Белецкая Екатерина Витальевна : другие произведения.

История С Продолжением

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    ПРОЕКТ 100: "ИСТОРИЯ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ" НА БУМАГЕ, ПЕРВЫЙ ТИРАЖ ВЫПУЩЕН. ОТКРЫТА ПОДПИСКА НА ВТОРОЙ ТИРАЖ http://vk.com/ispbook ПОДРОБНОСТИ НА СТРАНИЦЕ ПРОЕКТА.

ИСТОРИЯ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ

   Всем людям свойственно нравственное чувство, категорический императив. Поскольку это чувство не всегда побуждает человека к поступкам, приносящим ему земную пользу, следовательно, должно существовать некоторое основание, некоторая мотивация нравственного поведения, лежащие вне этого мира. Всё это с необходимостью требует существования бессмертия, высшего суда и Бога, учреждающего и утверждающего нравственность, награждая добро и наказывая зло.

Эммануил Кант

  
  
  
  
   Явь
   Первый год
   Темнота за окном - как проклятье. Непонимание происходящего и темнота. Сколько времени они здесь? Дзеди на секунду задумался. Уже больше месяца, почти сорок дней. А он, вместо того, чтобы хоть что-то понять, ощущал, что запутывается всё больше и больше. Он закусил губу, наморщил лоб и подошёл к чёрному пустому окну, забранному внушительной решеткой из толстых некрашеных железных прутьев, выглядевших настолько недвусмысленно, что хоть плач. Это - плен. И ничто другое. Вот только... как же так? Неужели они и впрямь совершили нечто такое, за что заслужили то, что имеют сейчас? Похоже, что заслужили. Он ощущал во всём присутствие какой-то страшной, древней и огромной силы, это место, да и вся страна была, похоже, буквально пропитана этой силой; её отпечаток лежал на лицах людей, он читался в разрывах тяжёлых облаков, его повторяли в своём узоре камни и стволы деревьев, неподвижные стены и унылые пейзажи... Понять природу этой силы не составляло для них никакого труда, но вот осознать её масштаб сумели лишь Арти и Дзеди. И осознав - ужаснулись. Нигде, никогда доселе они не видели такого, не ощущали столь сильного и постоянного давления... и не ведали, что им может стать жутко от одной только мысли, что подобное возможно. Страна называлась Россия. То есть она называлась так раньше, сейчас её звали весьма странно и неблагозвучно - СССР. Почему - никто из них так и не понял.
   Говорили тут на русском языке, его, по счастью, правда, с грехом пополам, но знали Дзеди, Арти и Дени. Из отрывочных фраз, подслушанных под дверью, они установили, что по местному летоисчислению здесь сейчас идёт 1967 год и что сейчас - осень. Это им ни о чём не говорило, только неугомонный Лин всё время шутил, что они из конца столетия вдруг попали в середину. Лин за то время, пока они находились в этом странном месте, освоил пару сотен слов и теперь при каждом удобном (и не удобном) случае забавлялся с новой игрушкой - языком. Его выверты приводили охрану и персонал в состояние нервной дрожи - фразы типа: "А ну-ка, вы, идите ты сюда!", систематически оглашавшие коридор, почему-то раздавались столь неожиданно, что люди пугались, хоть и старались не подавать вида...
   Это было невероятно, но это происходило. Дзеди понимал, что по отношению к Айкис они поступили нечестно, конечно, можно было бы предупредить её... но Дзеди тогда это и в голову не пришло. Ведь только отправив людей домой, они сообразили, чей это был бункер. Только тогда они осознали, что не худо бы было применить к спасённым хоть какое-то внушение, что они своим импульсивным поступком на самом деле подвергли Дом немалой опасности. Но всё это было осознано позже, много позже. Тогда, когда менять что-либо стало уже бесполезно. Теперь же они находились в полном замешательстве - им с трудом верилось, что Айкис могла так поступить с ними. Какое жуткое место! Дзеди и помыслить не мог, что подобные бывают. Неужели это и есть то самое наказание, что уготовано им советом? Но, чем дольше они здесь находились, тем лучше он понимал - это оно самое и есть. Он ещё не придумал, как это можно назвать - наказание, испытание, проклятье?.. Но он чувствовал, что от них теперь зависит очень многое. Это был стан врага, извечного врага, и Дзеди понял, что придётся сопротивляться этой силе. Правда, он ещё не разобрался - как. Остальные же (кроме него и Арти) пока ещё не восприняли ситуацию всерьёз - слишком легко было уйти, детекторы у них не сняли - считай координаты и иди, куда хочешь. Поначалу Лин с Ноором развлекались тем, что ходили друг к другу в гости через стену, разделявшую их камеры. Позже к ним присоединился Дени и вакханалия с хождениями взад-вперёд достигла прямо-таки хулиганских масштабов. Это безобразие прекратил Арти. Он несколько дней следил за перемещениями, прислушивался к смеху Лина, периодически доносившемуся то из одной камеры, то из другой... а потом, вечером четвёртого дня приказал всем придти к нему.
   - Тебе скучно, что ли? - весело спросил Лин, когда все уселись. - Заняться нечем?
   - Нечем заняться тебе, - ответил Арт. Он один остался стоять посреди камеры, лицом к зарешеченному окну. - Пока кое-кто бегал, я думал. Позвольте мне предоставить вам некоторые из выкладок. Время есть?
   Дзеди, а за ним и Дени кивнули.
   - Итак, пункт первый, - продолжил Арт, - прежде всего - о мерах предосторожности... не стоит улыбаться, Лин. Ты пока не понял, во что мы влипли.
   - А ты понял? - ехидно поинтересовался Лин. - Интересно, как?
   - Сопоставил факторы.
   - Какие? - спросил Дзеди.
   - Всё, до чего смог дотянуться. Итак. Айкис отправила нас в ловушку. Зачем?.. Сложно сказать, но, по-моему, мы сильно её разозлили. Вероятно, через некоторое время она может сменить гнев на милость и вызволит нас отсюда. Но этого может и не произойти.
   - Как? - не понял Дени. - Она что - навсегда нас здесь оставила?
   - Это утверждение верно на девяносто восемь процентов, - кивнул Арти.
   - Но детекторы! - вмешался Лин. - Их же не сняли! Мы же можем вернуться в любой момент!
   - Присутствие детектора плюс отсутствие совести - самая короткая дорога обратно, - согласно кивнул Арти. Дзеди поднял на него изумлённый взгляд. - Лин, дорогой мой, пойми, что мы не можем вернуться. Не имеем права.
   - Но почему? - Лин был удивлён до крайности.
   - Ты хочешь этим... можно сказать, что людям... показать дорогу домой? К нам домой?.. - в голосе Арти звучало ехидство. - Может, отведёшь их туда за руку?! Ты имеешь представление о том, какой след в энергетическом поле оставляет детектор? Это тебе не Дом, мой милый. Это в Доме всё пронизано такими полями, поэтому отдельное поле фактически невозможно выделить из фона. А здесь? Здесь оно спокойное, нетронутое, понимаешь? Кстати, в коридорах я не раз засекал людей, чувствительных к подобным возмущениям и способных их распознать. Удивительно, что до сих пор ещё...
   - Постой, - прервал его Дзеди, - значит детектором пользоваться нельзя?
   - Ни в коем случае, - кивнул Арти, - ты правильно меня понял. И думать об этом забудьте. Ходить только пешком.
   - Ты прямо как Айкис, - обиделся Лин. - То - нельзя, это - нельзя...
   - Я только начал, - ответил ему Арти. - "Нельзя" ещё очень много.
   - И что ещё? - обречено спросил Лин.
   - Отвечать на любые вопросы, которые касались бы Дома. Ни на какие, вы поняли? Они и по намёкам поймут всё, что им нужно. Кстати, не отвечать никому, то есть даже если человек, задающий вопрос, вам симпатичен.
   - А если - очень? - спросил Лин.
   - Даже если "очень". Особенно - если "очень". Ты удовлетворён?
   - Вполне. Продолжай.
   - Спасибо. Следующее. Не говорить ни с кем о нашей работе.
   - Подумаешь, секрет, - отмахнулся Дени, - чего там интересного?..
   - Для тебя - ничего, но для местных жителей... для них ты - клад, сокровищница знаний. Ты скоро в этом убедишься, мой дорогой. Я уже видел некоторые предпосылки.
   - Это почему это их заинтересует наша работа? - спросил Лин.
   - Да потому, что их уровень несоизмеримо ниже нашего. Понятно?
   - Понятно, - Дзеди кивнул. - Но может и не заинтересовать, ведь так?
   - Так, - легко согласился Арти, - но посмотрим. Не будем торопить события. И ещё. В присутствие посторонних говорить только на русском.
   - Это ещё зачем? - опешил Лин.
   - Чтобы у них не было возможности проанализировать наш язык и понять, о чём мы беседуем между собой.
   - Если кто-нибудь возьмётся анализировать рауф, - заметил Лин, - я посмотрю, что у него получится! Кто сможет проанализировать полуинтуитивный язык, в котором правил больше, чем слов в словарном запасе среднего обывателя?.. Нет, Арти, это нереально. Я сколько лет на нём говорю, а со всеми правилами так до конца и не разобрался. Ты думаешь, что они способны?..
   - Давай всё же подстрахуемся, - попросил Арти, - тебе самому спокойнее будет. Всё понятно?
   - В общих чертах, - Дзеди поднялся на ноги и принялся мерить шагами камеру.
   - Арти, а как ты думаешь, есть хоть какой-то шанс, что нас заберут обратно? - спросил Дени.
   - Ты хочешь правду? - по выражению лица Арти было невозможно ничего понять. Дени кивнул. - Такого шанса нет. Удовлетворён?
   - Почему? - Лин больше не улыбался, на лице его проступило выражение горестного изумления.
   - Точно не скажу, но чувствую, что нет. Обычно интуиция меня не подводила. - Арти пожал плечами и добавил: - До сих пор не подводила.
   - Ребята, это же всё из-за меня! - Дзеди покачал головой. - Не понеси меня тогда нелёгкая через Эстен, не вспомни я про эту гряду, что перед Ролом...
   - Да ладно тебе, - утешил его Лин, - не переживай. Мы же все это сделали, не ты один. Да и не могли мы этих бедолаг там оставить, ведь правда, ребята?
   - Правда, - отозвался доселе молчавший Ноор, - не по человечески бы это было. Вот только...
   - Что? - спросил Дзеди.
   - Почему она так с ними поступала? - спросил Ноор. - Зачем ей было нужно их...
   - ...их что? - теперь все смотрели на Ноора, и он продолжил:
   - Зачем ей нужно было их убивать?..
   - С чего ты взял, что она?.. - начал Лин, но Арти его прервал:
   - Мы не успели вам сказать тогда, но... пока вы их выводили, мы с Ноором проверили помещение. И нашли утилизатор. В нём - одна органика. Ну, не совсем одна... восемьдесят девять процентов. Я подозреваю, что всё остальное - это одежда. А эти восемьдесят девять...
   - Боже, - шепотом сказал Дзеди. - Почему вы раньше не сказали?
   - Мы думали. - Арти побарабанил пальцами по столу. - За Ноора я, конечно, не отвечаю, но я сам...
   - Тогда всё ясно, - заключил Дени. - Зачем ей свидетели? А в совете у неё столько знакомых, что пальцев на руках и ногах не хватит. Вот от нас и избавились. Я правильно понял?
   - Почти, - Арт кивнул, - есть ещё одна маленькая деталь. Совета, как такового, не было. По крайней мере, мы на нём не присутствовали. Так?
   - Так, - согласился Дзеди.
   - Смею предположить, что его не было вообще, - подытожил Арти, - а вопрос с нами был решён на несколько более высоком уровне.
   - Вечные? - удивился Лин. - Неужели они могли оправдать её и так поступить с нами? Это невозможно...
   - Вполне возможно. Вы всё поняли?
   - Арти, что же нам теперь делать? - тревога, прозвучавшая в голосе Дзеди, заставила остальных повернуться к нему. - Если рассуждать, опираясь на то, что ты сейчас сказал, то... у меня пока выходит вот как: мы должны соблюдать осторожность и не выдавать никакой информации ни о себе, ни о своей работе; мы не должны вступать ни в какие контакты и разговоры; мы должны просто сидеть и терпеливо ждать... чего?! Скажи, ради Бога!
   - Если бы я знал, - вздохнул Арти. - Пока я понял, чего делать нельзя. И никак не могу понять, что же всё-таки делать можно.
   - Ну, хоть поприкалываться-то разрешишь? - жалобно вопросил Лин. - А то такая скука...
   - Не переходя пределов разумного - можно, - сжалился Арти. - Только никого не зли. Понял?
   - Ладно, - Лин поднялся со стула. - Пошли по домам, что ли? Спать охота...
   - Пошли, - согласился Дени. - Арт, мы уж последний раз по координатам проскочим, хорошо?
   - Естественно, - Арт улыбнулся, - пусть дорога будет интересной и приятной!
   ***
   Опасность. Вот что он понял. Прошло ещё сколько-то времени. Вначале было странно - к ним в камеры приносили еду, всегда в одно и то же время, смену постельного белья; их три раза в неделю водили в душ. Но с ними никто не разговаривал и вообще не проявлял к ним интереса. Так продолжалось почти три месяца. За это время они несколько раз собирались в комнате Арти, Лин потешался над всё более мрачными прогнозами, которые тот высказывал.
   - Ведь ничего не происходит, - с жаром доказывал Лин, - подержат - и обратно!
   - Нет, - возражал ему Арти, - нет! Они отпустили нам сколько-то времени на адаптацию. И это время заканчивается.
   Арти оказался прав. Ещё через месяц появилась бумага.
   Её принесли в комнаты утром, ясным морозным солнечным утром. Принесли совершенно новые люди, не те, что носили еду, не охрана.
   - И что нам с этим делать? - полюбопытствовал Лин, который к тому времени освоил язык на вполне приличном уровне.
   - Пишите, - ответил ему человек и положил пачку бумаги на узкий стол, стоящий у окна.
   - Что? - спросил Дзеди. Его кольнуло неприятное предчувствие.
   - Всё, - и человек удалился.
   - Ничего не понимаю, - сказал Лин. - Сразимся?
   - А как же! - в тон ему ответил Дзеди.
   До вечера они вспомнили почти все игры, которые можно было осуществить с помощью бумажного листа - от тривиальных крестиков-ноликов, практикуемых, вероятно, во всей обозримой и необозримой вселенной, до моделирования трёхмерного боя "скивет", в который играть на бумаге оказалось весьма сложно. Ночью, пока они спали, листы бумаги кто-то унёс, а взамен исписанных появились новые.
   - Вот нахалы! - возмутился Лин. - Мы эту партию вчера не закончили, а они...
   - Ничего, у нас бумаги ещё много, - утешил его Дзеди, - сегодня я тебе, так и быть, дам фору...
   - Это ещё кто кому даст! - Лин хлопнул ладонью по столу. - Это я тебе дам!
   Этот день прошёл точно так же, как и предыдущий. И ещё несколько недель происходило то же самое - безделье днём... и исчезающие по ночам листы. В камере Дени и Ноора происходило примерно то же самое, с некоторыми вариациями, правда незначительными. В камере же Арти стопка бумаги, принесённая в первый день, лежала нетронутая и потихонечку покрывалась пылью.
   Исчерпав свои игровые возможности, Лин вспомнил про искусство, которому обучился в посёлке. Сложенные из бумаги кораблики, журавлики, лягушечки и прочая дребедень скапливалась в комнате во всё больших и больших количествах. На вопрос охраны: "Что это значит?" Лин невозмутимо ответил:
   - Оригами. Понятно?
   - Понятно, - ответил один из охраны.
   Больше вопросов на эту тему не возникало. А через неделю бумагу перестали приносить. И снова потянулись пустые, ничем не заполненные дни. А потом Арти обнаружил в своей камере следящую аппаратуру, очень примитивную, грубо сработанную... но перепугался так, как никогда в жизни. И в срочном порядке созвал всех на совет.
   - Они начали, - Арти был бледен, но полон решимости, - удвойте осторожность!
   - Хорошо, Арт, мы постараемся, - Лин ободряюще улыбнулся и похлопал друга по плечу. - Ты только нами руководи по мере возможности, а мы не подкачаем. Пойдёт?
   - Конечно. Постарайтесь не делать глупостей, особенно ты, рыжий. И проверьте свои комнаты. Сумеете?
   - Наверное, - Дзеди пожал плечами. - А как ты это делал?
   - Для начала простучите стены. Только аккуратно. Потом... зеркало у вас там есть?
   - Было, - сказал Дени.
   - У нас тоже, - добавил Лин.
   - За зеркалом посмотрите... и на стенах все неровности и странности проверьте. Отключить сможете?
   - Конечно, - Дзеди поднялся. - Потом - к тебе?
   - Да. - Арти тяжело вздохнул. - Хотя, конечно, всё это уже без толку.
   - Почему? - не понял Ноор.
   - Они видели, как вы выходили, - ответил Арти, - и, вероятно, не единожды. Остаётся только одно...
   - Что? - спросил Дзеди.
   - Можно попробовать дать им понять, что все ваши хождения возможны только с моим участием.
   - Зачем? - спросил Лин.
   - Чтобы хоть как-то оградить вас от лишних расспросов.
   - Но почему - только с твоим? - на лице Дени было написано непонимание.
   - Посмотри на себя в зеркало, а затем посмотри на меня. Если ещё вы хоть как-то похожи на местных, то я... - Арт усмехнулся и добавил: - я слишком другой, меня они боятся и все аномальные проявления списывают на мою скромную персону. От души надеюсь, что и на этот раз номер пройдёт.
   - А что, и до этого?.. - начал Дзеди, но осёкся. - Конечно, как я мог забыть. Ты же сканировал их, они могли заметить...
   - Они и заметили, - Арти улыбнулся, - слежку, вероятно, установили немногим позже... Послушайте, ребята! Мы здесь уже полгода, я думаю, вы все поняли, что это - надолго. Не хочу говорить о плохом, но вам, скорее всего, придётся прожить остаток своей жизни здесь... не перебивай, Лин! Я ещё не закончил!.. Так вот. Запомните! Что бы с вами не происходило, что бы ни случилось - не позволяйте им вытянуть из вас что-либо, касающееся Дома и вашей прежней жизни. И, конечно, работы. Это - первое. Второе. Держитесь друг друга! Только так вы сможете выжить. Ясно?
   - Ясно, - ответил за всех Дзеди, - не ясно только одно: почему ты всё время говоришь "вы"? А сам ты? Что будет с тобой? Почему ты разделяешь себя и нас?
   - Я уже говорил, Дзеди, - Арти подошёл к Дзеди и глянул тому прямо в глаза своим пронзительным светло-зелёным взглядом, - я другой. И ты это знаешь. Тем более что они уже разделили нас, поселив в разных камерах. Или ты этого не заметил?
   - Не ехидничай! - Лин тоже подошёл к Арти. - Ну и что? И потом почему - остаток жизни?! Мне, к примеру, только девятнадцать; Дзеди двадцать, а остальным, включая, кстати, тебя, и того меньше! Ты, между прочим, младше нас всех.
   - Самый младший не означает самый глупый, - заметил Арти. - А тебе, Дзеди, я могу дать один дельный совет на будущее.
   - Это какой? - нахмурился тот.
   - Даже два. Первый: самый старший - не обязательно самый умный, а второй - самый старший - не обязательно самый ответственный. Всё, мои дорогие. Расходитесь по своим камерам и готовьтесь в самом скором времени их покинуть.
   - Почему? - Лин уже потихонечку бесился, остальные это заметили. - Откуда ты всё знаешь?
   - Я просто подслушал разговор в коридоре, - пожал плечами Арти, - через несколько дней нас переводят в другое место.
   - Зачем? - спросил Дзеди.
   - Говорят, что мы не идём на сотрудничество и поэтому к нам разрешено применить какие-то меры воздействия.
   - Какие меры? - спросил Дени.
   - Не знаю, - Арти покачал головой, - про это они не говорили.
   - А куда нас переводят? - спросил Ноор.
   - Не всё ли равно, правда? - Арти глянул в тёмное окно. - Здесь везде одно и то же. Какая разница?..
   - Арти, а ты не боишься? - взгляд Дзеди потяжелел, в голосе зазвучало напряжение.
   - Нет. Я придерживаюсь одной доктрины, которая гласит...
   - Только не философствуй, ради Бога! - Лин возвёл глаза к потолку. - Лучше расскажи, что ещё ты подслушал?
   - Да, собственно, больше ничего.
   - А если сказать правду? - ни с того, ни с сего спросил Дзеди.
   - А если правду, то они решили вытянуть из нас то, о чём я говорил, любым способом. Это дословно. Только я не знаю, зачем тебе это понадобилось? Если хочешь что-то узнать, не привлекая лишнего внимания, тогда проникай в мысли и действуй.
   - Я не умею, - мрачно сказал Дзеди.
   - Учись, - предложил Арти.
   - А я? - возмущённо спросил Лин.
   - И ты тоже, - добавил Арти. - И все остальные. Это не так трудно, как может показаться на первый взгляд, а в жизни вполне может пригодиться.
   - Только вот не пойму, зачем, - встрял Дени. - Я никогда в жизни ни от кого не прятался, не скрывался. И не собираюсь так поступать в дальнейшём...
   - Ты просто-напросто никогда в жизни своей не сталкивался с насилием, - жестко сказал Арти, - у тебя поэтому и сложилось столь примитивное мнение на этот счёт...
   - Я сталкивался, - заметил Дзеди. - И Лин - тоже. Однако мы превосходно обходились без таких крайних мер.
   - Это где же ты с ним сталкивался? - прищурился Арти.
   - А кого высылали в посёлок?! - ощерился Лин.
   - А кому Ноор расквасил лицо на поединке?! - возмутился Дзеди.
   - А кто получил по полной программе за подводную лодку?!!! - заорали они в один голос.
   - И вообще, ты не прав, - добавил Дзеди, немного остыв. - Мы-то как раз сталкивались.
   - Это было не насилие, а детский лепет, - отрезал Арти. - Тоже сравнили...
   - Откуда ты всё знаешь? - в который уже раз спросил Дени.
   - Да не знаю я ничего! - взорвался Арти. Дзеди удивился - он впервые видел Арта в таком состояние. - Я тут нахожусь наравне со всеми вами, если ты не забыл. Я только думаю всё время и пытаюсь, по мере сил, делать какие-то выводы из того, что я вижу и слышу. Кое-что я чувствую, ещё до чего-то дохожу своим умом, что-то додумываю... Понимаешь, мне это всё очень не нравится, и... моли Бога, чтобы я оказался не прав!
   - Арти, мы все знаем, что голова у тебя светлая, - примирительно сказал Дзеди, пожимая плечами, - но всё-таки может же так случится, что на этот раз ты ошибёшься...
   - Дай Бог, Дзеди, - Арти низко опустил голову и еле слышно добавил, - вот только зачем тогда вся эта бодяга с микрофонами в стенах и камерами за зеркалом... и причём тут бумага, на которой было предложено писать всё. Что - "всё"? Никто не знает. И почему я всё время ощущаю угрозу...
   - Ладно тебе, Арти, - Дени подсел к другу и обнял его за плечи. - Мы же все вместе. Всё нормально будет, вот увидишь...
   - Не стоит меня успокаивать, Дени, - Арти вздохнул. - Я и так спокоен. Мне, если что случиться, есть, куда деться, а вот вам...
   - Куда это ты денешься? - полюбопытствовал Лин.
   - А у нашего Арти среди Вечных друзья завелись, ты разве не знаешь? - в тон ему ответил Ноор. - Ведь так, Арти?
   - Не так. И не будем об этом. Но факт остаётся фактом. Вы, в отличие от меня, беззащитны.
   - Мы ещё посмотрим, кто тут беззащитный, а кто - нет, - пообещал Дени.
   - Мы с Лином - к вашим услугам, - галантно предложил Дзеди.
   - Арти, если хочешь кого спасти - можешь начинать сейчас. Спаси меня от скуки, пожалуйста, - вежливо попросил Лин. - А то я прямо загибаюсь. Я на Дзеди уже всё перепробовал - и ничего. Этому уже на всё наплевать.
   - И всё ты врёшь, - обиделся Дзеди, - кто вчера с тобой весь день считал деревья и слушал твой бред о том, что они бегают? Не я, что ли?
   - Это - фигня, - отмахнулся Лин. - Охранников ты считать отказался.
   - Он же только один.
   - А интереснее думать, что их там много, - доверительно сообщил Лин, - я вот попробовал сосчитать, сколько их прошло мимо камеры за день...
   - И сколько? - спросил Ноор.
   - Я сбился со счёта на двадцать восьмом, - гордо сообщил Лин.
   - А я - на тридцать четвёртом, - ещё более гордо ответил Ноор.
   - Я же говорил, что их там много! - радостно сказал Лин. - А вы мне не верили! Вот Ноор тоже считал...
   - Тот ещё придурок, не хуже тебя, - проворчал Дени. Дзеди согласно кивнул.
   - Небось, просил тебя помочь посчитать охранников, пока он считает деревья? - проницательно спросил Дзеди. Теперь пришла пора Дени кивать, что он и сделал. - Вот-вот... а потом полночи ругался из-за того, что он, якобы по твоей вине, сбился со счёта?
   - Точно. А ты откуда знаешь?
   - А я подслушал, как они сговаривались, - объяснил Дзеди и тут же получил от Лина оплеуху. - Так всегда, - пожаловался он, потирая щёку, - за правду больнее всего достаётся...
   - Тебя вообще надо выпороть, стукач! - Лин надулся. - Всю малину изгадил...
   - Ты сам кому хочешь изгадишь не только малину, но и всю жизнь в придачу. Я из-за тебя полночи не спал, между прочим!
   - И я! - взревел Дени. - А ну-ка вздуем этих негодяев!
   - Лин, бежим! - Ноор ликовал, он был в превосходном расположение духа. Он схватил Лина за руку и они скрылись в стене. Дзеди и Дени улыбались им вслед.
   ***
   Арти, как всегда, оказался прав. Не прошло и недели, как в один из пасмурных дождливых вечеров за ними пришли. Их всех вывели из камер и повели по длинному узкому коридору прочь, к выходу. Дзеди вдруг почувствовал, что ему больше не суждено вернуться обратно и его вновь, уже в который раз, укололо нехорошее предчувствие. Тем более что этому были и другие причины. Те же охранники перестали себя вести так, как раньше - исчезли вежливость и обходительность, а взамен них появилось что-то новое. Грубые, отрывистые команды, скупость движений, деловитые, отрешённые лица... Охранники и конвоиры словно сбросили с себя надоевшие маски, и Дзеди очень не понравилось то, что он под этими масками увидел.
   Их вывели на улицу. Холод и непогода, слякоть и темнота кругом.
   - Лицом к стене, руки за голову, - скомандовал конвоир. Они повиновались, даже Лин, у которого вдруг пропала всякая охота острить. В этом неудобном положение они простояли минут десять, пока не подошла машина. Она была точной копией той, на которой их привезли в это место и Дзеди понял, что дорога не займёт много времени. Видимо эти примитивные механизмы служили для поездок на небольшие расстояния. Их затолкали в кузов, предварительно сковав руки наручниками (поняв, что с ним делают, Дени поразился, но возражать не стал, решил не связываться), и машина тронулась. В кузове её было холодно, откуда-то сквозило, плохо пахло. Они сели на пол, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться, и принялись шепотом обсуждать своё нынешнее положение.
   - Куда это они нас? - спросил Ноор. - Арти, ты же у нас всё знаешь... может, ты в курсе?
   - Нет. Я вам тогда рассказал всё, что сумел подслушать.
   - А они не говорили про то, что с нами собираются делать?
   -... нет, я же сказал.
   -...или про то, что им от нас нужно? - закончил за всех Лин.
   - Нет. Речь шла о каких-то мерах воздействия. - Арти передёрнул плечами. - До чего же здесь холодно, что за дурацкая планета...
   - Планета-мать, планета-исток, - менторским тоном произнёс Лин. Дзеди усмехнулся, и Лин продолжил, вдохновлённый таким проявлением одобрения, - вы, не смотря на то, что родились вдали от неё, обязаны знать, какие обычаи, какие культурные традиции, какие...
   - Лин, заткнись, - попросил Дени.
   - Вот ещё! - отмахнулся тот. - Так на чём я?.. А! Какие языки там существуют. Вы обязаны бережно хранить в своей памяти...
   - Лин, чёрт возьми! - взорвался Дени. - Ты сегодня замолчишь?
   - Я просто хотел вспомнить самое начало курса лекций по истории переселения и субкультур. - Лин пожал плечами. - Я не виноват, что у меня память такая хорошая.
   - Ты бы лучше нашёл в своей памяти, что такое "меры воздействия", - попросил Ноор. - А то я так не могу долго. В неведение, то есть...
   - Вряд ли это что-то хорошее, - заметил пессимистически настроенный Дзеди. - Ты же видел, как они с нами сегодня обходились...
   - Но и вряд ли что-то плохое, - Дени, как всегда, старался быть оптимистом. - Мы им всё-таки нужны...
   - А ты что скажешь, Арти? - спросил Ноор. Машину сильно тряхнуло на ухабе, Лин шепотом выругался.
   - Я уже говорил. Посмотрим, зачем торопить события.
   - А кто их торопит? - Арти осторожно отодвинулся подальше от стенки кабины и произнёс: - Только не вздумайте бежать или ещё как-то им сопротивляться.
   - Почему, Арти? - Дзеди старался говорить тихо.
   - Ты пока не поймёшь, прости. Просто делайте то, что я говорю. Всё равно уже поздно что-либо менять.
   - И что, нам теперь на всю жизнь... здесь? С этими? - Лин кивнул в сторону кабины. Хотя они говорили на рауф, Лин тоже не повысил голоса, опасаясь, что их могут подслушать. Беспокойство Арти постепенно овладевало всеми.
   - Да. Похоже, мы подъезжаем, - заметил Арти.
   - Слушай, а здесь нас тоже сунут под замок? - ехидно поинтересовался Ноор. - Или как?
   - А как же! - Дзеди улыбнулся и потряс скованными руками. - В эти... как их там? Арти, подскажи.
   - Камеры, естественно, - вздохнул Арти. - Ты потише, хорошо?
   - Ладно, - Дзеди снова сел на пол и привалился плечом к стенке кабины.
   ...Они и впрямь подъезжали. Если бы они имели возможность хоть на минутку выглянуть наружу, они бы увидели подсыпную дорогу, окруженную лесом, состоящим преимущественно из осин и берёз, сумевших выжить на сильно заболоченной почве. Дорога упиралась в железные ворота, крашенные в унылый зелёный цвет, над воротами нелепым выростом стояла сторожевая вышка. Примыкавший к воротам забор был поверху опутан колючей проволокой аж в три ряда. Темнота, сошедшая на землю ещё несколько часов назад, систематически разрубалась надвое всевидящим лучом огромного прожектора, расположенного на другой вышке, стоящей в глубине территории. И если бы они могли прочесть название, табличку, висящую над дверью уродливого, приземистого двухэтажного здания из серого бетона, они прочли бы что-то уже совершенно непонятное. Табличка гласила "Пошивочные мастерские. Филиал отдела снабжения ВС СССР". Обилие охраны наводило на совершенно недопустимые для советского человека мысли о том, к примеру, что родина изобрела какой-то сверхъестественный фасон военной формы, и теперь старательно прячет это достижение народного хозяйства от посторонних глаз. К примеру, шпионских. Впрочем, никто из посторонних при всём желании не смог бы пробраться в эту запретную зону, даже если бы очень этого захотел. С трёх сторон забор выходил на болота, тянувшиеся по стылым лесам не один десяток километров. Одна-единственная не заболоченная сторона была защищена не хуже, чем иные стратегические объекты. Если не лучше. Мало того, даже те военные, которые с озабоченным видом проверяли у приехавших документы, даже те, что торчали у входа в здание "пошивочных мастерских" и сидели на вышках с заряженными АКМ в руках, не знали, что они охраняли. Внутрь здания их никто никогда не впускал. Их привозили из самых разных частей на дежурство, а по холодному времени те, кто ждал, когда придёт за ними машина, чтобы увезти обратно в родную часть, имели право погреться вnbsp; - Посмотри на себя в зеркало, а затем посмотри на меня. Если ещё вы хоть как-то похожи на местных, то я... - Арт усмехнулся и добавил: - я слишком другой, меня они боятся и все аномальные проявления списывают на мою скромную персону. От души надеюсь, что и на этот раз номер пройдёт.
караулке, что стояла на проходной. И всё. Впрочем, внутрь здания никто и не стремился.
   Машина въехала по пандусу внутрь. В тот момент, когда они пересекли границу, отделявшую улицу и внутренние помещения, Арти вздрогнул и, поморщившись, словно от боли, вдруг едва слышно прошептал:
   - Я отсюда живым не выйду.
   - Почему, Арти? - спросил Дзеди.
   - А ты не чувствуешь?
   - Эманации... структура... - Дзеди задумался и добавил: - почти так же, как и везде здесь...
   - Уровень Быка, - вздохнул Арти, - низкий порог различения, несовершенство воспринимающей системы... Активизируй все рецепторы. Постарайся подняться хоть немного выше. Да опомнись же ты, наконец!
   - О чём вы? - спросил Лин.
   - О Господи! - лицо Арти исказило отчаяние. - Это же смерть, идиоты!
   - С тобой всё в порядке, Арти? - Дени с участием заглянул Арти прямо в глаза.
   - Я, кажется, понял, - неуверенно начал Дзеди, - ты имеешь в виду...
   - Молчать, - приказал Арти, - кто-то идёт. Ни звука.
   Дверь машины открылась и они увидели, что находятся в скудно освещённом помещение с низким потолком, серыми бетонными стенами, и полным отсутствием окон. Двое людей с автоматами наизготовку не добавляли этому месту очарования. Один из них ткнул стволом вначале в сторону кузова, а затем указал им же куда-то в сторону. Просто и ясно, без изысков. На выход.
   - Лицом к стене, руки за голову, - приказ был подкреплён тычком стволом автомата в спину, охраннику не понравилось, что Ноор замешкался. Глаза Ноора нехорошо сверкнули, он мгновенно изготовился к прыжку. На его счастье, это заметил Арти.
   - Ёт соре! - повелительно крикнул он. - Ноор, ёт соре!
   Ноор неохотно повиновался. Это было к лучшему, теперь угрозу этого места почувствовали все, тем более что речи Арти, хоть и встречали часто скептическую реакцию, делали своё дело. Они покорно выстроились у стены, ожидая, что же будет дальше.
   - Вперёд, по одному, - приказал охранник, - не задерживаться.
   Его приказание было бы исполнено, но тут Лин, из чисто научного интереса, как сам он позже объяснял, остановился, нагнулся и принялся поправлять шнуровку на ботинке. За это он получил весьма чувствительный удар прикладом между лопаток. Лин неспешно распрямился и спокойно посмотрел охраннику прямо в глаза. От такой наглости тот немного опешил, однако ему на помощь пришёл второй охранник.
   - Вперёд, - сказал он, - шевелись, гнида!
   Их вывели из полуподвального помещения и по коридору, в котором почти не было дверей, (Дзеди насчитал всего три) провели к новому месту их пребывания. Комната, в которой они очутились, была тесной для пятерых, метров двенадцать. В неё кое-как были впихнуты пять кроватей с продавленными панцирными сетками, на которых лежали несвежие полосатые матрасы. Ни стульев, ни стола в комнате не было. Узкое грязное окно, опять же зарешеченное, выходило во двор и они могли наблюдать за перемещениями охранников, видеть въезжающие машины, и то, что здесь, видимо, называлось свободой - облетевший лес, выглядящий крайне неприглядно, да полоску дороги, скрывающуюся за тёмными стволами. Поворот - и нет её, словно и не было вовсе...
   - Это уже слишком! - Лин, когда дверь за охранниками закрылась, наконец дал волю своему гневу. - Скотство какое! Да я его...
   - Остынь, рыжий, - попросил Дзеди, - ты сам виноват. Он же приказал идти...
   - И что?! Я что - не шёл? Подумаешь, шнурок развязался...
   - Ничего у тебя не развязалось, - сказал Арти, - ты специально нарываешься.
   - А пусть и специально! - огрызнулся Лин. - Он не имел права...
   - Ты не дома, - напомнил Дени.
   - И что с того? Почему этот хам...
   - Лин, ты - дурак, - проникновенно начал Дзеди, - ты же видел, что было с Ноором. Зачем ты его провоцировал?
   - Я хотел узнать, что получиться, - Лин уже успокоился, теперь он был просто расстроен.
   - И что получилось? - ехидно спросил Ноор.
   - Спина болит, - признался Лин, - правда, когда меня во время регаты приложило гиком...
   Он не договорил. Замок в окованной железом двери щёлкнул, в комнату зашёл охранник и остановился на пороге, внимательно рассматривая всех пятерых. Взгляд его остановился на Арти, он замер, явно находясь в нерешительности, но опомнился на удивление быстро.
   - Кто из вас Арт? - спросил он. Арти встал и слегка опустил голову, представляясь. - На выход.
   Арти кинул быстрый, еле уловимый взгляд на друзей и с непроницаемым выражением на лице вышел, следом за ним вышел и охранник. Дверь снова заперли. С минуту все ошарашено молчали, а потом Дени произнёс:
   - Куда это они его?
   - Я почём знаю, - на лице Дзеди было написано сильнейшее беспокойство. - Мне это не нравится...
   - Может, выломаем дверь? - предложил Лин, любивший действовать быстро.
   - А правда? - поддержал его Ноор. - Дени, ты как?
   - Вам бы только ломать, придурки! - огрызнулся Дени. - Не мешайте думать...
   - Я предлагаю так, - сказал Дзеди. - Ждём несколько часов... ну, скажем, десять... а после этого ломаем дверь. Согласны?
   - Пойдёт, - Лин вздохнул и сел на койку, сетка противно скрипнула. - Я боюсь за Арти, ребята. Он, конечно, сильный, и всё такое, но...
   - Но здесь слишком много народу, - закончил за него Дзеди. - За это не бойся, Арти считает втрое быстрее всех нас, вместе взятых. Он, в случае чего, сможет уйти.
   - В случае чего? - спросил Ноор.
   - Не знаю, - Дзеди покачал головой.
   - А не посчитать ли нам? - спросил Лин. Ему никто не ответил, поэтому Лин в одиночку подошёл к стене, приложил к ней ладонь, секунду постоял, не шевелясь, словно прислушиваясь, а затем отошёл к окну и замер.
   - Ну что? - спросил его Дзеди через пару минут.
   - Семь выходов, близких - только два, остальные... скажем, вне пределов нашей досягаемости.
   - Где близкие?
   - По-моему, в стенах этой же халупы, - Лин поморщился, задумался и добавил, - а, вот! Ещё один нашёл, семьдесят километров отсюда. Но само по себе место мне не нравится.
   - Почему? - спросил Дени.
   - Там столько всего намешано, не передать. Плохое место, очень грязное. В энергетическом плане.
   - А где здесь чисто? - устало спросил Ноор. - Всё буквально пропитано... - он щёлкнул пальцами, не находя подходящего слова.
   - Тоской, - подсказал Дзеди. - И пустотой.
   - Это ты круто берёшь, - возразил ему Лин. - Может, это только в этой стране... как её там?
   - Россия, - ответил Ноор. - Может быть.
   Последующие три часа они изо всех сил старались чем-то себя занять, только бы не думать постоянно о том, что сейчас происходит с Арти. А на четвёртом часу дверь отворилась, вошёл Арти, и дверь за ним поспешно закрыли. Даже слишком поспешно, отметил про себя Дзеди. Арти подошёл к своей кровати и тяжело, устало сел на неё. И вдруг закрыл посеревшее, осунувшееся лицо руками. Которые дрожали. Это было так не похоже на Арти, что все растерялись. Первым опомнился Дени. Он подсел к Арти и осторожно обнял его за плечи, разворачивая к себе лицом. Тот не сопротивлялся.
   - Что случилось? - с тревогой спросил Дени. Арти не ответил, лишь слабо потряс головой, словно отгоняя что-то невидимое, нереальное.
   - Что такое? - Дзеди сел с другой стороны.
   - Всё плохо, ребята. - Арти, наконец, нашёл в себе силы говорить. - Мы попались. И гораздо крепче, чем я мог предположить. Это... это то самое, что у нас называется злом. Причём в таком проявление...
   - В каком? - Дзеди был напряжён до предела, его затрясло. - Ты хочешь сказать... вообще? Такого не бывает, только в теории...
   - Я не сказал, что оно чистое, - Арти снова вздрогнул. - Просто никто из нас никогда не видел его столь близко. Ни вы, ни я. Если это возможно, поделитесь со мной энергией, кто-нибудь. Он с меня столько стянул... А я сопротивлялся! Боже, как я сопротивлялся!.. Я и не думал, что они бывают такие сильные... их тут всего-то с десяток, но... это их база, если я правильно понял. Незаконная база, они ещё не вошли в соглашение с остальными, и, по-моему, не знают об их существование. Не знают, но догадываются. Формация не из высоких, но до чего сильны... И им очень хочется узнать от нас страшное количество интересующих их вещей.
   - К примеру? - Дзеди сидел, подавшись вперёд и, с всё нарастающим ужасом, слушал Арти.
