Баум Борис Алексеевич : другие произведения.

Последнее поколение эпохи социализма. 58 лет в Уральском политехническом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перед вами воспоминания исследователя - металлурга, преподавателя вуза, руководителя крупной кафедры. Внимание автора концентрируется на судьбах и проблемах своих сверстников, родившихся в период, приблизительно, с 1928 по 1934 годы

Б. А. БАУМ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПОСЛЕДНЕЕ ПОКОЛЕНИЕ ЭПОХИ

СОЦИАЛИЗМА

  
  

58 лет в Уральском политехническом

  
  

ЕКАТЕРИНБУРГ

2007

  
   Баум Борис Алексеевич
   Последнее поколение эпохи социализма. 58 лет в Уральском политехническом. Екатеринбург. 2007.
  
  
  
  
   Перед вами воспоминания исследователя - металлурга, преподавателя вуза, руководителя крупной кафедры. Внимание автора концентрируется на судьбах и проблемах своих сверстников, родившихся в период, приблизительно, с 1928 по 1934 годы, в другом обозначении - (1931 Ђ 3).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оглавление

   Предисловие
   Рабочий поселок Полевского криолитового завода.
   1931 - 1940
   Война 1941 - 1945
   Полевская средняя школа N 1. 1946 - 1949
   Уральский политехнический институт. 1949 - 1954
   Кафедра металлургии стали. 1954 - 1961
   Первые наставники в исследовательской работе
   Кафедра общей физики. 1962 - 1998
   Суровая школа выдающегося ученого
   Кафедра физики, год 1984
   (жанр - документальный сценарий)
  
   Работа научной группы "Металлические расплавы"
   MEMENTO MORI
   POST SCRIPTUM
  
  
  
   В сердце я навек сохраню
   Искреннюю преданность вам,
   Братья по судьбе, братья по огню,
   Братья по горячим делам.

Н. Добронравов

Предисловие

  
   С некоторых пор испытываю потребность читать все о жизни и судьбе поколений моих родителей, дедушек и бабушек. Особенно интересны их взаимоотношения с людьми и обществом. Каковы проявления вечных понятий: Добра и Зла, Жизни и Смерти, Любви и Ненависти? И, конечно, все это на фоне трудовой деятельности каждого.
   Позднее возникло желание отразить на бумаге и события собственной жизни. Причем только лишь те, которые отпечатались в памяти. В итоге появилась фрагментарная панорама земного пути конкретного россиянина. В деталях она неповторима, а вот при меньшем увеличении и сопоставлении с подобным вдруг высвечиваются общие черты страданий и радостей моих одноклассников, однокурсников, да и вообще - сверстников.
   Надеюсь, что эта книга в чем-то поможет близким по духу и тем, кто увидит в моих заметках полузабытые рассказы своих родных.
  
  
  
   За лесом дней ты виден мне таким,
   Поселок мой, дитя поры суровой:
   Насквозь пропахший чадом заводским
   Приют барачный люда заводского.

А. Азовский

Рабочий поселок Полевского криолитового завода

1931 - 1940

  
   Родился я в 1931 году в городе Свердловске, в Верх-Исетском заводском районе. Пенсионное удостоверение получил в 1991 году.
  

Моя родословная

   Отец Баум Алексей Алексеевич, инженер-производственник, теплотехник. Его дед, крестьянин Лифляндской губернии, Валкского уезда, прибалтийский немец, лютеранин Карл Баум ушел из дому от мачехи в Петербург на заработки. Устроился железнодорожным рабочим. Принял православие, женился. Его сын, мой дед, - квалифицированный рабочий, позднее мастер железнодорожного депо в г. Вологде. Моя бабушка, Анна Ивановна, в девичестве Капустина, - работница писчебумажной фабрики.
   Мать Баум Милица Павловна родилась в семье потомственного пермского священника, протоиерея Славнина Павла Петровича (с этим своим любимым дедушкой я жил почти от своего рождения до его смерти в 1950 году). Моя бабушка по матери Софья Михайловна Славнина, в девичестве Бобылева, происходила из семьи потомственных уральских горнозаводских служащих. Ее отец - управляющий шахты в г. Уфалее (погиб в шахте при обвале), ее дед - мастер железоделательного завода в поселке Старая утка. Женщины в этой семье были учительницами или домохозяйками.
  
   Есть что-то трепетно родное
   В том домике на два окошка,
   Где первозданное земное -
   Напоминание о прошлом.
  
   Здесь корни жизни и начала,
   Земли и Правды постижение,
   Когда природа дух питала,
   Давая сущему значение.
  
   Неиссякаемы истоки,
   Хоть жизнь кружит и куролесит.
   Но прадедов живые токи
   Настигнут в городах и весях.
  
   Это стихотворение Маргариты Васильевны Бахиревой, екатеринбурженки моего поколения, сотрудницы отраслевого исследовательского института, моей родственницы. Ее стихи отражают внутренний мир и духовные потребности какой-то части наших сверстников. Поэтому ниже я привожу некоторые из ее стихов, с инициалами М. Б., по тексту книги. Мне показалось, что поэтическая форма удачно размывает границы описываемой индивидуальной судьбы.
   Все судьбы поколения имеют точки и участки соприкосновения. Если эти судьбы и не слишком переплетаются, то, читая их вместе со стихами, написанными по другому поводу, все же, вдруг вырывается: "Как похоже!"
  
   Вскоре после моего рождения отца перевели на развивающийся Полевской криолитовый завод. К тому времени отец имел примерно пятилетний опыт работы на предприятиях наркомата цветной металлургии: Березники, Крылосово, Свердловск - и был назначен начальником паросилового цеха. На крыше последнего стоял заводской гудок. Этот бас будил, отправлял на работу и возвещал о начале смены.
   Наше поколение не по гудку ходило на работу. К тому времени можно было купить недорогие часы "Победа" и гудок отменили. Однако распорядок поселка, школа жизни, учебы и возмужания связаны с его требовательными командами.
  
   "...А мы не время с тем гудком,
   Мы с ним судьбу свою сверяли...
   ...Он звал меня издалека,
   Когда порой бывало туго.
   И голос этого гудка
   Я узнавал, как голос друга".
   М. Матуовский
  
   Рабочий поселок: ряды новых одно и двухэтажных деревянных домов с хозяйственными постройками - своей восточной стороной примыкал к заводу. С западной стороны - живописный лес, дорога на Зюзельский рудник, горы Азов, Белый камень. Везде Бажовские места, описанные в "Малахитовой шкатулке". С юга - Железянский пруд. За ним - младший брат Криолитовского поселка (в просторечьи - "Криолита") - Первомайский поселок.
  
   И над нашим Первомайским,
   Над поселком заводским,
   Как и всюду, поднимался
   Дни и ночи к небу дым.
   Торопились, как и всюду,
   Под гудков призывный гам
   Заводской закалки люди
   К заводским своим делам.
   И хотелось людям, чтобы
   Для державы в тяжкий год
   Был оплотом наш особый,
   Криолитовый завод.
   Говорят, во всей России
   Он в ту пору был один -
   Предвоенной индустрии,
   Средь лесов взращенный, сын.
   Здесь народ не пушки делал
   И не сталь для бронеплит -
   Порошок пуржистый, белый
   Выпускали - "криолит".
   А. Азовский

   На север - красивая дорога до Северского пруда, огромные поляны нежной желтой купавки, белые цветы душистого лабазника (таволги), обильное разнотравье: от мягких влажных ковров до двухметрового камыша и осоки, холмы и простор. Для ребят - раздолье летом и зимой.
  
   Серебром по небесной лазури
   Растекаются солнца лучи.
   В томной неге деревни уснули.
   Лес - кудесник волшебный молчит.
  
   Тишина...Лишь рассеянным звоном
   Жизни песнь отзовется в душе.
   И в предзимнем наряде, безмолвна,
   Чудо-осень всегда хороша.

М. Б.

  
   Самое главное в поселке - богатейшая библиотека в клубе; светлая теплая, большая баня и длинное красное двухэтажное кирпичное здание двух школ: ФЗУ (позднее РУ) и семилетки.
   К сожалению, не было учтено, что в цехах завода происходят неизбежные аварии, выбросы: отходы производства, исключая механизированное удаление гипса и огарков, извозчики вываливали, куда им удобно. Поселок большую часть времени суток был окутан фтористыми и сернистыми газами. Стекла квартир становились матовыми, штор не требовалось. Осадки разъедали копыта коров и других животных.
   Дети принимали отравленный воздух как должное. Мы знали названия всех цехов, откуда вывозятся в отвалы свинец, проволока и т. п. Знали мастеров, рабочих, начальников цехов. Видели их уровень обеспеченности и проявляемое к ним уважение. Что-то доходило до нас и о заводских событиях. Понимали важность специальностей ремесленного училища (аппаратчики, солевики и др.)
   Другого пути, кроме заводского, я себе с тех пор не представлял. Но вот на какой завод идти: химический или Северский металлургический, куда нас водили на экскурсии, - не знал. Однако недостатки химического производства били в нос в прямом и переносном смысле. К моменту окончания средней школы решил: пойду в черную металлургию. Это производство показалось более основательным и менее вредным. Так, в нашем поселке на фоне вполне здоровых лиц угнетали серые и синюшные. Люди жаловались на рассыпающиеся зубы, больные кости и другие неожиданные недомогания. Особенно это замечалось во время и после войны.
  
   Эти размышления стали волновать позднее, а пока события радостные и печальные, порой трагические, еще только начинали формироваться в каких-то неведомых для меня сферах. Генетическая природа личности еще только-только проявляла себя жаждой познания, недоумениями, ошибками и обидами, послушным подражанием и ответными насмешками, сопереживанием и почти одновременно бесчувственным детским эгоизмом.
   В душе зарождался собственный внутренний мир, чему много позднее способствовали, как вспышки молнии, великие изречения, например:
   "Дела наши идут за нами";
   "...чтобы не уйти из этой жизни нищими духовно";
   "Умирает человек - с ним уходит целый мир".
   (см. сокровища мировой литературы: Евангелие от Матфея и другие Книги священного Писания; комментарии к ним иерархов церкви)
  
   Отец уговорил брата матери, Шуру Славнина, переехать из Кунгура в Полевской. Здесь дядя Шура женился, у нас появилась полевская родня. Отец продал свое ружье и баян, купили корову. Но она, как и другая скотина поселка, стала болеть. Пришлось с ней расстаться.
   Примерно, в 1938 году отца в составе группы специалистов перевели в Московскую область на Воскресенский химкомбинат старшим теплотехником. Он получил в новом доме отличную трехкомнатную квартиру. Родилась моя сестра Таня. Я закончил первый, а потом и второй классы. Мы со сверстниками росли в среде заводчан и чем-то, видимо, отличались от крестьянских и московских детей. Бродили по окрестностям, копались в отвалах комбината, занимавших большие площади. Я быстро привык к особенностям местного наречия: "Ребята, играем в салки!". А на Урале говорят - "в ляпки" и т. п.
   В Воскресенске на семью обрушилось горе: весной 1940 года отец простудился и в ноябре, в возрасте 36 лет, умер, от скоротечной чахотки (туберкулеза). Обеспеченная жизнь семьи закончилась. К этому времени дедушка (68 лет) и бабушка (60 лет) почти изработались. Каждый носил стальной, обшитый кожей бандаж от выпадавшей грыжи. Бабушке в ходе операции по поводу язвы желудка удалили треть последнего. Дедушка и бабушка ("лишенцы") пенсии не получали, таковы были законы. Нам с Таней и бабушке Нюре "за потерю кормильца" назначили пенсию по 54 рубля каждому. Замечу, что моя стипендия студента-металлурга с 1949 года, 400 рублей, кое-как обеспечивала минимально допустимый уровень питания. Таким образом, на плечи мамы легла тяжелейшая ноша: четыре иждивенца! Нелепость состояла в том, что никто из трех братьев отца и двух матери не мог существенно помочь. Должности они занимали хорошие, технические, но содержать свои семьи им было нелегко. По рассказам мамы, ее братья Сережа и Шура начали ежемесячно высылать только по 15 рублей каждый (если это говорилось после 1961 года, хрущевской отмены последнего нуля, то - по 150 рублей).
  
   22 июня 1941 год. Перед глазами плывут воспоминания в картинках. На улице какая-то женщина в слезах, проходя мимо, сказала: "Война, мальчик". Группа поникших заводчан, возраста отца, серые пиджаки, серые кепки. Около школы, возбужденные, жестикулирующие, даже улыбающиеся нарядные юноши и девушки. В целом же помнится, что люди, в том числе и наша семья, будто бы подверглись действию каких-то психических проникающих волн тревожного ожидания. Хотелось оглядеться, смотреть на людей, быть с ними.
   Ночами над городом пролетали на Москву немецкие самолеты. Дедушка надевал сумку с противогазом и отправлялся дежурить на крышу. Остальные - в подвал - бомбоубежище. В сентябре завод готовился к эвакуации. Дедушка настоял на временном возвращении в Полевской. Квартиру закрыли, ценные вещи увезли к знакомому дорожному мастеру, его жена с дочкой поехали с нами. Багаж - только ручная кладь. У меня - сумка с учебниками. У Тани, ей ровно два года, - кукла. В вагоне теснота, раздражение, ссоры. Тане, кажется, от воспаления в горле давали таблетки красного стрептоцида. Женщина - соседка, углядев в горшке красный цвет, стала кричать, что везут заразную девочку.
  
  
  
  
   Как бьется сердце дальних грозных лет!
   Хоть бед военных и в помине нет,
   Но разве позабыть нам эти беды?
  
   Глаза голодных наших матерей
   Все так же светят в души сыновей,
   Не заслонить их свет и Дню Победы".

А. Азовский

  

Война 1941 - 1945

  
   Эти годы запомнились мне следующим.
   Подчиненный заводу быт рабочего поселка.
   Голод в нашей семье зимой и весной 1941-42 года.
   Американские продукты и техника.
   Участие школьников в общественной работе.
   Итак, мы снова прибыли в поселок Полевского криолитового завода. Дядя Шура и тетя Нила нас встретили и приняли у себя. Они трое, с сыном Шуриком, переместились в одну комнату, а нас семерых поместили в другой. Мама почти сразу решила питаться отдельно от семьи брата, так как мы и без того усложнили их жизнь: "Строже счет - крепче дружба".
   Теснота была в большинстве квартир поселка. Происходило массовое уплотнение. Эвакуированных специалистов надо было расселить и обеспечить самым необходимым. В бараках за заводом поселили трудармейцев и вербованных. Продукты и одежду получали по карточкам и талонам. Иждивенцам доставалось ничтожно мало. В первую зиму в нашей семье, в частности, не было валенок. Мама и дедушка побывали у старых знакомых, раздобыли самое необходимое.
   Завод дополнительно поддерживал тех, кто много и хорошо работал: руководителей, инженеров, мастеров, квалифицированных рабочих. Мы, дети, каким-то образом это знали, видели их достаток и рассуждали об этих людях с уважением. Многие, в том числе и мама, вечерами работали на погрузке-выгрузке сыпучих материалов. Мама приносила талоны на "доппитание".
   Дедушка ходил в столовую с кастрюлькой, в которую перекладывал первое и второе блюда и приносил это домой, а чай выпивал.
   Иногда меня отправляли обедать по такому талону. За спиной обедающего вставал голодный человек, любые остатки доедал мгновенно. Появились дистрофики как худые, так и опухшие, с раздутыми водянистыми лицами и толстыми ногами. По уровню обеспеченности семей наблюдалось большое расслоение. Имевшие огороды и хозяйство полевчане и зюзельские жили лучше. На вещи и ценности приезжие выменивали картошку и другие продукты. Между этими группами населения существовала неприязнь. Когда весной 1942 года мы с мамой раскапывали выделенный нам участок целины на окраине Полевского, проходящий мимо молодой рабочий с ухмылкой спросил эту худую и бледную тридцатилетнюю женщину: "Что, тетка, баско?" По рассказам, бывало и похуже. В самом поселке хватало сплетен и злости. Помню, что часто проходили суды над знакомыми и незнакомыми работниками Продснаба, помню лица некоторых исчезнувших, а позднее возвратившихся. Нередко повторялось: "Кому война, а кому мать родна". Правда, судили и за многое другое: опоздания, нарушения техники безопасности, вынос с завода материалов и т. п.
   Насколько теплой и искренней была взаимопомощь друзей, соседей и знакомых, настолько же злобными были ссоры в очередях за хлебом и другие конфликты между незнакомыми. Никакой массовой взаимоподдержки и в помине не было.
   Первый голодный, по мнению врача, обморок случился у дедушки в ноябре-декабре, еще в квартире дяди Шуры. Бабушка делала затируху из муки или тюрю из привезенных сухарей. Если варила картошку, то кожуру перемалывала в мясорубке и делала котлеты. Я их есть не мог, с содроганием вспоминаю противную оскомину. Голод ощущался постоянно. У Тани развился рахит: тонкие ручки и ножки и большой живот. Хлеб делили за столом на глазах у всех. Сцены тех лет до сих пор терзают память. Описывать их стыдно и оскорбительно для жертв голода, терявших разум. Длинные хлебные очереди иногда стояли всю ночь. Мы с дедушкой сменяли друг друга. Бабушка будила, и я тащился сонный на смену. Уйти было нельзя: потом не пустят.
   Мама металась от одной работы к другой. Она хорошо шила, пыталась принимать заказы, бабушка помогала. Не помню, когда положение стабилизировалось, видимо, к весне, по мере уменьшения общей суматохи и растерянности. Конец зимы прошел в какой-то полудреме. Помню, в частности, что мы с дедушкой спали на одной кровати, и он ворчал: "Не пинайся". Меня это возмущало, и я грубил, что он еще не знает, как я могу пинаться, я же просто ворочался.
  
   Как взгляну, так и вспомню тревоги
   Под названием общим - Война.
  
   Здесь поселок стоял Первомайский.
   И домишек нелепый разброд
   Связан в улицы был мало-мальски,
   И вели все они на завод.
  
   И какой бы мечтой ни кружило
   Мои мысли о лучшем житье,
   Не забыть мне, как жили двужило
   Наши матери здесь в нищете.
  
   Как они на пределе страданья
   Выносили свой фронт трудовой,
   Как за двадцать минут опозданья
   Ожидали их суд и конвой.
  
   Я не знаю, куда еще можно
   Отправлять было грешников тех,
   Кто и так от работы острожной
   Забывал, что он есмь человек...
   Не забыть мне ни холод, ни голод,
   Ни опухших мальчишек- друзей...

А. Азовский

  
   После победы под Москвой (декабрь 1941 г.) приехал муж Ольги и забрал ее с дочкой. Сообщил, что наш ящик с вещами разграблен. Да мы уже и не мыслили возвращаться: за квартиру не платили, комбинат не работал. Эвакуированные москвичи потянулись домой. Маме выделили комнату недалеко от дяди Шуры. Через два года нам отдали и вторую комнату этой квартиры. Беженцы потихоньку уезжали куда-то. Это было видно по изменению состава нашего третьего, а потом и четвертого классов.
   Электричество в квартирах включали редко. В каждой комнате была коптилка: маленький огонек над фитилем, опущенным в смесь керосина с техническим маслом. У этого огонька я читал книги Виктора Гюго, Фенимора Купера, Александра Дюма и других классиков, книгами которых была богата наша библиотека. На замечания: "Не порти глаза" - я не реагировал. Речь бабушки была насыщена поговорками: "Тебе хоть кол на голове теши", "Знай сверчок свой шесток", "Тебе про Фому - ты про Ерему", "Тебе, что в лоб, что по лбу", "Ох ти! Деревня - еловы ставни", "то да потому; то да потому!", "Яйца курицу не учат" и т. п. У дедушки другое: "В здоровом теле - здоровый дух", "Слово серебро, а молчанье - золото", "Ласковое дитя две матки сосет", "Один сын - не сын, два сына - полсына, три сына - сын!"
   К весне активизировались охотники. Тяга вальдшнепов слышалась сразу за поселком. Ждали птиц вечерами на оттаявших лесных полянах. Я помогал дяде Шуре искать подстреленных вальдшнепов. На другую дичь, боровую и водоплавающую, меня брали только осенью. Зимой охотились и на косуль, и на волков. Снимали шкуры под наблюдением мальчишек. Ближе к лету пошла крапива, чеснок - черемша, потом жимолость, грибы, земляника, черника, черемуха, брусника. Мы с ребятами на реке Железянке ловили марлевыми сачками мелкую рыбешку. Бабушка пропускала эту живность через мясорубку, получались вкусные котлеты. Все свободные площади поселка и окрестностей были перекопаны под огороды. Нашим участком занимался, в основном, дедушка. Какими сочными и вкусными были свежая репа, калега (брюква), турнепс и пр.
   С питанием становилось получше. Но силы и нервы у взрослых "колебались" на пределе срыва. Опишу только один эпизод. Мама выпросила талоны на обувь и отоварила его сандалиями для меня. Я собирался с двумя товарищами в лес и сразу же одел обновку. Пошли по дороге на Зюзелку, только свернули к Синюшкину болоту вблизи речки Железянки, как сзади зацокали копыта. Кто-то из нас схватил камень и швырнул во всадника. А, может быть, пульнули и все. Всадник развернул коня и помчался на нас. Ребята инстинктивно нырнули в чащу и спрятались, а я понесся по дороге к болоту. Ноги проваливались, сандалии один за другим остались глубоко в грязи, позади чавкали копыта лошади. Из последних сил я рванулся на повороте дороги в сторону за большой куст и замер. Сердце, как пулеметная дробь, сотрясало все тело. Всадник тоже остановился, видимо, прислушивался. Потом стегнул плетью по кусту, развернул коня и зачавкал к дороге. Я начал обшаривать болотину. В каждый след опускал руку по локоть. Через час вытащил одну сандалию, вторую искать было бесполезно, жижа затягивала следы.
   ...Босиком пришел домой. Мама и бабушка окаменели: "Пойдем! Покажи где?" ...Поняв, мама схватила мой кавказский ремень с блестящими железками - подвесками и в беспамятстве принялась меня хлестать. Я катался по полу, а она била и между рыданиями вскрикивала: "Я работаю!... Унижаюсь!... Заискиваю!... А для вас я ...поставщик двора... Его Величества..." Потом швырнула ремень, зло бросила мне: "Сиди завтра дома!" и, всхлипывая, выбежала на улицу.
   Мудрые дедушка и бабушка молчали в другой комнате. Они понимали, что дочь навсегда вышла из-под их контроля. Выдержит ли невыносимую мужскую нагрузку психика вдовы? Сейчас ее можно лишь пожалеть как хронического неврастеника, болезнь которого со временем неизбежно будет усиливаться. Через много-много лет понял это и я. "Не судите, да не судимы будете".
   К этому времени, поработав в нескольких отделах заводоуправления, мама проявила себя как энергичный инспектор отдела кадров. Она знала практически всех работников завода, и старых, и новых. Нередко по приказу замещала начальника отдела. Они с дядей Шурой в числе других заводчан были награждены медалями "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.", а дядя Шура еще и - "За трудовое отличие".
   Таким образом, самые сильные впечатления о войне - труд и лишения. Вместе с тем, всю жизнь перед моими глазами еще и третье, не менее сильное, - американская поддержка. Я о ней услышал летом 1943 года. А уже к зиме мы с дедушкой получали по карточкам тушенку и колбасы, лярд, яичный порошок, сыр, сгущенное молоко, муку, чечевицу, крупы, продуктовые наборы для летчиков с шоколадом и жвачкой. Конечно, - по нормам, но при малых очередях. Видимо, продукты шли без перебоев. Выдавалась одежда, собранная населением. В нашей семье она тоже была, стирать только не умели, портили кипятком.
   На завод прибыли пять студебеккеров, два виллиса, два быстроходных гусеничных трактора, три железнодорожных паровых крана с грейдерами для сыпучих материалов. Возможно, были и последующие поступления. Мы с ребятами бегали смотреть на эти чудеса техники и одновременно произведения искусства. Работая летом на складе, о чем напишу ниже, я видел огромное количество американского инструмента, материалов и спецодежды. За северной частью заводского забора, перед которым располагались кухни и столовые и за которым царствовали крысы, выросли огромные египетские пирамиды опустошенных американских банок.
   Но дело еще и в другом: мы "шагнули" вперед от голодной и заплатной нищеты, появилась массовая уверенность, какая-то раскованность и надежда. В клубе возродилась художественная самодеятельность, которая объединяла, набирала силу и поражала криолитовцев и полевчан своим многогранным ярким творчеством, по крайней мере, и всю послевоенную пятилетку. Вероятно, победы на фронте оказали большее влияние, чем улучшение питания, производственных условий и быта. Истина зачастую лежит где-то посередине, где-то между двух альтернатив. А, впрочем, подчеркну самое главное: иждивенцы стали отовариваться лучше. Объем продуктов в нашей семье оказался выше того уровня, который отделяет жизнь от медленного умирания.
  
   Весть одна, из тайны главной,
   Просочилась на завод:
   Порошок наш достославный
   Самолетам жизнь дает.
   Дескать, сплав нашла наука,
   Криолит в нем - как запал,
   С ним родится - легче пуха! -
   "Илюминевый" металл.
   А с такой-то облицовкой
   Самолету - нет цены:
   Он и легкий, он и ловкий,
   Он - как воздух для страны!
   И когда на запад мглистый
   Звенья шли, пронзив зенит,
   Говорили: "Бить фашистов
   Полетел наш криолит".

   Здесь, при описании быта 1943 года, невозможно забыть еще одно, наверное, самое тяжелейшее впечатление. Это проводы в армию. Прощание с призывниками происходило на криолитовской станции, недалеко от восточной стороны завода. Стояло несколько прицепных к челябинскому поезду вагонов. Около них группы будущих воинов и провожающих. Среди гула толпы преобладали плач, и даже вой. На душе у всех была тяжесть. Суровые, грустные, растерянные лица. Опыт подсказывал вероятность исхода. Вспоминаю двух богатырей, красавцев - братьев Мирских. Мать - учительница нашей школы, отец - мастер по обработке древесины на ПКЗ. Две похоронки. Как родителям укрепить свой дух? Перед глазами стоят и другие, известные мне. Помню их с той поры, когда, узнав о похоронке, сжалось отчаянием сердце чужого мальчишки. И сейчас, вспомнив, не вытираю слез.
  
   Осенью 1942 года я преподнес маме еще один "подарок". Бродили с соседом Витькой по какому-то заброшенному котловану. Под ногами попадались хорошие для броска плиточки. Начали кидать, кто дальше. Разбрелись в поисках подходящего камня. По-моему, я в его сторону не кидал, возможно, ему что-то почудилось. Никогда после мы с ним этот жуткий случай не обсуждали. Вдруг неожиданно я ощутил страшный жар и боль в глазу. Упал, закрыв ладонью глаз, вскочил и кинулся домой. На бегу сообразил, что Витька с близкого расстояния залепил мне в глаз. Врач сказала, что удар пришелся сбоку и зрачок не задет, разбита роговица, в ранке грязь, течет кровь, и только бы не вытекло стекловидное тело. Нужно срочно ехать в Свердловск, в глазную скорую помощь. Мама забегала по поселку, выясняя, кто собирается ехать завтра утром и не согласится ли выехать сегодня. Выручил техснабовский шофер. Однако его "пикап" сломался перед Горным щитом. Пешком по грязи дошли до деревни. В первом же доме-развалюхе нас приняли сочувственно и оставили на ночлег. В больнице воздержались от операции, чтобы не расковырять, предложили подождать реакции организма. Так и живу с этим серым бугорком - шрамом. Различие по глазам - две диоптрии и количество плавающих темных пятен в направлении взгляда. С Витей мы постепенно помирились. Лет через пять он был осужден на три года за нанесение непреднамеренного тяжелого телесного повреждения. Я писал ему письма в тюрьму.
   В следующем году у меня снова травмы: неудачно спрыгнул с заднего борта несущегося грузовика. Запрыгивать на ходу в кузов и обратно - это наука несложная, но требует расчета и собранности. Я же запнулся, ноги поволочились, руки оторвались от борта, и я грохнулся на брусчатку. Долго не мог пошевелиться. Потом откатился на обочину. Кости оказались целы. Ушибы, ссадины и вывихи залечил.
   Подобных эпизодов, когда мороз по коже, тошнота и страшно представить возможный исход, было за всю жизнь не менее десятка. Знаю, главное - осторожность! Есть и другие, хорошо изложенные заповеди.
   Из крупных впечатлений войны осталось отразить последнее - труд школьников. Его радости и печали помнит каждый мой сверстник. Совпадают ли они с теми, которые испытал я?
   После окончания четвертого класса меня включили в трудовую бригаду школьников. Постоянно работали 15-20 человек из четвертых - шестых классов. "Нашими" были картофельные участки под высоковольтной линией Штанговая - Дегтярск и разовые работы (прополка овощей, сбор колосков и т. п.) в колхозе с центральной усадьбой в поселке "Мыс". Ходить на поля этого колхоза было недалеко. Кормили только обедом, но хорошо. Прямо к нам на поле две женщины привозили на телеге хлеб и большие фляги с вкусной похлебкой и рассыпчатой картошкой. Кроме того, нас иногда вывозили на одну-две недели в лес для заготовки грибов и ягод. В последующие годы все чаще ходили или ездили в совхоз за Полевской пруд, по дороге на Глубоченский водоем, заготавливали крапиву для заводских столовых: косили и - в мешки. Убирали мусор на отдельных участках поселка. Мне нравилась так работать, необременительно и семье подмога. Бабушка хвалила, так как дома я не отличался трудолюбием. Хозяйства не было. Уход за курами - на бабушке, огород и заготовка дров - на дедушке. Кстати, он изобрел свой способ заготовки: корчевал сосновые и еловые пни около поселка. Пней было множество. Дедушка подрубал корни, с помощью рычага и сноровки выдирал пень, иногда разрубал его клином и кувалдой, опять же сноровисто. Напомню, что он имел огромную паховую грыжу и восьмой десяток лет жизни. Заготавливал на зиму полный сарай и поленницу отличных смолистых дров. Сейчас мне стыдно, что я ему очень мало помогал. Он не любил просить дважды, жил бедно, сурово и с достоинством.
   Школьная бригада нравилась мне еще и потому, что внутри ее не было строгих правил. Руководила и подгоняла умная и добрая учительница (руководители менялись, но стиль оставался), при надобности переводила школьников на другие участки. Заканчивали работу все вместе. Дети работали, как могли. Совсем не то настроение было при раздаче норм. Вот один из эпизодов.
   В школе объявили: каждый ученик должен обеспечить в школьную поленницу два кубометра двухметрового кругляка. Делянка недалеко от школы, деревья спилены. Осталось только обрубить сучья, распилить ствол на двухметровые бревна и положить в свою поленницу. На трех учащихся - шесть кубометров. Предполагалось, что школьники приведут родителей. Накануне работали отцы и матери девочек, выходившие во вторую и третью заводские смены. Они поставили несколько поленниц. В наш день в основном пришли старшие парни и мы с дедушкой. Нас объединили с двумя шестиклассниками. Работа оказалась трудной. Глубокий и тяжелый мартовский снег проваливался и крепко держал наши резиновые сапоги. Некоторые спиленные деревья полностью утонули в снегу. К концу рабочего дня мы выбились из сил, но сложили только одну поленницу (2х2 м2), высотой 0,7 м, т. е. не более трех кубометров. И вот Володька, племянник директора завода, стал громко говорить учительнице, указывая на нас с дедушкой: "Мы с напарником давно выполнили норму, а теперь работаем за них". Я возмущенно ответил: "Как это ты выполнил, если здесь всего три кубометра, а вам на двоих надо четыре. Мы-то ведь двое ненамного хуже вас таскали". Действительно, мы выбирали тонкие сосенки, но таскали чаще других, а те надрывались, не рассчитав силы. Учительница сказала Володьке: "Постыдись! Старый да малый работают, не сидят". Но Володька, видимо, не поняв арифметику расчета, долго не унимался, а я огрызался, пока дедушка не научил: "Уйди от него". Ругались и в других бригадах. Половина класса вообще не приняла участия в заготовке дров.
   Сделаю отступление. Володька, будучи курсантом Ленинградского морского училища, умер от туберкулеза в 1948 году. Еще один Владимир из нашей школьной бригады (позднее мы с ним работали вожатыми в пионерлагере Северского завода в Косом Броду, в моем альбоме хранятся несколько его фотографий) умер от желтухи в том же году и тоже в военном училище.
   Среди моих одноклассников самые глубокие отношения сложились у меня с Уралом Шариповым из пос. Зюзелка. Его отец умер тоже в 1940 году. Мать воспитывала еще двух дочерей, держала корову и другую живность, продавала молоко, тем и жили. Урал вел хозяйство. Мы нередко бывали друг у друга дома, чаще я у него. Он приглашал меня на татарские вечеринки и праздники. Татарские девочки, приветливые, быстрые, хозяйственные, готовили обычно только суп, вкусный. Нередко пили брагу. Татарский язык мне не давался, много времени занимали школьные уроки.
   После 7 класса Урал поступил и окончил в Саратове училище КГБ, женился, служил комендантом маленького городка в Германии, освоил немецкий. В 1953 году всех его однокурсников посчитали бериевскими кадрами и демобилизовали. Почему-то ранние выпуски училища остались служить. При мне на вечеринке в Полевском, в разговоре с таким оставленным служить, сиявшем ремнями на новеньком мундире для загранвойск, Урал недоуменно и с горечью пытался добиться сочувствия. В ответ - стена молчания.
   Мы много лет дружили семьями. Урал, волевой и способный, работая в Свердловске строителем, закончил заочно строительный техникум. Приехал в поселок Мраморский, построил большой дом. К сожалению, стал выпивать. Такова была производственная среда на карьере. Да и на Зюзелке, куда его постоянно звали, пили не меньше. Там от пьянки умер наш одноклассник Коля, шахтер. Жена Урала, Тася, фармацевт, уговорила его уехать в Ленинград, детей у них не было. Работал слесарем в трамвайном депо. Лет через десять вернулся один. Потихоньку спивался. Работал строителем на Зюзелке и ПКЗ. Умер в 1989 году. Подобных судеб старых приятелей я знаю несколько. К этому времени уже набрал силу печальный, невидимый мною уход в иной мир моих одноклассников и однокурсников, по разным причинам.
   В школе учили нас неплохо. Физику и химию преподавали инженеры завода, ставили опыты; математику, географию, немецкий язык - совместители из школ Полевского; русский язык, биологию, историю - свои учителя. Помню, я очень ждал предмета "Конституция":
  
   За столом никто у нас не лишний,
   По заслугам каждый награжден,
   Золотыми буквами мы пишем
   Всенародный Сталинский закон.
   Этих слов величие и славу
   Никакие годы не сотрут:
   Человек всегда имеет право
   На ученье, отдых и на труд.
   Дело в том, что я смутно ощущал сложность отношений между разными людьми, но в голове была мешанина из уроков, радиопередач, реплик в очередях и прочем бытовом общении. Я принадлежал к числу детей с "патологическим чувством ответственности" по отношению к урокам. Всю жизнь я мучился, что не успеваю их выучить, убежденно и с выражением повторял со сцены клуба, стоя в спортивной пирамиде: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!" Сейчас про нашу пирамиду, имея в виду одежду спортсменов, сказали бы: "шпана". Но такими были все. Еще долго-долго, почти до Ельцинских времен, т. е. до 1990 года я искал оправдание всем официальным партийно-государственным установкам. Первые признаки недоумения и сомнения появились тогда, когда уроки по конституции должна была преподавать очень умная и добрая учительница истории Анна Константиновна Карманова, директор школы. Мифы Древней Греции, походы русских князей и пр. - все преподавалось интересно, как часть мировой культуры и, главное, почему-то запоминалось на всю жизнь. Вместе с тем наши мозги отовсюду насыщались каким-то безапелляционным все вытесняющим фоном агитации и пропаганды, безнравственным атеизмом, злобой капиталистического окружения и т. п. О конституции нам было сказано: "Почитайте сами учебник, там все понятно". Ни экзамена, ни зачета, ни опроса не было.
   Итак, мы 12-14-летние, учились и в меру сил работали, особенно летом. Не удивляться надо этому, а изучать условия, при которых в далеком и недалеком прошлом 14-16 - летние юноши и девушки могли создавать семьи и вести хозяйство. Понять бы также, почему мой отец, как и его однокурсники по Московскому энергетическому институту, к 30 годам успел на трех уральских заводах руководить крупными цеховыми структурами, а я в свои 30 лет считался "мальчиком в коротких штанишках" (начинающий ассистент и только через пять лет - доцент). Замечу, что тот и другой (отец и сын) работали в сходные послевоенные периоды. Четверть моих однокурсников- мартеновцев за всю свою жизнь так и не поднялись выше начальника смены, это происходило не только потому, что они начали рано болеть и умирать.
  
   9 мая 1945 года. Мокрый снег с порывами ветра. В школе митинг. Директор - женщина плачет. Вытирают слезы учителя. Сурово сжал зубы военрук, хромой офицер-фронтовик. Выдержали! Дождались! Радость победы влилась в горе потерь. День 9 мая объявили нерабочим. Пусть каждая семья решает праздновать или плакать, или все вместе. Быстро разошлись по домам.
   Разве есть необходимость описывать все, что я помню о войне? Достаточно выразить самое личное. При этом - напомнить некоторые, взволновавшие когда-то своей правдивостью, с тех пор не умолкающие во мне, произведения многих-многих талантливых людей. Для меня это, прежде всего, стихи. Я их люблю и помню множество.
  
   О свадьбы в дни военные!
   Обманчивый уют,
   Слова неоткровенные
   О том, что не убьют...
   Висят на стенках лозунги,
   Что Гитлеру - капут,
   А у невесты слезыньки
   Горючие текут.
   ...В стакане брага пенная,
   Но пить ему невмочь.
   Быть может, ночь их первая -
   Последняя их ночь...
   Землей чужой, не местною
   С винтовкою пойдет,
   Под пулею немецкою
   Быть может, упадет...
   Е. Евтушенко
  
   Когда на Запад эшелоны,
   На край пылающей земли
   Ту мощь брони незачехленной
   Стволов и гусениц везли, -
   Тогда, бывало, поголовно
   Весь фронт огромный повторял
   Со вздохом нежности сыновьей
   Два слова: Батюшка - Урал.
   Урал! Я нынче еду мимо,
   И что-то сжалося в груди:
   Тебя как будто край родимый,
   Я оставляю позади,
   Но сколько раз в дороге дальней
   Я повторял - как лег, как встал -
   И все теплей и благодарней
   Два слова: Батюшка - Урал.
   А. Твардовский
  
   А поселок Первомайский,
   Хоть сто карт перелистай,
   Не отыщешь - и не майся,
   Даром время не теряй.
   Нет его давно на свете -
   Деревянный островок
   Сослужил свое планете
   В самый трудный, может, срок.
   Только люди не забыли
   В городских домах своих,
   Как страдали, как любили,
   Как трудились за троих.
   И одно меня заботит -
   Вырвать из небытия
   Прошлого их боль и опыт
   Для сегодняшнего дня.

А. Азовский

   Поясню, что после войны, медленно, но подчистую, были снесены Криолитовский и Первомайский поселки. Площадь Криолитовского заняли цеха и отвалы разросшегося завода.
   С мая по октябрь 1945 года несколько шестиклассников работали на заводе. Нам выдали спецовки, провели инструктаж по технике безопасности и прочим заводским правилам, распределили по рабочим местам. Я попал в склад N1 подсобным рабочим. Это как раз для мальчишки: поднеси-унеси, сложи-разложи. Огромный склад, большая картотека материалов. Например, американские сверла всех размеров занимали стеллаж 30 м2. Такие же стеллажи были заполнены импортными нихромовой проволокой, слесарным инструментом, разного рода ремонтными наборами, защитными резиновыми костюмами, противогазами и масками. Не перечислить всего, размещенного на площади склада. Ежедневно шла выдача по требованиям и прием новой продукции. Я работал на побегушках у кладовщиков по шесть часов, затем - домой. Обед привозили в столовую при складе из общей кухни. Видимо, на химическом заводе полагался такой порядок, да и не надо далеко уходить с рабочего места.
   В 7-ой класс пошел с облегчением, устал. Об этом интересном выпускном классе расскажу только два эпизода.
   Первый. На общегородских лыжных соревнованиях на Полевском пруду я пришел к финишу третьим в своей возрастной группе. Получил обморожение и грамоту. Моя солдатская шапка была на 2-3 размера больше необходимого. Сильный морозный ветер пруда летал под ней также свободно, как и вне ее. Будучи переполненным эмоциями, я не ощутил этого врага. Уши превратились в лед, вечером на них образовались сплошные волдыри. Неделю я не мог ходить в школу, поднялась температура, голова болела. Теперь при любой минусовой температуре уши щиплет и ломит.
   Эпизод второй. Военрук организовал воскресный партизанский поход 35-ти мальчишек вдоль высоковольтной линии до законсервированных зимних коровников - 10 километров. Лыжню прокладывали по очереди. Лыжи, примотанные к валенкам, сползали. К объекту нападения подошли усталыми. Предполагалось перекусить и согреться. Но случилось непредвиденное. Может быть, наш массовый психоз объяснит психолог, я же, как и некоторые другие участники похода, до сих пор содрогаюсь. Кто-то заорал: "На штурм!" Послышались новые выкрики, шум, гвалт. Быстро подъехали к центральным служебным строениям. Скидываем лыжи, колотим стекла. Стихийно начался разгром. Выволакивали одежду и вещи, выкидывали с чердаков спрятанную утварь: самовары, гири, хомуты. Не помня себя, в каком-то остервенении, каждый громил, что мог. Кто со злостью, кто с хохотом. Мы превратились в хулиганов и пакостников. Это мы-то, подростковая элита поселка, знавшая цену труда скотоводов, били любовно сделанную оснастку и стекла коровников. Военрук все еще подгонял отставших, он шел замыкающим. Где-то вспыхнули костры. В них полетели деревянные, плетенные, кожаные, - все художественной работы - приспособления.
   Первым опомнился военрук. Выживший в пекле войны, то ли расслабившийся, то ли возгордившийся, он выглядел обычно высокомерным, медлительным и чванливым. Здесь же он заматерился и заверещал тонким срывающимся голосом: "Прекратить!" Никто не слушался. Тогда последовала конкретная обязывающая команда: "Становись!". Ребята, схватив в охапку свои лыжи, стали подстраиваться. Не дожидаясь отставших, не затушив костров, мы цепочкой побежали друг за другом. Только, отойдя метров двести, стали одевать лыжи. Назад по лыжне идти было легче.
   Военрук не читал нотаций. Этот "организатор" не поставил нам задачи, не выделил квартирьеров, не показал, как надо вести себя в чужом лесном доме, (ведь там мог оказаться сторож с берданкой). Хорошо хоть, что военрук не стал выявлять подстрекателей, которые, конечно, были, но не было четкой границы между плохими и хорошими. "По гроб жизни" он вдолбил в наши головы детали винтовки: "затвор - это стебель, гребень, рукоятка", а вот элементарной организации дела не понимал сам. Он не знал, чтобы вырастить хулигана и, вообще, нехорошего человека, никаких усилий не требуется: "свинья грязь найдет". А вот воспитать доброго и совестливого - учителю приходится быть в постоянном напряжении. В противном случае мы получаем пример обидного афоризма: "Кто умеет, тот делает; кто не умеет, тот учит".
   Мы вели себя как враги, возможно, и хуже: делали большую немотивированную подколодную пакость. Как жить дальше этим скотоводам? Вряд ли они возродят свои коровники. Там работали женщины, а мужчин нет и не будет. ...Дома я никому не рассказывал, так как встретил бы осуждение, а от мамы, возможно, презрение и страх за последствия. В школе тоже не слышал ни слова об этом событии.
   В июне 1946 года я закончил с похвальной грамотой школу-семилетку. Вспоминая это событие, отметил сходство трех ассоциаций: 7-го класса криолитовской школы, 9-10 классов полевской средней школы и вузовской студенческой группы. В каждой из этих ассоциаций выделяется примерно половина ребят более или менее симпатизирующих друг другу и испытывающих потребность в коллективизме. В другой половине, кроме равнодушных, есть резко самостоятельные ребята со своими не афишируемыми незыблемыми устоями. Почему-то меня задела и запомнилась вроде бы мелочь. Напомню, что в условиях карточной системы общие застолья проводили в складчину. К выпускному вечеру учительница попросила принести овощи для винегрета и для какой-то цели молока, у кого есть корова. Вклад сделали не все, это не осуждалось. Но девочка - активистка спросила Мишу, почему он не принес молока? Он ответил грубо: "А ты айда-ко покоси, да каждый день управляйся с коровой, узнаешь, как оно дается". По рассказам, Миша таков и по сей день.
   Различия наших характеров не помешали радостному и сдержанному проведению вечера. Будущее манило к себе. Пели традиционную:
  
   Курс окончен, по глухим селеньям
   Разлетимся в дальние края
   Ты уедешь к северным оленям,
   В жаркий Туркестан уеду я.
  
