В ту же ночь Лин Фэн покинул усадьбу, куда прежде стремился всей душой. Родовое поместье перестало быть его домом после смерти матушки, достойной из достойнейших женщин Поднебесной, поскольку домом начала заправлять его супруга.
Он ничего не говорил в то время, когда супруга за глаза порочила его перед своей родней, но перед ним казалась кроткой и послушной.
Не вмешивался в домашние дела, которые полностью оставил не нее. Лишь предупредил, чтобы не истязала неосторожных служанок, что посмели восторженно отзываться о нем, ее супруге и повелителе.
Ни разу не повысил голоса, когда она изводила его ревностью. Но она вдруг превратилась в смертельный клинок в чьих-то неведомых руках, направленный в его сердце и он испугался.
То, что за его супругой встал некто могущественный, Лин Фэн понял по надменному тону и самоуверенности с какой держалась с ним в эту встречу его супруга. Она ясно дала понять, что дни его наложницы сочтены. Не задумываясь и не колеблясь, он выбил это оружие, что было направлено на Ю Ли, из рук властного недруга.
Он уже догадывался, кому стал неугоден.
Это был пугающий противник, но Лин Фэн принял вызов и не потому, что он генерал Северных границ, а потому, что речь шла о его женщине, которую у него отняли.
Ему было муторно, наказание супруги не принесло облегчения его сердцу. К тому же, он привык убивать в бою, а не казнить.
После того, как дыхание его супруги угасло, ее служанка ползала у его ног, обнимая колени, моля не забирать ее ничтожной жизни. Он не стал убивать служанку, лишь бросил сквозь зубы, что бы позаботилась о достойном погребении для своей госпожи.
Лин Фэн казнил дочь знатного дома, но он был в своем праве наказать супругу и знал, что этот поступок не останется безнаказанным. Он прольет вино за ее заблудшую душу. Если же случиться так, что семья Ли добьется для него сурового наказания, то примет приговор, не оправдываясь. Его семья тоже осудит его и все равно он прольет за наказанную им супругу вино
Только принять то, что Ю Ли больше нет он не мог. Это свалилось на него такой тяжестью, что если бы поверил, это бы сломало его. Зачем тогда все это было? Зачем он выкрал ее из ее будущего? Что бы в его прошлом, она встретила свою смерть? Он не будет проливать вина по ее душе.
Он осмелился отвоевать ее у вечности и Неба, вопреки судьбе и мирозданному порядку, что установили боги. Он попрал время и законы бытия и был наказан за дерзость. Может Небо не зря разделило их пропастью эпох, чтобы они никогда не встретились, а словно небесный Пастух и Ткачиха, мечтали друг о друге, как о несбыточном, чувствуя один другого неясными образами со смутным безотчетным волнением?
Его любовь убила Ю Ли. И все же, он не мог сдастся и хватался за все, что давало ему лишь даже намек на надежду. Умом он понимал, что Ю Ли не могла спастись, что она погибла, но чувствовал, что она не умерла. Откуда появилась такая уверенность, объяснить себе не мог. Только если бы она умерла, разве у него была бы воля выдержать эту бессмысленную действительность?
Не было ничего, что могло бы убедить его в ее гибели. Какие-то следы, ведущие к обрыву? Доказательство того, что ее отравили? Но эти следы, могли указывать не на гибель, а, наоборот, быть доказательствами ее борьбы, чтобы выжить. И есть ли хоть что-то, что может убедить его в обратном?
Вот это "хоть что-то" было для него страшнее смерти.
Он гнал коня без отдыха, позади, не отставая, держался Сяовэй (офицер старшего командного состава) из Отборных. Останавливались на заставах, предъявляли свои бирки-пропуска и мчались дальше.
В лагерь въехали ранним утром. Но прежде, придержав коня, он с высоты холма осмотрел лагерь. По углам высокой ограды дозорные вышки, ворота открыты. Значит, гонг к подъему уже прозвучал.
