе от теологии. Это движение "усиливалось, если можно так выразиться, пропорционально квадрату расстояния (во времени) от своего исходного пункта. Словно нужно было доказать Миру, что отныне для высшего продукта органической материи, для человеческого духа, имеет силу закон движения, обратный закону движения неорганической материи" (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.8).
Уже здесь, в самом начале, мы видим, что, приступая к своему исследованию процесса освобождения науки от Бога, Энгельс сразу исходит из того, что человеческий дух является продуктом органической материи. От этого представления он отталкивается и именно к нему постоянно обращается как к уже установленной истине. Другой основы научного исследования у Энгельса нет и быть не может. А связано это с тем, что только тогда, когда изначально, как аксиома, не требующая доказательств, принято, что разумный человеческий дух рожден органической материей, становится "обоснованным" поиск единого источника движения материи внутри природы, но вне человеческого духа, вне сознания, которое явилось лишь следствием этого движения.
В результате такого подхода к научному анализу, не только критика прежних научных представлений, но все открытия современного ему естествознания рассматриваются Энгельсом исключительно с одной точки зрения - с точки зрения противостояния теологии.
Характеризуя состояние естествознания в период от Коперника до Ньютона, который постулировал божественность первого толчка, давшего начало Вселенной, Энгельс отмечает, что мир представлялся науке "чем-то окостенелым, неизменным, а для большинства чем-то, созданным сразу. Наука все еще глубоко увязает в теологии. Она повсюду ищет и находит, в качестве последней причины, толчок извне, необъяснимый из самой природы. Если притяжение, напыщенно названное Ньютоном всеобщим тяготением, и рассматривается как существенное свойство материи, то где источник непонятной тангенциальной силы, которая впервые только и осуществляет движение планет по орбитам? Как возникли бесчисленные виды животных и растений? И как, в особенности, возник человек, относительно которого было все же твердо установлено, что он существует не испокон веков? На все подобные вопросы естествознание слишком часто отвечало ссылкой на творца всех вещей". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.10)
"Но что особенно характеризует рассматриваемый период - отмечает Энгельс - так это - выработка своеобразного общего мировоззрения, центром которого является представление об абсолютной неизменности природы. Согласно этому взгляду природа, каким бы путем она не возникла, раз она уже имеется налицо, оставалась всегда неизменной, пока она существует. Планеты и спутники их, однажды приведенные в движение таинственным "первым толчком", продолжали кружиться по предначертанным им эллипсам вовеки веков или, во всяком случае, дo скончания всех вещей. Звезды покоились навеки неподвижно на своих местах, удерживая друг друга в этом положении посредством "всеобщего тяготения". Земля оставалась от века или от дня своего творения (в зависимости от точки зрения), неизменно одинаковой... В природе отрицали всякое изменение, всякое развитие... Виды растений и животных были установлены раз навсегда при их возникновении, одинаковое порождало всегда одинаковое..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.11)
Опираясь на достижения естествознания, Энгельс берется показать, что "источник непонятной тангенциальной силы", обеспечивающей движение планет по своим орбитам, находится в самой природе, что Творец не имеет к нему никакого отношения, точно так же как и к причине многообразия растений и животных. Все объяснимо свойствами природы, а потому, нет смысла разыскивать в ней руку Творца.
И первый его аргумент - открытие процесса становления природы во времени, ее постоянное движение. Он полагает, что одним этим фактом наукой был устранен вопрос о "первом толчке".
Однако далее мы увидим, как рассуждения Энгельса, неминуемо привели к тому, что вопрос этот повис в воздухе, поскольку причина возникновения туманности, из которой родились все Планеты и Звезды, а именно на ее движении основываются представления Энгельса о возникновении природы, осталась неизвестна. Более того, мы увидим, что Энгельс находит это не столь существенным, поскольку, дескать, природе самой по себе присуще такого рода возникновение, раз уж она находится в непрерывном движении. Иначе говоря, мы увидим, как самим фактом движения природыЭнгельс объясняет... причину этого движения.
По его мнению, поскольку движение природы вечно, то естествознанию надо только определить, каким образом это вечное движение вновь и вновь порождает туманности - материал для будущих космических тел. То обстоятельство, что причина возникновения и движения туманностей должна быть объяснена неким другим движением, нежели движение самих туманностей Энгельса вовсе не смущает. Он отказывается видеть здесь противоречие, обманывая, таким образом, и себя, и других утверждением, что изменяемость природы сама по себе исключает Творца в качестве причины ее возникновения. По логике Энгельса, такой причины вообще не существует, поскольку движение природы вечно. Это ее свойство - находиться в нескончаемом движении, а потому говорить о причине возникновения природы, о причине ее движения нет смысла. Таков "научный" подход Энгельса - поиск причины движения природы -- это пустая трата сил и времени, поскольку этой причины нет.
Действительно, если природа постоянно меняется, то ее никто не создавал. Раз она становилась и вечно становится, значит, источник этой изменчивости, этого становления надо искать внутри природы, а не за ее пределами. Однако, именно эта совершенно безупречная логика скрывает главное, а именно то противоречие, которое не желает замечать Энгельс. В его понимании, источник вечного движения надо искать в природе, но вне сознания, поскольку оно, вторично, возникло в процессе эволюции самой природы... позже. Он даже определяет этот источник движения природы как единство и борьбу противоположностей, притяжения и отталкивания, при этом отказываясь замечать тот бесспорный факт, что любое существование до или после вечности - абсурд. Либо природа рождается и умирает, тем самым рождая и уничтожая в процессе своей эволюции сознание, либо она вечна, но тогда также вечно и познающее ее сознание. Иначе говоря, вечность материи неумолимо означает вечность сознания. Полагать обратное, считать, что в вечности одно может предшествовать или следовать за другим бессмысленно. Это значит отдаться во власть здравого смысла, который всегда имеет перед собой лишь очевидность - первенство предметного мира по отношению к сознанию, историю возникновения лишенной разума Земли, породившей сознание. Именно этим здравый смысл противостоит действительности, увлекая науку в тупик, лишая ее, в конечном итоге, возможности определить место и значение новых научных фактов.
Но вернемся к анализу Энгельса: "Первая брешь в этом окаменелом мировоззрении на природу была пpoбита не естествоиспытателем, а философом. В 1755 г. появилась "Bcеобщая естественная история и теория неба" Канта. Вопрос о первом толчке был устранен; Земля и вся солнечная система предстали как нечто ставшее в ходе времени ..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.11)
И хотя это сочинение не имело непосредственного значения до тех пор, пока Лаплас и Гершель не обосновали его детальнее, "... в открытии Канта заключалась отправная точка всего дальнейшего движения вперед. Если Земля была чем-то ставшим, то чем-то ставшим должны были быть также ее теперешнее геологическое, географическое, климатическое, состояние, ее растения и животные, и она должна была иметь историю не только в пространстве - в форме расположения одного подле другого, но и во времени - в форме последовательности одного после другого". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.11)
Пониманию того, что "...природа не просто существует, а находится в процессе становления и исчезновения..." необычайно поспособствовала геология. Энгельс пишет: "...Возникла геология, которая выявила не только наличность образовавшихся друг после друга и расположенных друг над другом геологических слоев, но и сохранившиеся в этих слоях раковины и скелеты вымерших животных, стволы, листья и плоды несуществующих более растений...
...Надо было решиться признать, что историю во времени имеет не только Земля, взятая в общем и целом, но и ее теперешняя поверхность и живущие на ней растения и животные..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.12)
"Тем временем физика сделала огромный шаг вперед, результаты которого были почти одновременно резюмированы тремя различными людьми в 1842 г., составившем эпоху в этой отрасли естествознания. Майер в Хейльбронне ** и Джоуль в Манчестере доказали превращение теплоты в механическую силу и механической силы - в теплоту. Установление механического эквивалента теплоты покончило со всеми сомнениями по этому поводу. В то же время Гров - не профессиональный естествоиспытатель, а английский адвокат - доказал посредством простой обработки уже достигнутых в физике отдельных результатов, что все так называемые физические силы -механическая сила, теплота, свет, электричество, магнетизм и даже так называемая химическая сила - переходят при известных условиях друг в друга без какой бы то ни было потери силы, и таким образом доказал еще раз, путем физического исследования, положение Декарта о том, что количество имеющегося в мире движения неизменно..."
Но самым главным, считает Энгельс, является то, что "... Из науки была устранена случайность наличия такого-то и такого-то количества физических сил, ибо были доказаны их взаимная связь и переходы друг в друга. Физика, как уже ранее астрономия, пришла к такому результату, который с необходимостью указывал на вечный круговорот движущейся материи как на последний вывод науки." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 13)
Энгельс не случайно говорит об этом выводе науки как о последнем, ибо уже отмечалось, что в его представлении сам факт "вечного круговорота движущейся материи" объясняет причину этого круговорота. Объяснение в том и состоит, что таково свойство материи - находиться в вечном круговороте. Именно это свойство и является причиной нескончаемого движения природы.
В понимании Энгельса, закономерность того, что любая форма движения способна и вынуждена превращаться в любую другую, означает, что "Дойдя до этой формы, закон достиг своего последнего выражения. Посредством новых открытий мы можем доставить ему новые подтверждения, дать ему новое, более богатое содержание. Но к самому закону, как он здесь выражен, мы не можем прибавить больше ничего. В своей всеобщности, в которой и форма, и содержание одинаково всеобщи, он не способен ни к какому дальнейшему расширению: он есть абсолютный закон природы.
К сожалению, дело хромает в отношении той формы движения, которая свойственна белку, иначе говоря, в отношении жизни, до тех пор, пока мы не в состоянии изготовить белок." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г.стр.193)
Вооружившись этим, по его мнению, исчерпывающим знанием, Энгельс видит в дальнейшем развитии естествознания лишь постепенное заполнение "белых пятен" там, где наукой еще не установлен механизм, подтверждающий вечный круговорот материи. "Правда эмпирическое доказательство этого круговорота еще не совсем свободно от пробелов, но последние незначительны по сравнению с тем, что уже твердо установлено; притом, они с каждым годом все более и более заполняются". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.15) Так, например, ждет своего времени открытие механизма перехода неорганической природы в органическую. По этому поводу Энгельс пишет: "Благодаря получению неорганическим путем таких химических соединений, которые до того времени порождались только в живом организме, было доказано, что законы химии имеют ту же силу для органических тел, как и для неорганических, и была заполнена значительная часть ... якобы навеки непроходимой, пропасти между неорганической и органической природой..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.14)
Совершенно естественно, что за возможностью создания в лабораторных условиях живой клетки Энгельс не видит главное, а именно то, что речь здесь идет лишь о создании условий, при которых уже существующие элементы, химические вещества и т.д. могут продолжить свое развитие. Вопрос же об источнике их появления, безусловно находящемся внутри самой природы, остается вне интересов естествознания, поскольку считается, что он уже установлен как свойство природы, находиться в вечном движении. Именно это свойство стало основой нового мировоззрения, которое "... было готово в его основных чертах: все застывшее стало текучим, все неподвижное стало подвижным, все то особое, которое считалось вечным, оказалось преходящим, было доказано, что вся природа движется в вечном потоке и круговороте". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 15)
Вот почему, приступая к рассмотрению основных положений этого нового мировоззрения, объясняющего, в понимании Энгельса, причину вечного круговорота материи без Творца, надо сразу отметить, что об этой причине Энгельс вообще ничего сказать не может, ибо вполне удовлетворен тем знанием, что находиться в вечном движении есть свойство природы. А свойство не требует объяснений, это та данность, которая уже установлена как окончательная истина, как "последний вывод науки".
Таким образом, речь у Энгельса идет вовсе не о причине нескончаемого круговорота материи. На самом деле выяснению подлежит совершенно другой вопрос, а именно вопрос о том, как этот вечный круговорот материи выражает себя в природе? Энгельс говорит только об этом. И вот, что у него получается:
"Из вихреобразно вращающихся раскаленных газообразных туманностей... развились благодаря охлаждению и сжатию бесчисленные солнца и солнечные системы нашего мирового острова, ограниченного самыми крайними звездными кольцами Млечного пути..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 16)
Естественно, что причина, породившая как движение, так и сами раскаленные газообразные туманности, оставлена Энгельсом в стороне, а вот его рассуждения о механизме их появления чрезвычайно показательны своей противоречивостью. Но, об этом чуть позже. Пока продолжим изложение Энгельса:
"На образовавшихся таким образом отдельных телах - солнцах, планетах, спутниках - господствует сначала та форма движения материи, которую мы называем теплотой. О химических соединениях не может быть и речи даже при той температуре, которой Солнце обладает еще в настоящее время...
... Вместе с прогрессирующим охлаждением ... начинает давать себя знать химическое сродство ... элементы химически дифференцируются ... приобретают химические свойства и вступают друг с другом в соединения. Эти соединения непрерывно изменяются вместе с понижением температуры...", обеспечивая переход "...части газообразной материи сперва в жидкое, а потом и в твердое состояние ... собственная теплота (планеты) начинает играть все меньшее и меньшее значение по сравнению с теплотой, получаемой ею от центрального светила... (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 16)
"Наконец, если температура понизилась до того, что - по крайней мере, на каком-нибудь значительном участке поверхности - она уже не переходит границы, внутри которых является жизнеспособным белок, то при наличии прочих благоприятных химических предварительных условий образуется живая протоплазма...