   Пели и другое, учились танцевать.
  
   Почти все выпускники решили идти в техникумы и военные училища. Кто хотел в ремесленное - ушел после пятого или шестого классов. Мама принесла мне буклет Уральского политехникума и сказала, что Валя Коростелев очень рекомендует, так как сам его закончил и, отработав два года, будет принят в УПИ. Он был братом ее подруги, любил стихи и театр, и мама старалась поддержать его на заводе. Попал он на работу в башенный цех, выпускающий серную кислоту и травивший окрестности сернистым газом. Он недолюбливал как свое производство, так и кондовую, высокомерную и тупую часть полевской среды, тяжелую и темную, вековую и пещерную, выведенную Павлом Петровичем Бажовым в "Малахитовой шкатулке" в образах приказчиков, смотрителей и других отрицательных персонажей.
   Валя был задумчивым и восторженным искателем, подобно Даниле - мастеру или Степану, которого присушила медной горы хозяйка. Но, видно, не встретилась ему ни Синюшкина девчонка, ни одна из тех обаятельных, преданных и бескорыстных полевчаночек, которых так любовно и щемительно выписал Павел Петрович в своих сказах. И, как те два творческих персонажа, ушел Валя из жизни по своей воле, следуя П. П. Бажову, я бы добавил "ушел в свой внутренний мир".
   Вместо политехникума я выбрал Свердловское летное училище штурманов. Мама попросила совета у брата отца, Сергея, который работал в Гипроавиапроме, проектировал и строил объекты военной и гражданской авиации. Ответ был однозначным: "Никаких штурманов, только земную специальность: завод или землю пахать". Мама спрятала мои документы и согласилась на учебу в восьмом классе. С этого момента быт криолитовского поселка стал оттесняться новыми впечатлениями во второй эшелон.
   Вот в этом месте, на рубеже отрочества и юности, я бы хотел высказаться об отношениях со своими наставниками. Ранее говорилось о мешанине в головах подростков и о желательности знать признанные человеческие ценности и самые незыблемые правила поведения. Я невнимательно слушал мучительно думающих обо мне своих родных, домашних, наставников. А вот школьных - с их агитпропом воспринимал как пропуск в будущее. За счет чего удалось мне не скатиться в пропасть, подобно некоторым из криолитовской безотцовщины? Об этом по порядку и коротко.
   В годы войны наш поселок "со стеклянными стенами", в котором "нет ничего тайного, что бы не стало явным", был проходным двором. Заводу требовались кадры, независимо от их идеологической направленности. Немало было бывших заключенных: уголовников и всевозможных противников власти. Их песни нравились и нам, подросткам:
  
   Я знаю, что ты меня ждешь
   И письмам по-прежнему веришь
   И встретить меня ты придешь
   К вокзальной распахнутой двери.
  
   На другом полюсе появлялись манящие к себе уверенные, холеные, хорошо и даже модно одетые посланцы других ведомств, от мелких заводов до министерств. Они что-то "вышибали", что-то предлагали, проворачивали какие-то свои дела. Вечерами отирались в нашем многолюдном клубе, в фойе, около билиарда, в комнатах для самодеятельности. Вносили элементы богемы. Казалось, у них не существовало хлебных карточек и распределительной системы: "Тебе обувь надо? Сделаем, у меня маленький блаток на базе". Ходовое выражение: "Достать по блату"- постоянно слетало с их языка. Вероятнее всего, это была показуха, рисовка. Однако парни, девушки и женщины искали их внимания, им подражали. Сейчас я вижу, что это вечное, везде проникающее племя обманщиков, проныр и прохвостов. Их лексикон, по своей сути, не исчез. Он дополняется и изменяется. Я пишу об этом племени незаслуженно много. Но в нем есть талантливые мошенники, под влияние которых попадали мои сверстники. Я тоже не избежал их оборотов речи и манер поведения.
   Могло быть и хуже, т. е. вполне мог бы сбиться с начертанного мне природой пути. Что же меня остановило? Личный пример двух бессребреников: дедушки и бабушки. Они давали советы и либо неназойливо, либо грубо учили нас с сестрой. Некоторые полевские конформисты их не любили: "Не по нашему живут". К сожалению, большинство уроков стариков я пропускал мимо ушей, бывало, грубил и обижал. Но воспитание осталось! Личный пример перед глазами и обрывки фраз, возвращенные из глубин памяти. Мудрые старики сделались моей путеводной звездой. Это мое последнее ПРОСТИ.
   И еще, пожалуй, меня выводила на путь труда наша бедность. Тут уж я перед "золотой молодежью" всех типов и сам "мордой не вышел", выпендриваться было не с чего. Бедность и ее следствие - униженность толкали к знаниям, вкус к которым привили книги криолитовской библиотеки. Позднее, после окончания института, этот фактор стал главным мотором изматывающего труда.
   Однако вернусь к дедушке и бабушке. Они были глубоко верующими людьми. Но ни детям, ни внукам ничего не навязывали. Я никогда не видел, чтобы мама или ее братья молились, не видел у них икон. Только у дедушки за трехстворчатым фанерным шкафом был устроен молитвенный уголок. У мамы после 70-ти лет в изголовье тоже появились иконы. Я их сохранил и перевесил в передний угол, как полагается. Пойдут ли дальше мои потомки?
   Позицию дедушки в отношении меня, я бы изложил так: "Твоя жизнь - вот ты сам и выбирай свой путь. Сделал добро - твоя заслуга перед Богом, сделал плохо - твоя беда". Делами своими старики учили нас с сестрой нравственности. Их уроки, постоянно ошибаясь, я впитывал всю жизнь. Бывало, и "не в коня овес", о чем повествуется в дальнейшем. Некоторые ориентиры я выбирал по крупицам и во многих других источниках.
   В заключение замечу: в моей памяти ожило много картин детства и отрочества, и так мало из них легло на бумагу, что возникла потребность в нижеследующем покаянии, которое пояснит особенности и дальнейшего изложения.
   Простите меня, мои дорогие криолитовские, зюзельские и первомайские друзья, мои учителя и уважаемые мной труженики завода. Ваши лица всегда передо мной, а вот фамилии в тексте не упомянуты. Причина важная: хотелось бы отразить, с чем соприкоснулось именно мое поколение (с тридцатых по девяностые годы). Конечно же, и с этой главной задачей я справлюсь лишь частично, лишь прикоснувшись к некоторым фактам. За рамками написанного остались также красоты наших лесов и гор, обаяние и мрак отдельных людей, широкий спектр бытовых и производственных отношений. Но буду доволен, если хотя бы в нулевом варианте удастся завершить эту рукопись и тем самым мысленно обнять каждого из вас.
  
  
   Бег все быстрее. Вот вырвались в белое поле
   В чистых снегах ледяные полынные воды.
   Мчимся стрелой. Приближаемся к праздничной школе.
   Славное время! Души моей лучшие годы.

Н. Рубцов

  

Полевская средняя школа N 1

1946 - 1949

  
   Эта школа - первая дверь из родного криолитовского поселка в неведомый и манящий мир. С этого момента мой жизненный путь начал мало заметно раздваиваться на две дороги: шедшая на подъем - школьная, почти вся в светлых тонах, другая, семейная, опускалась вниз. Впрочем, первые 3-4 года различие в уровнях были несущественны. Семейная дорога ускоренно пошла в подвал только после смерти дедушки в 1950 году, когда я уже учился в институте.
  
   Сначала о школе. Больше всего мне нравилось решать задачи по химии. Я знал наизусть атомные массы и порядковые номера почти трети элементов таблицы Менделеева. Учитель химии Михаил Иосифович Мельников проводил уроки легко, интересно и строго. У этого обаятельного спокойного человека был большой педагогический талант. Перед выпускным торжеством я подарил ему найденную на чердаке старинную книгу по пиротехническим фейерверкам. Вспыхнувшего на его лице удовольствия я не ожидал. Он с блеском в глазах всматривался в составы химических соединений, формирующих цвет ракеты. Математик Андрей Петрович Тарин, несмотря на огромную нагрузку директора школы, научил нас не только решать задачи, но и вести тетрадь так аккуратно, чтобы ошибки мог обнаружить сам ученик, еще до проверки учителем. Труднее всего мне давалось запоминание больших текстов, особенно по истории и даже по литературе (образы героев). Сколько бы времени ни учил дома, на уроке всегда терзала тревога - не забыл ли что-то важное.
   Все педагоги были взыскательны и к себе, и к нам, поэтому до аттестата зрелости дошла лишь половина из поступивших в восьмой класс: из 30 осталось 13-15 человек. Много ребят ушло в техникумы, конечно, не только из-за трудностей с успеваемостью. Я испытываю страстное желание назвать, отметить добрые черты и поблагодарить всех своих учителей и товарищей по школе. Но каково было бы читателю, тем более, что всем им я успел в течение прошедших лет, в случайных беседах и деловых встречах высказать не однажды свою признательность.
   Навсегда в моей памяти Толя Козьминых, Рэмма Ялунина, Галя Лапшина, Люся Булатова, Генриетта Плотникова, Саша Глинских, Гена Шахмин, Валя Трубчанинов, Саша Булатов, Нина Немешаева, Валя Гришина, Алла Полежаева, Нина Прокопьева, Рита Канунникова и многие - многие другие.
   Наверное, у нас, как и по основным занятиям, все остальное было похоже на другие школы: спортивные секции, экскурсии на заводы, встречи со специалистами, хоровое пение и бальные танцы, принудительная постановка небольших пьес под руководством учителя, который совершенно не обладал режиссерскими навыками, но невольно способствовал выявлению природных талантов. Выезды в колхоз были редкими, общения с молодежью города за пределами школы, как это происходило само по себе в криолитовском поселке, практически не было. Все светлое время суток, да и вечернее тоже, заполнялось учебным процессом. Однако ходили и в походы, на дни рождения девочек, друг к другу в гости. Чаще всего мы общались с Геной Шахминым, вместе готовились к экзаменам. Летние сезоны 1947 и 48 годов я работал пионервожатым в лагере. Замечу, что при честном отношении к делу, это довольно хлопотная, напряженная и ответственная работа с детьми.
   Идеологические установки не обсуждались, а зазубривались, чтобы при всяком удобном случае, их повторять. Обсуждать было некогда и не нужно. Во-первых, каждый учитель требовал освоения программы, а во-вторых, постановления о космополитах или о журналах "Звезда" и "Ленинград", прежде всего строго предостерегали от ошибок, а это мы понимали, также как с вейсманистами-морганистами или врагами народа Егоровым и Блюхером. Наше решение вопроса было коротким: например, этим маршалам в учебнике истории для четвертого класса выкалывали глаза и тем самым оставляли отметину в своем сознании. А вот через три года в вузе приходилось конспектировать эти и подобные им постановления. Тогда-то у некоторых студентов возникали сомнения и вопросы, которые иногда приводили к комсомольским разбирательствам и наказаниям. К чести учителей усвоение основного фактического материала по предметам не страдало. Мы покинули школу повзрослевшими, хорошо подготовленными и все, кто хотел, поступили в вузы.
   Светлая и благодарная память о школе обязана тому случайному сочетанию доброжелательности и веселых характеров личностей, которые составляли ядро класса. Для примера приведу следующие содержания текстов на двух завалявшихся в старом словаре открытках:
  
   "Дорогой пузантик Бобик! Через несколько дней ты получишь паспорт, о котором мечтал весь год! Не удивляйся, что мы знаем твои мысли, ведь мы - добрые Феи, которые желают тебе добра! Желаем также, прелестное дитя моря и неба, учебы на пятерки, любить и дружить с кем-нибудь, быть любимым! Милое существо! Мы, добрые Феи, приносим тебе в своем нежнейшем из нежнейших посланий священный дар, дар Богов, дар горы Афон, дар ангелов, которые принесли тебе совершеннолетие...(далее целая страница о подарке из духовных ценностей)".
  
   И еще один.
  
   "Боря! 9-ый класс - самая счастливая пора в школьной жизни!
  
   Помни ты 9-ый класс,
   Помни, как ругали нас
   Веселый миг, счастливый час
   9-ый класс - безумный класс!
  
   В день твоего совершеннолетия, помни, о чем прошу, и не забывай прошедшего!"
  
   Подобных записок, карикатур, шуток было немало. Однако имеется еще одна особенность. Как-то на одном из недавних вечеров встречи в школе меня попросили рассказать о розыгрышах в нашем классе. Я не мог вспомнить ни одного. Потом понял причину. Не могло у нас быть этой формы издевательства. После войны почти все ребята были очень ранимы и обидчивы. Одевались и питались более чем скромно. Шесть уроков, да иногда еще и собрание, высиживали без всякой еды. Все три зимы, как и многие другие школьники, я спасался от морозов в рабочей "стежонке". В каждой семье хватало своих трудностей и, соответственно, нагрузок на школьников. Жизнь в нас "ходила ходуном", но предел прочности все же был невелик. В отдельных неприятных случаях слезы могли выступить на глазах как у девочек, так и у мальчиков. Каждый жил в своем напряженном состоянии, поэтому опасность срыва от обидных розыгрышей осознавалась, в особенности друзьями, душевными и добрыми.
  
   Вихревыми холодными струями
   Ветер движется, ходит вокруг,
   А в саду говорят поцелуями
   И пожатием пламенных рук.
   Заставать будет зоренька макова
   Эти встречи - и слезы, и смех...
   Красота не у всех одинакова.
   Одинакова юность у всех.

Н. Рубцов

   Прелюдия любви. Передо мной фотографии в школьном альбоме, начиная с 5-6 классов, сначала маленькие: на паспорт, пропуск, комсомольский билет, далее - покрупнее. В большинстве - милые, скромные лица. Вспоминаю их при встречах - приветливые, улыбчивые. Они согревают меня до сих пор и одновременно извлекают из памяти строки лирических стихов:
  
   И когда удивительно близко
   Остается идти до тебя,
   Отправляется нежность на приступ,
   В свои тихие трубы трубя.
   ...И за щедрой твоею рукою
   Что-то брезжится мне впереди,
   И в груди назревает такое,
   Что уже не хватает груди.
   Б. Окуджава
  
   С большинством одноклассниц отношения складывались нормально-деловые. Но вот глубже других запали в душу взгляды Рэммы Ялуниной, Гали Лапшиной, Иды Терехиной, Тани Бобровой. С ними испытал, что значит "краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами", а с двумя из них "тяжелый шар земной чуть не уплыл под нашими ногами". С двумя другими мы ни разу не решились обняться по-настоящему, тем более поцеловаться. Почти у всех осталась на меня обида, которая выразилась в подчеркнутом равнодушии и жестком отношении. Не верили, что мне, как "хуторянке" Софи Ротару, тоже:
  
   Ах, как хочется снова сорваться в ров
   В сиреневый рай садов,
   Чтобы кругом опять голова
   И слова, как хмельное вино,
   Чтобы ночь была - не расти трава
   Любишь - губишь, все равно.
  
   По истечении многих лет мы с некоторыми обменялись благодарными письмами:
  
   Себя я не кляну, что не смогла унять
   Ту юную весну, что снова мне явилась.
   Вновь руки протяну, но не тебя обнять,
   А радость удержать - небес высоких милость.
   Поэтесса из Ивделя
  
   Сравнительно недавно прочитал статью психолога: "Возможна ли дружба между молодыми мужчиной и женщиной?" Ответ: "Да! Но только до секса или при нем в браке". Если секс нежелателен, то происходит сдерживание инстинктов, невроз и отношения с треском разрываются. Это лучший путь. Так жестоко природа ранит, но и хранит молодые души. Получается, что виноват не только я, оставивший безжалостно вчерашнее увлечение, инстинктивно, почти бессознательно удравший от безумства плоти. Природа не знает другого выхода, вернее, хорошо знает, к чему приводит естественное развитие отношения полов и, по возможности, избегает драматической альтернативы браку.
   А вот по достижении зрелости и возмужания природа сама торопит: не успеешь в свой срок, появится снова точка бифуркации (раздвоения) - либо женишься, либо останешься холостым. Недавно Саша Глинских, одноклассник, который всегда был мне симпатичен, в жарком разговоре задал вопрос о юности и получил ответ: "Саша, я до свадьбы Женщину не знал. Помнишь "Как закалялась сталь" Островского? Спутанные мысли Павки Корчагина, когда они с Тоней Тумановой лежали на диване в темной комнате: "Как послушно гибкое тело! Но дружба юности выше всего".
   Боря! Все мы были такие! Мне вроде бы хотелось любить. Мимо ушей пропускал, что "любовь - не тихая вода, а бурное течение". Да, видно, есть на свете механизмы - не по голове гладят, а больно бьют по рукам и по чувствам.
   В связи с наступившим Новым 2007 годом Саша поздравил по телефону некоторых наших одноклассников. Сообщил, что четвертый месяц я лежу с переломом шейки бедра. В итоге, кроме сочувствия сверстников, я получил из Уфы от Гали Лапшиной (теперь Голышкиной) ее стихи десятилетней давности.

Б. Б.

   Я избегаю твой упорный взгляд,
   Навязчивый, нескромный;
   притягательный и милый.
   Изгибы губ таят кураре-яд,
   Наполнены мужскою силой.
  
   Они стремятся в глубину моей души,
   Посеять там тревогу и смятенье;
   Но теплота знакомых рук, совсем родных,
   Роняет в сладкое немое отупенье.
  
   Зачем душа хранит мгновенья те,
   А годы слез, тоски давно забыла?
   А есть ответ: я молода была!
   Была я молода и я любила.
  
   Теперь о семье. С большим нежеланием приступаю к описанию этого периода. Однако из песни слова не выкинешь, да и печальные, даже трагические события, еще далеко впереди. Кроме того, аналогичная метаморфоза произошла с двумя моими близкими школьными друзьями: Геной Шахминым и Уралом Шариповым. Каждый из них, попросту говоря, спился и умер, причем, первый, да и второй тоже, задолго до положенного природой срока, имея в виду их здоровье. Оба были, что называется, "кровь с молоком": косили, метали стога и с легкостью выполняли в хозяйстве тяжелые работы.
  
   Гость молчит,
   и я - ни слова!
   Только руки говорят.
   По своим стаканом снова
   Разливаем все подряд.
  
  
   Красным,
   белым
   и зеленым
   Нагоняем сладкий бред...
   Взгляд блуждает по иконам...
   Неужели Бога нет?

Н. Рубцов

   Итак, перед окончанием войны и после наша семья, как и большинство окружающих нас, жила неясными надеждами улучшения жизни всего общества, прежде всего, питания, одежды, жилья, духовных запросов. До отмены карточной системы в конце 1947 года материальных улучшений не произошло, более того, исчезли американские продукты. А вот духовная сфера стала обогащаться: появилось много трофейных фильмов - шедевров мирового искусства, ярко засверкала собственная художественная самодеятельность. Помню надпись на большом барабане эстрадного оркестра: "Джаз-банд ПКЗ". Мама стала посещать драматический коллектив. Читала в большом зале поэму А. Н. Некрасова "Русские женщины". В прекрасно поставленной сказке для взрослых "Финист Ясный Сокол" она играла главную женскую роль. Я и сегодня испытываю содрогание, вспоминая ее воздетые руки и возглас: "Взойди мое горе черной чернобылью, горькою полынью!" В ее 34 года (1912 г. р.) она выглядела молодой красивой женщиной, о чем мне позднее многократно говорили криолитовцы, работавшие в УПИ, например, здравствующий и ныне профессор Иван Иванович Калиниченко.
   Начиная с 1948 года в магазинах появилось много товаров и продуктов, в частности, водки и хороших вин. Весной и летом завод начал организовывать, так называемые, массовки: коллективные выезды сотрудников на природу с буфетами и увеселительными мероприятиями. Большинство возвращалось домой в хорошем "подпитии". Появились уличные киоски, забегаловки. В них, как и в буфетах (в клубе, в бане), можно было выпить и закусить. Люди стали чаще собираться в гости, всегда с вином. Возникли и наиболее предпочтительные для любителей позастолничать места сбора, в том числе, и чисто женские. В Полевском и раньше ставили брагу, теперь же почти повсеместно военное напряжение сменялось возможностью расслабления. У Гены Шахмина гостеприимно и весело подносили и нам, школьникам. Помню, какой хохот нападал на нас, когда мы, захмелевшие, не могли попасть ногами в свои галоши. Угощали и у Саши Булатова, и у многих знакомых на Криолите. Нашей семьи это первоначально никак не коснулось.
   Существенным для нас оказалось другое событие: стали приходить вагоны с русскими переселенцами из Китая, "шанхайцами". Это были интеллигентные, общительные, приятные люди. Мама от отдела кадров обязана была оформлять их на работу и выдавать направления в жилищный отдел и медсанчасть. Однажды к нам домой, видимо, по приглашению мамы, зашел симпатичный мужчина Валентин Иванович Раденцев. Постепенно он стал бывать чаще, мама начала знакомить его со своими приятельницами и водить в их компании. Иногда собирались у нас. Наконец, мама, волнуясь, объявила, что выходит за него замуж, но регистрироваться пока не будет. Состоялся тяжелый громкий разговор с растерянной бабушкой:
   Мама, у меня может быть еще ребенок.
   Миля, на меня не рассчитывай. Я с трудом готовлю, стираю, починяю белье. Папе ты сама сказала, чтобы он оставил огород. Поняла, что он в 75 лет больше не может. На нем дрова, самовар и дела по дому. Пойми меня.
   Я сама все буду делать!
   Миля, он младше тебя, он из другой страны, из другого уклада. Он и за десять лет не разберется, как здесь относятся к людям, как приходится выживать.
   Помогу понять.
   Какая у него специальность?
   Он был то ли в охране, то ли военным. Родители разводили овец под Харбином.
   Ну, значит, здесь на самую вредную работу поставят, куда никто не идет. Ничего из вашего брака не получится.
   Мама, я его полюбила. Я восемь лет без мужа, не считая болезни Алексея. Я так больше не могу. Хоть с кем-то разделить свои заботы, хоть какую-то радость увидеть.
   А чем он будет заниматься после работы? У него нет и не может быть друзей. Он чужак. Его будут остерегаться.
   На первое время свои шанхайцы есть.
   Им бы свою судьбу устроить. У наших людей к таким если не страх, то осторожность. Ты лучше меня знаешь, сколько их безвинно пострадало.
   Мама, я буду стараться.
   Ну не знаю, Миля. У тебя и так забот невмоготу, а ты еще добавляешь.
   К сожалению, дальнейшие события развивались неблагоприятно. Дедушка и бабушка не могли додуматься, какими бы делами приблизить Валентина Ивановича к семье. Дедушку он уважал, а с бабушкой сложились формальные отношения. Она считала его временным.
   Заводское начальство сообщило маме, что если она не расстанется с Валентином Ивановичем, ей придется покинуть заводоуправление, так как завод был оборонный. Приказ гласил, что для "укрепления кадров продснаба" мама и еще, видимо, такая же провинившаяся назначаются заведовать столовыми, благо последних пооткрывали много.
   Большую часть заботы о Валентине Ивановиче, уют в их комнате, стирку, досуг взяла на себя мама. Иногда она готовила, причем, очень вкусно. Как-то я обидел бабушку, сказав, что мама приготовила вкуснее, чем она. На что бабушка ответила: "Конечно, она положила столько масла, сколько я и за месяц не трачу".
   Мы находились с Валентином Ивановичем в хороших отношениях. Редко, но выходили в лес, на пруд, сидели на берегу или купались. Он рассказывал о каких-то эпизодах жизни в Харбине. Огорчался, что не получил специального образования. Я, узнав, что он умеет водить автомобиль, радостно воскликнул о возможности его трудоустройства в гараже. На что он пояснил: "При таких дорогах, взбалмошных пешеходах и непонятной милиции, мне страшно браться за руль". Как-то он выразил сожаление, что плохо знает грамматику и синтаксис. Я опять же глупо заявил, что у меня полно учебников. Вечером я подобрал ему простейшее руководство по русскому языку. Разве мог я представить себе тяжесть его работы? Во фтористом цехе ремонтники и слесаря, а он был кем-то вроде них, трудились в загазованной атмосфере, в масках или противогазах, нередко в плотной душной защитной спецодежде. Каково состояние человека после такой работы? Какие желания? Какие надежды?
   Валентин Иванович отличался добротой, разрешал мне носить его рубашки, ботинки, плащ. В свободные часы он бывал искренним, откровенным, вместе с тем, нерешительным и медлительным. Пожалуй, он принадлежал к той категории людей, которым нужен постоянный наставник. Сам же он не обладал склонностью к руководству другими.
   Но самая противная напасть, которая свалилась на эту пару, была мамина ревность. Не думаю, чтобы Валентин Иванович искал случая изменить жене. Причиной была назойливость некоторых одиноких женщин, очень немногих, но этого хватало для скандалов. Один раз я оказался свидетелем подобной сцены. Группа жильцов нашего дома на закате жаркого летнего дня отправилась купаться на Северский пруд: мужчины, женщины, дети - всего человек десять. Мы вдвоем с Валентином Ивановичем пошли с ними. На берегу развели костер. Сидели вокруг него, отдыхая после похода и купания и глядя на игру языков пламени. И вот одна из женщин, подобно лунатику, не видя никого и глядя только на Валентина Ивановича, начала прижиматься к нему, обнимать, пыталась устроиться к нему на колени, хотя он и все остальные сидели на траве в неудобных позах. Лицо его было равнодушным: и нагрубить неудобно, испортишь всем настроение, и подыграть - верх неприличия, да и матери обязательно передадут вместе со своими фантазиями. А если бы люди были "под градусом"? Как минимум без ругани бы не обошлось.
   В мои школьные годы обстановка в семье оставалась благопристойной. "Зеленый змий" и дракон ревности, эта гремучая смесь, которая пострашнее гранаты, еще только готовилась вползти в наш дом. Мама с Валентином Ивановичем съездили в Москву показаться братьям отца. Те одобрили союз. Рассказали о своих трудностях. У старшего брата, Валентина, профессора энергетического института АН СССР, умерла четырехлетняя дочка, жена болела бруцеллезом или какой-то тяжелой формой полиартрита, якобы от молока больной коровы. Ходить не могла, ездила на коляске, а двух сынишек надо было воспитывать. Сергей, главный инженер проекта в Гипроавиапроме, с женой и тремя детьми ютились в небольшой комнате коммунальной квартиры. Олег, отслуживший в Монголии с 1939 по 1947 год в трудных полевых условиях, не стал восстанавливать свои знания, полученные до армии в техникуме, а устроился дорожным рабочим. При встрече через пять лет он мне рассказывал: "Не имея опыта, сожжешь асфальтом новые ботинки за один день". Он жил с больной матерью и сурово воспитывал восьмилетнего племянника, сына только что умершей от туберкулеза сестры Тамары. Отец мальчика, воевавший еще в Испании, затерялся на фронте в первые месяцы войны. Их квартиру сохранить для сына не удалось.
   Казалось бы, с московской родней все ясно. Заповеди, пригодные к нашей семейной обстановке, идут из глубины тысячелетий. Их суть, рано или поздно, из рассказов или собственного опыта, внедряется в головы всех поколений: каждый должен надеяться только на себя. Смирись! Терпи! Старайся не унывать, а лучше - радуйся тому, что имеешь. Пусть добавит Омар Хайям:
  
   Ты обойден наградой? Позабудь
   Дни вереницей мчатся? Позабудь
   Небрежен ветер, в вечной книге жизни
   Мог и не той страницей шевельнуть.
  
   Однако мама еще лет пять или дольше повторяла: "Алексей вместе с Валентином много помогали Сергею, Олегу, Тамаре, не говоря уже о матери. Перевезли их из Вологды. Поэтому могли бы они как-то помочь вам с Таней". К слову сказать, дядя Валя дважды посылал мне деньги, когда я поступил в институт. Позднее предлагал аспирантуру в Москве. Всегда хорошо принимал меня, а главное - рассказывал о трудностях в своей работе и давал мне такие жизненные советы о трудолюбии, скромности, каких я больше ни от кого не слышал, разве только от дедушки, но тогда я их еще не воспринимал. А дядю Сережу я мог бы назвать своим старшим другом. Мы с ним обменивались праздничными открытками до самой его смерти в 1992 году. Виделись ежегодно, кроме периодов его длительной работы в Китае и Индии.
   Завершая повествование о школьных годах, вернусь к выпускному вечеру. Мама присутствовала на торжественной части. Была энергичной, обаятельной. Она как-то незаметно вышла в руководство сервировкой стола. Помогла расставить блюда и напитки и ушла. Меня попросили выступить. Я сказал, что мы любим школу, но одновременно испытываем непреодолимое желание поскорей двигаться дальше: учиться или работать. Говорил, как показалось, занудно, слушали плохо, настроение мое испортилось. Немного погодя подошла Рэмма и сказала, что ей выступление понравилось, она думает совершенно также. Я обнял ее, мы растрогались. Точно не помню, но хочется думать, что даже заплакали (может быть, только в душе). Такова была разрядка после изнурительного периода новой послевоенной системы одиннадцати экзаменов на аттестат зрелости. Последний также был введен год или два тому назад. Какие только комиссии не приходили с проверками к нам на экзамены. Учителя тоже перестарались с требованиями: первые три или четыре года этой системы в школе не было ни одного медалиста. Кроме того, Рэмма помогла мне понять, что поговорка: "доброе слово и кошке приятно" - это совсем не шутка. Похвалу Рэммы я не забыл за 50 лет и, когда поздравил ее с этим юбилеем, со дня окончания школы, выяснилось, что описанный эпизод она помнит иначе. Якобы после ее слов это она обнимала меня, а я стоял, как столб, после чего танцевал только с Галей и Люськой.
   На вечере к нам с Геной Шахминым подошел очень уважаемый нами учитель (кроме прочего, мы ходили к нему в фотокружок), обхватил нас за плечи, подвел к буфету и сказал: "Ну, волки, хватит ссориться, давайте мириться". Заказал по 100 грамм водки, после чего я вынужденно засобирался домой. К тому моменту одного из наших уже уволокли отсыпаться в баню к Рите, дом и огород родителей которой находились рядом. Нам было по пути с Галей, но я даже не попрощался, когда отвернул в свою сторону. Наступало похмелье, внутри становилось противно, болела голова.
   Эти строки я оставляю, как напоминание о том, чего не описывал: в школе хватало горьких для подростка минут из-за своей глупости, из-за отметок, из-за обидных взглядов и слов. Много книг написано по этому поводу.
   Лето прошло в предвузовских хлопотах.
  
   День августовский по-осеньи хмур.
   Тревожен шум темнеющего леса,
   как будто погрустневшего от дум
   в преддверье скорого прощанья с летом.
  
   А сумерки и быстры, и легки.
   Еще недавно дни так долги были...
   И, отражаясь в серебре реки,
   дома нахохлись и приуныли.

М. Б.

   Ох, спаси, последняя ты ноченька!
   Нервы стонут, словно провода,
   старая рейсшина позвоночника
   вовсе не годится никуда.
  
   Ночь звенит, как на ветру соломинка,
   подозрительно мозги пусты.
   Над седою головой дипломника
   пляшут календарные листы.

Г. Дробиз

  

Уральский политехнический институт

1949 - 1954

   Почти все вступительные экзамены сдал на "отлично". Зачислили на специальность "металлургия черных металлов", специализация "Мартеновское производство стали". Поселился в общежитии N 9. В комнате размещались пять студентов, у каждого своя тумбочка, ближе к двери - общий стол. Полы в комнатах мыли уборщицы. В корпусе был буфет, круглосуточный титан с кипятком, на каждом этаже кухня, где на собственной электроплитке можно было готовить пищу. Были комната отдыха ("Красный уголок") и рабочая комната. Столовые работали в других корпусах общежитий.
   Учебная нагрузка была настолько интенсивной, что сами варили редко. Утром обычно пили чай в комнате, потом отсиживали четыре пары занятий, да еще какое-нибудь собрание. Все девять часов, как правило, без еды. Часов в 5-6 вечера наедались в столовой, а перед сном - снова чай в комнате. Чаем назывался кипяток с сахаром. Бывшие фронтовики и ребята постарше иногда во время перемены выстаивали очередь в буфете или столовой, при этом опаздывали на занятия, либо вообще пропускали один час. Некоторые, прячась, жевали на лекциях. Качество блюд в столовых было невысокое, еще чувствовалось влияние военного общепита. В итоге, свою пищеварительную систему подпортили многие. Постепенно к режиму быта и учебы каждый приспосабливался по-своему. Я, как и большинство студентов нашей группы, занимался в институтских читальных залах, т. е. возвращался в общежитие незадолго до сна.
   На стипендию 400 рублей в месяц существовали те, кому не могли помогать из дому. Им приходилось варить картошку, каши, супы. Первая стипендия уходила в качестве платы за учебу, другая на погашение Государственного займа. Мне мама давала ежемесячно от 70 до 100 рублей, обеспечивала одеждой. Подрабатывать было почти невозможно. В корпусе числилась одна бригада грузчиков городской базы гастронома. Пробиться в нее удавалось только по знакомству с бригадиром и то, если появлялась вакансия. В наше время эту бригаду контролировали литейщики. Там было много крепких парней. Таких же они и подбирали из других специальностей. Однако не каждый соглашался выполнять условия зачисления в грузчики. Дело в том, что на базе не знали точного времени прибытия груза, а вагоны полагалось освобождать срочно. Поэтому бригаду могли вызвать в любое время, чаще ночью, поскольку днем на базе всегда были свои грузчики. И вот не выспавшиеся и не поевшие, как надо, парни спешили таскать 50-тикилограммовые мешки сахара или муки. Конечно, пропускали занятия, и весь учебный процесс у них шел кувырком. На всех разгрузочно-погрузочных площадках города имелись постоянные бригады рабочих, студентов же привлекали в авральных и тяжелых случаях. Такого не бывало, чтобы неожиданно явившиеся студенты тут же получили бы работу. Не буду описывать других способов заработка. Они были еще сложнее по оформлению и затратам времени. Выгоднее оказывалось экономить и нормально учиться, чем бессистемно подрабатывать и ходить в хвостистах. Вот зарабатывать в каникулы и на практике - это считалось самым разумным. Впоследствии подобные формы заработка привели к развитию и укреплению стройотрядовского движения.
   Учиться на первом и втором курсах мне было легко. Здесь обобщались и развивались школьные знания. Кроме лекций было много упражнений и семинаров. Преподаватели нас знали, их подход к обучению и воспитанию, хоть в какой-то мере, был индивидуальным. Да и мы, выступая на практических занятиях, наблюдали, как наши товарищи - студенты взрослеют на глазах. Угнетала только непомерная нагрузка конспектированием первоисточников и чертежными работами. На эту тему бывали выступления на комсомольских собраниях. Фронтовик Володя Орлов в присутствии декана, в резкой форме, показал в цифрах, что одно только честное конспектирование классиков занимает все внеаудиторное время студента. Решения принимались правильные, но до самого конца учебы мы вынуждены были пренебрегать многими заданиями и предметами, поскольку времени на все не хватало. Так, если по курсу был запланирован зачет, а не экзамен, можно было учить "спустя рукава", все равно зачтут.
   Мы заметили одно вредное противоречие в нашем политехническом обучении. С одной стороны, нам, начиная от введения в специальность, разъясняли, что после окончания института придется долго осваивать то конкретное производство, на которое попадем: на каждом заводе свое, часто импортное, оборудование, свои традиции, технологии, конструкции, продукция, с другой стороны - нам читали множество мелких, конкретных, 20-30 часовых, курсов, в которых 80% лекций - сложная теория предмета и 20% - коллективные экскурсии по лабораториям кафедры, в лучшем случае, - групповые, бездумные лабораторные работы. И, главное, никаких семинаров, никакого обмена мнениями. Есть примеры и похуже. Так, нам в восьмом семестре прочитали один важнейший раздел спецкурса - 60 часов лекций и ни одного семинара и упражнения. За три дня подготовки к экзамену мы должны были проработать весь этот материал. В течение же семестра мы до изнеможения чертили что-то вроде деталей редуктора или какие-то строительные конструкции металлургических цехов. Иначе говоря, мы занимались почти необязательными для технолога предметами, в которых работа студента легко контролируется: без предъявленных чертежей - к сессии не допустят.
   У меня в приложении к диплому названы 45 предметов, которые я изучил и сдал экзамен или зачет. Следует иметь в виду, что по десяти предметам было несколько экзаменов, так, по математике - пять. Таким образом, наша учеба на старших курсах нередко превращалась в бесполезную, тупую работу на износ. Учебный отдел и преподаватели политеха упорно игнорировали постулат древних: "студент - не сосуд, который надо наполнить, а светильник, который надо зажечь!"
   Преподавали нам и прекрасные лекторы, и глубокие вдумчивые ученые. Эти два понятия не всегда могли быть отнесены к одному человеку. Я уважал и тех, и других. Поняв, что если педагог вуза имеет хотя бы один из названных двух талантов, то это очень полезно для воспитания творческого специалиста. Кроме того, мне было легче планировать свои действия и не стремиться "объять необъятное".
   Много полезных сведений дала нам заводская практика в городах Нижнем Тагиле, Серове, Челябинске, Магнитогорске. Помимо технических знаний мы получали и организационные. Так, один начальник цеха Магнитки говорил: "Главный стимул рабочего - его зарплата. Он выдержит любую нагрузку и даже ругань, выполнит любые ваши поручения, если будет уверен в нормальной зарплате. В противном случае, никакие уговоры, беседы, лозунги и угрозы - вам не помогут".
   Еще замечания к теме о практике. Естественно, что всю нашу вузовскую жизнь пронизывал вековой студенческий колорит: традиционные песни, шутки, поступки. Сохранилось ответное письмо-поэма к нам на преддипломную практику в Магнитку из Новокузнецка: от группы доменщиков писал Аркаша Ченцов, ныне ведущий научный сотрудник Уральского отделения Академии наук. Вот несколько четверостиший
  
   Ну, что ж...
   Живем...
   Скрипим в расцвете лет.
   Тихонечко, по маленькой, не тужим.
   Но говорят: "добра без худа нет",
   Чтоб черт побрал Сибирь с ее сибирской стужей.
   И даже водка - старый верный друг
   Не помогает, и к тому ж досадно,
   Что пить не то, чтоб было недосуг.
   А просто в кошельке все глуше звон отрадный.

...

   Сейчас, зимой, куда бы не пошел
   И тени не найдешь от летней жизни райской.
   Одно лишь утешение - "Козел",
   Простой, морской и даже генеральский!

...

   Народ здесь ничего, но надоело - страсть-
   Пред каждым хреном бить челом нижайше:
   "Студенты мы, подайте нам списать".
   Дадут иль не дадут, и с тем шагаешь дальше.

...

   Задули домну здесь, но, к горю моему,
   Работу по загрузке (вот обидно!)
   Не провели.
   Вверху, как некогда в Крыму,
   Парит, дымит и ни черта не видно.
   Но горечи на сердце не держа,
   Уверены, сдерем, с нас взятки гладки.
   Расчеты, чертежи - не в первый раз рожать.
   Что ж, понатужимся, родим
   И все в порядке.
  
   Ну все, друзья, пора и меру знать.
   Всего хорошего, а то уж поздний вечер.
   Храните верно вы, рублей хотя бы пять
   До нашей скорой, может быть, последней встречи.
   Здесь же отмечу, что интересный жизненный и профессиональный опыт мы приобрели на двух военных лагерных сборах после второго и четвертого курсов. Проходили практику по техническому обслуживанию и вождению танков.
   Обогатила меня и комсомольская работа. Первые полгода я не имел поручений и спокойно втягивался в учебный процесс. Но вот при досрочном переизбрании курсового бюро (организация - 300 комсомольцев) меня ввели в его новый состав. На третьем курсе избрали секретарем. Воспоминания о той конкретной комсомольской работе и ее обобщенная оценка, глядя из сегодняшнего дня, резко различаются. Я помню, что дел у членов бюро было очень много. Мы постоянно были заняты. Подготовка праздничных демонстраций, наглядная агитация, избирательные кампании, прием членских взносов, организация спортивных мероприятий, вечеров отдыха, бесед и дискуссий в красном уголке, подготовка и проведение собраний курса и заседаний бюро. Рассматривали множество персональных дел. За решения по некоторым из них мне сейчас по-человечески стыдно, хотя делалось все по уставу ВЛКСМ и инструкциям партийного бюро. Студенческая среда была очень неоднородна. Желание абсолютного большинства - приобрести новые знания, умения, навыки. Наряду с этими встречались хитрецы, картежники, авантюристы и такие, которые оступились и совершили грубые ошибки по молодости, неопытности, глупости. Были и такие, которые от усталости, безденежья, неурядиц в семье, частых незачетов и пересдач, опускали руки и покидали институт.
   Я настолько устал за год работы секретарем, что пришел к главе нашего институтского комитета, участнику войны Г. Топорищеву и попросил не выбирать меня в бюро в следующем году. Мотивировал тем, что практически перестал учиться. Был отличником, а теперь даже тройка появилась по кристаллографии, придется пересдавать. На лекциях не могу включиться в тему занятий, все мысли о комсомольских делах. Каждые 5-10 минут записываю в свой блокнот, с кем и о чем переговорить сегодня вечером. Ответ секретаря был в стиле тех лет, резким и бездушным: "А ты думаешь, мне легко здесь? Ты на лекции, а я даже в театре думаю, что и как завтра сделать... Ладно, на работе секретарем не настаиваю, а вот в факультетское бюро будем тебя рекомендовать. Ты только-только приобрел какой-то опыт и хочешь уйти. Так мы никогда комсомольскую работу не наладим". После этого почти до дипломирования я был ответственным за учебный сектор факультетского бюро, где нагрузка и суета оказались поменьше.
   Глядя из сегодняшнего дня, я вижу, что мы занимались внутренней рутинной работой, в основном, разными погонялками, надуманными соревнованиями за первое место по учебе, за лучшую группу, за лучшую комнату в общежитии и тому подобное.
   Целинных отрядов тогда еще не было. Лишь изредка мы выезжали в подсобное хозяйство института. Других внешних дел не помню.
   Передо мной - фотографии комсомольских бюро, комсомольских активов нашего курса и факультета, дорогие мне лица юношей и девушек, с которыми мы самоотвержено и даже фанатично выполняли вышестоящие решения и придумывали что-то свое. Но не могу припомнить ничего такого, о чем захотелось бы рассказать сегодняшнему читателю, кроме того, что всегда присуще молодости, вроде: "Выйду на улицу, гляну на село,/ девки гуляют и мне весело".
   В качестве положительного итога общественной работы можно назвать приобретение навыков взаимодействия с коллективом и отдельными людьми. Убежден, что наша студенческая среда нуждается в умных, главное, освобожденных от других обязанностей наставников. Даже простое наблюдение за бытом и учебой студентов исправляло бы ошибки и пороки в этих сферах и способствовало улучшению здоровья и нравственности молодежи. Будут ли это смотрители или воспитатели, каковы их формы связи непосредственно с преподавателями, подсказала бы жизнь. Самое трудное - найти честных и способных для такой работы людей.
   ВАЛЯ. В начале второго курса меня охватило новое увлечение. В моем сознании слово "любовь" до сих пор носит либо опереточный оттенок, либо недосягаемый, поднебесный; я его неосознанно всегда остерегался. Неизвестно почему, в голову пришли строки Б. Окуджавы:
  
   ...и страсть Морозова схватила своей мозолистой рукой.
   Он в новый цирк ходил на площади
   и там циркачку полюбил.
   Ему б кого-нибудь попроще бы,
   а он циркачку полюбил.
  
   Добавлю строки из студенческой песни:
  
   Та девушка давно уже с другим.
   Не плачет и тебя не вспоминает.
   На то она и первая любовь, пойми,
   Чтоб вслед за ней пришла очередная.
  
