Новая подборка добралась до меня только в конце сентября и вызвала чрезвычайно удручающее впечатление. Пожалуй, это самая слабая подборка из тех, что мне приходилось читать. При этом откровенно графоманских произведений нет - общий средненький уровень. Основная беда - непродуманность рассказов: или времени не хватило, или лениво стало. С оригинальными сюжетами и концептуальными подходами - тоже не густо. Небрежность сквозит во всём, недаром так много авторов демонстративно прячется под псевдонимами. Ну, ладно, не обижайтесь на резкость суждений.
Один из немногих концептуальных рассказов. Обычно перед героем рассказа стоит выбор: или-или… На этот раз автор не поленилась, продумала всё как следует и предложила несколько вариантов:
а) не принять новое, оставшись плоским;
б) отказаться от себя самого, превратившись в грань пришельца;
в) самому лечь в основание новой геометрической фигуры;
г) найти новое применение старой форме, покинув при этом плоскость и выйдя в пространство.
Не так мало.
По форме рассказ напоминает миниатюры Феликса Кривина. Автор также играет словами, но умудряется не повторять предшественника: "Она таки вписалась в мою площадь"; "Моя возлюбленная прекрасна, но это тело"; "Треугольник занялся бизнесом - пирамиду создаёт". А вот завертеть сторонами Треугольник не может, он фигура жёсткая. В отличие, кстати, от Ромба.
Герой рассказа находит способ выйти в пространство, оставшись самим собой. А грядущие изменения остаются потомкам: новорожденный Круг вырастет и станет шаром. Самое человечное решение этой геометрической задачи.
А вот и не дам первого места! И не потому, что рассказ плох, а потому что прошлогодний рассказ ("Наши флаги") был лучше. А этот написан чисто, достаточно забавно, но после штерновского Бел Амора он не открывает ничего нового. Такой рассказик надо публиковать, и получать за него гонорар. А что делать с ним рецензенту - ума не приложу.
А вот и не дам первого места! И не потому, что рассказ плох, а потому что прошлогодний рассказ ("Вы идиот, рядовой Рамундсен!") был лучше. А этот написан чисто, достаточно забавно, но после штерновского Бел Амора он не открывает ничего нового. Такой рассказик надо публиковать, и получать за него гонорар. А что делать с ним рецензенту - ума не приложу.
Я счастливый человек, ибо ни разу в жизни не видел ни единой сцены ни единого реалити-шоу. Об этой заразе я знаю только из многочисленных рассказов, оплёвывающих и высмеивающих ублюдочный тележанр. Подавляющее большинство этих рассказов по уровню ничуть не выше того, что они критикуют, и должен признать, что рассказ Ирмы Туман заметно выделяется на их фоне в лучшую сторону. Это отнюдь не значит, что рассказ идеален. Сама идея: пока мы, сидя взаперти, дожидаемся счастливого будущего, в большом мире происходит катастрофа, категорически не нова. Зато персонажи рассказа запоминаются, хотя и не понятно, по какому принципу они были отобраны. Также не очень ясно, каковы условия шоу, но это и не суть важно. Главное, что люди поменяли свою жизнь на гипотетический миллион. Хотя, если в условиях оговорено, что миллион достанется тому, кто пересидит других, или делится среди выживших, герои должны перегрызться.
Автор прописывает замечательную в своём идиотизме ситуацию, когда в мире произошла катастрофа, но мужичок в сине-красном свитере продолжает доставлять в убежище колбаску, поскольку доставка оплачена на год вперёд. А вот то, что мужичок вообще не знает, что произошло в большом мире, это уже перебор. Павел мог бы с успехом услышать о пришествии от мужичка, и читатель был бы избавлен от неубедительной сцены телефонного звонка.
А вот финальная фраза, удивительно многозначна, и это по-настоящему хорошо.
К сожалению, это не рассказ, а всего лишь изящная иллюстрация к некоторым положениям современного люциферианства. Именно люцифериане полагают, что человеческая душа, несущая божественный свет Люцифера, дробится и мельчает, поскольку создатель вещного мира, которого глупое большинство считает богом, истинного света лишён.
