Белческу Елена Борисовна : другие произведения.

Дивные истории из Закарпатья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это повесть о жизни карпатских эльфов. Потомки переселенцев из Валинора не слишком офишируют свои особенности. В Карпатах, в одном из потпеных уголков житвет старый князь Владислав. И два его сына. Но размереная жизнь эльфов меняется с появлением в замке маленького мальчика - внука старого князя.
  Мальчик с собакой.
  
  Был последний месяц жаркого лета. Из-за туч выкатилась мелкая, жирная, как промасленная лепешка. Луна совершала свой неспешный путь через фешенебельные виллы и особняки, через кварталы, заселенные интеллигенцией, через рабочие окраины, вдруг заметила мужичину лет сорока, нервно высматривающего что-то (или кого-то) на темных, пустынных улочках. В одном из окон устало прикорнула восьмилетняя девочка, а ее мама уже, наверное, в тысячный раз названивала начальнику полиции. Она очень тревожилась за юношу, который, поссорившись с ее мужем, умчался, хлопнув дверью, в ночь, в холод, в одиночество незнакомого города.
  В одном из парков большого города, в самой заброшенной ее части, среди валежника и заросших кустов сидела странная парочка. Огромный рыжий пес (который подрабатывал в местном зоопарке в чине волка), облизывал огромным шершавым языком лицо тринадцатилетнего мальчишки. Луна видела только сотрясающиеся от рыданий плечи ребенка, уткнувшегося лицом в густую шерсть зверя.
  Мальчик, понимал, что был не прав. Что, возможно, надо было стерпеть, молча проглотить оскорбление дядюшки. Собственно, это было даже не оскорбление, а просто очень резкое замечание. Надо сказать, вполне справедливое. Но в последнее время он сам чувствовал, как сдают нервы. А тетя Лора сокрушалась, что мальчик стал слишком быстро заводиться. Мало того, по ночам нестерпимо болела голова.
  Юному эльфу приснился веселый сон. В этом сне Даня, так звали мальчика, подоспел на несколько секунд раньше. И тогда все стало по- другому. Дедушка и внук, возбужденные после схватки, весело переговариваются и бегут по мраморным ступенькам. И тогда его жизнь была такая, как и прежде.
  Надо сказать, что дни мальчика на его родине вовсе не были такими уж легкими и беззаботными. Надо сказать, что за многие века, прожитые под светом звезды по имени Солнце, потомки членов экспедиции Тиморна очень изменились. Их облик теперь не очень отличался от других жителей этой долины, они теперь совсем не похожи на своих мирных предков из рода ваниар. Сто двадцать восемь поколений непрерывной войны за само существование княжества сделали из безобидных и добродушных интеллигентов отчаянных лесных вояк. Жизнь юного княжича и сейчас, в конце просвещенного девятнадцатого, была полна тревог и опасностей. Их не стало меньше со времен гибели Медвежьего когтя.
  Ребенку слишком рано пришлось учиться разбираться в людях, уметь разглядеть за слащавой улыбкой и обволакивающей лестью предательские замыслы. А за суровым ворчанием старого солдата - преданность и заботу. Слишком рано ему пришлось услышать, как защелкиваются тюремные запоры. Узнать, как пахнет страх и звучит пугающая одинокая тишина.
  Им постоянно угрожали турки. И не только они. Весенние наводнения, сметающие все на своем пути, и летняя засуха, выжигающие зелень садов и виноградников, грозили голодом и безденежьем. Мальчишка уже пережил две эпидемии холеры, два года назад по эльфийским поселкам, где вместо коней использовались огромные собаки, прокатилась волна бешенства. Густые леса, остатки того самого древнего леса пугали первозданной непроходимостью. Древняя магия забытых предков, застоявшись подобно болотной воде, хотя и отпугивала турецких военачальников, она же грозила неведомыми опасностями.
  Здесь, в этой сырой и холодной чужой стране мальчику очень не хватала жаркого солнца его родины. За несколько месяцев он почти привык. В сущности, как и везде, здесь живут в общем-то, неплохие люди. Только он часто не понимал их, а они его. Вот и эта глупая ссора с дядюшкой. Дядя ведь добра юному княжичу желает - он столько сделал для него. В конце концов - ведь благодаря стараниям Людвига Ван Хельсинга мальчик не гниет в страшной приюте, большие похожий на детскую тюрьму.
  Родственники его выкрали, а потом уже вели расследование. Именно этот доктор психологии вывел на чистую воду вороватого директора-приюта, садистов-надзирателей, которые хотя и брали огромные деньги за содержание детей, держали своих воспитанников впроголодь, избивали и издевались над ними. Теперь вроде бы там все по-другому. Как бы там ни было, в семье все-таки лучше, чем даже в самом расчудесном приюте.
  Не хватало веселой огромной луны. Здесь вроде бы все то же самое - та же луна. Только дома луна была огромной, как рождественский блин. Здесь - мелкая, тусклая, как обесценившая монетка, едва освещает небосклон. Далекие равнодушные звезды пронзительно светят в душу с немым укором, как глаза погибших в первую зиму на страшной дикой планете предков.
  Наплакавшись вволю, он тяжело заснул. Ему снилась родина. Снился тот самый день, когда он не успел. И опять во сне все кончилось хорошо. Мальчик поспел на несколько секунд раньше. Всего на миг раньше смертоносные кинжалы юного эльфа настигли наемных убийц. И нет тоскливого одиночества. Жизнь продолжалась. Временами - веселая и разгульная. Временами - полная боли и тяжелых испытаний. Но... в родном доме, среди близких и знакомых с детства лиц.
  
  
  
  
  
  Попавшая экспедиция командора Тимморна.
  
  Это необходимое отступление, может быть немного объяснить странности внешности и поведения мальчика, который уже заснул в объятиях огромного старого пса. Возможно, так будет проще понять, кто он и откуда.
  Если вам посчастливиться найти город Линдон, то вы везучий путешественник. А если проникните дальше, то попадете в центральную часть Волшебного мира Валимар, где живут дальние родичи этого самого мальчика - наиболее обеспеченные и образованные жители волшебного мира. Если вы спросите про командора Тимморна, вам, скорее всего, ничего не ответят.
  Если бы вы спросили за несколько сот лет до рождества, то вам бы многие могли рассказать про величайшую катастрофу. Дело в том, что не только малообеспеченные теллери - береговые эльфы, прониклись идеями поиска новой родины. Планет в космосе очень много, только вот для жизни пригодными оказались ничтожно малое количество.
  В воздухе бродили идеи, очень похожие на то, чем забивают голову наивным людям анастасийцы, виссарионцы и прочие "экологисты". То и дело с планеты отправлялись полупиратские корабли теллери, завоевывать новые жизненные пространства. Некоторые бесследно исчезали в космической бездне. Некоторые возвращались королями, и пугали падких на сенсации сограждан рассказами об инопланетных чудесах и ужасах. Закаленные тяжелыми условиями жизни теллери довольно просто ориентировались в чужом мире. Пиратский опыт помогал этим предприимчивым существам занимать самое высокое положение в примитивных сообществах человекоподобных существ.
  Не понятно, зачем отправились заселять дикую планету восемь тысяч семей рода ваниар. Что они хотели найти там? Чего им не хватало дома? Действительно ли наивные горожане поверили в сказки о красивой жизни вдали от цивилизации? Или же были банально обмануты ловкими мошенниками? Не зря ведь Тимморн так настойчиво отказывался возглавить тот рейс в один конец. Он, хоть и был из рода ваниар, но по рассказам своих друзей, которые в основном были из теллери, хорошо знал, что деревенская жизнь красива и весела только на лубочных картинках. На самом деле все гораздо тяжелее и непригляднее. Одно дело выехать в лес на пикник, и совсем другое - постоянно там жить. Тимморн кричал об этом, пытаясь достучаться до сознания возбужденных райскими картинами переселенцев. Только вот восемь тысяч взрослых мужчин ничего не хотели слушать.
  Командор не хотел отправляться в дикий мир в обществе неприспособленных к такой жизни товарищей, да к тому же везти туда женщин и детей. Он не хотел везти такую толпу на верную смерть. Как его заставили передумать - об этом хроники молчат.
  В бесконечных файлах центрального компьютера можно даже отыскать снимок участников экспедиции. Мужчины, женщины, дети на фоне огромного, как дворец, звездолета, еще они беспечно улыбаются. Рядом роботы грузят в специальные отсеки кучу совершенно бесполезного хлама. Они бедные, наивные, так и не повзрослевшие дети волокли с собой игрушки, мобильные телефоны, компьютеры, приятные безделушки. И мало кто вспомнил о соли, сахаре, крупах, о теплых вещах, о лекарствах, о спальных мешках и палатках. Один лишь командор не улыбался, словно предчувствуя беду. Сейчас бы ему не помешали пара десятков отчаянных головорезов из Корда или Акоста, верящих в текилу, верный бластер и "широкую свою кость, и природную свою злость".
  И гром грянул. То, что произошло на самом деле, не имело ничего общего с сиропчатыми пасторалями, которые напевали им речистые агитаторы (которые сами-то остались в спокойном благополучном мире). Они не знали, что первозданная природа жестока и беспощадна, она не ведает жалости и сострадания, она не прощает ошибок. Цена каждой ошибки - увечье или смерть. А эти добропорядочные граждане волшебной страны не были ни морально, ни физически к испытаниям такого рода. У них даже снаряжения, которое смягчило бы жесткие условия эксперимента, почти не было.
  Они ехали в рай, на вечный бесплатный курорт, "где под каждым под кустом был готов и стол, и дом", а попали не совсем туда, куда намеревались.
   Издали планета, действительно, казалась райским садом: нежно-голубая от воды, зеленая от буйных лесов, и совсем немного песка пустынь. Когда же навигационный компьютер вывел на экран виды точки приземления, переселенцы не удержались от восхищенных восклицаний. Планета встретила их чудесным летним закатом: раскрасневшееся, утомленное дневными забавами солнце, нежно-розовым поцелуем прощалось со зрителями, стыдливо пряталось среди звенящих листьев, неописуемой красоты бабочки порхали с цветка на цветок, воздух звенел голосами неведомых пришельцам птиц, непуганые животные бродили в непролазной чаще. Это казалось дивным сном, невероятной сказкой. Даже у сурового капитана вырвался вздох восхищения.
  Однако реальность оказалась далеко не такой радужной, как компьютерная картинка. Как написал в бортовом журнале штурман "слияние с природой все же состоялось, только вот экстаза не получилось".
  Корабль приземлился прямо на поляне среди бескрайних лесов, населенных полудикими племенами. В Средиземном море расцветали царства, давшие начало современной европейской цивилизации. Однако, сама Европа была покрыта непроходимыми лесами и болотами, а люди населявшие эти огромные просторы, находились на уровне развития племени папуасов Тумба-Юмба.
  Эти дикие пространства были в основном безлюдны и пустынны. Встреча с разумным существом была крайне маловероятной. И будь они чуть более удачливы, возможно, все и обошлось бы. Но как обычно - события развились по наихудшему сценарию. Путешественники почему-то считали, что представители местной расы будут счастливы их лицезреть. Им и в голову не могло прийти, что кого-то их появление вовсе не осчастливит.
  И надо же было встретиться наивным жертвам эльфийской цивилизации и напуганным дикарям. Никто из приезжих, намереваясь в экстазе сливаться с девственной природой, и не подумал об оружии. Мало того пришельцы внезапно обнаружили, что их магия в этом мире почти совершенно не действует. Это открытие повергло их в ступор. Лишь не многие из взрослых, подобно командору Тимморну, смогли взять в руки палку и оказать хоть какое-то сопротивление. Воодушевленные легкой победой дикари громили и крушили все вокруг.
  Через несколько часов, невиданное доселе чудо технической мысли превратилось в груду металла, пластика, и битого стекла. И вокруг - горы трупов. Страшные картинки неслись с полуразбитого передатчика через звездную пропасть на родную планету. Адмиралтейство отказалось от спасательной экспедиции - чиновники сочли, что в этой бойне никто не выжил, следовательно, спасать некого. А если кто и не умер сразу, скорее всего, не протянет и пару дней. Отправлять в такую даль звездолет, чтобы доставить останки на родину - слишком дорогое удовольствие.
  Путь назад - в вечное лето, в покой и сытость, к размеренной и беззаботной жизни был отрезан навсегда. Напуганным, израненным, перепачканным своей и чужой кровью пришельцам придется отныне жить на этой планете, по жестоким законам дикого мира.
  Они хотели быть вегетарианцами, но им пришлось пить кровь, чтобы элементарно выжить зимой. Хотели жить в гармонии с природой, но им пришлось учиться убивать, чтобы спасти себя и детей от голодной смерти, обманывать людей, чтобы избежать гибельных стычек. Они хотели дружить с зайчиками и белочками, искоренять злую привычку к хищничеству (ни много, ни мало), но через несколько поколений, во времена Волчицы Рани, пришлось стать названными братьями свирепых и кровожадных хищников - огромных волков.
  Уже в первую ночь эльфы заплатили жестокую дань неумолимому закону. Из тридцати пяти тысяч беспечных путешественников, прибывших на планету, рассвет другого дня смогли увидеть менее пяти сотен.
  Этот день положил начало. Поколения людей и эльфов менялись в калейдоскопе времени. До того самого времени уже успели смениться сто двадцать восемь поколений (с учетом того, что эльфы живут от трехсот до пятисот лет, а некоторые и того дольше). Еще много раз сказочная тайга собирала страшную дань с уцелевших эльфов. То в виде забытых болезней, то руками людей, продолжающих охоту за уцелевшими пришельцами. Страх все время менял обличия. В результате мучительной борьбы за само существование, внешность и нрав потомков ваниар изменились до неузнаваемости. Вот уже эльфы практически не отличаются от людей, разве что чуть заостренные кончики ушей выдают их не местное происхождение.
  Вокруг эльфийских поселений в том месте, где пожар, который во времена Вождя Тэма уничтожил часть леса, раскинулись фруктовые сады, а дикие "пьяные ягоды" стали домашним виноградом элитных сортов. Запестрели на много лет раньше, чем в других местах привезенные из мексиканского оазиса подсолнухи и кукуруза.
  Добродушные интеллигенты превратились в беспощадных и жестоких вояк, у них появились крепости и защитные сооружение. Дружелюбные ваниары превратились в агрессивных лесных всадников. Бывшие беспечные вольные художники вынуждены были учиться считать - сначала припасы, затем деньги. В характере поселенцев появились черты, доселе народу хельве не свойственные. Римские легионы старались без нужды не появляться в волшебном княжестве. Эта территория хотя и входила в состав Римской империи, но мытари цезаря не беспокоили эльфов. Они, вместе с наместником, тихо пьянствовали, вовремя отправляли императору оговоренную сумму. Золото тихо обменивалось на соответствующую грамоту, которая удостоверяла благонадежность жителей этих мест и их лояльность к цезарю. Для эльфов это была плата за относительно спокойное существование.
  Им на смену пришли одухотворенные инквизиторы. Да еще изысканные и велеречивые восточные красавцы, подданные турецкого султана.
  Но для эльфов, для лесных всадников, которых по-прежнему называли лесными демонами, мало что менялось. Если не считать, что стало еще хуже. Говорят, что когда турецкий военачальник, узнал, что имеет дело вовсе не с человеком, в страхе повернул назад. Не то, чтобы уж очень жалко своих людей. Такого добра в великой Османской империи - как грязи. Только и свою голову терять не очень-то и хочется.
  -Мы врага бы на рога, - опишет в детском стишке поэт Чуковский чувства, охватившие правоверного мусульманина в эльфийских поселениях, - только шкура дорога. И рога нынче тоже не дешевы!
  Мощнейший интеллект, унаследованный от жителей научных городков сверхцивилизации, делал эльфов очень удачливыми полководцами. Эти места окружены дурной славой. И очень многие предпочитают обойти страшные поселки странных людей, чем рисковать своей жизнью среди заповедных лесов и печальных болот.
  Изгнанные во тьму лесов потомки пришельцев научились видеть в темноте и перевоплощаться, в лесу они были практически невидимы. Турки и австрийцы с ужасом упоминают эти леса. Да и как было не испугаться. Эльфийские партизаны, как порождение кошмаров, возникали ниоткуда, бесшумно нападали на захватчиков и также бесследно растворялись среди зеленой бездны. Вычислить их днем в богатых селах и вольных городах было невозможно. Бедным шпионам везде - в трактире, на мельнице, в вином погребке, даже на светском рауте, чудились раскосые глаза безмолвных лесных убийц.
   Следуя традициям, в этих местах используют огромных собак как ездовых и тягловых животных. С тех пор, как Тэм Рубака привел назад свое значительно разросшееся племя, хельве стало очень много, вскоре они заселили уже достаточно большую территорию. В настоящее время там царили порядок и закон. Но страшной ценой удерживалась свобода, очень большую цену приходилось платить за порядок и спокойствие.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Как в старом замке появился маленький Даня.
  
   В одно жаркое субботнее утро мальчика подбросили к воротам мрачного замка. Это произошло тринадцать лет назад в середине июня, когда воздух был густо настоян на пряном аромате и сотрясался от миллиона песен всевозможных птиц.
  Ранним субботним утром дом обитатели дома еще безмятежно спали, а старая нянька детей хозяина стала пораньше. Дети выросли, а старый князь так и не женился больше. Эта старуха тут жила на правах экономки. Сегодня должен приехать старший сын. Ради такого случая, старая нянька посеменила по пыльной дороге прикупить свежей сметаны, молочка и прочее. И еще договорится с поваром в ближайшей корчме. Сегодня все будет известно. Сегодня будет назначен день свадебного пира. Надо сказать, что в эту субботу замок не был таким уж мрачным. Ворота были украшены гирляндами цветов, на стенах ковры и старинные гобелены, огромная зала, как и много лет назад, сверкала витражами, надраенной до зеркального сияния бронзой, в вазах благоухали огромные букеты.
  Сегодня должны были приехать родители невесты старшего сына, чтобы уточнить детали предстоящего торжества. Жених и невеста уже два года любят друг друга. До сих они знали лишь светлую сторону "предназначения". Как и положено предназначенным, молодые они так удачно дополняли друг друга: горячий порывистый юноша, и спокойная рассудительная девушка. Родители уже смирились с выбором детей. Старому князю, хоть и нелегко ему было смириться с таким положением дел, нравилась его будущая невестка - скромная, тихая домашняя девушка Мина, которая в свои девятнадцать лет успела не только окончить женские учительские курсы при местном монастыре, но и проработать год в местной женской гимназии. Маленькие ученицы ее просто обожали. Родители девушки из обедневших дворян видели в молодом князе отличную партию для своей дочери. И осталось совсем немного потерпеть - и в золоченой церкви их навеки соединили бы уже официально.
  Старуха, в радостном возбуждении, только и успела переступить через порог, едва затворила за собой скрипучую дверь, и тут ей послышался слабенький детский писк. Оказывается, она чуть не наступила на корзинку с младенцем. Любимая собака хозяина, такая огромная, что на нее спокойно можно было сесть верхом, почтительно склонила огромную морду к корзине.
  -От него пахнет хозяином, - прогавкала только что ощенившаяся сука Клара.
  -Каким еще хозяином? - возмутилась старуха.
  -Пахнет хозяином - прогавкала Клара, на сей раз обиженно.
  Тут вышел седой старик и пригляделся к безмятежно спавшему ребенку. Ему показалось, что малыш похож на его первую жену. Единственную женщину, которую он любил в далекой юности.
  Видеть эту корзинку у порога дома, где уже много лет живут три старых холостяка-эльфа, было более чем удивительно. У старого князя минуты две даже версий не возникало: чей это ребенок, зачем его подкинули именно сюда. Ведь рядом есть специальный приют для подкидышей.
  В корзинке было обнаружено нечто странное: два билета на поезд на двадцать пятое июля прошлого года. Визитка его старшего сына, на обороте которой было написано: Родился 22 марта сего года, крещен Даном. Помнишь второй девятый вагон? Твоя Геля Дашевская.
  И еще письмо от Константина Дашевского, который разъяснил, откуда этот мальчик, и просил старого друга позаботиться об их общем внуке.
  И тут старик вспомнил про забавное происшествие о котором рассказывал его сын. Он тогда приезжал со своим странным другом-иностранцем - тридцатипятилетним парнем, который смотрел вокруг испуганными глазами и беспрестанно крестился, как будто находился в логове чудовищ. Отец подозревал, что странного провожатого его сыну просто навязали.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Про второй девятый вагон.
  
  Конечно, многие слышали про подобную историю, которая произошла много лет спустя. На эту никто не обращал внимания.
  Не то по обычному разгильдяйству, не то просто шутки ради, а возможно с какой-то целью к поезду (который должен был проследовать через три страны) прицепили два девятых вагона. Потом стали утверждать, что это был психологический эксперимент.
  Как только поезд отошел от станции, второй девятый вагон оказался пустым. Что только не делали машинист, проводница и диспетчеры. Пассажиры так и ломились в первый девятый вагон (тот который сразу за восьмым), и совершенно игнорировали второй девятый вагон (тот который перед десятым).
  Тем временем в одном из купе этого злополучного поезда ехали два молодых человека. Один из них раздосадован тем, что его заставили следить за своим приятелем Мирчу, который отправился навестить своего отца. Про этого юношу ходили нехорошие слухи. Поговаривали, что этот элегантный красавец причастен к контрабанде оружия. Мало того, совершенно неприспособленный ни к чему домашний парень, ехал в очень страшное место. Славяне, которые населяют эту страну, - это жуткие, непредсказуемые существа, как говорят друзья-турки. Мало того, его везут в край, заселенный эльфами. Даже британские хельве - и те не безопасны для добропорядочного католика. И те могут парализовать, ослепить, а то и просто убить своими заклятиями. А тут эльф, да еще славянин - оставалось только молиться.
  Вот уж действительно:
  "Молись Богу - живым доедешь".
  Напуганный домашний мальчик проклинал тот день, когда сел за карточный стол. Мелкий клерк проклинал свою нерешительность. Уж лучше сидеть в долговой яме, чем ехать к черту на рога, с лесным демоном в одном купе.
  Тот, за кем приставили следить, казалось, издевался над перепуганным шпионом. То начнет его пугать страшными легендами и сказками. То вдруг нальет вина. Было страшно пить, а отказаться еще страшнее. В этом страшном поезде, говорил себе шпион, покрывшись испариной, где всесильный британский закон не способен его защитить, Мирчу лучше не злить. Вежливый и воспитанный в английской конторе, здесь он может быть каким угодно. Перепуганный до полусмерти юноша лет тридцати пяти от роду все ждал, когда же свершиться превращение изящного светского красавца в страшного разбойника, а то и в обросшее шерстью чудовище.
  Но перевоплощение никак не наступала. Его попутчик, судя по всему, был также не очень доволен компанией. Он вел себя так, как будто его вынудили взять младшего братишку на свидание с девицей облегченного поведения, на котором детям совсем не место.
  Например, англичанин попросил расшифровать надпись на форменном ремне кондуктора "МБЖД".
  Мирчу, как всегда, ответил как-то странно:
  -Молись Богу - живым доедешь.
  Молодые люди не ругались, но обстановка накалялась. Им явно было скучно вдвоем. Глаза шпиона были все более испуганными, а шутки эльфа все злее и язвительные.
  Но тут в купе вошли две очаровательные девушки. Вино, оживленный, непринужденный разговор. И вот уже губы девушки нежно касаются губ напуганного иностранца. Вот уже он, как привязанный идет в пятый вагон, в пустое купе за прекрасной незнакомкой.
  В это время Мирчу со своей девушкой, которая представилась Гелей Дашевской, отправились в пустующий вагон. Не то, чтобы они искали уединения. Просто парень очень хотел избавиться от занудливого и приставучего попутчика, который въедливо выспрашивал о всем известных вещах "как?", "куда?", "зачем?", "почему?". Напрашивались два вывода - дурак или шпион. Возможно и то, и другое сразу.
  Девица была дочерью отцовского друга пана Дашевского. Они мило беседовали при луне. Было много вина, много слов, уединение в пустом вагоне. Были много воспоминаний далекого детства. Они были единственными пассажирами второго девятого вагона. И напрасно испуганная проводница стучала с закрытую дверь. Ночные ароматы позднего перезрелого лета пьянили сильнее горилки. В терпком аромате молодого вина почудился чужой привкус.
  Он как в полусне, почти против воли, взглянул ей в глаза. Девушка была чудо как хороша. Горячая кровь захлестнула разум. Зелье, подмешенное в вино, неузнаваемо изменили черты девушки. Он вдруг вместо Гели Дашевской увидел ту, к которой его влекло со страшной силой. Мирчу казалось, что это его любимая девушка, его Мина смотрит на него с нежностью. Казалось, что это милая Мина так призывно улыбается ему, требует от молодого эльфа решительных действий. Что было потом, он не помнил, как будто это были не его руки, не его губы. Тело парня как будто взбесилось. Он больше не был ни хозяином своих рук, ни владельцем губ, и все остальное тело больше ему не принадлежало. Молодой хельве вдруг превратился в дикого зверя, который до самого рассвета не мог насытиться любовью, необузданной страсти дикой кошки. Утром ему было очень плохо. Все тело ломило так, как будто он только что провел не ночь любви, а ночь в пыточной камере. А девочка спала, как невинный младенец.
  Если бы Мирчу тогда знал, какую цену придется заплатить за это дорожное приключение, за единственную безумную ночь, он бы вышвырнул обеих разбитных девиц из своего купе. Или сам выбросился бы из окна. А если бы Геля Дашевская, которая была влюблена в Мирчу едва не с младенчества, каким горьким будет плод этого поступка, у нее и мысли не возникло бы пользоваться приворотным зельем.
  На утро их разбудил нехороший шум. По вагону бегал возбужденный ирландец. Он так истошно кричал, что мог бы составить конкуренцию знаменитой Баньши. Оказалось, что у него пропал чемодан. Мало того, чрезмерно набожному юноше показалось, что из переполненного вагона исчезли все его временные обитатели. Парню и девушке пришлось успокаивать это чудо, навязавшееся на их голову.
  Исчезновение людей объяснялось очень просто. Ночью, на одной из станций, поступил приказ отцепить второй девятый вагон. Но, тот, кто оцеплял, тоже умел считать. И тоже знал, что девятый вагон это тот, который идет сразу за восьмым, а не тот, который перед десятым. И отогнал вагон, переполненный пассажирами, на заброшенный тупиковый путь.
  
  Отцом ребенка был его старший сын. А матерью - дочь его друга Константина Дашевского. Старый разбойник честно объяснил другу, как все произошло, не утаивая факта приворота. И просил позаботиться о ребенке ради их старой дружбы.
  Мало того, младенца увидели и родители невесты. Они потребовали от молодого хельве объяснений. Отец настоял, чтобы будущие родственники знали правду. Он не хотел, чтобы семья начиналась со лжи, с недомолвок и скабрезных тайн.
  - Отец, умоляю, только не сегодня.
  -Что измениться завтра? - старый эльф был жесток даже к любимому сыну. Князь жалел сына, но неумолимый и беспощадный закон был выше отцовских чувств. Он знал, что делает сыну больно, разлучая его с любимой девушкой. И сам страдал от этого, хотя и не подавал вида. Правда выше жалости.
  -Боже, какое счастье, что твоя мать не дожила до такого позора!
   -Я ничего не знал!
   -Ты не ребенок! Ты должен был это предвидеть и принять меры!
   -Я был не в себе! Я почти ничего не помню.
   -Значит, не надо было пить до бесчувствия.
  -Я не пил до беспамятства!
  -Если бы не пил, то не оказался бы в дурацком положении. Она ведь зелье тебе не в водичку подмешала, дитятку неразумному.
  -Отец, я ничего не помню, я даже не помню толком кто она, не помню, как это было.
  - Хорошенькое дельце - сотворил детеныша и не заметил. Так не бывает.
  - Но я не виноват...
  - Я был готов на все, чтобы ты был счастлив. Но, ты, дурак, сам все испортил.
  - Отец, я не виноват... - выговорил несчастный парень, с большим трудом пересилив себя.
  - Надо было раньше думать, и головой по-возможности, - жестко отрезал его отец.
  Если бы Мина была одна, она все-таки бы простила будущему мужу эту ошибку. Не так уж он был и виноват. Парень не виноват, что стал жертвой приворота. Хорошо, что еще так только и отделался. Но ее родители были настроены решительно.
  -Моя честь - это все, что у меня осталось, - оскорблено выпалил отец девушки, - я не могу рисковать единственным сокровищем. Я не хочу, чтобы моя дочь страдала у окошка и растила чужих детей, пока ее благоверный где-то развлекается. То одна приворожила, то другая присушила. А он, как белый лебедь, вроде и не виноват ни в чем. Хорошо, что мы все узнали до свадьбы.
  Ни о какой женитьбе больше и речи не было. Родители невесты согласились взять очень большую сумму в качестве отступных. В тот же день девушку увезли в неизвестном направлении. Чтобы горе-жених не мог заморочить невинной девушке голову красивыми песнями, и не мог вымолить у нее прощения.
  Вот когда молодые узнали о том, что у предназначения есть и темная сторона. Оказывается в этом самом предназначении намного меньше любви и гораздо больше принуждения, чем это виделось в светлые и беззаботные дни безоблачного счастья. И день, и ночь, и его и ее сжигала невыносимая жажда, утолить которую они не имели возможности. И это причиняло им обоим невыносимые страдания, избавить от которых не могла даже смерть.
  Девушка ушла в работу. Всю свою нерастраченную нежность отдавала она чужим детям. А ее бедная мать плакала, глядя на дочь, не зная чем ей помочь. И даже замужество за каким-то инфантильным и занудливым клерком, который по сравнению с ее первым женихом выглядел очень неприглядно, не принесло матери желанной радости. Не стерпелось у них ничего, не слюбилось. Выданная замуж почти насильно, молодая женщина предпочитала одиночество постылым узам.
  Мирчу не мог смотреть ни на одну женщину. Кроме того, на смену любовному дурману пришли вполне конкретные заботы о маленьком сыне. Отец был очень расстроен и зол на мать ребенка. Если бы Геля в эти дни появилась бы в поле его зрения, то могло бы произойти зверское убийство. То самое, о котором написал один писатель. Это из-за ее прихоти женщина, которую он любит больше жизни никогда не будет его женой. А та, которую теперь ненавидит, возможно, убьет своим присутствием его лучшие годы. Мирчу даже подумать не мог, что девушка, на которую он смотрел, как на сестру, может так подло поступить с ним. Вроде бы и объяснился с ней не раз, говорил, что не может полюбить ее, как женщину. Он был зол на себя: не мог сдержать свои порывы, попался в ловушку, как мальчишка.
  -Так тебе и надо, - говорил он сам себе, - дураков надо учить.
  Но сам-то малыш ни в чем не виноват перед ним. Он не простил давать ему жизнь, не заставлял его рожать на свет. Отец взял ребенка на руки, тот улыбнулся.
   Первой кормилицей мальчика стала огромная собака Клара - ощенившаяся за сутки до того, как в доме появился младенец. У няньки-экономки работы прибавилось.
   Через несколько дней мальчик стал всеобщим любимцем. А старый князь, который подолгу скучал в мрачной крепости, в ожидании сыновей, которые уже давно выросли, и разделяли с престарелым отцом бремя забот, отдавал все нерастраченную нежность маленькому внуку. Старый эльф и резвый малыш были самыми настоящими друзьями.
   Если бы старику в дни его далекой мятежной юности сказали, какой прекрасной и радостной может быть проклятая старость, он бы не поверил. Не поверил бы, что он будет получать ни с чем не сравнимое удовольствие оттого, что маленькое создание, в котором течет его кровь, залазит на его колени, и прижимается влажной щекой к морщинистому старому лицу, поросшему жесткой щетиной. Какая радость - видеть эти блестящие глазки, отвечать на наивные детские вопросы, ругать ребенка за мальчишеские проказы - видеть в растущем малыше свое собственное детство. Вспоминать то время, когда и сам, жизнь тому назад, бегал по этим садам и виноградникам, прятался среди этих же развалин. Вспоминать то время, когда еще были живы родители и старший брат, а жизнь была просто веселым приключением.
  Казалось, этот ребенок разбудил в старике желание жить, растопил лед в его сердце. Малыш заполнил одинокие дни старого князя. За заботами отступили старческие хвори, которые последние годы донимали старого эльфа. Он потому-то и решил женить сына, чтобы не оставлять его одного на целом свете. Он знал, как это невыносимо больно - быть совсем одному, без родной души. Когда есть, кому службу служить, да не к кому голову приклонить.
   Старик не делал многое из того, чем не брезговал в молодости. Жестокий князь словно стыдился этих невинных детских глаз, стыдился при нем быть жестоким.
  Старик очень жалел, что в молодости война отнимала у него слишком много времени, слишком мало сил оставалось для детей. Его старший сын вообще видел папу по большим праздникам. Мальчика фактически растил его тесть - отец его самой первой и самой любимой жены Лизы. Он был для него первым другом и первым учителем.
  Его сын Мирчу теперь бывает дома редко. И видит маленького Даню от случая к случаю. Отец и сын любят друг друга, скучают в разлуке. Но - такова жизнь.
  -Папа, приезжай скорее, - шепчет малыш уезжающему отцу, и пытается скрыть набежавшие слезы.
  -Я постараюсь, сынок, - отвечает взрослый хельве, уносясь в даль на полгода.
   Так прошло детство.
  
  
  
  
  Даня идет в школу.
  
  Потом была школа в маленьком городке. Старая нянька очень боялась того, что может натворить юный проказник вдали от дома. Особенно как умерла потешная старушка Савва, которую здесь называли Матерью Памяти. Она еще помнила беспечную устроенную жизнь на родине предков. Но и ее воспоминания помутнели от времени, как старая фотография.
  Еще детей учили древнему языку, изучали с ними буквы и цифры. Но - язык уже смешался с языком людей. Все реже звучал высокий слог, все чаще выскакивали крепкие морские ругательства. И даже самые старые из ныне живущих, считал все ее рассказы не более чем бреднями выживающей из ума древней тетки. Хотя из почтения к ее возрасту, и не говорили ей это в лицо. Она была благодарна хотя бы за то, что ей не затыкают рот.
  А маленький Даня любил слушать сказки о прекрасных и далеких мирах, о том, что можно построить корабль и перелететь через звездную пропасть к своим братьям на далекой планете. Ему очень хотелось верить, что пусть где-то далеко-далеко, но все-таки есть другая жизнь. В которой смерть приходит тихо и безболезненно, где необязательно жить в страхе за своих близких, необязательно убивать, чтобы не быть убитым. Там где можно просто жить. Не боясь, что смерть придет неожиданно, что дети твои слишком рано осиротеют.
  Мальчик предполагал, что на родине предков пропавшую экспедицию уже давным-давно забыли. Ведь там тоже сменилось сто двадцать восемь поколений. Но старушка все продолжала смотреть в звездное небо в надежде на спасение.
  Мальчик уже давно не верил в звездных спасателей. Но поддерживал странную бабушку. Она так и умерла, с надеждой глядя в звездное небо, до тех самых пор, пока глаза еще могли видеть. В ее присутствии маленький хулиган притихал и вел себя прилично. Теперь, когда Мать Памяти умерла, так и не дождавшись помощи, нянька опасалась, что шумный мальчишка совсем сорвется с цепи.
   - Он взорвет школу и подожжет учительницу. Добром они не разойдутся.
  Выбора особого не было - школа была в этом городке всего одна. Но это была хорошая гимназия. А преподаватели - очень строгие. Они не делают поблажек. Но и сама жизнь на этой планете ко всем предъявляет одинаковые требования. Говорят, что князь отменил правило, согласно которому обучаться могли только дети благородного происхождения.
  Это было встречено с возмущением:
  - Вы считаете, что боярские дети могут обучаться рядом с крестьянами?
  - И землю Вы им другую создадите? Одни - в Валиноре, другие - здесь?
  - А вдруг крестьянский сын будет более прилежен?
  - Значит, юный дворянин должен будет больше стараться.
  Конечно, старый князь вполне мог позволить себе нанять учителей для любимого внука. Но старик хотел, чтобы мальчик жил так, как живут другие сверстники, умел понимать и слушать их, умел поставить себя среди равных. Старику хотелось, чтобы домашний любимчик научился побеждать страхи и лень, научился бороться. Иначе, казалось старику, резвый малыш рискует вырасти в изнеженного принца. В мирной, спокойной стране - это бы все ничего. Но здесь, где война постоянно стучит в ворота, когда чаще, чем хотелось бы приходится стрелять и махать саблей, избалованному барчуку не выжить.
  Здание школы далеко не новое. Чистые и покрашенные полы, краска местами была обшарпанная. И на некоторых стенах обои были далеко не первой свежести. Однако, учителя подобрались очень хорошие. Не то, чтобы уж очень добренькие. Иногда мальчишка приезжал, поджав губки от мимолетной обиды:
  - Наша классная просто дура!
   Но такое бывало очень редко. Умный и любознательный ребенок учился очень успешно. Мальчик всегда удивлялся - как это директор умудрялся вдохнуть жизнь в скучнейший учебник арифметики. И те же самые сухие строчки черствого правила, которые заплетались и путались дома, в устах старого учителя становились четкими и понятными, как расположение улиц городка. А заковыристые задачи - легко и просто сходились с ответом. Молоденькая учительница, превращала грамматику в увлекательную игру. Старик вместе с внуком переживал его первые школьные неприятности, волновался из-за контрольных и сочинений.
  Мальчик часто успокаивал деда, который слишком волновался:
  - Думаешь, двойка. Это же не конец света. Сегодня получил - завтра исправлю. Ну, я исправлю, честно.
  Старый эльф все равно беспокоился:
  - Сегодня он прослушал задание из-за симпатичной девочки, а завтра? А завтра он пропустит смертельную пулю. Или погубит свою жизнь из-за женщины.
  И вспоминал обольстительную Беатриче, которая соблазнила его друга Матияша. Хотя он сам на это напрашивался. И отметил, что курносая мордашка Миры (на которую засмотрелся маленький наследник), очень даже похожа на смертельно прекрасный лик прелестной итальянки.
  - Да ладно! Ну, я исправлюсь. Ну, не буду больше глазеть на девочек. Хотя девочки, по-моему, очень симпатичные. Особенно Мира Ионеску. И смотреть на них очень даже приятно.
   Юный наследник очень любил ходить в свою первую школу. Даже то, что надо было каждое утро рано вставать, чтобы успеть на урок, не портило праздника. И даже то, что надо ходить и в дождь, и в мороз.
  Те редкие дни, когда метель заносила дороги, и не ходили дилижансы, тянулись для Дани долго-долго. Очень часто они с дедушкой и старой экономкой оказывались запертыми в своем замке. В эти дни старый эльф развлекал мальчика рассказами о своем детстве и такой далекой теперь юности. Или рассказывал старинные легенды. Больше всего мальчик любил рассказы про своих звездных братьев, "про другую жизнь". Конечно, лучше бабушки Саввы уже никто не расскажет об этом. Но ему было важно хотя бы еще раз услышать. Что есть она - лучшая жизнь. Тогда, может быть через много веков и на земле наступит такая же - без воин, без страха, без унизительной бедности.
  Но стоило вьюге рассыпаться великолепными коврами бескрайних снегов, мальчик торопился в школу. Он, верхом на волчице Монике (дочери той самой Клары), торопился на остановку. Мальчик и собака иногда легко перескакивали огромные сугробы, иногда брели по пояс в снегу - и ждали, ждали. В переполненном дилижансе возбужденные люди и хельве переговаривались между собой. Чрезмерно самостоятельный мальчик и его огромное животное частенько становились темой пересудов для скучающих пассажиров. Даня не очень интересовался этой дорожной болтовней. Его ждали друзья, с которыми не виделись целую вечность. Наверное, за то время, пока они не виделись, у них тоже было много интересного. Только бы ничего плохого не случилось.
   Мальчик узнавал там очень много нового, многое из которого выходило за рамки школьной программы. Оказывается, все дети живут по-разному. У одних дома есть папа и мама, которые живут вместе с нами. У других - одна только мама. Третьим вообще живут с дядями и тетями. И не всем сиротам живется так же хорошо, как ему в дедушкином замке. Некоторые очень богаты, другие же, наоборот, слишком бедны. Даня узнавал, что и очень богатые могут быть иногда очень несчастными, и у бедных есть свои радости. Он научился видеть и слышать не только себя. Чувствовать не только свою боль и обиду. Даня узнал, что никогда нельзя задевать гордость товарища.
  Мальчик знал, что некрасиво кичиться богатством и родовитостью - это не твоя заслуга. И то, что ты живешь в достатке, у тебя не болит голова о том, что покушать и что надеть - не твое достижение. Как и не виноваты в этом другие дети, которым живется не так сытно, как тебе.
  Мальчик рос фактически на войне. Даня был эльфом, представителем того самого народа, которому приписывают вечную молодость, вечную жизнь, вечно юное здоровье. Но и для потомка лесного всадника не было тайной, что от тяжелого ранения или болезни, которые могут обезобразить самое красивое лицо, от внезапной беды, которая от твоего дома, от былого достатка оставляет лишь воспоминания, не застрахован никто. "Все под Богом ходим!" - часто говорила старая экономка, набожно крестясь на образа. Поэтому Даня часто защищал тех, над кем раньше смеялись и издевались. Благо, кулаками махать он умел. Хотя забавы в драке не видел. Вообще, в этой школе мало было таких, кому нравилось обижать слабых. Заслуга ли это педагогов? Либо это было нормой жизни маленького городка? Либо - это из-за родителей, которые вовремя вразумляли расшалившееся чадо, когда словом, когда подзатыльником?
  И знал, что нельзя оставлять товарища в беде. Даня не был таким уж заядлым драчуном. Но уличные хулиганы знали, что задевать тихого мальчишку в драной шубейке (мама которого день и ночь работала, чтобы заплатить за обучение сына) - себе дороже. Этот тихий мальчик был для Дани вроде братишки. На обидчика тут же набрасывались дружная мальчишеская компания. Бывали случаи, что выручать незадачливого хулигана приходилось с помощью полиции.
  Дедушку очень часто вызывали в школу, чтобы покрыт ущерб от очередной проделки непомерно развитого ребенка. То мальчишка изобретает порох и взрывает лабораторию. То пытается скрестить ежа и ужа. То наткнется в библиотеке на какое-нибудь заклятие и, не разобравшись, все перепутает. То попытается с дымом послать папе письме.
   Вечером, мальчишка забирался на колени к дедушке, и взахлеб рассказывал о впечатлениях минувшего дня. Старик иногда баловал внука рассказами о давно минувших битвах, о первой любви, старыми сказками и легендами. Самыми любимыми из них были рассказы о бесконечных похождениях Медвежьего Когтя, и его сына - Тэма Рубаки. Мальчик мог до бесконечности слушать и слушать, иногда одну и ту же историю. Похоже эти истории забавляли не только юного Даню. Старенькая экономка устраивалась в каминном зале, как будто с каким-нибудь делом, и тоже слушала, как будто в первый раз.
  Очень редко, под настроение, старик делился воспоминаниями о самых страшных годах, проведенных в турецком плену. О том, как чужие люди оторвали юного княжича от отца с матерью и отправили в чужую и враждебную страну в качестве "почетного" заложника. О том, как страх и одиночество породили в сердце мальчика жгучую ненависть. О своих друзьях, которые там остались навсегда, которых убивали его на глазах. О том, как юный эльф посещал учителя - учился грамоте, языкам, фехтованию, военному делу, пытаясь выматывающими занятиями прогнать постоянный ужас и беспомощность. Даня не очень любил эти рассказы. Он очень жалел и своего деда, которого эти воспоминания достают, словно жгут изнутри. Ему-то просто слушать, и то страшно. А вживую - изо дня в день, видеть жестокие убийства своих товарищей, и думать: " А когда же моя очередь?". Каково это - знать, что ты ничего не стоишь. Что ты - всего лишь мелкая разменная монета в жестокой игре. И от тебя ничего не зависит. По малейшей прихоти тирана тебя завтра могут жестоко искалечить или даже убить. И чтобы просто не думать об этом день и ночь - учить наизусть целые книги?
   Чаще всего мальчишка с замиранием сердца слышал рассказы о своей бабушке. Бабушку никто не видел старенькой, примерно такой, как Савва. Ее запомнили молодой женщиной, матерью восьмилетнего сына. Ее портрет до сих пор висит в парадней зале. Внук и дед говорили обо всем на свете. Пока оба не засыпали под треск сучьев и вой ветра в трубе.
   Только одна тема была под негласным запретом.
   -Кто была моя мама? - спросил мальчик старого эльфа
   -Не могу тебе сказать - сурово ответил внуку дед, и так взглянул на ребенка, что мальчишка едва не испугался.
   -Пожалуйста, не смотри на меня так, - прижался к широкой груди старика мальчик, не понимающий, чем он провинился.
   Только один раз в жизни дедушка так смотрел на него. Это было тогда, когда мальчик стал свидетелем страшной стычки. Мальчик увидел перекошенное последним криком лицо убитого в перестрелке молодого турка. Мальчик вдруг понял: турки тоже люди. Они враги, но они также страдают, покидая этот несовершенный мир. Они убивают, их убивают - ибо таков "порядок". И ни человеку, ни эльфу не дано предугадать заранее, когда придет его срок покинуть эту суровую планету.
  Казалось, что убитый юноша спал. А ведь у него, наверное, осталась мама, которая его ждет и любит. Наверняка, осталась любимая девушка, которая уже никогда не узнает его любви. Мальчик испуганно вздрогнул. Конечно, он враг. Но минуту назад он был жив, ждал каких-то радостей от наступающего вечера. И один меткий выстрел уничтожил все эти радости, мгновенно разогнал шумную свадьбу, а много людей будут страдать и мучаться.
   Даня спросил деда:
   -За что?
   -Тебе его жалко? - ответил старый эльф, брови которого недобро нахмурились. Мальчишка сжался под этим взглядом, который буквально парализовал его волю.
   -Он пришел убить твоих братьев, опустошить твои земли, похитить сестер. Он бы тебя уж точно не пожалел.
   Мальчишка испуганно смотрел на старика. И вдруг убежал в поле подсолнуха, где упал на землю и сжался в комочек, пытаясь спрятаться от собственного страха и гнева дедушки. Только через пару часов его нашли скорчившегося среди желтых цветов. Тогда старик взял его на руки, как маленького, и прижал к себе:
   -Прости меня, малыш! Прости меня, старого солдафона!
   Старый эльф знал, понял, что причина этих слез - вовсе не трусость. Это всего лишь оттого, что малыш слишком близко принимает к сердцу чужую боль. Как и сам он, жизнь тому назад, когда жестокий князь был всего лишь ласковым, впечатлительным мальчиком. Обычным ребенком, который, как и все дети, независимо от их расы, очень любил своих родителей и брата. Пока сердце не одеревенело от невыносимых мук. Пока он не научился мстить тем, которым больно, за тех, которым все земное уже давно безразлично. Пока не научился бить своих, чтоб чужие боялись.
  Кроме того, испугаться маленькому ребенку вполне простительно. На войне и здоровые мужики теряли рассудок, нарочно подставлялись под пули, чтобы только избавится от страха. Как напишет одна русская поэтесса в середине двадцатого века: "кто говорит, что на войне не страшно - тот ничего не знает о войне". А в жизни эльфов страх, который все время меняет обличия, присутствовал всегда. С того самого первого дня, когда обманчивая дикая планета взяла с беспечных путешественников страшную дань. С той самой первой ночи, когда живые позавидовали мертвым - страдание их уже не беспокоило, им не нужно было думать о пище, пить воду, в которой был привкус крови их детей.
   В то время как выжившие в той бойне только-только пригубили чашу страданий и муки. И не было ни одного поколения с тех пор, существование которого было бы подобно спокойной жизни на родине предков. Этот самый страх отравляет даже самые светлые мгновения. Только взрослые в том ни за что не признаются даже сами себе.
  Даня со слезами облегчения прижался в ответ. И долго-долго молчал. И только на утро беззаботно улыбнулся старику. Своей очаровательной детской улыбкой.
   А вот теперь, когда мальчик спросил про свою маму, постаревший потомок Медвежьего Когтя, как и тогда, буквально придавил тяжелым взглядом к полу.
  На всякий случай, больше он не спрашивал. А мамы ему все равно не хватало. Даня не хотел плохо думать о маме. Не хотелось верить, что она его выбросила как ненужную вещь.
   Очень часто они с дедом гостили в имении Константина Дашевского - старого дедушкиного друга. Даня немного смущался, когда старик смотрел на него с какой-то непонятной нежностью. Мальчик не понимал, с чего вдруг этот старый вояка с ним так носится: не знает, куда посадить, чем накормить. И смотрит на него так, как будто этот ребенок - самый дорогой гость, которого принимал старик Дашевский.
  Мальчишку слегка пугала необъяснимая привязанность к нему старого атамана. И еще непонятные слова, с которыми старик обращался к другу:
   - А глазки-то у него один в один как у моей доченьки.
   - Надо думать. Родня все-таки..
   -Деда, а зачем твой друг так на меня смотрит? - спрашивал мальчик старого эльфа.
   -Он просто очень скучает по своей дочке, - отвечал старик, прижимая к себе ребенка.
   Мальчик от этого еще сильнее скучал по маме. Видя, как старик тоскует по дочери, мальчик догадывался, что его маме гораздо тяжелее, чем ему. И что мама, наверное, без него все время плачет. Но почему же тогда мама не живет с ними?
   -Наверное, у мамы была причина - думал маленький княжич, засыпая. А ночью ему снилась красивая женщина. Она с нежностью смотрела на него и ласково звала его, обнимала и целовала, совсем как мама его школьного товарища. Утром кричал петух - и надо собираться в школу.
   Иногда сборы занимали несколько минут. Иногда - представлял презабавное зрелище. Эти сборы наблюдал, неизвестно зачем притащившийся, чудаковатый ирландец, теперь представившийся журналистом.
   Это про него как-то сказал господин Миррою, начальник замовского гарнизона:
   - Энергия бьет ключом, и все по голове.
  Вероятно этот живчик, опять проигрался в карты. И опять контрразведка заставила его прокатиться. Инфантильный сорокапятилетний мужчина испуганно крестился, при виде несущегося десятилетнего мальчишки, бормочущий что-то типа "и на стуле нет, и под стулом нет, и на шкафе нет, и под шкафом нет, и за шкафом нет". И еще на зычный голос старой экономки, наставительно басивший:
   - Ищешь, ищешь, не найдешь! Не отыщешь - так пойдешь! Надо вещи убирать - не придется их искать.
   А потом ребенок сел верхом на свою кормилицу Клару, и галопом понесся в сторону остановки. Чтобы семь часов пятнадцать минут уехать в город на учебу и вернуться только к вечеру. А старый эльф с тревогой смотрел в сторону реки, и думал о маленьком внуке. У него тоже было очень много дел. За заботами день пролетал незаметно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Как появилась мама Дани.
  
  Несмотря на запрет дедушки, Даня виделся с мамой.
  Он видел эту женщину сначала издали. Она бежала от огромной Клары. Перед этим бедная девушка перенесла слишком большое потрясение.
  Однажды, когда старый князь всматривался вдаль, не покажется ли скрипучий дилижанс, который привезет возбужденного внука из города, к воротам подошла очень красивая девушка, которая решительно направилась к князю и выпалила:
  - Где мой сын?
  - Вы мать - Вам лучше знать!
  - Восемь лет назад я принесла его в плетеной корзинке. И поставила вот на это место, - уверенно произнесла девица, едва не плача, и описала все, что было в корзине.
  Старый эльф нехорошо прищурился. Он явно задумал злую шутку в духе Медвежьего когтя. С одной лишь целью - выяснить, действительно ли эта растрепанная деваха мать его внука. С тех пор как Дашевский спрятал дочь в монастыре, прошло несколько лет, она могла сильно изменится. Вдруг это ряженая под Гелю Дашевскую очередная аферистка. Старик спокойно сказал возбужденной ведьмочке:
  - Здесь его нет, сударыня.
  - Где мой сын?
  - Понимаешь, девочка, я сам мужчина неженатый, дважды вдовец. У меня два взрослых сына-разгильдяя. Куда им еще третьего в такую компанию? Они оба и ангела небесного испортят.
  - Где мой сын? - заорала в голос девица, которой эти шуточки были невмоготу - Что ты с ним сделал, старый изверг?
  - Я его ведьмам продал - голосом святой невинности произнес старый негодяй.
  - Каким ведьмам?
  - Не знаю, бродили тут пара-тройка теток,
  - Зачем им ребенок?
  - На жертву, кажется - спокойно глядя в полуослепшие от внезапного горя глаза женщины. Казалось, что женщина внезапно постарела лет на десять. Сжалившись над ней, старик произнес:
  - Твой сын жив и неплохо себя чувствует.
  - Прошу Вас, хоть одним глазком...
  - Чтобы я тебя больше не видел около моего внука.
  - Ему нужна мама, он скучает, я чувствую...
  - Такая мать ему не нужна.
  - Позвольте...
  - Не позволю....
  - Поймите, я не могла прийти раньше.
  - И хорошо, что не могла. Бабьих истерик еще мне не хватало для полного счастья.
  - Что же мне делать? Как жить?
  - Что же ты не спрашивала тогда, когда соблазняла моего сына? Я бы сказал, что не надо к нему в койку прыгать. Он скоро женится. Но тогда ты не спрашивала. Сейчас нечего спрашивать... Ничем не могу тебе помочь. Я не знаю, как теперь быть.
  - Ради всего святого...
  - Ты сломала жизнь моему сыну и надеешься на прощение, тварь.
  - Я дала жизнь вашему внуку.
  - Он тебя об этом не просил.
  Тут вдалеке остановился дилижанс, из которого выскочил мальчик и помахал рукой дедушке. Ему на встречу понеслась огромная псина. Вот уже ребенок, ловко уцепившись за густую шерсть зверя, как заправский лесной всадник, с гиканьем несется домой. Женщина метнулась, было, на встречу, но тут же осеклась под тяжелым взглядом невенчанного свекра.
  Больше в замке она не появлялась. Зато караулила несколько раз около школы. Потом мать и сын, смогли, наконец, поговорить.
  Оказалось, что его мама выбросила сына не просто так. Всего бедная мама так и не смогла рассказать сыну. Всю правду Даня узнал, только когда стал взрослым.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Обида панночки Гели
  