Прошли, вероятно, тысячелетия, пока создались условия, при которых стал возможен следующий шаг вперед, и из этого бесформенного белка возникла благодаря образованию ядра и оболочки первая клетка. Но вместе с этой первой клеткой была дана и основа для формообразования всего органического мира... Сперва развились... бесчисленные виды бесклеточных и клеточных протистов, ... из которых некоторые дифференцировались постепенно в первые растения, а другие - в первые животные. А из первых животных развились... бесчисленные классы, порядки, семейства, роды и виды животных и наконец, та порода животных, в которой достигает своего полного развития нервная система, именно позвоночные, и, опять-таки, наконец, среди последних, то позвоночное, в котором природа дошла до познания самой себя, - человек". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 17)
Здесь невозможно не заметить, насколько мощны для разума тиски противопоставления сознания и материи. Ведь даже это - собственное заключение, не наталкивает Энгельса на мысль, что все, неохватное по своим масштабам, как в пространстве, так и во времени, движение природы осуществляется целенаправленно, то есть идет совершенно в определенном направлении - создания существа, способного познавать своего создателя - природу. В то же время убежденность, что, какое бы то ни было, устойчивое направление движения материи может неуклонно выдерживаться благодаря нагромождению случайностей в неразумной природе - верх недоразумения. Но, Энгельс, как мы увидим, закономерно приходит именно к этому недоразумению - к случайностям в природе. Движение природы, в его представлении, никак не может быть связано с разумной целью, поскольку... изначально положено, что разум вторичен, является следствием этого движения.
Но пойдем дальше, к рассуждениям Энгельса о механизме возникновения человека " ...И человек возник путем дифференцирования, и не только индивидуально, - развиваясь из одной-единственной яйцевой клетки до сложнейшего организма, какой только производит природа, - но и в историческом смысле. Когда после тысячелетней борьбы произошла, наконец, дифференциация руки от ноги и установилась прямая походка, то человек отделился от обезьяны, и была заложена основа для развития членораздельной речи и для мощного развития мозга, благодаря чему образовалась с тех пор непроходимая пропасть между человеком и обезьяной. Развитие специфических функций руки означает появление орудия, и орудие означает специфически человеческую деятельность, преобразующее обратное воздействие человека на природу, производство ..."
"...Но вместе с развитием руки шаг за шагом развилась и голова, возникало сознание сперва условий отдельных практических, полезных действий, а впоследствии на основе этого у народов, находившихся в более благоприятном положении, понимание законов природы обусловливающих эти полезные результаты. А вместе с быстро растущим познанием законов природы росли и средства обратного воздействия на природу; при помощи одной только руки люди никогда не создали бы паровой машины, если бы вместе и наряду с рукой и отчасти благодаря ей не развился соответственным образом и мозг человека..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 18)
Будучи всецело поглощен описанием механизмов движения природы, Энгельс не видит, что за ними, за внешней, видимой стороной этого движения кроется иная, внутренняя, невидимая, но ничуть не менее объективная реальность. Однако ее, в принципе, не может вместить сознание, заключенное в рамки представлений о существовании только одной объективной реальности - материи, которая порождает сознание.
Вот почему, описывая механизм развития знаний о природе, Энгельс совершенно не замечает ГЛАВНОЕ - независимость процесса познания природы от того, желает человек ее познавать или нет. Иначе говоря, куда бы ни была направлена человеческая воля, чем бы он не был занят, к удовлетворению каких потребностей, каких желаний не стремился, сама его практическая деятельность неизбежно ведет к осознанию следствий этой деятельности, к их анализу, и, следовательно, к познанию им законов природы. Но будучи, таким образом, независим от воли человека, этот процесс познания законов природы сам является природной закономерностью, то есть, как и любой другой ее закон, отражает, не что иное, как объективную реальность. И, тем не менее, эта объективная реальность остается вне интересов науки, ибо наука построена на том представлении, что природа была раньше разума, а потому причина ее движения не может быть с ним связана.
Как следствие, и аппарат, при помощи которого эта невидимая реальность познает природу, - головной мозг человека, представляется ей ничем иным как итогом усложнения человеческой деятельности, ставшей возможной благодаря развитию специфических функций руки и появлению членораздельной речи. Результат - наука так и стоит в недоумении перед фактом, что способности головного мозга современного человека, при всей несравнимой с древностью сложности выполняемых им задач, используются лишь на мизерные три, пять процентов. Следовательно, источник возникновения остального, без преувеличения сказать, гигантского массива его незадействованных способностей с научной точки зрения, исповедуемой Энгельсом, в принципе необъясним.
"Но все, что возникает, достойно гибели. - продолжает Энгельс -Пройдут миллионы лет, народятся и сойдут в могилу сотни тысяч поколений, но неумолимо надвигается время, когда истощающаяся солнечная теплота не сумеет уже растапливать надвигающийся с полюсов лед, Когда все более и более скучивающееся у экватора человечество перестанет находить и там необходимую для жизни теплоту, когда постепенно исчезнет и последний след органической жизни, и Земля - застывший, мертвый шар, подобно луне - будет кружить в глубоком мраке по все более коротким орбитам вокруг тоже умершего солнца, на которое она, наконец, упадет. Другие планеты испытают ту же участь, иные раньше, иные позже земли; вместо гармонически расчлененной, светлой, теплой, солнечной системы останется холодный, мертвый шар, продолжающий идти своим одиноким путем в мировом пространстве. И судьба, постигшая нашу солнечную систему, должна раньше или позже постигнуть все прочие системы нашего мирового острова, должна постигнуть системы всех прочих бесчисленных мировых островов, даже тех, свет от которых никогда не достигнет земли, пока ЕЩЕ существует на ней человеческий глаз, способный воспринять его.
Но когда подобная солнечная система завершит свой жизненный круг и подвергнется судьбе всего конечного, когда она станет жертвой смерти, то что будет дальше? Будет ли труп солнца продолжать катиться в виде трупа в бесконечном пространстве, и неужели все бесконечно разнообразные, прежде дифференцированные силы природы превратятся навсегда в единственную форму движения, в притяжение? "Или же, - как спрашивает Секки (стр. 810), - в природе имеются силы, способные вернуть мертвую систему в первоначальное состояние раскаленной туманности, способные пробудить ее к новой жизни? Мы этого не знаем".
"Коечно, мы этого не знаем в том смысле, в каком мы знаем, что 2х2=4 или что притяжение материи действует обратно пропорционально квадрату расстояния. В теоретическом естествознании, которое свои взгляды на природу старается объединить в одно гармоническое целое, без которого в наше время не сделает шага вперед даже самый беззаботный по части теории эмпирик, нам приходится очень часто оперировать с не вполне известными величинами, и логика, последовательность мысли, должны были всегда заполнять такие неизбежные пробелы познания. Современное естествознание вынуждено было заимствовать у философии положение о неразрушимости движения материи, без которого оно неспособно более существовать. Но движение материи не сводится к одному только грубому механическому движению, к простому перемещению; движение материи - это также теплота и свет, электрическое и магнитное напряжение, химическое соединение и разложение, жизнь и, наконец, сознание. Говорить, будто материя за все время его бесконечного существования имела только один раз - и то ничтожно короткий, по сравнению с вечностью срок -- возможность дифференцировать свое движение и таким образом развернуть богатство этого движения и что до этого и после этого она навеки обречена довольствоваться простым перемещением, говорить это - все равно, что утверждать, будто материя смертна и движение преходяще. Учение о неразрушимости движения надо понимать не только в количественном, но и в качественном смысле. Материя, - чисто механическое перемещение которой хотя и содержит в себе возможность превращения при благоприятных обстоятельствах в теплоту, электричество, химическое действие, жизнь, но которая не в состоянии породить из самой себя эти условия, - такая материя утратила движение, - движение, которое потеряло способность превращаться в свойственные ему различные формы, хотя и обладает еще dynamis, но не обладает уже энергией и таким образом отчасти уничтожено. Но и то и другое немыслимо.
Одно, во всяком случае, несомненно: было время, когда материя нашего мирового острова превратила в теплоту такое количество движения - мы до сих пор еще не знаем, какого именно рода,(курсив мой) - что из него могли развиться по меньшей мере (по Медлеру) 20 млн. солнечных систем, которые - как мы в этом столь же твердо убеждены - рано или поздно погибнут. Как происходило это превращение? Мы это знаем так же мало, как мало знает отец Секки, превратится ли будущее caput mortuum нашей солнечной системы снова в сырой материал для новых солнечных систем. Но здесь мы вынуждены допустить чудо либо обратиться к помощи творца, либо сделать тот вывод, что случившееся однажды может снова произойти, что раскаленный сырой материал для солнечной системы нашего мирового острова возник естественным (курсив мой) путем, путем превращений движения, которые присущи от природы (курсив мой) движущейся материи и условия которых должны, следовательно, быть снова произведены материей, хотя бы после миллионов лет, более или менее случайным образом (курсив мой), но с необходимостью, присущей и случаю" (курсив мой). (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 19)
Итак, вот она "логика, последовательность мысли" Энгельса, заполняющая пробелы естествознания. Он противопоставляет две точки зрения: либо превращение в теплоту неизвестного рода движения есть результат действия Творца, либо то, что произошло однажды, может вновь произойти путем... присущим самой природе! Такова "железная" логика - либо Творец, либо все происходит само собой, то есть без причины и цели - "более или менее случайным образом, но с необходимостью, присущей и случаю". Иначе говоря, вместо поиска ответа на вопрос, в чем же собственно состоит эта необходимость, все объяснено ... случайностью. Такая вот "последовательность", которая неминуемо, в силу противопоставления материи и сознания, приводит Энгельса от утверждения об отсутствии случайностей в природе, о ее закономерности, противостоящей произволу Творца, к свойственной природе... случайности.
Но такого рода утверждение ничего общего не имеет с наукой, которая потому и есть наука, что занята исключительно поиском закономерностей природы, когда любая случайность свидетельствует лишь о том, что та или иная закономерность еще не выявлена. Случайность является прямой противоположностью закономерности, а потому в принципе не может в ней содержаться, не может быть ей присуща. Отношение случайности к закономерности таково, что оно всегда определяется абсолютной закономерностью. Другими словами, объяснять нечто случайностью означает только одно - отказ от поиска закономерности. Но именно это и вынужден делать Энгельс, поскольку изначально выставил Творца, разумное начало за рамки природы. Иначе говоря, он исключил из науки разумную основу природы, опираясь отнюдь не на ее выводы, а на очевидность первенства предметного мира по отношению к сознанию. Его опора на случайность, способную, якобы, объяснить закономерность, и есть не что иное, как опора на обыденное здравомыслие, за пределы которого ему так и не удалось вырваться, несмотря на все богатство привлеченного научного материала.
Впрочем, другого и быть не могло, поскольку любые научные построения, любые теории, в основе которых лежит постулат о первичности материи или сознания, обязаны вернуться к исходной точке. Им просто некуда больше двигаться, так как они не могут выйти за пределы своей собственной односторонности. Бег по замкнутому кругу - вот судьба всех таких теорий, гипотез, научных открытий - тупик, лабиринт, из которого нет и не может быть выхода.
Поэтому, выступая под знаменем просвещения, освобождения от религиозного дурмана марксизм неминуемо приходит к парадоксальной, казалось бы, солидарности с самым ярым врагом просвещения - с церковной инквизицией, которая сожгла Джордано Бруно, именно за то, что он посмел заявить о единстве природы и Бога, то есть о единстве, принципиально чуждом марксизму.
Таким образом, Маркс и Энгельс, при всей их борьбе с теологией, и шага не сделали от религиозного предрассудка, что Бог и природа есть нечто не совместимое. Они остались противостоять друг другу, как два взаимоисключающих начала - либо причина всего есть Бог, как утверждает Церковь, либо она сокрыта в самой природе, и тогда Бога нет, как утверждает марксизм. И третьего не дано.
Именно эта односторонность ограничивает сознание, делает для него бессмыслицей, антинаучным бредом поиск разумного источника движения внутри природы. Свидетельством тому, критика Марксом Гегеля, о которой будет речь впереди.
Но продолжим анализ изложения Энгельса: "Мы приходим, таким образом, к выводу, что излученная в мировое пространство теплота должна иметь возможность каким-то путем, - путем, установление которого будет когда-то в будущем задачей естествознания, - превратиться в другую форму движения, в которой она может снова сосредоточиться и начать активно функционировать. Тем самым (курсив мой) отпадает главная трудность, стоявшая на пути к признанию обратного превращения отживших солнц в раскаленную туманность..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 22)
Вот так легко, одним отнесением неразрешенного вопроса к задачам будущих поколений естествоиспытателей Энгельс "снимает" поиск причины, дающей толчок новому развертыванию материи. Он полностью удовлетворен самим установлением факта, что такое развертывание должно повторяться вновь и вновь, бесконечно. Ведь нескончаемое движение материи для него главное - это "последний вывод" науки, для которой механизмы движения материи не существенны, они не способны повлиять на этот вывод, являясь лишь частностью, которую выяснят будущие поколения. О самой же причине движения материи, о причине, которая определяет его упорядоченность и строгую направленность, вообще не идет речи, поскольку она заменена у Энгельса ничем иным как случайностью. Упорядоченность, в понимании Энгельса, объясняется нескончаемым количеством случайных событий, но не целью. Столь же бесцельно и направление движения материи к созданию человека, просто у природы такое свойство - создавать мыслящих существ.