   Однако эти песни - лишь слабая тень реальных чувств и событий.
   На какой-то общеинститутской прогулке мы с красивой, высокой, "в теле, при фигуре" химичкой, впервые представленные друг другу одной " комсомольской богиней", старались держаться рядом. У обоих произошло помутнение сознания. Неожиданно с другой стороны ее сцапал под руку мой однокурсник, предварительно шепнув мне на ухо: "Я соперников не боюсь". Но она, оказывается, уже выбрала и на мой вопрос: "Кто же из нас?" - ответила решительно и громко: "Только ты!" Соперника, как ветром сдуло, а у нас начались искренние, трепетные встречи в перерывах между лекциями.
   Всегда опрятная, хорошо и со вкусом одетая, с красиво уложенными пышными волосами - все это задерживало на ней встречные взгляды. Не сказал бы, что это меня радовало, скорее, озадачивало, напрягало. Вообще-то обеспеченные и склонные к взрослению студентки менялись именно на втором курсе: появлялась модная обувь, броские или строгие, но модные наряды, подчеркивающие достоинства фигуры, осанки. Таких было немного, но они украшали среду, хотя и вызывали резко полярные оценки.
   Валя тоже стала приобретать, пока трудноуловимые, черты уверенности, степенности и строгости, в смысле - не нарушить бы этикета. Это было внешне, а для меня этот антураж иногда приоткрывался и я различал пленительные метания и трепет девушки, и сам трепетал еще сильнее. Чистоплотная и целомудренная, добрая и щедрая по натуре, она часто вела себя, как "мягкий кремень". По отношению ко мне у нее отсутствовала скованность и, тем более, она не слишком сдерживала мои инстинкты. Однако глупость и распущенность здесь были как-то неуместны. И поэтому я не был до конца искренним в своих желаниях. Как-то на институтском вечере в фойэ актового зала она не удержалась и показала мне с антресолей студента, который ей раньше нравился, но познакомиться с ним, так и не удалось. Он был того же телосложения, как я , только старше. В юные годы подобные признания порождают мнительность и не способствуют счастливой беспечности.
   Весь второй курс прошел под влиянием сильной увлеченности. Как рассказывал моей бабушке сосед и друг Толя Козьминых, тогда уже дипломник: "Борька идет по коридору и даже стен не видит, не то что меня, а рядом с ним - краля". Действительно, до зимних каникул мы были, как туманом, охвачены своим чувством, а потом стали прозревать, защемила грусть. Я уже понял, что разрыв неизбежен. Валя тоже понимала, но не хотела с этим примириться. Смотрела то укоризненно, то огорченно, то покорно-равнодушно. Причина - несовпадение темпераментов, а, может быть, и характеров, и внутренних миров.
   Не знаю, поймет ли меня читатель. Я и сам понимаю лишь то, что нам было трудно подбирать слова, контролировать все действия, чтобы обоим было "по нутру". Трудно - каждому по-своему. Нам не удавалось слепить единичку, подобно китайским "инь" и "янь". Приведу еще два эпизода из периода кульминации наших чувств.
   Картина первая. Зимняя сессия. Монотонный гул огромного с антресолями читального зала. Решительным шагом входит Валя, осматривается. Не отрываясь мыслями от конспектов, вижу блоковский, "иль это только снится мне, девичий стан, шелками схваченный, в туманном движется окне". Подходит к моему столику и, "дыша духами и туманами", шепчет: "Купила билеты в оперу, через два часа начало, вставай!"
   Спешим ко мне в общежитие: умыться, одеться. Мчимся в едином порыве. Я весь захвачен ее настроением, предвкушением ответных прикосновений и ответной внутренней дрожи: "с ума схожу или восхожу к высокой степени безумства". Она нежна и предупредительна: время рассчитала точно, булочки взяла...
  -- Валя, - наш трамвай! Успеем. Бегом!
  -- Нет, это не солидно.
  -- Да ты что! Комсомолка - спортсменка - студентка!
   Ждем следующего трамвая. Мерзнем. Прыгаем. Поскользнулась, шлепнулась, перевернулась, порыв ветра задрал все подолы: "Ах!" А у меня трагедия вдвойне: и ее, расстроенную, жалко, и заглянуть не успел - раззява! - что она так резво и испуганно прятала...
   После спектакля молча стоим на задней площадке трамвая. Оба устали - у каждого свое: у меня не выходят из головы формулы - послезавтра экзамен, как всегда, не хватает "одной ночи". Молчание становится тягостным. Ну, не получается у меня больше - выдавливать слова! У Вали тоже какой-то "ступор"-релаксация после дневной беготни и напряжения. Прощаемся у ее общежития. Хотелось бы обнять, но беспрестанно шастают и зыркают знакомые студенты.
   Картина вторая. Зимние каникулы. Я дома. Навязчивое, непроходящее желание -увидеть Валю: то все урывками виделись, а сейчас целый день можно быть вместе! Она осталась в общежитии, поскольку дорога в северный городок отняла бы много времени. Срываюсь ехать в город. Мама сердится: "Зачем тратить деньги? Больше семидесяти рублей в месяц я никак не могу тебе дать".
   Ранним поездом уезжаю и сразу к Вале. Она растеряна, терпеть не может - плохо выглядеть: "Нет- нет! Я стираю, закончу к пяти вечера". В моей комнате поселили заочников. Иду к тете Люсе, вдове маминого брата Сергея. Двоюродным сестрам, студенткам не до хозяйства и не до меня. Проболтался по городу. Замерз. Неуправляемые эмоции выветрились. Мысли вошли в реальное русло, на руках почудились кандалы. До отхода поезда оставалось три часа. С приветливой и нарядной, но усталой чистюлей поели в полупустой студенческой столовой. Финал - как в первой картине.
   Второй курс завершился двухнедельной ознакомительной практикой в Нижнем Тагиле. Наши группы жили рядом на живописной базе отдыха, на станции Старатель. Свободное время мы проводили с Валей вместе и в то же время, где можно, каждый по-своему. У меня, как и раньше, случалось недомыслие в поведении, например, выпил лишнего со знакомым сталеваром Сережей Мухамедьяровым, когда-то соседом по Криолитовскому поселку. Сидели трое у него в общежитии. Валя выглядела для этого общежития строго изысканно, держалась скромно и в меру раскованно. Я больших ошибок не допускал, но обратно на базу отдыха добирались разными дорогами. Не впервые я заметил, что после неконтролируемой выпивки где-то внутри мне становилось плохо, неуютно, голова болела, но никогда не тошнило. Все мысли замыкались внутри себя, и я становился чужим и неинтересным для окружающих.
   Наутро пришла свежая и румяная Валя, принесла мою кепку, потерянную вчера, а я - меня мутило - будто всю ночь качался на осточертевших качелях. Весь день прошел для меня в физических и моральных терзаниях.
   Этот же диагноз показало через день посещение танцевальной площадки. Там мы, дети своего времени, "культурно" пили из граненых стаканов липкую бурду под названием "Немецкий ликер". Валин организм к утру полностью расщепил принятый алкоголь, а мой - двое суток страдал от отравления. Не криолитовские ли желтые и серые кислотные отвалы подарили мне это недомогание? Много свинца и других полезных для мальчишек отходов мы там наковыряли и отмыли в соседних лужах. Наследство же в этом смысле у меня было неплохое. Послевоенный директор ПКЗ Гузь, когда я однажды зашел к ним вместе с его сыном Юрием, рассказал мне, кроме прочего, такую шутку об отце: "Выпить, совершенно без последствий, он мог много. В нашей компании молодых специалистов поллитровку называли "полбаума". После работы можно было услышать, что такой-то ИТР купил "полбаума" и приглашает к себе". Это достоинство отца мне по наследству не передалось.
   В отношениях с Валей я по-прежнему хотел бы свалить все свои недостатки на законы природы, ведь она создает дураков.
  
  
   Склонясь у гробового входа,
   О Бог! - воскликнула Природа.
   Когда удастся мне опять
   Такого олуха создать?
   С. Маршак
  
   На третьем курсе я уже не появлялся в общежитии химиков. Валя переживала невидимо для меня, сообщали ее подруги. Виделись мы случайно и редко. Постоим, подержимся за руки, помолчим, иногда по ее щеке скатится слеза. В фойе актового зала, где мы чаще всего стояли, я глубоко процарапал на батарее слово "Валя". Оно просматривается и сегодня. Ее было жаль больше, чем себя. Но и мне было плохо, я хуже стал учиться, был перегружен комсомольской работой, существование нашей семьи после смерти дедушки быстро покатилось в тартарары. Все это, по отношению к Вале, предостерегало: "Не в свои сани не садись".
   Через год Валя обрела решительность, резкость, наши случайные краткие встречи ничем не напоминали прошлое. После распределения она уехала в другой город, вышла замуж, родила двух дочек. Лет через 15 разошлась с мужем из-за своей ревности. Муж противился разводу, но не на ту напал. Валя добилась на заводе размена квартиры. Муж женился. Она замуж больше не вышла, растила дочерей. Несколько раз приезжала к родным и знакомым в Свердловск. Встречи со мной не искала, но, по наводке однокурсников, три раза за 15 лет виделись. Гуляли по Плотинке. Ее комплекция и в 65 лет оставалась прежней. Прохожие, как и раньше, обращали внимание на эту, выделяющуюся среди других, "яхту миллиардера". Разговаривали доброжелательно и как-то умудрено. Мужчины ее больше не разволновали и не волнуют. Во всяком случае, она категорически против коротких временных встреч. Живет одна, любит внуков, дочерям помогает, чем может, но прислуживать не желает. Сочувствует королю Лиру и ему подобным в нашем отечестве. Голосует за коммунистов, хотя в партии не состояла. Проскользнуло, что это в память о покойном отце, участнике гражданской войны, хозяйственном и партийном руководители.
   Итак, Валя сохранила свою индивидуальность, сама планирует свои поступки и испытывает от этого удовлетворение. Возможно, дружба именно с Валей определила мой следующий выбор и, соответственно, судьбу.
  
   Семья. Я уже писал об активном участии мамы в художественной самодеятельности клуба. Популярной формой отдыха участников и энтузиастов клубной работы сделались полубогемные посиделки. Нередко собирались и у нас, в маминой комнате. Пели под гитару и балалайку, декламировали, пародировали известных артистов (так, напевая в пустой стакан, получали тембр голоса Леонида Утесова). Мама ввела Валентина Ивановича, прежде всего, в эти компании.
   В 1848-49 гг. с приходом мамы на должность завстоловой способ досуга стал меняться. Валентин Иванович после работы приходил к маме, там обедал, и после закрытия они шли домой. В эти годы у дедушки обострилась болезнь почек, ухудшилось зрение, его стали сильнее донимать старые и новые возрастные недуги. Он ослабел. Валентин Иванович начал заниматься дровами и выполнять пока немногие, но чисто мужские, обязанности. Мама прибиралась в своей комнате, да и в квартире, стирала, мыла, готовила.
   Постепенно мама с Валентином Ивановичем начали приходить домой выпивши. Однажды в столовой я присутствовал при такой сцене. Только Валентин Иванович сел обедать, вошел средних лет мужчина, участник самодеятельности, с молодой, разбитной женой и попросил: "Милица Павловна, сделай нам хороший обед, у нас сегодня памятное событие. Шпроты у вас в буфете есть?" При этом он поставил на стол две бутылки портвейна. Видимо, такие визиты знакомых лиц в столовую практиковались всегда: удобно, не надо обременять ничью семью. Заплатил столовскую цену и отпраздновал. Ужасно, что постоянными заложниками этих заходов были мама и Валентин Иванович. Известно, что в выпивке одни сдерживают себя, другие перебирают свою меру. Часть последних переваривает любую нагрузку, а у оставшейся части страдает не только печень, но и психика. В начальный период я отнес бы своих родных к самой первой группе, а через 2-3 года - к последней.
   Как я понимаю, у мамы и Валентина Ивановича не было иного выхода, как присутствие в чужом пиру. Конечно, можно было бы со всеми рассориться и прикрыть "лавочку". А что взамен? Творческой или интересной, ответственной работы нет. Дома - рутина. Вокруг процветают застолья, маму охотно приглашают. Она поет, декламирует, любит юмор, аккомпанирует, хоть и не очень удачно, на гитаре и балалайке. Шанхайцы живут трудно, каждая семья выживает по-своему, стараются жить скромно, мама с ними активно общается.
   При мне, до лета 1949 года, ссор дома не было. Между мамой и Валентином Ивановичем преобладали теплые отношения. Устраивали походы в лес, все четверо, со мной и Таней, ходили в кино. Первый серьезный скандал я наблюдал на каникулах летом 1950 года, незадолго до смерти дедушки. Как обычно, часов в восемь вечера пришли мама с Валентином Ивановичем, закрылись в своей комнате. После громкого разговора с упоминанием какой-то женщины мама перешла на крик. Через некоторое время она вбежала к нам в комнату вся растрепанная: "Папа, он меня ударил!" Дедушка все понимал, но разве мог он в тот момент вразумить свою, возможно, нетрезвую дочь, на плечах и нервах которой держится вся наша семья? Вошедший Валентин Иванович пытался что-то объяснить, заспорил с мамой. Дедушка, со слезами на глазах, дрожащими руками взял Валентина Ивановича за плечи и срывающимся голосом сказал: "Валентин Иванович! Уходи от нас. Уходи! Уходи!" Тут же дедушка отвернулся и лег на свою кровать. Валентин Иванович ушел в свою комнату. Все затихло.
   Сейчас я понимаю: "Ну, куда же мог уйти Валентин Иванович?" В неуютное, а, возможно, и враждебное (с кем попадешь?) общежитие, где шпанистая приезжая молодежь и старые, неустроенные, несчастные и часто пьяные рабочие? Да и зачем? У нас сложилось какое-никакое родство душ. Были, были хорошие теплые минуты взаимопонимания и добра между мамой и Валентином Ивановичем. Мы с Таней по-своему любили его, дедушка относился с уважением, только с бабушкой у Валентина Ивановича сложились сухие отношения.
   Мамину любовь я описать не в состоянии. Это было сильнейшее болезненное чувство еще молодой, очень усталой и очень загруженной женщины. Ее времяпрепровождение слагалось из периодов с резко различным участием разума: от деловой сосредоточенности до полного отключения. В последнем случае мозг не выдерживает нагрузки и "правит бал" бессознательное, причина всех типов неврастении, согласно Зигмунду Фрейду.
   Через два месяца, 19 августа 1950 года, дедушка умер.
   Церковный староста отвел хорошее место на кладбище. Могилу копали втроем: тесть дяди Шуры - опытный полевской старатель Николай Викторович Ощепков, Валентин Иванович и я. Сделали все очень аккуратно.
   Здесь я не могу не привести выдержки из статьи журналистки Ольги Максимовой, опубликованной в журнале "Благовест" Петро-Павловского прихода РПЦ за февраль - март 2003 года.
   "Протоиерей Павел Славнин родился 23 октября 1873 года в семье священника г. Оханска Пермской губернии. До смерти отца работал народным учителем в Оханской школе. Умирая, отец благословил Павла на путь священства. С этого времени судьба Павла Петровича круто изменилась: он принял сан, служил священником в храмах Оханска, с. Большая Соснова, г. Перми, г. Кургана. В 1900 году был приглашен в Пермскую духовную семинарию, где долгое время служил в должности отца-эконома. А в 1918 г. отец Павел стал настоятелем кафедрального собора в г. Кунгуре, секретарем епархиального совета. На этих ответственных постах он прослужил до 1933 года.
   Нам неизвестны подробности жизни и служения о. Павла в трудное время для Русской Православной Церкви, время скорбей и гонений. Известно только, что его арестовывали и сажали в тюрьму. После освобождения о. Павел продолжал служить настоятелем собора. О том, каким он был священником и человеком, можно догадаться из характеристики о. Павла, написанной епархиальным Владыкой.
   "На моем жизненном пути Божие обо мне, многогрешном, Промышление послало мне в утешение и на отраду на старости лет возлюбленнейшего Господе Высокопреподобного Протоиерея настоятеля Кафедрального Успенского Собора Богоматери, секретаря и члена епархиального Совета Павла Петровича Славнина, - проживающего исключительно для проявления Любви Божественной среди всех окружающих его, неутомимого мне сотрудника, всегда честного, благородного, прямодушного, за которого я чувствую постоянную обязанность несказанно благодарить Всемогущего, Всеблагого, Всеправедного Бога, всегда и от всей любви моей благословляющего его на все доброе..."
   Этот документ, поразительный по глубине и силе чувства, написан в 1932 году - за год до закрытия собора.
   В 1933 г. после закрытия Успенского собора отец Павел какое-то время работал бухгалтером на предприятии. На работу он ходил в священнической рясе. Вскоре начальство попросило его сменить одежду. Тогда отец Павел уволился и уехал из Кунгура.
   В Полевском жила его дочь - к ней и переехали 60-летний о. Павел с женой.
   Отец Павел был единственным священником в криолитовом поселке. По просьбам жителей старался исполнять священнические обязанности: крестить, исповедовать, отпевать. Однажды Милицу Павловну вызвали в партком завода и пригрозили увольнением, если отец не прекратит религиозную деятельность. О. Павел стал осторожнее. Ранее из-за него с этого же завода уволили сына Александра. Еще один сын - Сергей - за происхождение был отчислен со второго курса института".
  
   Дедушка ложился спать рано в 8 часов, вставал в пять утра, ставил самовар, топил печи. Потом поднималась бабушка, я, мама, сестра. Весь день дедушка работал по хозяйству. Он хорошо подшивал валенки, писал подробные церковные календари и так помаленьку зарабатывал.
   Дедушка часто говорил: "То, что происходит в России, было предсказано Христом". Не помню, чтобы когда-то он жаловался на жизнь и на лишения. Утешение и внутреннюю силу ему давала вера в Бога. У дедушки было много икон: одни стояли на полке, другие висели. Жалея нас, он разместил их не на видном месте, а в углу между стеной и большим платяным шкафом. Там, в своей маленькой часовне, он часто молился. Вечерами при свете коптилки читал Евангелие. Иногда он ходил молиться в молельный дом, был в тесной связи с о. Николаем Дягилевым. Вместе с о. Николаем они ходили по просьбам к страждущим людям и там молились. До конца жизни в торжественные дни он надевал рясу. Его нравственность и стойкость влияла на окружающих, хотя по характеру дедушка казался замкнутым и с виду суровым. Был молчаливым и мудрым. Нередко говорил: "Все от Бога!", "Слово - серебро, молчание - золото". К нему заходили верующие люди, но ненадолго.
   Во время войны дедушка выжил, я думаю, благодаря силе духа. У него была мощь! Высокую нравственность дедушки я вижу в его повседневном примере: вере, суровой убежденности в своей правоте, терпении, смирении, воздержании, отсутствии суетности и работе, работе. Это видел не только я. Многие в поселке уважали деда.
   В 1943 году отец Павел был направлен служить на приход с. Березовка Красноуфимского района. Однако из-за болезней и старости мог прослужить там только 2 года. В 1945 году, после войны, вернулся в Полевской. Здесь, среди родных и близких, он прожил еще пять лет. Свою кончину дедушка предвидел.
   В год его смерти мне, внуку его, исполнилось 19 лет. В августе 1950 года я был дома на каникулах, собирался со школьными друзьями в турпоход. За день до отъезда дедушка подошел ко мне и сказал: "Боба, не уезжай, я скоро умру. Я видел сон. Твой отец, Алексей Алексеевич, звал меня к себе. Это сон от Бога". Я ответил: "Ну, что ты, деда!". И уехал. Через три дня я вернулся, т.к. поход пришлось прервать из-за продолжительных дождей. Бабушка сразу ввела меня в комнату, где лежал дед, сказала: "Пашечка, Боба приехал, благослави!" Дедушка, очень ослабевший, с трудом поднял руку, перекрестил меня и благославил. В тот же вечер он умер.
   На похороны отца Павла собралось много людей. Гроб на руках несли через весь поселок и вдоль завода. Все расстояние до машины гроб помогал нести начальник криолитового цеха Николай Николаевич Кичин. Впоследствии, по словам знакомой Славниных Клавдии Григорьевны Векслер-Ереминой, многие работники завода - участники похорон, были наказаны. Власть боялась священника даже после смерти...
   Отпевали о. Павла позднее в Екатеринбурге. Похоронили его на Полевском кладбище рядом с могилой о. Николая Дягилева, умершего годом раньше. Деревянный крест на могиле был поставлен такой же, как у о. Николая. В 1957 г. в могилу о. Павла похоронили его жену Софью Михайловну. На новом надгробье указаны лишь имена и фамилии. Долгие годы никто не знал, что рядом с о. Николаем нашел упокоение еще один священник.
   Но "нет ничего сокровенного, что не открылось бы" (Ев. от Матфея, гл. 10). Сегодня на могиле о. Павла стоит красивый деревянный крест, в родительские дни здесь служатся панихиды. В наш город вернулась память о священнике, прошедшем свой путь с мужеством и живой верой в Бога".

  
   В суете потерянного мира,
   В омуте житейских дел своих,
   Проезжая на трамвае мимо,
   Колокольный звон меня настиг.
   И тотчас же все переменилось:
   Отступили вдруг заботы дня,
   А душа тихонько возносилась
   В прежде не знакомые края.
   Звон гремел и оглушал набатом,
   Разливаясь, вторя и маня.
   И могучим голосом объята,
   Пробуждалась спящая земля.
   Уходили злоба и отчаянье,
   Воскресали Вера и Любовь.
   И как будто вечности послание
   Этот звон - не просто звон, а Зов.

М. Б.

   Примерно в конце 1950 - начале 1951 года маму перевели на должность директора продуктового магазина. В нем было три отдела по виду продуктов и сопутствующие товары (посуда, кухонные принадлежности). Этот переход был связан с какими-то провинностями предыдущего директора и таил в себе большие опасности. По сравнению со столовой, которая приохотила маму и Валентина Ивановича к выпивке, магазин дополнительно накладывал на директора некоторую материальную ответственность. Мама контролировала прием товаров и распределяла их по отделам под ответственность конкретных продавцов. Они же и сдавали выручку.
   Я заходил в магазин к маме. Почти всегда заставал ее за приемкой и передачей товара. Иногда в ее каморке сидели по 2-3 экспедитора, тут же продавцы и грузчик носили товар. Мама была возбуждена, раздражена, однажды даже плакала. Видно, не все успевала проверять, записывать, учитывать. После работы сюда же приходил Валентин Иванович. Домой возвращались не поздно, но нередко выпивши. Медленно, но верно, они становились бытовыми алкоголиками. На пути к дому у них было несколько мест, где их с удовольствием принимали, как носителей спиртного. Круг их знакомых составляли не столько друзья, сколько собутыльники. Последние им льстили и их обирали. В трудный момент, через два года, все они исчезли. Мама и Валентин Иванович переставали понимать реальность и нищали материально и духовно.
   Ссоры случались не часто. О них я узнавал от бабушки. Мои попытки поговорить с мамой об их пагубном пристрастии встречали жестокий отпор. Для нее это был писк несмысшленыша. Она кричала, что не помнит в своей жизни никаких светлых дней, что в ее мозгу повторяются мучения тех бессонных ночей, когда ее близкие медленно двигались к дистрофии и гибели. Кричала, что и сейчас она не ждет облегчения, только вино дает ей возможность забыться, отвлечься. Напоминала мне, кто из нас работник, а кто нахлебник. Доставалось и бабушке за ее прошлый отказ водиться с возможным ребенком.
   С Валентином Ивановичем, когда я приезжал, мы не касались этой темы, говорили о другом. Как-то он рассказал о трудностях в их бригаде; подавленно сообщил, что арестовали его старого друга по Харбину Володю Пушкарева, жившего тоже в семье с двумя младшими школьниками. Мать Володи, узнав, что он в Воркуте, уехала к нему.
   От бытового алкоголизма матерей страдали две подруги и одноклассницы Тани. Позднее, мать одной, буфетчица, совсем спилась и умерла. У второй, служащей, тоже возникли какие-то неприятности. Обе имели деловых непьющих мужей. Через 15 лет подобная история повторилась с моим любимым двоюродным братом Шуриком, когда он работал радиомонтажником на газопроводе Уренгой - Ужгород. Втянувшись в алкогольный дурман, он много лет не мог от него освободиться, пока не измотал себе нервы и не получил обширный инфаркт. В конце концов, сумел "завязать" с водкой, но в коллективе работать уже не мог. Брал в службе быта работу на дом: ремонтировал импортные магнитофоны.
   В те годы, мучительно думая, я пришел к заключению, что алкоголиков надо лечить вплоть до самых жестких и болезненных методов. Виновны как социальные условия, так и сами люди. А сколько несчастий они приносят своим близким!
   Каждый мой нечастый приезд на воскресенье в наш дом повергал меня в тягостное, болезненное состояние. Возвратившись в институт, я дня два мыслями оставался дома, недомогал. Жалел и бабушку, и Таню, и маму, и Валентина Ивановича, и при этом страдал от бессилия. В такие дни я почти ни с кем не мог общаться, учился невнимательно. Наваждение проходило медленно и только благодаря молодости.
   Гром грянул в конце 1952 года. Ревизия обнаружила в магазине недостачу по трем позициям: килька, барабуля и тара. Виновника найти не удалось, из записей невозможно было установить, сколько этих товаров реализовал тот или иной продавец. Мама просила меня привести в порядок отчет по таре. За воскресенье, что был дома, я даже не смог разобраться с номенклатурой, так много различных типов бочек, мешков и ящиков надо было разнести по отдельным строкам и датам в установленном порядке. Недостачу, вроде бы небольшую, маме вносить было нечем. Каждый продавец, естественно, отстранился от участия в решении вопроса.
   Суд состоялся весной 1953 года. Никто не был осужден, лишь указано руководству продснаба на неэффективный контроль. Однако позднее, якобы по письму общественного контролера, жильца соседнего с магазином дома, расследование возобновилось. Другой судья в марте 1954 года приговорил маму "за преступно-халатное отношение к своим служебным обязанностям к четырем годам лишения свободы в ИТЛ общего режима без поражения в правах и без конфискации имущества за неимением такового".
   Меня вызывали на суд свидетелем, спрашивали, в основном, о моем быте и учебе. Валентина Ивановича допрашивали после меня, называли сожителем и задавали обидные, бесцеремонные вопросы, проверяя разные нелепые, бездоказательные сплетни бытового характера.
   После суда я засобирался в институт, оставалось два месяца до защиты дипломного проекта. Дядя Шура с тетей Нилой должны были поехать в давно запланированную поездку на юг в санаторий. Я чувствовал какое-то недовольство дяди, но ничего не понимал. Мне казалось, что всем очевидно: в этот момент прерывать учебу нельзя. Потом понадобится год беготни, унижений и работы в новой группе для завершения учебы и получения диплома. А откуда взять денег хотя бы на питание?
   Сейчас я думаю, дяде, бабушке и Валентину Ивановичу, с привлечением меня, надо было обсудить планы и желания каждого. Молодых необходимо учить и воспитывать, пусть даже не слишком вежливо. Придет время, и только дурак не вспомнит науку и, соответственно, добро, которое ему было сделано. В итоге все произошло эмоционально и неразумно.
   Я, впоследствии, не понимая тех, еще сталинских, законов приема и увольнения, не представлял своих прав и обязанностей, наделал ошибок с трудоустройством. Валентин Иванович сразу ушел в общежитие. Бабушку с Таней взял к себе дядя. Мебель раздали, все наши книги и небольшие архивы отца, дедушки, мамы, мои сложили на чердаке дядиного сарая. Квартиру сдали. "Родное пепелище" было ликвидировано.
  
   Пред неизвестностью, сулящей Ад иль Рай,
   Мгновенье растекается в столетие.
   А жизнь - наш быстро мчащийся ручей
   Сжимается, как слово в междометие.
   И замирает, теплится свечой,
   Пугается любого дуновения.
   А кровь по жилам - жарко, горячо,
   А в мыслях рой и страхов и сомнения.
   Как трепетна и как пуглива жизнь
   Коль на нее обрушен бед поток.
   Самой себе все ж крикни ты: "Держись!"
   Чтоб этот смерч не сбил бы тебя с ног.

М. Б.

   Я тоже обязан покаяться. Элементарная вежливость предусматривала: поклониться бабушке, дяде и тете, да и Валентину Ивановичу тоже, и сказать, что не забуду их добра, придет и мой час ответить тем же. Но не случилось и этого. Видимо, молодой человек, как "блудный сын" из ветхозаветной притчи, не может, при отсутствии жизненного опыта, понять старшего и любящего его.
   В заключение рассказа о семье, хотелось бы еще раз заметить: "Не судите..." "Да как же не судить? - ответит мне обыватель, - если в природе человека домыслы, пересуды и сплетни имеют весьма большую привлекательность. Ну, не знаю я ваши глубинные заботы и беды, зато имею свой жизненный опыт. Вот я..."
  
   Вернусь снова к учебе в институте. Хотелось бы вспомнить добрым словом ребят из стран народной демократии. В нашей группе учились: один чех, один венгр и четыре румына. Они рассказывали о своих заводах, традициях, участвовали в самодеятельности, ходили в театры. Мы пели песни на их языке. Карел Ржига и Иоан Драгомир были очень способными. Оба впоследствии защитили диссертации в Москве. Ржига - главный инженер металлургического комбината в г.Тржинец. Драгомир - зав. кафедрой производства стали в Бухаресте. Вспоминается один казус. Подходит ко мне Карел и с улыбкой показывает заголовок большой подвальной статьи в газете "Правда": "Советская молодежь - самая талантливая в мире". Я развел руками, а он еще раз улыбнулся. До 1991 года он возглавлял на комбинате общество Советско-Чехословацкой дружбы.
  
   Из множества событий студенческой жизни изложу историю о научной сплетне, созданной и упорно внедряемой в наши головы маститым профессором, читавшим нам курс "Газогенераторы".
   Началось с того, что зав. кафедрой Московского института стали, профессор Марк Алексеевич Глинков сформировал и возглавил авторский коллектив по созданию учебника "Металлургические печи". Каждую главу писал один или несколько специалистов в данной области. Часто применяемый подход. Я видел переведенные на русский язык американские и английские учебники, основанные на этом принципе, например, "Берклеевский курс физики". В 1951-52 гг. книга в 976 страниц вышла. На обложке в алфавитном порядке приведены фамилии всех 14 авторов, а в начале каждой главы - только ее создатели: четыре автора из УПИ, в том числе наш профессор. Так вот он целый семестр, почти на каждой лекции, с гневом говорил нам, какой это плохой учебник. Рассказывал, что авторы подобраны и расставлены неудачно, что учебник "освистан" на всесоюзной конференции, что этим учебником пользоваться нельзя и что он требует капитальной переделки.
   Мы эти сведения воспринимали как материал, которым надо руководствоваться и который будет вынесен на экзамен. Учебником этим мы не пользовались еще и потому, что, несмотря на его дороговизну, он был быстро раскуплен, а в читальном зале вечно занят. У наших двух групп к нему надолго осталось стойкое недоверие.
   Для меня результат профессорских эмоций имел особое продолжение. Дело в том, что первым автором на обложке учебника стояла фамилия моего дяди Баума В. А. (Профессор сказал, что он попал, "как кур в ощип"). Они с Глинковым написали теоретическую главу о теплопередаче.
   Я заработал на практике, в должности второго подручного сталевара, хорошие деньги и смог впервые поехать в Москву. Как раз после "позорного провала учебника". Забота о том, что дяде Вале надо срочно переделывать книгу, казалось, объединяла меня с братьями отца. Реакция дяди Олега была по-военному решительной: "Как ты можешь критиковать книгу такого порядочного и честного человека, как Валентин? Долой с глаз моих!"
   Сергей удивленно пожал плечами и показал этот учебник на своей этажерке: "У нас в отделе это настольная книга". И только дядя Валя разъяснил мне, что в творческой среде неприязнь, зависть, грызня, "как у кошки с собакой", - обычное дело. "Видимо, ваш профессор претендовал на большее участие по сравнению с предоставленным. Вот он и обрушился перед вами на Глинкова и его детище - учебник. Похоже, в другой обстановке он сумел сдержать свое болезненное самолюбие и амбиции. Кроме обычных пожеланий и замечаний, как по любой подобной продукции: диссертации, книге, - я ничего не слышал. Выйдет следующее издание и тоже, конечно, не идеальное. К сожалению, ты с огульным охаиванием еще не раз встретишься. Сам-то уважай чужой труд, по крайней мере, будь сдержан"
   Кстати, молодое поколение моих московских родственников знают обо мне только то, что "это тот, который ругал книги дяди Вали". Вероятно, сплетня в таком виде дошла до них от дяди Олега и его воспитанника.
  
   Когда я вернулся в конце марта из Полевского, студенты - дипломники работали с утра до позднего вечера. К июню надо было пройти процедуру предварительной защиты и получить отзыв от внешнего рецензента. Я включился в работу. Неожиданно меня пригласили к заведующему кафедрой и предложили остаться работать в институте в должности инженера - исследователя. Судимость матери никого не испугала, значит, статьи ее приговора не препятствовали сделанному предложению. Ранее, я уже подписал согласие работать на Нижне-Тагильском металлургическом комбинате. Выбирать, исходя из успеваемости в учебе, я имел право сразу за участниками войны. Выбор мой был осознанным, предоставлялась должность мастера и жилье: я знал, что мог рассчитывать на комнату. Мне нравился и завод, и город, и окрестности. В нашей группе основная конкуренция шла за Уралмаш и Челябинск, я никому не мешал. Особенно серьезно меня уговаривал наш прикрепленный преподаватель: "Пойми, там ты будешь выдавать рукавицы, а здесь - разрабатывать новые технологии". Советоваться было не с кем. Я дал согласие, не спросив ни о жилье, ни о зарплате, ни об условиях работы. Такие вопросы считались "шкурными интересами".
   Маму отправили под Камышлов в поселок Аксариху, на сельхозработы. Пока она была в пересылке, носил ей передачи: свежие батоны, на большее денег не хватало. Позднее я съездил к маме. В пределах поселка и обрабатываемых полей она была расконвоирована. Вечерами руководила драматическим кружком. Отдала мне местную газету, в которой о ней напечатана статья, как о режиссере и актере. Через 2, 5 года ее освободили по зачетам. Судимость сняли по амнистии.
   После получения диплома с отличием меня, в качестве поощрения, включили в состав экскурсии в Москву. По совету адвоката ходил в соответствующие инстанции с прошением насчет мамы. Дядя Валя предложил поступать в аспирантуру в Москву на выбор, в хорошо известные ему организации, где требовались аспиранты. Новая неожиданность! Это было бы слишком смело! Ехать из знакомых мест в неизвестность, от самых родных мне людей, я опасался. Пришлось сказать, что мне предложили интересную работу. Кроме того, я решил жениться. Он не настаивал. Мы оба понимали, что я могу оказаться ему обузой. После смерти Сталина, ареста Берии, других важных персон, будущее оставалось неясным. Зато я услышал много важного о работе научных учреждений. Все виделось заманчивым и очень непростым.
  
   ИРА. В мае 1951 года я был приглашен на день рождения моей двоюродной сестры Тамары. Там был мой дядя, двоюродный брат мамы со своей женой и падчерицей - десятиклассницей Ирой. Я слышал о ней от бабушки, но знаком не был. Кроме нас, присутствовали однокурсники Татки по художественному училищу Виталий Волович и Юрий Истратов, а также другие их общие приятели. Это был цвет творческой молодежи города.
   Искрометных шуток и пения Виталия, остроумных замечаний Юрия оказалось достаточно, чтобы не замечать никого другого. С тех пор мы с Виталием многократно встречались, в том числе в полевских, бажовских местах. И по сей день находимся в добрых отношениях. С Ирой же мы увиделись во второй раз через год, случайно, в актовом зале института, в толчее факультетского комсомольского собрания. Я заканчивал третий курс, а она первый. Поговорить не удалось, но улыбнуться друг другу успели. После этого мы часто виделись на бегу в коридорах факультета, успевали кивнуть и улыбнуться. По завершении какого-то факультетского мероприятия, ближе к весне 1953 года (4-ый курс), я вызвался проводить ее домой. Причиной было только одно: манера рассказа о чем-то, ее заинтересовавшем. Мимика и глаза излучали радость. Увлеченное изложение модной теории происхождения Вселенной сопровождалось жестикуляцией. Мне было интересно, смешно и завидно от такого излучающего порыва. Кстати, такие порывистые увлечения сохранились у ней до сих пор. Так, она много лет подряд, не отрываясь, смотрела по телевизору международную панораму, заранее торопясь завершить все домашние дела. Наверное, я увязался провожать, чтобы подольше оставаться в этой ни к чему не обязывающей сфере увлекательного моноспектакля.
   Когда возвращался назад в общежитие, у меня было легко на душе, спокойно и даже немного весело. Эта легкость сопутствовала нашим последующим встречам. Кроме всего прочего, легкость наших отношений объяснялась еще и тем, что Ирина семья схожа с нашей. Ее дедушка - горный инженер, бабушка, дочь служащего Нижне-Исетского железоделательного завода, сначала была учительницей, а, заимев троих детей, стала домохозяйкой. Почти все близкие родственники связаны с уральским производством.
   Мы бывали в театрах, до ее дома возвращались обычно пешком. Изредка я провожал ее с институтских мероприятий. Для меня это было что-то вроде отдыха или спокойного развлечения. Однажды во время весенней сессии 1953 года случилась неприятность: на темном участке улицы нас остановила группа уголовников. Пришлось расстаться с часами и деньгами, хорошо еще, что они не пустили в дело, по их выражению, "перо". Это было унижение, надругательство и наше ответное бессилие. С тех пор нам обоим неприятны блатные песни, и вообще жанры уголовного мира.
   Летом я пригласил Иру к нам, на Криолит. С походами в лес, на горы, озера у нее не было никаких проблем. Мы обошли все бажовские места, особенно гору Азов. Даже решились на авантюру. С соседом Юрой Бояринцевым, втроем, отправились за 40 километров на озеро Иткуль. Туда и обратно повезло прокатиться на попутных лесовозах, стоя за кабиной, что теперь категорически запрещено.
   Бабушке Ира вторично понравилась, а мама была поглощена своими делами.
   Свои чувства мы не переводили в форсажный режим, подобно самолету-перехватчику. У Иры складывалась своя компания, а меня стали часто приглашать наши девочки - металловеды на свои вечеринки в большой городской квартире. Там тоже была очень приветливая дружелюбная обстановка и хорошие студенты с нашего курса. Некоторые потом переженились.
   В начале пятого курса Ира стала приглашать меня в свою компанию. Однако даты вечеринок (7 ноября и прочие) совпадали и я, по традиции, отправлялся к своим ребятам. Наконец, будущая теща прозрачно намекнула: надо выбирать что-то одно, предложения не бывают бесконечными. Да я к тому моменту уже сделал свой выбор. Мы с Ирой договорились, что она примет у себя нашу компанию: нескольких ребят из нашей группы с приглашенными ими девочками.
   Праздничную обстановку создал Карел Ржига со своей гитарой. Ирины шаньги и котлеты здорово поддержали настроение. С этого дня стало окончательно ясно: мы с Ирой выбрали друг друга. Дальнейшее было только функцией времени и обстоятельств.
  
   Счастлив я, когда ты голубые
   Очи поднимаешь на меня:
   Светят в них надежды молодые -
   Небеса безоблачного дня.
  
   Но всегда, везде и неизменно
   Близ тебя светла душа моя...
   Милый друг! О. будь благословенна
   Красота и молодость твоя.
   И. Бунин

   Снова передо мной альбом с фотографиями студенческих лет. Наша группа - 24 человека, не считая шестерых иностранцев. Один остался в вузе, второй в Гипромезе, остальные ушли в цеха. Со временем еще четверо перешли в проектные и исследовательские институты. Остальные доработали на производстве или в управленческих структурах. За годы учебы со всеми у меня сложились добрые, а с некоторыми и дружеские отношения. Это Гена Артамонов, Женя Ларионов, Гриша Хайтин, Адольф Смирнов, Виктор Низель... и все остальные, кроме четырех, которые пришли в группу позднее или жили не в общежитии, и с которыми так и не случилось оказаться в откровенной теплой обстановке.
   По обеспеченности и уровню развития студентов группа была, в основном, ровной. Сейчас мне кажется, что бедность, и даже нищета многих, не способствовали установлению товарищеских связей на будущие годы, подобно пушкинским лицеистам. Мы разлетелись, как осколки гранаты. Каждый "вгрызался" в свое ремесло, включался в борьбу за выживание, за нормальные условия работы и быта. Начальником цеха, как мечталось и как нас учили, стал далеко не каждый. Изнурительная работа сталеплавильщика-цеховика подорвала здоровье многих. "Иных уж нет, а те - далече".
   Дай Бог всем здравствующим друзьям - однокурсникам крепости и счастья.
  
  
  
  
   Быстро кончилась завалка,
   Наступает время плавки.
   Не создаст воображенье
   Это страшное броженье,
   Это жаркое дыханье,
   Это злое клокотанье.
   Даже дрожь бежит по коже
   (Как поэту жить не мучась!),
   С чем сравнить, чтоб было схоже,
   Эту ярость, эту жгучесть?