  Обидевшись на княжича Мирчу, она связалась с ведьмами.
  Дело в том, что Геля, мама Дани, была влюблена в него едва ли не с десяти лет. Как только до нее дошло, чем парень отличается от девушки. Бедная девочка росла с мечтами о том, что предмет ее грез будет ее мужем. Ей казалось, что княжич не женится, ожидая ее зрелости. Бедняжка мечтала принадлежать ему безраздельно. Он была готова быть бессловесной рабыней, верной собакой у его ног, терпеть даже побои - только бы он иногда, как подачку, ей бросал ласковое слово. Бедная девочка считала себя готовой стелить ему постель, держать свечу, пока он будет развлекаться с другими - лишь бы он хоть раз в год вспоминал и про нее. Лишь бы хоть раз в год почувствовать прикосновение его сильных рук на своей нежной коже. Избалованная красавица хотела заменить ему мать, которой он рано лишился, сестру, которой у него никогда не было.
  Она была готова бросить к его ногам все, что имеет, за счастливый миг прижаться к его груди. Геля то и дело бросала на Мирчу томные взгляды. И не хотела признавать за своим любимым право самому решать, кого любить, с кем проводить ночи, с кем делится своими тайнами. Она считала, что, видя, как она безраздельно предана ему, видя ее страдания, предмет ее грез должен, просто обязан ее полюбить.
  Но сын старого папиного друга целовал ее, как младшую сестренку. И не нужны ему были ни ее верность, ни расцветшая ее редкая красота, ни даже ее жертвы.
   Когда Геле стукнуло шестнадцать, она открылась любимому, не в силах терпеть мучительную тайну. Может, было бы легче, если бы он просто посмеялся над порывами невинной девочки. Но парень, который видел в расцветшей девочке не более чем младшую сестренку, был на удивление серьезен. И спокойно так объяснил ей, что не испытывает к ней никаких чувств, кроме братских. И предложил остаться друзьями.
  - Неужели я не хороша? Что мне сделать для тебя, чтобы ты полюбил меня?
  -Ничего не делай. Лучше оставь в покое. Найди себе хорошего парня и живи с ним в свое удовольствие.
  - Я же тебя люблю? Я Тебя одного люблю....И всю жизнь только тебя любить буду.
  - У Бэлы каждую неделю "любовь до гроба", ничего, еще дышать не разучился, и ты переживешь.
  -Я не переживу, любимый мой. Ругай, бей меня - только прочь не гони. Позволь быть хотя бы твоей безмолвной тенью. Моя любовь все вынесет, все вытерпит, только ты будь рядом, - плакала девица слезами из популярного любовного романа.
  - Это не любовь - сказал он - То, что ты чувствуешь, всего лишь страсть молоденькой избалованной девчушки к первому подвернувшемуся мужчине. Ты придумала себе рыцаря и носишься с ним, как с писаной торбой. Ты же меня не знаешь. Будь на моем месте какой-нибудь столичный щеголь, ты и в него без оглядки влюбилась бы. Это не любовь - это безрассудная прихоть. Это пройдет.
  -Ты не понял! Я люблю тебя по-взрослому, я ради тебя готова на все, - страстно зашептала Геля, томно закатив глазки, подражая трактирным девицам.
  -А вот этого не надо, сестренка, - оттолкнул ее парень, как не в меру расшалившуюся малышку. И не придал этому разговору особого значения. "Перебесится - думал он, - и найдет себе другой объект для воздыхания". А старый друг посоветовал пану Дашевскому чаще вывозить дочь в общество. Чтобы новая любовь выветрила из головки молоденькой девушки блажь. Но их надежда оказались тщетными. Геля, словно не замечала толпы поклонников, которые сразу же заприметили хорошенькую и далеко не бедную девушку. Она, как безумная продолжала всюду преследовать Мирчу. Его манеры, холодную вежливость, несчастная принимала за знаки внимания, за признаки влюбленности, которую вынуждают скрывать воспитание и общественное положение.
   Но вдруг Геля узнала нечто. Мирчу действительно влюблен. Да только предмет его страсти - не она, а какая-то неизвестная особа, которая всего лишь раз появилась на каком-то балу. Парень и девушка лишь на мгновение встретились глазами, и между ними словно проскочила искра. Девушка скромно потупила глаза, словно застеснявшись неожиданного всеобщего внимания к себе. Бедняжке казалось, что все смотрят на ее платье, взятое на один вечер у богатой подружки, на немого великоватые тетушкины туфли. На дешевое украшение, на "совсем как настоящие" бриллианты. Все это заметили лишь многочисленные потенциальные невесты, привезенные со всех концов этой страны.
  Но молодой князь ничего этого не замечал. Он только взглянул в ее глаза и в его душе разгорелся мучительный пожар. Девушку сжигал тот же огонь. Лишь только рядом они находили утоление своим мукам, словно у них теперь одно дыхание на двоих. Еще никто не знал, кто она, откуда, как и зачем сюда попала. Но было ясно одно - это предназначение . И лишь от старших эльфов - отца Мирчу и родителей Мины - теперь зависит, чем оно станет: благословением или проклятием. Величайшей радостью или страшнейшим мучением.
  -Боялся отпустить от себя сына, старый дурень - вот и дождался предназначения, - ругал сам себя старый князь. - Но теперь ничего не изменишь.
  Старый князь невольно вспомнил мать Мирчу, которая также потешно засмущалась. Боже, когда это было - жизнь тому назад. Но образ милой жены вдруг возник перед ним, как будто это было вчера. Как будто вчера он целовал ее руки, будто вчера они не могли дождаться той минуты, когда их оставят наедине. Бедная девушка дрожала - такая трогательная и беззащитная, дрожала от страха неизвестности и предвкушения неземного блаженства. Она одна из всех знакомых видела в ожесточившемся от горя и непосильных испытаний парне доброго и нежного мальчика. Эта юная женщина вызывала неведомые доселе чувства - они, как и положено предназначенным, не могли обходиться друг без друга.
  Не даром их сын получился на удивление красивым. Конечно, красота - не главная его добродетель, но все равно приятно. Жена, которая так и осталась молоденькой женщиной, одобрительно улыбнулась.
  И князь принял решение. Он решил, что лучше видеть сына женатым на неровне, чем несчастным и тоскующим. Пусть он женится хоть на крестьянке. Лишь бы он был счастлив. А там - как карта ляжет. Матушка Мины была не очень рада. Она считала, что из всей этой затеи ничего хорошего не выйдет: "не петь соловьем вороне, не летать корове над облаком". Женщина, стараясь попасть на веселый бал, вовсе не стремилась породниться с князем. Она всего лишь хотела, чтобы ее не в меру застенчивую дочь заприметили богатые женихи. Но залетать так высоко она не собиралась. Падать потом больно.
  Мирчу и Мина ничего не знали об этих переговорах. Парня как подменили: он стал вдруг весел и беззаботен. Именно с этой девицей юноша четырехсот лет от роду уединился в одном из закутков большой залы и пробыл там чуть ли не двадцать минут. А потом - кружил, кружил с ней по залу так, как будто в его руках не женщина из плоти и крови, а некая хрупкая драгоценность. Как будто он держал очень редкое творение Высших - которое и в волшебном мире стоит недешево, здесь же - ему и вовсе цены нет. Он нехотя выпускал ее нежную руку, когда пришло время прощаться.
  Слухи о влюбленности молодого князя разнеслись быстрее ветра. Для бедной Гели, этот самый праздник нового вина, на который несчастная девушка собиралась, как на свой триумф, стал катастрофой. Ей было обещано, что пан Дашевский поговорит со своим давним другом о помолвке. И старый князь обяжет сына женится на ней.
  Собираясь на бал, она подслушала разговор родителей. Отец говорил, что Мирчу вроде бы не против. Пан Дашевский предварительно переговорил со своим другом - князем Владиславом.
  - Он не против... не против... не против... - напевала от счастья девица, пританцовывая от нетерпения.
  Значит, если ничего не помешает, княжич Мирчу будет, будет ее мужем. Он не против, значит и Геля ему не так уж и противна. А потом... придет привычка, а за ней, кто знает - может и любовь.
  Действительно, Мирчу был не против. Он знал, что жениться придется, рано или поздно. Роду нужно продолжение. Княжич и так слишком долго вкушал радости холостого бытия. Старый эльф опасался, что ему придется выискивать наследников по постоялым дворам и уединенным хуторам.
  - Тогда в Пеште тебя вынули из петли в последний момент. А сейчас не знаю. Успею ли тебя с электрического стула сдернуть? - часто ругал Мирчу отец, который был не доволен рискованными предприятиями сына.
  - И действительно, лучше уж взбалмошная, но знакомая с детства девчонка, - думал Мирчу, нехотя собираясь на бал (ему больше нравились шумные деревенские гулянки), - чем какая-нибудь расчетливая мегера, которая мягко стелет, да жестко спать.
  Но этот взгляд, этот один на двоих вздох разрушил все мечты Гели, сделал бессмысленными любые переговоры. О том, как старый князь любит своего старшего сына, ходили легенды.
  Говорят, что в благодарность за спасение сына, который внезапно заболел, он отпустил целый десяток друзей турецкого врача. Ради ребенка жестокий правитель пощадил пленников. Правда, в случае смерти мальчика, их всех ждала бы самая страшная казнь. Но видимо, туркам очень хотелось жить. Мало кто смог осудить отца - этот мальчик все, что осталось несчастному вдовцу от любимой жены. Эта была единственная радость одинокого и старого эльфа.
  Что такое предназначение, Геля знала тоже. Она знала, что старый эльф пожертвует многим, чтобы сын его любимой жены имел возможность быть счастливым. И уж точно не будет заставлять его жениться на той, которую не любит. А ее отец, не стал из-за капризов избалованной девчонки разрушать старую дружбу.
  Геля возвращалась домой как оплеванная. Бедняжка даже слегла в постель от расстройства. Она старалась не слушать пересудов о предстоящей свадьбе. Но для этого ей пришлось бы оглохнуть.
  Бедная девушка не спала ночами, все грезила о несбыточном. В мечтах сильные руки гладили ее волосы, плечи. Бедняжка как наяву чувствовала запах его волос, слышала его голос. Голос, который нежно так говорил: "милая", "родная", "ласточка моя". И гладит не проклятую разлучницу, а ее.
  Геля однажды пришла к отцу, и попросила его об услуге. Она хотела, чтобы верные гайдуки отца расправились с ненавистной соперницей. Она думала, что один меткий выстрел освободит ей путь к алтарю. Ведь, по справедливости, она должна быть на ее месте. Эта молодая особа, которая разыгрывает из себя скромницу, поступила, как наглая воровка. Украла у нее любовь Мирчу. Обезумевшая от безответного чувства девушка не понимала, что нельзя украсть то, чего нет, и никогда не было.
  Отец, который всегда баловал дочь, не понял ее страданий. Наоборот, очень разозлился на нее:
  - Ты, дура, хоть понимаешь, о чем меня просишь?
  - Папа, на ее месте должна быть я. Это он на мне должен жениться, меня любить.
  - Он не любит тебя. Даже если ты убьешь его невесту, ничего не изменишь. Одну убьешь - другая появится. Всех не перестреляешь. Насильно мила не будешь дочка.
  - Она должна умереть. Она воровка. Она украла у меня Мирчу...Она... - бедная девица плакала, уткнувшись в подушку, которую вышивала.
  - Мирчу - это не твой племенной бык. Он не вещь, его нельзя украсть или увезти, если он сам не хочет. Так что оставь эту дурость, или отправишься в монастырь к тетке, - грубо ответил старый разбойник и вышел прочь из девичьей спальни.
  Девушку не страшил ни суровый монастырский быт, ни строгие сестры. За свою любовь она была готова пойти на каторгу. Но, в монастыре она не могла бы видеть Мирчу, не могла добиваться его любви. Это для нее было бы самым страшным наказанием. А так, она могла хотя бы его видеть. Оставалась одна самая безумная надежда - приворотное зелье.
  - Пусть хоть на одну ночь, пусть хоть на час, но он будет моим - мечтала девушка, не понимая, что этот час проходит, и ни одна ночь не длится вечно. Обезумевшая от страсти красавица даже не думала, как будет жить потом.
  Но где взять это зелье? Оно ведь не продается в аптеке или в лавке. Да и отец взялся за нее всерьез - загрузил дочь работой по хозяйству, заставлял вникать в свои дела, пригласил для нее из города учителя. Но робкий студент не шел ни в какое сравнение с ее возлюбленным. И если ее двоюродные племянницы были влюблены в этого юношу, то Геля относилась к нему со снисходительным презрением. И мучилась от безответной любви.
  Так она очень долго страдала. Пока мама, ведьма Эсмеральда не пообещала помощь:
  -Я помогу тебе добиться его. Этот неблагодарный мальчишка будет у твоих ног, он буде как привязанный таскаться за тобой всюду, как щенок вымаливать твое внимание.
  Девушка усердно постигала страшную колдовскую науку. Но не успела войти в полную силу, как мать умерла. Ее обучение продолжили тетки. Но это были очень лукавые учительницы. Они утаили от ученицы, что приворотное зелье, которое они вместе готовили, будет действовать всего одну ночь.
   Но цену эти женщины потребовали большую - жизнь сына, который родится у нее первым. Девушка наивно полагала, что родит еще много детей от любимого.
   Однако выполнить свое обещание оказалось сложнее, чем пообещать. Девушка не смогла просто так взять и убить своего ребенка она не могла. Маленькое беспомощное существо, которое она уже приложила к груди переполненной молоком, растопило в сердце матери обиду и боль. И на смену безумной страсти, которую девушка приняла за любовь, пришло другое чувство - бесконечная нежность к маленькому беспомощному комочку. Молодая мать только сейчас поняла, насколько глупа была эта страсть, насколько жестокими и по-детски эгоистичными были все поступки. Насколько пустыми слезы и страдания. И насколько она виновата перед этим мальчиком, который безмятежно посапывал носиком.
  Несчастная мать судорожно пыталась придумать выход, но ничего не приходило на ум. Обратиться к своему отцу - пану Дашевкому она побоялась. Тогда бы ей пришлось честно все рассказать. Старый атаман был страшен в гневе. Он мог запросто убить и дочь, и только что рожденное дитя. Три месяца мать прятала ребенка от своих подруг и наставниц, тайком, как зайчиха, путая следы, пробиралась она к спрятанному на теплой конюшне малышу.
  Но вскоре ее выследили и поставили условие. Или исполнение договора. Или у черного бога майской ночи будет две жертвы - молоденькая женщина и хорошенький мальчик. Несчастная мать в отчаяние обратилась к грозному атаману. Женщина готова была принять любое наказание, даже отдать свою жизнь, лишь бы старик защитил ее сынишку, которого она полюбила так же отчаянно, как раньше любила его отца. Пан Дашевский был взбешен. Но, помог спасти ребенка. Грозный атаман все-таки любил свою дочь, и поэтому не мог оставить ее в беде. В деревне одна из женщин родила мертвого ребенка. Тельцем этого малыша и откупились от темных сил.
  Отец наказал свою непутевую девицу, поручив ее заботам тетки-монахини. Бедная женщина билась в рыданиях, просила разрешения оставить ребенка.
  - Кто позаботится о малыше? Кто кроме матери будет любить?
  - У ребенка есть еще и отец.
  - Пожалейте меня, не забирайте Данечку - плакала несчастная Геля
  - Раньше надо было думать - старый атаман силой вытащил из кареты девицу, и вручил ей корзину с младенцем - у ребенка есть отец и, похоже, он не бедствует. Ведьмы в дом Владислава и не сунутся. А ты, моя милая - и сама его защитить не можешь, и меня не слушаешь. А я не могу целый день сидеть у люльки и отгонять твоих безумных подружек.
  Геля со слезами оставила корзину с трехмесячным сынишкой под дверь отца его Мирчу. Строгий отец наказал дочь восьмилетним заточением в женском монастыре. А сам атаман отправился в какой-то дальний поход, не успев толком никого предупредить. Вот потому и не навещала Геля сына. Но об этом никто ничего не знал.
  -Мама, зачем ты связалась с ведьмами? Разве тебе не говорили, что это плохо?
  -Я была глупой девчонкой - сказала женщина и заплакала, обняв сына.
  Мальчик очень жалел свою маму, и, конечно, простил ей все свои детские обиды. Ему-то жилось, как раз очень даже неплохо. Его все любили и очень часто баловали. Два дедушки не могли надышаться на любимого внука. Его холили и лелеяли. Мальчик не знал ни голода, ни побоев, ни унижений, ни изнурительной и непосильной работы - все то, чего досыта хлебают другие дети, оказавшиеся без матери.
   А бедная женщина целых восемь лет захлебывалась собственными слезами, надрывала сердце тревожными мыслями: "Жив ли ее ребенок?", "Не обижают ли его?"
  Восемь долгих лет она казнила сама себя жесткими упреками и с покорностью выслушивала нотации тетушки настоятельницы.
  -Кому ты сделала хорошо, дурочка? Ты расстроила его свадьбу и надеешься, что он полюбит тебя за это? Счастливый, он любил бы тебя как сестру. Любимый не мог ответить на твои чувства, но мог быть твоим другом. Ты бы могла видеть его, говорить с ним. Хитростью, взяв его семя, чего ты добилась? Только троих и сделала несчастными: саму себя, и своего возлюбленного, и его невесту. А чем ребенок виноват? Ему-то как жить теперь? Его байстрюком, по твоей милости, называют? И нечего плакаться, сама виновата! Эсмеральда пусть радуется, что мертва. А то бы я своими руками косы то повыдергала стерве, чтоб впредь неповадно было девиц неразумных сбивать с пути истинного, - чуть ли не все время повторяла набожная старуха.
  Видя пасущихся коров и ластящихся к ним телят, Геля не могла сдержать слез:
  - Коровы и те счастливее меня. Им хотя бы позволено видеть свое дитя.
   Приступая к скудной монастырской трапезе, бедняжка думала:
  -А мой сыночек, моя кровиночка, сыт ли? Есть ли тот, кто подаст малышу хотя бы сухую корочку? Не попрекают ли его куском хлеба? А может, его просто выбросили приют и там сгноили без присмотра? Или скормили на ужин огромным серым псам? Может быть, сыночка уже и на свете нет?
  От этих дум кусок не лез в горло.
  Строгая тетка заставляла кушать через силу:
  - Уморив себя голодом, ты свой грех не искупишь. Если тебе не жаль своего тела, раз ты не жалеешь его на съедение червям - отдай его на служение тем, кому хуже тебя.
  Послушница Геля Дашевская, словно искупаю вину перед оставленным ребенком, без устали трудилась в приютах для подкидышей: ухаживала за брошенными младенцами, выхаживала больных детишек.
  Бессонными ночами Гелю мучили страхи. Вдруг ее ребенок в эту минуту тяжело болен. В отчаянной надежде кричит "Мама!", тянет свои ручонки в темноту. А старый эльф опустил руки, смирившись с неизбежным:
  -Бог дал - Бог взял.
  В каждом покинутом малыше женщина видела свое дитя. Своего любимого сына, которого своими руками отдала на попечение чужих людей. То, что это спасло мальчика от неминуемой гибели, не очень утешало несчастную мать.
  Долгих восемь лет единственным утешением несчастной матери было доброе лицо женщины с иконы, нежно обнимающей сынишку, которая с пониманием и сочувствием смотрела в ответ, обещая не забыть своей милостью и маленького Даню.
  - Сынок, если ты меня прогонишь, я не буду на тебя в обиде. Я знаю, я заслужила это. Только, позволь мне хоть издали, хоть изредка видеть тебя, говорить с тобой. Мне ничего от тебя не надо. Только позволь видеть тебя. Позволь быть рядом. Позволь забоится о тебе.
  Маленький эльф и не думал сердиться на свою маму, тем более отвергать или оскорблять ее. Может быть, благодаря маминым слезам и молитвам, у него было такое замечательное и беззаботное детство. Может быть, благодаря ее любви, он рос в ласке и заботе. Может быть, из-за ее любви, он не погиб от мучительной лихорадки, когда по всему княжеству умирали дети от страшного поветрия. Да и оставила его мама не из пустого каприза. Даня еще не мог выразить это словами. Мальчик прижался к маме, словно пытаясь своим хрупким тельцем защитить ее от тяжелых мыслей:
   - Мамочка, милая, как хорошо, что ты нашлась. Ты не беспокойся, меня не обижают. Но тебя я тоже очень люблю. Я тебя никогда не покину. Ты самая лучшая в мире мамочка.
   - Спасибо тебе, сынок, - благодарно улыбнулась Геля, не ожидавшая такого исхода.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Недолгое счастье ведьмачки Гели.
  Мама и сын в свои редкие встречи гуляли по маленькому городскому парку, заходили перекусить в уютное кафе на железнодорожной станции. Оба деда знали об этих встречах, но молчали.
  - Она его мать, - объяснял старик недоумевающей экономке, - хороша она или плоха. А мать ребенку никто не заменит. Его отец с детства был лишен материнской ласки, вырос при казарме, вот и попадает в неприятности. Стоило его слегка погладить, сразу голову потерял. Пусть уж хоть такая мама, чем никакой.
  Собираясь в школу, мальчик радостно шептал летучей мышке и котику: "а еще я увижу маму!". По праздникам мальчик и его дед навещали пана Дашевского в его имении. Пока старики вспоминали о былом и курили трубки, мальчик и молодая женщина радостно щебетали, обнимались и тискались. Даня только сейчас понял, насколько ему не хватало этих объятий, этих нежных материнских взглядов. Мальчик уже перестал пугаться объятий старого Дашевского - любовь старого атамана к внуку вполне естественное чувство.
  И в жизнь мальчика пришел новый страх. Он стал бояться еще и за маму. Ночью, перед сном, мальчик просил доброго бога, который ободряюще улыбался с иконы, просил беречь его мамочку от всех бед. Казалось, что у нарисованного бога недоуменно приподнималась бровь:
   - И за нее тоже? - словно Спаситель уже привык слышать из уст ребенка пожелания долгих лет и здоровья для жестокого правителя Владислава, удачи для преступника Мирчу, но просьба смилостивится над ведьмой, его удивила.
  Иногда, правда очень редко, к ним присоединялся отец. В глазах Мирчу не было ненависти, а в речах злых слов или горьких упреков. Мама и папа разговаривали, как старые друзья, которые долго были в ссоре. А теперь помирились, и не держат друг на друга больше обид и недомолвок.
  Общаясь с отцом своего ребенка, Геля Дашевская была немного разочарована. Настоящий Мирчу не был похож на ту романтичную сказку, которую она сама себе придумала. Молодая женщина начала видеть в нем то, чего не замечала в пылу любовной лихорадки. Бесстрашный герой, без страха и упрека, грозный воитель, звезда светских раутов, томный любовник, который купался в любовных флюидах своих жертв - ничего этого не было. Был обычный парень, который больше всего на свете любил мирную тишину родных лесов и полей, прохладу садов, тихие семейные будни. Отчаянно любил старого отца и разбитного брата, любил больше жизни маленького сына. И также отчаянно боялся их потерять. Это был обычный парень, которого жизнь заставила стать отчаянным рубакой, но он не любил звон сабель и не мечтал о военной славе. Мирчу всегда хотел любить и быть любимым. Жизнь заставляет его скрывать чувства, но в душе он тонкий и ранимый, как ребенок. И не было в нем того безбашенного гусарства, которое так нравилось в нем Геле.
  Девушка вспоминала, как она влюбилась в отца своего ребенка. Она знала его лишь по рассказам: отважного и дерзкого воина, который так ловко обманывал врагов, легко уходил от погони, кружил головы недалеким дамочкам. Услышав истину, Геля с удивлением узнала, что жизнь эльфа не так уж весела и приятна: слишком много в ней тяжелых лишений, слишком много опасностей, и за каждым изящным поворотом, несколько месяцев тщательной подготовки. Безумная страсть ушла, ее место заняла тихая дружба.
  Маме Геле очень хотелось, чтобы ее малыш жил с ней всегда. Но, женщина считала, что мальчику будет лучше в доме, в котором он вырос. Мама знала, что ребенок будет безумно скучать по своему деду, который был для него с младенчества самым близким и родным, по отцу и дяде, по старой няньке и по веселому крестному. И потому и выбрала меньшее зло. И никому не сказала, скольких слез ей стоило такое решение.
  И еще в жизни Гели появился новый мужчина - ее жених, отчаянный и дерзкий, который, в одночасье из нищего бурсака превратился в богатого наследника. Новый жених знал, что у невесты есть сын. Парень относился к этому достаточно спокойно:
  - При таком большом приданом у девушки может быть какой-нибудь недостаток.
   И даже успел познакомиться с будущим пасынком. Бесшабашный весельчак уже успел привязаться к ребенку. Не нравилось будущему отчиму только то, что ребенок не по годам серьезен.
  Мать и отец говорили спокойно и светло. Даня в эти минуты не мог сдержать радости.
  Но, очень скоро мамы не стало. Мальчику было всего-то лет десять, когда мама не пришла. И всю свою долгую жизнь мальчик будет вспоминать последнюю встречу с мамой. Запомнит вкус воздушных пирожных, которыми они вместе лакомились в кондитерской, которая находится около школы. И мама в тот день, казалось, особенно нежно смотрела на ладного, непоседливого и ласкового мальчишку. И долго-долго не могла отпустить сына из своих объятий. Как будто хотела на долго запомнить его лицо, его беззаботный детский смех, запах его волос. И сам мальчик как будто чувствовал что-то недоброе, грозящее его матери, так не хотел отрываться от нее. И долго-долго смотрел в окно экипажа, уносившего мальчика прочь от мамы, пока ее фигура не скрылась в дорожной пыли. Она уже скрылась за пышными садами и бесконечными виноградниками, а маленький хельве все продолжал высматривать ее в кружеве листьев и цветов. А в голове еще долго звучала ее печальная песня:
   ...Ветер раздует цветастую пыль
   С бледного лика луны.
  Здесь на полянке кончается быль -
  Мы расставаться должны.
   Сказке не нужно не звезд, не монет -
  То и другое найдешь,
  Только не говори сразу "нет",
  Ты ведь обратно придешь.
  Та самая песня, которая снилась маленькому Дане, еще тогда, когда он видел маму только во сне. Сейчас, стоило услышать эту песню, сердце мальчика наполнялось слезами. Ночью он почти не спал.
  А на другой день мальчик с трудом дождался конца уроков. Но уже сторож загремел ключами. Но мама так и не пришла. Приходили другие женщины - молодые и не очень, веселые и печальные, тихие и шумные. Но его мама - самая добрая и красивая, так и не пришла.
  За ним пришел возница.
  - Даня, все уже собрались. Одного тебя ждем.
  - Мама еще не приходила.
  Они подождали еще немного. Но мамы не было.
  Тогда парень позвонил старику Дашевскому. И Даня узнал страшную правду. Мама не придет ни сегодня, ни завтра, и никогда вообще.
  - Поедем, домой, братишка. Там полный дилижанс, одного тебя ждем.
  - Мама не пришла...
  - Малыш, пора ехать. Маму не вернешь, а старик будет переживать.
  Гелю Дашевскую убрали члены таинственной секты, полонявшиеся некому темному отцу. Ничего не было известно. Полуобгоревший труп Гели нашли убитой в каком-то сгоревшем храме, руки несчастной были связаны, голова пробита. Перед смертью ее явно пытали. Рядом с ней нашли ее жениха, ученика семинарии Хому Брута.
   Старая ведьма никак не могла успокоиться, все допытывалась у Гели:
  - Неужели тебе этот сопливый щенок так дорог? Неужели ты готова отдать за него жизнь?
  - Вам этого никогда не понять. Вы все никого никогда не любили.
  - Дети - это же одна возня и никакой благодарности.
  - Дети нужны нам больше, чем мы им. Чтобы было, кого любить больше, чем самих себя, больше, чем свои капризы.
  - Так умрите же оба! Ты и твой недоделанный жених.
  Парень каким-то чудом сумел вырваться. Видимо, увлекшись спором, ведьмы ослабили внимание, и колдовство, придававшее простой веревке крепость стального каната, исчезло.
  Семинарист Хома отчаянно сражался за жизнь будущей жены, за своего еще не рожденного ребенка. Но силы были слишком не равными. Когда Дашевский накрыл это логово, парень был еще жив. После того, как заклятие сразило подругу, он не заботился больше о своей жизни. Юноша думал лишь о том, чтобы захватить с собой как можно больше этих тварей. Жизнь Гели обошлась врагам очень дорого. Жениха и невесту похоронили рядом, как было принято в те годы, когда Константин Дашевский был чуть старше детей.
   Страшные догадки оживили старые легенды. Следствие, как всегда, зашло в тупик. Старый атаман страшно отомстил за гибель дочери. Таинственный орден ведьм-амазонок, поклонявшихся Темному отцу, перестал существовать. И только маленький внук удержал старика на грани безумства.
  Об этом мальчик узнает спустя много лет. Тогда он просто шел рядом с отцом и не мог понять, почему мама и отчим не встают, куда и зачем идут все эти люди. И почему оркестр играет такую печальную мелодию. Когда пришел с кладбища, Даня вдруг понял - нет у него теперь матери и никогда уже не будет. До этого мальчик знал, что, пусть где-то очень далеко, но есть у него мама. Мама, которая всегда любит, которая все простит.
  Раньше была надежда, что все будет хорошо, раз папа и мама помирились. Маме и сыну не придется стыдиться тайных встреч, прятаться, как ворам или заговорщикам. Как будто они задумали что-то плохое. Пусть мама с папой не будут жить вместе, но зато останутся друзьями. Конечно, у папы будет другая жена. А у мамы другой муж.
  Теперь между ними нет ненависти и злости. Они оба признали, что совершили в своей жизни чудовищную, непростительную ошибку. Эта ошибка очень сильно изменила жизнь обоих. Но с другой стороны - благодаря этому проступку на свет появился мальчик, такой добрый и умный. И у него будет две мамы и два папы.
   А теперь мама даже тайком не придет. Никогда больше не прижаться к ее груди, не видеть красивых цвета чайной розы глаз, которые так и светились искренней нежностью, не поделится своими секретами. От этого, казалось, поблекли краски этого мира и улетучились разом все радости. Осталась одна безнадежная безысходность.
  Вернувшись с похорон, мальчик первый раз в своей жизни всерьез заплакал. Это были не обычные капризные слезы избалованного ребенка. Даня прижался всем своим тельцем к отцу, и его плечи постоянно вздрагивали от прорвавшегося наружу горя. Папа не стал его ругать - лишь только усадил на колени и крепко прижал к себе. Видимо взрослый эльф искал у сына поддержки. Их обоих в этот раз обожгло дыхание смерти.
  В отличие от сына, отец испытывал это чувство далеко не впервые. Он также мучился от внезапной пустоты, когда вдруг не стало его матери. Юный Мирчу тоже не мог понять, почему нигде не видно милой матушки. Ведь еще вчера она была ласковая и близкая. А теперь до нее не докричаться и приходится скрываться в холодном и скучном монастыре.
   А потом мамино место рядом с отцом заняла чужая тетка. Мальчик знал, что эта женитьба была условием освобождения отца из ужасной тюрьмы. Но ему было больно видеть светящиеся радостью глаза невесты. Мальчику казалось, что отец предал его самого и память матери. Веселый праздник казался ему неуместным и нелепым. Он тогда был еще ребенком и многого не понимал.
  Молодая жена попыталась приласкать пасынка. Но тот холодно отстранился.
  - Вы заполучили отца, как того хотели. Ко мне-то хоть не приставайте, княгиня, - со слезами в голосе ответил подросток на несмелые попытки и убежал со свадебного пира.
  Потом совсем глупо утонул его брат. Тогда два брата сидели, обнявшись, и плакали. Они привыкли быть втроем - и вдруг их всего двое. В тот день мир, такой страшный и безжалостный, снова оскалился и показал беспечным мальчишкам все хрупкость и непрочность их бытия на этой жестокой планете. И как пусты все детские споры и обиды, когда каждый миг грозит стать последним.
  Мирчу тогда жестоко раскаялся, что желал зла своей мачехе и люто ее ненавидел. Она же не виновата в том, что полюбила его отца. Не вина женщины, что она родилась принцессой, а не дочерью конюшего. Не вина мачехи, что любовь девушки хитроумный братец разыграл , как козырную карту. Мирчу дал себе клятву беречь своего братишку, и никому не желать плохого:
  "Ужели мало нам напастей, что посылают небеса?".
   Маленький Бела прижался к большому брату - "Братец, я буду тебя всегда слушаться!". А еще Мирчу, впервые после свадьбы, сам пришел к мачехе - горе сблизило женщину и взрослеющего мальчика.
   Прошло очень много лет. И эту женщину, так же как и маму, забрало небо. Эта пустота почти забылась. Теперь, когда ушла пусть не любимая, но все-таки мать его сына, отчаянная пустота опять страшной болью скользнула по сердцу.
  После похорон Даня целый месяц видел один и тот же страшный сон. Даня и его отец Мирчу входят в дом, но там - одно запустение. Мертвыми глазницами смотрят пустые окна, красивые витражи старого замка затянуты паутиной, могильным холодом веет от скрипучих дверей. Отец берет сына за руку, и смотрит ему в глаза - а там такая безысходность, что мальчик поспешно отводит глаза. Отец и сын садятся на молчаливого, понурого пса и медленно семенят по размокшей дороге, под мелким моросящим дождем. Временами эльфы спешиваются и идут рядом с верным животным. Идти невероятно трудно - глина норовит стащить сапоги, липкая грязь на сапогах, на тяжелых плащах, даже на лицах отца и сына. Ноги болят от усталости, временами их сводит судорогой. Отец пытается подбодрить мальчика веселой шуткой. Но сил нет даже на улыбку. Хотелось упасть прямо на обочину. Даня на удивление отчетливо видел размокшую, скользкую глину, мелкий, больно хлещущий в лицо дождь, обжигающе холодный ветер, и отчаянную боль в глазах отца. Все вокруг было серыми, по осеннему тоскливо блеклым.
  Даня оглядывался назад - там сзади было теплое лето, в зеленых садах спели сладкие фрукты, стонала под тяжелыми гроздьями виноградная лоза. Веселая мама махала ему рукой и улыбалась сквозь слезы. Совсем молодая бабушка что-то кричала ему, но слов он не разбирал. Старушка Савва, которую здесь звали "Матерью Памяти", спокойно смотрела на него, и тихо, по-доброму улыбалась. Мальчику так хотелось назад - в тепло и безмятежность.
  Но он знал, что надо идти вперед - под секущим дождем, по скользкой размякшей глине. Мальчик знал, что нельзя оставлять папу одного.
  И два эльфа рука об руку шли по мокрой дороге под пронизывающим ветром. Им на встречу попадались какие-то люди. Кто-то делился с ним едой, кто-то предлагал погреться у костра. Но надо идти. Идти придется долго - пока еще везет их верная Моника, пока глаза не ослепли от дождя и ветра, пока ноги еще хоть немного слушаются. Где-то в стороне веселая свадьба. Где-то провожают в последний путь. Но два эльфа - отец и сын с безнадежным отчаянием бредут по мокрой дороге.
  Но не это было самым страшным. Даня во сне терял отца. Мальчик знал, что его отец жив, но где-то очень далеко. Верный волк безжизненно лежит в склизкой, холодной глине, под дождем. Мальчик один стоит на дороге. И отчаянно кричит "Папа!", но в этом сне его крик тонет, и лишь крики слетевшегося на падаль воронья был ответом. "Папа!" - кричал мальчик и от этого крика просыпался. Хорошо, что наяву отец оказывался рядом. И к нему можно прижаться.
  Днем было не лучше. Хорошо, что было лето. Не надо было идти в школу. Отец, который так редко бывал дома, привез мальчика в город, думая, что веселая прогулка развлечет ребенка. Отец и сын случайно забрели в кафе, где мальчик вместе с мамой бывали чуть ли не каждый день. Даня только увидел радушную хозяйку, сразу же вспомнил веселое мамино лицо, ее нежные глаза и руки, ее добрую улыбку. И тут же его прошила мысль, что этого уже никогда не будет. И вдруг заплакал.
  Мирчу быстро вывел сына на улицу. И там не было ни одного места, которое не напоминало бы о маме. И даже школа, и господин старший учитель, у которого мама справлялась о его успехах, вызывали в душе болезненные воспоминания. Даня больше не позволял себе плакать. Но отец догадался, что на душе у ребенка. Они говорили об этом очень долго.
  Взрослый эльф уже не держал зла на мать своего ребенка. Она, конечно, натворила дел, но за это уже достаточно наказана. Отец и сын говорили спокойно. У Дани словно из души вынимали отравленные стрелы. Мальчик рассказал папе о своем кошмаре, который день за днем мучает своей безысходностью.
   Мирчу не придал этому кошмару пророческого значения. Он посчитал, что это всего лишь болезненная реакция чувствительного ребенка на страшное событие. Но видеть страдания ребенка ему было больно. Тем более, что мальчик не жаловался. И пытался ото всех скрыть, что ему плохо. Дедушка и папа о чем-то долго разговаривали.
   Потом они звонили какому-то доктору. Тот был удивлен:
  - Ваш сын отбился от рук?
  - При чем здесь это? Я бы ради такого пустяка не стал Вас беспокоить. На это в гарнизоне есть фельдфебель. Да и розги в княжестве не перевелись.
  - Что же Вас тогда подвигло на звонок. Тем более, что удовольствие это не самое дешевое.
  - Малыш страдает. Ему кошмары ночами сняться. Он мучается, а я не могу помочь.
  - Вас это беспокоит?
  - Ближе меня у ребенка никого нет. Кто ему поможет?
  Даню вывели. Доктор что-то долго обсуждал с папой и дедушкой по телефону. Отец принял решение. Дан будет учиться в другом месте.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Новая школа Дани.
  
  Мирчу казалось, что за веселым путешествием мальчик забыл горе. Ребенок еще никогда не уезжал так далеко от дома. Ему было слегка тревожно. Но папа - рядом. И поэтому порт Варна - веселый и праздничный. Бристоль - шумный и необычный. А конечная цель путешествия Лондон удивлял мальчика размахом технических новшеств. Мальчик с радостью знакомился с папиными друзьями, искренне радовался новым городам и странам, старательно изучал языки и обычаи. И, казалось отцу, совсем забыл о своем горе.
  Потом была школа на холодном и сыром острове. Школа была почти рядом с городом, где жил и работал папа.
   Только в этой школе сразу все пошло не так. Начать с того, что в отличие от дружного класса в гимназии, тут было какое-то злобное и нервозное сборище непонятных личностей.
  Даня не мог принять их понятий о жизни. Все, что волновало его теперешних одноклассников - будущих лордов и финансовых магнатов - то, как будет поделено наследство, и как скоро оно будет получено. Их не волновала головная боль матери, разбитое сердце родной сестры, тяжелая болезнь брата. Только и было разговоров, про то, как юные наследники заживут на широкую ногу "после того, как откинется папашка - старикашка". И даже обсуждали проекты ускорения перехода дорогого папочки в мир иной. А еще, как выставить из дому сестер и братьев. И одному владеть всем: сорить миллионами, прожигать жизнь в безумных страстях.
  Для юного эльфа, который был готов отдать все свои богатства, если бы это спасло маму, такие грезы были непонятной дикостью. Примерно такой же, как и турецкие гаремы. А избавление от сестер и братьев вообще не укладывалось в голове лесного всадника. Мальчик знал, что власть и богатство - это огромная ответственность, за тех, кто обязан тебе подчиняться, перед теми, у кого нет таких сокровищ. Даня, который слишком часто видел смерть, знал, что самая большая ценность - это жизнь близкого существа, дружба и любовь.
  Деньги, конечно, - это огромная сила и власть. Но их-то можно заработать, если руки на месте и голова в порядке. Близкого и родного человека потом не вернуть ничем - бесполезно стенать и плакать, не поможет позднее раскаяние. Потерянную дружбу не склеишь подачками, поруганную любовь не воскресить подношениями.
  Парень мог запросто попасть в элитный класс, но безобразный скандал вокруг их фамилии сделал отпрыска столь скомпрометированной семьи не очень желанным членом избранного общества.
  Дане и самому не очень-то хотелось находиться среди маленьких джентльменов. В отличие от них наследник маленького княжества слишком хорошо знал, как достаются деньги, знал их цену и ценность.
  Дедушка, едва мальчику исполнилось семь лет, дал первые в жизни триста лей. Мальчишка был слегка удивлен и спросил:
  - За что?
  - Я хочу, чтобы ты научился тратить деньги. Я буду тебе давать их, даже если ты будешь плохо учиться или огорчать меня. Тратить деньги надо уметь. Научишься тратить триста лей, сумеешь распорядиться миллионами. Я хочу, чтобы ты этому научился, пока я жив.
  - Разве мы не бессмертны? - спросил мальчик дедушку.
  - Бессмертие - это благо Валинора, это для звездных братьев. А на этой планете, что эльфы, что люди не вечны. Мало того, здесь мы, как и люди, также внезапно смертны.
  Маленький Даня не рос за высоким забором, в башне из слоновой кости. Жизнь и смерть, страдание и радость были причудливым образом переплетены в сознании юного эльфа, как обычные составляющие обычной жизни. В отличие от очень многих его сверстников, знал, насколько занимательные приключенческие книжки, которыми зачитываются все мальчишки, далеки от настоящей войны. Где славного и веселого очень мало, а страха, боли, горя, неприятного тяжелого труда, наоборот, слишком много. Малыш видел, какого труда стоит заработать даже немного. Он знал, что иногда за деньги можно выкупить жизнь близкого и родного существа. За деньги могут лишить этой самой жизни. Дедушка много чего рассказывал на эту тему.
   Многие батраки работают целую недели за ту сумму, которую юные денди с легкостью проигрывали в кости. Юные "джентльмены" говорили обо всех, кто не входил в их избранный круг, с презрением. Будто они осчастливили человечество одним только фактом своего рождения.
  Юного княжича с раннего детства учили уважать тех, чьими руками созданы все ценности мира. Тех, кто кормит, поит и одевает его. И не их вина, что они пребывают во мраке невежества, что они не могут позволить себе изящных одеяний, не обучены манерам.
  - Если ты можешь сделать что-нибудь для них -чтобы они были образованы, очеловечены, счастливы, то делай не задумываясь.
   Мальчик помнил о коварности капризной, как избалованная фея, судьбы.
  -Сегодня ты князь, первый после бога. А завтра - кто знает? - часто говорил дедушка. - Сегодня ты на коне, а завтра может, и в грязи окажешься. Жизнь такая сложная штука. От сумы и тюрьмы не зарекайся.
  Дед часто рассказывал мальчишке о князе Дуку, которому вечно не хватало денег - то на войну, то на забавы, то еще на какие-то нужды. А деньги-то из воздуха не делаются, с неба не падают. Довел своих подданных до разорения. А когда пришла беда, и он потерял все свое богатство (такое случается), то ему и милостыню подать не смогли - нечем.
  Мнение же юных господ легко укладываются в строчки русского поэта Некрасова:
  Ваш славянин, англосакс и германец
  не создавать - разрушать мастера,
  Варвары, дикое скопище пьяниц...
  Себя же они считали единственными в этом мире, кто достоин счастья и радости. Все остальные созданы специально для того, чтобы им прислуживать. Особенно это касается диких и отсталых народов, таких как папуасы, негры, индейцы, индийцы, турки, славяне. Правда, если индийцы и турки служили с радостью (за очень редким исключением), то злые и непочтительные славяне представляют угрозу одним только фактом своего существования всему цивилизованному миру. Даня был для них непонятным чужаком на празднике их жизни.
  Эти мальчишки из самых богатых семей страны почему-то считали, что жизнь - это увеселительная прогулка. Слово "ответственность" отсутствовало в их лексиконе напрочь. А такие понятие, как "честь", "порядочности", "верность", "дружба", "любовь", "благородство" звучали для них какими-то забытыми словами из древнего мертвого языка. Где-то они это слышали, а что означают - не понятно. Зачем? Ведь им не придется ломать голову над глобальными решениями, не придется стоять перед страшным выбором. За них все сделали их предки, а за их благополучием следят нанятые папеньками управляющие.
  Эти мальчики не давали себе труд учится чему-нибудь, кроме мелких пакостей и гнусного интриганства. Да и для поверхностной болтовни в салонах полуграмотных светских львиц такого образования вполне достаточно. Преподавателей для будущих Денди подбирали в соответствии с требованиями родителей - чтобы не сильно утруждали головки отпрысков, учили всему слегка, незлобно журили за шалости, за которые следовало бы выпороть. Как же иначе - это же не простые дети, они же избранные и дети избранных.
  Среди этих юных джентльменов Даня нажил немало врагов, после того, затеял безобразную, по мнению некоторых педагогов, драку. И с кем? С гордостью школы, отличником и сыном главного попечителя школы. Этот представитель древнейшего рода считал, что может брать все, что ему нравится по праву рождения. А для усмирения недовольных была компания громил.
   Дело было так. Взрослеющий недоросль попытался зажать в темном углу хорошенькую работницу. Даня, очень некстати оказавшийся там, оторвал зарвавшегося жеребца, от визжащей и побледневшей от ужаса и отвращения девицы. И после завязалась драка, в коей юный лорд был изрядно потрепан.
  Папочка обиженного "джентльмена" продемонстрировал собранию документ, который вызвал немало смешков у собравшихся. Из справки от врача, который осмотрел избитого юношу, было ясно, что Даня так врезал ему и по такому месту, что у жертвы избиения надолго пропал интерес к прекрасной половине человечества.
  
  -Этот наглый остроухий бандит, неслышно подкрался сзади к несчастному ребенку, и едва не искалечил бедного моего мальчика, - рассказывал потом отец на педсовете.
  Отец Дани, которого вызвали в школу, был в курсе происшествия. И занял, по-мнению администрации, не правильную позицию. Он, вместо того, чтобы наказать драчуна, или, по крайней мере, выразить недовольство поведением мальчика, обвинил во всем несчастного избитого юношу:
  - Насколько мне известно, девушка не горела желанием. Мой сын поступил, как настоящий мужчина - защитил честь дамы.
  - Она не дама, она простая уборщица. И клянусь моим состоянием, была бы не прочь, заработать пару монет.
  - Что же она тогда отбивалась? Насколько я знаю, горящая желанием женщина не вырывается из объятий. Скорее наоборот.
  - Воспитанный джентльмен должен был указать товарищу на его ошибку, но никак не должен был позволять себе распускать руки. Тем более по отношению к избранным.
   - Мой сын защитил женщину, наиболее эффективным способом.
  - Ваш мальчик, видимо привык к дракам. В этой вашей... этой... э.... Восточной Европе, - директор школы силился вспомнить название страны, и таки не вспомнил нужного слова.
  - Не трудитесь, для Вас это название моей страны не значит. Как и то, что мой сын даст вам сто очков форы. Он в одиннадцать лет больше мужчина, чем многие из вас. Мой сын не поднимет руку на слабого, тем более не будет пытаться отнять у девушки то, что она ему не хочет дать, как, видимо, принято в вашей стране, - зловеще усмехаясь, произнес Мирчу.
  - Вы не так поняли - сказал высокий седовласый учитель, у которого как и сам поступок мальчика, так и принципы его отца невольно вызывали уважение - лично я не вижу ничего предосудительно в тем, чтобы дать отпор хаму и наглецу.
  - Господин Смит, - опять взял слово директор. - Ваше мнение педсовет мало интересует. Вы уже имели возможность его высказать...
  - И если вас не затруднит, я хотел бы забрать документы и деньги, которые я заплатил за обучение - прервал его отец разбираемого мальчика.
  Этого администрация школы не могла предположить. Они-то думали, что мелкопоместный князек из захудалой Восточноевропейской страны будет счастлив одним фактом, что его сын учится с представителями знатнейших фамилий Великобритании. Но деньги, которые он платит, вполне стоили того, чтобы потерпеть его причуды. В трудные времена мучились и за меньшее.
  Конфликт сразу уладили. Кроме врагов, у Дани появились друзья и среди аристократов. Очень многие восхищались его смелостью. Ведь среди знатных лордов, как оказалось, немало честных и порядочных. У них тоже были вековые понятие о чести. Они, как раз сторону господина попечителя и не приняли. Папочка избитого хулигана даже принес свои извинения оскорбленной девице.
  Однако, несмотря на все это, мальчишку поместили в компанию тех, кого эта модная школа держала из милости или по необходимости - деньги нужны всем. Его, вместе с его другом Дэвидом Селки, перевели в другой класс - во избежание скандалов.
   Класс, в котором занимался Даня и его однокашники, был самым обшарпанным и неустроенным во всей школе, а спальня - самая темная и холодная. К великой досаде директора школы, это обстоятельство мало беспокоило юного эльфа, привыкшего дома к спартанской обстановке. Он даже не замечал каких-либо проблем, одни временные неудобства. И его друга, в родной Шотландии, видимо, тоже не очень баловали. Ибо нытья не было слышно и от него.
  Зато преподаватели попадались разные: это были и откровенные бездельники, и озлобленные, озверевшие садисты, наоборот, слишком увлеченные своим предметом и преданные своему делу педагоги (которых за это недолюбливала администрация учебного заведения). Кормили их в самую последнюю очередь - чем, что останется.
   Многие очень завидовали Дане. Мало кто мог похвастаться таким умом и памятью: один раз прочитать занудный параграф учебника на утро рассказать все без единой запинки. Да и как было не завидовать мальчику, который учился по особой программе. Эта была вынужденная мера. Ученики элитного заведения к шестому классу еле-еле усваивали десятичные дроби. Даня в это время уже пытался вникнуть в высшую математику. Мальчишка жадно интересовался научными журналами и разбирал с учителями физики и химии новейшие открытия, в то время когда многие другие ученики, особенно из числа избранных, с трудом запоминали формулу воды. Мальчишка живо интересовался новостями политики и экономики - это казалось многим очень странным.
   Мало того, многих любителей телесных наказаний этот непокорный лесной эльф выводил из себя одним фактом своего существования. По их словам один этот мальчишка представляет угрозу всем. Одному из них пришлось познакомиться со странными способностями ребенка.
   Когда одному из преподавателей захотелось услышать крики, Даня спокойно без страха вошел в комнату, предназначенную для экзекуций. Но внимание палача отвлекла захлопнувшаяся дверь и бешено сверкнувшие глаза в темноте. Спустя мгновение, учитель очнулся на полу связанный по рукам ногам и с ведром на голове.
   Больше этот учитель в школе не работал. Но и наглого мальчишку держать не стали. Тут же послали за отцом и уведомили, что Даня отчислен.
  Во второй школе было почти все то же самое. Тоже были свои "избранные" и "отбросы общества", куда и попал юный эльф. А куда еще девать дерзкого славянина - у которого одна хитрая физиономия в дрожь приводит.
  Однажды мальчику придрались из-за того, что отец отказался доплачивать руководителю школу на всякие мифические нужды. Даня уже сказал, что в этом году у них нет больше денег: виноградники затопило наводнением, произошли некоторые накладки в фирме отца и дяди, вообще, денег едва хватило на необходимые нужды. И Даня отказался просить отца раскошелится. За это его наказали.
  Сначала срезали по всем предмета и намекнули отцу, что все проблемы можно решить. Но оценки Даню не очень-то волновали. Отец его любит, даже если он не будет везде первым.
  Потом попытались унизить, заставляя убираться вместо уборщиков. Первый раз были вымыт по-морскому: вылито на пол несколько ведер воды. А на хорошо промасленной доске мел категорически отказывался писать. Худющая тетка, кипящая от своей злости, весь второй вечер орала на Даню:
  -Я тебя научу порядку, щенок паршивый! Ты у меня будешь знать, как перечить старшим, разбойник.
  На третий день мальчишка до ночи возился в кабинете нервной преподавательницы. Класс сиял чистотой - подозрительно ярко сиял. И доска отсвечивала сальным блеском. Только переступив порог, тетка поняла в чем "шутка юмора". Не ожидая подвоха, мрачная мучительница детей с грохотом растянулась на полу вверенного ей помещении. Обшарпанный пол был добросовестно даже не натерт, а залит наполированным воском, как бальная зала.
  Мало того, рядом с учительницей тут же растянулась директриса. И тут же сверху растянулся забредший с проверкой школьный инспектор, который поспешил на выручку дамам.
  Унизить было наглого хельве не возможно - мальчишка нагло огрызался на каждое слово, а пощечины заканчивались вывихами: Даня не считал, что эта злобные тетки в праве его бить.
  Мальчишку хотели выгнать. Но учился он лучше все своих сверстников и даже самостоятельно опережал программу обучения на пару лет. И еще - школе очень нужны деньги. Этот инцидент замяли.
  Однажды у одного из "избранных" мальчиков пропала какая-то дорогая безделушка. Сразу подумали на Даню и заставили вывернуть карманы. Тот в свою очередь потребовал предъявить постановление суда. И попросил объяснить, на каком основании его обвиняют в краже. Тем более совершено бесполезного предмета. Опять вызывали отца. Его не было в стране. Обратились к дядюшке. Директриса вскоре поняла, что совершила большую ошибку. Бедная женщина не была в Техасе и не знала, что задела любимого племянника очень ушлого адвоката по кличке Ворон. Мало того, что дядюшка нашел пропавшую золотую табакерку среди вещей одного из избранных "юных джентльменов", так еще и взял обратно деньги за пол года обучения (в качестве компенсации морального ущерба и платы за то, что не будет афишировать этот инцидент). В этой школе Даня больше не учился.
  За месяц мальчик сменил шесть заведений. И заработал очень нехорошую славу бунтовщика и скандалиста. В "приличные" школы, не смотря на княжеский титул, его не брали. Пришлось искать заведение попроще.
  В начале ноября мальчика взяли в одну из школ, которая, в отличие от предыдущих, была в самом пыльном и шумном городе, а не в живописном пригороде. И контингент подобрался самый разный. Зато и проблем было меньше.
  Как ни странно, эти дети напомнили ему его самых первых одноклассников. Правда, в первый день не обошлось без потасовки, после которой к Дане стали относиться с уважением даже заправские хулиганы. Дело в том, что мальчишки хотели видеть в нем изнеженного маленького принца. Но, вместо этого, нарвались на отчаянного сорванца - ничем не отличающегося от них. Разве что учится хорошо. Но это ему быстро простили - не виноват же новичок в том, что ему достались по наследству хорошая память и пытливый ум. И вообще, иметь в своей компании отличника очень удобно. Есть, у кого попросить списывать. И помощи попросить у друга гораздо приятнее, чем у презираемого всеми зазнайки.
  Директор и все другие преподаватели прочитали ужасающие характеристики, с какими юного эльфа выпроваживали из прежних учебных заведений. Очень им не хотелось впускать в спокойную жизнь этакое сокровище. Но школа очень нуждалась в деньгах. А мальчика отец очень богат. Учителя пришли к выводу, что первоисточник этих скандалов всего лишь неординарный ум и неукротимый темперамент ребенка. Педагоги решили, чем больше мальчик будет занят, тем меньше у него останется сил и времени на проказы. Тем более, что в этой школе вскоре появился его друг Дэвид Селки.
  Мальчик как-то незаметно в этом классе стал негласным лидером, как бы сейчас выразились. И даже староста его слегка побаивался. В этой школе были и свои маленькие радости - мальчишка с удовольствием участвовал в детском театре, играл в футбольной команде и увлекся естествознанием. У него почти не было свободного времени.
  Только все равно Даня мучился от тоски по родине. И очень часто писал домой письма, согревающие долгими зимними вечерами остывающее сердце старого эльфа. Иногда в стихах, которые в переводе на русский язык могли бы звучать примерно так:
  Здравствуй, милый дедушка, как ты без меня?
  Кто тебе для трубки принесет огня?
  Кто поставит палку? Кто откроет дверь?
  Кто же позаботиться о тебе теперь?
  Как там поживает наш петух-драчун?
  Без меня скучает старый пес-ворчун?
  Что тебе поможет грядки поливать?
  Кто опять повадиться брынзу воровать?
  Кто поймет как много у тебя тревог..
  А когда вернешься ночью со двора,
  то кому ты скажешь: "Внучек, спать пора"?
  А кому расскажешь, как ты в старину,
  уходил однажды с шашкой на войну?...
  