   - К примеру, как выйти на себе подобных. Как осуществлять качественную связь на больших расстояниях. Как привлечь внимание этих самых себе подобных. С помощью этой самой связи. Он был страшно разочарован, когда узнал от меня, что такой связи не существует. И что мы, в общем-то, не имеем касательства к технике. "Ах да! - заметил на это мой вежливый и на редкость обходительный враг. - Вы же биологи. Вот и поработайте в хорошо знакомой вам области. И вам интересно, и нам полезно. Вы в накладе не останетесь, обещаю". И что же вы можете нам предложить? - спросил я. "Жизнь, юноша. Думаю, она вам пригодится". Я промолчал, и он добавил что-то ещё про хорошую жизнь, сытую, без проблем. "Ведь ваши от вас всё равно отказались, - заметил он вскользь, - неужели вам не всё равно, на кого работать?"
   - А ты что? - спросил Лин.
   - Я сказал, что подумаю.
   - И что ты надумал? - спросил Дзеди.
   - Ты же знаешь, - откликнулся Арти, - ты меня знаешь, Дзеди. Всю мою жизнь...
   - Я понял. - Лин встал. - Ну что ж. Будем сопротивляться, если на то пошло. А что он хотел от нас по части биологии?
   - Догадайся с трёх раз.
   - Воссоздание?
   - В промышленном масштабе. В ускоренном варианте. И срочно. Вы поняли, куда мы попали?
   - Да, - сказал Дзеди. - Более чем. Давай-ка я поделюсь с тобой, Арти. Ты просил.
   - Спасибо, Дзеди, - Арти закрыл глаза и на секунду расслабился. - Спасибо, хватит. Я уже в полном порядке.
   - Если хочешь, я тоже могу... - вызвался Лин.
   - Не стоит.
   - Да ладно тебе!.. У меня много, - похвастался Лин.
   - Это сейчас, - поправил его Арти.
   - А куда она денется? - спросил Лин.
   - Дождись первого же допроса, - посоветовал Арти.
   - Я им не позволю! - ощерился Лин.
   - А кто тебя спросит? - вздохнул Арти. - Ты же знаешь, сколько лет я этим всем занимался...
   - И что? Может, у меня получится? - сказал Лин.
   - Всё может быть. Давайте-ка ложиться спать, время - третий час ночи, - подытожил Арти.
   Они улеглись на кровати, не раздеваясь и попытались заснуть. Именно попытались. Не прошло и получаса, как Дзеди, сев на своей кровати, спросил:
   - Я чего-то не понял, кажется?.. Ты сказал, здесь их база?!
   - Совершенно верно, - откликнулся Арти, - это ты понял правильно. У них тут создана очень крепкая система, если не сказать больше. Они тут оприходовали всё - начиная политической структурой и заканчивая мировыми представлениями. Они внедрились во всё, до чего сумели дотянуться. И, если я правильно понял, эта планета - далеко не единственная, на которой они исхитрились проделать подобное.
   - Ты хочешь сказать, что есть ещё?.. - Дени тоже сел на кровати.
   - Да.
   - А какой цикл? - Ноор перебрался на койку Дени и уселся рядом с ним, чтобы лучше слышать Арти, говорившего в полголоса.
   - Апрох, четыре цикла от нас. Этот сразу понял, из какого лагеря мы... тем более что его, вероятно, кто-то предупредил.
   - Само собой разумеется, - покачал головой Лин, - понятное дело. Не просто так это всё, как я теперь вижу.
   - Вы только не пугайтесь, когда вас будут допрашивать. Это тут, кстати говоря, называется "беседовать". Мой был в маске, манеры имел вполне пристойные, говорил спокойно. Я больше чем уверен, что люди, которые здесь работают, даже не знают, с кем имеют дело. Только может кто-то и обратил внимание на то, что после долгого общения с шефом болит голова и шумит в ушах...
   - Шумит в ушах? - удивился Лин. - Почему?
   - Побочный эффект от сильной энергопотери, повышается давление, - объяснил Арти, - у меня тоже шумело. Потом, конечно, проходит...
   - А у меня от Айкис всегда болела голова, - заметил Дзеди, - интересно, почему?
   - А у меня - задница, - пожаловался Лин. - Она никогда не упускала случая чем-нибудь меня приложить...
   - Да брось ты, - отмахнулся Дени, - вот только что нам теперь делать?..
   - Терпеть, - ответил Арти. - Больше ничего не остаётся. Обратно нам ни в коем случае нельзя. Поняли?
   - Слушай, а они давно здесь? - спросил Дзеди.
   - По его словам - около сотни лет. Не так уж много. Но им вполне хватило времени на то, чтобы развалить эту страну к чертям собачим...
   - А как он назвал эту формацию... то есть, я хотел спросить, как они называют сами себя?
   - Кинстрей.
   - Я запомню, - сказал Дзеди.
   - Захочешь - не забудешь. Отдыхайте, ребята, кто знает, кого из вас потащат туда следующим, - посоветовал Арти.
   - Меня, - вдруг сказал Дзеди. - По праву самого старшего.
   - А почему меня повели первым? - ехидно спросил Арти.
   - По праву самого умного, - парировал Дзеди.
   - Сдаюсь! - Арти улыбнулся. - А ну-ка слушайте приказ самого умного! Всем спать, негодяи! Ради смеха, хотите услышать его последнюю фразу?
   - Ну? - спросил Дени.
   - Ты ещё наплачешься, нелюдь, так и знай! - произнёс Арти спокойным и даже несколько довольным тоном, довольно удачно сымитировав голос своего собеседника. Лин усмехнулся, состроил противную рожу, щёлкнул зубами и, улёгшись поудобнее, через несколько минут заснул. Вскоре спали все, только Арти ещё долго лежал без сна, уставившись в потолок. Он думал изо всех сил, чем он может помочь всем тем, кого любит. Он видел, что они уже встали на путь, по крайней мере двое из них - точно, но при мысли о том, каков этот путь, ему становилось не по себе. Те, кто его вёл, предупредили, что часть этого пути - и его тоже, поэтому Арти и мог с точностью предсказывать, даже несколько предопределять события. Но только относительно себя. "Что будет с ними? - думал Арти. - Меня ведут. А их? Да, я знаю, кто я есть на самом деле. Да, моё будущее предопределено, моё прошлое известно. А Дзеди? Я же чувствую в нём, да и Лине тоже что-то такое... по-моему, они тоже не просто так здесь находятся... Боже, дай мне силы понять, что происходит... и волю, чтобы выдержать это".
   Арти уснул только тогда, когда серенький утренний свет стал несмело смешиваться со светом шестидесяти вольтовой голой лампочки, висевшей под потолком. Лампочка никогда не гасла, а погасить её сами они могли, только разбив или вывинтив - выключателя в комнате не было. Но они пока что этого не заметили.
   ***
   Лин пел. Он сидел на узеньком подоконнике и тихонько что-то мурлыкал себе под нос, наблюдая за повседневной дворовой жизнью. Ходили туда-сюда охранники, кто-то вывел из здания здоровую чёрно-подпалую собаку (Лин никогда не видел таких в Доме), въехала во двор машина, неуклюжая, уродливая; человек с собакой забрались в кузов и машина, сделав по двору круг, выехала за ворота. Натужный вой её мотора был слышен ещё долго, хотя сама она давно скрылась за обнаженными некрасивыми деревьями. К вышке, что стояла где-то за зданием, протопал наряд, вскоре основательно промёрзшая предыдущая смена удалилась в караулку... Тоска, подумал Лин. Правильно сказал Дзеди, всё верно. Тоска и пустота. Зачем мы здесь?..
   Их водили на так называемые "беседы" почти ежедневно, иногда по двое, по трое, но чаще - по одиночке. То страшное существо, с которым довелось встретиться Арти, больше не появлялось. Они разговаривали с совершенно обыкновенными людьми, может, слегка замороченными невесть чем, с немного странной (с точки зрения друзей) позицией и миропониманием, но в общем и целом... люди как люди. Время ползло медленно, словно толстый противный слизняк, и Лин постепенно начал ощущать, что в его душе назревает что-то очень похожее на бунт. Ему всё надоело - и этот проклятый двор, и эти хмурые молчаливые рожи, и эти чёртовы "беседы", суть которых сводилась к одному - им предлагали сотрудничать, причём давали понять, всё явственнее и явственнее - не согласитесь, так заставим. Лин мучался от скуки. И ещё ему очень не хватало Жанны. Он злился на Айкис, которая одним движение руки превратила его устоявшийся, спокойный и весёлый мир, в котором он с таким трудом нашёл себе место, в невесть что...
   Лин стукнул кулаком в окно и пробормотал:
   - Уроды чёртовы, чтоб вам...
   - Это ты про кого? - спросил Дзеди. Он лежал на своей кровати и курил - ему удалось выпросить у конвоира сигарету.
   - Про всех, - ответил Лин. - Надоело...
   - Ещё бы, - вздохнул Дзеди.
   Они пока что были одни - всех остальных увели на очередную "беседу". Почему-то последнее время стали чаще водить парами, видимо в этом был какой-то смысл, которого они, при всём своём желании, не могли понять. А пока Лин и Дзеди маялись.
   Всё стало хуже в последнее время и настроение, и погода, и, как ни странно, еда. Их стали меньше и хуже кормить, Лин удивлялся - почему? Прежние завтраки, обеды и ужины, вызывавшие прежде у Лина лёгкое отвращение и недоумение (как они могут это есть? не пойму...) отошли в прошлое. Теперь же Лин вспоминал о их прежних обедах с чувством лёгкой зависти к себе самому. Еду приносили дважды в день, причём весьма скудную и плохую. Труднее всего, пожалуй, приходилось Дени и Ноору, они, в отличие от Дзеди, Лина и Арти, были крупными, и те порции, которые им давали, если и могли насытить с грехом пополам остальных, этим двоим были явно малы. Ноор и Дени постепенно становились раздражительными и угрюмыми.
   - Неужели вам не понятно? - спрашивал их Арти. - От вас же именно это и требуется, глупые! Сейчас вас немного поморят голодом, а потом вы за тарелку каши продадите Дом. Надо держаться, Дени! И я предупреждал об этом ещё несколько месяцев назад. И про то, что это будет трудно, я тоже говорил.
   Постепенно перед Дзеди стала вырисовываться картина истинного положения вещей. Их новые хозяева оказались умными, расчетливыми и терпеливыми. Те полгода, когда товарищи жили в относительном спокойствие и неведение, были потрачены их врагами на то, чтобы изучить в деталях склонности и особенности каждого пленника. И теперь полученные сведения использовались во всю. Лина и Дзеди старались поймать на скуке, самой тривиальной и простейшей скуке, которую Лин органически не переносил. Дзеди, хоть и владел собой немного лучше, тоже страшно мучался. Им не разрешали читать (вернее, им просто нечего было читать), разговаривать с охраной, их максимально оградили от любых источников информации. Даже на "беседы" их водили реже, чем остальных. Ноор и Дени попались на голод, даже не на голод, а на недоедание. Вот только Арти оставался спокоен и ровен, никакие уловки на него не действовали. Если ему было нужно чем-то себя занять, он просто выходил в астрал и устраивал там себе длительные прогулки, беседы не знамо с кем, бои... Количество и качество еды на его психическое состояние не влияло, равно как и ограниченность круга общения. Если и происходили в его душе какие-то движения, то об этом знал только он сам и никто другой...
   - Дзеди!.. - позвал Лин. - Давай лампочку вывинтим, а?
   - В темноте хочешь посидеть, что ли? - огрызнулся Дзеди. - Тебе надо, ты и вывинчивай. Вот только кончится это тем, что тебе набьют морду. Ты же каждый день калечишь по лампочке, не надоело?
   - А ты можешь предложить что-то ещё? - спросил Лин.
   - Нет, - ответил Дзеди.
   - Тогда давай... - Лин не договорил. В коридоре послышались шаги.
   - Нытики идут, - вздохнул Дзеди.
   - А мы будто лучше, - отозвался Лин.
   В камеру ввели Ноора и Дени, дверь за ними закрылась. Дени зевнул и потряс головой.
   - Тоска такая, - сказал он, не дожидаясь, пока его спросят, как дела. - Всё о том же, будто других тем нету... Поспать что ли до ужина?
   - Можно, - согласился Ноор, - а откуда табаком несёт? - насторожился он.
   Дверь снова открылась.
   - Лин, Дзеди, на выход, - позвали из-за неё. Лин встал, одёрнул рубашку и пошёл на голос. Дзеди сказал:
   - Ну, слава Богу, - и вышел за ним следом.
   Всё тем же коридором их повели к той же комнате. Дзеди с Лином уселись на предложенные стулья и приготовились провести несколько не очень-то приятных часов. На этот раз человек, пришедший к ним, был новым, незнакомым. Прямо с порога он начал:
   - Вы не думайте, я не за тем пришёл, о чём вы сейчас подумали... Это не допрос, мне просто нужен совет... совет специалиста... мне дали всего полчаса. Умоляю, помогите мне, а то меня уволить могут... - он повернулся в сторону коридора и крикнул: - Приведите образец! И побыстрее...
   Лин и Дзеди быстро переглянулись. Дзеди едва заметно отрицательно покачал головой, у Лина в глазах возник вопрос.
   - Тер сихсо рие, - сказал Дзеди одними губами. (Нельзя ему лгать.) Р.
   - Ин кас? (Почему?) Р.
   - Тер, - повторил Дзеди. (Нельзя.) Р.
   - Та рие, - усмехнулся Лин. (Я совру.) Р.
   Их новый знакомый повернул к ним удивлённое лицо.
   - Ничего-ничего, - успокоил его Дзеди, - это мы просто немного поспорили.
   - Можно узнать, о чём?
   - Отчего же. Лин хотел разбить лампочку, которая у нас в комнате. Я запретил. Если бы я умел ругаться по-русски, я бы отругал его на вашем языке, - сказал Дзеди, пристально глядя прямо в глаза своему оппоненту. Он давно заметил, что его взгляд всегда немного пугает незнакомых с ним людей. А уж здешних, неподготовленных, и вовсе приводил в трепет один только вид его вертикальных зрачков. Дзеди улыбнулся, Лин тоже. Два пай-мальчика, все внимание и участие.
   В комнату вошёл охранник, который гнал перед собой... Лин и Дзеди от удивления подались вперёд. То, что привёл охранник, они опознали в одно мгновение. Они были профессионалами, и этим объяснясь их реакция. То, что находилось перед ними, нельзя было назвать человеком. Это явно было изделие местных, неуклюжая пародия на разумное существо, продукт работы здешних биоинженеров. Существо стояло на двух ногах, было одето, имело руки, волосы на голове, но... Этих самых "но" было очень много. Уже после нескольких секунд Дзеди понял, что это существо полу разумное, что оно не полноценно, что если бы они взялись за это, они бы сделали всё не так. Что, в принципе, если здесь немного доработать, изменить технологию, то можно получить вполне приличные результаты... И что ему очень не нравится сама эта мысль... ведь эта раса, Кинстрей, с их помощью может получить огромное количество дешёвой рабочей силы, с которой сможет продвигаться всё дальше и дальше. И он окончательно понял, для чего их тут держат. И ему стало страшно.
   - Вы поймите, у меня тут проблема с речевым центром, - немного заикаясь от волнения проговорил человек. Он открыл портфель, на пол посыпались какие-то бумажки. Человек чертыхнулся и полез под стол, поднимать. Лин и Дзеди тоже опустились на корточки и принялись помогать. Модель, которую пригнал охранник, взирала на эту возню с коровьим равнодушием, не проявляя никакого интереса к их действиям. Дзеди исподтишка рассматривал это существо. Крупная голова, на которой росли реденькие светло-рыжие волосы, бесцветные глаза, короткая шея, длинное туловище, покатые плечи, короткие руки с неуклюжими пальцами без ногтей. Лицо плоское, напрочь лишённое мимики. "В собаке больше выразительности и души, чем в этой твари", - подумал Дзеди, но вслух ничего не сказал. Они, наконец, собрали все бумажки и чинно расселись по стульям.
   - Так вот, у нас такая проблема, - продолжил человек, - мы никак не можем активизировать речевой центр. Ну никак. Эта модель у нас идёт по коду 3/8, то есть третья серия, эксперименты восьмой стадии серии... Они, между прочим, прекрасно слушаются. То есть я хочу сказать...
   - ...что вы не можете заставить "это" говорить, - закончил за него Дзеди. - Вряд ли мы сможем вам помочь. Мы не занимались мозгом, тематика не наша. Мы - генетики, инженеры, у нас - совсем другая область...
   - Я вам сейчас продемонстрирую, - сказал человек. - Лечь! - приказал он модели. Приказание действительно было выполнено немедленно.
   - Пусть так и лежит, - сказал Лин. - Так лучше.
   - А почему он такой худой? - спросил Дзеди. - Вы его что - не кормите?
   - А зачем? - искренне удивился человек. - Они всё равно больше трёх месяцев у нас не задерживаются. Мы новых привозим...
   - Они? - переспросил Дзеди. - Их много?
   - Да. Только на этом предприятие - больше трёх сотен. Мы можем и больше производить, но нам нужна речь... и не только... а это так, экспериментальная серия. Она не в массовом производстве, да мы и не собирались...
   - И сколько же... особей вы делаете для экспериментов? - спросил Лин.
   - Ну, в этой серии - не много. Три тысячи. Они у нас физически слабые в этот раз получились, хоть и более подвижные и разумные, чем все прошлые...
   - Сколько времени у вас занимает воспроизводство? - спросил Дзеди.
   - Около двух месяцев, - ответил человек.
   - Вот вам и ответ на ваш вопрос, - заметил Дзеди, - речевой центр просто не в состояние сформироваться за такой короткий срок. Больше я вам ничего не могу посоветовать. Да и не хочу, если быть честным. Я не в восторге от того, что вы делаете.
   - Я тоже, - вздохнул человек и пожал плечами, - но что поделаешь? Это - моя работа. И я должен её выполнять.
   - Тогда почему вы этим занимаетесь? - искренне удивился Лин. - У нас, если человек не хочет чего-то делать, он этого и не делает...
   - Особенно ты, Лин, - Дзеди посмотрел на Лина с таким выражением, что тот сразу понял - слишком много болтаешь!
   - Ну, я конечно хотел бы валяться кверху пузом на берегу моря... - робко сказал человек, - но это не возможно... Кстати, - оживился он, - а хотите, я его вскрою? И вы тогда сами посмотрите. Может, у вас появятся какие-то идеи?..
   - Нет! - сказали в один голос Дзеди и Лин. Потом Лин добавил:
   - Ни в коем случае!
   - Да как вы можете! - с возмущением сказал Дзеди. - Он же живой!
   - Ну и что? - в голосе человека звучало смущение и некоторая растерянность. - Это же модель, образец...
   - Как это "ну и что"? - не понял Дзеди. - Вы что, не понимаете? Так нельзя. Нельзя убивать живое...
   - Так вы поэтому не едите мясо? - спросил человек.
   - Ну да... и не только, - немного замялся Лин. - Ещё потому, что...
   - Лин, остановись, - попросил Дзеди. - Вряд ли это будет интересно. Скажите, обратился он к человеку, - неужели среди ваших учёных нет ни одного, способного справиться с подобной проблемой?
   - Понимаете, - начал тот, - после ряда событий наш институт... вы представляете, что это такое?.. ах, знаете... претерпел множество кадровых перестановок. После них большинство учёных оказались не у дел. Я, кстати, и не учёный вовсе, так, исполнитель...
   - И где же теперь ваши учёные? - спросил Дзеди.
   - По большей части... их нет. Из тех, кто остался в... ну, в общем, был, к примеру, у нас такой Володя Айзенштат, он, собственно, один и остался... но он уехал, никто не знает, где он теперь...
   - Одним словом, - заключил умный Лин, - он от вас удрал. Что ж, он молодец. Значит, жив только он? Тёмными вы делишками тут занимаетесь, как я погляжу.
   - Вы неправильно поняли...
   - Мы всё правильно поняли, - сказал Дзеди вставая. - И не хотим иметь с вами дел. Ни теперь, ни после. Можете передать своим, что мы впредь не желаем больше беседовать на подобные темы. Ни с кем. То, что вы делаете, отвратительно и недостойно. Вы всё поняли?
   - Я всё понял, мальчик, - человек усмехнулся. - Жизнь по сути своей - отвратительная штука. Только ты этого пока не знаешь. Видимо, твоя прежняя жизнь была другой... у нас иная система ценностей.
   - И какая же главная ценность у вас? - спросил Лин.
   - Жизнь, - коротко ответил тот. - Прежде всего - своя. Прощайте.
   Лин и Дзеди ничего не ответили. Человек ушёл, пришёл охранник и увёл уродливое существо прочь, закрыв на замок дверь. Друзья переглянулись, Дзеди закусил губу и сокрушенно покачал головой. Лин тяжело вздохнул. Обоим после этого разговора было не по себе, как-то муторно.
   - Какая сволочь, - прошептал Лин. - Как так можно?..
   - А ты представь, сколько тут таких же, как этот! - Дзеди вздрогнул, словно от холода, поёжился. - А какой финт, ты только подумай! Он же ценит больше всего то, что больше всего ненавидит.
   - Он боится, - с отвращением сказал Лин. - Как последняя шушера он больше всего боится за себя.
   - Потом поговорил, там охранник идёт, - попросил Дзеди, - ладно?
   - Хорошо, - кивнул Лин. - Обязательно.
   ***
   В комнате происходило бурное обсуждение того, что рассказали Лин и Дзеди. Арт был мрачен, Дени и Ноор постепенно, с новыми подробностями, которые преподносил Лин, приходили в бешенство.
   - Да поубивать их всех за это надо! - орал Дени. - И вы, два придурка, ещё говорили с этой скотиной, вместо того, чтобы размазать его по ближайшей стенке!
   - Дени, не ори! - приказал Арти. - Дзеди, сколько у них особей в серии?
   - Три тысячи.
   - И срок воссоздания...
   - Два месяца. Только это не воссоздание, это что-то совсем другое. Я не знаю, что. Но у нас так не делают. - Дзеди помолчал и добавил: - Жизнь на поток не поставишь.
   - Обычными средствами, - возразил Арти. - Но вот если привлечь какую-нибудь темную гадость, она вполне может ускорить процесс... дать ему требуемый темп и производительность.
   - Но как? - спросил Лин.
   - Я откуда знаю? - пожал плечами Арти. - Я же не тёмный. Пока что прими это, как факт. Может, ты теперь поймёшь, с кем мы имеем дело.
   - Я уже понял, - сказал Лин и побарабанил пальцами по столу. - Что касается меня, то я не скажу им не слова правды. Может, совру что-нибудь... чтоб надолго хватило...
   - Я тебе ещё там сказал, что врать нельзя, - заметил Дзеди. - Но ты у нас, видимо, от природы таков, что спокойно отказаться отвечать не сможешь.
   - Не стоит этого делать, Лин, - попросил Дени. - Ещё, не ровен час, обидишь кого... и как бы чего не вышло...
   - Вот, - поднял палец Арти, - даже Дени понял! А тебе, идиоту, сколько раз не повтори, всё мало...
   - Слушайте, вы! Да подожди ты, Арти, со своими нравоучениями! - Ноор хлопнул по столу ладонью. - Рыжий, расскажи подробней, как эта штука выглядела. Может, мы что и поймём...
   Лин принялся рассказывать, Дзеди изредка его останавливал, поправлял... Постепенно все погрузились в унылое молчание, как раз к тому моменту, когда Лин обнаружил, что рассказывать ему, собственно, больше нечего.
   - М-да... - протянул Дени. - И что теперь, Арти? Опять терпеть молча?.. Или как?
   - Да, мой дорогой. Терпеть. Или ты можешь предложить ещё что-то?
   - Могу! Мы запросто прорвёмся через охрану, выберемся отсюда подальше... Туда, где наши детекторы никто не сможет обнаружить... И там уже будем решать, куда дальше. Вполне вероятно, что и домой. Как тебе такой план?
   - Не пойдёт, - поморщился Арти. - Во-первых, ты не справишься с охраной, их слишком много. Во-вторых, на своих двоих ты далеко не убежишь, нужно ехать на том, что здесь есть, а ты не умеешь.
   - Мне хватит и пяти минут, чтобы разобраться, - заметил Лин.
   - Пяти минут не будет. Времени не будет вообще. Ты пока не умеешь думать, дружок. Поэтому предоставь это тем, кто умеет.
   - Тебе, что ли?
   - Можно мне, - согласился Арти. - Или подумай сам, только остынь немного. Ты принимаешь слишком близко к сердцу то, на что полагается смотреть сквозь пальцы, Лин. Живи легче.
   - Как бы не так, - заметил Дзеди, - будет он тебе жить легче, жди! Он, пока всё тут не разнесёт, не успокоится...
   - Не надо, - ответил Лин, - это ты у нас такой, а я...
   - Не начинайте, - попросил Арти. - Вы как дети, ей Богу.
   - Мы не можем быть "как дети", потому, что мы ими никогда не были, - сказал Дени. - И всё же, Арти, если по делу, если серьёзно... Что ты об этом всём думаешь? И об этой твари, и об этом исполнителе...
   - Я уже говорил. Могу добавить только то, что малейшая ошибка с нашей стороны может очень дорого стоить не только нам, но и...
   - Кому? - спросил Лин.
   - Всему Окисту.
   Лин захлопнул разинутый было рот, да так, что прикусил себе кончик языка. Дзеди чуть не свалился с кровати, когда Дени от неожиданности плюхнулся рядом с ним. У Ноора глаза вылезли на лоб.
   - Теперь объясни, при чём тут Окист? - вопросил Лин.
   - Не понимаешь? Ты сам откуда сюда попал? Из соседней комнаты?! Если ты им расскажешь, откуда ты, они будут этому очень и очень рады. Не изволь сомневаться. Потом они пожелают узнать, как ты сюда попал...
   - А как же Айкис? Она же должна была знать, куда она нас...
   - Она могла знать, она могла и не знать, - отрезал Арти. - Я не Айкис и ответить тебе не могу. Что касается нашего способа передвижения, то она могла и не ставить их об этом в известность... Какие же вы все молодые и глупые, ребята! Слушать вас тошно.
   - Нашёлся, умный, - хмыкнул Ноор. - Хотя этот курьер... ну, когда они поменялись... тот был наш, а потом пришёл другой, и он был уже местный...
   - Соображаешь, - похвалил его Арти. - Эти курьеры могли даже не видеть друг друга, совершенно верно. Кроме того...
   Дзеди слушал и одновременно с этим он пытался выудить из подсознания нечто, насторожившее его в тот день, когда они попали сюда. Это "нечто" не давало покоя, тревожило... И вдруг он понял, что же его смущало. Звуки. Эти странные звуки в глубине леса, те, что предшествовали появлению второго курьера. Далёкие, размытые и отфильтрованные приличным расстоянием... словно кто-то несколько раз резко хлопнул в ладоши. И он понял, что происходящее с ними напрямую связанно с этими звуками. Но остальным ничего не сказал. Решил пока подождать, не торопить событий. Успеется. Пока не стоит. Сейчас речь о другом, и надо максимально собраться, чтобы хорошо справиться с ситуацией.
   - Арти, - позвал он, - может, мы ещё подумаем... и только тогда что-то будем решать?..
   - Ты прав, - Арти кивнул и опустил голову, - решать мы будем потом...
   ***
   Дзеди точно знал, когда это всё началось. Он на всю жизнь запомнил этот день, настолько нелепый и страшный, что он так и не смог потом полностью вписаться в картину его мира. Того прежнего мира, в котором он жил. Тот самый день, когда Лин позволил себе солгать.
   Лина увели на допрос, и он был рад, что его ведут. Последнее время они беседовали с интересным, совершенно нормальным человеком; беседовали на темы, которые не касались ни их работы, ни места, откуда они прибыли, ни предложений сотрудничества. Немного смущало лишь то, что человек этот был, по их меркам, стар, вернее, выглядел старым - ему было больше пятидесяти лет. Его звали Алексей Лукич. Он был врачом, прежде они ни разу не сталкивались здесь с представителями этой профессии, и поэтому проявляли огромный интерес к тому, что он рассказывал.
   Именно потому Лину, которого увели, завидовал даже невозмутимый Арти. Что говорить об остальных! Дзеди шатался из угла в угол, Дени валялся на кровати, уставившись в потолок, а Ноор, сидя на подоконнике, считал ворон (он совсем недавно узнал, что чёрно-серые крупные птицы, которые умудряются себя вести одновременно столь обаятельно и нагло, так называются). А через три часа дверь в комнату открылась и в неё втолкнули, да, именно втолкнули Лина. Тот сделал несколько неуверенных шагов и вдруг опустился на колени посреди комнаты. Только в этот момент Дзеди вдруг заметил, что Лин прижимает к груди левую руку, что он побледнел и страшно чем-то напуган.
   - Что случилось? - Дзеди в мгновенье ока подскочил к Лину и помог ему сесть на кровать. - Что такое?
   - Они мне... - Лин судорожно вздохнул, в его глазах плескалось непонимание и ужас, - руку... раздавили... я же пошутил... больно...
   - Лин, покажи кисть! - потребовал Арти, осторожно, но твёрдо отнимая правую руку Лина от левой. - Чтобы помочь, надо видеть.
   Было похоже, что кисть левой руки Лина со страшной силой сжали. Мелкие кости были переломаны, кожа - местами содрана. Лин не стонал, он лишь повторял раз за разом одно и то же "я не нарочно... я пошутил... я не думал...". Все ошарашено переглядывались, никто не знал, что предпринять. Первым, как всегда, опомнился Арти.
   - Сейчас мы всё поправим, - твёрдо сказал он. - Только вы мне при этом поможете. У меня одного не хватит энергии.
   На самом деле энергии у Арти хватило бы на то, чтобы полностью восстановить руки ста Линам, но он считал, что остальным знать об этом совершенно не обязательно. Они, конечно, и понятия ни имели, что он из себя представлял на тот момент; он и сам до конца этого не понимал. Только в первые годы своей жизни в Доме он был "как все", а потом, когда к нему впервые пришли Вечные, всё в корне изменилось. Но об этом не знал никто. Ни Айкис, у которой он работал всё это время, ни Толу, его подруга, немая девушка, которую он привёз из посёлка и сделал своей любовницей ни смотря на все запреты, ни его друзья. Ни одна живая душа. Кое-кто, в частности Дзеди, смогли увидеть в его поведение некоторые перемены, но усмотреть в этих переменах нечто большее, чем тривиальное взросление, не сумели. Шутки же Дзеди на счёт Вечных имели чисто интуитивный характер, их никто не принимал всерьёз. На самом же деле Арти был одним из редких представителей Третьей силы, силы, управляющей двумя низшими, силы Равновесия... но он был ещё слишком молод и неопытен, чтобы суметь объяснить окружающим, кто он есть. Он учился, но мастером пока что не стал. Его время было пока что впереди.
   - Сядьте так, чтобы казалось, что Лином занимаюсь один я, - сказал Арти. - Дзеди - спиной ко мне, Дени - рядом, Ноор - на пол. Не теряйте физический контакт и постарайтесь максимально сосредоточиться. Всё поняли?
   - Да, - ответил за всех Дзеди.
   - Тогда - начали.
   Несколько минут прошли в молчании, а затем Лин сказал:
   - Хватит... правда, хватит, Арти. Всё уже нормально.
   Рука его и вправду выглядела почти здоровой, хотя и сохранила несильную деформацию - некоторые кости не совсем правильно срослись. Она всё ещё побаливала, но Лин старался не показывать этого. Дзеди хватило одного оценивающего взгляда на эту покалеченную кисть, чтобы понять - играть на гитаре так, как раньше, Лин не сможет. По крайней мере до тех пор, пока руку не приведут в первоначальное состояние. Эта мысль почему-то огорчила его, причём гораздо сильнее, чем должна была.
   - Лин, объясни, как это произошло? - спросил Дени. - Ты что им такое сказал? За что они так с тобой обошлись?..
   Лин принялся рассказывать. Во-первых, в камере для допросов находилось трое "мерзавцев", которые принялись Лину угрожать самым что ни наесть настоящим образом. Во-вторых, они вели себя столь развязно и вызывающе, и употребляли такие выражения, что Лин не понял и половины того, что ему говорили. Через час Лин немного озверел и начал ругаться с ними, от недостатка слов вплетая в свою речь самые изысканные ругательства, которые в превеликом количестве имели хождение на родном Окисте. А потом удачно воспроизвёл некоторые особенно яркие речевые обороты своих оппонентов. У него вежливо спросили, знает ли он, что он сейчас сказал. Лин ответил, что знает. И не преминул добавить, что ему здесь надоело, что они все его бесят, что он им всё равно ничего не скажет, а если и скажет, то они, по своей природной тупости, всё равно ничего не поймут, что...
   - Довольно, - сказал Дзеди. - Что было дальше?
   - Они... ну, они спросили, что значит это выражение. То, которое я у них подхватил. Я сказал... Арти, а нужно повторять?..
   - Бог с тобой, - отмахнулся тот. - Продолжай.
   - Они опять спросили. И опять. Я, конечно, могу перевести... то есть, объяснить, но... - Лин замялся. - Одним словом, я сказал, что не знаю. Вот после этого они и принесли эту железку... - Лин вздрогнул, - и двое... двое меня держали... а третий, самый молодой, между прочим, стал... Нет, не могу! Только вот когда они крутили эту штуку, они меня спрашивали совсем про другое...
   - Например? - спросил Дени.
   - Например, кто такой Арти. Почему у нас с Дзеди вертикальные зрачки. Почему мы отказываемся на них работать... Я отвечал на все вопросы "не знаю" и "не скажу", а они в это время...
   - Я понял. Ты им ничего не сказал? - спросил Арти.
   - Нет, - ответил Лин.
   - Молодец, рыжий. Всё правильно. А с рукой потом разберёмся, не волнуйся.
   Потом, ночью, когда все уснули, Дзеди потихонечку подсел к Лину и потряс его за плечо. Тот повернулся сразу, будто и не спал вовсе.
   - Лин, - едва слышно прошептал Дзеди, - что там на самом деле было?
   - Ты о чём? - так же тихо ответил тот.
   - О том, что с тобой случилось. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в эту байку о том, как ты с ними ругался. Я же вижу...
   - Понимаешь, они спросили, каким образом мы, ну... ты, я и остальные... созданные искусственно, получили разум... чушь, конечно. Я ответил, что не знаю. Они сказали, чтобы я не врал. Я ответил, что работал в другой области. А они сказали, что осведомлены о том, чем мы занимались дома... он так и сказал "дома"... Тогда я поинтересовался, почему они проявляют такую осведомлённость о нашей личной жизни и при этом не знают столь элементарных вещей. А они... - Лин тяжело вздохнул. - Что-то у них не получается, Дзеди. Из-за чего-то они не могут подняться выше того результата, который мы с тобой видели. И поэтому малейшая неосторожность с нашей стороны может привести к чему-то подобному...
   - Боюсь, рыжий, скоро для этого ваша осторожность не понадобится, - вмешался в разговор Арти. - Они обозлились не на шутку. Как твоя рука?
   - В порядке. Спасибо, Арти. Что бы мы без тебя делали?..
   - Не знаю, - пожал плечами тот. - Возможно, не будь меня с вами, ситуация была бы куда проще... для вас. Дело в том, что я вызываю у них двойной интерес, и их можно в этом понять. Вспомните свои первые годы в Доме...
   - Да, это было что-то нездоровое, - поморщился Дзеди. - Нам с Лином прохода не давали года три, если не больше. Пока это всё забылось...
   - Вот именно. А я там до сих пор числюсь уникумом. Не представляю, как там Толу, её без меня изведут. Девочка моя... когда я вернусь?
   Вопрос повис в воздухе. "А когда вернусь я? - подумал Дзеди. - До сих пор я не осознавал до конца, что же случилось. Мы играли. Как дети. Но только до сегодняшнего дня. Бедный Лин! Жених... А Жанна! Как она рыдала, когда нас уводили... ей-то это всё за что?! А Толу? Она не умеет плакать... Она не красивая, но какие глаза... Толу говорит глазами. А я оказался слишком глупым для того, чтобы суметь за всю свою жизнь хоть кого-то полюбить. Или, наоборот, слишком умным. Не знаю. Но мне, по крайней мере, не так больно, как всем остальным. В этом - моё преимущество. И слабость. А ведь, по сути, есть ли смысл в этом возвращение? Кому я там нужен? Почти все, кто любит меня просто за то, что я есть, здесь. По моей вине. Какой я идиот!"
   - Дзеди, перестань, - приказал Арти. - У меня после тебя голова раскалывается.
   - А ты не лезь в мою голову, - фыркнул Дзеди. - Тебе своих мыслей мало? Зачем в моих-то копаешься?..
   - А ну-ка попробуй войти в мои, - предложил Арти. - Я тебе тут картиночку припас... в награду...
   - Я не умею.
   - Я покажу, как. - У Дзеди в голове возникла довольно забавная, но в то же время понятная и почему-то знакомая картина. Как правильно войти в резонанс с полем нужного тебе человека. Как при этом остаться незамеченным... или наоборот, привлечь к себе внимание. Как освободить в чужом мозгу пространство, если передаваемая информация обширна... Как среагируют нервные клетки на правильное вмешательство... и на неправильное. Тут Дзеди ощутил, что в этой информации чего-то не хватает. Она была неполной, и он это знал. Только вот чего не достаёт - так и не понял.
   - Тебе рано это знать, - строго сказал Арти, отвечая на вопрошающий взгляд Дзеди. - Потом.
   - А сейчас?
   - А сейчас - спать.
   - А я не хочу, - сказал Лин. - Не спиться мне что-то последнее время.
   - Спи, - посоветовал ему Арти. - Ещё пожалеешь, что не спал, пока можно было.
   - Откуда ты всё знаешь? - спросил Лин.
   - А я умный. И проницательный. И денег у меня на счету много, про них даже Айкис не знает.
   - У нас тоже есть деньги... не много, правда, но кое-что. Всего она у нас не стащила. Мы потом ещё подзаработаем и вторую яхту построим. Деньги есть.
   - Это хорошо, - похвалил Арти. - Только вы пока что про них можете забыть. Воспользоваться ими вы сможете ещё очень нескоро. И не говори про то, что я прав. Я это и сам знаю.
   ***
   - Выходить по одному! - голос говорившего человека был совсем незнакомый, грубый, резкий. - Лицом к стене!
   - Репертуар у них бедноват, - заметил Лин, выходя вслед за Дзеди и становясь возле стены, как было приказано. - Одно и то же...
   - Лин, заткнись, - попросил Арти. - Без тебя тошно.
   - Вперёд! Около лестницы - остановиться.
   - Куда это нас? - спросил Ноор еле слышно. Ему никто не ответил.
   - Вниз, - приказал охранник. Они повиновались. Остановиться приказали тогда, когда они спустились вниз на шесть пролётов. "Три этажа... мы под землёй, - подумал Дзеди. - Всё верно. Этот тип говорил, что в этом здание не менее трёх сотен этих тварей. Наверху они не сумели бы разместить такое количество... будет логично предположить, что тут не меньше четырёх подземных этажей".
   Комната, в которой они очутились на этот раз, была напрочь лишена чего бы то ни было похожего на мебель. Когда дверь за конвоиром захлопнулась Лин подошёл к ней и стал прислушиваться.
   - Там кричит кто-то, - удивился он. - Не так далеко отсюда...
   - Я, кажется, догадываюсь, кто, - заметил Дзеди.
   - Помолчите, - сказал Арти.
   Дверь открылась. В камеру вошёл человек, швырнул на пол кучу какого-то тряпья неприятного зелёного цвета и приказал:
   - Переодеться! И поживее! - он подтолкнул тряпьё ногой в сторону Арти, который даже не пошевелился. - А ну, быстро! Пока я не разозлился.
   Никто не пошелохнулся. Неизвестно откуда в руках у человека появилась вдруг длинная чёрная плётка, которой он выразительно щёлкнул в воздухе. Все рефлекторно отпрянули.
   - Чего, страшно? - человек улыбнулся. - Кто будет стоять, тому по спине.
   На этот раз они повиновались. С отвращением натягивая на себя эти неудобные и неопрятные вещи, они старались одеваться как можно быстрее. Все молчали, только Дзеди, когда дело дошло до обуви, спросил:
   - Ботинки можно оставить?
   - Ладно, валяй, - разрешил человек. - Значит, так! Вы все идёте в "тим" номер восемь... ну, то есть мой. Кто попробует мне чего вякнуть или ещё чего... Прибью сразу как собаку, ясно? Если говорю "номер три, подойти" ты, - он ткнул пальцем в Арти, - должен со всех ног... понял, недоделанный? Ты и будешь третий. Ты, - он показал на Дзеди, - будешь пятый. И не лыбься, урод! Ты, - палец упёрся в Лина, - седьмой. Ты и ты, - Дени и Ноор переглянулись, - девятый и... этот... а, первый. На выход.
   ***
   Один ужас назывался "тим". Второй ужас назывался "зал". Первый они вскоре научились любить, если возможно назвать это чувство любовью. Второй - возненавидели. Потому, что поняли, куда они попали. Поняли до конца.