С. Васильев

  

Кафедра металлургии стали

1954 - 1961

Первые наставники в исследовательской работе

   Диплом я получил в первой половине июня и сразу в составе экскурсионной группы уехал в Москву. Вернувшись, пришел к заведующему кафедрой, профессору Петру Васильевичу Умрихину, чтобы узнать, в каком общежитии я буду жить, и какая работа меня ждет. Ответ огорошил: "Я еще не решил, кто будет вашим непосредственным руководителем. Вот он-то и ответит на ваши вопросы. Пока найдите в городе частное жилье. В институте предоставление даже общежития - дело непростое. О работе могу определенно сказать, что будете выполнять хоздоговорные задания. Это длительные командировки на заводы Урала и Сибири".
   От лаборантов - химиков узнал, что в прошлом году, отработав положенный срок, с кафедры уволились два инженера, а в позапрошлом - один. Жена последнего, лаборант металловедов, презрительно высказалась о нашей кафедре и похвалила нынешнее положение мужа на заводе ОЦМ. Встретив уволившегося недавно инженера (я знал его в лицо), услышал вялый, брезгливый и лаконичный отзыв о прошлой работе на кафедре.
   Мне казалось, что все это какие-то наветы. Передо мной мелькали уверенные лица аспирантов П. Е. Нижельского, В. А. Старцева, В. Е. Соколова и других сотрудников. Научная деятельность была налицо.
   Рассказал о жилье Ире. У них жить было очень тесно В двух комнатах трехкомнатной коммунальной квартиры: бабушка, отчим с матерью, три дочери; старшая Ира спала на сундуке, младшая, с рождения - лежачая больная. Одновременно нам обоим пришла мысль: "Давай, объединим усилия, поженимся". Ира добавила, что у нее есть приданое - постельные принадлежности. У меня же был только полупустой чемодан.
   Зарегистрировались 31 июля. После длительных поисков нашел комнату за фанерной перегородкой на Пионерском поселке. Катастрофически не было денег. Первого августа отправился на работу. Здесь ждала вторая неожиданность: все преподаватели - в отпуске. Начальник научного отдела Павел Александрович Плотников принял душевно: "Начинай работать сам, читай инструкции, учись у лаборантов. Потом мы как-нибудь оплатим тебе этот месяц. Процедура отдела кадров требует представления заведующего". Пришлось так и поступить. В сентябре выдали мне зарплату 800 рублей, равную удвоенной стипендии первокурсника. На этом окладе я просуществовал три года. Потом перевели на должность младшего научного сотрудника.
   Костлявая рука нужды сжимала мое горло все семь с лишним лет до защиты диссертации. В эти годы я всегда знал до копейки, сколько денег у меня в кармане и на что я могу рассчитывать в столовой. Ребята нашего выпуска устроились по-разному. С 1956 года большинство пошло на повышение в связи с массовым выходом стариков на пенсию. В том году при Хрущеве и Маленкове минимальная пенсия возросла настолько, что на нее стало возможным жить. Заработки работающих в цехе были высокими. Но давались они нелегко.
   Вначале меня определили в помощники к ассистенту В. И. Дьячкову. Он уже семь лет работал на кафедре, когда-то помогал по докторской Умрихину, готовился к защите кандидатской диссертации. Вести хоздоговор Умрихина ему помогал аспирант Соколов. Работа выполнялась на Серовском металлургическом заводе. Занимались снижением содержания неметаллических включений в стали. Первый вопрос Валерия Ивановича ко мне:
  -- Ну, ты в преферанс-то играть умеешь?
  -- Нет.
  -- Тогда зачем ты нам нужен в командировках-то?
   В Серов мы ездили только вдвоем с Соколовым. Я помогал ему хронометрировать операции плавки и отбирать пробы по глубине ванны. Это была его диссертационная работа. Он просвещал меня о тех пунктах договора, которые не связаны с его темой и которые войдут в зону моей ответственности. За такую самодеятельность и независимость Дьячков презрительно и возмущенно называл аспирантов "господами". Возможно, его когда-то сильно угнетали, сталинская дисциплина была беспрекословной. На кафедре происходили конфликты по поводу распределения инженеров и аспирантов по темам. Весной меня передали Дмитрию Константиновичу Бутакову - руководителю работ по повышению противоснарядной стойкости литой танковой брони. Это был серьезный руководитель, активно работающий в лаборатории и на заводах над докторской диссертацией. Он привлекал к заводским исследованиям и других доцентов кафедры. Именно он осенью 1955 года пошел к ректору и решил вопрос о предоставлении мне комнаты в первом студенческом общежитии. Этого его поступка, требующего большой подготовки и убедительной аргументации, я никогда не забывал и, по мере своих сил, до конца его жизни старался отплатить добром. В этом общежитии мы с Ирой прожили 12 лет: шесть лет на 12 кв. м. и еще шесть - на 24 кв. м.
   Д. К. Бутаков вынужден был усилить группу "Водород и азот в стали", руководимую Кириллом Тимофеевичем Курочкиным. В те годы многие пороки литого металла связывали с растворенными в нем газами, главным образом, с водородом. Первые два года отношения с Кириллом Тимофеевичем были чисто формальными, как с Дьячковым. Я ездил на Уралвагонзавод, в Челябинск и Омск со стеклодувом. Мы монтировали там самодельные, довольно сложные аналитические приборы, составляющими которых были стеклянные ртутные вакуумные насосы и ртутные манометры Мак Жеода. С тех пор шесть лет я работал со ртутью, которая непостижимым образом при монтаже или аварии всегда оказывалась на столе или на полу. Я учил персонал отбору проб металла и определению в них водорода. Только после этого можно было проводить исследования. Их мы начали в 1956 г. в Челябинске и в Омске. Одновременно приходилось участвовать в капитальном ремонте комнат, освободившихся после отъезда из зданий института оборонного завода. Кафедра переселилась с четвертого этажа на первый и второй. В подвале разместили перенесенные из главного корпуса плавильные печи. Нам, "водородчикам", выделили две комнаты. Их мы готовили особо тщательно под высокочастотные установки, стеклянные аналитические комплексы, вакуумное оборудование. Стены, потолок и пол экранировали сеткой от исходящего из генераторов высокочастотного излучения. Электромагнитные волны заполняли комнату и, многократно отражаясь от заземленных экранов, затухали. Люди находились в этом поле. Свои опыты проводил я один.
   Первые наши исследования на производстве были просто безграмотными. Например, я вдувал водород из баллона в жидкую сталь, специально оставленную в ковше после заливки танковых башен. Затем отливали фрагмент башни и изучали свойства твердого металла, предполагая в его расплаве большое содержание водорода. То же проделали и с азотом. Мы полагали, что обнаружим те пороки, которые вызваны тем и другим газами.
   Процедура вдувания газов была очень опасная: я стоял на неровном постаменте из башенных опок над раскаленным ковшом и держал в руках стальную трубу с потоком газа. Зрелище собирало большую толпу цеховиков. ЦЗЛ и цех вырезали из отливок различные образцы и подвергали их стандартным испытаниям. В результате мы получили...плотную мелкозернистую сталь высокого качества. Выяснилось, газ при продувке не только растворялся, но в ходе барботажа охлаждал металл. При выдержке, разливке и кристаллизации избыточный водород удалялся в атмосферу. Наблюдаемый эффект объяснялся интенсивным перемешиванием и предельно низкой температурой расплава. Эти исследования: "пороки металла, порождаемые растворенными в нем водородом и азотом" - надо было проводить в герметичной лабораторной печи с полным контролем всех параметров процесса.
   Еще пример: полугодовая работа по определению содержания влаги в факеле мартеновской печи. Мы с Кириллом Тимофеевичем сконструировали вытяжное устройство газа из центра факела, подсоединили насос, газовый счетчик и конденсационную градуированную камеру. На плавках я вводил трубу в разные участки факела, а два заводских лаборанта записывали показания. Содержание воды в факеле держалось всегда в пределах (12Ђ1%). Знакомый молодой специалист-печник, встретившийся мне к концу этой нашей работы, показал простейшую схему расчета состава продуктов горения мазута. Как я не догадался сразу, ведь нам известен состав мазута? Из двух атомов водорода получается одна молекула воды! Результат расчета точно совпал с экспериментом, причем имел меньшую погрешность.
   Было сделано немало и других ошибок и ненужных опытов. Причина в том, что после отъезда в Московский институт стали профессора Явойского В. И. из "водородчиков" остался один К. Т. Курочкин. Он был специалистом, в основном, по изучению растворимости водорода в жидких сплавах и анализу металла на водород. К тому же он оказался перегруженным учебной, партийной и деканатской работой. Ему действительно был нужен помощник, т.к. проблема водородных дефектов беспокоила производственников, немало литых изделий сложной и простой конфигурации уходило в брак.
   К концу 1956 г. я уяснил для себя научную задачу. Мои руководители, конечно, ее понимали, но никто мне не объяснял глобальной картины проблемы. Предстояло понять, каков поток водорода из атмосферы печи в расплавленную ванну и каков обратный поток с пузырьками окиси углерода, особенно в процессе "чистого кипения". Этот второй поток наиболее важен, поскольку именно он удаляет водород. И вот его-то: процесс удаления водорода из жидкой стали - мне втайне захотелось сделать темой своей диссертации. Но два обстоятельства препятствовали этому: обстановка на кафедре и плохие условия для исследователей на заводах.
   Между пятью преподавателями кафедры не было искренних дружеских отношений. Все они могли подготовить докторские работы, но каждому что-то мешало, намекалось, "как ему трудно, а другим-то легко". В некоторых беседах обнаруживалась открытая неприязнь то к одному, то к другому. Так, о Бутакове говорили, что "схитрил", защитив диссертацию, будучи начальником сталеплавильного цеха Уралмаша. Кто же такому возразит? После этого в цех не пустят! Не имея опыта вузовской работы, поступил на кафедру сразу доцентом. Все же остальные выполняли свои диссертационные планы собственными руками, "перелопатили" горы журналов и книг, прошли многолетнюю школу лекторского мастерства. Вызывало раздражение и зависть то, что Бутаков приходит каждое утро в лабораторию и вместе со своими инженерами и лаборантами плавит, испытывает, изучает образцы металла; покупает новое оборудование, контактирует с ведущими металловедами, химиками, литейщиками, переводит и пишет статьи на уровне докторского исследования. Забегая вперед, отмечу, что, когда Бутаков представил свою докторскую диссертацию, апробированную на представительных семинарах и конференциях, кафедра его не поддержала. Заявили, что он привлекая других к своей тематике, включил чужие результаты в свой труд. Это произошло после объединения с кафедрой электрометаллургии и преподавателей тогда стало восемь. Три года Бутаков дорабатывал свою диссертацию и защитил ее в Совете Ленинградского политехнического института, подальше от родной кафедры. Нервное напряжение видимым образом сказалось на его облике и здоровье. Он замкнулся в себе и успокоился. Работа в его лаборатории пошла на убыль.
   Не знаю, что первоначально включил Дмитрий Константинович в свою работу, но он руководил и был в курсе всех исследований, знал результаты и никогда не лез в соавторы, да и случаев научного плагиата было известно много и, вроде бы, не очень осуждалось. Успешно защищали свои диссертации и плагиатор, и автор. Так же и мой полуторагодичный труд о поведении водорода по ходу мартеновской плавки К.Т. Курочкин включил в диссертацию аспиранта Богатенкова, близкого ему по партийным делам. Умный человек, участник войны Богатенков добавил к своей хорошей работе очень отдаленно связанные с ней чужие данные. На семинаре кафедры он смотрел на меня зверем, когда я, услышав в его докладе добытые мною сведения, спросил, а мне-то что теперь с ними делать? Так же смирялся я с включением моими руководителями других лиц в качестве авторов в написанные мной статьи.
   Но таково было отношение к младшим инженерам. По совокупности подобных причин уволился с кафедры электрометаллургии мой однокурсник Игорь Малкин, с которым мы вместе работали в Челябинске по той же Бутаковской тематике. Изменилось и финансирование броневого направления. Раньше, и два года при мне, мы работали по заданиям центральных московских оборонных ведомств. Примерно в 1956 году средства на исследовательские работы были переданы заводам с правом заключения договоров по из выбору. Сразу возник открытый конфликт с сотрудниками ведомственного оборонного института стали. Они решили, что теперь, когда мы оснастили заводы аналитическими приборами, дальнейшие исследования им удастся проводить самим, забрав себе все выделенные на это средства. Опасная маниловщина! Давно сложившиеся научные коллективы в Москве, Ленинграде, Киеве, Свердловске, даже при многолетнем опыте сотрудников, продвигались в проблеме водорода медленно. Мне на кафедре было сказано: "Если не заключишь договор, можешь остаться без зарплаты а, вероятнее всего, перейдешь на другую тематику". В Омске, после нудных и унизительных согласований, главный инженер подписал мне новый договор на два года, при этом пояснил, что московские исследователи часто ездят на заводы в качестве представителей министерства, выполняя функции контроля, и он вынужден с этим считаться. Второе упомянутое мной обстоятельство связано с той же конкуренцией и общим для всех заводов и городов недостатком гостиниц. Мне неоднократно приходилось проводить ночь на стуле в холле гостиницы и жить в самых неблагоприятных условиях. Москвичам бронировали места в заводских домах приезжих. Мы же попрошайничали по всему городу. Кроме того, исследования выполнялись нормально, если на заводе имелся хоть один человек, лично заинтересованный в проведении данной работы. Если такого "агента влияния" не имелось, неприятностей не оберешься.
   Учитывая частую униженность, бесперспективность, отсутствие публикаций, низкую зарплату, я летом 1957 года, по согласованию с О. А. Есиным, подал заявление к нему в аспирантуру в Институт металлургии Академии наук. Характеристику получил в комитете комсомола. И вдруг, по возвращении преподавателей из отпуска, разразилась гроза. Меня демагогически не отпустили. Якобы наш институт затратил силы на мой творческий рост: мне дали сдать два кандидатских экзамена (оба - в свой очередной отпуск). Ректор отозвал мою характеристику. В те годы без характеристики на новую работу не принимали. Этот порядок был отменен позднее. Я, правда, от обиды сунулся в создаваемый совнархоз, но поздно, штат был укомплектован. Петр Васильевич Умрихин сразу же предложил мне "пряник" - аспирантуру на будущий год. "Кнут" Кирилла Тимофеевича свистел тоже недолго. Я был подавлен, но Кирилл Тимофеевич оказался незлопамятен.
  
   Не стоит время торопить,
   Но и замедлить его сложно.
   Оно - связующая нить
   Меж тем, что было, что возможно.
  
   Живи мгновеньем - в этом суть
   И наслаждайся жизни часом.
   Долой сомненья! Быть - не быт
   Не нам решать. А участь наша -
  
   Испить всю чашу бытия,
   Ту, что ниспослана нам свыше,
   Не расплескав через края
   Ни мед, ни яд. Спеши потише!
   М. Б.
  
   Наши отношения стали улучшаться и медленно переходить в дружеское сотрудничество. Поездок, кроме Омска, у меня практически больше не было. Я стал ездить на конференции, создавать в нашей лаборатории две новые экспериментальные установки. Прослушал новые курсы лекций Есина и Попеля по физико-химическим исследованиям. Курочкин и Сучильников стали моими надежными старшими товарищами. Считаю, что Кирилл Тимофеевич совершил научный подвиг, дав добро на публикацию моих материалов о поведении водорода по ходу плавки. Наш вывод полностью противоречил результатам работ школы В.И. Явойского, учителя и в какой-то степени друга Кирилла Тимофеевича.
   Явойский утверждал, что при высокой скорости обезуглероживания проходит дегазация расплавленного металла. Лизоблюды и карьеристы подгоняли свои данные под мнение влиятельного ученого, основанное на показаниях старой, военных лет, аналитической техники. Явойский мог заблуждаться вполне искренне. Мы же привели результаты более сотни плавок, выводы и доказательства о том, что в атмосфере мартеновской печи настолько много водорода, что он, при его высокой диффузионной способности, неизбежно насыщает металл почти до состояния равновесия. Удалить его можно только вне печи.
   Наш вывод вызвал бурю возмущения на конференции в Московском институте стали, но постепенно В.И.Явойский перестал публиковать статьи о "критической скорости окисления углерода", выше которой концентрация водорода должна уменьшаться. Вопрос об ошибочном способе дегазации в мартене был закрыт.
   Появились два новых аспиранта - Г. С. Ершов и И. А. Новохатский. Эти ребята - остроумные, работящие, в меру циничные, зло высмеивающие любого не только за глаза, но и в глаза, - возродили во мне чувство собственного достоинства. Мы часто бывали вместе и, среди тех, кто меня плохо знает, моим словам нередко и сейчас приписывают какой-то второй смысл, мне до сих пор аукается, что я такой же "злой нахал". Работа в лаборатории увлекла меня. Аспиранты работали с утра до того часа, когда охранники начинали привязывать в коридорах злющих сторожевых собак. В октябре 1961 года я защитил кандидатскую диссертацию. К тому времени я уже год работал ассистентом кафедры металлургии стали.
   В связи с уменьшением нагрузки кафедры (из наших двух групп сталеплавильщиков, одну передали во вновь открывшийся Челябинский политехнический институт) надо было решать, где работать? Приглашали в НИИМ Челябинска, в Пермский политехнический институт, на кафедру теории металлургических процессов и кафедру физики УПИ. Последний вариант я и принял, исходя из того, что физика металлов - важное физическое направление в нашем городе. Меня научили любить металл, продемонстрировали, как много уровней познания и беспредельной глубины существует в этой области. Мне показалось, что я найду применение своим знаниям и почерпну много нового и полезного. Учел, что зав. кафедрой П. В. Гельд читал нам когда-то физическую химию и теорию металлургических процессов.
   Уходя с кафедры металлургии стали, я поблагодарил своих первых наставников в науке П. В. Умрихина, Д. К. Бутакова и К. Т. Курочкина. Эти имена я повторил на Ученом Совете при завершении процедуры защиты своей докторской диссертации в 1970 году.
  
   Принимаю тебя, неудача,
   И, удача, тебе мой привет!
   В заколдованной области плача,
   В тайне смеха - позорного нет!

А. Блок

  
   Семья. После пяти лет жизни в общежитии я привык выполнять элементарные хозяйственные обязанности - протирать стол после еды, прибираться в своем углу и в комнате, стирать мелочевку, варить картошку. В первый же день нашей с Ирой совместной жизни в арендуемой комнатке она не допустила меня помогать накрыть стол: "Сиди, я тебя позову". Мое возмущение было пресечено: "Ты делай свое дело! А мое - я сделаю одна быстрее, чем с тобой!". Скоро я привык к новым условиям. Дома мои мысли оставались свободными и много хороших идей приходило в голову после работы. Мы никогда не обсуждали распределение обязанностей. Каждый на пределе сил тянул свою "лямку бурлака". Домашние дела я выполнял либо по наводке (вижу непорядок), либо по просьбе. Это позволяло мне продолжать свою дневную работу. За домашним столом я произвел не меньше продукции, чем за институтскими столами и установками. В первое время я, никому не рассказывая об этом, готовился к кандидатским экзаменам, а потом делал наброски статей, отчетов и диссертации.
   Первой к нам приехала бабушка, за ней - Валентин Иванович. Оба ночевали у нас и убедились в предельной скромности нашего существования. Жизнь каждого из них и Тани тоже печалила нас. Ни у того, ни у другого не было духовной гармонии с окружающими. В моей записной книжке: "5.11.54. Все время думаю о маме, Тане, бабушке". Подобные записи встречаются и далее.
   Когда мы, осенью 1955 года, переехали в общежитие, Ира училась на пятом курсе. 16 января 1956 г. у нас родился сын Алеша. Эта радость была несоизмерима ни с чем. Няню нашли в соседнем бараке. Это была добрая, мудрая и работящая пожилая женщина, воспитавшая дочь и сына, которые под влиянием неписаных законов труда и быта выросли беспробудными пьяницами. Сын умер вскоре: при попытке навестить мать упал замертво в пьяном виде прямо перед ее дверью. Дочь, после смерти матери, еще до похорон, пропила мгновенно все ее скудное имущество.
   Алеша любил и обнимал "бабу Тюлю" (Шуру) и не любил вторую свою "няню Леню", которая перешла к нам от соседей. Она давно жила в нашем общежитии в одной комнате с хозяевами и ребенком. Вырастив до детсада или школы воспитанника, она переходила в другую семью. Надо пояснить, что весь первый корпус, как и второй, были заняты сотрудниками. Студенты жили в других корпусах. Впоследствии мы обнаружили, что новая няня, кроме непривлекательной внешности (хромота, косоглазие, бельмо) имела своенравный недружелюбный характер. Эти отрицательные черты со временем усиливались, поскольку молодые хозяева совершали массу ошибок, а ее опыт накапливался, и она могла научить кое-чему необходимому. Воспитанию ребенка она мало принесла пользы, но кормила, надеюсь, исправно. Я пропадал в командировках, а Ира - на заводе "Энергозапчасть".
   Бабушкины письма были написаны, если не кровью, то слезами. Она писала, что Тане в ее возрасте нужно обязательно сменить обстановку. Ее характер из честного, доброго и открытого превращается в полную противоположность. Начало этой деформации было положено еще на Криолите, а здесь, в обстановке старых взаимных обид тети Нилы и бабушки, процесс активно продолжался. Меня умолял человек, который о своем благополучии давно перестал и думать. Бабушка молча выплакивала в письмах карандашом события их жизни и свою заботу о Тане.
   Еще до рождения Алеши, к моменту переезда в общежитие, я перевез Таню к себе. Она пошла в десятый класс. При няне Лене жили все пятеро в нашей однооконной комнатке. Вскоре после отъезда Тани из Полевского у бабушки обнаружился туберкулез. Ее поместили в соответствующее отделение инфекционного барака. Дядю назначили главным инженером строительства Красноярского алюминиевого завода, и они с тетей уехали. У меня до сих пор разрывается душа от того, что я не только не помогал бабушке, но на деньги, переданные ей летом 1956 г. дядей Валей, я срочно собрал посылку маме, от которой тоже шли трагические письма. Тут же, когда приехал к бабушке с гостинцем: пачка чаю, лимон, кральки, - я все ей рассказал. Вначале обрадованная, узнав о моих затратах, она сразу сникла. Я спросил: "А тебе-то зачем деньги? Ты говорила, что кормят нормально". Она, смутившись: "У меня все износилось. Вот штанки бы надо купить". Я же свободных денег совершенно не имел. Перед каждой получкой приходилось брать в долг у профорга. Такими болезненными, тяжкими грехами приобретался мой жизненный опыт.
   Таня поступила на стройфак УПИ и со второго курса перешла жить в студенческое общежитие. Она любила гулять с Алешей, водила его в свою комнату, где девчонки хохотали над фантазиями малыша. В сентябре 1956 года вернулась мама. П. А. Плотников помог прописать ее ко мне. Разобравшись в обстановке, она уехала в Полевской. Забрала бабушку и, с разрешения брата, поселилась в маленькой комнатке его дома, потеснив квартирантов. Чтобы меньше встречаться с людьми, устроилась рабочей в криолитовый цех, на флотационную фабрику: подбирала лопатой сыпучие, падавшие с транспортерной ленты. Ходила к сестре Валентина Ивановича, вместе поплакали: он в 1954 г. женился, родилась дочь, но в 1956 г. умер. Замечу здесь, что мне, на старости лет, захотелось поклониться его могиле. Попросил школьных друзей помочь найти это место. Оказалось, известны посетители могилы, но мне отказали, либо сами смотрители, либо что-то утаили от меня мои посланники. Ничего-ничего, по-возможности, не надо просить через посланников. Лучше получить отказ в глаза, чем "играть в глухой телефон" и потом недоумевать: "В чем же дело? Заблуждается кто-то?" Или как у Райкина - "пустячок, а приятно".
   Бабушка умерла 25 августа 1957 г. на 77 -ом году жизни, как и дедушка. Маме было 45 лет, ей настойчиво делал предложение 55-летний начальник ее цеха Михайлов Александр Леонидович. Его жена умерла больше года тому назад. Он жил с 12-летним сыном Сашей. Старшие дочь и сын жили самостоятельно в других городах. После долгих колебаний мама согласилась. Она оставила цех, начала руководить во дворце культуры драматическим коллективом, занималась воспитанием и школьными заданиями Саши.
   В течение следующего года случилось подряд две беды. Разбил паралич мать Александра Леонидовича. Она жила в Свердловске, пришлось перевезти ее, неподвижную, к себе. Ухаживала за ней в течение шести лет, естественно, мама. Воздух в комнате больной соответствовал выражению Дон-Кихота: "Нет, Санчо, это не амбре". Вскоре попал в автомобильную аварию и сам Александр Леонидович. При возвращении вечером с завода домой, в легкие сани-кошовку начальника цеха врезался на большой скорости грузовик. Оказались разбитыми лобные кости, не считая других переломов. Врачи провели сложнейшую операцию, в лобную часть поставили серебряную пластинку. Александр Леонидович стал инвалидом второй группы: обмороки, головные боли. В итоге, после нескольких служебных перемещений: ОТК, отдел техники безопасности - пришлось уйти на ничтожную пенсию по инвалидности. Постепенно его беспрекословная вера и преданность партии, а, скорее, партийному аппарату, стала претерпевать некоторую эволюцию.
   Александр Иванович родился в 1902 году, заявление о вступлении в партию подал в 1918 г. будучи красноармейцем. Пройдя кандидатский стаж, был принят в РКП(б) в 1919 г. После армии служил в частях особого назначения, награжден боевым оружием. Этот наган хранился у него до самой смерти. В 1933-38 годах учился на очном отделении химфака УПИ, одновременно был секретарем партбюро. Обо всех своих профессорах и преподавателях часто рассказывал и отзывался о них с глубоким уважением. В годы войны был на ПКЗ освобожденным секретарем ЦК. Тогда существовала такая выборная должность, вроде комиссара. Работал директором завода в г. Кировграде, затем вернулся на ПКЗ начальником криолитового цеха. Постоянно избирался в партком завода. После получения инвалидности он рассказывал: "Обратился я по инстанциям о предоставлении мне пенсии республиканского значения. Со всеми полевскими решениями и поддержками поехал сам в хорошо знакомый мне обком партии. Инструктор обкома, просмотрев мои документы, спросил: "Ну, а какие, собственно, у вас заслуги перед партией?" У меня потемнело в глазах. Чтобы не потерять сознание, я молча встал и вышел. Потом получил письменный отказ".
   Пришлось им с мамой и Сашей сильно ограничивать свое потребление. Правда, я помогал маме ежемесячно деньгами и гостинцами с первой своей зарплаты до ее смерти. В те годы это были небольшие деньги. Замечу, что вначале, да и в особых случаях, эти переводы делались по требованию мамы: "Боба! Нам не хватает денег!". И это правильно, иначе я бы не догадался.
   Здесь не могу не сказать об Ире. Лучше и лаконичнее Н. А. Некрасова мне своих чувств не выразить.
  
   В ней ясно и крепко сознанье,
   Что все их спасенье в труде,
   И труд ей несет воздаянье:
   Семейство не бьется в нужде.
  
   В 1967 г. все старые большевики, в том числе и Александр Леонидович, в связи с 50-летием революции, стали получать персональные пенсии союзного значения. Главное было не в сумме - 145 рублей, а в продуктовых наборах через магазин. Александр Леонидович и мама обычно называли их, несколько шутя, "паек".
   Еще пример задумчивого рассказа Александра Леонидовича: "Знаешь, Боря, у нас на заводе очень много неправильного и в руководстве людьми, и в отношениях между людьми. Почему загнали нас, старых партийцев, в партгруппу пенсионеров и не привлекают хотя бы к индивидуальной работе с отдельными лицами? Почему не сказать: "Леонидыч! Пораскинь мозгами, выступи у нас на собрании, подскажи. Так нет же! Каждый только о себе думает!"
   Дальнейшие подобные разговоры были так же редкими, лаконичными, но выражали опасливые сомнения в правильности происходящего. После них он задумывался и молчал, как будто его тяготило тяжкое предчувствие. Нарушить это молчание, спросить - было неловко.
   За семь лет до смерти Александр Леонидович получил еще одну травму. Пятнадцатилетний хулиган для забавы толкнул его и, упавшего, пинал ногами. Прекратился отток мочи. Врачи прокололи бок, ввели катетер, подвесили пузырек. Тогда в Полевском еще не было удобных резиновых мочеприемников. Человека "приковали" к постели: лежи, сиди около пузырька.
   Александр Леонидович умер в декабре 1986 г. Они с мамой прожили 30 непростых лет; раз 8-10 ездили на лето к Тане в Подмосковье, домовничать вместе с внучкой Ирой. Я, к сожалению, знал Александра Леонидовича только нездоровым, изувеченным, но мне часто вспоминается эта мужественная, мудрая личность.
   Примерно в 1964-67 годах у мамы случился инфаркт, потом инсульт. Долго лежала в больнице. Нога так и осталась слегка волочиться. Года за три до смерти ноги отказали совсем. Умерла мама 23 декабря 1999 года.
  
   Кап да кап все дождь по крыше...
   Из неведомых миров
   Чей-то голос мной услышан:
   Голос предков? Голос снов?
   Разговор мне тот понятен.
   Что ни капля - то словцо.
   Из жемчужных звонких пятен-
   словно с неба письмецо.
   Эти черточки и точки -
   Душ немых прямая речь.
   Не забуду я ни строчки,
   Постараюсь все сберечь.

М. Б.

   Сестра Таня успешно закончила институт. Вышла замуж, но неудачно. Вторичный союз был заключен в подмосковных Мытищах с Виктором Свинцовым. Оба работали в Москве, тратили на транспорт ежедневно по 4-5 часов. Дослужились до начальников отделов: Таня - проектного, Витя - исследовательского. Дочь Тани от первого брака, Ира, инженер-строитель, - жена военного летчика. Дай Бог им всем здравствовать еще долго-долго.
   Мы верили, что физика считалась
   Наукою элитной испокон,
   Но лишь теперь нам осознать досталось,
   Какой в природе основной закон,
   Что жизнь - борьба, а не аплодисменты,
   Естественный отбор - не ерунда...
   Приходят и уходят президенты,
   А физика останется всегда.

Вячеслав Лобанов

  
   На кафедре физики освободились две вакансии:
  -- преподаватель с "окном",
  -- инженер, потерявший "шурупы"
  

Из объявления в стенгазете "Электрон"

Кафедра общей физики

1962 - 1998

Суровая школа выдающегося ученого

  
   В первое время работы ассистентом кафедры физики я не редко совершал неприятные для себя ошибки в преподавании курса и в поведении. Совершенно незнакомым было все: и новые обязанности, и смешанный коллектив вместо мужского. Слишком бурно протекала наша дружба с разгульным и остроумным Г. С. Ершовым (позднее спокойный обмен информацией с бодрым юмором продолжался без перерыва до его смерти в 2005 г.). Огромный авторитет заведующего кафедрой Павла Владимировича Гельда, автора, вместе с О. А. Есиным, трех толстых фундаментальных учебников для металлургов, заслонил для меня остальных. Я рьяно "присягнул" ему и оттого не сумел понять и оценить изнурительного и неблагодарного труда второго заведующего - Геннадия Дмитриевича Федорова. В те годы единый коллектив кафедры общей физики формально состоял из двух кафедр. П. В. Гельд, при общей главенствующей роли, руководил исследовательской работой, а Г. Д. Федоров - ученой. Кроме отмеченных причин моих ошибок, была еще одна. Настойчиво звал к себе работать зав. сталеплавильной лабораторией института металлургии Уральского научного центра АН Михайликов С. В. Но, наблюдая на предприятиях человеческие отношения, я понимал, что везде найдется недоброжелатель, как, впрочем, и друг. Наконец решил: какой смысл переходить в заведение, аналогичное тому, которое я только что покинул. Свои неудачи я тяжело переживал, делал выводы, учился.
   Главное, что я увидел на кафедре физики, так это научную школу выдающегося ученого. В отличие от школы О. А. Есина, она была приближена не к шлакам, а к металлам и сплавам. Здесь для экспериментаторов - металловедов царили самый современный арсенал средств и уровень обсуждения результатов. Интуитивно чувствовал, что за такую школу надо держаться.
   Чтобы коротко отразить свое впечатление о масштабе личности П. В. Гельда, приведу часть текста своего выступления на заседании кафедры 26.11.93г., посвященного памяти учителя.
   "...Его деятельность составила совершенно особую, яркую эпоху в жизни кафедры физики. Особенно два золотых десятилетия, с 1960 по 1980-ый годы. В 60-62 - ом годах произошла смена поколений в преподавательском штате. Половину кафедры тогда составляли тридцатилетние. Например, праздники 8 марта проходили с самодеятельностью, пирогами, танцами. Творческий подъем был необычайный, потому что молодежь попала в хорошие руки. Работа в научных лабораториях шла с 9 утра до 11 вечера. При этом учебная нагрузка достигала 960 часов в год. Семь групп у ассистента считалось нормой.
   Учебная и научная работа переплетались теснейшим образом. Методические семинары чередовались с научными. В том числе и при выездах на наши зимние каникулярные заседания на турбазу "Хрустальная". Мы и там, в основном, работали, хотя ходили и на лыжах, и пели, и читали стихи. Причем та, вообще-то изматывающая работа, иногда до полного изнеможения, воспринималась как необходимое, как то, что и должно быть на определенном этапе жизни человека. Еженедельные "субботники" в кабинете Гельда подстегивали, торопили, не давали отвлечься. Мы хоть и огрызались иногда, но немного было тех, кто захотел замедлить ритм своей работы и жизни. Если и меняли вид нагрузки, то в силу своих внутренних наклонностей и индивидуальных потребностей.
   Павел Владимирович пришел на кафедру физики в 1952 году. Все находящиеся на этом заседании поступили сюда позднее. Им было чему поучиться у Павла Владимировича. Это такая личность, которая независимо от отношения с ней - хороших или плохих - неизбежно обогащает.
   Я сам, да и большинство здесь сидящих, благодарны провидению, что довелось работать с ним. Его любили и, бывало, злились на него, протестовали, спорили, выворачивались. Но, несмотря на весь этот букет, хотелось работать и общаться именно с ним. Потому что это было полнокровное общение, с учетом всех атрибутов и нюансов вузовской жизни. Общение с мудростью! Общение, сопровождавшееся развитием, но уж никак не деградацией. Мы с вами - не серая масса равнодушных людей. Нет! Каждый сотрудник нашей кафедры - личность - и во многом благодаря Павлу Владимировичу.
   Для меня - это Гигант, это недосягаемый лидер кафедры на протяжении 40 лет. И не только кафедры - это лидер научного направления: высокотемпературной физической химии и физики металлов.
   В чем его притягательность, основные черты? Во-первых, - колоссальная работоспособность. Во-вторых, - общительность (он рассылал до 70 открыток к Новому году). В-третьих, талант организатора. Сюда я бы включил и широчайший спектр его отношений с одним и тем же человеком. В зависимости от обстоятельств он мог быть предельно участливым, а мог быть жестким и даже жестоким. Почти все у нас помнят его руку (на плече или при пожатии): иногда легкую, дружескую, а иной раз - тяжелую и холодную. Это не недостаток, это - тяжкое бремя руководителя. Потому-то мы и оставались под его руководством, не разбегались, понимая, что для каждого из нас сложился далеко не худший вариант, во многом - наоборот. Выросшие здесь, на кафедре, и перешедшие в другие организации доктора и кандидаты всегда считали и считают его своим учителем и руководителем.
  
   Да разве сердце позабудет
   Того, кто хочет нам добра,
   Того, кто нас выводит в люди,
   Кто нас выводит в мастера.
  
   Очень много конкретных дел можно поставить в заслугу Павлу Владимировичу, но сейчас не хотелось бы разбавлять главного, чтобы не получилось занудно. Он этого тоже не любил. Работать с ним было сложно, но интересно, как в шахматной игре. Кстати, проигрывать он тоже умел: с достоинством, без жалоб и нытья.
   Восстановим мысленно мелодию марша Людмилы Лядовой, и приступим к нашей повседневной работе:
  
   Эй, музыканты! Где ваши ноты?
   Будет сегодня много работы!!!
   Вспомним былые славные битвы!
   Марш проиграйте, старый, забытый!
  
   Реферативно и фрагментарно охарактеризую обозначенный в заголовке раздела период.
   Моя исследовательская работа началась с того, что я почти три года лично выплавлял аспирантам и инженерам кафедры сплавы для изучения, на вновь полученной высокочастотной печи. Вместе с тем, на втором году работы начал изучать электросопротивление силицидов железа, активно привлекая к исследованиям лаборанта Г. В. Тягунова. Этот, окончивший механический техникум и отслуживший в армии, сотрудник оказался исключительно толковым помощником. Через пять лет он окончил институт. Затем по результатам своих исследований в нашей, к тому времени сильно развившейся, лаборатории защитил кандидатскую, а далее и докторскую диссертации. В 80-х годах он был избран заведующим кафедрой "безопасность жизнедеятельности" и проректором института по научной работе. Другим помощником стал аспирант Ю. Н. Акшенцев, великий труженик, дружба с которым также продолжается по сей день. Ныне он, помимо большой научно-организационной деятельности, руководит плавильной лабораторией высочайшего уровня качества. Они двое и заложили основы требовательности к работе экспериментатора в области изучения свойств расплавленных металлов.
   Здесь, на кафедре физики, тоже пришлось учиться самостоятельности и независимости. Например, на вопрос о национальности, как-то ответил: "Я русский, но ты считай, как хочешь. Полагаю, во мне, как и в тебе, немало кровей намешано".
  -- Ну, а все- таки?
  -- А не пошел бы ты, куда подальше, с-сука?
   По службе я продвигался медленно. Будучи ассистентом, вел семь групп. Годовая нагрузка - 800-1000 часов. Аттестат доцента получил в 1966 г. Лекции читал в двух-трех потоках из 6-7 групп. Несмотря на то, что со студенческих лет меня привлекала исследовательская работа, преподавание тоже иногда доставляло большое удовлетворение. Студенты создают особый настрой, перед ними нельзя быть равнодушным, на это они реагируют мгновенно. Иной раз лекция читается легко, чувствуешь себя как рыба в воде, студенты втягиваются в процесс обсуждения материала, задают вопросы. А бывает, каждое слово приходится выдавливать из себя. У меня это происходило от угнетенного состояния духа или плоти. Вероятно, каждый преподаватель обладает собственными педагогическими наклонностями и вырабатывает свои приемы воздействия на аудиторию. Мне здесь важно подчеркнуть, что кафедра - это такое образование, которое вполне конкурентоспособно по привлекательности с любым другим научным и, вообще, творческим коллективом. Поэтому я и задержался на ней на всю оставшуюся жизнь.
  
   Семь лет подряд, с 1963 г., меня избирали председателем профбюро кафедры. Главные проблемы моего поколения, помимо производственных, - это жилье, зарплата и воспитание детей.
   Институт мало строил своих домов, чаще вкладывал деньги, видимо, небольшие, в долевое строительство. В каждом профбюро и цехкоме, а их было в УПИ - 21, существовали свои очереди на квартиры. Чтобы периодически "стравливать" пар, профком института и ректорат при распределении хотя бы нескольких квартир собирали, так называемый, "большой хурал". Здесь каждая первичная организация "отстаивала" своих первоочередников. Эти лица, выйдя на первое место в очереди, начинали заранее ходить на приемы к ректору и в жилищную комиссию профкома. Иногда на эти визиты уходили годы. За 38 лет моей активной работы на кафедре государственные квартиры получили не более десяти наших преподавателей.
   Об этом же, но в стихах, пишет Рита Бахирева. 26 лет она проработала в Уральском научно-исследовательском институте черных металлов, 12 из них - руководителем музея, в полной мере на себе испытав все тяготы чиновничьего волюнтаризма: отсутствие жилья, мизерная зарплата, унизительные аттестации, демонтаж музея - своего детища.
  
   О Господи! Помилуй и спаси!
   И помоги мне вырваться из ада
   Людских страстей -
   жестоких и смешных
   и жертвою не пасть
   в небытие несущегося стала.
   ...
   Нет, не стану у сильных
   я просить подаянья.
   Не дождется мольбы
   та чиновная рать.
   Мне важней и дороже
   моего состоянья -
   мое гордое право
   ее презирать!

М. Б.

   Напряжение сняли жилищно-строительные кооперативы. Около тридцати сотрудников кафедры физики, в том числе и я - в 1967 году, получили в них квартиры. Чаще всего, деньги брали взаймы, возвращая их в течение 3-4 лет.
  
   Оплата труда преподавателя определялась должностью и званием. При этом за успехи в работе сотрудники награждались также почетными грамотами. По существу, они служили эквивалентом, вернее, заменой денежных надбавок. Однако их количество никто не учитывал. Я помню, как ехидничали и потешались в кулуарах над одним высокопоставленным преподавателем, который отчитываясь на Ученом Совете, сказал, что у него 40 почетных грамот разного уровня.
   Процедура представления к должностям и званиям, а также прохождения конкурса каждые пять лет, требовала утверждения характеристики шестью инстанциями: партгруппа и заседание кафедры, партбюро и Ученый совет факультета, партком и Ученый совет института. Последние были позднее оставлены только для профессоров. (Надо учесть еще и предварительные конкурсные комиссии).
  
  
   Нет, не стану у сильных
   я просить о пощаде.
   Не унижусь до боли,
   подаянья моля.
   Пусть сегодня как будто
   те играют правами.
   Только мне-то известно,
   что права все же я.
  
   Твердолобой толпою
   те стоят предо мною.
   Монолитны, как камень,
   и тверды, как гранит.
   Только мне-то известно-
   вот ведь что интересно, -
   что не силу, а слабость
   все ж та глыба таит.
  
   Воспитание детей волновало всех моих сверстников. Дети - это радость, мучительные раздумья, безуспешные попытки проникнуть в мир ребенка, предугадать его наклонности, чтобы помочь. Отношение к ребенку - это выше и больше, чем любовь. В процессе воспитания нередко встречаешь замкнутость, не находишь контакта, нет времени во всем этом разобраться, как и в детском окружении твоего сына или дочери. У большинства сверстников было по одному ребенку. Главные причины - отсутствие квартиры, низкая зарплата и загруженность работой (надо! надо!). Наш Алеша попал в детский садик только в три с половиной года. Полгода пришлось ждать место в одном из двух детсадов УПИ. Оказалось, наш детский сектор профкома, под чьим-то давлением, давал в детсады путевки детям от других организаций, не имевших отношения к институту; а также помогал влиятельным дедушкам и бабушкам УПИ, но не бедствующей молодежи.
  
   Ведь все пройдет: здоровье и успех,
   Чванливость и неправые победы.
   И жалок, ты прощения у тех
   придешь просить,
   Кого сегодня предал.
  
   В 1970 г. я защитил докторскую диссертацию, в 1973 - утвержден в звании профессора, в апреле 1974 г. назначен, (затем избран) заведующим кафедрой вместо направленного в пединститут на должность проректора Г. Ф. Федорова.
   Почему я согласился подняться на эту Голгофу?
   Первый раз, когда Павел Владимирович, усадив меня перед собой в присутствии парторга А. В. Сабирзянова, предложил мне занять место Г. Д. Федорова, я отказался. Встал и почти вышел из кабинета, открыв дверь. Оба они меня вернули. Разговор продолжился. Вечером - вызвал ректор - Заостровский Ф. П. Никаких комплиментов, как и на кафедре не говорилось. Только предложение и аргументация: по уставу института ("Положению" Минвуза) заведующим кафедрой должен быть доктор наук. В словах ректора проскользнул аргумент, ставший для меня главным: "А Вы представляете, какие отношения могут сложиться лично у Вас при новом заведующем, если откажетесь? Вот я постоянно вынужден улаживать разные конфликты на кафедрах института. В эту работу вовлечены и ректорат, и партком, и профком. Не успеваем создавать комиссии по жалобам и регулировать отношения между преподавателями. Кстати, меня тоже не с оркестром принимали в УПИ. Не менее пяти лет ушло на овладение обстановкой..."
   Раздражено добавил: "поддержку обещаю". После этого я решился. Чувствуя его раздражение, видя его непоседливость (возбужденное перекладывание бумаг), уловил, что в этот момент он, как говорится, "комок нервов". Вероятно, немало за сегодняшний день досталось ему нервотрепки и волнений. На его стуле - любому будет нелегко.
  
   И вечный бой! Покой нам только снится.
   Сквозь кровь и пыль...
   Летит, летит степная кобылица
   И мнет ковыль...
   А. Блок
  
   П. В. Гельд предложил мне взять на себя всю организацию учебного процесса, вести заседания кафедры, посещать все ректорские и деканские совещания. Относительно исследовательской работы, еще 3-4 года до этого, он сказал: "Боря, меня интересуют только интерметалиды и немного - промышленные ферросплавы. В статьи по сталям вы меня не включайте, пусть это будет ваше хобби".
   Начальный этап выполнения функций заведующего, в условиях двух кафедр и двух начальников, часто приводил меня в замешательство. Да и не только меня. К 1974 году в научных группах кафедры работали не одни лишь молодые инженеры и редкие кандидаты наук, но и зрелые докторанты, связанные с крупными научными коллективами и влиятельными управленцами. Восемьдесят человек научного штата, а с ними и некоторые преподаватели кафедры имели достаточно самостоятельных неофициальных микроруководителей и нередко позволяли себе нарушения дисциплины труда и кафедральной субординации.
   Мы втроем: П. В. Гельд, парторг А. В. Сабирзянов и я - один день в неделю посвящали обсуждению текущих дел. Самым неприятным было узнавать, что некоторые сотрудники подписывали свои командировочные документы (отъезд и приезд), хоздоговора, разного рода заявки, то у одного, то у другого заведующего, прибегая к хитрости и обману. При этом сами организовывали себе замену, отправляя читать лекции неподготовленных молодых ассистентов, и вообще, пренебрегая установленным порядком. Участились случаи оформления командировок вообще без подписи зав. кафедрой (подписывали у замдекана, в научном отделе и отдавали на оформление). Даже хоздоговора ухитрялись подписывать у проректора, минуя зав. кафедрой, но имея кучу визирований у лиц, ни за что не отвечающих по данной работе. Поручения не выполнялись: реже - П. В. Гельда, чаще - мои. Доходило до грубости и хамства, опять же, чаще в мой адрес. Иногда Павел Владимирович, взволнованный, заходил ко мне и в неустановленный день: "Боря, доценту "икс" прошу ничего не пописывать, отправляйте ко мне. Меня засыпали телеграммами и звонками, а я его найти не могу. А вот старшего научного сотрудника "игрек" надо гнать с кафедры в шею. Наобещал от моего имени целый ряд невыполнимых измерений и подписал у заказчика счета на материалы и оборудование для своих "прожектов". Спрашиваю его, где образцы, кто будет делать? Так он меня же, бессовестно, вынуждает этим заниматься".
   Вот тогда-то я стал лучше понимать суровость и постоянную напряженность Г. Д. Федорова, возрастающие заботы П. В. Гельда.
  
   Хрустальная беспомощность мгновенья
   меж жизнью и у бездны на краю,
   трагическое острое прозренье
   на грани: ни в аду и ни в раю.
  
   Секунда...как изменится все странно...
   Казавшееся значимым - ничто.
   У Бога на тебя иные планы,
   А ты в пространстве вечности - никто.
  
   Как мы живем нелепо и обманно.
   Как правит нами в жизни суета.
   И лишь тогда трезвеем от дурмана,
   Когда грядет последняя черта.