  Дане очень не хватало отца. Несмотря на то, что они виделись теперь почти каждую неделю, мальчик очень сильно скучал по нему. Казалось, что неделя тянется бесконечно долго.
  Отец и сын очень сблизились. Мирчу гордился успехами сына, с удовольствием ходил на спектакли школьного театра. А потом с отцом почти целый день ходили по мокрому городу. Мальчишка познакомился со всеми папиными друзьями. Он то был с отцом на приеме в шикарном салоне, то на премьере в театре. Красивым, остроумный мужчина, которому умненький мальчик еще только прибавлял очарования, оказывался в центре внимания. Он сыпал остротами, расточал комплименты дамам, иногда бокалом доброго вина улаживал ожесточенные споры. Даня уже не вздрагивал, когда нарядный камергер громогласно объявлял: "Князь Мирчу Танэу с сыном", легко сбрасывал на руки лакею тяжелое мокрое пальто. Сначала эти вечера мальчику очень нравились: вкусные пирожные, пьянящий запах дорогих вин и дорогих духов, веселые и нарядные дамы, красивые кавалеры, завораживающие танцы. И мальчик восхищенно наблюдал за отцом, и мечтал, что через несколько лет, вот также закружится в танце с юной прелестницей.
  Но, уже через несколько визитов, этот светский шум и блеск мишуры стал утомлять юного князя. Даня стал замечать, что и его отцу тоже не очень весело. Мирчу был вынужден бывать здесь - этого требовали дела княжества.
  -Руки у меня не связаны, - говорил он сыну в те редкие воскресные вечера, когда отец и сын просто сидели дома около камина, - на ногах нет кандалов, а должен идти туда, куда мне не хочется, шептать любезности тем, кого не люблю. Такова жизнь, сынок.
  -Почему ты не сбежишь, если тебя достали? - наивно спрашивал мальчишка.
  -Сбежать можно, только куда? От себя не убежишь. От своего долга - тоже, - грустно отвечал ему отец.
  - А от любви сбежать можно? - почему-то не унимался ребенок.
  - Не думаю, малыш, - устало ответил взрослый, надолго озадачив сына неразрешимыми пока вопросами.
  Мальчик стремительно приближался к взрослой жизни. Ему нужно было знать многое. И если раньше, когда он был маленьким, взрослая жизнь для него была чем-то вроде банки с вареньем, которое от него прячут до рождества. Сейчас же эта самая взрослость не казалась такой уж и сладкой, она пугала своими загадками, в ней было гораздо больше горечи, чем он предполагал.
  Например, ему очень хотелось узнать, что такое любовь. Почему так случается, что вдруг одна девочка становиться ближе и дороже всего на свете? И как узнать ее, свою любовь? Как понять свое сердце? Как не принять жар в чреслах за предназначение.
  Отец мучительно пытался объяснить сыну, но мальчик от этого еще больше запутывался. Он даже тайком забрался в библиотеку папиного друга доктора Сивурда. Там была одна книжица, которая давно привлекала пытливый ум юного эльфа. Он думал, что именно там найдет ответ. Но, прочитав анатомический атлас, Даня не открыл для себя ничего нового. Разочарованный мальчик захлопнул тяжелую книгу. И тут выпал пожелтевший от времени лист бумаги. Если перевести на русский язык, то получится, что Даня прочел следующее:
  "Юный отрок, прочитавший сей труд от корки до корки! Помни, что он слегка приоткрывает некоторые тайны человеческой природы. Но он ни на шаг не приближает тебя к разгадке любви. Ибо любовь - от Бога!"
  Даня каждый раз заливался краской от жгучего стыда, когда вспоминал этот инцидент. Действительно, мудрая медицинская книга открыла особенности строения тела. Она отвечала на вопрос, как начинается жизнь человека или эльфа. Их этого атласа мальчик уточнил многочисленные "Как?". Но книга не отвечала на главный вопрос "Почему?". Почему, если у всех женщин две руки, две ноги, одна голова и все другое одинаковые, почему - одна из них необходима как воздух, а все другие, восхищая взор и слух, оставляют сердце в молчании? И почему в одной скучно даже на веселой оперетте, а с другой - весело даже молчать. Весело молча спрашивать, и также беззвучно отвечать на вопросы, упражняясь в вещании.
   Иногда холодными и дождливыми вечерами отец брал гитару, и под треск сучьев в камине, тоскливо дергал струны потрепанной гитары:
  - Одинокий волк - это круто,
  но это так, сынок, тяжело.
  Ты владеешь миром, как будто,
  Но не стоишь в нем ничего.
  Даня все сильнее прижимался к отцу. Он очень любил папу и очень жалел его. Мальчик хотел как-нибудь облегчить папе жизнь, сделать так, чтобы его лицо никогда не состарили морщины от тяжелых потерь. Он считал себя виноватым в том, что его отец несчастлив, в том, что долгих двенадцать лет он томится в разлуке с любимой. Из-за него отцу приходится каждый вечер возвращаться в одинокий дом, в холодную постель, не согретую теплом любимого существа. Из-за него папе приходится выслушивать оскорбительные замечания.
  Хотел, чтобы папа и дядя Белла никогда не сорились по пустякам. Ведь они же братья. И чтобы папа не обзывал дядю Белу "Енот - потаскун". И уж такая ли большая неприятность то, что дядюшка выбрал в жены дамочку с сомнительной репутацией, да к тому же еще и старше себя на десять лет.
  Старший брат считал, что этот поступок бросит тень бесчестия на всю семью, которая и так изрядно пострадала от скандалов. Младший не видел ничего предосудительного. Если выходишь в море, то не так уж и важно: первый ли это рейс данного корабля, или это судно не раз бороздило просторы океана. Лишь бы корабль был прочен, надежен и послушен рулю.
  - Ты с ума сошел! - кричал старший брат.
  - Я люблю Люси! - кричал в ответ младший.
  А Даня закрывал уши руками, чтобы не слышать, как ссорятся любимые папа и дядя. Но эта свадьба все-таки состоялась. Дядя и новоиспеченная тетушка венчались в маленькой полуразвалившейся церквушке. Из гостей только они с отцом и папин друг Артур. Дядя Артур пребывал в подавленном настроении. Ему очень не нравился выбор его бывшей возлюбленной. Он даже устроил скандал, потребовав от Люси ввернуть ему все подарки и возместить все расходы. На что Бела ответил:
  - Гроша не дам! И не позволю оскорблять мою жену!
  - Я на нее целое состояние истратил!
  - Отстань от нее! Что с возу упало - то пропало. Ты на нее тратил деньги, она - свою молодость, ты покупал ласку. Так что Вы в расчете.
  -Я жениться на ней хотел.
  - Хотел бы - женился.
  Молодой муж наслаждался своим счастьем. Он ловил каждое мгновение близости со своей женщиной. Ему нравилось в ней все: даже то, что она не такая, как мечтала его мать, что старшего его на десять лет - зрелая мудрость придавала жене особое очарование. Казалось, что сам воздух вокруг этой парочки был наэлектризован страстью, и того и гляди, между ними проскочит искра.
  Потом родилась сестренка - маленькая Алиса. Даня полюбил сестренку, игрался с малышкой, помогал матери ухаживать за ней. А когда малышка заболела, несколько дней не спал вместе с измученной тетушкой.
  Может быть, счастье брата и невестки, подтолкнул папу Дани к решительным действиям. Папа стал чаще бывать у сына в школе. Мальчик с удивлением узнал, что его классная дама Мина Мориц и есть та самая девушка, которую любил отец, и помолвка с которой расстроилась из-за его рождения. Она развелась с ненавистным мужем - тем самым трусливым шпионом, который пытался выведать у Мирчу его тайны, а вместо этого провалялся пьяным все два месяца, допившись там до чертей. Девушку вынудили выйти за этого инфантильного маменькиного сынка. Но спустя год, ей удалось освободиться от немилого зануды.
  Но стоило двум парам влюбленных глаз на миг встретиться, как вдруг зазвучало древнее пророчество: "встречаются взгляды - встречаются души влюбленных". Мальчик с удивлением увидел своими глазами, что значит проклятое "предназначение". Увидел, как разделенные судьбой существа вновь соединяются в одно целое, как сливаются две пригоршни воды в одном сосуде, как едины ночь и день. С этого дня папа стал веселее, а в его глазах не стало тоски.
  А когда папа появлялся со своей невестой в обществе, глаза его буквально светились радостью и предвкушением счастья. Взглянув на счастливого отца, Даня понял, что чуть-чуть ближе и понятнее стала для него еще одна тайна взрослой жизни. И даже грустные песни, которые раньше разрывали сердце безысходностью, теперь звучали совсем по-хулигански.
  А потом в одном из особняков на окраине города появилась еще одна женщина. Даня сначала немного ревновал отца к жене. Мальчик просто привык к тому, что отец дарит всю свою любовь ему одному. А тут это сокровище приходиться делить с чужой, пусть даже и очень хорошей, женщиной. Да и в школе без нее стало скучновато. Парнишка даже сам от себя не ожидал такого.
  Но ради отца Даня не стал делать из этого трагедию. Он знал, что рано или поздно отец жениться. Мужчину влечет к женщине - это закон природы. И решил, что лучше подружится с мачехой, чем добавлять отцу лишние страдания, заставляя каждый божий день разрываться между любимой женщиной и сыном. Ему и так в жизни досталось. Лишать папу тихого доброго чувства, которым воскресшая любовь, словно в награду за страдания, осветила его тяжелую жизнь, превращать тихую добрую радость в семейную склоку, казалось Дане верхом непорядочности.
  Но потом ему все-таки понравилось, что отец весел и доволен жизнью. И не поет больше тоскливых песен. Две женщины - жены братьев отлично ладили меду собой, к великому облегчению Дани. Не хватало еще и кухонных перепалок между женщинами.
   И еще Мина стала для мальчика очень близкой и родной. На такое он даже не надеялся. Даня был очень умным ребенком и понимал, так как мама его никто не полюбит. Но он ошибся - женщина, любившая отца, смогла принять и его ребенка.
   Даня был очень удивлен тем, как новая папина жена отнеслась к его покойной маме. Он думал, что женщина будет ненавидеть его мать, из-за которой она столько страдала, будет по всякому ее ругать и обзывать. Однако, ни в первые дни, ни за все долгие годы потом, мальчик к своему облегчению, не слышал ни одного плохого слова.
  -Несчастная, она столько всего натерпелась, - говорила мачеха о бедной Геле Дашевской, когда мальчишка в отчаяние повторил за отцом нехорошее выражение. - Как же ей не повезло! Твоя мама была очень хорошая - верная, преданная, только ей очень сильно не повезло. Малыш, твоя мама совершила очень большую ошибку, но она так жестоко за нее наказана. Ты лучше помолись, о ней, сынок. Ей это нужнее. А осуждать не смей, твоей маме и без того очень плохо.
   Мирчу был удивлен. Он вовсе не ожидал, что его жена будет защищать свою соперницу перед его сыном.
  - Мы с ней всего лишь подруги по несчастью. Она виновата лишь в том, что слишком сильно тебя любила, - отвечала на расспросы мужа Мина.
  Вскоре тетя Мина стала матерью его младшего братика Димитрия. Так проходили осень зима, весна.
  А на лето они все вместе ехали домой. Казалось, родная земля с радостью встречает своих детей, изголодавшихся по яркому солнцу, звенящей жарой. Братья с жадностью впитывали жаркие соки родной земли.
  Мальчишка с радостью показывал маленькой сестренке свои любимые места. Малышка, едва научившись ходить, уже с радостным визгом носилась за своим братцем. Брат и сестра целыми днями носились по садам, гуляли в лесу, купались в маленькой речушке. Малышке нравилось перекусывать у родничка: под пение птичек, кусать вареные яички прямо зубками, и хватать творожок прямо из миски, на перегонки с братом, а вкус родниковой водички, которой запивали свой обед, казался вкуснее самого вкусного компота. Он вместе с сестренкой навещал своих старых друзей, гулял в парке, катались на лодочке по маленькой, но очень коварной речушке.
  Маленькая Алиса просто обожала своего старшего брата. Когда он на ночь читал ей сказки, то все сказочные принцы, даже Рубка сын Медвежьего когтя, в воображении маленькой девочки были похожими на Даню. Почему-то у них у всех были небесной голубизны глаза, загоревшая до густой смуглости кожа и звонкий веселый голос. Волшебные животные были похожи на рыжего кобеля или на черного камышового котика Васеньку, который терся о ноги Дани и мурлыкал на ухо Алисе всякую чепуху. И маленькая летучая мышка совсем не пугала девочку - зверек забавлял малышку своими кульбитами.
  Потом, когда в стычке с турками погиб его дядюшка, малышка была практически на попечение Дани. Мать ее, которая еще совсем цвела и благоухала, и казалась едва не моложе своего мужа, вдруг постарела и погасла. Как будто внутри нее выключили огонек, из-за которого она и была молодой и красивой.
  Доктора говорили, что от переживания у тетушки развилась тяжелая болезнь, которая сведет ее в могилу. Та самая родинка, которая так нравилась дяде Беле, медленно убивает женщину. Милую тетю Люси, которая так любит жить.
  Мальчик слышал странную беседу тетушки и дяди Артура. Это напоминало разговор немого с глухим.
  - Зачем ты это сделал, Артур? Ты же мне обещал, что защитишь Белу? Как это случилось? Разве ты не клялся всеми святыми? Как же ты мог?
  - Я люблю тебя, солнце мое, радость моя! Я освободил тебя, родная. Ты свободна. Мы заберем твою дочь и уедем. Алиса - такая миленькая малышка, не за что не поверю, что она от этого грязного разбойника, у нее задатки настоящей леди. Уедем, куда глаза глядят...
  - Как хорошо распланировал, все предусмотрел... А меня ты забыл спросить. Тебе не интересно, что я думаю об этом?
  - Милая, соглашайся! Страдания твои закончились.
  - Уходи, Артур. Уходи и больше не появляйся. Выпади из моей жизни. Ты не смог защитить того, кто был мне дорог. Ты даже не пытался это сделать. Зачем ты зовешь с собой? Что тебе мешало взять в жены восемнадцатилетнюю девочку Люси, которая была готова отдать душу, лишь ты был рядом? Ты требовал вернуть свои подарки - тогда и ты верни назад десять лет жизни, верни мне мою молодость и наивность.
  - Люси, милая моя! Я люблю тебя... Этот гуляка адвокат - тебе не пара. Он просто околдовал тебя. Или опоил. Это в духе их традиций. Уж я то это знаю наверняка. Милая, ты не в себе.
  - Уходи, Артур! Ты даже не представляешь, как я все ясно вижу и понимаю. Этот гуляка за два месяца сделал то, на что тебе не хватило десяти лет. Он ввел меня в свой дом, дал свое имя, заплатил мои долги. Вытащил меня из грязи, в которую ты меня столкнул. А ты только и мог, что тайком прибегать на свидания, откупаясь от меня как от дешевой уличной девки. У тебя хватило наглости потребовать назад свои подарки. А теперь, когда нашелся человек, который полюбил Люси, ты решил его уничтожить. Чтобы снова обладать мною, как вещью.
  - Люси, ты не справедлива ко мне. Я любил тебя тогда, люблю и всегда любить буду... Ты для меня не женщина. Нет.. Ты богиня..
  - Богиня в виде статуэтки. Когда хочу - попользуюсь, надоела - задвину в ящик стола, а то и подарю кому-нибудь. Или дам поносить. Адвокату Беле, например, - голос тетушки звучал насмешливо.
  - Милая, ты говоришь ужасные вещи.
  - Не смей меня так называть. Ты разрушил мою жизнь. Не разбивай того, что осталось от моего сердца. Иди и мучайся - ты убил меня. Ты виноват в том, что я умираю, что моя девочка останется сиротой.
  - Люси, я... Я обещаю тебе. Нет, я клянусь! Со мной ты будешь счастлива.
  - Уходи. Твоим клятвам - грош цена. Ты уже клялся защищать Бэлу. То, что мог ты уже сделал. Ты уже все сказал - тетушка сорвалась на крик. - Оставь нас в покое. Перестань мучить меня!
  Но по-прежнему приветливая тетушка заражала своим оптимизмом, для каждого в доме по-прежнему у нее было доброе слово. Хотя озорные глаза ее погасли, и улыбалась она чаще через силу.
  В редкие спокойные вечера, когда сестренка уже спала, мальчик часто сидел под огромной кривой грушей возле самого дома, и, теребя густую шерсть старого верного пса, и размышлял над одним мучительным вопросом:
  Что есть красота?
  И почему ее обожествляют люди?
  Сосуд она, в котором пустота?
  Или огонь, мерцающий в сосуде?
  В этот год смерть собрала огромный урожай на этих плодородных полях. Опять прокатилась эпидемия холеры. В голове у Дани появилось очень много взрослых вопросов, на которые не было ответа.
  Мало того, папу, который отправился в очередную поездку, вдруг объявили вне закона. Английская полиция с вдохновенным энтузиазмом занялась поисками таинственного существа. Ищейки не побоялись проникнуть в закрытое княжество Эльфхольм, чтобы проверить, не скрывают ли населяющие его скрытные хельве у себя карпатского сородича. Прошли чистки по селениям ирландских сидов. Роберт Селки очень удивлялся размаху изображения бурной деятельности. Тем более что фирма "Воронье гнездо", занимавшаяся продажей оружия работала вполне легально, в рамках английского уголовного кодекса. К тому же исправно платила налоги. Не иначе эта завидная активность агентов развилась с чьей-то подачи.
   Дошло до того, что прислуживавшая в этом доме местная девушка Мери оказалась под арестом. Как "лицо, уличенное в связях с лицом, уличенным в пособничестве преступникам". Но ее быстро оставили в покое. Мери действительно ничего не знала о таинственной ночной жизни своего хозяина. Да и не могла знать.
  Сын преступника Мирчу был помещен под надзор полиции в семью Селки, чтобы по достижению мальчиком совершеннолетия, им занялся британский закон. Роберту Селки пришлось немало повозится, чтобы мальчика отдали именно в их семью. Решения своей участи Даня дожидался специальной одиночной камере, куда его из школы среди ночи привезли и бросили в наручниках, как преступника, и где время тянулось бесконечно. Говорят, что членов попечительского совета убедили жалобы охранников, на "душераздирающий вой огромной серой собаки".
  -Господа! Уберите этого щенка - молил начальник тюрьмы. - Вот Сэр Роберт сам желает слушать эти рулады. Так отдайте ему мальчишку вместе его псиной.
  Каникулы, выходные и праздники приходилось проводить в семье своего приятеля в Шотландии. Среди шумного и многочисленного семейства Селки. Это были очень хорошие люди. Хозяйка даже разрешила юному хельве взять в дом собаку Монику и летучую мышку, чтобы не было так тоскливо и одиноко. Разрешила поставить иконку на тумбочку. Мама Дэвида заботилась о Дане, как о своем ребенке, даже пыталась целовать на ночь.
  Но все здесь было чужое. Эти стены и вещи не были наполнены памятью о дядюшке и папе, не хранили тепло их рук, эхо родных голосов. За чужим столом звучали чужие молитвы на чужом языке. Чужая еда иногда плохо шла в горло. Даже привычная кукурузная каша, приготовленная чужими руками, имела чужой вкус. Высокие стены чужого дома словно давили мальчика, лишали сил, словно лишний раз напоминали о несчастье. И мама, словно живая, с тревогой и нежностью, смотрела на Даню с потертой фотографии:
  - Что с тобой, мой маленький? Почему опять в твоих глазках мокро?
  Даня мог бы легко сбежать из под ареста. Обмануть толстое и неповоротливое создание, жалкую пародию на соглядатая (маленькая Алиса справилась бы с подобным поручением более успешно), который крадучись пробегал в нелепом плаще и темных очках - ничего не стоит. Но он боялся подставить семью своего друга. Мальчик не хотел, чтобы люди, которые по доброй воле протянули ему руку в беде, сами пострадали за свою доброту. Постоянные визиты полисменов и без того настораживают соседей.
  Хорошо, что Мина с племянницей и сыном были очень далеко - в имении князя Владислава.
  Хотя судебные приставы не поленились съездить и туда, чтобы арестовать жену преступника Мину Мориц и ее родителей. Однако прием князя их разочаровал. Вместо того, чтобы немедленно выдать представителям Великобритании свою невестку и сватов, тот начал задавать вопросы:
  - Являются ли, уважаемые господа, Мина Мориц, а так же ее отец Авраам Мориц и ее мать Азалия Лангу гражданами Великобритании?
  - Увы, эти господа так и не удосужились оформить гражданство.
  - Является ли княжество В. частью Великобритании, либо ее колонией?
  - Господин Владислав, я не нуждаюсь в уроках географии.
  - Вы не ответили на вопрос.
  - Разумеется, нет. Пока нет.
  - А раз нет, то тогда отзовите своих держиморд. Ибо законы нашей страны эти люди не нарушали. Моя невестка имеет полное право находиться в доме своего мужа. Равно, как и ее родители, и мои внуки.
   - В таком случае, господин Владислав, я вынужден применить силу.
  - Этого я не советую. Или вы ради карьеры судьи Р. готовы развязать войну, в которой погибнет не один десяток ваших соотечественников? Юношей, которые в этой истории вообще ни при чем. Не говоря о том, что стоимость всего княжество не возместит британской короне расходы на военную операцию. Предупреждаю Вас, что в случае партизанской войны, Британия рискует увязнуть надолго.
  - Но это не Вам решать. - Судебный пристав еще пытался сохранять напыщенный вид.
  Однако, возникшие ниоткуда странные вооруженные люди несколько поубавили служебное рвение иностранца. А нож, приставленный к горлу грубой рукой, сбил спесь окончательно. И заставил слишком ретивого служаку вспомнить, что даже в пору своего расцвета османы предпочитали не лазить в эту страну и не гоняться по горам за гайдуками. Поручив разбираться с ними назначенным господарям. И понял почему.
  - Не забывайте, милейший, - спокойным голосом ответил старый князь,- здесь вы в чужой стране. И в моем доме. Если Вам дорога жизнь, советую господа, немедленно покинуть страну в течение ближайших суток. Любым удобным для вас способом. Через двадцать четыре часа я не поручусь за вашу жизнь.
   В это время Даня скучал в замке Селки. Без папы и дяди в чужой стране стало особенно тоскливо и безрадостно. Печальные предчувствия, с которыми мальчик провожал отца в это путешествие, сбылись, причем в самом худшем варианте. Даня не знал подробностей, но был уверен, что папу и его друзей подло предали. Потому что найти тот островок, затерянный среди тихого океана, не зная точно, где искать, не возможно. А выследить ловких эльфов, для которых море - родная стихия, не реально. Однозначно, отца предали. Преследователи точно знали, где его искать и когда ждать.
  Газеты с ехидным злорадством сообщали: "Наглые контрабандисты оказали яростное сопротивление доблестным воинам ее величества. Во время перестрелки был тяжело ранен, наконец-то, схвачен легендарный разбойник, неуловимый лесной демон Мирчу Танэу. Этот бесчестное чудовище, которого высший свет Европы долгое время принимал за джентльмена, не подчинился приказу сложить оружие. Каждый выстрел коварного карпатского демона нес смерть благородным джентльменам. Не мало их полегло, прежде чем он потерял сознание от потери крови. Тюремный доктор, чье милосердие по истине безгранично, пообещал, что доставит на виселицу этого остроухого разбойника в добром здравии!".
  Дэвид Селки испугался, увидев, как его друг внезапно побледнел и выронил из рук свежий номер, привезенный дядюшкой Робертом из города. Даня отвернулся к стене из мрачного серого камня и, сбивая в кровь кулаки о серую стену, отчаянно бормотал, отказываясь верить бодрым газетным сточкам:
  - Этого не может быть! Это не правда! Этого не может быть!
  - Ты это о чем?
   Даня с истерическим смехом ответил другу:
  - Да тут эти деятели хвастают, что поймали моего отца! Да ветер они один поймали. Мой папа живым не сдастся!
  Но вдруг, мальчики узнали фотографию дяди Артура. Бывший, как оказалось, друг семьи широко улыбался. И весело делился впечатлениями, как не легко было справиться с коварным хельве. И как ему было страшно убивать его брата Бэлу: " да если бы он догадался, мое тело по сей день лежало бы не погребенное в зловонном болоте. Да, друзья мои, я поступил бесчестно. Но этих хельве убить можно только так! Они не люди - они чудовища. И моральные соображения к этим существам не применимы. Или мы их - или они нас".
  Мама Дэвида испугано крестилась, когда мальчик, которого пригласил ее муж, сквозь слезы клялся:
  - Я тебя еще достану, продажная тварь! Следствия не будет! Суда не будет! Могилы не будет!
  - Роберт, умоляю! Даня, кажется, смертоубийство задумал!
  Даня со злостью разорвал эти пахнущие свежей типографской краской листы. Он плюнул в улыбающуюся физиономию бывшего друга семьи, и долго топтал разорванную бумагу ногами, словно хотел таким образом уничтожить подлого предателя. Говорят, Лорд Артур в этот момент очень не хорошо себя почувствовал. Ему казалось, что его лицо горит от ударов, а голова разрывается от внезапно нахлынувшей боли.
  Женщина тихонько обняла одеревеневшего от внезапного горя ребенка, прижала к себе и пыталась успокоить. Даня даже не пытался вырываться или протестовать. Ему было слишком больно. Дядюшка Роберт сказал:
  - Хорош герой! Малыш, не бери грех на душу. Ты еще совсем ребенок. Не начинай жизнь с мести. Оставь Богу - богово. Он и без тебя его так накажет, что мало не покажется. Обещай мне, что не будешь искать этого подлеца! Лучше подумай о том, как ты вернешься домой к деду. Он ведь огорчится, если еще и ты попадешь в беду.
  Даня пообещал. Мама Дэвида с тревогой отмечала, что их юный гость перестал улыбаться и резвиться. И очень болезненно реагирует на самые безобидные шутки. И вообще, ей казалось, что жизнерадостный и веселый мальчик вдруг превратился в больного старика: все грустит и вздыхает. И все молча. И глаза вечно на мокром месте. Приглашенный доктор развел руками.
  - А что Вы, мой друг, от него хотите? Этих переживаний и для взрослого слишком много. А Ваш гость - еще ребенок.
   Не успела эта рана затянуться, как на ребенка обрушилось новое несчастье. Как раз накануне отъезда детей в школу.
  Тот самый перепуганный ирландец, который гостил у них пару раз, напечатал, наконец, свой труд. По городу поползли слухи. После этого на Даню стали косо смотреть даже те, кто почти никогда и ничего не читает. А его друг Дэвид вдруг стал опасливо косить глаза, когда Даня молча молился на ночь - опасался внезапного нападения.
  Мальчик был владельцев десяти домов на окраинах Лондона. Но что толку в стенах и мебели, если нет в них любви. Эти дома казались ему безжизненными развалинами. Через друзей отца часть домов были сданы в аренду.
  В этих домах поселились чужие люди. Они наполнились чужими, мучившими уши звуками, чужими запахами. В этих домах шла чужая, не всегда понятная юному эльфу, жизнь. От этого становилось еще больнее.
  Эти люди приносили деньги. Даня мучительно переживал, ему казалось, что он продает то, что ему было дорого. Мальчик скупо благодарил арендаторов, и улыбался вымученной болезненной улыбкой. Не зачем чужим людям знать, что у него на душе. Но от дядюшки Роберта не удалось скрыть эти переживания.
  Отец школьного товарища положил руку на плечо мальчишки, который тяжело вздыхал, закрывая двери за визитерами.
  - Малыш, эти деньги отца не заменят. Но они помогут тебе выжить. Эти деньги позволят тебе не чувствовать себя бедным родственником. Хоть и больно тебе сейчас, но жить как-то надо. Держись, сынок. Цепляйся зубами и когтями за эту жизнь. Ради отца, малыш, ты должен выстоять.
  Родной дом, родные люди были так далеко, так недосягаемо далеко.
  Чужие люди пытались его утешить, развеселить, как-то уменьшить боль от мучительных и тревожных мыслей. Но они не могли заменить отца. Роберт Селки заявлял, что ни на грош не верит в этот бред. Но юный эльф отворачивался и плакал, стоило только заговорить об этом издании. Издевательства над своим дедом, обзывание его нехорошим словом, мальчик воспринимал очень болезненно.
  Он, конечно, не считал дедушку безгрешным, невинным ангелом. Но откровенные публичные оскорбления, да еще от того, кто на деле оказался пугливее младенца (принимал невинных чаек, стучавшихся в окно гостиничного номера, за страшных чудовищ) вызывали в душе юного эльфа бурю негодования. Мальчик не знал жестокого тирана, державшего в страхе своих и чужих. Даня видел от деда только любовь и заботу. И вообще, в мальчишке как будто что-то надломилось.
  Особенно после того, как в школу, где учился Даня, с непонятной целью появился злейший враг дедушки - турецкий шпион Анвар-эфенди. Гость щедро сыпал обещания, при этом скупо отстегивал деньги. Директор заведения чуть ли не стелился вместо коврика под ноги дорогому гостю. Вдруг высокий гость внезапно остановился - словно волшебник, почувствовавший присутствие себе подобного. Он приблизился к странному остроухому ребенку с дерзким, непокорным взглядом, который, как ему казалось, он где-то уже видел. Как и эти проблески драконьего огня в отсветах голубых глаз.
  Кажется, только вчера это было. Беспечная юность, первая любовь, первые озорнее выходки с любимым братом - принцем Мурадом .... И эти испуганные и вечно голодные мальчики - юные заложники, которым из милости позволялось посещать учителя. (На самом деле султан Мухаммед II хотел, чтобы плененные принцы как можно меньше бесцельно слоняясь по городу. Как известно, столица опасная для отроков. А за мертвого сына отец денег платить не будет.). Анвар вспомнил, как жизнь тому назад старый учитель ставил в пример юным озорникам одного такого тихого задумчивого паренька, который так же старательно высматривал что-то в стариной книге. Кто бы мог подумать, что этот тихоня, который всем своим видом выражал полную покорность и апатию, будет наводить ужас на всю кругу. Не спроста видимо этот остроухий щенок так тяготел к трудам великих полководцев.
  Турок приблизился к Дане, схватил тонкими пальцами личико юноши и стал пристально всматриваться в небесно-голубые глаза ребенка, словно искал ответ на мучительную загадку. Мальчику стало почти физически больно от жестокого, бесчувственного, словно змеиного взгляда, от жестоких и холодных мыслей, которые были в голове этого велеречивого красавца.
  - Да, как порой обманчива внешность. Вот, например этот мальчик. Кроткий, как ангелочек, вежливый, воспитанный, учится хорошо. Но, меня не обманешь. Это якобы невинное дитя - сам дьявол.
  И вдруг юный эльф сделал нечто такое, чего не ожидал самоуверенный шпион. Он резко мотнул головой, отчего почтенный Анвар потерял равновесие, и чуть было не упал.
  Присутствовавший здесь же полисмен схватил эльфа, как карманного воришку. Даня не стал унижать себя примитивной уличной дракой. Но, Анвар-эфенди вмешался.
  - Отпустите его, мой друг. Это не враг. Это всего лишь маленький волчонок. Он просто не так меня понял.
  - Боюсь, что я понял вас правильно, - дерзко ответил юный хельве.
  - Что ты себе позволяешь, щенок - заорал взбешенный директор. - Немедленно извинись, перед уважаемым господином Анваром.
  - Не стоит тратить силы на драконьего внука. Все они из одной формы отлиты, ско,таэльщики проклятые. Лесные демоны с ангельскими личиками. Дорогой мой друг, не вы один. Вся Османская империя уже много столетий лет не может сладить с остроухими разбойниками. Но ничего, скоро мир избавится от этих кошмарных созданий. С моей помощью, разумеется.
  - Не много ли на себя берете, уважаемый Анвар-эфенди? - негромко, но дерзко вставил юный хельве по-турецки. - Или вы уже мните себя посланником Аллаха? Посланником, для которого не обязательны заветы пророка?
  Красивое лицо шпиона побагровело. Будь они в милой Турции, этот дерзкий щенок за свой длинный язык лишился бы головы. Но здесь этот милый мальчик - один из учеников и закон этой страны защищает его. Кроме того, этот горлопан Роберт Селки, со своим обостренным чувством справедливости, может спутать все карты. Анвар сделал, хорошую мину при плохой игре и оставил последнее замечание юного эльфа без внимания. Но про себя подумал:
  - Я с тобой еще рассчитаюсь, мальчишка.
  Учителя с тревогой замечали, что ребенок потерял интерес к занятиям. Они привыкли видеть веселое, пытливое личико мальчишки. Но не этот равнодушный, тоскливый взгляд, обреченное отбывание уроков. Преподаватели поняли бы крик, бунт, но не это опустошающее равнодушие:
  - Мне бы ваши проблемы.
  Домашние задания Даня делал одной левой, крайне небрежно. И целыми днями, иногда и по полночи сидел в тихом уголке под лестницей, уставившись в маленькое оконце. Даню все время преследовали слова высокого гостя - "Скоро мы избавим мир от кошмара". Не хотелось идти в театр, не хотелось гонять в футбол. Даже со своим близким другом Дэвидом Селки мальчик почти не разговаривал, ограничиваясь односложными ответами.
  - Даня, что с тобой.
  - Отстань.
  - Почему ты все время молчишь?
  - На разговор не тянет.
  - Сегодня футбол. Ты пойдешь?
  - Не пойду.
  - Почему
  - Не хочется.
  - Ты заболел?
  - Нет, я здоров.
  Учитель географии, желая хоть как-то занять ребенка, поручил ему проанализировать статьи из журналов, которые были посвящены исследованиям Австралии. Бодрый старик так боялся тупого, бессильного равнодушия. Но неожиданно юный эльф словно взорвался. Мальчишка отшвырнул прочь подшивку журналов:
  - Ненавижу эту вашу Австралию. Я всех вас ненавижу. Вы ничего не знаете, а судите так, как будто сидите в Валиноре. Как будто вам сам Спаситель доклады приносит на подпись. Да этот Анвар, с которым тут чуть не целуются, в сто раз хуже. На нем вообще клейма ставить негде. Он никого не уважает кроме себя. Никого и ничего не любит. Ради крошечной прибыли готов брата убить, сестру продать. По трупам ходит, как по асфальту без всяких угрызений совести. Что-то про него нигде ничего - одни панегирики. Разве к лику святых еще не причислили. На почтенного эфенди даже косо взглянуть не моги - тут же загремишь в участок. Что же тогда про нашу семью всякие гадости распространяют? Огромным тиражом на всю Европу? Если хотите, пусть меня исключат из вашей школы. Мне все равно. Я уеду домой, здесь мне нет места. Теперь нет.
  Лицо юного эльфа побледнело от запредельного напряжения. Глаза дерзко смотрели на старого учителя. Злые слова слетали с языка на удивление четко, в свойственной Дане манере - спокойно, без возбужденного дрожания. Мальчик словно перенял манеру говорить у дядюшки Бэлы - бросать яркие, четко сформулированные, образные обвинения оппоненту. И сохранять видимость спокойствия - спокойно разбивая все доводы обвинителя, доведенного этим спокойствием до белого каленья.
  И вдруг ребенок упал в кресло и заплакал. Словно прорвало плотину, за которой много дней копилось страшное напряжение. Старенький учитель не стал кричать и возмущаться. Он молча подобрал журналы. И сел рядом. Подождал, когда ребенок успокоится. И спокойно сказал:
  - Я знаю, что случилось с твоим отцом. Мне очень жаль.
  - Что Вы можете понять! - недоверчиво прошептал мальчик, по-прежнему глядя в пол. - С Вами никогда такого не было.
  - Малыш, я намного больше тебя живу на свете, и со мной бывало всякое, - ответил ему учитель.
  - Я ненавижу Австралию. Там мой отец мучается.
  - Твой дядя погиб. Твой отец на каторге. Тебе очень плохо. Сынок, забросив учебу, ты ни отцу, ни дяде не поможешь. И никому ничего не докажешь. А если ты заболеешь, папе легче станет? Отец сильно обрадуется? А сама Австралия ни в чем не виновата.
  - Я не заболею. Со мной все в порядке.
  - Я в этом не уверен. Если будешь вести себя так и дальше, то обязательно заболеешь.
  - Не заболею.
  - А если бы ты сейчас оказался в Австралии, чтобы ты сделал?
  - Первым делом освободил бы отца.
  - Ну, допустим, тебе это удалось. А дальше?
  - Мы бы пробирались лесами. А потом - сели бы на пароход и приехали домой.
   Учитель увидел, что мальчик уже заинтересовался. Старик рассказывал о страшных опасностях, которые поджидают невежественного путешественника на этой земле. Учитель показал на карте расположение каторжных поселений. Учитель и ученик рисовали предполагаемые маршруты перемещения беглецом. За этим занятием и застал их Роберт Селки, которому сообщили, что друг его сына Даня срочно нуждается в помощи.
  Огромный дядюшка Роберт, напоминавший размерами морского котика, был приятно удивлен эти зрелищем. В дороге ему рисовались страшные картины: умирающий от чахотки юноша, не желающий жить. Роберту сообщили, что мальчик несколько дней не прикасается к еде. Но то, что мальчик оживленно беседует - значит, что он идет на поправку. Взрослый мужчина был крайне удивлен тем, что директор школы не пригласил деда мальчика, (что было бы вполне логично и понятно) а свалил решение сложнейшего и очень интимного вопроса на практически чужого дядю. Не то, чтобы Роберт Селки так тяготился этой миссией. Но он считал, что родной дед, который вырастил и воспитал мальчика (и довольно неплохо воспитал), точнее ответит на все вопросы. Но директор школы опасался того, что байки знаменитого теперь писателя окажутся правдой хотя бы на треть.
  - Вы, конечно смелый человек, очень смелый, мистер Селки - печально говорил строгий директор - и в своем доме вольны делать все, что заблагорассудится, принимать кого хотите. Но здесь дети. Дети, которых мне доверили родители, и я отвечают за их здоровье и безопасность. Допускать к ним чудовище я не имею права. Кроме того, его отец - матерый уголовник. Да и у самого мальчика явно выраженные криминальные наклонности. Вы на его милое личико посмотрите. Тот еще типаж, прямо как на картинке. "Гайдук карпатский классический". Ему человека убить, что чашку чая выпить.
  -Да кто вам сказал, что он чудовище? Он такой же, как и мы с вами - возмущался Роберт. - Если Вы считаете, что ребенок серьезно болен, и его болезнь представляет угрозу для других детей - заприте его и вызовите врача. Это же элементарно. А обвинять человека в дурных наклонностях, благородный джентльмен позволяет себе, лишь имея тому неоспоримые доказательства. Обвинения, которые вы предъявляете мальчику, более чем серьезны.
  - Дорогой Роберт, береженого бог бережет. Вы можете рисковать своей жизнью, жизнью своих детей - это ваше личное дело. Я не имею права рисковать здоровьем и жизнями сотен детей. Заметьте, чужих детей.
  Тогда шотландец выругался на гельском языке, и только после этого спокойно сказал:
  - Или Вы пресекаете травлю известного нам обоим юноши, ( с Вашего ведома начатую), прекращаете издеваться над чувствами несчастного ребенка. Или я забираю всех своих детей из школы. Ибо моим детям не место в заведении, где практикуются подобные методы. Ибо я, как истинный джентльмен, представитель древнего рода, считаю подобные развлечения несовместимыми с моральным обликом истинного английского дворянина. Каким я до этого случая считал Вас.
  Конечно, с этого дня многое изменилось. Особенно после того, как возбужденный шотландец притащил в школу того самого писателя.
  Мальчишка с ненавистью смотрел на обидчика. До боли знакомый журналист, который у них трясся от страха, здесь держался очень надменно.
  - Я вижу тут юный поклонник моего творчества - прославившийся литератор пребывал в приподнятом настроении. - Что тебе, малыш? Автограф для матушки? Для сестрицы? Может быть для тетушки?
  Автор оскорбительного романа был удивлен. Дядюшка Роберт едва успел перехватить кинжал, зажатый в мальчишеской руке, заставил разжать пальцы. Грозное оружие стукнуло об пол. Мальчишка, который зло и дерзко смотрел в глаза, показался писателю очень знакомым.
  - Вы лжец - с ненавистью выговорил Даня. - Вы лжец и скотина! Вы трус и бездельник!
  - Ты можешь это доказать, дитя мое?
  - Начать с того, что мы валахи, а не трансильванцы.
  - Подумаешь, небольшое отклонение в сторону. Вообще, что же вы, валахи, в горах окопались. Да так, что и с компасом не найдешь.
  - За это туркам большой поклон. Покойному Султану Мухаммеду, в частности, за это отдельное спасибо. За то, что пришлось все бросить и бежать от них. Даже мертвых похоронить не успевали.
  - А еще как же огромные волки, которых развелось в вашем доме, как собак нерезаных.
  - А где вы, сэр, видели волка в ошейнике?
  - Но это обстоятельство никаким образом ничего не объясняет. Не ужели между валахами и трансильваницами такая большая разница?
  - Если не считать, того, что Трансильвания заселена венграми и немцами, а язык валашский относят к славянской группе . А так не очень - те и те, в основном люди.
  - И что с того? Андерсен тоже Грецию с Македонией путает.
  - Так Андерсен гадости не публикует и тех, кто принимал его в чужой стране, не позорит на весь мир. И еще не повторяет бредни обкуренных турков, выдавая их за собственные наблюдения. Вы сами то хоть раз видели, как у нас кровью пьют? Вы это видели, сударь?
  - У меня не хватило смелости пробовать на вкус ту мерзость, которая у вас не переводилась в прозрачном графине.
  - Там было молодое вино. И только то. Будь Вы мужчиной, а не просто человеческим самцом, вы бы это знали наверняка.
  Прославившийся журналист поморщился, но никак не отреагировал на оскорбительную реплику юноши.
  - Мало того, вы так живописали ночную жизнь, за плотными ставнями.
  - Но, ведь эти ставни, они были.
  - За это благодарите своих турецких друзей. За то, что по улицам ходить не безопасно. И еще, пару слов о таинственных исчезновениях людей по утрам. Просто у нас утро начинается в шесть утра, а не как у Вас - в час после полудня.
  - Что-то еще, дитятко. Тебя еще что-то смущает?
  - Моя семья никогда не конфликтовала с Богом, и не стремилась к мировому господству. Мой дедушка никогда не стремился к бессмертию за счет своих родных. В отличие от некоторых, которые возомнили себя богами. А защищать свою родину от захватчиков любыми способами - это право любой нации. И вообще, там, где живут эльфы, там вампиры не водятся. Это чтобы вы знали. И впредь так не позорились.
  - Малыш, ты должен быть мне благодарен. Мне не понятно, с чего ты на меня так взъелся. Я же подарил твоей семье славу. Мало того, я обессмертил твое имя.
  - Видал я такое бессмертие в белых тапках на высоте птичьего полета. Вас бы самого так ославить, чтобы не повадно другим было.
   Мальчишка незаметно подобрал кинжал, о котором все забыли. Мускулы Дани нехорошо напряглись. И господин журналист публично признался, что его произведение - вымысел, и совпадение фамилий и названий мест - совершенно случайное. И к семье Дани эта сказка не имеет отношения. И что бойкий журналист действительно гостил в имении эльфийского князя по заданию контрразведки. Но никаких покушений на его жизнь не совершалось. Если не считать методического спаивания ирландского гостя. Автор нашумевшего бульварного романа публично извинился перед Даней.
  - Прости малыш, я не думал, что все так выйдет. Но, прости меня, сынок. Ну, я ошибся, но я готов признать свои ошибки. Мало того, я готов исправить их.
  Мальчик молча смотрел на обидчика. Он и не думал прощать такое оскорбление:
  - Такие ошибки не исправляют. Их смывают кровью. Назовите время место и вид оружия.
  - Но законы Великобритании запрещают дуэли.
  - Можем поехать за границу. Для меня это не проблема. Назовите страну.
  Тут вмешался Роберт Селки:
  - Малыш, он того не стоит. Не разрушай свою жизнь из-за дурака. Кстати, не такой он и плохой. Он просто живет по другим законам, не так как порядочные люди. Для таких - чем грязнее и громче скандал, тем больше слава и барыши. Они не считаются с тем, что кому-то этот скандал может сделать больно. Такова их жизнь, таковы законы бизнеса. Писатель тоже человек, тоже хочет кушать. Прости его, малыш.
  - Что мне сделать, чтобы ты простил меня - встрял журналист, реально испугавшийся дуэли. Одно дело описывать вымышленные подвиги с несуществующим в природе противником, приписывая себе несуществующие качества. На страницах своего романа, где ты сам хозяин, хорошо быть рыцарем без страха и упрека. И совсем другое - реальная схватка, пусть даже не с вампиром. Просто с обиженным мальчиком, небесно-голубые глаза которого полыхают безжалостным блеском полярных льдов - он не согласен с тем, чтобы его родичей оскорбляли. От этого милого создания перо под ребро или пулю в лоб получишь, как говорят на Диком Западе.
  А на то, что Бог примет сторону заведомого лжеца и пошлет спасительное чудо, на это ушлый журналист не надеялся.
  Даня вдруг подумал, что убийством одного чудика мир от зла не очистишь. Они уже это проходили. Насилие порождает насилие. Его дед до сих пор мучается оттого, что убил сорок тысяч человек. Да, он навел порядок в своем княжестве. Да, он отстоял свободу. Но какой ценой!
  - Как войти в Тишину по лужам крови,
  Не выпуская меч из рук?
   Убийство всегда убийство. И когда-нибудь за него придется платить. Потому что в святом писании четко, как в уголовном кодексе, сказано: "Не убий!", без всяких оговорок и условий. Может быть этот позор, который свалился на семью Дани, и есть та самая божья кара? Горькая расплата за жестокие убийства?
  Как говорил его духовный наставник, слепой настоятель монастыря, старый эльф по прозвищу "Осязающий солнце":
  - Многие живущие заслуживают смерти, но и многие умершие достойны жизни. Юный друг, ты не можешь вернуть жизнь достойному. Так не торопись осуждать на смерть, того, кто тебе не нравится.
  Да и сам противник, которого минуту назад юный эльф ненавидел всеми фибрами души, потерявший свою наглость и показное бесстрашие, вызывал теперь смесь жалости и отвращения. Перепуганный дядечка прошептал:
  - Что мне сделать, чтобы заслужить твое прощение, дитя лесов?
  - Напишите правду об Анвар-эфенди. Там даже сочинять ничего не надо. Про него и правду сметут с прилавков. С руками оторвут. И пусть будет все по справедливости.
  Ради справедливости, стоит заметить, что писатель честно пытался сдержать свое обещание. Через несколько месяцев изнурительного труда была готова замечательная приключенческая книжка, там было все, чтобы привлечь читателя: горы трупов, ошеломляющие своей бесшабашностью любовные похождения. И самое интересное, главный герой, герой нового времени - бессердечный и жестокий циник, шпион без страха и упрека, красавец Анвар. Это произведение грозило стать очередной сенсацией. Редактор, прочитав, пришел в неописуемый восторг. Книга была уже набрана. Отпечатаны первые экземпляры.
  Но, молодого человека пригласили по известному его адресу. Начальник контрразведки был просто взбешен. Этот господин так одобрительно отозвался о первом произведении писателя: он отметил, что едкое высмеивание врага и откровенный стеб в его адрес укрепляет позиции Великобритании.
  - Пусть лучше хохочут над поверженным чудовищем, чем боятся умного и жестокого правителя, пусть даже такой маленькой страны.
  Сейчас начальник секретного ведомства приказал уничтожить весь тираж. Автора же чуть не посадил за решетку за рассекречивание ценнейшего агента. Говорят, писатель до конца жизни опасался приглашения на дуэль.
  Жизнь юного хельве изменилась к лучшему. Но глухая, болезненная тоска осталась. Он почти привык к шумному семейству Селки, к громогласному крику дядюшки Роберта, напоминавшему рев морского котика. Но отца ему все равно не хватало. Мачеха с братиком, тетушка с маленькой сестренкой Алисой были так далеко. Письма от них шли месяцами. А новенький телефон, который с гордостью установил в имении господин Селки, ничем не мог помочь. В трубке долгие тоскливые гудки. Даня не знал, что случилось. Может быть, лавина повредила телефонную линию. Может быть, они все погибли. И звонить ему теперь некуда, некому.
  Парень совсем не скучал по балам и светским раутам, как многие думали. Без этой шумной ярмарки тщеславия Даня чувствовал себя намного лучше. Ему так не хватало тех вечеров с отцом, когда они, прижавшись друг к другу, глядели на огонь в камине и делились впечатлениями минувшей недели. А у ног мирно похрапывала верная Моника - дочь той самой огромной волчицы Клары, его первой кормилицы. Иногда они просто молчали. Им не нужны были слова.
  Порой, в эти тихие семейные посиделки из-за океана ураганом врывался хулиганистый дядюшка Бела в обнимку со своей новой подружкой. Он каждый раз утверждал, что это женщина его мечты. А, расставшись, горячо клялся "памятью Высших" и "утраченным Светом Валинора": "любовью кончено навек!". "Век" продолжался примерно пару недель. Потом начиналось двигательное беспокойство: "Отдам все за любовь!". Всплывало новое дело, новая подружка, спасенная от виселицы самым модным и удачливым адвокатом Нового Света. Таким же вихрем влетела в этот дом веселая тетушка Люси. Эта девушка должна была быть злейшим врагом Ворона - представляла интересы противоположной стороны. А вместо этого стала самой большой любовью.
  Эти счастливые времена казались такими далекими и нереальными. Это было в той, прошлой жизни. Когда был рядом отец, и жив смешной, влюбчивый, как мартовский кот, дядюшка.
  И даже насыщенная событиями школьная жизнь, общение с друзьями, только на время отвлекали от тяжелых и тревожных мыслей. А через несколько дней пришло письмо, где сообщалось о трагедии. Тот же неугомонный Роберт Селки вез мальчика на похороны тетушки.
  Тетушка Люсиль однажды утром не проснулась.
   Мальчику было ее очень жалко. Она своей неугомонной веселостью поднимала настроение остальным. Даже тогда, когда сама была тяжело больна. Даже тогда, когда почти не было сил, Люси, как могла, подбадривала и невестку, и маленькую дочку, и даже сурового свекра. Старый эльф после смерти сына стал смотреть на невестку совсем другими глазами. До этого он видел в ней всего лишь ловкую девицу, которая сумела воспользоваться ситуацией. Старик не верил, что Люси искренне любит своего мужа, а не его титул и богатство. Старику волей неволей приходилось слышать песню, в которой невольно отразилась страсть танцовщицы кабаре Люси, которая училась на адвоката, и его сына:
   - Ты смесь героя с подлецом.
   Ты демон с ангельским лицом!
   Ненавижу, не прощу,
   Но к другой не отпущу!
   ...
   Ты живешь, как ты привык!
   Кто из нас двоих мужик?
  Я тебе дарю цветы.
  Я от ревности не сплю,
  Я кричу тебе "люблю!"...
   В этой песне старый эльф слышал тогда лишь голос страсти, помешенной на расчете. И надежду знаменитой куртизанки завлечь в свои сети молодого, красивого, богатого и породистого мужчину. Хотя если бы красавица знала, сколько лет Беле на самом деле, стала бы она так усердствовать?
  И даже другая ее песня, которой Люси утешала свою подругу Мину, и по совместительству невестку, не вызывала тогда доверия:
  -За вечерним теплым чаем,
  мы, как водится, скучаем.
  Мы безропотно скучаем,
  Про любимых вспоминаем.
  Без любимых мы стареем,
  Только чаем душу греем.
  Но не надо огорчатся,
  Могут завтра оказаться,
  Те, кого мы, очень любим,
  Рядом с нами очень близко,
  Те, кто были далеко.
  Теперь эта сильная духом женщина, мать его внучки, вызывала невольное уважение. Она одна могла шутить, когда у остальных уже опускались руки. И один только Бог, который на иконе, знал, какой ценой ей это дается. Жестко страдая от невыносимой боли, женщина не позволяла себе ни крика, ни стона, ни жалобы. Мало того, даже тяжело больная, тетушка не позволял себе быть непричесанной и неодетой:
  - Меня видит моя дочь.
  Похороны были тихим, как и ее свадьба. Маленькая Алиса ничего не успела понять. Для нее мама просто уехала. Ее забрали на небо. Казалось, сама природа скорбит вместе с эльфийским семейством. Было холодно и ветрено. Небрежно накрапывал мелкий дождик. Даня увел сестренку с похорон. Ему и самому казалось нелепым, что веселая тетушка лежит тут неподвижно. Мир словно опустел без ее шуток, без ее доброго смеха. Роберт Селки почувствовал непоправимость утраты. По обмолвкам юного эльфа, любившего милую тетушку. По печальным вздохам старика, наполненных поздним раскаянием. По тоскливым слезам молодой женщины о своей подруге, почти сестре. Над могилой невестки, в присутствие священника суровый старик долго не решался проронить ни слова. Но потом все-таки сказал:
  - Прости меня, дочка. Я был несправедлив к тебе. Ты осветила жизнь моего беспутного сына настоящей любовью. Спи спокойно, доченька. Пусть душа твоя найдет себе местечко в раю. Ты была идеальной женой, прекрасной матерью, верной подругой. Ты так много думала о других, и так мало о себе. Но мало кто ценил это здесь - мы принимали это как должное. И я, старый дурак, тоже. Так пусть же там, где вершится высший суд, это оценят по достоинству.
  Эту неугомонную и добрую женщину должны забросать землей. Даня не хотел, чтобы это видела малышка.
  Мальчик увел сестренку в сад, где почти все цветы сморщились от внезапных холодов. Его из оцепенения вывел треск тысяч, если не миллионов лопнувших бутонов. Посаженая вокруг той самой беседке, где сидели брат и сестра, молочно-белым облаком облилась черемуха. А внезапно обдавший детей аромат цветов почудился запахом духов милой тетушки. Дане эта красота показалась дикой, неуместной. Как буйная пляска на похоронах.
  Малышка, забравшись на колени к брату, гладила его волосы, мокрое от дождя лицо:
  - Это мама передает привет с неба. Но ее, как всегда, не слушают. Не плачь, братик. Мама не хочет, чтобы мы плакали. А то ей и в раю будет плохо. Она переживает: и тетя плачет, и няня плачет, и Даня тоже плачет. Не хочет мама, чтобы мы плакали. Ну, улыбнись, братик. Смотри, какие цветы мама для тебя распустила. И солнышко, смотри, показалось. И скоро лето придет. Жарко будет. И твоя любимая груша расцветет. И яблони. И виноград. А потом ягодки будут. Все хорошо будет. А ты, опять плачешь, как маленький.
   Дедушка тоже плачет, когда думает, что его никто не видит. Он расстроился, когда папу убили. Папа на небе с мамой, наверное, уже встретились. И смотрят на нас. И тоже расстраиваются. Вот смотри птички поют, вот уже и цветочки распустились.
  А ты плачешь. Не надо плакать. Сейчас вот вытру тебя платком. А то некрасиво получается, такой большой мальчик и плачет.
   Даня мало не вслушивался в лепет ребенка. Он смотрел на эту умненькую и добрую девочку и вспоминал ее родителей. Веселую тетушку и бесшабашного дядюшку. Ему чуть-чуть полегчало. Раз есть эта миленькая девочка - значит, они не пропали бесследно. Они будут жить в малышке, в этой умной и доброй девочке, а потом в ее детях и внуках.
  С тяжелым сердцем уезжал мальчик из родного городка в свою школу. Сестренка жила тетей и маленьким братиком. Ее не обижали. Мина занималась с маленькой девочкой, как со своей дочкой. И не знала, как объяснить девочке, что ее мамы больше нет.
  В школе шло как будто без существенных неприятностей. Даня ждал лета, чтобы вернуться и убедиться, что дома все в порядке. И каждый раз, подъезжая к старой крепости, мальчишка боялся увидеть вместо дома увидеть разоренное пепелище.
  Ему приходилось учить в школе стих, где были такие слова: "любовь к родному пепелищу...".
  Молоденькая учительница была очень удивлена, когда мальчик вдруг замолчал.
  - Я не могу дальше. Можно что-нибудь другое?
  - Даня, что такого ужасного в этих стихах?
  - Можно я не буду это читать?
  - Ну почему, сынок?
  - Можно я не буду объяснять?
  Мальчик считал, что написать такое мог только тот, кому не приходилось видеть родной дом, лежащий в обугленных руинах. Тот кто твердо уверен, что старый дом будет его ждать всегда, что ему не грозят никакие беды. Разве поймет его милая домашняя девушка, которая еще не познала нужду и муку. Которая только-только вышла из-под опеки мамы и няни. Она переживает первое взрослое чувство, и видит все в розовом свете. И даже в мрачных образах видит всего лишь светлую грусть.
  Потом, дядюшка Роберт ему объяснил, что он немножко не верно все понял. Но маленький эльф все равно боялся этих стихов, как отсветов лесных пожаров.
  Роберту Селки удалось добиться послабление режима для Дани. Ему уже не надо ежемесячно отмечаться в Скотланд-Ярде, и подробно отчитываться. И каждый раз выпрашивать разрешения на выезд и ждать по несколько недель.
  К великой радости мальчика, его встречал родной дом. Тем же парком около дома. Теми же садами и виноградниками, теми же древними руинами. Как будто он и не уезжал отсюда никогда. Теми же батраками и вольными поселенцами на богатых полях. Они, коротко ответив на приветствия юного княжича, продолжали свой нелегкий труд.
  Он словно слышал голоса забытых предков, растворенные в звенящем, знойном воздухе, в прохладной водице коварной речушки, в шелесте реликтового леса, в дурманящем аромате трав, цветов, поспевающих фруктов. Все то, из чего состоит теплое ощущение родной земли. Мальчишка любил свою землю тихой любви ласкового сына. Он никогда и негде не говорил о своих чувствах, не произносил высоких слов. Может быть, он просто не знал таких выражений. Его любовь была тихим и бескорыстным чувством лесного всадника.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Самое страшное лето.
  
  Надо же было случиться, что именно в этот спокойный год судьба нанесла удар в спину. Именно тогда, когда этого меньше всего ждали. Когда казалось, что все беды уже позади. В праздник, когда дедушка взял внука с собой на встречу со своими друзьями. Самыми верными и близкими.
  Он, как будто надолго прощаясь, бродил по маленькому домику на Вишневой улице. В этом доме когда-то давно появился на свет мальчик, который, постарев и поседев, показывал теперь уютный домишко своему внуку. Дед и внук почти целый час сидели в тени разросшейся яблони, а мальчишка даже немного вздремнул под яростное щебетание птиц.
  С самого утра старый эльф словно чуял недоброе. Он, как будто прощаясь со всем. Он как-то по-особенному веселился на пиру с друзьями. Навестил могилу жены, так как будто готовился к встрече ней на том берегу. Он долго говорил со старым настоятелем мужского монастыря.
  Мальчик при разговоре не присутствовал - его отправили погулять по городу. Он зашел в ту самую кондитерскую, где они с матерью пили кофе и угощались вкусными пирожными. Он думал, что никогда не сможет переступить этот порог. Но, спустя два года сделал это легко. В заведении ничего не изменилось. От этого было на душе одновременно и светло и горько. Как от горячего шоколада. Мальчик быстро опустошил свою чашку. Даня прикрыл на минуту глаза. И увидел маму. Она улыбалась ему и что-то ласкового шептала. Потом видение исчезло, оставив после себя тихую, светлую радость.
  Даня бродил по нагретым камням родного городка. И думал о жизни. О том, что жизнь лесного всадника, как и много лет назад, коротка, как взмах клинка в темной ночи. И почему, он от одних остается легенды и сказки, от других многочисленное процветающее потомство, от третьих - памятники архитектуры, великие учения, замечательные книги и песни, берущие за душу. А от некоторых - лишь тире между двумя датами. Он мучительно думал, что же останется от него самого. Неужели - то самое зловещее тире, безликая черточка?
  Июльский воздух, напоенный треском цикад, замешенный на цветах и ранних фруктах и ягодах, на запахе любви и ненависти, легкий летний ветерок, напоенный ароматами жизни, выветрили из головы грустные мысли о смерти.
  И даже вид одинокой безумной старухи не внушал страха. Она вышла погреться в лучах солнца, да так и просидела весь вечер. Мальчишка без страха присел на лавочку. И тихонько дремал, под путаные воспоминания одинокой бабушки. Она была рада, что нашла тихого слушателя и теперь изливала ему все свои печали. Старушка тихонько взяла руку мальчика и тихо прошептала:
  "Храни тебя Бог, малыш!". Даня даже ничего не успел сказать в ответ, потому что услышал зов деда. Он, наскоро попрощался со старушкой, и понесся на встречу дедушке.
  И кто знал, что смерть может притаиться в этом знакомом, родном и любимом до последнего камушка, таким чистом и ухоженном, до самой глухой скрипучей калитки городке.
  На свое счастье Даня встретил своего школьного приятеля с братишкой, которого не видел уже целую вечность. Друзья умоляюще взглянули на старика. Тот, понимающе улыбнувшись, отошел на несколько шагов вперед, и завернул за угол. Старик, хулигански улыбался в усы, слушая как мальчишки делаться своими впечатлениями, вспоминают недавние проказы, обсуждают строгих учителей. Восьмилетний мальчик пытался вставить в разговор несколько слов. Иногда ему это удавалась - он тоже теперь ученик. И некоторые школьные премудрости ей уже известны.
   Неожиданно в переулке возникли пять зловещих фигур. Старый эльф понял, что предчувствия его не обманули. Пришел его час. Это явно были профессионалы очень высокого класса. Но и старый князь - тоже не ягненок. Недаром их пятеро.
  Он был хорошим бойцом, но чувствовал - это будет его последняя схватка. Когда-то схватка с пятью головорезами показалась бы ему лихой молодецкой забавой. Один рассказ о которой вызывал у жены возглас восхищения и ужаса. Но тогда он был молод и силен. А сейчас беспощадное время ослабило его, как и все живущее в этом мире. Старый эльф, как и старый человек не может вернуть молодую силу натруженным рукам. Хоть глаза его также зорки. Хоть уши и ловят каждый ночной шорох.
  Дед молил об одним, чтобы мальчик, который встретил своего знакомого, подольше не появлялся в поле зрения нападавших. В голове промелькнуло лицо убитой жизнь тому назад старой цыганки, и проклятие: "чтобы тебе сдохнуть под забором, как бродячему псу, чтобы ни детям, ни внукам твоим покоя не было ни на этом, ни на том свете! Чтобы твоему остроухому отродью не жить, а мучится - а тебе, проклятому душегубу, смотреть на все это, кровавыми слезами обливаться, и знать, что ты и помочь-то им ничем не можешь". Старый негодяй знал, что совершил в своей жизни слишком много преступлений, чтобы спокойно уйти в сады Мандоса. Он знал, что расплата за все будет очень жестокой, что души всех убитых по его приказу жаждут мести. Об одном только молил жестокий князь, чтобы небо взяло его жизнь, вместо жизни внука.
  Старый князь дрался отчаянно. Хотя и знал, что пришло время платить по счетам. Сорок тысяч погубленных им душ взывали о мести. Он дрался не за себя - за двенадцатилетнего мальчика, который должен был выжить. Старый эльф улыбнулся тому, который на иконе. Все-таки, не смотря на все его преступления, ОН и ЕГО мать были добры нему. ОНИ подарили жестокому князю напоследок ласкового мальчишку. И дали ему возможность умереть, как подобает лесному всаднику - с оружием в руках, в пылу схватки.
   - Спасибо, Вам - мысленно обратился старый вояка к тому, который на иконе, - пятьсот лет на этой планет это слишком много. А мальчик, мой внук, должен жить. Пожалуйста, пусть он живет. Быть может, он увидит лучшую жизнь.
  Пять наемных убийц - оказалось слишком много для старого эльфа. Трое из пятерых поплатились жизнью. За то двое оставшихся убили старого князя. Два смертельных клинка, настигли убийц дедушки. Но кровавая месть не могла вернуть жизнь родному существу, не могла поместить назад отрезанную голову.
  Что было потом, мальчик помнил плохо. Он знал, что его нашли на залитой кровью лестнице, где кровь старика смешалась с кровью его врагов. Молодая женщина - мама его школьного приятеля, чуть не лишилась чувств от страшного зрелища: седой мальчик держит в руках отрезанную голову старика и, глотая слезы бессилия, читает отходную молитву. В тот момент он боялся только одного - перепутать слова, забыть, запнуться. Ведь в этом случае душа его любимого дедушки не попадет в райские сады Мандоса. Он знал, что если хорошенько попросить единого бога и светлых ангелов, то может быть, они простят старику все его прегрешения. Ведь он делал все это не ради собственного удовольствия. Иначе было просто нельзя. Такой ценой пришлось оплатить свободу своего народа.
  Даня не помнил, как его отвели домой, кто и как уложил его в постель. Он помнит похороны деда на следующий день. Страшно, невыносимо болела голова, вместо мыслей - тяжелая пустота. Ребенок за весь день ни проронил ни слезинки. Он не мог плакать, слишком больно было думать о чем-нибудь. Он механически перемещался, еле двигался и не мог ни о чем думать. Вместо мыслей была тяжелая, неповоротливая масса, от которой голова налилась свинцовой тяжестью.
  Процессия вышла из дома на рассвете и в полном молчании отправилась по направлению к монастырю. Мальчик плохо помнил подробности. Он шел машинально, тяжело, как старик, опирался на руку пожилого монаха, почти ослепший. Старик поддерживал ребенка, который то и дело резко бледнел и тихонько стонал от невыносимой боли. Даня вспомнил, слова деда "здесь мы, как и люди, внезапно смертны". Но мальчик не мог представить, что это случится так быстро и так страшно. Маленький хельве думал, что когда это случится, он будет уже большим и сильным. Но не сейчас, когда никого рядом. Когда ему так нужна помощь.
  Он знал, что его деда называли жестоким тираном, "ужасом Карпат". Но, почему тогда к скорбному шествию присоединялись тысячи незнакомых людей. И почему ни в ком из них не было радости, не чувствовалось торжества? Какая-то женщина вымыла пол за покойным и отказалась от платы. Какой-то дяденька подхватил мальчика на руки, когда отнялись ноги. И донес до монастыря, где тело грозного князя нашло свое последнее пристанище.
  Какой-то доктор (совершенно бесплатно, хотя брал за свои визиты очень дорого) долго осматривал смертельно уставшего от переживаний ребенка, сделал какие-то уколы, напоил лекарствами. Что-то по-отечески говорил, пытался приласкать. Но Даня ни на что не реагировал - ни на боль, ни на ласку, ни на лекарства. Голубые, как июльское небо глазки, с тоской смотрели во вчера, и никак не хотели увидеть завтра. Даня боялся завтрашнего дня. Мальчишка был слишком подавлен, чтобы на что-то реагировать. Он хотел только одного - повернуть время назад. Чтобы завтра опять наступило вчера. И знал, что это невозможно.
  Приехали друзья дедушки: в основном, те, кто был с ним в турецком плену. Было это очень давно. Люди уже успели умереть, а хельве остались. Опустошив немало скорбных чар, вспомнив былые победы, помянув погибших друзей (особенно тех, которые так и остались мальчишками), старики что-то говорили юному хельве. "Надо жить дальше!" - твердили они в один голос. Только, как и зачем не объяснили. У него никого не осталось. Папа на каторге. И кто знает, жив ли еще? А у него самого нет сил ни на что - даже просто дышать, просто посмотреть в окно.
  Мальчик слышал песню, которую пели старые эльфы, сложенную в те годы, когда все они были еще юными заложникам в чужой стране.
  Ушедший друг тебе не завещал,
   что лишь ему навек принадлежит:
  свою любовь, свою мечту, свою печаль
  и долгий белый путь в далекий скит.
  Зато остался весь блокнот стихов,
  в потрепанном зеленом переплете,
  и меч, в потертых ножнах, что готов
  к постылой, но отточенной работе.
  Нам остается только помянуть
  ушедшего напитком вкуса лета,
  В пути ему пусть светит как-нибудь
  твой лунный камень солнечного цвета.
  
  Мальчик, который лежал в тихой прохладной комнате не мог слушать эту песню. Он представлял под нее мальчиков, которые хоронят своего товарища и мучительно думают: кто из них завтра будет следующим, чей отец не сумеет вовремя расплатиться с жестоким тираном. Даня представлял, как десятки мальчишек, таких же, как и он сам, живут в постоянном страхе. От этого хотелось плакать, но в глазах, видимо, не было больше слез, чтобы выпустить боль. И эта болезненная горечь растекалась по детской душе, отравляя и без того тоскливые дни.
  Слишком рано обрушился на него непосильный груз тяжелого наследства. Слишком рано. Слишком мал был еще Даня. Слишком рано он остался один. Слишком тяжел для мальчишеской шеи массивный золотой медальон.
  Убит веселый дядюшка Бела, угасла от тоски его жена - разбитная тетушка Люси. Мальчик видел, как на глазах стареет и умирает от невосполнимого горя женщина, которую даже хорошенькая девочка, подаренная любимым, не в силах удержать на этом свете.
  Но тогда был дом. Было то, что давало силы жить, выносить все невзгоды и душевную боль. Да и времени на слезы и горе не было: надо было заботиться о маленькой сестренке, которая осталась без отца и без матери. Даня удивлял окружающих своей взрослой рассудительностью - он довольно спокойно брался за не свойственные такому юному существу обязанности. И достаточно успешно с ними справлялся. Мальчик был умен не по годам. Но все равно - он еще ребенок.
  Страшная гибель того, кто раньше и чаще других брал его на руки, того, кто вырастил и воспитал его, кто был маленькому эльфу за отца и за мать - буквально подкосила мальчика. У него словно выбили опору из под ног. Словно жестоким ураганом разрушило надежную крепость, которая защищала его и от секущих осенних дождей, и от зимних вьюг, и от палящего солнца.
  Он остался совсем один, на семи ветрах. Мир маленького Дани перевернулся. Хотя так же, как и вчера, светило солнце. Но это было уже другое солнце. То вчерашнее солнце было добрым, как улыбка мамы, как объятия отца, как любовь сестры. Это, сегодняшнее, нещадно палило с небес, как сама жестокая и безжалостная судьба на этой планете. А вечером выспятся блестящими жемчужинами холодные равнодушные звезды, чтобы позлорадствовать над его горем. И также отчаянно дрались за вкусного червяка или удачной ветки птицы в саду. Но Дане казалось, что это не вчерашние птахи, чье пение он беззаботно слушал, когда его защищал любимый дедушка. Да и что он знал о жизни еще вчера, когда был жив старый эльф, кого боялись и уважали, но который любил маленького мальчика.
  Будь он в то время, когда решалась его судьба, в состоянии думать и чувствовать, такого бы не случилось. Парень на вопрос: "Где бы он хотел жить?" - в полусне в полубреду прошептал "В "Доме Пони"!".
  Это был приют для подкидышей. Ребенок не раз посещал вместе с одной престарелой родственницей домик сложенный их серых камней, в котором хозяйничали две одинокие тетушки. Особого изобилия там никогда не было, но зато дети были всегда окружены заботой и любовью. Тетушки содержательницы, они же учредительницы, относились к своим подопечным с материнской лаской и участием. Он даже жил там несколько дней. Там было весело и почти по-домашнему. По крайней мере, не чувствовалось обычной сиротской тоски.
  Он очень хорошо знал его начальницу. Эта строгая женщина, маленькая и худенькая, как девочка, учила его английскому языку. Мальчик часто смотрел за эту маленькую вдову, с милым почти детским личиком, которая так старалась быть строгой. И вдруг понимал, что в этом хрупком теле заключен дух такой силы, что становилась страшновато. Не зря она заслужила уважение в этой местности. В маленьком городке, где не очень любят чужаков, а одиноким женщина приписывают облегченное поведение.
   "Дом Пони" показался им слишком недостойным того, чтобы в нем жил маленький князь. Совет предпочел уничтожить завещание старого князя, где он поручал своих внуков заботам именно этим женщин. Потому что мало кому придет в голову там искать богатого наследника. Правду знали бы только начальница, крестный отец и сестра Мария.
  На самом деле, опекуны опасались, что слишком грамотная и добросовестная тетка, в свое время окончившая университет, будет слишком дотошно проверять, как распоряжаются богатством наследника.
  Сам парень был слишком слаб, чтобы сказать хоть слово в свою защиту. Невыносимая боль, от которой голова буквально раскалывалась, помешала ему, как следует, разглядеть бумаги, которые он подписывает. Он практически не мог читать. Буквы расплывались бесформенными пятнами. Смысл прочитанного документа ускользал от измученного ребенка.
  Дискуссии совета шли много часов. И так они ряди и эдак. И так не хорошо, и так не пойдет. Однако поздним вечером высокий слог высокородного собрания периодически нарушался крепкими выражениями старого капитана замкового гарнизона, который был и еще крестным отцом ребенка - господином Миррою.
  Но вдруг эти дискуссии были прерваны криком настоятельницы приюта Мадам Пони. Женщина, успела выкрикнуть " Даня похищен!", и упала, залив натоптанный пол своей кровью. Это были ее последние слова. Но видимо, несчастная вдова слишком долго бежала - след похитителей не смогли взять даже верные волки.
  Какие-то люди схватили Даню, и грубо затолкали в карету мало что соображающего ребенка, кое-как завернув в одеяло. И унеслись в неизвестном направлении.
  А мальчик плакал и мучительно думал, почему он должен ехать туда, куда ему совсем не хочется, с теми, кому не доверяет, хотя руки у него не связаны, и ноги вроде бы свободны. И не было сил возмутиться крикнуть, сбежать, наконец. Да любая семья с радостью приютила бы юного князя, оставшегося сиротой.
  Похитителям не было дела до здоровья ребенка. Они даже не дали возможности одеться. Они каждый раз посильнее затыкали ему рот, чтобы случайные попутчики не почуяли неладное, когда мальчишка выл от нестерпимой боли. Даня знал, что стоит ему добежать до ближайшей деревни - и он спасен. А вот участь его обидчиков была бы крайне незавидной - их бы разорвала толпа. Князя, хоть и жесток он был, все-таки уважали за мудрость и справедливость. Обидевшие осиротевшего княжеского внука, в котором потомки ваниар видели законного наследника, нажили себе очень много врагом.
  Но в этот момент сбежать Даня не мог. Глаза его от боли почти не видели. Ноги были как чужие - ничего не чувствовали и не слушались. И не было сил даже громко закричать. Смотанный наспех из какой-то тряпицы кляп больно раздирал рот. Мальчик не мог понять многое, но чувствовал, что пока он нужен своим похитителям живым. Потому что, если бы похитители хотели - они расправились бы с ним, так же, как с Мадам Пони. Он несколько раз пытался бежать, но непослушное тело не позволяло спастись.
  Юный эльф хотел сначала убить себя. Он нашел грубую металлическую скобу под мягкой обивкой. Стукнуться об нее головой посильнее - и конец мукам. Правда, сначала будет невыносимая боль, но потом - он отделиться от тела и мирно уйдет в сады Мандоса. Но в последний момент подумал об отце - ему будет очень больно потерять одновременно и отца, которого он любил, и своего сына, к которому уже прикипело сердце.
  Даня знал, что ради его спасения отец сделает все возможное. И даже будет пытаться совершить невозможное. Мирчу легче отдаст свою жизнь, чем пожертвует своим сыном. Он сойдет с ума, узнав, что его милого мальчика больше нет на свете. Сможет ли жить отец?
  Ребенок подумал о всех своих друзьях, о Дэвиде Селки и его отце добром и по-детски наивном отце своего друга Роберте и его жене, которые искренне заботились о товарище своего сына, который остался совсем один в чужой стране. Даже когда над ним смеялись, когда его имя и фамилию втаптывали в грязь, Роберт Селки встал на защиту ребенка, потребовав от администрации оградить мальчика от издевательств. В противном случае шотландец грозился забрать и всех своих детей из школы. Потерять плату за обучение восьми учеников школа не могла себе позволить. Пришлось наводить порядок.
  Мальчик подумал о дедушке - он знал, что тот пожертвовал собой, только чтобы остался жить любимый внук. Вспомнил о строгой, но очень доброй начальнице детского приюта мадам Пони. Если он сам убьет себя - то их жертвы будут напрасны. А врагам его смерть - только на радость. Они с радостью выбросят его бездыханное тело в ближайшую придорожную канаву, как труп бездомной собаки. Не дадут себе труд даже похоронить его.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Как Ван Хельсинг спас Даню.
  
