Батхан Вероника Владимировна : другие произведения.

Набросок на мокром песке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Перекур, глотнуть холодного сока, и за гитару. Без тренировки грубеют пальцы, перестаешь чувствовать инструмент, а играть, не понимая гитары, все равно, что насиловать пьяную девку. И песня в задумке есть. Он перебирал аккорды, вслушивался. Не то.
  Набросок на мокром песке
  
  ...Вы не поверите, Патрик, как же нам здесь тяжело...
  Тикки Шельен
  
  Его разбудило солнце. Жаркий свет бил в глаза, заставляя выпасть с мягкой перины сна в немилосердное утро. Он скинул на пол пестрое одеяло, потянулся всем длинным и смуглым телом, расправил яркую простыню. Мама очаровалась разноцветным постельным бельем с первого взгляда, а он терпеть не мог буйство красок в собственной спальне. Впрочем "своей" эта тесная комната с крапчатым каменным полом и некрашеными стенами была разве что на бумаге. Большую часть года он жил в кампусе Хайфского Техниона, каникулы проводил в мошаве, полагая труд лучшим отдыхом для души, а родительский дом навещал раза два в месяц. И "его" спальня, узкая и чересчур светлая, так и осталась ничьим жильем.
  Он кувырнулся через постель, ловко выпрыгнул на пол и начал привычную утреннюю разминку. Наклоны, рывки, приседания - тело повиновалось ему охотно и радостно. Немного мешало выбитое лет десять назад колено - но тут уже ничего не исправишь. И отдельно следовало промять руки и пальцы. Предплечья в веревках вен, узкие запястья, длинные тощие кисти, жесткие ладони в следах царапин и пятнах сока, неистребимо пахнущие апельсинами. Он собирал фрукты две с лишним недели и по опыту знал, что запах будет держаться долго. Последние несколько дней ему казалось, что все вокруг - кошки, книги, автобусы, женщины - насквозь пропитаны оранжевым горьким соком. Даже солнце мерещилось ломтиком пористой кожуры. Уфф... В душ.
  Вода не успела нагреться, и это было приятно. Холодный каменный пол, холодный и резкий душ... а день обещает быть жарким. Он вытерся зеленым жестким полотенцем, и как был, голый, прошлепал в кухню. Родители уехали к Зильберманам, вернуться должны были в йом ришон утром; смутить он мог разве что Брыську, пегую кошку-девственницу, но ей было наплевать.
  Он насыпал в джезву три ложки кофе, добавил кардамона, корицы, кристаллик соли, долил на две трети водой и долго колдовал у плиты. Арабский рецепт был удачен, ему понравилось. После кофе прорезался аппетит. Он полез в холодильник за салатами, питой и безвкусной индюшачьей нарезкой. Оказалось, хлеб кончился. Значит придется прогуляться до Яффо - в субботу с утра в Бат-Яме можно купить исключительно сигареты и выпивку. Он насыпал в кошачью миску сухого корма, сполоснул чашку и джезву и вернулся в спальню. Выбрал чистую футболку и шорты, оделся, скормил несвежие шмотки стиральной машине. Стоя у мутного зеркала в прихожей, распутал щеткой непослушные длинные волосы, вернулся в комнату за деньгами, обулся, посетовал мимоходом, что ремешки у любимых сандалий вот-вот порвутся... Захлопнул дверь, проверил почтовый ящик - пусто - и вышел на набережную.
  Единственным достоинством этой квартиры был первый этаж с выходом прямо к морю - стоит перебежать дорогу и ты на пляже. Шумная, людная набережная с круглыми желтыми фонарями, красноплиточной мостовой, изящными пальмами и белыми цветами вдоль тротуара забавляла его, как прогулка по джунглям. Он протолкался сквозь ежесубботнюю разряженную толпу, обогнул пустырь, выбрался на шоссе и в очередной раз удивился, насколько серый, угловатый арабский квартал отличается от еврейского шума. На всем - домах, машинах, редких деревьях - лежала печать затхлости, пыльной заброшенности. Будто не город, а груда вещей в антикварной лавочке. Даже воздух прохладнее... словно в подвале.
  Приветливый толстый араб, хозяин лавочки, почему-то помнил его в лицо: "Шалом, руски!" Хлеб оказался свежим, но любимого пива не завезли - как в России. Скучно. Домой, мимо мечети, мимо огромного эвкалипта с серо-зелеными листьями и корявым потрескавшимся стволом, снова по набережной... К морю спуститься, что ли? Нет, уже жарко и народу на пляже - апельсину негде упасть. Снова в почтовый ящик - пусто.
  Конечно, через И-нет письмо дойдет быстрее, но вылезти в сеть удастся только через три дня, уже в Хайфе. А слова на бумаге сильнее радуют. Можно подержать в руках мятый листок, вглядеться в почерк - он порой говорит не меньше, чем буквы. В России осталось много друзей, и в первый год репатриации не случалось недели без писем. Теперь у всех дела: бизнес, творчество, дети... И с той стороны не понять, как важны эмигранту эти тощие конверты с обрывками новостей. Они означают: "Помним, скучаем, ждем". Ладно, завтрак - и за работу.