По счастью, кроме иллюстрации к теологическим построениям, есть в произведении Вячеслава Кутая и человеческая составляющая. "Не нужны мы такие, видно, ни на том свете, ни где ещё…" Парадоксальный рассказик оказывается по сути, очень печальным. Автор не видит выхода или не хочет показывать его. Сергей Сергеич, писатель, инженер душ, по своей ничтожности превращается в призрак. Главный герой - учёный, который тоже должен быть носителем духовного начала, выслушав сентенцию врача, поворачивается и уходит, размышляя о важных вещах: покупке кондиционера и поездке в Париж. Не иначе, быть и ему призраком. А ведь даже люциферианство изыскивает способы, как сохранить и преумножить свет души.
Обидно, что писатели, коснувшиеся этой темы, так легко сдаются. У Толкиена перворождённые, в которых дробится и гаснет свет Люцифера (пардон, - Иллуватора), драпают в Валинор, герои Вячеслава Кутая резонёрствуют, даже не пытаясь бороться. А больше, кажется, никто этой темы не затрагивал. Люциферианство, конечно, дрянь, но ведь проблема-то есть. Хорошо, что автор её поставил в литературной форме. Жаль, что не пытался решить.
Не исключаю, что Вячеслав Кутай ничего не знает о люциферианстве и, подобно большинству путает люцифериан с дьяволопоклонниками. К рассказу это ничего не добавляет и не убавляет.
Рассказы такого типа легко и приятно писать. Начитался Маркеса и Нобелевка в кармане. Стилизация, вообще, дело не хитрое, особенно если щедро использовать экзотические штампы: "В переулках звенела сталь, а под окнами - гитары".
Есть у рассказа и достоинства. Прежде всего, это сюжет, а вернее распределение действующих сил. Скромные, ненавязчивые некроты, услужливые, обеспечивающие чистоту и кладбищ0енский порядок. И песочные люди, от которых много беспокойства, но нет беды, до тех пор, пока ими не займутся некроты. Высокие власти, разумеется, на стороне удобных некротов, только сеньор Альбейда маленький представитель высокой власти = пытается найти из ситуации человеческий выход.
Сюжет рассказа нелинеен, хотя это трудно понять из-за небрежности автора. Вот Альбейда "в шляпе с уныло свисающим пером" идёт к некротке. Через полстраницы читаем: "приладил на шляпу новое перо и направился к падрону Карлосу Охейро". Казалось бы, вторая сцена идёт после первой (было старое, обвисшее перо, стало новое). А, нет!" Путаница возникает из-за неточности в описании пера.
Кстати, падрон Карлос - персонаж случайный, многозначительная фигура, которая никак не задействована.
Хороша концовка рассказа, а вот стиль надо чистить, чистить и чистить. От мусорных слов, заболтанности, двусмысленностей. Чтобы из текста исчезли обороты типа: "ведомый лишь ему одному известными грёзами". Где, скажите на милость, следует ставить ударение в слове "ведомый"?
Целый час ломал голову, кому давать седьмое место и следующие за ним. Какие-то достоинства имеют тесты многих авторов. Одно беда - эти тексты не складываются в рассказы. В конце концов, я махнул рукой и оставил всех без мест. Дальше авторы идут по алфавиту. Вот такой я злой; октябрь на дворе, надо было присылать подборку раньше, летом я добрее.
Анастасия Адашевская "Ты больше никогда не будешь плакать по ночам"
Не знаю, что хотела написать автор, но вот, что вышло…
Общества будущего в произведении нет. Детский психолог не появляется, реабилитации никто не проводит, хотя это реалии уже нашего времени. Рассказ не о структуре общества, но подобные вещи должны быть продуманы и как-то оговорены. А то Тину служба соцзащиты дозволяет калечить, а ребёнка спасать не желает.
Ребёнок… Парню было пять лет, когда случилась трагедия. Он на год старше, чем главная героиня в начале рассказа. Он, что, не форсирован? Как будет реагировать на травму форсированный ребёнок? Ведь в сети с погибшеё мамой можно запросто пообщаться. После первого, невнимательного прочтения я думал, что в конце рассказа мальчику лет восемь, ведь не может же Тина захапать чужого мужа и потерпеть фиаско в построении семейной жизни за полгода. Страшно представить, какие комплексы нарастут в травмированной детской душе за это время! Но оказалось, что Тина управилась за три месяца. С какой стороны ни посмотри, получается абсурд. Однако автора такие мелочи не интересуют - что ему живой ребёнок! Для решения абстрактных авторских задач понадобился несчастный малыш, и вместо живого ребёнка в рассказе появляется сей ходульный образ.