  Похитители тайно доставили мальчика в закрытое заведение для богатых наследников, от которых очень хотят избавиться их опекуны. Якобы для поправки душевного здоровья. Попав в мрачные стены приюта тюремного типа, он снова почувствовал сладковато-удушливый запах смерти. Сиротство навалилось на него с новой силой.
  В приюте его домом стала мрачная каморка с маленьким оконцем и мрачными сырыми стенами. С жесткой казенной кроватью, застеленной выцветшим от времени, протертым и потрепанным одеялом, дыроватой простынкой. За то покрывало было роскошное и парадная наволочка на старой, пахнувшей плесенью подушке. Когда надзиратель грубо толкнул его в сырую келью, парень, не раздеваясь, свалился на своеобразную постель. Смог освободиться от кляпа. Во рту остался прогорклый привкус насилия. А Боль опять накрыла волной, и мальчик не мог противостоять этой мучительной волне.
  И тут же непрошенные слезы пробили непрочную плотину. Он был рад, что в этот момент никого рядом не было, и он мог дать волю своим чувствам.
  Через несколько минут открылась дверь и чья-то рука швырнула какой-то сверток. Узелок мягко свалился по кровать. Мальчик даже не посмотрел на то, что это было.
  Даня вздрогнул, когда неожиданно на густые кудри легла чья-то мягкая рука. Это была молоденькая служанка, убиравшаяся в этом приюте. Девушка на вид была лишь немногим старше него.
  - Не надо, малыш! Все привыкают. И ты привыкнешь. Только не зли господина директора - это страшный человек.
  - Он убьет меня? - спросил юноша внешне очень спокойно.
  - Да нет, молодой господин - покачала головой девушка. - Гораздо хуже. Те кто, его прогневали, сходят с ума. Они превращаются в бездушных кукол.
  - Помоги мне бежать. Пожалуйста, помоги бежать - я дам тебе все, что захочешь, - ухватился юноша за эту девушку, как за последнюю соломинку.
  -Нет, молодой господин - это запрещено, строжайше запрещено - испуганно прошептала вышколенная горничная.
  -Я в долгу не останусь, я отблагодарю тебя, - страстно зашептал Даня, - помоги мне бежать.
  -Это строжайше запрещено, молодой господин - спокойно ответила раскрасневшаяся девушка, польщенная вниманием. До этого на нее никто даже не обращал внимания. Все считали ее бесплатным и немым приложением к венику, ведру и тряпке.
  Даня понял, что напролом не пробиться. Надо думать. Мальчишка силой заставлял себя делать упражнения, чтобы мышцы не потеряли силу, а его кинжалы и выстрелы убийственную меткость. С каждым разом заставлять себя было все труднее и труднее. Но юный князь ожесточенно сражался с ленью и безразличием. Он не мог себе позволить просто так сдаться. Иначе не только его сестру и брата, но и, может быть, все княжество в случае его смерти ждет гибель и разорение.
  Не за тем ли некто пытается извести всю его семью, чтобы самому встать во главе ордена драконов? Не для того ли, чтобы ради минутной наживы ввергнуть свой народ в бездну гражданской войны? Брат поднимет руку на брата, сестра отречется от сестры, мать убьет своих детей, отец продаст свою дочь. В маленьком княжестве в самом центре Европы, в том самом, где уже много лет был порядок и спокойствие, снова будут литься реки крови, океаны слез. А кто-то на горе и смертях будет наживаться.
  Он сам чувствовал, что без солнца теряет силы. Побледнела кожа, потускнели глаза. Мало того, парнишку начал мучить какой-то непонятный кашель. Он очень боялся чахотки. Надо было выбираться, даже если ради этого придется руками разламывать каменные глыбы и копать землю.
  Не зря же Даню, как ближайшего наследника старого князя оправили именно в это заведение, чтобы мальчик или умер от тоски и одиночества или же окончательно сошел с ума. И стал бы послушным орудием в их нечистых руках. Приют больше напоминал детскую тюрьму. Детям было категорически запрещено с кем-либо общаться. На прогулку выводили по одному на полчаса в день. Да и на прогулке он видел всего лишь сложенный и серых блоков высоченный забор, тщательно вымощенный дворик, по краям росла чахлая травка.
  Единственным собеседником была молоденькая горничная Августина, которая все больше проникалась симпатией к милому и неспесивому юноше. Уже страх наказания не мог более удержать ее от соблазна немного поболтать. Даня читал ей письма от родителей из деревни и от жениха из армии. Писал за неграмотную девушку ответные послания. Он даже пытался научить ее грамоте, но слишком большие задержки стали привлекать внимание администрации. Но Августа быстро нашлась. Сказала, что юный господин слишком много мусорит. И от нее отстали.
  Парень и девушка очень подружились. Она даже проносила под фартуком свежие газеты. Даня был ей за это очень благодарен. Только вот вести с родины, которые вскользь проскакивали между светской хроникой и рекламой нового сорта сосисок и нового вида пива, только подтверждали подозрения юного князя. Правда, война еще не началась, но ее дыхание уже чувствовалось в остывающем осеннем воздухе.
  То один, то другой обещает жителям эльфийского княжества золотые горы. Уже в газетах бодро сообщают, что этот заключил договор с турками, тот с венграми. У кого-то нашлись идеи получше: кто-то продает виноградники, кто-то по дешевке спускает маленькие заводики и харчевни. Даня их не осуждал. Он понимал, что от безвременья, от беспредела, порожденного безвластием, бегут все, кто может себе это позволить. Читая эти объявления и заметки, мальчик переживал за тех, кому некуда бежать. Мальчик понимал, что это всего лишь маленькие ручейки. Если их не остановить, то опять будет гражданская война. Опять эту страну захлестнут кровавые потоки.
  А еще в газетах мусолились невероятные сплетни и самые нелепые слухи. Рассказы очевидцев, которые почему-то носили турецкие фамилии, так и пестрели кровавыми подробностями и невообразимыми ужасами ( большей частью выдуманными). И почему-то в этих газетах не было ни одной строчки, даже самым мелким шрифтом, про зверства самих турок на захваченных землях. Партизаны назывались разбойниками, борцы за освобождение его страны - злобными террористами, безумными дикарями, которых благородному джентльмену можно и должно уничтожать, как диких животных.
  Но в один из дней мальчик увидел объявление "Доктор психологии Людвиг ван Хельсинг по приглашению муниципалитета города дает публичные лекции с пятнадцатого сентября по двадцать первого октября сего года в восемнадцать часов в лекционном зале университета. Вход свободный. Приглашаются все желающие проникнуть в тайну человеческой души".
  У Дани сразу в голове появилась безумная идея. Этот эксцентричный мужчина приходился им дальним родственником. Мальчик знал этого человека - он приходил консультировать тетушку Люси, когда она не хотела жить после смерти мужа. Не использовать свой последний шанс Даня просто не мог. Он ухватился за эту идею, как за соломинку.
   Однажды ночью, в номере доктора Ван Хельсинга вдруг само собой зашевелилось перо. Доктор психологии внезапно проснулся от скрипа пера по бумаге. Как будто кто-то невидимый опустил перо в чернильницу. Потом на белоснежном листе бумаги вывелись неровные от волнения строчки:
  Милый дядюшка Людвиг! Пожалуйста, спасите меня! Меня держать здесь против моего желания. Я, полагаю, меня хотят убить. Меня держат по адресу, (Даня назвал точный адрес). Если же я погибну, знайте, убийца - директор приюта и его приспешники (мальчик назвал фамилии и клички бандитов).
  Однако, мальчик не сильно надеялся на это послание, решил подстраховаться. Он дал Августе брошку, на которой была изображена вполне приличная картинка: Святой Георгий убивает змея. Однако брошка была с секретом. На клочке истертой тряпочки было вложено короткое послание: написанное кровью единственное слово "помогите" И просил ее передать знаменитому доктору.
  -Только пообещайте, молодой господин, что если Вам удастся бежать , вы не оставите бедную Августу умирать с голоду на улице.
  - Если хочешь, то будешь жить со мной как сестра - ответил Даня и стал ждать результатов.
  Через пару дней в приюте начался переполох. Директор, которого до этого говорил лишь одну фразу: "этот щенок или сломается или сдохнет!", сделался вдруг сама любезность и предупредительность. Вороватый директор как-то подозрительно стелился перед его родственником. А тот поначалу принимал вид простачка, и Даня уже попрощался с жизнью. До утра он бы просто не дожил. Мальчик знал, что человека или эльфа, который, находится полностью в чьей-нибудь власти, иногда слишком даже просто убрать без пыли и без шума. Но дядюшка вдруг резко зашел в комнату юноши, крепко схватил его, и, не утруждая себя пространными объяснениями, увез мальчика к себе домой.
  Для тех, кто пытался преградить дорогу, у доктора психологии был замечательный кольт. Его подарил смешной парень, который ехал с ним в какое-то опасное путешествие. Один вид этого ужасного предмета убеждал охранников в нежелательности вмешательства во внутрисемейные дела.
  - Господин Ван Хельсинг, это запрещено, - отчаянно верещал смотритель, хватая мальчика за руку. - Без личного распоряжения директора этот молодой господин не может покинуть территорию приюта.
  Мальчик, уже немного окреп, и резкий удар мальчишеской руки стал полной неожиданностью для надзирателя.
  - Тебе не жить, щенок, - замахнулся на мальчика работник приюта, уверенный в своей безнаказанности.
  Тут дядюшка Людвиг перехватил руку мучителя и резко оттолкнул его от ребенка и направил оружие:
  - Не смей трогать его, падаль! Кто шевельнется - мозги вышибу.
  Преградить путь ему боялись - Ван Хельсинг считался одним из лучших стрелков Европы. Каждый из охранников считал, что рисковать здоровьем, (а то и жизнью) ради чьих-то денег не стоит. И в который раз проклинали мазилу стрелка, не сумевшего избавиться от страшной серой собаки. Это жуткая тварь, уже который вечер выла за высокими стенами. Огромный серый пес, как порождение ночного кошмара выскочил ниоткуда и принял стойку как раз между юным хозяином и преследователями. Вздыбленная шерсть, огромные, оскаленные клыки зверя пугали жуликов до тех пор, пока Даня и его спаситель не скрылись за углом.
  Мальчик судорожно прижался к своему спасителю. Сопровождаемые испуганными взглядами надзирателей, Они вместе покинули эти мрачные стены.
   Пару дней спустя, директор этого заведения орал на провинившихся подчиненных:
  -Господа, как вы могли.... Как вы могли упустить этого жалкого докторишку! За что я вам плачу?!
  -Не такой он уж и жалкий! И потом, в руках у него такие были аргументы, что спорить бесполезно.
  
  
  
  
  
  
  
  Как Даня жил у ван Хельсингов.
  
  Мальчик, через пару дней, как оказался в чистеньком и уютном домике, то и забыл даже думать о мучительном кашле.
   Дядюшка лечил мальчишку какими-то горькими травами, тихими спокойными разговорами по душам. Боль, которая мучила его последнее время, стала стремительно отступать. Несколько дней Даня просто отсыпался в безопасности, иногда вскрикивал среди ночи - ему снились кошмары. Родственники сразу бежали на помощь. Дядюшка быстренько капал что-то в стаканчик, и в комнате вкусно пахло мятой и валерианой. А тетушка Лора обнимала его, совсем как мама, и тихо говорила:
  - Успокойся малыш, ты с друзьями.
  Мальчишка испуганно прижимался к женщине, словно спасаясь от ночного кошмара. Она ласково гладила упрямые густые кудри, что-то доброе шептала ему на ухо. А ее муж - добрый и смелый дядюшка Людвиг, стоял наготове у дверей готовый отразить любое нападение. У Дани не было сил бурно выражать чувства - он лишь благодарно улыбался родственникам. И незаметно соскальзывал в сон.
  Даня боялся засыпать - перед глазами стояла страшная картина той самой ночи. Поэтому очень часто мальчишка засыпал, держа руку дядюшки, как спасительный талисман. Очень часто они видели один сон на двоих. Словно добрый доктор охранял напуганного мальчика и в зыбком мире сновидений.
  Родственники очень беспокоились - мальчик был какой-то заторможенный, безучастный. Он просто бледной тенью ходил по дому и что-то бормотал про себя. Он прятался, стоило только услышать на улице за домом шаги. То вдруг настороженно затихал в углу, услышал резкий звук. Увидев незнакомое существо, которое осмеливалось заходить в этот дом, испуганно хватался за оружие. Но шло время. Даня отходил. Наступила весна. И уже не напоминал затравленного зверька.
  Редкая улыбка все чаще посещала бледное личико. Он сам выходил на улицу, познакомился с соседями. Старушка-кошатница злилась и плакала от зависти, когда видела огромного круглого камышового кота, который важно вылизывал шерстку, восседая на заборе, как на королевском троне. Летучая мышка Люська напугала до полусмерти чету набожных старичков. Зверек всего лишь и хотел, что погреться у огонька и потаскать вкусные кусочки со стола. А забавные трюки огромной собаки Моны забавляли прохожих в парке и маленькую Сюзану - шестилетнюю дочь ван Хельсингов. Все лето они практически провели вместе. Дядюшка удивлялся жизнестойкости юного родственника.
  Дядюшка Людвиг был доктором психологических наук и занимался модным в то время направлением - психоанализом. Порой, ему казалось, что весь мир населяют страдающие от безделья истерички, боящиеся разоблачения жулики, чахнущие над капиталами нувориши, а также избалованные девицы и никчемные, женоподобные юноши. Все эти личности не то просто развлекались, не то издевались, выливая всю душевную грязь на несчастного психолога. Семье нужны были деньги, поэтому он вынужден был по двенадцать часов в день решать высосанные из пальца проблемы.
   Доктор часто приводил Даню в качестве примера жизнестойкости. Он пережил страшную беду. Его семья подверглась публичной травле, и даже имя трепали на улицах. До такой степени, что мальчик не мог называться своим именем. Ему пришлось оформить документы на фамилию матери. А дядюшке устроить так, чтобы все подумали, что последний наследник князя пропал без вести. На его жизнь не раз покушались, пытаясь освободить некоему господину путь к великим сокровищам эльфийского княжества.
  Но, тем не менее, в отличие от стонущей тетки, мальчишка находил в себе силы улыбаться, по долгу заниматься гимнастикой, живо интересоваться новостями науки и культуры. И еще в сопровождение тетушки ходил в церковь, чтобы помолится о душах покойных родственников, попросить долгой и счастливой жизни сестрам и братишке, здоровья и удачи отцу, прощения дедушке.
  Мальчик попросил разрешения у дядюшки брать уроки фехтования и упражняться в стрельбе в тире. И еще мальчик сначала тайком, потом под руководством своего родственника, заново учился владеть своей силой. Дядюшка радовался успехам, а неудачи переживал так, как будто Даня был его родным сыном. Древняя магия, не смотря на врожденные задатки и мощную силу, с боем отдавала свои секреты. Мышцы заново обрели твердость и силу стальных канатов, рука - быстроту и меткость, а бледная кожа за лето опять загорела до красивого шоколадного цвета.
  Дядюшка подолгу анализировал оговорки и внезапные ошибки мальчика. Они подолгу закрывались в кабинете и долго-долго разговаривали. Юный князь не производил впечатления избалованного маленького принца. А страхи, которые вытаскивал на поверхность и обыгрывал дядюшка, не представляли собой ничего сверхъестественного. Он не боялся ни привидений, ни ночных чудовищ, которые живут под кроватью и в шкафу. Для огромных крыс у потомка Медвежьего когтя и Тэма Рубаки был верный полумесяц и сильные руки. А бесплотные порождения тьмы сами сторонились юного эльфа, сотрясаясь от страха. Запах крови его деда внушал им ужас и после смерти.
   Но ни верная Мона, ни камышовый кот Васька, ни даже сабля-"полумесяц", не могла защитить от тоскливых мыслей об отце. Никто не мог оградить его от сознания собственного бессилия остановить войну. И хотя Даня с виду был достаточно суров и грозен, он очень любил свою маленькую страну, любил и жалел всех ее жителей. Даже тех, кто по глупости, поверил посулам заезжих болтунов.
  А еще дядя долго рассматривал талантливые рисунки юного хельве и пытался проникнуть во внутренний мир мальчишки. Сны, которого все реже и реже касались травмирующего прошлого, и все чаще носили характер обычных детских грез.
  Правда, эти грезы немного отличались от того, что носилось в воздухе. Его ровесники грезили о захватывающих приключениях, этот ребенок мечтал совсем о другом. Ему хотелось вырасти, встретить свою вторую половинку и растить детей в любви и заботе. Мальчику так хотелось простого и бесхитростного счастья, не омраченного древними тайнами и страшными угрозами, хотелось мира и благоденствия родной земле.
   С сентября Даня был записан в общественную школу для мальчиков. Платное учебное заведение было не по карману для дядюшки Людвига. Мальчик, знавший пять европейских языков с блеском прошел вступительные испытания, и был зачислен в выпускной класс. Мальчишка закружился в вихре забот и неотложных дел. И уже забыл о своем страхе.
  Но тут возник какой-то неизвестный (или неизвестная).
   Тот, кто от большого ума бросил под дверь записку, сложенную из букв модного женского журнала.
  "Ваш мальчик тяжело болен, он проклят от рождения, избавьтесь от него, пока не поздно. Добрый друг семьи. "
  Дядюшка Людвиг последнюю часть фразы проигнорировал. Однако, что-то заставило психоаналитика задуматься и посветить некоторое время заботам о состояние здоровья подростка. Правда, ладно скроенный, мускулистый и загорелый парнишка совсем не был похож на больного. Но Ван Хельсинг, прежде чем увлечься психологией, окончил медицинский факультет и знал, что очень часто самые страшные болезни подкрадываются незаметно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Как Даню таскали по врачам.
  
   Избавляться от мальчика не стали. Но письмо всерьез встревожило дядюшку Людвига. Благо знакомых докторов в городе было едва ли не двадцать штук. То, на что намекал "доброжелатель", а именно, страшную и редкую наследственную болезнь, никто из них не нашел.
  Один доктор обнаружил у мальчика хронический гастрит, причиной которого посчитал нерегулярное питание и перенесенные "душевные волнения", а также страсть к пряностям и жгучим приправам.
  Другой доктор отметил нестабильность нервной системы. Что объяснил особым возрастом - мальчик превращался в юношу и переживает гормональные бури, и еще непосильными испытаниями, выпавшими на его долю. Этими же гормональными бурями объяснил перепады настроения, и приступы головных болей. Порекомендовал санаторий, который мог быть полезен, теплый климат итальянского побережья Адриатического моря.
  Третий нашел признаки мочекаменной болезни. И дал несколько советов, чтобы эти признаки не вылились в болезненнее приступы.
  Дантист был удивлен сильными и красивыми зубами ребенка. Немного насторожило то, что этими зубами он легко разгрызал даже толстые кости.
  Знакомый дядюшки по редким болезням, пояснил, что того, чем он обычно занимается, у мальчика нет, и не может быть. За то дал адрес другого доктора, который осмотрев Даню, нашел у него болезнь щитовидной железы, связанную с недостатком йода в пище. Болезнь, которая в приморской Голландии встречается действительно очень редко, но в тех местах, откуда родом этот юноша, этим страдает почти каждый. Выписал какие-то лекарства.
  Психиатр вообще недоумевал, зачем к нему привели мальчика. Он с радостью освидетельствовал его родственника. И выдал вердикт:
  - Вам что, делать нечего? Таскаете здорового ребенка по больницам. И вообще, в вашем возрасте пора научиться отличать истину от пьяной болтовни, помноженной на пьяное восприятие и больное воображение. Пусть и пропечатанное в бульварной книжонке.
  Вообще, тревоги дядюшки не подтвердились. Страшных признаков не нашел ни один врач. Да и абсурд искать непереносимость солнечного света у мальчишки, с чьего лица почти не сходит ровный бронзовый загар. И пагубное действие чеснока у ребенка, который ест его в огромных количествах.
  Хождения по врачам окончательно успокоили тетушку. Да и взрослого мужчину отчасти тоже. Он теперь понимал, что все вспышки гнева - это всего лишь гормональная буря. Это надо перетерпеть. Мальчик и сам страдает от этого. Да и не страшно теперь оставлять с ним маленькую девочку.
  Тем более что мать девочки Лора Ван Хельсинг не могла нарадоваться на юного помощника. Мальчика почти не нуждался в каких либо указаниях. Мог сам приготовить пищу - и не какую-нибудь яичницу, а нормальный полноценный обед. Он без напоминания, сам занимался уборкой, и что немаловажно, привлекал к этому маленькую Сюзану. Это оказалось очень кстати, когда семья не могла себе больше позволить ни горничную, ни повариху.
  Даня замечательно ладил с маленькой девочкой. Она видела в таком сильном и красивом парне еще одного защитника от своих детских страхов. Конечно, у нее был папа, который порвет любого, кто косо взглянет на малышку. Но папы, очень часто не оказывалось дома, когда нужно было убить пугающее чудовище. Даня был поближе.
  После того, как гигантская крыса, поселившаяся в шкафу у малышки, была торжественно обезглавлена и съедена, девочка перестала бояться. Мало того, гигантская дыра у задней стенки шкафа была завалена самими крысами с их стороны. Чтобы любопытные крысята случайно не забрались в это страшное место, где существо, похожее на человека, питается крысами.
  Да и от одного только присутствия этого большого и смелого мальчика все чудовища, населяющие темные углы маленькой детской, разбегались в рассыпную. А вскоре и совсем исчезли.
  Правда, тетушку Лору немного коробило какая-то недетская практичность юноши, столь не свойственная, в ее понимании, народу хельве. Ей было немножко дико, что мальчик, которому еще нет пятнадцати лет, ведет тетрадку, куда записывает все свои и приютивших его дальних родственников доходы и расходы.
  Тетушка была удивлена, когда увидела, что ее воспитанник вместо любовных стихов в дневнике пишет:
  " На ноябрь месяц текущего года нам нужно:
   оплата налогов -350 гульденов
   оплата отопления - 460 гульденов
   за обучение Сюзаны - 159 гульденов
   оплата моей учебы - 200 гульденов
   на питание - 300 гульденов______________
   остаток - 150 гульденов".
  
  Мудрая женщина, не вдаваясь в панику, посоветовалась с мужем. Дядюшка Людвиг заверил, что просто таким образом мальчик выражает свою привязанность и благодарность людям, которые протянули ему руку в тяжелой ситуации.
  Людвиг и Лора Ван Хельсинги полюбили этого мальчика как родного. Да и сам Даня был очень сильно к ним привязан.
  
  
  
  
  
  
  Даня рассердился.
  
  И надо же свершится этой глупой ссоре. И как раз на обеде, на том самом обеде, когда дядюшке Людвигу чуть было не предложили хорошую работу в богатом санатории. Пару месяцев назад вычитал объявление о конкурсе, который проводит санаторий городка Б..., для лиц страдающих легкими душевными расстройствами, на должность психолога. К возможности заниматься наукой, прилагалось еще и неплохое жалование. Эти деньги дали бы возможность семье жить, так как положено ученому с мировым именем. Не перебиваясь с хлеба на воду.
  Мальчик видел, с какой надеждой, дядюшка собирал посылку, копий всех дипломов, список своих научных статей. Даня не предполагал, что один человек мог столько всего написать. Тем более он знал, что прежде чем написать пару страниц, дядюшка неделями просиживал в библиотеке, месяцами проводил эксперименты. В такие моменты ему становилось очень стыдно за то, что он доставляет столько хлопот ТАКОМУ человеку. Он так старался отплатить своим дальним родственникам за ласку и заботу. Тетя Лора даже и не особенно надеялась. Но с мужем своими печальными выводами не делилась.
  Но через месяц пришло радостное известие - председатель комиссии прибудет к Ван Хельсингам, чтобы лично познакомится в новым заведующим кафедрой. Это было нечто невероятное. Обычно кандидатов вызывают к комиссии, а не наоборот.
   К этому дню готовились заранее. Даня даже пропустил занятия в школе. Тетя Лора и Даня составляли меню, чтобы накрыть стол для дорогих гостей. Чтобы их бедность не так бросалась в глаза.
   За день до визита Даня даже не пошел в школу. Он весь день возился на кухне. По дому носились вкусные запахи Тетя Лора и маленькая Сюзана наводили блеск на старые шкафы и столы, расставляли взятые на прокат вазочки и статуэтки. И уже утром маленький домик выглядел вполне прилично. Из кухни доносились чарующие запахи.
  И вот они - долгожданные гости. Профессор М... с супругой. И за ними ввалилась компания, ряженная под ученых. Причем господа, изображавшие служителей науки понятия не имели о том, что взялись изображать. Все их представления были почерпнуты из популярных анекдотов. Эта были несколько растрепанные мужчины с надменными взглядами. Среди них была распухшая дама. На ее лице, которое было чуть выразительнее сковороды и обрамлено кудрями неопределенного цвета, был нарисован интеллект, льстивший мужчинам. На фоне этой тетки самый отсталый тугодум выглядит гигантом мысли.
  Дядя Людвиг и Даня одновременно переглянулись, почуяв недоброе.
  Господа ученые вели непринужденные беседы на околопсихологические темы. Ван Хельсинг делал хорошую мину при плохой игре. Он понял сразу, что этой компании наука вообще, и психология в частности, также чужда, как и элементарная порядочность. Они ошибались в элементарных понятиях, путались в терминах и не могли ничего толком сказать о том, на лечении каких именно болезней специализируется санаторий. За то они все неприлично ощупывали, а один жуликоватого вида юноша фотографировал все подряд, и зачем-то пытался в объективе поймать улыбку мальчика. Когда уже доктор психологии начал мягко напоминать гостям о времени.
  Но тут дама, представленная как супруга профессора, вдруг заявила:
  - А вы смелый человек, господин Ван Хельсинг. Держать такого ребенка в своем доме. Это то же не мальчик, это же дикий зверь.
  - Я почти уверен, что мальчик совершенно адекватен.
  - Это животное, его отец - настоящее чудовище, завалил трупами пол Англии. Этот Мирчу Хуньяди - этот разбойник с большой дороги, поделом его сослали, надеюсь, он не вернется. Хоть бы его там крокодилы скушали. А дед - это... Это ужас... Это ужас Карпат....Он даже не чудовище - тетушка громко скрипела мозгами, пытаясь отыскать ответ в модной книжке. Но ее память подвела и на этот раз.
  -Господин Шиллер - прошептала дама, обращаясь к упитанному лавочнику, который пыжился изобразить профессора медицины и не имел ничего общего со знаменитым поэтом, - как там у Стокера?
  -Это у того ирландца? - спросил дяденька и понял, что сболтнул лишнего.
  - Я бы просил вас, сударыня, не вести таких разговоров при моем воспитаннике. Они больно ранят его чувства, - сказал дядюшка Людвиг.
  - У него есть чувства? - удивленно спросил непонятный мужчина, представленный профессором.
  - Я бы попросил не обижать ребенка. Он страдает, так же как и мы. Он может рассердится.
  - А что это у нас молодой человек ничего не ест? - вкрадчиво спросила тетушка. - Или вы кормите его отдельно? Может быть, для него заготовили пару литров крови, и подкармливаете, пока никто не видит?
  - Он уже напробовался, пока готовил, - ответил за Даню, который даже под загаром резко побледнел и сжал кулаки, его опекун.
  - Он вам все врет. Он такое же чудовище, как и его сородичи. Он низший стихийный дух, недочеловек, одним словом.
  - Вам, господа, доставляет удовольствие играть на нервах несчастного ребенка? Вам кажется, что потерять семью - это не достаточное потрясение для мальчика? У него одно и осталось, что добрая память об отце и дедушке. А вы над этой памятью издеваетесь, повторяете бульварных писак!
  - А что он сделает? Вцепится мне в горло? Выпьет кровь с досады? Щенок жалкий, сын пса, волчий выкормыш, - дама саркастически рассмеялась. Компания лжеученых неприлично загоготала.
  - За свою кровь можете не опасаться, сударыня. Съешь неизвестно что, еще отравишься, - с большим трудом воздерживаясь от грязных ругательств, выпалил ей в ответ обиженный мальчик.
  Компания загоготала над шуткой, а сизо-багровое лицо дамы резко побледнело от злости. Она, вместо того, чтобы сделать хорошую мину при плохой игре, выпалила со злости:
  - А ты мне еще поговори, сосунок! Молоко на губах не обсохло, а туда же! Взять бы розгу потоньше, да врезать побольнее, чтобы знал, как перечить старшим.
  Мальчик спокойно ответил за это, обращаясь как будто к дядюшке Людвигу:
  - Говорят, с возрастом приходит мудрость. Но, в этом случае возраст пришел один.
  - Ах ты, малолетняя тварь! Ах, ты, дрянной мальчишка! Да, господа - это настоящий дракон. Палец в рот не клади - по локоть руку оттяпает и не подавится!
  - А нечего класть свои грязные пальцы куда попало.
  - Заткнись, внук змея, свинячий отпрыск, воспитанник полудурка! - выпалила в сердцах тетка, и тут же осеклась. Она поняла, что допустила ошибку.
  Мальчик мог терпеть грязные намеки в свой адрес. Но прямое оскорбление памяти родного существа, унижение тех, кто принял его, как родного, кто делился с ним куском хлеба в тяжелое время, переполнили чашу его терпения.
  Даня в мгновение ока оказался напротив дамы, которая испуганно попятилась обратно в кресло. Через долю секунды среди оглушительной напряженной тишины раздался резкий хлопок пощечины. Людвиг с большим трудом удерживал Даню, который уже не владел собой. А мальчик плакал от невыносимой обиды и боли.
  Визитеры ломонулись к выходу. Но тут им путь преградила огромная собака Мона. Она угрожающе зарычала и обнажила свои огромные клыки. Животное не нападало, но выпускать никого не собиралась. Стоило кому-нибудь из гостей шевельнуться в сторону выхода, как раздавалось сдержанное, но принципиальное ворчание.
  - Что с тобой, Мона? - спросил Даня.
  - Пусть...отдадут... и катятся...- отрывисто прогавкала Мона.
  Вид говорящей псины поверг разбитную компанию в ужас. Из под длинных плащей с грохотом повалились старинные фолианты - самые ценные экземпляры дядюшкиной коллекции. Личности пришедших и цель их визита окончательно прояснилась. Это были никакие не ученые - обычные аферисты и мошенники. А целью их визита - присвоение наиболее ценных книг из библиотеки доктора Ван Хельсинга.
  Потом дядюшка сделал замечание, что рукоприкладство в отношении женщины - недопустимый метод убеждения.
  Даня неожиданно вспылил и, схватив куртку, унесся в неизвестном направлении.
  Сейчас, замерзнув в холодном парке, он понял, что зря вспылил. Но не мог представить, как после такого он может войти в дом. Как посмотреть в глаза этим людям? Ему было очень холодно, мальчик прижался к волку. Но густая длинная шерсть животного не пускала тепло к озябшему хельве. Под утро его сморил сон. Болело горло и неприятно покалывало в боку, но это была самая незначительная неприятностей из всех бед. Самый незначительный вопрос, который предстояло решить. Дане надо было решить, как жить дальше. Или прибиться к стае местных бродяг. Или попросится на фабрику - хотя бы на самую тяжелую и низкооплачиваемую работу. После всех бед, что он принес своим друзьям, ему было стыдно жить за их счет. Надо было как-то выяснить, что с отцом. Надо вернуться на родину и заявить свои права. Надо избавится от врагов, отомстить убийцам деда. По сравнению с этим, боль в боку и распухшее горло - не так уж и беспокоят. От этого быстро поправишься. Но кто может избавить от тоски, где можно спрятаться от одиночества, куда убежать от стыда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Даня нашелся.
  
  Огромный пес, охранявший сон юного эльфа, очень беспокоился. Скоро полдень, а хозяин еще не и не думал просыпаться, только что-то бормочет во сне. Зверь бережно облизал мокрое от слез и росы личико. Но чуть не обжег язык. Его осенила страшная догадка: юный хозяин заболел.
  Конечно, можно попытаться вылечить его здесь. Но мальчику нужно теплое, сухое логово. А в этом убогом очеловеченном лесу - с трудом удалось отыскать и эту сырую нору. Хозяину нужно хорошее питание - парное мясо оленя или косули, на худой конец - козы. Но живности в этом парке слишком мало. Конечно, человека здесь больше чем достаточно. Но, во-первых, юный князь не будет кушать мясо человека. А во-вторых, охота на человека чревата такими неприятностями, что даже думать об этом не хочется. В голове зверя созрело единственно верное решение. Он аккуратно, как щенка, закинул бредящего мальчика себе на закорки, и осторожно, обходя стороной людные улицы и полицейские патрули, посеменил к дому, где уже несколько месяцев жила его подруга Моника.
  Через пару часов Людвиг Ван Хельсинг, уставший, промерзший и очень расстроенный. И вдруг услышал тяжелое дыхание зверя. И, инстинктивно обернувшись, увидел странную картину. По улице семенил странно огромный серый пес, на котором не то лежал, не то сидел верхом его воспитанник. Дядюшке показалось, что волк отрывисто прогавкал: "Ему... плохо... он...не с нами.... болен... сильно...".
  Ученый подумал, что у него от бессонницы разыгралось воображение. Собаки и волки, насколько ему известно, не обладают даром речи. Но на пороге сидел Даня, уронив голову на руки. Он был почти без сознания. С большим трудом, узнав своего опекуна, он обрадовано улыбнулся и попытался что-то сказать. Он приподнялся и, видимо собрав остатки сил, ухватился за руку дяди и прошептал:
  - Простите меня, я был не прав. Простите...
  Вдруг тело мальчика безвольно обмякло. Глаза безумно блуждали где-то в дальних мирах. Дядя схватил бесчувственное тело и ногой открыл дверь. Тетя Лора встретила их встревоженным недоумением.
   Мужчина внес воспитанника в маленькую, но очень светлую библиотеку. Эта библиотека была единственной ценностью небогатого дома Ван Хельсингов. В этом огромном море книг были настоящие шедевры. Продав один такой том, можно было бы купить вполне приличный дом. Распродавая эти сокровища можно было безбедно жить не одному поколению. Но дядюшка Людвиг был буквально взбешен, стоило Дане только заикнуться об этом.
  -Память предков дороже сытого желудка - рассержено сказал Дане дядюшка. - Тот, кто не продает свое прошлое, тот убивает свое будущее.
  Там среди огромных стеллажей с книгами стоял маленький диванчик. На этом самом диванчике мальчик любил читать маленькой Сюзане. Малышка наизусть знала стихи Гетте и Гейне, и даже молодого малоизвестного венгра Шандора Петефи. Здесь мальчик и девочка следили за расследования знаменитого сыщика, радовались очередной победе разума над преступными страстями.
  Но сейчас этот диванчик был самым близким от входа местом, куда можно было положить больного ребенка. Даня не таким легким, как могло показаться. Сразу же зазвонил телефон - дядюшка приглашал специалиста по редким болезням. Но в этом случае - просто его друга, который владел некоторыми хирургическими приемами. А тетя Лора сняла промокшую насквозь одежду ребенка, развела уксус и стала энергично растирать тело, горевшее в лихорадке. Кто знает, что пережил ребенок, чем он болен. Мальчик все время порывался спасать маленькую девочку, шептал: "Спасите Сюзану... она маленькая.... У дяди сыворотка... Я знаю..."
  Пришел доктор, собрал немного крови для анализа. Дал какие-то лекарство, которое должно было сбить сильный жар. И действительно, через пару часов, мальчишка сильно пропотел, и только что пылающие от жара руки покрылись липким холодным потом. Мальчишка утомленно приоткрыл глаза и попросил пить. Поднять глаза вверх было невыносимо больно. И сердце выпрыгивало из груди, словно у загнанной лошади. По-прежнему кололо в боку, и распухшее горло мешало дышать, а голова болела уже невыносимо. Мальчишка увидел уставшее, встревоженное лицо тетушки Лоры, которая улыбнулась и позвала мужа:
  - Малыш очнулся!
  На крик тут же прибежал не выспавшийся ученый, который в своей лаборатории просидел всю ночь:
  - Ну, что бродяга, жить будем? Или как? Знал бы ты, как ты нас всех напугал! Он долго осматривал мальчика, который не совсем пришел в себя. Зачем-то позвал доктора с соседней улицы. Тетушка поставила на огонь металлическую коробочку с инструментами.
  Сильные руки схватили еще слабого парнишку так крепко, что не давали не то чтобы шевельнуться - дыхнуть. Ребенок со страхом смотрел на инструменты, разложенные на тщательно протертом столе. И как только доктор взял толстую иглу мальчик зажмурился.
  - Вот глаза как раз закрывать и не надо - шутливым тоном произнес дядин друг, - а то умрешь у меня на процедуре, а я и не замечу.
  От этой шутки душа ушла в пятки. И только гордость не дала ему закричать от боли. Он мужественно терпел все, что с ним делали, не издав не единого звука. Хотя это давалось ему очень нелегко: напуганные глаза то и дело против воли жмурились. Пару раз ему было очень плохо, но он усилием воли удерживал себя на грани обморока. Лишь когда все закончилось, мальчик как-то странно посмотрел на своего мучителя. Он резко встал и, словно его выключили.
  Очнувшись, он увидел обоих мужчин, один расстегивал тесную куртку, другой держал кусок тряпки, смоченной чем-то ужасно зловонным.
  - Все в порядке, малыш? Все, сегодня больше тебя никто не тронет, не бойся. Тебе лучше, дитя любви? Спокойно малыш, не надо делать резких движений.
  В голосе родственника не слышалось ни упрека, ни угрозы, ни раздражения. А ведь он, наверняка не спал ночь. И ему, надо будет принимать клиентов. Ему надо кормить семью, и вот его, кстати тоже.
  Из глаз сами собой потекли слезы. В душе ребенка благодарность перемешалось в причудливом коктейле с жалость к этим людям и невыносимый жгучий стыд. И вдруг его пробило любопытство:
  - Дядюшка, а что со мной такое? Это опасно?
  - Ничего особенного. Придется тебе пару недель повалятся и отдохнуть от трудов праведных.
  - У меня точно не дифтерия - Сюзану не заражу? - испуганно спросил мальчик.
  - Откуда такие умные мысли в столь юной головке? - удивился друг дяди Людвига.
  - Да так, прочитал по случаю, - уклончиво сказал мальчик, устало опустился на подушку. Кружилась голова, горло болело уже не так страшно, и жизнь показалось вдруг не такой уж мрачной. А случай с аферистами вспоминался уже со смехом.
  Маленькая Сюзана самоотверженно помогала маме ухаживать за больным братиком. От того, что она делает важную большую работу, девочка сама себе казалась взрослее и значительнее. Малышке приходилось с мамой разбирать буковки и учится читать слоги. А потом малышка с гордостью показала маме, как она чисто и аккуратно сама убрала свою комнату. И мама похвалила ее:
  -Ты у меня совсем большая!
  И потом она сама по слогам читала ему простенькие детские книжки. Она чувствовала, что мальчик очень скучает. Ему больно и одиноко. Правда ее терпения надолго не хватало. Но и за это Даня был ей очень благодарен. Искренняя забота хороших людей, материнская ласка тетушки Лоры и отеческая поддержка дядюшки Людвига делали горькие лекарства не такими уж противными. А неприятные процедуры не такими уж и страшными. Казалось, что он слышал голос старенького настоятеля монастыря - который был чуть моложе бабушки Саввы: "И в темные времена есть место свету".
  Прошло несколько дней, болезнь мало помалу отпускала. Уже только лишь редкий кашель, да сильная слабость напоминала о пережитом недавно ужасе. Вот только дядюшка Людвиг еще две недели не разрешал вставать, не разрешал подолгу ходить. Мальчишка, еще шатаясь от слабости, умолял родственников отпустить его на тренировку. Но его не отпускали, словно боялись, что он опять потеряется.
   Он слишком шумно веселился с маленькой Сюзаной. Слишком бодро носился с тетушкой Лорой по магазинам. Парнишка не был до конца здоров. Мальчик делал вид, что с ним все в порядке. А улыбался-то через силу. С клинком в руках минут через сорок он выматывался совершенно. А кинжалы, брошенные его рукой, явно еще не скоро обретут свою убойную силу.
  -Ты устал, отдохни - говорил ему воспитатель, видя, что подросток хватает ртом воздух.
  -Сейчас, я немного отдохну, и продолжим - отвечал неугомонный ребенок, которому надоело лежать в постели.
  Однако дядюшка Людвиг брал его за руку, и пока мальчишка с надеждой глядел на него, спокойно высчитывал частоту скачущего галопом пульса. Потом брал свою деревянную трубочку и долго-долго слушал. От волнения сердечко загонялось еще быстрее. Строгий доктор прогонял непослушного ребенка обратно в постель, заставив через силу выпить очередную порцию горькой микстуры. Иногда приходила маленькая Сюзана и развлекала Даню обычной детской болтовней.
  Единственное, чем мог развлечь его дядюшка, который работал с раннего утра до позднего вечера - это были книги. Это и старинные фолианты - почему-то там очень много наивных рыцарских романов.
  Там и самые модные новинки. Почему-то для мальчика они казались чем-то вроде глупых немых фильмов. Там девицы неестественно развязны, юноши женоподобны. В отличии от средневековой, наивность этих романов была какая-то наигранная, кокетливая. Непонятные страсти вызывали у мальчика утомление. Слава богу, в библиотеке, было очень много книг, кроме этой скукотищи.
  И еще, ребенок, силы которого стремительно восстанавливались, отчаянно скучал дома - привычные хлопоты занимали руки, но не заполняли душу. Да и школа занимала его лишь не надолго.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Театр Ван Дейка и первая любовь.
  
  А потом в жизни Дани появился театр Ван Дейка. Здесь у мальчика появилось много друзей.
  Театр Ван Дейка - это было единственный детский театр в маленьком городке. Этим заведением руководил старый театрал, удалившийся на покой конферансье. Он же и художественный руководитель, и главный драматург. В этом театре артистом могли взять любого, кто хочет. Этот седовласый мужчина с благородными чертами лицами, был знаменитостью маленького городка. Его драматический гений был признан очень многими профессионалами. На его спектакли приезжали даже из соседних городов. И даже некоторые любители из столицы. Ван Дейк умудрялся из обычной пасторали сделать историю, достойную пера Шекспира.
  В театре было много детей - это и дети взрослых артистов, которые днем были бухгалтерами, парикмахерами, рыбаками, докерами, работниками фабрик и лавочек. А вечером отводили душу на репетициях. Это и маленькие сироты из городского приюта. И просто ребятишки из соседних дворов. Артисты очень часто сами придумывали и строили декорации, шили себе костюмы. Театр был очень небогатым. Но все равно его спектакли были настоящим событием для маленького городка.
  В этот театр привел его учитель музыки, давний приятель Ван Дейка. Просто в театре решили поставить модную оперетту. Но музыкальных актеров было маловато. А голос Дани выделялся из тысячи: сильный, красивый.
  Он немного смущался, когда выходил на сцену в облике лесного кота. Почему-то этот кот получался похожим на старого капитана, начальника гарнизона, который охранял этот замок. Он выходил неслышной походкой и обводил зал глазами снайпера, прежде чем запеть свою партию в оперетте. От этого взгляда некоторые дети даже начинали плакать. А уже при первых словах песни:
   Я - зверь лесной, я - дикий кот.
  Мой первый ход - последний ход...
  не по себе становилось и некоторым взрослым дамам.
  И Даня отличался удивительно тонким музыкальным слухом. И еще мальчик очень подходил по типажу как партнер для маленькой примадонны Сильвы. Они были похожи, как брат и сестра. Этакий юный рыцарь из старинного романа.
  Драматургу понравилось, что мальчик был ловок и пластичен, как будто от природы. Он не знал, что цена этой удивительной пластики - суровые тренировки в течение многих лет. И на лошади он сидит, как на диване - не случайно.
  Мальчик очень долго отказывался. Ему казалось, что дедушка был бы очень недоволен. В то время считалось, что юноше из высшего общества нечего делать на сцене, среди презренных комедиантов. А папы не было рядом, чтобы спросит его мнения. Он обратился за советом к тетушке Лоре.
  - Разве в театре есть что-то постыдное? - удивилась женщина.
  - Нет, конечно, - удивленно ответил мальчик, не понимая, куда клонит тетенька.
  - Разве пьесы Ван Дейка учат чему-нибудь дурному?
  - Я не о том, но...
   Тетя Лора пошла на репетицию вместе с мальчиком. Женщине тоже нашлась маленькая роль. Режиссер предлагал ей гораздо больше, но женщина была слишком занята по дому. Кроме того, если, как говорил учитель музыки Мак Меер, "у этого юноши чудесное театральное будущее", то помощи от него в доме будет немного.
  Мальчишке понравилось в театре. Ему нравилось проживать многие жизни. Играя то бесстрашного героя, то безжалостного злодея, то пылкого любовника, мальчишка постигал такие истины, которые не мог найти ни в одной книге. Что же такого он постиг, Даня не мог объяснить словами. Но мудрее становились чувства, спокойнее отношения. Все меньше в нем становилось детского эгоизма и категоричности. И все больше - взрослой ответственности. Кроме того, театр это была его первая настоящая работа. Пусть и небольшие, но все-таки деньги.
  Как и в настоящем театре, там были интриги. Одинокий, немного погруженный в себя, молчаливый мальчик казался им существом словно из другого мира. Две сестрицы-близняшки, с белокурыми локонами строили ему глазки. Эти девочка, как правило, играли в пьесе про рыцаря плененных принцесс. На сцене приходилось их спасать от всевозможных злодеев. И в конце спектакля героя ждал заслуженный поцелуй. Но то на сцене. А в жизни Даня отвечал им не то, чтобы "да", и не так чтобы "нет". Юному эльфу льстило внимание молодых особ, но каких-то особенных чувств он к ним не испытывал. О чем он прямо им и сказал.
  Эти девочки очень злились на цыганку Сильву, которой очень часто доставались главные роли. В основном молоденькой девчушке доставались роли роковых красоток. Специально для Сильвы и Дани Ван Дейк писал пьесы про невероятные приключения. Использовались сказки и легенды Восточной Европы. Славянская тема была очень популярна.
  Неуязвимо стремительный, ловкий мальчик очень выигрышно смотрелся рядом с гибкой, как лесная лань, красавицей Сильвой, как в роли благородного героя, который мужественно преодолевает все преграды, так и в роли коварного злодея, которого с большим трудом, но все-таки побеждает главный герой.
   Молодой парень, Ригель, который считал себя самым главным, не раз пытался задирать нахального новичка:
  -Без году неделя, а туда же в звезды метит, выскочка.
  Он несколько раз пытался избить Даню в темных закоулках театральных мастерских. Он считал, что справится с ним без особых хлопот. Тем более, близняшки говорили, что мальчик недавно тяжело переболел. Но драки не получалось. Даня просто одаривал своего могучего соперника таким взглядом, каким обычно смотрит умудренная жизнью собака на расшалившегося щенка:
  -Чего нам делить? Близняшек, что ли? Бери себе, которая понравилась, а то и обоих.
  И у того пропадало желание драться.
  Но однажды драка все-таки состоялась. Как-то Даня возвращался из школы. И вдруг в переулке он заметил компанию из подвыпивших молодых парней. Они весело и недобро хохотали над несчастным Ригелем. Парень был силен, но тех было четверо.
  - Ну что, артист погорелого театра, денежки принес?
  - А ты мне их что, в долг давал?
  - Молчи, или плати, как все или ...
  Договорить этот красиво одетый юноша, предводитель шайки бандитов, не успел. Даня вспомнил, как ему еще дома дед показывал прием, которым ему удалось в одиночку разогнать пятерых богатых бездельников, которые издевались над ребенком. Вернее вспомнили руки, жердь, выломанная из соседнего забора, промелькнула быстрее молнии. И вот уже предводитель зажимает сломанный нос. Двое согнулись пополам и жалобно скулили, получив удар в живот. Третий беспомощно барахтался в луже, получив палкой по ногам. Но стоило странному остроухому ребенку слегка приблизится к поверженным хулиганам, те мгновенно позабыли про боли. Они неслись по пустынной улице так, как будто за ними гнались бешеные собаки.
  Спасенный Ригель удивленно осмотрел на Даню, который все еще сжимал в руке импровизированное оружие.
  -Ну, ты и молодец, уважаю - только и смог сказать бывший соперник.
  - Я рад за тебя, - ответил ему Даня.
  Домой они пришли, как друзья. И на следующей репетиции, и на все следующих за ней, Ригель к Дане больше не придирался. А завидовать было нечему. Тем более, что героев они играли по очереди - чтобы никому не было обидно.
  Театр - это целая жизнь. Но как только театральная суета стала обычным делом, мальчик сразу затосковал. Может быть - виной этому цикл спектаклей, в которых он узнавал старинные легенды своей родины. Дане очень хотелось домой.
  Опекун все чаще замечал за ним глухую тоску - что-то наподобие постоянной ноющей боли, которая то отпустит, но вновь прихватит. Вроде бы и стерпелся, и свыкся с этой болью. Все больше времени взрослеющий мальчик проводил с юной Сильвой. Эта цыганка жила прямо в театре, вместе со старым драматургом Ван Дейком на правах приемной дочери. Взрослые - дядя Людвиг и опекун Сильвы, замечали, что дети сближаются быстрее, чем хотелось бы. Возможно - это всего лишь тоска по родине.
  - Они всего лишь дети. Играют вместе, - рассеяно бросал приемный отец Сильвы.
  - Вы бы проследили, мастер Ван Дейк, во что они там играют, - напоминала старику многоопытная седовласая соседка-кружевница. - Известное дело, от таких детей уже дети родятся.
  - Странное дело - подумал Ван Хельсинг. - У себя дома эти двое были бы врагами. Его дед немало потрудился, чтобы отвадить цыган от своего княжества. Да и родичи маленькой Сильвы, не просто отреклись, прокляли бы и ее саму, и ее потомство, если бы она просто заговорила с юным князем. Его дед погубил так много ее родичей, что такое отношение было бы вполне оправданным. Но здесь, вдалеке от родных степей и садов, беседуют вполне мирно. И, кажется, даже симпатизируют друг другу. Вот уж действительно: на чужой сторонушке рад своей воронушке.
  Возможно, Даня видит в молоденькой цыганке кусочек своей родной земли. Они понимают другу друга, как только могут понимать два юных изгнанника. Им обоим больно и тоскливо на чужбине. Может, в ее речи слышатся юноше родные напевы. Только красота песни бывает испорчена примесью горечи. Как стихи, переписанные из модного журнала нежной девичьей рукой, которые мальчик хранит рядом с дорогими сердцу фотографиями и иконами:
  Ничего не вернуть, ни к чему возвращать!
  Разучились любить, разучились прощать,
  Забывать никогда не научимся....
  Спит спокойно и сладко чужая страна.
  Ровно море шумит. Наступает весна
  В этом мире, в котором мы мучимся.
  Не даром они так нервно вспоминали некое местечко, под названием Козье Болото. Что это за место - маленький городок в степи, деревушка или что-то в этом роде, дети не говорили.
  -А летом по улицам невозможно проехать - спокойно говорил один из детей.
  -Такое движение? - спрашивал другой.
  -Такая грязь - отвечал первый.
  И оба чему-то смеются. И в этом смехе немало горечи. Как будто дети пытаются прогнать мучительные воспоминания, и не могут этого сделать. Даня и Сильва очень часто гуляли по холодным улочкам маленького городка. А добрые соседи доносили тетушке Лоре:
  - Вашего мальчика видели, как он шел по улице с Сильвой Вареску, обнявшись.
  На что тетушка неизменно отвечала, переводя сплетню в шутку:
  - Хорошо, что они шли, а не лежали.
  - Дождетесь, милая соседка, что они вместе и лежать будут.
  Даня вдруг увидел, что Сильва совсем уже взрослая девочка. До этого он видел в ней всего лишь сестру. Но тут - девочка стала такой хорошенькой, что ему сразу захотелось ее поцеловать. Но мальчик не посмел этот сделать, лишь долго - долго смотрел на нее особенным, взрослым взглядом. До тех пор, пока юная примадонна не скрылась за маленькой дверцей темного хода. Он еще долго не мог понять свое сердце - почему оно вдруг затрепыхалось, как у пойманной в силки птицы. Это было всего лишь первая детская влюбленность. Спустя годы, они вспомнят этот день с грустной улыбкой.
  Ван Хельсинг с тревогой замечал, как мальчишка, спасенный им несколько месяцев назад, стремительно взрослеет. Перед ним уже не тот напуганный зверек, это пусть очень молодой, но уже парень. И его мало волнуют детские страшилки. Его беспокоит отсутствие перспектив в отношениях между ним и юной прелестницей Сильвой. Между ними пролегла пропасть из условностей и предрассудков. Они оба это понимали. Пока они еще считаются детьми, на их отношения смотрят снисходительно, как на детские шалости. А потом.... - потом разлука неизбежна. И у будущей королевы подмостков и у юного скотаэльщика, наследника княжества, у каждого из них свой путь. И так маловероятно, что их пути вновь пересекутся .
  Слишком часто мальчишка вспоминал слова старой Саввы:
  - Там живут такие же эльфы, как и мы с тобой, сынок. И жизнь у них почти такая же, как и у нас. Там также трудно в первый раз казать девушке: "я тебя люблю", а в ответ услышать "Я тебя нет". Также мама боится за тебя, когда ты далеко от дома. И близких терять, так же больно, как и здесь. Все почти также так у нас, но, при всем при этом, немножечко по-другому. Под такими же небесами, хельве, похожие на нас, переживают те же приключения, но с другой судьбой. Что здесь не возможно - там возможно. Что здесь тяжело и мучительно - там легко и свободно. Так, как это могла быть и здесь.
  Слишком пристально вчитывается в пеструю муть газетных строчек. Слишком часто юный князь и молодая цыганка, обнявшись, сидят в гостиной и читают вести с родины. "Вся страна обеспокоена!", "Завещание старого дракона", "Полиция в поиске наследника, мачеха ничего не знает!". И совсем серьезно, почти со слезами на глазах мальчишка читал сообщение о кровавых убийствах на улицах некогда тихого городка, о зловещих преступниках, которые держат в страхе целые деревни. Лишившись страха перед страшным драконом, подняли голову те, кто раньше боялся даже близко подойти к границам. Словно тараканы на рассыпанный сахар, сбежались они на лакомый кусочек. И терзают ее, как мелкие стервятники умирающего зверя.
  - Я должен быть там, дядя Людвиг. Мне нужно быть дома.
  - Даня, там очень опасно. Твои враги очень коварны, а ты еще ребенок. И потом, разве тебе здесь так плохо?
  - Нет, конечно. У меня нет теперь никого ближе, чем Вы и тетушка. Мне просто не с кем об этом говорить. Не у кого спросить совета. Кроме Вас.
  - Зачем же ты хочешь нас бросить, малыш?
  - Я должен быть там.
  Слишком часто мальчик заговаривал, о том, чтобы вернуться. Ван Хельсинг знал, что Даня вернется. Этот мальчишка очень упрямый. Он вернется. Мальчик словно слышал, как его зовут. Конечно, это было не так, как обычно слышат люди. Юный эльф умел чувствовать мысли тех, кто ему дорог даже не большом расстоянии. Он чувствовал, что его мачеха беспокоится за него, без него плачет маленькая сестренка Алиса. Мучается одиночеством и безысходностью его второй дедушка, мучается выбитый из привычной колеи начальник гарнизонной стражи - капитан Миррою. Он знал, что его ищут друзья, чтобы дать защиту и поддержку.
  Его ищут враги, чтобы навеки искоренить зловредное эльфийское семя. Ведь покончив с ним, "господа доброжелатели", точно не оставят в живых никого, в ком течем кровь старого негодяя. Они убьют его сестренку Алису, (кто знает, если им удалось обмануть орден драконов, может, они смогут обмануть еще и ирландских сидов). Могут предварительно избавиться и от маленького братика - глупо надеяться, что добродушный и совершенно мирный старик Мориц, который за всю жизнь убил пару мух, может быть реальным препятствием на пути безжалостных профессионалов.
  Конечно, их место может занять любое дитя, прижитое бесшабашным дядюшкой Бэлой от своих клиенток, в бытность свою модным адвокатом. Но эти существа не жили в его стране. Они ничего о ней не знают. Маленькое княжество не дорого им. Для них эта земля - всего лишь заштатный городишко, в котором даже нет водопровода. И им не будет дела, что нет водопровода потому, что приходится слишком часто воевать и слишком часто срываться с места, бросая все нажитое непосильным трудом. И кучка деревень, где вместо лошадей живут огромные серые псы. Эти наследники с радостью продадут его тем же туркам за тридцать серебряников. И отправятся прожигать выручку в другой - более понятный мир. А на его земле сначала развеселяться отчаянные янычары. А потом - потом будут пасти скот турецкие пастухи, его землю раздадут в качестве награды особо отличившимся воинам султана. И лишь нагоняющие страх набеги партизан будут напоминать о том, что турки не совсем у себя дома. А эльфы словно вернутся в начало времен, когда люди травили их, как диких зверей.
  Больше всего на свете Дане хотелось избавится от всего кошмара, отречься от своего имени, от самого себя. Взять в жены Сильву - и дожить свои дни в бедности и спокойствии в этом маленьком детском театре, вместе со старым Ван Дейком. Дожить, пусть в холодной и сырой, зато мирной стране, лишь с изредка вспоминая ту, свою прежнюю жизнь.
  Но и сам мальчик, и его дальний родственник знали, что нельзя купить счастье ценой предательства. И потом, кто мешает убийцам выследить его здесь? Ведь пока жив этот остроухий ребенок - он будет представлять опасность одним своим существованием. Поэтому он должен объявится, должен взвалить на себя эту непосильную ношу. Может быть, груз ответственности и раздавит Даню. Но в этом деле мальчик так же одинок, как в рождении и в смерти. Эту чашу ему придется испить самому.
   Пусть плачет сердце от невыносимой муки. Пусть руки не хотят прервать объятия. Но он должен.
  Это знала и Сильва. В ее глазах все чаще и чаще появлялась взрослая грусть. Юная девушка чувствовала, что оттуда любимый к ней уже не вернется. Она плакала по ночам, а при встрече, словно через силу, веселилась.
  Кто-то очень сильный и добрый, наверно тот дяденька с иконы, пожалел детей, дал им отсрочку. Отложил на чуть-чуть неминуемую разлуку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Покушение.
  