М. Б.

  
   Беспорядок ("рост энтропии в замкнутой системе") искал новые области для разрухи. Мы же обязаны были укреплять порядок. Прежде всего, следовало пересмотреть систему контроля и учета всех видов полезной деятельности кафедры. У каждого из названных троих руководителей, кроме общей глобальной задачи, были разные обязанности, заботы и стили работы.
   Я спрашивал себя, почему столько обид приносит демократический стиль руководства? Ты убеждаешь, а в ответ получаешь по морде. Твой ученик - новоиспеченный кандидат, которого ты привел на кафедру, писал ему статьи, возил в командировки, - и такая же твоя ученица - голосуют против твоих предложений! Мало того, когда ты на заседании кафедры или на собрании стараешься привлечь внимание аудитории, - они начинают в полный голос разговаривать с соседями. Чем ты громче, тем и они громче. На них шикают, а им хоть бы что. На лицах у обоих насмешка и удовольствие: "Ну что, съел?" А твой молодой доктор наук, встав заискивающе в кружок твоих недоброжелателей, не замечает, что ты проходишь мимо, хотя все остальные приветливо поздоровались. А от этих, последних, что ждать? Они так глупо не выпячивают свою неприязнь ко мне. Ими руководят не только симпатии-антитипатии ("Я его терпеть не могу"), а выгода, конъюнктура, дальний прицел: "Чем хуже - тем лучше". В выступлениях же о своих нуждах обязательно вставят: "Это нужно для кафедры"
   А, может быть, и мне применить способ Г. Д. Федорова? В течение учебного года набрать физиков на свободные по институту вакансии, достаточно 5-6 человек, раздуть штат, этим облегчить нагрузку на других, а весной - подвести неугодных под сокращение штатов. Он мне подробно разъяснял этот механизм, одобренный ректоратом: удалось освободиться от плохих и неугодных и набрать молодых. Есть и другие приемы. Гори он огнем, этот Demos.
   Работа заведующего - с одной стороны, требования партии, правительства, ректората, ..., а с другой - консерватизм, капризы, упрямство, необязательность, безответственность и прочие "нетипичные" слабости "отдельных лиц большого коллектива".

O TEMPORA! O MORES! ?

  
   Какими разделами и в каком стиле завершить мне описание этого периода и, тем самым, закончить работу над книгой? Мое поколение вышло на пенсию. Не растерять бы положительный опыт тех лет, а на отрицательный только лишь указать, поскольку "из песни слова не выкинешь". Значит, при сохранении общей жизнеописательной формы следует глубже отразить главное - учебную и научную работу.
   Учебную я решил изложить в виде реальных диалогов, записанных в разные периоды одного учебного года: осенью, зимой и весной.
   Научную - на примере группы "Металлические расплавы".
   Важные для коллектива сведения о финансировании кафедры, снабжении ее материалами и оборудованием в книгу не включены, т.к. скучны для восприятия и вызывают отрицательные эмоции (как, например, введение лимитов на сумму заключаемых кафедрой хоздоговоров. "Низзя"). Отечественное оборудование, от плавильного... до вычислительной техники всегда требовало развитой ремонтной базы и квалифицированных сотрудников. Так, из нескольких десятков ЭВМ и компьютеров, приобретенных кафедрой до 1993 г., сравнительно неплохо работали только машины Д3-28. Остальные типы ЭВМ принесли нам огромные финансовые и трудовые затраты и напрасные хлопоты. Учебные технические средства - контролирующие комплексы разных изготовителей, в сравнении с нынешними персональными компьютерами, представляли собой, скорее, профанацию, чем полезный инструмент обучения.
   Не буду описывать и общественных дел. Несмотря на то, что я семь лет подряд избирался членом парткома института, назначался председателем множества праздничных комиссий, инспектором областного народного контроля, тридцать лет руководил философско-экономическим семинаром кафедры - полезного оптимизма для книги из этой работы мне извлечь не удалось. Общественная деятельность не оставила таких глубоких впечатлений и удовлетворения, как научно-педагогическая.
   Теперь же сделаю небольшую рокировку: сначала подведу итог своего 25 - летнего исполнения обязанностей зав. кафедрой физики, а затем углубимся в текущую, многогранную кафедральную жизнь в течение одного лишь учебного года.
  
  
   Прежде всего замечу, что после назначения на новую должность сидеть сложа руки не пришлось. Постепенно объединялись и срабатывались старшее и молодое поколения. Совместной работой умных и деятельных преподавателей удалось уменьшить всплески беспорядка, сдвинуть динамическое равновесие между порядком и беспорядком в сторону порядка, строго удерживать коллектив в рамках требований устава вуза, ответственности и требовательности к себе.
   Приведу концовку своего доклада коллективу кафедры, при передаче дел новому руководству в октябре-декабре 1998 г.
   "В заключение напомню, что 25 лет тому назад меня избрали вторым заведующим, а в 1985 году две формальные кафедры снова, как до 1955 г., объединились в одну. Тогда на кафедре работало 160-180 человек, из них 80 преподавателей (вместе с филиалами в городах области).
   Не могу не вспомнить своих учителей, ближайших сотрудников и друзей, сделавших очень много для поддержания деловой, честной и даже боевой обстановки на кафедре. Особо и значительно выше всех нас стоит Павел Владимирович. Об этой яркой личности, великом организаторе, о его роли и уроках я говорил в начале своего выступления. Также особую роль в руководстве кафедрой играли А. В. Сабирзянов и И. З. Радовский. С ними я обсуждал самые острые вопросы всех видов кафедральной работы. Деятельность кафедры была частью нашей с ними жизни. Очень близки мне ученые секретари: А. Н. Башкатов, В. М. Замятин, В. С. Гущин, Л. Г. Малышев и все их предшественники; заведующие лабораторией Хает и Шейнкер. Много сил и таланта отдали они организации учебного процесса. Все вопросы неизбежного в таком коллективе администрирования решались четко и слажено.
   Не могу не сказать и о научной группе, которой мы руководили вместе с Г. В. Тягуновым. Самым талантливым в ней был Клименков Е. А., а сейчас основную тяжесть работы несут Цепелев В. С. и Барышев Е. Е. Во многом благодаря им и В. В. Вьюхину экспериментальные установки работают! Отсюда - и статьи, и доклады, и защиты диссертаций.
   Я прошу ни в коем случае не таить на меня обиду за то, что не удается перечислить других имен. Каждый сотрудник кафедры знает мое отношение к нему. Главное, у меня нет ни одной антипатии. Мне дорог каждый, но дорог по -разному. С каждым связаны какие-то хорошие дела, идеи, взаимная поддержка. У каждого я был на занятиях, почти у всех по много раз.
   Каждого из сидящих здесь я выдвигал на их сегодняшние должности и представлял к званиям. И делал это искренне, с большим удовлетворением - и за человека, и за кафедру.
   Замечу последнее. Никогда на нашей кафедре не было легких времен, особенно для преподавателей. Сейчас времена другие, потому и трудности другие. Но прошлое время в отношении напряжения сил и нервов было не легче.
   Сегодняшний состав преподавателей и сотрудников не вызывает опасений. Методика преподавания, отбор и подача материала, контрольные мероприятия - все это вырабатывалось многими поколениями. Важно сохранить преемственность этих поколений. Перед новыми руководителями кафедры стоят новые и очень непростые задачи.
   Призываю всех сотрудников к добросовестному труду, взаимопониманию, взаимной выручке и поддержке".
  
   Новым заведующим кафедрой физики был избран профессор Повзнер Александр Александрович. Благодаря ему (поскольку теперь он - начальник, а я подчиненный) у нас сложились самые добрые деловые отношения. Я очень ценю его понимание моих трудовых проблем и его поддержку.
  
   В 1984-85 учебном году я записывал в карманную книжку диалоги сотрудников кафедры: те, которые слышал своими ушами, и те, которые мне рассказывали "по секрету".
   Фамилии сотрудников я изменил, поэтому действующие лица удалось сделать обобщенными. Так, представитель моего поколения, заведующий кафедрой Иванов объединил в себе черты двух-трех близко знакомых мне завов других кафедр. Самое важное: все приведенные ниже разговоры и диалоги - реальны. Я не записывал кухонных разговоров и партийных (с собраний). Единственным дополнением оказались вкрапления служебных романов. Они постоянно были предметом кафедральных реплик, интимных разговоров и даже разбирательств. Для интриги я также ввел несколько фраз из 1974 года. Получился оптимистичный и светлый вариант работы успешного трудового коллектива эпохи застоя ("агонии социализма"). Политический анализ этого периода дан в других книгах, например, А. Н. Яковлева "Сумерки" (2003).
   Итак, ...
  

Кафедра физики, год 1984

(жанр - документальный сценарий)

Первая учебная неделя, конец сентября

  
   Избранный перед самыми летними отпусками заведующий кафедрой, профессор, доктор технических наук Иванов Пал Палыч, уставший, сидит в своем кабинете. Это - энергичный, эмоциональный, раздражительный человек, 53-х лет. Патриот кафедры и института. Отсюда его резкость, непримиримость, порой ярость. Он никогда не поучает. Он либо страстно объясняет, либо спорит. Основной объект его борьбы - "интеллигентская неряшливость": склонность заменять дело дискуссиями, а работу - разговорами.
   Через час, в 16 часов - заседание кафедры. Иванов настораживается: кто же сегодня заходил к нему в кабинет?
   Первым заглянул доцент Штольц - парторг, мудрый, медлительный; строгий педагог; внимательный, заботливый товарищ; основная его забота - сохранение деловой атмосферы в коллективе.
   Далее шли как будто по вызову следующие преподаватели.
   Профессор Макаров - энергичный, пробивной, не привыкший задумываться, часто выступает лишь "для того, чтоб только слышали его".
   Профессор Мельников - толковый ученый, много лет неофициальный помощник по научной работе прежнего заведующего; не раз слышавший от близких ему сотрудников о возможности избрания его завом.
   Доцент Валеев - ученый секретарь - преданный соратник и ученик Иванова, внешне добродушный и фамильярно- грубоватый.
   Доцент Павлов - глубоко вникает только в научную работу и рыбалку; как и многие другие, формально входит в состав научной группы Мельникова, однако работает самостоятельно.
   Доцент Михайлова - вдумчивая, но недоброжелательная; выступает всегда хитроумно со скрытой или открытой вредностью.
   Доцент Митькин - своей подчеркнутой вежливостью и сдержанностью скрывает высокомерие; верхогляд, завистник и жалобщик.
   Доцент Пименов - очень грамотный физик, постоянно работает над собой, высококвалифицированный методист, характер неуживчивый, вспыльчивый.
   Доцент Лория - любитель осуждать и требовать от всех, только не от себя. Пожалуй, он один внес конкретное предложение: обсудить вопрос о том, почему студенты стали хуже учиться и как ужесточить методику преподавания.
   Да еще и инженеры, чуть ли не из всех семи научных групп, приходили: Володя, Игорь, Степа...
  
   Лекционная аудитория на 180 мест. Шестьдесят преподавателей общей физики собрались на первое в этом учебном году заседание кафедры. Перед началом перебрасываются репликами.
  
   Мельников (наклоняясь к Макарову) О чем они там в парткоме и ректорате думали, когда утверждали Иванова? Это же боцман с пиратского корабля! Загубит кафедру!
   Макаров Не успеет. Скинем! У нас нет равнодушных.
   Серкина Провернули, когда мы одурели от зачетов и экзаменов. Выдвигали бы других тоже!
   Березкина Да ну вас! Кончай болтовню! Домой надо!
   Павлов (Мельникову) С кем теперь будущих инженеров вводить в "мир приборов и техники" ? Он же не физик. Мало ли что три пятилетки у нас ошивался. Прямо, как член политбюро. Новый Хрущев. Лишь бы должность занять, а образование по боку.
   Слабцова (сидит с хозяйственной сумкой на коленях). Господи! Нам дышать некогда бывает, а они еще и заседаниями нас задолбать торопятся.
   П. П. (решительно входит в аудиторию, встает за лабораторный стол лектора, говорит энергично) На повестке дня сегодняшнего заседания кафедры один вопрос: обсуждение нашей готовности к новому учебному году. Предоставим слово ученому секретарю кафедры, доценту Валееву.
   Валеев Товарищи! В этом году численность нашего штата составляет 160 человек. Поскольку здесь собрались только преподаватели, заявляю, что самый трудно контролируемый нами участок - это методическая работа. Все методические бригады обсудили свои планы еще на прошлой неделе. Мне казалось, что сегодня нужно послушать руководителей бригад: что они считают главным в нынешнем году. Я указал это в объявлении о заседании. (Смотрит вопросительно на П. П.)
   П. П. Ну, если Вам больше нечего сказать, послушаем других. (Валеев садится) Кто, товарищи, расскажет о новых направлениях работы? Какие конструктивные предложения были выдвинуты на заседаниях бригад?
   Макаров (встает, говорит напористо и раздраженно). У меня вопрос, связанный с учебным процессом. Сегодня я проводил консультацию для "хвостистов". Дали аудиторию, в которой доска шатается, мел плохой, формул на доске не видно. О какой готовности к учебному году можно говорить, если даже элементарные вещи в институте не готовы?
   П. П. (говорит резко) Вы хотите, чтобы мы зациклились на нескольких плохих досках и больше ничего не обсуждали? Кстати, почему Вы не задали этот вопрос проректору?
   Макаров Это Ваше дело: докладывать ему о неполадках.
   П. П. Устранять неполадки это не только мое дело, но и дело каждого преподавателя. Пишите докладную в хозяйственную часть! Не выполнят, обратимся выше!
   Михайлова (встает) Павел Павлович! Кто-нибудь может нам сказать, улучшится или нет дисциплина учебных лаборантов? Их ведь иногда просто не найдешь, не говоря уж о качестве работы.
   Макаров (наклонясь к Мельникову) Правильно! Лаборантские кадры обладают свойством сверхтекучести. Слишком жидкий пошел нынче лаборант.
   П. П. Вот Вы, Анна Петровна, как ответственная за лабораторию оптики, и расскажите нам, каким образом Вы намерены учить и воспитывать своих лаборантов?
   Михайлова Я не считаю, что я должна воспитывать еще и лаборантов! Для этого есть зав. лабораторией!
   П. П. (раздраженно) Так ведь почти все лаборанты - это молодежь! У них нет ни знаний, ни жизненного опыта. Те, кто направлен на ваш участок, больше всего общаются именно с Вами! Как же можно устраниться от их воспитания? Ведь они помогают Вам учить студентов?
   Михайлова Да, помогают! Но мы слишком много хотим от преподавателя физики!
   П. П. Тогда расскажите, когда же, наконец, ваша методическая бригада создаст лабораторную работу по лазерам? Сегодня это еще новая техника. Чтобы она шире внедрялась, студенты должны ею овладеть.
   Михайлова Об этом я пока не готова рассказать.
   П. П. Воздержимся с вопросами. Кто может выступить с предложениями?
   Слабцова (поднимает руку, встает) Вы, Пал Палыч, потребовали с меня объяснительную по поводу невыполнения научной работы за прошлый год. Но что же мне делать? Прежнюю мою тематику закрыли. А вникнуть в другую нет времени. Ведь нужно перелопатить гору литературы. Вы же нам на науку, на целый год, даете только 250 часов, т. е. меньше часа в день.
   Считаю, что нужно составить такой план научной работы кафедры, который учтет возможности всех преподавателей.
   Митькин (наклоняясь к соседу) Выход один - работа на износ.
   П. П. Кто еще хотел бы выступить?
   Пименов (встает) Нужно как-то централизовать снабжение научных лабораторий кафедры. Вот мой коллега (показывает на Макарова) сегодня выразился так: "Вырвал себе новейший вакуумный пост". Но ведь не все обладают этим незаменимым качеством - умением вырывать.
   Макаров (возмущенно) Да я целый год надоедал заказчику!
   П. П. (раздраженно) Не надо дискуссий! Знаете ведь, какое у нас снабжение. Достает оборудование тот, кто этим занимается. Обращайтесь на заводы! Пусть помогут высшей школе! Да есть масса и других официальных путей. Надо только двигаться по ним.
   Серкина У меня предложение тоже по научной работе. У нас на кафедре иногда бывает так много больных, что всех свободных от занятий ежедневно посылают на замены. В таких условиях совершенно невозможно планировать научную работу, особенно экспериментальную. По-моему, нам нужно установить дежурства: неделю в семестр отдежурил, а потом - не трогайте! Если не будет порядка, я откажусь заменять!
   П. П. Ну и получите взыскание! У кого еще что есть?
   Павлов Я тоже о порядке. Надо обратиться в ректорат. Зимой в раздевалках большие очереди. Студенты ходят в пальто, шапках.
   П. П. (машет рукой) Так не проходите мимо! Делайте замечания! Требуйте студенческий билет! Сообщайте в деканат!
   Павлов Аудитории плохо убираются.
   П. П. Воспитывайте, чтобы не сорили! И ставьте эти вопросы там, где их могут решить! Вам туда ход не закрыт! (машет рукой, чтобы Павлов сел)
  
   Пауза
   П. П. Ну что же, товарищи! Не будем попусту терять времени. Подведу итог. Никто не высказал никаких конструктивных предложений: как лучше учить студентов, как повысить эффективность научной работы. Виноваты мы с ученым секретарем - не подготовили заседание. В результате все говорили, в основном, о чужих недостатках, а не о своих. Но у нас-то с Вами множество своих недоработок.
   Что касается научной работы, решительно заявляю: тот, кто ее не ведет, получит дополнительную учебную нагрузку!
   А теперь по поводу замен. Никаких дежурств: либо работай дома возле телефона, если нет занятий, либо ежедневно показывайся секретарю кафедры.
   На этом закончим!
  
   Доцент Головин встает и быстро подходит к заведующему проблемной лабораторией Зайцеву
  
   Головин Миша, твоя очередь выступать с докладом на философском семинаре.
   Зайцев Не могу, Вася.
   Головин Выбора нет. Я уж всех обошел. И все заняты. Вот смотри (тычет пальцем в список): забирает ребенка из садика; встречает отца; провожает мать...
   Зайцев Я тоже не могу, у меня эксперимент.
   Головин У всех эксперимент.
   Зайцев У меня жена болеет!
   Головин У всех жена болеет.
   Зайцев У меня...
   Головин У всех... Тс-с-! (показывает на проходящего мимо парторга Штольца. Зайцев оглядывается. Головин сует ему в руки листок) Вот тема. Простая, много времени не займет! (Головин быстро отходит. Зайцев сердито смотрит в листок)
   Штольц подходит к П. П.
   П. П. Ну что, парторг? Паршиво мы с тобой ведем дело!
   Штольц Да, резковато ты провел заседание. Даже не дал людям "пар стравить".
   П. П. Я против болтовни. Надо, чтобы каждый хорошо готовил свое выступление, думал об улучшении кафедральной работы.
  
   Штольц и П. П. выходят из аудитории. Павлов задерживает Мельникова. В аудитории, кроме них, остаются Вольский, Макаров, Серкина.
  
  
   Павлов (обращаясь к Мельникову): Куда же будем ставить новое оборудование? С таким трудом я добыл эти анализаторы.
   Серкина Жаль, не успели при старом шефе! Теперь надо Иванова просить.
   Павлов Так он тебе и выделил площадь. Уж на это-то рассчитывать не приходится.
   Макаров Вон как прет! Совсем не желает обсуждать наши трудности! (Передразнивает) "Работай! Улучшай!" Как будто мы на паркете вальс танцуем. (с иронией продолжает)
   Как на кафельные плиты,
   Вышли мы в недавнем прошлом
   В жизнь, где ставились конфликты
   Только лучшего с хорошим.
   Вольский Да и где он возьмет площадь. Теснота ведь у нас!
  
   Пауза

   Мельников (напряженно) Выход есть. Занять лаборантскую, а лаборантов разместить в учебных лабораториях. Сегодня вечером сделаем перестановки. Победителей не судят! Прежний шеф нас и теперь прикроет. Но надо выступать единым фронтом!
   Вольский Профбюро тебя поддержит. Новое оборудование - это новый импульс исследовательской работы!
  
   Квартира Ивановых
   П. П. входит домой. Соня ласково встречает, целует в щеку.
  
   Соня Есть вчерашние котлеты, а сегодня поджарила рыбу. Что будешь есть?
   П. П. Поем позднее, а то усну. Дай пока кофейку. Злобного, чтобы башка затряслась!
   Соня (ласково) Я не хочу, чтобы у тебя башка затряслась.
   П. П. Ну, немножко. Надо к завтрашней лекции подготовиться.
  
   Проходит в комнату, садится за рабочий стол, заваленный книгами и бумагами. Пишет.
   Входит Соня с кофе и бутербродами. П. П., молча, не глядя на жену, указывает пальцем место, куда поставить чашку.
  
   Соня (обиженно надув губы) Паша, ты меня не уважаешь!
   П. П. (не поднимая головы, отмахивается, как от мухи, рычит) - Да уважаю!
   Соня Паша, ты меня не любишь!
   П. П. Да люблю!
   (Оба улыбаются)
   П. П. (задумчиво) Знаешь, наши преподаватели и сотрудники работают много. А вот окружающие недостатки не только раздражают, но и порождают критиканство, пустую болтовню.
   Соня Если работают много, так что тебе еще надо?
   П. П. (почти раздраженно) Так ведь каждый день сверху сыплются новые задачи, новые требования, нередко действительно необходимые. А воспринимаются они, как административный зуд.
   Соня (обнимает П. П.) Да ну их всех! Давай, готовься к лекции!
  
   Снова лекционная аудитория. В ней студенты. На столе физические приборы. Входит П. П. Большинство студентов встает.
  
   П. П. (командует) Всем надо встать! Преподаватель вошел в аудиторию, надо его приветствовать! (Стучит указкой по столу)
   Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
   Итак, вы поступили в высшее техническое учебное заведение! Вы решили стать инженерами! Это прекрасно!
   Учеба в вузе - это большой труд, рассчитанный на высокую сознательность студента и желание его учиться. Если это условие выполняется, то хорошие результаты появятся обязательно.
   Проиллюстрирую это положение цитатой из учебника физики: "Огромные успехи экспериментальных наук были достигнуты учеными с самыми различными чертами характера: среди них были люди терпеливые и настойчивые, догадливые и изобретательные, энергичные и удачливые: встречались также люди с ограниченными способностями, но имеющие искусные руки. Только немногие общие черты объединяют большинство этих людей: они были честны перед наукой, а результаты своей работы опубликовали в такой форме, которая дала другим исследователям возможность повторить их опыты или наблюдения".
  
   Коридор кафедры. П. П. подходит к своему кабинету. Навстречу быстро приближается заведующий лабораторией Кон.
  
   Кон П. П.! Сотрудники Мельникова вчера вечером внесли новое оборудование в лаборантскую. Часть верстаков и установок вынесли. Учебного мастера и лаборантов уговорили переселиться в учебные лаборатории.
   П. П. У нас кто зав. лабораторией, Вы или Мельников?
   Кон Но меня никто не спрашивал!
   П. П. Хорошо же Вы себя поставили на кафедре!
   Кон Что теперь делать?
   П. П. Хозяином становиться в лаборатории! Делать ее лучшей в институте! (Пауза)
   А как Вы это сделаете, если у учебного мастера и лаборантов больше нет удобных мест? (Пауза) Решайте сами свои вопросы!
  
   П. П. закрывает дверь перед носом у Кона. Садится за стол, нажимает клавишу селектора. Слышится голос секретаря кафедры, Лены.
  
   Лена Слушаю Вас, П. П.!
   П. П. Лена! Найдите мне, пожалуйста, Мельникова.
   Лена Он сейчас должен подойти, у него лекция.
  
   Входят два молодых инженера, Юра и Степа.
   Юра П. П., подпишите, пожалуйста, разрешение на ночную работу, у нас длительный эксперимент. (П. П. подписывает)
   Степа А мне - пора в командировку на завод. (протягивает заявление. П. П. подписывает.)
  
   Входят Мельников, Зайцев и Игорь. Мельников подходит к столу. Остальные стоят у двери.
  
   П. П. (встает) За самовольное размещение научного оборудования на учебной площади объявляю тебе выговор по кафедре! Немедленно освободите комнату!
   Мельников (почти с ненавистью) Ты сначала разберись! У меня же лучшая научная группа на кафедре! Лауреаты премии Ленинского Комсомола! Нам предстоит широкое внедрение результатов! Разве это не нужно институту и кафедре?
   П. П. Институту и кафедре нужно учить и воспитывать молодежь - (яростно) самое драгоценное достояние нашего государства! Это будущие руководители! Где мы будем их учить и воспитывать? В битком набитых, тесных помещениях?
   Мельников Да речь идет о маленькой комнатке.
   П. П. (кричит) У тебя есть две большие научные лаборатории! Там и размещайся!
   Мельников Оттуда ничего не списать.
   П. П. Передавай другим! Думай! А теперь иди!
  
   Первыми после оцепенения выскакивают Зайцев, Игорь, Степа и Юра. За ними выходит Мельников.
   Кабинет проректора. Входит Мельников.
   Мельников Борис Петрович! Хочу пожаловаться на действия нового зава. Он вывесил на кафедре распоряжение, которым объявил мне выговор. По-моему, он не имеет права на такие действия.
   Проректор Да, юридической силы этот выговор не имеет. Но устно ему не запрещается говорить такие вещи. Видимо, о своих разговорах он и информирует коллектив.
   Мельников Не могли бы Вы попросить его отменить это незаконное распоряжение?
   Проректор Могу. А если он мне напишет докладную и попросит, чтобы я вынес Вам выговор? Ведь коли он прав, придется поддержать нового зава. Постарайтесь, пожалуйста, уладить этот конфликт сами.
  
   Кабинет П. П. Перед его столом сидит секретарь кафедры Лена. Она кладет в папку ведомости, которые подписывает П. П.
   Лена И последнее, П. П. У нас случилось ЧП. Заболела Гольдберг, сообщила Березкиной, а та забыла мне передать. В результате сорвалась лекция в потоке энергетиков. Семь групп студентов два часа болтались по институту. Звонили из ректората, требуют объяснений.
   П. П. Придется наказать Березкину, Валеева и Вас. В большой перерыв пригласите всех сюда, ко мне. Пусть подготовят объяснительные.
  
   Входит Вольский. Лена выходит.
   Вольский Извините, П. П., Мельников обратился в наше профбюро с заявлением (подает его П. П.) Вы на него грубо накричали перед лекцией. Он не мог нормально читать. Мы вынуждены разбирать этот конфликт. Завтра заседание. Хорошо бы вы пришли к пяти вечера.
   П. П. Приду.
  
   Входит Слабцова. Вольский выходит.
   Слабцова Разрешите?
   П. П. Входите. Садитесь. Что, Любовь Павловна? (Слабцова смотрит устало. Вся в напряжении.) Мне кажется, П. П., что Вы ко мне предвзято относитесь. Мои условия работы хуже, чем у других. Нагрузка большая. И дневные, и вечерние факультеты. Много окон в расписании. Меня и дома-то не видят. А вот теперь невыполнение по научной работе. Вы так резко мне ответили на заседании.
   П. П. (выходит из-за стола, садится на стул рядом со Слабцовой) Хорошо, что Вы догадались зайти ко мне. Неужели Вы не понимаете, что такие вопросы, как Ваши, решаются не на заседаниях?
   Слабцова Разве нельзя высказать предложение?
   П. П. Так ведь 60 преподавателей кафедры ждут обдуманных и полезных предложений! У них тоже мало свободного времени. А Вы выдвигаете лозунг: нужен хороший план! Если бы у Вас были конкретные изменения и дополнения к плану научной работы, тогда другое дело.
   Слабцова Как же мне быть?
   П. П. Давайте последовательно. Во-первых, о своей учебной нагрузке поговорите с Валеевым.
   Слабцова В лучшем случае, он с сочувствием выслушает. И все!
   П. П. Неужели все?
   Слабцова Ну, может быть, попытается мило пошутить.
   П. П. Я его тоже попрошу, чтобы Ваша нагрузка была более компактной. Уменьшать-то ее Вам пока не за что. Да и кому отдашь? (Слабцова грустно кивает)
   Во-первых, если Вы не можете угнаться за продвижением фронта исследовательской работы, займитесь научно-методической. Здесь скорости поменьше. А сделать Вы можете немало. Смотрите, как быстро выходят из строя приборы в учебном практикуме. Заменять их надо новыми моделями, одновременно ставить новые задачи.
   В общем, Любовь Павловна, нет у Вас оснований себя расстраивать. Педагог Вы неплохой. Только коллектива избегаете. Пропускаете даже заседания кафедры. Отсюда и обиды.
   Пожалуйста, зайдите через неделю, расскажите о своих планах.
  
   Входит Букин, Слабцова выходит.
   Букин Я подготовил общие указания к модернизации лабораторного практикума.
   П. П. О! Это интересно! (оба склоняются над бумагой)
   Надо бы короче и проще. Например, (диктует) - учебная лаборатория своим внешним видом должна походить на современную исследовательскую, т. е. иметь современные цифровые приборы, осциллографы, вычислительную технику.
  
   Быстро входят Митькин и Головин
   Головин П. П.! Группа первокурсников-экономистов полностью не подготовилась к теоретическому коллоктивиуму. Ездили стройотрядом в агитку. Позвоните декану!
   Это не должно повторяться!
   Митькин У них то агитка, то свадьба, то танцы! Совсем учиться не хотят!
   П. П. Это вы работать не хотите! Запретить что ли свадьбы и танцы? "Тащить и не пущать!?" Руководить надо, Василий Михайлович! Организовывать!
   Сколько лет Вы преподаете экономистам?
   Головин Шесть.
   П. П. Так Вы должны быть своим человеком в деканате! Вы, а не я! Не смейте больше приходить ко мне с такими вопросами! Вы обязаны решать их сами! Убирайтесь отсюда!
  
   Головин обиженно уходит.
   Митькин Нехорошо Вы с ним поступили! Он к Вам за советом больше никогда не придет.
   П. П. Придет! Еще помощником будет! Он парень хороший. Как ты считаешь, Коля?
   Букин Он здорово хороший!
   П. П. (Митькину) Понял?
   Митькин Гм! (уходит)
   П. П. Ладно, Коля! Печатай и на доску объявлений. На ближайшем заседании обсудим.
  
   Входит Кон. Букин уходит.
   Кон П. П., насчет комнаты лаборантов я знаю, что делать. Я о другом. Ребята из группы Макарова плохо работают в колхозе. Выезжают всегда половинным составом. Выработка низкая. Цинизм. Например, вывесили объявление (читает): "Знаете ли вы, что если всю выкопанную кафедрой картошку перегнать на спирт, то это позволило бы кафедре содержать стеклодува в течение двухсот пятидесяти лет".
   Они и на стройку плохо ходили, и в раздевалке не дежурили. Может быть, Вы поговорите с ними?
   П. П. Я-то поговорю! Но ведь у нас есть партийная организация, профсоюзная, комсомольская. Вы в контакте с ними работаете?
   Кон Вообще-то нет.
   П. П. Давайте создадим штаб дополнительных работ. Подумайте, кто из общественников вам больше по душе? Завтра же дадим каждому задание. В этом деле командой не возьмешь. Нужен общественный настрой, стенгазета, хороший учет, система поощрений.
  
   Преподавательская. Доска приказов и распоряжений. Стоят Павлов, Валеев, Березкина. По одному входят преподаватели Штольц, Серкина. Штольц садится. Серкина подходит к зеркалу и стенгазете.

   Павлов За один день три распоряжения и все с выговорами.
   Валеев (с вызовом) И все за дело!
   Павлов Мельников для кафедры старался, и Березкина (показывает на нее) не обязана заниматься заменами.
   Валеев (громко. Не горюй, Нинка, еще десяток выговоров и память у тебя сделается, как у компьютера, ничего из нее не выскочит (обнимает ее и тискает. Она сердито вырывается)
   Павлов А почему это Иванов появляется на кафедре только в два часа?
   Валеев Ну и правильно! И сам с утра спокойно работает, когда нет занятий, и другим нервы не треплет. Не то, что дед: с восьми утра драть начинал.
   Павлов Ты на старого шефа не задирайся!
   Валеев Да он в твоей защите не нуждается.
   Павлов Иванова и после двух не всегда найдешь. В понедельник у него Ученый Совет, вторник - деканское, среда - методсовет, четверг и пятница - кафедральные заседания.
  
   Звенит звонок на занятия.
   Валеев (отходя) Вот - вот! Тебе бы его нагрузку. Ты бы сразу завыл.
   Павлов (сам с собой) Он тоже скоро завоет.
  
   Штольц встает со стула, идет к выходу.
   Павлов (Штольцу) Так и будем жить? (Кивает на доску распоряжений.)
   Штольц У каждого свой стиль. Подождем.
   Серкина Кричит, позорит! Это похоже на травлю!
   Штольц (уходя) Разберемся.
  
   Валеев и Штольц идут вместе по коридору.
   Валеев Болтают много в преподавательской.
   Штольц Да, на чужой роток не накинешь платок. Как бы не стали хуже работать. Сплетни и кляузы возникают там, где люди незагружены, вернее, не увлечены настоящим делом.
  
   Снова преподавательская. Входят два студента. Один из них обращается к Лене.
   Первый студент Нас П. П. пригласил к себе в лабораторию.
   Лена Туда и идите.
   Второй студент А где это?
   Лена Под нами, на первом этаже.
  
   Вбегает Козлов.
   Козлов (тараторит, жестикулирует) Леночка, неужели был звонок? Теперь этот Лория превратит меня в космическую пыль. Когда я у него дублирую, как на зло, что-нибудь случается!
   Лена А что случилось сегодня?
   Козлов Сегодня я теоретически открыл новую группу элементарных частиц. Назвал их "слухоны". Оригинально, правда?
   Лена Новизна!
   Козлов Это кванты действия слухового поля. Среди них встречаются действительные и мнимые. Но все они обладают огромной притягательной силой! Парадоксально, но слухоны могут рождаться из абсолютного нуля.
   Лена По-моему, они завелись и у нас на кафедре.
   Козлов У нас они просто бушуют! Я намерен продолжать исследования, но в этих условиях...
  
   В дверях появляется Лория.
   Лория Вы опять задерживаетесь?
   Козлов (испуганно) Извините, пожалуйста, Вахтанг Сергевич! Столько дел, столько дел! (С напором.) Я просто разрываюсь на осколки.
  
   Учебная лаборатория. Заседание профбюро. Вольский стоит. Сидят Павлов, Митькин, Пименов, Серкина, Березкина, профорги групп - Лена, Игорь, Степа, Таня, Зайцев.
  
  
   Вольский У кого из членов профбюро есть замечания к профоргам? Нет!
  
   Входит П. П. Садится.
   Вольский Товарищи! У нас остался один вопрос. Никак не можем отделаться от ссор, жалоб, конфликтов. С заявлением Мельникова я вас познакомил.
   Таня А где же он сам?
   Вольский Через час у него вечерники. Просил обсудить без него.
   Степа А если к нему будут замечания?
   Вольский Передадим. П. П. , что Вы можете сказать нам по существу вопроса?
   П. П. (встает) Товарищи члены профбюро! Считаю, что Мельников должен немедленно освободить занятую комнату. Во-первых, площадь, приходящаяся в наших учебных лабораториях на одного студента, в два раза меньше современных санитарных норм. Во-вторых, для закрепления на кафедре штата квалифицированных техников и лаборантов им нужны, прежде всего, хорошие рабочие места.
   Прошу вас, товарищи, поддержать мое требование! (Садится.)
   Вольский Речь-то в заявлении идет не об этом, а о вашей грубости.
   Павлов. Можно сказать и об этом. Мы получили современные анализаторы. Ими будет пользоваться вся кафедра. Кроме того, это развитие работ шефа. Он теперь хоть и не заведующий, но, по-прежнему, главный научный руководитель.
   П. П. В свое время он вам дал и площади и многое другое!
   Павлов (грубо) Другого он дал Вам еще больше!
   П. П. (резко) Он создал гармоничную кафедру, а вы хотите растащить ее по отдельным группам!
   Вольский Товарищи! Товарищи! Видимо, этот вопрос надо решать с шефом.
   П. П. Этот вопрос буду решать я!
   Пименов Вы, П. П., все-таки слишком много на себя берете. Так же единолично Вы, например, распределяете учебную нагрузку. А инструкция требует, чтобы Вы делали это совместно с профсоюзом.
   П. П. Не может быть такой инструкции! Единоначалие еще никто не отменил! И персональной ответственности тоже!
  
   Пименов удивленно пожимает плечами и оглядывает присутствующих. Большинство сидит, опустив головы.
  
   П. П. С профсоюзом я всегда советуюсь, а окончательное решение всегда оглашаю. Сейчас я тоже с вами советуюсь.
  
   Митькин поднимает руку.
  
   Вольский (кивает ему) Прошу.
   Митькин П. П., вернемся к вашей грубости. Я вчера был свидетелем ее. Остался неприятный осадок. Вы все же учтите нашу реакцию.
   Предлагаю ограничиться обсуждением (обращаясь к Вольскому).
   Вольский Заседание закрыто.
  
   Исследовательская лаборатория. Сидят: Валеев, Букин, Таня, Игорь, Леня. Входит с портфелем П. П. Все встают. Приветливо улыбаются.
  
   П. П. Здравствуйте! Решил сначала зайти к вам. Если есть дела, можно поговорить.
   Валеев Сначала со мной (отводит П. П. в сторону). Ребята рассказали о профбюро. Какие мерзавцы!
   П. П. (доверительно). Валерьянку пью.
   Валеев Если дать им волю, они и научные группы обдерут, в том числе и нас.
   П. П. Сейчас сохранить бы все в неизменном виде. Распределять блага будем коллективно и только по труду.
   Валеев Правильный замысел. Однако предстоит борьба. Вынужден напомнить, что "авторитет идей должен подкрепляться авторитетом власти". Считаю, что власть на кафедре попала в хорошие руки. Авторитет ее - уронить не дадим!
   П. П. (протягивает руку). Спасибо!
  
   Кабинет П. П. Вечер. Сидят Михайлов, Березкина, Пименов, Кон. Включают свет.
   П. П. Выход один: за дифракционными решетками надо ехать на завод-изготовитель.
   Михайлова Опять толкача посылать?
   П. П. А без приборов преподавать физику лучше? Вот Нина Васильевна Березкина и поедет.
   Все, товарищи! Пошли домой.
  
   Все выходят. В кабинет робко и взволнованно входит Мурка. П. П. изумленно и не без удовольствия смотрит на нее, как на старого друга.
   Мурка - преподаватель математики, была знакома с Ивановым еще с аспирантских времен. Жила в том же маленьком двухэтажном общежитии, что и его друзья. Не раз Иванов присутствовал в их аспирантских компаниях. Мурка играла на гитаре, хорошо пела. Позднее он слышал, что у нее вечно что-то не складывалось: диссертацию не защитила, дважды выходила замуж, поработала в трех институтах, два-три раза в ее квартиру залезали воры, и чего только она не теряла. Несмотря на эти напасти, она оставалась улыбчивой, как в молодые годы, часто смеялась и даже заразительно хохотала.
   Мурка иногда, к дружеским сборищам писала стихи. Вероятно, поэтический склад ума накладывает на человека какой-то свой отпечаток. Для простого смертного она не была обычной и абсолютно понятной. То казалась легкомысленной дурочкой, то наоборот - значительно умнее того, кто считал себя и умным, и правильным. Почему-то ее не стеснялись обижать. Она же обладала выдержкой, годами терпела несправедливость, и, к сожалению, становилась все более обидчивой.
   Мурка (смущаясь) Мне сказали, что к тебе можно входить без стука, в кабинете всегда полно людей и обсуждаются открытые вопросы. Я все равно волновалась и долго ждала за дверью. Мы с тобой видимся только на бегу, сто лет не разговаривали.
   Ты собрался уходить? Проводи меня немного.
   П. П. Пойдем.
  
   Квартира Мурки. П. П. сидит на диване. Мурка рядом, на стуле.
   Мурка Я уже три года - снова в УПИ. Мне трудно представить вашу кафедральную атмосферу. Слышала, бывает невыносимо душно, а бывает - легко, нормально. Знаю ваших Мельникова, Макарова по учебе в университете. Выделяю этих двоих как незаурядных карьеристов. Сразу-то и не заметишь, что это скрытые мизантропы, человеконенавистники. При этом Мельник - чуть менее честолюбивый, но хладнокровный паук, а Макар - пустой барабан. Слышала также, что ты держишься с ними на равных, дорожишь ими и их мнением. Ты, Паша, балансируешь на острие ножа. Сейчас, как и двадцать лет тому назад: или ты утвердишь себя работой, жестоко избавляясь от противников, а примеры увольнения неугодных тебе не надо напоминать; или ты - с позором вылетишь с кафедры. А у них случай представится - ты тоже не святой.
   Берегись их, Паша, по крайней мере, поставь на место. Вам нельзя быть на равных: в психушку попадешь.
   П. П. Мельников - очень грамотный физик, а я - неисправимый прикладник.
   Мурка Вот и пусть занимается физикой, а к руководству большим коллективом его нельзя допускать!
   П. П. (возбужденно) Я-то ведь им иду на уступки и льготы, как хорошим преподавателям. Мне лишь надо, чтобы все работали по одним правилам, чтобы каждый понимал и, не ущемляя других, выполнял кафедральные задачи: учебные, научные, методические.
   Мурка Слушай! У меня есть рижский бальзам. Он успокаивает.
   П. П. (передразнивает) Бальзам - бальзам. Низзя! ( подражая клоуну Полунину)
   Мурка Ну низзя, так низзя. А кофе можно?
   П. П. Давай!
   Мурка Ты приляг на минутку. Закрой глаза. Я быстро. (Сервирует стол, зажигает свечу, гасит свет, напевает)
   "Я еще не успела испить свою осень,
   А уже снегопад сторожит у ворот
   Он надежды мои, как дороги заносит
   И грозит застелить надо мной небосвод...
   Снегопад, снегопад! Я еще не готова.
   Ты еще не успел мою душу смутить
   Неизлитую боль лебединого слова
   Не тебе, а ему я хочу посвятить..."
   П. П. (берет бутерброд, откусывает, жует)
   Мурка Что ты такой мрачный? Покажи, как ты злишься. Вдруг бы мы поженились в те трудные аспирантские годы, как бы ты скандалил в доме?
   П. П. Тогда я был уже женат.
   Мурка Да, знаю. Но препятствовало и не только это; и твои веселые, наглые друзья; и наше рабочее напряжение. Тогда я и думать о замужестве не хотела, а вот сейчас подумала. Ну, так, каков ты в скандале?
   П. П. (делает тупое, хмурое лицо, небрежно швыряет бутерброд в тарелку и грубо орет) До каких пор?! Кто в доме хозяин?! Законы Востока нарушать вздумала?! М-махалай - бахалай, мать твою за ногу!
   Мурка (бросается к нему, обнимает и опускается на колени, восклицая) Все! Все! Все! Все! (Оба смеются, радуясь чувству взаимопонимания)
  
   Авторская ремарка. Поскольку данный сценарий я пишу не о себе, дальнейшее поведение в быту этих двух действующих лиц мне совершенно не интересно. Подобных историй я слышал множество, даже присутствовал при некоторых разбирательствах в профбюро, парткоме, в кабинете зав. кафедрой; сочувственно слушал доверяемые мне исповеди и переживания; адекватно и искренне реагировал; но, как назло, все подробности забыл. Помню лишь, что ни одна из этих интимных историй не является принадлежностью только моего поколения. Поэтому читатель, при желании, может воспользоваться собственной фантазией или обратиться к опыту других поколений, например, Александра Сергеевича Пушкина, Ивана Алексеевича Бунина, Сергея Александровича Есенина.
   Обещаю, немного позднее, усилиями воли извлечь что-нибудь пикантное и одновременно общечеловеческое из своей памяти или выпытать у прототипов Иванова.
   А сейчас поспешу к диалогам сотрудников возлюбленной мною кафедры.
  