"... Вот вечный круговорот, в котором движется материя, -круговорот, который завершает свой путь лишь в такие промежутки времени, для которых наш земной год не может служить достаточной единицей; круговорот, в котором время наивысшего развития, время органической жизни и, тем более, время жизни существ, сознающих себя и природу, отмерено столь же скудно, как и то пространство, в пределах которого существует жизнь и самосознание; круговорот, в котором каждая конечная форма существования материи - безразлично, солнце или туманность, отдельное животное или животный вид, химическое соединение или разложение - одинаково преходяща, и в котором ничто не вечно, кроме вечно изменяющейся, вечно движущейся материи и законов ее движения и изменения...
...у нас есть уверенность в том, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и что поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она некогда истребит на Земле свой высший цвет - мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 23)
Энгельс в этих, казалось бы, совершенно научных рассуждениях о вечности материи вновь и вновь возвращается к своему основному противоречию, которое им совершенно не осознается. Он просто неспособен отдавать себе отчет в том, что противопоставить друг другу можно только конечные предметы, что Вечность в принципе нельзя соотнести ни с чем конечным, от Вечности невозможно ничего отграничить - сказать, что нечто первично или вторично по отношению к ней, существовало до или после нее. Иначе говоря, Энгельс не видит главное - утверждение вечности материи, означает, что она не может предшествовать сознанию, как, впрочем, и следовать за ним. Поэтому он и пускается в рассуждения о скудно отмеренном времени для разумных существ, об уничтожении разумного человеческого духа на Земле и новом его рождении в другое время и в другом месте, словно у вечной материи могут быть эти другие времена или другие места ее бытия.
Таким образом, не замечая, как нагромождает одно противоречие на другое, Энгельс неминуемо уходит от истины, запутывается в своих собственных рассуждениях, приводящих, в конечном итоге, к лишенному всякого смысла заключению о том, что материя вечна, но ... смертна, поскольку только в этом случае ее можно противопоставить и предпослать смертному человеческому духу.
Иначе говоря, положение Энгельса о том, что "материя противостоит нам как нечто данное, как нечто несотворимое и неуничтожимое" (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.51) не содержит под собой и тени научной основы, так как вечное - материя не может противостоять конечному - рождающемуся и умирающему сознанию человека. Вот почему следование научному пути к Истине неминуемо пролегает через признание того факта, что за очевидностью смертности человека скрывается действительность бессмертия его разумного духа, столь же несотворимого и неуничтожимого, как и видимая нами материя.
Восприятие естествознанием этого, буквально на поверхности лежащего, знания позволит, наконец, человеческому сознанию обрести в науке свое истинное положение не впереди и не после материи, а в единстве того и другого с объективно существующей, вечно движущейся субстанцией духа - духовной сущностью всей природы.
Именно это понимание открывает возможность широчайшего синтеза научных фактов, вместо сегодняшней их изоляции друг от друга, которая и обеспечивает топтание науки на месте, подталкивая ученых к абсолютно бессмысленным попыткам применить частное знание о формах материи ко всеобщему или знание о конечном к вечному. Такого рода попытки сплошь и рядом приводят к совершенно абсурдным выводам, как, например, рассуждения Энгельса о движении материи, которое обусловлено в его понимании единством и борьбой притяжения и отталкивания:
"... наша солнечная система в каждое мгновение отдает в мировое пространство колоссальные количества движения, и притом движения вполне определенного качества, именно солнечную теплоту, то есть отталкивание. А сама наша Земля оживлена только благодаря солнечной теплоте и, со своей стороны, излучает полученную солнечную теплоту, - после того как она превратила часть ее в другие формы движения, - в конце концов тоже в мировое пространство. Таким образом, в солнечной системе, и в особенности на Земле, притяжение получило уже значительный перевес над отталкиванием. Без излучаемого Солнцем движения отталкивания на Земле прекратилось бы всякое движение. Если бы Завтра Солнце охладилось, то при прочих равных условиях притяжение осталось бы на Земле тем же, каким оно является в настоящее время. Камень весом в сто килограммов продолжал бы по-прежнему весить эти сто килограммов на том месте, где он лежит. Но зато движение, как масс, так и молекул, и атомов пришло бы в состояние абсолютного, согласно нашим представлениям, покоя" (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 59).
Таким образом, представления Энгельса говорят нам о том, что вечное движение материи оказывается... не вечно, то есть оно может полностью прекращаться, материя может приходить в состояние абсолютного покоя в отдельных своих частях, в отдельных формах своего существования. Иначе говоря, точно также как вечная материя предстала у Энгельса смертной, ее вечное движение оказалось у него не вечным. Что, впрочем, одно и то же, так как неподвижность материи и означает ее смерть.
Вся беда в том, что подобного рода абсурдность, эта каша в собственном сознании, когда в нем непостижимым образом уживаются противоречащие друг другу выводы не видна ученым. Так вывод о вечном движении материи, о том, что немыслимо "утверждать, будто материя смертна и движение преходяще" соседствует с выводом о ее покое; вывод о вечном существовании материи, как в количественном, так и в качественном отношении совмещается с выводом о смертности ее качества - сознания.
В результате, даже пытаясь со всей добросовестностью быть последовательными в своих рассуждениях, они неминуемо приходят к непоследовательным заключениям. Это невидимый, а потому, словно какой-то магический, заколдованный круг. И вырваться за его пределы можно только одним способом - осознать, наконец, тот факт, что в науку проникло совершенно не научное, а обывательское представление о том, что природа самостоятельна, что она существует независимо от сознания. Без осознания этого факта любой ученый, сам того не замечая, глушит свой "внутренний" голос, который постоянно стучится к каждому человеку со свидетельством о вечности познающего мир разумного духа. Но "околдованное" сознание противится истине его вечного существования, и этим захлопывает дверь, ведущую к последовательному, строго научному знанию. Так вершится преступление ученых не только по отношению к самим себе, но к науке, служению которой они себя посвятили, ибо отрицание любого факта, каков бы он не был, есть корень невежества.
Но именно это происходит с неоспоримым фактом двойственности человеческого сознания. Он неуклонно выпадает из поля зрения науки, поскольку свидетельствует о существовании объективной реальности, которая находится вне рамок чувственно воспринимаемого мира, за горизонтом рассудочных представлений об окружающей нас предметной действительности. Естественно, что марксизм тоже игнорирует этот факт, ибо о двойственности сознания не может идти и речи, если полагать, что оно плод телесных функций, плод высокоразвитой нервной системы. Здесь-то и кроется тупик в научных поисках истины.
Мы уже видели, что само представление о конечности разумного человеческого духа теряет всяческий смысл при его соотношении с вечностью материи. Это говорит о принципиальной невозможности применения в науке идеи вторичности сознания, что, в сою очередь, означает антинаучность марксистской теории о возникновении, и социальной причине движения сознания, его историчности, превращает теорию классовой борьбы лишь во внешнее выражение движения духовных процессов природы в обществе.
В дальнейшем мы покажем, в частности, что отрицание именно этих объективно происходящих процессов привели Маркса к неразрешимому противоречию в его рассуждениях о "засыпании" пролетарского государства по мере зарождения и развития коммунистического общества.
А пока, прежде чем продолжить рассмотрение естественнонаучных взглядов марксизма, подчеркнем его важнейший вывод - поскольку разумный человеческий дух рожден материей, вторичен по отношению к ней, то он существует не иначе как принадлежность или свойство отдельных человеческих организмов. Таким образом, с точки зрения марксизма, каждый человек, будучи смертным, жестко ограничен в своих возможностях познания природы необычайно коротким сроком собственного биологического существования, сроком, представляющим собой неуловимое мгновение в сравнении с вечностью познаваемой материи. В марксизме, поэтому, субъектом познания является не сам человек, а человеческий род, человеческое общество, способное аккумулировать знания о природе, ставшие достоянием отдельных людей. Так Энгельс пишет: у "абсолютного познания есть серьезное "но". Подобно тому, как бесконечность познаваемого материала слагается из одних лишь конечных предметов (Бесконечный ряд конечных предметов - вот та реальность, с которой, по мнению Энгельса, мы имеем дело. Заметим это пока мимоходом, ибо о действительном соотношении конечного и бесконечного речь пойдет впереди), так и бесконечность абсолютно познающего мышления слагается из бесконечного множества конечных человеческих голов, которые работают над этим бесконечным познанием друг возле друга и в ряде сменяющих друг друга поколений". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 202)
Таким образом, в представлении Энгельса, познание способно доходить лишь до определенной точки. А потом, со смертью человечества, процесс начинается сначала. Такое вот движение природы до появления мыслящих существ, а потом назад к исходному пункту. В результате, утверждение марксизма о том, что человеческое сознание это исключительно социальный, исторический продукт, означает, что с его смертью уничтожаются все знания о природе.
Другими словами, неизбежная гибель человечества, связанная с истощением теплоты в солнечной системе, о которой говорил Энгельс, делает совершенно бессмысленным вывод о социальной природе сознания. Во-первых, потому, что жизнь человечества, как бы продолжительна она не была, все равно остается таким же мгновением в сравнении с вечным бытием материи, как и жизнь отдельного человека. Во-вторых, гибель человечества означает абсолютную непознаваемость материи, ибо природе вновь и вновь приходится начинать 'с нуля' - с создания вращающейся раскаленной газовой туманности, ведущей к возникновению социального, разумного существа, которому отмерено лишь мгновение для познания вечности - вечной материи.
В связи с этим и рассуждение Энгельса о том, что Бесконечный прогресс как "развитие, движение вперед или назад ... вовсе не бесконечен, уже и теперь можно предвидеть конец периода жизни Земли. Зато и Земля не есть весь мир" (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 205), выглядит совершенно нелепо, поскольку и в других местах мира присутствует то же развитие, то же движение вперед или назад. Так что все эти части способны овладеть лишь кусочком знаний до момента их уничтожения. А это не бесконечность познания, но, напротив, - апофеоз его ограниченности. Природа непознаваема - вот тот вывод, к которому на самом деле приводит марксизм.
И каковы бы не были его рассуждения о том, как природа движется к созданию человеческого разума, факт остается фактом - в бессмысленности такого поведения природы состоит весь смысл марксистских представлений об истории возникновения человека, способного ее познавать. Согласно марксизму, природа создает разумное существо исключительно лишь для того, чтобы его уничтожить, ибо конечный человеческий дух не может познать бесконечность, а вынужден топтаться на месте - делать шаг вперед с рождением, и шаг назад со смертью. И сколько бы таких шагов человечество не сделало, его знания о природе так и будут оставаться на одном месте. Аналогично этому, сколько бы подобных шагов не совершали другие разумные существа в необъятном космосе, они тоже в своем познании природы способны лишь повторять один и тот же цикл - шагать на месте. Получается этакое бесконечное множество рождающихся и умирающих разумных существ, сама разумность которых лишена всякого смысла.
Результат - неминуемые противоречия даже там, где, казалось бы, под ногами обретена совершенно твердая научная почва: "И так на каждом шагу факты напоминают нам о том, что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто-либо, находящийся вне природы, - что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри нее, что все наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять. И мы, в самом деле, с каждым днем научаемся правильно понимать ее законы и познавать как более близкие, так и более отдаленные последствия нашего активного вмешательства в ее естественный ход ... А чем в большей мере это станет фактом, тем в большей мере люди снова будут не только чувствовать, но и сознавать свое единство с природой и тем невозможней станет то бессмысленное и противоестественное представление о какой-то противоположности между духом и материей, человеком и природой, душой и телом, которое распространилось в Европе со времени упадка классической древности и получило наивысшее развитие в христианстве." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г.
стр.153)
Но опять обнаруживается, во-первых, что 'сознавать свое единство с природой', единство, а не 'противоположность между духом и материей' означает сознавать вечность не только материи, но и вечность единого с ней духа. Кстати говоря, Ленин в своей главной философской работе 'Материализм и эмпириокритицизм' с абсолютной точностью выразил марксистскую позицию по этому поводу. Он прямо заявил о невозможности противопоставления сознания и материи за рамками основного гносеологического вопроса, вопроса о том, что первично, а что вторично - материя или сознание. Иначе говоря, он выразил ту же идею, что материя первична по отношению к сознанию, она родила его и только после этого они стали едины, ибо вне вечной материи ничего быть не может. Однако, в том-то и дело, что для сознания никакого 'до' или 'после' решения им же самим основного гносеологического вопроса не существует. Его единство с вечностью означает только саму эту вечность, и потому, с научной точки зрения, ни о какой смерти разумного духа вслед за гибелью его формы - человеческого тела, не может быть и речи. Во-вторых, рожденный церковной бюрократией религиозный предрассудок о противоположности материи и духа не имеет ни чего общего с христианством, которое несет в себе идею неразрывного единства природы и Бога. Но марксизм изначально отвергает это единство, а потому отвергает и христианство, ставя совершенно нелепый знак равенства между религиозными постулатами христианской церкви и христианской религией как таковой, которая совершенно не зависит от высказываний о ней священнослужителей. Впрочем, это отдельная тема и мы обязательно коснемся ее позднее.
