Толстая, обитая кожей дверь слегка приотворилась и в образовавшуюся щель просунулась чья-то птичья головка.
- Что там ещё? - недовольно пробурчал шеф, прикрывая локтем большой блокнот, в котором минутой раньше что-то писал.
- Вот, Гегам Артаваздович, бумаги на подпись, отчёты, оперативка...
- Ну-ну, давай.
Шеф положил ручку и стал неохотно перебирать поданные секретаршей бумаги: кражи, угон автомобилей, драки с поножовщиной, разбойное нападение...
'Боже мой! Как всё это пошло: каждый день одно и то же - надоело', - шеф отложил бумаги, задумался на минуту и вдруг, воодушевившись, вывел что-то в своём блокноте. Судя по напряжённым складкам на его низком лбу, крупным зёрнам пота, обильно выступившим на лобных залысинах, дело продвигалось с трудом. Начало будущей поэмы, кажется, получилось: в страстном поэтическом порыве шеф всё возносил своего героя - молодого красавца-лейтенанта с волевым взглядом, который один, даже не удосуживаясь (по воле автора) вытащить пистолет из кобуры, громил шайку вооружённых до зубов злодеев.
Нагнав бандитов в подворотне,
За шкирку одного схватил,
Другого тут же замочил,
А третий на колени пал,
В надежде вымолить прощенье...
Это были мучительные минуты всепоглощающей творческой работы. Но шеф вдруг почувствовал необычайную усталость и слабость, рука безвольно опустилась и выронила паркер. Шеф нажал на кнопку в столе. В узкую щель вновь протиснулась та же птичья головка.
- Что вы, Гегам Артаваздович?! Как можно... в рабочее-то время?
- Нет-нет, я вообще имею в виду.
- Да, немного, - со стыдливой ужимкой призналась секретарша.
Шеф оживился, потускневший было взгляд снова загорелся.
- Как это немного? Если писать - так надо много, - категорично произнёс он. - Ты что кончала?
- Филологический...
- Вот и прекрасно: коллеги, значит! Дай мне твою честную руку, - шеф стиснул девушке ручку. Та тоненько взвизгнула.
- Вот, дописать надо эту главу, - шеф протянул блокнот. - Сынишке в школе задали. Начал бездельник, а закончить - не закончил: терпения, да и мозгов не хватило... Не в службу, как говорится. Мне некогда - дела! К концу рабочего дня покажи, ладно? И как можно попатетичнее - сейчас это в моде, - посоветовал напоследок он.
Секретарша ушла. Шеф только прикрыл глаза, чтобы покемарить немного, как девушка вернулась и протянула рукопись.
- Назик! Дурочка ты этакая! У тебя же талант!!! Что ты здесь чахнешь?! Тебе же в высших литературных кругах порхать... Погоди, я замолвлю за тебя словечко.
- Спасибо, Гегам Арта...
- Хотя постой, ты мне здесь нужна. Хорошие кадры везде нужны...
Вдруг дверь резко отворилась, и чья-то наглая, заросшая физиономия молча окинула высокомерным, брезгливо-нетерпеливым взглядом обстановку кабинета, с шумом потянула носом воздух, скверно выругалась и, сплюнув на ковёр, исчезла.
- Кто это? - испуганно спросил шеф.
- Хам какой-то, на приём к вам рвался, скандал устроил. Там ещё двое - говорят, что вы обещали принять их.
Шеф задумался, нахмурив брови. Через минуту лицо его просветлело - осенило!
- Знаешь что, Назик? Сегодня я не в духе - голова трещит, ломит в висках, да и масса дел неотложных. Узнай, что они там хотят, и удовлетвори по возможности. Мы же коллеги с тобой, в конце концов!
Шеф снова стиснул девушке руку. Та взвизгнула.
- Вот надень мой мундир, - говорил он, снимая со спинки стула несколько запылённый служебный пиджак, - так представительнее.
Удивлённая до крайности секретарша, однако, не смела возражать.
- Ба-а! Назик, да ты в нём родилась... Сидит словно на хозяине. Ну-ка повернись!
Шеф отступил на шаг и окинул девушку с ног до головы оценивающим взглядом.
- Разве в бёдрах чуть стесняет, - он хлопнул обеими руками ей по ляжкам, - оно и понятно - дело женское.
Девушка залилась густой краской. Гегам Артаваздович же, довольный своей шуткой и находчивостью, осклабился.
- Что главное в нашем деле, Назик? - спросил шеф и сам же ответил. - Главное, чтобы мундирчик сидел!
Он полез в ящик стола и достал огромную золотистую звезду - символический знак шерифа.
- В комиссионном купили? - наивно спросила девушка.
- Нет, один хороший товарищ подарил.
Уже на груди у секретарши шеф протёр звезду платочком.
- Блестит-то, блестит как! Ну, с Богом! Поласковей будь с ними. А меня сегодня прошу не беспокоить. Обещаю в скором времени должность советника по... непредвиденным вопросам. Коллеги мы с тобой, чёрт возьми, или нет?!
Секретарша неловко улыбнулась и пошла было исполнять свои новые, как снег на голову упавшие обязанности, но, нерешительно потоптавшись в дверях, вернулась к шефу.
- Гегам Артаваздович, я всё собиралась сказать вам, да никак не решалась, - робко начала она. - Муж мой пятый месяц сидит...
- Что-о? Кто сидит? Как? Где сидит?
- Нет-нет! Вы не то подумали. Он честный человек... инженер. Дома сидит. Без работы...
- Ой, Назик, как ты меня напугала! - шеф картинно взялся за сердце.
- Извините, Гегам Артаваздович, может у нас найдётся для него свободная должность. Специалист он толковый, только слабохарактерный немного... Кстати, в стихах неплохо разбирается.
- Инженер, говоришь, - задумчиво произнёс шеф, - хорошо, подумаю. Хоть не по профилю это, но можно, как говорится, переквалифицировать... Приведи его на следующей неделе - поглядим, что за птица.
Секретарша-шериф двинулась к двери, неся на своей спине масленый взгляд шефа.
Гегам Артаваздович ухмыльнулся, погладил седые виски и посмотрел на часы: 'Да-а, за работой время летит незаметно!'
Вздремнув ещё с полчаса, он, наконец, решил заняться служебными делами и потянулся было за бумагами, но тут взгляд его остановился на бронзовом пресс-папье в виде сухой, крепко сжатой, землистого цвета орлиной лапы со страшными когтями.
'Острые когти закона', - шеф художественно обобщил увиденное и с озабоченным видом стал прохаживаться по кабинету.
'Да, цепкая хватка нужна нам сегодня, как никогда!' - патетически думал он, в то время как предательский взгляд упрямо косился на его белые, ухоженные, слабые пальцы поэта.
Шеф спрятал руки за спину - их безвольный вид нарушал плавное течение высоких мыслей...