   Зал представлял из себя длинное, метров шестьдесят, и довольно узкое, не больше пятнадцати метров шириной, помещение с наклонным полом. В пол были вмонтированы рельсы, по которым перемещалась вагонетка с откидывающимися бортами. В вагонетке лежали так называемые грузы - битые перебитые деревянные ящики с захватами, в которых находились чугунные болванки весом по пятьдесят кило. Ящиков было двадцать. В дальнем углу зала валялись на полу ещё десять ящиков, болванки в которых были уже стокилограммовые. Всё было просто, предельно просто и потому особенно страшно. Полную тележку сталкивали вниз, она с грохотом съезжала по рельсам и со всего хода ударялась в две покрышки от колёс, которые от постоянных ударов лохматились ободранными резиновыми лоскутами. Вслед за тележкой в нижнюю часть зала спускались вереницей "рабочие" (так здесь было принято называть модели, проходящие испытания), они по очереди взваливали себе на плечи тяжеленные ящики и шли с ними в верхнюю часть зала. Ящики сваливали кучей на полу и шли за следующими. Когда ящики внизу заканчивались, надсмотрщик командовал:
   - Тележку наверх! Номер восемь и номер семь.
   Указанные им номера спускались вниз и заталкивали тележку в исходную точку. Подходил надсмотрщик, ставил тележку на тормоз, откидывал борт ("рабочие" этого сделать не могли), ящики спешно укладывали в тележку и она, освободившись от тормоза, съезжала вниз. И всё начиналось заново. За любое неповиновение надсмотрщик запросто мог ударить, здесь применялись чаще всего плётки, вроде той, что была у их первого надсмотрщика, или палки. Неповиновением же считалось всё, что угодно - задержка при погрузке, слишком медленный шаг, неосторожно брошенный взгляд, слово... Кстати сказать, "рабочие", хотя и не умели говорить, понимали многое. В первый же день произошёл такой, с виду незначительный, эпизод. Надсмотрщика кто-то позвал и тот вышел в коридор. Когда дверь за ним закрылась, все до одного "рабочие" разом покидали свои ящики и улеглись на пол. Арти и компания остались стоять посреди зала, недоуменно оглядываясь. Тут Дени почувствовал, что кто-то дёргает его за штанину. Он посмотрел вниз и увидел одного из рабочих. Тот хлопнул рукой по полу - ложись, мол, и отвернулся.
   - Чего это он? - спросил Дени.
   - Он старается тебе сказать, что нужно отдохнуть, - сказал садясь Арти. - Думаю, он прав. Сколько мы здесь часов?
   - Примерно девять, - ответил Лин. - Арти, я устал...
   - Я тоже. Сидите, пока есть время.
   В "тим", комнату, где содержали рабочих, их отвели только по истечении двадцати часов непрерывного перетаскивания ящиков. Ни кроватей, ни даже матрасов в "тиме" не было. Пол этой длинной комнаты был расчерчен белой масляной краской на прямоугольники, по углам которых помещались номера - с первого по десятый.
   - По стойлам! - приказал надсмотрщик. - Лежать!
   Два раза ему повторять не пришлось - все, кто находился в "тиме", были вымотаны до предела. Когда все улеглись, надсмотрщик высунулся в коридор и крикнул:
   - Эй, Вась! Конвой хренов, где шатаешься? Шевели ходилками, а то спать я хочу до усрачки...
   Тяжёлая железная дверь закрылась, лязгнул замок. Некоторое время в "тиме" стояла тишина, затем её нарушил голос Ноора, который скорее простонал, чем проговорил:
   - О, Боже!.. Мои плечи... Ребята, вы как?
   - Хреново, - ответил за всех Лин. - И это что теперь - каждый день так будет, что ли?..
   - Всю жизнь, - прошептал Арти. - Отсюда не выйти... я пробовал найти координаты, но тут кругом вода... у меня ничего не вышло... это ловушка.
   - Что ты несёшь? - спросил Дзеди. - Не может быть...
   - Попробуй сам, - предложил Арти. - Выйти можно только с верхних ярусов, но не снизу.
   - И что теперь? - Дени сел и прислонился спиной к стене. - Не сдаваться же. Пришибём этого... как его?.. не важно. Прорвёмся наверх - и поминай, как звали.
   - Этот сам подневольный, между прочим, - заметил Дзеди. - Он конвоира звал.
   - Умница, - похвалил Арти. - А ты, Дени, мог бы и сам понять, что их там много. Не поддавайтесь, ребята, держитесь. Всё зашло слишком далеко. Поворачивать поздно.
   - Давайте спать ляжем, - предложил Дзеди. - А то неизвестно, когда за нами придут...
   Его совету последовали незамедлительно - все страшно устали. Они даже не заметили, что в помещениях нижнего яруса холодно, что в воздухе висит неприятный тяжёлый запах застоявшейся воды. Понимание и осознание всего этого пришло значительно позже. А пока они спали и не ведали, что же ждёт их впереди. Арти же ещё продолжал надеется, что ему позволят изменить всё к лучшему.
   ***
   Их разбудили через четыре часа. Они не успели ни отдохнуть, ни выспаться. Их погнали в зал. На вопрос Лина: "А вы нас кормить не собираетесь?" был дан простой ответ:
   - Заткнись, сука. Молчать.
   Лин немного опешил, но вопросов больше не задавал. В молчание они дошли до зала.
   - Тележку наверх, живо! Номер три и номер семь. Шевелись, немочь херова!
   - А зачем наверх-то? И почему мы? - поинтересовался Лин.
   - Заткнись, сука!
   Лин не стал оспаривать это замечание. Вместе с Арти они с трудом закатили тележку в верхнюю часть зала.
   - Грузи, - приказал надсмотрщик. Началась погрузка. Один из рабочих на несколько секунд замешкался, не понимая, видимо, что от него требуется. Он бестолково тыкался со своим неподъёмным ящиком, пытаясь пройти к тележке, но наталкивался лишь на спины других рабочих. Дзеди с Лином, которые уже положили свои ящики, с ужасом наблюдали за тем, что происходило. Надсмотрщик вначале прикрикнул на рабочего, а когда это не помогло, поднял плётку. Засвистел тоненько и пронзительно разрезаемый воздух и в этот же момент раздался крик Дзеди:
   - Прекрати! А ну остановись!
   Надсмотрщик повернулся к Дзеди и, склонив голову к плечу, принялся рассматривать того, словно что-то ну очень необычное, вдруг забредшее к нему в "тим".
   - Чё ты сказал? - медленно процедил он. - А ну-ка повтори!
   - Ты за что его бьёшь? - спросил Дзеди. - Он ничего не сделал, а ты...
   - Ты откуда такой умный выискался, сучок? - в голосе надсмотрщика зазвучал сарказм. Он ехидно ухмыльнулся. - Ща я тебе сделаю прививку от наглости!
   Плётка снова свистнула в воздухе и Дзеди, не успевший ничего сообразить, вдруг ощутил, что его плечи словно обняло жидким огнём. От неожиданности он оступился и сел на пол. Надсмотрщик ухмыльнулся и обвёл взглядом остальных.
   - Все поняли? - спросил он. Ответом ему было молчание. - Если ещё кто вякнет, получит по полной программе...
   Через двадцать часов в "тиме" происходил такой разговор:
   - ...я его мог голыми руками пришибить! - орал Дени. - Одной рукой! И брось эти свои штучки, Арти! "Всем стоять!" Нашелся командир!
   - Дени, заткнись, - вежливо попросил Арти. - Дзеди, как плечи?
   Дзеди склонил голову, прислушиваясь к своим ощущениям, а затем сказал:
   - Вроде нормально... Сейчас почти не болит. Вот сначала - да. Я даже испугался.
   - Я тоже, - признался Лин. - Я и не думал, что он нас способен поднять руку. А он, оказывается, вот как...
   - Арти, ну хоть себя-то мы можем защищать, а?
   Арти отрицательно покачал головой.
   - Нет, - сказал он. - Если вы станете защищаться, вас перебьют, как мух. И не спорь со мной, Дени. Стоило ему крикнуть, в зале появились бы люди, вооруженные не плётками, а кое-чем похуже...
   - Что теперь, Арти? - спросил Ноор. - Что - теперь?..
   - Не знаю, - одними губами прошептал тот.
   ***
   Время исчезло. Они и не заметили толком, как и когда это произошло. Они потеряли счёт дням и неделям. Сначала ещё теплилась какая-то надежда, потом её сменило отчаяние, а затем пришла усталость, а с ней - безразличие. Они перестали замечать, что вообще с ними происходит, все мысли были только об одном - хотелось лечь. Просто лечь. Скинуть со спины этот тяжёлый ящик, выпрямиться, потянуться. И улечься прямо на этот грязный пол. Спать. Им не хотелось ничего - ни есть, ни говорить, ни думать... Только спать. Хоть немного отдохнуть от этой непрерывной пытки. Плётка всё чаще и чаще гуляла по их спинам, но и это не являлось самым страшным во всём происходящем. Они перестали замечать даже друг друга. Усталость нарастала, как снежный ком, и только тут они стали понимать, что же по-настоящему страшно. Арти первым понял, что будет самым страшным. В одну из их коротких "ночей" он, превозмогая усталость и боль во всех мышцах, сказал:
   - Одна просьба, ребята. Оставайтесь на ногах. Пока вы на ногах - вы живы. Ясно?
   - Ясно, - ответил за всех Дени. Он сел и вдруг спросил, ни к кому конкретно не обращаясь: - За что? Я не хочу умирать... За что?..
   Этот вопрос въелся в память Дзеди на долгие годы, и он никогда так и не смог забыть этой картины - Дени, сидящий на холодном полу "тима", обхвативший себя руками, голая лампочка под низким потолком, узкая полоска света из-под двери и отсвет, дальний отсвет живого огня, неизвестно откуда тут взявшийся, но играющий на лице, уже исхудавшем, но всё ещё таком живом лице Арти. "А он ведь знает, за что, - подумал Дзеди. - Всё он знает. И понял, что я догадался. Но он не хочет отвечать..."
   А дальше не было ничего. Он при всём желание не мог вспомнить те дни. Да, впрочем, они не изобиловали подробностями или новыми событиями. А затем...
   Окончился очередной "рабочий день", их пригнали в "тим", они легли. Вернее, не легли, а попадали на пол от ужасной усталости. А через полчаса дверь "тима" открылась и голос конвоира произнёс:
   - Номера семь и пять, на выход!
   ***
   - Проходите, садитесь, - предложил вежливый вкрадчивый голос. Лин и Дзеди, поражённые, остановились на пороге. Только теперь они поняли, чего испугался Арти. Это существо (они даже в мыслях не решились назвать его человеком) выглядело сейчас и впрямь по-человечески, но они сразу почувствовали в нём врага. Извечного врага всего рода человеческого. Даже не дьявола. Это было нечто большее, необъяснимое. Одно присутствие его было подобно шоку. Они замерли, не в силах сдвинуться с места.
   - Идите, идите, - позвал их этот чужак. - Не стесняйтесь... Вы, как я вижу, плохо выглядите. А ведь пошло всего лишь полтора месяца... Ну, как вам наше предприятие? Забыл вам сказать, где вы находитесь. Так вот, это - наше экспериментальное предприятие номер три, всего их десять. Не удивляет?
   - Нет, - ответил Дзеди. - Мы уже поняли, что вам очень нравиться масштаб того, что вы делаете...
   - А как вам персонал? - поинтересовался сидящий. - Это, между прочим, заключенные. Смертники. Для всех они уже давно формально мертвы. Они, впрочем, и будут мертвы... после того, как станут не нужны. А пока... - он неопределённо махнул рукой. - Вы везучие, раз до сих пор живы. Впрочем, перейдём к делу. Я вас убедил?
   - В чём? - спросил Лин. Он чувствовал, что силы стремительно покидают его - существо стягивало на себя энергию, так мощный электромагнит притягивает железную стружку.
   - В том, что пора начинать сотрудничать. Вы долго тут не протянете, тут никто долго не живёт. Думаю, это вы поняли. А ваши знания нам очень бы пригодились.
   После его слов на некоторое время воцарилось молчание. Игра пошла в открытую, это поняли все. И тут Дзеди вдруг ощутил, что страх уходит. Он уступал место чему-то совершенно новому, вместо него появилось удивительное спокойствие - Дзеди принял решение. И понял это. Он ощутил, как крепнет уверенность, пропадают ненужные вопросы, становится ясным то, что ранее было скрыто...
   - Знаете, что? - подумав, спросил Дзеди. - Если вы этим стремитесь чего-то добиться... то имейте в виду - что бы вы с нами не сделали, вам будет проще сразу нас убить. Не старайтесь. Это напрасно. Никто, слышите, никто не в силах убедить нас в том, что теперь всё может быть как-то иначе...
   - Это почему же?
   - Я сказал, вы слышали. Вы - просто сволочь, вам кто-нибудь когда-нибудь об этом говорил? Нет? Теперь говорю я. Это всё. Вы ничего от нас не добьётесь.
   - Это ты так полагаешь, - сказал их оппонент. - У меня в запасе много сюрпризов. Гораздо больше, чем ты можешь предположить, старый враг, - Дзеди с непониманием посмотрел на говорившего, - гораздо больше, смею тебе заметить. Ты ещё будешь меня просить, чтобы я тебя выслушал.
   - Ну вот ещё! - вступил в разговор Лин. - И не подумаем. А потом, у вас не хватит смелости сделать с нами что-то серьёзное.
   - Это почему, мой второй старый враг?
   - Мы вам нужны.
   - Не настолько, мой дорогой, не настолько.
   - Почему вы говорите "старый враг"? - спросил Дзеди. - Мы вас не знаем...
   - Узнаете, если доживёте, - пообещал тот. - Хотя это - вряд ли. Я об этом позабочусь. Через некоторое время мы встретимся снова, и я посмотрю, не изменилась ли ваша точка зрения... Увести! - крикнул он в сторону коридора. - С этими пятерыми действовать по плану С. Пока не убивать, остальное дозволенно. Почаще напоминайте им, зачем они здесь... Вы сами напросились, - сказал он Дзеди и Лину. - Потом вы ещё пожалеете, что отказались сейчас. Я же предлагаю вам жизнь, дураки! И неплохую, между прочим.
   - Нет. - Дзеди покачал головой. - Вы хотите, чтобы мы совершили предательство и нарушили свои принципы. Не добьётесь.
   - Я посмотрю на твои принципы через пару месяцев, - пообещал их собеседник.
   - Зачем вам эта маска? - вдруг спросил Дзеди, повинуясь внезапному порыву.
   - Её ещё рано снимать, к сожалению. Поэтому носим. А что, заметно?
   - Да нет. Если не знаешь...
   - А им и не надо знать. Им и так хорошо. И вам было бы хорошо, если бы вы...
   - Довольно, - отрезал Дзеди. - Мы это уже слышали и не хотим говориnbsp; Этот вопрос въелся в память Дзеди на долгие годы, и он никогда так и не смог забыть этой картины - Дени, сидящий на холодном полу "тима", обхвативший себя руками, голая лампочка под низким потолком, узкая полоска света из-под двери и отсвет, дальний отсвет живого огня, неизвестно откуда тут взявшийся, но играющий на лице, уже исхудавшем, но всё ещё таком живом лице Арти. "А он ведь знает, за что, - подумал Дзеди. - Всё он знает. И понял, что я догадался. Но он не хочет отвечать..."
ть об этом.
   - Вы это слышали от меня, - сказал, вставая, человек. - Теперь услышите от других.
   ***
   - Номер три, на выход!
   Арти покорно поднялся с пола и поплёлся по коридору вслед за своим конвоиром. Он уже знал, что ему предстоит, и внутренне подготовился к тому, что его ожидало. Ему ещё повезло, его побаивались. Не то, что всех остальных. Он вспомнил, как выглядели Дзеди с Лином, когда их впервые привели из камеры номер девять после первого допроса. Дени первым бросился к ним навстречу...
   - ...Что случилось? - выпалил он.
   - Они нас били... - выдавил из себя Лин. - Плёткой... по очереди... били и спрашивали... Можешь догадаться, о чём.
   - Ребята, помогите Лину, кто-нибудь, - попросил Дзеди. - Ему больше досталось, он начал с ними говорить...
   - Понятно... Дзеди, посторонись.
   Дзеди был в шоке. Он, когда прошёл первый порыв, стал с трудом отвечать на вопросы друзей, которые стремились хоть чем-то ему помочь. Никто и никогда не бил его по-настоящему (поединок Дзеди за какие-то побои не считал, да и было это всего один раз в его жизни), а тут... Это не было соревнование или просто честный бой. Их с Лином били методично, расчётливо, стремясь унизить, причинить боль, оскорбить. Надсмотрщиков, присутствовавших при сём действе, было трое, и упражнялись с плёткой они поочерёдно, сменяя друг друга. Пока один бил, двое других стояли рядом, покуривали, посмеивались, давали тому, кто "работал", полезные советы. Двое из надсмотрщиков были зеками, один - из солдат-срочников. Он охранял тех двух. Впрочем, ни Дзеди, ни Лин особой разницы между своими мучителями не заметили. Но была одна деталь, которая особенно поразила их обоих - полное отсутствие каких бы то ни было эмоций у людей, которые проводили экзекуцию. Ни гнева, ни злобы, ни радости. Равнодушие. Через час, когда всё кончилось, их спины были исполосованы вдоль и поперёк тупо саднящими рубцами, которые слабо кровоточили. Их обоих отвели обратно в "тим"... а через три часа разбудили и погнали в зал - начался этот двадцатичасовой "рабочий день". После него в девятую камеру повели Дени. Он пошёл с гордо поднятой головой, и вернулся точно так же, но когда дверь за ним закрылась, плечи его поникли, а в глазах заплясали, как пламя, искры страха. Все, хотя и чувствовали себя плоховато, поделились с ним энергией, через час-другой он уже не помнил о боли. А на следующий "день" его участь разделил Ноор. Затем - Арти. Затем - Дзеди, уже отдельно от Лина. Потом - Лин. И - по кругу. Без передышки.
   - Арти, - спросил как-то Дзеди, когда они ложились спать, - зачем мы здесь? Я не к тому, что нам нужно бежать... или что-то вроде того, но... скажи мне, будь другом, есть ли во всём этом смысл? Предположим, мы не сдадимся, будем и дальше так молчать... но ведь это всё не может продолжаться до бесконечности, верно? Кто-то из нас должен быть в ответе за то, что происходит сейчас с остальными...
   - Мне кажется, что отвечаю я, - сказал в ответ Арти. - Раньше у вас было право выбора, но решения, причём почти что все, принимал я, поэтому...
   - Но начал всё это я, - ответил Дзеди. На лице его проступило страшное отчаяние, мука... и раскаяние. - Это я нашёл ту гряду, Арти. Это я предложил посмотреть, что там такое. Всё я... Это я послужил причиной. А теперь...
   - Дзеди, ты забыл, что я тебе говорил про ответственность, - упрекнул его Арти, покачав головой, - никто, кроме вашей же совести, не держит вас здесь. А так... ты волен идти, куда тебе заблагорассудиться, я тебя и остальных не держу.
   - Не могу я идти, - прошептал Дзеди. - Сам не знаю до конца, почему. Но не могу. Я должен...
   ...Арти шел, стараясь держаться прямо, хотя плечи так и норовили согнуться, ссутулиться. Охранник шёл поодаль. "Девятая", как они между собой стали называть пыточную камеру, располагалась в самом конце коридора, за "залом" десятого "тима". К слову сказать, на третьем подземном этаже находились "тимы" с седьмого по десятый, всего четыре. На втором и первом подземных этажах было по три "тима" и зала на каждом, плюс каптёрки для охраны. На четвёртом такой роскоши не имелось, зато имелось кое-что другое - например, люки резервуаров с серной кислотой. Резервуары эти были заглублены метров на двадцать и предназначались для тел погибших рабочих - это оказалось дешевле, чем вывозить тела и кремировать их. Раз в неделю со всех этажей к этим резервуарам совершали паломничество обитатели всех этажей. На армейских зелёных носилках останки сносились к двум люкам. Приходил фельдшер (о нём друзья только слышали, но ни разу за полгода не видели), проводил краткое освидетельствование, затем трупы укладывали на крышки, люди отходили в стороны, уполномоченный (из вольных) поворачивал неприметный рычаг, где-то далеко внизу раздавался слабый всплеск, и створки люков снова плотно сходились. До следующей недели. Никто не горел желанием подходить к этому месту в какой-нибудь другой день, кроме пятницы. Даже "рабочие" инстинктивно боялись этого места, причём до такой степени, что в непосредственной близости от него у них начинались судороги. Здесь даже стены пахли смертью, причём не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Запахи разлагающейся плоти и запах, правда, несколько рассеянный, но всё же ощутимый запах кислоты, создавали непередаваемую смесь. К счастью "девятая" находилась в противоположном конце коридора и запах туда не проникал. В "девятой" и без этого запаха хватало неприятных ощущений.
   На этот раз мучителей было двое. Арти терпел боль молча, стоял прямо, на лице его не отражалось и тени страха. Это, видимо, злило избивающих, поскольку они старались во всю. "Если бы им позволили, они бы меня убили, - подумал Арти, - но пока им этого делать нельзя". Плётка вновь опустилась на его плечи. Он снова промолчал.
   - Лицом к стене, сволочь, - приказал надсмотрщик, - и говори, давай. Или разучился? Напомню сейчас, как это делают...
   Его огрели по спине палкой, это было тоже не в первый раз, но в прошлый били не так люто. Арти стало не по себе.
   - Ты не очень... того, - попросил второй надсмотрщик. - Смотри, а то...
   - Чё будет-то? - спросил первый.
   - Сказали же, чтобы не очень...
   - А плевал я, что сказали! - огрызнулся второй. - Если он заговорит, то нас досрочно...
   - Это кого? - засмеялся первый. - Тебя, что ли? Память отшибло? Приговор свой забыл? Чё у тебя досрочно-то будет? Вышка твоя?
   - А тебя ебёт, что будет? Как по мне, так этот урод вообще боли не чувствует. Мы его по-всякому, а он - ни слова...
   - Может, они все такие? - спросил первый. - Они же все молчат.
   - Ага. Партизаны. Да, - махнул рукой второй надсмотрщик, - я тоже, как меня на бану повязали, в партизана два дня играл. А кореши мои, суки...
   - Душу не трави. Один что ли такой...
   Арти слушал. Из этого разговора он вынес для себя нечто забавное - оказывается, эти подонки, надсмотрщики, люди не только подневольные, но и заранее обречённые. И что если у него и у его друзей есть пока какой-то, пусть маленький, шанс выжить, то у этих - нет. Вообще. От этой забавности ему стало немного не по себе, но вида он не подал.
   - Ладно тебе, Серёга. Не гуди, - сказал первый надсмотрщик. - Ты не так смотри. Мы же живые, а? Для всех нас нет, и для ментов тоже нет. А мы - есть. На пару, глядишь, и сгоношим потом чего. И отсюда выйдем. Ты не дрейфь, Серый. Живые - и ладно.
   "Мы - тоже живые, - подумал Арт. - И мы ещё посмотрим, кто кого переживёт".
   - Хватит на сегодня, намахался я, - сказал первый надсмотрщик. - Повели, что ли?
   - Давай, - согласился второй. - Эй, урод! - иначе они Арти и не называли. - Двигай, нелюдь! Жопой шевели, чего стоишь...
   Арти только что позволил активизироваться центрам чувствительности (на время избиения он их просто отключил), поэтому шёл он медленно - тело болело, саднило. Надсмотрщик подтолкнул его, дверь "девятой" скрылась за поворотом коридора. Бетонные стены, серые, не крашенные, словно сдавливали и так небольшое пространство, оно становилось зрительно ещё меньше, невзрачнее. Под низким потолком через равные промежутки горели слабенькие лампочки, помещавшиеся в затянутых сеткой колпаках; между ними пролегали темные места, свет ламп был не в силах рассеять этот мрак. Вездесущий мрак. Как проклятие. Двери, выходившие в коридор, были сейчас плотно закрыты - "рабочий день" кончился около часа назад, поэтому все четыре зала стояли пустыми и безмолвными, в "тимах" же царила тишина несколько иного толка - не тишина пустоты, но тишина могилы. Так, во всяком случае, казалось Арти и остальным.
   Арти шел, а мысли его в это время были где-то далеко. Он старался осмыслить происходящее, но почему-то неизменно заходил в тупик. Впрочем, сил на то, чтобы думать о чём-то другом, кроме отдыха, уже почти не было.
   - Стоять, лицом к стене, - приказал надсмотрщик. - Заходи.
   Дверь захлопнулась. Арти прошёл к своему месту и улёгся на пол.
   - Как ты? - это был Дзеди. Он приподнялся на локтях и с тревогой посмотрел на Арти.
   - Нормально, как всегда, - пробормотал тот в ответ. - Спи, дружок, я в порядке. Только устал.
   Дзеди не расслышал его ответа до конца - он уже спал. Не смотря на то, что физически все они были в полтора, если не в два раза сильнее любого человека, уставали они точно так же, как и любые другие люди. Пусть не так быстро, но уставали. Арти уже пробовал прикидывать, на сколько же времени их хватит при такой нагрузке и столь скудном питание - раз в день им давали что-то вроде жидкой похлёбки, в которой иногда плавала какая-то непонятная крупа (позже они узнали, что это - перловка) или капустные листья. Впрочем, и эта похлёбка не лезла в горло - от изнеможения. "Пожалуй, пару лет мы протянем, если постараемся, - мрачно думал Арти. - А дальше... простая перспектива - мы умрём. Вот и всё. А может, и нет... Не знаю".
   ***
   - Подъём! - гулкий коридор разносил голоса надсмотрщиков по своим закоулкам, они, похожие друг на друга, перекликались, словно эхо. - А ну встать, падаль! Шевелись!
   Кое-где уже привычно посвистывали плётки, кого-то били, кто-то кричал. В одном из "тимов" ночью умер "рабочий", теперь же двое надсмотрщиков, сменный и сменяемый, ругались друг с другом - кто эту смерть будет оформлять. Возиться не хотелось никому. В восьмом "тиме" пока что было тихо - надсмотрщик немного задерживался. "Тим" спал, как убитый. Это было вполне закономерно.
   Лин проснулся сам, и очень этому удивился. За последний год он научился спать стоя, спать на ходу, есть и спать одновременно... Так что это внезапное побуждение показалось ему самому немного странным. Он сел, тихо шипя от уже ставшей привычной боли во всём теле, и огляделся. Все вокруг него пока спали. Спал Арти, он лежал на боку, положив исхудавшую руку под голову; спал Дени, этот лёг на грудь, чтобы дать ссадинам на спине хоть немного подзатянуться. Спины стали проблемой, это была мука. Во время допросов били чаще всего плёткой по спине, потом проходило три часа - и на ещё не успевшие хотя бы засохнуть рубцы опускался первый пятидесятикилограммовый ящик. Раны на спине воспалялись, болели. Поначалу они старались как-то помогать друг другу, но потом оставили это - смысла не было. Теперь каждый был за себя, и с каждым новым днём становилась всё больше заметна разница между ними. Они все словно бы вернулись к своим первым годам в Доме. Снова образовались две пары "по интересам" - Лин с Дзеди и Ноор с Дени. И - явный лидер этих пар, немного, правда, отстоящий от них - Арти. Лин и Дзеди придерживались мнения Арти, они уже оставили всякую надежду, что когда-либо сами выйдут из этих стен, но фаталистами они не были - жили верой в то, что что-то ещё может измениться без их непосредственного участия. Вторая пара - Дени и Ноор, были сторонниками активного действия. Эти считали, но необходимо спасать свои жизни, причём чем скоре - тем лучше. Дзеди, по доброте душевной, объяснял это их молодостью и неопытностью, Арти же, со свойственной ему прямотой, говорил об элементарном эгоизме. Лин, Арти и Дзеди переносили все тяготы, как ни странно, легче, чем Дени и Ноор. Они пока что находили в себе силы не впадать в отчаяние и смотреть на мир всё же с некоторой, пусть маленькой, долей оптимизма...
   Лин понял, что разбудило его. Он с недавних пор ощутил в себе некоторые способности, например, к предсказанию предстоящих событий. Он, конечно, не мог с уверенностью сказать, что произойдёт, но изменения информационных структур вокруг себя стал чувствовать постоянно. Дзеди тоже заметил в себе эту способность, причём у него она проявилась в более избирательном, но и более точном варианте. Поэтому Лин, не вставая на ноги, подполз к Дзеди, толкнул его кулаком в бок, чтобы разбудить, и спросил:
   - Ты это тоже чуешь?
   - Давно, - ответил тот, не открывая глаз. - У нас сегодня будут гости.
   - А кто?
   - Попробуй, догадайся сам, - Дзеди тоже сел и зевнул. - Это не трудно...
   - Вы чего? - Арти поднял голову и осмотрелся. - Ах, это...
   - Ты тоже понял? - спросил Лин.
   - Понял, - Арти снова лёг. - Спите, пока можно. Сюда никто ещё долго не придёт, я уверен.
   - Хорошо, Арти, - Дзеди лёг и мгновенно уснул. Эта способность - спать где угодно и как угодно - теперь спасала его.
   Через три часа дверь "тима" открылась. Надсмотрщик, войдя, споткнулся о рабочего, заматерился и от его голоса все моментально проснулись.
   - Вы, которые придурки, на выход! - сказал он. - И пошевеливайтесь!
   Все пятеро покорно вышли из "тима" и выстроились в ряд возле стены, не дожидаясь приказаний. Потом надсмотрщик скомандовал "вперёд" и они пошли. В сторону "девятой". И Лин, наконец, понял, что их сегодня ждёт. И не ошибся.
   Во-первых, в "девятой" появились стулья, аж целых два. Во-вторых - лампа на штативе. В-третьих - в стену были вделаны три железных крюка. Два - на уровне плеча, третий - гораздо выше, почти под самым потолком. Их ввели внутрь и приказали сесть на пол вдоль стены, что они и сделали. Потом в комнату вошёл тот самый человек-нечеловек, с которым в своё время беседовал сначала Арти, а потом Дзеди с Лином. И вошёл не один. Его сопровождал, вне всякого сомнения, самый обычный человек - пожилой, обрюзгший мужчина с очень самодовольным лицом. Мужчина этот был хорошо одет, совсем не так, как одевалось здесь большинство людей и, что самое странное, он явно исполнял здесь главенствующую роль. Их главный враг играл роль подчинённого, да так тонко, что превосходно обманывал и окружающих и своего мнимого начальника.
   - Садитесь, Афанасий Михайлович, - он услужливо подвинул своему начальнику стул. - Располагайтесь поудобнее...
   - Ты мне, Паша, мозги-то не пудри, - немного брезгливо сказал тот, но опустился, тяжело и неуклюже, на предложенный стул. - Ты мне уже год тут зубы заговариваешь... и что? Результаты пока что нулевые... Так, по порядку давай.
   - Это те самые и есть. Поступили к нам, так сказать, в результате...
   - Это я всё и без тебя знаю, - отмахнулся от него Афанасий Михайлович. - Ты бы хоть сказал - кто тут кто?
   Псевдо-подчиненный принялся называть своему шефу имена и номера. Дзеди, когда его назвали, посмотрел на Афанасия Михайловича долгим изучающим взглядом, стараясь понять лишь одно - неужели тот не видит? И понял, не только не видит, но и не желает видеть вообще ничего вокруг. Это был уже не человек, это была послушная марионетка, которая сама не в состояние была понять, что ею кто-то управляет. Она наивно полагала, что управляет всем сама.
   - Чего уставился? - процедил Афанасий Михайлович. - Паша, мы с этого тогда и начнём. А то уж больно зенки у него наглые... Зови охрану!
   Павел Васильевич что-то неразборчиво крикнул в коридор и через минуту в "девятую" вошли два надсмотрщика.
   - Поставьте этого, - он кивнул в сторону Дзеди. - И начинайте, нечего зря время терять...
   - Встать! - Дзеди покорно встал. - К стене, руки к крюкам, - приказал надсмотрщик, - лицом к стене!
   Дзеди выполнил приказание, хотя делать этого не хотелось, ой как не хотелось!.. Вот если бы он умел, так же как Арти, на время отключать рецепторы... А то ведь это так больно, когда плёткой... или палкой... да когда же это всё... кончится... Он терпел удары молча, стиснув зубы, лишь прерывистое короткое дыхание выдавало, что ему и самом деле приходится плохо. С такой силой раньше не били, да и с такой злобой, пожалуй, тоже. Он старался как-то отвлечься от того, что происходило с ним сейчас, но на этот раз номер не проходил - мозг отказывался отрицать происходящее, он жаждал одного - спасения. Они и не думали останавливаться, они продолжали! Дзеди ощутил, что остальные волнуются, что Арти с большим трудом удерживает их от того, чтобы они не предпринимали каких бы то ни было действий. "Терпи! - голос Арти внезапно раздался прямо в голове у Дзеди. - Только терпи! Молчи!" "У меня что, получилось?.. Арти! - мысленно позвал Дзеди. - У меня получилось? Ты меня слышишь?" "Да, получилось. Видимо, реакция на стресс, - отозвался Арти. - Впрочем, давно пора... Ты ещё сможешь продержаться?" "Говори со мной, так легче" "Всё хорошо, ты молодец. Всё хорошо, ты всё выдержишь и всё будет в порядке, я тебе клянусь. Только не сдавайся, ладно? Терпи - и всё будет хорошо".
   Когда всё закончилось и Дзеди, наконец, отвязали, он сделал несколько неуверенных шагов и свалился на руки друзей, которые вовремя сумели подхватить его. В мгновенье ока Дени с Ноором взлетели на ноги и загородили собой Лина и Арти, которые поддерживали Дзеди.
   - Это ещё что такое? - спросил Афанасий Михайлович.
   - А то, что к нам сегодня никто не подойдёт, - тихо, но внятно произнёс Ноор. - А если подойдёт, будет иметь дело с нами. Понятно?
   - И что? - спросил Афанасий Михайлович. - Это они каждый раз так?
   - Нет, не каждый, - хмуро сказал один из надсмотрщиков. - Обычно они просто молчат...
   - Так... - протянул тот, кого тут называли Павлом. - В следующий раз я не позволю себе повторить эту ошибку... Увести! Всех - в зал!
   - Вы что, - начал Лин, - вы в своём уме?! Ему же плохо!
   Афанасий Михайлович уже уходил прочь по полутемному коридору в сопровождение своей охраны. Дени и Ноор стояли между надсмотрщиками и своими друзьями. Все молчали, но сценарий продолжения уже носился в воздухе.
   - В зал! - повторил Павел Васильевич.
   - Нет, - спокойно ответил Дени. Он, хотя и исхудавший и утомлённый, был всё же выше и сильнее любого надсмотрщика. Ноор не уступал ему в сложении, поэтому надсмотрщикам хочешь, не хочешь, а приходилось считаться с их присутствием. - Уйди с дороги, мразь!
   - Ты за это ответишь, - процедил его противник.
   - Вполне возможно, - ответил Дени. - Но не тебе. Пропустите нас.
   Они осторожно, не поворачиваясь спиной к своим врагам, пошли по коридору к "тиму". Надсмотрщики последовали за ними на порядочном расстояние. Подойдя к "тиму", Дени сказал, обращаясь к надсмотрщикам:
   - Ключи! Бросьте сюда ключи, понятно?
   - Понятно, - едко сказал один из надсмотрщиков. Он медленно вынул связку ключей из кармана и швырнул к ногам Дени. Тот не спеша нагнулся, поднял тихо звякнувшую связку, нашёл нужный ключ и открыл дверь. Потом он аккуратно положил ключи на пол рядом с дверью.
   - Мы никого из вас не трогали, - спокойно сказал Арти. Все уже вошли в "тим", лишь он один остался стоять в дверном проёме. Надсмотрщики подошли было ближе, но Арти предостерегающе поднял руку. Они остановились. - Единственное, о чём мы сейчас просим, так только о том, чтобы вы оставили нас в покое до завтра. Это всё. Давайте разойдёмся мирно.
   - Не будь вас пятеро, мы бы сейчас по-другому говорили, - мрачно сказал самый старший надсмотрщик. - Вас много, вот вы и обнаглели. Ничего, мы это потом поправим, урод. Не боись.
   - Я не боюсь, - ответил Арти и слабо улыбнулся. - Боитесь вы. И не хотите себе в этом признаться. А на счёт наглости... тут вы не правы. Мы просто защищаем своего друга. Не знаю, как принято у вас...
   - Арти, иди сюда! - позвал Ноор. - Ты нужен...
   - Простите, - Арти кивнул и ушёл внутрь, тихо прикрыв за собой дверь. Через секунду замок щёлкнул.
   Арти подошёл к Лину, сидящему на полу рядом с Дзеди и тоже причел рядом с ними.
   - Как ты? - спросил он Дзеди. - Очень плохо?
   - Нет, - ответил тот, - нормально...
   - Да врёт он всё! - с отчаянием в голосе сказал Лин. - У него вся спина в крови, а он... Дзеди, ну перестань, ну повернись...
   - Повернись, дружок, - приказал Арти, - я взгляну. Дени, Ноор, вы пока что ложитесь спать, а мы Лином пока с ним посидим.
   Дзеди досталось изрядно, но всё же не так сильно, как показалось Лину. Хотя побили его гораздо сильнее, чем били раньше, ничего особенно серьёзного с его спиной не случилось.
   - Синяки и ссадины, - констатировал Арти. - Всё обойдётся. Вот только...
   - Что? - спросил Дзеди. Он снова натянул на себя балахон и повернулся к Арти.
   - Плохо то, что они накапливаются, эти ссадины. Ты же некоторое время жил в лесу, ты должен знать. Ты когда-нибудь видел старых, очень старых животных? Нет? А знаешь, почему?
   - Тогда не знал, а теперь догадываюсь, - прошептал Дзеди.
   - Так вот, - продолжил Арти. - Все эти ранки и царапинки со временем переходят некую критическую черту. А там, за ней - смерть. Чтобы выжить, зверь должен двигаться, охотиться. А когда...
   - Я понял, - сказал Лин.
   - Посмотри на мою спину, - предложил Арти. - На один след от плётки, не успевший толком зажить, накладывается второй, совсем свежий. И так далее. Однажды придёт день, когда мы уже не сможем стоять на ногах и двигаться. И тогда...
   - А что тогда, Арти? - спросил Дзеди. - Что нам делать, когда перестанут держать ноги, а дыры в шкуре уже не смогут зарастать, как сейчас?
   - Тогда вам придётся снова делать выбор, - сказал Арти. - Снова делать выбор. А тебе повезло, Дзеди. И тебе, рыжий, тоже...
   - Это чем же? - спросил Лин.
   - В вас нет ненависти, - сказал Арти. - Вы терпите всё, не впадая в отчаяние. Поэтому у вас есть шанс. Держитесь друг друга.
   - А друг за друга можно? - спросил Лин. - А то я замёрз, как собака, на этом проклятом полу.
   - Скажи спасибо, что здесь сухо, - ответил ему Арти. - Эти говорили, что в десятом на полу стоит вода. Рабочие больше двух месяцев не выдерживают.
   - Я скажу, - оживился Лин. - А кому?
   - Не знаю, - признался Арти. - Наверное, некому. Простите, что я так, ребята. Я просто больше ничего не смог придумать. Я же весь этот проклятый год думал, как проклятый. И - ничего, ровным счётом.
   - Зато я всё понял, Арти, - тихо, на пределе слышимости, сказал Дзеди. Он сидел, прислонившись к холодной стене спиной, пытаясь таким образом немного усмирить боль от побоев. - Мы сюда пришли умирать. По крайней мере я. За других не отвечу. Не имею на это права. Ведь каждый волен решать за себя, верно? Я тут подумал, - он натянуто усмехнулся, - что даже сейчас Окиста может уже не существовать в природе. Так, Арти?
   - Не так, - покачал головой тот. - Пока мы здесь, они до Окиста не доберутся. А вот если кто-то из нас решиться на это... - он беспомощно развёл руками. - Мы все - под наблюдением, нас так просто не отпустят. А они, кстати, ждут, когда нам тут надоест и мы удумаем рвануть обратно...
   - Не дождутся, Арти, - твёрдо сказал Дзеди. - Я тебе это обещаю.
   - Ты это себе пообещай. Не мне. И постарайся выполнить обещанное. Сможешь?
   - Смогу, - сказал Дзеди. Лин в разговор пока что не вмешивался, просто молча слушал. - Ты меня знаешь, Арти. Если я сказал - значит, сделаю. Чего бы мне это не стоило.
   - Я тогда с ним, - встрял Лин. - Куда он без меня, правда, Арти? В случае чего - двое не один, всё лучше. Мы и так все почему-то по кучкам разбились, - Лин изобразил на лице вежливое удивление, - не могу понять - почему?.. А ты ещё и нас Дзеди разделить вздумал.
   - В мыслях не было, рыжий, - ответил Арти. - Можешь считать, что я говорил с вами двоими. Просто, начиная этот разговор, я как-то не подумал...
   - ...что найдётся ещё один такой же дурак, который согласится по своей доброй воле тут остаться, - закончил за него Лин. - Арти, пойми правильно, не обижайся... Вы тут все считаете, что я несерьёзный приколист, этакий дурак, шут её величества. Это не так, Арти. И ты, между прочим, это знаешь.
   - Я не хотел говорить, но...
   - Что "но"? - спросил Лин.
   - Это же смерть, рыжий, - сказал Дзеди. - Подумай ещё раз. И не ты в этом всём виноват, а только я...
   - Чья была помолвка? - тяжело спросил Лин. Он говорил медленно, с расстановкой. - Кто предложил полететь покататься? Кто предложил посмотреть, что это там такое светится? Кто, я спрашиваю?
   Все молчали.
   - Кто предложил освободить людей, а? Кто пригнал второй катер?
   - Ну ты, - примирительно сказал Дзеди. - И дальше что?
   - А то, что не стоит брать всю вину на себя, - сказал Лин. Теперь пришла очередь Арти слушать. - Мы её никогда не делили с тобой раньше, Дзеди. Она у нас всегда была общая. Я тоже всё для себя решил... и не пробуй даже мне возражать. Я и так всё знаю...
  