Итак, подытожим некоторые выводы. Поскольку согласно естественнонаучным представлениям марксизма, разумное существо, способное познавать природу, - человек является итогом случайных сочетаний вечно движущейся неразумной материи, в нем нет места для закона природы, который заставляет материю двигаться в совершенно определенном направлении - в направлении создания человека. А ведь именно этот закон означает наличие разума в природе, наличие в ней Творца, который, как мы видели, принципиально исключен классиками марксизма из природы. В результате, марксизм полагает чудом вовсе не бессмысленное движение материи, которое сквозь череду невероятных случайностей привело к возникновению человека. А напротив, чудом становится разумный источник этого движения, который, будучи таковым, имеет цель и тем самым не только наполняет смыслом, но и определяет необходимую закономерность движения природы в совершенно определенном направлении создания познающего ее существа. Мало этого, в разумности природы марксизм усматривает крамолу теологии, крамолу мистического, божественного начала, которое должно быть выброшено из науки, чтобы освободить ее от произвола потусторонней воли, от ... случайностей. Но в результате, он сам окончательно запутывается в случайностях, оказывается не в силах подняться до осознания того факта, что Творец и есть основной закон естествознания, который исключает любую случайность, именно потому, что сознание и материя не противостоят друг другу, а едины со всеобщей субстанцией, движение которой, обусловленное разумной целью, неизбежно порождает следствие - движение материи, то есть все то, что мы воспринимаем при помощи органов чувств нашего тела, включая и его само. И только 'здравый смысл', которым руководствуется марксизм, утверждая первенство материи по отношению к сознанию, создает иллюзию, что сознание вмуровано в плотную материю человеческих тел, и способно действовать исключительно при его посредстве, опираясь на помощь пяти телесных органов чувств. Другими словами, марксизм полагает, что объективно существующий предметный мир не принадлежит разумной человеческой сущности, а является для сознания внешним, господствующим над ним. Как пишет Маркс: 'В этом нет ничего непонятного и загадочного. Скорее было бы загадочно обратное' (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42. стр. 102). Энгельс также считает, что жизнь есть результат движения природы, а не движение природы - результат жизни разумной сущности. Вот как он это выражает: 'То, что жизнь есть результат всей природы, нисколько не противоречит тому обстоятельству, что белок, являющийся исключительным самостоятельным носителем жизни, возникает при определенных, даваемых всей связью природы условиях, но при всем при том как продукт некоторого химического процесса.' (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.170) 'здесь остается добиться еще только одного: объяснить возникновение жизни из неорганической природы. На современном этапе развития науки это означает ни что иное, как следующее: изготовить белковые тела из неорганических веществ.' (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 169)
Энгельс действительно не видит здесь противоречий. Не видит, что "связь природы", приводящая к возникновению белка, уже означает, что он как носитель жизни вовсе не самостоятелен. Он подчинен этой связи. И только поэтому его возникновение не случайно, а является продуктом целенаправленной, разумной деятельности всей природы. В противном случае, он оказывается результатом события, вероятность которого стремится к абсолютному нулю, ибо требует сочетания, не поддающегося математическому описанию количества случайных обстоятельств, приведших, прежде всего, к возникновению химических элементов, из которых белок состоит, ибо эти химические элементы сами являются продуктом природы. Вот почему изготовление белка из неорганических веществ в лабораторных условиях совершенно не объяснит "возникновение жизни из неорганической природы". Как уже отмечалось, искусственный синтез белка не способен этого объяснить, поскольку совершенно не затрагивает вопрос о причине возникновения тех, уже существующих, химических элементов, из которых белок и создается, то есть о причине возникновения самой неорганической природы и ее неуклонного движения в направлении создания разумных существ.
Суть в том и состоит, что вместо поиска ответов на эти вопросы, Энгельс попросту игнорирует их, с легкостью объясняя причину возникновения разумных существ - свойством природы: "В действительности же материя приходит к развитию мыслящих существ в силу самой своей природы, а потому это с необходимостью происходит во всех тех случаях, когда имеются налицо соответствующие условия." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 178). Другими словами, "свойство природы", заслоняет собой разумную причину движения неорганической материи, представляет создание природой "соответствующих условий" для возникновения белка не как результат целенаправленной деятельности, а как следствие нагромождения случайностей. Но при этом, само возникновение белка считается необходимым.
Таким образом, случайность у Энгельса, как ему кажется, совершенно законно, соседствует с необходимостью. С той самой необходимостью, потребность в познании которой, у него совершенно отсутствует, поскольку она уже объяснена свойством природы. Разумеется, что при таком "научном" анализе отпадают все вопросы о причине и цели развития природой мыслящих существ. А это уже не наука, но бегство от нее, стремление псевдонаучными построениями утвердить свое личное мнение о действительности. Именно стремление утвердить свою личную точку зрения в качестве научной истины заставляет Маркса и Энгельса отбрасывать в научном наследии все, что ей противоречит. В особенности это касается философии Гегеля, прямой противоположностью которой марксизм себя объявил, оставаясь в действительности лишь ее частным случаем, одним из моментов, охваченным этой философией.
В результате, абсолютно не научное утверждение о том, что материя, в силу самой своей природы, то есть без разумного начала, приходит к развитию мыслящих существ, принимается марксизмом как "...основа для предыстории человеческого духа, для прослеживания различных степеней его развития, начиная от простой, бесструктурной, но ощущающей раздражения протоплазмы, низших организмов и кончая мыслящим мозгом человека. А без этой предыстории существование мыслящего человеческого мозга остается чудом." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 169)
Тем не менее, "чудом" следует полагать другое, а именно критику Энгельсом утверждения Гегеля о наличии цели в природе: "Цель: Гегель, V, стр. 205 4': "Механизм показывает себя стремлением к тотальности уже тем, что он старается понять природу самое по себе как некоторое целое, не требующее для своего понятия ничего другого, -- тотальность, не имеющая места в цели и в связанном с нею внемировом уме. Беда, однако, в том, - возражает Энгельс - что механизм не может выбраться из абстрактной необходимости, а потому также и из случайности. Для него тот факт, что материя развивает из себя мыслящий мозг человека, есть чистая случайность, хотя и необходимо обусловленная шаг за шагом там, где это происходит". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 178)
То, как "выбирается" из данной ситуации сам Энгельс, мы только что видели: "В действительности же материя приходит к развитию мыслящих существ в силу самой своей природы..." Свойство природы - вот доказательство Энгельса, опровергающее подчиненность ее движения цели или разумной деятельности. Но считать такое доказательство научным - и есть настоящее "чудо", поскольку оно означает отказ от исследования самого "свойства природы", а это прямо противоречит науке.
Так и выявляет себя, уже упомянутая абсурдность, что в разумном начале, целенаправленно ведущем к возникновению человеческого мозга, марксизм видит крамолу Творца или необъяснимое чудо, а в нагромождении случайностей и в не требующем объяснений свойстве природы создавать разумных существ научную истину... Вот на такой "научной" базе и зиждется весь естественнонаучный фундамент марксизма.
Ограниченная предметным миром диалектика марксизма неизбежно превращает случайность и необходимость в простое соседство друг с другом. Она оказывается совершенно неспособной проследить абсолютную необходимость природы в создании условий для появления разумных существ, способных ее же саму познавать. Иначе говоря, она не в состоянии ответить на вопрос, как же сообразуется неорганическая природа с органическим. Попытка отталкиваться от здравого смысла, всегда имеющего перед собой лишь непосредственную очевидность, заставляет марксизм исходить из того, что неорганическая природа предшествует органическому. Получается так, что неорганическое выступает как самостоятельное, а органическое, наоборот, зависимо от него. Другими словами, органическое лишь прибавляется к, абсолютно не зависящему от него, неорганическому. Между ними, дескать, положена граница, которая разделяет их, противопоставляет друг другу. Так и складывается впечатление, что неорганическая природа -- это слепо порождающая сила, свойством которой является производить из себя сначала растения, затем животных и, наконец, человека с его мыслящим сознанием. Но поскольку неорганическая природа выступает в марксизме как совершенно самостоятельная, независимая от органического сила, то оказывается, что возникновение условий для зарождения и развития органического, ни как с органическим не связано. А без этой связи лишь делом случая является, создадутся такие условия или нет. Иначе говоря, отсутствие понимания неразрывного единства неорганической и органической природы, которое и приводит к абсолютно необходимому созданию условий для органической жизни, лишает марксизм возможности обнаружить истинное соотношение органического и неорганического, случайного и необходимого. Не дает ему увидеть, что органическое относится к неорганической природе как ее цель, что неорганическое всегда есть лишь средство органического, то есть полностью подчинено его интересам.
Но порождение разумных существ как следствие цели и смысла движения природы, как всеобщий и основной ее закон марксизм принять не может, а потому неизбежно скатывается к лишенному диалектической связи, независящему друг от друга простому сосуществованию случайности и необходимости. При этом, такого рода соседство жестко критикуется Энгельсом. "Обычный человеческий рассудок, а с ним и большинство естествоиспытателей - пишет Энгельс - рассматривает необходимость и случайность как определения, раз навсегда исключающие друг друга. Какая-нибудь вещь, какое-нибудь отношение, какой-нибудь процесс либо случайны, либо необходимы, но не могут быть и тем и другим. Таким образом, то и другое существует бок о бок; природа содержит в себе всякого рода предметы и процессы, из которых одни случайны, другие необходимы, причем все дело только в том, чтобы не смешивать между собой эти два сорта. ...То, что можно подвести под законы, что, следовательно, знают, то интересно, а то, чего нельзя подвести под законы, чего, следовательно, не знают, то безразлично, тем можно пренебречь. Но при такой точке зрения прекращается всякая наука, ибо наука должна исследовать как раз то, чего мы не знаем. (Курсив мой). Это значит: что можно подвести под всеобщие законы, то считается необходимым, а чего нельзя подвести, то считается случайным. Легко видеть, что это того сорта наука, которая выдает за естественное то, что она может объяснить, и приписывает сверхъестественным причинам то, что для нее необъяснимо. При этом для существа самого дела совершенно безразлично, назову ли я причину необъяснимых явлений случаем или богом. Оба эти названия являются лишь выражением моего не знания и, поэтому, не относится к ведению науки. Наука прекращается там, где теряет силу необходимая связь." (Курсив мой). (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 186 - 187)
Именно так, но беда в том и состоит, что все здесь сказанное Энгельсом о науке, в полной мере, без единого изъятия относится к его собственным суждениям, ибо в них-то и нет той, необходимой для науки, связи между случайностью возникновения условий для зарождения разумных существ и необходимостью появления их самих. С одной стороны, всеобщий закон вечного движения природы совершенно не объясняет неизбежность возникновения указанных условий, - поэтому оно считается случайным. С другой: если не знают, чем вызвана необходимость природы порождать разумные существа, "то это безразлично, этим можно пренебречь", сославшись на то, что таково свойство природы; будто это меняет существо дела, способно отменить собой требование объяснений, чем именно продиктовано это свойство, какова здесь "необходимая связь". Но поскольку она скрыта за "свойством природы", то по выражению самого Энгельса наука здесь прекращается "... ибо наука должна исследовать как раз то, чего мы не знаем". Незнание же существа необходимости и делает бессмысленным ее взаимосвязь со случайностью, превращает их в несвязанных друг с другом соседей.
Но Энгельс не замечает этого, поскольку диалектика марксизма ограничена "окончательным выводом" о текучести форм материи, об их взаимном влиянии друг на друга и не в состоянии охватить саму возможность диалектической взаимосвязи всеобщей разумной субстанции с этими формами, как формами своего собственного бытия. Замечательны в связи с этим рассуждения Энгельса о жизни и смерти. При этом он ссылается на Гегеля, на его мысль о том, что в жизни диалектически содержится зародыш смерти. Вот что он пишет: "Жизнь и смерть. Уже и теперь не считают научной ту физиологию, которая не рассматривает смерть как существенный момент жизни (примечание: Гегель, 'Энциклопедия, ч. 1 стр.152 -153), которая не понимает, что отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится со своим необходимым результатом, заключающейся в ней постоянно в зародыше, - смертью. Диалектическое понимание жизни именно к этому и сводится. Но кто однажды понял это, для того покончены всякие разговоры о бессмертии души. Смерть есть либо разложение органического тела, ничего не оставляющего после себя, кроме химических составных частей, образовывавших ее субстанцию, либо умершее тело оставляет после себя некий жизненный принцип, нечто более или менее тождественное с душой, принцип, который переживает все живые организмы, а не только человека. Таким образом, здесь достаточно просто уясняется себе, при помощи диалектики, природы жизни и смерти, чтобы устранить древнее суеверие. Жить значит умереть." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 259)
Мы видим, что вечный "жизненный принцип", "переживающий все живые организмы" с легкостью исключается Энгельсом из диалектической взаимосвязи с этими организмами. В его понимании это совершенно естественно, очевидно, само собой разумеется. Однако, все дело состоит в том, что этот "жизненный принцип" марксизм просто не может "подвести под законы", а потому и пренебрегает им, сводя диалектику лишь к мысли о неизбежности гибели любой формы. Но вот что говорит о жизни и смерти Гегель, на которого и сослался Энгельс. "Диалектическое есть также душа всякого истинно научного познания. Нашему обыденному сознанию не останавливаться на абстрактных определениях рассудка представляется делом справедливости (по пословице: живи и давай жить другим), так что мы признаем как одно, так и другое. Но более строгое рассмотрение показывает, что конечное ограничивается не только извне, но и снимается благодаря своей собственной природе и благодаря себе самому переходит в свою противоположность. Так, например, говорят: "человек смертей" - и рассматривают смерть как нечто, имеющее свою причину лишь во внешних обстоятельствах; согласно этому способу рассмотрения, существуют два отделенных друг от друга свойства человека: быть живым, а также быть смертным. Но истинное понимание состоит в том, что жизнь как таковая носит в себе зародыш смерти и что вообще конечное в себе противоречиво и вследствие этого снимает себя." (Гегель. 'Энциклопедия философских наук'. Т. 1 стр. 206 HAУKA ЛОГИКИ, AKАДЕМИЯ НАУК СССР, институт философии, ИЗДАТЕЛЬСТВО СОЦИАЛЬНО - ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 'МЫСЛЬ ', Москва- 1975 г.) Не трудно заметить, что рассуждение Гегеля о жизни, несущей в себе зародыш смерти, которым воспользовался и к которому свел всю диалектику взаимосвязи жизни и смерти Энгельс, относится Гегелем исключительно к миру конечного, то есть к миру форм существования бесконечной и бессмертной всеобщей субстанции. Но именно ею, этой бессмертной субстанцией и пренебрегает марксизм, выходя тем самым за пределы науки, и только так ему удается "устранить" "древнее суеверие" о том, что жить значит умереть. Сама мысль о гибели любой формы материи как о возврате к вечной жизни разумной субстанции, из которой все эти формы и состоят, просто не вмещается в прокрустово ложе марксизма. Именно здесь марксизм отворачивается от науки и переходит на рельсы идеологии.