   Кабинет П. П. Сидят Букин, Зайцев и Штольц.
   Штольц (обращаясь к Букину и Зайцеву) Что у вас еще?
   Зайцев Прошло уже полгода, как меня назначили заведующим проблемной лабораторией. Но она до сих пор "растворена в кафедре": по два-три человека в каждой научной группе. Пора этих людей объединить. Пусть "проблемка" занимается своими делами, а кафедра - своими.
   П. П. Ого! Властолюбивый замысел отобрать инженеров у всех преподавателей, оторвать руки от мозгов, отделить от кафедры проблемную лабораторию. Коварная диспозиция.
   Зайцев На нашей кафедре десяток научных направлений и, естественно, научных групп. Все равно заставят вышвырнуть мелкие заказы и заняться одной крупной проблемой!
   П. П. Разрушить старое легко. А кто возьмет на себя функции лидера и ответственность за решение этой твоей "крупной" проблемы? Я не вижу у нас такого. Ведь больше сотни участников.
   Зайцев Нужна проблема, а лидер найдется.
   П. П. (обращаясь к Штольцу и Букину) А вы что скажете?
   Штольц Я против гигантомании. В жизни множество проблем и надо решать их все. У Королева и Туполева конкретные задачи решаются многими коллективами, в том числе и малыми со своими микроруководителями.
   Букин Вообще-то, действительно, от нас требуют укрупнения тематики.
   Штольц Специфика общенаучной кафедры - это изучение и объяснение. В какой-то мере, и предсказание. Нам не под силу крупные прикладные проблемы.
   Зайцев Справочные данные мало кому нужны. Сейчас требуются эффекты!
  
   Пауза.

   П. П. Предлагаю такое решение. Первое - никаких реформ. Каждая научная группа у нас - авторитетные специалисты с большим опытом. Второе - ежегодное подведение итогов. У малоэффективных групп штаты, лимиты и площади будем сокращать. Передавать сильным. Третье! В целях укрупнения тематики будем искать общий, доступный для всех объект исследования. Только на этой основе возможен единый заказчик - крупный хоздоговор.
   Зайцев Зачем же меня назначали?
   П. П. Для того, чтобы Вы анализировали итоги и занимались отчетностью. Она очень усложнилась. Кстати, ищите крупную тему и заказчика. Да и по другим вопросам Букину нужен помощник.
   Зайцев Я с этим не согласен!
   Штольц. Не забывайте, что Вы работаете в сформировавшемся коллективе. Если хотите полной самостоятельности, начинайте с нуля и на новом месте.
  
   Заглядывает Митькин
   Митькин Вы хотели посмотреть нашу работу.
   П. П. (Штольцу.) Идем.
  
   Учебная лаборатория. Около пульта контролирующей системы стоят П. П., Штольц, Митькин, Серкина.
   П. П. (раздраженно обращаясь к Митькину и Серкиной) Вы у нас отвечаете за машинный контроль знаний студентов. Пульты на основе ЭВМ оборудованы во всех восьми лабораториях?
   Митькин Во всех.
   П. П. И нигде эта система не работает нормально.
   Серкина К сожалению.
   П. П. А экспрессный контроль знаний нам крайне необходим. Студент на своем рабочем месте читает текст и вводит свои ответы. Десять минут и все ясно: кто готов, кто нет.
   Митькин Конструкция плохая.
   П. П. Не там вы ищите причины! Надо хорошо самим разобраться и обучить преподавателей и лаборантов.
   Серкина Не хотят. (передразнивает) "Технические средства вместо обучения" П. П. (кричит) Так заинтересуйте их!
   Митькин Что Вы на нас кричите?
   П. П. Вы опытные преподаватели, ведущие доценты, поэтому и спрос с вас больше. А с кого же нам требовать внедрения тэ-сэ- о (ТСО)?
   Серкина Техника всегда ломается.
   П. П. (глядя на Штольца, кивает на Серкину) Удобная позиция!
   Митькин Не покупать надо, а создавать собственную конструкцию.
   П. П. (приходит в ярость) Вот у Вас на все есть свое мнение! Я Вам одно, Вы мне - другое!
   Штольц (примирительно) Составьте-ка вы план ваших дальнейших действий.
   П. П. Действительно. Пойдем, Алексей Иванович.
  
   Коридор кафедры. Иванов и Штольц медленно идут.
  
   Штольц Заменить тебе их надо.
   П. П. Букин и Головин, пожалуй, вытянут.
  
   Подходит взволнованный Кон.
   Кон Букина придавило!
   П. П. Где? (Быстро идут за Коном)
   Под лестницей на полу лежит Букин без сознания. Рядом опрокинутый большой трансформатор. Валяются веревки. Молча стоят Володя, Игорь, Степа, Сеня, Юра. Подбежавшие П. П., Штольц, Кон тоже останавливаются.
  
   Пауза.
  
   Входит врач скорой помощи. Санитар вносит носилки. Инженеры помогают. Букина уносят.
   П. П. (обращаясь к Володе) Как вы оказались здесь? Вместе же наметили маршрут: по коридору, на собственных колесиках, до запасного выхода.
   Володя В тамбуре запасного выхода комендант хранит свое хозяйство: лопаты, метелки, тряпки. Я полчаса просил эту пенсионерку открыть дверь. Даже слушать не хочет. А грузовик и кран не ждут. Ругаются. Вот мы и потащили через черный ход.
   Лыкова (начальник отдела техники безопасности) П. П., подпишите акт о несчастном случае.
   П. П. (смотрит акт) Почему Вы пишите, что был плохой инструктаж? Вы же слышали в чем дело!
   Лыкова Неужели Вы будете ссылаться на какую-то старуху?
   (П. П. подписывает)
   Лыкова Это грубейшее нарушение техники безопасности. Вероятно, Вас вызовет прокурор.
   П. П. А куда делись тележки, деревянные трапы на лестницы, веревки? Ведь было же все это!
   Лыкова Было, да куда-то сплыло. У меня в отделе всего четыре человека, а зданий у института - девять. Вам надо таскать, вот вы и находите необходимые средства. Мы же выполняем только контролирующие функции.
  
   Конец первой учебной недели.

Двенадцатая учебная неделя

  
   Кабинет заведующего кафедрой. Сидят Иванов, Макаров, Кон, Митькин, Валеев, Лория, Зайцев.
   Штольц Товарищи! Начнем заседание партийной группы кафедры. Первый вопрос - самоотчет и утверждение характеристики коммуниста Иванова. Пожалуйста, Павел Павлович.
   П. П. Главное на сегодняшний день:
   - повысить успеваемость студентов по физике;
   - оснастить современным оборудованием наши лаборатории;
   - занять призовое место в смотре- конкурсе кафедр института.
  
   Заглядывает Лена и жестом вызывает Кона. Он выходит.
   Коридор кафедры.
   Лена Пожар! (тянет Кона за рукав, оба бегут по коридору)
   Коридор первого этажа. Кон и Лена подбегают к двери, из щелей которой идет дым. Кон набирает код на замке.

   Кон Отключай силовую.
  
   Кон показывает на распределительный шкаф. Лена тянет на себя ручку. Кон решительно распахивает дверь и входит в комнату. Огня нет, что-то тлеет. Он раскрывает окна. Открывает кран водопровода. Воды нет. Вбегает Юра и Сеня в халатах, с приборами в руках.
  
   Кон Где были?
   Юра На складе.
   Кон Почему установку не выключили?
   Сеня Непрерывный эксперимент! Трое суток!
   Кон Ты обязан был все предусмотреть! Воду где-то перекрыли, охлаждения нет, и вот у вас пожар!
   Юра (заглядывает в установку) Это не пожар. Резиновая прокладка сгорела.
   Кон Быстро наводите порядок, пока пожарник не пришел. Наверное, кто-нибудь уже вызвал!
  
   Инженеры виновато, но нехотя двигаются.
   Кон Сейчас заседание, но завтра вам чайники начистят. Оба пишите объяснительные на имя Иванова.
   Кон (обращаясь к Лене) А ты - молодец! Не то, что эти барбосы! Пошли!
  
   Кабинет зав. кафедрой. Продолжается заседание партгруппы.
   Штольц Вопросы, пожалуйста!
   Лория Какие усилия намерен предпринять зав. кафедрой по улучшению качества набора студентов?
   П. П. Повышать объективность вступительных экзаменов.
   Лория Но ведь отличники ПТУ и рабфаковцы принимаются без экзаменов. А среди них есть очень слабые студенты.
   П. П. Это вопрос не нашей компетенции. У нас своих дел хватает.
   Лория Надо еще учесть разболтанность школьников, чрезмерное увлечение стройотрядами и другие не учебные нагрузки. Невозможно работать! Должен же что-то делать заведующий кафедрой?
   П. П. Я стараюсь бороться с пустыми разговорами. Они разжигают страсти, травят людей, отвлекают. У нас и так нет настроя на педагогическую работу со слабыми студентами. Например, в Вашем лице ярко выражен однобокий настрой на критиканство и демагогию. Как ни готовишься к выступлению, кто-нибудь своим нытьем обязательно собьет деловую обстановку.
   Митькин Вы лично, сколько методических пособий написали?
   П. П. Одно за пятилетку. Считаю, что больше не надо. По физике их достаточно. Наши проблемы не в этом. Нам надо поднимать роль организаторов, роль руководителей всех подразделений. Их работа самая трудная и нужная.
   Макаров П. П., я высказываю Вам слова критики почти на каждом заседании кафедры. Почему Вы на нее не реагируете?
   П. П. Что Вы имеете в виду?
   Макаров Ну, например, что Вы перестали вести лабораторные занятия со студентами! Вы мало бывает на кафедре!
   П. П. В следующем семестре вместо двух потоков я запланировал себе только один и снова взял группы. Так что буду нести все виды нагрузки.
   На кафедре я бываю столько, сколько нужно для дела. У меня ежедневно есть часы приема. В конце дня я всегда сижу один.
   Макаров Каждое заседание кафедры Вы заранее программируете: от доклада до выступлений и принятия решения. Вы что, боитесь критики?
   П. П. (взволнованно, но не повышая голоса) Товарищи! Я считаю, что Макаров своим поведением на заседаниях кафедры наносит большой вред нашему коллективу. Ведь он критикует не только меня, он перебирает все институтские недостатки. Но мы-то с вами на своем заседании их решить не можем! А он продолжает нагнетать нервозную обстановку, отвлекает нас от нашей работы. Он видит, что меня, как заведующего, принял не весь коллектив. Знает, что если я сорвусь и накричу, положение только усложнится. И он бессовестно пользуется этим!
   Мы с тобой, Лев Анатольевич, здесь, на партгруппе, равны, а там мы - не равны! За работу кафедры отвечаю я.
  
   Пауза.
  
   Но у нас есть и другие ответственные. С них тоже коллектив должен спрашивать и обязательно помогать им, направлять!
   Вот этим и надо заниматься на заседаниях. Заседание кафедры - это наши рабочие часы, за которые мы получаем деньги!
   Макаров (встает) Я возмущен! Я, конечно, отвечу на этот способ зажима критики. Но сейчас у меня занятия.
  
   Прозвенел звонок.
   Макаров (смотрит на Штольца. Тот кивает)
   Макаров выходит.
   Митькин (смотрит на Штольца) Ну, а как же критиковать наши недостатки?
   Штольц Критика - это оружие. А оружие служит для борьбы. И надо всегда помнить, с кем и за что ты воюешь. Критикуй здесь, на партгруппе, на собраниях, партийном и профсоюзном, приходе ко мне, к заву.
  
   Пауза.
  
   Прав П. П., на заседаниях кафедры нужно выносить конкретные, хорошо продуманные, производственные вопросы. Будем советоваться с коллективом именно по этим вопросам, не размазывая. Критика и там нужна, но она должна быть обдуманной и обязательно КОНСТРУКТИВНОЙ. Если будет стержень в работе, то с барством, равнодушием и другими недостатками мы скорей справимся.
   Еще есть вопросы? Нет!
   Кто бы хотел выступить?
   Пауза.
   Валеев И так много говорили! Одобрить надо работу Иванова!
   Штольц Другие мнения есть? Нет! Характеристику Иванова все смотрели? Замечания?
   Кон Нет замечаний. И так давно сидим.
   П. П. У меня замечание. Прошу убрать фразу: "Политически грамотен. Морально устойчив".
   Митькин Гм!
   П. П. Это никому не нужный штамп. А если честно, то мне не хватает политической грамотности: на многие вопросы нашей жизни не могу ответить. Что же касается нравственности, то меня иногда просто раздирают противоречия. Я не сразу нахожу верный путь. Делаю ошибки.
   Лория Не хочет - не надо!
   Штольц Утверждаем характеристику без этой фразы.
  
   Пауза.
   Товарищи коммунисты! В качестве итога обсуждения хочу призвать вас активнее поддерживать деятельность заведующего кафедрой. Этого требует обстановка. Это соответствует нашим целям и задачам!
  
   Коридор кафедры. Стоят Макаров, Мельников и Павлов.
  
   Макаров Парторга он полностью охмурил. Поняли?
   Павлов Умный, горлопан!
   Мельников Теперь он с нами вообще не будет считаться! Так что же выходит - сильнее кошки зверя нет?
   Макаров Придется подключить институтские организации!
  
   Кабинет зав. кафедрой. Сидят П. П. и студенты (1-ый и 2 -ой)
   Студент 1-й Задают много. Конспектируем первоисточники, расчеты делаем, чертим. Времени не хватает.
   Студент 2-ой У вас в лаборатории интересно, только мы пока ничего не понимаем.
   П. П. Поймете! Я к вам, ребята, присмотрелся. Головы у вас светлые и руки неплохие. Из таких получаются хорошие исследователи. Предлагаю вам всю студенческую науку делать в нашей лаборатории. Исследователь должен обладать широким кругозором. Сначала будете, конечно, чистить, мыть, собирать, разбирать. Постепенно овладеете всей кухней научного творчества. Научитесь самостоятельно мыслить и сравнительно быстро станете интеллигентными в своем деле людьми.
   Ступайте к Володе, составьте план работы. Только не в ущерб учебе.
  
   Входит Штольц. Студенты уходят.
  
   П. П. Вот проверил сегодня утром контрольную работу второкурсников. Все еще - не бойцы.
   Штольц Да! Если вопрос не по программе, сразу руки вверх поднимают.
   П.П. А вот когда сумеешь заинтересовать, большинство напрягает извилины.
   Штольц Развитию способностей - предела нет! Я, кстати, к тебе тоже по вопросу внутреннего мира личности. Как отучить молодых сотрудниц от курения? Ведь показуха переходит в потребность! Потом теряется женственность, усложняются естественные отношения с мужчиной, а затем усложняется жизнь.
   П. П. У молодых это, похоже, способ самоутверждения. Видимо, надо им помочь выразить себя в более глубоких чувствах, страстях, делах.
   Штольц Потребности должны быть более глубокими, чем пускание дыма.
   П. П. Я давно вижу, что ты искренне этим занимаешься. По-моему, и на хамство нарывался уже не раз?
   Штольц Было дело.
   П. П. Пусть медики с этим возятся! Может быть, догадаются психологов подключить. У тебя своих забот полно.
   Штольц Это тоже моя забота!
   П. П. (смотрит виновато на Штольца) Прости, Алексей, но я вынужден добавить тебе еще одну. (Штольц смотрит выразительно)
   Отдай мне свою лабораторию. Она маленькая, одно окно, но я смогу посадить туда ученого секретаря, заместителей по науке и по заочному обучению, руководителей практикума и технических средств обучения. Ведь у них на всех только два стола в шумной преподавательской. Требования к кафедре сильно возросли. Нам нужен штаб.
   Штольц (изумленно) Я в этой комнате работаю тридцать лет. Все в ней создано моими руками. Даже ремонты делал сам.
  
   Пауза.
  
   Как ты можешь?
   П. П. Ты за последние года ослабил научную работу. Основные твои помощники - в большом зале. Туда и перенесем единственную твою работающую установку.
   Штольц Нет! Обходись без меня в своих начинаниях!
  
   Квартира Мурки. На диване с закрытыми глазами сидит усталый Иванов. Мурка поет, аккомпанируя себе на гитаре.
  
   Мне стало грустно отчего- то...
   Здесь тополя стоят в цвету,
   Расправил крылья для полета
   Родной навеки институт.
   Мы здесь, любимая, бродили,
   Когда вокруг сады цвели.
   Смотреть отсюда мы любили,
   Как в затуманенной дали
   Огоньки голубые мерцают.
   Огоньки, словно звезды, сияют,
   Огоньки золотые горят
   И как будто бы мне говорят:
   "Смело в путь! Мы тебя провожаем.
   Весел будь! Мы твой путь освещаем".
   О как сердцу милы и близки
   Глаз прекрасных твои огоньки.

(В. Кобяков)

   Мурка Слушай! Моя подруга интересуется, что у вас случилось с Краснянским? Он до сих пор холостяк?
   П. П. Да. Но он стал выпивать. Несколько раз не пришел на занятия. Правда, звонил. Просил заменить, якобы по болезни. Мы ему сначала объявили строгий выговор по институту, и недавно уволили за прогул. И вот теперь он грозит, что напишет на меня в следственные органы. Ему фиктивно выписывали деньги за работу по совместительству, которую выполнял не он. А деньги получал в кассе он и передавал сотрудникам. Они платили сантехникам, электрикам, ремонтникам. Этих услуг официально не дождешься - нужны наличные.
   Мурка Много денег?
   П. П. Не знаю. Рублей пятьсот-то есть.
   Мурка Почему не знаешь? Ты же ведомости подписываешь?
   П. П. Я их штук по тридцать подписываю. Там очень сложная бухгалтерия. Бумаги готовят руководители тем. Они первые и подписывают. Может быть, и другие нарушения есть.
   Мурка Постарайся не допустить этой кляузы. Уголовного дела, наверное, не будет, но уж ославят заведующего кафедрой, как минимум, в фельетоне. Адвокатского и прочего денежного навара с вашего брата, ученого, никакого нет; защищать вас никто не будет, а политический капитал хороший: интеллигенция злоупотребляет служебным положением. Да и корысть могут приписать. Следователям тоже карьеру надо делать.
   П. П. Как ты уверенно говоришь.
   Мурка У нас было точно такое же дело. Осталось ощущение безысходности. Появились испуг и равнодушие к работе.
   П. П. Если следственные органы такие цепкие, то почему же они никак не могут победить подростков, которые забавляются в садовых домиках и дачах?
   Мурка Ты хочешь, чтобы я тебе объяснила?
   П. П. Нет. Я тоже не люблю таких тем. Они выводят из строя
  
   Мурка берет гитару и поет.
   Сколько б ни было в жизни дорог,
   В этот дом я привык приходить.
   Я теперь слишком старый твой друг,
   Чтоб привычке своей изменить...

   Я недавно была на 50-летии Мельника. Пришло еще несколько наших однокурсников. Я хоть и шла с волнением и надеждой, радости от встречи не получилось. Собрались те, с которыми в юности у меня постоянно что-то не складывалось. Вместе с тем, это все незаурядные люди. Тогда было много ложного студенческого пафоса и мало тепла.
   П. П. (сидит, откинувшись, с закрытыми глазами) Общение-то все равно необходимо.
   Мурка Конечно! Если бы не пошла, жалела бы. Когда долго бываю одна, появляется мнительность. (Садится рядом с П. П., обнимает его) Спасибо, что пришел. Знай, я тебя никогда, ничем, ни при каких условиях не скомпрометирую.
   П. П. Спасибо!
   Мурка Я тебя люблю!
   П. П. (молча закрывает лицо руками)
   Мурка (полушепотом) Я хочу кофе. А ты? (П. П. кивает)
   П. П. (уходя) Ты меня прости, что с той сентябрьской встречи не показывался тебе на глаза. И сейчас что-то во мне всколыхнулось стихийно, неожиданно, как будто выключился разум, и ноги сами пошли. И вот - вулкан, все та же неуправляемая стихия. А назавтра будет, наверное, как в прошлый раз, - депрессия, мнительность, возможно, подобная твоей, угрызения совести, разные опасения, упадок сил. А еще позднее - вспышки радости, как звучание оркестра, творческий подъем, сосредоточенность. А тебе-то каково?
   Мурка Не надо.
   П. П. Молчу, прости. И ты молчи.
  
   Маленькая, с одним окном, лаборатория. Штольц сидит, рассматривает графики. Входит Иванов, садится рядом.
   П. П. Здравствуй!
   Штольц (не поднимая головы) Здравствуй!
   П. П. При нашем дефиците площадей надо ежегодно проводить ревизию эффективности их использования. Я создал комиссию. Мы собрали сведения о загрузке оборудования. Твоя комната оказалась самой бесперспективной. Я не лишаю тебя возможности научной работы. Но делай это в общем зале. Мы с тобой всегда были вместе. Без твоей поддержки и советов я бы не смог стать руководителем. Но сегодня у нас с тобой нет другого выхода. Ты невольно перекрыл мне все пути!
   Если ты отдашь комнату, мы сдвинем с места несколько важнейших дел. Во-первых, обеспечим рабочими местами всех административных руководителей кафедры. Не надо будет и искать их. Да и документы будут хранить не дома, а в столе. Сейчас же все застопорилось! Обойди кафедру, присмотрись! О твоей комнате пошла дурная слава. Я тебя не упрекал. Хотел сам разобраться. И разобрался: комнату тебе не удержать! Не отдашь мне - отберут другие, через ректорат. Пострадает то дело, которому ты отдаешь все силы: дело укрепления кафедры.
  
   Пауза.
   Штольц (с горечью) У научного работника есть одна радость - это возможность хоть иногда поработать творчески. У тебя такая возможность есть дома, а у меня - только в этой комнате. Ты последнее хочешь отнять!
  
   Пауза.
  
   Уходи!
  
   П. П. встает и уходит.
   Коридор кафедры. ПП. выходит из комнаты Штольца. Подходит Кон.
  
   Кон Штольца можно прижать. Ему постоянно нужны гелий и водород. Перекроем этот кран?
   П. П. (с грустью) Подождем немного. Давайте обратимся к коллективу: огласим результаты проверки. Из них четко видно, что площадь должны отдать Штольц и Макаров, а получить - мои помощники, лаборанты и, видимо, Павлов. Он наиболее активен: оборудование добывает, результаты внедряет. Повесьте все исходные бумаги на доску объявлений. Только пока без комментариев.
  
   Преподавательская. Кон прикрепляет на доску объявлений итоги проверки. Сидят Лена и Серкина. Стоит Козлов.
   Козлов Это жандармерия, а не кафедра! А наш профсоюз - типичное третье отделение! Разбирают за опоздания! А я - молодой специалист! Обязаны воспитывать, разъяснять! А то сразу (кричит) общественные порицания! Из всех кафедр института только у нас все до единого инженеры, в том числе талантливые (показывает на себя), обязаны отрабатывать в учебной лаборатории.
   Серкина Слышала я, как вы отрабатываете. (Кричит, подражая Козлову) "Студент Сидоров! Я тебе дам! Петров! Спички есть?"
   Козлов (пожимает плечами) Такая группа попалась: двадцать девять учебных единиц и у всех... (гримасничает и крутит растопыренными пальцами у висков)
   Серкина Знакомые речи: "Хорошо у нас в институте, только студенты мешают".
   Козлов. Это все от Иванова идет. Я и ему выскажу!
  
   Входит Валеев.
   Валеев (Козлову) Ты что это распетушился?
   Козлов. Имею право! Я в Гайд- парке (показывает на преподавательскую)
   Валеев (достает записную книжку) Так что сообщить Иванову?
   Козлов (испуганно) Зачем сообщать? Вы что, шуток не понимаете? Ха-ха! (Подходит к Валееву и льстиво говорит) Между прочим, я обнаружил источник новейшей электронной техники. Мощная скважина. Хотел кое-что вам показать!
   Валеев (переписывая что-то с доски объявлений) А ты, похоже, лучше, чем на первый взгляд кажешься.
   Козлов Вы тоже - настоящий друг!
  
   Коридор кафедры. П. П. показывает лаборатории проректору и Лыковой. Открывают дверь.
   П. П. Здесь у нас рентгеновская.
  
   Из комнаты слышен взрыв смеха.
   П. П. и другие входят в лабораторию.
   Лаборатория. Сидят Таня, Володя, Игорь, Степа
  
   П. П. Что здесь происходит?
   Таня Репетиция к Новому году.
   П. П. Почему в рабочее время?
   Володя Электросеть ремонтируют. Короткая пауза.
   Проректор Ну покажите нам что-нибудь.
  
   Под гитару и балалайку поют частушки.
  
   Наш физ-практикум недаром
   Носит бронзу на груди.
   Лаборантов не хватает,
   А начальства пруд пруди!
   Мы на вызов к заву ходим,
   И известно всем давно,
   Что хоть все в порядке вроде,
   Клизма будет все равно.
   Демонстрациями славен
   Лекционный кабинет.
   Стол заказов в нем открыли,
   Что закажешь, того нет.
   Зав. наш оптикой гордился:
   Вся с завода "Арсенал"!
   Лишь студенты прикоснулись,
   Лазер сразу отказал.
   Обеспечат Э-Вэ-Эмы
   Нам невиданный подъем.
   В вентиляторах проблемы -
   Пятый год их достаем.
   Мы частушки вам пропели
   Не затем, чтоб был скандал,
   А чтоб ректор поскорее
   Площадя и деньги дал.
   Кабинет зав. кафедрой. Сидят П. П. и Серкина.
  
   Серкина Павел Павлович, Вы меня включили в список на повышение квалификации по вычислительной технике.
   П. П. Не только Вас. Все преподаватели должны постепенно пройти курсы.
   Серкина Но я непрерывно учусь. За двадцать лет работы я дважды окончила вечерний университет, четырежды - факультет повышения квалификации, прошла курсы по педагогике. Сижу на семинарах - философских, методических.
   П. П. Почему же от Вас нет никаких предложений по улучшению учебного процесса? Да и вообще я не вижу в Вашей работе никакой инициативы.
   Серкина И я о том же! Я все время занята, всегда куда-нибудь спешу и опаздываю!
   П. П. Ну нет! Вы себя не оправдывайте! Меня тоже раздражает обилие обязательных заседаний и занятий. Но у нас ими никто не перегружен!
   Серкина Да у меня сегодня десять часов занятий!
   П. П. А завтра?
   Серкина Завтра нет.
   П. П. Неравномерность нагрузки нам не ликвидировать. Но творчеству это не помеха. В чем оно у Вас выражается?
   Серкина Моя беда - я плохо воспринимаю материал на слух. Мне надо обязательно вчитаться самой, вдуматься.
   П. П. Вот это я могу понять. Сам такой же.
   Серкина Можно мне не посещать занятий по повышению? А задания и зачеты я сдам.
   П. П. В принципе можно. Да ведь не тот период жизни сейчас, чтобы кому-то делать исключения и поблажки.
  
   Пауза.
   Выход у Вас есть: сдавайте все досрочно.
   Серкина (грустно кивает) Ну, я пойду.
   П. П. Еще минуту! Вы доцент с хорошим стажем, а задачи кафедры понимаете плохо.
   Серкина Почему Вы так думаете?
   П. П. Потому что Вы никогда не участвуете в деловом обсуждении наших задач.
   Серкина Я их понимаю!
   П. П. Но многие, судя по выступлениям и репликам, не понимают. А кто им должен разъяснять? Один я? Доцентская-то зарплата не только за выслугу лет дается.
   Почему у нас не любят анализировать собственную работу и очень любят рассказывать о всяких недостатках?
   Серкина Потому что недостатки мешают!
   П. П. Болтовня мешает еще больше. Надо воспитывать не только студентов, но и преподавателей. В духе того строя, которому мы служим! Вот теперь все.
  
   Входит Букин, рука на перевязи. Серкина выходит.
  
   Букин (взволнованно) Извините, Павел Павлович. Я нечаянно услышал, что меня выдвинули на Доску почета. Пожалуйста, замените меня другим.
   П. П. А в чем дело, Коля?
   Букин Так ведь болен я.
   П. П. Итоги работы подводило профбюро. Мы все хорошо обсудили. Не надо тебе в это дело вмешиваться. Иди!
  
   Входит Лена с толстой тетрадью. Букин выходит.
   Лена П. П.! Мне Козлов испортил книгу табельного учета. Прямо на обложке фломастером (читает)
   Приходи до девяти,
   Распишись и спать иди,
   А потом приди опять,
   Расписаться, чтобы в пять.
   П. П. Какой негодяй!
   Лена Объявите ему выговор!
   П. П. Но он же не мне тетрадь испортил!
   Решайте свои вопросы сами.
  
   Пауза.
  
   Вы не знаете, почему это Букин так волнуется?
   Лена Михайлова против нее завыступала. Сразу-то не заметила, что он тоже в преподавательской сидит.
   П. П. Позовите мне ее, пожалуйста.
  
   Раздается телефонный звонок. П. П. снимает трубку. Слышен голос по телефону.
   Телефон Павел Павлович? Председатель профкома говорит. Здравствуйте!
   П. П. Здравствуйте, Иван Ильич!
   Телефон П. П., я слышал, Вы там Макарова хотите обидеть. Имейте в виду, он много нам помогает. Я своих помощников в обиду не дам!
   П. П. Пока что он меня обижает.
   Телефон А ты прислушивайся к людям!
   П. П. Иван Ильич, а, может быть, возьметесь еще и нашей кафедрой руководить?
   Телефон (с угрозой) Понял Вас!
   П. П. Да нет, Иван Ильич, это я так - для взаимности. Помогите мне! Некоторое время не принимайте наши с ним отношения близко к сердцу. Сейчас накал возрастает, но я постараюсь все привести в норму.
   Телефон Ну, лады!
  
   Входит Михайлова. П. П. жестом предлагает ей сесть.
  
   П. П. (твердо и громко) Кто Вам дал право ставить под сомнение решение треугольника кафедры о выдвижении кандидатур на Доску почета?
   Михайлова (возмущенно) Я просто хотела знать, за что выдвинули Букина?
   П. П. Узнавать нужно у тех, кто выдвигает! Вы же все подвергли сомнению!
   Михайлова Вы пользуетесь нечестным пересказом!
   П. П. Вспомните, сколько раз Вам объявляли благодарности? Сколько раз Вы были на Доске почета? В основе этого лежали Ваши достижения, а не мелкие упущения! Вы же публично порочите деятельного человека, а заодно и руководителей коллектива!
  
   Пауза.
  
   Идите!
  
   Входит Федор Иванович. Михайлова выходит.
  
   П. П.(встает, с уважением протягивает руку) Сам председатель народного контроля! Садитесь, Федор Иванович!
   Ф. И. Ты, П. П., обратил внимание, что я к тебе до сих пор ни одной комиссии не направил? А ведь кафедра физики у нас в плане проверки. Да и народ заходит, кое-что рассказывает!
   П. П. Обратил! Спасибо, Федор Иванович!
   Ф. И. Скажи спасибо Макарову. Он у меня правая рука. Это врожденный контролер. Да и в документах хорошо разбирается. А ты знаешь, сколько у нас бумаг?
   П. П. Догадываюсь. (Кивает на кипу бумаг на столе) Но только, Федор Иванович, наш конфликт с Макаровым не дошел еще до кульминации. Если я сейчас отступлю, бумаг у Вас будет значительно больше, а кафедра физики начнет разваливаться.
   Ф. И. Сгущаешь!
   П. П. Правду говорю! Он мне публично бьет морду по два раза в месяц, а я ему только первый раз вдарил. Вот в этой-то мутной воде один браконьерствует, а другие перестали работать.
   Ф. И. Так ведь хорошая же кафедра была?
   П. П. Мы здесь все - ученики одного шефа. Он ушел, и мы стали удельными князьками. Вы думаете, если сменить заведующего, то все успокоится?
   Ф. И. Пожалуй, не успокоится!
   П. П. Дайте мне еще полгода! Потом сам уйду!
   Ф. И. Так просто не уйдешь. Тебе ведь доверена кафедра! Основное подразделение вуза!
  
   Пауза
   Ну, думай! Полгода беспокоить не буду. Присмотрюсь со стороны.
  
   Встают оба.
   П. П. Спасибо, Федор Иванович!
   Ф. И.выходит. Входят Штольц, Валеев и Измайлов.
   Измайлов Вызывали?
   П. П. (кивает) Садитесь, Денис Николаевич! Мы вчера обсуждали на партгруппе конкурсные дела. Вам надо искать другую работу. Лучше, если Вы уйдете по собственному желанию.
   Измайлов (нервно) Нет! На этой кафедре я уже привык бороться!
   П. П. У меня и то нервы сдают, но ведь Вы-то больше моего мучаетесь.
   Измайлов Есть еще люди, которые меня понимают! До свидания!
  
   Уходит.
  
   Пауза.
   Валеев Макаров выступил вчера на методсовете института и заявил, что у нас на кафедре мало проводится методических семинаров.
   П. П. ( Штольцу) Что нам с ним делать?
   Штольц На каждый чих не наздравствуешься!
   Руководите, как считаете нужным.
  
   Штольц встает и обращается к.Иванову.
   Забирай комнату. Все нужное я оттуда унес.
  
   Идет к выходу. Иванов догоняет его.
   П. П. Спасибо, Алексей!
  
   Лекционная аудитория. Идет заседание кафедры. Присутствуют только преподаватели - 55 человек. На доске написано: "Итого сессии. Ниже цифры: % повышенных, % неудов".
   Валеев Итак, товарищи! Для большинства студенческих групп итоги сессии неутешительны. Отсюда вывод: сколько бы мы ни обновляли наш учебный материал, если он до студента не доходит, нам не повысить уровень подготовки специалистов.
   П. П. Кто хотел бы выступить?
  
   Лория поднимает руку. П.П кивает ему, и он быстро подходит к первому ряду.
   Лория Главный источник наших трудностей - это слабая школьная подготовка некоторой части студентов. Сначала снизили требования при поступлении в вуз лицам с двухлетним стажем работы. Потом подготовительные отделения. Сейчас идут без экзаменов отличники ПТУ. Разве можно в таких условиях повысить успеваемость?
   Ответьте мне, П. П.!
   П. П. Вы хотите обсуждать решения правительства? Но я их понимаю совсем не так, как Вы!
   В пятидесятых годах непоступление выпускника в вуз нередко воспринималось как трагедия. Льготы для производственников сняли эту трагедию и способствовали решению проблемы трудового воспитания молодежи. А некоторые преподаватели сникли: "Стало трудней работать!" С появлением же отличников ПТУ, которых государство, конечно, должно поощрять, появились не только растерянность, но даже протест.
   Действительно, у нас возникают все новые и новые проблемы. Так давайте обсуждать именно их, а не решения правительства. Там-то проблемы гораздо сложнее!
  
   Пауза.
  
   Валеев сказал, что в одной их ваших групп вечерников одиннадцать троек и семь двоек.
   Похоже, что вы боретесь со студентами, а не с их недостатками. Что же, так и будем сидеть иждивенцами: ждать, когда к нам начнут поступать одни только сильные абитуриенты.
   Еще кто выступит?
  
   Встает Серкина.
   Серкина Основная наша трудность связана не с подготовкой, а с дисциплиной студентов. Много пропусков занятий. Домашние задания не выполняются. Кстати, в общежитии почти никто не занимается: в каждой комнате телевизоры орут, свет во всех окнах - до двух часов ночи! У них настрой на что угодно, только не на учебу!
   Я считаю - деканаты не работают!
   Вам, П. П., следует резко сказать об этом и на деканском совещании, и на институтском партийном собрании!
   П. П. Скажу! Но вы ведь тоже руководители! А вашей властной руки в организации учебы студентов не чувствуется. На ваших занятиях всегда шумно. Много неявок на экзамены. Повышайте требовательность! И в деканат Вам дорога не закрыта. Вы там еженедельно обязаны бывать!
   Еще желающие?
   Павлов (встает) Студенты постоянно опаздывают с перерыва, потому что не успевают поесть. Мало буфетов.
   П. П. (раздраженно) Не уводите нас от темы! Сядьте!
   Кто еще выступит?
  
   Выходит Мельников.
   Мельников Товарищи! У нас есть резерв повышения успеваемости студентов. Это совершенствование воспитательной и организационной работы в группах. Создание деловой атмосферы под лозунгом "Без физики - нет инженера!" Наш путь - это:
   - высокая методическая культура преподавания;
   - доброжелательность и терпение;
   - четкая организация занятия;
   - требовательность, учет и контроль
   Подробно я изложил это в своей записке. (Подает П. П.)
   П. П. Вот это нам нужно! Спасибо, Альберт Владимирович! На сегодня достаточно об успеваемости. Перейдем к конкурсным делам.
   В связи с истечением пятилетнего срока работы, документы на переизбрание подал старший преподаватель Измайлов. Мнение треугольника кафедры и партийной группы - не рекомендовать к переизбранию на ученом Совете. Случай не исключительный, но и не частый.
   Основания следующие.
   Первое. Проявляет бестактность и грубость по отношению к студентам. Имеется много письменных просьб заменить Измайлова другим преподавателем.
   Второе. Измайлов - жалобщик. В своих письмах в партком и профком искажает факты. Общие трудности работы преподавателя преподносит как результат плохого отношения лично к нему.
   Третье. Низкая научная квалификация.
   Слушаем Вас, Денис Николаевич!
   Измайлов (взволнованно) Товарищи! Я пришел на кафедру более десяти лет тому назад. До этого семь лет я читал лекции в Ташкентском университете, а здесь мне их не доверяют. Я делал все, чтобы заслужить авторитет у бывшего зава и ученого секретаря, Павла Петровича. Работал с девятью группами, каждое лето консультировал абитуриентов, но всегда я был плох. Только что оперившиеся кандидаты наук читают лекции, а я, опытный преподаватель, веду за ними группы. Да, я требователен и не всем это нравится. Но мои студенты, перейдя на старшие курсы, прекрасно учатся. Они помнят меня, здороваются при встрече.
  
   Пауза.
  
   Единственное, что я могу, это учить, а меня выгоняют на улицу. Меня, прошедшего большую школу преподавания! Я люблю эту живую работу, люблю решать задачи, проверять студенческие отчеты. Я не владею собой только с наглыми бездельниками! Но я сделал выводы. Прошу оставить меня на кафедре!
   П. П. Вопросы?
   Букин Зачем Вы писали жалобы? Ведь комиссии по ним отвлекали людей от работы.
   Измайлов У меня не прекращались конфликты с П. П. Нужна была квартира, а меня хотели сдвинуть вниз.
   Пименов Вас дважды перемещали вверх. Потому Вы и получили квартиру.
   Измайлов Если бы не писал - не получил бы. Я знаю свои права!
   Валеев Права-то Вы знаете, а вот обязанности не очень!
   П. П. Не надо перебивать!
   Измайлов Меня пытались заставить ездить в филиалы института при заводах. Городским транспортом я не могу. Мне нельзя простужаться.
   Пименов (соседу) Как же мы ездим?
   Измайлов Меня долго не переводили на ставку старшего преподавателя. Три раза ходил на прием к ректору. Это же нервотрепка! Потому и срывы со студентами!
   Валеев Сколько у Вас научных работ?
   Измайлов Две. Пусть в науке работают молодые кандидаты, а у преподавателя и без этого дел много.
   Головин А методических?
   Измайлов Только три. Но я работал, например, с Макаровым, а меня не брали в соавторы.
   П. П. Еще вопросы?
   Мельников Да ведь ясна нам обстановка. Голосовать надо.
   Измайлов Павел Петрович, Вы много раз бывали у меня на занятиях! Скажите честно, какой я преподаватель?
   П. П. У Вас нет способностей к воспитательной работе. Да и к педагогической тоже. Все, что Вы получили: квартиру, ставку, удобную нагрузку - все это Вы выбили. Но квалифицированным педагогом Вы не стали.
   У кого еще что есть?
   Голосуем! Кто за то, чтобы не рекомендовать Измайлова к переизбранию, прошу поднять руку. Большинство! Кто против? Трое. Воздержались? Четверо.
   Заседание закончено.
  
   Преподавательская. Лория проверяет отчеты. Слабцова сидит с сумкой на коленях, рядом у стула еще одна сумка. Беседует с Березкиной, которая причесывается у зеркала. Валеев читает объявления.
   Входят Козлов с портативным магнитофоном и Степа с тетрадкой.
   Козлов Дорогие товарищи! Редакция стенгазеты "Электрон" приветствует вас и просит дать предновогодние интервью! (Обращается к Лория) Вахтанг Сергеевич, какова летальная доля студенческих отчетов на душу одного преподавателя?
   Лория Ну, это много, килограмм двадцать. Если же проверять ежедневно(показывает толстую пачку), то таблетка от головной боли хорошо помогает.
   Козлов (к Слабцовой) Что Вы думаете о супружеской жизни?
   Слабцова (неуверенно) Из двух зол это, пожалуй, меньшее.
   Козлов (Березкиной, кивает в сторону Валеева) Что Вы пожелаете руководству кафедры?
   Березкина Давно пора завести на кафедре бригаду хороших дамских парикмахеров. Нужно помочь женщинам заполнить окна в расписании.
   Козлов (Валееву) Что Вы думаете о завтрашней лекции Михайловой по вопросу проблемного обучения?
   Валеев Женщина из всего способна сделать проблему. А при небольшом опыте даже неразрешимую.
   Степа Помогите, пожалуйста, теперь мне. Надо составить обязательства комсомольской группы.
   Валеев Пиши! Опоздать на работу - не более двухсот раз.
   Степа (быстро пишет) Ага!
   Слабцова Проморгать научных ссылок - не более ста.
   Степа Ага!
   Лория Зачесть не глядя - восемьсот.
   Барезкина Перепутать расписание - тридцать раз.
   Валеев Обеспечить двойками - половину студентов.
   Степа (поняв розыгрыш) Так это что за обязательства? Не-е! Мы такие не будем принимать!
   Валеев Ну, тогда думай сам.
  
   Кабинет зав. кафедрой. Сидят Штольц и все руководители научных групп и хоздоговорных тем.
   П. П. (своему помощнику по науке Букину) Что еще Вы хотели сказать руководителям научных групп?
   Букин Прошу к понедельнику выполнить все требования комиссии по технике безопасности. Как всегда, очень много замечаний в группе Льва Анатольевича Макарова.
   П. П. (Макарову) В вашей группе чего не коснись, во всем наблюдается безответственное отношение к своим обязанностям.
   Макаров Там нет дружного коллектива. Каждый сам по себе.
   П. П. (резко) А кто руководит ими? Не Вы ли?
   Макаров У них кроме основной работы множество всяких дел. Даже совет молодых ученых кучу сведений требует.
   П. П. Непонятна мне позиция руководителя! Мы ждем от вас анализа работы группы. Тем более, что анализировать - это одна из задач научного работника. И Ваша обязанность как руководителя!
   Макаров Когда анализировать-то. Мы ежедневно оформляем множество бумаг.
   П. П. Не уходите в сторону! У нас совершенно конкретный вопрос. Не готовы ответить - так и скажите! Но сознаете ли Вы, что нужно требовать не только с заведующего, но и с других руководителей кафедрального коллектива? И это законные требования!
   Макаров Сознаю.
   Павлов А как Вы все-таки быть с отчетами, формами, справками, визами?
   П. П. (машет рукой) Этот вопрос вами тоже не продуман, не подготовлен для обсуждения. Подобных вещей я Вам еще больше могу наговорить. Но ведь от нас требуется практическая работа. Например, без документации по технике безопасности наши лаборатории просто опечатают.
   Мельников А разве заботам о техники безопасности не мешают частые глобальные проверки и рейды на кафедру, а также связанные с ними бумаги? Какое-то массовое взаимонедоверие!
   П. П. Разговор по вопросу, который мы здесь не можем решить - это критиканство! Пишите в газету, в Минвуз! Но главное, руководите своими участками. Руководите так, чтобы все эти проверки, рейды и бумаги помогали Вам работать, а не приводили бы ваши коллективы в панику.
   В ваших руках большие возможности и для улучшения работы, и для ее развала. (Обращаясь к Букину)
   Что у Вас еще?
   Букин Участились случаи несвоевременной сдачи выполненных работ. Например, Альберт Владимирович, до сих пор не подписал у заказчика акты о завершении темы.
   Мельников Команды не было!
   П. П. Какой команды? Вы в армии что ли?
   Мельников Исполнитель заболел, а я всей бюрократии не помню.
   П. П. Руководитель обязан предвидеть возможные срывы! И иметь резерв! (Обращаясь к Букину) Что еще?
   Букин У меня все.
   П. П. Товарищи! Оглашаю решение треугольника кафедры. Прошу слушать внимательно. Произведен первый этап перераспределения площадей кафедры. Штольц отдает свою комнату для организаторов работы кафедры. Он, своим согласием, продемонстрировал высочайшую сознательность!
   Макаров должен отдать два окна: одно для техников и лаборантов, другое - для оборудования Павлова.
   Макаров (вскакивает) Я не отдам!
   П. П. Все свободны! Лев Самойлович, останьтесь.
   Все выходят, кроме Макарова и Кона.
   Макаров Разговор этот продолжим позднее. Завтра я еду на конференцию. Прошу подписать командировку.
   П. П. Не подпишу. Ты здесь нужнее. Много заболевших. Кроме того, на этой неделе партийное собрание.
   Макаров Замену я нашел. В партбюро договорился.
   П. П. (резко) Разговор окончен! Прошу оставить нас вдвоем (кивает на Кона)
  
   Макаров быстро выходит.
   П. П. (Кону) Не давать ему ни одного гвоздя! Не подписывать ни требований, ни счетов, ни писем! Если есть нарушения тэ-бэ - опечатывайте установки.
   Кон Понял.
  