   Первая ложь
   Не сон. Это - не сон. И не предчувствие беды. Это она и есть. Беда. На самом деле. "Господи, зачем они это делают? - думал Дзеди, с ужасом глядя на Дени и Ноора. - Верни им разум, Господи!"
   Дени стоял возле двери и молчал. Ноор зашёл в тёмный угол "тима" и теперь его почти невозможно было различить, лампочка светила еле-еле. Арти сидел в своём излюбленном углу и наблюдал за ними. Он тоже ничего не говорил - знал, что бесполезно. Лин сидел рядом с Дзеди. Он за последние три дня сильно сдал, потому вовсе не принимал участия в происходящем. Ему было всё равно, он слишком сильно устал.
   Час прошёл в молчании. Обычно они в это время спали, но в этот день... Дени и Ноор решили бежать. Это решение пришло к ним как-то спонтанно, разом. Раньше они и не мыслили о подобном, но теперь же в них словно что-то сломалось, будто рухнула некая незримая стена, отделявшая ранее здравый смысл и элементарный инстинкт самосохранения от безумия.
   - Я так не могу больше, - прошептал Ноор, когда их вели из зала в "тим" три часа назад. - Не могу...
   - И не надо, - сказал Дени.
   В "тиме" они, вместо того, чтобы поскорее лечь, сели рядышком и принялись торопливо перешёптываться, поглядывая иногда на дверь.
   - Вы про что это там такое говорите? - спросил Арти.
   - Мы отсюда уходим. Вы - как сами пожелаете, - ответил Дени. - Это - ваше дело. Всё понял?
   - Ах, так? - едва заметно усмехнувшись, прошептал Арти. - Желаю удачи... Что толку с того, что я думаю... верно, Дени?
   - Ты уже подумал тут за нас, хватит, - огрызнулся Ноор. - Я хочу жить, понимаешь? Просто жить. И ничего другого.
   - Мы - ни чьи-то игрушки, Арти, - сказал Дени. - Мы вправе решать для себя - жить нам или умереть. Ведь так?
   - Так. Всё так, - ответил Арти. - И ты вправе, и он... и Дзеди, и Лин, и я. Всё верно. Только всё очень сложно, Дени.
   - Я это слышу уже четыре года, - взорвался тот. - И я устал. От всего. Всё, Арти. Мы уходим.
   Арти промолчал. Все снова замерли, прислушиваясь к тишине пустого коридора. Время шло неимоверно медленно, казалось, оно временами останавливалось вовсе. И, наконец, когда нетерпение Дени стало перерастать в панику, в коридоре раздались шаги.
   - Сейчас, - еле слышно сказал Дени. Ноор кивнул.
   Дверь открылась, и Дени бросился на человека, стоящего за нею. Всё произошло в какую-то долю секунды. Раздался крик, топот ног и... в "тим" влетело ещё человек пять надсмотрщиков. Ноор, бросившийся было вслед за Дени, оказался лицом к лицу с ещё ничего толком не понявшими, но вполне серьёзно настроенными людьми. Он выпал в стойку, метнулся вправо, насколько позволяло расстояние до ближайшей стены, ответил на чей-то выпад... надсмотрщики не стреляли, но численный перевес был явно на их стороне, да и дрались они весьма неплохо. "Что с Дени? - подумал Дзеди. - Он же выскочил... где он?" Надо было срочно что-то делать. Дзеди вскочил с пола, где сидел до того и бросился к двери. Момент он поймал удачно - дверь не перекрыли, всё внимание нападавших было направлено на Ноора. Дзеди выскочил из "тима" и понёсся, что было духу, к лестнице. Он помнил, что проход наверх был где-то слева... Да, точно. И никого. Скорее! "Как же я устал! - вдруг понял он. - Как устал". Четыре этажа он преодолел меньше, чем за минуту. Куда дальше? Один коридор вёл прямо, другой - направо. Куда? Он не мог вспомнить и поэтому остановился в нерешительности. Справа, смутно различимый, раздался чей-то вопль:
   - Падла!..
   Туда, быстрей! Все сомнения разом исчезли. Дзеди бросился по правому коридору. Когда коридор кончился, он столкнулся с каким-то человеком, сбив того с ног, и тут вылетел на свет, который, как нож, резанул с непривычки по глазам. Дзеди остановился, тяжело дыша, почти не слыша, как за его спиной поднимается упавший.
   На улице была зима, день, искрящийся белым-белым ледяным снегом. И солнце. Дзеди вцепился в косяк двери, чтобы удержаться на ногах. Первые секунды он ничего не видел, глаза заполнили слёзы, он болезненно сощурился и заморгал. Боль прошла.
   И тут Дзеди увидел Дени. Далеко, метрах в двухстах, возле какой-то машины. Большой, неуклюжей, бежевого скучного цвета. Дени выскочил их кабины и подбежал к капоту, попытался открыть... что-то у него не вышло, но что?.. Дзеди мгновенно оглядел двор и увидел, что люди, стоявшие раньше у ворот, бегут к машине. Внимание Дзеди вдруг привлекли голоса, доносившиеся откуда-то сверху. Шевельнулось какое-то смутное воспоминание четырёхлетней давности... Вышка! Как же он мог забыть! Быстрее!
   - Дени! - закричал Дзеди изо всех сил. - Дени, вышка!
   Но было уже поздно. Потом Дзеди не раз и не два вспоминал этот страшный момент, и каждый раз ему казалось, что крикни он на несколько секунд раньше, всё вышло бы по-другому. Но только казалось. По-другому быть не могло.
   Дени повернулся на его крик, и тут люди на вышке принялись стрелять. Первые пули легли рядом, взбив снег искрящимися фонтанчиками, это выглядело почти красиво. А дальше... Дзеди сделал шаг вперёд и замер.
   - Дени... - проговорил он потерянно.
   Он никогда не видел подобного раньше и, видимо, в его душе продолжала ещё теплиться надежда, что такое произойти не может в принципе. Там, откуда он был родом, никто никогда никого не убивал. Никто и никогда. Никогда...
   Первая пуля ударила Дени в грудь, развернула, но он по какой-то непонятной причине остался стоять на ногах. Он ещё не понял, что же происходит. Вторая попала в спину, Дени пошатнулся и упал на колени. Он пытался подняться, но тут раздалась очередь. И Дени, как миллионы людей до него, упал лицом в этот яркий искрящийся снег, тело его несколько раз дёрнулось, и он затих...
   Дзеди стоял неподвижно и смотрел. Кто-то за его спиной попытался оттолкнуть его в сторону, но тут выстрелы, наконец, прекратились. Тишину, столь полную, что она казалась нереальной, прервал чей-то голос:
   - Кто стрелял, уроды?..
   Дзеди молча пошёл вперёд, туда, где неподвижно лежал его друг. Его никто не пытался задержать. Дзеди, подойдя к неподвижному уже телу, медленно опустился на колени на снег. Слов не было. Не было вообще ничего - ни мыслей, ни эмоций. Ничего. Пусто. Дзеди набрал в ладонь окровавленного снега. Красиво... Это было бы красиво, не будь это смертью. Снег в его руке таял, красная струйка побежала по рукаву... Дзеди перевернул Дени на спину, хотя глаза ему говорили - всё. Человек не сможет жить, если пули снесли ему половину черепной коробки. Дени уже не дышал, его глаза, остановившиеся, бессмысленные, уставились в небо... Дзеди осторожно опустил ему веки вниз. Так положено. Кто-то подошёл и ударил по спине прикладом. Больно. Это ничего, не страшно. Он всё ещё сидел на коленях. Разум отказывался работать. Надо просто посидеть и тогда... может быть, если закрыть глаза, а потом снова их открыть, ничего... нет, нет, нет... этого не может быть... не может...
   - Пошёл, сволочь! Да пошёл, кому говорю!.. - надсмотрщик рывком поднял Дзеди на ноги, и потащил прочь. Множество людей (откуда только они появились?) толпилось во дворе, они переговаривались, переругивались...
   Дзеди шёл, ничего и никого не видя перед собой. Он не заметил Лина и Ноора, которых конвой тоже уводил внутрь здания, он не видел вытянувшихся испуганных лиц надсмотрщиков и младших чинов, и озверевших - старших... Ничего не видел.
   Его отвели на второй подземный этаж и заперли в "тиме". Одного. Света в "тиме" не было, лампочка перегорела. Только узкая полоска света из-под двери, и всё. Он сидел на полу долго, очень долго. Не думал ни о чём, на это просто не осталось сил и души. В ушах всё ещё звенела недавняя тишина, что наступила после выстрелов. Он молча смотрел на полоску света...
   "Дзеди, - позвал Арти. - Ты слышишь меня, Дзеди? Я еле прорвался, говорить трудно... слышишь?" Отвечать не хотелось, но Дзеди всё же ответил: "Слышу". "Послушай, это важно... у нас беда, - Арти секунду помолчал, словно собираясь с духом, - большая беда". "Ты о...", - начал было Дзеди, но Арти прервал его. "Нет, я не о Дени. Десять минут назад Ноор покончил с собой". Дзеди на секунду прикрыл глаза и судорожно вздохнул. Наконец, собрав все силы, сумел спросить: "Как?" "Разорвал рубашку и повесился на крюке... он был в девятой, ты знаешь, что это за крюк. Вас осталось двое, Дзеди... ты слушаешь?" "Да... почему двое, Арти? А ты?" "Я... Дзеди, сегодня сорвались они и ты видел, что из этого вышло. Недалёк тот день, когда могу сорваться я... и я боюсь. Лучше мне уйти сейчас, пока ещё не поздно. Иначе..." "Как - уйти?! Арти, подожди, не надо! Это же грех, Арти! Не смей! Слышишь, не смей! - Дзеди затрясло от ужаса. - Ты не можешь..." "Я - не они, Дзеди. Я - это я. Крови не будет, я обещаю. Я всегда держу своё слово, Дзеди, и ты это знаешь. А пока... Постарайся сделать одну вещь. Для меня. Это просьба. Зайди прощаться последним. Хорошо?" "Арти... Не надо, пожалуйста... неужели ты не понимаешь, что мы с Лином..." "Это-то я очень хорошо понимаю. И ещё кое-что - тоже. Только вы с Лином сумеете как-то повлиять на ситуацию здесь. На Земле. Только вы. Ты понял?" "Как, Арти?.. Не сходи с ума, остановись... О каком влиянии речь?.. Господи ты Боже мой, да что же это... Арти, не смей, не надо!.." "Пойдёшь прощаться вторым, - голос Арти затихал отдалялся, - дальше я объясню. Вторым..."
   Всё снова исчезло. Сколько прошло времени, он не знал. Обычно он чувствовал время, о теперь... какое там!.. От неподвижности затекли ноги, но он сам этого не замечал. Ни холода, ни усталости... Господи, за что?! Арти... Дзеди впал в какой-то ступор, который тоже длился неизвестно сколько времени. А после этого куска бесконечности в "тим" пришли люди.
   ***
   ...Дзеди шёл по коридору, конвоиры следовали за ним на порядочном расстоянии - боялись. А ему было всё равно. Совсем всё равно. Когда выводили, сказали:
   - Там ваш этот дурак... удавился... а второй, так и вообще... словом, попрощаться вам разрешили. Пошёл, урод, чего сидишь-то? Заслушался?..
   В этой комнате было холодно. Дзеди вошёл, дверь за ним закрыли, щёлкнул замок.
   Тела на полу никто не даже не удосужился закрыть. Хотя бы лица. Дзеди подошёл ближе, медленно, словно через силу...
   Дени... самый младший из них. Дзеди посмотрел на знакомое (теперь незнакомое, потому что мёртвое) лицо. Посмотрел без страха или жалости. Он ещё не принял то, что произошло. Понял, но не принял. Душой. Принять предстояло позже.
   Ноор... на Ноора невозможно было смотреть без содрогания - посиневшее лицо, вылезшие из орбит глаза... Дзеди отвернулся. Нет сил. Это - не правда. Так не бывает. Повернулся снова. То же, что и раньше. Зачем так?.. Так страшно. Прости, Ноор, прости меня, ладно? Это не я, это ты оказался сильнее. Я не прав. В этом страхе прав оказался ты. Ты - свободен. А я...
   Арти... Казалось, что Арти просто крепко-крепко уснул. Дзеди присел рядом с ним на корточки и протянул к телу руку, положил свою ладонь Арти на плечо. И тут же отдёрнул руку - тело уже окоченело. И тут, одновременно с этим движением в голове у Дзеди зазвучал голос Арти.
   "Слушай и не перебивай, - приказал тот. - Это важно, очень важно. Сейчас ты откроешь свой тайник... ты думал, что про него знаешь только ты, наивный... Молодец. Это ты хорошо придумал - сделать в подошве такую штуку. И не сканируется ничем, хорошая работа. Я как знал, что пригодится... открыл? Хорошо. Теперь ты подойдёшь к каждому из нас и возьмёшь материал". "Мне нечем сделать срез, Арти", - ответил Дзеди, и подумал - я сошёл с ума. "У тебя есть руки. Действуй. Быстрее, сюда придут с минуты на минуту... правильно, вон там валяется маленький осколок стекла, он подойдёт. Срезы делай в разных местах, совпадения не нужны... скорее... теперь слушай. То, что ты будешь делать - неимоверно тяжело. Даже один материал может запросто угробить носителя меньше, чем за год. Я предупреждаю честно, сразу. Хочешь - можешь отказаться. Дело твоё". "Арти, пока есть хоть какой-то шанс..." "Не продолжай. По мере своих сил я постараюсь как-то помочь тебе, но... я думаю, ты и сам понимаешь. Жди, пока есть силы. Теперь... отойди в угол, отвернись... постарайся не смотреть. У меня совсем не осталось времени".
   Боже, какая тяжесть! Это невозможно перенести, физически невозможно... Сколько можно выдержать? Вот так, с таким грузом? Ноги не держали, он сел на пол. Его затрясло, к горлу подступила тошнота. "Терпи, - приказал Арти. - Поднимись на ноги, отойди в сторону... вот так. И не смотри. Постарайся не смотреть. Прощай, Дзеди".
   Дзеди смотрел и не верил тому, что видел. Он пытался последовать совету Арти, но не смотреть не мог, душа требовала правды. Поэтому он смотрел.
   Тело Арти оделось вдруг языками холодного прозрачного пламени, вспыхнула и испарилась одежда, на мгновение проглянули кости... и тело исчезло. Словно его и не было. Только контур остался на полу, силуэт. Напоминание.
   ***
   Он не помнил, что было дальше. Кто-то его бил, кто-то другой спрашивал:
   - Ты спалил, сука?! Я тебя спрашиваю - ты? А ну, отвечай, гнида сратая! Как ты его запалил, падла? Говори!
   Он молчал. Сидел на полу и молчал. Всё равно. Убьют - и ладно. И хорошо. Так и надо... Потом в камеру кто-то вошёл. Кто-то другой. Этот другой сказал:
   - Отставить. Вы чего измываетесь? Парень за эти сутки трёх своих потерял, а вам всё мало...
   - Он этого... нелюдя спалил! Сам видел...
   - Из чего он его мог спалить?.. Из пальца, что ли?.. Всё, парень, пошли. Поднимайся, давай, не сиди...
   - Эдуард Гершелевич, вы это... это под вашу ответственность. Хорошо?
   - Под мою, не волнуйся. Идём, дружок, надо тебе в тишине посидеть... вот и хорошо, пошли... Не, Василий, конвой не нужен, он и мухи не обидит. Идём, дорогой, нам недалеко...
   В коридоре Дзеди нашёл в себе силы сказать этому человеку:
   - Не говорите Лину... про Арти. Он сойдёт с ума...
   - Про то, что он сгорел?
   Дзеди кивнул.
   - Хорошо, не буду. Нам сюда, почти пришли. Я тебе сейчас дам таблетку, ты от неё уснёшь. Так надо. Хорошо?
   Дзеди не ответил. Он дал усадить себя, выпил, не почувствовав вкуса, воду из железной кружки... Лин сидел рядом с ним, не двигаясь, молча. За узким окном была ночь. Человек, который привёл их двоих сюда, сидел возле стола и читал. Потом он отложил книгу.
   - Спите, ребята, - приказал он. - Хватит.
   В комнату заглянул другой человек, остановился подле двери, спросил:
   - Отвести этих в "тим"?
   - Нет, оставь тут. Достаточно того, что двое с собой покончили... За этими я послежу до утра, от меня не убудет. И принеси чайку, пить охота...
   - Хорошо.
   Дзеди чувствовал, как же много сил теперь стало уходить на то, чтобы как-то поддерживать нужный уровень энергетики. Очень много, гораздо больше, чем раньше. Сказать об этом Лину? Нет. Конечно, нет. Только когда всё кончится. Хорошо ли, плохо ли... не важно. Сейчас не важно... Думать он мог. Но говорить... Это выше всех сил. Как страшно!.. Он всё никак не мог оправится от того, что пережил только что. Он не мог чувствовать, словно все чувства испарились разом и исчезли, как ветер или дым. Нет, ничего нет. Ни боли, ни зла на тех, кто убивал. Ничего. Пусто. Совсем пусто...
   "Плохо?" - спросил Лин мысленно. Дзеди не ответил. "Дзеди, тебе плохо? - переспросил Лин. - Помочь?" "Нет", - наконец ответил Дзеди. Лин отвернулся. "Я не должен говорить, - подумал Дзеди. - Я никому об этом не должен говорить... Лин может заметить... но я постараюсь, чтобы он не заметил. Утомляемость?.. Спишем на счёт здешних условий. Потеря ресурса?.. Да, это сложнее, но тоже можно что-то придумать. Прости, Лин, по я так должен сделать... хотя бы ради тебя".
   - Пей, - приказал тот самый человек, что забрал их и увёл в эту комнатку. - Пей, сказал! Это лекарство, его надо принять, иначе не выдержишь... да пей же ты!
   Дзеди немного очнулся от своих мыслей. Оказывается, перед ним сидели на корточках и Эдуард Гершелевич, и Лин.
   - Что? - еле слышно спросил он.
   - Это надо выпить, - объяснил Лин. - Это снотворное. Ты уже три часа так сидишь... молча. Что ты видел? И что с тобой?
   - Что я видел? - повторил Дзеди. - Всё видел...
   - Пей, - приказал Эдуард Гершелевич.
   - Кровь на снегу... - сказал Дзеди. - Это красиво... я и не думал...
   - Не надо, не вспоминай сейчас, - сказал Эдуард Гершелевич. - Будет только хуже. Я понимаю, что трудно... но держаться надо, ты пойми. Иначе вам просто не выжить. Ты понимаешь?
   Дзеди кивнул. Лин сидел рядом с ним, робко заглядывая ему в глаза. И только тут Дзеди вдруг понял, какую ответственность он несколько часов назад взвалил на свои плечи. Четыре жизни теперь зависят от него. Целых четыре жизни! О, Господи!.. И как же это будет тяжело. Дзеди прикрыл глаза, от страха у него на секунду пересохло во рту. Он втянул голову в плечи и закрыл глаза трясущимися руками.
   - Выпей таблетку, пожалуйста, - попросил Эдуард Гершелевич, - ну... вот и молодец. А теперь ложись... Ты, рыжий, тоже... Я посижу с вами, чтобы вас не беспокоили до утра. Это всё, что я смог для вас сделать...
   Всё, что смог сделать... "А ведь это верно, - подумал Дзеди, уже засыпая, - всё, что смог... я тоже. И то хорошо".
   ***
   Среди ночи, тихой и нарочито спокойной, Дзеди вдруг проснулся. От лекарства, которое его заставили принять, мысли путались, а тело слушалось плохо. Он сел, прислонился к стене, чтобы удержать равновесие - его почему-то всё время неудержимо тащило куда-то в сторону. Что-то он забыл. Что-то настолько важное, что забывать об этом было нельзя. А он забыл. И вдруг вспомнил.
   - Боже, - прошептал он, - входы... у них же у всех стоят входы... у всех троих... О, Боже... как же так?.. как я...
   Эдуард Гершелевич подошёл к нему и опустился на корточки.
   - Что случилось? - спросил он. Дзеди попытался как-то сфокусировать взгляд на лице своего собеседника, но ничего не получалось - он словно видел через слой воды, всё плыло, раздваивалось...
   - Входы... - упавшим голосом повторил Дзеди. - Входы... у них... я не снял... теперь всё точно погибло... детекторы... не снял... забыл...
   - Что такое - входы? - Эдуард Гершелевич подался вперёд, чтобы лучше слышать. - Я могу тебе помочь? Что надо сделать?
   Дзеди не ответил. Он запустил руки в волосы и стал тихонько раскачиваться взад-вперёд, еле слышно плача.
   - Перестань, - Эдуард Гершелевич осторожно взял Дзеди за плечи и развернул к себе лицом. - Объясни, что надо найти? И где искать?
   Дзеди положил руку себе на горло, затем провёл ладонью вокруг шеи.
   - Там... - сказал он. - Это там...
   - Что - там? - не понял его собеседник. - Оно большое?
   Дзеди отрицательно покачал головой. Хотел было что-то добавить, но тут его вдруг повело с новой силой. Голова закружилась, глаза закрывались сами собою. Рука его бессильно опустилась.
   - Спать... - прошептал он, - спать хочется... сил нет...
   - Ну и спи, - одобрил Эдуард Гершелевич. Он помог Дзеди лечь, встал на ноги и прошёлся по комнате, задумчиво потирая подбородок. Затем решительно кивнул, вытащил из своего чемоданчика скальпель и пинцет. И вышел прочь, даже не прикрыв за собой дверь.
   ***
   Их не трогали. Уже который день. Не били, не издевались. Когда они находились в зале, им каждые десять часов стали давать часовой отдых. Кормить стали каждый день, да и сами порции увеличили. Дзеди есть перестал. Вообще. Лин страшно переживал, но поделать ничего не мог - разговаривать друг с другом им запретили, а Дзеди выглядел настолько подавленным, что Лин и не думал пробовать общаться мысленно - сказывалась врождённая тактичность. Безучастность друга, его угнетённое состояние пугало Лина. "Что такое? - думал он. - Что происходит? Что с ним? Как помочь?" За эту неделю Дзеди сильно ослабел, он еле таскал ноги. Ночами Лин старался как-то поговорить с другом, но пока это было тщетно - Дзеди просто не отвечал. Не потому, что не хотел - просто не было сил, чтобы как-то общаться. Не мог. Он временами начинал думать, что уже больше никогда не сможет говорить - все силы, что были, без остатка уходили на то, чтобы как-то поддержать материалы. Которые сжирали всё. Он старался, очень старался не подавать вида, насколько ему тяжело - и это ему удалось. Лин так и не понял, что на самом деле происходит с его другом. И не понимал ещё много-много лет...
   В один прекрасный день всё изменилось. Они снова были в зале, им дали полежать, и они дремали, сидя в высокой части зала. Дзеди проснулся и неожиданно вдруг ощутил в себе невесть откуда взявшиеся новые силы. "Откуда? - ошарашено подумал он. - Не может быть!.." Силы... этого запаса вполне хватит на полгода, если расходовать экономно! Хватит на всё - и на полноценную поддержку материалов, и на собственные нужды. "Как? - подумал он. - Не мог же я..." "Это и не ты, - раздался знакомый голос у него в голове. - Это я". "Арти! - удивлению Дзеди не было предела. - Но ты же..." "Это ещё не повод для того, чтобы не помогать друзьям, - отрезал тот. - Не распускайся. Я сказал, что при первой же возможности помогу тебе. И помог. По мере своих возможностей. Если позволят - потом помогу ещё. Всё. До свидания, Дзеди". "Арти..." Дзеди потихонечку оглянулся. Всё было спокойно - Лин ещё спал, надсмотрщик не обращал на них никакого внимания. Ему велели - не трогать. И он не трогал. Велят убить - убьёт. А пока... Что ж, как говориться - наше дело маленькое...
   Лин проснулся минут через десять и первое, что он увидел - это Дзеди, который дремал, сидя рядом с ним. Дзеди проснулся через несколько минут, пристально посмотрел в дальнюю часть зала, словно соображая что-то, а затем вдруг сказал:
   - Лин, я так хочу есть... сегодня ещё не кормили?..
   - Слава Богу, - тихо сказал Лин. - Слава Богу... я-то уж думал, что я и тебя потерял... Не делай так больше, слышишь? Не делай!.. Не пугай меня, не надо...
   - Прости, рыжий, - Дзеди отвёл взгляд, - я просто не мог собраться... собраться с силами... после всего... я не нарочно...
   - Да всё я понимаю, - Лин взял Дзеди за руку. - Мне до сих пор невмоготу. Как будто ломается что-то... что-то внутри... А, хочешь ты этого, или не хочешь - надо быть сильным. Так?
   - Так, - согласился Дзеди. - Всё верно, Лин. И я постараюсь, чтобы с нами всё было хорошо.
  