Муж… этот, точно, объелся груш. Это не человек, а ещё одна функция для исполнения авторской воли. Он знает, что бывшая жена всё видит и понимает, но даже интимные сцены не считает нужным скрывать. Он, умеющий читать мысли, несомненно видит, что с ребёнком беда, но не делает ничего. Неужто он такой садист? Нет, просто форсированный интеллект у него на уровне вагинального вибратора. Это и есть его единственная функция. Говорят, в этот полезный прибор нынче вставляют магнитофончик, так что вибратор во время работы бормочет всякие нежности: "Мне всегда была нужна такая женщина, как ты". Забавно было бы послушать, что он бормотал во время вагинальных вибраций с вернувшейся первой супругой.
Тина… С этой всё понятно. С самого начала сказано, что интеллект у неё на уровне посудомоечной машины. Ещё один инструмент авторского произвола. Отличный инструмент: за девяносто дней утешить безутешного вдовца, захомутать его, понять, что с ребёнком ничего не светит и преисполниться жертвенности. Затем выясняется, что она умеет пользоваться псифоном, от которого всю жизнь шарахалась, и готова покончить с собой, несмотря на декларированную фанатичную религиозность. Подобного сочетания качеств даже от посудомоечной машины требовать нельзя.
Героиня… А может быть, рассказ и вовсе не о том? Всё-таки, героиня бродит хоть и цифровым, но привидением, и смотрит не с монитора, а из зеркал. Здесь мы имеем грубейшее нарушение принципа единственности фантастического допущения. Разумеется, принципы существуют для того, чтобы их нарушать, но автор должен понимать, чем при этом рискует. В данном случае осыпаются прилагательные "цифровой", "голографический", и остаются зеркала и привидение. Рассказ из области НФ переходит в ведение мистики. Из девочки-вамп вырастает истиная вампирша. Недаром, оживши, она первым делом посылает запрос на форсирование собственного интеллекта, затем принимает садистическое решение стереть даже память о женщине, которая пожертвовала собой ради неё и её ребёнка. Затем она укладывается в постель с надувным вибро-мужем… "Ночь, муж не спит, не сплю и я" стихи-с! И только под конец направляется к сыну. Вампир не может войти в комнату без разрешения, жертва должна сама отворить дверь… "Сынок, открой, это мама", всё сходится.
Неужто рассказ об этом? Нет, конечно. Просто автор не посчитала нужным хотя бы немного задуматься в процессе писания. Вот и получила по полной пограмме.
Павел Белянский "Путь Коропкина"
На двух страницах текста "где-то" употреблено 4 раза, "что-то" 3, "какой-то" 3. Присутствуют также "откуда-то", "кого-то", многочисленные притяжательные местоимения и прочие мусорные слова, утяжеляющие и без того перегруженный текст, делающие его полностью нечитаемым.
Замечательно, что самая чудовищная фраза вполне оправдана. Именно так, в одно расхлябанное предложение укладывается пустая, расхлябанная жизнь Коропкина. Но изящный приём тонет среди окружающего многословия.
Это бы рассказ сократить на треть, глядишь, получилась бы неплохая притча в стиле "сюр". Взял карандаш, посокращал, и как только исчез многозначительный трёп, оказалось, что рассказ вообще ни о чём. Самодовлеющий текст. Но, в таком случае, он должен быть идеально написан, его чтение должно доставлять эстетическое наслаждение. Откройте "Ни дня без строчки", посмотрите, как это делает Ю. Олеша. А тут сплошное огорчение.
Жека Бодунец "В пути"
А вы заметили, что во всех подборках последних лет есть парные рассказы? Вот и сейчас сразу вслед за рассказом "Путь Коропкина" следует рассказ "В пути". Оба на одну тему, оба плохо написаны. "Где-то", "как-то" и "когда-то" считать просто лень. В обоих рассказах жизнь принимает образ пути, железной дороги. У Белянского фигурирует отцовская замшевая куртка, у Бодунца отцовская шинель. Как всё это примитивно и скучно!