Идеология же это есть то, что понятно подавляющему большинству людей, ибо она опирается не на научное знание, а на здравый смысл, на достоверность чувственного восприятия окружающей действительности, которая не требует доказательств. Она принимается как данность, как уже известная, всем очевидная истина. Опора на эту истину автоматически исключает требуемое наукой выяснение необходимой взаимосвязи чувственного бытия и бытия всеобщей духовной субстанции. Для выстраивания идеологической картины мира этого как раз-таки и не требуется, ибо, как пишет Маркс: "Народному сознанию непонятно чрез-себя-бытие природы и человека, потому что это чрез-себя-бытие противоречит всем осязательным фактам практической жизни" (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.125).Другими словами, вместо обязательного для науки поиска необходимости, которая связывает это бытие с "осязательными фактами практической жизни" марксизм отвергает саму сущность природы как главный объект познания.Дескать, это удел теологии, а не науки. По мнению Маркса именно "Чувственность (см. Фейербаха) должна быть основой всей науки. Наука является действительной наукой лишь в том случае, если она исходит из чувственности в ее двояком виде: из чувственного сознания и из чувственной потребности; следовательно, лишь в том случае, если наука исходит из природы". (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.124)
Но вот какого рода плоды пожинает такая "наука":
"Человек является непосредственно природным существом. В качестве природного существа, притом живого природного существа, он, с одной стороны, наделен природными силами, жизненными силами, являясь деятельным природным существом; эти силы существуют в нем в виде задатков и способностей, в виде влечений; а с другой стороны, в качестве природного, телесного, чувственного, предметного существа он, подобно животным и растениям, является страдающим, обусловленным и ограниченным существом, т. е. предметы его влечений существуют вне его, как не зависящие от него предметы; но эти предметы суть предметы его потребностей; это -- необходимые, существенные для проявления и утверждения его сущностных сил предметы. То, что человек есть телесное, обладающее природными силами, живое, действительное, чувственное, предметное существо, означает, что предметом своей сущности, своего проявления жизни он имеет действительные, чувственные предметы, или что он может проявить свою жизнь только на действительных, чувственных предметах". (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.162)
Естественно, что вопрос о том, в чем же заключается источник "жизненных сил" человека, остается у Маркса за скобками. Это именно тот вопрос, который оказывается несущественным для марксизма и, как мы видели это раньше в критических замечаниях Энгельса по поводу науки, поскольку этот вопрос не вписывается в выдвигаемую марксизмом теорию, то он просто остается без внимания. О науке, поэтому, здесь говорить не приходится.
Больше того, само понятие "жизненных сил" до такой степени антинаучно, что даже Энгельс обрушивает на него свою критику:
"...в органической природе категория силы совершенно недостаточна, и тем не менее она постоянно применяется. Конечно, действие мускула можно назвать по его механическому результату мускульной силой, и его можно также и измерить; можно рассматривать как силы даже и другие измеримые функции,-- например, пищеварительную способность различных желудков. Но идя этим путем, скоро приходят к абсурду (например, нервная сила), и, во всяком случае, здесь можно говорить о силах только в очень ограниченном и фигуральном смысле (обычный оборот речи: "набраться сил"). Это нечеткое словоупотребление привело к тому, что стали говорить о жизненной силе. Если этим желают сказать, что форма движения в органическом теле отличается от механической, физической, химической, содержа их в себе в снятом виде, то способ выражения негоден, в особенности также и потому, что сила, -- предполагая перенос движения,-- выступает здесь как нечто вложенное в организм извне, а не присущее ему и неотделимое от него. Поэтому-то жизненная сила и была последним убежищем всех супранатуралистов". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.247) То есть тех, кто склонен непонятные явления объяснять сверхъестественными причинами.
По сути, эти "жизненные" или "сущностные силы" оказываются в марксизме все тем же "свойством природы", не требующим выяснения его источника, как и источника нескончаемого движения материи. Есть жизненные силы, проявляющие себя во влечении. Этим исчерпывается все знание. Это данность - таково достоверно установленное свойство природы - с одной стороны. С другой же стороны, человек ограничен, он запечатан в собственном теле, как вино в бочке, и проявить свои сущностные силы может только посредством внешних по отношению к своему телу предметов, удовлетворяя ими свои потребности, какого бы рода они не были - грубые, животные или высоко духовные, самые очеловеченные. Такого рода проявление "сущностных сил", означает, что оно конечно, ибо прекращается со смертью тела. Иначе говоря, марксизм утверждает, что природа вечна, а ее сущностные силы, проявляющиеся в "непосредственно природном существе" - человеке, смертны. Буквально - Природа вечна, а ее сущность смертна.
. Нелепость этого вывода сродни нелепости упомянутого ранее вывода Энгельса, о том, что материя движется вечно, но атомы вещества могут находиться в покое.
Тем не менее, именно таким образом марксизм пытается обосновать идею, что разумный дух человека, его мышление, сознание само по себе всегда субъективно, оно, дескать, привязано к конкретному телу, находится в нем и не может пребывать за его пределами, не может носить всеобщий характер - не может быть свойственно сущности Природы.
Здесь опять отражается все та же установка здравомыслия, согласно которой, коль очевидно, что материя первична по отношению к сознанию, то говорить о разумном начале природы равнозначно отказу от здравомыслия. А сделать это, в буквальном смысле, смерти подобно, смерти внутри самого себя, смерти собственного отождествления себя с физическим телом, гибель которого неизбежна. Поэтому, лучше жить с верой, что за порогом его смерти пустота, что исключительно волею случая природа образовала Землю, на которой, опять-таки самостоятельно, естественным, основанным на свойстве природы образом возникли живые существа, возник человеческий разум.
Правда, сегодня уже общим местом является то, что вероятность такого события стремится к абсолютному нулю. По образному выражению одного из американских ученых она равнозначна тому, что пронесшийся над складом авиационных деталей торнадо собрал из них Боинг и выкатил его на взлетную полосу. При этом, степень вероятности такого события совершенно не меняется, если этих складов будет бесконечное множество, как и количество проносящихся над ними торнадо.
Но марксизм, как известно, опирается на данные эмпирических исследований: "Представление о сотворении земли получило сокрушительный удар со стороны геогнозии, т. е. науки, изображающей образование Земли, становление ее как некий процесс, как самопорождение. Generatio aequivoca является единственным практическим опровержением теории сотворения". (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.125)
Так же как и Энгельс, Маркс полагает, что опровержение "теории сотворения" в том и состоит, что образование Земли есть следствие некоего "процесса" природы. Он не желает замечать, что само по себе установление факта существования такого процесса не способно упразднить вопрос о его сути, причине и цели, обеспечившей безусловную, продиктованную необходимостью направленность движения природы к образованию Планеты.
Но поскольку этот вопрос пребывает за рамками марксисткой теории, не вписывается в нее, то марксизм со всей серьезностью и заявляет, что обнаружил истину, то есть нашел научно обоснованную связь, нашел, наконец, примирение между разумным человеческим духом и материей, которое не способны были обнаружить вечные противники идеализм и материализм.
"Мы видим здесь, что последовательно проведенный натурализм или гуманизм отличается как от идеализма, так и от материализма, являясь вместе с тем объединяющей их обоих истиной. Мы видим в то же время, что только натурализм способен понять акт всемирной истории". (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.162)
Другими словами, марксизм видит свое достижение именно там, где он порывает с наукой. Опираясь на учение натурализма, марксизм сковывает себя его односторонностью, на практике становится противостоящей науке идеологией.
"Коммунизм как положительное упразднение частной собственности ... как завершенный натурализм, = гуманизму, а как завершенный гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он -- решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение" (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.116)
Совершенно естественно, что коль скоро решение загадки истории марксизмом найдено, истина открыта, то все, что не вписывается в марксизм, полагается ложным, оно, либо остается без внимания, как нечто несущественное, либо отвергается принципиально, как основанное на неправильной точке зрения. Но наука ничего отвергать не может. Она всегда занята одним - всесторонним исследованием реальности.
Суть в том и заключена, что натурализм, а вместе с ним и марксизм, изначально ограничен представлением, будто бы чувственно воспринимаемой нами окружающей материальной действительностью исчерпывается вся реальность. Ни о какой другой реальности, дескать, не может быть и речи по той причине..., что она "непонятна большинству людей", для которых осознание себя конечным, а значит, смертным есть очевидная, совершенно достоверная, исчерпывающая реальность, не требующаякакого-то еще дополнительного, научного анализа. Отказаться же от этой реальности невозможно, поскольку, как уже говорилось, такой отказ равносилен отказу от собственного здравого смысла, отказу от самого себя, абсолютной достоверности временного существования не только своего тела, но и вообще всей чувственно воспринимаемой предметной действительности.
Для здравого смысла главенство разумного начала в Природе потому и немыслимо, что оно противоречит действительному, совершенно не иллюзорному бытию окружающей материи. И сколько бы раз мудрецы, познавшие Истину, не говорили о том, что окружающий нас мир -- это иллюзия, а наша жизнь всего лишь сон, ни согласиться с этим, ни принять это на веру здравомыслящий человек не может.
Не может этого сделать и марксизм, поскольку для такого шага ему необходимо отказаться от чувственно воспринимаемого мира и отталкиваться от существования лишь одной Реальности - разумной духовной субстанции или бога. С этой высшей точки зрения все остальное оказывается иллюзией, поскольку предстает перед нами лишь в той или иной форме проявления бога, всеобщей сущности. Только, и исключительно, с этой точки зрения материя - иллюзорна. Но эта точка зрения совершенно не отвергает действительности бытия материи, она лишь включает это бытие в бытие всеобщей сущности, которая также действительна, как и чувственно воспринимаемый мир.
Однако, сама по себе и эта точка зрения неизбежноостанется абстрактной формулировкой, наравне с любой другой, до тех пор, пока не будет познана на практике - не станет достоянием чувственного опыта. Именно здесь вся суть проблемы и заключается, ибо для того, чтобы познать истину иллюзорности материи на практике, то есть научиться действовать в соответствии с ней, необходимо отказаться от себя, точнее от отождествления себя со своей конечной телесной формой и проникнуть в свою бесконечную духовную сущность. А этому неминуемо препятствует страх, основанный на желании сохранить себя, сохранить свой здравый смысл наблюдателя, эмпирически исследующего окружающий предметный мир.
С точки зрения такого наблюдателя все достигнутые человеком духовные знания - умение любить, быть мужественным, терпеливым, сострадательным, не могут быть ни чем иным, кроме как свойством телесной структуры - единственной, по представлению здравого смысла реальности, которая прекращается с его смертью и, следовательно, может передаваться лишь по наследству... Энгельс об этом и пишет: "... подобно тому как история развития человеческого зародыша во чреве матери представляет собой лишь сокращенное повторение развертывавшейся на протяжении миллионов лет истории физического развития наших животных предков начиная с червя, точно так же и духовное развитие ребенка представляет собой лишь еще более сокращенное повторение умственного развития тех же предков, - по крайней мере более поздних." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.153) Иначе говоря, я не сам достиг этих духовных вершин, а за меня это сделал кто-то другой, минуя мой собственный чувственный опыт.