  
   Год пятый
   Страх
   Это был живой ужас. Сил не осталось вовсе. Они уже не сознавали, сколько времени прошло с тех пор, как погибли остальные, это уже не волновало. В тот страшный день обстоятельства сперва ополчились на Лина, а затем не пощадили и Пятого.
   Лин не смог удержать на плечах тяжеленного стокилограммового ящика и упал. Он надорвался, но даже не понял, что с ним произошло. Под непрерывными ударами он несколько раз пытался подняться, у него ничего не вышло. Пятый, не в силах дольше видеть того, что происходит с его другом, подскочил к надсмотрщику и попытался выхватить у того плётку. Надсмотрщик даже не обратил на него внимания, он просто оттолкнул Пятого прочь. Лин лежал на полу, надсмотрщик бил его ногами... и тут у Пятого внутри словно что-то надломилось. Он мгновенно выпал в низкую стойку и бросился на своего врага. Тот от неожиданности немного опешил, но что началось, когда он сориентировался... Пятый потом смог вспомнить лишь то, что его били трое или четверо, и что потом, когда на него уже наступала темнота, он пытался позвать Лина...
   Пятый очнулся от холода. Он лежал на полу, вокруг было темно, он ничего не видел. Рядом с ним, привалившись к стене, лежал Лин. Пятый потряс его за плечо, но Лин не ответил - он был в глубоком обмороке. Время тянулось страшно медленно, Лин всё не приходил в себя, да и самому Пятому становилось всё хуже. Предыдущие избиения и в сравнение не шли с тем, что ему довелось испытать в этот раз. Он ненадолго заснул.
   Разбудили его грубые голоса, доносившиеся из коридора, потом кто-то пнул его ногой и приказал встать. Лин так и не очнулся, поэтому его волоком вытащили из камеры. Пятый шёл сам, но он не понимал, куда его ведут и что происходит. Только очутившись на первом наземном, он сообразил, что их куда-то увозят.
   Их запихнули, не особо церемонясь, в кузов машины. Ехали долго, сильно трясло. Пятый старался, по мере своих сил, поддерживать Лина - он боялся, что тот от тряски может удариться головой. Сам Пятый чувствовал себя прескверно - ему жутко хотелось пить, во всём теле ощущалась какая-то странная слабость.
   Машина остановилась, дверцы кузова распахнулись и их обоих вытащили на свет. Впервые за все эти годы он снова оказался на улице. От вида неба у него страшно закружилась голова, и он пошатнулся, жадно ловя ртом влажный воздух. Была зима, но вовсе не такая, к какой он привык у себя дома. Какая-то странная мокрая зима, талая грязь под ногами, тёплый, совсем не зимний, ветер, светло-пепельные облака. Но снег... Это же настоящий снег! Пятый мгновенно сообразил, что надо делать. Он, собрав все силы, вырвался из рук своего конвоира и бросился со всего размаху к ближайшей снежной кучке. Пить! Если нет воды, надо есть снег! Скорее, пока они ещё не подошли... Пятый чувствовал, что если он не попьёт сейчас - он умрёт. Кто-то засмеялся рядом с ним, кто-то сильно, но без злобы, ткнул его ногой...
   - Вот чокнутый! - сказал кто-то. - Смотри, снег жрёт...
   - Веди его, не телись там. А мы пока этого дотащим. И смотри, поосторожнее с ним, он там надсмотрщика побил.
   Дальше стало ещё хуже, чем было. Их раздели догола, завели в какую-то комнату, в которой имелось окно в стене и матрас на полу, им связали руки, завернув их за спину, едва не выворачивая лопатки из суставов, затем связали ноги, положили на матрас, прикрыли одеялом... и оставили одних. Одни они пробыли двое суток - Пятый наблюдал в окне целых два заката, а восходов не видел вовсе - окно было западное. В голове у него всё мутилось, никогда раньше ему не было так плохо. Боли от недавних побоев он почти не ощущал, это уже вошло за пять лет в привычку, но связанные руки в первый день страшно болели. Потом, уже позже, по ним разлилось онемение, они словно бы стали существовать отдельно, независимо от него. Его знобило, хотелось пить. Он то засыпал, то на короткое время просыпался, каждый раз заново удивляясь - как это они очутились здесь, что они здесь делают?..
   На вторые сутки очнулся Лин, он пытался спрашивать, куда они попали и что происходит, но Пятый не мог ему ничего связно ответить. Лин, которому стало немного получше, всполошился, но поделать ничего не мог - руки им вязали с тем расчётом, чтобы не могли освободить друг друга. А на третий день в комнате появились, наконец, люди.
   ***
   Вошедших было трое. Один - пожилой, в гражданской одежде, при потёртом кожаном портфеле, двое - молодые, в военной форме с сержантскими нашивками. Старший, войдя, брезгливо осмотрелся и спросил:
   - Ну, и?..
   - Согласно распоряжению, доставили, - забубнил себе под нос один из молодых.
   - И где? - с сарказмом спросил пожилой.
   - Да вот же, - второй проворно откинул одеяло и отступил. - Вроде, живые...
   - Это что ещё за мужской стриптиз? - спросил пожилой. - И почему вы их связали?
   - Один из них на надсмотрщика напал. Прямо в "тиме", - объяснил первый сержант.
   - Это тот, который снег жрал, - добавил второй. - Этот вроде, чёрный, - он толкнул Пятого ногой. - Придурок такой, сил нет...
   - Когда привезли, тогда и связали? И когда? - спросил пожилой.
   - Да тридцать первого, днём.
   - Вы ошалели? - возмутился пожилой. - Кто ещё тут придурок... Быстро развязать! К ним что - эти дни вообще никто не заходил?
   - Да нет, вроде, - промямлил второй сержант. Он нагнулся над Лином и принялся возиться с узлами. - Тут же не было никого. Новый Год, всё-таки...
   - Дай я, - сказал второй. У него в руках появился перочинный нож, которым он в минуту разрезал верёвки. - А этот, который снег-то жрал...
   - Чего? - с неодобрением спросил пожилой. - Холодный уже, небось?
   - Да нет, как раз горячий. Температура у него, что ли?..
   - Вы, оба, - приказал пожилой, - быстренько достаньте койки для этих двоих. Бельё там, одеяла... и срочно принесите что-нибудь им попить. Что найдёте - чай, компот... что угодно. И шевелитесь, нечего стоять. О том, что вы тут натворили, мне придётся доложить. Сегодня же.
   Оба сержанта вышли в коридор.
   - Сволочь жидовская, - пробормотал один. - Скотина...
   В коридор высунулась голова пожилого.
   - А вот за это ты мне ответишь отдельно, - ласково сказал пожилой и прикрыл дверь. Он вернулся в комнату и присел на корточки возле матраса.
   - Что, плохо? - спросил он. Лин попытался поднять голову, в его взгляде появился страх. - Не бойся, не надо, - попросил пожилой, - я же не из них. Я врач, меня зовут Эдуард Гершелевич. А ты - номер семь, не так ли?
   - Да, - прохрипел Лин.
   - Сейчас я вас посмотрю, - пообещал Эдуард Гершелевич. - Всё будет в порядке, я обещаю. Имя-то у тебя есть? - спросил он.
   - Лин, номер семь в "тиме", - ответил Лин. - А это Пятый, номер пятый... Так получилось... Что с ним?
   - Он и вправду ел снег?
   - Я не помню. Я вообще не понял, как мы сюда попали...
   - Ты руки ощущаешь?
   Лин отрицательно покачал головой.
   - Надо растереть, тогда кровообращение быстрее восстановиться... А, вот и наши начальнички пожаловали. С кроватью, - с удивлением добавил он. Сержанты внесли койку в комнату и с грохотом водрузили у стены. - Пока положите вот этого, - Эдуард Гершелевич махнул рукой в сторону Лина, - потом идите за второй койкой, а я осмотрю вон того...
   Сержанты удалились. Эдуард Гершелевич подсел к Пятому.
   - Так, что тут у нас, - проговорил он. - А ну-ка, проснись, дружок! Это чего же глаза-то такие мутные... Как пьяный, ей Богу, - он немного приподнял Пятому голову и сказал: - у тебя болит где-нибудь?
   Тот сделал попытку кивнуть. Эдуард Гершелевич на секунду задумался и спросил:
   - Не горло, часом? Ну, я так и знал. Открой рот... пошире, я так ничего не вижу... ого! Как это тебя так угораздило...
   - Чего с ним такое? - спросил один из сержантов. Они, поставив вторую койку у противоположной стены, с интересом наблюдали за действиями врача.
   - То ли дифтерит, то ли ангина, так сразу не скажешь, - ответил Эдуард Гершелевич. - Без мазка не разберёшь. Но у него всё горло в нарывах, не мудрено, что он говорить не может. И вы, идиоты, ещё добавили. Попить принесли?
   - Только чай холодный, - второй сержант протянул Эдуарду Гершелевичу алюминиевый мятый чайник и два мутных стакана, вложенных один в другой. - Компот нам не дали...
   - И на том спасибо, - констатировал врач. - Налей и напои. А мне надо позвонить, чтобы перенести допрос, который должен был быть сегодня. Может, оно и к лучшему, они хоть отдохнут.
   - Допрос? - изумился первый сержант. - Сегодня?!
   - В том-то всё и дело. А вы, дураки, вон чего натворили... Ты пей, пей, не стесняйся, - подбодрил он Лина. Тот уже сам взял в непослушные руки стакан с чаем. Руки пока что сильно тряслись. - Помогите этому, - сказал Эдуард Гершелевич.
   - Я не могу... - прохрипел Пятый. - Больно...
   - Ну ты постарайся.
   Пятый слабо отрицательно покачал головой и прикрыл глаза.
   - Ну и что мне теперь прикажете делать? - с раздражением вопросил Эдуард Гершелевич. - Идите, звоните. Срочно вызывайте сюда шефа.
   - Это зачем? - спросил второй сержант.
   - А затем, что ты нагни свою тупую голову и посмотри на его глаза. Внимательно. Они оба - не отсюда, понятно? Вот ты, к примеру, не можешь ли мне сказать, как он будет реагировать на лекарства? А если он помрёт? Ты за это отвечать будешь? Нет? Правильно, отвечать заставят меня, но только в том случае, если я что-либо стану делать без санкции. Улавливаешь?
   - Ну...
   - Умница. Значит, мне нужна санкция, да побыстрее. Если я сейчас что-нибудь не предприму, он к утру может загнуться. Тоже улавливаешь?
   - Да...
   - А вот если он загнётся, у нас всех будут большие неприятности. Так что кругом, а затем - бегом марш!
   Сержанты исчезли, словно по мановению волшебной палочки.
   - Ты антибиотики нормально переносишь? - спросил Эдуард Гершелевич у Пятого.
   - Что переношу? - прошептал тот.
   - Антибиотики. Ну, пенициллин там...
   - А что это... такое? - Пятый не понял вопроса. Видимо, речь шла о каких-то лекарствах, но названия ему ничего ровным счётом не говорили. А он-то считал, что знает этот проклятый язык в достаточной степени. Ему стало стыдно. - Я просто не понял...
   - Это плохо, - покачал головой врач. - Видимо, придётся рисковать. Ну, как говориться, риск - благородное дело. Да! - спохватился он. - А где ваша одежда?
   - Не знаю, - ответил Лин. - Может, вон эти тряпки в углу?..
   - Это не подойдёт. Я им скажу... поищем чего-нибудь.
   - Что со мной? - спросил Пятый.
   - Ты болен. Чем - точно не скажу. Пока что надо попробовать разобраться с твоим горлом...
   Вошли сержанты.
   - Приедет Павел Васильевич, - сказал первый. - Через сорок минут будет...
   ***
   Они сразу узнали вошедшего. Ещё бы! Их мучитель не изменился ни на йоту с того дня, год назад, когда они видели его последний раз.
   - Ну что? - спросил он с порога. - Не одумались? Я вас предупреждал.
   - На это мы никогда не пойдём, - ответил ему Лин. - Я уже говорил, что...
   - Давайте вы потом про это всё побеседуете, - попросил Эдуард Гершелевич. - Тут проблема, и весьма серьёзная.
   Он вкратце обрисовал ситуацию. Павел Васильевич слушал молча, затем спросил:
   - И что вы предлагаете?
   - Можно попробовать начать пенициллин, - ответил немного неуверенно Эдуард Гершелевич. - Во всяком случае, это пока видится мне единственным выходом.
   - Так что вы ждёте? - довольно резко спросил Павел Васильевич. - Моей санкции? Считайте, что она у вас есть. И ради этого вы меня вызвали?..
   Он резко повернулся и вышел. С минуту в комнате было тихо, затем Эдуард Гершелевич вздохнул, устало потёр глаза и спросил у всё ещё молчавших сержантов:
   - Кто-нибудь из вас уколы делать умеет?
   - Ну я своей собаке делал когда-то, - неуверенно начал второй сержант. - Она рожала, а к ветеринару ездить... - он не договорил, Эдуард Гершелевич прервал его:
   - Вот ты и сделаешь, - заключил он. - Ничего тут сложного нет. Я всё покажу. Завтра позвоните мне и скажете, как тут дела. Мне работать надо, я и так здесь сижу с вами чёрти сколько...
   - Ладно, сделаем, - отозвался сержант. - Мы ещё вот что... простите нас, Эдуард Гершелевич. Мы, это... не правы были... Простите.
   - Ладно, чего уж там, - отозвался врач. - Поеду я, ребятки. Телефон мой спросите на вахте.
   Эдуард Гершелевич оставил подробные указания, что и как следует делать и отбыл. На душе у него было неспокойно. Он нервничал, хотя сам слабо сознавал, из-за чего это происходит. Не то, чтобы он испытывал к этим двоим какую-то жалость, нет. Он просто в меру своих сил сочувствовал им, прекрасно сознавая, что они обречены. Он понимал их, но то, что они делали, вызывало у него недоумение и лёгкую зависть. Он знал, почему. Они не продавались. А он продался. И, хотя теперь горько сожалел об этом, не смел сказать и слова поперёк тем, кто стал с некоторых пор его хозяевами. "Сильные ребята, - подумал он с уважением, - вот только... Я всё же попрошу, чтобы меня больше не ставили на подобные задания. Не могу на это смотреть. Этот раз - последний".
   Он ехал домой. Только там он ещё имел право быть тем, кем считал сам себя. Он устал от лжи, от постоянного раболепства, от страха. Как бы он хотел сбросить с себя эту маску и стать... он уже и сам не помнил, кем же он был до этого всего. И не вспомнить уж теперь, ведь прошло столько лет...
   - Будьте вы все прокляты, - прошептал он, открывая дверцу своей машины и садясь на водительское сиденье. Да уж, было за что "пострадать" - своя "Волга", трёхкомнатная квартира, дача в красивом месте, хорошая, если не сказать больше, зарплата. Главный патологоанатом проекта "Сизиф", как же... - сволочи, - добавил он. Двигатель новой "Волги" тихонько заурчал. - Как же мы все дёшево стоим, - пробормотал он.
   ***
   Телефонный звонок в его квартире раздался часов в девять утра. Он, ещё сонный, подошёл к беснующемуся аппарату и снял трубку. Искажённый расстоянием голос произнёс:
   - Доброе утро, Эдуард Гершелевич. Хотя доброе-то оно доброе, но вот...
   - Выкладывайте, что у вас там, - поморщился он. Ехать никуда не хотелось, хотелось спать. - Что такое?
   - Ему, кажется, стало хуже, - сказали на том конце провода. - Вы бы приехали.
   - Хорошо, - согласился он. - Раз надо, то буду.
   На месте он был через час. Давешние сержанты дожидались его на пороге комнаты. Войдя, он увидел, что они не ошиблись.
   Казалось, прошедшая ночь изменила даже черты лица лежащего перед ним человека. Он был очень бледен, а когда Эдуард Гершелевич подошёл ближе и Пятый, услышав его шаги, приоткрыл глаза, тот понял, в чём дело. Это был обречённый взгляд, в нём стояла безнадёжность. Эдуард Гершелевич потрогал Пятому лоб и понял, что температура не только не упала, нет, она поднялась ещё выше. Говорить Пятый уже не мог. Лин, лежавший на соседней койке, был пока не в силах подняться, но он слишком хорошо видел, что происходит. Он был в ужасе, и, что самое страшное, он ничем не мог помочь другу - сам был на нуле. Лин молча наблюдал за людьми.
   - Не отчаивайся, - сказал Эдуард Гершелевич. - Что-нибудь придумаем. Раз одно лекарство не помогло - другое поможет. Вот только санкции, - он сделал намерено ударение на этом слове, - я больше просить не буду. Сегодня я с вами посижу, пожалуй. А то, я смотрю, вы без меня плоховато справляетесь.
   - Что теперь колоть? - спросил сержант.
   - Ампициллин. Развести дистиллированной водой и по пять кубиков - каждые четыре часа, - распорядился Эдуард Гершелевич. - Не надо его переворачивать, коли прямо в ногу, только немного повыше... а ты умеешь, чего прибеднялся-то... вот так. Теперь подождём и посмотрим, как пойдёт дело...
   - А когда станет ясно, получилось или нет? - спросил Лин.
   - Через пару часов, дружок. Не пойдёт этот антибиотик, попробуем следующий... Да ты не волнуйся зря, всё будет в порядке. Я тебе обещаю.
   Через некоторое время Лин сполз со своей койки и на нетвёрдых ногах доковылял таки до кровати Пятого. Тот приоткрыл глаза, и Лин увидел, что Пятому легче - взгляд его посветлел, прояснился. Он с минуту посмотрел на Лина, сидящего рядом, и вдруг сказал:
   - Рыжий, как ты похудел... я только сейчас заметил...
   - А у тебя седые волосы появились, - заметил Лин. - Много. А уж про худобу я вообще молчу...
   - Ты тоже поседел, - ответил Пятый. - Я вот только не могу понять, когда это произошло...
   - Год назад, - Лин вздохнул. - И ты, кстати, тогда же, я вспомнил.
   - Просто там как-то не до волос было. Лин, а ведь мы живы до сих пор. Сколько лет прошло?.. Я что-то путаюсь...
   - Я сейчас спрошу, - сказал Лин. Он слез с кровати и, подойдя к двери, принялся ожесточённо стучать в неё кулаком.
   - Лин, ты зачем шумишь? - с упрёком спросил Пятый. - Тебя и так услышат.
   - Я так ночью с ними общался, - ответил Лин, прекратив, однако, долбить несчастную дверь. - Они иначе не услышат. А ты всё проспал, жалко. Тут такая комедия была...
   Лин так и не рассказал свою "комедию" - к двери подошёл сержант.
   - Чего надо? - спросил он.
   - Во-первых, Пятому лучше, - отрапортовал Лин закрытой двери, - поэтому ему можно попить принести. А во-вторых, скажите пожалуйста, какой сейчас год?
   - Как это - какой? - удивился сержант. Он приоткрыл дверь, вошёл в комнату, поставил на стол чайник. - Я вам тут чаю принёс, как чувствовал, что звать будешь... А год мы только-только семьдесят второй встретили. Три дня назад.
   Лин молча посмотрел на Пятого, тот ответил ему таким же, полным горечи и боли, взглядом. Пять лет. Они потеряли, в общей сложности, год. Вот вам и ошибки в расчётах... Как же так... А кем они стали за эти пять лет! Они смотрели друг на друга и с огромным трудом узнавали сами себя. "И это мы, - подумал Пятый. - Кошмар какой... не вериться даже... Если бы этот человек напротив меня не шутил со всеми напропалую, я бы, наверное, не узнал в нём Лина. Это и не человек вовсе, это вешалка для одежды. Неужели и я такой же?" Там, на предприятие, им было просто не до того. У них была одна цель - выжить. Не упасть. Не дать себя убить просто так, на потеху.
   - Лин, - позвал Пятый, - налей мне попить, пожалуйста. А то я сам вряд ли...
   - И думать забудь, лежи. Мы так за тебя волновались. - Лин подсел к Пятому и протянул ему чашку с чаем.
   - Спасибо, рыжий, - Пятый вздохнул. - Так и вправду лучше... А горло у меня почти что не болит, - с удивлением заметил он. - Просто здорово...
   - Это всё врач. Тот самый, между прочим, - сказал Лин.
   - Какой это "тот самый"? - спросил сержант.
   - У него спросите, - посоветовал Пятый. - Вот только расскажет ли он?.. И помнит ли нас?..
   - По-моему не очень, - с сомнением в голосе сказал Лин. - Спрашивал, как меня зовут, как тебя... Да он нас тогда и не видел нормально, может так, мельком. Хороший мужик.
   - Я пойду, Гершелевичу доложу, что тебе полегчало, - сказал сержант. - А то тут наш этот был...
   - Не трави душу - попросил Лин. - Я только забывать стал.
   - Кто был? - спросил Пятый, когда сержант вышел.
   - Шеф, - ответил с отвращением Лин. - Та самая тварь. А ты не помнишь разве?
   - Я и сейчас плохо соображаю, - признался Пятый. - А уж тогда и подавно...
   - Ничего, - примирительно сказал Лин. Он снова сел рядом с Пятым и взял его за руку. Лицо его стало печальным, наигранная бравада пропала. - Я боялся, что ты умрёшь, - сказал Лин. - И ещё все эти сволочи вокруг... Мы никому не нужны, Пятый. Ты это понимаешь? Вообще никому...
   - А там, в "тиме", страшно испугался за тебя, - признался Пятый. - Я думал - он тебя убьёт. Я не мог стоять и смотреть на это всё... поэтому я и... - он не договорил. Губы его предательски дрогнули, он на секунду прикрыл глаза. - Ты знаешь, рыжий, я был близок к тому, чтобы... я был готов убить его, Лин. И я бы убил, клянусь. За тебя...
   - Молчи, ради Бога, - попросил Лин. - Не надо. Я же знаю, ты - не такой. Ты бы не смог, ты бы остановился. Хватит. Вон, слышишь? Эдуард идёт, сейчас позабавимся... Да улыбнись ты, придурь!
   - Я не могу, - Пятый слабо пожал плечами. - По-моему, я забыл, как это делают...
   Лин посмотрел на него с недоумением и подошёл к двери. За ней всё явственнее слышались шаги человека, который был первым, кто отнёсся к ним двоим по-хорошему. Первым - в этом мире. До него они знали здесь лишь боль.
   - Хороший мужик, - повторил Лин. - Сам увидишь.
   ***
   - Ну, как у нас дела? - спросил Эдуард Гершелевич. Он вошёл и плотно притворил за собой дверь.
   - Нормально, - сказал Пятый. Он и вправду чувствовал себя вполне сносно.
   - Хорошо, - удовлетворённо произнёс врач. - Дай-ка я посмотрю... отлично. Я же говорил, что подействует.
   - Эдуард Гершелевич, а в чём разница между этими двумя препаратами? - спросил Лин. Он сидел на своей кровати и, склонив голову к плечу, смотрел на врача. - Названия-то похожи...
   - Группа одна, - согласился тот, - но по силе действия они разные. Да и по вредности тоже.
   - Простите, - вмешался Пятый, - я немного не понял... Так это были вы или нет?.. Тогда, в прошлом году?.. Когда...
   - Это был я, - просто ответил врач.
   - Спасибо вам, - сказал Пятый. - Если бы не вы...
   - Не стоит, - врач вздохнул. - Я и так понял, что, оставь я те капсулки... вы понимаете, о чём я?..
   - Естественно, - прошептал Лин. Пятый кивнул.
   - ...там, где я их нашёл... тогда и мне, и вам не обойтись без очень больших неприятностей. Поэтому я и решил, что разумнее будет извлечь их и уничтожить. Что я и сделал. Вот, собственно, и всё.
   - Это было более, чем разумно, - сказал Пятый. - Это было провидение. Этим вы спасли себе жизнь.
   - Я так и понял. Так вот, наши хозяева очень интересовались вашими друзьями. Мало того, они присутствовали при вскрытии...
   Лин закрыл лицо дрожащими руками. Пятый облизал пересохшие губы и после нескольких секунд молчания нашёл в себе силы спросить:
   - И что? - голос звучал хрипло, низко, как чужой.
   - Ничего, - ответил Эдуард Гершелевич. - Я успел сделать всё до того, как они там появились. Для очистки совести скажу, что ничего интересного я там не нашёл. Не потому, что не искал, я привык работать честно. Просто ваши друзья были самыми обычными людьми.
   - А Арти? - с недоумением спросил Лин. - Он же не был...
   - Я не хотел расстраивать тебя, Лин, - сказал Пятый. Лин с недоумением посмотрел на него. - Я не хотел, но... Лин, пойми, ты не прожил бы этот год, если бы знал. Ты бы не выдержал...
   - Что ты мелешь?! - возмутился Лин. - Не знал - чего?! С каких это пор ты завёл моду мне врать?!
   - Я не врал тебе, - без выражения сказал Пятый. - Просто... ты помнишь, я заходил прощаться после тебя?..
   - Ну да, - ответил Лин. - Естественно, помню...
   - Так вот. Арти, вернее его тело... оно сгорело Лин. Само. Смею тебя заверить, я тут не причём. Это произошло в какие-то секунды, я и сам ничего не понял... вернее, не успел понять. Но Арти знал, что делает. Ты можешь себе представить...
   - И ты молчал? - на лице у Лина было выражение полнейшего замешательства и растерянности. - Ты весь этот год жил с этим и... молчал? С ума сошёл, ей Богу! Точно! Теперь я понял, почему ты улыбаться перестал... Он сумасшедший, ведь так, Эдуард Гершелевич?
   - Я бы так не сказал, - подумав произнёс Эдуард Гершелевич. - Он просто пытался уберечь тебя, вот и всё. Думаю, ты должен сказать ему за это спасибо.
   - Сказать-то я могу, - медленно ответил Лин, - но не скажу. Да, Пятый, ты меня временами поражаешь. Так почему ты молчал? Объясни, будь добр.
   - Я просто не мог, - тихо произнёс Пятый. - Прости, рыжий...
   - Да, Лин, - поддержал врач. - Ты уж его прости на этот раз. Не гоже вам ссориться, не те у вас сейчас времена. А что до того, что произошло тогда... может, оно и к лучшему. Начальству волей-неволей пришлось довольствоваться тем, что осталось.
   - Не говорите так, - попросил Лин. - Мне уже и так дурно...
   - А ты приляг, - посоветовал врач. - Тебе бы вообще не вставать недельку. Кто, кстати, вас так избил?
   - Будто вы не знаете, - усмехнулся Лин.
   - Знать-то знаю, и поболе, чем вы. В самое ближайшее время надсмотрщиков должны заменить. Вот я и подумал, что у вас это, возможно, уже произошло...
   - Заменить на кого? - спросил Пятый.
   - На вольнонаёмных.
   - А этих, которые были?..
   Врач собрал руку в кулак, отставив в сторону большой палец и медленно, выразительно, перевернул кисть так, что палец указал прямо в пол. Этот жест римлян представлялся ему самым подходящим для подобного случая. Было удивительно, но он, патологоанатом, не любил слова "смерть". И старался его не применять. Пятый и Лин жест прекрасно поняли.
   - Вот даже как, - задумчиво протянул Лин. - Странно...
   - Ничего странного. Эти иногда бегут, а кое-кому не нравиться, что происходит утечка информации. Поэтому этот кое-кто немного усложнил систему. Её уже два года проверяют, она доказала свою эффективность.
   - Значит, убежать всё же можно? - тихо спросил Лин. В его глазах загорелись огоньки. Пятый приподнял тяжёлую голову от подушки и с удивлением посмотрел на него.
   - Можно, - так же тихо ответил врач. - Я потом объясню вам, как. Кстати, в тридцати километрах от "трёшки" находится большой и красивый город Москва, столица нашей Родины. От души советую посетить. Не пожалеете.
   - Что ж, - сказал Лин. - Мы учтём. Спасибо, что сказали.
   - Теперь - о вас, - Эдуард Гершелевич немного повысил голос. - Про тебя, Лин, я могу сказать, что ты в принципе здоров. Конечно, если вычесть побои, переутомление и голод. - Лин усмехнулся, а врач продолжил. - Единственный совет, который я могу тебе дать - лежи. Пока есть такая возможность. И ешь. Вас пока не кормили?
   - Нет, - сказал Лин. - Сказали - слишком много чести...
   - Я распоряжусь, - ответил врач. - С тобой, Пятый, дело пока что обстоит хуже, но, думаю, всё будет в порядке. Ещё четыре дня поколем тебе лекарство и посмотрим, что получится. Пока - лежать, много пить, поменьше разговаривать. Лучше всего - спи. Как ты сейчас себя чувствуешь?
   - Нормально в принципе... - Пятый на секунду прислушался к своим ощущениям и добавил: - Только вот слабость, а так...
   - Тогда - ладно, - врач поднялся со стула и направился к выходу. На пороге он задержался и сказал: - Вы пока отдыхайте, если что - зовите. Вечером поговорим... о том, что я вам обещал. Поняли? И разговаривайте немного потише, там, в коридоре - отличная слышимость.
   Он вышел. Лин поудобней улёгся, пристроил под голову подушку и сказал:
   - Слушай, а ведь это - настоящие кровати! Ты только подумай!
   - Да, - согласился Пятый. Спать ему пока что не хотелось, а вот вопросов, напротив, накопилось слишком много. - Рыжий, а что было вчера? Я так и не понял. Приезжал этот, что ли?
   - Ну да, - подтвердил Лин.
   - И что? Ты с ним говорил?
   - Гершелевич не дал, - с удовольствием констатировал Лин. - Я же тебе говорю, он классный мужик. Может, он как-то поможет нам...
   - Не особо рассчитывай, - возразил Пятый. - Он слишком много лет прожил, чтобы кому-то помогать. Он дорожит тем, что прожил.
   - Может, ты и прав, - подумав сказал Лин. - А может, и нет.
   - Узнаю Лина, - сказал Пятый. - Ты всегда оспаривал то, что я говорил.
   - А я с очень большим трудом узнаю тебя, - сказал в ответ Лин. - Будто ты - и в то же время - не ты... Чёрт возьми, да что же с тобой случилось? - с отчаянием в голосе произнёс Лин.
   - Я и сам не пойму, рыжий. Просто во мне что-то сломалось... по крайней мере, я это вижу именно так. - Пятый устало вздохнул. - Я начал всё видеть как-то по-другому... Знаешь, раньше всё это показалось бы мне диким, странным... я, может быть, испугался бы или удивился тому, что происходит. А сейчас... - он на секунду замялся. - Мне это всё кажется простым и обыденным. Даже если бы мы умерли - я бы не удивился. Теперь меня страшно удивляет Дом - мне не верится, что мы там жили, что всё это было... Временами мне начинает казаться, что мы всю свою жизнь прожили здесь, что в ней ровным счётом ничего не было. И ещё одно.
   - Что же? - спросил Лин.
   - Я понял, что они все в какой-то степени правы. Каждый для себя. Они ценят жизнь... Что ж, всё верно. Здесь жизнь коротка, поэтому она и стоит столь дорого. Вот только мы с тобой плохо вписываемся в эту картину.
   - Да, друг мой, ты болен, - покачал головой Лин. - И это ещё мягко сказано! Могу себе представить, до чего ты в состояние додуматься. А что будет ещё через некоторое время... м-да. Ты хоть сам-то понял, что сейчас сказал?
   - Понял, - ответил Пятый. - Ты считаешь, что я свихнулся?..
   - Можно сказать и так, - покачал головой Лин. - Дома у нас, оказывается, не было...
   - Да был он конечно, всё я знаю. Просто на меня временами находит такая безнадёга, что можно додуматься до чего угодно. И потом... когда ребята погибли... ты видел, как это было?..
   - Немного, самый конец. Ты же знаешь, я выскочил позже...
   - А я - с самого начала, - Пятый на секунду зажмурился. - Лин, налей попить, что-то голова кружится...
   - Плохо? - взволновался Лин. - Эдуарда позвать?
   - Нет, всё нормально, не беспокойся. Давай поспим немножко, Лин. Ладно? А то я так устал...
   - Хорошо, - Лин встал со своей кровати и сел рядом с Пятым. - Знаешь, что я тебе скажу? - спросил он. Пятый промолчал. - Мне всё равно, можешь ты улыбаться или нет. Мне всё равно, сошёл ты с ума или за одну ночь вдруг стал гением. Мне всё равно, что ты там говоришь о Доме. Ты только не умирай, ладно? Пока ты жив - я жив тоже. Помнишь, мы с тобой обещали Арти, что останемся вместе не смотря ни на что?
   - Помню, - тихо сказал Пятый. - Конечно, рыжий. Ты тоже постарайся. - он прикрыл глаза. - А Дом... да Бог с ним, с Домом. Какое это теперь имеет значение?..
   ***
   Вечер наступил незаметно, сумерки, пробравшиеся к окнам, обосновались за ними робко, словно не веря в своё право сменить рассеянный пасмурный дневной свет. Лин и Пятый даже не поняли, что свечерело - они проспали почти весь день. За этот день Эдуард Гершелевич заходил к ним ещё дважды, а они так и не узнали об этом. В последний свой приход старый врач несколько долгих минут просидел рядом с Пятым, осматривая его и сокрушенно качая головой. Пятый был жестоко избит, но сам даже не замечал этого.
   - Бедный мальчик, что они с тобой сделали, - прошептал Эдуард Гершелевич под конец. Он накинул на Пятого одеяло, встал. - А второй?.. Да разве так можно?.. Чего подобным образом они хотят этим двоим доказать? Что они оба - собственность, с которой можно обращаться как хочешь? Ничего они не добьются, это однозначно.
   Врач вышел и пошёл по коридору к кабинету, который ему предоставили во временное пользование - пока он вынужден помогать этим двоим. Плохой кабинет - тесный, маленький. Окно не заклеено, дует из всех щелей... Настроение у Эдуарда Гершелевича было отвратительное, утешало лишь то, что он смог помочь парню - Пятому стало лучше, антибиотик действовал. "Надо спросить, сколько им лет, - подумал врач. - Уж больно молодо выглядят... Неужели они и впрямь что-то могут знать?.. Сомнительно, однако наше руководство редко ошибается, если дело касается вопросов, связанных с нужной информацией. Странно. Кто-то говорил, что они - биологи, а что такое пенициллин - не знают... Что ж это за биологи такие?"
   Лин проснулся первым. Он встал, на нетвёрдых ногах подошёл к столу, налил себе чая, залпом выпил. Какая роскошь! Спать сколько влезет и пить сладкий чай. Лин подошёл к кровати друга и посмотрел на Пятого. Тот всё ещё спал, но выглядел гораздо лучше, чем утром. Исхудавшее лицо его было спокойно, безмятежно. Тело едва просматривалось под одеялом. "Разбудить его, что ли? - подумал Лин. - Они же ужин обещали, было бы жалко, если бы он проспал".
   - Эй, Пятый, - тихонько позвал Лин и несмело потряс друга за плечо. - Просыпайся, давай. Вечер уже.
   - Чего... - проговорил Пятый неразборчиво. Он открыл глаза и попытался было сесть, но Лин удержал его.
   - Лежи, вставать не надо, - сказал он. - Просто укол скоро, да и поесть обещали.
   - Надо... - Пятый всё ещё не проснулся до конца. - Лин, вставай... изобьют опять... - на секунду лицо его исказило отчаяние, но вместе с тем - решимость. У Лина болезненно сжалось сердце. Это всё - проклятый "тим", будь он неладен.
   - Лежи, - умоляюще повторил Лин. - Лежи, пожалуйста! Это я, Лин, это не они... вот так... проснись немножко, ты просто забыл, где мы...
   - Рыжий, ты? - взгляд Пятого прояснился, он встряхнул головой, отгоняя сон. - Я перепутал, наверное... мы всё ещё тут?..
   - Сообразил наконец! - вздохнул Лин. - Я уже за тебя испугался...
   В дверь постучали.
   - Да, - откликнулся Лин, - Эдуард Гершелевич, это вы?
   - Я, - раздался голос из-за двери, - Лин, открой, у меня руки заняты...
   Лин бросился к двери и открыл, пропуская врача. Тот поставил кастрюльку и чайник на стол и достал из кармана лекарство и шприц.
   - Лин, - попросил он, - сходи к охране за тарелками. А я пока тут разберусь...
   - А можно? - спросил с недоверием Лин. - Они, вроде, нас боялись.
   - Я уже дал им понять, что вдвоём не сумеете справиться даже с мухой, - ответил ему врач. - Иди. Есть-то небось хочешь? - Лин кивнул. - Попроси тарелки, стаканы и ложки.
   Лин вышел.
   - Ну, как дела? - спросил Эдуард Гершелевич Пятого.
   - В порядке, - ответил тот. - Я просто не знаю, как вас благодарить.
   - Брось, это смешно, - отмахнулся врач. - Тем более, что здесь я занимаюсь не своим делом, пусть и успешно. Спина не беспокоит?
   - Не очень, - Пятый с трудом сел, поправил подушку. Врач молча наблюдал за ним. - Я, по-моему, всё ещё наполовину в "тиме"...
   - Почему?
   - Лин меня стал будить, а я решил, что надо идти в зал. Он даже немного испугался. Голова неважно работает, всё как в тумане...
   - Пройдёт, - пообещал врач. - Откинь одеяло, я сделаю... не больно было?
   - Нет, - покачал головой Пятый. - По сравнению с плёткой это пустяк.
   - Вы сколько лет на трёшке находитесь? - спросил Эдуард Гершелевич.
   - Пять. Плюс-минус три месяца, - ответил Пятый.
   - А сколько лет тебе?
   - Получается, что двадцать пять. Лину на год меньше, стало быть двадцать четыре. Вообще это как посчитать... По другой версии мне уже сорок три.
   - Это как же так получилось? - удивился Эдуард Гершелевич.
   - А нам на момент рождения было по восемнадцать.
   - Ничего не понимаю, - пожаловался врач.
   - Да я тоже, - успокоил его Пятый. - Ваше начальство совершенно справедливо полагает, что мы - не рождённые, а созданные.
   - Я про это слышал.
   - Ну вот. Живём мы по двадцать с лишним лет - это конкретно с момента появления. А казус в том, что появились мы на свет уже взрослыми. Условно этот возраст и был обозначен, как восемнадцать. Теперь понятно?
   - Но прожили-то вы по сколько? - спросил окончательно сбитый с толку врач. В это время в комнату вошёл нагруженный тарелками Лин.
   - Ты чего человеку мозги пудришь? - спросил он. Пятый промолчал. - Двадцать пять ему, - сказал Лин. - А мне - двадцать четыре. Вот и всё. И нечего создавать проблему там, где её нет.
   - Ладно, - сдался Пятый.
   - Вы ешьте, - сказал врач. - А я вам пока кое-что расскажу. Это пригодится вам в будущем. Конечно, я не в силах дать вам советы на все случаи жизни, но всё же...
   Вечер улетал прочь, а Лин с Пятым, покончив с ужином, всё ещё слушали пожилого врача. Как же они мало знали об этом мире! Его примитивное очарование пока ещё не прижилось в их душах, но одно они поняли чётко - выжить здесь можно. Оказывается, чтобы выйти на волю с того же самого предприятия, нужно прежде всего как-то нейтрализовать охрану (- Это мы сможем, - сказал Лин), а затем, добравшись до первого наземного этажа заблокировать двери остальных этажей, включив сигнализацию. Выйти за ворота сложнее, но тоже вполне реально: либо переодевшись в форму, либо на машине (Лин и Пятый переглянулись, в их взглядах появилась боль). Машиной управлять просто, объяснил врач. Можно завести её, соединив напрямую провода, что в рулевой колонке. Конечно, ещё лучше, когда есть ключ. Доехав до города, машину можно бросить, пересесть на какой-нибудь другой транспорт. В городе всегда можно найти еду и ночлег...
   - Но мы не хотим бежать, - возразил Пятый, - мы уже решили, что...
   - Зачем же оставаться в городе навсегда? - улыбнулся врач. - Никто не мешает вам потом вернуться обратно.
   Лин и Пятый снова переглянулись. В глазах Лина стояло что-то похожее на безумную надежду на невесть что. Пятый подумал, что выражение это уже навсегда покинуло эти глаза, но - надо же! - оно появилось в них снова.
   - Вот только как мы докажем там, - Пятый сделал ударение на слове "там", - что мы уходим не на совсем? Им же не скажешь...
   - Остаётся надеется лишь на то, что они поймут через некоторое время сами. Я говорю серьёзно, дорогие мои. Если то, что с вами происходит сейчас, будет идти такими же темпами и дальше - вы долго не подержитесь. Мне почему-то кажется, что ваши... друзья.... рано или поздно одумаются и вернуться за вами. Не знаю, почему, но я в этом почти уверен. И мне было бы очень жаль, если бы вы... не дождались их.
   - Мы подумаем над вашими словами, - проговорил Пятый, - но я не могу понять одного - зачем вы это делаете? Ведь всё, вами сказанное, идёт в разрез с планами ваших начальников. То, что мы понимаем, слушая вас, не вяжется с нашими представлениями о том, что от нас здесь хотят.
   - Мне всё равно, что от вас хотят, - поморщился Эдуард Гершелевич. - А свою позицию относительно вас я легко могу объяснить. Что я вижу, когда вхожу в эту комнату? - вопросил он. - Секретных агентов США? Нет. Агрессивно настроенных пришельцев? Нет. Врага рода человеческого? Нет, и ещё раз нет! Я вижу двоих измученных до крайности, больных, полумёртвых мальчишек, которые попались в западню, явно не им предназначенную. Или я не прав?
   - Отчасти правы, отчасти нет, - ответил Лин. - На счёт того, что вы видите... нас здесь держат потому, что мы и вправду учёные. Но область нашей работы столь специфична, что здесь ей невозможно найти какое-то ни было применение. Ну, сами посудите, где здесь работать инженерам биохимических и генетических процессов? Смешно, ей Богу... Да и ваши хозяева не вызывают у нас больших и тёплых чувств, скорее наоборот.
   - А что касается западни, так тут вы не правы, - добавил Пятый. - Она была приготовлена для нас - и мы в неё попали. Причём по собственной же глупости. Теперь расплачиваемся.
   - Пятый прав, - сказал Лин. - И не за что нас жалеть. Мы - большие дураки, раз уж на то пошло...
   - Не знаю, - покачал головой Эдуард Гершелевич, - вам решать... Давайте я вас ещё немного просвещу, авось пригодится.
   Лин и Пятый были готовы выслушивать то, что он говорил, хоть до утра, но врач вскорости заторопился домой, пообещав вернуться на следующий день и продолжить разговор.
   ...Они узнавали. Этот мир, доселе не виданный, представал перед ними через призму взглядов и представлений этого человека, он переставал быть совсем чужим и непонятным. Странно было узнать, например, про то, что за продукты надо платить, за то, чтобы на чём-то ехать - тоже. Это было удивительно. Можно иметь только одну жену, по крайней мере, в этой стране. Нельзя не приходить на работу, если тебе этого просто не хочется. Все вычисления производятся чуть ли не в ручную (Лин и Пятый недоумённо переглядываются, Лин выразительно крутит пальцем у виска...). Люди живут очень мало - от силы восемьдесят лет. Женщины живут дольше мужчин. В стране есть правительство, которое указывает, кому, что и в какие сроки надо делать. Нет, по-своему нельзя. Могут наказать. Как? Уволят с работы с "волчьим билетом". Что это такое? А то, что больше ты работы не найдёшь. В смысле, хорошей... Что такое плохая работа? Мыть полы... Женщины не занимают руководящих постов, считается, что они не справятся с подобным. Почему? Женщины слабее и глупее... Я тоже считаю, что это - чушь, но это же не я придумал.
   - Простите, - сказал как-то Пятый, - я не могу понять ещё одной вещи. Зачем столько условностей? Нет, я ничего такого в виду не имею, у нас тоже существует немало дурацких правил, возведённых в ранг законов, но я не могу понять, почему, к примеру, вы не имеете права сказать вашему начальнику, что вы думаете по тому или иному вопросу? Что в этом плохого?
   - Только то, что существует правило "я - начальник, ты - дурак", - ответил Эдуард Гершелевич. - И никак иначе. Считается, что раз он - начальник, то знает и понимает всё лучше, чем его подчинённые. Есть, конечно, подхалимы...
   - У нас тоже, - поморщился Лин, - но дело не в этом. Я, к примеру, не с состоянии понять первопричину этого сумасшествия. В чём дело?
   - Деньги, - коротко ответил врач. - Всё они, проклятые. Ответ на все вопросы.
   - Понятно. В этом плане мы от вас не сильно отличаемся ответил Пятый, - а скажите, пожалуйста...
   Прекрасные вечера и чудесные дни. Никаких допросов и побоев. Только спокойные, неспешные беседы вечерами, закаты и сон. Что ещё было нужно?..
   ***
   - Слишком рано, - мрачно сказал Эдуард Гершелевич. - Он всё ещё болен.
   - Он может вставать на ноги и этого вполне достаточно. Они вам так ничего и не сказали. План "откровенность за откровенность" провалился с треском. Я возвращаю их обратно. Сегодня же.
   - Может, завтра?
   - Сегодня.
   - Поймите правильно, но не долеченная ангина в девяноста девяти процентах случаев даёт осложнения на сердце. Вы его убьёте.
   - Это уже не ваша забота. Вы своё дело сделали.
   - Я не призываю вас к тому, чтобы вы жалели его, но, как я понял, он вам нужен. Если вы отправите их обратно сейчас, он просто не выдержит нагрузки. Вам нужен ещё один труп для вскрытия?
   - Повторяю, это не ваше дело. Чтобы совесть вас особо не мучила, могу сказать, что новый состав надсмотрщиков предупреждён о том, что этих двоих доводить до кончины не рекомендуется... Вы просили, чтобы я больше не ставил вас на подобную работу?
   - Да, конечно. Я - человек сентиментальный, старый, - Эдуард Гершелевич вымученно улыбнулся. - Не скрою, мне их жаль. Знаете, как бродячих собак. Идёшь иной раз по улице...
   - Не продолжайте. Я постараюсь, чтобы вас больше не привлекали к выполнению таких заданий. Возвращайтесь к своей работе и постарайтесь поскорее забыть о том, что вы здесь наблюдали. Чем скорее, тем лучше. Всего хорошего.
   ***
   Снова машина. Дорога обратно. Они молчали, не в силах произнести ни слова от охватившего их отчаяния. К тому же они боялись говорить, могли лишь обмениваться скупыми, короткими мыслями. Когда их вели к двери, Пятый остановился и посмотрел на небо... словно стараясь запомнить, как оно выглядит, он будто хотел впитать небо в свою душу... конвоир подтолкнул его и он покорно, опустив глаза, пошёл вперёд. Теперь он не боялся - небо вернулось к нему. "Попрощался?", - услышал Пятый у себя в голове голос Лина. "Нет, - ответил он, - наоборот". Двери сомкнулись за их спинами.
   Снова четвёртый подземный. Снова зал. Вот только...
   - Ты гляди, Гришук, это к тебе клиенты пожаловали! - раздался голос за их спинами, когда они шли мимо дверей "тимов". - В восьмёрку? - спросили конвоира.
   - Туда, - подтвердил тот. - Кто принимает?
   - Гриша примет, он там за главного, - ответили откуда-то из-за спин. - Может, этих пока в "тим" сунуть, чтоб под ногами не путались?
   - Открывай, - распорядился конвоир. Щёлкнул замок. - Лежать, - приказал кто-то невидимый, - ишь, какие... левые, что ли?..
   Люди ушли, голоса затихли.
   - Лин, - тихонько позвал Пятый, - ты как?
   - Пока нормально, - усмехнулся в ответ рыжий, - но ты не волнуйся, это мы скоро поправим...
   - Слушай, где они таких набрали? - спросил Пятый, имея в виду новых надсмотрщиков. - Они же ни хрена не боятся!
   - Это точно, - Лин зевнул, - давай пока поспим, что ли, а то скоро - в зал, чует моя душенька.
   - Моя - тоже, - поморщился Пятый. - Мы попробуем бежать, Лин? Или не поверим и продолжим здесь загибаться, как раньше?
   - Кому не поверим? - не понял Лин.
   - Эдуарду. Он говорил, что у нас выйдет...
   - Ты там, во дворе, только на небо смотрел? - спросил Лин. - Или и по сторонам тоже?
   - По сторонам - тоже, - признался Пятый. - Там лес, рыжий. А в лесу всегда можно укрыться, я же знаю...
   - Ты сравнил! То - Окист, а это... подумать страшно. Хотя, где наша не пропадала! Уж больно мне не хочется лезть в машину... нет, правда. Ты же знаешь, технику я люблю, но не такую, из-за которой гибнут люди. Я...
   - Лин, остановись, - попросил Пятый. - Не начинай, и так тошно. Спи, пока есть время, ведь потом сам жалеть будешь...
   - Буду, - согласился Лин, - а как же! Но сейчас я не хочу спать, я хорошо выспался там, где мы были, поэтому...
   - Тихо, - предостерегающе сказал Пятый, - кто-то идёт.
   Человек прошёл мимо двери и они, как по команде, облегчённо вздохнули.
   - Пронесло, кажется, - прошептал Пятый.
   - Всё отлично. Люблю новизну, - подытожил Лин.
   И один, и второй прекрасно представляли, что несла эта новизна... Только думать об этом не хотелось. По крайней мере - пока не хотелось. Может, это было правильно, кто знает.
  