   Лаборатория Макарова. Стоят Макаров, Митькин, Михайлова, Слобцова, Березкина, Пименов.
   Михайлова Зарвался Иванов! Надо жаловаться!
   Митькин Кому жаловаться? Парторг не поддержит. Его самого обобрали. По- черному!
   Пименов (нерешительно) В ректорат можно.
  
   Квартира Иванова. П.П сидит за рабочим столом. Подходит Соня, в ее руках блюдце с разрезанными яблоками.
   Соня Выстояла очередь за хорошими яблочками. Попробуй. (Садится рядом на стул, ласково прикасается к П. П.) Давай в субботу сходим к нашему сынуле. Он хоть и женился, все равно наш ребенок. Ты давно у них не был.
   П. П. Что со мной происходит? Я зрительно помню каждую его слезинку. Как я мог кричать на него, маленького? Даже руку поднимал на шестиклассника.
   Соня Ну что ты? Часто ли это было? Тебе самому-то обид и унижений хватало по горло. А непослушку - как же не поправлять?
   П. П. Конечно, не часто. Но из памяти не вычеркнуть. Воспоминания столько страданий приносят, сплошные ошибки.
  
   Пауза.
   Слушай! Покопайся-ка ты в книжках. Ведь доктор Фауст сумел вернуть себе молодость! Может быть, и мы сумеем? Я бы все оставил по-прежнему, только глубже бы вникал в детские интересы сына. Каждый вечер рассказывал бы ему эпизоды из жизни его родни, его корней.
   Соня Паша! Не наговаривай на себя! Ты занимался сыном столько, что дай Бог каждому. В спортлагере, в студенческой среде, семь отпусков провели, на Глубоченском пруду - жемчужине Урала; в доме охотника; ваши систематические велосипедные поездки на Шарташ: первые годы вдвоем на твоем велосипеде. А потом командой - на двух. Ох, много воспитательных дел можно вспомнить. Да ведь и не все от воспитания зависит: гены далеких предков ты не переделаешь, хоть бы совсем свою работу оставил, и жили бы мы до сих пор в первом студенческом.
   Это жизнь заставила тебя разрываться между семьей и работой. Не давай ты волю своему больному воображению, не перегружай нервную систему!
   Твои раздумья об ошибках в воспитании сына и прочие страдания о прошлом - это все зыбко и не очевидно. Ты вспомни ту яму необеспеченности и бесперспективности, из которой надо было выкарабкиваться. Забыл, что ни в жизни, ни "в науке нет широкой столбовой дороги".
  
   Пауза.
   Слушай, ты пугаешь меня: как бы ты не утратил единство цели, не распустился бы до самоедства. Не трави себя, папанька! Я благодарю Бога за все, что он нам дал! Выбрось Фауста из головы. И упаси Господи нас от Мефистофеля. Ты хоть и "гибнешь за металл", но, слава Богу! - совсем не за мефистофельский. Не надо нам лишнего, а дети сами заработают. Их труд добавит им и ума, и радости.
   Мальчик у нас хороший. Освоил заводскую практику, закрепился. Работает много. Здоровье бы только не подвело.
  
   П. П. целует жену, встает и, подражая ярости любимого им Высоцкого, декламирует.
   Отставить разговоры!
   Вперед и вверх, а там,
   Ведь это наши горы!
   Они помогут нам!
   Они! Помогут нам!

   Телефонный звонок. П. П. снимает трубку.
   Лаборатория П. П. У телефона Володя.

   Володя Павел Павлович, дружинники опять обнаружили пьянку в мастерской нашей кафедры. Битюков, Вейланд и Газизов. Битюков полез в драку. Дружинники хотят оформлять уголовное дело. Ребята знакомые, могу с ними поговорить.
   П. П. Надоело с Битюковым возиться. Его мастерская - это грязное пятно на имени нашей кафедры. Уволить Битюкова можно?
   Володя За пьянку нельзя, она была после работы.
   П. П. Тогда пусть на него оформляют дело, а я предложу уволиться по собственному.
   Володя Вам нельзя предлагать, опротестует потом по суду. Дружинники сами ему предложат. А что делать с другими двумя?
   П. П. Без Битюкова мы с ними справимся.
   Володя Все понял!
   П. П. Ну действуй! Спасибо, что позвонил.
  
   Конец двенадцатой недели.

Двадцать первая учебная неделя

   Лекционная аудитория. На доске написано "Поздравляем с праздником 8 марта!"?
   В аудитории сидят около ста сотрудников.
   За столом - Валеев в шапочке довоенного академика, рядом с ним Юра.
   Валеев (стучит молотком) Товарищи! Праздник 8 марта завтра. А сегодня у нас рабочий день! Поэтому сейчас состоится заседание кафедрального Ученого совета. Слушается защита диссертации аспиранта Сени.
   (Обращается к Юре) Ученый секретарь! Введите нас в курс дела.
   Юра Дорогие наши сотрудницы! Мужчины кафедры поздравляют вас с нашим общим прекрасным праздником!
   Желаем вам трудовых успехов, исполнения ваших календарных планов, свежего салата и редиски, счастья в личной жизни, солнечной погоды, мудрых и умных студентов, которым, как и вам, никогда не изменяет чувство юмора!
   В праздник 8 марта не бывает парада. Но этот день дает такой импульс, в результате которого мощным рокотом танкового двигателя забьется сердце ассистента и доцента, лаборанта и аспиранта в новом стремлении улучшить методику проведения занятий! Быстрокрылыми МИГами взовьется творческая мысль инженеров-исследователей в наконец-то прибранных лабораториях кафедры! Чем же не парад?
  
   Валеев стучит молотком.
   Валеев Достаточно! Вопрос ясен. Сеня, выходите на эшафот.
   Сеня (вид испуганный) Уважаемые товарищи женщины! Уважаемые члены Ученого совета!
   Хорошо известна такая элементарная частица, как электрон, и ее античастица - позитрон. Известно также много других частиц и квазичастиц. Наименее изученной из них является фемион. И ей мы посвятили свое исследование.
   Частица фемион была открыта любознательным естествоиспытателем Адамом еще на утренней заре физики. Однажды, проснувшись, он с удивлением обнаружил около себя странную частицу с развитой структурой. Эта частица обладала огромной притягательной силой, совершенно не уменьшающейся в пределах радиуса видимости.
   С тех пор фемионы неизменно привлекают к себе внимание всех настоящих физиков. Мы установили, что основным свойством этой частицы является обаяние, за единицу измерения которого нами принят один шарм. Выяснилось, что частица эта слабая, но она нередко участвует и в сильных взаимодействиях. В летописях о ней сказано: "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет". И вообще, о ее проникающих способностях ходят легенды.
   Наш местный ученый Козлов обнаружил, что в системе, состоящей более чем из двух фемионов, обязательно возникают кванты возбуждения - слухоны, которые нередко возбуждают весь кафедральный коллектив.
   Фермионы обладают способностью зеркально отражаться и могут отражаться часами.
   Сравнительно давно была открыта античастица фемиона, названная мужлоном. Эта частица, в отличие от фемиона, не имеет никаких загадок и тайн. Неотъемлемыми атрибутами всякого мужлона являются диван, мягкие домашние шлепанцы и бульон с пирожками.
   Но вернемся к фемионам. Они обладают множеством взаимоисключающих стремлений и качеств. С одной стороны, фемионы хотят быть красивыми, с другой - умными. С одной стороны, они не хотели бы опаздывать, а с другой - они желают нормально спать, постоянно следить за своей внешностью, стоять в очереди за яблоками, быть в курсе событий не только нашей кафедры и т. д.
   В процессе исследований мы встречались со многими фемионами нашего института и получили при этом массу удовольствий. Но настоящее эстетическое наслаждение возникло от общения с фемионами кафедры физики - добрыми, элегантными и эмоционально яркими
   Это наше глубокое убеждение! Наши фемионы - лучшие в мире!
   В заключение отмечу, что среди многих невыясненных нами вопросов о фемионах нас особенно мучает один: "Где взять время на них?" (Кланяется председателю и садится на стул около трибуны)
   Валеев Срочная телеграмма от Омара Хайяма. (Читает)
   В этот день, отправляясь к родному УПИ,
   Все цветы на базарах свердловских скупи,
   Одари всех сотрудниц, прекрасных и нежных,
   Их носи на руках и капризы терпи.
   А теперь слово научному руководителю.
   Вольский Отмечу лишь три момента. Первое - диссертант самостоятельно выбрал эту рискованную тему, полную интимных ньюансов. Хотя я ему говорил: "Голубчик, эта многогранная крупинка из фундамента цивилизации нам с Вами не по зубам". Второе - безусловная ценность работы состоит в том, что неясных вопросов после ее выполнения стало значительно больше, чем было раньше. И третье. С этим аспирантом мне было очень интересно и приятно работать, хотя мы и спорили с ним все три года.
   Валеев Начинаем дискуссию между диссертантом и оппонентами. Выступает первый оппонент.
   Букин Диссертант слишком обнаучил свою работу! Это находит некоторое оправдание лишь потому, что он взялся за изучение Великого Таинства Природы, имя которому - Женщина!
   Однако, кроме подтверждения известного экспериментального факта о притягательной силе этого объекта, он мало в чем разобрался. Почему-то остались в стороне такие черты прекрасного творения, как благородство, нежность, ум, экспрессия. А его глубинные свойства - чувствительность, непосредственность, высокий тонус и мобильность души? Диссертант не заметил даже, что чисто внешнее выражение - неотразимость и привлекательность - это неоценимые качества при организации выездных научных конференций и семинаров.
   Кроме того, он совершенно не уделил внимания уникальному явлению природы - женской логике.
   Отсутствует и ряд важных ссылок, в частности на такую работу, которую мы со вторым оппонентом не можем не напомнить диссертанту.
   Букин и Головин берут гитары и поют.
   Не бродяги, не пропойцы,
   За столом семи морей
   Вы пропойте, вы пропойте
   Славу женщине моей.
   Ведь все время на работе
   Рядом с нею мы живем,
   По пятам за нею ходим
   И пример с нее берем.
   Как она вдруг птицей белой
   В третью римскую впорхнет,
   По доске ударит мелом,
   Сладку песню заведет.
   Про фотоны, электроны,
   Про статистику Ферми,
   Про дурацкие законы,
   Что в науку вносим мы.
  
   А студенты - что студенты?
   Коль законы не понять,
   Про магнитные моменты
   Надо шпору написать.
   А в дальнейшем просто верить
   Ее синим маякам,
   И тогда желанный берег
   Из тумана выйдет сам!

   Головин Мы бы хотели дать некоторые советы молодому диссертанту, а заодно и другим мужчинам кафедры.
   Букин Будьте ласковее с женщинами не только в условиях учебного процесса, но и вне его. Создайте им возможность всегда оставаться милыми и нежными, веселыми и находчивыми, беззаботными и заботливыми.
   Головин Всегда помните об их одухотворенности. Дарите им цветы и, поверьте нам, это принесет вам счастье!
   Букин Поскольку диссертант не побоялся взяться за эту труднейшую, вечную и постоянно волнующую тему, мы полагаем...
   Головин ...что Совет не совершит большой ошибки, если присудит ему ученую степень.
   Валеев Отзыв передового предприятия.
   Володя (с наклеенной длинной, белой бородой) Первая глава диссертации посвящена изображениям объекта в чистом, так сказать, осязаемом и обнаженном виде; от античных времен до наших дней. Этот материал возражений не вызывает, равно как и интереса. Перед нами - типичный " ползучий эмпиризм", когда работают только глаза и руки.
   Аналогично, поисками наощупь, выглядит и вторая глава - обзор литературных источников. Ну зачем нужны, на сегодняшнем этапе развития вычислительных методов, эмоциональные всплески дилетантов: А.С. Пушкина, Миши Шуфутинского и им подобных? Эти, не лишенные таланта наблюдатели, не создали ни одной математической модели фемиона.
   Мой полный восторг вызвала третья, методическая, глава. Прежде всего, я считаю нужным подчеркнуть, что предложенный диссертантом абсолютно неизвестный ранее бесконтактный метод исследования объекта нов и оригинален. Лично я в самое ближайшее время намерен применить этот метод на практике.
   Мы полностью поддерживаем и новый подход к женщине - исследовать интимные свойства души, а не брать ее за горло, когда некому идти на замену. Вывод автора бесспорен: "Учебный процесс прежде всего!"
   Остальной материал диссертации я не читал, но, по-моему, это сплошная галиматья. Так как она носит частный и дискуссионный характер, то, конечно, не снижает общей положительной оценки диссертации.
   Потому ее автор вполне заслуживает выпрашиваемой им ученой степени.
  
   Кланяется председателю и уходит.
   Валеев Прошу членов Совета выступать, а не шептаться.
  
   На трибуну поднимается Козлов. На нем маска: очки с густыми черными бровями и крючковатым носом.
   Козлов Как относились к ученой женщине сто лет тому назад? Разве могли, например, Бабу - Ягу принять на работу на нашу кафедру? А что мы видим теперь?
  
   Валеев стучит молотком и показывает на доску, где написано "8 марта".
  
   Козлов (полушепотом обращаясь к Валееву) У нас на кафедре нет не только ни одной Ковалевской, но даже ни одной Софьи!
  
   Валеев сердито стучит, Козлов понимающе кивает.
   Козлов Посмотрите на нашу светлую и всегда праздничную, скромную кафедральную труженицу - женщину. Если снять с нее все взыскания, перед нами откроется нежная физическая натура, способная на большие дела. С каждым днем ее труд становится радостней и легче, (пауза, далее зловещим голосом) а учебная нагрузка все меньше и меньше. Обратим свой взор вдаль. Скоро ей вообще будет нечего делать на нашей кафедре!
  
   Валеев стучит, Юра возмущенно вскакивает, мужчины в аудитории протестуют.
   Козлов брезгливо машет в сторону Сени.
   Козлов Не заслуживает! Тема для кафедры не актуальна!
  
   Пауза. Козлов снимает свою маску, поднимает букет цветов, улыбается.
  
   Милые женщины! Эту гнусную роль я сыграл только потому, что злопыхатель еще не перевелся. Но вы видите, насколько ничтожны и не популярны его старания.
  
   И вот сегодня, в этом зале
   Хвала всем женщинам и честь!
   За то, что вместе нас собрали,
   Что они были, будут, есть!
   И перед ними без причин,
   Позвольте без сомнений тени,
   Мне одному, за всех мужчин,
   Смиренно преклонить колени.

   Встает на одно колено и наклоняет голову. Подходят Зайцев с гитарой, Игорь и Степа. Поют.
   Когда весна придет, не знаю.
   Кругом все вьюги, да снега,
   Но ты мне, кафедра родная,
   В любую пору дорога. (2 раза)
  
   Учебная лаборатория после праздника. Студенты выполняют лабораторные работы. П. П. сидит за столом, проверяет отчеты. Входит Макаров.
   Макаров (с грустью, но решительно) Считаю своим долгом сообщить тебе заранее, что по окончании семестра я подаю заявление об увольнении.
   П. П. (встает и резко говорит) Не смеши людей!
   Макаров Люди давно смеются. Все знают, как ты меня разукрасил на партгруппе. Да и площади отобрал.
   П. П. Только два окна из шести.
   Макаров И тем не менее, отобрал. И все это видят!
   П. П. Во-первых, видят не только мое отношение к тебе, но и твое ко мне. А во-вторых, если уж ты стал присматриваться к людям, то знаешь, что они видят прежде всего?
   Макаров (с некоторым страхом) Что?
   П. П. А то, что столкнулись два сильных человека. Пауза. Но мы с тобой станем еще сильнее, если достойно разрешим наш конфликт: с пользой для кафедры. (Устало) А кафедре невыгодно терять такого, как ты. Понял меня?
   Макаров (нерешительно) Не совсем.
   П. П. Поработаем мы еще с тобой, Илья. Занимайся спокойно своими делами
   (слегка толкает Макарова в плечо)
   Макаров До свидания!
   П. П. (кивает)
  
   Кабинет завкафедрой. Сидят Иванов и Лория.
   Лория П. П., я хотел бы подготовить коллективное письмо в "Правду". Лучший путь к повышению успеваемости - это резко уменьшить число студентов. Организовать жесткий отбор. Решительно исключать нерадивых. Уверяю вас, качество инженеров существенно улучшится.
   П. П. Вахтанг Сергеевич, мы тем самым обнаружим свою политическую неграмотность. Ведь высшая школа - это государственное учреждение. Мы обязаны понимать интересы государства. На сегодняшний день количество заявок от предприятий значительно превышает число выпускаемых нами специалистов.
   Лория Все определяется дисциплиной труда. А как ее укрепить? В школе, в институте, на производстве, в министерстве?
   П. П. Не знаю. Но Вы же видите, правительство ищет пути. А у нас с Вами есть свои рычаги укрепления дисциплины. Правда, их во все времена надо было обновлять и совершенствовать. Ведь в жизни постоянно происходят непредсказуемые изменения.
   Кстати, только лишь один отсев студентов никогда не приводил к повышению успеваемости. Если студенты пассивны, то отчисление плохих не активизирует остальных. Снова появляются плохие.
   Лория Что же будем делать?
   П. П. Нужен комплекс мер. Мы отчисляли плохих и будем это делать. Но воздействовать на молодежь только угрозой - это недальновидная политика. Надо знать студентов и постоянно анализировать обстановку. Мельников-то правильно предлагает: воспитание, организация, требовательность.
  
   Входит Мельников.
   П. П. А вот и он сам! Готовьте статью совместно с ним.
   Мельников Ты просил зайти?
   П. П. (жестом приглашает его сесть) Альберт Владимирович, хочу тебя просить возглавить работу кафедры над методическими пособиями. Будешь рецензировать и редактировать все руководства и пособия, издаваемые нами. Это исключит дублирование и обеспечит стандарт в обозначениях и терминах. Ты человек глубокий. Со временем, может быть, предложишь и свой вариант учебника по физике. Мы тебе создадим условия: немного уменьшим учебную нагрузку.
   Мельников Ну, что же! Надо, так надо!
   П. П. Спасибо! Начинай вникать в это дело!
  
   Мельников выходит. Входят Валеев, Головин, Володя и Таня.
   Валеев П. П., у нас трагедия. На всесоюзную конференцию приняли только Ваш доклад. Тезисы наших сообщений не взяли. Думаю, это потому, что Вы отказались войти в состав оргкомитета.
   П. П. Не только поэтому. Это вас уму- разуму жизнь учит. Так вам и надо!
   Головин За что, Павел Павлович?
   П. П. А если я умру? Значит, все? Отгремели песни нашего полка? Отстучали звонкие копыта?
   Володя Надо было ездить на все семинары, куда приглашали. Дискутировать!
   Правильно Вы нам говорили!
   П. П. Вот! Общаться надо постоянно.
   Валеев Время-то где на это взять?
   Головин Да и новый товар надо вырабатывать! Тоже напряжение сил!
   П. П. Эх, ребята! Какие затраты, какие напряжения могут сравниться с радостью творчества? И даль свободного романа/ Я сквозь магический кристалл/ Еще не ясно различал... (А.С.Пушкин)
   На сей раз поедете без докладов. Послушаете, в кулуарах поработаете.
   Еще дела есть?
   Валеев Нет.
  
   Все, кроме Тани, уходят.
  
   Таня Вот графики.
   П. П. По - прежнему, не чувствуется надежности!
   Таня Но ведь четко видна нелинейность. Явная аномалия!
   П. П. Нужны дополнительные данные. Пока Вы, буквально не заболеете своим материалом, не выстрадаете его, днем и ночью, результаты останутся поверхностными, сомнительными.
   В кабинет входят две начальницы отделов. Первая - техники безопасности (ТБ) - смазливая, с бегающими глазками, приветливо- угодливой улыбкой и с жестоким сердцем царицы Тамары. Вторая - королева планово- финансового отдела (ПФО) - оплывшая, и затянутая каким-то своим способом, тетка.
   Лыкова (Т.Б.) Мы идем с открытого партсобрания отделов ректората. По пути, по горячим следам, решили заглянуть в ваше огромное, беспокойное хозяйство. Рассказать, предупредить! Подводятся итоги соцсоревнования вузов. Ожидается комиссия. Ректор потребовал завоевать переходящее Красное Знамя. У вас, как всегда, море недоработок.
   П. П. Милости просим! Садитесь. (Подумал) Видно, ректор нечаянно махнул кулаком и перед вашими носами. Редкий случай. Вы же чаще всего несетесь впереди паровоза.
   Лыкова (продолжила) Почти во всех ваших научных лабораториях вечно висят временные провода. У вас они зовутся "соплями". Мне надоело записывать эти замечания.
   Натолкали оборудования, проходы не соответствуют никаким нормам. Буду опечатывать комнаты.
   12 сотрудников не прошли плановый медосмотр. Фамилии сами перепишите в медчасти и отстраните от работы. Я проверю!
   Источники радиоактивного излучения необходимо срочно переаттестовать. Главное - привести в порядок всю документацию. Ее у вас очень-очень много. Если за неделю не устраните грехи, все они перекочуют в очередной доклад ректора.
   П. П. Устраним! Но почему Вы всегда так неожиданно и жестоко пугаете? Мы же все требования Т.Б. выполняем. Я больше всего на свете боюсь травматизма и всегда прошу вас помогать, а не стращать. У нас в каждой лаборатории есть официальные ответственные за Т.Б., фамилии их - на дверях. Сообщите им, пожалуйста, конкретные претензии.
   Лыкова Сообщу. А к Вам лично от нас с пожарником новое требование: убрать все ваши огромные шкафы из коридора кафедры.
   Финансистка И я хочу предупредить, что у вас раздут штат учебных лаборантов, да и инженеров тоже.
   П. П. Вот ничего себе! Мы почти каждый год привозим из Госкомнауки и Минвуза дополнительные ассигнования. Позвольте спросить, а вот вы за счет чего расширяетесь? (мысленно - "клопы") Я помню, в 1954 г., в ПФО, в комнатке около кассы, работали три человека. В отделе кадров - начальник, Дутов, и всего два инспектора. В научном отделе, кроме начальника и бухгалтера, Веры Алексеевны, работали еще трое: Галина Николаевна, Эдда Петровна и Раиса Ефимовна. Остальные - работяги, вроде бюро оформления. А студентов в УПИ было почти столько же, как сейчас, только радиофак тогда еще не возник. А сколько нынче у вас в отделах сотрудников? За счет общего бюджета института?
   Финансистка Вы - не по адресу. У нас все по министерским инструкциям. Обращайтесь туда. Кстати, у вас финансовые нарушения. Ваши преподаватели на подготовительных курсах объединяют две-три группы, проводят одно занятие, а в ведомости на оплату записывают каждую группу отдельно. Заведующего курсами мы увольняем, но Вы разъясните своим! И еще, у вашей кафедры при большом количестве авторских свидетельств, ничтожные внедрения. И экономический эффект низок. А это очень важные показатели.
   П. П. Стоп- стоп! Это же вопросы учебного и научного отделов!
   Обе (почти хором) Так ректор об этом говорил! Лишние, что ли, сведения для Вас? Мы и по своим отделам кое-что добавим, без свидетелей.
   П. П. (размышляя молча) Надо прикусить язык. Им доказывать, все равно, что плевать против ветра. Задиристые люди могут одним и тем же популярным определением квалифицировать каждого из нас троих: "из грязи в князи". А мы почему-то сильно непохожи. Пути, что ли, к своим кабинетам разные были? Эти подсунут под гильотину и только облизнутся. А сколько потом бывает радостно-возбужденных рассказов о "преступнике". Ох, уж лучше еще послушать. Неприятный осадок остается от безрезультатных поклонов перед ними. После, бывало, всю кожу на пояснице сожжешь финалгоном.
  
   В затянувшейся паузе резко прозвучал телефонный звонок.
   П. П. (снимая трубку) Извините.
  
   Послышался голос Мурки.
   Мурка. Паша! Я получила премию за работу, начатую еще с Е.А. Барбашиным. Всю жизнь я урывками возвращалась к этой теме. Благодаря тебе, у меня появился какой-то творческий восторг, новое решение пришло само. Озарение случилось!
   Отметим? Угощение готово.
   П. П. Слушай, ты не во время. Я занят. Сам позвоню.
   Мурка Мы не виделись больше двух месяцев. От радости той зимней встречи я все еще плыву на облаках. А тут вдруг премия и сразу откуда-то тревога: не слишком ли мне много? Как бы вниз не свалиться. Приди, поддержи!
   П. П. Пойми, я зашился-замотался. Ты меня оторвала от дела. Ко мне специально зашли люди предупредить. Если я сию минуту что-то упущу - получу неприятности. Да вот еще ректору справку о технических средствах обучения никак не успеваю написать. Уже на окрик нарвался. Сама знаешь, какая это лживая показуха. Кому ни поручу - выдают совсем халтуру. Надо самому врубиться. Порадуйся пока без меня. По рукам?
   Мурка Пашка! Пожалуйста, пожалуйста! Через полчаса я буду ждать тебя в такси около главного входа в институт.
  
   Треск в трубке. Мужской голос кричит: "Алло, алло! Да положите трубку, откуда вы взялись?" Мурка горячо убеждает.
   П. П. (злые мысли в мозгу) Проклятые институтские телефоны. Когда эту дрянь сменят...?
   Ну зачем? Зачем я с ней связался? Только лишь две встречи и каждая - эмоциональный взрыв! Выброс всей энергии! До полной пустоты! До провала!
   Нет, не могу я сегодня!
  
   Начальницы переглядываются. Им не нравится. Они давно вкусили прелесть своих кабинетов. Там можно, как бы по забывчатости, не предложить сесть посетителю. Ну, кого это скребет? Любопытно, кто как переминается: "А фигульку на рогульке не хочешь? Если же вы "хочете", что же не хлопчете?"
   Репу свою сначала хорошо почеши, а уж после заходи! Можно и дальше позабавиться, наивно или даже с обидой спросить: "Что же Вы не садитесь? В ногах правды нет".
   Обе встают и уходят.
  
   Треск в трубке усилился. Он перекрывает сбивчивые напористые фразы обоих. П. П. потом не мог их точно воспроизвести. Кажется, вырвалось что-то вроде "Брысь под лавку". Мурка, наконец, уловила раздражение и возрастающую непреклонность П. П., поняла бесполезность дальнейшего разговора. Оба, почти в один и тот же момент, прекратили дискуссию, положив каждый свою трубку.
   Таня (кивнув на дверь) Обиделись? Вы их не любите?
   П. П. (возбужденно и резко) Унизительно с такими иметь дело. Есть в отделах ректората душевно богатые люди. Но для их замечаний мозги этих чванливых начальников, особенно приближенных к ректорату, так же недосягаемы, как и для нас с вами. Беда не в том, что они выполняют распоряжения свыше, как танки, а в том, что возомнили о себе, и, как правило, одновременно проводят личную, корыстную линию. Это касается и общественных отношений, и материальных доходов. Им наплевать на специфику нашего труда. На то, что в работе преподавателя и инженера постоянно приходится что-то исправлять, всегда надо думать, преодолевать. Из-за этого, мы нередко бываем неуверенны и ранимы. Им мы, как и студенты, мешаем.
   П. П. (оставшись один, еще не успокоившись, размышляет взволнованно) Мурочка! Вот все и разрешилось! Стыдно! Обидел и оттолкнул чуткую, преданную, с полуслова понимающую душу. На амбразуру бы пошла. Причем не сдуру, а с умом!
   Возможен ли был другой исход?
   Неизбежно разнюхали бы: ничего нет тайного, что бы не стало явным. Сплетнями и дружескими ухмылками растоптали бы уверенность.
   Нет! Либо - "наше дело - правое", либо - уходить с заведования. Открытая честная борьба за справедливость, и одновременно, тайная жизнь - несовместимы.
   Нет! Разорвать в себе эту слабость, этот соблазн, этот грех гордыни! В клочья, чтобы не собрать!
   Прости меня, Мурка! Даже это я тебе передаю только через мысль. При сегодняшнем разрыве ты меня уже точно не простишь. В противном случае, пластинка снова закрутится, и нас охватит та же мелодия.
   Ты умная, значит, со временем поймешь меня. Наши мысли сольются в другом русле.
  
   В это время, на другом конце провода, плакала Мурка. Ну за что? За что он так решительно и грубо разрушил мое радостное т состояние? Швырнул с облаков снова в зимнюю пустыню! Я просила лишь копеечку, как маленький жалкий Буратино, окруженный бездушными обидчиками. И нарвалась на непонимание и раздражение.
   Все! Все! Позвонит - лучше палец оттяпаю себе...кухонным ножом, но не позову! Буду молчать. Не унижусь до упреков. Сам когда-нибудь догадается, что у меня тоже полно дел, но кому и когда я жаловалась на них, как и на постоянные обиды?...Все!
   Авторская ремарка. Возможно ли воспроизвести перед зрителем драму отношений Мурки и П. П., другими словами, правду жизни? Вероятно, каждый актер реализует собственную сценическую трактовку.
   Постаревший прототип Иванова, когда-то мой друг по работе, несколько раз повторил, что не может себе простить той необдуманной, но, видимо, созревшей где-то в подсознании, грубости, которая вырвалась у него в их последнем разговоре. В каких словах она проявилась? Он не открыл, или я не смог понять? Снова он заявил, что не хотел продолжать отношений, но не собирался и обижать.
   Долго и нудно вспоминал истории тех лет. Например, декан Беклемищев. Матерый, из купцов, из тайги. Умен, опытен. Однако всюду его сопровождала сплетня: "У него женщина на стороне". И некоторые хамели, да и он становился каким-то уязвимым. Или многолетний секретарь парткома Кропоткин. Глыба! Любая его реплика принималась к исполнению. Немало у него было высоких постов. Какая-то из женщин написала секретарю обкома и пошли разбирательства. Выкатили из института в бочке с помоями и с прозвищем "кобель". Женщинам его, правда, тоже не комплименты отвешивали. Но, главное - "погиб поручик от дамских штучек"...
   Все же удалось выведать судьбу Мурки. Она уехала к дочери в Литву. Лет через десять наши герои стали к каждому Рождеству обмениваться письмами, полными юмора и благодарности за прошлое. Мурка писала, что смеется и плачет над его письмами. В 2006 году Мурка умерла от инфаркта, ночью во сне. Прототип добавил, что его сеттер смотрит на него тем же знакомым преданным взглядом. К сожалению, я собак не имел и этот образ мне непонятен. Из памяти, как итог, выплывают блоковские и пушкинские строки.
  
   "Была ты всех ярче, верней и прелестней,
   Не кляни же меня, не кляни!
   Мой поезд летит, как цыганская песня,
   Как те невозвратные дни".
   А. Блок
  
   "Татьяна, милая Татьяна, с тобой я вместе слезы лью..." и многие другие, вплоть до нижеследующих:
  
   "Воспоминанья предо мной
   Свой длинный развивают свиток.
   И с отвращением читая жизнь мою,
   Я трепещу и проклинаю.
   Я горько жалуюсь и горько слезы лью,
   Но строк печальных не смываю".
   А. Пушкин
  
   Кабинет завкафедрой. Входит Павлов
  
   Павлов Павел Павлович! Я против тебя выступал. Какая-то мутная волна захватила и понесла. Вокруг недовольство, критика, обсуждения. Ну и я тоже стал анархистом. Теперь я другой. Можешь на меня рассчитывать. Присягаю новому правительству.
   П. П. (шутливо прищурясь) А в морду ты не хочешь?
   Павлов Заслужил. Отработаю!
  
   Кабинет проректора. Перед проректором сидит Штольц.
   Проректор Алексей Иванович, охарактеризуйте мне, пожалуйста, работу нового зава. До меня доходят крайне противоречивые отзывы.
   Штольц Он очень резко выступает против тех, кто под популярным обезличенным лозунгом "Это нужно кафедре" извлекает выгоду для себя, кто на заседаниях кафедры постоянно переводит стрелки со своих личных недоработок на общеинститутские проблемы. Он яростно выводит кафедру на путь интересных деловых обсуждений. Ни с кем не боится спорить, запрещает отвлекать. Ценит деловых преподавателей и сотрудников. Не злопамятен. По существу почти всегда прав, по форме - не всегда. Но это такая натура. Я его не поправляю, боюсь охладить. Да ему и так достается. Есть обидные выпады, неприязнь. Большинство же сотрудников считает такой стиль руководства вполне приемлемым. Некоторые, в том числе и молодежь, его просто любят.
   Проректор Спасибо, парторг. Хороший ты человек (протягивает ему руку)
   Входная дверь в лекционную аудиторию. Выходят преподаватели, появляется Штольц и Иванов. Идут вместе.
   Штольц (обращаясь к П. П.) Активно прошло заседание. И все по делу говорили.
   П. П. Да, надо хорошо обдумать высказанные предложения.
  
   Штольц и Иванов проходят. Выходят Михайлова, Березкина, Макаров.
   Михайлова Я замечаю, что П. П. всегда выгораживает сотрудников своей научной группы. Вот Вы, Илья Анатольевич, правильно критиковали Валеева, а Иванов опять пытался смягчить.
   Березкина А на Анну Петровну снова кричал.
   Михайлова Далась ему эта работа по лазерам. Привязался и уже лет пять твердит одно и то же. Только Вы один и можете его критиковать.
   Макаров А я ему сейчас скажу. Только один на один.
  
   Кабинет завкафедрой. Вслед за Ивановым входит Макаров.
   Макаров Ты еще не утратил способности воспринимать критику?
   П. П. (помрачнев) Говори.
   Макаров Я уже несколько раз слышал от сотрудников, что ты всегда выгораживаешь своих. Это видит весь коллектив. Твоя необъективность бьет в нос.
   П. П. С плохими работниками я расстаюсь быстро. У меня остались настоящие труженики. Как же таких не защищать?
   Макаров Ты не вправе это делать. Люди думают о тебе плохо!
   П. П. Пощади меня! Я весь в напряжении после заседания. Уйди!
   Макаров Напрасно ты так. Задумайся над моими словами.
   П. П. (раздраженно) Уходи!
  
   Макаров выходит. П. П. сидит, откинувшись и закрыв глаза.
  
   Утро. Коридор кафедры. Стоят Кон, Юра, Сеня. Иванов подходит к ним.
   П. П. Здравствуйте! (В ответ все здороваются)
   Кон Пал Палыч, у нас неприятность. Ребята забыли закрыть кран охлаждения новой установки. Ночью давление повысилось и сорвало шланг. Под нами затопило две комнаты. Испорчен потолок, стены, оборудование.
  
   Пауза.
   П. П. (к Юре и Сене) Ну что носы повесили? Будете ремонтировать! Поговорите с нашими комсомольцами. Просите помощи! Потом сами добром отплатите. Пауза.
   Набросайте план ваших действий. А мы с Львом Самойловичем свои необходимые меры обсудим.
  
   Из лаборатории напротив слышится репетиция агитки в пользу предстоящего выезда на сельхозработы.
  
   В колхоз! В колхоз!
  
   Мы рады вас приветствовать,
   Ученые девчата!
   Конечно, коль на месте вы,
   А не ушли куда-то.
  
   И просим вас немедленно
   Оставить все дела.
   В колхозе, в колхозе!
   Нам вкалывать пора.
  
   Да нынче даже ректор
   Не сможет нас сдержать.
   Мы за девчат- колхозниц
   Готовы все отдать!

   Конец.
  

"ARS LONGA, VITA BREVIS" - (латынь), наука долговечна (обширна),

0x08 graphic
а жизнь (человека) коротка.

  

Работа научной группы

"Металлические расплавы"

  
   П. В. Гельд, после того, как он возглавил кафедру физики в 1952 году, сумел вовлечь в развитие своего научного направления большинство молодых преподавателей кафедры. При этом, объекты исследования остались прежними : силициды и карбиды хрома, марганца, железа, кобальта, никеля, а также другие интерметаллиды. Научный поиск осуществлялся путем широкого привлечения физических методов.
   На кафедре физики изучалась не технология производства, как в отраслевых институтах, а физические свойства и структура образцов, подобно тому, как это делалось на физическом факультете Уральского государственного университета. Исследования проводились в широком интервале температур, от жидкого гелия до состояния сильно перегретого расплава.
   Первые на кафедре физики две книги П. В. Гельда обобщали результаты начального этапа этих исследований: "Силициды переходных металлов четвертого периода", 1971г, (соавтор Ф. А. Сидоренко); и "Расплавы ферросплавного производства - жидкие сплавы переходных металлов с кремнием и углеродом",1973г, (соавторы Б. А. Баум и М. С. Петрушевский).
   Изучение свойств и строения жидких металлов и сплавов - одно из первых направлений и, соответственно, научных подразделений, созданных П. В. Гельдом на кафедре. Одновременно и позднее, им были сформированы еще семь научных групп.
   В 1967 году П. В. Гельд поставил перед нашей группой "Расплавы" задачу: принимать к изучению любые металлические жидкости, если это обеспечит заключение новых хоз.договоров и приток денежных средств на кафедру. Такими новыми объектами оказались композиции на основе железа, никеля, алюминия, титана. Появились не только новые источники финансирования, но и укрепилось научное сотрудничество в области физики металлов с ведущими академическими и отраслевыми институтами, металлургическими и машиностроительными заводами.
  
   Как же описывать жидкое состояние вещества? Оно, на температурной шкале, занимает промежуточное положение между кристаллом и газом. Для нас задача облегчена. Мы рассматриваем жидкий металл в интервале температур от плавления (Тпл) до 1,25 Тпл. Эта область, близкая к точке плавления и, соответственно, кристаллизации, имеет второе название - расплав. Кристалл и жидкость - это конденсированные состояния. В них господствуют силы притяжения атомов, в отличие от газа. В последнем энергия теплового движения частиц настолько возросла при нагреве системы от Тпл до кипения и выше, что решающая роль перешла к силам отталкивания, хотя силы притяжения не исчезли и даже мало изменились. В газовой фазе царит хаос, а в конденсированных - порядок. В кристалле - дальний, а в расплаве - ближний.
   Этот экспериментальный факт подтвердили и мы исследованиями фундаментальных свойств - плотности, электросопротивления, дифференциальным термическим и рентгеновским анализами. Уменьшение плотности при плавлении нормальных и переходных металлов составляет 1-3%, за счет появления "дырок" и полостей. Рентгеновские исследования Евы Захаровны Спектор в Москве и Александры Васильевны Романовой в Киеве, а позднее и в других лабораториях, показали, что при расплавлении кристалла наиболее вероятные ближайшие межатомные расстояния не только не увеличиваются, но даже уменьшаются (в том числе, и в железе). Это значит, что силы притяжения получили возможность стягивать атомы расплава в кластеры (или сиботоксисы, по Стюарту, американцу - рентгенщику; публикации 1927 - 29 гг.) Между кластерами распределяется свободный объем с отдельными атомами нагреваемого расплава.
   А что творится в кластерах? Действительно ли, в соответствии с английским термином, это всегда одинаковая гроздь, похожая на виноградную? Нет, конечно!
   Кластер - это порождение конкретных, специфических для данного сорта атомов, сил притяжения. Значит, он имеет ту же самую структуру, что и его предшественник - кристалл.
   Однако, силы-то те же , но интенсивность теплового движения каждого атома возросла на величину K ? ?T, где K = 1,38 ? 10-23 Дж ? K-1; ?T - прирост абсолютной температуры.
   Очевидно, квазикристаллический порядок в кластере размыт тепловым движением, особенно на границах с полостями и любыми проявлениями свободного объема. Поэтому границ-то и нет! Здесь кластер плавно переходит в разупорядоченную зону, доля которой зависит от температуры и ощутима, по-видимому, при температурах выше 1,5 Тпл.
   Переход от чистого металла к многокомпонентному расплаву очень сильно усложняет картину его строения. Различные проявления в кластере металлических, ковалентных, резонирующих и других специфических, разной силы, взаимодействий определяют его структуру и устойчивость во времени. Косвенные сведения об этих характеристиках удается получить методом физико-химического анализа, изучая температурные и концентрационные зависимости физических свойств расплавов.
   Все сказанное - это научная сторона вопроса. Но важна и прикладная. Что представляет собой реальный процесс выплавки стали заданного состава с полезными добавками и неизбежными вредными примесями?
   Вот как видит поэт Сергей Васильев мартеновскую ванну во время и после расплавления в ней всех исходных материалов.
  
   0x08 graphic
И начнет бурлить по кругу
   0x08 graphic
все стремительней и пуще,
   взвихрив огненную вьюгу,
   вулканическая гуща.
  
   Не дыша стоишь в молчанье,
   Если видишь ты впервые
   это мертвое качанье,
   эти волны неживые.
  
   Такой расплав, даже совпадая по химическому составу с заданным, не готов к выпуску. Сделанные из него рельсы, трубы, детали машин... рано или поздно обнаружат в себе, проявят, опасные дефекты... и разрушатся. Выражаясь языком науки, эта термодинамическая система очень далека от состояния равновесия. Наследственное влияние фазовых составляющих шихты еще велико. Они передали расплаву все свои многочисленные типы ближнего порядка, т. е. расположения атомов, химическую и физическую микронеоднородность.
   Конвективное перемешивание и кипение, вызываемое пузырьками окиси углерода, способны обеспечить лишь макровыравнивание. Самый доступный способ разрушить наследственные неравновесные атомные группировки - это нагреть расплав до той критической температуры tк, при которой средняя энергия теплового движения частицы становится соизмеримой с энергией активации ее отрыва от материнского ассоциата.) Нагрев до tк - способ перевода системы в равновесие. Перегрев расплава выше tк может оказаться опаснее недогрева: резко возрастет газонасыщенность, взаимодействие с футеровкой; из шлака в металл пойдут нежелательные элементы...
   Таким образом, неравновесные расплавы временно сохраняют в себе элементы структуры исходных фаз.
   Строение и свойства равновесных, а значит максимально однородных, систем определяется не предысторией, а химическим составом и температурой. Разливка равновесного расплава обеспечивает стабильный от плавки к плавке ход процесса кристаллизации, оптимальную структуру слитков и отливок, стабильно высокий (из всех возможных для данного состава) уровень качества. (Подробнее см. "Фундаментальные исследования физикохимии металлических расплавов". Памяти академика А. М. Самарина, ИКЦ "Академкнига", 2002, с. 214-228).
   Благодаря фундаментальным исследованиям свойств и строения металлических жидкостей возникло новое прикладное направление: разработка рекомендаций по приведению многокомпонентных металлических расплавов в состояние равновесия с целью повышения и стабилизации качества металлопродукции.
   Для того, чтобы успешнее расширять завоеванные рубежи, напомню некоторые результаты применения экспериментально обоснованной термовременной обработки расплавов, полученные при производстве более 70 марок сталей и сплавов:
  -- на 16-50% уменьшается протяженность и объем усадочной раковины слитков, изменяется ее форма; это позволяет сократить объем прибыли на 2-3% без ухудшения качества макроструктуры слитков;
  -- уменьшается протяженность зоны столбчатых кристаллов слитков и отливок;
  -- повышается плотность литого металла; причиной уплотнения является не только уменьшение пористости, но и изменение параметров кристаллической решетки; слитки опытных плавок практически всех марок сталей имеют вес на 1-2% больше обычных, что сохраняется и на последующих переделах;
  -- на 5-7% возрастает выход годного металла;
  -- на 10-15% повышается степень дисперсности дендритной структуры стали, повышается ее однородность;
  -- в углеродистых сталях на 15-30% сокращается количество карбидов эвтектического происхождения;
  -- снижается степень ликвации легирующих элементов, что приводит к изменению легированности матрицы, повышению ее микротвердости, а также к изменению состава и морфологии карбидов (в частности, в инструментальных сталях морфология эвтектических карбидов изменяется в направлении от скелетной к пластинчатой или стержневой).
   Изменения структуры литого металла вследствие получения равновесного расплава сказывается и на его служебных характеристиках. На 20-40% повышается пластичность сталей, особенно при температурах горячей деформации. Интервал последней расширяется. На 30% возрастают упругие свойства сталей, на 10% увеличивается их температуропроводность. Для нержавеющих сталей установлен рост их долговечности на 20-50% и повышение коррозионной стойкости в 3-4 раза. Повышаются режущие свойства инструмента из сталей типа Р6М5 на 20-40%. Улучшаются служебные характеристики и других сплавов и материалов (жаропрочных, аморфных, микрокристаллических, порошковых).
   В нашей научной группе изданы три книги и опубликовано более 500 статей в центральной печати.
  