"...теперь уже не считается необходимым, чтобы каждый отдельный индивид лично испытал все на своем опыте; его индивидуальный опыт может быть до известной степени заменен результатами опыта ряда его предков. Если, например, у нас математические аксиомы представляются каждому восьмилетнему ребенку чем-то само собою разумеющимся, не нуждающимся ни в каком опытном доказательстве, то это является лишь результатом "накопленной наследственности". Бушмену же или австралийскому негру вряд ли можно втолковать их посредством доказательства." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.232)
Кажется невероятным, но эта каша выдается марксизмом за достоверное, научное знание, за требуемую наукой "необходимую связь". А дело здесь вот в чем. Полагая, как известно, что сознание -- это возникшее свойство эволюционировавшей материи, марксизм способен соотнести его только с материей. У него просто нет иной почвы для выяснения другого соотношения - между сознанием и духом. Он не в состоянии различить одно от другого и, естественно, ставит знак равенства между умственным и духовным развитием ребенка так, будто образованность может заменить собой духовный, нравственный опыт, духовное знание. Но это абсолютно исключено, так как способность усваивать математические аксиомы вполне сочетаема с отсутствием духовной культуры - злобой, завистью, жестокостью и т. п.
И более того, "наследственный" подход не только антинаучен, но обретает откровенно расистские черты, отрицая всеобщий характер добытых предшествующими поколениями человечества научных знаний. Дескать, одни представители человечества его могут наследовать, а другие нет, так как цепочка их предков не была знакома с наукой. Но в том-то и дело, что если ребенок бушменов будет воспитываться в европейских условиях, он постигнет математические аксиомы так же, как и любой другой ребенок и наоборот, если европейского ребенка оставить в бушменском обществе, то и его способности к математике будут соответствовать уровню бушменского племени. Ни какая наследственность тут не поможет. Синдром "Маугли" хорошо изучен. Достоверно установлено, что мозг ребенка должен определенным образом нагружаться, иначе происходит атрофия необходимых для развития мышления связей и человек становится полуживотным существом, которое уже невозможно вернуть в человеческое состояние.
Кроме того, сама мысль о том, что высокие духовные качества любви и сострадания передаются по наследству, минуя мой собственный опыт, абсурдна, поскольку если я получил их от своих предков, то всегда остается вопрос, а откуда наследовал их первый человек. Иначе говоря, остается самый неудобный для марксизма вопрос о сотворении мира. Но вместо того, чтобы искать ответ на этот вопрос, марксизм "находит" выход в вытеснении из человеческого сознания самой идеи Творца, идеи разумного начала Природы.
Маркс рассуждает так: если "... я живу целиком милостью другого, если я обязан ему не только поддержанием моей жизни, но сверх того еще и тем, что он мою жизнь создал, что он - источник моей жизни; а моя жизнь непременно имеет такую причину вне себя, если она не есть мое собственное творение. Вот почему творение является таким представлением, которое весьма трудно вытеснить из народного сознания". (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.125)
Но дело все в том, что проблема творения существует только с точки зрения здравого смысла, который отталкивается исключительно от очевидного - я не создавал свою жизнь. А значит, ее создал кто-то другой, отличный от меня, находящийся вне меня, то есть вне моего физического тела, с которым я себя и отождествляю.
На самом же деле, если следовать научному, а не идеологическому подходу, как это делает марксизм, то вместо "вытеснения" идеи творения из народного сознания необходимо по существу ответить на вопрос о том, кто, как, и в силу какой необходимости породил человека. Сделать же это можно только осознав, что причина моей жизни находится отнюдь не вне меня, не в окружающей меня природе, потому что я и есть часть природы, сама природа, а во мне, внутри этой природы, в обусловленном разумом движении единой, совершенно реальной всеобщей субстанции. Только при этом условии оказывается возможным вести речь не о безликом и бессодержательном свойстве природы порождать разумные существа, а о том, что скрывается за этим свойством природы, какой именно ее процесс с необходимостью приводит к появлению разумных существ.
По сути, за жгучим стремлением марксизма "опровергнуть теорию сотворения" кроется его абсолютная неспособность соотнести "я" конкретного, смертного человека с бессмертным богом или соотнести конечное, чувственное бытие с бесконечным всеобщим началом. Опора марксизма на достоверность чувственного мира, на здравый смысл эмпирического исследователя неминуемо приводит его к представлению о боге, как о некоем существе, которое противостоит созданному им миру. Дескать, есть бог, и есть созданный им мир, как нечто отличное от него - другое, нежели бог. Иначе говоря, их двое - бесконечный бог и конечный, чувственный мир. Они не имеют ничего общего между собой, что бы их объединяло. Из такого понимания бога логично следует, что бог творит мир из пустоты, ведь здравый смысл принимает за очевидную истину, что чувственный, предметный мир - единственная реальность, и значит, по ту ее сторону ничего нет. Следовательно, нет и никакой всеобщей субстанции, объединяющей бога и созданный им мир в одно целое.
Таково отрицание бога здравомыслием. Противопоставив бога чувственному миру, оно полагает, что движение к истине зависит лишь от выбора правильной точки зрения, содержащей в качестве своей основы что-то одно - либо бога, либо реально существующий чувственный, предметный мир. Вот почему здравомыслие попросту выбрасывает бога из области научного познания, оказываясь, таким образом, за пределами науки, ибо наука не может ничего отрицать, не может не исследовать необходимую связь конечного и бесконечного - субстанциональное единство бога с чувственным бытием индивидуальных "я".
Здесь мы подошли к необходимости более подробно рассмотреть истинную взаимосвязь конечного и бесконечного. Выше уже шла речь о том, что противопоставить вечности что бы то ни было в принципе невозможно, это абсурд, ибо ничего не может существовать раньше или позже вечности - все смертное включено в вечность - момент этой вечности, не существует вне вечности. Но ровно то же самое следует сказать и о бесконечности, поскольку противопоставить друг другу можно только конечные, имеющие пределы вещи. Если же мы противопоставляем конечному бесконечное, полагаем как Энгельс, что бесконечное это нескончаемый ряд конечных вещей, то, тем самым, делаем это бесконечное конечным, то есть, предполагаем наличие у него границы, отделяющей его от конечного. Они, дескать, существуют оба - конечное и бесконечное. В результате, бесконечное лишается всеобъемлемости - единства, в котором содержится все конечное.
Именно это и совершает марксизм. Находясь в кандалах предметного, чувственного мира, взяв его за основу, как единственную реальность он обрел перед собой лишь то, что представляется ценным для принятой им точки зрения, что ей соответствует. Остальное для марксизма не существует. Как следствие, для него все конечное остается соседом бесконечного, существует наряду с ним. Получается так, будто существование бесконечного отнюдь не самостоятельно, а жестко обусловлено наличием конечного, то есть нескончаемого ряда конечных вещей.
Марксизм вообще не в состоянии шагнуть за пределы ограниченности эмпирического способа познания природы, основанного на противопоставлении объекта исследования и познающего этот объект сознания наблюдателя. Такой шаг к неограниченной свободе научного познания для него невозможен, поскольку абсолютизация эмпирического способа изучения природы и есть то, что отрывает марксизм от науки, исключает для него саму возможность найти истину.
В его представлении, их всегда должно быть двое - сознание и познаваемый им внешний мир. Они противостоят друг другу, между ними, поэтому, всегда лежит граница. А это значит, что они всегда остаются ограниченными - конечными.
Но в том-то и суть - если мы имеем дело исключительно с конечными вещами, то это означает, что из нашего поля зрения, из действительности исключена бесконечность. Точнее, исключено единство конечного и бесконечного или та, вечнаянеобходимость, которая не разделяет, а включает в себя все конечные объекты, как общий источник их возникновения, развития и смерти. Однако, для эмпирического способа познания, его как будто бы вообще не существует.
Тем не менее, без этого источника, все конечное становится случайным. Весь предметный мир выступает в качестве следствий исключительно случайных - лишенных необходимой связи явлений, а все эмпирически открытые закономерности природы, оказываются вынужденными существовать в простом соседстве со случайностью. И больше того, оказывается, что им самим лишь по видимости присуща необходимость, обусловленная причиной и вызванным ею действием. На самом деле они тоже случайны, поскольку не выходят за пределы взаимосвязей между конечными вещами. В результате, у них нет перед этими вещами никакого преимущества, как и конечные вещи, они лишь соседствуют друг с другом. Например, так, как описывает Энгельс: "Химия Солнца только что нарождается, и она по необходимости совершенно иная, чем химия Земли; она не отменяет последней, но находится вне ее". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.206) Другими словами, обнаруженные химические взаимосвязи между конечными объектами на Земле лишь соседствуют с аналогичными взаимосвязями на Солнце. Эти закономерности независимы друг от друга и потому конечны, как конечны Земля и Солнце. Но, то же самое относится к закономерностям, описывающим взаимосвязи между любыми конечными вещами.
Иначе говоря, безотносительная обособленность конечных вещей, которая и называется случайностью, в полной мере относится и к обнаруженным между ними взаимосвязям или эмпирическим закономерностям, обреченным существовать рядом, но отдельно друг от друга. У них нет возможности выйти за пределы самих себя к связующей их всеобщей субстанции, поскольку здравым смыслом положено, что мир конечных вещей - единственная реальность.
Как уже отмечалось, такое положение неприемлемо для науки. Но марксизм не желает замечать, что эмпирическое познание, как таковое, лишено способности вместо соседства случайности и необходимости обнаружить их единство, их неразрывную связь, их отношение друг с другом, которое заключается, содержится в абсолютной необходимости. Поэтому-то попытки марксизма скрыть действительность жизни бесконечной, вечной, объединяющей все конечное в едином целом, всеобщей субстанции за "свойствами природы", подменить ими абсолютную необходимость, которая диктуется движением этого всеобщего целого, не имеют с наукой ничего общего. Они антинаучны, являются лишь атрибутом марксистской идеологии, которая, как и любая иная идеология, всегда стремится стоять над наукой, а не следовать ей.
В угоду обыденному "народному сознанию", для которого, конечно же, "непонятно чрез-себя-бытие природы и человека", поскольку оно противоречит очевидной достоверности предметного мира, марксизм, по сути, предал науку. Он оставил это "чрез-себя-бытие природы" в стороне как нечто науке чуждое и лишь потому, что это бытие не вписывается в его теорию.
Но давайте посмотрим, откуда взялось это "через себя бытие". Действительно ли это идеалистическая выдумка Гегеля, плод его фантазии или все-таки необходимый научный вывод, отражающий объективную реальность.
Мы знаем, что марксизм полагает мир конечных вещей самостоятельным, опирается на него как на единственную достоверную реальность, не требующую, в этом смысле, никакого научного анализа, поскольку истинность здесь очевидна. Им принимается как данность, что сознание противопоставлено совершенно самостоятельному предметному миру. Более того, этот мир полагается, как та единственная реальность, от которой только и имеет право отталкиваться наука.
Разумеется, что для обыденного сознания все так и должно быть, поскольку здравый смысл нам подсказывает, что самостоятельным является только то, что совершенно независимо от окружающего, способно существовать обособленно, отдельно от него. Это очевидно, и только поэтому, то есть без требуемого наукой исследования, принимается как истина.
Но в том-то и дело, что уже при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что сама по себе обособленность, отдельность от окружающего означает, что это окружающее вполне может обойтись без чего-то с ним не связанного, отдельного от него. В результате, все обособленное становится случайным. Оно может быть, но его равным образом может и не быть, ибо наличие, или отсутствие той, или иной вещи вовсе не мешает другим вещам, ни как их не меняет. Поэтому, обособленные вещи являются друг для друга совершенно недостаточной опорой, и та степень взаимосвязи, которая обнаруживается между ними эмпирическим исследованием, не имея, как уже отмечалось, никакого преимущества перед конечными вещами, сообщает им лишь видимость самостоятельности, полагать которую за действительно самостоятельную основу мира невозможно.
Это невозможно и потому, что для того чтобы считать какое бы то ни было существование не случайным, а необходимым требуется, чтобы оно пребывало в такой всеобъемлющей взаимосвязи с другими, из которой просто невозможно ничего вырвать, отделить друг от друга. Только в этом случае любая вещь становится необходимой - она должна быть, не может не быть, поскольку находится в этой абсолютной взаимосвязи с другими вещами, и, если есть другие вещи, то с необходимостью есть и эта вещь. Но существование вещи, в такой неразрывной взаимосвязи с другими вещами, всесторонне зависимо, оно совершенно несамостоятельно.
Здесь и открывается, что для обнаружения основы необходимого существования чего бы то ни было невозможно опереться на что-то одно. Напротив, чтобы найти эту основу, надо совершить нечто абсолютно немыслимое для обыденного сознания - примирить два кардинально противоположных, исключающих друг друга требования. С одной стороны, требуется, чтобы вещь была самостоятельной, но тогда она обособленна и случайна, поскольку для окружающего не имеет значения, есть она или ее нет. С другой стороны, требуется, чтобы она была обоснована всей полной взаимосвязей с окружающим, но тогда она зависима, несамостоятельна.
Мы видим, что наука содержит оба понятия, случайности и необходимости. Как научные, эти понятия вовсе не чья-то фантазия, они отражают реальный, действительный мир. Но что с этими понятиями делает здравый смысл? Он совершенно здраво рассуждает, что поскольку есть и то, и другое, то, следовательно, они отличны друг от друга. И в этом вся суть, ибо их отличие означает, что между ними есть граница, и необходимое, поэтому, также ограничено, как и случайное. В силу этой ограниченности, оно само становится случайным, его отличие от случайного оказывается мнимым отличием и необходимое выступает лишь как сосед случайного. Именно это соседство мы и наблюдали в рассуждениях Энгельса о том, что возникновение условий для образования органической жизни на Земле есть следствие череды случайностей, а ее развитие до появления мыслящих существ необходимость.