   Седьмой год
   Город
   - Попробовать стоит. Всё равно, терять нам уже нечего, - Лин говорил тихо, едва слышно. В "тиме" сейчас царила тишина, все спали. - Ты помнишь, что нам советовал тот... забыл, как звали... а, вот - Эдуард Гершелевич.
   - Помню... ты думаешь, получится? - в усталом голосе Пятого звучало безразличие. - По-моему, мы там просто ляжем, как и остальные.
   - Какая разница - там или здесь?.. Всё едино.
   - Что верно, то верно. Я как подумаю, что придётся опять тащить этот ящик - мне дурно становится. Сил нет, понимаешь, рыжий? Нет сил. Совсем.
   - Понимаю, у меня то же самое. Попробуем, была - не была. Может, получится.
   - Когда? - Пятый немного оживился и Лин сразу же воспрял духом - последнее время его стало пугать состояние друга - отрешённое, заторможенное.
   - Давай сегодня же, - решил Лин. - Ты помнишь, что мы видели на улице?
   - Да, естественно... - Пятый задумался. - Значит, так... Двор, ворота, КПП... что ещё?.. А, вот! Вышки эти, по углам. К ним подходить близко нельзя - засекут, станут стрелять. Попробуем через ворота, не мудрствуя лукаво. Главное - чтобы не пристрелили на выходе, а потом... прорвёмся, как этот учил.
   - Хорошо. Допустим, мы поднялись наверх... а дальше?
   - Посмотрим, что сейчас загадывать, - Пятый лёг и отвернулся к стене. - Спи, Лин, пока можно... скоро придут...
   - Да знаю я, - Лин тоже лёг, стараясь не обращать внимания на холод. Уснули они мгновенно, усталость брала своё. Это продолжалось уже шесть лет, и за эти шесть лет они изменились очень сильно - как внешне, так и внутренне. Ими руководствовало теперь лишь одно - отчаяние. Иначе бы они и подумать не посмели о том, что решили сделать теперь.
   ***
   - Подъём! - надсмотрщик по имени Никита, которого сотоварищи звали просто Кит, стоял у двери "тима", не подозревая ничего дурного. Он даже удивиться не успел тому, что произошло дальше. На него, не успевшего ничего сообразить, с двух сторон бросились те самые странные "рабочие", номера пятый и седьмой. Действовали они на редкость слаженно и организованно - через три секунды надсмотрщик, лёжа на полу, имел возможность услышать только быстро удаляющиеся шаги этих двоих. Пошевелиться он не мог, почему-то не получалось.
   - Суки, - прохрипел он им вслед, - это вам отдельно зачтётся!..
   Лин и Пятый беспрепятственно поднялись на первый наземный этаж - на лестнице не оказалось никого. Пока Пятый беспомощно озирался в поисках блокиратора, Лин успел выглянуть за дверь, ведущую на улицу. В караулке тоже не было людей - Лин и Пятый пока и предположить не могли, что этот пост временно снят. Пока им везло, но они даже не осознавали этого везенья. Пятый отыскал наконец нужную кнопку - где-то внизу раздался одновременный щелчок закрывшихся разом замков.
   - Хреново, - Лин, отвернувшись от двери, посмотрел на Пятого. - Ни одной машины...
   - И что дальше? - спросил Пятый. Он всё ещё стоял рядом с панелью управления, придерживая кнопку рукой. - Решили - значит надо делать...
   - Как? - спросил Лин.
   - Дай сообразить... Ты видишь охрану?
   - Да, они сменяются... одни только что подошли, другие уходят...
   - Пошли, самое время! - Пятый быстро подошёл к двери и выглянул наружу. - Так... Лин, по моей команде - бежим к воротам, выходим через них - и в лес. Понял?
   - Не по дороге?..
   - Нет. Надо уйти с открытого пространства, в лесу нас ловить будет значительно труднее, можно спрятаться... как-то пересидеть... Что скажешь?
   - Пойдёт... так, эти выходят, - Лин вопросительно поглядел на Пятого.
   - Давай!..
   Такому рывку позавидовал бы любой спринтер. Охранники у ворот не успели вовремя сориентироваться - мимо них пронеслись какие-то тени, в мгновение ока выскочили за ворота и бросились к деревьям. Только через долгие пятнадцать секунд до охраны дошло, что что-то неладно.
   - Побег! - истошно заорал кто-то. - Огонь! Чего рожаете!
   Пятый и Лин неслись, не разбирая дороги, продираясь через кусты, едва успевая, а то и не успевая, отводить руками ветки, хлеставшие их по лицам. Звуки выстрелов за спинами становились всё дальше и глуше, он они уже не могли остановиться - их гнал вперёд вовсе не разум, нет, это был инстинкт, слепой, древний - беги, чтобы выжить. И не налети Пятый на какой-то корень, попавшийся ему на пути, не упади он после этого - они бы нипочём не остановились. Лин, поняв, что Пятого рядом нет, страшно перепугался. Битый час он бродил по кустам, тихонько окликая друга - кричать он боялся, ведь за ними, как он справедливо полагал, могли гнаться. Наконец Пятый откликнулся. Он сидел возле ствола какого-то дерева и держался обеими руками за голень правой ноги.
   - Пошли, - подойдя к нему, сказал Лин. - Они вот-вот будут здесь...
   - Я не могу... по-моему, я сломал ногу, - ответил Пятый.
   - О, Господи... что делать? - Лин сел на корточки рядом с Пятым. - Мы же не можем...
   - Придётся прятаться, я далеко не уйду... больно как... Лин, откуда у тебя на руке кровь?
   - Не знаю, - Лин в замешательстве посмотрел на свою руку, - может, зацепился?
   - Рыжий, посмотри... вон там, где маленькие деревья... там сухо? Пойди, глянь.
   - Сухо, - ответил Лин, вернувшись обратно. - Пойдём. Помочь?
   - Пожалуй... спасибо, рыжий... как бы я без тебя...
   - Как и я - без тебя... опирайся, так удобнее будет... Пятый?..
   - Что, Лин?..
   - Мне что-то нехорошо... пойдём поскорее...
   - Рыжий, что такое? - Пятый остановился, опираясь на ствол ближайшей тонкой осинки. - Что с тобой?
   - Я не знаю... меня трясёт...
   Кое-как они добрели до группки молодых низких ёлочек, и, пробравшись под ветками, в изнеможении свалились на землю. Было холодно, ковёр опавших листьев и побуревшей травы указывал на то, что в лесу царила осень. Стояла середина октября, ветер, уже тугой и холодный, гнал низкие тяжёлые облака, полные дождя, над умирающим лесом. Шум деревьев, поющих свою прощальную монотонную песню, не позволял толком уснуть - после могильной тишины стен предприятия он казался столь непривычным, что не давал покоя. Они устали настолько сильно, что даже толком не осознали, сколько времени пробыли в лесу - смену дня и ночи они не замечали. Холод и бессонница. И ещё что-то, но что - они осознали гораздо позднее. Это великолепное ощущение - единения с чем-то большим и прекрасным - они сумели осознать, когда этот первый и самый неудачный побег был уже давно позади...
   ***
   Их нашли на шестой день, группа поиска наткнулась на них совершенно случайно - один из надсмотрщиков облюбовал ёлочки для того, чтобы возле них потихонечку отлить. Его внимание привлекло что-то рыжее, мелькнувшее, как ему показалось, в кустах. И он позвал остальных.
   Пятый так и не смог вспомнить, что же было дальше. Он помнил, что его били, что заставляли идти самостоятельно, хотя он от боли в ноге не мог сделать и шагу. Кто-то, он так и не понял, кто, орал у него над ухом:
   - Пошёл, урод! Как бежать - это они могут, а как назад - так ноги не идут? Пошёл, сволочь!..
   Пятый слышал, что Лину тоже изрядно достаётся, но ничем помочь не мог - сам еле шёл. Потом, возле дороги, их догнала вторая группа поиска, которая тоже имела на Пятого с Лином свои виды - кому охота таскаться за двумя ублюдками по промозглому осеннему лесу? Последнее, что Пятый запомнил - это страшный удар прикладом по груди и голос:
   - В кузов, мразь! Пошёл! Кидайте второго!..
   ...Пробуждение было нереальным - всё плыло, не на чем было остановить взгляд. Пятый несколько секунд пролежал неподвижно, приходя в себя, пытаясь понять - что же происходит?.. Он задыхался, дышать что-то мешало. Пятый дёрнулся, пытаясь освободиться, но тут кто-то невидимый вытащил у него изо рта мешавший дышать предмет, а ворчливый голос над его головой произнёс:
   - Спокойно. Не рыпайся. Постарайся пока не дышать глубоко, а то...
   С предупреждением обладатель ворчливого голося опоздал - Пятый сразу же попытался вздохнуть поглубже и тут же вскрикнул от боли.
   - Ничего страшного. Просто, когда ломают рёбра, всегда дышать больно. Пройдёт. Терпи пока.
   Пятый с трудом повернул голову и огляделся. Они находились в комнате с облицованными белым кафелем стенами, с двумя узкими кушетками по углам и странного вида столом посредине. Стол освещала яркая лампа, стоящая над ним на специальном штативе. На столе лежал Лин. Он лежал на груди, руки его, переброшенные вперёд, бессильно свешивались вниз, под грудью виднелся край валика. Пятого словно полосонули прямо по сердцу остро отточенным ножом.
   - Лин... - в его голосе прозвучал испуг, - о Господи...
   - Что - "Господи"? - пожилой человек, стоявший у стола, наконец повернулся и Пятый тут же его узнал. - Я у тебя спрашиваю: что - "Господи"?..
   - Рыжий... он что... он умер?..
   - С чего ты взял такую глупость? Мне надо наложить кучу швов, поэтому я просто ввёл ему анестетик. Он спит. И будет спать, пока я не сниму капельницу. Ты и сам так же спал, между прочим.
   - Простите, Алексей Лукич... я не подумал...
   - Больше думай - дольше проживёшь.
   - Но он... он же так задохнётся...
   - У меня ещё никто никогда не задыхался, - отрезал Лукич. Он легко поднял Лину голову и, придерживая под лоб, повернул к Пятому. - Посмотри, если не веришь. Язык зафиксирован? Зафиксирован. Слизистая хорошая? Хорошая. Пульс тоже. Чего тебе ещё надо?.. Не мешай мне работать.
   Несколько минут прошло в молчании, затем Лукич сказал, отходя от стола:
   - Вот теперь я тебя слушаю. Что ты хотел сказать?
   - Я?.. - Пятый непонимающим взглядом посмотрел на врача. - Как мы здесь оказались?
   - Моими заботами. Вы сейчас на первом предприятии... впрочем, вы тут уже были в том году. Вспомнил?
   - Да... Алексей Лукич... а почему так больно?..
   - Погоди, - Лукич поднял Лина на руки и переложил на койку. - Вот так вот... вот и хорошо... Больно почему?.. Да так, мелочи всякие... Как вам такое в головы взбрело, не пойму? Убили бы запросто, хорошо, что я там случился, прекратил это всё...
   - А что ещё оставалось делать?.. Я и сам пока не пойму, как мы вообще на такое решились... Раньше я и подумать не мог, что мы...
   - Погоди, я сейчас, - Лукич подошёл к рыжему и внимательно присмотрелся, - отходит помаленьку, точно... ты гляди!.. Ну-ка, ну-ка, что у нас тут?..
   Лин вздрогнул, голова его дёрнулась, он застонал. Лукич проворно сел рядом и положил одну руку Лину на лоб, а вторую - на плечо.
   - Лежать, - повелительно сказал он, - всё хорошо. Открой глаза и постарайся не дёргаться зря. Вот так, вот молодец... Тихо. Вот так... Я же сказал - не дёргайся, швы разойдутся... Пятый, чего ты там такое спросил?
   - Я сказал, что не могу понять, как такое произошло... Словно я не сам, а кто-то ещё это делал - бежал, прятался... странно... Это на меня не похоже, я обычно остаюсь... не помню, чтобы я бежал от кого-то раньше...
   - Подумаешь!.. Мало ли кто и как жил раньше?.. Ты думай, как вам дальше выживать.
   - Хорошо... Но всё же...
   - Ладно, брось. Эй, рыжий, давай-ка ты просыпайся, что ли. Нечего валяться просто так...
   Лин и так уже пришёл в себя, правда, соображал он пока что явно с трудом. Он, как и Пятый за минуту до него, тоже первым делом попытался поглубже вздохнуть. С точно тем же результатом.
   - Больно как... - Лин с недоумением посмотрел на Пятого. - И как ты терпел?.. Тогда, когда поединок... ты помнишь?.. Руку тебе тогда...
   - Лин, это к делу не относится, - сказал Пятый. - Не вспоминай... Ты как?
   - Нормально... или нет? - Лин посмотрел на Алексея Лукича. - Что такое?..
   - Не, вы положительно дураки, - покачал головой Лукич. - Редкие причём. Как живы-то остались - расскажите.
   - Я не знаю, - признался Пятый. - Сам этого понять не могу... и не помню доброй половины. Хорошо помню, как ногу сломал... споткнулся о корень...
   - Не сломал ты её, просто вывихнул. Я вправил, - сказал Лукич, - как новая теперь будет. Не бери в голову.
   - А я... - Лин замялся, - я помню, как мы в кустах сидели. Холодрыга страшная, так согреться хотелось...
   - Как сейчас-то? - спросил Лукич.
   - Ни в какое сравнение не идёт, - покачал головой Пятый. - Болит только всё...
   - Терпи, - посоветовал Лукич. Пятый кивнул. - Ребят, я тут подумал... вы сколько тут лет находитесь?
   - Седьмой год, - ответил Лин. Он лежал на своей койке, закутавшись в тонкое одеяло. - Что-то я замёрз...
   - Вам нужно отдохнуть. И я уже решил, как это можно устроить. Я вас выведу. Понятно?
   - Но как? - не понял Пятый.
   - Да просто. Выпущу под честное слово.
   - Какое слово? - не понял Пятый.
   - Ваше обещание. Вы вернётесь.
   - Мы и бежать-то не собирались, - заметил Лин.
   - В что же вы в лесу делали? - ехидно спросил Лукич.
   - Мы хотели спать, - ответил Пятый. - Просто поспать...
   - Ну и как?
   - Не получилось. Слишком много шума...
   - В лесу?
   - Да... деревья, трава... там так красиво, что я подумал о том, что будет разумней просто сидеть и смотреть. И будет хорошо... так хорошо, что и не передать. Вы говорите - вернуться... Я тогда думал, что вообще не смогу вернуться оттуда... никогда. Думал, что так и умру там... в этом лесу.
   - Брось, и не думай даже об этом. Ишь чего! Умирать! Ну, ты даёшь, молодой!..
   - Да я... просто так... - Пятый жалобно посмотрел на старого врача. - Я и сам не понимаю, что говорю, наверное.
   - Не наверное, а точно, - подытожил тот. - Хватит тебе болтать, лучше послушай. Денька три побудете здесь, отдохнёте, отоспитесь. Затем... я чего-нибудь придумаю, это как пить дать. Обещаю. Вы только больше такой самодеятельностью не занимайтесь, а то, неровен час, и прибить могут. Сам знаешь... А кто вас на это надоумил-то?
   - Эдуард Гершелевич... с год назад. Мы имели возможность с ним пообщаться, он нам и рассказал, что и как нужно делать. Мы так и сделали.
   - И допустили множество ошибок. Начать хотя бы с того, что вы запаниковали. Потом... там, откуда вы, гм, приехали... или прилетели?.. ладно, не важно. Там времена года есть?
   - Есть, - мрачно ответил Пятый.
   - Ты понимаешь, башка твоя садовая, что вы могли бы, к примеру, замёрзнуть насмерть в этом лесу? Понял? Или нет? Ещё хорошо, что не зима сейчас, ей Богу... А была бы зима? Что тогда?
   - Не знаю, - честно ответил Пятый. Ему было всё равно, он устал. Хотелось спать, а не заниматься разрешением неразрешимых вопросов. - И что делать?..
   - Думать головой.
   - Хорошо, буду думать, - покорно согласился Пятый. - Ладно...
   - То-то и оно, что хорошо. Это вам здесь хорошо. Тепло, светло, покормим... Я вот посмотрю, как он у вас получится в городе. Хорошо или плохо.
   - Я постараюсь, чтобы хорошо. - примирительно сказал Лин.
   - А ты вообще молчи, - отрезал Лукич. - Нашёлся, умный!.. Ты хоть понял, с кем поссорился?
   - Нет, - Лин покачал головой. - А с кем?
   - Идиот, - ухмыльнулся Лукич. - Ладно, не понял - и не надо. Жив-здоров остался -и то хорошо. Значит, так. Всё, что я могу сделать - так это дать вам ключи от своей машины. Понятно?
   - Не очень, - признался Пятый.
   - Всё будет выглядеть так, словно вы у меня её угнали. Можете даже поставить мне синяк под глаз - для пущей правдоподобности.
   Пятый отрицательно покачал головой.
   - Я этого делать не стану, - сказал он.
   - Я тоже, - добавил Лин.
   - Это почему? - спросил старый врач.
   - Вы не делали нам ничего плохого. Поэтому мы...
   - Поэтому-то вы и дураки. Вот именно поэтому. Вам сейчас одно нужно - как-то выжить. И если я не прав, то можете бросить в меня камень.
   - Что? - не понял Лин. - Камень? А зачем?
   - Это образно, - пояснил врач. - В смысле, что я...
   - Я понял, - Пятый тяжело вздохнул. - А что нам делать дальше? Предположим, мы... позаимствовали у вас вашу машину. И что? Куда потом?
   - Доедите до города. Тачку мою бросите... скажем, у первого моста, который будете проезжать. Не ошибётесь, он там один. Потом?.. Найдите место, где можно отсидеться и осмотреться. Любое. Подвал, чердак...
   - А дальше? - прищурился Лин.
   - Смотря по обстоятельствам. Не знаю... От голода там не загнитесь ненароком, поняли? С едой могут возникнуть сложности. Хотя... а, ладно, разберётесь. Теперь - спать. Немедленно. Я ещё посмотрю, можно ли будет вообще вас выпускать. Вы мне оба не нравитесь.
   - Почему? - не понял Лин.
   - Выглядите хреново. Вы ещё вот что... с милицией не связывайтесь. А то потом хлопот не оберёшься.
   - Я не знаю, что это такое, - ошарашено сказал Пятый. - Я вообще ничего не знаю. Совсем. Не по себе как-то...
   - Ничего, научитесь, - успокаивающе ответил Лукич. - Спать, дорогие мои, спать немедленно. Пятый, ты мне для очистки совести покажи-ка ещё раз твою ногу... А то ты говоришь - сломал, а я тут что-то не понял, что ли... да нет, нормально, и вправду только вывих был. Ходи осторожно, не бегай.
   - Куда уж мне... бегать, - вздохнул Пятый. - Так всё болит...
   - Слушайте, вы есть хотите? - спросил Лукич. - А то...
   Пятый и Лин переглянулись. Может, стоит сказать, что да? Тарелка баланды хоть даже и одна на двоих пришлась бы кстати, очень кстати. Хоть полтарелки... Лин несмело кивнул, затем спросил:
   - А вы сами?..
   - Да я-то евший, чай не из голодного края. Сейчас, притащу...
   Лукич порылся в шкафу, стоящем подле двери, и вытащил из него батон белого хлеба, пачку заварки, и масло. Затем, положив найдённое на стул, начал обыскивать шкаф по новой.
   - Да где ж это было-то? - спросил он в пространство, ни к кому непосредственно не обращаясь. - А, вот...
   К найдённым продуктам прибавилась ещё и пачка печенья. Пятый и Лин расширившимися глазами смотрели на происходящее. Лукич принялся резать хлеб, а затем стал щедрой рукой намазывать на него подтаявшее в тепле масло... и тут Лин заплакал. Он сидел на своей койке, жалкий, несчастный, низко опустив голову, до крови закусив нижнюю губу и не имея сил поднять голову. Пятый слез с кровати и, прихрамывая, подошёл к другу.
   - Рыжий, - позвал он, - ну не надо... не надо... это всего лишь хлеб... Лин, не надо... зачем ты так...
   - Философы... - прошептал Лин. - Приспособленцы... циники... это же так... просто... такая мелочь... Дураки... вы ничего не понимаете. А я... это не честно, Пятый!.. Это... несправедливо... я не верю в то, что я виноват до такой степени, что надо мной можно так издеваться!..
   - Ты это чего? - Лукич тоже подошёл к Лину. - Ты это брось, слышишь? Друг твой дело говорит - не стоит оно того.
   - Вы когда-нибудь голодали? - с ожесточением спросил Лин. - Вы понимаете, каково это?..
   - Да, голодал, - кивнул Лукич. - Я не только голодал, я ещё и воевал в это время. Ты знаешь, что это такое?
   - По-моему, мы это делаем сейчас, - тихо сказал Пятый.
   - Верно, - кивнул Лукич. - Я думал о вас, ребятки и понял, что вы и впрямь воюете. Вот только с кем и за что - я знать не хочу. Мне про это прошу не говорить.
   - Почему? - спросил Пятый.
   - Я хочу жить, дружок. Мне эти сведения не нужны по той простой причине, что я очень хорошо знаю, что обычно следует за их получением. Ясно выражаюсь?
   - Куда яснее, - вздохнул Пятый.
   - Ты сядь, а то вовсе обезножишь, - Лукич указал Пятому на кровать. - В ногах правды нет. Я обещаю, что пока вы у меня - с голодухи не помрёте. Даже наоборот.
   - Ладно, - Пятый покорно сел. - Хорошо... Простите, но я хотел задать вам несколько вопросов... если вас это не затруднит, конечно...
   - Ладно, валяй, - разрешил Лукич. - Только не очень долго.
   - Я хотел спросить, как вы всё это терпите? - Пятый пристально посмотрел на врача. - Я не хочу сказать, то, что вокруг... это же всё неправильно...
   - Пятый, - уже успокоившийся Лин с недоверием поглядел на друга. С недоверием и непониманием. - Ты что?..
   - Я просто пытаюсь понять, как вы тут живёте? Мне кажется, что мы не сможем выдержать там... мы слишком чужие...
   - Вы очень хорошо адаптируетесь, - спокойно сказал Лукич. - Не волнуйтесь. Справитесь. А что до того, как вы выдержите... время покажет. Я думаю, всё будет хорошо. Тем более...
   - Что? - спросил Пятый.
   - Да так... ладно. Ешьте - и спать.
   - Ладно, - Лин несмело взял бутерброд с маслом, - Пятый, бери, если можно...
   - Нужно. Бери, дружок, не стесняйся. Вы только не торопитесь, а то как бы не поплохело вам от еды после такого поста.
   - Мы постараемся, - промямлил Лин с набитым ртом. - Хорошо-то как!..
   - Да... ведь мы уже больше года досыта не ели, - тихо сказал Пятый. - Я и не думал, что когда-нибудь доведётся... Однако... Алексей Лукич, спасибо вам большое, я даже не знаю, как вас благодарить.
   - Перестань, надоело, - отмахнулся тот. - Ты вот мне скажи - почему это ты решил, что не сумеешь у нас адаптироваться? С чего ты это взял?
   - Организация жизни у вас и у нас очень сильно разница, - пожал плечами Пятый. - Если так можно сказать... Я же почти не знаю, как там, у вас... но там, откуда мы родом, никто и никогда не стал бы, к примеру, есть там, где собирается потом спать. Это, конечно, мелочь... но из подобных мелочей складывается жизнь. Что ещё?.. Вы сказали, что дадите нам свою машину. У нас это... можно приравнять к... словом, как у вас посмотрят на то, что вы поделитесь с нами, к примеру, своей женой?..
   - По возрасту она тебе не подойдёт, - заметил Лукич с усмешкой, - а так... ну, косо бы посмотрели.
   - У нас это - практически так же. Машина обычно связана с человеком... порой даже крепче, чем жена...
   - Да, - согласно покивал Лин. - Что верно, то верно...
   - Да всё с вами будет хорошо, - успокоил Лукич. - Должно быть...
   ***
   Машина шла быстро, ровно, осенние леса по сторонам дороги уносились прочь, таяли в мелкой унылой осенней мороси. Низкое, тяжёлое небо, полное влаги, словно приживало всё живое у земле, стремясь спрятать укрыть... от себя же самого.
   В кабине было тепло, работала печка. Это, конечно, только добавляло путешествию очарования.
   - Слушай, по-моему ты делаешь что-то не так, - с сомнением в голосе сказал Пятый. Лин, сидевший за рулём, отмахнувшись, спросил:
   - С чего ты взял?
   - Ты обратил внимание, что все встречные машины нам гудят?
   - И что?
   - Мне кажется, что ты едешь слишком быстро, - заметил Пятый.
   - Да всё правильно, - пожав плечами, ответил Лин. - Погляди сам - машины, которые едут правее, двигаются медленнее, которые едут левее - быстрее. Мы едем почти по центру дороги. Что тебе ещё нужно?
   - Да, в принципе, ничего, - примирительно ответил Пятый. - Я только очень хорошо знаю, чего мне не нужно. Вот неприятности, к примеру, мне совсем не нужны.
   Лин хмыкнул и снова стал смотреть только на дорогу. Правда, скорость он слегка понизил, но не потому, что так посоветовал сделать Пятый, а потому, что на ста двадцати километрах в час корпус машины начинала пробирать какая-то нехорошая вибрация. Которая Лину совсем не нравилась.
   ...Лукич дал им на отдых три дня, как и обещал. За эти дни они немного пришли в себя, по крайней мере, хорошо выспались. Субботним вечером Лукич вывел их на улицу, сунул Пятому в руку связку ключей, хлопнул Лина по плечу и сказав: "Удачи, ребята", пошёл обратно. К машине они подходили несмело, сказывалась память о происшедшей с Дени трагедией. Пусть и несколько померкнувшая за два с лишним года, но ещё в достаточной степени свежая. Заводить машину они не умели, но справились на удивление быстро - всё оказалось до одури просто.
   - Примитив, - с отвращением проговорил Лин. - Какой примитив, сказать стыдно...
   - Из-за этого примитива погиб Дени, - тихо, словно про себя, сказал Пятый. - Поосторожней, рыжий, а то...
   - Что - то? - возмутился Лин. - Не гони волну, как говорил Никита. Помнишь такого?
   - Не трави душу. Всё, я понял... Лин, садись, он же сказал поторопиться.
   Первым вёл Пятый. С управлением он освоился быстро, ничего сложного тут для него не оказалось. Поначалу он осторожничал, но потом вошёл во вкус. Впрочем, насладиться вкусом ему не дал Лин, которому тоже хотелось снова почувствовать эту власть - власть над силой, которая сильнее тебя самого. Подчинить... Пятый, прочтя случайно Линовы мысли, заметил:
   - Интересно, кого ещё ты намерен себе подчинять? Уж не меня ли?
   - Ты не хочешь ли сказать, что ты сильнее, чем я?
   "Вполне возможно, - подумал Пятый. - Много ты знаешь..." "Дурак", - ответил Лин, а вслух сказал:
   - Останови и дай побаловаться другому человеку. Или ты оглох?
   Пятый покорно остановил машину (прямо посередине дороги, хорошо ещё, что та была совершенно пустой) и они поменялись местами.
   Теперь перед ними вставала никогда ранее не виденная ими картина - они въезжали в черту города. Никогда раньше они не были в подобных местах. Некоторые жители Дома ездили на Землю, бывали в городах... он не они. С Землёй их ничего не связывало, им нечего было здесь делать. Просто нечего. Их предки никогда не жили тут. Их просто не было, предков. И Пятый, и Лин были вполне довольны тем, что мог дать Дом и его окрестности. И в плане отдыха и развлечений, и в плане работы. Их не тянуло куда-то в сторону. Но теперь...
   Лин остановил машину и они оба стали пристально вглядываться в пелену дождя, стараясь понять - что же такое ждёт их впереди? Они могли различить смутные силуэты домов, огни зарождающегося вечера, дымы...
   - Да... - протянул Лин. - Это что-то...
   - И это что-то мне не нравится, - подытожил Пятый их мысли. И верно. То, что они видели, пугало и удивляло, бесспорно, но лишь из-за того, что было не привычно... но то, что они чувствовали... Это не поддавалось описанию. Никогда и нигде за вся свою пусть и недолгую жизнь они не ощущали присутствия такого количества людей.
   - Господи... - потерянно сказал Лин, - сколько же их здесь?..
   - По-моему, их только в этом месте в несколько раз больше, чем на всём Окисте. Несколько миллионов...
   - Так не бывает, - отрицательно покачал головой Лин.
   - Но ты же видишь, - Пятый передёрнул плечами. - Поехали, Лин. Кстати, ты помнишь о том, что мы должны оставить машину у моста?
   - Хорошо, что он хоть объяснил, где этот мост... и ещё, что если загорается красный свет, машину положено останавливать.
   - Какая память! - с уважением сказал Пятый.
   - Не ёрничай! - взвился Лин. - Лучше думай, что делать.
   - Понятия не имею, - признался Пятый. - Вот, кстати, и мост. Другого я тут не вижу. Всё, Лин, приехали. Останавливай.
   Выходить из тёплой машины под промозглый осенний дождь не хотелось. Некоторое время они сидели молча, в полном замешательстве осматриваясь и стараясь как-то решить - что же предпринять дальше?
   - О, смотри! - оживился Лин. - Как он говорил, эта штука называется?.. Вон та, большая... бардовая... и грязная...
   - Автобус, - мрачно ответил Пятый. - Лин, пойдём. Я только ключи спрячу, как он просил.
   - Не торопись, автобус уехал, - отрапортовал Лин. Не смотря на внешнюю браваду, он выглядел встревоженным и испуганным. - Какого чёрта мы тут делаем?
   - Не бойся, рыжий, - Пятый успокаивающе положил руку Лину на плечо. - Пока мы вместе - бояться не стоит. Выберемся. Мне почему-то кажется, что это далеко не самое плохое, что с нами может произойти. Отнесись ко всему философски - из двух вариантов мы с тобой выбрали фактически оба. Мало того, нам помогли. Отнесись к этому, как к неизбежному приключению...
   - На свою задницу, - мрачно добавил Лин. - Пошли, чего тут торчать.
   ***
   Автобус петлял по переулкам, двигаясь сквозь неспешно наступающий вечер. Народу в нём было мало, дождь и суббота давно разогнали людей по домам - к горячему чаю, телевизору и семьям.
   Лин и Пятый молчали. Они были подавлены и в то же странно зачарованы открывавшейся перед ними картиной. Город... Старые, потрёпанные временем и событиями, мрачные тёмные дома. Новые, тоже ни на что не похожие, постройки... и люди. Множество людей. И непрерывное, гипнотизирующее движение вокруг. Все куда-то идут, поспешно, целеустремлённо... вовсе не бесцельно, как сначала было показалось Лину. Торопятся... куда? Вечерняя мгла окутывала улицы, она застревала в проводах, непонятно зачем висящих на столбах, путалась в ветвях деревьев. Странно. Очень странно... Зачем всё это?.. Такая сложная и противоречивая, на первый взгляд, структура. Никакой организации... или она столь сложна, что не поддаётся анализу. Они молчали, даже мыслями меняться не хотелось. Только смотреть. И пытаться как-то анализировать. Безуспешно, впрочем...
   - Конечная, - объявил водитель. Лин с Пятым переглянулись в полном недоумении. - Автобус идёт в парк.
   - По-моему, он хочет, чтобы мы вышли, - справедливо заметил Лин. Пятый кивнул. Через минуту они стояли под дождём, с тоской глядя вслед отъезжающей машине. Идти им было некуда, но стоять на одном месте они не решились - боялись привлечь внимание. Они давно заметили, что на улице никто не стоит, за редким исключением. Не принято, что ли?.. Это ещё предстояло выяснить.
   - Идём, Лин, - попросил Пятый.
   - Куда? - спросил тот с недоумение в голосе.
   - Отсюда, - подал плечами Пятый. Он тоже чувствовал себя неуверенно. Они вышли из-под козырька остановки и зашагали к домам, стоящим в некотором отдаление. - Надо от дождя где-то спрятаться...
   - Где? - спросил Лин. - Ты хоть примерно представляешь, где мы находимся?
   - Не очень, - признался Пятый. - Дорогу я запомнил, но что от этого толку?.. Мы же тут ничего не знаем...
   - Дорогу!.. - горько усмехнулся Лин. - Дорогу любой дурак запомнит, чего тут сложного.
   Холод и слякоть. Они старались идти быстро, чтобы немного согреться. Узкий переулок, в который они свернули, казался бесконечным. По его сторонам тянулись однообразные пятиэтажные скучные дома, заборы, палисадники... Через полчаса Лин сказал, останавливаясь:
   - Слушай, куда мы бежим?.. Да остановись ты, одержимый! Послушай...
   - Если мы будем идти медленно - мы замёрзнем, - сказал Пятый, но тем не менее остановился.
   - Мы так и так замёрзнем, - сказал Лин. - Как бы быстро мы не шли. Думай, где можно пересидеть, пока идёт дождь. Ведь это ты у нас имеешь опыт в подобных авантюрах. Что ты делал, когда шёл через Эстен? Куда ты прятался во время дождя?
   - В кусты, - мрачно ответил Пятый.
   - Они без листьев, - зло сказал Лин.
   - Погоди, - Пятый поднял руку. - Может, в какую-нибудь дверь попробовать? Мы их столько прошли, что я и со счёта сбился. Ты не против?
   - Я-то не против... Вот только как к нам отнесутся?.. впрочем, посмотрим, - подал плечами Лин.
   Подъезд, в котором они очутились, не был образцом для подражания. Грязная лестница, кошачий запах, изрисованные стены, заплёванный пол... Но там было сухо и относительно тепло. Они вошли робко, старясь не шуметь, и остановились на пороге.
   - Тут, похоже, не живут, - заметил Лин.
   - Живут. Видишь двери?
   - Не слепой, - ответил Лин. - Я понял... слушай, мы же ни к кому не пойдём... Просто посидим тут, обсохнем немного. Может, не прогонят?..
   - Не должны по идее, - с сомнением сказал Пятый. - Ладно. Пока не выгнали - сидим тут...
   - Пятый, - Лин осторожно сел на ступеньку, - ты вообще как?
   - Пока ничего, - ответил тот. - А ты?
   - Рёбра болят. От холода, что ли? - Лин поморщился. - Я спать хочу, Пятый. А ты?
   - Я тоже, - Пятый сел рядом с Лином. - Поспим по очереди, пойдёт?
   - Кто первый?
   - Давай ты. Я посторожу...
   - Пятый, - проникновенно сказал Лин. - Я до того, как мы попали сюда, вообще не верил в то, что людей может быть так много... И что они...
   - Спи, Лин. Я думаю, мы разберёмся...
   Лин не заставил себя просить второй раз. Пятый остался сидеть, Лин же лёг на пол и мгновенно уснул. Пятый прислушался, огляделся... Голоса, смутно различимые, приглушённые... шум дождя... "Кто я здесь?.. - подумал он. - Зачем я здесь?.. Прости, Лин, прости меня... но я ничего не могу понять. Всё так сложно, а я... Я столь мелок и жалок... Как может быть жалок бездомный и никому не нужный человек... даже и не человек, а вообще Бог знает что... Есть хочется... и пить. Где тут еду взять, скажите на милость?.. Лукич говорил что-то про деньги. Только, по-моему, мы с ним в одно понятие вкладываем немного разные толкования. Платить за еду? Абсурд какой-то... впрочем, кто-то, кто тут бывал, тоже что-то такое говорил... жаль, я со старшими почти не общался. Вот Дени... Нет, об этом не стоит. Пока не стоит... Я обязан быть сильным. Ради Лина и остальных. Должен. Просто должен. И буду. Так надо". Какая же это мука - ничего не знать! Это неправильно, в корне не верно. Дома... как всё было просто дома. До определённого момента. Вспоминать про который не хочется...
   От невесёлых мыслей его отвлёк звук хлопнувшей наверху двери. Пятый вскочил на ноги, мысленно крикнув Лину: "Вставай!" Тот, ещё ничего не соображая спросонья, едва не свалился с лестницы.
   - Что? - шепотом спросил он.
   - Кто-то идёт, - ответил Пятый. - Давай-ка и мы... от греха подальше...
   Они выскочили под дождь и бросились прочь от дома...
   - Стой! - вдруг крикнул Лин. - Да остановись ты, паникёр чёртов!.. Ты что, хочешь, чтобы мы... как в том лесу?! Стой!..
   Пятый остановился, тяжело дыша и с непониманием посмотрел на Лина.
   - Пошли, - твёрдо сказал Лин.
   - Куда?
   - В другую дверь. Как это всё называется?.. Двери, за которыми коридоры, в которых другие двери, за которыми живут люди. Почти как у нас, только дверей больше... Идём, холодно...
   ***
   Через три дня они уже кое что знали. К примеру то, что подъезды называются подъездами, трамваи - трамваями, и что еда продаётся в магазинах. Только вот как заработать денег они пока не поняли. А надо бы было понять. Голод, пусть и стал для них некоторое время назад более ли менее привычным состоянием, давал о себе знать всё сильнее и сильнее. Они, как неприкаянные, бродили по улицам, спали в тех же подъездах, рискуя заходить туда только поздним вечером, когда люди уже ложились спать... Нужно было что-то делать... или возвращаться назад. Что страшнее - они пока ещё для себя не решили.
   Вечером третьего дня Лин и Пятый стояли в какой-то подворотне и прислушивались к перебранке, доносившейся со двора стоящего рядом дома.
   - А меня прям волнует, что он пьёт! - орала, надсаживаясь, какая-то женщина. - И чего? Что ты пришла сюда, курва?! За своего алкаша деньги получать?! Перетопчешься, не обоссышься! Да я лучше кого с улицы позову... Мне чего - это всё самой разгружать? Иди, сказала!
   - Да подавись ты, сука! - вторая женщина не уступала первой. - Придёт, вот проспится и придёт. И так тебе, стерве, вломит, что перья полетят! Небо с овчинку покажется!..
   Перебранка затихла. Пятый потихонечку выглянул из-за угла. На заднем крыльце магазина (овощного, как понял Пятый) стояла, пригорюнившись, средних лет полная женщина в синем халате. Неподалёку от крыльца стоял грузовик. Пятый осторожно, как учил Арти, коснулся её мозга. На секунду. Потом он вернулся к Лину.
   - Рыжий, я понял, как можно подработать денег, - сказал он.
   - Пошли, - Лин глубоко вздохнул, - умник...
   О разгрузке они договорились быстро. Всё оказалось столь просто, что Пятый удивился сам себе - как это он не додумался до такого раньше?.. Заведующая была несказанно рада, что в такой нужный момент ей подвернулись эти два студента, которые согласились возиться с мешками и бочками не за пять рублей, а всего лишь за три. Отдав Пятому деньги, она сказала на прощание:
   - Вам когда подработать надо будет, вы ещё приходите...
   - Хорошо, - кивнул Пятый. - Как сможем.
   - Ну и ладно, - ответила та.
   Когда они шли прочь от магазина, Пятый, с тревогой посмотрев на друга, спросил:
   - Лин, ты как?..
   - Мне плохо, - ответил Лин. - Я не могу... идти...
   - Давай ещё немножко... осталась чепуха, на самом деле... полежишь, не бойся...
   - Нет... - Лин остановился и прислонился к спиной к стене, чтобы не упасть. - Пятый... я что-то совсем... устал... и справа больно... - в его голосе звучало такое отчаяние, что Пятый испугался.
   - Рыжий, надо идти, - Пятый взял Лина под руку, заставил его пройти несколько шагов... но тут силы оставили Лина почти полностью. Он опустился на колени, прямо на мокрый грязный асфальт.
   - Лин, ну пожалуйста, - умолял Пятый. - Понимаешь, надо... просто надо... я тебе не позволю, слышишь?.. Вставай, рыжий!.. давай, давай... Я здесь, я помогу...
   Лин попытался подняться, но не сумел. Трое суток голодовки, холод, неизвестность... да ещё и тяжеленные мешки, которые они только что грузили... нет сил. Пятый всё ещё пытался что-то говорить, но это было тщетно - Лин сдался. Отчаяние охватило Пятого. Тщетно!.. Им не выжить в этом чёртовом городе. Что теперь делать, как помочь Лину?..
   ***
   Так, - сказал чей-то довольный голос рядом с ними. - Идиллия под дождём. Игра окончена, ребятки. Хватит. А то так можно сыграть в ящик.
   Пятый поднял голову. Перед ним стоял совершенно незнакомый человек, среднего возраста, подтянутый, крепкий, в светлом плаще. Он с улыбкой поглядывал сверху вниз на потерявшего сознание Лина. Как на что-то такое занимательное и забавное.
   - Сиди тут, я подгоню машину, - приказал человек. - Он не сможет дойти... погоди минутку... Не роняй его в лужу, он, небось, и так простуженный... всё, клади...
   - Кто вы? - спросил Пятый. - Откуда вы про нас знаете?..
   - Проект "Сизиф", мой мальчик... М-да... Четыре куска сахара на стакан чаю... выпить заставлю, не привыкать кого-то заставлять что-то делать... согреть, переодеть... всё с ним будет хорошо. Впрочем, и с тобой - тоже. Всё хорошо... А пари выиграл я, а не Павел...
   - Какое пари? - спросил Пятый. Ему тоже было нехорошо, но вида он не подавал.
   - Некоторые думали, что вы не продержитесь трое суток. А некоторые - наоборот... как я... следи, чтоб он не стукнулся... как же хорошо!.. Вы молодцы, ребятки! Я с вашей помощью выиграл полторы тысячи рубликов... как одну копеечку... и ещё тыщонку накинет Павел... Шикарно!.. Изумительно!
   - Что всё это значит? - Пятый попробовал было повернуться к мужчине, но тот с завидным проворством вытащил из кармана пистолет.
   - Не дёргайся, я нервный, - со смехом предупредил он. - И я - не Павел. Мне, на самом-то деле, глубоко плевать на то, останетесь ли вы живы, или нет. Просто я обратил внимание на вашу... гм... живучесть... Сиди смирно!
   - Я и не собираюсь... - начал Пятый, но мужчина его прервал:
   - Выходи, приехали. Ты-то думал, что мы часок-другой покатаемся, а?
   - Нет, я так не думал, - ответил Пятый.
   - Выноси своего дружка, пошли, погреемся. Только не вздумай шалить, понял? А то... - мужчина выразительно посмотрел на Пятого, тот в ответ кивнул. Придётся пережидать, что поделаешь. А заодно можно разобраться, что тут к чему. Ситуация ему совсем не нравилась. И чем дальше, тем больше.
   - Идём... как там тебя?
   - Пятый.
   - Значит, этот - седьмой, - мужчина удовлетворённо кивнул. - Тебе не тяжело? Дотащишь? Смотри, не надорвись. Мне тут богадельню разводить не охота...
   Пятый не ответил. Просто не хотелось. С чего тут надрываться?.. Лин так исхудал, кожа да кости... Глядя на друга, Пятый представлял в общих чертах, как он выглядит сам. Да уж!.. Лин слабо шевельнулся и Пятый прижал его к себе покрепче, стараясь как-то защитить и согреть. "Я постараюсь, рыжий, - думал он. - Я очень постараюсь. Я буду использовать любую возможность... даже этого сумасшедшего с пистолетом. Всё, что можно... чтобы ты выжил".
   Лифта в доме не было, на третий этаж они поднимались пешком. Лестничные пролёты, широкие, длинные, были не похожи на лестницы в тех домах, где ночевали Пятый с Лином. Нет, вовсе нет. Этот дом, старой постройки, внушал уважение завидной стабильностью. Пятый прислушался к своим ощущениям и понял, что его настораживало и в тоже время очаровывало. В этой постройке одновременно уживались два начала - светлое и тёмное. Простор и теснота... толщина каменных стен - и ажурная лёгкость кованных лестничных перил. Контрасты... "Какой сложный эгрегор, - подумал Пятый с уважением, - великолепная душа у этого дома".Он сам удивился себе - откуда подобные мысли?.. Чем для него, пришлого, могут друг от друга отличаться местные дома?..
   - Пришли, - мужчина уже отпирал дверь, - проходи...
   Пятый прошёл и в полном замешательстве остановился на пороге. Вот это да!.. Он не ошибся, этот дом и впрямь был чем-то особенным. От неожиданно нахлынувшего чувства на секунду закружилась голова. Пятый понял, что произошло - он просто ощутил этот дом. Весь, разом. Нет, то, что они на родном Окисте называли домами, домами не являлось. Так, жалкое подобие. А тут!.. Статика, но какая! Куда нам, с нашими технологиями... хоть сто технологий примени, а дом от этого уютнее не станет. Скорее, наоборот...
   - Неси этого в ванную, - распорядился мужчина, стаскивая с себя промокший плащ. - Вон туда, направо... ага... Воду сможешь включить?
   - Да, - ответил Пятый.
   Просторно, тепло... неяркий спокойный свет... Пятый усадил Лина на пол, раздел его, затем, включил воду... Бедный рыжий! Лин то ли спал, то ли был в обмороке, этого Пятый понять не мог. Он уложил Лина в тёплую воду.
   - Сейчас будет получше, рыжий, - тихо сказал он. - Хоть согреешься... проснись, Лин... это я... ну проснись...
   Лин слабо шевельнулся, по его лицу пробежала тень. Он приподнял голову и спросил, едва шевеля непослушными губами:
   - Ты?..
   - Слава Богу... я, конечно я... лежи, я сейчас горячей добавлю, а то остывает быстро...
   - Чего - горячей?.. - не понял Лин.
   - Воды.
   - Пятый, где мы?..
   - Понятия не имею. Постараюсь выяснить в самое ближайшее время, - Пятый говорил шёпотом, еле слышно. - Лин, не особенно показывай то, что тебе стало лучше, понял? Этот человек...
   - Какой?..
   - Тот, у которого мы сейчас дома... он, по-моему... ну, мне так показалось... не хочу я с ним связываться... не подавай виду, что тебе лучше.
   - Мне не лучше... это тебе только мерещится... - Лин поморщился. - Хотя... я уже согрелся немножко... а ты?..
   - Я тоже, - Пятый отвёл рукой со лба прядь, глубоко вздохнул и выпрямился - во время разговора он наклонялся к Лину, чтобы можно было говорить потише. - Пойду его позову, а то как бы он чего не заподозрил.
   Лин кивнул. Пятый вышел из ванной и остановился, не зная, где искать их неожиданного благодетеля. Впрочем, идти на поиски не потребовалось - мужчина, услышав звук открывшейся двери ванной сам вышел в коридор.
   - Ну, как? - спросил он. - Чего ты выполз-то? Не о погоде же поговорить собрался?
   - Лин очнулся, - сказал Пятый. - Я решил, что обязан сказать вам...
   - Вот это мне нравится, - довольно покачал головой человек. - Так бы всегда. Пошли... Ты сам как?
   - Нормально, - соврал Пятый. Совершенно незачем этому человеку знать, что ему хреново. И так обойдётся.
   - Ага... дело твоё... ну, хорошо, пойдём смотреть...
   - Хорошо. Как скажите...
   Лин, когда они вошли, открыл глаза и слабо несмело улыбнулся. Пятый кивнул ему и остановился на пороге.
   - Ну и чего? - спросил мужчина. - Не утонул пока? - Лин отрицательно покачал головой. - И правильно... пошли, я вам сегодня, так уж и быть, устрою поблажку... только чтобы без фокусов мне, ясно? - приказал он.
   Лин и Пятый кивнули. Человек вышел. Пятый помог рыжему вылезти из воды, мужчина снова заглянул в ванную, сунул Лину какую-то одежду и они (Лин всё ещё шатало, поэтому Пятый поддерживал его) отправились в комнату.
   - Садитесь, - предложил мужчина, - в ногах правды нет.
   Они послушно сели - Пятый на стул подле стола, Лин - в кресло, и выжидающе посмотрели на своего то ли благодетеля, то ли очередного врага. Кто он - они пока не знали, но это, впрочем, должно было скоро выясниться.
   - По-моему, нам надо представиться, - заметил мужчина, присаживаясь и закуривая. - Меня зовут Роман Сергеевич Шилов, я работаю в проекте "Сизиф"... кем - вас не касается. Скажем так - в научной сфере, вернее... а, была не была. Я - научный руководитель этого чёртового проекта. Это вам что-то говорит?
   Пятый с сомнением пожал плечами.
   - Мы слишком мало знаем, - ответил он.
   - Ну, Пашка даёт! - засмеялся Роман Сергеевич. - Столько лет держать у себя людей - и ничего им не сказать!.. В его духе. Вы все эти годы находились на третьем предприятии, и не знали толком, к чему оно приписано?..
   - Нет, - ответил Лин. - И сейчас не знаем...
   - Давай расскажу, что ли... Они всё равно ничего со мной сделать не сумеют, кишка тонка. Так вот. Существует научно-исследовательский институт "Савино-4", смешная такая лавочка... в своё время там разработали несколько моделей того, что вы все называете "рабочими". На самом деле этот плод труда наших биоинжинеров следовало бы назвать "ублюдками"...
   - Это мы знаем, - сказал Пятый. - Мы не можем понять другого... как вы сумели нас найти и...
   - Это смешно до слёз!.. Неужели же вы надеялись на то, что вас кто-то выпустит в белый свет вот просто так, погулять, под честное слово?.. - Роман Сергеевич снова рассмеялся. - Ну, вы наивные, ребята... За вами эти дни следило столько народу, что у нас с вами пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать...
   - Но мы никого не... - начал Лин, но Роман Сергеевич его прервал:
   - Ты знаешь, что такое "хроническая усталость"? - Лин нахмурился. - Этого тут никто не знает, термин-то западный... Вы просто не в состоянии заметить что-то вокруг себя. Да вы и не пытались, как я погляжу. Народ изнемогал, вы так смешно бегали по городу... Кто-то даже предложил: "Товарищи, а может, напустить на них милицию? Для полного отбития желания..." А эти три рубля!.. Да, ребята, вы превзошли все наши ожидания. Но трое суток выдержали, поэтому-то я вас к себе и привёз - спасибо сказать за выигрыш...
   - Простите, а Алексей Лукич знал о том, что...
   - Нет, наш честный дурачок чист пред вами, как вода. Он всерьёз надеялся на то, что мы вас выпустим. Хороший он, Лукич... но глупый. Людям верит...
   - Я тоже верил... раньше... - тихо проговорил Пятый. - Теперь... спасибо за урок.
   - Не преувеличивай. Это не урок, а так... разминка. Ты просто за это время разучился видеть себя со стороны. Город, мой дорогой - это вам не лес! Таких лиц, как у вас, у нас просто нету. И не было никогда. А глаза!.. Это же Божий страх, а не глаза! Ты хоть не пялься так на людей, не пугай...
   Пятый опустил веки. Немного, но так, чтобы зрачки не было видно.
   - Так лучше, - похвалил его Роман Сергеевич. - Далее. В такой одежде по Москве не ходят. Это не одежда, это издевательство. Ещё почище ваших глаз и рож. Ясно выражаюсь?
   - Не очень, - признался немного оживший Лин, - а что не так?
   - Всё. Это не одежда, это - форма. Даже не форма, а... чёрт знает что. Мало того, что выглядит хуже любых обносков, так она ещё и драная. Вы хоть вокруг себя оглядывались? Или даже не пытались?
   - Пытались, - признался Пятый. - Вы, вероятно, правы - мы слишком устали для того, чтобы что-то замечать.
   - Не мудрено. Ладно, обо всём остальном поговорим утром. Сейчас чайку, перекусить, и - спать. Утро вечера мудренее.
   Пятый кивнул, провёл рукой по глазам... рука дрожала.
   - Устал? - спросил Роман Сергеевич. Пятый не ответил. Устал... смешное слово. Господи, сколько всего навалилось-то!.. А они отвыкли. Отвыкли от информации, от того, что надо ещё что-то делать, кроме как перетаскивать ящики... Нет, так нельзя. Так можно деградировать до уровня "рабочих"... или ещё ниже. Так нельзя, это надо менять...
   - Да... можно, я лягу? - спросил Пятый. Только сейчас, почувствовав, что они находятся в относительной безопасности, он ощутил, до какой же степени он измучался за эти трое суток. Не ел, спал урывками, замёрз. Сломанные рёбра болели непрерывно, боль не успокаивалась не на минуту. Каждый вздох - укол боли. Мысли путались.
   - Ложись, - пожал плечами Роман Сергеевич. - Только не на пол, - добавил он, увидев, что Пятый собрался делать. - На кровать. Я вам сейчас чайку притащу, не возражаете?
   - Спасибо, - ответил Лин, вставая. Он кое-как доковылял до кровати и сёл рядом с Пятым. - Я и представить себе не могу, что бы мы сейчас там делали, - он кинул взгляд на холодное осеннее окно, омытое дождевыми потоками.
   - А я могу, тут большого ума не надо. Мокли бы и мёрзли, - усмехнулся Роман Сергеевич.
   - Может быть, - согласился Пятый. - А может, и нет... как знать.
   - Ты оптимист.
   - Отнюдь, - отрицательно покачал головой Пятый. - Я просто допускаю возможность того, что мы сумели бы найти какой-нибудь выход.
   - Сомневаюсь. Впрочем... хотя нет, это вряд ли, - Роман Сергеевич покивал, словно соглашаясь сам с собою. - Не выпустят вас больше, слишком вы дорого стоите, чтобы выбрасывать на свалку... дорогие игрушки, хоть и сломанные.
   - Это мы ещё посмотрим, - Пятый тряхнул головой, отгоняя сон. - Тем более, что мы не собирались уходить насовсем...
   - Так это была правда? - удивился Роман Сергеевич. Пятый кивнул. - Я-то, признаться, подумал, что вы просто морочите Лукичу голову.
   - Я всегда говорю только правду, - отрезал Пятый. - И я никогда...
   - Хорошо, хорошо, - Роман Сергеевич успокаивающе поднял руку. - Как тебе угодно.
   Он вышел. Лин и Пятый переглянулись. "И что теперь? - спросил Лин мысленно. - Он нас не намерен выпускать. Скорее всего он просто отвезёт нас обратно". "Он решил это сделать завтра, - кивнул Пятый. - Я уже посмотрел. И думаю что стоит попробовать немного изменить его решение". "Как?" "Воздействие, - ответил Пятый. - Я хочу побыть в этом городе ещё. А ты?" "Я тоже, но... ты думаешь, у тебя выйдет?" "Попробую. Всё равно, терять нам уже нечего. По возможности поддержи меня, только не мешай", "Хорошо, как скажешь, - Лин оглянулся на дверь. - Заговори его. Мне тоже интересно посмотреть, что у него в голове". Пятый кивнул.
   Роман Сергеевич вошёл, поставил на стол чайник и три чашки.
   - Пятый, сходи на кухню, принеси заварку, - попросил он. - А то у меня не хватает рук.
   - Где она стоит?
   - На столе, увидишь... и сахар захвати, - Роман Сергеевич зевнул. - Уморили вы меня, ребята... нашёл? - крикнул он Пятому.
   - Да, - ответил тот, входя в комнату.
   - Простите, - несмело начал Лин, - я хотел спросить... вот вы... или не вы, неважно... нас тут держат для чего-то. Зачем? Чем мы можем быть вам всем полезными?
   Пятый посмотрел на Лина с лёгким упрёком.
   - Ты или дурак, - проникновенно начал Роман Сергеевич, - или я вообще не знаю, кто. Как это - зачем? Ваш запас знаний, ваш профиль работы... они нам жизненно необходимы. Это вы можете понять? Наши технологии несовершенны, им очень и очень далеко до нужной результативности. Я не могу понять, ради чего вы упорствуете. Это просто глупо, если не сказать больше. Вы должны понимать, что...
   - Я понимаю вас, - ответил Пятый, - но и вы должны правильно понять нас. Даже если отбросить наши моральные принципы, отбросить все чувства и эмоции, останется нечто, способное остановить нас.
   - И что же это такое? - прищурился роман Сергеевич.
   - Прежде всего - вы не готовы к тому, чтобы правильно использовать полученные знания. Ваша система... мы с ней, впрочем, знакомы весьма поверхностно, но это не меняет дело... так вот, ваша система не совершенна и не пригодна для использования ни наших технологий, ни наших знаний. А мы... мы не хотим навредить. Ни вам, ин себе.
   - По моим данным, - жестко сказал Роман Сергеевич, - из своего... гм... мира... вы были то ли высланы, то ли изгнаны за какой-то проступок. Так?
   - Предположим, что так, - пожал плечами Пятый. - Но это не меняет дело.
   - Почему же? Ещё как меняет! Да на вашем месте я бы без зазрения совести с потрохами заложил своих соратников, тем более, что обвинение, насколько мне известно, было не заслуженным...
   - Заслуженным, - ответил Пятый. Лин согласно кивнул. - Вы забываете, что мы, не смотря на то, что являемся вашими... пленниками, если угодно... не потеряли пока что право выбора. Да, мы находимся у вас по принуждению. Да, я могу сказать, что это не просто тяжело, это непереносимо... но это не важно. Ваше право - поступить с нами по своему усмотрению. Наше право - оставить свои знания при себе, не передавать их вам. Вот и всё.
   - Нет, не всё, - Роман Сергеевич встал и заходил по комнате. - Для чего, скажите на милость, вам это всё нужно? Эти нелепые трагедии, это терпение?.. Вы уже доказали, что можете уйти, сумеете, если захотите. Так для чего? Что вы хотите этим доказать? Что вы можете быть несчастными там, где другой человек был бы счастлив? Оставив предрассудки, глупости, фарс... подойдя к ситуации трезво и рассудительно? А? Молчите? Вы там, у себя дома, хоть когда-нибудь были по-настоящему счастливы? У вас хоть есть, что вспомнить?
   - Я был, - тихо ответил Лин. Пятый промолчал. "Пожалуй, нет, - подумал он, - только я этого не понимал... что ж, спасибо за урок".
   - Так что вам мешает просто помочь и нам, и себе? Подумайте... Жизнь - штука короткая, её надо прожить умеючи. Как я, к примеру. Или как Павел.
   - Совесть нам мешает, - ответил Пятый. - Так просто... и так сложно. Боюсь, вам этого не понять...
   - Такой уж я дурак, - тихо усмехнулся Роман Сергеевич. - Или не я дурак, а? Ты понимаешь, что Павел вас убьёт? Рано или поздно, но это случится. Ты этого добиваешься? Он жесток, Павел. Жесток и умён. И терпелив. Я почему-то думаю, что он своего добьётся, что он получит от вас то, что хочет. Как говориться: "или-или". Не страшно?
   - Страшно, - ответил Пятый. - Но разве это что-то меняет?
   - Хорошо, дело ваше, - вздохнул Роман Сергеевич. - До утра побудете у меня, а уж утром... не обессудьте.
   - Нет, - на пределе слышимости сказал Пятый. Лицо его окаменело. - Вы выпустите нас утром из своей квартиры, запрёте дверь и ляжете спать. Сегодня вы постараетесь рассказать нам всё, что необходимо знать для того, чтобы выжить в городе. Мы вас внимательно выслушаем, вы будете очень довольны тем, что вас слушают. Затем вы принесёте нам информацию по городу. В любом виде.
   - Хорошо... книги... я дам вам почитать... - Роман Сергеевич говорил невнятно, расслабленно, словно сквозь сон. - Раз вы так просите...
   - Мы не просим, мы умоляем, - прошептал Пятый. - И вы нас понимаете. И хотите помочь...
   - Хорошо...
   - Пятый, не переигрывай, - попросил Лин. - Это же не гипноз, ты же себя тратишь...
   - Ты можешь предложить что-то ещё? - спросил Пятый, отворачиваясь. - Я гипнозом не владею, ты тоже. Я его и так едва удерживаю, он очень сильный...
   - Давай помогу.
   - И всё мне испортишь, - огрызнулся Пятый. - Пойди, пройдись по дому, посмотри, что можно использовать, чтобы хоть что-то узнать. И постарайся понять... нет, это я сам. Роман Сергеевич, скажите пожалуйста, за вами следят? - спросил он мужчину.
   - Нет, - ответил тот и улыбнулся. - За мной не следят. Следят за вами...
   - И сейчас?
   - Конечно, - ответил тот. - На улице... в доме напротив, в подъезде... два наших человека...
   - Это мы решим потом, - ответил Лин. Он стоял на пороге комнаты и держал в руках кучу книг. - Теперь бы только вспомнить, что какая буква значит...
   - Вот и займись, - ответил Пятый. - Я пока ещё побеседую... с Романом Сергеевичем. Какой это сектор города?
   - Район, - поправил Роман Сергеевич, - город делится на районы. Понятно?
   - Понятно. Вы очень хорошо рассказываете. Отлично. Продолжайте.
   - Это Юго-запад... там на столе есть карта, можете посмотреть...
   - Хорошо, - ответил Пятый. - Посмотрю, непременно... но позже. Сейчас... посоветуйте нам, что нужно сделать для того, чтобы не выделяться из толпы.
   - Одежда... манера поведения... у вас всё другое, не похожее на нас... вы не похожи... И лица... такие точёные, странные... кроме того...
   - Говорите пожалуйста, - попросил Пятый. Лин хмыкнул, он уже вовсю листал книги - видимо, вспомнил алфавит и язык. - Мы слушаем.
   - Вы слишком плохо выглядите... худые, не сказать больше... это плохо... и это заметно...
   - Хорошо, - Пятый встал. - Сейчас вы допьёте свой чай и пойдёте спать. Утром вы встанете... скажем, в восемь часов. Проводите нас, запрёте дверь, ляжете в свою кровать и проспите до одиннадцати. Проснувшись вы будите помнить, что мы сбежали от вас... ночью... вы пытались нас удержать, но не сумели. Понятно?
   - Да, - Роман Сергеевич утомлённо потёр ладонями виски. - Что-то я устал, прямо как собака... вы ложитесь?
   - Да, - кивнул Пятый. Ему было плохо - очень много энергии ушло на то, чтобы записать этому человеку в память столь подробную и сложную программу. Неимоверно много. Надо лечь... пока есть силы дойти до кровати. - Я прямо сейчас, а Лин ещё почитает, наверное.
   - Хотел, - кивнул Лин. - Уж больно книги у вас хороши...
   - Читай, если хочешь, - пожал плечами Роман Сергеевич. И вышел из комнаты.
   Минуту спустя, когда дверь в комнату, куда пошёл спать Роман Сергеевич, закрылась, Лин захлопнул книгу и раздражённо сказал:
   - Никогда больше так не делай.
   - Почему? - спросил Пятый, опускаясь на край кровати - ноги не держали.
   - Потому, - ощерился Лин, - что это не только неэтично, но и опасно. Ещё бы минут десять...
   - Три, - Пятый уронил голову на руки, - я совсем выдохся...
   - Тем более. Он бы вышел из-под контроля... и что тогда?
   - Ничего хорошего, - согласился Пятый.
   - Вот именно. Ты в своём уме? Или где?
   - В своём... Лин, налей попить, - попросил Пятый. - Слушай, чего ты там такого нашёл?
   - Всё только по делу, - отрапортовал Лин, садясь рядом с Пятым на кровати. - Пятый, ложись, ты что-то бледный.
   - Ты тоже... Лин, я же просил...
   - Сейчас, - ответил Лин. - Ты только послушай, что тут написано...
   - Лин, потом... - Пятый лёг на кровать и вытянулся. - Господи...
   - Что такое?
   - Давление... поищи спирт или что-то в этом роде... поскорее...
   Лин нашёл коньяк. Пятый глотнул прямо из бутылки и снова лёг.
   - Ну как? - спросил Лин через несколько минут.
   - Хорошо, - расслабленно ответил Пятый. - Давно так хорошо не было... Теперь бы ещё поспать часок-другой...
   - Некогда, - ответил Лин. Он уже отложил в сторонку одну книгу и взял другую.
   - Это я знаю, - Пятый перевернулся на грудь, опустил голову на сгиб локтя. - Жалко, я устал... а то тоже почитал бы...
   - Погоди, я сейчас, - Лин отложил книгу и присел рядом с Пятым на кровать. - Подними балахон, я гляну... а ещё лучше - сними.
   - Лин, зачем?.. - Пятый на секунду напрягся, ощутив первый толчок тоненького энергетического ручейка, льющегося из руки Лина. - Не стоит...
   - Ещё как стоит, - заверил его Лин, опуская свои руки Пятому на спину. Одну - на уровень груди, другую - на поясницу. - Лежи тихо, не дёргайся...
   - Рыжий, не надо, - беспомощно попросил Пятый, но Лин его просто не слушал. Эту штуку - частичное обновление всех каналов, их чистку, они проводили крайне редко - энергии почти что не было, да и детекторы работали странновато, не так, как дома. Да и Дома они этой процедурой не злоупотребляли - там не было повода давать организму такую встряску, не было необходимости.
   Пятый слабо вскрикнул, напрягся, закусил губу. Да, временами это больно, и даже очень. Временами приятно, словно плаваешь в тёплой воде... Как-то, ещё дома, у Лина спросили - на что похожа чистка? И Лин, который проходил чистку не так давно (обстоятельства заставили), ответил - на секс. И не преминул добавить: довольны?
   Отчасти Лин был прав. Похоже... но не всегда. Далеко не...
   - Лин!.. Хватит, - голос Пятого сорвался на свистящий шепот. - Не надо!..
   - Дыши ровно, думай о приятном, - посоветовал Лин. - И расслабься уже сегодня, ты мне надоел... тут осталась ерунда...
   - Хорошо... спасибо, рыжий, - Пятый дышал часто, неровно. - Уже проходит...
   - Ну и отлично. С тобой всё хорошо... Дыши ровно, я сказал!.. Вот так...
   Уже отпускало. Пятый расслабился и глубоко и свободно вздохнул. Конечно, энергии не прибавилось - чистка есть чистка, но всё же... так гораздо легче. Как тут, кстати, принято говорить? Долг платежом?.. Это мы сейчас.
   - Ложись, Лин, - приказал он, слезая с кровати. - Твоя очередь.
   Лин согласно кивнул. Они поменялись местами. Лин перенёс процедуру молча, его почему-то разморило, он засыпал. Потом они допили остатки чая, за три часа управились с большинством найдённых Лином книг. Немного поспали по очереди, снова уселись читать... Ночь пролетела незаметно, утром, часов в шесть, Пятый сказал:
   - Всё, рыжий, пошли отсюда. Программа у него есть, он, даже если его кто-то будет проверять, скажет, что выпустил нас в восемь. Под любым гипнозом. Поэтому мы с тобой пожалуй, отправимся сейчас.
   - Нет вопросов, - откликнулся Лин, - кроме одного - как нам отсюда выйти незамеченными?
   - По логике они ждут нас внизу. Так сказал этот... - Пятый махнул рукой в сторону комнаты. - Значит нужно пробовать верхом.
   - Это как? - поинтересовался Лин.
   - Посмотрим, - Пятый зевнул. - Выспаться бы... ты как к этому относишься?
   - Первым делом, - согласился Лин, - как только найдём подходящее место. Пошли?
   - Пошли, - согласился Пятый.
   ***
   Чердак они вычислили легко, вышли тоже. Проведённая в тепле ночь повлияла на них прямо-таки сказочно, откуда только взялись силы и решимость. С крыши дома они спустились по пожарной лестнице, расположенной с торца дома, их никто не увидел - было ещё совсем темно.
   - Лин, что у нас на первом месте? - спросил Пятый, когда они шли по улице.
   - Одежда, - ответил Лин. - Денег нам на несколько дней хватит.
   - Ты понял, где её берут?
   - Обычно - в магазине, - Лин произнёс незнакомое слово медленно, словно пробуя его на вкус. - Магазин... но мы это пока не сможем...
   - И где? - Пятый, приподняв брови, выжидающе посмотрел на Лина.
   - Боюсь, что... придётся искать ту, что выкинули.
   - Ты слово забыл, - подсказал Пятый. - А я запомнил. И хорошо.
   - Какое слово?
   - Простое - помойка. Это у них вместо блоков очистки. Так что смотри по сторонам, рыжий, и ищи что-то, что похоже...
   - На твою комнату, если в ней никто давно не был...
   - Это мы оставим, Лин, - твёрдо сказал Пятый.
   - Да как скажешь, - легко согласился тот. - Хорошо. Как тебе угодно...
   Пятый промолчал. Про Дом ему вспоминать не хотелось. Сейчас это было не только напрочь лишено смысла, но и вредно. Нужно сосредоточится на конкретном деле, а не придаваться ненужным воспоминаниям. Они шли не торопясь, внимательно глядя по сторонам.
   - Слушай, - оживился Лин, - по-моему, это то, что нам нужно. Вон там...
   Пятый посмотрел в том направлении, куда указывал Лин. И вправду, это могло пригодится. Какие-то люди выносили к мусорным контейнерам старые вещи. Хлам... но этот хлам показался им сокровищем.
   - Подождём, - тихо сказал Пятый, останавливаясь, - они сейчас уйдут...
   - Хорошо, - согласился Лин, - как скажешь.
   Они остановились, не подходя к вожделенным контейнерам, выжидая. Вскоре люди ушли, Лин обрадовано ткнул Пятого кулаком в бок - пошли, мол.
   - Подожди минуту, - попросил Пятый. - Не спеши.
   - Почему? - не понял Лин.
   - Вдруг вернутся?
   - Идём, чего ждать?..
   - Ладно, - сдался Пятый. - Пошли.
   Возле контейнеров неопрятной кучей были свалены старые, рваные, дурно пахнувшие вещи вперемешку с кусками обоев, каким-то строительным мусором, объедками...
   - Мерзость какая, - брезгливо сказал Лин.
   - М-да, - Пятый ковырнул кучу мусора ногой. - Может, пойдём отсюда?
   - Раз уж пришли, - протянул Лин, - то придётся...
   - Хотя не хочется. Начнём, - Пятый присел на корточки и потянул на себя ближайшую тряпку. - Что это такое, как ты думаешь?
   - Что-то женское, - Лин прищурился, всматриваясь. - Тебе не пойдёт, это только для тех, у кого хорошая фигура...
   - Не продолжай, - попросил Пятый, который понял, что Лин потихонечку входит в раж, - не стоит.
   - А на это погляди! - Лин уже веселился вовсю. - Какой весёленький рисуночек... ты не находишь?
   - Не нахожу, - Пятый посмотрел через плечо. - Лин поторопись, на нас и так уже смотрят.
   - Подумаешь, - отмахнулся Лин. - Пятый, как ты относишься к...
   - Помолчи, Лин...
   К ним подошла старуха и бесцеремонно, осуждающе уставилась на них. Они поднялись на ноги, тоже глядя на неё. Лин держал в руках, какую-то неопределённого цвета и размера, тёмно синюю шмотку, Пятый - с пустыми руками, отобранную вещь он положил обратно.
   - Совсем стыд потеряли, - проговорила старуха. - Скоты какие...
   - А что такого?.. - спросил Лин. - Мы подумали, что это всё выкинули...
   - А то бы не выкинули, после покойника, - бабка торопливо перекрестилась, - Егор-то... царствие ему небесное... только его... так тут сразу, как вороны...
   Пятый с удивлением вдруг понял, что старуха плачет.
   - Простите, - проговорил он, - мы не знали, что нельзя... мы подумали, что если это никому не нужно, то...
   - Вот!.. - старуха промокнула глаза уголком платочка. - Вот то-то и оно!.. Никому не нужно... ничего... и никто не нужен...
   - Извините, - Лин положил с таким трудом найденную тряпку обратно. - Я... то есть мы... это вещи вашего родственника?
   Старуха отрицательно покачала головой.
   - Всю жизнь в одном цеху, - сказала она тихо. - Всю жизнь... и дружили... семьями, когда ещё были... те семьи-то... что теперь?.. Вон какие детки-то Егорушке достались... как помер - так всё на свалку снесли... недели не прошло... Да мои что ли лучше?..
   - Мы тогда пойдём, - сказал Пятый, - извините нас ещё раз, мы просто не знаем, как тут у вас принято... мы просто замёрзли, увидели, что... ну, и...
   - А чего ж вы без польт-то ходите? - старуха посмотрела на Пятого, словно толком только что заметила его. - Почти ноябрь же...
   - Так получилось, - примирительно улыбнулся Лин. - Мы не нарочно... идём, Пятый, пора погреться. Не знаю, как ты, но я...
   - Я тоже замёрз, - сказал Пятый тихо. - Сейчас, Лин, погреемся где-нибудь.
   - А ты это... курточку-то возьми, - совершенно неожиданно сказала старуха, - мне ж не жалко... Ребята вы вежливые, обходительные.... Егор в обиде не будет, что я вам позволила... А ты вон ту бери, коричневую, - посоветовала она Пятому. - Давай, не стой...
   - Хорошо... спасибо.
   ***
   Они уходил прочь, а перед их глазами стояла одна и та же картина - осенний двор, палые листья в лужах, тёмное низкое небо, омытая дождём улица и старая женщина, которая смотрела им вслед...
   - Не оборачивайся, Лин, - попросил Пятый. - Не надо.
   Лин кивнул. Они ещё некоторое время шли молча, потом, не сговариваясь, остановились, осматриваясь. Пока всё было спокойно - об их побеге никто не знал, в запасе у них был ещё час, даже при самом плохом раскладе. При хорошем - как минимум четыре.
   - Уйдём подальше, а потом спрячемся до вечера, - предложил Пятый. - Я хорошо понял, как это можно сделать.
   - И как? - спросил Лин.
   - Чердак или подвал, - напомнил Пятый Лину слова Лукича, - мне почему-то по душе второй вариант, первый как-то холодно звучит.
   - Да, это верно. Я тут прочитал, что все коммуникации обычно... - Лин замялся, подыскивая слова. - Словом, всё, что связанно с обеспечением домов горячей водой, газом и прочей дрянью, находится в подвалах.
   - А зачем? - спросил Пятый немного невпопад - задумался о чём-то другом.
   - Как - "зачем"? - удивился Лин. - У них тут все трубы, по которым идёт вода, проложены под землёй. Поэтому подвал и получается... как-то ближе...
   - Под землёй? - машинально переспросил Пятый. - Глупо. Трубы, небось, из металла?
   - Ну.
   - Вдвойне глупо, - заключил Пятый. - Ладно, нам-то что... Пересидеть, отдохнуть... а потом обратно.
   - Ты и впрямь хочешь?.. - жалобно спросил Лин. - Может, не стоит?..
   - Лин, - Пятый посмотрел на друга, и тому стало не по себе от этого тяжёлого взгляда, - подумай сам, пожалуйста. С чего ты решил, что нас оставят в покое? Нам даже сбежать не дали, это просто чудо, что сейчас удалось уйти...
   - Не чудо, а кое чьё упрямство, - поморщился Лин.
   - Не важно. Я предлагаю переждать несколько дней, отдохнуть, а потом... - Пятый вздохнул и тяжко махнул рукой. - Лучше вернуться самим, не заставлять искать себя. Я и так даже думать боюсь о том, что с нами будет после этого всего... можешь себе представить...
   - Ещё как могу, - ответил Лин мрачно.
   Они шли по улице, народу всё прибавлялось, поэтому Лин предложил свернуть во дворы, что они и сделали. Примерно через полчаса Пятый остановился, наморщил лоб и принялся осматриваться.
   - Ты чего? - спросил Лин, останавливаясь рядом.
   - Дом смотрю... по-моему, вон там как раз то, что нам надо.
   Лин посмотрел туда, куда показывал Пятый. И впрямь, неплохо. Вход в подвал находился под совершенно глухой, без окон, стеной. Кроме того, вдоль этой стены рос густой, выше их роста, кустарник, правда уже облетевший, но всё же... не так на виду, как в других подобных местах. Дверь была закрыта на тяжёлый навесной замок. Двор, в котором стоял облюбованный Пятый дом, был безлюден и тих. Где-то далеко слышались шумы проходящих машин, людские голоса, а здесь царил покой.
   - Пойдёт, - оценив ситуацию согласился Лин. - Похоже, неплохо.
   - Идём... нет, ты лучше постой, а я открою. Ты посмотри, чтобы никто не шёл...
   - Это тут называется - "стоять на шухере", - авторитетно заявил Лин.
   - А ты откуда знаешь? - у Пятого уже не было сил чему бы то ни было удивляться, он приготовился просто послушать.
   - Во время совершения правонарушения, - авторитетно заявил Лин, - необходим специальный человек, который предупреждает группу преступников об опасности. Это и называется...
   - А мы просто просили кого-нибудь посторожить, - вздохнул Пятый. - Сколько условностей...
   - По-моему, их и Доме не меньше, - заметил Лин. - Иди, открывай, потом поговорим.
   С замком Пятый справился минуты за три - понадобился тонкий прутик, кусочек проволоки и пара рук. "Как тут всё просто, - думал Пятый, - и как сложно одновременно... А сколько всякой бессмысленной, иррациональной ерунды мы увидели за эти дни!.. Всего и не вспомнишь... Разве можно так жить - в таком количестве людей, в таком шуме, в такой грязи?.. Нет, мне это недоступно... или я просто устал... может, я высплюсь - и всё встанет на свои места?.. Впрочем, посмотрим".
   - Лин, идём, - позвал он тихо, - всё в порядке...
   ***
   Откуда?.. Странно, откуда здесь это?.. Пятый проснулся несколько минут назад, и теперь просто лежал, не имея желания вставать. А Лин... Лин стоял неподалёку, вытянувшись в струнку, высоко подняв голову, и слушал. На лице его блуждала слабая улыбка... и выражение крайней заинтересованности.
   - Рыжий, ты чего? - спросил Пятый.
   - Тихо, - раздражённо сказал Лин.- Ты только послушай!..
   И тут Пятый услышал. Музыка, негромкая, приглушенная расстоянием и бетонными стенами. Незнакомая, но приятная мелодия. Довольно замысловатая, между прочим... песня, точно песня. Какой язык?.. Пятый на секунду задумался. Английский. Точно.
  