   Дядюшка Людвиг был несколько расстроен этим желанием мальчика. Он привык считать Даню своим ребенком. Тем более, что юный эльф расцветал от его ласки, оттаивал от его тепла и отвечал своему спасителю безграничным доверием. Ван Хельсинг считал, что судьба подарила ему сына, о котором он столько лет мечтал. Но вопрос возвращение был только лишь делом времени.
  Везти ребенка домой дядюшка Людвиг не мог. Он только получил место заведующего кафедрой парапсихологии столичного университета. Домой он теперь приезжал поздно вечером. В столице же он связался со вторым дедушкой Дани и посветил его в проблему. Старик и сам был бы рад заботиться о своем единственном внуке. Мальчику там было бы безопаснее - целый казачий отряд гораздо более надежная защита, чем вдова-англичанка или дядюшка психолог. Тем более, что рядом с имением находится большой город - мальчику будет удобно учиться в гимназии, а потом и в университете. Конечно, сидеть на лекции в компании телохранителя - не самое приятное занятие. Но этот ребенок уже в силу своего происхождения сам себе не принадлежал. Он был воспитан достаточно сурово, и капризов с его стороны родственники не опасались.
  Встреча дядюшки Людвига и пана Дашевского была назначена в одной таверне, в отдельно наглухо закрытом кабинете. Старики долго обсуждали , как лучше и удобнее будет устроить жизнь юного осиротевшего князя. Старому атаману не терпелось увидеться с внуком. У дядюшки Ван Хельсинга были еще дела в столице.
  Спустя пару часов старый атаман был на месте. Стояла теплая майская ночь, и он решил прогуляться пешком. Старик решил встретить своего внука у театра. Ему было известно, что мальчик в это самое время, скорее всего, провожает свою подружку. Старик погрузился в воспоминания, когда и сам, пятьсот лет назад провожал молоденькую красавицу Эсмеральду в табор. Тайком, огородами они крались к тому месту, где вовсю шло буйное веселье. Они не знали, что по следу молодой парочки уже крались отчаянные гайдуки его отца. Ох, и попало же им тогда обоим.
  Угораздило же дурака так жениться - на скорую руку, да на долгую муку. Тем более, что сыновей так бог им и не дал - они, проклятые родичами своей матери-цыганки, умирали один за другим не дожив и до года. Только лишь через четыре века судьба подарила им дочь красавицу. Да и она, как оказалось, отмечена была родовым проклятием. Угораздило ее без памяти влюбится в предназначенного. Известно ведь, что предназначенный для любви - все равно, что мертвый или женатый. Смотреть смотри, а руками не трогай. Любить предназначенного эльфа, все равно, что пытаться удержать голыми руками раскаленную сталь - только руки сожжешь до кости.
  Дашевский уже подошел практически к театру, и тут услышал голоса - мальчик и девочка оживленно, что-то обсуждали. Он издали заметил светлую рубашку внука, и девочку в светло-голубом платьице, на плечи которой заботливый ухажер накинул пиджак. Они гуляли совсем, как взрослые.
  Вдруг девочка запела, что-то старинное, задушевное. Мальчик долго-долго смотрел на нее. Она была чудо как хороша, и совсем взрослая. Даня как завороженный смотрел на ее красивое лицо, обрамленное густыми темными кудрями. И вдруг, неожиданно для себя поцеловал ее. Первым, совсем еще неумелым, детским поцелуем.
  Девочка не отняла губ. Только минуту спустя, она отстранилась от кавалера и тихо, но сердито произнесла:
  - Никогда больше так не делай!
  - Почему? - не понял ее парень, пытаясь угадать, чем он провинился.
  - Потому что это - дурное. До свадьбы дурное, - ответила девочка и отвернулась.
  Вдруг девочка прижалась Дане и тихо заплакала:
  - Когда твои люди будут громить табор, вспомни Сильву! Вспомни Сильву Вареску.
  - Обещаю тебе, что я не трону твоих цыган, даже когда совсем вырасту. Ну, конечно, если они сами не будут безобразничать. Ты хотя мне и подруга, но порядок быть должен.
  Даня обнял ее, и потеплее закутал девочку в теплый пиджак. Словно пытаясь защитить ее от вечернего холода, беспросветного мрака предстоящей разлуки. Дети пытались этими объятиями защититься от одиночества. Мальчик и девочка уже знали, что завтра им суждено расстаться навсегда. Им обоим это было в тягость.
  Вдруг на руку мальчику на руку села ручная летучая мышь, и что-то возбужденно пищала, не в силах соблюдать приличия. Даня, который уже начал терять терпение, приласкал зверушку и спокойно сказал ей:
  - Тебе, должно быть, показалось. В этом городе полно людей.
  Но маленький зверек сердито топорщил крылья, нетерпеливо перебирал лапками по руке юного эльфа. Словно побуждая его лететь, и как можно быстрее, с этого страшного места. Вдруг летучая мышь, испустив пронзительный писк, испугано вспорхнула.
  И тут старик, который решил спрятаться, чтобы не испугать своим внезапным появлением детей, уловил какое-то движение в переулке. Даня увидел каких-то мужчин в черных масках и направленный почти в упор пистолет. Хельве инстинктивно заслонил своим тело то, что было ему дороже всего - юную цыганочку Сильву. Раздались выстрелы. Мальчик беспомощно вскрикнул и начал сползать по стене. Сильва истошно закричала. Маленький зверек бесстрашно кинулся на врага, намереваясь своими острыми коготками выцарапать глаза бандиту.
  На крик из театра выскочил старик Ван Дейк. Он взял Даню на руки и занес в дом. Дедушка чувствовал, что мальчик жив. Дашевский одним метким выстрелом уложил одного из бандитов. Другого злоумышленника он скрутил и отволок в участок. Это было не сложно - он был почти ослеплен разъяренным животным. Мышь, словно стыдясь своего недавнего страха, отчаянно срывала зло на том, кто осмелился разрушить дивную тишину летней ночи ужасными выстрелами.
  Мальчик тем временем пришел в себя. Золотой амулет спас ребенку жизнь. Пуля, метившая в сердце юного дракона, слегка погнула массивную пластину. Та же пластина отклонила вторую - вместо того, чтобы наверняка прикончить ненавистно мальчишку, она всего лишь скользнула по ребрам и только больно оцарапала. Правда, дети были напуганы очень сильно. Кровать, на которую положили Даню, изрядно пострадала от крови. К тому времени, когда Дашевский пришел к зданию театра, мальчишка уже перевязанный, возбужденно переговаривался со старым драматургом и своей подружкой.
  Пока дед бегал за бандитами, ребенок уже смеялся над своим страхом. Выстрелов, которыми он был ранен, Даня не слышал. Не смотря на веселость, его голова начала неприятно кружится. А в ране появилось нехорошее подергивание. Дед, вернувшись, заставил мальчика выпить из своей фляжки.
  - Зачем? - испуганно отшатнулся Даня, - Не буду я эту гадость.
  - Это не гадость. Это добрая казацкая горилка, - все настойчивее старик придвигал фляжку к пересохшим губам.
  - Все равно не буду, противно.
  - Пей, малыш, - сказал Дашевский - сейчас будет очень больно.
  Старик размотал повязку. На ребрах мальчика появилось болезненная опухоль, какие-то подтеки. Старый атаман раскалил над примусом верный кинжал. Потом прижал мальчишку к себе, зажал могучей ладонью его рот. И вдруг резко полоснул по самому больному месту. Мальчишка с ужасом смотрел на ту массу грязи, которая резко вывалилась из его тела, прежде чем потекла чистая кровь. Но на этом его мучения не закончились. Старик промывал рану из той же фляжки. Дане казалось, что его пытают огнем - каждый раз жгло невыносимо. Кричать в присутствии Сильвы он стеснялся, но сдержанный стон иногда срывался с растрескавшихся губ. Наконец-то старик закончил - прохладное прикосновение мягкой тряпочки он ощутил, как райское блаженство. Он благодарно улыбнулся, найдя в себе силы поднять глаза. И встретиться взглядом с той, с которой завтра должны были расстаться навсегда.
  Когда же прибыл дядюшка Людвиг в компании своего знакомого хирурга, все было сделано. Мальчик, очень бледный и слабый, полусидел в высоких подушках и держался за руку с юной Сильвой. Судьба подарила им еще несколько дней вместе. Доктор Ван Хельсинг с большим трудом уговорил его еще немного потерпеть - друзья захватили с собой очень редкую сыворотку.
  - Это чтобы не было столбняка и гангрены - объяснил напуганному хельве знакомый дядюшки Людвига.
  Даня мало что слышал о столбняке. Но, что такое гангрена было ему хорошо известно. Ему часто приходилось видеть, как от нее умирают солдаты. И ранка-то вроде не опасная. А потом разливается мучительная чернота. И хорошо если успеют вовремя отрезать руку или ногу. А то и отрежут, а уже поздно: черная погибель уже на тело перекинулось. И все - конец. Страшный конец - мальчик даже своим злейшим врагам не желал такого конца. Даже зловещему Анвару-эфенди. И если пустяшная боль может защитить от этакой напасти - Даня согласен потерпеть еще немного.
  Даня прожил еще немного вместе с дядюшкой Людвигом, тетей Лорой и маленькой Сюзаной. Пару дней он вообще только и делал, что спал. Пришлось им пережить пару дней жесточайшей лихорадки, когда мальчик опять страдал от сильного жара, а перевязывать его приходилось едва не каждый час.
  А потом - рана зажила на нем, как на собаке. И пару недель не прошло, как о той страшной ночи в темной переулке напоминала только узенькая полоска незагорелой кожи.
  Все это время мальчик и девочка виделись каждый день. Сильва помогала тетушке Лоре ухаживать за своим приятелем. Она часто сидела с ним ночью, когда мучительный жар не давал заснуть. Она сама перевязывала его. А Даня был ей за это бесконечно благодарен. Он хотел как-нибудь отблагодарить за заботу. За эту неделю, которую девочка осветила своей еще детской нежностью. Но, каждый миг приближал разлуку.
  Расследование таинственного покушения зашло, как всегда в тупик. Бандит, пойманный атаманом Дашевским, погиб в тюрьме при загадочных обстоятельствах. Вина его была доказана. Он и не отрицал. Вот только кто и зачем послал его, так и осталось в тайне.
  Но, тот, кто хочет убрать эльфийского юношу, скорее всего, действует не своими руками. В этот не было никаких сомнений. Иначе зачем этим господам фотографии чужого мальчика: на сцене, на прогулке с друзьями, возле школы. Тем более, что Ван Хельсинг никогда не фотографировал Даню и тем более не раздавал его фотографии. Кто мешает найти новых работников, которые сделают свое дело более профессионально. Или которым повезет чуть больше. Дядюшка Людвиг и дедушка Дашевский решили обратиться за помощью к знаменитому частному сыщику. Взрослые очень обрадовались, когда им назначили встречу в том самом знаменитом съемном доме. Только вот мальчик относился к этому с меньшим азартом, чем ожидали взрослые. Дядя Людвиг и его дедушка, радостно переговариваясь, выложили на стол билеты на пароход до Бристоля.
  Они думали, что весть о предстоящем путешествии, которого он так ждал, развеселит загрустившего подростка. Но тот вежливо поблагодарил их, и вдруг убежал к себе в комнату, чтобы никто не видел прорвавшихся слез. Дедушка рванул было следом, но подумав, задержался у дверей комнаты. Он только слышал судорожные всхлипывания. А потом, молоденький парень вышел и извинился. Сказал, что внезапно разболелась голова. Вид у него и вправду был болезненный.
  В комнатку мальчика решительно зашла тетя Лора. Лора Ван Хельсинг очень часто понимала мальчика лучше, чем ее муж, дядюшка Людвиг. Она своим терпением часто добивалась большего, чем мужчина свои натиском и психоанализом. Она каким-то необъяснимым женским чутьем нашла ключик к мальчишескому сердцу и на этот раз. Женщина увидела, как мальчишка судорожно сжимает газовый шарф Сильвы. Как будто, сжав шарфик, юноша хотел изменить судьбу, приблизить любимую девочку. Лицо его было вроде бы беспристрастно, но в глазах была такая тоска, что добрая тетушка сразу поняла причину внезапной головной боли.
  Она по-матерински обняла окаменевшего от предчувствия разлуки мальчика, и сделала то, что ей давно хотелось: ласково погладила густые светло-русые кудри. От этой ласки боль отпустила. Тетя Лора вещать (читать мысли на расстоянии) не умела, Даня проверял. Но, почему-то все понимала без слов. Она как будто чувствовала, когда надо помолчать, а когда нужно поддержать словом, а когда - вот так молча приласкать. Лора никогда ничего не выспрашивала у мальчика, никогда не лезла в израненную душу непрошеным гостем. Но почему-то хотелось самому все рассказать ласковой тете - она не будет насмехаться. Если в ее силах поможет, а если нет - то просто выслушает без издевок и нравоучений. Тогда - боль вдвое меньше, а разделенная радость - вдвое больше.
  Даня чувствовал, что ему будет очень сильно не хватать этой мудрой женщины. Которая, как мама, все понимает.
  - Я ее больше никогда не увижу, я никогда ее не увижу! Никогда! - с трудом выговорил хельве страшные для него слова, и опять тоскливо замолчал, чтобы не расплакаться как маленькому. Тетя Лора опять обняла его, и тихонечко потерла виски. Боль чуть отступила.
  - Тетушка, - спросил мальчик чрез некоторое время, - неужели расставаться всегда так больно?
  - Смотря с кем. С любимыми всегда больно - ответила взрослая женщина.
  -Тетушка, зачем она меня любит? Я ладно мучаюсь. Это мне на роду написано. Я плачу по счетам за своих предков. Дай бог, чтобы на мне все закончилось - чтобы не страдать ни Алисе, ни братику. Ей то это зачем? Сколько кругом хороших парней? Ригель, к примеру. Зачем она меня выбрала? - спросил юный эльф.
  -Маленький ты мой! Любовь это не похвальная грамота, которую вручают достойнейшему. Любовь она от Бога - как стихийное бедствие. Накроет с головой, и уже сама не заметишь, как попала в силки, - тетушка Лора устало присела на краешек кровати.
  - С вами так было? - снова спросил Даня.
  - И со мной тоже - ответила тетушка.
  - Поэтому Сюзана такая хорошенькая получилось, - ответил ей мальчик своим обычным голосом, без горечи, без надрыва. Он незаметно соскользнул в сон.
  Лора Ван Хельсинг поговорила с мужем и с приехавшим дедом мальчика. Они обещали быть внимательными и терпимыми к страдающему ребенку. Даня вдруг среди ночи проснулся, и долго не мог заснуть. Он так хотел вернуться. Но вот когда билет уже в кармане, и чемодан собран - ехать совсем не хочется никуда. Даня больше всего хотел взять с собой любимую, чтобы ее присутствие немного уменьшило тяжесть испытаний. Но он прекрасно понимал, что путешествие их будет очень опасным. И юный эльф предпочитал страдать в разлуке, чем рисковать жизнью любимой Сильвы. Пусть юноша больше никогда ее не увидит. Но зато будет знать, что милая жива и здорова. С этим знанием гораздо легче жить, чем нести непосильный груз вины за гибель любимой девушки.
   Это была самая первая из долгих ночей и юного эльфийского князя, и будущей примадонны, звезды самого популярного театра варьете. Если бы появился тот, кто исполняет желания, то дети пожелали бы одно на двоих. Чтобы эта ночь никогда не кончалась. Но ... утро приходит не зависимо от того, что несет - веселю свадьбу или мучительную казнь. Безжалостное солнце возвестило начало нового дня.
  И, вот уже надо ехать.
  Прощание в порту для обоих детей было тягостным. Проводы получились шумными. Их провожала не только тетя Лора и маленькая Сюзана. В шумной толпе провожающих Людвиг высмотрел Ригеля в обнимку с близняшками. Шумно что-то кричали одноклассники Дани. Но мальчик, не отрываясь, смотрел в одну точку - туда, где стоял старый Ван Дейк со своей приемной дочерью Сильвой. Девочка что-то кричала, Даня пытался переорать пароходный гудок. Девочка прижалась к старику, и тихонько заплакала. Ей казалось, что этот жуткий гудок убивает первую в ее жизни большую любовь. Огромный белый корабль неумолимо отдалял двух влюбленных детей друг от друга.
  Ван Хельсинг смотрел, на своего подопечного. Даня, не отрываясь, продолжал разглядывать узкую полоску, в которую превратилась земля, которая несколько месяцев был его домом, земля, где осталась его первая любовь. Уже ветер заволок тучам горизонт, а мальчик все стоял на палубе и смотрел туда, где осталась самое дорогое для него. Там осталась самая первая в его жизни девочка, которая стала ближе и роднее остальных.
  Мальчик беззвучно плакал. Он, видимо, и сам не замечал этого. Просто горькие слезы текли по обветренному лицу.
   Старик Дашевский неслышно подошел к Дане, молча обнял и прижал к себе. Юноша и старик долго стояли, обнявшись. Пока солнце устало не закатилось за свинцовые тучи.
  - Пойдем, малыш! Надо выспаться. Завтра у нас трудный день. Давай пойдем, сынок! А то, какое расследование на больную голову.
  Даня спокойно пошел с дедом. Трое мужчин перед сном болтали о разных пустяках. Мальчишка пытался заглушить мучительную сумятицу в голове. Но во сне ему опять снились кошмары. Он видел свою подружку Сильву, рыдающую над бездыханным телом своего приемного отца. Видел горящие хаты. Видел и слышал, как страшно гремят в оглушительной предрассветной тишине выстрелы безжалостных убийц. Видел улицы маленького городка, залитые кровью. Все как будто вернулось на пятьсот лет назад. Взрослые мужчины слышали, как мечется во сне ребенок. Ван Хельсинг, пытаясь разбудить подростка, плеснул в лицо обжигающе холодной водой, хлестал по щекам, отчаянно тряс за плечи. Но, ребенок продолжал метаться и стонать, не в силах освободиться из объятий кошмаров. Лишь под утро мальчик заснул спокойно, изредка чему-то улыбаясь во сне. Ближе к полудню юношу разбудили. Мальчишка нехотя покинул мир приятных сновидений.
   Солнечная погода как будто прогнала печаль на самое дно мальчишеской души. Он, как ни в чем не бывало, улыбнулся дневной звезде. В течение нескольких минут привел себя в порядок. Помог дедушке отыскать его тросточку. Помог дядюшке уложить тугой саквояж. И даже осталось полчаса на то, чтобы предаться приятным воспоминанием.
  Даня вспоминал, как совсем недавно, в этом же порту они с отцом высаживались на берег. Отец был весел и возбужден, как всегда перед важным делом. Потом становился сосредоточенно молчаливым:
  - Я везу сына в школу.
  Потом был поезд, который вел их в столицу страны, где папе предстояло работать, а ребенку учится. Отец всякий раз переживал, как у Дани сложатся отношения с учителями. Не придется ли защищать сына от нападок? Хельве не показывал вида, чтобы не пугать мальчишку. А сам переживал. И тогда Даня сам успокаивал отца. И заверял, что он в полном порядке. И учителя замечательные. И учеба совсем не трудная. И что у него куча приятелей, среди которых верный друг.
  Даня вспомнил, что папа теперь очень-очень далеко.
  -Только бы папа был жив. Только бы он выжил.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Миссия в Лондоне.
  
  Пароход проход подошел к шумной пристани. Порт Бристоля жил своей обычной жизнью. Мальчик был несколько ошеломлен шумом большого портового города. И с радостью окунулся в водоворот жизни. Вся печаль осела на самое дно души. Пароход подошел очень удачно. Ван Хельсинг, Дашевский и Даня успели на поезд, который должен отвезти эту троицу в столицы.
   Дядюшка Людвиг и Даня безмятежно спали на мягкой полке. Они оба были измучены - дядюшка бессонной ночью, мальчик ночными кошмарами. Но, старый эльф Дашевский не мог позволить себе такой беспечности. Он беспокоился, сможет ли он стать для мальчика таким же близким, как этот странноватый доктор. Ван Хельсинг иногда просыпался, закутывал мальчишку поплотнее в теплый плед. Даня доверчиво прижимался к дядюшке, безмятежно спал на его сильном и надежном плече. С ним юный эльф чувствовал себя в безопасности. И хотя иногда дерзил доктору Ван Хельсингу - все же безмерно ему доверял. Как доверял бы своему отцу, будь он рядом. Со стороны могло показаться, что это отец с сыном едут из гостей в город.
  Дашевский всю дорогу до Лондона прикидывался спящим. И изрядно напугав до полусмерти, сломал руку вагонному жулику:
  - Если пикнешь - убью.
  В это время еще не было мобильных телефонов. Да и обычные - были еще модной новинкой, дорогой игрушкой. Но весть о грубом старике, а заодно об его спутниках, распространилась быстрее лесного пожара. По крайней мере, попыток облегчить их кошелек далее не последовало.
   Трое друзей вышли из вагона. Даня улыбнулся, вспомнив то, как он впервые приехал в этот город с папой и дядей. Мальчик шел по знакомым улицам, его сердце обожгла печаль воспоминаний. Ему даже почудились тени - дядюшки Бэлы и тетушки Люси. Даня подумал, что так оно и должно быть. Они оба так любили этот город. А может быть, они просто пришли поддержать морально любимого племянника.
   Даня, в отличие от своих друзей, довольно неплохо знал город. Он уверенно вел всю компанию к особняку, где жил знаменитый сыщик. Хорошо, что они договорились о встрече заранее. Даня попал в прокуренную комнату, в которой смешались самые невообразимые запахи. Хозяин комнаты самозабвенно что-то пиликал на скрипке. Он был в задумчивости. Он был поражен в этом мальчике каким-то невообразимым сочетанием довольно упрямого почти мужского характера и трогательной детской беззащитности и ранимости. Мало того, что пришлось пережить этому ребенку, хватило бы на две три взрослых жизни.
  Знаменитый сыщик напряженно думал над тем, кто и зачем хочет убить юного князя. И думал, как связать это с тревожным сообщением утренних газет: "как сообщают наши австралийские корреспонденты, из колонии строго режима совершил дерзкий побег опасный преступник. Мирчу Танэу был осужден за контрабанду оружию, многочисленные убийства совершенные им в Лондоне и у себя на родине. Побег был совершен после того, как в результате несчастного случая погиб некий Ренфилд. Непроверенные источники сообщают, что в тюрьме Мирчу выполнял некое задание таинственной организации. Другие же сообщают, что побег был вызван известием о смерти его отца - князя Владислава. Предполагают, что в этом замешены служащие Императорского Российского флота. Однако господин адмирал категорически опровергает подобные слухи".
  Сначала сыщик думал, что таинственный убийца - это сбежавший каторжник. Возможно, таким образом, он решил устранить конкурента. Но... когда старик Дашевский сообщил, что Мирчу Танэу - это отец мальчика, сыщик начал сомневаться в своей версии. Конечно, есть такие отцы, которые без тени сомнения уничтожат и собственное дитя, чтобы проложить путь к сокровищам.
  Но он видел этого Мирчу на какой-то вечеринке, на которую сыщика притащил его брат. Брат просил присмотреться к странной парочке: красивому мужчине, вокруг которого вечно кружатся светские красавицы, и невероятно умному и серьезному для своего возраста мальчику - его сыну. Одинокий старый холостяк видел, с какой нежностью относился объект наблюдения к ребенку. Как искренне о нем заботился, какой неподдельной любовью светились его глаза, когда он смотрел на сына. Видел своими глазами, какая нежность освещала, каждое слово, каждое движение.
  Родной брат сыщика описал этого Мирчу как самое настоящее чудовище: безжалостный убийца, дерзкий контрабандист, нагло насмехающийся над всеобъемлющим и всесильным британским законом. Однако перед сыщиком тогда предстал всего лишь любящий отец, галантный кавалер и глубоко несчастный одинокий мужчина. В отличие от самого сыщика, который был одинок по своей воле и нисколько не страдал от отсутствия подруги, одиночество эльфа было каким-то болезненным. Этот Мирчу был похож на большого ребенка. Такой милый домашний парень, добрый отец и любящий муж. И за его одиночеством стояли болезненный надрыв и какая-то очень печальная тайна. Частный сыщик долго не мог представить, как в одном существе могут сочетаться отчаянная жестокость и удивительная нежность. Хотя, если подумать, свирепые карпатские волки - тоже удивительно нежные и заботливые родители.
  Он несколько минут поговорил с этим эльфом из Восточной Европы ( господин детектив до этого думал, что эльфы живут исключительно в Англии), и его мнение об этом деле изменилось на прямо противоположное. Мирчу вовсе не прибегал к гипнозу - опытный детектив сразу бы это почувствовал. Княжич вовсе не был тем маньяком, которого нарисовали бойкие журналисты: получающим удовольствие от предсмертных мучений своих жертв, жаждущий крови, готовый мстить всем и всему за малейшую обиду.
  На самом деле Мирчу убивал, потому что у него не было другого выхода. Он не более жесток, чем разъяренная кошка, защищающая своих котят. Не более кровожаден, чем дикий кабан, отчаянно дерущийся за свою жизнь. Просто в другом случае эти господа с легкостью убили бы и его самого, и его сына. Он убивал, чтобы не быть убитым. И только. Мирчу, по роду своей деятельности, вынужден был общаться с довольно сомнительными личностями. И удовольствия от погонь, перестрелок и шпажных боев не испытывал ровным счетом никакого. Будь его воля, эльф предпочел бы тихое семейное счастье всем захватывающим приключениям, выпавшим на его долю.
  Тогда в сыщике боролись два начала: законопослушный гражданин Великобритании (который обязан отправить Мирчу за решетку, а то и на виселицу) и просто хороший и порядочный человек, которому жаль другого хорошего и честного человека. Сыщик тогда сказал брату, что просто упустил хитрого славянина. Да и кто бы поверил, что знаменитый детектив в здравом уме и твердой памяти, по доброй воле нарушил так высоко почитаемый им закон.
  Лишь только его добрый друг догадался об этом. По случайным обмолвкам. По пространным рассуждениям, когда сыщик в приступах меланхолии, как будто говорил с самим собой:
  - Некий джентльмен, находясь за границей, в некой нейтральной стране, защищая интересы Великобритании, вынужден был нарушить законы этой страны. И его судьба в некий момент времени зависит от другого джентльмена. И как должно поступить в этом случае истинному джентльмену? Выдать его властям страны - как велит долг законопослушного гражданина, и тем самым совершить бесчестный поступок? Или же помочь ему скрыться, как велит совесть и долг христианина - и тем нарушить закон?
  Дети доктора иногда пугались странных рассуждений отцовского друга. Их отец давно знал этого странного детектива. Старый добрый друг, который при посторонних изображал бесчувственного циника, таким образом, просто успокаивал советь.
   Просто, когда он узнал по ближе того, на кого охотится вся Лондонская полиция, он впервые в жизни, помог преступнику уйти от правосудия. Он даже помог этому самому мальчику незаметно выскользнуть из дома. Он знал, что если бы схватили Даню, да еще бы распустили слухи, что мальчику грозит смертельная опасность - поимка его отца была делом времени. Мирчу ни за что не оставил бы мальчика в беде.
  Но знаменитому сыщику не очень хотелось, чтобы этот странный человек был пойман. По сути - против англичан, его соотечественников, князь Мирчу ничего не имел. Невинных людей не трогал. Убиенные эльфом сотрудники спецслужб - знали, с кем имеют дело и на что шли. Да, если честно, особых сожалений не вызывали. Они совсем не были теми невинными овечками из бойких газетных сплетен. Печься же об интересах дружественной Турции не имел желания. У турок имеются свои правители и свои герои. В частности, прославленный Анвар-эфенди. Пусть у них голова болит.
  Господин детектив помог Дане встретиться с отцом, а потом лично отвез его к другу в Шотландию. Он видел, сколько нежности было в прощальных объятиях отца и сына, с какой тревогой провожал Мирчу глазами экипаж, уносивший ребенка. И за шумом дождя слышал, как мальчик плакал, провожая отца в тяжелое и опасное путешествие:
  - Папочка, миленький! Береги себя, пожалуйста! Без тебя нам всем очень плохо! Вернись живым, прошу тебя!
   Видел, что мальчик больше всего на свете хотел быть рядом с отцом, хотел разделить с ним всю тяжесть нелегкого пути. Но понимал, что он в этом путешествии будет для любимого папы лишней обузой. Это, и только это, удержало тогда от непоправимых глупостей.
   Старый циник уже почти не верил в искреннее чувства. Свои отношения с братом он считал редким, счастливым исключением. Но, с другой стороны... На балу, красуясь перед дамами, еще имелся смысл разыгрывать спектакль. Но здесь, на берегу океана, на пустынной безлюдной пристани, где нет зрителей - бессмысленно изображать чувства, которых никогда не было.
  Сыщик не верил, что на каторге Мирчу изменился на столько, что стал способен убить мальчика, которого так любил и берег. Только лишь за тем, чтобы занять место вот главе клана, которое сын ему отдаст с радостью.
  Знаменитый сыщик подолгу расспрашивал сначала Даню. Дяденька задавал такие, на взгляд мальчика, глупости, что тот начал было уже раздражаться. Как будто они проделали такой путь, только затем, чтобы узнать, сколько ступенек в парке. И что толку в том, что их ровно столько же, сколько на той самой зловещей лестнице на углу Вишневой улицы, где и произошло то самое убийство. Как это поможет найти убийц дедушки? Не тех, кто держал в руках сабли - с ними, как раз все ясно. Они-то как раз уже никому ничего не сделают. Гораздо опаснее те, кто за всю жизнь не поднял ничего тяжелее чернильницы. Но они-то как раз, так и остаются неизвестными.
  И как этот обкуренный болван мог подумать на его второго дедушку - якобы в отместку за свою дочь. Но ведь его дочь, маму Дани, погубил вовсе не мальчик и его отец, а злые ведьмы. Геля Дашевская излечившись от своей безумной страсти, готовилась стать женой некоего Хомы Брута. Отец девушки сумел выяснить родословную этого юноши, который оказался достаточно благородного происхождения. В свою очередь отец жениха с радостью признал его, особенно узнав, что его сын, от которого он в свое время беспечно отрекся, стал официальным женихом богатой красавицы. Этот жених вовсе не возражал против того, чтобы с ними жил маленький Даня. Хотя бы иногда. Но теперь, когда дочь старого разбойника и ее жених так страшно погибли, у него не осталось никого ближе маленького внука.
  Мальчик успел заметить еще в то время, когда он ничего не знал о маме, как этот старик смотрел на него. И еще тогда был готов порвать любого, кто только косо взглянет на его единственного внука. Когда детектив начал расспрашивать в том же духе о докторе Ван Хельсинге, мальчишка просто обиженно замолчал. Подозревать того, кто, рискуя своей жизнью, спас его из рук бандитов, Даня не мог. Видя такую реакцию, детектив примирительно сказал:
  - Не обижайся на меня, малыш. Просто по роду своей деятельности мне приходится чаще видеть моральных уродов. Я знаю, к сожалению, много такого, чего предпочитал бы не знать. И чего тебе, сынок, от души желаю никогда не узнать. Я уже стал забывать, что существуют просто нормальные люди, просто любящие отцы и дедушки. Пойми, малыш, чтобы найти истинных виновников, важна самая незначительная деталь. Поэтому приходиться делать иногда больно.
  Потом этот же детектив два часа мучил его дедушку. В отличие от мальчика, воспитанием старого разбойника не занимались Мадам Пони и строгий князь. То и дело, старик возмущено вскрикивал. А детектив неуклюже извинялся. Потом разговор продолжался.
  Потом наедине с детективом остался дядюшка Людвиг. Разговор их продлился уже чуть ли не три часа. Из закрытого кабинета не доносилось ни единого звука. О чем они говорили, Даня так и не смог узнать. Дядюшка уже научился закрывать свои мысли от мальчика. Юный эльф не очень на него обижался. Дядюшка Людвиг скрывал некоторые беспокойные мысли, чтобы защитить ребенка от лишних переживаний, от ненужной боли. Ребенок, особенно после покушения, и без того стал слишком беспокойным и мнительным.
   На самом деле детектив проверял, насколько можно доверять показаниям юного эльфа Дани. И остался доволен результатами. Ведь даже его близкий друг не смог сразу сосчитать число ступенек. Этот малыш с первого раза назвал это число. Значит, можно поверить испуганному рассказу о пистолете с необычной мушкой. Можно доверять этому рисунку, запечатлевшему все, до мельчайшей засечки на грозном стволе.
  Если отец мальчика занимался оружием, а его дед считался до недавних пор лучшим стрелком Европы, мальчик вполне может знать, чем отличается пистолет от револьвера, а охотничий дробовик от снайперской винтовки. Даня так уверенно говорил об этом так уверенно, что сыщику даже стало страшновато оставаться с ним в закрытом помещении. Он точно не хотел иметь это дитя своим врагом.
  Особенно, после того, как мальчик из пистолета сбил румяное яблоко в соседнем саду. Даня целился всего-то долю секунды. Муха, которую угораздило присесть отдохнуть и полакомиться сладкой росой, не успела ничего понять. Сыщик слегка побледнел, когда странноватая старушка принесла простреленное яблоко в кабинет своего постояльца. Это при условии, что юный хельве предпочитал не афишировать некоторые свои способности. Например, способность к телекинезу - хозяйка съемного домика сумело подсмотреть, как мальчик подхватил выпавшую из рук старика трость, не коснувшись. Он просто, будто молча подозвал ее, как ручного зверя. И подал ее растерявшемуся дедушке. Он мог зажечь огонь только лишь одним взглядом.
  - Он так опасен, хотя еще ребенок, что будет с ним, когда его украсит седина? - подумал словами Шекспира старый циник.
   После этого глаза сыщика заблестели привычным азартом. Новое дело обещало быть захватывающим. Старый сыщик делал вид, что ему все равно. Он изображал прожженного циника, но ему было очень жалко этого мальчика. Паренек ему очень нравился - его цепкий глаз, подмечающий детали, очень мощный интеллект. Вот только куда девать нежное и любящее сердце? И какое-то обостренное чувство собственного достоинства. Из этого ребенка мог бы получится неплохой детектив. У одинокого старого холостяка не было своих детей. И он с радостью бы передал свое дело этому юному пока созданию. Тем более, что учить такого - одно удовольствие, он все схватывает налету. А дети его друга доктора, такие же, как и отец - очаровательные малютки, но совершенно не пригодны для работы детектива. Для начала нужно было разобраться в этом запутанном семейном деле.
  Сыщик курил в кабинете, пугал хозяйку дома своей игрой на скрипке. Только, почему-то вместо обычной своей музыки, к которой хозяйка дома уже привыкла, он почему-то начал наигрывать чудную мелодию, напоминающую отчасти чардаш , отчасти дикий необузданный танец, полный первобытных страстей: "смешение грусти злой со сладострастьем баядерки". К великой радости хозяйки, далеко за полночь музыка все-таки прекратилась. Однако, утром ее постоялец, с которым она сроднилась, как с родственником, был свеж и бодр, как будто хорошо выспался, глаза его нехорошо блестели.
  - Милая моя старушка - весело захохотал сыщик, легко кружа и подкидывая старушку, как ребенка, - собирайтесь, милая! Мы едем к морю.
  Утром господин сыщик позвонил в гостиницу, где остановились путешественники. Даня предложил воспользоваться любым из домов, которые остались ему от отца. Но, Ван Хельсинг решил, что мальчику не желательно сразу открывать все карты.
  Во-первых, все движимое и недвижимое имущество князя Мирчу было арестовано. Во-вторых, за нехорошими домами, вокруг которых и день, и ночь сновали груженые неизвестно чем груженые обозы, пугающие добропорядочных обывателей разбойными физиономиями возниц, наверняка установлено наблюдение.
  Ван Хельсинг не боялся комиссара полиции - ищейкам нечего предъявить ребенку, который просто вернулся домой. Как хороший психолог, он быстро убедил бы в этом недалекого инспектора. Он больше боялся тех, кто заказывал убийства мальчика. Эти люди могут попытаться это сделать снова и снова. В этой ситуации открыть своим ключом дверь дома, за которым следят, это все равно, что написать на лбу свою фамилию и раззвонить о своем приезде во всех газетах.
  Поэтому путешественники и остановились в гостинице, да еще под чужим именами. По легенде - это старик отец, с сыном и внуком путешествуют по миру. И заехали в город, чтобы к ним мог присоединиться беспечный старый холостяк - кузен сына (в которого перевоплотился известный детектив)
  Голос сыщика звучал очень бодро. Однако, взрослым пришлось долго расталкивать Даню. Но громогласное появление детектива в холе гостиницы под видом беспечного искателя приключений, могло разбудить и мертвого.
  - Господа! У меня возникла великолепная идея! Мы едем в круиз по средиземному морю. Там мы повеселимся на славу.
  Даня удивленно уставился на престарелого балбеса и только по голосу узнал сыщика.
   Уже к полудню компанию путешественников покинула берега туманного острова. Дане опять почудились дядюшка Бела в обнимку с тетушкой Люси. Мальчик отчетливо слышал шелест ее платья. А дядюшкина тросточка прочно упиралась в выемку между камнями, а его рука легко, но очень ловко удерживала любимую женщину. Они стояли, как живые, весело махая племяннику, и беззвучно его ободряя:
   - Все закончится хорошо, малыш! Вот увидишь! А нам пора в мир теней.
   Видения эти исчезли также внезапно, как и появились. Огромный белоснежный пароход неуклюже огибал затейливые заливчики и бухточки. И скала, на которую вскарабкался веселый дядюшка, еще видна с борта. Но на ее вершине уже никого нет - сладкая парочка, выполнив свою миссию, вернулась в иные миры.
  А мальчику совсем незачем знать, скольких наемных убийц напугал призрак дядюшки. И скольких грабителей совратила тетушка, внушив крамольную мысль "приятней сделать одного, чем истребить десяток" . В результате чего тот, кому поручено расправится с юным эльфом, пришел к выводу: "работа не волк, в лес не убежит"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Невеселое путешествие.
  
  Мальчишка быстро освоился на огромном корабле. Он то и дело носился по судну. Для умного и любознательного ребенка на этой огромной машине было столько любопытных уголков.
  Мальчишка встретил среди матросов своего земляка, успел подружиться с молодым штурманом и капитаном Земфиреску. Ребенок первые два дня не мог наговориться - он так давно не слышал родного языка, что даже стал забывать некоторые слова.
  На этом пароходе было очень весело. Этот корабль вез на солнечные курорты публику из задымленных городов Британии. Тех, кого не испугала война, которая гремит по близости. Некоторые отправятся дальше в Италию, Испанию. А некоторые молодые джентльмены ехали на эту войну, как на увеселительную прогулку. Они думали поучаствовать вместе с турецкими друзьями в охоте на неуловимых лесных всадников. А потом помочь туркам вернуть благословенный плодородный край, очистив его от диких варваров-славян.
   Осман паша любезно обещал, что это будет не опаснее, чем охота на лис. Он даже раздал описание тех существ, которых им предстоит выслеживать - у них слегка заостренные кончики ушей и особый разрез глаз. В остальном - они ничем не отличают от них самих. Тем более, что по Лондону такие ходят едва не толпами. Но там - эльфы являются подданными Великобритании, их защищает закон. Мало того, многие из тех, кто откликнулся на пламенный призыв осман паши, вполне подходили под описание. Эти господа представляли одно из подразделений британской контрразведки - нанятые и специально обученные для ликвидации лиц, представляющих опасность для интересов Британской империи.
  Хитрый полководец разумно решил, что подобное лучше лечить подобным. Против эльфов, которые много веков строят козни доблестным воинам султана, лучше всего воевать руками дружественных эльфов. Раздавить маленькое княжество, о которое не одна военная операция разбивалась, как волны о скалы, могут только подобные этим ненавистным существам.
  Этим парням, которые собираются охотиться на лис, только предстоит узнать цену своей и чужой жизни. Узнать, от чего так внезапно постарели их матери прямо на пристани, отчего такими грустными и печальными провожали их сестры и невесты.
   Компания веселых молодых людей приняла в свой круг юного эльфа. Эльфы вообще очень любят детей. А единственный на корабле ребенок своей расы для них был все равно, что младший братишка. Даня от них узнавал много нового - будущие охотники делились своими планами, возбужденно мечтали о наградах, которыми их осыплет турецких друг. Даня не видел столько эльфов сразу за пределами своей родины. Но почему-то мальчику было очень трудно изображать веселье в такой компании. Ему было горько. Было очень неприятно видеть хельве, которые наивно поверили обещаниям турецкого военачальника. Дедушка рассказывал об этом дяденьке - не видать этим горе-воякам обещанного вознаграждения, даже если они убьют всех жителей княжества до последнего младенца. Скорее всего, после того как эти ребята сделают свое дело, от них избавятся, как от ненужных свидетелей. Это было обычной тактикой этого хитрого турка.
  Но, так как по документам, эльфийский мальчик носил вполне добропорядочное имя и фамилию, то его не опасались. При нем без утайки выбалтывались важные секреты. Однажды, в каюте старшего из ликвидаторов, мальчик увидел очень интересную карту. На карте было подробное описание родных до боли мест. Были нанесены странные обозначения. И самое страшное - черными стрелками были обозначены направление удара. Мальчик узнавал места, в которых будут производиться зачистки - будут убивать наиболее упорных лидеров сопротивления. Сердце юного эльфа провалилось в желудок.
  При нем господа офицеры обсуждали свои планы, нервно курили и что-то меняли на этой страшной схеме. Мальчишка заглядывал через плечо главному офицеру. Карта со всеми обозначениями - стрелками, крестиками, значками и прочим добром откладывалась в голове ребенка. Никто ничего не заподозрил. Только некоторые из офицеров озабоченно замечали:
  - Что-то наш юный друг загрустил. С тобой все в порядке?
  - В абсолютном порядке, - через силу улыбался Даня.
  А вечерами тайком перерисовывал карту. И переносил замеченные изменения. Ван Хельсинг заметил, как сразу повзрослел мальчик. Он видел, как закаменело сердце от постоянного страха. Даня прекрасно понимал, что ждет его в случае разоблачения. В сказочки о добреньких эльфах он не верил. Юноша знал, что жизнь его в этом случае будет не долгой, но весьма насыщенной. Но, с упорством обреченного, каждое утро возвращался к господам офицерам. И перерисовывал значки на карту.
   Взрослые путешественники радовались, думая, что компания друзей, похожих на него самого, отвлечет ребенка от грустных мыслей. И мальчик делал вид, что ему весело. Хотя душа обливалась кровью. А от страшных мыслей сердце заходилось бешеных галопом.
  Ван Хельсинг и старик Дашевский иногда беспокоились, когда беспечное веселье вдруг сменялось тяжелой угрюмостью. Или вдруг среди веселья мальчик уходит в коридор с перекошенным от боли лицом. Или вдруг опять его одолеет бессонница. И он сидит, охватив голову руками, и тихонько плачет - не то от нестерпимой боли, не то от тоски, от невеселых размышлений. Дядюшка-психолог знал, что мысли огорченного подростка носятся по кругу, как цирковые лошади.
  И почему ребенок скрывает свои переживания от друзей?
  - Что тебя беспокоит, малыш?
  - Ничего не беспокоит. Все хорошо, - не очень уверенно, со страхом в голосе.
  - Даня, сынок, пожалуйста, скажи мне, чего ты боишься. Я помогу тебе, малыш! Почему ты вчера не спал? - напирал дядя Людвиг.
  - Голова болела, - уклончиво отвечал мальчик, демонстративно глотая лекарство.
  Дашевский пытался разговорить своего внука, но хитрый подросток всякий раз уводил разговор в другую сторону. Только господин сыщик продолжал изображать великовозрастного шалопая. Что он думал об этом на самом деле, никто не знал.
  - Подобное тянется к подобному, - говорил психолог своему попутчику, который не мог понять, зачем мальчик каждое утро отправляется в компанию к господам офицерам.
  Мальчик выучил наизусть список, подлежащих уничтожению в первую очередь. Сколько там было знакомых имен и фамилий. Но еще больше тех, кого Даня даже не мог себе представить. Но это были жители его княжества. Те самые, которых он так малодушно, как ему казалось, бросил. Даня мучительно искал способ предупредить их об опасности. Пусть даже ценой жизни.
  Но с другой стороны те, кого наняли за ними охотиться - так же принадлежат народу хельве. Он не мог представить себе даже в самом страшном кошмаре. Словно ожили страшные стихи "Сильмарилльона", где говорилось о "резне в гаванях". Мальчик понимал, что он совершенно запутался, что не может найти выхода из этого тупика. От напряжения опять и опять болела голова, опять мучила бессонница. А утром надо выглядеть веселым и беспечным. Даня чувствовал, что долго так не продержится. Он или заболеет или сойдет с ума.
  Утром Даня, мучительно давясь от невыносимого стыда (мальчик ужасно стыдился всей этой шпионской эпопеи), рассказал дядюшке и Людвигу и дедушке Дашевскому. Он очень подробно, словно на исповеди, рассказал обо всем, ни скрывая, ни своего страха, ни переживаний. Даня с большим трудом закончил рассказ. Страшное напряжение вдруг спало, мучительная головная боль сама собой растворилась. Но вместо них пришел противный, липкий страх. Он боялся поднять глаза на своих друзей. Мальчик боялся увидеть в них презрение и ненависть. Он думал, что друзьям отвергнут его, перестанут ним общаться. Тогда у него останется одна дорога - за борт, под винты парохода.
  Старик Дашевский обнял мальчика и прижал его к своей груди:
  - Бедненький мой, что же ты молчал? И ты мог подумать, что я отрекусь от тебя, малыш? Даже если весь мир отвернется, мы будем оберегать и защищать тебя. Ты же мое дитя. И ты не сделал ничего дурного.
   Из глаз ребенка вдруг выкатились слезы облегчения. Вдруг с подростком случилась истерика. Он навзрыд плакал, как маленький. Юный хельве пытался высказать своим друзьям, как он им благодарен. Но ничего не мог сделать - страшное нервное напряжения последних дней истощило ребенка. Он плакал и не мог успокоиться.
  Старик Дашевский с большим трудом влил ему в рот стопку обжигающей горилки. Мальчик вырывался, закашлялся. Но старик был неумолим. Еще пара колпачков от фляжки - мальчик уже обессилено плыл в черной пустоте. Он не видел никаких снов, не испытывал никаких чувств. Просто был без сознания.
  В это время взрослые думали, как поступить. Действительно - ситуация препоганая. Куда ни кинь, все плохо. Действительно, есть от чего прийти в отчаяние. И не только мальчику-сироте, который страшно одинок и беззащитен. Друзья решили таким образом. Дядюшку Людвиг, как профессионального психолога и дипломированного врача, оставили с мальчиком. Приводить в себя и лечить нервный срыв, если понадобится. А сыщик с паном Дашевским, дедушка юного князя, отправились к старшему офицеру диверсантов.
  Несколько дней доктор Ван Хельсинг выхаживал юного эльфа, который, надо сказать, довольно быстро пришел в себя. На второй день юноша уже спокоен и довольно уравновешен. Но дядюшка боялся, что это все лишь маска. И продолжал незаметно следить за мальчиком, говорить с ним. Даня был бесконечно благодарен дядюшке за моральную поддержку. Он не знал, что его дедушка вместе с детективом вели очень серьезные и очень сложные переговоры.
  Но, через несколько дней, Даня вдруг увидел атамана Дашевского и господина сыщика в компании офицеров. Все они были слишком веселы и возбуждены. Мальчик несмело подошел к дедушке.
  - Все в порядке, малыш! - сказал господин сыщик недоумевающему Дане, который был несколько растерян.
  Старший офицер непринужденно смеялся, по-отечески хлопал по плечу. И много возбужденно шутил. И как-то, между прочим, разорвал и выкинул за борт ту самую страшную карту. Тот самый страшный список.
  И только вечером, он узнал, как Дашевскому и господину детективу удалось заставить господ-офицеров отказаться от этого безумного и бесчестного предприятия. Офицеры узнали, чем должна была закончиться совместная операция спецслужб Великобритании и дружественной Турции. Мало того, пан Дашевский откупил жизни, пообещав заплатить в двое больше, чем обещал уважаемый осман паша.
  -А кто ему мешает взять деньги, и всех нас поубивать? - с тревогой спросил Даня, которые не привык в таких делах полагаться "на честное слово джентльмена". Особенно после предательства дяди Артура.
  - На этот случай - со значением произнес сыщик, с торжеством окидывая взглядом палубу, - у меня такие были аргументы, что спорить было просто бесполезно.
  - Как у дядюшки - улыбнулся мальчик, вспомнив кольт дядюшки Людвига.
  - Нет, малыш, - возбужденно произнес сыщик - мой аргумент более эстетичен, к тому же гораздо надежнее.
  - Компрометирующий сведения - догадался юный эльф. - Интересно, чего так боится этот шпион.
  - Информация, юноша - этот очень ценная вещь, а такая информация просто бесценна и, как ты догадываешься, мой юный друг - радостно ответил ему старый сыщик.
  - Но что же вы все-таки узнали? - юного эльфа разобрало любопытство.
  - Не могу, я дал слово джентльмена, что пока наш высокопоставленный друг будет выполнять условия договора, я буду держать его секрет в тайне - ответил сыщик. - Но это такая тайна, мой юный друг, которая может в одночасье разрушить все, к чему он так долго шел: богатство, положение в обществе, уважение сограждан. То, что, потеряв, не купишь потом ни за какие деньги.
  -Я знаю, - печально сказал Даня, вспомнив, как страшно изменилась его жизнь после выхода в свет одной бульварной книжонки, где глупый ирландец с пьяных глаз все перепутал, а что не перепутал - то переврал. Когда его, чуть было, не исключили из школы. Когда даже его друг стал сторониться Дани, поверив страшную клевету. В те страшные дни, куда бы он ни пошел, везде слышались злобные шепотки. В лицо ему говорить что-нибудь боялись. И лишь только когда дядюшка Роберт буквально заставил этого горе-писателя публично во всем признаться, жизнь Дани вошла в колею. Но эти страшные дни мальчик будет помнить всю жизнь. И даже своему врагу не желал бы такого.
  Даня засыпая, думал о своем отце.
  -Где он сейчас? Какие ветры обжигает его лицо? Знает ли о том, какое горе приключилось без него? Здоров ли он? (Мальчик был наслышан о всяких страшных болезнях, которыми кишат тропические болота). А вдруг папа умрет по дороге домой - от непонятной тропической заразы, от предательской пули, от яда. Вдруг он больше никогда не увидит отца. А маленький братик будет расти сиротой. Почти так же, как маленькая Алиса, которая с трудом вспоминает своих родителей. И почти ничего о них не знает.
  Неужели в сердце молодой женщины навсегда поселиться горькая печаль. Кто мог подумать, что счастье так мимолетно.
  Долгих двенадцать лет влюбленные страдали в разлуке. Как отец только выдержал эту боль, не сошел с ума. Он сам не виделся с Сильвой всего-то несколько дней. И то уже начал кое-что понимать в этой взрослой, такой непростой жизни.
  В эту жизнь его несло неумолимое время. Время, которому не скажешь - "Подожди!", не попросишь передышку. Мальчика влекло неизведанное завтра трепетом предвкушения будущих радостей. Но ноющей болью сидела мысль, что детство остается навсегда в прошлом. В нем все было так просто и понятно. Было все так надежно и спокойно, тепло и уютно. А завтра - каким оно будет? И будет ли вообще?
   Вечером того же дня мальчик, успокоившись, отправил с голубем и летучей мышкой два письма. Одно тете Лоре и маленькой Сюзане. Другое - старому Ван Дейку и Сильве. А ночью, пока взрослые что-то обсуждали, ребенок спокойно спал. Иногда он улыбался во сне. Снилась ли ему мама или веселое лицо юной примадонны, на утро он уже и не помнил. В отличие от первых тревожных дней, сны мальчика были легки, как облачко в прогретом июльском небе.
  И лишь под утро мальчику приснился тот, который на иконе. Доброе лицо вдруг улыбнулось, и ОН сказал:
  - Ты все сделал правильно, малыш. Твой дедушка гордится тобой. Но, помни, дело еще не сделано. И еще, твой отец жив. Он любит тебя и спешит на встречу. Но сейчас его задержала война.
  Мальчик увидел битву. Даня как наяву увидел развалины когда-то красивого города. От постоянного грохота день и ночь смешались.
  Рядом с русскими офицерами сражался его отец. Папа казался постаревшим, словно груз тяжелой утраты раньше времени согнул плечи. Его лицо, исхудавшее в дальних поездках, было печально. Да и ситуация, тоже не располагала к веселью. Мирчу в редкую минуту передышки говорил со своим другом. Русский офицер заглянул в блокнот друга и увидел рисунок: серьезный мальчик, охватив руками колени, напряженно всматривается в даль.
  - Скучаешь по сыну?
  - Я его три года не видел. Я ничего не знаю о нем: где мой сын, кто с ним рядом? Его нет там, где я его оставил. Я так боюсь, что он где-нибудь умирает с голоду. Мой отец убит, и я боюсь даже предположить, кто сейчас хозяйничает в моем княжестве.
  - Ничего, брат, если будем живы, то обязательно отыщем твоего сорванца. Мне-то своих деток бог не дал.
  - Обещай мне, пожалуйста, что разыщешь моего сына, если ты выживешь, а я нет.
  - Вместе его найдем. Что говорит тебе твое сердце?
   Оно говорит, что мой мальчик жив. Но ведь сердце так легко обмануть.
  - Не расстраивайся братишка, война закончится, и сынишка найдется.
  Мальчик как будто сидел рядом с отцом, который играл своим товарищам одну из своих песен:
  Рвусь из сил, из всех сухожилий,
  но сегодня не так, как вчера:
  Обложили меня, обложили,
  Но остались ни с чем егеря.
  Даня с тревогой смотрел на развернувшуюся панораму. И даже во сне ему стало плохо. Мальчик увидел лицо большой войны, таким, каким видел его отец. И таким, как его видит это светлое существо. Добрый бог оплакивал каждого, сочувствовал каждому. И тем, у кого его имя красовалась на знаменах. И тем, кто не поминает его имя в молитвах. Мальчик понял, что для этого Бога абсолютно равны все люди. Он их всех готов защитить. Готов помочь. Но победу в сражениях определяет не он, а доблесть воинов, искусство военачальников и удачный случай. Добрый бог молча страдал, не в силах ничем помешать.
  - Папа выживет? - с тревогой спросил мальчик того, который был на иконе.
  - Это не известно, малыш. Это никому не известно.
  - А ты можешь, показать мое будущее - мальчик набрался наглости попросить об этого светлого Бога.
  - Это не возможно, дитя, - лицо собеседника озарилось страной улыбкой доброго учителя. - Будущее нигде и никем не написано. Будущее пишется каждую минуту.
  - А как же астрологи, гадающие по звездам?
  - Дитя мое, звездам нет никакого дела до людей.
  - А до нас, до хельве, им есть дело?
  - Хельве - это те же люди. А звезды живут по своим законам, и им нет дела до радости и страдания. Им это без разницы. Взывать к ним, то же самое, что к скалам на дне этого залива.
  - А вам есть? Почему Вы со мной сейчас говорите? Почему?
  - Я сам когда-то был человеком.
  - Но вы же творили чудеса.
  -Чудеса творил не я, а сами люди: своей верой, своим упорством. А в иных случаях - честью, благородством, мужеством. Накормить толпу пятью хлебами - это не чудо, это фокус. Чудо - это юноша, говорящий "нет" кутежу и разврату, и "да" учебе. Это чиновник, который (не смотря на насмешки) не берет взяток за то, чтобы доставить в сражающийся город оружие и продовольствие. Доктор, который не спит ночами, спасая раненых. Бедная вдова, которая жертвует собой, защищая ребенка. И ты вскоре тоже сможешь сотворить чудо. Для этого нужна вера и чистое сердце.
  Даня только открыл рот, чтобы подробнее расспросить доброго бога, как его растолкал дядюшка Людвиг. Было уже позднее утро. Солнце лениво подкатывало к полудню.
  Не понятно, как быстро может теперь передвигаться человек. Еще несколько дней назад, были первые теплые деньки. Леди и джентльмены робко скидывали теплые пальто. Здесь же, на этом берегу было видно, что жаркое солнце давным-давно обосновалось здесь.
  На горизонте уже появилась узкая полоска земли. Земля стремительно приближалась. Вот уже белоснежный красавец между живописными скалами, походит в уютную бухточку. Наконец-то они были на твердой земле. Порт Варна встретила путешественников обычным шумом.
  
  
  
  Как Даня стал Аней.
  