Лагерь был разделен на квадраты - дворам, отведенные за подразделениями, что делились по племенам, по месту рекрутирования или военных поселений - фубин. Он узнавал флаги каждого подразделения, но, что бы их не отличало, объединяло одно - ровно поставленные палатки и юрты, которые были разрешены не только иноплеменным офицерам. Ровные квадраты тентов располагались и вокруг его ставки тоже, не защищенной никакой оградой - генерал был доступен для всех солдат и офицеров.
Он был не против того, что каждое подразделение обособилось и огородилось условной оградой, будь то ровные стойки с копьями, телеги или просто натянутое полотно. Лин Фэн оценил такое планирование, после того как на лагерь - цзяо (Важный стратегический пункт на границе), напали степняки. Тогда, каждый такой двор, мигом укрепившись всем чем мог, зажав врага в проходах, методично уничтожил вертлявых степняком, не дав им вырваться за пределы лагеря. В другой раз он повторил эту тактику, умышленно заманив врага в свой лагерь.
С правого края лагеря, развевается флаг могучих пехотинцев сюнцюй "Медвежьи щиты". По соседству дворы лучников юйлинь "Лес перьев", а так как они "смертоносны, словно оперенные стрелы, и многочисленны, словно деревья в лесу", то все как один носили шлемы с перьевыми плюмажами.
Дальше шли палатки подразделений "Стреляющих на звук" - шэньшэнь, отчаянно соперничающие с юйлинь. "Стреляющие на звук" могли поражать в темноте даже на мимолетный шорох. За ними разбили свои палатки элитные "Нетупящиеся мечи" цяньню, уверяющие, что могут забить своими мечами тысяча быков.
Рядом с конюшнями, высились палатки "Летающих всадников" фэйци. От этой, вновь сформированной конницы, он добивался, чтобы не уступала по боевым качествам степнякам. Остальной лагерь занимали палатки фубинов, пришедших под его знамя с разных концов империи. Высшими, закаленными и проверенными считались подразделения "Отбивающих вражьи нападения" и "Воинственные как драконы" - костяк его пехоты.
Дозорные потребовали у подъехавших пропыленных всадников пропуск, хотя видели кто перед ними. Попробовали бы они его не спросить, лежать им тогда под батогами за халатность.
На плацах уже шли тренировки. Цзюнь-ши (инструктора в армии) обучали новобранцев, беспощадно гоняя их. Лин Фэн придержал коня, когда проезжал мимо площадки, где офицер показывал приемы использования сигнальных флажков, сидящим на земле солдатам, чтобы военные подразделения могли в любое время распознавать посланные им приказы ставки.
Тактика его цзюн-армии создавалась за счет скорости и подвижности на флангах и охватывающих маневрах. А что бы искусно управлять большой армией в бою, просто необходимо, что бы солдаты и офицеры распознавали приказы, подаваемые в грохоте боя, гонгом, барабанами и флажками.
Его порадовало, что солдаты не отвлекались на пехотинцев-пикейщиков, что отрабытывали рядом на плацу приемы с "цзи" (пикой) в полной боевой экиперовке.
Хотя основным оружием пехотинцев было копье и алебарда, которыми каждый день обучались действовать в сомкнутом строю, среди них было много лучников. Так что пехота Лин Фэна с равным мастерством использовала в бою лук, копье и алебарду.
Ли Фэн ввел легкие и тяжелые арбалеты, установленные на лафетах, стрелы для которых изготавливались из высушенного бамбука. Но если тяжелые арбалеты вызывали у солдат восторг из-за дальности полета его стрел и их убойной силы, то легких ручных арбалетов чурались, мало доверяя им. Вот и получилось, что на один арбалет было четыре лучника.
Скоро пройдет обязательный строевой смотр, что устраивался в конце каждого месяца. И если за мечников - пехотинцев он не беспокоился, особенно за элитные подразделения использовавшие мечи цзянь и дао и раз за разом бравшие вверх в поединках с однополчанами из иноплеменников, то в конной подготовке те всегда возвращали себе реванш. Тут не было ничего удивительного, варвары сильны лошадьми. Лошади - выгода в быстрой схватке. А ханьские войска сильны арбалетами.