К тому же, рассказ "В пути" полностью предсказуем. Герой в состоянии амнезии просыпается в поезде, укрытый шинелью. Возможны два варианта. Первый: в тоталитарном будущем человеку дали по башке и везут использовать на тоталитарные нужды. Второй: путешествие в поезде аллегория жизни, и в начале пути героя согревает папина шинелка. Кстати, у современного читателя на фронте были в лучшем случае деды, но штампованный образ отцовской шинели продолжает кочевать по страницам.
Как только мы видим девушку, которая ничуть не удивлена происходящим, остаётся лишь один вариант притча. Девушка образ несбывшегося, как правило, любви. Контролёр смерть. Когда я дочитал до капюшона, то долго смеялся.
По законам притчи отец героя, уходя, должен оставить ему свою шинель, но автор смело нарушает традиции, и старик уходит в ночь, отчаянно пытаясь натянуть шинель поверх телогрейки.
Как только герой суётся в купе, где сидит его отец, становится ясен финал рассказа. Девушку герой потеряет и отыщет лишь в ту минуту, когда её будут высаживать. Тут опять возможны два варианта плохой и очень плохой. Плохой вариант: герой тоже спрыгивает с поезда, и пара уходит из жизни, взявшись за руки. Очень плохой: тот, что представил автор. Герой уходит, а девушка ещё некоторое время трясётся в этом безобразии.
Когда в рассказе автор окидывает взглядом жизнь героя, бывает небесполезно прикинуть время действия. Я уже проделывал такое в прошлые годы, но, как видим, Жека Бодунец предпочитает учиться на собственных ошибках. Отец героя репрессирован в сталинские времена (в более поздние детей не заставляли отрекаться от родителей). Герой заполняет анкеты, ставя прочерки в графе "отец". Первые анкеты такого типа заполнялись при вступлении в комсомол и по окончании седьмого класса перед поступлением в ФЗУ. Это 14-15 лет. То есть, герой родился не позже середины тридцатых. И военное детство не оставило никакого отпечатка на его жизни?
Девушка кутается в плед. Пледы носили русские нигилисты в середине XIX века (влияние освободительных войн Симона Боливара). Затем пледы начали носить после Московского фестиваля молодёжи и студентов. Поздновато для несостоявшейся первой любви, а последняя, безнадёжная любовь не забывается.
А уж роликовые коньки, которые герой спёр у одноклассника, появились только в середине 60-х.
В тексте массе мелких неточностей. В купейном вагоне нет прокуренного коридора, курят в тамбуре. В Большом не ставят оперетт. Когда поезд тормозит, вперёд дёргаются пассажиры, а не поезд, гудит локомотив, а не состав и т.д. и т.п.
Очень слабый рассказ.
Жаков Чебуратор "Несовершенство"
Некий пожилой философ, которому "нет и пятидесяти", вздумал написать рецензию на роман. Обычно этим подрабатывают второкурсники, но философ так возгорелся идеей, что жаждет похвастаться своим намерением перед первым встречным. А встречным оказался сосед (то есть, хорошо знакомый человек), который возится за частоколом из досок.
Дорогой Чебуратор! Приезжайте ко мне в деревню. Я выдам вам телогрейку и погляжу, как вы будете в неё кутаться. Потом мы пойдём гулять по бурьяну, его тут много. Телогрейки не жалко, так что репьи вам придётся выбирать только из волос. Мы подойдём к калитке, и вы убедитесь, что у неё лишь одна створка, воротца у калиток отсутствуют. Мы малость повозимся на огороде, ровно столько, чтобы понять, как бесполезно обтирать земляные руки об одежду. Я приведу вас в сени, и вы не увидите там садового инструмента, лежащего на полках. Садовый инструмент обычно хранится в дровянике или во дворе (надеюсь, вы знаете, что это такое), но и там он не лежит на полках. Лопаты, косы, грабли, мотыги, культиваторы, лом и вага на полки не лезут, они стоят в углу: вёдра и баки тоже стоят на полу. Серпы и секаторы засунуты под застреху, чтобы не порезаться ненароком. Чему лежать на полках? Сапожному ножу? так он в кладовке среди плотницкого инструмента. Я покажу вам ходики, и вы узнаете, что футляры из дерева были у дорогих напольных часов, а у ходиков корпус фанерный или жестяной. Вечером мы включим свет, и вы обнаружите, что мошкара не вьётся вокруг выключенной лампы, она слетится лишь через пару минут. К сожалению, ближайшая пасека очень далеко от моего дома, но мы "присвоим по велосипеду" и за пару часов доберёмся. Пасечник "пошвыряется поварёшкой" в бидоне с мутноватой влагой, за сходную цену нальёт вам стаканчик. Вот только мысли это мутное зелье не проясняет, скорее наоборот.