   Bat the fool on the hill sees the sun going down
   and the eyes in his head see the world spinning round...
  
   Красиво. Слова смешные... добрые смешные слова... про дурака на холме. "Как в тему! - подумал Пятый. - Прямиком в яблочко... случайностей не бывает".
   - Жалко, - с чувством сказал Лин, когда музыка смолкла. - Я бы ещё послушал.
   - И не говори, - согласился Пятый. - Хорошо... может, нам именно этого и не хватало...
   - Понятия не имею, чего хватало, а чего не хватало, - задумчиво ответил Лин. - Я скучал... сам того не сознавая, скучал. Когда отнимают главное, перестаёшь думать обо всём остальном. Так всегда бывает.
   - Только мы про это раньше не знали, - заметил Пятый. Он встал, потянулся. Лин сел на корточки возле труб и запустил руку в тёмное тесное пространство между ними. Пятый подошёл к нему и, повинуясь внезапному наитию, взъерошил Лину волосы. Тот отмахнулся и спросил:
   - Кто пойдёт за хлебом на этот раз?
   - Давай я, - пожал плечами Пятый. - Это тебя, если память мне не изменяет, смущали взгляды и прочая дребедень. Мне как-то всё равно.
   - Вот ещё! Ты скажешь тоже - "смущали"... Просто временами не по себе... - замялся Лин.
   - Давай я - за хлебом, - решил Пятый, - а ты... просто сходи, прогуляйся. Только ненадолго и недалеко. Пойдёт?
   - Можно, - с сомнением в голосе ответил Лин. - Кстати, денег у нас осталось - всего ничего, дня на три...
   - Сколько?
   - Шестьдесят этих... как их... копеек, вот. На три батона, - Лин рассматривал монетки, что лежали у него на ладони. - Вот уж не думал никогда, что я буду держать в руках деньги...
   - Непривычно, - согласился Пятый. - Но поправимо. Давай-ка ты их сюда. Я пошёл.
   - Я куда идти гулять-то? - жалобно спросил Лин. - Ты у нас тут за умного, кажется... подсказал бы, что ли...
   - Сходи... - Пятый задумался, потом продолжил. - Сходи за ту дорогу, помнишь? Большая такая, много машин... ну, та, что по правую руку, если выйти из-под арки. Понял?
   - Примерно, - Лин поднялся на ноги, сунул Пятому в руку монетки и покорно пошёл к выходу. - Ты сразу вернёшься? Ладно?
   - Хорошо.
   ***
   Когда Пятый вернулся из булочной, Лина на месте не оказалось. Пятый пожал плечами, открыл подвал, вошёл внутрь. Есть хотелось, но он всё же решил дождаться Лина. "И где этот паразит шатается столько времени? - раздражённо подумал он спустя полчаса. - Сколько можно?.."
   Словно в ответ на его мысли на улице, у двери, раздались торопливые шаги. Несколько секунд спустя в подвал буквально влетел запыхавшийся и (это надо же!) чем-то обрадованный Лин.
   - Пошли! - выпалил он прямо с порога.
   - Ты хоть согрейся, - посоветовал Пятый. - И поешь...
   - А, ладно, - Лин махнул рукой. - Пошли, пока не стемнело... хлеб с собой возьми, по дороге съедим.
   - Лин, куда? - спросил Пятый, но тем не менее вышел вслед за Лином из теплого подвала на промозглую осеннюю улицу.
   - Я там такое нашёл! - с восторгом сказал Лин, быстрым шагом идя вперёди Пятого, едва поспевающего за ним. - Идём быстрее, пока не стемнело совсем...
   - Что нашел? - не понял Пятый.
   - Это так здорово, - вещал Лин, пока они стояли на перекрёстке, ожидая, когда пешеходам загорится зелёный. - Ты представить себе не можешь... как же хорошо, что ты выгнал меня погулять!.. Как хорошо!.. Там такое - закачаешься!.. Там - настоящий лес, представляешь?
   - Спасибо, - с сарказмом ответил Пятый. - Я уже в том лесу намёрзся, благодарю покорно...
   - Да я не про то... Там так красиво, ты не представляешь! Идём скорее... пока не стемнело...
   ***
   Они перешли дорогу и словно бы сразу попали в какой-то совершенно другой мирю город кончился, словно отрезанный. По одну сторону дороги стояли дома, хмурые, серые, скучные... а по другую - находился лес, всё ещё не расставшийся с прекрасным осенним нарядом. Великолепие! Даже этим дождливым и холодным вечером оно осталось собой. Буйство красок осени - золото, охра, багрянец... Тихие аллеи, крохотные осколки неба в лужах, спокойствие... нет, это был не совсем лес, а что-то другое... И тут Пятый вспомнил.
   - Парк, - сказал он. - Я же читал про это... что-то типа окультуренного леса.
   - Это-то я помню. Я про другое, - они подходили к разветвлению аллей, Лин остановился и, показав куда-то направо, сказал: - Вот!
   И тут Пятый увидел. Да, пожалуй, ради этого стоило прогуляться и помёрзнуть. Озеро. Чёрная вода и не успевшие лечь на дно золотые листья, гонимые слабым ветром по призрачной глади... Пятый вдруг понял, что же в этом месте столь сильно поразило Лина. Гармония, удивительная гармония темной осенней воды, молчаливых высоких деревьев и темнеющего сумрачного неба. Он стоял неподвижно и смотрел. Это стоило того...
   - Всё только начинается, - вдруг сказал он. Лин согласно кивнул. - Я понял... Рыжий, ты просто гений.
   - Я знаю, - довольно сказал Лин, словно озеро было его личной заслугой. - Только не во мне дело. И не в тебе. А в том, что мы с тобою, два хилых дурака, почему-то решили, что в этом мире возможны только плохие события. Так вот что я тебе скажу - радости я тут тоже вижу предостаточно. Погляди, вон мать с ребёнком уток кормят...
   - Хорошая мысль, Лин. Хлеб я взял. Будешь?.. - Пятый спрашивал просто по инерции, сам же он продолжал смотреть, запоминая и привыкая...
   - Спросил! Доставай. Только сядем...
   - Хорошо, пойдём. Великолепно, Лин. Я даже немного счастлив...
   - Я так соскучился по всему, - печально сказал Лин. - Небо, музыка, люди... так всего этого не хватает, что хоть плач. А временами... когда вообще ни про что не помнишь... когда там... когда совсем плохо... становится страшно, что никогда больше не получится ни поскучать, ни потосковать...
   - Да, рыжий, ты прав. Это - самое худшее и есть. Что говорить... я, к примеру, почти совсем разучился это делать.
   - Я заметил, - кивнул Лин, - и испугался. Тебе совсем плохо стало тогда?
   - Да, рыжий. Отчаяние... или нет... - Пятый передёрнул плечами. - Безучастность. И отрешённость. А тут... Жизнь. Какая никакая, а всё же жизнь. Мне почти хорошо, Лин.
   - А почему почти? - Лин отломил от батона горбушку.
   - Смерть, Лин. И не важно, когда она была рядом с тобой - давно или недавно. Она была, ты про это знаешь - и всё. Этого довольно, чтобы никогда не быть счастливым. Никогда. Страшно... Она же всё равно есть, подлая. Что ей стоит...
   - Прекрати, - попросил Лин. - Слушать тошно. Ешь, давай, пока я один весь батон не сожрал...
   Некоторое время они молчали, каждый думал о своём. Потом Лин робко спросил:
   - А когда мы с тобой двинемся назад? Или ты решил не...
   - Давай через неделю, - предложил Пятый. - А пока... раз можно отдыхать - надо этим пользоваться. Так?
   - Так. вот хорошо-то!.. Живём, Пятый. Ешь, сказал!
   ***
   Хорошо уметь помнить не только про боль. Можно теперь помнить про озеро в осени. Через неделю они вернулись назад, на третье. Встреча, конечно, была выше всякой критики, но... тех фатальных последствий, которых ждал Пятый, не наступило. Да, побили. И что с того?.. Ведь к этому тоже можно привыкнуть. Это - еще не самое страшное... Ведь можно помнить, что где-то осталось озеро...
  