Лин Фэн не был сторонником привлекать к службе наемников из варваров, а уж тем более, ставить военачальниками тех, кто хорошо проявил себя в битвах. Многие полководцы взяли за правило нанимать инородцев из среды кочевников. В практике малых войн заслуживающим доверие племенам, можно было вменять в обязанность беспокоить набегами своих соседей, в ослаблении которых была заинтересована Цзинь. Но Лин Фэн всеми силами противился, чтобы обучать ханских солдат и подразделения из степняков одним способом.
Тревожило, что его величество согласился создать линию из шестидесяти шести сторожевых постов из тюрков и уйгуров, чтобы те наблюдали за передним краем, хотя могли предать в любой момент.
Но уже то, что фубин начинали учиться езде на лошадях, радовало генерала Севера, хотя они продолжали сражаться пешими.
Он слышал, проезжая мимо, как из палатки "Воинственных как драконы", цяньху (тысячник) читает солдатам "Теорию боя на мечах дао и стрельбы из лука гунн"
Лин Фэн был согласен, что фубин создают неплохой резерв, с малыми затратами для казны, ибо они не получают жалования, не имеют довольствия, их служба сочетается с жизнью земледельца. Но они не имели достаточной подготовки, чтобы сражаться с бывалыми воинами степей и не могли собраться быстро в одном месте. Он видел выход в создании постоянной "Армии отцов и сыновей" в приграничных гарнизонах. Уже теперь в гарнизонах северных крепостей служили постоянные солдаты - цзяньэр, нанятые за деньги из тех же фубин. И он потихоньку обучал этих "постоянных солдат", постепенно превращая их из цзяньэр в коци - всадников с туго натянутыми луками.
Офицеры и солдаты узнавали своего генерала, почтительно кланялись, приветствуя его прижатым кулаком к раскрытой ладони.
Среди новобранцев, что смотрели на Лин Фэна с обожанием, устойчиво ходила история об одной из его побед. Ее обязательно рассказывали новобранцам бывалые воины, а потом те же рекруты, выжив в нескольких битвах и став бывалыми ветеранами, рассказывали ее очередным новобранцам. Привирали, конечно, но немного.
Лин Фэн помнил все свои битвы, помнил и эту. Тогда вражеской армии удалось занять выигрышную позицию на горе Лу. И пришлось его армии разместиться у ее подножия. чтобы запереть врага. Лин Фэн направил несколько подразделений гвардейцев к задней части горы, чтобы тихо обойти противника и зайти в его тыл. Войскам, оставшимся у подножия, после недолгого штурма высоты, приказал отступать. Враг в азарте битвы, соблазнился мыслью полностью разгромить Лин Фэна и не колеблясь покинул выгодную позицию. Как только он пошел в атаку, покинув гору, конные гвардейцы заняли вершину и развернули там свои флаги. Увидев этот условный знак, Лин Фэн развернул войска и атаковал противника в лоб.
Войдя в свою палатку Лин Фэн сразу же призвал своего пянь-цзян (помощник военачальника) Ба И. Тот явился в солдатских одеждах, в короткой запашной кофте подпоясанной кожаным ремнем в штанах и в тапочках из пеньковых веревок поверх грубых полотняных чулок, весь перепачканный. Повязанный вокруг его головы черный платок, с особым узлом на затылке, на лбу потемнел от пота.
- Гонцы вернулись? - сразу спросил генерал у своего советника.
- Все до единого, но доложить им нечего.
Лин Фэн ничем не выдал своей удрученности, лишь поинтересовался:
- Что за вид? Где ты был сейчас, Ба?
- Господин, мы решили спуститься и осмотреть дно пропасти, что бы удостовериться во всем окончательно.
Генерал Лин подобрался, весь обратившись во внимание.
- Местные рассказали о тропе по которой, якобы, можно спуститься, но она местами осыпалась и пройти там невозможно. Пришлось спускаться по веревке.
- Говори, - процедил генерал, заметив, что советник на миг замешкался.
- Мы нашли тело войскового лекаря Ци Тая.
- Только его?