Хоть бы что-нибудь, хоть бы одна малость в вашем рассказе оказалась правдивой!
Лживы и герои. Они напыщены, одинаково изрекают банальности и красивости. Философа от огородника не отличить, мне пришлось трижды перечитать рассказ, прежде чем я понял, кто из них что говорит. И дело не в перебивках через абзац, дело в неотличимости. Неужели вы полагаете, что кто-нибудь из простых читателей станет перечитывать ваш текст трижды, чтобы врубиться в вашу мысль?
Впрочем, идея рассказа тоже лжива. Красота в мире не убывает от того, что кто-то черпает её полными бидонами. Умирает только невостребованная красота.
Вот и спрашивается, что осталось от рассказа?
Роман Дибров "Не волк"
Рассказы такого типа легко и приятно писать. Прочитал что-нибудь этнографическое вот тебе и антураж. А уж стилизация под северного сказителя дело вовсе простое. Затем всё это применяется к газетной передовице, шельмующей очередного олигарха, у Чингиза Айтматова заимствуется сцена охоты на волков с вертолёта рассказ готов.
Впрочем, есть и достоинства. Антураж прописан неплохо, пословицы (на одном снегу родились) подлинные либо очень хорошо придуманы. Автор предусмотрительно обходит ловушку, не сообщая, как Мельгасов стал "хозяином Края Земли"; память о прошлом изъел червь халы. Красиво описаны души помощников, вот только неясно, кто из них Бес, а кто второй, непоименованный. Также неясно, кто является защитником хенцев Анихасава или волк.
Опять же, непонятно, почему такой глупый шаман? Взявшись спорить с Нга, он должен был принять меры предосторожности. А так никакой победы нет, никого он не отогнал, только себя погубил и ещё кучу народа.
А если бы Мельгасов не стал стрелять в седого волка всё так и осталось бы по-прежнему? А сыну олигарха зачтётся, что он пытался отвести ствол? Судя по тому, как спешит волк, и как заклинило автомат у пилота, не зачтётся.
Структура рассказа также вызывает нарекания. Автор начинает рассказывать о старом шамане, потом вдруг бросает его, переключаясь на сына олигарха.
И, конечно, текст надо чистить. От мусорных слов и, чтобы не появлялось в тексте анекдотических фраз: "Жизнь ещё билась внутри него, не позволяя передохнуть". Я так и не понял, где в последнем слове должно быть ударение.
Майк Джи "Мастер"
Древнегреческий герой Сизиф, зная, что любое его дело сорвётся в последнюю секунду, становится организатором всевозможных преступлений. Точка. Больше в рассказе ничего нет. Идея, во всяком случае, не истёртая.
Вот только откуда у Мастера столь большая известность? О нём либо никто и не слыхал, либо у заказчика возникнет вопрос: "Как этот тип избежал зачистки, и почему провалилась прошлая операция?" В случайности никто не верит, Сизиф не сможет даже прослыть патологическим неудачником. Он или никто, или провокатор.
Так что герой, как и полагается Сизифу, будет волочить свою ношу с самого начала, а это обрушивает весь рассказ.
Нелишне отметить, что автор ничего не знает о целях и методах Аль-Кайеды, о налаживании каналов наркосбыта и прочих приятных вещах, о которых берётся писать.
Что касается стиля, то он перегружен канцеляритом ("С минуту размышляю о способе передвижения") и мусорными словами ("Абдулла вскидывает вверх руку" можно ли вскинуть руку вниз или на сторону?).
Александр Гордиан "Третий"
Оставим в стороне, что автор не знает, что такое клонтрование. Забудем о попытках хохмить в произведении, претендующем на серьёзность (ПАУК). Зажмуримся и проскочим дивную фразу: "Между Сашкиных ног (Сашка девушка) бился и рычал басистым рыком неведомый зверь". Поговорим о серьёзном.