   Защищено 10 докторских диссертаций:
  
   Баум Б. А. - 1970 год;
   Петрушевский М. С. - 1973 год;
   Левин Е. С. - 1977 год;
   Тягунов Г. В. - 1984 год;
   Попель П. С. - 1988 год;
   Замятин В. М. - 1990 год;
   Базин Ю. А. - 1992 год;
   Сидоров В. Е. - 1996 год;
   Цепелев В. С. - 1998 год;
   Барышев Е. Е. - 2007 год.
  
   Защищено более 50 кандидатских диссертаций. Привожу имена диссертантов, у которых я был руководителем или консультантом. Это - и "плоть, и кровь, и душа" моей рабочей памяти. Они всегда со мной. Каждый внес часть своей "божьей искры", своего таланта экспериментатора в общее дело нашей лаборатории. Абсолютно о каждом инженере и аспиранте у меня много ярких воспоминаний и добрых слов. Они, обычно, озвучиваются при встречах. Здесь же, для облегчения охвата, пришлось ограничиться только двумя ключевыми фразами: объект исследования и выбранный метод. При этом записал гулявшие в памяти стихи, надеясь оживить чтение.
   В список не включены имена более десяти заводских работников, сотрудничавших с нами и защитивших диссертации с использованием материалов нашей лаборатории.

"Все настоящее дается с кровью"

(принцип великих режиссеров и актеров)

   1 - 1969 год, к. т. н. Акшенцев Юрий Николаевич,
   рук. Гельд П. В.
   (Марганцовистые сплавы. Вязкость, плотность, электросопротивление.)
  
   Стынет соль девятого пота
   На протравленной коже спины,
   И качает меня работа
   Лучше спирта и лучше войны.
   Б. Корнилов
  
   2 - 1970 год, к. ф. м. н. Паварс Ильмар Альбертович
   (Хромистые сплавы. Электронография, плотность.)
  
   3 - 1970 год, к. т. н. Костина Татьяна Кирилловна
   (Сплавы кремния и алюминия. Растворимость водорода.)

   8 Марта, по приглашению женщин, мужчины группы "Расплавы" строем двинулись на квартиру Тани
   И вот у Костиной мы здесь.
   И отбросив лесть и спесь,
   Положив на сердце руку,
   Скажем прямо: "Нашу группу
   Не совсем забыло небо.
   Хоть и мало вас у нас,
   Но ведь не в числе же дело.
   В каждом деле важен класс!
   Вы ж у нас умны, тактичны,
   Веселы и симпатичны.
   И готовы мы за вас
   Выпить весь спиртной запас!
   Первый персональный тост-
   За хозяйку помещенья!
   Вот кто выстроил нам мост
   От решенья до внедренья.
   За Татьяну, за Кирилловну,
   За подругу нашу милую -
   Коллегу, мать, жену, доцента,
   Женщину - на сто процентов!
   Е. Клименков
  
   4 - 1971 год, к. ф. м. н. Юрьев Геннадий Степанович
   (Силициды хрома. Рентгенография и электронография.)
  
   5 - 1972 год, к. т. н. Тягунов Геннадий Васильевич
   (Силициды железа, никеля, кобальта. Вязкость. Механические свойства.
   1984 г. - докторская диссертация. Высоколегированные стали. Электросопротивление. Технология выплавки.)
  
   Песня вьется - залетный сокол.
   Тихо слушаю, не дыша:
   запевает начдив высоко
   про безмолвие Иртыша.
   ...вдруг стрельба, и резня, и рубка -
   умирая, дернется бровь,
   под штыком маслянистым хрупко
   хруснет горло и свиснет кровь.
   Но Чапаева сила злая,
   вся сверкающая бедой,
   проливною саблей гуляя,-
   на кобыле своей гнедой.
   А за ним его бурка струится,
   он запомнится мне навек -
   то не лошадь, и то не птица,
   и, пожалуй, не человек.
   Б. Корнилов
  
   За повелителя подвала
   И гистереза творца,
   За сына Южного Урала
   И за наследственность борца,
   За друга нашего и брата,
   За Тягунова - кандидата!
   Е. Клименков
  
  
  
   6 - 1973 год, к. ф. м. н. Шварев Константин Максимович
   (Сплавы кремния с железом, кобальтом, никелем. Оптические свойства.)
  
  
   Мы недаром сегодня здесь гости,
   Те, кто с Костей пытают металл.
   Константином Максимычем, Костя,
   Не на шутку, товарищи, стал!
   Он и раньше был парень степенный,
   Но теперь у него документ,
   Где о степени - черным по белому!
   Значит скоро он будет доцент!
   Е. Клименков
  
   7 - 1973 год, к. ф. м. н. Снежко Ольга Михайловна
   (Силициды железа. Рентгенография.)
  
   Твой милый образ, незабвенный,
   Он предо мной везде, всегда,
   Недостижимый, неизменный,
   Как ночью на небе звезда.
   Ф. Тютчев
  
   8 - 1975 год, к. т. н. Кушнир Михаил Наумович
   (Жидкие стали. Вязкость. Механические свойства.)
  
   9 - 1976 год, к. ф. м. н. Клименков Евгений Александрович
   (Сплавы железа с никелем и кобальтом. Рентгенография.)
  
   Мы любим все - и жар холодных чисел,
   И дар божественных видений,
   Нам внятно все - и острый галльский смысл,
   И сумрачный германский гений.
   А. Блок
  
   10 - 1977 год, к. т. н. Замятин Виктор Михайлович
   (Легированные железо-углеродистые расплавы. Рентгенография, вязкость, натяжение.
   1990 год - докторская диссертация. Алюминиевые расплавы. Механическое воздействие.)
  
   Говорят, половину на плавку идущего жара
   Печь берет у сверкающих глаз сталевара;
   Что тогда лишь получится сталь хороша,
   Если сильная вложена в плавку душа.
   М. Пилипенко
  
   11 - 1978 год, к. т. н. Бодакин Николай Егорович
   (Сплавы на основе железа, кобальта, никеля. Вязкость.)
  
   12 - 1979 год, к. ф. м. н. Гущин Владимир Силантьевич
   (Сплавы на основе железа. Излучательные характеристики.)
  
   У аспиранта жизнь - что бурный океан:
   Ярятся с ревом волны, свищет ветер,
   Тьма - глаз коли! Он в блеске молний светел,
   И, на дощечке (!), прет сквозь ураган!
   Доска скрипит и - в тыщу первый раз! -
   Привычно совершает "оверкиль"...
   Но аспирант, сквозь зубы проклиная день и час,
   Упрямо превращает сказку в быль.
   Купанья эти - по плечу не всем,
   Иные - в миг бесследно в лету канут,
   Но собрались сегодня мы затем,
   Чтоб выпить здесь за наших капитанов!
   За тех, кто все преграды презирая,
   Вел свой корабль всему наперекор,
   Хоть судно это не было линкор ...
   За наших Юрия, Володю, Николая!
   (т. е. Базина, Гущина, Косилова)
   Е. Клименков
  
   13 - 1979 год, к. ф. м. н. Базин Юрий Алексеевич
   (Сплавы железа. Рентгенография. Структура ближнего порядка.
   1992 год - докторская диссертация. Сплавы железа и алюминия. Рентгенография.)
  
  
   14 - 1979 год, к. т. н. Косилов Николай Степанович
   (Сплавы железа с никелем. Плотность методом гамма-квантов.)
  
   15 - 1980 год, к. т. н. Лапкин Владимир Николаевич,
   рук. Агеев П. Я.
   (Железо-никелевые сплавы. Вязкость. Технология выплавки.)
  
   16 - 1981 год, к. ф. м. н. Епин Виталий Николаевич
   (Сплавы на основе железа. Электросопротивление.)
  
   ...Сюда поднялись мы
   спаянной группой,
   Шел каждый
   каждому, всем помогая,
   Но выше пойдет
   по насту хрупкому,
   Одна только связка
   -Епин и Галя!
   Дышать тяжело,
   гнетет усталость,
   В висках стучит,
   и скулят ушибы.
   И вдруг в мозги
   мыслишка закралась:
   "Зачем все это?
   Эх, бросить - и вниз бы!.."
   Прочь, слабость минутная!
   Вперед к вершине!
   Сквозь ветер и снег,
   презирая обвалы!
   Здесь, в штурмлагере,
   за победу Галины
   Распоповой
   мы
   поднимаем бокалы!
   Е. Клименков по мотивам А. Вознесенского
  
   17 - 1981 год, к. т. н. Распопова Галина Александровна
   (Стали Х12 и РБМ5.Термовременная обработка расплава.)
  
   18 - 1983 год, к. ф. м. н. Внуковский Николай Иванович
   (Хромистые сплавы. Излучательные характеристики.)
  
   19 - 1983 год, к. т. н. Цепелев Владимир Степанович
   (Хромистые сплавы. Вязкость.
   1998 год - докторская диссертация. Стали и сплавы. Технология. Критические температуры.)
  
   Дело надо делать, господа!"
   из М. Булгакова
  
   "Край - труженик! Утренний край - созидатель!
   Еще летописец рукою проворной
   тебя не коснулся; достойный ваятель
   еще не создал человека у горна.
   В распахнутых кузницах этого края
   такие умелые трудятся люди,
   кипит неустанно работа такая,
   что можно о ней говорить, как о чуде.
   ...Кто Дон величает с его берегами,
   кто хвалит Неву, кто Кубань золотую,
   а я воспеваю красавицу Каму
   и славлю подругу ее - Чусовую.
   С. Васильев
  
   20 - 1984 год, к. ф. м. н. Байтураев Сабиржон Хаитович
   (Сплавы никеля. Излучательные и оптические свойства.)
  
   21 - 1984 год, к. т. н. Барышев Евгений Евгеньевич
   (Жаропрочные сплавы. Термовременная обработка расплава.
   2007 год - докторская диссертация. Взаимосвязь жидкого и твердого металлических состояний)
  
   22 - 1985 год, к. ф. м. н. Кудрявцев Владимир Алексеевич
   (Сплавы железа с ванадием. Оптические и излучательные свойства.)
  
   23 - 1985 год, к. ф. м. н. Говорухин Леонид Владимирович
   (Сплавы никеля с хромом. Электросопротивление.)
  
   24 - 1985 год, к. ф. м. н. Сидоров Валерий Евгеньевич
   (Растворы кислорода в железе. Магнитная восприимчивость.
   1998 год - докторская диссертация. Примесные эффекты в металлах.)
  
   25 - 1986 год, к. т. н. Третьякова Елена Евгеньевна
   (Нержавеющие стали. Поверхностное натяжение. Технология выплавки.)
  
   ...Во всякой одежде красива,
   Ко всякой работе ловка."
   Н. Некрасов
  
   "И невозможное возможно,
   Дорога дальняя легка,
   Когда блеснет в дали дорожной
   Мгновенный взор из-под платка."
   А. Блок
  
   "Кругом мужики, а она - посреди,
   Как Рейснер Лариса среди матросни,
   Зовет за собою сквозь чащу забот
   И личным примером к победе ведет!
   Они- утомились, пошли покурить...
   Она - образцы на анализ пилить,
   Клепать нагреватели на сквозняке,
   Напильник, ножовка - ей все по руке.
   Мужская работа ... и юмор такой
   Вокруг, что хоть падай, - не хочешь, так стой!
   И Шатов, как Сиплый, - здесь рядом, как тень.
   И нет ни минуты покоя весь день.
   Но Леночке нашей не нужен покой!
   И вечером всех мужиков за собой
   Она поведет на ледовый балет,
   На оперу или в дворец оперетт.
   Такая культурница нам и нужна!
   И эти бокалы мы выпьем до дна!
  
   За Лену, ее красоту и успех!
   Желаем удачи в делах твоих всех!
   Е. Клименков
  
   26 - 1986 год, к. ф. м. н. Емельянов Александр Витальевич
   (Сплавы алюминия. Рентгеновский анализ ближнего порядка.)
  
   27 - 1987 год, к. ф. м. н. Демина Елена Леонидовна
   (Эвтектика припоев и силуминов. Плотность методом гамма-излучения.)
  
   28 - 1987 год, к. ф. м. н. Игошин Игорь Николаевич
   (Влияние кислорода и скандия на вязкость железа.)
  
   Лишь жить в себе самом умей-
   Есть целый мир в душе твоей
   Таинственно-волшебных дум,
   Их оглушит наружный шум,
   Дневные разгонят лучи,-
   Внимай их пенью - и молчи!..
   Ф. Тютчев
  
   29 - 1988 год, к. т. н. Плеханов Сергей Авенирович
   (Легированные порошки. Получение из расплава.)
  
   30 - 1988 год, к. ф. м. н. Насыйров Язкар Азгарович
   (Сплавы алюминия. Вязкость.)
  
   31 - 1988 год, к. т. н. Ларионов Валентин Николаевич,
   рук. Качанов Е.Б.
   (Жаропрочные никелевые сплавы. Термо-временная обработка расплава.)
  
   32 - 1988 год, доктор ф. м. н. Попель Петр Станиславович
   (Коллоидная и примесная микронеоднородность жидких металлических растворов.)
  
   А я вам говорю, что нет
   напрасно прожитых мной лет,
   ненужно пройденных путей,
   впустую слышанных вестей.
   Нет невоспринятых миров,
   нет мнимо розданных даров,
   любви напрасной тоже нет,
   любви обманутой, больной,-
   ее нетленно-чистый свет
   всегда во мне,
   всегда со мной.
   И никогда не поздно снова
   начать всю жизнь,
   начать весь путь,
   и так, чтоб в прошлом бы - ни слова,
   ни стона бы не зачеркнуть.
   О. Берггольц
  
   Раз, в февральский вечерок,
   Еле женщины успели
   Перемыть посуду,
   Еле Женя ведра уволок,-
   Забурлил мужской поток,
   Застучали каблуки,
   Сбились в кучу мужики.
   Зашипели, загалдели,
   Как на кошку гусаки:
   Что нам делать, как нам быть?
   Чем нам женщин удивить?
   Как они нас здесь, в подвале,
   Всех буквально обласкали!
   Пирогами закормили,
   Реки кофея пролили.
   Мы ж сидели и моргали!
   Двух слов толком не сказали!
   "Отчего такой пассаж?!"-
   Входим в благородный раж.
   Тут вперед выходит Петя,
   Наш известный теоретик,
   Он опять пришел в подвал
   Элегантный, как роял:
   "Вот что, други,... вашу мать!
   Как тут можно не понять -
   Настоящий тот мужик,
   Кто наклал за воротник!
   Заложи за воротник -
   И увидишь в тот же миг:
   Ты и весел, и умен,
   И в тебя весь мир влюблен.
   А галантности твоей -
   Не сыскать у королей,
   Дамам - смерть твой бравый вид,
   Ни одна не устоит!
   Значит надо, чтобы было
   На восьмое, на два рыла
   По бутылке! Ясно всем?" -
   Обоял он нас совсем!
   Все, кто это слышал, разом
   Изумились до экстазу:
   "Ай да Петя! Ну, орел! -
   Всех умом нас превзошел!
   Решено!
   Е. Клименков
  
   33 - 1989 год, к. ф. м. н. Шульгин Дмитрий Борисович
   (Сплавы железа и никеля. Магнитная восприимчивость.)
  
   34 - 1990 год, к. т. н. Колотухин Эдуард Владимирович,
   рук. Тягунов Г. В.
   (Жаропрочные сплавы. Электросопротивление. Технология.)
  
   Нет глубже, нет слаще покоя,
   Какой посылает нам лес,
   Недвижно, бестрепетно стоя
   Под холодом зимних небес.
   Нигде так глубоко и вольно
   Не дышит усталая грудь,
   И ежели жить нам довольно,
   Нам слаще нигде не уснуть.
   Н. Некрасов
  
   35 - 1991 год, к. ф. м. н. Черная Яна Исааковна
   (Сплавы на основе никеля. Вязкозть.)
  
   36 - 1991 год, к. ф. м. н. Плотицин Дмитрий Реомюдович
   (Сплавы никеля. Электросопротивление.)
  
  
   37 - 1991 год, к. т. н. Ровбо Мария Владимировна,
   рук. Тягунов Г. В.
   (Чугуны и аморфные сплавы. Поверхностное натяжение.)
  
   В ней кроткая ласка участья,
   Обеты любви без конца ...
   Улыбка довольства и счастья
   У Дарьи не сходит с лица
   Н. Некрасов
  
   Калмычка ты, татарка ты, монголка!
   О, как блестит твоя прямая челка!
   Что может быть прекрасней и нелепей?
   Горячая и красная, как степи.
  
   Кого обманет легкая накидка,
   И зонт, и туфли? Где твоя кибитка
   Из войлока? Где кожаная куртка?
   Башкирка ты, бурятка ты, удмуртка.
  
   Красавица! Зимой какие вьюги
   В Баймаке, Белебее, Бузулуке!
   Красавица! Весной какие маки
   В Сарапуле, Уфе, Стерлитамаке!
  
   Ты пудришься? К лицу ли эта бледность?
   Красавица! Далась тебе оседлость!..
   А. Кушнер
  
   38 - 1991 год, к. т. н. Николаева Татьяна Петровна
   (Порошки на основе меди. Технология выплавки.)
  
   39 - 1992 год, к. т. н. Николаев Борис Васильевич,
   рук. Тягунов Г. В.
   (Жаропрочные сплавы. Электросопротивление.)
  
   40 - 1993 год, к. ф. м. н. Вандышева Ирина Владимировна
   (Железо-углеродистые сплавы. Температуропроводность.)
  
   41 - 1994 год, к. т. н. Хакимов Олег Петрович,
   рук. Тягунов Г. В.
   (Влияние состояния расплава на формирование структуры металлопродукции.)
  
   42 - 1994 год, к. ф. м. н. Сон Леонид Дмитриевич
   (Поведение вещества с кристаллоподобным локальным порядком при высоких температурах
   2007 год - докторская диссертация. Статистические модели структуры и переходов в жидкости.)
   В этой работе получены исключительно важные, полезные и перспективные результаты, в частности, и для прикладной науки о металлах.
  
   Эх вы, сани! Что за сани!
   Звоны мерзлые осин.
   У меня отец крестьянин,
   Ну, а я - крестьянский сын.
   С. Есенин
  
   43 - 1996 год, к. ф. м. н. Русаков Герман Михайлович
   (Статистические модели плавления веществ с конкурирующими типами локального порядка.)
  
   44 - 1997 год, к. т. н. Зайцева Наталия Анатольевна
   (Чугуны. Модифицирование. Поверхностное натяжение.)
  
   45 - 1998 год, к. т. н. Тягунов Андрей Геннадьевич
   (Жаропрочные сплавы. Высокотемпературная обработка расплава.)
  
   46 - 1999 год, к. ф. м. н. Курбатов Виктор Николаевич,
   рук. Базин Ю. А.
   (Железо-углеродистые сплавы. Рентгенография.)
  
  
  
   47 - 2000 год, к. т. н. Шмакова Ксения Юрьевна
   (Аморфизирующиеся сплавы. Вязкозть. Технология.)
  
   48 - 2001 год, к. ф. м. н. Савин Олег Владимирович,
   рук. Степанова Н. Н.
   (Жаропрочные сплавы. Структура и фазовые превращения.)
  
   49 - 2003 год, к. т. н. Савина Лидия Геннадьевна,
   рук. Филиппов М. А.
   (Влияние высокотемпературной обработки расплава на структуру и свойства высокоуглеродистых сплавов железа.)
  
   50 - 2005 год, к. т. н. Лепихин Сергей Валерьевич,
   рук. Тягунов Г. В.
   (Жаропрочные никелевые сплавы. Структура. Дифференциальный термический анализ.)
  
   51 - 2005 год, к. т. н. Конашков Виктор Васильевич,
   рук. Цепелев В. С.
   (Аморфизирующиеся кобальтовые сплавы. Вязкость. Технология.)
  
   Как нередко бывает по окончании любой школы, многим из названых кандидатов наук пришлось изменить область приложения сил. Однако все они приобрели бесценный опыт научного анализа, по праву гордятся своим трудом тех лет и заслуженной ученой степенью. Не каждый выдержал в своё время нагрузку этой научно-учебной ступени. Некоторые уходили добровольно. Конфликтов никто не устраивал.
   В нашей группе никогда не было диктатуры, тем более тирании. Давным-давно мне запомнилось ругательство из "Конька-горбунка" П.Ершова: "Чтоб пропасть ему, собаке! / Чтоб издохнуть в буераке! / Чтоб ему на том свету / Провалиться на мосту!" В своих ближних координационных сферах применять что-либо ему подобное мне, к счастью, ни разу не случалось.
   По отношению же ко мне диссертанты, особенно перед защитой, выражали своё недовольство, чаще внутренне и осторожно. Однако я еще раньше на студентах заметил, что если перед экзаменом, ответственным выступлением или защитой позволишь диссертанту расслабиться, похвалив его, он и защиту себе испортит и потом в самостоятельной работе долго не может войти в трудовую колею. Диссертант должен быть недоволен собой до злости и от того - быть всегда серьезным и собранным. Умный со временем понимал, что в его жизни, благодаря его труду, а не "ловкости рук", произошло важное событие, которое при нетребовательной подготовке могло бы и провалиться. Я негласно, на семинарах и отчетах даже поощрял взаимную требовательность и дискуссии. Например, у нас есть сотрудник с врожденными, не показными чертами диктатора. Одновременно он обладает и противовесом: ярко выраженными способностями и, главное, практическим умением оказать посильную помощь и в трудностях, и в беде. Я таких ценил и среди преподавателей тоже, и всегда с ними уживался, на какой бы ступени служебной лестницы они ни стояли, ниже меня или выше. Иногда крепко схватывался, но с большей частью таких и дружил крепко. Имя нашего деформированного в благородную сторону дракона я не называю, а потому его никто и не разгадает. Пишу об этом лишь затем, чтоб подчеркнуть: в любом напряженно работающем коллективе, даже успешном, как и везде на земле, - не райский сад.
  
   "18 октября 1981 года - юбилей Б. А.
  
   Когда впервые десять лет назад
   Подвала нашего переступал порог,
   Я зелен был и удивился так,
   Что долго сделать шаг второй не мог.
   Кругом торчат сквозь серый полумрак
   Железки, ящики, меж них - столы,
   Проходов нет совсем, и не понятно, как
   Забрались люди в дальние углы?
   В одном углу Максимыч рельс пилил...,
   Звенела Оля "Феликсом" в другом,
   Над дралоскопом хмурый Тягунов
   Грыз карандаш и графики чертил.
   Потом все посмотрели на меня
   И улыбнулся Гена Тягунов.
   Светлей ли стало, стал ли зорче я,
   Но я вошел в подвал без лишних слов!
   И будни потекли, часы и дни,
   Недели, месяцы и годы;
   Не обошлось без бестолковой беготни,
   Ошибок горьких.
   Но невзгоды
   Не заслонили главного - основы:
   Здесь к ЧЕЛОВЕКУ правильный подход:
   Работай много сам, пытайся, пробуй,
   Тогда любой тебе помочь придет.
   И первый Баум, не жалея сил
   И не считая временных затрат!
   Нет привилегированных "светил"
   И "негров".
   Каждый кандидат
   В ученики - пройди тернистый путь
   С начала до конца. Здесь некуда свернуть!
   Закладка этих принципов простых -
   Бориса Алексеича - заслуга,
   И выпить за учителя и друга
   Я призываю всех, кто здесь сидит!
   Е. Клименков
  
   "18.10.81 - Бенефис Большого Босса.
  

Балдёж беспокойной банды батьки Баума.

1. Биография большевика.

   Биография Бориса Баума - биография большевика, бойца, боевого бригадира богатырей.
   Башковитый библейский брюнет - бизнесмен. Боб - беспокойный, бескорыстный бакалавр, барометр - буревестник бесконечной борьбы, безоговорочно берёт большие барьеры, бережёт базисный багаж будущего.
  

2. Бункер батьки Баума.

   Бункер, база - богадельня беспечной банды батьки Баума, быстро безданно - беспошлинно блеснул большим баллом...
   Боря, будь бдителен! Буди, будоражь большинство балбесов, бездельников бьющих баклуши: баламута - беглеца Бодакина, баловня бессребрянника Базина, безымянного барда Белокурова! Бичуй безалаберного балагура Баева, беспаспортного блюстителя бледного блондина Башкатова.

3. Блистательный банкет.

   Близится байрам Бахуса - Баума. Будет богема!
   Бал - балаган, бей барабан!
   Бренчи балалайка, блей баян!
   Боря, быстро бури бессемеровским буравчиком "Бургундское", бренди, "бормотуху", бальзам, "Боржоми". Братья! Берите бокалы, брудершафт, борщок, бульон, бифштексы, бефстроганов, буженину, балык, баклажаны, бутерброды, батоны, блинчики, бублики.
   Будем безобразничать, бедокурить, беситься, балдеть! Бум - бум! Будет базар, бедлам, балдёж.
   Бис! Браво - брависсимо, Борис!
   Благодарные братцы - баумята!
   Бей Баума! Бах - бабах...
   Баста - баста! Божество!!!"

Весь этот бедлам записал Е. С. Левин

  
   Далее выдержки из двух последних кафедральных поздравлений, подготовленных доцентом Вячеславом Владимировичем Лобановым.
  
   28.09.98 - уход Б. А. Баума с должности заведующего кафедрой.
  
   "...Спасибо говорю я от души
   За труд твой, за частицу сердца в деле...
   На пенсию с уходом не спеши, -
   И так ряды уж наши поредели.
  
   Что не успел, то в этом нет беды,
   Другие пусть попробуют иначе...
   Пусть в этом мире неудачник плачет,
   А старый конь не портит борозды"
  
   18.10.01 - семидесятилетие.
  
   ...Я о годах прошедших не грущу,
   Печалиться о них совсем напрасно,
   Ведь жизнь одна и тем она прекрасна,
   И я сказать спасибо ей хочу.
   За то, что семь десятков разменял,
   Что сталь кипела огненною лавой,
   И что не гнался за никчёмной славой,
   И что любовь не обошла меня...
   Регалии и званья - суета,
   Они не пропуск в вечное блаженство
   До крика в сердце истина проста,
   И мир пока далёк от совершенства.
   Я вынес для себя такой итог,
   Простясь с двадцатым суматошным веком:
   Важней всего остаться человеком,
   А в остальном пускай рассудит Бог.
  
   Письмо, вышедшего на пенсию, профессора кафедры физики Козманова Юрия Дмитриевича, 1923 года рождения, ныне здравствующего.
  
   "17.04.91

Уважаемый, Борис Алексеевич!

   Ваше письмо было для меня приятной неожиданностью. Спасибо за внимание и всё то хорошее, что Вы сказали в мой адрес. Редко сейчас получаю и пишу письма, информацию о жизни кафедры и института получаю от своих учениц во время их редких, правда более или менее регулярных, визитов и случайных встреч с бывшими коллегами. У меня есть некоторые представления о жизни кафедры и Ваших успехах.
   По тону и духу письма я понял, что оно написано в час не лучшего Вашего настроения. Надеюсь, что оно бывает таким не так часто. Я уловил нотки усталости и пресыщенности жизнью ("В науке стало неинтересно..." и т. д.)
   Дорогой, Борис Алексеевич! С людьми Вашего склада ума и темперамента я всегда связывал надежду на наше нравственное обогащение, на общий подъём уровня науки и жизни. И мне нелегко отказаться от такого представления. Смею надеяться, что Вас ждёт ещё много приятных моментов в Вашей многотрудной и разносторонней деятельности. Однако, мне кажется надо помнить мудрость древних: Ars longa, vita brevis est - наука обширна, жизнь коротка - и постепенно суживать область своих интересов, отказываясь по возможности от тех обязанностей, которые для вас максимально неприятны. Старайтесь оценить опыт П. В. Гельда. Простите за менторский тон; здесь у меня, конечно, только единственное право - старшинства.
   Теперь о себе. Здесь картина более определённая - создалось некоторое "равновесное" состояние, в котором я не способен ни к физическому, ни к умственному труду. А мне хотелось бы заниматься и тем и другим. Вместо этого длинный список сердечно-сосудистых недугов; я стал постоянным пациентом кардиологического центра. Пришла весна. Прежде в это время я начинал поездки на дачу, с удовольствием работал, всё сокрушался, что не хватает времени. Теперь его много, а силы... Дача держится на энтузиазме Миши, но что можно сделать наездом (он по-прежнему работает в Челябинске) Поэтому сад практически исчез. Сейчас задача засадить огород.
   Не буду утомлять Вас описанием жизни сегодняшних пенсионеров. Пока сводим концы с концами, помогает сын. Ну, а что будет дальше - это для меня столь же неясно, как и для всего народа. Вот на этой грустной ноте я, пожалуй, и закончу. Ирине Павловне, Вам, всей молодой поросли Вашей семьи шлём самые наилучшие пожелания.
   Ещё раз спасибо за тёплое письмо.
   Ваш бывший коллега и подопечный
   Рядовой гвардии Гельда - Фёдорова - Баума

Ю. Козманов"

  
   Далее привожу справку руководителей института от 6.12.89г., предваряющую документы о представлении меня к почётному званию "Заслуженный деятель науки и техники РСФСР".
  
  

С П Р А В К А

о научно-педагогической и общественной деятельности профессора,

доктора технических наук, заведующего кафедрой физики Уральского политехнического института им.С. М. Кирова

Б А У М А Бориса Алексеевича

1931 года рождения, уроженца г. Свердловска, русского, члена КПСС с 1974 года.

  
   Б. А. Баум является одним из ведущих учёных страны в области физической химии и теплофизики металлических жидкостей. Он автор трёх книг ("Расплавы ферросплавного производства", "Металлические жидкости" "Жидкая сталь"); 350 статей в центральной научно-периодической печати; 15 авторских свидетельств. Он возглавляет коллектив, который среди родственных научных школ отличается наиболее широким набором изучаемых характеристик металлических расплавов. Под его руководством созданы и успешно эксплуатируются уникальные установки для измерения вязкости, плотности, поверхностного натяжения, электросопротивления, магнитной восприимчивости, рентгеновских факторов рассеяния, оптических постоянных, радиационных и других физических свойств. Исследуются сплавы, созданные на основе наиболее распространенных в технике элементов: железа, никеля и алюминия - как синтезированные в лаборатории, так и промышленные.
   Б. А. Баум один из первых экспериментально обнаружил и обосновал положение о том, что многокомпонентные металлические композиции после расплавления могут длительное время находиться в неравновесном состоянии, т. е. сохранять элементы ближнего порядка, свойственного исходным кристаллическим фазам. Затвердевание из неравновесных состояний приводит к нестабильности структуры и свойств формирующихся твёрдых образов. На основе детального изучения фазового перехода кристалл-жидкость, физических свойств образующегося расплава и процесса его релаксации выявлены новые особенности взаимосвязи и взаимовлияния структур жидкой и твёрдой фаз.
   Ранний цикл работ Б. А. Баума посвящён изучению растворимости водорода в жидких сплавах и процессу их дегазации при продувке газами. Им установлено, в частности, что при достаточно больших содержаниях водорода процесс его удаления протекает в кинетическом режиме.
   Наряду с получением большого справочного материала и установлением связи между составом, строением и свойствами объектов, создано новое прикладное направление: выяснение роли подготовки расплава в формировании свойств металлопродукции. Разработаны технологические режимы выплавки более 40 марок сталей, чугуна, порошковых и аморфных материалов, внедрение которых в производство привело к заметному улучшению и стабилизации служебных характеристик металлоизделий. Например, разработана комплексная технология подготовки жаропрочных литейных сплавов на никелевой основе к заливке при производстве деталей газовых турбин по выплавляемым моделям. Её внедрение в производство позволило повысить прочностные характеристики сплавов в среднем на 15-20%, пластичность в 2-3 раза, жаропрочность на 8-10%, снизить брак деталей по неметаллическим включениям в 5-10 раз. При этом ресурс работы лопаток ГТД увеличился на 30-50%. На протяжении последних трёх пятилеток экономический эффект от внедрения новых разработок составляет около 500 тыс.руб. в каждое пятилетие.
   Б. А. Баум активно воспитывает научную смену: за 35 лет работы в УПИ под его руководством подготовлены и защищены 29 кандидатских и 2 докторские диссертации. Ещё две докторские - находятся в стадии предзащитного обсуждения. Он постоянно ведёт педагогическую и методическую работу со студентами. Участвует в общественной жизни, в частности, 7 лет был членом партийного комитета института. Является членом трёх специализированных советов по присуждению учёных степеней, членом Президиума научно-методического совета по физике зоны Урала, Сибири и Дальнего Востока, работает в редколлегиях и редсоветах сборников трудов по методике преподавания в вузе, в оргкомитетах методических и научных конференций.
   Последние 15 лет Б. А. Баум заведует кафедрой физики, имеющей в своём составе две проблемных и отраслевую научно-исследовательскую лаборатории, более 150 преподавателей и сотрудников. По итогам смотров-конкурсов кафедра, как правило, занимает призовые места.
   Награждён медалями "За строительство БАМ", "Ветеран труда", знаками Минвуза СССР "За успехи в работе", "Изобретатель СССР", почётными грамотами, в том числе ЦК КПСС, Совмина СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ, Минчермета СССР, медалями ВДНХ.
  
   Подписи: ректор института, секретарь партийного комитета, председатель профсоюзного комитета института.
  
  
  
   Показатели работы в справке: количество учеников, публикаций и т. п.- за истекшие 17 лет, естественно, возросли.
  
   Указ о присуждении мне почётного звания подписал первый президент РСФСР Б. Н. Ельцин 13.09.91г.
  
   18.06.91г. сотрудникам нашей научной группы и деятелям ряда заводов страны была присуждена премия Совета Министров СССР "За создание и внедрение высокотемпературной обработки расплавов жаропрочных никелевых сплавов. Руководитель работы - Баум Б. А. Выполненная работа способствует решению проблемы повышения качества, надёжности и ресурса газотурбинных двигателей для авиации, судостроения и энергомашиностроения, деталей агрегатов и планера космических аппаратов".
  
   Возможно ли коротко подвести итог своей жизни?
   Не знаю; не я создавал волшебный ТУ-104, и красавицу - ракету - не я. Но я всегда стремился делать честную, открытую, полезную для людей работу. И по-счастью, имел хотя бы немного, сотрудников-друзей, единомышленников.
   Я всегда берёг свою семью. Тем же отвечали и мне.
  
   "...На стенке календарный Ленин.
   Здесь жизнь сестёр,
   Сестёр, а не моя, -
   Но всё ж готов упасть я на колени,
   Увидев вас, любимые края.
   ...Конечно мне и Ленин не икона.
   Я знаю мир...
   Люблю мою семью...
   Но отчего всё-таки с поклоном
   Сажусь на деревенскую скамью."
   С. Есенин, 1924 год
  
   "Как мы певали, Маша!
   Только ПРИПОМНИ, Маша!
   Полночь на горизонте
   клуб опустел, утих.
   Но в самой далёкой комнате
   мечется песня наша.
   В двенадцать певцов капелла,
   каждый споёт за двоих
   В нотных значках скрываются
   горе, любовь и счастье.
   Мы извлекали их к жизни
   из типографской тьмы..."
   В. Гусев
  
   "... В дорогу! В дорогу!
   Осталось нам немного,
   Носить свои петлички,
   Погоны и лычки.
   ... Двадцатый день ношу свою шинель
   И надоела мне вся канитель
   И вот теперь спешу домой,
   Я еду к матери родной"
  
   (Так, на лагерных сборах военной переподготовки, мы строем пели этот наш вариант американской солдатской песни. Её же напевали, возвращаясь из обычных заводских командировок)
  
   Прошло семь с половиной месяцев с того момента 01.10.07 г., когда в ста метрах от института крепкие хулиганы с разбегу сильно толкнули меня в спину. От удара об асфальт произошёл сложный перелом шейки бедра.
   В разделе о травмах юности я писал об осторожности. С возрастом эта тема становится всё актуальней. Если в детстве травмы удавалось залечить, то исход нынешнего лечения всё ещё не ясен. Операция протезирования, кроме других сложностей, возможна только при здоровом организме, нормальных кардиограммах, анализах крови и т. п. Пока понемногу хожу на костылях по комнате, присаживаюсь к столу. Неожиданно для себя, после пяти месяцев полулежачей жизни, рука сама потянулась к карандашу записать некоторые воспоминания. Позвонил Рите Бахиревой (см. сноску на стр.6), попросил помочь. Она не только поддержала это занятие, но на следующий день принялась читать и перепечатывать текст. Я сразу оказался лимитирующим звеном процесса. Пришлось поторапливаться. Она подгоняла.
   Так возникла эта книга. В основе её впечатления о событиях (недокументированные воспоминания). Цель книги - передать опыт формирования внутреннего мира и поведение только одного человека: случайного представителя моего поколения.
   Напомню, что случайность - это форма воплощения необходимости. Только через массу случайностей необходимость обнаруживается в полном объёме и понимании.
   Наложенное ограничение: не уходить в стороны, не распыляться - к сожалению, не позволило отразить обширнейшую переписку, богатое общение и, главное, судьбы своих друзей и товарищей. Слабое оправдание - в нас много общего, да и затраты на прочтение книги всегда следует минимизировать.
   Ещё раз оговорюсь, я "фотографировал" картины, которые всплывали из памяти, когда лежал с болью в бедре и с закрытыми глазами. Быстро записывал и снова вызывал зрительные образы. Стихи приходили сами. Любой отход от собственной визуальной памяти и обращение к ярким, болевым излияниям друзей, в тексте так или иначе обозначены.

MEMENTO MORI

  
   Из первого "пушкинского" набора лицеистов под конец жизни этого поколения остался один А. М. Горчаков, лицейский товарищ А. С. Пушкина, дипломат, впоследствии министр иностранных дел, канцлер, светлейший князь.
   Из стихотворения 1825 года: "19 октября".
   ...
   Друзья мои, прекрасен наш союз!
   ...
   Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
   Хвала тебе - фортуны блеск холодный
   Не изменил души твоей свободной:
   Всё тот же ты для чести и друзей.
   Нам разный путь судьбой назначен строгой;
   Ступая в жизнь мы быстро разошлись:
   Но невзначай просёлочной дорогой
   Мы встретились и братски обнялись
   ...
   ...Увы наш круг час от часу редеет
   Кто в гробе спит, кто дальний сиротеет;
   Судьба глядит, мы вянем, дни бегут;
   Невидимо склоняясь и хладея,
   Мы близимся к началу своему...
   Кому ж из нас под старость день Лицея
   Торжествовать придётся одному?
   Несчастный друг! Средь новых поколений
   Докучный гость и лишний, и чужой,
   Он вспомнит нас и дни соединений,
   Закрыв глаза дрожащею рукой...
   А. Пушкин
  
   "Все мы, все мы в этом мире тленны,
   Тихо льётся с клёнов листьев медь...
   Будь же ты вовек благословенно,
   Что пришлось процвесть и умереть".
   С. Есенин
   Лёгкой жизни я просил у Бога:
   "Посмотри как мрачно все кругом!"
   Бог ответил: "Подожди немного,
   Ты меня попросишь о другом."
   Вот уже кончается дорога,
   С каждым годом тоньше жизни нить -.
   Лёгкой жизни я просил у Бога,
   Лёгкой смерти надо бы просить.
   И. Тхоржевский
   (Мне когда-то, лет десять тому назад, процитировал это стихотворение друг, Игорь Иванович Гультяй, одногодок, москвич. Мы познакомились с ним в 1953 году на преддипломной практике в Магнитогорске. Он - студент Московского института стали, а я - Уральского политеха. С тех пор, лет сорок, почти ежегодно, встречались на научных семинарах и конференциях. В беседах выяснялось, что многие сюжеты наших внутриинститутских отношений, то же и внутрисемейных - удивительно совпадали. Поэтому переписка наша, вернее, редкий обмен письмами: одно - два в год, - не затухает. Его письма очень богаты и точны оценками и обобщениями текущего момента. Вот в такой момент, к месту, и фигурировал приведённый фрагмент стиха. Он сразу впечатался в мою память. В какой-то антологии я однажды встретил его, но отыскивая что-то в спешке, не сделал закладку. Теперь сомневаюсь, верно ли я указал автора?)

1 марта - 14 мая 2007 года.

POST SCRIPTUM

  
   Снова я вернулся из воспоминаний в сегодняшний день, как после глубокого сна. Книга осталась где-то позади. Но не отпускает связанное с ней огорчение: много-много памятных событий и дорогих мне имён осталось в стороне, не вписалось в очень узкое центральное русло повествования. Многое пришлось опустить, чтобы избежать похожих эпизодов.
  
   "...Бьет в круты бока ногами,
   Теребит его руками,
   Изо всех горланит сил...
   Конь взвился - и след простыл.
   "Буди с нами крестна сила! -
   Закричал тогда Гаврило,
   Оградясь крестом святым. --
   Что за бес такой под ним!"
   ...Горбунок летит как ветер.
   И в почин на первый вечер
   Верст сто тысяч отмахал
   И нигде не отдыхал."
   П. Ершов
  
   Прошу прощения у всех, без кого не мыслю своего существования, за то, что не удалось мне отразить всех тревог, кручин и радостей наших контактов. Мне памятен каждый приветливый взгляд, от которого надолго оставалось ощущение благодарности, тепла, спокойной уверенности, улыбки, мечты. "Добро не забывается!"
   Рита Бахирева родилась в 1937 г. Закончила Уральский политехнический институт и Уральский государственный университет. Три года работала на производстве начальником смены, затем в институте младшим научным сотрудником и старшим инженером. С 1991 г. работает как филолог. Натура творческая, свои эмоции Рита выплескивает в стихи, которые публиковала в газетах, журналах сборниках.
   Криолит - минерал подкласса фторидов. Необходим в электрометаллургии алюминия.
   Материалы кафедральной стенгазеты любезно предоставил мне Владимир Львович Загряжский. Кроме него, авторы шуток, приведенных в этом разделе - Феликс Аронович Сидоренко, Виталий Петрович Левченко, Израиль Зиновьевич Радовский и Вячеслав Владимирович Лобанов.
   ? "О времена! О нравы!" - восклицание Цицерона против Катилины
   ? См. примечание на стр.83, где указаны Ф.И.О. всей редакции газеты "Электрон"
   Термином "критическая температура" - tк - принято обозначать на температурной шкале особые точки, при которых наступает (происходит) какой-либо переход системы в однофазное равновесное состояние. Примеры: предельная tк равновесного сосуществования жидкости и пара; tк взаимной неограниченной растворимости жидких смесей; tк потери сверхпроводимости, сверхтекучести.
   В нашем случае, tк - это температура, при которой расплав в ходе нагрева переходит от наследственной неравновесности сиботаксического (кластерного) типа в состояние термодинамического равновесия. Если же расплав переходит из многофазного состояния (суспензия, эмульсия, ...) в однофазное - вместо tк допустим и уместен термин "гомогенизация" расплава. Термином "критический" обозначаются пороговые точки и интервалы многих физических параметров (см. Энциклопедический словарь, 1979г).
   Значения критических температур устанавливаются в лабораторных условиях путем изучения температурных зависимостей свойств расплава. Эти значения, как и время релаксации, не зависят от величины исследуемого объема, поскольку определяются процессами на микроуровне, протекающими в кинетическом режиме. Величина tк зависит от марки стали, фазового состава шихты и условий выплавки на данном предприятии
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   194
  
  
  
  
  
   это поверхностное плавление
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"