- Только его, - эхом подтвердил Ба И к великому облегчению Ли Фэна. - Больше на тех камнях не было тел. Мы там все вокруг обшарили и осмотрели останки несчастного старика Ци. При нем было лишь письмо из дома, пустой лекарственный мешочек и шнурок от его военной бирки.
- Я хочу посмотреть эти вещи.
- Они при мне.
Подойдя к столу советник Ба выложил вещи погибшего лекаря, рядом с бронзовым светильником и стопкой донесений. Генерал начал с письма. Жена лекаря давала подробный отчет о делах семьи: детях, внуках и на что потрачена часть присланного им жалованья. Потом осмотрел мешочек от лекарств.
- Позови помощника лекаря, пусть расскажет, что за снадобье держали в этом мешочке.
- Да.
И пока Пянь-цзян, выйдя из палатки, посылал найти помощника лекаря, Лин Фэн озадаченно осматривал витой шнурок из красного шелка. Он был оборван, на концах торчали неровные нитки. Поднеся шнурок к лицу, Лин Фэн уловил слабый запах сандала.
Вернулся Ба с помощником лекаря, совсем мальчишкой, не разменявшим еще десять и пять зим, лопоухим, нескладным, с подвижным расстроенным лицом и съехавшей на бок высокой лекарской шапочке.
Малый явно плакал, переживая гибель своего учителя, но сдерживался сейчас, стоя перед генералом Севера. Он то и дело шмыгал опухшим носом, украдкой вытирая покрасневшие от слез глаза.
- Как тебя зовут? - спросил его Лин Фэн.
- Ди Ужань, господин, - поклонился ученик лекаря.- Я из Баньяна, что в провинции Наньян.
- Для нашей армии гибель твоего учителя тяжелая потеря, - глухо проговорил Лин Фэн.
- Да, господин, - поклонился Ужань, дрогнув подбородком.
- Тогда скажи, где военная бирка твоего учителя, что бы мы передали ее в Ведомство учета. При лекаре Ци Тае ее так и не нашли.
- Но... - паренек озадаченно шмыгнул, - она всегда была с ним, как и полагается. Я сам ее видел.
- Посмотри, этот шнурок от нее? - Лин Фэн протянул шелковый шнурок помощнику лекаря.
Увидев его, тот сразу покачал головой.
- Нет, этот шнурок не от его бирки, а от амулета. Бирку учитель носил на кожаном шнурке, а на этом висел амулет из сандалового дерева. Такие часто продают в монастырях за несколько медяков. Этот амулет учитель купил, когда мы заезжали в монастырь Нефритового Будды за лекарственными травами, помните?
- Хорошо. Тогда скажи, что было в этом лекарственном мешочке? - и Лин Фэн передал мешочек Ба, а тот ученику лекаря.
- Так в нем учитель держал пилюли, которые готовил для наложницы, - сразу ответил паренек.
- Ты можешь идти, - выпроводил его Ба, заметив, что генерала раздирают противоречивые чувства. Но когда он вернулся в палатку к столу, генерал сказал ровно:
- Я знаю, где она. Заменишь меня на дня три. Буду присылать нарочного, чтобы забирать донесения. Снимай солдат с поисков и патрулирования дорог.
Этим же вечером солдаты Лин Фэна возвращались от мест патрулирования в войсковой лагерь.
- Чансян, мы уходим.
- Почему уходим? - удивился крепко сбитый солдат с грубым лицом малоподвижным лицом и хитрыми глазками человека себе на уме. - Разве наложница нашлась?
- Не важно, нашлась она или нет. Раз командир велел, значит уходим отсюда, - резонно заметил его кряжистый коротконогий товарищ, собирая брошенные на траву вещи.
- Ну и ну - приуныл Чансян, - стало быть, прощай свободные деньки и опять начнется эта бесконечная муштра.
- Что ты там бормочешь? - обернулся к нему его товарищ, поправляя на плече колчан со стрелами.
- Говорю, неплохо бы выпить напоследок. Сбегаю - ка я к трактиру у моста, прикуплю тамошнего вина напоследок.
- Беги, но не задерживайся, - одобрительно кивнул его сослуживец, - а то всех накажут из-за твоего опоздания.