Месяц назад умер с перепою один мой случайный знакомый. У него была редкая профессия палач. Всю войну он прослужил в расстрельной команде, а после войны в основном сидел в тюрьме. Отмотал четыре срока за убийства. В 1999 году дядя Серёжа ножницами отрезал голову своей жене. В 2005 году, как участник войны, был амнистирован. О своей работе рассказывал медленно, спокойно… никогда не смотрел в глаза собеседнику, только на горло. Мимики у него не было никакой, лицо без морщин, словно вылепленное из воска. Даже просто разговаривать с ним было очень страшно.
Не надо быть большим психологом, чтобы понять: человек, прошедший курс воспитания ПАУКом, станет таким же. Очень быстро такой человек научается рассматривать окружающих как некие клоны, подлежащие уничтожению при любом внешнем поводе. Конечно, не все станут такими, но ведь убийцами будут становиться не только условно приговорённые, но и санитары, врачи, охранники, операторы био-синтезаторов. Все они получат урок бесчеловечности, лёгкости убийства. Сотни тысяч, миллионы палачей.
Для литературы нет запретных тем. Можно написать и рассказ, исследующий подобную практику. Но ради чего? Я бы понял и принял рассказ на такую тему, если бы он был направлен против смертной казни как таковой. Я бы принял даже рассказ, написанный в защиту гражданских прав фантастических биодвойников. Однако, Александр Гордиан ни о чём таком не пишет. Все мерзости понадобились для немудрящей морали. Девушка Саша встречает героя после третьего убийства, говорит, что, мол, нехорошо превышать скорость на шоссе, и выражает удовлетворение, что он это понял.
Да, милая, он это понял. В следующий раз он отрежет тебе ножницами голову.
Елена Карпова "Город золотой"
Автор писать умеет. "Ива склонилась над водой, словно хотела утопиться, но у неё не хватило смелости", "белый от страха человек в каске и камуфляже", так писать могут немногие. Вместе с тем, в тексте много лишних слов, которые делают фразу хрестоматийно правильной, но разжижают текст, ибо не несут никакой информации. Несколько лет назад я уже предлагал самый простой способ избавления от подобных паразитов: каждое вспомогательное слово прикрывать пальцем и смотреть лучше с ним или без него.
По поводу самого рассказа. Фантастическая идея полностью отработана в повести Житинского "Часы с вариантами". Сюжет человек, живущий разом в двух мирах: нормальном и мире апокалипсиса также катастрофически не нов. На этот раз апокалипсис вызван некоей болезнью (смертность 90%), но никто из персонажей от болезни не умирает, гибнут исключительно насильственной смертью. Команды, сбившиеся из случайных людей и мечущиеся по миру апокалипсиса, попросту навязли в зубах. Ничем не обоснована необходимость выбора: что мешает герою и впредь жить в двух мирах? Тем более не сказано, что изменится к лучшему в мире апокалипсиса оттого, что Сай останется только там. Но главное, выбор Сая означает, что он смирился с тем, что нормальный мир погибнет, перестал предупреждать сестру, друзей, знакомых о надвигающейся беде.
Вывод: автор хорош, а рассказ неудачен.
Зоя Кукушкина "Ловчий"
Знакомый психиатр сказал, что сдваивание слов признак шизофреника либо талантливого писателя. С Зоей Кукушкиной всё ясно, человек, написавший: "Дома, угрюмые, как люди", явно талантлив. Но если судить по количеству сдваиваний, то автор просто гениален. "Шарит-шарит", "как тень как тень", "точат и точат", "озирается озирается"… Когда Ловчий сдваивает слова, это воспринимается как речевая характеристика. Но, в таком случае, в авторской речи сдваивания следует убирать. Или, оставить в авторской речи и убрать из прямой.
Сдваивания могут быть неявными: "Остановился, стал, как вкопанный". Оригинальной формой сдваивания оказывается сближение противоположных слов: "Оглаживает тощую бородёнку и бормочет толстыми губами".
Стандартные ляпчики (а их тоже много), автор выправит сама, а вот распространённая ошибка, на которую я, кажется, ни разу не обращал внимание участников конкурса. Когда в тексте называются временные сроки, следует точно знать, что за это время может произойти. "Он выжидает пару минут и выскальзывает наружу", за пару минут добыча в ночных трущобах умотает чёрт знает куда. Минута это очень много.