  Даня все утро не мог согреться под жгучими лучами солнца. Мальчик был безумно рад и этому солнцу, и пряным запахам, и веселому шуму большого портового города. Мальчик знал, что идет война. Но здесь ее зловещее дыхание совсем не чувствовалось.
  Уже перевалило за полдень, когда компания путешественников простилась со своими новыми друзьями. Доктор Ван Хельсинг словно первый раз увидел Даню. Как будто только заметил, что мальчик вдруг вырос - казалось, еще вчера это был маленький напуганный ребенок. Он испуганно хватался за руку дядюшки, ища спасения от ночного кошмара. Еще вчера он с надеждой и затаенным страхом заглядывал в глаза. Сейчас, в ослепительно белом костюмчике этого молоденький парень казался совсем взрослым. Юноша светился какой-то непонятной радостью.
  Даня так давно не был здесь. Когда-то он часто бывал здесь с отцом. Ночью тоска перегорела, осталась одна тихая радость. Огорчало одно - хитроумный сыщик запретил встречаться со знакомыми. Жаль, что не зайти в веселый кабачок к папиному другу Янке и его жене Ганке.
  Три дня назад ему исполнилось пятнадцать лет. Но за всей этой суетой про день рождения все забыли. Об этом факте вспомнил утром дядюшка Людвиг. И предложил отпраздновать, хоть и с опозданием эту важную дату.
  - Не думаю, что это уместно в создавшейся ситуации, - заметил юноша. Он не любил, когда к нему привлекалось чрезмерное внимание. Даня считал, что пока еще ничем не заслужил особого обращения, а из младенчества давно уже вырос.
  - День рождения - это всегда уместно, - почему-то заметил сыщик.
  Он любил этот день. В этот день квартирная хозяйка пекла изумительный пирог, готовила праздничный ужин. А вечером непременно в любую погоду его навещал старый друг с женой. С самого утра звонил старший брат и поздравлял его. Иногда он забегал к нему лично, и братья беседовали час или два. Просто болтали о жизни, восхищались успехами детей, обсуждали политику и погоду. Сыщик очень любил такие беседы с любимым братом. Иногда старые друзья приводили с собой детей. В этот день в старом съемном доме всегда было весело. Ему было очень непонятно, как можно грустить в такой день. Тем более забыть про него.
   Дядюшка Людвиг был несколько обеспокоен. Ему казалось, если мальчик не хочет бурного веселья - то это его право. Видимо, он не был приучен к излишествам с детства.
  - Ну, думаю, стаканчик вина по случаю прибытия, я думаю, мы можем себе позволить - сказал сыщик, обняв доктора и юношу, и решительно направился в портовый ресторанчик. Он, видимо опять вошел в роль не выросшего из детства искателя приключений. Даня не очень жаловал подобные заведения.
   - Сплошная обдираловка, - говорил отец.
  Они с отцом всегда обедали в корчме у Яна. Цены на порядок ниже, а еда на порядок вкуснее. Ароматная банница тетушки Ганны славилась по всему побережью. Вообще-то им еда вообще ничего не стоила. Папин друг был очень обидчив. А попытку заплатить за еду мог счесть оскорблением. Мальчик часто становился свидетелем, когда дядя Янка отказывался от денег даже в тяжелые времена.
  -Янка, ты не обязан кормить меня бесплатно.
  - Мирчу, если не хочешь меня обидеть, никогда больше не говори на эту тему. Ты мог друг. Ты столько для меня сделал. Так уж и не порти отношения.
  - Янка, что я могу для тебя сделать?
  - А ты и так делаешь. Ты привлекаешь ко мне посетителей.
  В корчме всегда играла веселая музыка. Правда, некоторых господ проверяющих, и особенно экзальтированных дамочек пугали огромные фигуры и слегка разбойные физиономии музыкантов. Однако, это заведение пользовалось большой популярностью. Как он жалел, что не может войти сейчас в прохладный погребок. Привести туда своих друзей.
   Мальчик чуть слышно прошептал что-то вроде "неисправимый пьяница", но пошел за своими друзьями. Несмотря на ранний час (было около трех часов дня), ресторанчик был полон посетителей. В основном это были иностранцы. Чопорные джентльмены, изредка перебрасывались фразой. Громко хохотала над чем-то компания гусар. Столик рядом занимало добропорядочное семейство. Гувернантка одергивала детей - двух девиц десяти и двенадцати лет, и одного семилетнего мальчишку. Тот, не стесняясь, вертел головой и делал какие-то знаки веселым гусарам. Мужчина и женщина, видимо муж и жена, вяло ковырялись в тарелках.
   - Посмотри на красивого мальчика в белом костюме - сказала строгая гувернантка малышу. - Он не вертит головой как ты. Сидит прилично, смотрит только в свою тарелку.
   Гувернантка искренне любовалась красивым пятнадцатилетним мальчиком. Посмотреть было на что. Можно любоваться стройным, но таким крепким телом. Можно восхищалась правильными чертами лица, ровным бронзовым загаром. Женщина жалела, что ей не восемнадцать.
  Пока восхищенная гувернантка любовалась молодым хельве, дитя, вверенное ее заботам, уже успело перепачкаться в соусе. Даня хулигански подмигнул мальчишке. Тот улыбнулся в ответ.
   Насчет обдираловки отец был прав. Действительно, за цену пары стаканчиков довольно дешевого вина можно купить две бутылки. Цена скромного обеда, состоявшего из посредственной солянки, неудобоваримого жаркого и слегка увядшего салата была такая, что Даня с трудом выдерживал роль простофили иностранца. Еле сдержался, чтобы не надеть на голову официанта тарелку с салатом. Господин сыщик громко восхищался вином (которое того не стоило), погодой, пытался флиртовать с дамами. И за пару часов обеда узнал, какая стоит погода, какой полк русской армии расквартирован по близости и где именно, какие развлечения можно найти в этом городке.
   Даня чувствовал себя не в своей тарелке. Он с большим трудом дождался момента, когда вся компания, наконец, покинула это заведение. Солнце палило уже нещадно. Даня отошел, чтобы купить сладких фруктов у миловидной, опрятной девушки. Почему-то она казалась так похожей на Сильву. Взрослые мужчины - господин сыщик и дядюшка Людвиг не решились выйти из тени. Всего-то друзей раздело шагов пятьдесят. Путешественники расслабились, наблюдая, как юный эльф о чем-то щебечет с юной продавщицей. Слов они оба не понимали. Мальчик помог девушке продать веселой компании, вышедшей из ресторана несколько кулечков вишни. Дал по шее паре праздно шатающихся бездельников.
   Гувернантка, увидев Даню, запросто болтающего с продавщицей фруктов, презрительно поджала губы.
  - Это восток, господа. Здесь так легко обмануться, - говорила она своим работодателям. - Я, например, была уверена, что мальчик из приличного общества. Посмотрите - какой благородный профиль, какие аристократичные черты лица, какие длинные тонкие пальцы. А он, оказывается брат этой девицы.
  - Если бы он был братом, то обедал бы дома, а не шатался бы в подозрительной компании по ресторанам. Скорее всего, это незадачливый жених - сказала мать семейства.
  Вскоре матушка убедилась в этой версии. Ибо вскоре из маленькой калитки, которая открылась в заборе, напоминавшем крепостную стену, выкатился высокий дородный мужчина и жестами велел ему убираться. Только парень и девушка расстались, обменявшись обещаниями встреться завтра, как вдруг мальчик насторожился. Неприятно засосало под ложечкой.
  К двум иностранцам, изнывающим от жары, подошел некий военный в турецкой феске.
  - Попрошу документы - вежливо произнес властный седовласый чиновник.
   - Прошу Вас, нет проблем.
  Чиновник тщательно проверял каждую буковку и циферку в паспорте и командировочном удостоверении профессора парапсихологии Людвига Ван Хельсинга. Лицо его осветилось уважением. Тем не менее, для очистки совести, чиновник спросил:
  - Какова цель вашего пребывания в стране?
  - Чистая наука, господин инспектор. Собираю легенды о чудесах и чудовищах.
  - Это господин Горкинс - указал чиновник на знаменитого сыщика, который изобразил напуганного шалопая, - с Вами?
  - О, конечно, уважаемый - уверенно и спокойно отвечал Ван Хельсинг - без него эта поездка вообще не состоялась бы. Господин Горкинс любезно согласился финансировать нашу экспедицию.
  - Где же ваши пробирки, господин профессор?
  - Предмет моего изучения не возможно пощупать руками или попробовать на язык, не измерить на весах. Я изучаю мысли и чувства, желания и поступки. Все, что мне надо - это моя голова, пара гусиных перьев и склянка чернил. Да еще добрый друг, чтобы перекинуться вечером парой фраз.
   Чиновник был слегка в недоумении. Ему доподлинно известно, что эти господа привели в страну опаснейшее существо. Внука личного врага солнцеликого султана. Малолетнего преступника, который мало того, что умен и изворотлив. Так еще и колдун. Однако слова профессора звучали более чем убедительно.
   - А что здесь делает господин Дашевский Константин?
   - Он, как бы это выразить, совмещает обязанности проводника и охраны - спокойно объяснил Ван Хельсинг, не дожидаясь пока старый эльф в сердцах выпалит что-нибудь этакое в лицо ненавистному турку.
   - Кто кроме Вас входит в состав экспедиции? - спросил чиновник.
   - Никто, только я, господин Горкинс и старина Дашевский.
   - А молодой человек, с которым вы изволили отобедать?
  - Это наш случайный попутчик. Очень интересный юноша. Видимо, он окончил школу в Лондоне и вернулся к родителям. Понимаете, мальчик не слишком распространялся о прошлом и о своих планах на будущее.
   - Берегитесь его, господин - чиновник еще раз заглянул в паспорт, не желая предостерегать пана Дашевского (считая, что зараза к заразе не пристанет), - берегитесь его, господа Ван Хельсинг и Горкинс.
   Пока шла эта неторопливая беседа, дядюшка Людвиг дал мысленный приказ Дане скрыться в одном из многочисленных переулочков. Юноша начал тихонько отходить и вскоре скрылся за углом. Миловидная торговка не могла вспомнить не то, что его лица, даже того, что она вообще с кем-то говорила в жаркие часы.
  Но самое страшное было потом. Даня почувствовал себя в безопасности и слегка расслабился. Он пытался уловить - спровадил ли дядюшка приставучего чиновника. Но вдруг он увидел двух солдат турецкой армии. Они неслись с обоих сторон. Бежать ему было некуда.
   Юноша еще никогда и нигде не пользовался своим умением подчинять волю. Он скрутил свой страх в тугой узел. Распрямился и призвал силу воды и ветра, как учил его дедушка, а потом дядюшка Людвиг. Но внешне мальчик был собран и спокоен.
   - Вам не нужно в этот переулок - уверенно сказал Даня.
   - Нам не нужен в этот переулок - повторил за ним молоденький солдат.
   - Ты никого не видишь, кроме ленивой серой кошки, - сказал юный эльф, изнемогая от напряжения.
  Мальчик тотчас же представил ленивую серую кошку. Как она разлеглась посередине дороги, вальяжно потянулась, и, вытянув вверх заднюю ногу, неспешно, лениво вылизывает густую шерстку. Кошки тут не могло быть и в помине. Хозяева этих домов, как один ненавидели кошек.
   - Я никого не вижу кроме ленивой серой кошки, - повторил более старший сослуживец.
   - Лесной демон пробежал двумя улицами выше, - беззвучно произнес юный эльф.
   - Лесной демон пробежал двумя улицами выше, - лениво повторил шпион, и оба турка понеслись по ложному следу, уверенные, что по своей воле.
   Мальчик, спровадив шпионов бесцельно блуждать по бесконечным кривым улочкам порта, поспешил к своим друзьям. Но тут увидел, что профессора и сыщика увозят в экипаже. Сыщик громко протестовал:
   - Я гражданин Великобритании. Это произвол, господа, Я требую адвоката.
   - Спокойствие, мой друг, только спокойствие. Это Восток, мой друг. Здесь нужно быть осторожным и осмотрительным. Одно неосторожное движение, опрометчивое слово - и можно лишиться головы. Имейте терпение, дорогой Горкинс. Господа пошлют запрос в университет. И когда получат ответ - нас отпустят.
   - А до получения ответа на запрос мы... мы...
   - А до установления наших личностей мы будем находиться по домашним арестом. Так, господин инспектор?
   Старик Дашевский угрюмо молчал, не проронив за всю дорогу ни единого слова. Лишь только когда захлопнулись двери особняка, которому предназначили быть их тюрьмой, позволил себе пробурчать под нос. И вновь угрюмо замолчал.
   Чиновник кивнул. То, как держится профессор, вызывало у него искреннее уважение и восхищение. Возможно, это был единственный среди неверных, кому удавалось сохранять спокойствие в такой ситуации.
   - Но это же произвол! - вскричал возмущенный англичанин.
   - Дорогой друг! Я же вас предупреждал - сказал невозмутимый профессор, удивленный поведением своего друга.
   Мальчик запомнил место, где томятся его друзья. И весело насвистывая, походкой беззаботного туриста направился в корчму папиного друга Яна. Мальчик вынужден был скрывать ту бурю, которая бушевала в юной душе. И все прохожие видели только беззаботного веселого юношу, прогуливающегося под жаркими лучами. Но если бы они могли видеть глаза, спрятанные под темными очками, они были бы удивлены.
   До окраины, где была корчма дядюшки Яна, оставалось всего ничего - завернуть за угол и пройти минут пять. Опять патруль. Опять турки. Мальчик вжался в нишу в огромном, увитом плющом и виноградом заборе. Возникла какая-то перестрелка. Мальчик приготовился вещать, если его вдруг заметят.
  У господ патрульных может возникнуть совершенно ненужный вопрос - что тут ищет такой изысканный юноша-турист. Случайно ли заблудился? Или не знал, что эти улицы опасны для добропорядочных граждан. Или же это вовсе не турист? Мальчик знал, куда и зачем шел? Эти вопросы от подчиненных осман паши были ему совсем не к стати.
  Даня забыл, что гипноз спасает от направленного выстрела, но не защищает от шальной пули. И тут же был наказан за свою беспечность. Чуть ниже колена правую ногу обожгла внезапная боль. Юный хельве с трудом удержался от крика. Он кое-как перетянул рану. Через несколько секунд перестрелка стихла.
   Даня потом мучительно не мог вспомнить, каким чудом ему удалось незамеченным пересечь эти считанные метры незамеченным. Как ему удалось не сойти с ума от боли, которая при каждом шаге казнящим огнем разливалась по раненой ноге, от чего каждый шаг становился пыткой. И каким чудом, всегда переполненная корчма " Янкин погребок" оказалась пуста.
   Корчма Янки и Ганны представляла собой не простое питейное заведение. В случае необходимости оно могла преобразиться в небольшую крепость. Высокие каменные стены могли защитить не только от солнца. Веселые музыканты могли играть не только на скрипках, на контрабасе и флейте. И официанты могли не только подавать вино и вкусные яства. А на просторном подворье и в саду было где укрыться и людям, и скотине. Припасы из глубоких подвалов могли кормить небольшой отряд несколько месяцев осады. Заведение Янки давало стабильный доход, хозяин исправно платил налоги, в подозрительных связях не был замечен. Турецкие власти не очень беспокоили почтенного хозяина.
   Хозяева корчмы были немало удивлены, увидев на порог своего заведение пятнадцатилетнего мальчика в запыленном белом костюме. Они лишь спустя секунду заметили, что он хромает на правую ногу, и одна брючина запачкана в крови. А спустя еще секунду хозяин узнал сынишку своего друга Мирчу. Он виделся с ним последний раз три года назад. Но все равно не узнать его было не возможно.
  Мужчина, вытерев руки о фартук, поймал юношу, который чуть было не упал на пол харчевни. Он ослабел от потери крови, от невыносимой боли, от переживаний. Даня плохо помнил, как сильные руки схватили его и перенесли из просторного обеденного зала в жилые комнаты. У тетушки Ганы на кухне что-то гремело, шипело, скворчало на сковородках.
  Дядюшка принес воды, напоил мальчика, переодел в просторную чистую рубаху, промыл и перевязал рану. Мало того, трактирщик попытался выковырять пулю кинжалом. Но не смог. Даня все это перенес с обреченным мужеством, без единой жалобы. Лишь когда хозяин корчмы щедро оросил рану отборнейшим самогоном, сквозь сжатые зубы прорвался невольный стон.
  -Терпи казак, атаманом будешь.
  - Я больше не буду.
  - Как же тебя угораздило, сынок?
   - Стреляли...
   - А ты чего один, без отца. Отец-то твой где? Что с ним? - спорил дядюшка Ян.
   - Папа на каторге, в Австралии, - сказал эльфийский юноша, отвернувшись.
   - Давно?
   - Скоро два года - грустно ответил мальчик.
   - То я думаю, что же вас так долго не видно.
   Мальчик уже знал, что не все люди одинаковые. Некоторым из них вполне можно доверять, тем более, что одному ему не выстоять. Даня еще очень юн и неопытен, он столько всего не знает. Не потому что, спал на уроках. И не потому, что не слушал старших или плохо учился. Просто лет ему совсем немного. И многому мальчика еще не успели научить. Даня посмотрел в глаза хозяину корчмы.
  И увидел только желание помочь, защитить. Тогда мальчик рассказал дядюшке Яну все. И про арест отца. И про страшное убийство дедушки. И про нападение на приют и свое спасение. И про раскрытый заговор на корабле. И про так называемую научную экспедицию доктора медицины и психологии профессора Людвига Ван Хельсинга.
   Даня взглянул в глаза папиному другу. И увидел, как вдруг потемнело приветливое лицо. Ян вдруг улыбнулся и сказал :
   - Вечером, что-нибудь придумаем. А пока отдыхай.
   - Как это отдыхай! Мой друзья в опасности! Я так не могу.
   - Малыш, ты мне веришь? Ты еще веришь дяде Яну? Поверь мне, сейчас мы ничего не можем сделать. Не бойся, знаменитого профессора они не тронут. По-крайней мере сегодня. Эти турки так пыжатся, изображая цивилизованную нацию, что покушаться на жизнь знаменитого профессора без личного распоряжения султана они не посмеют. Тем более, что они дружат с Англией, а экспедиция организована на средства британского подданного. Так что жизнь профессора и твоего друга сыщика пока что вне опасности. А сейчас расслабься и попытайся заснуть.
   Даня залпом выпил кружку какого-то горького настоя, и глаза против воли начали слипаться. Вскоре он уже не чувствовал ничего. Когда проснулся, была уже глубокая ночь. Стояла такая оглушительная тишина, что не верилось ушам.
  Даня словно бы вернулся в то недавнее прошлое, когда они вместе с отцом ночевали у друзей. И вот-вот закричат петухи, и в эту комнату войдет умытый, гладко выбритый и одетый в дорожную одежду отец. Он улыбнется и весело скажет:
   -Пора вставать, малыш! Корабль до Бристоля нас с тобой ждать не будет! Семеро одного не ждут.
   А тетя Ганна принесет им горячей чобры.
   Но юноша понимал, что это всего лишь мечты. Что никогда и никому не удавалось вернуть прошлое. Но эта тихая душная ночь была совсем такая же, как и три года назад. В открытое окно долго время не доносилось ни единого звука.
  Вдруг в оглушительной тишине раздались всхлипывания. По улице бежала девушка чуть старше Дани. На вид лет семнадцати. Она плакала, временами подставляя мокрое личико под ночной ветерок. Это была обычная девушка, только не очень миловидная.
  Рану опять начало дергать. Дане показалось странным - идет девушка, идет двумя здоровыми ногами, машет двум здоровыми руками. И так несчастна. Его пронзила страшная мысль:
  - У нее кто-то умер!
   Юный эльф сразу забыл свои беды. Он дотянулся до окна.
   - Извините, что вмешиваюсь. У вас случилась беда? - спросил юноша заплаканную девчонку.
   Она ничего не сказал в ответ, лишь утвердительно всхлипнула. Потом кивнула. Даня вспомнил, что рассказывал папа. Здесь головой кивают, когда хотят сказать "нет".
   -У вас кто-то умер? - опять спросил Даня.
   И девушка опять кивнула. Дане стало интересно.
   -Вас кто-то обидел? Кто-то, кого вы очень-очень любите?
   - Да природа меня обидела. Другим все - и красота, и деньги, и любовь. А таким как я - только насмешки и страдания, - девушка снова залилась слезами.
   Даня вгляделся в ее лицо. Оно было некрасивым - грубоватые неправильные черты, опухшие от слез веки, редкие волосы. Но потом он взглянул в ее глаза - от этих красивых зеленых глаз, вело какой-то загадкой. Но эти глаза были полны слез. Чтобы хоть как-то утешить ее, Даня сказал:
   -Ничего, мне завтра ногу отрежут. И мы будем ровней. Тогда я пришлю к тебе сватов.
   Глаза некрасивой девушки мгновенно высохли. Ей было очень жалко такого симпатичного мальчика, который скоро станет калекой. Если сумеет пережить боль. И не известно, что страшнее.
   Девушка и юный хельве разговорились. Зоица, так звали девочку, уже передумала топиться в море. Особенно после того, как парень рассказал ей печальную историю своей матери. Которая была и красивая, и богатая - только вот счастья у нее не было. И от несчастной любви и неземная красота не спасает.
   Даня не стал ей врать, про то, какая она красавица. За то, подумал, что тот, кто сумеет ее полюбить, получит такую верную и преданную подругу. В семейной жизни это гораздо важнее, чем просто милое личико. Как говорила матушкина тетка-монахиня: "Красота нужна на свадьбе, а прилежность - каждый день". Утро пришло незаметно. Девочка дремала, прислонившись спиной к поросшей мхом каменной стене. Мальчик, спал, уронив голову на подоконник.
   Утром эта девушка куда-то ушла. Зато Даню заставили одеться. Он еле доковылял до телеги - нога сильно опухла и болела невыносимо. Мальчик не плакал, не жаловался на боль. Только иногда резко беднело под загаром лицо, залитое холодным потом. Да мальчишеская рука судорожно хватала руку тетушки Ганы. Кроме нее в телеге была еще одна дородная дама в полумонашеском одеянии. Хозяйка корчмы, прижала ребенка к себе, тихо приговаривая:
   -Потерпи, маленький, совсем немного осталось. Вот еще пару кочек и все. Вот уже и госпиталь. Там доктор посмотрит....
   Дальше мальчик уже ничего не слышал. Он тут же представил, что совсем скоро его навсегда искалечат. Не затем, конечно, чтобы поиздеваться - только спасая его жизнь. Но от этого не легче. Даня испугано шептал:
   - Не хочу быть калекой! Лучше смерть, чем это.
   - Не болтай глупости - обронила сестра милосердия, выскакивая из коляски, чтобы заранее переговорить с доктором. Она знала, конечно, что русский доктор никому не отказывает в помощи. Но, решила спросить сначала врача, чтобы не таскать раненного ребенка через весь город.
   Даня опять подумал, что скоро станет безногим. От этой мысли все и от жары кругом поплыло, и вскоре он провалился в спасительное бесчувствие.
  Оказалось, что все не так уж и страшно. Промучившись пол дня и всю ночь, ребенок был уже готов принять любую помощь. Мальчик очнулся на твердом столе от невыносимо противного запаха. Отрезать ногу, оказывается, никто не собирается. Доктор, весело балагуря, копался в раненой ноге Дани.
  Мальчик от боли сжался в комок. Ему хотелось плакать, как маленькому. Но еще сильнее он стеснялся своей ночной собеседницы, которая, как оказалось, только - только устроилось в этот госпиталь. Девушка спокойно помогала доктору, временами успевая протереть влажной тряпицей измученное лицо пациента. Юноша боялся показаться слабым и маленьким. И невероятными усилиями воли заглушал рвущийся из горла крик.
  Время от времени доктор обращал на него внимание и спрашивает:
  - Как ты, малыш?
  - Ничего, прорвемся. Там у вас скоро?
  -Потерпи малыш, чуть-чуть потерпи. Ты хороший мальчик, терпеливый. Сейчас все кончится. Вот она, злодейка, попалась.
  Наконец-то, на лотке звякнула пуля.
  - Сейчас, дитя мое, все хорошенько промоем, - Даня чуть было не задохнулся от боли, когда в ране зашипело жгучее лекарство, - и я опущу тебя домой.
  И через пару минут и правда все закончилась. Даня облегченно вздохнул, когда тугая повязка вокруг больной ноги обозначила конец общения с доктором. Мальчик так ослабел, что с трудом поднялся с операционного стола. К нему подошел какой-то военный и спросил;
  - Что, братишка, голова кружится?
  - Нет, все в порядке - ответил Даня, и чуть было не упал.
  - Давай-ка я тебе помогу, сынок. Один ты не дойдешь. Давай, держись за меня. Так, куда тебе надо? Спокойно, малыш. Не торопись. Тише едешь - дальше будешь.
   Доктор уже говорит с Ганой и ее подругой, которая работала сестрой милосердия в этом госпитале. Нога все еще болела. А на лотке вместе с инструментами лежала та самая пуля. Мальчик услышал:
   - Милые дамы, я считаю, что гангрены здесь нет. Это самое обычное воспаление раны, вызванное самыми обычными микробами.
   - Что будет с мальчиком?
   - Думаю, что ничего страшного не произойдет. Если не считать того, что он с недельку будет лихорадить, и потом, некоторое время, сильно хромать. Но это все пройдет.
   - Вы уверены, доктор? - спросила огромная сестрица милосердия.
   - Можете быть уверены, красавицы. В ранах я разбираюсь.
   Даня с помощью раненого офицера доковылял до повозки. По дороге купили в аптеке лекарства. В корчме уже было как всегда полно народа. Играла веселая музыка. Несколько симпатичных парней сновали между столами. Даню завезли с черного входа, чтобы его никто не видел. Хозяин подменил жену на кухне. Даня в своей комнатушке безмятежно дремал, изредка просыпаясь, целых два дня и две ночи. Лихорадка прошла за пару дней. И вот уже только небольшая хромота напоминала обо всем ужасе. Шум веселого заведения не мешал.
   - На нем все как на собаке заживает - сказала родственница Ганы, приходившая из госпиталя, чтобы сделать перевязку.
   - Милая тетушка - перебил ее Янка - это не на нем, как на собаки. Это собаки говорят друг другу: "На тебе все заживает, как на Дане".
   Тетушка что-то пробормотала и вышла, закрыв за собой дверь. Мальчик, слегка прихрамывая, бродил по каморке, не зная, чем занять себя. Он знал, что надо срочно выручать друзей. Но - мальчик даже не мог выйти на улицу. Его наверняка уже ищут. Не даром Ван Хельсинга держали под домашним арестом. И полиция не нагрянула сюда только потому, что никому не придет в голову его здесь искать. Но - это до поры, до времени. Пока не начнутся повальные обыски. Что тогда станется с его друзьями?
   И тут ему пришла в голову спасительная мысль. Когда Ганна пришла в очередной раз принесла еды, мальчик попросил ее одолжить несколько платьев, не очень дорогих и любимых, конечно. И, какой-нибудь парик.
   - Зачем тебе это? - спросила женщина, испугавшись, не повредился ли в уме сын их общего с мужем друга.
   - Мне надоело просто сидеть - я же не инвалид. У меня полно дел, - сказал мальчик.
   - А платье тебе зачем?
   - В нем я смогу выходить на улицу. Когда ищут мальчика, они не будут детально досматривать каждую девочку. Тем более, что не все девочки красивы.
   - Ну, раз ты решил побыть некоторое время девочкой, я тебя научу кое-каким секретам.
   Тетя Ганна заставила Даню натянуть на себя ужасно неудобное белье. Еще пыталась затянуть тугой корсет. От этого мальчик чуть не задохнулся. От осиной талии пришлось отказаться. Но сам корсет был необходим. Правда, сильно декольтированные кофты и платья, так красиво открывавшие прелести очаровательной трактирщицы, были здесь неуместны. Открывать-то нечего. Зато наглухо застегнутые кофты и платья, которые когда-то, еще до замужества, носила строгая сестра милосердия, оказались кстати. Правда, тогда она была стройной девочкой - ее бывшие наряды пришлись впору Дане. Тетя научила мальчика подкрашивать ресницы, пользоваться пудрой и румянами, яркой помадой.
   Когда же хозяин корчмы зашел к мальчику, едва удержался от смеха. Девочка получилось уж очень смешная. Угловатая, мужеподобная девица с твердой мужской походкой, резкими движениями. Хозяин корчмы спрятал ухмылку в пышные усы. Даня понял, что его ждет теперь совсем другая жизнь. Он теперь не юный князь, а некрасивая девочка Аня, серая мышка. И теперь придется привыкать к обидным насмешкам. Мальчик был рад тому, что это не навсегда.
   Мальчик приставал к Яну, просил его поручить ему дело. В маске девочки-дурнушки он чувствовал себя более, чем неуютно. Но вместо этого хромоногой девице Аннушке приходилось ходить с тетенькой на рынок за продуктами. Изучать таинство кухонной магии. А вечерами растирать разболевшуюся ногу непонятной жгучей и дурно пахнущей субстанцией. Девицы-официантки неприязненно косились на хромую дурнушку. Обижать ее в глаза они не решались - так можно и с работы вылететь. Дядюшка-хозяин оберегал свою обиженную природой племянницу. Мог и руками быть не осторожен. А парни, работавшие в корчме, быстро усвоили, что грубые шутки в адрес обиженной богом девицы - прямая дорога на улицу, да еще с живописным синяком под глазом.
  Правда, применять эту меру Яну не пришлось. Девчонка не особенно лезла на глаза почтенной публике. И на парней вовсе не смотрела. И девочки вскоре подружились с племянницей хозяина. Добрая, безотказная и неболтливая Аннушка была идеальной подругой. Девочки стали относиться к ней с известной долей сочувствия, доверяли девичьи секреты. А молодые люди, которые не видели в Ане женщину, относились к ней, как к своему парню, который к тому же не будет оспаривать любовь девушек.
  Правда, вечерами соседи могли любоваться прелюбопытным зрелищем. Бывший гайдук Янка-заноза (ныне почтенный трактирщик) учит драться на саблях хромую племянницу. А девочка, словно забывая хромоту, двигалась на удивление твердо и ловко. Она умело и твердо отражала наскоки дядюшки. Словно всю жизнь не выпускала саблю из рук. Эти тренировочные бои забавляли соседей, но никто так и не заподозрил в Ане мальчика.
   К этому времени разнесся слух об умершем в корчме Яна сыне богатого князя. В этот день уже все окрестные бродяги знали, где можно найти бесплатную выпивку и к ней дармовую, но очень вкусную еду.
   И вовремя. На пороге комнат появился начальник полиции. Он властно сел и ознакомил трактирщика с положением, согласно которому сын князя Мирчу, виновного в бесчисленных преступлениях против Османской империи и личный враг солнцеликого султана, объявлен вне закона. И всякий, кто видел этого мальчишку, слышал о нем или доподлинно знает о его местонахождении, обязан донести об этом лично начальнику полиции. К постановлению прилагалась фотографии юноши, видимо сделанные в школе по приказу Анвара-эфенди.
   Мальчик внутри похолодел от ужаса. Он нервно улыбнулся тетушке, делая вид, что ему все равно. Турок обратил внимание на угловатую мужеподобную девицу, вздрогнувшую от его появления.
   - Это еще кто?
   - Да это Аннушка, племянница моя, - нашлась хозяйка заведения. - Надоело девочке в деревне кур гонять, вот и приехала в город, счастье попытать.
   - А что это племянница твоя дрожит как осиновый лист?
   - Она боится, благочестивый господин, что вы утащите ее в свой гарем, - весело сообщила Ганна.
   Начальник полиции неприлично захохотал, представив этакое сокровище в окружении своих красавиц.
   - Зачем мне в гареме это недоразуменье аллаха. Девочка же цветок, сладкий персик. А это что - парень в юбке. Мальчик получился бы симпатичный. Да, иногда и у аллаха случаются осечки. Где волнующие изгибы? Где соблазнительные формы? Кожа, задубевшая под солнцем, как у бронзовой статуи. Под бронзовой кожей стальные мускулы. Мальчишка мальчишкой. Вот на Вас, милая хозяюшка, я бы женился с удовольствием, будь вы помоложе. А племяннице передай, что пусть не трясется. Никто ее похищать не собирается.
   (Турок пребывал в прекрасном настроении, не зная, насколько он прав, особенно про парня в юбке). Мальчик густо покраснел и отвернулся.
  - А где же мальчик? Его видели у Вас, очаровательная Ганна. Хорошенький такой мальчишка. Вы не знаете, где он?
  - Так третьего дня преставился. От раны, господин начальник. За ночь сгорел, как свечка рождественская. Всю ночь метался, бедняжка, так мучался, а к утру затих. Мы уж думали с Янкой, что заснул страдалец. А он уже и не дышит. Доктор предупреждал, что сердечко слабое, может не выдержать. Вот и не выдержало.
  Хозяйка корчмы смахнула невольно набежавшую слезу. Начальник полиции собственноручно вытер слезы симпатичной хозяйки:
  - Стоит ли так печалится, красавица? Все там будем. А не было ли при нем каких-нибудь вещиц, по которым можно было установить личность?
  - Одежду я сожгла. А вот, пожалуй, разве что колечко. Вот с этой змеюкой, вырезанной на камне.
  Турок хотел было конфисковать это кольцо бесплатно. Но, будучи в хорошем настроении, любуясь на прелести веселой хозяйки, решил сделать доброе дело для этой очаровательной женщины. Отвалил за дешевенькое, как ему казалось, колечко огромную сумму. Серебряное кольцо и вправду выглядело не очень дорогим (двести левов явно не стоило, даже вместе с вырезанным из камня драконом).
  - Господин полицейский! Нельзя ли расписку?
  Такого коварства от такой прелестницы начальник полиции явно не ожидал.
  - Это для мужа, господин начальник. Он ни за что не поверит, что это за кольцо. Он подумает, что за особые услуги, - очаровательно улыбалась Ганна. К тому же известие о смерти ненавистного лесного демона невероятно развеселило начальника полиции.
  Это существенно меняло дело. Турок с радостью написал просимую бумагу:
  " Я, начальник полиции города Варны,...( далее шли имя, фамилия и титул), 2 июня сего 18... года собственноручно и добровольно отдал хозяйке корчмы " У Яна" двадцать тысяч левов за кольцо, которое ей лично в руки вложил юный Дан Танэу 15-ти лет от роду, умерший 31 мая сего года. Деньги эти уплачены 2 июня. И с этого дня являются собственностью госпожи Ганы".
  От избытка чувств начальник полиции даже приложил к бумаге описание и рисунок выкупленного кольца.
   Хозяин корчмы лично накормил начальника полиции до отвала. Тем более, что в этот день за упокой души юного Дана кормилась приличная толпа бродяг. Они с наслаждением поедали добротный обед, и печально произносили:
   - Бедный ребенок. Пусть земля ему будет пухом. Пусть Бог отведет ему местечко в раю.
   Даже суровый начальник полиции позволил себе нарушить один из запретов пророка - пропустил стаканчик освежающего вина. Ян лично проводил гостя до калитки.
   В это время играла музыка. Вместо обычных веселых и озорных мелодий, уже третий час душу терзала печальная песня.
   Через несколько минут хромая девочка Аннушка покинула дом дяди и тети. Тетя Ганна дала на всякий случай наряды, которые оставила у нее одна барышня, приехавшая из России к своему жениху. Обещала вернуться через пару недель. Но уже месяц прошел. А от Вареньки "ни гласа, ни воздыхания". Анна вышла на светлые, чистые залитые солнцем улицы. Ее мрачноватое монашеское одеяние казалось на них грязным пятном. Два молодых человека поупражнялись в остроумии на счет девицы. Даня еще ниже опустил голову. И молча прошел через толпу цыган. На него даже не обратили внимания - кому интересна страшненькая девушка, которая судорожно хватается за свою котомку, в которой, наверняка, не ничего ценного. Правда, один пылкий цыган попытался отобрать эту сумку. И тут же был неприятно удивлен. Эта дурнушка отделала его так, что мало не показалось:
   -Эта деваха дерется как мужик!
   Больше Даню не трогали. Так бродя по улицам, мальчик, переодетый в девочку, попал в пригород, в тот самый особняк, где томились его друзья. Спокойно занял место в очереди.
  Ван Хельсинг и господин сыщик занимались имитацией бурной научной деятельности. Этот особнячок последнюю неделю был местом паломничества разных, порою самых экстравагантных, личностей. Чиновники приставленные наблюдать за домой подозрительного профессора, буквально сходили с ума от невообразимого гвалта. Ругались торговки. Скандалили местные выпивохи, дожидаясь своей очереди получить за невероятную байку медный грошик, а то и все два (на что можно законным образом облегчить похмелье). Чинно молчали мужики и рабочие, считая ниже своего достоинства участвовать в этом безобразии. Шумно балагурили рыбаки, предвкушая момент, когда наивный профессор выложит деньги за высосанную из пальца историю, приняв ее за старинную легенду. А так как их фантазия была неистощима, они надеялись на хороший заработок.
  Пан Дашевский мрачно бродил по комнатам, не находя себе место. Он очень беспокоился за внука. Старик считал себя виноватым во всем. В смерти своей дочери, в раннем сиротстве внука, в том, что мать и сын были разлучены целых восемь лет. И в том, что ребенок каждую секунду подвергается смертельной опасности, Дашевскому чудилась его вина. Глупые россказни, которые так старательно записывали профессор Ван Хельсинг и детектив Горкинс, старика раздражали. На запись этих страшилок оба деятеля извели огромное количество чернил и бумаги.
   К особняку то и дело подлетали экипажи, веселые возницы выкрикивали:
  - Писчая бумага для господина профессора! (На крыльцо летел громадный тюк бумаги). Чернила для господина профессора! (На то же крыльцо аккуратно выгружались два или три пятилитровых кувшина).
  А пан Дашевский в сопровождении сыщика регулярно отправлял в Голландию, в университет, где теперь служил Ван Хельсинг, собранный и отсортированный материал в огромных посылках.
  Турецкие чиновники, были раздражены. С виду тут и впрямь кипела работа. Но - в такой толпе юноша, который один своим существованием оскорбляет солнцеликого султана, вполне мог затеряться. Под каким обличием этот лесной демон проникнет к своим сообщникам - Добропорядочного крестьянина? Мелкого уличного торговца? Портового грузчика? Рыбака? Будь здесь Анвар-эфенди, он в два счета вычислил бы этого наглого щенка. Но, к сожалению, он занят совсем другими делами. Великий Анвар-эфенди так и сказал, что тратить его талант на поимку какого-то грязного языческого князька - все равно, что палить из гаубицы по воробьям.
   Известие о том, что мерзкий мальчишка умер, было для них ответом аллаха на старательные молитвы. А тот час, когда было приказано снять с дома профессора Ван Хельсинга наблюдение, показался едва не счастливее собственной свадьбы.
  В это время Дашевский избавлялся от раздражения, давая едкие характеристики колоритным персонажам, только что покинувшим кабинет профессора.
  - Все врет, всегда врет, всем врет - мрачно бормотал старик, провожаю глазами престарелую цыганку, величаво проплывавшую мимо него.
  - С утра уже гляделки залил до верху, уже в третий раз притащился - такой рекомендации удостоился тихий местный пьяница, который в пятый раз рассказывал одну и ту же историю.
  - А этой-то девахе что здесь надо? - удивленно пробормотал старик, но тут же осекся, узнав в угловатой девчонке собственного внука. Даня попросил молчать.
  Переодетый юноша вошел в кабинет доктора парапсихологии. И не успел открыть рот, как Горкинс на удивление быстро задернув плотные шторы, обнял мальчишку. Вскоре к нему присоединился дядюшка Людвиг. Даня чуть было не задохнулся в объятиях друзей. Только через несколько минут они заметили, что мальчик хромает.
  Даня негромко, чтобы не могли услышать соседи, рассказал о своих приключениях. О всех тех неприятностях, которые пришлось ему пережить. И почему юноше пришлось переодеться в этот нелепый наряд.
  Через несколько дней доктор Ван Хельсинг объявил, что его экспедиция прекращает работать в этом городе, и отправляется в дальнейшее путешествие. Странная экспедиция в составе странноватого профессора, сорокалетнего искателя приключений, и хромой мужеподобной девицы запала в головы местных сплетников. Так запала, что спустя почти сто лет, буйная фантазия американского режиссера превратит ученого в грубого и беспамятного киллера.
  Аннушка попрощалась с родственниками, сообщив, что "едет с господами путешествовать". И благодарила за все, что Ян и Ганна для нее сделали.
  Без особых приключений эта компания путешественников кочевала по горным селениям, по тучным плодородным равнинам. Из города в город, из страны в страну кочевала экспедиция. Записывая по пути местные истории, сказки, легенды, тосты. Юный эльф почти уже привык к своему новому облику. Привык к насмешкам, привык откликаться на имя Анна. Но дядюшка Людвиг видел, что мальчик тяготится этой ролью. Тяготится неопределенностью и неизвестностью. Даня не знал, почему до сих пор нет никаких известий об отце. Мальчик, в отличие от своих спутников, не хотел верить, что отца больше нет. В этом мальчишеском упрямстве было такое упорное неприятие смерти, что им невольно заражались и взрослые.
  Чтобы отвести подозрение, экспедиция двигалась по невероятной траектории, часто ходила кругами, словно они и впрямь, намеревались собрать все сказки и легенды со всей восточной Европы. Так же, как и в Болгарии, осаждали словоохотливые разномастные толпы. Так же быстро кончалась бумага. Даже еще быстрее - теперь, кроме сыщика, рассказы местных жителей помогала переписывать еще и Анна. Также регулярно на адрес университета приходили мешки бумаг.
   Но компания путешественников неуклонно приближалась к истиной цели своего путешествия. Однако, чем ближе к родине, тем страшнее и печальнее были эти рассказы. Задумчивее становился юный эльф, все большей тревогой билось его сердце.
  Мальчик часто, оставшись наедине, думал о том, что же происходит на милой родине. И знал, что, скорее всего, нечто плохое.
  Иногда делился своими переживаниями и тревогами со своими друзьями. Они успокаивали мальчика, обещали, что все будет хорошо. Иногда друзья находили печальные стихи, которые по-русски могло звучать примерно так:
  Зарос крапивой и бурьяном
  Мой отчий дом. Живи мечтой
  Надеждами, самообманом!
  А дни проходят чередой,
  Ведут свой круг однообразный,
  Не отступая ни на миг
  От пожелтевших, пыльных книг
  Да от вестей о безобразной,
  Несчастной, подлой жизни там,
  Где по родным, святым местам,
  По ниве тучной и обильной
  И по моим былым следам
  Чертополох растет могильный.
  Утром снова приходилось становиться Аннушкой. В заботах день проносился незаметно. День, который приближал юношу к родному дому. Даня, пересекая границу, был очень расстроен.
  Мальчик знал, что его встретит на родине. Но слишком сильно оказалось потрясение для юноши. Одно дело - слышать от других и все-таки безумно надеяться, что это не правда. Даже если и правда - то не до такой степени. Надеяться, что это всего лишь россказни тех, кто недоволен режимом.
  Мальчик был готов смириться. Он был готов, ради спасения жизни братика Димитру и сестренки Алисы отказаться от своих прав на княжество, на несметные сокровища. Если бы этот новоявленный князь был хорошим правителем. Если бы видел, что страна при его правлении цветет и богатеет. А жители и люди, и хельве, и гномы - в равной степени счастливы и довольны жизнью. Если бы новый правитель, так же как и его дед, продолжал отстаивать свободу маленького княжества, также поддерживает порядок и спокойствие.
  Даня был уверен, что они с отцом не пропадут с голода в любом случае. Папа очень умный и образованный. А Даня почти студент. И тоже будет образованным - это позволит и самому жить безбедно, и помогать родичам. А еще - Даня сможет без проблем стать мужем Сильвы и жить с ней, хоть до бесконечности.
  Но, увидев своими глазами, во что превратил некогда цветущий край новый правитель и три его "невесты", юноша не мог справиться с захлестнувшими разум эмоциями. Болезненная горечь жгла бушу мучительным огнем, глухая тоска отнимала силы, а слепая ярость парализовала все мысли. Даня очень стыдился этих злых и беспомощных слез, но ничего не мог с собой поделать. Когда первая волна боли немого улеглась, юноша понял, что выбора у него, по большому счету нет. Пятнадцатилетнему юноше придется бросить вызов этому монстру. И победить в неравной борьбе - или погибнуть. В этой борьбе, возможно, придется воевать против тех, кого он знал с детства. Против тех, кто верой и правдой служил их семье. Юному эльфу может быть придется очень много убивать. Этому противилась душа мальчика. Но - жестокие законы жизни диктуют свои правила.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Как хромая девочка стала княгиней Анной.
  
  На рассвете следующего дня "экспедиция" пересекла незримую линию, за которой остались сомнения. Сыщика Горкинса переполняла радостное возбуждение, как накануне схватки. Ван Хельсинг, напротив, был очень задумчив и сосредоточен. Пан Дашевский и его внук, переодетый в девочку, казалось, были счастливы оттого, что вернулись на родину. Родная земля придавала им силы. А родной лес, как добрый родич, принимал в свои объятия: спасая от жары, укрывая от любопытных глаз. Даже комары, как будто сжалившись над скитальцами, не очень-то их донимали. Экспедиция неспешно продвигалась вперед, как вдруг путь преградила могучая фигура, выросшая как из-под земли.
  - Ни с места!
  - Мы мирные ученые, - как можно более доброжелательно произнес Людвиг Ван Хельсинг, протягивая документы, - Мы мирные ученые, никому зла не делаем. Пожалуйста, пропустите нас.
  - Вы верно, по приглашению этого самозванца. Хотите собрать сказки о лесных всадниках. Чтобы оправдать его резню - он не людей убивает, с лесными демонами борется.
  - Господа, вы не так поняли - теряя спокойствие, произнес начальник экспедиции. - Мы вовсе не собираемся оправдывать или обвинять кого-то. Мы просто ученые собираем факты.
  - Был тут один такой собиратель, больной на всю голову. До сих пор от его писанины отмыться не можем.
  Переговоры явно зашли в тупик. И если в самом начале доктор Ван Хельсинг думал, что имеет дело с представителем законной власти, то теперь, внимательней присмотревшись, понял, что имеет дело с представителем так называемой лесной вольницы. Тех самых лесных демонов, которые одинаково пугали как турок, так и австрийцев. Дядюшка Людвиг прижал к себе мальчика, показывая, что будет защищать ребенка до последнего вздоха. Лесные всадники отпрянули, увидев, как хромая девица, по-мужски схватила саблю-полумесяц, готовая отбить любое нападение. Дашевский молча выхватил клинок. Сыщик был благодарен судьбе, что накануне зарядил пистолет. Путешественники стояли спиной к спине, понимая, что долго не продержатся.
  На этом историю можно было бы все закончить. Если бы не чудо.
  Даня узнал в предводителе лихих молодцов бывшего начальника гарнизона господина Миррою. Того самого старого эльфа, которых учил Даню фехтованию и верховой езде, когда дед и отец были заняты. Мало того, наставник признал своего ученика даже в этом нелепом карнавальном костюме. Узнал ли он стойку, которой когда-то сам учил княжеского внука? Узнали он старый добрый полумесяц, принадлежавший еще самому Медвежьему Когтю? Трудно сказать. Но вдруг предводитель подал знак своим молодцам. И те, мгновенно исчезли за деревьями.
  Партизаны с удивлением наблюдали, как странная угловатая девочка кинулась на шею их командиру с радостным воплем. Они обнялись, как старые знакомые.
  Господин Миррою и девочка уединились. Мальчик испугался разоблачения. Но старый начальник гарнизона, сказал, что сохранит тайну юноши до тех пор, когда мальчик не будет восстановлен в своих правах.
  Даня спросил своего старого наставника:
  - А почему Вы здесь, в лесу?
  - Понимаешь, сынок, не ко двору я пришелся новому князю.
  - Как это не ко двору?
  - Я отказался присягнуть на верность его девкам.
   В лесном укрытии в дупле огромной ивы Даня узнал, что новый князь, не успев появиться, сразу стал избавляться от тех, кто мог выступить против. Но получалось у него плохо. Народ княжества не признавал нового правителя. Приятной наружности мужчина лет сорока за несколько месяцев своего правления сумел вызвать у жителей княжества В. столько ненависти, что уже стал бояться всего и вся.
  Он сразу начал объявленные реформы, ответом на которые были жуткие волнения. И как же иначе можно реагировать. Виноделу - на то, что вырубают и жгут его сады и виноградники, рыбаку - на огороженную стальным забором реку, монахам - на сожженные церкви, на выколотые глаза святых на древних фресках и новую моду на многоженство.
  Три "невесты" нового правителя, которые прилюдно грызлись, переводили на свои капризы огромные деньги. На роскошные безделушки для своих трех девиц, облик и поведение которых никак не соответствует статусу княжеских невест, на наряды из Парижа, и на их пьяный разврат транжирилась казна княжества. Армия вышла из повиновения, после убийства наиболее уважаемых генералов. Они ушли в леса.
  - А старый-то князь скромно жил. Внука на свои деньги учил - в казну не лазил. А этот-то армию в черном теле держит, а на своих мегер все казну растратил. А эти "невесты" - настоящие портовые девки: ни ума, но воспитания. А уж рожи-то их размалеванные, как у обезьяны. Из них княгини, как из навоза пуля.
  Из-за непосильных налогов, из-за несправедливых гонений и преследований пустеют вольные села. А те, кто живет в городах, стараются уехать из страны. Даже детский приют "Дом Пони" и тот отбыл за океан - монашка не могла поручиться за жизнь детей, после того, как была убита ее подруга.
   Говорят, что молодой англичанин, некий Киплинг, под впечатлением "блестящей политики", написал строки "теперь же, глупостью своей в ад превратив страну". Новый правитель упивался своей безнаказанностью, укрываясь за турецкими наемниками. Он не считал угрозой своей власти ни беглого каторжника Мирчу. Ни его русского друга. Ни юного княжеского внука - этот остроухий мальчишка представлялся мелкой досадной мошкой, которую он растопчет одной левой пяткой. Если он еще жив. Что вряд ли.
   Пребывающего в блаженном расположении духа, счастливый своей местью ненавистному князю Владиславу. Он не замечал того, что эльфы и люди, которые вместе бежали от тирании нового князя, в лесу сколачивали партизанские отряды. Его мало беспокоило, что численность и выучка партизан не уступала армии наемников. Но, пока эти отряды были большей частью разрознены. Хотя численность партизан уже была такова, что турки боялись заходить в лес.
   Они вспоминали печально известные молодежные банды времен султана Мурада, которые назывались звучным словом "Скотаэлья". И напрасно советники предупреждали правителя, что мальчишка (или его отец) может стать тем символом, вокруг которого объединяться лесные всадники. И тогда разрозненные отряды лесной вольницы станут армией. Но узурпатор был спокоен. У него на руках был документ, который ясно говорил, что угрозы нет. Во всяком случае, пока Мирчу застрял в Севастополе. И может быть, доблестно погибнет в одной из ужасных битв. Заварушка там знатная. Новоявленный правитель был уверен, что внук князя умер от случайной пули. Расправится с другими претендентами - маленьким Димитру и пятилетней Алисой (а заодно и с потенциально регентшей Миной Мориц) он еще успеет. Главное дождаться известий от верных людей - известие о гибели Мирчу. Того, кто реально может помешать разваливать маленькую страну. Того, кто, если поспешить с зачистками, может жестоко отомстить за убийство любимой жены.
   Пока самозванец наслаждался жизнью в замке, заваленном ненужной роскошью, в мрачной дубраве произошло то, чего так боялись советники. Господин Миррою объявил о возращение законного наследника. Вернее наследницы.
   - Да здравствует княгиня Анна! - кричали верные бойцы, не опасаясь лишнего уха.
   - Да здравствует княгиня Анна! - рычали верные псы, ржали верные кони.
   Радостная весть неслась с полуночной волчьей песней, от которой у наемников леденела кровь в жилах, от одного тайного лесного лагеря к другому.
   - Да здравствует княгиня Анна! - тайком шептались в кабачках и трактирах сочувствующие.
   - Храни господь княгиню Анну, - молились в церквушках богомольцы, - не долго осталось проклятому кровопийце жировать! Бог-то он все видит.
   Юный эльф, который не очень надеялся на успех, вдруг поверил в то, что все еще может наладиться. Не даром добрый бог сказал ему: "Я тоже когда-то был человеком". Даня чувствовал за собой поддержку тысячи рук, веру тысячи глаз. И появилась уверенность.
  
  
  
  Возвращение домой.
  
  Утром экспедиция доктора Ван Хельсинга в прежнем составе вышла к окраине городка. Даня был поражен тем, как изменились знакомые с детства дворы и улицы. Он даже не мог себе представить такого беспорядка и запустения. Школы, в которой учился Даня, больше не существовало. На ее месте были обугленные развалины . Мальчика пронзила ледяная игла мгновенного страха за своих товарищей и малышей, которые здесь учились. Случайные прохожие, заметив отчаяние на лице девочки, сообщили:
  - Школа ночью сгорела, летом.
  - А господин директор...
  - Его убили.
  - За что, он же был такой хороший. Он был учитель от бога.
  - За это и убили. Осман-паша считает, что чрезмерная образованность черни ведет к излишнему вольнодумству.
   Заколочены окна некоторых аптек, уютных кафе, ресторанчиков. Несколько месяцев дети боятся выходить на улице. Не стало школ, ремесленных училищ. На дорогих сердцу улицах не слышно детских голосов, только пьяные вопли отчаявшихся доходяг. А на рынке, на котором уже почти забыли про воровство - опять снуют карманники и грабители. На центральной улице зазывают игорные дома и дома терпимости. От этого зрелища у Дани все переворачивается. Кипящая ненависть была готова выплеснуться наружу. Но лицо пыталось изобразить беззаботное любопытство.
   Профессор Ван Хельсинг официально зарегистрировал официально свою научную миссию.
   Научная экспедиция расположилась в одном из винных погребов на окраине города. Днем доктор Ван Хельсинг и его ассистенты создавали видимость активной научной деятельности. Как и везде продать свои байки знаменитому ученому собирались огромные толпы разношерстного народа. И опять звучали крики возниц: "Бумага для господина профессора!", "Чернила для господина профессора!", "Извещение о переводе для господина профессора!".
   Правда, грузчики все чаще проходили внутрь, не распаковывая тюки на улице. Никаких нареканий деятельность доктора психологии и медицины у официальных властей не вызвала. Пришлось, правда, переодеть пана Дашевского. В дорогом костюме старый скотаэльщик смотрелся уже не так разбойно. Серая мышка Анна, не смотря на подозрительное имя, в глазах нового князя не тянула на Жанну д,Арк местного разлива. Тем более, что дрессировка дядюшки Людвига оказалась успешной - походка юной ассистентки перестала напоминать солдатскую, а прическа и слой густого грима сделали лицо юного эльфа более женственным. Даню, в роскошных нарядах его матери, вполне можно было принять за симпатичную девушку на выданье. Только эта девушка невеселая какая-то. Словно эта девушка не очень стремится замуж.
  Сыщика Горкинса в образе беспечного любителя острых ощущений вообще никто не заподозрил. Наоборот, его часто приглашали на светские рауты. И на званные обеды. Соблюдая законы гостеприимства, хозяева вынуждены были приглашать всю компанию - странного доктора-психолога, и его ассистентов: старика с разбойной физиономией, и странную девицу.
  Девушка и старик особенно на этих увеселительных мероприятий не очень веселились. Они все время о чем-то шептались между собой. Девочка была скромна и безучастна. Она вежливо и благопристойно отказывалась от назойливых приглашений. Один приставучий юноша, который пытался силой вытащить скромницу в центр зала, чуть было не нарвался на кулак Дашевского:
  - Она не танцует. Вам не понятно?
  - Уж и пошутить нельзя, - сконфужено пробормотал незадачливый кавалер, потирая след от пощечины, которой наградила его странная девушка.
   - Шутить дома будешь на кухне - сурово прошептал старик, приветливо улыбаясь.
  Даня был за это бесконечно благодарен деду. Он боялся выдать себя, если бы дело дошло до драки. Но эта пощечина, которая вызвала всеобщее оживление, выглядела вполне естественно.
  Зато доктор психологии и знаменитый сыщик буквально там блистали. Ведя непринужденные беседы, они узнавали очень много интересного. Мужчины умело отвлекали внимания на себя. Даня очень боялся того, что его могут узнать. Но тех, кто мог узнать юного эльфа в этом смешном наряде, сюда не звали. В основном это были путешественники и приближенные нового правителя княжества. Местных там почти не было.
   Сыщик и профессор у случайных собеседников выведывали некоторые сведения. Они узнали, кто и как охраняет нового князя. Что и эти охранники не очень-то ценят и уважают своего нанимателя. И уж точно не будут спешить сложить свои головы во имя самозванца.
  Почему до сих пор не сравняли с землей тот самый ненавистный мужской монастырь. Оказалось - новый правитель мечтает завладеть сокровищами ордена. Но не знает как. Хитрые монахи выделяли ему ежемесячно определенную сумму. Но этого было так мало. Развлечения и богатые приемы, целью которых было убедить иностранных граждан, что княжество процветает, буквально обескровили финансовую систему. Король страны требует отчислений в казну, причем за весь год. Настойчиво просит свою долю духовенство. Борьба с партизанами давно уже превратилась в бессмысленную погоню за призраками. Наемная армия требовала увеличить содержание. Но... бессмысленно растратив все, что ему досталось, новый князь оказался в крайне затруднительном положении.
  Новый правитель хотел привлечь иностранный капитал, демонстрируя роскошь и обещая быстрый возврат долгов. Доверенные люди нового князя подходили по этому делу даже к Горкинсу и Ван Хельсингу. Эти господа сулили иностранным ученым золотые горы и небо в алмазах. Причем быстро - за считанные дни.
  Недоверчивый Горкинс попросил агента перечислить его соотечественников, которые уже сделали вложения. Но последний смутился и перевел разговор на другую тему. Знаменитый сыщик сделал вывод, что желающих поддержать материально новую власть в этой маленькой стране, не так уж и много. Скорее всего, повеселившись на балу, сделав символические сборы, господа инвесторы, заверив новоявленного князя в своих самых лучших чувствах, оставлял ему вместо денег надежду. Новый правитель теперь хотел одного - получить доступ к несметным сокровищам, которыми владел орден драконов.
  Он думал сначала запугать монахов ордена. Но, убив настоятеля, он никогда не узнал бы тайны этих денег. Счета, которые орден заморозил, не могли быть вновь открыты без участия отца-настоятеля. Мало того, ко всем бедам прибавилась еще и неуловимая мстительница, которую здесь считают внучкой старого князя. Необходимо было выяснить, кто она такая - ясное дело, что это не десятилетняя девочка.
  Вокруг этой девчонки сплотились такие силы, которые при хорошей постановке дела запросто сметут и наемников, и его самого. Эта Аннушка была той последней каплей, которая разрушила безмятежность захватчика.
  Новый князь уже послал гонцов с тайной миссией - привлечь к этому делу знаменитого турецкого шпиона, которого почтительно называют Анвар-эфенди. Но миссионеры вернулись с плохими вестями. Знаменитый шпион отказался. Мало того, обвинил сторонников новой власти в ротозействе:
  -Я выкрал мальчишку, когда он был слаб, как больной котенок. Я вывез его из княжества. Я почти отравил его. Но вы, господа! Вы не смогли справиться даже с каким-то лекаришкой! И после этого еще просите меня о помощи! А этот парижский пьяница? Я ему на золотом блюде преподнес прекрасное княжество: процветающее, с законопослушным народом, без особых проблем. Ему всего-то и надо было научится бумаги подписывать. Так нет - года не прошло, как все растранжирил. Чем он собирается расплачиваться со мной за беспокойство? Пышными усами? Или услугами своих девиц, которых я же к нему и приставил?
  Наемники не очень-то спешили подставлять свои головы под смертельные пули лесных всадников. А спецслужбы княжества благодаря его гениальным реформам перестали существовать. Те разведчики, которые и не выступали против нового правителя открыто, демонстративно удалились от дел.
  Работа экспедиции шла полным ходом. Даня еле сдерживался, чтобы не сорваться на необдуманные действия. Юноше так хотелось вытолкать из своего дома наглого самозванца и его девиц, которые оскорбляют даже саму память о безмятежных днях его детства. Но приходилось терпеть и улыбаться. Это было нужно.
  Чтобы никто из тех, кто нагло занял чужое место, так и не заподозрил той тайной жизни, которая организовалась в доме, который снимал ученый.
  В маленьком княжестве опять назревали большие события. Случилось то, чего так боялся советник из Стамбула. Разрозненные отряды лесной вольницы на глазах превращались в армию: хорошо вооруженную, хорошо обученную, сплоченную. Юноше приходилось учиться многому из того, чего он раньше старательно избегал. Мальчик очень не хотел посылать людей на смерть. Не хотел, чтобы из-за него, с его именем гибли люди. Но тем ценнее сведения потертых фолиантов, тем страшней и серьезней цели и задачи. Мальчик чувствовал, что цена ошибки на сей раз - не двойка в дневнике, не замечание учителя. Каждая его ошибка - это кровь его друзей, тех, кто поверил в княгиню Анну. Ван Хельсинг тревожился, видя, как темнеют от непосильной ноши глаза ребенка, как давит на еще детские плечи груз непосильной ответственности. Мальчик с особым тщанием, порой доходя до полного изнеможения старинные книги, изучал жизнь известных полководцев, разбирал известные сражения. Эльфийский юноша, под руководством настоятеля осваивал секреты древней магии, постигал тонкости политической интриги. Вместе со старым Дашевским мальчик проходил боевое крещение.
  Но все равно - Даня чувствовал, что всего этого так мало. Если бы по книгам можно было научиться всему. Если бы все предугадать, предусмотреть. Спокойная уверенность в себе, которая была в первые дни, растаяла, растворилась в многочисленных сомнениях и страхах. Мальчик многое бы отдал, чтобы рядом с ним был его дедушка, который выиграл немало сражений (а проиграл считанные, и то не по своей вине). Или его отец со своим другом Сергеем Пандориным, которые были на настоящей войне. Спокойный и рассудительный дядюшка Людвиг казался слишком добрым, а дедушка Дашевский - слишком горячим и отчаянным. Детектива Горкинса мальчик вообще не брал в расчет - он не хотел подвергать опасности этого чудака. Мальчик считал, что это не война детектива Горкинса, и он не обязан рисковать собой, защищая интересы юного хельве. Как, впрочем, и дядюшка Людвиг, и дедушка Дашевский.
  Мальчик часто обращался к доброму Богу, но не с просьбой о победе, а лишь с вопросом: "Как поступить?". Его сердце тяготилось этой миссией, не хотело крови и страданий. Но уйти сейчас, сдаться на милость нового властителя - означало предать любимого дедушку (жизнь положившего на то, чтобы сделать родной край свободным). Означало предать всех этих людей и эльфов, которые не хотят быть рабами, хотят жить на своей земле (а не гнуть спины на чужеземных злодеев), хотят видеть своих детей и внуков свободными и счастливыми.
  От этой неразрешимой загадки голова просто разламывалась. Мальчик просил помощи у слепого старика-настоятеля, осязающего солнце. У дядюшки Людвига. У знахарки Янки. Но все они говорили разными словами, но одно и тоже:
  - Ответ ищи в своем сердце, юноша. Здесь тебе никто не судья, не советчик.
  Однажды во сне мальчику приснился добрый Бог, тот который был на иконе. Он дотронулся до юного эльфа, и словно легким движением снял боль и сомнения:
  - Ты должен выстоять. Я знаю, что тебе противна война, что у тебя большая душа и мягкое, доброе сердце. Но это война - неизбежное зло.
  -Но как быть, мне господи! Как! Как сделать так, чтобы все вернулись домой хотя бы живыми?
  - Это сынок, не в твоей, да и не в моей власти. Лишь Бог-творец может тебе помочь. Я замолвлю за них слово, но - пути его неисповедимы даже для меня, малыш.
  -Что же мне делать?
  -Делай то, что велит твой долг. Не предавай друзей. Не издевайся над пленными врагами. Помни, что эти люди не столько враги, сколько противники, по воле обстоятельств. А обстоятельствам свойственно меняться. Только не повторяй ошибок старого Владислава, не превращай смерть в развлечение, не убивай себе подобного без крайней нужды. Решая судьбы тех, кто в твоей власти помни, что ты не можешь вернуть жизнь достойным. Поэтому не торопись осуждать на смерть.
  И пусть будет с тобой мое благословение. Не бойся, малыш, у тебя все получиться. Я в тебя верю.
  Доброе лицо растворилось в предрассветном тумане. Мальчик поспешил к дядюшке Людвигу и рассказал свой сон. Но профессор психологии лишь покачал головой. Да и старик, осязающий солнце, отмолчался.
  Утром мальчишка опять влезал в нелепый карнавальный костюм. И жизнь продолжалась. Решающий день приближался стремительно. В летнем воздухе словно запахло грозой. Город словно замер. Торопливо отъезжали запаниковавшие гости нового князя. Исчезли с улиц дома терпимости - их содержательницы перенесли свой бизнес с другие, более спокойные места. Игорные дома, исчезли вслед за беспечными путешествующими бездельниками.
  Даня уже стал надеяться на то, что и самозваный князь, испугавшись скандала, добровольно сбежит, захватив своих растрепанных невест. И тогда кровопролития удастся избежать. Останется навести порядок, и жить так, как жили до этого. Пусть огромные арсеналы оружия так и лежат в запасниках и тайниках. Пусть обученная армия так и не вступит в бой. Зато все солдаты останутся живы. Зато и крови не будет. Cлава, замешанная на крови и слезах, не нужна Дане.
  
  
  Похищение княгини Анны.
  