- Такого не произойдет, - клятвенно пообещал воодушевленный Чансян, что может хоть ненадолго избежать осточертевшей армейской дисциплины. - Я мигом обернусь, вот увидишь.
Его друг кивнул и быстро пошагал, нагоняя товарищей, потянувшихся в сторону лагеря. Чансян уныло смотрел им вслед, а после потащился к трактиру у моста.
Вечерком дешевое вино скрасит строгий солдатский быт, но на утро ведь вновь начнется изматывающая воинскому делу с кучей запретов и правил и никаких развлечений. Он был добровольно нанятым и не принадлежал ни к какому фубину, а состоял в роте таких же вольнонаемных. Все там были сами по себе, начиная от люйшуя (предводителя роты) и кончая последним новобранцем, каким был он.
Если бы он не трусил, то давно сбежал, но за дезертирство жестоко наказывали. Хорошо еще, что у него появились легкие деньги, которые, правда, он еще сполна не отработал.
- Солдат, ты ведь из лагеря доблестного генерала Лин Фэна? - окликнули его.
Очнувшись от невеселых дум, Чансян поднял голову, взглянув на стоявшую перед ним немолодую, иссушенную аскезой монахиню. Лицо ее потемнело от постоянного пребывания на солнце, углубив наметившиеся морщины, но глаза смотрели живо и молодо, так что трудно было сказать что-то определенное о ее возрасте.
Бритую голову покрывала бамбуковая шляпа, на плече висела дорожная сума для подаяний из грубой холстины. На шее на вылинявший коричневый балахон свисали крупные истертые четки.
- Тебе что с того? - буркнул Чансян, морщась с досады, обходя монахиню. Он подозревал, что та начнет клянчить милостыню. - Ступай себе дальше, нет у меня денег.
- Я послана передать генералу Лин Фэну письмо от настоятельницы обители Нефритового Будды, - веско сказала она, видя, что солдат не расположен помочь ей.
- Неужели наш генерал мало пожертвовал вашему монастырю? - пренебрежительно фыркнул Чансян.
- Вовсе нет, солдат, да хранит его милостивый Будда. Я иду в лагерь вовсе на за подаянием. Я лишь должна передать письмо да сказать, что лекарь ваш, некто Ци Тай, объявился в нашем монастыре.
Чансян изумленно уставился на нее.
- Ты, что-то путаешь, старуха. Неужели ваша община ударилась в даосизм и воскрешает мертвых? - и отвечая на ее недоумение воскликнул: - Такое не могло произойти, хотя бы потому, что его разбитый труп был поднят вчера со дна пропасти. Зачем ты врешь среди бела дня, монашка?
- Как я могу говорить неправду, если ложь - это грех? - молитвенно сложила руки монахиня.
- Так, так, - пробормотал насторожившийся малый, чуя, что может не только поживиться на этом деле, но и благодаря высокому покровительству закончить тянуть ненавистную лямку воинской службы. - Ну, коли так, то, пожалуй, проведу я тебя к генералу Лин.
- Храни тебя милостивый Будда, солдат, - поклонилась ему монахиня и пошла за ним, когда солдат поманив ее за собой, повернул обратно в сторону лагеря.
Они отошли от моста по дороге, что шла мимо буковой рощи, подступавшей к самой дороге. А через какое-то время Чансян выбрался из придорожных кустов, вытирая о штанину, подвязанную под коленом как у всех пехотинцев, перепачканный землей нож, сжимая в другой руке запечатанное письмо. Вернув нож в кожаные ножны, он засунул письмо запазуху и снова повернул к мосту прочь от ненавистного. У него был с собой пропуск, который позволял ему беспрепятственно пройти ворота Лояна, но пользоваться им мог только один раз.
Правда на пути к Лояну нужно было пройти заставу для чего нужна была подорожная, но у него имелись деньги, хорошо подвешенный язык и знание тайной тропки, по которой можно было эту заставу обойти.
Он с лихвой отработал легкие деньги и может навсегда забыть о здешнем дешевом пойле, которое местные бессовестно называют вином.