В прежние годы я много говорил о паразитных рифмах, а о паразитной звукописи и ритмах, вроде бы, не говорил. "Мутным взглядом шарит, шарит, словно ошалевший сыч". Если Вук, наблюдая за бонцем, живёт в нервном ритме, это надо показывать текстом всего рассказа, как пару лет назад в нашем же конкурсе делала это Карина Шаинян. Автору следует выбрать задачу и либо ритмизовать текст в зависимости от состояние героя, либо изничтожить паразитный ритм, а не маскировать его паразитным же словом "вокруг". А уж превращение сыча в сарыча (ломка ритма при сохранении звукописи) вызывает у внимательного читателя болезненное ощущение.
Почему же талантливый автор допускает столько недочётов? Да потому, что талант не освобождает от необходимости работать над текстом. В данном случае чётко видно, как писался рассказ. Придумался антураж, не слишком оригинальный, но пристойный. В кабаке сидит Ловчий, притворяется пьяным дурнем, хищный, смертельно опасный, ждёт, когда встречный лягух попробует его ограбить. И тогда… а что тогда? Концовка не получается, и автор переводит стрелки, не позаботившись переправить начало. Бонц оказывается не охотником, а проповедником ловцом душ человеческих. Но тогда он должен проповедовать, а не пьяно икать. А пёстрому мотли незачем бояться Ловчего и предупреждать Вука. И раз Ловчий безопасен, Вук наверняка его грабанёт. Плевать, что цепка фальшивая, кусок пирога, пусть небольшой, дадут и за фальшивую. Но автор, судя по всему, никогда не выходила на разбой, а вживаться в психологию малолетнего грабителя стало лениво, и в рассказе начались тягучие разговоры. Чтобы как-то закруглить сюжет, притаскивается местный пахан (типичный deus ex maxina), и всё заканчивается ничем.
И последнее. Сленг, жаргонные и профессиональные словечки должны быть понятны из контекста (кстати, они и так понятны все, кроме "дзармаса"). Словарик в конце небольшого рассказа это уже mauvais ton, равно как и сноски, которые выбивают читателя из антуража и мешают читать. Таков наш примар, на том и покалим сростень.
Алиса Лисс "Незначимый элемент"
Очередная тоталитарюшка. От иных и прочих её отличает сокрушительная наивность в изображении тоталитаризма, какую прежде приходилось видеть только у обожравшихся законностью американьеров. Неужто свобода в нашей стране достигла столь невероятных высот, что начали появляться подобные авторы?
Но сначала психология героев. Отец Рихард главный идеолог государства. Ни во что не верит и признаётся в этом собственному подчинённому, заявляя, что в совершенстве владеет искусством лжи. Свои проповеди он читает слово в слово, и почему-то его до сих пор не съели конкуренты. Мелкая сявка из политического сыска устраивает ему взбучку, и он тушуется, вместо того, чтобы стереть проволочного в порошок. "В моём ведомстве я решаю, кто еврей, а кто чистокровный ариец!" объявил Геринг, и серьёзные дяди из гестапо покорно убрались, вот так это делается в тоталитарном государстве.
Господин Дымов идеальный член общества. Жрёт, пьёт, глотает колёса, трахает толстых шлюх. Для системы такой абсолютно не опасен. "Жадно нахлебавшись", Дымов начинает ругать власть. Да и хрен с ним, пусть ругает кто станет слушать пьяного дурака? Укушавшись до белой горячки, собирается ехать за Стену к бабушке. Ну, так, скатертью дорога! К тому же, никуда он не поедет, перед отъездом понадобится доза, Дымов заскочит за ней в бар, и всё закрутится по новой. Знавал я таких уезжанцев. Ещё у героя под подушкой лежит толстая рукопись… Не верю. Хотя, не всё ли равно, ведь книг никто не читает.
Рассказ называется "Незначимый элемент". Это откровенная неправда. Стиг Дымов элемент значимый, важнейший, драгоценнейший. Его индивидуальность используется в качестве психорелаксера одним из руководителей государства. Такому человеку дозволено всё, и никакой авторский произвол ничего не сможет с этим поделать.
Есть ещё маленькая, но значимая деталька. В обществе, где всё стараются держать под контролем, имеются наличные деньги, более того, золотые монеты! Нет уж, только карточки! Тогда можно будет отслеживать любые траты любого гражданина. Сразу бы становилась понятна лёгкость, с которой бармен открывает кредит на наркотики. И проволочный был бы вынужден вести себя чуть более профессионально… Впрочем, что это я? Опять сочиняю рассказ за ленивого автора, не посчитавшего нужным подумать, прежде чем взяться за перо.