   Но, самозванец не собирался так легко сдаваться. В отличие, от Дани, это существо не отличалось излишней самокритикой и душевными терзаниями. Не для того он столько лет шел к этой цели. Не для этого он продал себя темным силам, чтобы так просто отдать власть наглой девахе. Ему было все равно - на самом ли деле эта неуловимая мстительница внучка князя, или такая же самозванка, как и он сам. Главное - за ней идут люди, а за ним нет. Ее право на власть признают, а его презирает даже тот наемный сброд, которому он платит.
   Новый князь, понял, что он поздно спохватился. Повеселившись, как беспечный стрекозел, он упустил момент, когда победа была бы однозначно на его стороне. А сейчас - уже вилами на воде писано. Ведь против его разжиревших наемников и советников (перекачавших большую часть его денег в казну Османской Империи), не обычные разбойники и партизаны. Ему будет противостоять хорошо обученная и вооруженная армия с железной дисциплиной. Лесные всадники у себя дома, они отчаянно дерутся за свою жизнь, за свою свободу. В то время - как его отчаянные негодяи, изгнанные из янычаров отпетые бандиты - всего лишь за тугой кошелек, за возможность пограбить и погромить.
   Да, не такой ему рисовалась жизнь аристократа. Когда он лежал в пригороде Парижа обкуренный опиумом, ему не такая жизнь казалась раем. Согласившись на эту авантюру, самозванец представлял свое блаженство среди гор кокаина в окружении полуобнаженных красавиц. Ему была обещана охрана и бесконечное денежное довольствие. Но деньги быстро закончились. Мерзкие славяне предпочитают сами перебиваться с хлеба на квас, чем платить ему налоги. Ненавистный орден драконов выдает новому правителю денег так мало, да еще и укоряют: "Прежний князь денег не просил!".
   Мысли метались по кругу. И вдруг - спасительный свет. Династический брак спасет положение. Он возьмет в жены эту мстительницу. Три женщины, которые только что ссорились, вдруг обнажили кинжалы:
   - Так вот ты как отплатил нам за службу! Прощайся со своей жалкой жизнью, неверный!
   - Девочки, милые мои девочки! Кто сказал, что я собираюсь предать ваши прелестные глазки!
   - Ты собрался жениться на этой грязной разбойнице!
   - Этого требует наше отчаянное положение.
   - Так пошли в бой янычаров. Или, всемогущий господин боится лесных всадников?
   - В этой стычке могут выиграть и эти варвары. Здесь такое случалось и не один раз. А вот женившись на законной наследнице, я становлюсь здесь хозяином. И заметьте милые мои - без единого выстрела.
   - А как же мы, господин?
   - Кто может помешать безутешному вдовцу взять в жены таких красавиц, которые бы утешили его в горе.
   - Вы намекаете на несчастный случай?
   - Да, на дикую, нелепую, жестокую случайность. Несчастный случай, который оборвет счастливую жизнь молодой княгини.
   - Но ведь останутся еще претенденты. Они могут заявить свои права.
   - Всему свое время, мои кошечки. Как только мои люди уничтожат Мирчу, я дам команду убрать и Алису, и Димитру, а также эту курицу Мину Мориц. Но, пока жив Мирчу, с этим придется повременить. Не надо злить эльфа. Говорят, его отец просто озверел после того, как убили его любимую жену. Мне не нужен обозленный против меня лесной демон. Помните девочки - "Нам нужен труп в одежде короля, а не живой придурок у руля!".
   - Это значит, что наши планы...
   - Наши планы немножко изменились, но не отменены.
   - Но как? Все в руках всевышнего.
   Жизнь словно затаилась. Но вдруг сонное оцепенение городка было нарушено.
   "Проездом только один день театр варьете. Спешите видеть! Восходящая звезда сцены - неподражаемая Сильва Вареску!" - кричали на опустевших улицах.
   Уставшие от вражды жители княжества были рады празднику. В этот вечер в городском театре было особенно многолюдно. Ассистентка профессора Ван Хельсинга в сопровождение сурового старика также появилась в театре. Сам профессор и детектив Горкинс были слишком заняты неотложными делами. Даня был очень обеспокоен. Он беспокоился за жизнь любимой девочки. Мальчик думал, что Сильва здесь только из-за него. Он решил - по крайней мере, быть рядом.
   Юная актриса сосредоточенно смотрелась в зеркало перед спектаклем. Вдруг увидела позади себя чужое отражение.
   - Не двигайся, Сильва! - удивительно знакомым голосом говорило лицо незнакомой девушки. - Зачем ты здесь! Сильва, сейчас же выбирайся, здесь опасно!
   - Но ты здесь один - я не могла тебя бросить
  - Но ты не должна была рисковать собой. Моя жизнь ничего не стоит. А твоя принадлежит будущему.
   - Данечка, милый мой!
   Проскользнув вслед за юной ассистенткой, профессор застал странную картину. Даня, переодетый девочкой, обнимал ту, о которой тосковало сердце. Прозвенел третий звонок, дети договорилась встретиться в антракте.
   Но в театре произошло нечто необъяснимое. Юноша почувствовал нечто похоже на комариный укус. Он тихонько хлопнул по руке, пытаясь прихлопнуть назойливое насекомое. Даня оглянулся - его дедушка, пан Дашевский лежал беспомощно, раскинув руки. Мальчик проверил сонную артерию - старый скотаэльщик еще жив. Мальчик попытался вытащить бесчувственное тело из театра. В темноте к мальчику вдруг плохо: воздух словно застревал в горле, не попадая в горящие легкие, глаз у него вдруг не стало. Даня отчаянно сопротивлялся наваждению, продолжал тащить на себе старика, который все не приходил в себя. Но силы были не равны - переодетый мальчик упал без сознания, не дойдя до спасительной двери нескольких метров.
   Успех юной Сильвы был ошеломляющим. Изголодавшиеся по веселью люди взорвали тишину аплодисментами. Счастливая девушка, не дождавшаяся своего друга, поспешила в ложу. Но ее удивила тревожная пустота и тишина. Мало того, девушка нашла белый порошок, неосторожно рассыпанный похитителями.
   Девушка, забыв про поклонников и банкет, понеслась по улицам.
   - Умоляю, скажите, где экспедиция профессора Ван Хельсинга? - кричала напуганная девочка прохожим.
   - Мадмуазель напугало приведение? - удивленно спрашивали гуляки.
   - Умоляю, скажите, где профессор? - плакала актриса. - Умоляю, скажите, где работает профессор?
   Наконец, почти обезумевшая от усталости и горя, девочка нашла неприметный особнячок на окраине. Она отчаянно заколотила в дверь. Профессор очень удивился, увидев, вместо своих друзей - пана Дашевского и его внука Дани, мокрую, напуганную и растрепанную девочку. Грим растекся по ее лицу. А лицо молоденькой цыганки выражало невообразимый ужас.
   - Даня похищен. Его похитили из театра, - выпалила она с порога. - Похитители оставили вот это!
   Профессор провел девочку в гостиную, налил горячего чая. Сильва, несмотря на то, что ее бил мучительный озноб, довольно толково и подробно рассказала про похищение, про белый порошок, про странные следы на полу.
   Горкинс в сопровождении профессора и юной актрисы приехал в театр. Сыщик что-то высматривал под лупой. Искал какие-то улики. Он в угрюмом молчании вышел из здания. Господин Миррою, крестный отец юного эльфа, в отличие от сыщика, долго не размышлял:
   - Это он, проклятый самозванец! Нас рассекретили. Тайна княгини Анны - больше не тайна. Какой же я осел! Не надо было отпускать на этот спектакль. Чувствовал, что это ловушка! Но малыш так просил, так просил. Горе мне! Позор на мои седины!
   - Не надо так себя казнить, мой друг - сказал дядюшка Людвиг, хотя его самого трясло от страха за юношу. - Мы все виноваты. Я тоже потерял бдительность и расслабился. А расплачивается за это мальчишка. Только бы цена не оказалась слишком высокой.
   - Как вы думаете - спросил Горкинс крестного Раду,-Даня и старина Дашевский еще живы? Мы можем на этот надеяться?
   - Не знаю. Ничего не могу сказать. Я только надеюсь, что они еще живы.
   Друзья думали, как помочь ребенку. Но, пока еще не знали, как это сделать. Но все взрослые, даже господин Ван Дейк, открывший миру новую звезду, понимали, что Даня в большой опасности. Детектив Горкинс напрягал свой дедуктивный метод, но и его усилия пока не приносили успеха.
   Слухи о похищении юной ассистентки всколыхнули городок, об этом шумели почти все. Назревали беспорядки в городе, до правителя доходили слухи о стычках с войсками, говорили о пропавших янычарах. Нарастало напряжение. А профессор и детектив прислушивались к слухам, которые доносились из дворца самозваного правителя, пытаясь угадать его планы. Друзья предполагали всякое. Но истина оказалась еще кошмарней всех предположений.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Сватовство самозванца.
  
   Мальчик очнулся в сырой камере. В голове трудилась гномья кузница, причем в авральном режиме. Из носа шла кровь. Рука чуть выше локтя распухла. От сырости разболелась раненая нога. Страшно мутило даже от воды, которой старый атаман пытался напоить внука. Вода была с противным тухловатым привкусом - другой здесь не было. На вертеле остывала жареная крыса.
   - Где мы, дедушка? Ты узнаешь это место.
   - Помирать буду, вспомню. Это проклятые подземелья старой крепости. Это страшное место, малыш. Немало наших друзей погибло тогда, когда турки все-таки прорвали оборону.
   - Мы обречены?
   - Не думай об этом. Скоро все прояснится. Со мной еще моя горилка, а значит еще не все потеряно.
   Даня почти против воли отхлебнул из фляжки обжигающего зелья. Но, отчаяние и боль, не ушли, как он ожидал. Стало еще хуже - не было сил держать себя в руках. Мальчик увидел себя со стороны. Глупый парик, намертво прилаженный к его собственным волосам, запылился и свалялся. Платье петербургской барышни Вареньки, порвано и заляпано. Густой грим растекся. Старик смыл краску с физиономии внука. Лицо юноши, лишенное солнца, смотрелось особенно бледно и болезненно.
   Даня посмотрел на свое отражение в лужице, посмотрел на старого деда. И вдруг заплакал, прижавшись к старику. Он понял, что все усилия были напрасны.
   - Дедушка, я неудачник. Все верили в меня, я все завалил. Скотаэлья будет разбита, и это только моя вина.
   - Ты не виноват, сынок. Ты делал все, что мог. Печально, что нам с тобой приодеться погибнуть бесславно и при дурном запахе. Но дух Скотаэлья не погибнет. Малыш, земля - это наша душа. Погибнет всего лишь бренное тело, но наш дух не даст покоя захватчикам. Старик остервенело запел хулиганскую песню, чтобы подбодрить внука:
   - Месяц из города вышел
   и спрятался за облаками,
   На семь замков запирай вороного -
   Выкраду вместе с замками.
   Мальчик понемногу успокоился и уже начал тихо подпевать старому разбойнику:
   - Спрячь за решеткою вольную волю
   выкраду вместе с решеткой.
   Вдруг в тишине подземелья раздались шаги. Это не осторожные, еле слышные даже эльфу шаги лесного всадника. Этот шел, как у себя дома, где некого и нечего боятся. Звякнули засовы. Старый эльф закрыл собой внука. Пусть сын любимой дочери проживет хоть на миг дольше. А он, старый скотаэльщик, постарается захватить с собой побольше этих тварей, прежде чем отправится в ад.
   К ним вошел их сиятельство, новый Лже-князь. Он пребывал в прекраснейшем расположении духа. Сиятельный князь был в наряде жениха.
   - Я приветствую Вас, моя прекрасная богиня. Я очень сожалею, что наше первое свидание произошло в столь неподобающей обстановке. Но, думаю, вы простите мое нетерпение.
   Эльфы переглянулись. Самозванец знал не все. Он думал, что похитил наследницу (а вовсе не наследника). Хитрец обманул сам себя. Он серьезно думал, что перед ним пусть немного угловатая, пусть странная, но все же девушка. Старый Дашевский усмехнулся в усы. Пока это было забавно.
   Даня с благодарностью вспомнил учителя Ван Дейка. Он тут же вошел в образ скромной, но знающей себе цену, барышни.
   - Потрудитесь объясниться, сударь? Что вам угодно?
   - Всего лишь предложить вам, милая Аннушка, или может быть вам более приятно, княгиня Анна...
   - Слишком много слов! - оборвал его велеречивый монолог старик Дашевский. - Ближе к телу!
   - Я предлагаю вам свою мужественную руку и большое, любящее сердце.
   - Вам что троих невест уже мало?
   - Не будем о неприятном, милая, - опытный обольститель взял мнимую девушку за руку и начал нашептывать на ушко. - Это всего лишь мои телохранительницы.
   Сказать, что Дане все это было противно, значит, ничего не сказать. Мальчик с большим трудом сдерживал порывы облегчить желудок. Или дать в ухо этому горе-соблазнителю. Но старый эльф беззвучно приказывал внуку продолжать эту комедию.
   Даня высвободил руку и кокетливо спросил:
   - Чем же вызван столь поспешное желание жениться, мой господин? Брак - это очень серьезно, и спешить с этим не пристало. Жена не рукавица - с руки не смахнешь, и за пояс не заткнешь.
   - Вы привлекательны (Даня чуть было не расхохотался - он помнил свое отражение в зеркале и слова турка про "недоразумение аллаха"), я чертовски привлекателен. Чего зря время тянуть?
   Глаза Дашевского нехорошо светились во тьме. Старый эльф уже что-то произнес, но его сразило заклятие рыжей кучерявой ведьмы-телохранительницы и невесты по совместительству. Старик не мог даже пошевельнуться.
   - Игры закончились, грязная разбойница. Нам известно все, княгиня Анна, наследница старого дракона. И ты не прожила бы ни одной минуты, если бы нам не была нужна твоя подпись под брачным договором. Коей ты, милая белочка , передаешь всю власть и все движимое и недвижимое имущество своему мужу и господину.
   - Это не возможно, рыжая стерва. Твой любовник мне противен.
   - У тебя нет выбора, сучья дочь. Иначе смерть.
   - Я предпочту умереть на плахе, чем каждую ночь умирать в его омерзительных объятиях.
   Князь обольстительно улыбнулся:
   - Даю тебе три дня на размышление. Увидимся в церкви, дорогая!
   - Встретимся в аду, сволочь, турецкий наемник - заорал в след старик.
   Начались три дня мучительного ожидание. Старый эльф знал, что ожидание смерти бывает хуже самой смерти. Он, как мог, развлекал внука забавными историями, рассказами о своей боевой молодости. Старик болтал о чем угодно, лишь бы мальчик не думал о предстоящей казни.
   Через три дня незадачливый жених опять появлялся с тем же предложением. Но он уже не был столь любезен. Повелитель являлся с компании отчаянных головорезов, которые надежно удерживали пленников. Самозванец упивался своей безнаказанностью.
   Потеряв надежду очаровать пленницу неповторимым мужским обаянием, он решил принудить строптивую девицу. За одно и развлекался. То хлестнет плеткой по раненой ноге. То изобьет старика Дашевского. То вдруг обратится к классике жанра - типа иголок под ногтями. Парижский пьяница избивал строптивую разбойницу до тех пор, пока она не начинала хрипеть. Он любил, прогуливаясь по камере, между прочим, воткнуть саблю на пару сантиметров в тело, как ему казалось, девушки, и непринужденно болтая, поворачивать клинок, и наслаждаться болью, которую он причиняет. Любоваться бледностью Анны и криками Дашевского: "Не смей трогать ее, сволочь! Она еще ребенок!". Но, не смотря на все усилия, ответ жениху получал неизменный.
   Тогда в дело вступали красавицы-невесты. Они с демоническим наслаждением мучили пленников, со знанием дела. Словно мстили старику и девчонке за все свои страдания, за неустроенную и одинокую жизнь. Увеселительный вечер продолжался до тех пор, пока Даня не терял сознание.
   Уходя, основатель новой династии давал пленникам еще три дня на размышления.
   Свою жизнь старик не жалел. Он жил, как негодяй, и умрет, как разбойник: "сколь веревочка не вейся, все равно укоротят". Когда мучителям надоедало мучить пленников, старый эльф лечил измученного ребенка. Он просто брал руку внука, и замирал в трансе. Как правило, утром мальчик был здоров. Жаль, что измученную душу вылечить не так легко. Не так легко справится с мучительным страхом и отчаянием. Старик думал о том, как же надо издеваться над женщиной, чтобы в ней не осталось ничего человеческого, ничего женского. Как можно довести ее до такой степени, чтобы она - подательница всех благ, мать, жена, сестричка - издевалась не над ним, старым разбойником (это как раз не удивительно - он заслужил это), а над ребенком. Над невинной девочкой, которая еще не познала радостей и горестей любви.
   Дашевский тревожно замирал, видя, как мальчик молча, молится. Старый эльф пытался как-то развлечь и успокоить внука, который уже отчаялся и потерял всякую надежду. Даня никого, кроме себя не винил в случившемся, и даже не пытался жаловаться. Он даже извинялся перед Спасителем:
   - Ты так верил в меня. А я так бездарно всех подвел. Прости, если сможешь. Я старался. Я, честно, старался.
   Дашевский, как истинный скотаэльщик, да к тому же еще и крещеный, до последнего надеялся. Он считал, пока они с внуком живы, ничего не потеряно. Старик не очень-то верил в чье-либо милосердие, но уповал на лихую удачу, на счастливый случай, который пошлет ему Божья мать, и выстраивал тысячи планов. Однако, юноша не слишком разделял оптимизм старика. Это только в песне " спрячь за решеткою вольную волю - выкраду вместе с решеткой". А в жизни - поди достань эту волю:
   - Милый дедушка, через три дня я встречусь с создателем. Позволь мне приготовить свою душу к этой встрече. И еще попрошу у него сил, чтобы достойно уйти с этой планеты, никого не опозорив.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Странствия Мирчу и первая миссия Сергея Пандорина.
  
   В то время, когда детектив Горкинс получил письмо от доктора парапсихологических наук знаменитого профессора Ван Хельсинга и вскрыл конверт, на другом конце земли, по ту сторону от экватора к малоизученному континенту пристал русский военный корабль, совершавший особый рейс по личному заданию начальника контрразведки. Это славное судно доставило на этот дикий берег молодого, но очень перспективного коммерсанта Сергея Пандорина. Официальной целью прибытия было изучения спроса на различные товары, заключение сделок, определение ценовой политики и выяснения рентабельности тех или иных отношений. Истинные же цели , приведшие молодого человека в Австралию, были покрыты мраком казенного сукна.
   Начальник порта попросил господина Пандорина быть предельно осторожным. Ибо из тюрьмы совершил побег опасный преступник.
   Хозяин же припортовой забегаловки был на удивление спокоен:
   - Эка невидаль! Из тюрьмы сбежал очередной мелкий ворюжка. Такое здесь в порядке вещей.
   - Вам не страшно? - спросил молодой коммерсант многоопытного трактирщика.
   - Известно ли Вам, юноша, скольких разбойников поймали?
   - Сколько?
   - Ни одного. Всех убила пустыня. И этот не исключение.
   На каторге заключенных не особенно то и охраняли. Не смотря на громкие заявления в прессе, восхвалявшие профессионализм и милосердие тюремных медиков, карпатского демона не то что не лечили, даже не осмотрели. Княжич Мирчу не удостоился следствия и суда - его израненного и зверски избитого швырнули в зловонный трюм к убийцам и ворам. Его не прикончили на острове только лишь потому, что господин Артур захотел подольше помучить бывшего друга:
   - Вспомни Люси, грязная тварь!
   Расчет мучителя почти оправдался. На тюремном судне никто особенно и не заботился о здоровье заключенных. Сопровождающие чиновники даже не знали, скольких осужденных умерло от болезней, скольких порезали товарищи по несчастью. Еле живой от ран и побоев, в рассаднике заразы, среди потерявших человеческий облик уголовников, Мирчу был обречен.
   Но судьба невероятным образом вмешалась и на этот раз. Уже тот, кого на корабле почитали за главаря, дал приказ - прикончить новенького. Огромный лысый громила с ловкостью, удивительной для такой огромной туши, с плотоядной улыбкой стал пробираться к лежащему в полубессознательном состоянии новичку.
   Вдруг над оживленным гвалтом прогремел властный голос темнокожего старца:
   - Не трогать!
   Этого местного старика осудили за какую-то незначительную провинность - всего-то убил ненавистного губернатора. В назидании местным жителям этот туземца судили публично. А не убили только лишь за тем, что медленная смерть на соляных разработках от жажды и болезней куда мучительнее. Новому губернатору запомнился спокойный взгляд осужденного на мучительное умирание:
   -Ничего, сынок, и там люди живут. Тебя мне жаль - остаешься в постели со змеей, окруженный подлыми шакалами. Обо мне не печалься. Я с верой и божьей помощью нигде не пропаду. Ноги у меня в кандалах, зато душа свободна. А у тебя - наоборот . Так что мне за тебя молится придется.
   Не смотря на то что, на сухопарой груди красовался мелкий серебряный крестик, старика побаивались - считали его колдуном. А все потому, что этот туземец умел читать в душах людей, умел лечить телесные и душевные раны, а мог и парализовать одним взглядом. Он перевязывал тяжелые раны какими-то едкими и жутко неприятными на запах субстанциями. Шептал над больным не то заклятия, не то молитвы. Долго и тщательно исповедовал своего пациента.
   Хельве невероятным усилием воли заставлял себя жить. Он постоянно просил бога о помощи - он должен вернуться: ради любимой жены, ради сыновей, ради маленькой племянницы-сиротки.
   Вскоре почтенное собрание поразилось еще одному чуду. Брошенный в грязный трюм умирать, стал поправляться. Вот он уже ест сам. Уже осторожно ходит в сопровождении своего целителя и защитника. К концу плавания успел победить в нескольких схватках с матерыми уголовниками.
   Не прошло и месяца каторги, как дерзкий славянин решился на безумный шаг. Он, отбросив в сторону тяжелый молот, нырнул в пропитанную солью воду и скрылся за скалами. Охрана тюрьмы для вида побегала по кустам, постреляла в воду. И, с чувством исполненного долга отправилась выпивать: за упокой души бежавшего. Ибо там, за воротами - верная смерть. Даже обращенный в христианство абориген не отважился на такое безумство. Но помог своему наперснику дельными советами - как подольше продержаться в пустыне.
   Мирчу выбрался. Вдохнул пьянящий воздух свободы. Он решил, что должен вернуться домой, должен перехитрит пустыню. Беглец очень отчетливо вспомнил все, что ему говорил австралиец. В конце концов, он один. В отличие от Тэма-Рубаки. А его предки пересекли другую пустыню, таща на себе детей и женщин. А он взрослый мужчина, да еще налегке - ему легче.
   Он шел медленно, экономя силы, считая каждую калю драгоценной влаги и сверяя путь по звездам, медленно плелся по пескам. Днем он выпаривал воду, забиваясь от жары в норы и щели. Ночью, скрипя зубами от холода, грелся у чахлого костерка. И лишь в предрассветные сумерки и на закате преодолевал очередной кусок пустынного пространства. Пустыня, как коварная блудница, досаждала всякими мелкими неприятностями, требовала слишком много сил, словно высасывала жизнь. Укусы насекомых воспалялись болезненными язвами. Мирчу шел, надеясь только на чудо - без документов, без денег, с одной отчаянной надежной, сторонясь, как зверь, человеческого жилья.
   Выбравшись к океану, он уже был без сил от голода и изнурительной жары. Голова закружилась, и песок стал слишком быстро приближаться.
   - Господи, благодарю тебя за то, что я умираю свободным, - только и успел прохрипеть изможденный беглец, прежде чем погрузится в черное беспамятство.
   В ответ ему почудился голос жены:
   - Мирчу, любый! Живой, мертвый ли - покажись!
   - Прости меня, милая! - только и успел прохрипеть его голос, как хельве упал во тьму.
   По странному стечению обстоятельств, недалеко от того места, в сопровождении двух матросов прогуливался Сергей Пандорин. Все трое ругали жару и мечтали поскорее покончить с делами.
   Вдруг один из матросов, Семен Чижик, увидел лежащего на песке истощенного подростка. Так ему показалось. Остановился.
   - Похоронить бы надо по-человечески. А то непорядок. Лежит малец, как тюк с отбросами. А ведь душа живая. Дохлую кошку - и ту жалко. А тут дитя человеческое.
   Моряк наклонился, чтобы осмотреть находку. И вдруг закричал господину Пандорину:
   - Ваше Благородие, пойдите сюда. Кажется, он дышит. Что-то сказать пытается. По-иностранному лепечет - Вы бы разобрались. А то ведь крест у него наш, православный. А на серба или болгарина не похож.
   - Что делать будем, дядя Семен? - спросил молодой матрос.
   - Это как их благородие решат, - ответил старый морской волк. - По мне так взять его к нам на корабль. Не пропадать же крещеной душе без покаяния. А ежели и впрямь на нем какой грех - что же с того. Все мы не ангелы, все по земле ходим - не по небу летаем.
   - Я согласен с Вами - ответил Пандорин. - Так мы и сделаем.
   Корабельному доктору показалось чудом, что спасенный еще жив - он больше напоминал скелет, обтянутый кожей, весь покрытый кровоточащими болезненными язвами. Он был до последней степени истощен и обезвожен. Не удивительно, что его приняли за подростка. Доктор же решил, что мужчине около тридцати. Только выглядит он очень молодо.
   Патрульному кораблю, охранявшему берега Британской колонии, начальник Сергея Пандорина любезно сообщил дотошным чиновникам, что ими действительно был подобран некий мужчина на вид тридцати лет. Да действительно у него были заострены кончики ушей. Но кто и откуда узнать не удалось - несчастный скончался, не приходя в сознание.
   Чиновники не то, чтобы поверили - не рискнули связываться с командиром парусника, капитаном первого ранга, боевым офицером, известным как Павел Степанович Пингвинин. Не смотря на потешную фамилию - это был очень суровый и строгий морской офицер. Защищая своих подчиненных, он мог быть неосторожен не только в словах, но и в телодвижениях. А портить роскошную прическу, спасаясь бегством от Бешенного Пингвина ( как в Английской контрразведке призвали капитана) не очень хотелось.
   Друзья долго выхаживали странного попутчика. Здоровье и силы, выжженные и вымороженные пустыней , очень тяжело возвращались. Но, к тому времени, когда корабль достиг берегов Крыма, спасенный был вполне здоров. Матросы и офицеры сначала принимали спасенного за подростка, которого похитили и продали в рабство. Они относились к нему, как младшему братишке, который потерялся в чужих землях.
   Спасители с удивлением узнали, что Мирчу - совсем взрослый, имеет жену и двух сыновей, один из которых уже очень большой. Того и гляди, не сегодня, так завтра женится. С офицерами спасенный говорил, как с равными. Но после одного случая, когда он заступился за матроса, которого хотели высечь, его стали уважать и матросы.
   Мирчу заметил, что на корабле был некий офицер, который очень любил физические наказания за малейшую провинность. Другие не отличались такой страстью.
   Вот и на этот раз матрос провинился тем, что пролил чай, поданный его высокоблагородию. Но экзекутор не успел ударить - плеть была перехвачена рукой Мирчу.
   - Молодой человек - со злостью ответил ему паркетный офицер, не нюхавший пороха - Я не в вашем княжестве, а на корабле. И судно сие принадлежит Российской империи, и здесь законы России. Он мой раб, и провинился.
   Эльф молча наматывает на руку ремни плетки, и смотрел в глаза противнику.
   В голове испуганного великосветского красавца замелькали образы: война, бешеные шторма и неукротимые тропические бури. Тяжелый изматывающий труд моряка, который честно выполняет свой долг.
   - А ты, офицер по бумажке, ты пороха еще не нюхал. Только башмаками паркет начищал в бальных залах. Тут кругом смерть, а перед ней все равны. Барствуй у себя в усадьбе, а здесь не смей. Завтра может быть, от этих людей будет зависеть - жить тебе или кормить акул.
   - Да ты кто такой? - не унимался избалованный дворянский мальчик лет двадцати пяти.
   - Я тот, кто старше тебя раз в десять, и во столько же раз умнее.
   - Это мой раб!
   - Это человек! Это человек, говорящий на одном с тобой языке.
   - Он пролил мой чай, неуклюжая скотина!
   - Он тысячу раз за свою жизнь проливал пот и кровь, в то время когда ты разбивал сердца невинных девиц. Его жизнь для России намного ценнее твоего чая. И вообще, вся твоя храбрость до первого шторма.
   - Ты еще ответишь! Я в первом же порту сдам тебя англичанам, а адмиралу доложу, что на боевом корабле укрывается беглый каторжник. А начальник тайной полиции его покрывает! Вы у меня попляшете! Вы у меня все в Сибирь своим ходом прогуляетесь!
   Вся команда с интересом наблюдала за этим поединком.
   Как на грех шторм не заставил себя ждать. Офицер, грозно помахивающий плеткой, как оказалось, страдал морской болезнью. И очень испугался грозной стихии, которая не любит бахвальства. Всем пришлось туго. Мирчу вместе с друзьями, был на палубе, отчаянно боролся. Ему некогда было стонать и трусить. Хотя было очень страшно.
   В то время, как избалованный юноша не только не помогал, но и изводил других жалобами упреками. В ближайшем порту он сбежал. Напуганный штормом и отчаянно струсивший офицер долго крутился, около посольства Великобритании и не мог вспомнить, что же такого важного он хотел сообщить послу. Также встретившись с адмиралом, этот юноша так смешно вдруг замолчал. Он мучительно думал, что же такое важное хотел сообщить седому боевому офицеру. Но слова, как и при беседе с английским послом, отказывались выходить наружу. Юноша думал, что стал жертвой колдовства. Но доказать никому ничего не мог. Стоило ему открыть рот, чтобы донести на кого-то, тут же из уст выходило бессвязное блеяние. А на бумаге выползали бессмысленные каракули.
   После этого шторма Мирчу близко сошелся с молодым, но перспективным разведчиком - Сергеем Пандориным.
   Капитан корабля предложил Мирчу поступить на службу, чтобы узаконить его пребывание на судне. Так как он не имел морского образования, флотским офицером его не могли зачислить. Однако, начальник Сергея Пандорина нашел выход. Он принял его в свой отдел.
   - Я понимаю, молодой человек, что наша работа - отнюдь не романтична. Я понимаю, что предлагаю Вам очень грязную, жестокую и опасную работу и полное отсутствие какой-либо романтики. Но это - единственный шанс вернуть Вас домой. Если же вы не согласны, то Павел Степанович будет вынужден высадить Вас в ближайшем порту. Думаю, что без денег и документов, сынок, ты далеко не уедешь.
   Мирчу согласился. Мирчу и Сергей то и дело оказывались в центре страшных, порой забавных событий. Друзья раскрыли не одну тайну большой политики. Молодые люди сблизились как братья. И расставаться им совсем не хотелось. Мирчу опекал Сергея. Ему казалось, что судьба в награду за страдания вернула утонувшего много лет назад брата - тем более что Сергей Пандорин был очень на него похож лицом и характерам. Сергей и сам чувствовал к странному другу братскую привязанность и родственное доверие. Словно знал его прежде. Может быть, так оно и было. В прошлой жизни.
   Но...Кругосветное плавание подходило к своему завершению. Мирчу уже готовился простится со своими новыми друзьями. На прощальной вечеринке офицеры клялись в вечной дружбе. Мирчу приглашал всех погостить осенью - когда начинают пробовать молодое вино. Но тут пришло страшное известие. Возвращение домой откладывалось на неопределенный срок.
   Как Российские офицеры, Мирчу и Сергей участвовали в крымской войне. Их корабль погиб, но команда, высадившись на берег, отчаянно дралась за каждый клочок земли. Молодой эльф навидался всякого. Тут был и героизма солдат и офицеров. Было и воровство, жульничество и взяточничество. Были честные ошибки и откровенное предательство. На войне как на войне.
   Пока самозваный князь тщетно пытается добиться благосклонности переодетого юноши (наивно полагая, что уламывает девушку), большая война притухла. Разрушенный Севастополь переходил из рук в руки. Но потом все-таки город остался за Россией. Уцелевшие жители выползали из укрытий. Матросы, защищавшие город, частью разбрелись по домам. Когда бои закончились, некоторые защитники города осели тут же, начали обзаводиться семьями. В разрушенный город возвращалась жизнь.
   Мирчу со своим другом Сергеем Пандориным в последний раз, проходятся по разрушенной набережной, мечтают о том, как будет красиво, когда город отстроится. И какая счастливая в этих домах будет жизнь. Ведь в этом городе, отвоеванном такой тяжелой ценой, жизнь обязательно должна быть красивой, светлой, доброй. Сергей только что получил звание статского советника, что существенно увеличивало его жалование в качестве тайного агента.
   Прощаясь с городом, Мирчу вдруг подошел к уличному музыканту, попросил его гитару, и вдруг запел:
   Я песнями твоими очарован -
   Давно нигде не слышал светлой музыки такой.
   Мелодии твои смелы и новы,
   словами же ты следуешь традиции седой.
   Ты слагаешь песни, так легко как дышишь,
   И печать таланта на стихах видна.
   Ну, возьми монетку, попытайся, слышишь,
   Напиши мне песню, где нет слова "война".
   Бродил я в дальних странах незнакомых,
   Сражался там, где мог, а где не мог, там выживал.
   Носил я и доспехи и оковы, бывал богат и беден,
   И многих женщин знал.
   Ты слагаешь песни, так легко, как дышишь,
   Мне такого пенья не услышать вновь.
   Вот возьми запястье, попытайся, братец,
   Сочини мне песню, без слова "любовь".
   Я часто видел кровь, чуть реже слезы,
   Своей рукой друзей могилы зарывал.
   Я шел под жарким солнцем и в морозы,
   Немало я терял и слишком много забывал.
   Ты слагаешь песни, так легко, как дышишь,
   И земную с песней покидаешь твердь.
   Но возьми, что хочешь, постарайся, слышишь,
   Напиши мне песни без слова "смерть".
   Только уличный музыкант попытался ответить, но не заметил, куда делся странный молодой офицер с такими печальными глазами. Зато его шляпа была полна мелочи.
   Красавец Мирчу пользовался успехом у женщин. Но отношения никак не шли дальше обычной дружбы.
   - Вы изумительная барышня, - говорил он очередной воздыхательнице. - Но я женат, и не сожалею об этом. Мне жаль только, что я не могу быть в этом Вам полезен. Но я знаю молодого человека, который полюбит Вас и может определенно составить Ваше счастье, потому что он честный и добрый. Это в семейной жизни куда важнее красоты и богатства.
   И пытался знакомить своих поклонниц с Сергеем.
   Мирчу смотрел на парочки, которые прогуливались по развалинам, и отчаянно скучал по своей жене.
   Дамы пускали в ход все обаяние, на которое только были способны. Мирчу был с ними вежлив и любезен, но не более того. Ни одной из них он не давал никакой надежды, ни малейшего повода. Он чувствовал, что его жене тоже не сладко приходиться одной. И даже помыслить не мог о том, чтобы позволить себе какие-то любовные шалости. И не был приучен шутить с любовью. Один раз уже пошутил.
   - Ваша жена наверняка не верна Вам - нашептывали соблазнительницы, надеясь заполучить красавца-офицера, да еще его деньги в придачу.
   - Это не Ваше дело, - Мирчу делался вдруг таким резким. Он вообще не обсуждал эту тему. Не считал возможным сомневаться в верности любимой женщины. Также как и подвергать испытаниям ее веру, пускаясь в сомнительные приключения.
   И у кокеток попадал интерес:
   - Фи, какой Вы грубый.
   Зато у бывалых офицеров это вызывало уважение.
   Все его мысли были только об одном - поскорее добраться в Петербург. Скорее обнять жену и сына. Скорее вернуться домой и найти своего первенца. Очень часто он под гитару тоскливо напевал, глядя на влюбленные парочки:
   - Позови меня тихо по имени,
   ключевой водой напои меня.
   Позови меня, грусть, печаль моя,
   Позови меня на закате дня...
   Верю сбудется наше свидание,
   Я вернусь..
   Я сдержу обещание...
   Но вместо того, чтобы отправится домой, Мирчу с другом встретился с начальником Сергея. Ему пришлось ждать, пока его друг беседовал со своим командиром.
   Сергей Пандорин отправлялся в очередную опасную командировку. Вместе со своими боевыми товарищами. Цель - восстановление в приграничном княжестве законной власти.
   - Государю-императору выгоднее иметь у границ с Малороссией княжество, лояльное к России, нежели форпост Османской империи, отстроенный на английские деньги.
   - Зачем ты это делаешь? - спросил Мирчу своего друга. - Ты ведь не обязан.
   - Ты тоже не был обязан, но все-таки сражался со мной.
   - Это другое дело. Я не мог бросить тех, кот помог мне бежать. Вы лично, и русский флот вообще, спасли мне жизнь. Если бы я трусливо сбежал, то грош цена моей жизни. И вашему подвигу - тоже.
   - Ты мой друг, и я помогу тебе. Я же обещал тебе, что помогу тебе найти сына.
   Тайными партизанскими тропами отряд пробирался к маленькому городку, стоящему среди непроходимых карпатских лесов, окруженный садами и виноградниками. Лесная вольница только ждала сигнала к атаке. Возвращение князя Мирчу Сергей Пандорин просил до времени держать в секрете. Мирчу был возбужден, и почти не контролировал себя. Известие о том, что его сын томится в подземелье, что над ребенком издевается тварь, давно потерявшая человеческий облик, повергло его в шок. Он не мог просто сидеть и ждать, зная, что его сын страдает.
   - Держи себя в руках, братишка - успокаивал Сергей Пандорин - один неверный шаг, и все может погибнуть.
   - Но там мой сын! Ему плохо, - кричал несчастный отец в отчаяние.
   - Погибнув, ты не поможешь мальчику! Он так ждал тебя все эти годы. Не обмани его отчаянную надежду.
   Профессор Ван Хельсинг и сыщик Горкинс готовил план. Два отряда соединились. Город словно затих. Но Мирчу и Сергей знали, как обманчива бывает тишина. Тишина, в которой не слышно детских голосов и бабьи перебранок. Закрылись лавочки и магазины. Да и трактирах и харчевнях, где обычно царит бесшабашное веселье, повисло напряженная тишина.
   Уже очередная третья ночь перешагнула через свою половину. Утром им предстояло дать ответ. Ответ был известен. Старик Дашевский докуривал остатки табака. Даня молча плакал. Мальчик признался дедушке, что ему очень страшно. Страшно умирать.
   И еще - очень обидно. Он ничего не успел, не смог даже до конца узнать, кто его враг. И вот завтра, на глазах у деда, его лишат жизни, как жертвенную овечку. Старик обнял юношу и прижал к себе, предложил разделить последний глоток горилки. Даня отказался - он не хотел появляться перед высшим судом в непотребном виде.
   Но, с другой стороны, мальчик был рад избавлению от мучений. Он уже смертельно устал от страха, боли и унижений.
   И вдруг тишину душной ночи разорвал до боли знакомый писк. О прутья решетки билась летучая мышь Люська посланная друзьями, но беременная самочка не могла пролезть через прутья.
   Через мгновение мальчик услышал голос отца.
   - Даня, сынок, вы там живы?
   - Мирчу, мы в порядке - ответил за ошеломленного мальчика старый разбойник.
   Дверь тихонько открылась, Мирчу вошел к сыну. Даня бросился ему на встречу, и чуть было не задушил отца от радости.
   - Время дорого! Поспешим! Поговорите позже, Мирчу, - вмешался Сергей Пандорин. Но тут старик Дашевский отказался идти.
   - Если мы исчезнем оба, самозванец догадается. А так, я сыграю с ним веселую шутку, даже если это будет моя последняя забава.
   - Но что вы скажете?
   - Я скажу, что похоронил старика Дашевского.
   Даню насилу оторвали от деда. Мирчу передал сына своему другу. И попытался уговорить старого разбойника.
   - Мирчу, ты хороший парень. Я на тебя зла не держу. Уведи Даню, он должен выжить. В нем жизнь моей дочери - единственное продолжение моего рода. И еще, прошу, сделай, сынок, для меня вот что...
   И старик прошептал что-то на ухо Мирчу. Дверь захлопнулась.
  Оставшись один, Дашевский облачился в принесенное ведьмами свадебное платье. Ему пришлось распустить шнурки - талия старого разбойника уже успела пострадать от сала и галушек. Он с тоской вспомнил времена, когда был стройным юношей. Не думал ведь, что на старости лет придется наряжаться в невесту.
   Старик приладил на голову парик, прикрыв погрешности фатой. Он воображал ужас и недоумение жениха. Утром старик передал с тюремщиком записку, написанную Даней. В нем говорилась, что княгиня Анна принимает любезное предложение жениха. Старик уже предвкушал, насколько сильным будет потрясение самозванца, когда он увидит свою суженую. Вот когда Дашевский рассчитаемся с проклятым бандитом за все.
  
  
  
  Беженцы в Петербурге.
  
   Мина Мориц со своими родителями и сыном жила в мокром и холодном Петербурге.
   В ту самую ночь, когда был похищен Даня, Мина Мориц со своими родителями и сыном, только сошли с парохода.
   Женщина ездила в Лондон, пытаясь добиться от английского суда пересмотра дела князя Мирчу. Но адвокаты и чиновники, только вымогали деньги. А дело не двигалось. Бывший друг семейства, Лорд Артур надменно выговаривал жене бывшего друга:
   - Вы, миссис Мина, должны были знать, с кем связываете свою жизнь. Мне, конечно, жаль Вас, милочка. И этого очаровательного мальчугана. Но Вы поддались чарам карпатского демона. И получили по заслугам. Я вам не могу помочь. Я не виноват в том, что Вы не смогли ужиться с Джоном Гаркером. И предпочли добропорядочному джентльмену карпатского демона. Честному труду и молитвам Вы предпочли забавы в объятиях лесного всадника. Вы, как добропорядочная христианка, должны было отдавать себе отчет, чем заканчиваются подобные игры. Более того, я не желаю иметь ничего общего ни с ним, ни с Вами. Надо было усерднее молиться.
   Роберт Селки в отчаянной надежде ломился в высокие двери правительственных кабинетов. Взывал к чести и совести чиновников и судей. Но прожженные политики - это не напуганный журналист, пасквилист-пакостник. Он знал, что не прав, стыдился этого и опасался последствий.
   В отличие от него, обитатели просторных кабинетов и обладатели громких чинов никого и ничего не боялись. Они честно признавали арест князя Мирчу не совсем законным (ему не предъявили обвинения и не зачитали права, как того требует закон), а приговор не совсем справедливым (ибо за контрабанду наказание гораздо мягче, чем за пиратство). Но - делать ничего не желали.
   - Того требует политические интересы Великобритании, добрый сэр Роберт. Вам этого не понять, дорогой друг. Мирчу, конечно мой приятель. Я сам не раз принимал его в своем доме и считал это за честь. Но интересы Великобритании - прежде всего.
   - Неужели интересы Великобритании требует беззакония? - наивно удивлялся шотландский аристократ. - Неужели в интересах страны нужно разлучить влюбленных, отнять у ребенка отца? Обречь человека на верную смерть без суда и следствия?
   - Милый, Роберт, - вкрадчиво уговаривали хитрые чиновники. - Вы никогда не были политиком. Ради интересов Великобритании некоторые бывают вынуждены убивать братьев и сестер. Вам этого не понять. Так, что оставим, дорогой друг, эту бесполезную дискуссию.
   И вежливо выпроваживали Роберта Селки за двери. Он бы и согласился с этими аргументами, если бы не знал, что суда над Мирчу не было. А приговор оформлен задним числом за большую взятку. Но судья не боялся какого-то чудаковатого шотландца: кто ему поверит.
   Попрощавшись с гостеприимными Селки, Мина Мориц вместе с сыном и стариками-родителями вернулась на родину. Утром семейство должно было сесть на поезд и поехать домой. Но, как ни странно, вечером разнеслась весть об убийстве старого князя. Гостиница и небольшой трактир гудел, как растревоженный улей. Женщина долго не могла уснуть.
   Вдруг дверь комнаты, где расположились мама с сыном, неожиданно отрылась. На пороге стоял старый разбойник Дашевский.
   -Мина, если вам дорога жизнь Димитру и Ваша собственная, немедленно собирайтесь.
   - Как! Прямо сейчас? В два часа ночи!
   - Торопитесь, сударыня. Через час может быть уже поздно.
  - Как же Алиса? Я не могу бросить ее здесь. Ее мать была мне как сестра.
   - Девочка в безопасности. И уже на пути в Ирландию.
   В экипаже Мина встретилась с родителями. Матушка Мины причитала и кляла свою горькую долю:
   - Послушала вас, дурней, польстилась на титул. А теперь как воры убегаем!
   Действительно, экипаж перевалил пограничный перевал в холодном и мрачном предрассветном сумраке. Маленький Димитру заплакал - мальчик чувствовал, что они уезжают надолго. Хорошо, если не навсегда. Может быть последний раз, он видит эти леса и горы, дом, в котором он вырос, где его так любили. А там, в чужой стране - каково будет?
   Мальчик неплохо себя чувствовал в Англии. Но тогда они были желанными гостями - богатыми иностранцами. Кроме того, Дэвид Селки и его родители - друзья его брата Дани. Поэтому и принимали как родных. И помогали просто так. Сейчас они ехали в неизвестную страну, как бедные родственники. В страну, где их никто не ждет. Где, возможно, придется голодать и скитаться по съемным углам.
   Устроиться на месте им помогли друзья Дашевского. Один из них имел связи с высокими чинами Российской империи. Они убедили чиновников, что мероприятие - это политически выгодное. Семейству бывшего князя было предложено политическое убежище в ее столице. Мало того, частный сыщик, по поручению тайной полиции занялся поисками пасынка госпожи Мины, похищенного вскоре после убийства ее свекра. На успех женщина и не надеялась.
   Женщина регулярно получала небольшие деньги, собранные соратниками ее мужа. И еще по рекомендации тайной полиции, женщина смогла устроиться в гимназию учительницей иностранных языков. Женщина не просто плакала, сидя дома. Она много делала, чтобы помочь мужу: занималась закупками оружия. Очень часто ее имя мелькало среди организаторов благотворительных собраний и приемов. К ней обращались те, кому пришлось бежать из родных мест. Беженцы часто находили в этом доме приют и пропитание. Женщина помогала им устроить на чужбине свою жизнь.
   Мина, по заданию начальника контрразведки, бывала на званных приемах. Там красавица из таинственной страны оказывалась в центре внимания. Полуобразованные дамочки завидовали всей этой романической истории. Политики зарабатывали очки, разглагольствуя "о печальной участи братьев-славян". Те же, кто мало интересовался политикой и романтикой, просто искренне сочувствовали красивой женщине, которая вынуждена бежать с родины, спасая жизнь сына. Светские львы, как молодые, так и слегка поношенные, отчаянно волочились за прекрасной незнакомкой. Многие ловеласы были готовы заложить все, что имеют, лишь бы добиться благосклонности неприступной иностранки.
   Родители Мины занимались внуком, в котором души не чаяли. Мальчик часто болел и сильно тосковал по родным местам. Вскоре малыш привык. Общительный ребенок очень быстро подружился с сыном квартирной хозяйки, вдовы морского офицера. Его тоже звали Дмитрием. Мальчики весело проводили время, помогали друг другу в учебе и в уличных драках. Казалось, дети не особенно тяготились спартанской обстановкой и отсутствием роскоши. Хотя в гимназии часто приходилось драться - находились отчаянные головы, которые осмеливались говорить гадости про папу Димитру.
   Однако бабушка и дедушка мальчика думали совсем по-другому. Старушку угнетала небогатое жалование, скромное жилище. А еще и то, что их дочь блистает на балах в нарядах, приобретенные на казенные деньги.
   - Я говорила, что из этого ничего хорошего не выйдет, - говорила мать Мины, имея ввиду второе неудачное замужество единственной дочери.
   - Так кто же мог знать, что так получится.
   Мирчу часто видел во сне усталое и печальное лицо жены. И маленького мальчика, который прижимается к матери и плачет:
   - Мама, это правда, что наш папа чудовище?
   - Нет, малыш он хороший. Его оклеветали наши враги. Он безвинно страдает на каторге. Он скоро к нам приедет.
   - Как скоро?
   - Как только сможет, малыш.
   - А почему мы живем здесь, а не дома?
   - Дома опасно.
   - А здесь так холодно и мокро.
   - Придется терпеть, малыш.
   Также, как и мужу, доброжелатели Мине нашептывали разные мерзости. Они шептались, что наверняка муженек ее развлекается с кем-нибудь. Родители уговаривали женщину уступить ухаживаниям одного очень богатого (но престарелого генерала). Денег в семье было очень мало.
   - Подумай, доченька, - шептала матушка. - Мирчу твой неизвестно где. Может, он сгинул давно. Может он забыл тебя и развлекается с какой-нибудь смазливой ведьмачкой. Сколько ты его еще прождешь. А молодость проходит. Красота вянет. Не забывай, милая, что мы не в Валиноре. Там и молодость вечная. И бессмертие. Здесь же милая моя, бабий век короток.
   И генерал, который выглядел чуть лучше бабушки Саввы перед ее смертью, тоже напоминал о бренности всего сущего. И мимолетности красоты и молодости.
   На что Мина довольно дерзко советовала любвеобильному старикану подумать на досуге о спасение души. А не волочится за дамами, которые ему во внучки годятся.
   Матери же она отвечала:
   - Когда своими глазами увижу Мирчу мертвым. Или когда он мне сам скажет, что разлюбил меня, и я ему опостылела. Тогда и ищите мне новую партию. А при живом муже - не буду.
   Поведение женщины многими осуждалось. Многие восхищались ее верностью и мужеством. Но самой Мине не было никакого дело до этого. Дни проходили в насущных заботах. И мечтать о золотых горах и небе в алмазах просто не оставалось ни времени, ни сил. Она просто жила - повседневными заботами, отчаянной надеждой.
   Злые сплетницы убивали надежду. Да еще приближалась зима. Сыну нужны лекарства, нужно новое пальто. Конечно, Варвара Михайловна, добрейшей души женщина, непременно одолжит. Конечно, скоро должны выдать жалование. Прислали небольшую помощь скотаэльщики верной жене своего товарища, и еще многим вынужденным эмигранткам, которые так же, как и Мина ютились на чужбине. Денег хватало - но впритык.
   А тут предлагалась роскошная и беззаботная жизнь, правда в золотой клетке. Предлагалась возможность усладить родителей сытой и беспечной старостью. Вырастить сына в богатстве, дать ему лучшее образование, в лучших университетах. Для этого нужно совсем немного: всего лишь предать свою любовь. Мина сомневалась. Будь она одна - все было бы проще. Но сын? Не проклянет ли он ее потом, когда вырастет?
   Димитру словно угадал мысли матери. Он вдруг зашел к матери, обнял ее усталое и заплаканное лицо.
   - Мамочка! Милая мамочка! Пожалуйста, не передавай отца. Не продавай себя в рабство, - плакал малыш. - Если, это из-за меня, то не надо. Я потерплю. Сколько надо потерплю. И баба с дедой тоже потерпят. Живут же люди и хуже нашего. Мы сыты, слава богу, одеты, есть какая-никакая, а все же крыша над головой. Матушка, проживем, потерпим.
   В полночь, когда круглая луна отразилась в тазу для умывания, Мина вдруг зажгла свечу и отчаянно вскрикнула:
   - Мирчу, любый мой! Живой ли, мертвый покажись !
   И стала до боли в глазах вглядываться в прозрачную воду. Как вдруг показался пустынный песчаный берег, портовые строения, шваброобразные пальмы. И на раскаленном песке лежит кто-то. Его не узнать, но любящее сердце предназначенной женщины узнало наверняка. Любимый лежал неподвижно, не издавая ни вздоха, ни стона. Сердце жены сжалось от горя. Но вдруг огромный матрос в мешковатой форме наклонился над телом и обращается к кому-то невидимому:
   - Ваше Благородие, пойдите сюда. Кажется, он дышит.
   Женщина не понимала слов. Но услышала едва заметный стон.
   Вся ее сущность наполнилось светлой радостью " Мирчу жив!". Пусть тяжело болен, но все-таки живой. И значит - есть еще надежда на встречу по эту сторону гремящего моря. Женщина чувствовала, что ее любимый у друзей, что ему ничего не угрожает. Видение пропало.
   Счастливая женщина зажгла лампадку перед иконой божьей матери. И в радостном возбуждении зашептала:
   - Матушка, милая! Помоги ему! Пусть ветры ему только попутные, пусть хвори не тяжелые. Матушка, прошу тебя, как просила бы свою мать! Как бы Он тебя просил - Сбереги моего любимого от напрасной смерти, верни его домой! Без любимого жизнь не в радость.
   Утром начался новый день - в заботах и в нужде. Но Мина словно расцвела, получив радостную весть. Ее ожидание стала менее мучительным. Вот только приставучие охотники до чужого добра несколько портили настроение. Женщина словно светилась изнутри радостным ожиданием. И этот свет отпугивал охотников за несуществующими богатствами. Так они и жили.
   Пока в один из дней Мина не увидела мужа на пороге - постаревшего, исхудавшего. И не услышала счастливый вопль сына, который повис на отце, словно не веря до конца в то, что он вернулся:
   - Папа! Папа приехал! Мама, скорее, папа приехал!
   Женщина едва не лишилась чувств от переполнявшей ее радости. Вроде бы и ждала его. И в газетах читала радостные вести с родины. Маленький Димитру уже подготовился к расставанию с друзьями. Но все равно Мина и Димитру плохо помнили суматошные сборы. Последнюю вечеринку. Несколько дней в гостях у Сергея и Вареньки Пандориных. Многое их того, что произошло в последние месяцы на родине, Мирчу не рассказывал жене. Он считал, что женщина и его сын и без того достаточно настрадались.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Свадьба самозванца.
  
   Наступило утро третьего дня. За невестой князя пришли. Три девицы были поражены. Им казалось, что девочка была немного уже. Они вывели ее на двор. На площади собрался народ. Настораживало почти полное отсутствие здесь детей и женщин. На башне замерли турецкие наемники. Турки не знали, что на деревьях, окружающих женский монастырь, где надлежало состояться церемонии, замерли эльфийские снайперы. Но все-таки опасались нападения.
   Наступил рассвет. Загремели фанфары, Вышел красавец-жених. Вывели под руки невесту. Девушка, как будто поправилась в заточении. Лицо ее было закрыто густой белой вуалью. Вот жених и невеста оказался рядом. Невеста вела себя с достоинством истиной королевы.
   И тут случился конфуз.
   Священник, которого принудили провести церемонию, громко прочел, видимо не вникая в смысл:
   - Уважаемый князь Владислав восьмой, берете ли Вы в жены присутствующую здесь девицу Константина Дашевского...
   Смех прокатился над монастырским двориком. Жених недоуменно посмотрел на священника.
   - Прошу прощения.... Это видимо ошибка, - смутился служитель культа, не понимая в чем дело.
   - Берете ли Вы в жены присутствующую здесь девицу - священник еще внимательнее вчитался в документ, и, под новый взрыв всеобщего хохота, торжественно произнес - Константина Дашевского.
   -Это какая-то ошибка, - закряхтел старичок в сутане, еще никогда не случалось такого позора.
   - Нет, святой отец, никакой ошибки нет - Дашевский сорвал с лица вуаль, и лицо самозванца приобрело восковой оттенок. - Узнаешь, дорогой? Позабавимся, милый (при этом старый разбойник заключил в объятия дражайшего жениха, прикрываясь им от возможных выстрелов и кинжалов невест-телохранительниц)?
   Тут все смешалось. Грохнули выстрелы. Невесты-телохранительницы упали замертво. Все трое. Видимо это послужило сигналом. Все смешалось: грохот выстрелов, свист клинков.
   В пылу схватки вышло так, что Даня и самозванец оказались в одной комнате. Мальчик был без парика и в своем обычном наряде, удобном и неброском наряде лесного всадника. Похоже, кроме самозваного правителя и его "невест", все остальные знали, что Анна - это переодетый мальчик.
   Противники выхватили клинки. И насторожено закружили друг против друга.
   - Вот ты какая, княгиня Анна. А ты, оказывается, мальчик. Предупреждал Анвар, что эльфы коварны. Но чтобы так!
   - Вам бы хотелось иметь дело с девочкой? Понимаю, отважный рыцарь привык прятаться за женские юбки. И драться Вы способны только с женщинами.
   - Ты чудовище! Твой дед - сам дьявол, да и ты сам недалеко от него ушел. Ты и твой отец - проклятые с рождения лесные демоны.
   - Ни дед, ни отец, ни один из драконов, не подставляли своих женщин, не отправляли их в бой вместо себя. Как ты своих красавиц-невест. Ты бросил своих женщин в бой, как пушечное мясо. И не минуты не колебался, ни секунды их не жалел. Ты опозорил имя, которое бессовестно присвоил.
   - Как ты смеешь, щенок? Не смей касаться своими грязными руками их памяти, грязный скотаэльщик!
   - Они погибли из-за тебя! Они все делали за тебя. А ты - без них ты ноль без палочки. Ты - обычный парижский альфонс. У тебя даже имени своего нет. Видимо, Анвар свои мозги погулять отпустил, когда с тобой связался.
   - Но пристукнуть наглого остроухого щенка у меня хватит сил.
   Мальчик с утроенной силой накинулся на обидчика. На его стороне была техника и ловкость. Но его противник - взрослый и сильный негодяй. Казалось, что для него эта схватка - всего лишь забава: он играл с мальчишкой, как кот с мышью.
   - Пусть мальчишка вымотается. А потом я прикончу его.
   Даня начал уже уставать, появилось раздражение. А самозванец заговорил очень грубо. Он зажал юношу в угол:
   - Тебе конец, змееныш! Молись своим проклятым богам.
   Мальчик с ловкостью молодого ужа высвободился и уже его клинок, старый добрый полумесяц, оказался в угрожающей близости от горла самозванца.
   - А ты не так прост, маленький эльф. Чувствуется порода - проклятая порода лесного демона.
   Некоторое время противники бились молча. Вдруг внимание юноши отвлек шум ломающейся двери.
   - Папа берегись! - крикнул Даня отцу.
   Этого мгновения хватило взрослому негодяю, чтобы ранить противника. Мальчик вскрикнул и упал в угол на кучу тряпья. Но перед этим успел нанести удар, который не чуть было не достиг сердца. Превозмогая боль, самозванец поднялся. Он был доволен - наглый мальчишка наконец-то убит. Пусть эта боль. Но боль пройдет, и рана заживет. А вот этот наглый остроухий щенок уже не поднимется. Он выполнил задачу. Пусть такой ценой, но выполнил. Род Драконов уничтожен. Теперь этот выскочка Анвар не посмеет обзывать неудачником.
   Наглая и торжествующая улыбка самозванца, сменилась гримасой недоумения, как только он обернулся назад. Мирчу и Сергей выстрелили одновременно. Наглая физиономия разлетелась на мелкие куски. Тело, лишенное головы рухнуло на пыльный каменный пол.
   В этот самый миг опустилась оглушающая тишина. Не было слышно ни выстрелов, ни криков, ни яростного сабельного звона. И в это же мгновение очнулся Даня. Он попытался встать, но боль иглой пронзила раненое плечо. Мальчик застонал. Мирчу радостно обнял сына.
   - Пап, кто победил?
   - Сейчас узнаем.
   В тишине раздались крики:
   - Да здравствует княгиня Анна! Да здравствует наш Даня!
   - Слышишь, малыш, это тебя приветствуют.
   Юноша устало откинулся на грязные тряпки. Сергей Пандорин зажал рану мальчика. Мирчу и Сергей перевязали ребенка. Тот болезненно морщился. Отец взял юношу на руки, как маленького мальчика. Они, шли, огибая шумные улицы к тому месту, где приютилась экспедиция профессора Ван Хельсинга.
   Как только юношу внесли в дом, доктор Ван Хельсинг обработал и перевязал рану. Отец Дани обратился к мастеру Ван Дейку.
   - Уважаемый мастер Ван Дейк, - официально обратился эльф к старому директору театра. - Я понимаю, конечно, что момент не самый подходящий. Но я прошу руки вашей дочери Сильвы Вареску, для моего сына Дани. Он любит ее и давно. И она его любит - я вижу.
   - Я дам свое согласие, только при условии, что ни вы, ни ваши родичи, ни словом, ни делом не попрекнет ее недворянским происхождением. Я говорил, что это глупо, любить юного князя. Но молоденьких девочек, влюбленных до безумия, ни в чем не возможно убедить.
   Сильва услышала этот разговор, и обняла обоих. И расцеловала их по очереди:
   - Родненькие мои. Милые мои. Спасибо вам, спасибо.
   На улицах еще шли бои. Остатки наемного гарнизона поспешно убегали в сторону Турции. Сбежать удалось немногим. Не, кто остались живы, зареклись воевать. Страшные легенды старины воскресли ужасом сегодняшних ночей. Ужасные лесные всадники свергли правителя, которого назначил великий султан. И признали князем какого-то мальчишку. В Стамбуле были в ужасе, и проклинали Анвара с его парижским ставленником, и проклятых русских, которые уничтожили лучшего агента Османской империи. И заодно порушили такой проект, в которые было вложено столько сил и средств. Потеря одних только агентесс - Айгуль, Назлыгуль, и Тансылу (более известных как Маришка, Зарина и Француаза) удар по спецслужбам Турции.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Воссоединение семьи и свадьба Дани. Тайна Сильвы Вареску.
  