  Два часа на чтение вслух с синхронным переводом текста. Невозможно жить в стране и не чуять нутром язык. Сложнее всего, а потому и полезнее браться за стихи. "Баю-баюшки-баю, колыбельную поют звезды в небе, облака смотрят в окна свысока..." Знакомые строчки. Похоже, калька с русского на иврит примерно тридцатых годов. Тогда даже "Катюшу" перевели, да так, что русская пограничная песня стала еврейской народной... Ужас.
  Перекур, глотнуть холодного сока, и за гитару. Без тренировки грубеют пальцы, перестаешь чувствовать инструмент, а играть, не понимая гитары, все равно, что насиловать пьяную девку. И песня в задумке есть. Он перебирал аккорды, вслушивался. Не то.
  Ему хотелось сыграть Иерусалим. Точнее первый взгляд на него. Широкие спины туманных холмов, желто-розовые шершавые стены зданий, невесомое кружево цветущего миндаля, лоскутное одеяло базара. Сухое время в квартале Меа-Шеарим, птичья горечь уходящего языка идиш. Манускрипты и рукописи Старого Города. Синагоги, мечети, арабские женщины в белых платках, чернокожие и морщинистые эфиопские братья-монахи. Лоскутное, пестрое, шитое на живую нитку сердце страны... Не то!!! Возвышенная шелуха вместо сути. Не звучит, не ложится, не хочет звучать! Что с этим прикажете делать? И жара невыносимая - вроде сентябрь к концу идет, а не продохнуть. Ну и черт с ним.
  Пробежавшись взглядом по полкам, он выбрал кассету Дорз и "Путешествие в Страну Востока". Включил музыку и вытянулся на постели. Время деньги, поэтому я бедняк. Жара обступила постель, он не заметил, как провалился в сон.
  Проснулся в седьмом часу вечера, с головной болью. Пропотело пузо, на котором устроилась дрыхнуть противная кошка. Залетный комар пребольно укусил в шею. Холодной воды не осталось. Может на пляж, искупаться?
  До заката оставалось часа полтора. Длинные тени пляжных зонтов расчерчивали песок, перекатывались ленивые волны. Людей у прибоя почти что не было. Пара древних старушек в шезлонгах, спасатель на вышке да влюбленная парочка у камней. Он бросил сумку на землю и присел расстегнуть сандалии. Вдруг повеяло сладкой прелестью дорогих восточных духов... Он обернулся.
  В двух шагах от него возлежала на надувном матраце девушка. Именно возлежала с ленивой грацией кошек и королев. Лет двадцать, не больше. Роскошные смоляные кудри (он долго удивлялся, что почти у всех женщин в стране - прекрасные волосы). Золотистое гладкое тело, пальцы в перстнях, браслетик на узкой щиколотке. Как из восточных сказок темные пухлые губы, щеки с нежным пушком, родинка на скуле... И маслины зрачков за решеткой густых ресниц.
  Похоже, она сабра. Эти девицы выбирают пару себе под стать - широкоплечих, кровь с молоком, местных парней, а на русских даже не смотрят. Но его уже с год, как путают с израильтянами. Ни кожей ни рожей ни женской лаской не обделен... Так пуркуа бы и не па?
  Он бросил на песок полотенце, разделся неторопливо. Потянулся, гордясь безупречным торсом. Тряхнул пышными волосами, стянул резинкой своевольные кудри. Сначала медленно пошел к воде, но, зайдя по колено в море, не удержался - рванулся вперед, побежал, оттолкнулся, поплыл... Волны тыкались в него как щенки, слабый ветер ерошил волосы. Сладкий вечер - залог доброй ночи. На берег он не смотрел, но чувствовал, что девушка наблюдает за ним.
  Он доплыл до буйков и вернулся на пляж. Отряхнул песок с тела, промокнул волосы. Подошел к девушке. "Хочешь познакомиться?" - в стране было принято задавать прямые вопросы. Откажет или... "Меня зовут Шула". Он присел рядом с ней на прохладный песок. Начался разговор - беспредметный, приятный треп.
  Она служит в армии, сейчас отпуск на выходные. Когда выйдет, хочет съездить в Америку, а потом стать моделью. А ты служил в армии? Учишься? Много теряешь. А шрам откуда? Ты что, дрался потому, что еврей? Ах, из России? Не похож. А правда, что у вас... Ему захотелось сплюнуть - за три года жизни в Израиле ему тысячу раз, не меньше, задавали дурные вопросы про белых медведей на улицах славной Москвы. Он сдержался, перевел разговор на музыку. Нет, джаз она не любит, рэйв круче. По радио крутят такую прелесть - просто отпад! Он сменил тему еще раз, предложил поискать что-нибудь выпить. Подал руку, когда она вставала с земли, проверяя ответ по доверчивости ладони. Да.