Но как должны быть соединены два взаимоисключающих требования к основе существования мира, обеспечивающей необходимость существования всего и вся, чтобы не быть в противоречии друг с другом.
Прежде всего, между случайным и необходимым не должно быть границы, поскольку все ограниченное, обособленное случайно. Но отсутствие границы означает, что между ними исчезает всякое различие, то и другое становится одним. При этом таким одним, целостность которого абсолютна, к ней невозможно ничего добавить, или что бы то ни было ей противопоставить в силу того, что оно заключает в себе абсолютно все, абсолютно все конечные вещи, точнее эти вещи представляют собой само единое целое или само единое целое является этими вещами. Другими словами, различение случайного и необходимого, различение или опосредствование их друг другом на самом деле является различением, опосредствованием этого единого целого самим собой. Только поэтому оно всегда остается равно самому себе, что и делает его незыблемой основой всего сущего.
Это всеобщее единство или тождество с самим собой исключает абстрактное равенство случайного и необходимого, которое имеет место при обособлении вещи, превращая ее в случайность, равно как и противостоящую ей необходимость, исключает односторонность того и другого. Только в этом единстве необходимость обретает не мнимую, а действительную безграничность, включающую в себя все обособленное, поскольку это обособленное, посредством которого необходимость себя опосредствует, она же сама и есть.
Теперь мы видим, что снятие противоположных требований для определения основы необходимого существования всего, что есть, которое привело к обнаружению тождественного самому себе единого целого это не чья-то выдумка или плод чьей-то деятельности, в том смысле, что кто-то, в данном случае Гегель, придумал как именно снять противоречивость упомянутых требований. Напротив, такова сама природа, выраженная в научных понятиях, которые лишь отражают ту реальность, что необходимое содержит внутри себя оба момента бытия единого целого - быть опосредствованным во внешних формах и уничтожать это опосредствование для своего единства. Это не отдельные, независимые друг от друга акты, а единый процесс или деятельность, или то самое, непонятное "народному сознанию" "через-себя-бытие" природы, когда абсолютно все, посредством чего необходимость себя опосредствует, она же сама и есть.
Иными словами, не диалектическая связь указанных противоположных понятий навязана природе человеческой фантазией, а сама природа живет в этой диалектической связи с собой. Поэтому любые утверждения, что Гегель отрывается от действительности, основываясь на субстанциональном единстве бытия природы, не имеют с наукой ничего общего.
И более того истинная наука только там и начинается, где появилось осознание факта, что вечным может быть только нечто не имеющее границ. Не пустота, в которой конечные вещи пребывают в пределах своих границ, лишь перетекая из одной формы в другую, а деятельность совершенно реальной субстанции, которая создает из себя конечные формы своего существования с тем, чтобы разрушать их в стремлении к своему субстанциональному единству. Таким образом, знание о конечном может быть подлинным лишь тогда, когда оно осознается в его единстве с бесконечным. Или тогда, когда его предметом и целью является не оно само, как набор добытой информации о конечных вещах, а бесконечное в нем - содержащая в себе все конечное всеобщая субстанция.
Здесь важно понимать, что сама по себе всеобщая субстанция еще вовсе не Истина. И поэтому, здравомыслие рассудка, отметающего эту субстанцию как фантазию, как выдумку философствующего ума не способно даже приблизиться к Истине, вне зависимости от того, каким количеством научных фактов оно располагает.
Это неизбежный результат того понимания, что бесконечное - лишь нескончаемый ряд конечных вещей и потому само по себе оно не может принимать никакого участия в их жизни. Иначе говоря, бесконечное не способно влиять на природу, поскольку является всего лишь абстракцией, описывающей единственно достоверную реальность - мир конечных вещей. Вот что по этому поводу пишет Маркс: "Существо, не имеющее вне себя своей природы, не есть природное существо, оно не принимает участия в жизни природы. Существо, не имеющее никакого предмета вне себя, не есть предметное существо. Существо, не являющееся само предметом для третьего существа, не имеет своим предметом никакого существа, т. е. не ведет себя предметным образом, его бытие не есть нечто предметное.
Непредметное существо есть невозможное, нелепое существо.
Представьте себе такое существо, которое и само не есть предмет и не имеет предмета. Подобное существо было бы, во-первых, единственным существом, вне его не существовало бы никакого существа, оно существовало бы одиноко, одно. Ибо, как только я приму, что вне меня имеются предметы, что я существую не один, мне придется признать, что я -- нечто другое, некая другая действительность, чем предмет вне меня. Стало быть, для этого третьего предмета я -- другая действительность, чем он, т. е. я -- его предмет. Таким образом, существо, не являющееся предметом другого существа, предполагает, что не существует ни одного предметного существа. Как только я имею какой-нибудь предмет, этот предмет имеет меня своим предметом. А непредметное существо, это -- недействительное, нечувственное, только мыслимое, т. е. только воображаемое существо, продукт абстракции." (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.163). Таково марксистское понимание, а точнее, отсутствие понимания того, как в действительности соотносятся конечное и бесконечное, предмет и субстанция, преходящее и вечное, случайное и необходимое. Реальная действительность абсолютного единства того и другого исчезла благодаря противопоставлению их друг другу, превратившему вечное и бесконечное в пустую абстракцию.
Не понимание того, что все конечные предметы, в том числе, разумеется, и внешне обособленный человек, представляют собой не что иное как саму бесконечную субстанцию, что все они являются этой субстанцией, создает чудовищную путаницу, в которой марксизм полностью погряз.
Еще раз подчеркнем - главное, что лишает науку самой ее основы, так это представление обыденного сознания о том, что мышление является чем-то отдельным от познаваемого объекта, от материи, вообще от любого содержания как такового, которое существует, якобы, независимо от сознания, само по себе. Есть, дескать, объекты познания и отдельно от них существуют сознания людей, которые эти объекты познают.
Марксизм потому и лишен реальной естественнонаучной основы, что провозглашенная им истина, будто бы открывшая, наконец, действительную суть единства разумного человеческого духа и материи, на поверку оказывается уродливым представлением о мышлении, которое не имеет своего собственного содержания. Оно будто бы пусто и лишь неким образом примыкает к познаваемой им материи и исключительно благодаря этому насыщается содержанием, становится реальным познанием.
Получается так, что Истина не существует сама по себе самостоятельно, она может появиться лишь после возникновения мыслящего существа, сознания, способного добыть эту Истину в материальных объектах, которые оно изучает. А до появления человеческого сознания все движение Космоса, галактик, вселенных, звезд, планет, то есть абсолютно всей материи представляет собой совершенно бессмысленное, лишенное разумной целесообразности действие нескончаемой энергии. А раз в этом действии нет осознанности, то нет и Истины. Такое понимание мира - основа, от которой отталкивается марксизм. Поэтому он полон стремления доказать, что "мышление само по себе есть ничто, что абсолютная идея сама по себе есть ничто, что только природа есть нечто". (К.Маркс. "Экономико-философские рукописи 1844 года" М.Э.т.42,стр.171).
Это стремление буквально ослепляет Маркса-ученого до такой степени, что заставляет извращать все, сказанное Гегелем о субстанциональном единстве сознания и материи, о единой всеобщей сущности, выявляющей себя в чувственно воспринимаемых нами формах окружающего предметного мира.
Маркс ставит вопрос таким образом, что этой всеобщей субстанции не может быть, поскольку все, что существует, должно быть опосредствовано другим. Только в этом случае можно сказать, что оно есть. Если же существует только субстанция, а этого другого нет, то нет и субстанции, а значит, нет и бога.
Единство субстанции и этого "другого" им не рассматривается вовсе, потому что очевидность существования предметного мира, где все предметы соседствуют друг с другом, принимается за единственную реальность, за абсолютную истину, которая в виду этой самой очевидности не требует никаких доказательств, никакого анализа. Таким образом, существование одной единой всеобщей субстанции объявляется Марксом невозможным, объявляется выдумкой философствующего ума.
Именно такого рода логика, рассматривает существование бесконечного по соседству с конечным. Они, дескать, различны, то есть опосредствуются друг другом и только поэтому есть как то, так и другое. Но мы уже касались того момента, что различение бесконечного и конечного означает наличие границы между ними, то есть совершенно немыслимое ограничение бесконечного. Мы так же выяснили, что существует только бесконечность, которая в лице конечных объектов, опосредствуется не чем-тодругим, отличным от себя, а исключительно самой собой. Это в полной мере относится и к всеобщей субстанции, ибо именно она опосредствована в конечных объектах, которые из нее же и состоят. Иначе говоря, бесконечная во времени и пространстве всеобщая субстанция - вот та единственная реальность, с которой мы имеем дело, к пониманию которой идем, возвышая шаг за шагом свое сознание.
Надо сказать, что отрицать бога на основе отрицания всеобщей субстанции, как это делает Маркс, совершенно бессмысленно, поскольку объединяющая материю и сознание субстанция - не бог. Бог -- это не всеобщая субстанция как таковая, а ее движение или, еще точнее, разумная, то есть целенаправленная деятельность этой субстанции, котораявыявляет, вечно порождает обе стороны одного единого целого.
К тому же выводу приводит и анализ понятия жизни. Разумеется, что сознание, опирающееся на очевидность, с легкостью принимает в качестве истины утверждение, что жизнь -- это исключительно органическое явление. Есть, дескать, вечная "мертвая" материя и время от времени добавляющаяся к ней конечная органическая жизнь. Мысль о единстве того и другого, о том, что органическое и неорганическое не существует друг без друга противна такому сознанию, поэтому оно отказывается принять истину, что их сочетание есть ни то, ни другое, а нечто третье - их единство.
Таким образом, за рамками науки оказывается понимание того, что жизнь, это не только органическое, а сочетание органического и неорганического, ибо одно не существует без другого. И хотя это отнюдь не философская выдумка, а естественнонаучный факт, поскольку все химические элементы, из которых состоит "мертвая" материя, являются исключительно результатом взаимодействия "мертвого" и "живого", результатом синтеза их единства, проникнуть в науку такое понимание жизни не может. (ВЕРНАДЦКИЙ ЦИТАТУ)
А между тем, вечную жизнь единства органического и неорганического и можно было бы назвать богом, имея в виду ее нескончаемую деятельность, порождающую как ту, так и другую сторону этого единства.
Но наука пребывает в иллюзии, что рассуждения о всеобщей субстанции представляет собой лишь одну из точек зрения на действительность. И Маркс, противопоставляя свою философию философии Гегеля, пытался представить его рассуждения именно таким образом.
Однако суть дела совершенно в ином - в самом способе познания. Когда мы принимаем нечто за истину лишь на том основании, что это очевидно, то немедленно оказываемся за пределами действительности. Вот почему истинная наука начинается только там, где очевидность теряет власть над сознанием. А до тех пор, она просто не способна воспринять истинное отношение вещей, в том числе, органического и неорганического.
Уже отмечалось выше, что неорганическое представляется марксизму самостоятельным, независимым от органического. Как очевидное, как аксиома им принимается, что неорганическое движется исключительно по своим собственным, не зависимым от органического, законам, открытие которых и представляет собой действительно научное постижение Истины. Естественно, что такая наука полагает достоверным, само собой разумеющимся, что органическое подчинено неорганическому, находится в его полной зависимости. Более того, исключительно только такое понимание природы марксизм объявляет научным. Иначе говоря, с точки зрения марксизма, отвечающими требованиям науки считаются только те исследования, которые исходят из представления, что Природа это лишенная разумной цели слепая сила. Да, она порождает органическую жизнь, растения, животных, и даже, способного познавать саму Природу человека. Однако, никакой цели в этом нет, а есть только борьба органического с господствующими над ним неорганическими условиями существования.
Отсюда и рождается уже упомянутая "научная" истина, которую открыл Энгельс, о "более или мене случайном" возникновении условий для органической жизни. Эти условия, дескать, формировались сами по себе независимо от органической жизни вне необходимой связи с ней. И это совершенно очевидно, поскольку наука точно выяснила, что когда-то органической жизни на Земле не было, что она возникла позже самой планеты и, следовательно, влиять на ее развитие в принципе не могла.
Но в том-то и дело, что когда такого рода знание становится платформой, не требующей доказательств основой любого научного исследования, сознание больше не ищет истину, а занято лишь поиском аргументации, подтверждающей его впечатление от очевидности. Нам говорят: достоверно установлено, что Земля когда-то существовала без растительности, без животного мира и без людей. Да и сейчас легко привести пример самостоятельного существования неорганического. Ведь на Луне нет растительности и даже атмосферы, нет, следовательно, животных и людей, то есть разумной жизни. И больше того, даже на Земле есть горы, где тоже нет людей, растительности и животных.
Все это очевидно, но, подобно очевидности вращения Солнца вокруг Земли, скрывающей за собой реальную картину, вовсе не обнаруживает истинного отношения органического и неорганического, поскольку совершенно не учитывает тот факт, что неорганическое служит средством органического. Точно так же, как вся природа является средством для человека, так и у неорганического вообще существует лишь одно предназначение - быть средством органического. Перевернуть это отношение в обратном направлении невозможно. Неорганическое, поэтому, обладает лишь видимостью самостоятельности, всецело подчинено органическому как цели, существует только ради нее. Это означает, что обладая в лице неорганического средством своего существования, органическое является бесконечным в своем существовании. Как цель движения всей природы, оно постоянно возвращается к себе, а потому и является истинно главенствующим по отношению к неорганическому.