   Через несколько дней Дане стало лучше. Юная Сильва практически не отходила от своего друга. Дети выглядели очень счастливыми. Юноша, несмотря на боль, беспечно улыбался. Дети и думать не хотели о том, что им приодеться расставаться.
   У Мирчу, как у нового князя, было много работы. Нужно было работать: восстанавливать разрушенный город, возрождать сады и виноградники, заново засеять поля, которые заросли бурьяном. Нужно вернуть людей из лесов в город и села. Отловить и наказать бандитов и мародеров. Сделать так, чтобы люди и хельве, поверившие в законную власть, не разочаровались в ней.
   Юноша помогал отцу, а не изводил истериками и попреками. Даже когда раненое плечо сильно болело. Ему тоже надо было учится. И он учился всему, не покладая рук, не жалея головы. Мальчику стало очень спокойно, когда вернулась его мачеха и брат.
   Мина и ее сын с радостью возвращались в родные края. Мальчик был вне себя от радости, когда вдруг увидел знакомую станцию. Он с радостным воплем спрыгнул на руки к брату. А сама женщина чуть было не заплакала от нахлынувших вдруг чувств, когда сын ее мужа, которого она помнила еще маленьким, этот очаровательный юноша обнял ее, как мать, и прошептал:
   - Мама.
   Мина заметил рядом с ним незнакомую девушку. Ее представили, как цыганку Сильву, невесту пасынка. Но загар на ней был слишком нежным, а лицо слишком утонченным, чтобы это было правдой. За всем этим крылась какая-то тайна. Мина, как мать, слегка тревожилась. Однако, видя, как молодые смотрят друг на друга, тревоги ее таяли. Женщина поняла - мальчик уже вырос. И как-то слишком быстро вырос. И только теперь будет ясно, какая она мать - настоящая или только по документам. Ведь Даня, хотя и стал взрослее, но так же с надеждой смотрит на приемную мать, ищет у нее одобрения и похвалы.
   До сих пор вспоминают веселую свадьбу княжича Дани. Положение было очень тяжелое. Но людям нужен был праздник - как луч света, как надежда на лучшее времена. Кому-то праздник - возможность повеселиться и забыть ужасы правления самозванца, кому-то - заработать лишний грошик.
   Юная невеста была очень встревожена. Она беспокоилась - что ждет ее впереди, как сложится ее судьба. Сумеет ли она ужиться с отцом любимого юноши? Сложатся ли отношения с его приемной матерью?
   Невинная девочка очень любила своего жениха. Но ей было очень страшно. Парень пугал девушку своей непредсказуемостью. Она не могла понять - кто он на самом деле? Ей нравился Даня - который был так нежен и предан своей семье, так отчаянно любит свой народ. Но куда девать его взрывной характер? Где он настоящий - в библиотеке, за изучением старинных книг? Неслышно скользящий в легком танце по паркету? Или когда, прижимаясь к шкуре волчицы Моники, вглядывается в темноту непроглядной южной ночи? Или вспоминающий наставления дядюшки Белы - "если блестят восторгом лица, кто вспомнит то, что ты - убийца?" Сильву влекло к жениху, как бабочку на пламя свечки. Но она боялась - вдруг неукротимый темперамент юноши больно обожжет неопытную девушку? Или того хуже - сожжет ее нежную душу в горниле страсти?
   Будущая свекровь Мина, как могла, успокаивала девочку, будущую невестку. Она пыталась прогнать страхи спокойными советами и наставлениями. Но девочка все равно очень боялась.
   Улицы города освобождались от мусора. Снова заработали лавочки и ресторанчики. Заросшие поля и одичавшие сады вновь приобретали свой ухоженный и цветущий вид. Словно и не было никогда этого альфонса с его тремя "невестами". На улицах снова звучал детский смех и радостный гул.
   Но, была в этом шуме одно темное пятно. Внезапно по улицам ходила печальная женщина, закутанная в темное покрывало. Она кричала:
   - Я знаю правду о невесте княжича! Никакая она не цыганка! На самом деле эта девчонка - дочь моей сестры и английского лорда! Покойный отец лично подбросил это дитя греха в цыганский табор! Ее настоящее имя - Кендис Вайт Эндрис! А беспутную мамашу продал на невольничьем рынке. Моя доченька, моя луноликая, златокудрая Назлыгуль убита этими остроухими тварями. А эта мерзкая девчонка жива. Так я не дам им веселиться. Я расскажу князю все правду. Пусть его сын мучается и страдает!
   - Он принял девочку безродной цыганкой - смеялись над ней прохожие. - Неужели он прогонит от себя знатную даму?
   Безумная страдалица скиталась по городу. Ее проводили к князю Мирчу.
   Мама погибшей агентессы Назлыгуль (в миру Маришки) все-таки добралась до ненавистного убийцы ее дочери. И пыталась замахнуться на него кинжалом. Быстрая реакция лесного эльфа спасала ему жизнь. Он выбил из рук отчаявшейся матери отравленный кинжал. Вошедший Даня помог отцу связать пленницу.
   Тогда турчанка рассказала эльфам правду о юной невесте. Эта новость вывела отца из душевного равновесия. Невеста его сына - турчанка. Турок , от которых и он сам, и его отец немало натерпелись, Мирчу ненавидел. И вот странный финал - девица, в которой течет кровь жестоких угнетателей -турок и англичан, претендует на место в его доме. Первым желанием князя было выставить за шиворот эту девицу вместе с тетушкой в чем была.
   Но, во-первых, он дал слово ее отцу. Слово, данное другу в присутствии соратников по борьбе, не может быть просто так нарушено. Во-вторых девушку безумно любит его сын. Как объяснить Дану, почему он не должен видеться с любимой девушкой, почему не может взять ее в жены. Высокопарные доводы отца, наверняка не слишком убедят влюбленного юношу. Дети просто могут сбежать от родительского гнева. И кто знает, какие опасности подстерегают детей, скитающихся по свету.
   Ради сына князь Мирчу не показал бури, которая бушевала внутри. Турчанке он показался расслабленным и неприлично спокойным. Реакция Мирчу ее поразила. Казалось, что Мирчу не обратил внимания на эту новость.
   - Ее любит мой сын! Она честная и благородная девушка и любит моего сына больше жизни. Она это доказала на деле. Так что мне все равно. Главное, что не тролица.
   - Не может быть! - отчаянно закричала убитая гоем женщина. - О, аллах всемогущий! Ты не дал мне отомстить этим тварям за гибель моей дочери, за жизнь моей Назлыгуль - этот нежного цветочка, невинного ангелочка. Так зачем же ты мне оставил жизнь? Молю тебя, закрой скорее мои глаза, чтобы мерзкие лесные демоны не оскорбляли память моей невинной девочки.
   Даня содрогался, вспоминая, как этот невинный цветочек пытал старика Дашевского и его самого. Но он знал, что мать всегда остается матерью. Мама никогда не отвернется от своего дитя, чтобы то не натворило. Даже если весь мир будет против, мама бросится на защиту, даже зная, что наверняка погибнет. Так же как и его мать, когда ее убивали ведьмы. Дане стало жалко эту несчастную даму. Тем более, что она - единственная живая родственница Сильвы Вареску. Он вспомнил слова доброго Бога с иконы:
   - Они не враги, всего лишь противники. Волей обстоятельств. А обстоятельствам свойственно меняться.
   Юноша, несмотря на протесты отца, освободил женщину, и примирительно сказал:
   - Мне очень жаль, что погибла Ваша дочь. Но, раз вы тетушка моей невесты Сильвы, может, останетесь на свадьбу?
   Женщина хотела проклясть этого наглого эльфа. Но, понимала, что ее дочь заслужила такой гибели. Причем этот ни мальчик, ни его отец не убивали агентессу Назлыгуль лично. Хотя причин у них было больше чем достаточно. Но, сын ее врага не обжигает несчастную ненавистью. Будто понимает ее. Хотя, что может понять мальчишка? Мало того, просит о прощении. Женщина не сделала того, что намеревалась - рука не поднялась проклясть юношу, который мог убить ее на месте, мог унизить и оскорбить, а вместо этого предлагает мир, предлагает кров и пищу. Попрощавшись с племянницей, она ушла оплакивать свою Назлыгуль- Маришку.
   Реакция Сильвы Вареску на свое имя и происхождение была несколько необычной. Сначала она отказывалась в это верить. Но, когда были предоставлены доказательства, она чуть не сбежала от жениха. Но ее все- таки уговорили:
   - Мы тебя любим и всегда любили такой, какая ты есть.
   - Но я же солгала вам.
   - Ты лгала, потому что сама не знала правды
   Эта свадьба состоялась.
   Приехали Ван Хельсинг с женой и маленькой Сюзаной. Девочка очень удивилось, увидев своего названного братика таким взрослым и серьезным. Она видела Даню и Сильву, и почему-то не могла представить их папой и мамой. Прибыло шумное семейство Селки, причем первенец Дэвид - друг Дани, появился со своей девушкой Розой. Даже маленькую Алису привезли из далекой Ирландии. Увидев сестру, Даня понял, как соскучился по ней. Он обнял повзрослевшую и похорошевшую девочку. Брат и сестра долго не виделись. Даня помнил ее еще совсем маленькой девочкой.
   Мина чуть было не рассорилась с родителями Люси. Договорились, что девочка сможет выбирать, где ей хочется жить.
   - У Дани теперь и папа, и мама, и братик. И даже невеста есть - по-взрослому рассудила Алиса .- А у бабушки с дедом кроме меня никого. Им скучно без меня будет. Я уж лучше у них поживу. А к вам на лето приезжать буду.
   На том и порешили. Даня был приятно поражен - его маленькая сестра не превратилась в избалованную истеричную барышню - "бледную английскую немощь", а стала еще добрее и еще умнее. Видимо, в этом заслуга друзей Люси и Белы. Брат и сестра делились воспоминаниями, рассказывали каждый о своей жизни. Сильва -Кендис подружилась с обоими сестрами будущего мужа. Маленький братик отчаянно ревновал брата к красавице невесте. Но Сильва шепнула на ушко:
   - Когда ты вырастешь, твоя невеста будет еще краше.
   Малыш успокоился.
   Наконец-то настал долгожданный праздник.
   Юноша и девушка венчались первыми в восстановленной церкви. И от того, как они будут себя вести, зависит судьба многих. К счастью, слова: "вместе в горе и в радости, здравии и болезни, в бедности и богатстве" молодые сказали себе задолго до обряда. И вот Даня выносит на руках из церкви свою законную жену Кендис Вайт Эндрис, Сильву Вареску. Мина, боялась, как бы дети не упали. Даня шел так, словно жена ничего не весила, он словно слетел с лестницы к автомобилю. Девочка так нежно и предано, и совсем без страха прижималась к нему.
   Свадебный пир, из-за того, что ресторан еще был в развалинах, был устроен в трактире. Праздник удался на славу. Любой мог прийти на праздник, выпить за здоровье молодых, пожелать им долгой и веселой жизни. После полуночи молодые отправились в недалекое и недолгое свадебное путешествие. Они самозабвенно целовались в садах, заедали поцелуи чуть недозревшим виноградом. Родная земля придавала сил, радовалась вместе с детьми. Их смех сливался с ночными звуками.
   Первую в жизни взрослую тайну дети познали в лесу, в дупле огромного дуба. Ночь была очень душной и жаркой. Предусмотрительная Сильва взяла с собой покрывало и простыни. Даня зажег оставленные им в дупле свечи. Природа древнего леса словно подсказала им, что нужно делать.
   Позднее утро встретило молодую женщину и молодого мужчину невообразимым шумом и грохотом. Даня пригасил свечи, замаскировал вход ветками.
   - Что это? - испуганно вздрогнула молодая жена.
   - Сейчас узнаем. Сиди тихо.
   Судьба словно преподнесла еще один подарок.
  Как будто ожившая легенда, на поляну древнего леса опускался звездолет. Среди грохота и шума, распугавшего всех зверей и птиц, на поляне вырос дворец. Из которого высыпали существа, так похожие на хельве.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Звездные братья.
  
   Даня и Сильва, не дыша, наблюдали за происходящим. Из огромного, почти как укрепленный замок, корабля высыпали существа, о которых рассказывала старая Савва. Однако, на этот раз пришельцы не были столь беспечны. Вокруг поляны было выставлено оцепление. Резкие звуки оружия периодически сотрясали воздух. Даня зажал рот подруге и стал напряженно всматриваться и вслушиваться.
   Тем временем на поляне несколько грузчиков с руганью выволокли на поляну макет звездолета. В сторонке курили актеры и актрисы, наряженные под первопроходцев и под дикарей. Другая группа пришельцев устанавливала с освещение и готовила аппаратуру.
   Снималась финальная сцена фильма, посвященная гибели экспедиции командора Тимморна. Даня уже знал о кино. Он не мог и подумать о том, что звездные братья, неоднократно поминаемые добрым (а чаще недобрым) словом, когда-нибудь появятся здесь, в этих горных лесах. Это было чудо - только вот не понятно к добру или к худу.
   Мальчик смотрел на пришельцев, как завороженный. Они были так похожи на него самого - и в тоже время разительно отличались. Даня с непонятным чувством смотрел на слишком нежные и утонченные, особенно у мужчин, лица актеров. На ухоженные руки, не знавшие тяжелой работы. Вслушивался разговоры о таких непонятных для него вещах. Юноша испытывал смесь любопытства и страха. Глядя на их утонченные лики, он вспоминал собственное отражение в зеркале. Если раньше он считал его вполне аристократичным, то теперь казался себе грубоватым и слегка неотесанным. Даня очень хотел поговорить с ними и боялся быть отвергнутым.
  Юноша дрожал от возбуждения. Его подруга была напугана. Но юный эльф не мог просто так уйти. Но и выйти долго не решался.
   Батальная сцена была отснята в самых страшных ракурсах. Вся съемочная группа уже почти полностью погрузилась на корабль. Но охранники еще стояли в оцеплении. Они охраняли съемочную группу не столько от людей (которые со времени описываемых фильмом событий стали более культурные и мирные), сколько от таинственных карпатских демонов, которыми пугают детей добропорядочные граждане Османской империи, а также Великобритании.
   Вдруг один из охранников прорезал напуганную тишину страшным выстрелом. Однако, несмотря на предупреждение, на поляну вышел юноша. Начальник охраны приказал опустить оружие. Вышедшее на поляну подросшее дитя принадлежало его расе. У юноши были правильные черты лица, красивое сложение тела. Наверное, этот малыш выжил на этой страшной планете после гибели очередной партии переселенцев. Скорее всего, отчаянные головы из береговых хельве опять пустились на поиски новой родины. И, как обычно, не очень в этом преуспели.
  Старый вояка стазу обратил внимание на накачанные мышцы и густой загар юного хельве. Во взгляде еще почти детских глаз читалось, что этот парень перенес тяжелые потери, выдержал страшные испытания. Выбежавшая девушка-врач обнаружила шрамы - следы ран. Видимо, мальчик сражался за свою жизнь не один день. Офицеру и докторше в голову не могло прийти, что битва за жизнь продолжается уже сто двадцать восемь поколений.
  Юноша поднял руки вверх и, с трудом подбирая слова древнего языка, взволнованно произнес:
  - Пожалуйста, не стреляйте! Я не причиню вам зла!
  Капитан сделал знак. Офицер опустил оружие.
  - Иди ко мне, дитя! - старый капитан обнял парня, накинул на обожженные солнцем плечи куртку. - Не бойся, малыш, твои беды закончились. Мы о тебе позаботимся.
  Однако, поведение паренька показалось странным. Юноша не производил впечатления напуганного и потерянного ребенка. Мальчик был взволнован. Но вовсе не стремился куда-то бежать, не бросился в объятия своих спасителей. И как-то странно посмотрел на молоденького летчика, который предложил мальчику металлический контейнер с расфасованным заранее ужином:
  - Спасибо, я не голоден.
   Обычно, в таких ситуациях спасенные хельве набрасывались на еду как оголодавшие псы. А этот слегка принюхался. И все. Странно все это. Но это было не последнее удивление.
  И вдруг он сказал:
  - Прошу прощения , господа офицеры. Я здесь не один.
  Ну, это все объясняло.
   До тех пор, пока на поляне не появилась молоденькая девушка. Юноша, которого все пытались спасать, подбежал к ней, и бережно повел ее к своим новым знакомым. Рассмотрев прибывшую девицу, капитан был удивлен. Девушка принадлежала к той самой расе, которая столетия назад уничтожила экспедицию Тимморна. Но эта представительница местной расы была на удивление хороша. Словно легендарная красавица Фириэль (из-за которой юный князь отказался от эмиграции в благополучный мир) воплотилась из легенд и сказок.
  Потом завязался обычный разговор. Научный консультант, присоединившийся к беседе, показался мальчику удивительно похожим на профессора Ван Хельсинга.
  Этот ученый муж был тоже немало удивлен - оказывается, карпатские демоны, от которых они так тщательно защищались, это и есть потомки погибшей экспедиции. Ученый почему-то испытывал чувство неловкости за действия адмиралтейства. Ему было стыдно, что существа, именующие себя высшей расой и декларирующие ценность каждой жизни, беспечно бросили на дикой планете сотни граждан, в том числе женщин и детей. Очень многие разделяли чувства капитана и научного консультанта. Но не все. Некоторые вовсе не горели желанием ознакомится с жизнью одичавших родичей:
  - Как бы не угодить на кол в такой компании (о зверствах лесных демонов господа были начитаны из турецких и австрийских газет). Конечно, этот милый мальчик наш брат. Но, быть может, он родню изучает как меню.
  Это остроумный господин вспомнил, как читал в хрониках об осаде страшного города Эгера, где "варвары пили кровь пленных воинов султана, специально взобравшись для этого на проклятые аллахом крепостные стены" (на самом деле это было вино "бычья кровь"). Но научный консультант не очень доверял этому источнику. Ибо всего одна строчка: "шли мы с братом Мухаммедом через конопляное поле вдоль говорящей реки", ставила под сомнение достоверность всего документа.
  Пришельцев пугал немного настороженный взгляд Дани, которому не хотелось, чтобы Сильву обижали. И, если бы кто-нибудь из присутствующих обидел бы его подругу даже презрительным взглядом, парень бы просто развернулся, не объясняя причин, и ушел, унося нехорошие воспоминания о "звездных братьях". Тем более, что Даня не раз и не два слышал нелестные отзывы о них от дедушки и Раду Миррою, своего крестного.
  Научный консультант фильма не мог просто так покинуть место трагедии, так ни в чем и не разобравшись. Ученый, в отличие от попутчиков, не мог так однозначно трактовать поведение юноши. Он чувствовал, что не так здесь все просто.
   Профессор, в сопровождении офицеров, отважился на отчаянный шаг - пойти с молодоженами в имении князя Мирчу. Попросить разрешения изучить исторические хроники и современную жизнь тех, кто выжил.
  - Если мы погибнем, то отправляйтесь без нас.
  - Но, господин профессор....
  - Я взрослый и знаю, на что иду, в отличие от тех, которых бросили. Я знаю, что могу погибнуть. Но это мой долг. Как ученого и как мужчины.
  - Но кто знает, насколько изменились эльфы в этих диких местах, скитаясь по лесам и ущельям. Они уже давно не ваниар. Это лесные всадники - карпатские демоны.
  - Но это мы, отчасти, тоже виноваты, в том, что они стали такими.
  - Лично я ни в чем не виноват перед этим юным варваром, и, тем более не собираюсь оправдываться перед дикарем.
  - Но Вас, господин продюсер, никто об этом и не просит.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Книга страданий.
  
   Научный консультант отправился вместе с юным княжичем и его молодой женой. По дороге ученый и юноша разговорились. Взрослый мужчина с удивлением слушал своих собеседников и удивлялся, насколько устарели его сведения. И удивлялся, насколько понимание многих вещей зависит от точки зрения. Примерно так же, как Даня, который изучал историю с точки зрения английских авторов.
   Прибывший ученый был принят князем. Сначала Мирчу был очень недоволен. Он привык насторожено относится к подобным просьбам, особенно в свете последних событий. Однако, под нажимом ученого не устоял - разрешил. Научный консультант, в отличие от другого исследователя (который не просыхал от хмельных напитков и трясся от страха за закрытыми дверями и бархатными шторами), не просто копался в архивах. Он ходил по городу, наблюдал за повседневной жизнью.
   Перед ученым пронеслась тяжелая история. Он наблюдал, как деградирует язык, деградирует даже облик бывших сограждан. Пришельцы жили, медленно, поколение за поколением, приспосабливаясь к местному климату, к местному времени, к недостатку йода в пище и воде. Потомки пришельцев уже большей частью смешались с людьми, в их жилах кровь ваниар и кровь аборигенов смешалась. Эльфийскому княжеству пришлось выносить вместе с людьми все беды и напасти, которые прокатились через эти земли.
   - То чума, то турки хуже чумы, то аферисты всякие хуже турок - описал Даня своему новому знакомому свое видение истории. Милая девушка доверчиво прижалась к нему своей курчавой головкой.
   И цена выживания оказалось довольно дорогой. Изменился не только облик - изменилась даже частота вибрации тканей. Это привело к тому, что древняя магия Высших большей частью утрачена. Потомки переселенцев, так же как и люди оказались во власти стихий. Мало того, даже само пребывание на родине предков могло быть для них небезопасно. Эти существа, хоть и пришли со звезд, теперь уже принадлежать этой планете. Они оплатили себе это место, под этим солнцем бесчисленными жертвами. Пусть их страна не самая богатая, не самая красивая - но они любят эти леса и горы, и готовы жизнь отдать за свободу. Коварная планета отнимала саму жизнь у непрошеных гостей: поколение за поколением сокращая срок, отпущенный эльфу. Казалось, что раз создав разумную расу, природа не желает терпеть каких-либо значительных изменений. И приводит все к общему знаменателю.
   Старейшая дама, Мать Памяти, умершая несколько лет назад и представлявшая первое поколение переселенцев, прожила более двух тысяч лет. Владислав, проживший пятьсот лет, был убит, скорее всего за пару лет до своей естественной смерти. Ибо его ровесники Раду и Константин Дашевский уже выглядят довольно печально, на уровне "вы прекрасно держитесь". Сын Владислава Мирчу и его ровесники вряд ли протянут пятьсот лет. А для Дани и его одногодков проблемой будет и двухсотлетний рубеж. Конечно, среди людей они прослывут долгожителями. Но по сравнению с долгой жизнью Саввы - это все равно, что два года. Такой оказалось цена выживания.
   В этом отдаленном поселении ученый увидел то, что было редкостью в благополучном мире. В частности, он был свидетелем того, как Мирчу и Даня посетили могилу старого князя. Господин консультант почувствовал в глазах Мирчу такую боль, что ему самому стало плохо.
   Мирчу вспомнил, как жизнь тому назад, отец нес его на руках, по враждебному городу. Юноша уже не верил в свое спасение и готовился принять смерть, как избавление от мук. Он из последних сил удерживался на краю беспамятства. На утро вместо знаменитого скотаэльщика был казнен безвестный пьяница. Отец спрятал сына, выхаживал его. Учил жить под другой фамилией.
  Мирчу, в прохладной тени кладбища, вспоминал полуголодные скитания с отцом и маленьким братом в чужих странах. Когда для всех они были обычными, никому не известными бездомными и никому не нужными полунищими эмигрантами. Мальчишки часто только спустя годы узнавали, что отец отдавал им последнее, часто сам оставался голодным, чтобы дети были сыты. Брался за грязные и преступные дела, чтобы сыновья могли получить образования. Смирял свою гордость, чтобы они могли быть счастливы. И своей смертью выкупил жизнь своего внука, его сына. Чтобы сыну не пришлось смотреть, как опускают в могилу его дитя.
  Эльф вспоминал, что не одно рождество они с отцом и братом встречали в плохо протопленной комнате. Из еды часто был черствый каравай самого дешевого хлеба и самое дешевое вино, разбавленное до неузнаваемости. Как плакал от холода и голода братишка, и как старый отец заговаривал ему зубы, чтобы отвлечь от мучительных переживаний. Мирчу и Бела болели (хотя принадлежали к народу хельве, и болеть им не полагалось), от вечной неустроенности и постоянного недоедания. И только став отцом, Мирчу понял, как тяжело было старому Владиславу видеть страдания детей. И как тогда отец клялся всеми святыми, что вернет себе состояние. Чтобы сыновья больше не страдали от голода.
  Князь часто делился с профессором воспоминаниями. И ловил себя на мысли, что эти голодные годы с легкой ностальгией. Они казались ему счастливыми уже потому, что отец и брат были живы, были рядом. А теперь - он единственный хозяин несметных богатств. Но это не делало его счастливее. Профессор, как мог, утешал Мирчу. Но мог он не многое. Даже все технологические достижения сверхцивилизации не могут возвратить к жизни отца и брата Мирчу. Не могли вернуть ему мать. А так, что не скажи - все переливать из пустого в порожнее...
  Мирчу мучился оттого, что отцу так и не удалось обмануть судьбу. Что без него отца проводили в последний путь. Что не сыновними руками отданы последние почести убитому полководцу. И еще его охватывал ужас перед бездной небытия и мысли, что теперь - он следующий. Как будто только сейчас закончилась юность.
   Ведь пусть даже у тебя позади не одна сотня прожитых лет жестокие испытания и нестерпимая боль, даже если у тебя взрослые дети и скоро появятся внуки. Но, пока кто-то называет тебя "сынок", ты еще юн и все у тебя впереди. Пока есть тот, у кого можно спросить совета, жить намного легче. А теперь - ответственность за судьбы близких, за будущее княжества легла на его плечи. Конечно, никто теперь не будет бранить за ошибки и просчеты. Но и никто не подскажет, как поступить. Лишь только собственный разум, голос сердца да божья помощь - его союзниками.
   Для ученого, прибывшего из мира, где все по другому, где жить можно практически бесконечно - пока не надоест, эти переживания были принципиально новыми. И еще - ученый привык, что в семьях, обличенных богатством или властью, всегда присутствует ожесточенная борьба за первородство. Но и здесь, где братья любят друг друга, а сын без тени колебания отдает власть вернувшемуся отцу - это скорее исключение, чем правило.
   Пока ученый пытается разобраться в сложившейся ситуации, жизнь поселений входило в обычную колею. Было очень тяжело восстанавливать разрушенную за месяцы правления самозванца экономику, строить дома, установить порядок. Ведь в отличие от парижского пьяницы, содержать это княжество никто не собирался. Кое-какие пожертвования поступали от друзей в Петербурге и в Киеве. Но Мирчу не приучен был рассчитывать на подаяние. Экономическая и финансовая система восстанавливалась медленно. Но все-таки жизнь брала свое. Строились дома, рождались дети, на месте заброшенных пустошей зеленели сады и виноградники, распахивались огороды. Снова зашумели пестрые рынки и ярмарки. Дела в княжестве постепенно налаживались. Мало того, вскоре и вся страна освободилась от турецкого влияния.
  Правда, многие банки ополчились на княжество из-за того, что Мирчу отказался оплачивать долги самозванца.
  - Под долговыми расписками стоит подпись правителя Княжества В. -наседали кредиторы.
  - Это не я брал деньги. Не мой отец и не мои сыновья.
  - Но ведь вы теперь князь. И должны платить по счетам княжества.
  - Этот господин не имел права представлять интересы княжества, и тем более расписывать от его имени. Следовательно, вы дали в долг не правителю княжества, а частному лицу. Кроме того, месье Франсуа никогда не являлся моим подданным. Так что никакого отношение ни к нашему княжеству, ни ко мне лично этот проходимец не имеет. Я не думаю, что вы нуждаетесь в моих поучениях, как взыскивать долги с частных лиц. А я не располагаю такими средствами, чтобы покрывать убытки от ваших ошибок.
  - Но ведь наш должник был убит в ходе недавних беспорядков.
  - Так обратитесь к его наследникам.
   - У Франсуа Дельмона не осталось наследников.
  - Так предъявите эти расписки в Стамбул и Лондон, где этот молодой человек получал задание.
  Политика князя казалось многим непонятной. Например , князь Мирчу не разрешил приезд очень уважаемого английского литератора . Князь не хотел пускать в свой дом того, кто был ему не приятен. Дело даже не в его романтичной сказке о мальчике, воспитанном волками. Тем более, что первой кормилицей его сына была волчица Клара. Собственно этот факт и привлек внимание писателя.
  Мирчу не хотел принимать в своем доме того, кто доказывает свое бесстрашие за счет близких ему людей. И не считал подвигом отправить единственного сына (к тому же больного) на бойню, чтобы доказать преданность британской короне. Князь не хотел видеть того, кто виновен в гибели тысячи юношей. Мирчу не хотел общаться с тем, кто излишне романтизирует войну. Он считал, что это не дело - художнику, служителю прекрасного помогать тем, кто раздувает мелкие угольки локальных конфликтов в пожар мировой войны. Он считал недопустимым смущать неокрепшие умы призрачной военной славой.
  - Если ты такой рубака - бери в руки оружие. И на передовой с оружием в руках, во вшивом окопе доказывай свою храбрость. И уж потом призывай молодежь к оружию. И вздыхай о "бремени белого человека".
  - Не ужели Вам не хотелось бы видеть сына героем? - искренне удивлялся знаменитый писатель, встретившись как-то на нейтральной территории с загадочным князем.
  - Я бы предпочел видеть его живым и здоровым. И всякому геройству предпочту подвиги сына на брачном ложе, где бы он мне внуков наделал. И думаю, что нормальные отцы меня поймут.
  Собеседник содрогнулся при этих словах. И впервые посмотрел на все другими глазами: глазами погибшего юноши, рано постаревшей жены. Но остался при своем мнении.
  Мирчу так хотелось, чтобы жители княжества жили счастливо и спокойно. Он не мучил народ непосильными налогами и поборами. А средства расходовал в лучших традициях ордена святого Георгия: каждая потраченная лея была учтена. И за этим учетом велся очень суровый надзор: красть стало очень трудно, да и очень опасно. Не то, что при самозванце. Так что приходилось воровать помаленьку. Да и то, в случае обнаружения пропажи приходилось возвращать - иначе кара могла быть очень суровой. Надо сказать, что такое положение дел не всех устраивало.
   Местные бояре были очень недовольны правлением сына Владислава. Вороватый турецкий ставленник устраивал их куда больше:
  - Вот был душа-человек, несмотря на то, что француз. Сам жил на широкую ногу. И другим не мешал. А этот - что его папаша. Только и глядит, чтобы честный боярин лишний грош к себе в карман не сунул.
   Но они очень боялись Скотаэльи. Главная неприятность в том, что у этих разбойников везде глаза и уши. Не успеешь положить себе в карман лишний золотой, как об этом сразу становится известно князю Мирчу. А о том, чтобы вести дела с турками или англичанами в обход официальных властей - об этом и думать не моги. История Князя Казанзаки стала для многих наглядным примером, что бывает с предателями.
  Конечно, молодой князь провинившегося на кол не посадит, как его отец. Хотя - кто его знает. Мирчу тоже не отличается излишним милосердием к преступникам. Особенно к тем, кто мучил и обирал народ, вместе с самозванцем и его девицами. Однако, сам факт публичного позора, да еще пребывание в тюрьме - удовольствии ниже среднего. Поддержка Российской империи убивала надежду на помощь из Турции.
  Мало того, если допустить бунт, то неизвестно, как поведет себя князь. Его любимый отец нередко принимал сторону черни, за что и прозвали его "справедливым". Бояре шептались, что вместо того, чтобы утопить в крови бунт в одной деревне, князь наказал боярина. Мирчу (помимо уплаты огромного штрафа в казну - как виновника беспорядков, на оплату расходов по восстановлению порядка), заставил заплатить батракам, как было обещано.
  - Ты разорить меня хочешь, светлый князь! Я же по миру пойду! Помилуйте, добрый князь, - стонал провинившийся землевладелец.
   Мирчу, просмотрев все расчетные книги, не поверил стонам.
  - Ничего, дорогой, с тридцати тысяч лей не разоришься.
  - Светлый князь, я завтра же раздам долги, помилуй. Не губи!
  - При мне рассчитывайся, мироед проклятый! И не пытайся обмануть.
  - Но, мне кажется, это слишком долго. Слишком много дармоедов я кормлю из своей милости.
  - У меня достаточно времени.
  Мирчу, в компании с грозным Раду Миррою ( в сопровождении солдат), терпеливо дождался, пока все получили обещанную плату за год. Мало того, узнав, что эльф имел своих агентов и в этом богом забытом месте, боярин погрузился в уныние. Это значило, что обратно отобрать деньги у него не получиться. Он и так чудом избежал тюрьмы. Хотя от позора еще долго не отмоется. Князь прилюдно назвал его "мироедом".
   Враги Мирчу шептались по углам, но предпринять что-либо не смели. Решили подождать до лучших времен.
   Даня был очень занят. Он старательно учился, разделял с отцом его нелегкие заботы и тревоги. Мина Мориц, как могла, поддерживала мужа и пасынка. Младший сын Димитру учился в закрытой гимназии для мальчиков. Если в семье Мирчу было все более или менее нормально, то у молодых начались нелады. Так замечательно начавшаяся любовь стала давать трещину.
  Молоденькая женщина очень скучала в княжеском замке. Мастер Ван Дейк, который был ей за отца, теперь так далеко. А любимый муж все время занят. Бедная женщина мучилась от безделья и одиночества. Мина Мориц пыталась выяснить, что же мучает и беспокоит невестку. Не спроста эта умная и отважная девушка закатывает мужу сцены, как недалекая истеричка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Месть тетушки Гульнары.
  
  Тетушка Сильвы, побродив по свету, воспользовалась приглашением.
  - Мне просто некуда деваться - говорила бедная вдовушка, еще хранившая следы былой красоты.
  Мирчу был против ее присутствия. Ему не хотелось иметь ничего общего с "невестами" самозванца. Но эта дама действительно была единственной живой родственницей его невестки. Не мытьем так катанием, эта тетка все-таки проползла в замок.
  - Как бы не пришлось об этом пожалеть - ответил Мирчу на уговоры жены. - Не делай людям добра, не получишь себе зла. Не верю я ей. Хоть что делай, не верю в ее добрые намерения. Яблоко от яблони обычно недалеко падает. А что за фрукт эта Маришка - можешь спросить у Дани или пана Дашевского.
  - Ты слишком ожесточился. Ты уже никому не веришь, так нельзя милый. Давай дадим ей шанс, - уговорила мужа Мина.
  Вначале тетушка Гульнара и в самом деле была воплощением благодарности и предупредительности. Она пыталась окружить племянницу, которая ее сторонилась, материнской заботой, пыталась предупредить ее любой каприз. Но настроение Сильвы от этого не поднималось.
  Коварная тетка радовалась - ее план начал действовать. В отличие от счастливой Мины, которая не намеревалась ей мстить за лишения, Гульнара и не думала прощать убийц своей любимой дочери. Она сочла, что смерть - эти слишком простая расплата за страдание матери. Гораздо лучше лишить этого коварного демона сна и покоя, отравить ему жизнь так, чтобы он сам наложил на себя руки. Коварная Гульнара решила ударить в самое больное место.
  Любовь Мины и Мирчу прошла испытание долгой разлукой и неизвестностью, закалилась на огне войны и в зимней стуже. Кроме того у женщины было столько забот, что выслушивать бредни старой приживалки не было не времени, ни особого желания. Кроме того, задурить голову взрослой и много испытавшей женщине очень трудно.
  Другое дело - юная влюбленная девочка, которая к тому же и отчаянно скучает. И коварная Гульнара напевала на ушко племяннице:
  - Судьба так коварна и несправедлива к нам, женщинам. Мужчины - они властители этого мира. Все к их удовольствию. Как только увянет цветок юности и красоты, так сразу и выкинут нас из сердца, как сухую ветку. Даня, твой обожаемый муженек, тоже любит тебя, только пока ты цветешь, как майская роза. Но скоро, очень скоро - полетят первые лепестки. И его любовь исчезнет, облетит с желтой листвой.
  - Не может быть, тетушка! Мы любим друг друга - возражала ей девочка.
  И каждый раз наглядно доказывала, что Даня любит ее племянницу уже не столь страстно, как в начале их романа.
  Конечно, Сильва не могла поверить в это. Но - вода камень точит. Страшные пророчества коварной тетки запали в сердце девушки, и с каждым вздохом больно царапали душу. Даня часто приходил к ней уставший. Юноше очень хотелось простого участия и тихой ласки. Но скучающая жена требовала бурных эмоций и пылких признаний, на которые у мужа не было сил.
  Даня и сам заметил, что любовь его к своей избраннице претерпела некоторые изменения. Это уже не была безудержная страсть с невыносимым накалом чувств. Но он знал, что эта молоденькая женщина - самое дорогое ему существо, самый значимый смысл жизни. При этом эта любовь нисколько не уменьшилась. Словно вода, которая в горах несется бурно и шумно, в долине течет чинно и спокойно, становится глубже и насыщенней. Страсть первых свиданий, словно перебродив, превратилась в доброе вино любви семейной, которое с годами становится только крепче и дороже. Да и сама Сильва заметила, что что-то в их отношении изменилось. Ей тоже больше всего хотелось просто быть рядом, радоваться его успехам, облегчать боль и огорчения, и смотреть вместе в одну сторону.
   Но Сильве так хотелось сохранить любовь. И она пыталась освежить чувства при помощи скандалов и истерик:
   - Помни, доченька, - наставляла коварная баба, - мужчины любят стерв. Чтобы быть в его глазах принцессой ты должна постоянно капризничать и требовать, требовать, требовать. Он должен понимать, что ты бриллиант, и требуешь только драгоценной оправы.
  И Сильва старательно выполняла рекомендации. По три часа придирчиво мерила наряды, чтобы купить заколку для волос. Требовала развлечений именно тогда, когда Даня и его отец Мирчу были заняты. Делала вид, что не верила в то, что ее муж действительно болеет. То начнет оказывать недопустимые знаки внимания кому-нибудь из гостей. Получая подарки от мужа или свекра, недовольно кривила личико и разве что не повторяла за тетушкой:
  - Такое платье и уличной танцовщице не пристало!
  Но девушке это и самой не нравилось. Она чувствовала, что чем больше она шумит и скандалит, тем холоднее взгляд любимого. Тем печальнее его мысли и тем реже ему хочется быть с ней наедине.
  Мирчу не мог понять, почему у молодых не ладится семья. Печаль в глазах сына добавляла седины отцу.
  Иногда он думал, что надо было гнать и эту девицу и тетку еще до свадьбы.
  - Даня взрослый мальчик. Пережил бы как-нибудь. Вот уж действительно. Женишься раз - а мучаешься век (если не больше). Хотя с такой супругой больше века и не протянешь - сам удавишься.
  Мирчу несколько раз хотел выкинуть невестку со скандалом. Но слово, данное Ван Дейку связывало руки. Кроме того, похоже, она носит под сердцем его внука или внучку. Значит, терпеть ее капризы и истерики придется как минимум несколько месяцев.
   Князь долго говорил с сыном, пытаясь выведать у него хоть что-нибудь. Но парень упорно отмалчивался. Он не хотел добавлять забот папе - ему и так тяжело. И еще Даня не любил жаловаться на жизнь. Попытки выяснить у невестки, чем же ее так обидел сын, тоже ни к чему не привели. Тогда у Мирчу возникли подозрения насчет чересчур любезной тетушки. Кроме нее некому превращать хорошую девушку в мегеру - почти точное подобие печально известной Маришки.
   Даже господин профессор, гостивший в имении князя, обратил внимание, на то, что юная Сильва изменилась до неузнаваемости. Как ни странно, именно к нему пришла девушка со своими сомнениями.
  - Господин профессор, почему Даня меня больше не любит? - спросила юная женщина и заплакала.
  - Почему, ты так решила, милое создание?
  - Он меня не любит. Раньше был готов океан переползти. Мучиться в разлуке, только чтобы я не пострадала, - изливала юная женщина наболевшее. - Раньше он ради коротенькой встречи был готов на все, даже жизнь отдать. А сейчас он меня игнорирует. Цветы дарить забывает, целый день где-то развлекается. А если и приходит, то молча смотрит в потолок...
  Сильва заплакала, прижавшись к сильному мужскому плечу. Тот вздохнул с облегчением. Оказывается, все проще некуда. Просто тетка задурила голову неопытной девчонке. А матери у нее не было. Он обнял ее как ребенка, попытался успокоить.
  - А ты не пробовала просто приласкать, пожалеть.
  - А как же страсть? Он же не будет считать королевой, он сначала привыкнет, а потом и бросит. Или еще хуже - будет тайком изменять. Я этого не переживу. Как только подумаю, что мой любимый будет прятать глаза и врать, как врагу, так сразу жить не хочется. Я слишком люблю Даню, я не смогу жить, если потеряю его любовь, - с тревогой в голосе ответила Сильва.
  - Криками и истериками, дочка, любимого ты не вернешь.
  - А как мне вернуть его любовь? Как удержать любимого?
  - Лучше всего, если он будет видеть в тебе нежную и любящую подругу. Сделай так, чтобы ему не хотелось никуда от тебя уходить. И мне кажется, девочка, - прищурился ученый. - Ты лучше меня знаешь, как это сделать.
  Сильва решила в этот вечер послушать старого эльфа. Она вспомнила, то время, когда они вместе тосковали в чужой стране. Вспомнила, как ухаживала за своим раненым другом, как провожала его в далекое и опасное путешествие. И как он полюбил ее - за нежность и самоотверженность.
   И в этот вечер, когда Даня, нехотя, вернулся домой, его ждал сюрприз. Вместо привычного брюзжания молодой жены, его ждала кроткая и нежная фея. И волшебная ночь любви. И самое главное, Сильва опять превратилась в саму себя.
  От постоянных капризов и попреков любимой женщины семейная жизнь виделась молодому эльфу скучной и безрадостной: "За день так накувыркаешься, придешь домой - там ты сидишь!" - опишет много лет спустя один знаменитый поэт чувства замученного юноши. Теперь же, когда рядом была любящая и понимающая жена, в мире снова поселилась радость и счастье. А мудрая свекровь научила девочку, как добиваться своего, не прибегая к громким скандалам. Это давало силы переживать трудности и невзгоды, бороться за лучшую жизнь.
  Юноша, счастливый радостными изменениями в семейной жизни, расцветал на глазах. Мирчу и Мина радовались за Даню. За этими делами никто не заметил исчезновения тетушки Гульнары.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Источник вечной молодости.
  
   Однако в состоянии блаженного покоя семейство Князя Мирчу пребывало не так уж долго. Однажды Сильва заметила, что Даня чем-то очень расстроен. Однако, увидев отца или брата, он старательно вымучивал улыбку на лице. Юноша не мог даже проходить мимо кладбища. Ему казалось, что он видит могильный камень, где написано дорогое имя.
   Сильва долго не могла узнать, что до такой степени растревожило ее любимого. Сам он, как обычно, отмалчивался или отговаривался. Но видимо, страшная тайна слишком сильно терзала его сердце.
   Даня случайно услышал разговор отца и господина профессора.
   Оказывается, отец давно и серьезно болен. Профессор даже уговаривал его лететь с ними, чтобы получить надежду на избавление от страшного недуга. Но для этого Мирчу пришлось бы навсегда оставить жену, сбросить все тяготы правления на еще не окрепшего юношу. Он не мог такой ценой покупать свою жизнь. Потому и отказался от путешествия.
   - Поймите, - убеждала его девушка-врач, - здесь я не могу вас излечить. Нужны специальное оборудования, нужны специалисты. А всего лишь врач при экспедиции.
   - Но вы же сами говорили, что опухоли уже не видите.
   - Но ведь это лишь временная мера, - испуганная девушка со страхом произносила слова сурового приговора. - Излучение остановило болезнь, но вдруг не изгнало ее. У вас, Мирчу, в запасе лет сорок пять , максимум пятьдесят. А потом все начнется сначала.
   - Милая девушка - успокоил ее князь, - может быть это и дико для Вас. Но некоторые здесь всего по пятьдесят лет живут. И все успевают - и пожить всласть, и детей на ноги поставить, и даже внуков понянчить. Пятьдесят лет - это очень много.
   - Но ваши сыновья? Ваша жена? Что будет с ними, если Вы умрете?
   - За пятьдесят лет сыновья вырастут и смогут сами о себе позаботиться, а заодно и о матери. Мы все смертны. Этого никому не миновать.
   - Разве Вы им не сказали о своей болезни?
   - И не скажу. И вы не смейте. До гибели у меня еще есть время. Излишнее знание умножает скорбь. Мои близкие и так много страдали из-за меня.
   Даня, который случайно оказался поблизости, был поражен страшной вестью, как ударом молнии. Он не мог заснуть. В голове юноши все время стучалась мысль, что отец умирает. И даже ласки любимой жены не утешали.
  Даня часами молился о чуде. Юноша был готов отдать свою жизнь в обмен на жизнь отца. Добрый бог, печально смотрел на него с иконы. Он знал, что Мирчу ни за что не примет этой жертвы. Отец ни за что не согласиться наслаждаться бессмертием за счет сына. Мирчу не может себе простить гибели братьев, хотя его никакой вины его нет. Но ему кажется, что если бы он был тогда рядом, то все было бы по-другому. Он бы вытащил Пети из омута, заслонил бы Белу от предательской пули. Удержал бы мать от гибельного шага. Уберег бы отца. Но... жизнь так устроено, что нельзя вернуть прошлое.
   Встречаясь с отцом, Даня старался выглядеть спокойным. Тщательно скрывал свои мысли. Видя, как отец и мачеха счастливы, как весел и беззаботен младший брат, он не мог себе представить, что скоро всему этому наступит конец. Юноша страдал от своей беспомощности, переживал день и ночь. Вскоре разболелась голова. Но даже от старой знахарки Янки юноша сумел скрыть, что же его так беспокоит.
   Даня не перестал надеяться на чудо. Но жить с такой тайной на душе ему становилось все тяжелее. Сказать правду мачехе он не мог. Юноша не смел разрушать счастье этой женщины, которая к нему относилась по-доброму.
  Однажды он пришел к отцу и сказал:
  - Папа я все знаю!
  - О чем ты, малыш?
  - Ты умираешь, папа! И я не могу тебе ничем помочь.
  - Помочь мне может только чудо. И вообще, сынок, все мы будет прахом, из которого вышли. Но до этого, дитя, еще есть время. Так что давай потратим его на удовольствия.
  - Как ты можешь так спокойно об этом!
  - Даня, сынок, я много чего видел в жизни. Поверь мне, изменить это нельзя. Это можно только принять. По-возможности спокойно.
  - Но это же не правильно! Так не должно быть!
  - Судьба так редко справедлива, особенно на этой планете. И поэтому остается принять свою участь, как подобает мужчине.
  Разговор с отцом не успокоил Даню. За этим спокойствием ему чудилось смиренье обреченного на казнь. Но юный скотаэльщик не собирался мириться с несправедливым приговором судьбы. Он, почти забросил занятия, все искал и искал средство спасти отца. Верная Сильва, узнала, почему так печален ее любимый. И почему ему не до любви. Молоденькая женщина написала своему приемному отцу и доктору Ван Хельсингу. И бедняжка так же мучилась оттого, что не может сказать всем, что отец Дани болен. Ведь она мужу обещала.
  Через некоторое время в городе появился профессор парапсихологии и директор театра. Как бы навестить Даню и Сильву. Мирчу был рад видеть обоих. Он был им обоим бесконечно благодарен. Особенно Людвигу Ван Хельсингу, который спас его сына и долгое время был ему за отца. Он заботился о Дане, не требуя ничего взамен. Тем более, что молодая невестка заметно повеселела. Сын и невестка предавались приятным тетерь воспоминаниям. Совсем как он сам, когда гостит у Сергея Пандорина. Варенька уже начала недовольно хмурится, когда один из названых братьев ( этот мог быть Мирчу, а мог и Сергей) начинал:
  - А помнишь, брат...
  Самой женщине тоже было, что вспомнить. Но некоторые эпизоды, она бы предпочла забыть. Особенно поезду в Бухарест.
   Профессор привез Дане то, о чем он так долго молился. Надежду на чудо. Юноша прямо таки засветился, прочитав в научно-популярном журнале, что есть источник целебной воды. Она, как волшебный эликсир, залечивает все раны, исцеляет любые болезни. И главное, совсем рядом. Стоит только перевалить горы и спустится в пещеру. Даня, заикаясь от волнения, показал заметку своему отцу. Но тот не разделял оптимизма детей. Во-первых, журнал не строго научный, а случаи чудесного исцеления не вызывали доверия. Во-вторых, "волшебные свойства" источников давно уже расписаны. Минеральная вода, пусть даже уникальная, остановить опухоль не может. В-третьих - это может быть ловушка. Слишком многие знают, как любит юноша своего отца, и чем готов ради него пожертвовать. Увы, этим могут воспользоваться и те, кому князь Мирчу и его сын перешли дорогу. В частности, те же вороватые и продажные бояре. Они вполне могли купить борзописца, который, подписавшись именем знаменитого профессора бальнеологии, вполне мог черкнуть статейку в популярный журнальчик. А потом - возможны варианты. Подстеречь у источника. Напасть по дороге....
  Но видимо, зря старались и отец, и дядюшка Людвиг, и даже научный консультант со звезд. Надежда так запала в душу парня, что он не мог ни есть , не спать.
  И однажды, Мирчу заметил, что с самого утра не видно ни Дани, ни Сильвы. Оказалось, что молодые в отчаянной надежде отправились в путь. К полудню Отец и сын встретились. По счастью, на этот раз с ними ничего не случилось.
  Мирчу хотел было отругать сына и невестку. Но у него не повернулся язык. Ну не мог он ругать своего сына за любовь к нему. Если бы была надежда на спасение его отца, он сам бы бросился, очертя голову, на встречу самым жутким опасностям. Отец и сын, радовались, что это предприятие удалось скрыть от посторонних глаз.
  Но это только казалось. За путешествующей компанией наблюдала тетушка Гульнара. С потерей драгоценного Анвара и гибелью любимой дочери, месть - это единственное, что держало ее на этом свете. Убийцы ее доченьки должны заплатить за все горькие слезы, пролитые несчастной матерью.
  - Ненавижу эту тварь! И мальчишку этого негодного со свету сживу. А племянница тоже хороша! Да какая из нее принцесса? Артистка погорелого театра! Веселится, дурочка. Ну ничего, посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда умрет твой любимый. Как ты будешь наряжаться, когда прогонят со двора. Пока это исчадие греха ест пряники печатные, и думает, что это и есть хлеб насущный. Ну, ничего, скоро, совсем скоро, придет конец твоему счастью. И ты наплачешься. И черствого хлебца еще напросишься. Или меня не зовут Гульнара, и я не делила ложе с великим Анваром!
  
   Веселая компания завернула на постоялый двор. Даня поставил кувшин с драгоценной водой на стол. Юноша был счастлив. И хотя по привычке насторожено озирался, он весело болтал с женой. Отец с дядюшкой Людвигом и Ван Дейком уже пропустили по стаканчику доброго винца и беззаботно веселились над шутками. Этот постоялый двор принадлежал друзьям, и им здесь нечего было опасаться.
   Но вдруг юной женщине показалось, что какая-то тень проскользнула внутрь. Юноша успокоил подругу:
   - это тебе от жары мерещится, милая!
   Молодые в очередной раз поцеловались. Сильве вдруг Сильно захотелось пить. Бежать до кадушки было далеко. И она отхлебнула глоток из кувшина.
   Вдруг ей стало плохо. Она почти не слышала отчаянный крик Дани:
   - Господи! Помогите! Помогите, кто-нибудь.
   Не видела, как ее приемный отец оттаскивал бедного Даню, который пытался привести ее в чувство. Не видела, как верный друг ее свекра поймал коварную тетку.
   - Что, твари, съели! Получайте свою долю благодати, убийцы! Все вышла даже лучше, чем я предполагала. Смотри, как твой сын будет плакать. И знай, что он не надолго переживет эту вертихвостку. Он уже отведал яд из источника. И этот яд будет медленно убивать мальчишку. Будь это обычный мальчишка, он бы уже лежал рядом с ней. Но он будет умирать медленно, мучительно. И на твоих, лесной демон, глазах.
   - Статья в газете - это Ваше? - как можно более спокойно спросил коварную бабу профессор Ван Хельсинг.
   - Увы, Гульнару в гареме не обучали немецкому языку, тем более искусству написания научных статей. Иначе не пришлось бы платить этому бездарному студенту за такой, с позволения, сказать, научный труд.
   - Кто эта сволочь!
   - Дорогой друг, этот парень ни в чем не виноват. Он же не знал, зачем нужна эта статья.
   Тетушка Гульнара рассмеялась. Она торжествовала победу. Пусть ее через минуту убьют. Но сына эльф уже не спасет. И пусть убедится, как это больно, видеть муки своего ребенка, зная, что ничем ему не поможешь.
   Бледный Даня обнимал свою подругу, напрягался, задыхаясь от непосильной нагрузки, пытаясь остановить жизнь. Он и сам был очень бледен. Не понятно, то ли от яда, то ли от испуга.
   Мирчу, не владея собой, быстро прикончил убийцу детей. Перед этим только и прошептал:
   - Прости, господи, меня грешного, если сможешь. Одним грехом больше, одним меньше.
   И мгновенно свернул ей шею, оборвав этот торжествующий смех. Гульнара даже не сопротивлялась. Лесной демон Мирчу освободил ее от страшного греха, отправив Гульнару к любимому Анвару-эфенди и милой доченьке Назлыгуль.
  Взгляд князя упал на бледную девочку, которая ничком лежала на полу. На ослабевшего сына, которого уже легко удерживал старый Ван Дейк, а дядюшка Людвиг тщательно протирал губы, и пытался заставить выпить воду. Большая часть воды оказывалась на полу, а парень отчаянно, как ему казалось, кричал:
  - Спасите Сильву. Не хочу без нее жить. Не возитесь со мной, не трате время! Ей сначала помогите. Ну что же вы все, как замороженные!
  Мирчу, схватил невестку на руки и помчался, не разбирая дороги помчался к тому месту, где стоял лагерь пришельцев. Он знал, что знахарка Янка ему не поможет. Спасти, ее могли только звездные братья. Он считал именно себя виноватым. Именно из-за него сын и эта девочка, которую он обещал беречь и любить, как дочь, рисковали жизнью. Если она погибнет, князь себе ни за что этого не простит.
  Только бы они еще не уехали.
  Профессор, с которым Мирчу успел подружиться, на свежем воздухе подводил предварительные итоги экспедиции. И не ожидал увидеть то, что увидел.
  - Что с ней?
  - Скорее зовите докторшу! Девочка отравлена! Жизнь покидает ее.
  Через некоторое время, дядюшка Людвиг привел его сына, который был неестественно бледен. И уже задыхался. И было видно, что ему очень плохо. Но парень упрямо твердил:
  - Где Сильва? Что с ней? Не выпью ни глотка, пока ее не увижу.
  Девушка была удивлена. На обследование ушло несколько минут.
  И страшные подозрения друзей оправдались. Дети действительно были отравлены.
  - Их можно спасти? Они будут жить? - с тревогой спросил отец.
  - Уйдите, и не мешайте мне, - строго сказала врач при экспедиции. - На ваше счастье, у нас есть противоядие. Если бы вы согласились ехать, то ничего бы этого не было.
  Мирчу рванулся, было, за детьми. Но его остановил профессор:
  - Сынок, тебе не надо на это смотреть.
  - Но я не могу их бросить.
  - Ты помочь им не в состоянии. Смотреть на то, как их спасают, не надо. Зрелище, я скажу, не из приятных. Побереги нервы.
  Эльф сел на траву, нервно закурил. Людвиг неодобрительно поглядел на него:
  -Как же ты допустил такое, друг Мирчу?
  Тот ничего не ответил. Доктор парапсихологии понял, что не время для душеспасительных бесед и нравоучений. Тем более, что он сам не смог уберечь мальчишку от наемников.
   Приемный отец невестки пребывал в растерянности. С одной стороны, ему хотелось накричать. Профессор консультант, уже в который раз, разводил руками, глядя в раскаленное небо. Он прекрасно понимал князя Мирчу. Но, как и тогда на могиле Владислава, не знал, как утешить друга. Вся его вековая мудрость, все достижения цивилизации казались теперь дешевой мишурой, детским лепетом в этой страшной ситуации. Помощь пришла с неожиданной стороны. Убеленный седина командор по-отечески присел рядом. Положил руку на плечо:
  - Сын мой, ты должен успокоится. Все образуется.
  Потянулись часы тяжелого ожидания. Никто не решался проронить ни звука. Казалось, что прошла целая вечность. Девушка врач устало присела на траву. Все ждали ее приговора.
  - Их жизнь вне опасности - тихо произнесла она, едва не засыпая.
  - Я могу их увидеть?
  - Они спят. Через несколько часов они проснутся. Тогда и поговорите.
  Мирчу думал, что пустится в пляс от переполнявшего счастья. Но вместо этого устало провалился в сон, опустившись на прогретую за день поляну. Догонять директора театра и доктора Ван Дейка, которые незаметно для себя заснули. И уже в мире сновидений продолжали свои споры об искусстве и науке.
   Утро застало их всех на траве. Мирчу первым делом забежал внутрь палатки. Девушка -целительница устало спала. Были два прозрачных купола, из прочного, как камень, материала. Юноша и девушка, безмятежно спали, как будто у себя в спальне. Даня, словно забыл, где находится, придвинулся ближе к жене, натянув до предела провода датчиков. Дети уже не пугали своей бледности. А молоденькая невестка что-то бормотала во сне.
   Вдруг она открыла глаза, и испугано рванулась. Но крепкие браслеты и ремни удержали тело.
  - Не бойся, доченька! Все хорошо, малышка. Сейчас спросим у доктора, можно ли тебе домой.
  - Даня, как он?
  - Да вот он рядом, спит еще. Говорят, что жить будет.
   Врач при экспедиции быстро, но очень тщательно обследовала девушку. Убедившись, что она в порядке, врач освободила невестку Мирчу. Даня, проснувшись, сперва испугался. Но, увидев отца и свою любимую в добром здравии, успокоился. Обследования я показали, что и юноша здоров, и лечение ему не нужно. Мало того, передали с основного корабля, что получен ответ из центра, куда доктор направила анализы и прочие результаты обследования князя. Ученые из центра успокаивали девушку, что болезнь ее друга побеждена. И нет опасности для его жизни. По крайней мере, с этой стороны. Старый командор посоветовал не говорить сыну и невестке, что они рисковали зря. Пусть дети радуются, что спасли его.
  Утром следующего дня вся честная компания, вместе с докторшей и профессором, отправилась в обратный путь. Юноша был счастлив, видеть свою жену в добром здравии. Узнав о том, что отец теперь здоров, Даня от восхищения не нашел слов. Он просто промолчал. Но его взгляд, сияющая улыбка говорили сами за себя.
   Девушка-врач радостно улыбнулась в ответ. Однако, видя, как дети любят Мирчу, как рады за него его друзья, она, уже в который раз, еще сильнее ощутила горечь одиночества. Ей было больно, но эту боль девушка старательно прятала в самой глубине души. Немолодой уже старший штурман, который вызвался сопровождать ее и профессора, в имении князя, принес неожиданное облегчение ее мукам. Он не сказал и не сделал ничего особенного. Просто не отпускал ее от себя, опекал ее как сестренку. Но за этой дружеской опекой читалось начало чего-то большего.
   Гостей Мина и Димитру встретили более чем приветливо. Женщине уже донесли, что случилось на постоялом дворе. И кто спас Даню и Сильву. Целый день гости развлекались и веселились. Профессор и доктор Ван Хельсинг провели немало приятных минут, обсуждая философские основы бытия. Мина с докторшей делились своими женскими секретами и сплетничали. Даня и Сильва, вместе с братиком Димитру не могли наговориться приемным отцом Сильвы.
   Утром звездные братья должны покинуть планету. Их тихо проводили узкой компанией друзей. Когда взошло солнце, докторша и старший штурман скрылись в огромном серебристом агрегате. Они двигались так, как движутся существа не посторонние друг другу. Они еще скрывают это от других. Но уже видно, что они вместе. Похоже, что эта экспедиция сблизила двух одиноких созданий. Но не понятно еще к добру или к худу.
   Мирчу прощался с командором и с профессором. Через несколько минут, они расстанутся навсегда. Князь держался, но горечь разлуки словно передалась друзьям. Они не давали обещаний и клятв. Это ни к чему. Говорить о том, что они будут помнить друг друга всю оставшуюся жизнь, не стоит. Это и так понятно.
   Профессор попросил всех отойти от поляны на определенное расстояние. Огромный, как дворец, звездолет со страшным грохотом оторвался от земли. И через мгновение скрылся из виду, оставив после себя страшную грозу.
   Проводив друзей, князь Мирчу со своей семьей мирно спит. В доме мир и покой. Завернувшись в одно одеяло, крепко прижавшись друг к другу, спят Сильва и Даня. Чутко спит отец и его подруга. Тревожен сон юного Димитру, которого терзает первая детская влюбленность.
   В звездной бездне несся корабль. Спокойные вахты чередовались с мирным сном и бурным обсуждением впечатлений. Однако, научный консультант съемочной группы мучился тревожными мыслями.
   Он, словно за всех сограждан, один заглянул в глаза бывшим родичам. Он думал, что не смог бы дать жизнь детям, зная наверняка, что нет для них в этом мире ни жалости, ни пощады. Зная, что дитя "вырастет..., если богу угодно, сгинуть ничто не мешает ему". Господин профессор чувствовал себя виноватым, в том, что единственная жительница княжества, которую он мог вернуть родной планете, умерла, так и не дождавшись помощи. Еще долго перед глазами проносилось судьба девочки Саввы. Невинный ребенок очарованных сказками родителей. Девочка, которая выросла, стала мамой, потом бабушкой... А потом, проклиная дар долгой жизни, смотрела как меняются в калейдоскопе времени поколения. И превратилась в Мать Памяти. И до последнего мига надеялась на чудо, которое избавит ее от ужаса этого созерцания. И может бы, если бы удалось раньше собрать денег, они прибыли бы на несколько лет раньше.
   Но теперь. Все хорошо, что хорошо кончается. Звездолет в кромешной тьме приближался к родной планете. Эта экспедиция оставила глубокую зарубку на сердце ученого. Прошло всего-то несколько месяцев. Но профессору казалось, что он прожил целую жизнь на этой планете. Нашел и оставил друзей. Выяснил, что остатки потерянной экспедиции не сгинули бесследно. Они, пусть и заплатили очень страшную цену, но часть их все-таки выжила.
   А в это время на оставлено планете, в маленьком затерянном княжестве мирно отдыхали новые друзья профессора. Над этим миром занималась заря нового века. Мирчу и его близким так хотелось, что уж этот век был спокойнее и счастливее, предыдущего. И никто, даже добрый бог с иконы, не мог в тот момент сказать наверняка, какие новые радости и новые испытания пошлет им это новое столетие.
   Хотелось, чтобы не было войны. Хотелось, чтобы ученые нашли защиту от всех болезней, победили бы, как на далекой планете, старость и нищету. Они наделись, что этот мир станет добрее и безопаснее. И только время все рассудит. Каким будет этот новый, только нарождающийся век - об этот не знал никто.
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"