Анна Михеева "Долгая служба"
Везёт нынешнему конкурсу на произведения, которые православная церковь числит по разряду сатанизма. Разве что ни один дьяволопоклонник в финал не пролез, а так шаманизм был, люциферианство было, а теперь своеобразная форма неоязычества.
Есть в антихристианской теологии мнение, что в мире существует множество богов, каждый из которых называет себя величайшим, а то и единственным, но на самом деле вынужден считаться с конкурентами. Мир поделен на сферы влияния по национальному, конфессиональному или территориальному признакам. Для фантастики подобная идея не нова, такие авторы как А.Легостаев или С.Синякин написали на эту тему очень неплохие повести. Впрочем, оба автора атеисты и на первую заповедь чихали с присвистом. Что же касается Анны Михеевой, то она, судя по тексту, считает себя православной и, следовательно, совершает смертный грех.
Вообще, литература и религия вещи несовместные, автор, особенно писатель-фантаст, является демиургом, создателем миров и, следовательно, самим фактом своего существования бросает вызов божеству. Тем не менее, среди верующих фантастов один лишь Юлий Буркин меланхолически заметил: "Знаю, что гореть мне за мои писания в аду…" При этом в творчестве Юлия Буркина проблемы религии не затрагиваются вовсе, так что грех его минимален.
Итак, чего ради Анна Михеева губит свою бессмертную душу?
Как и большинство верующих автор демонстрирует грандиозное невежество по части религии. Очень советую открыть "Апокалипсис" и посмотреть, когда, по мнению христиан, море отдаст мёртвых. А до той поры утопленники будут лежать на дне, и никто ни в небо не пойдёт, ни на службу китайским богам.
С точки зрения католицизма, службу погибших матросов можно рассматривать как чистилище (китайские боги при этом будут демонами), но православная вера чистилища не предусматривает, так что однофамилец автора срастись, может, и срастётся, но дальше ада не уйдёт, раз уж помер без покаяния. Кстати, команда "Стойкого" погибла без покаяния не по вине капитана, а исключительно по вине автора. Капитан правильно послал дурака-попа в каюту. Во время шторма команда должна не отходную петь, а бороться за живучесть судна. Что же касается покаяния, то прочесть молитву мытареву всегда успеешь; она специально придумана короткой для подобных случаев. А тут столько крещёного люда, и ни один о покаянной молитве не вспомнил. Вернее, не вспомнила автор, которая, скорей всего, и не знает о существовании таковой и о значении покаянных молитв для христианина. К покаянным молитвам относится и моление разбойника: "Помяни, мя, Г-ди, егда приiдешь въ Царствие Твое!", так что утопавшим было из чего выбирать.
Любопытен момент с гибелью двух подлодок. Комсомольцы с советской подлодки люди неверующие и, значит, неподсудны никаким богам. С точки зрения христианства они безбожники и, значит, именно за ними явились черти. А фашисты люди верующие, в большинстве, правда, лютеране, но ведь христиане, у них "С нами бог" на пряжках выбито. Значит, именно за ними явились ангелы. Ай да Анна Михеева, ай да молодец!
Неподсудность атеистов богам принципиально важна для неоязычества, а вот христиан подобное утверждение пугает, и перепуганный автор на всякий случай соврала, обозвав комсомольцев не атеистами, а некрещёными, хотя ребята с подлодки как раз крещёные. Год рождения у них 1920 и около того, а в эту пору русские ещё крестили детей.
Действие рассказа начинается до плавания фрегата "Паллада" (1853), поскольку японский берег назван немирным, а адмирал Путятин договорился о разрешении русским кораблям укрываться в японских бухтах. Значит, моряки крепостные, взяты служить на 25 лет. Откуда у Федьки Фомина правнук? Что значит словосочетание "прямо в рясе"? Понимаю, если бы поп выскочил в одном подряснике, а в рясе ему и положено ходить… И почему мёртвые курят? грех это, да и никак под водой. Почему у них есть деньги? В апостольских посланиях сказано, что денег у мёртвых не будет. Читайте "Священное писание" оно бывает полезно не только для спасения души, но и общей образованности ради.