Таково действительное отношение органического и неорганического. И вся суть здесь состоит в том, что господство органического находится за пределами очевидного. То есть, будучи господствующим, оно не заключает в себе неорганическое, как и неорганическое, в свою очередь, не охватывает собой органическое. Живое развивается из живого, из зародыша, но будучи целью движения природы, созидание живого осуществляется разумной деятельностью некоего третьего, объединяющего органическое и неорганическое в единое целое. Именно в этом единстве они обусловлены друг другом, не существуют одно без другого, а потому создание условий для существования органической формы жизни абсолютно неизбежно, оно отражает необходимую взаимосвязь, взаимообусловленность органического и неорганического. Иначе говоря, в истинной науке о случайности возникновения условий для развития органической жизни на Земле не может идти и речи. В природе просто нет места случайности, так как всеобщее единство означает абсолютно необходимую взаимосвязь всего сущего.
В отсутствие же научного знания о существовании единства, рассуждают так. Если изменятся внешние условия неорганической природы, то человек погибнет. Значит, главной является неорганическая природа, а человек зависит от нее. Это очевидное, непосредственное знание принимается марксистской наукой за абсолютную истину. В результате, марксизм полагает, что причины возникновения таких условий надо искать в закономерностях движения исключительно неорганической природы. При таком подходе просто нет потребности задаваться вопросом о единстве органического и неорганического. Ведь даже то, что существуют закономерности в движении неорганической природы, объясняется марксизмом, той или иной степенью случайности.
Но поскольку на самом деле человек и окружающая его природа существуют как одно целое, то лишающие человека возможности биологического выживания условия, возникают отнюдь не случайно, не по неким причинам, заложенным исключительно в неорганической природе, а подчинены движению единства органического и неорганического. Именно это единство неуничтожимо, обладает вечным бытием. Поэтому, даже в случае гибели человечества на Земле, как и самой Земли, целью этого единства остается человек. Рано или поздно, но именно эта цель будет реализована, а неорганическая природа как выступала, так и будет выступать средством обеспечения этой цели.
Таким образом, когда мы говорим о всеобщем субстанциональном единстве, речь идет отнюдь не о фантазиях, а о реальной действительности, в исследовании которой и заключается истинная наука.
Отрицание же этой действительности заставляет марксизм перечеркивать все высочайшие научные достижения человеческой мысли, извращать их в высокомерном убеждении непогрешимости избранной им точки зрения, которая опирается на здравый смысл эмпирического наблюдателя, видящего перед собой лишь чувственно воспринимаемую природу.
Но подчеркнем еще раз - здравый смысл отрицает всеобщую разумную сущность, выражающую себя в единстве неорганической и органической природы вовсе не потому, что научно доказал ее отсутствие. Отнюдь. Это отрицание строится исключительно на том, что здравомыслие абсолютизирует очевидность предметного мира, бездоказательно принимает ее за единственную реальность. Как следствие, все добытые человечеством знания о действительности, которая скрывается за очевидной реальностью предметного мира, марксизм считает принципиально чуждыми науке мистическими фантазиями, только мешающими научному поиску Истины.
Этим марксизм ставит себя в совершенно нелепое положение - будучи сам ограничен рамками очевидной реальности, он берет на себя смелость критиковать знания о действительности, находящейся за ее пределами. Естественно, что такая критика сводится лишь к одному - отрицанию этой действительности. Однако на отрицании ничего построить невозможно, а потому марксизм просто вынужден извращать все научные достижения, ведущие к пониманию абсолютного единства природы, заключающего в себе как "мертвую" материю, так и сознание. И прежде всего, это относится к философии Гегеля, которую по утверждению Энгельса они (марксисты) совершенно правильно поняли и могут, поэтому, очистить ее от идеалистических заблуждений, взяв только действительно ценное - диалектику.
ГЛАВА 2. МАРКСИСТСКАЯ КРИТИКА ФИЛОСОФИИ ГЕГЕЛЯ.
Что ж, давайте посмотрим, во что вылилась эта критика, какие вопиющие искажения, если не сказать сознательная ложь, явились ее основой.
Здесь стоит заметить, что построена эта критика весьма оригинальным образом, - сначала Гегелю приписывается нечто, что совершенно чуждо его философии, чего в ней попросту нет и быть не может, а потом именно это отсутствующее и критикуется. Иначе говоря, ситуация здесь такова, - либо марксисты, вопреки своим уверениям, абсолютно не поняли Гегеля, либо осознанно лгут с самой исходной точки.
Так Энгельс утверждает, что исходная точка философии Гегеля состоит, в том, что "дух, мысль, идея есть первичное, а действительный мир -- только слепок идеи." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.30) Однако, это утверждение совершенно не соответствует действительности. Ведь речь идет о философии, краеугольным камнем которой является истина об абсолютном единстве мысли и материи с всеобщей субстанцией духа. А это единство уже само по себе исключает всякую возможность рассматривать сознание, идею, дух, как нечто первичное по отношению к действительности предметного мира, к действительности чувственно воспринимаемых форм.
Но именно так Энгельс критикует философию Гегеля, сначала приписывает ей то, чего в ней вообще не может быть, а потом с "вершины" своего знания приступает к ее критике. - "От этого отказался уже Фейербах. Мы все согласны с тем, что в любой Научной области -- как в области природы, так и в области истории -- надо исходить из данных нам фактов, стало быть, в естествознании -- из различных предметных форм и различных форм движения материи*, и что, следовательно, также и в теоретическом естествознании нельзя конструировать связей и вносить их в факты, а надо извлекать их из фактов и, найдя, доказывать их, насколько это возможно, опытным путем". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.30)
Получается нечто невообразимое. Так как критика Энгельса не имеет, по сути, отношения к философии Гегеля, которая исключает первичность мысли, идеи, духа по отношению к предметному миру, то для нее отпадает и всякая обязанность доказывать, что в науке надо исходить не из единства мысли и материи, как говорит Гегель, а исключительно из "предметных форм и различных форм движения материи". Поэтому вместо доказательств Энгельс опирается на ... всеобщее согласие здравомыслия, для которого непосредственное знание о достоверности окружающего мира, является единственной бесспорной реальностью, исключающей существование иной действительности. Вот почему правильно было бы эту цитату Энгельса читать так: все здравомыслящие люди согласны, что в естествознании "надо исходить... из различных предметных форм и различных форм движения материи...". Другими словами, исходить из того, что Истина, поиском которой занята наука, находится где-то внутри предметных форм, внутри лишенной сознания материи, и, следовательно, вообще не зависит от сознания, отделена от него.
Марксизм, таким образом, совершенно чужд пониманию, что истина существует не иначе, как нечто осознаваемое, что она в принципе не может существовать ни в какой иной форме. А ведь без этого понимания неизбежно и получается та глупость, что изначально в природе нет истины, что она возникает из небытия только тогда, когда возникает сознание, способное ее постигнуть. Но марксизм, ослепленный собственным убеждением в разрешении им загадки истории, просто не видит этого, а потому, не только гордится именно таким пониманием науки, но деятелен в стремлении просветить своим "знанием" все человечество, освободить его от кабалы мистических представлений о разумности природы.
Вот и рождаются из-под пера Энгельса строки: "Вместе с идеалистическим исходным пунктом падает и построенная на нем система, следовательно, в частности, и гегелевская натурфилософия. Но здесь следует напомнить о том, что естественнонаучная полемика против Гегеля, поскольку она вообще правильно понимала его, направлялась только против обоих этих пунктов: против идеалистического исходного пункта и против произвольного, противоречащего фактам, построения системы...
... У Гегеля в диалектике господствует то же самое извращение всех действительных связей, как и во всех прочих разветвлениях его системы. Но, как замечает Маркс, "та мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал всеобъемлющее и сознательное изображение ее всеобщих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно" (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр.31)
Так пребывая в убеждении, что исключительно "Освобожденная от мистицизма диалектика становится абсолютной необходимостью для естествознания..." (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 174) Энгельс решительно вскрывает ее рациональное зерно. Он преподносит нам такую картину окружающего предметного мира, причину диалектического движения которого... вообще не надо искать, а тем более где-то за его пределами в области мистики, ибо она заключается в его собственном свойстве - находится в постоянном движении. Именно это свойство и является "рациональным зерном" диалектики природы, тайной мироздания, которую открыл марксизм, или, как выразился Энгельс, "последним выводом науки". Вот таким "изящным", но на самом деле совершенно к науке не относящимся способом марксизм освободил диалектику Гегеля от мистицизма. По его убеждению, в науке нет места всеобщей разумной субстанции, а "... абсолютно всеобщим значением обладает одно лишь движение". (Энгельс Фридрих. "Диалектика природы". Москва. Издательство политической литературы. 1982 г. стр. 206)
В результате, вместо научного поиска соотношения разумности природы с сознанием каждого отдельного человека, он просто поставил все согласно здравому смыслу "с головы на ноги". И тем самым нашел полное удовлетворение в представлении, что человеческое сознание -- это лишь очередное свойство матери. Свойство ее белковой формы, которая, ввиду отсутствия разума в природе, случайно появилась когда-то из безжизненной массы вещества...
Что ж, прежде чем идти дальше, остается только повторить, что в этих выводах нет и грана истинной науки, а только жалкие попытки сознания удержаться за здравый смысл, попытки сохранить себя в качестве эмпирического наблюдателя, противостоящего окружающему миру.
Но вот что пишет Гегель о том, с чем имеет дело такой наблюдатель. "Стремясь понять естественное явление или тот или иной закон, его действие или следствие, люди хотят постигнуть основание именно этого явления, т. е. не то основание, которое лежит в основе всего, а основание именно этой определенности. И основание подобных особенных явлений, подобное основание должно быть ближайшим, его следует искать и брать в сфере конечного, и само оно должно быть конечным. Поэтому такого рода познание не выходит за пределы конечного и не стремится к этому, так как внутри этой конечной сферы оно может все познать, все объяснить и на все дать ответ. Таким образом, наука создает универсум познания, который не нуждается в боге, находится вне религии и непосредственно с ней не связан. В этом своем царстве познание утверждает свои отношения и связи, присваивая себе всю определенность материала и все содержание; для другой стороны, для бесконечного и вечного, тем самым не остается ничего (Гегель Г.В.Ф.Философия религии. В 2-х томах.- Т.1.- Пер. с нем. М. И. Левиной. М., "Мысль", 1975. стр. 215).
Разумеется, и это не трудно заметить, что у Гегеля и речи нет о том, что предметный мир или мир конечных вещей, которые являются для человека объектами познания, не реален. Он говорит лишь то, что реальность предметного мира не исчерпывает собой всю реальность, что за ней отнюдь не пустота, а столь же реальная, другая сторона - бесконечная и вечная субстанция духа, которая выявляет себя в конечных формах предметного мира. Таким образом, жизнь этой субстанции вообще не мыслима без предметного мира, ибо они представляют собой одно целое, один живой организм. Или как пишет Гегель: "Все, что есть, составляет лишь органы единого субъекта; планеты, обращающиеся вокруг Солнца, лишь гигантские члены единой системы, и, таким образом, Универсум -- это не нагромождение множества равнозначных акциденций, но живая, жизненная система." (Лекции о доказательстве бытия бога. 1829. Гегель Г.В.Ф. Философия религии. В 2-х томах.- Т.2.- М., "Мысль", 1977, стр. 478) Именно ввиду этого единства, ни какой первичности потустороннего бытия духовной субстанции, ни какой первичности духа, мысли, идеи по отношению к предметному миру в философии Гегеля в принципе нет. И тот, кто ее обнаружил, на самом деле, либо ничего не понял в этой философии, не понял самой ее сути или "исходного пункта", либо делает это осознанно, стремясь подогнать философию Гегеля под свою "точку зрения". Так или иначе, но утверждение Энгельса о том, что "естественнонаучная полемика против Гегеля, ... правильно понимала его" не имеет с действительностью ничего общего, так как именно эта полемика и является тем краеугольным камнем, на котором основана псевдонаучная, идеологическая платформа марксизма.
Показательно здесь отметить, как о чрезвычайной важности этой полемики с идеологической точки зрения говорил Ленин, человек, на практике стремившийся осуществлять марксистские идеи. "Кроме союза с последовательными материалистами, которые не принадлежат к партии коммунистов, не менее, если не более важен для той работы, которую воинствующий материализм должен проделать, союз с представителями современного естествознания, которые склоняются к материализму...
... из крутой ломки, которую переживает современное естествознание, родятся сплошь да рядом реакционные философские школы и школки, направления и направленьица. Поэтому следить за вопросами, которые выдвигает новейшая революция в области естествознания, и привлекать к этой работе ...естествоиспытателей -- это задача, без решения которой воинствующий материализм не может быть ни в коем случае ни воинствующим, ни материализмом...
... мы должны понять, что без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания.
... естественник должен быть современным материалистом, сознательным сторонникомтого материализма, который представлен Марксом..."
Для этого необходимо организовать "систематическое изучение диалектики Гегеля с материалистической точки зрения, т. е. той диалектики, которую Маркс практически применял и в своем "Капитале" ..."
...мы можем и должны разрабатывать эту диалектику со всех сторон,