  На набережной толпился народ, почему-то снова стало жарко. Шула уже держала его под локоть, щебетала, рассказывая о сослуживицах, о порядках в казарме, о планах на будущее. От разговора пахло апельсиновой жвачкой. Он поддакивал уныло, прятал зевки в кулаке. Все было слишком легко и потому совершенно неинтересно. А как можно спать с женщиной, если не о чем с ней говорить? То есть в шестнадцать, конечно, можно... Но ему уже двадцать восемь. Он распрощался с девицей, ссылаясь на неотложное дело, взял для приличия телефон, через двадцать шагов выкинул в урну бумажку.
  Зашел в бар на углу, выпил две кружки пива, поболтал от нечего делать с ирландским матросом - один бог знает, как его занесло в Бат-Ям. Да, страна безопасная. Налоги высокие. Шлюхи дешевые. Пиво никуда не годится. Сыграем? Он сделал матроса в дартс, на выигрыш поставил ему же джина и поплелся домой.
  В почтовом ящике пусто. Квартира тоже пуста, это к лучшему. Он сел на пол в темной комнате - только уличные огни играли на потолке. Взял гитару, подстроил, потеребил струны... Не то. Недописанная песня упорно не желала стать настоящей.
  В Питере сейчас листопад. Улицы прозрачные, как нарисованные. Небо чистое - не низкое и густое как здесь, а веселого цвета застиранных добела джинсов. Соленым промозглым ветром тянет с залива. Лужи по утрам уже стынут, покрываясь хрустящей корочкой - как же весело взламывать ее каблуком! А здесь за три года он ни разу не встретил снега.
  Не выдержав, он взялся за телефон. Восьмерка, гудок... Нет дома. Переехал. Вы не туда попали. С полчаса он пытался пробиться в Питер, застать хоть кого-то из старых друзей. Потом спустился на улицу за бутылкой "Кеглевича".
  Пил на брудершафт с зеркалом. Кошка обиделась и составить компанию отказалась. Пил, почти не пьянея, не понимая, откуда тоска, чем ему не живется в его еврейской стране. Земля живая и чудная, хочешь море, хочешь пустыня, хочешь леса и джунгли. Люди добрые, сильные и открытые. Города - как стекляшки в калейдоскопе. Все времена на ладони. Можно жить как угодно, где хочется, можно ходить на концерты и читать книги, можно собирать апельсины на бесконечных плантациях. Он любил эту страну и мечтал о ней. Почему же теперь тянет биться башкой о зеркало, изнывая от черной тоски?!
  Он уснул поперек кровати, не сняв сандалий. Снились кошмары, липкие и пустые - коридоры, погони, пленные дирижабли. Посреди ночи проснулся от тошноты, проблевался, залез под душ, полегчало. Открыл окно, уселся на подоконник, вдохнул свежий воздух - соленый и мокрый. Небо синело густо, без звезд. Фонари не горели. Шелест моря перекрывал все прочие звуки, будто на тысячу миль вокруг ни души...
  На цыпочках, боясь спугнуть настроение, он подкрался к гитаре, провел пальцами по струнам. Получилось!!! Вот мелодия - неспешный верблюжий шаг, перезвон колокольцев, пустыня, костер на песке, караван. Эвкалиптовый ветер, глоток росы, запах дыма. Пройдет ли верблюд сквозь Игольные Уши, если конечно дотянет до них? Он уснул на рассвете, опустошенный и спокойный. За окнами лился дождь - первый за этот сезон. И, может быть, поэтому приснился Питер.
  ...Маленькая квартира в огромном доме, под самой крышей. Две комнаты на него и подругу и несчетных гостей. Сумасшедший бардак, инструменты по стенам, картины, плакаты, афиши, безделушки из дерева, кожи и глины, варенье в пятилитровых банках. Ему двадцать два, он молод, влюблен и счастлив.
  Сладкое утро щурится в пыльные стекла, подушка пахнет яблочными духами. Постель нежна - что может быть мягче застиранных старых льняных простыней? Сегодня прощание с лесом, последний выезд в сезон. Через неделю концерт, через две - очередная повестка. Дни опадают, как яблоки. Надо спешить.
  Входит подруга - милая, нежная, славная. Приносит горячий чай в старинной треснутой чашке. Садится рядом, гладит по голове, улыбается потаенно. Из-за стенки слышны голоса - гости уже проснулись. Завтрак, кружево разговоров, перезвон молодых смешинок. С прибаутками делят на всех драгоценную редкость - сочный, солнечный апельсин. Часы торопят - время не ждет. Рюкзак уже собран, гитара в чехле. Пора.
  Шумной толпой из подъезда на улицу, промозглый ветер в лицо, солнце едва проглядывает. Мальчишки дурачатся, хором орут безбашенный рок-н-ролл. Прохожие косятся, но кому какое дело до нашей любви? Они с подругой отстают на три шага. ...Погляди, какой клен! ...Вот смешная собака! ...Смотри, первый лед на луже! Он улыбается безмятежной подруге и шагает вперед. Льдинки хрустят под ногами чуть слышно, не громче, чем падают листья на город в последнюю ночь сентября...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"