  
   Игорь
   Сны
   - А ну, поддай ему! - орал в исступление Коля. - Чего стоишь, Андрюха, а ну покажи класс!
   Лин бросился в сторону, прикрывая руками голову, оступился... Он не мог сопротивляться, он слишком устал, чтобы дать хоть какой-то отпор. А они веселились! Погибающий человек перед ними был забавой, просто забавой. Средством от скуки. Удары следовали один за другим, как град. Они не собирались останавливаться, они были пьяны и им было весело. Кто-то ударил под дых, да так сильно, что у Лина перед глазами волной стала вставать чернота. Гаснущим, уплывающим сознанием он ещё понимал, что случилось что-то плохое, слишком плохое для него... но тут кто-то, кто стоит по ту сторону добра и зла, наконец смилостивился, и для Лина всё исчезло.
   Пятый стоял в верхней части зала, с другими "рабочими". Вернее, стоял он один, все остальные, пользуясь передышкой, давно легли. Пятый следил за происходящим в каком-то оцепенение, он боялся подойти и что-то сделать. Но когда Лин вдруг упал, а надсмотрщики, почуяв неладное, отскочили от него в разные стороны, Пятый тотчас бросился вниз. Внутри у него всё сжалось. Ещё на бегу он отметил, что лицо рыжего заливает какая-то неестественная ужасная бледность. Он видел на мордах вмиг протрезвевших надсмотрщиков страх, настоящий, неподдельный страх. Пятый упал на колени рядом с Лином и приник ухом к его груди. Ничего! О Боже... скорее...
   Никогда раньше ему не случалось проводить реанимацию, но сведения, что копились все эти годы, не пропали втуне. Он сориентировался мгновенно, подсознание сработало даже прежде, чем он понял, что делает. Как там рассказывал это врач, не-помню-как-его-звали? Шесть нажимов, один вдох? Да, правильно... терпи, рыжий, я здесь, я тебя не отпущу... держись... Надо же ещё что-то подложить под плечи... Пятый содрал с Лина балахон, скомкал его и сунул рыжему куда-то под лопатки. Не отвлекаться!
   - Давай, рыжий... - просил он. Руки - на грудину, всё правильно. Раз, два, три, четыре, пять, шесть... вдох... - Лин, ну давай же!.. Держись...
   Минут через десять, когда у Пятого уже стала кружиться голова от изнеможения, его усилия увенчались успехом - Лин вдруг вздрогнул, по его телу прошла судорога, он с болезненным долгим стоном выдохнул и закашлялся, жадно хватая ртом воздух. Пятый упал на колени рядом с ним, не зная, что делать дальше, чем ещё можно помочь. Он пододвинулся к другу поближе и, вытащив балахон у того из-под лопаток, пристроил его Лину под голову. Тот дышал уже немного спокойней, худая истерзанная грудная клетка уже не ходила ходуном так, как это было в первый момент. Мертвенная бледность исчезла, веки Лина слабо вздрогнули - он начал приходить в себя. Только тогда Пятый нашёл в себе силы оглядеться. Совсем рядом с ним стоял Андрей... очень близко... Пятый покосился на дверь в зал. Закрыто. Голова уже почти не кружилась.
   - Оклемался? - спросил Андрей Пятого.
   - Да, - тихо проговорил Пятый и молча бросился на Андрея. Тот ничего не успел понять - ведь только что Пятый сидел перед ним, и вдруг Андрей осознал себя лежащим на полу, а его с виду немощный и тщедушный противник уже стоял над ним... с его же пистолетом в руке!
   - Пошёл вон, - приказал Пятый едва слышно. - И не вздумай сунуться сюда в ближайшие два часа.
   Он плавно повёл пистолетом в сторону двери, не сводя глаз с своего противника. Тот пошёл туда, куда приказывал Пятый, но на пороге остановился.
   - Ты ещё мне за это заплатишь, сволочь. И не позже, чем сегодня, - процедил он сквозь зубы. Сплюнул на пол, повернулся и вышел.
   - Пятый... - послышался слабый голос, - что случилось?.. - Лин говорил невнятно, еле слышно. - Больно как...
   - Лежи, милый, - Пятый снова опустился на колени рядом с Лином. - Тебе пока что надо отдохнуть...
   - Что случилось?.. - повторил Лин.
   - Ты едва не умер, но всё обошлось, - успокаивающе сказал Пятый.
   - А это что?.. - спросил с недоумением Лин. Взгляд его упал на пистолет, который Пятый всё ещё сжимал в руке.
   - У Андрея позаимствовал. На всякий случай.
   Лин слабо вымучено улыбнулся и прикрыл глаза. "Здесь холодно, - подумал Пятый, - в "тиме" ему было бы теплее. Ладно, где наша не пропадала!" Он стащил с себя балахон и осторожно одел успевшего заснуть Лина. Сам он просто сел рядом с другом и попытался думать о чём-нибудь другом. Только не о том, что его ждёт дальше. Два часа прошли незаметно, затем дверь зала распахнулась и в него вошли трое надсмотрщиков с АКМами в руках.
   - Чего вы пересрали-то? - спросил Игорь. - Он в вас стрелять не будет, придурки. Он этот... пацифист.
   - Ты знаешь, как он меня двинул? - возмутился Андрей. - Ничего, я его сейчас...
   Пятый встал им навстречу и их разговор в мгновение ока скомкался и оборвался. Он стоял между этими ненавистными людьми и своим другом, сам еле живой, на подгибающихся ногах, казалось бы беззащитный перед тремя сытыми здоровыми мужиками... но они почему-то разом смолкли и во все глаза уставились на него. Пятый медленно поднял пистолет, держа его двумя руками. Он выпрямился, глубоко вздохнул и встал в стойку - мало ли что, а вдруг... Во всех его движениях чувствовалась огромная усталость, но вместе с ней - несгибаемая железная воля, которая и заставляла двигаться это измученное тело. Неподвижно стояли друг напротив друга эти люди, и казалось - вот-вот случится чудо и в этом молчаливом поединке победит тот, кто заслуживает эту победу не по праву сильного, а тот, чьё право на победу отвоёвано чем-то совсем другим. Но тут Лин вдруг тихо вскрикнул во сне, Пятый на секунду отвернулся - и в тот же момент раздался выстрел. Пятый с каким-то болезненным недоумением посмотрел на своё левое плечо, из которого почему-то вдруг брызнула кровь и, всё ещё не чувствуя боли, медленно, словно нехотя, опустился на пол рядом с Лином.
   - У, стрелки ворошиловские, - проворчал с неодобрением Игорь. - Вам всё игрушки, а мне теперь возись?
   - Сам оправится, - парировал Коля. - Не впервой... А ты, Андрюха, не особо стреляй тут у меня в восьмёрке! Выпендриваться перед девками будешь, а не здесь.
   - Отвали, защитник, - проговорил Андрей. - Да идите вы все!..
   - Сам иди, - спокойно сказал Игорь. Он подошёл к Лину и, нагнувшись, стал всматриваться тому в лицо. Потом Игорь выпрямился и спросил:
   - Чего тут у вас стряслось такое?
   - Да фигня, - отмахнулся Коля, - сознание что ли потерял... а этот дурак полез на рожон, не спросившись.
   - И одного дурака, и второго - в каптёрку, - распорядился Игорь. - Они всё же на особом счету, если помрут - нам отвечать. А пол замойте, и так грязищу развели непролазную...
   Зал опустел. Ушли надсмотрщики, унося Лина, ушёл Игорь, увели Пятого... Неподвижно стояла тележка, полная грузов, молчали рельсы... И вдруг по стене прошла едва заметная тонкая рябь, как след на воде от маленького, сорвавшегося с обрыва, камушка. Прошла - и исчезла, словно и не было её вовсе...
   ***
   ...Ему привиделся огромный пустой дом, по которому он шёл, обходя зачем-то покинутые всеми комнаты.
   - А стера вису... - пошептал голос где-то на задворках его памяти.
   В окнах был виден лишь туман, непроницаемый, плотный, почти что осязаемый, он словно старался войти в этот дом, заполнить собой эту неестественную пустоту. Стёкла казались молочно-белыми квадратами, матово светящимися, нереальными... Свет, проникавший в окна, был белёсым и мутным. Пустые коридоры, приоткрытые двери, ведущие в столь же пустые комнаты. Рассохшийся тёмный паркет скрипит под ногами...
   - А стера вису... - произнёс женский голос. Жалобно, робко... - А стера вису... - теперь в голосе женщины появились странные нотки - она словно пробовала на вкус знакомые ей слова. Так может говорить женщина, которая играет с ребёнком, ещё слишком маленьким, чтобы понимать смысл слов. Она как бы открывала эти слова для себя заново, смотря на мир чужими глазами...
   - А-а-а стера... вису...
   Пятый вдруг с удивлением понял, что он слышит фразу, произносимую на Рауф, и фраза эта странно режет слух, потому, что звучит она в земном доме... Это насторожило его и напугало, но он продолжал слушать, стараясь разобраться, что происходит...
   - А стера вису... - "нет места..." перевёл Пятый. Кому нет места? Или чему?.. В голосе женщины, словно в ответ на его мысли, тоже зазвучал вопрос: - А стера вису? - спросила она, словно проснувшись. - Рие! - вдруг крикнула она. И всё исчезло.
   ***
   - Рие, - прошептал Пятый, - ложь... нет места лжи...
   Он открыл глаза и огляделся вокруг. Это была каптёрка, в которой обычно отдыхали надсмотрщики - маленькая семиметровая комната. В углу Пятый увидел раскладушку, на которой спал Лин. Сам Пятый лежал у входа, ближе к двери, на сложенном вдвое одеяле. Левая рука оказалась туго забинтована, она почти не болела. Пятый обнаружил, что в комнате находится ещё и Игорь, тот сидел в кресле и читал. Воздух в комнате был спёртый и изобиловал разнообразными запахами - пахло потом, водочным перегаром, застарелым табачным дымом... Пятый сел на одеяле и потряс головой, отгоняя недавний сон.
   - Проснулся? - спросил Игорь, откладывая книгу, которую читал. Пятый кивнул.
   - Да, - ответил он. - А долго?..
   - Спал? - переспросил Игорь. - Да почти что сутки. За руку не волнуйся, только задело. По сути, это царапина.
   - Да я уже и забыл, - сказал Пятый. - Как Лин?
   - Неважно, - ответил Игорь. - Хоть ты нормально можешь объяснить, что случилось? То, что вы все в синяках - это понятно, но он...
   - Я не знаю, - признался Пятый. - Его били, а потом... он перестал дышать. Я, как сумел, помог ему, но, видимо, недостаточно...
   - Тогда всё понятно, - ответил Игорь. - А я-то думал - что с сердцем такое делается? Оказывается, клиническая... И долго?
   - Точно не скажу, - задумался Пятый. - Но... минут десять, если не больше. Он поправится?
   - Будем надеяться. После чего это произошло?
   - Андрей его ударил. Кажется, в грудь. Очень сильно... и он упал.
   - Похоже на спазм... - сказал Игорь. - Ничего, не переживай. Поправится, куда денется. Сейчас ему немного получше, я тут поэкспериментировал малость. Другое дело, что ему вставать пока нельзя, а эти придурки так и норовят что-то этакое учинить. Я тут буду каждый день, так что на неделю спокойной жизни можешь рассчитывать. Этих я попридержу, не бери в голову.
   - Я постараюсь, - Пятый подсел к Лину. - Он пьёт?
   - А как же. О тебе сокрушался, когда проснулся. Мол, ему всё, а тебе - ничего. Насилу уговорил его успокоиться. Он пока что слабый, имей в виду.
   Пятый кивнул. Он поправил Лину одеяло, встал и, выйдя на середину комнаты, остановился, задумавшись. Дела обстояли гораздо лучше, чем он предполагал. Неделя покоя - это что-то из области фантастики...
   - Ты только с ними не ссорься, - предупредил Игорь, - а то, неровен час...
   - Я и не ссорюсь, - возразил Пятый. - Они сами. Никто ничего им не говорил вчера... но вы же сами видите, что они сделали с Лином.
   - Я только не понял, на кой тебе понадобился этот пугач. Пистолет, то есть. Я не думал, что ты способен вообще что-то с нашими сделать, но то, что вышло на поверку, превосходит всё мыслимое.
   - Это от отчаяния, - ответил Пятый. - Не тронь они Лина, я бы не пошёл на такое.
   - А что ты с ним сделал? - поинтересовался Игорь.
   - Показать? - спросил Пятый, вставая.
   - А рука? Может, пока не стоит?
   - Фигня, - ответил Пятый. Игорь усмехнулся. - Зря смеётесь, - сказал Пятый. - За десять лет мы настолько привыкли к языку, что почти забыли свой собственный.
   - А скажи что-нибудь на своём, - попросил Игорь. - Если тебе не сложно.
   - А стера вису рие, - сказал Пятый. Просто эта фраза была сейчас ближе всего, слишком свеж был в памяти тот странный сон.
   - И что это значит? - спросил Игорь.
   - Нет места лжи, - ответил Пятый.
   - А почему именно это? - в голосе Игоря звучало вежливое удивление.
   - Просто так, - немного нерешительно отозвался Пятый, - просто так, - повторил он. Он всё ещё стоял посреди тесной комнаты, и смотрел куда-то в угол.
   - По-моему, не просто, - заметил Игорь. - Ты эту фразу раз десять повторил во сне. Что случилось, номер пять из "тима" номер восемь? Я - куратор, ты имеешь право мне всё рассказать. И ничего тебе за это не будет.
   - Что случилось? - повторил Пятый. - Да ничего не случилось. Только вот моего друга вчера едва не отправил на тот свет пьяный придурок, а в меня самого стреляли, хотя видели, что я и не собирался никому причинять вреда. Так, пустяки конечно. Фигня, если вам угодно! - у Игоря на лице появилось непроницаемое выражение. - То, что они делали с нами на протяжение десяти лет - тоже фигня. И то, что нас рано или поздно ждёт, тоже...
   - Погоди, - остановил его Игорь. - Не всё сразу. Я знаю, что вам было предложено сотрудничать. Я знаю, что вы отказались. Я так же знаю, что время от времени вы убегаете отсюда, но почему-то всегда возвращаетесь. Это всё - какой-то нелепый фарс, абсурд, это неестественно! Если вы можете отсюда выйти - почему вы приходите обратно?! Зачем вам нужно кончать самоубийством столь болезненным и долгим образом?
   - Я не знаю, - потерянно проговорил Пятый. - Я не могу этого понять. Что-то меня держит, что-то притягивает меня обратно, - он поднёс к лицу трясущуюся руку. - Мне страшно. Не от того, что происходит здесь, а от того, что происходит со мной. Я словно рвусь на две части - одна хочет жить, пусть и с нечистой совестью, а другая... она не даёт первой взять верх. Лин считает, что я сошёл с ума. Вероятно, он прав.
   - Садись, - попросил Игорь. Пятый послушно сел на табуретку у стола, Игорь налил ему чая. Пока Пятый пил, Игорь тактично смотрел куда-то в сторону.
   - Вы спрашивайте, - предложил вдруг Пятый. - Это же в воздухе носится...
   - Да, это так. Я, вероятно, лезу не в своё дело, но... Пятый, я могу чем-то помочь? Я, конечно, не начальство, но...
   - Нет, - ответил Пятый, - не можете.
   Он уже успокоился. Порыв откровенности прошёл. А ещё Пятый заметил, что Лин проснулся, и решил немного развлечь рыжего. В меру своих сил, конечно. Он залпом допил чай и встал.
   - Не будем больше об этом, - сказал он. - Я помню, вы спрашивали, что я сделал Андреем?
   - Было дело, - согласился Игорь.
   - Нападайте, - предложил Пятый. - Только, если можно, не очень быстро. Я пока ещё не в форме...
   Далее последовало вот что. Игорь, согласно просьбе, сделал выпад, а вслед за тем вдруг понял, что противник уже давно находится у него за спиной. Игорь кое-как сумел отразить первую атаку, но, попытавшись схватить Пятого, схватил лишь пустое место. Неожиданно тонкая рука вымахнула у него из-за левого плеча и остановилась в сантиметре от горла.
   - Стоп, - сказал Игорь, тяжело дыша. - Ну, ты даёшь!.. И где такому учат? Это что-то совершенно незнакомое.
   - Почему - незнакомое? - удивился Пятый. Лин, уже переставший скрывать то, что проснулся, тихо смеялся. - Это тай-цзи, стиль змеи...
   - Ага, - прокомментировал изнемогавший от смеха Лин. - А так же три вида карате, плюс - неслабая энергетическая защита... От скромности ты не помрёшь, дорогой друг, - сказал он Пятому. - Поиздевался над человеком - и хватит.
   - И вы, умея так драться, терпите то, что с вами тут творят? - изумился Игорь. - Да я бы на вашем месте...
   - Мы - на своём месте, - ответил Пятый. - А вы - на своём. И хватит об этом. Вы просили - я показал.
   - Научишь? - спросил Игорь.
   - Некогда, - ответил Пятый. Лин снова прыснул. - Будто тебе есть когда, рыжая тварь, - заметил он Лину.
   - А что? - оживился тот. - И научу. За ту неделю, что нам отпущена на жизнь.
   - Не морочь голову. Игорь, боюсь, что вы просто не сумеете. Тем более, что этому учатся годами, вы же знаете.
   - Секрет фирмы, - согласился Игорь. - Как же, как же, понимаю.
   - Да нет тут никаких секретов, - ответил Пятый. - У вас учат одному, у нас - другому. Я же видел, как работаете вы, это же просто здорово.
   - Не преувеличивай, - отмахнулся Игорь. - Хватит тебе заниматься физкультурой, пожалей свою руку.
   - Хорошо, - легко согласился Пятый. Он уселся на своё одеяло.
   - Скажите, а кто вы? - спросил Лин. - Мы вас тут систематически наблюдаем и не можем понять, какую функцию вы тут выполняете...
   - Я же уже говорил - куратор. Эту должность ввели не так давно, вы поэтому не знаете.
   - Что вы курируете? - спросил Пятый.
   - Не "что", а кого, - поправил Игорь. - Работу надсмотрщиков. Подраспустились ребята за последнее время. Приходится проверять.
   - И что, получается? - поинтересовался Лин.
   - Как сказать, - поморщился Игорь. - Начальнички сами виноваты - набрали на работу садистов, а теперь не разберутся, из-за чего такая смертность на предприятиях. Не могу понять, чего они хотели? Да и о какой чистоте эксперимента может идти речь при таких условиях?..
   - И что вы должны делать? Ходить по "тимам" и внушать этим иродам любовь к ближнему своему? - спросил Лин.
   - Не совсем так, но, в принципе, верно, - согласился Игорь.
   - Я представляю, как они рады вашему приходу, - пробормотал Пятый.
   - Слабо представляешь, - вздохнул Игорь. - образно говоря, прожигают взглядами спину... и готовы вцепиться в горло. Но боятся.
   - А вы? - спросил Пятый. Последнее время его почему-то страшно волновал этот глупый вопрос - чего боятся люди. Исключая смерть, конечно...
   - Я? - переспросил Игорь. - Скорее нет, чем да. У меня есть возможность уехать из этой страны, но для этого нужны деньги. Поэтому я и согласился взять эту работу. У меня дочь, я очень хотел бы...
   - Но, позвольте, - перебил его Пятый, - на сколько нам известно, всё, что связанно с проектом "Сизиф" секретно. Вы надеетесь, что вам позволят уехать?
   - Я бы не взялся за это, не будь у меня такой возможности. Хватит об этом. Постарайтесь не ввязываться не в какие истории в моё отсутствие, а я, пожалуй, пойду. Завтра проведаю вас. Счастливо оставаться.
   Игорь ушёл. Гулкий пустой коридор ещё несколько мгновений вторил его шагам, затем все звуки смолкли. Пятый встал, плотно прикрыл дверь и повернулся к Лину.
   - Странный человек, правда? - спросил он.
   - Немного, - согласился Лин. - Он просто не поддаётся чужому влиянию, он - вещь в себе. Мне так показалось. Кстати, он наблюдал за нами. Это мы его видим толком фактически первый раз, а он про нас всё великолепно знает. Общался, будто мы с ним давно знакомы...
   - Ага, - задумчиво ответил Пятый. - Словно давно знает... Лин, что с тобой сделал?
   - Хочешь посмеяться? - спросил Лин.
   - Не умею, - ответил Пятый.
   - Тогда просто послушай. Он ничего со мной не делал. Он дал мне энергии, причём ровно столько, сколько надо на то, чтобы качественно восстановиться. Ну как?
   - Не верю, - прошептал потрясённый Пятый. - Как - дал?
   - Да так же, как и мы это постоянно делаем. Легко. Даже легче, чем мы. Скажем так - мастерски. Как профи.
   - Что? - удивлению Пятого не было предела. Он и не думал, что здешние способны на нечто подобное. Это не укладывалось у него в голове. - А ты уверен, что он... не из наших?
   - Я всё проверил, - Лин махнул рукой. - Даже в голову к нему слазил, он вроде не заметил. Всё чин чином - жена, дочка десяти лет, тёща имеется со всеми проистекающими оттуда последствиями... Человек человеком, а вот поди ты...
   - А сам он... ни на что не намекал? - спросил Пятый.
   - Ни слова. Да, похоже, он и не врёт. Жалко, что тут мало таких, как он, будь их больше, этот мир бы был в полном порядке.
   - И не говори, - сказал Пятый. Он сидел на одеяле, привалившись плечом к стене и задумчиво смотрел куда-то в сторону.
   - Да что мы, в самом-то деле! - Лин тряхнул головой, отгоняя грустные мысли. - У нас целая неделя жизни впереди, а мы опять позволяем себе впадать в тоску. Что же касается Игоря...
   - Лин, ты - прямо как дитё, ей Богу, - поморщился Пятый. - Такие Игори просто так не встречаются. Что-то тут нечисто, так и знай.
   - Меньше надо спать, - наставительно заметил Лин. - Пока ты дрых, я за ним наблюдал. Самый что ни на есть обычный мужик...
   - Исключая то, что он поделился с тобой энергией. Как ему вообще это удалось? Не понимаю... Лин, ты пока не въехал, но тут такая штука... я-то обратил внимание, а ты...
   - Выкладывай, умник, - вздохнул Лин, - только без придурей.
   - В здешних условиях, - начал Пятый, - наши детекторы начинают работать... в несколько другом режиме. Основные параметры сохранились, почти все, но...
   - Не в таком темпе, - попросил Лин. - Не части. Что осталось прежним?
   - Геронтологическая функция - это раз. Медикаментозная - это два...
   - Да, дыры зарастают, - усмехнулся Лин, - пока...
   - Функция перемещения - это три, - Пятый загнул палец и ожидающе посмотрел на Лина.
   - Ну, - подтвердил тот, - всё правильно. Ты забыл про информационную. Тут, по-моему, всё тоже в порядке.
   - Нет, - покачал головой Пятый. - Не всё. В Доме мы, как не старались, а телепатию освоить не смогли. Здесь же... - он пожал плечами, - на первом же году. Причём все. Я уже тогда начал думать, возможно ли это как-то соотнести с присутствием на нас детекторов. Оказалось - можно.
   - Но Арти говорил, что это - из-за стресса, - начал Лин, но Пятый прервал его:
   - Арти мог ошибиться, - твёрдо сказал он. - Далее. Теликинез. Это что тут, что в Доме - область фантастики, - он посмотрел на пустой стакан из-под чая, стоявший на столе. Стакан секунду стоял неподвижно, затем медленно, словно нехотя, пополз к краю, переполз через него и завис в воздухе. Лин усмехнулся и стакан плавно поплыл к потолку, по направлению к лампочке.
   - Не трать энергию, - попросил Пятый, - ты и так на пределе.
   Стакан послушно опустился на стол.
   - Так вот, - продолжил Пятый, - наши новые способности я и не пытался объяснить чем-то сверхъестественным, мы с тобой - не святые, не сумасшедшие, не гении... А, ерунда. Короче, я так думаю, что детектор в этих новых условиях способен и не на такое.
   - Ты пробовал что-нибудь? - спросил Лин.
   - Пробовал, - Пятый горестно махнул рукой, - можно многое, но энергии где на это всё набрать?.. И лечить можно, и информацию передавать в огромных объёмах, и любые структуры строить по своему усмотрению, моделировать...
   - Без дополнительных блоков? - глаза у Лина округлились.
   Пятый кивнул.
   - Знаешь, рыжий, - доверительно сказал он. - Я себя чувствую ребёнком, перед которым положили большую сладкую конфету... а у этого самого ребёнка нет рук. И взять конфету ему нечем. И лежит перед ним эта конфета, и потихонечку покрывается пылью...
   - Не нуди, - попросил Лин, - и так тошно. А ну-ка, кинь мне чего-нибудь этакого, интересненького...
   И Пятый решился. Он в мгновение свернул свой недавний странный сон, благо информации в нём было - всего ничего, и передал Лину эту посылку. Просто коснулся на долю секунды его мозга. Тот замер, прикрыв глаза.
   - Разворачивай и смотри, - предложил Пятый. - Как всё просмотришь - разбуди меня, а то у меня на эту штуку просто воображения не хватает. Ладно?
   - Хорошо, - откликнулся Лин. Некоторое время прошло в тишине, затем Лин сказал: - Это что-то феноменальное. И как ты умудрился такое приснить?
   - Само, - ответил Пятый.
   - Само не бывает, - наставительно сказал Лин. - Это всё ты, мой дорогой свихнувшийся друг! Мне такое в жизни не приснится. Я на такое не способен в силу своей нормальности. Просто физически.
   - Кто ещё тут нормальный, - вздохнул Пятый. - По-моему, свихнулся ты, а не я...
  
   Подарок
   Собственно, об этом никто никогда и не задумывался. Ни Лин, ни Пятый раньше не придавали своим предчувствиям какого-то значения, ни к чему это было. Теперь же, когда все столь разительно переменилось, Пятый вдруг понял, что. Предчувствия обретали смысл.
   Тишина коридора никогда не уходила внезапно. Звуки наполняли ее собой постепенно, они нарастали, как лавина, как нечто неизбежное и неотвратимое. Сначала - шаги, потом, скрип дверей, еще позже, через почти одинаковые промежутки времени - резкие щелчки выключателей, и только потом - голоса. "Тимы" оживали неохотно, они не желали повиноваться общему ритму звуков, они хотели затаиться и замереть. Но жизнь проникала в них, проникала против их воли.
   Пятый проснулся на несколько минут раньше, чем обычно. Он перевернулся на спину, прислонился к стене плечом и осмотрелся. Все то же. Тот же затертый дверной косяк, угол, отполированный сотнями прикосновений - "рабочие", выходя из "тима", всегда прикасались к этому месту руками... низкий потолок, украшенный посередине длинным потеком... Пятый мог бы вспомнить, когда этот потек образовался, но не стал, не хотелось... железная дверь - рама из профиля с приваренными листами, зарешеченное окошко... В их "тиме" свет на ночь не гасили, Лин считал, что скорее всего - из-за них. Мало ли что? Вдруг решат напасть?.. В темноте-то сподручнее. Полустершиеся "стойла"; на полу уже почти не осталось "рабочих", почти весь прошлый завоз покоился в шахте N2. Остался номер восьмой, десятый... а вот третий, пожалуй, уже и не поднимется. Пятый снова скользнул взглядом по "тиму", прищурился. Лин спал крепко, будить его было жаль. Ладно, пусть отдыхает. Тем более, что отдыхать осталось всего ничего.
   Пятый оказался прав - третий номер действительно не сумел подняться. Гриша толкнул его пару раз ногой, прошипел сквозь зубы: "падаль", сплюнул на пол и погнал совсем уже оскудевший "тим" в сторону зала. В коридоре "восьмерка" столкнулась с "десяткой", засвистели плетки, но инцидент был исчерпан, не успев начаться - в "десятке" тоже почти не было "рабочих".
   - Мать их так, уродов, - подытожил Сергей, светловолосый полноватый надсмотрщик "десятки". - А ну давай, инвалидная команда!
   - Двигай, двигай, - лениво сказал Гриша. - Ты, Серый, меня на одного опередил. У тебя три осталось, а у меня четыре.
   - Ничего, скоро сравняемся, - усмехнулся Сергей. - А у тебя вроде пять в ту смену было...
   - Была б охота... ладно, опишут завтра, пусть пока валяется. Чего мне - больше всех надо, что ли?
   - И то дело. Ты заходи, у меня со вчерашнего кой что осталось...
   - А и зайду!.. Сам знаешь, не откажусь...
   В зале было сыро и холодно. Почему-то поначалу не согревало даже движение. Пятый снова поймал себя на мысли, что ему уже ничего не хочется - ни есть, ни спать, ни разговаривать. Хотелось только одного - лечь и замереть. И будь что будет. Даже страх, и тот исчез. Раньше тревожил, заставлял вздрагивать, а теперь - нет. Пропал.
   Он привычным движением бросил себе на спину ящик, взялся поудобнее за рукоятки и пошел вверх. Опустил ношу на пол. "Тим", если, конечно, можно было с полным правом назвать "тимом" уцелевшую четверку, медленно подходил к нему. Сегодня он шел первым, еще вчера первым шел третий номер, а теперь...
   - Тележку наверх! - скомандовал Григорий. - Пятый, седьмой, ноги в руки и пошли. И не хрен пялиться на меня, рыжий. Сейчас досмотришься!..
   Лин повиновался. Они закатили тележку, Пятый поставил ее на тормоз. Четыре ящика бросили внутрь, Пятый отпустил рычаг и тележка сначала медленно, а потом все быстрее покатилась по рельсам вниз. Григорий лениво щелкнул плеткой и пошел к своему стулу - "тим" ему явно надоел, работать не хотелось, а вот похмелье давало о себе знать. Ему было муторно.
   Десять часов прошли почти что в полном молчании. Надсмотрщик пару раз засыпал, но это не сильно сказалось на вялой работе "тима" - отсутствия Гриши просто никто не замечал. Хуже было, когда он просыпался. Желание немножко подогнать нерадивых посещало его в этот день нечасто, но все же посещало, поэтому его пробуждения сказывались на работе "тима" скорее отрицательно, чем положительно. К исходу десятого часа Пятый взмок, от усталости дрожали руки, балахон стал влажным, прилип к спине... Хотя сегодня его почти не били, спина и плечи болели, на них к тому моменту появилось несколько свежих ссадин. Лин выглядел не лучше, но все же на ногах он стоял уверенней - сказывалась недавняя передышка. Почему-то в этот раз надсмотрщик больше внимания решил уделить Пятому - ему уже несколько раз пришлось одному затаскивать тележку, ставить на тормоз, отпускать... Почему-то Пятый начал вдруг пугаться того, что сейчас придется снова идти за тележкой - ему стало казаться, что в зале очень темно, руки стали совсем мокрыми... Он и сам не мог сказать, чего боится, но страх не оставлял.
   - Пятый! - Гриша опять вспомнил, кто в "тиме" главный и взял бразды правления в свои руки. - А ну давай тележку наверх!..
   То, что случилось дальше, выглядело поначалу буднично и тривиально. Пятый держал тележку за поручень правой рукой, левой он придерживал рычаг тормоза. "Рабочие" и Лин споро покидали свои грузы в железный короб, отступили... и тут тележка слетела с тормоза. В первую секунду никто ничего не понял. Раздался тихий скрип и она плавно тронулась с места. Пятый попытался остановить ее, но удержать на одной руке почти полтонны для него оказалось делом непосильным. Тем более, что тележка уже набирала скорость. Он перехватил поручень левой рукой, но тут неуклюжий агрегат подпрыгнул на стыке рельсов, левая рука сорвалась... колесо хрястнуло его по боку, на секунду опустилась темнота... Руку ему спасло то, что на заднем поручне тележки к тому моменту уже висели, изо всех сил тормозя ногами, Лин и Гриша.
   -..., - произнес Гриша, когда тележка остановилась. - Не удержал...
   Лин бросился было к другу, но тут же с испугом отступил в сторону. Пятый пытался подняться, и ему это удалось. Он стоял перед ошалевшим надсмотрщиком, сделал неуверенный шаг в его сторону и сказал:
   - Случайно... сейчас подниму...
   А Гриша в это время с немым ужасом уставился на Пятого - он не мог понять, как можно говорить, когда из бока торчит осколок ребра, а из полуотрубленной руки стекает на пол кровь. И тут все, наконец, встало на свои места - Пятый сделал еще шаг, покачнулся и упал, словно его ударили под колени, Лин бросился к нему, а сам Гриша вдруг услышал свой собственный голос:
   - Твою мать!.. Зажми скорее!
   ***
   - Полный букет, - подытожил Лукич. - Сотрясение, половина ребер слева переломано, рука, опять же ключица...
   - Жить-то будет? - спросил Гриша.
   - Должен... не знаю. Посмотрим. Ты езжай, дружок, - строго приказал Алексей Лукич надсмотрщику. - Твоей вины в этом всем нет, так что не бери в голову.
   Они сидели в коридоре больничного отделения, предназначенного для заключенных. Как Лукичу удалось пристроить сюда Пятого - осталось для Гриши загадкой, но сейчас это оказалось оптимальным вариантом. Тут, не смотря на предназначение больницы, нашлось все - и вполне пристойная бригада хирургов, и третья отрицательная кровь, и отдельная, пусть и маленькая, палата. Пятого прооперировали час назад, он еще не пришел в себя, но Лукичу сказали, что дело не так плохо - руку удалось спасти, после переливания состояние стабилизировалось, поэтому прогноз, в общем и целом, хороший. Плохо было другое - врачи не были уверенны в том, что удастся избежать последствий шока. До того, как его положили на стол, Пятый пробыл без обезболивающего и почти без помощи больше четырех часов...
   - Спросят-то с меня, - печально сказал Гриша. - Отвечать...
   - Отвечать сейчас мне придется, - ответил Лукич тихо. - Плохо, что шок такой сильный. И крови много потерял, и травма серьезная...
   - Да ладно, шок... он же сам встал тогда...
   - Так это-то как раз и есть шок. По идее он должен бы был заорать, хоть стонал бы, на худой конец, а тут... - Лукич махнул рукой. - Правда, на войне и без рук, и без ног выживали, и без наркоза оперировали... а до сих пор живут. Выкарабкается.
   - Лукич, ну не я это, правда! - Гриша стукнул себя кулаком в грудь. - Богом клянусь...
   - Не клянись никогда Богом. А что не ты - это я и так знаю. Ты ж уже сам сказал. И Лин подтвердил... Ты еще вот чего - не трогай пока седьмого. Пусть в "тиме" недельку посидит, а еще лучше - с вами в каптерке. Бардак ваш пускай разгребет, пол помоет... ну, сам реши. Только в зал его пока не води.
   - Да я чего... мне не жалко...
   - Вот ладно. Пойду с ним посижу, хочу посмотреть, как дело пойдет. Езжай, все образуется.
   ***
   Корни. Ледяные корни, которые сковывают движение. Каким-то образом, он и сам не понял, каким, он очутился между этими корнями, и они сковали его, сковали насмерть. Любое движение причиняло боль, он и не думал, что такое может случиться, однако вот оно - случилось. Он к своему ужасу понял, что потерял над телом контроль, оно, раньше в любой ситуации послушное, отказалось повиноваться ему, оно подчинилось этим корням. Власть боли была для него столь неожиданной, что он растерялся. Он не думал... Господи, он никогда не думал, что его разум может оказаться слабее боли! Впрочем, уже не боли. Оцепенения. Страха.
   - Нормально, - сказали где-то неимоверно высоко над ним. - Уже получше. Выбирается помаленьку...
   Ложь. Кто и куда выбирается?.. Чушь какая-то.
   - Вроде глаза открыл.
   - Да уже пора, вторые сутки...
   - Эй, ты меня помнишь? - голос ехидный и очень знакомый. Кто это?.. - А ну-ка напряги извилины...
   Голова почему-то не поворачивалась. Он скосил глаза, но из-за пелены ничего не смог рассмотреть. Причем эта жалкая попытка обернулась приступом боли - она словно толкнула его изнутри. Он попытался воспротивиться происходящему, но все равно, не смотря на все попытки сдержаться, слабо застонал. Стон отозвался новой болью - на этот раз в левой половине груди.
   - Ну, ну... тебе ж ломали ребра раньше, ты же не ныл по этому поводу. Чего сейчас такое? Так больно? - тон с ехидного сменился на сочувственный. - Ты потерпи, сейчас укольчик сделают. И не распускайся.
   Надо ответить. Собрать все силы и ответить. Пятый понял, кто перед ним, и поэтому с трудом прошептал:
   - Я не понимал раньше... думал, что с этим можно справиться... И почти справился...
   - Мне сказали, что ты встал сам, - серьезно ответил Лукич. - Как я приехал - помнишь?
   - Смутно, - признался Пятый.
   - Вполне естественно. Ты потерял очень много крови, и раны оказались опасными. Тебя едва довезли.
   - Куда? - удивился Пятый. - Разве мы не... на "трешке"?..
   - Конечно нет. Ты что! Мы сейчас в больнице, тебя прооперировали. Рука восстановится где-то за два месяца. Но у тебя кроме руки еще и сотрясение мозга, несколько переломов, ушибы. Так что... - Лукич развел руками. - Терпи.
   - Я долго лежал?
   - Под тележку ты угодил позавчера, - объяснил Лукич. - Весь вчерашний день я тебя проуговаривал...
   - В смысле? - не понял Пятый.
   - Ну, проуговаривал. Что надо бы еще пожить, что молодым умирать неправильно... много всего. Это же тюремная больница, тут сиделок не предусмотрено. Приходят, конечно, но чтоб постоянно - нет. Ну ничего, теперь-то все вроде нормально.
   - Я... умирал?.. - удивлению Пятого не было предела. Он даже сумел немного повернуть голову, чтобы лучше видеть собеседника. - Но я ничего не понял...
   - Ты раньше по-настоящему болел? - спросил Лукич. - Я не имею в виду "третье" предприятие, побои и твой вновь приобретенный туберкулез. Я спрашиваю...
   - Нет, - ответил Пятый. - Я понял... теперь понял.
   - Ты ничего не мог тогда понимать. От потери крови у любого человека начинается так называемый гиповолемический шок. У тебя, в частности, он был третьей степени...
   - Это плохо?..
   - Очень... нет, я не понимаю, что тут вообще происходит! Все, лекции окончены, теперь пить - и спать. Этой ночью я поеду домой, я отдохнуть хочу. Я старый и устал. Так... совсем голову повернуть не можешь?
   Власть ледяных корней была столь велика, что Пятый не ответил. Ему показалось, что голову обхватил железный обруч, и что этот обруч притягивает голову к подушке... даже нет, не к подушке, а к полу... Лукич это, скорее всего, понял, потому что настаивать не стал, а вышел в коридор. Вскоре он вернулся, и не один. Кто-то еще - Пятый не понял, кто - сделал ему в здоровую руку укол и через несколько минут железный обруч стал потихонечку разжиматься.
   - Вот и хорошо... пока ноль двадцать пять морфина хватит. А на ночь сделаете кубик, глюкозу прокапаете и последите, ладно?
   - Хорошо, Лукич, посмотрим. Вообще, правильно. Сон, говорят, лучшее лекарство. Ну что, отпустило немножко?
   - Да, спасибо, - говорить стало легче. Пятый совсем чуть-чуть сумел повернуть голову и увидел Лукича и его собеседника - преклонных лет мужчину в белом халате поверх формы. Откуда-то всплыло имя - Егор Анатольевич. Кажется, с ним говорил по телефону Лукич, еще с предприятия. О чем-то просил, довольно долго уговаривал...
   - Ну и ладно. Давай, отдыхай, на обходе увидимся, - добродушно заключил мужчина в халате. - А, еще же попить надо.
   Как и что он пил - Пятый не запомнил. Его тянуло в сон. Врачи вышли, но в коридоре подле палаты еще несколько минут слышались их голоса.
   -...скорее всего, задет какой-то нервный узел, - Лукич говорил на пониженных тонах. - Согласись, анатомия человеческая, но отличия все же имеются.
   - Еще как имеются! - собеседник тоже говорил тихо. - Рентгенограмму видел? Обалдеть можно...
   - Обалдел тут один... хреново, что он мучается. Мне бы не хотелось...
   - Точно - не притворяется? - в голосе второго врача зазвучало сомнение. - Я, конечно, ничего такого в виду не имею, но у нас тут симулянтов - больше половины. Кто ложки глотает, кто гвозди, тут вон тележка эта твоя...
   - Не притворяется, - отрезал Лукич. - А симулянты до такого состояния в жизни не дойдут. Сравнил ты, Егор, жопу с пальцем. Где это видано...
   - То, что он не сам на себя телегу эту уронил, я понял, но...
   - Уронил-то как раз сам, - Лукич вздохнул. - Но не специально.
   - Как знать.
   - Уж поверь мне, я знаю. Скорее всего от усталости. Хорошо еще про тебя вспомнил, а то... и говорить не хочется. Егорушка, сделай еще одно доброе дело, а? Зайди ночью сам, глянь.
   - Ладно, зайду. Для однополчанина не жалко. Леша, ты езжай, раз решил, а то на тебе лица нет. К больным так относиться нельзя. Да что - к больным! Даже к родственникам.
   - Как относиться? - голос Лукича стал вдруг твердым.
   - С таким сочувствием. Не гоже это, уж послушай старого, прожженного...
   - Я и сам старый и прожженный. Знал бы ты, Егорушка, хоть толику того, что я за последние годы повидал... - Лукич засопел, откашлялся. - Не сочувствие это вовсе. Должен я ему, понимаешь?
   - Нет, не понимаю. И какие это долги у тебя могут быть к пацану, которому... сколько ему лет, Леша?
   - Двадцать семь или двадцать восемь... не помню я. Есть. Получилось так, Егор. И еще... договорились мы с ним, довольно давно... я обещал.
   - Если бы он помер, а это вполне могло произойти, ты был бы свободен от своего обещания, - печально усмехнулся врач. - Ладно, раз обещал - вытащим. Из шока вроде вышел, теперь потихонечку, полегонечку, попробуем.
   - По крайней мере постараемся, - подытожил Лукич. - Егорушка, ты меня прости. Свалился, как снег на голову, потом все эти звонки от твоего начальства к моему и наоборот, больной тяжелый... Утомил я тебя, а?
   - Ничего, Леша. Тогда трудней было...
   Вскоре они ушли и Пятый смог ненадолго уснуть. Потом сон оставил его, а ледяные корни сдавили тело с новой, во сто крат большей силой. Стемнело, но свет в палате почему-то не загорелся. А потом открылась дверь...
   ***
   - Что тут происходит? - утром следующего дня Лукич стоял у входа коридор отделения, и дорогу ему перегораживали двое в форме. - Немедленно отойдите, я врач, мне необходимо пройти.
   - Имя, фамилия, - процедил один из новоявленных стражей. - И пропуск.
   - Воронцов Алексей Лукич, - Лукич порылся в карманах, выудил паспорт и картонную карточку пропуска. - Вот эта филькина грамота. Позавчера выдали, сроком на два месяца.
   - Проходите, - охранник с неохотой отошел в сторону. Лукич пожал плечами и прошел внутрь коридора, в котором почему-то толпилась половина персонала - дежурный врач, Егор Анатольевич, двое санитаров, еще двое охранников и поломойка баба Зоя. Лукич остановился, с удивлением посмотрел на живописную компанию и спросил:
   - Что такое?
   Все молчали, опустив глаза.
   - Егор, что такое? - повысил голос Лукич. - Умер, что ли?
   - Не знаю, - едва слышно ответил Егор.
   - Он так кричал, так кричал, - тихонечко запричитала баба Зоя, - а потом прекратил. Помер, наверное...
   - Так, спокойно и по очереди, - резко сказал Лукич. - Объясните.
   Они (на этот раз, не смотря на просьбу - хором) принялись рассказывать. После отъезда Лукича, часам к восьми, приехал начальник... Его, Лукича, начальник... да, Павел Васильевич... он сначала зашел в палату ненадолго, а потом отобрал у охраны ключи, запер палату, сел в ординаторской и никому ключи не отдавал, как ни просили...
   Последние фразы Лукич дослушивал уже на бегу. Дверь в ординаторскую он распахнул пинком и, не удостоив Павла Васильевича даже приветствия, резко бросил:
   - Ключ, быстро!
   - Алексей Лукич, потрудитесь выбирать выражения, - Павел Васильевич, как всегда выглядевший безукоризненно, встал из-за стола, сложил газету, которую до того читал и продолжил. - Вас не касается тактика и стратегия избранного нами метода получения информации, поэтому...
   - Ключ! Иначе вы не получите ни хрена вашей информации!.. Не думал, что придется работать с фашистами! Это же надо - мучить и так едва живого человека!.. Додумались!..
   - Вы ответите...
   - Обязательно! - взорвался Лукич. - Всенепременно! Отвечу - увольнением прямиком в шахту номер два на предприятии номер один! Но не раньше, чем заберу ключ!..
   Павел Васильевич пожал плечами, вынул из кармана связку и швырнул ее на стол. Лукич подхватил.
   - Пошли, - приказал он остальным участникам событий, ожидавшим его в коридоре. - Рохли вы все, смотреть противно...
   - Алеша, по-моему торопиться уже не стоит, - несмело начал Егор. - Поздно уже торопиться...
   - Я с тобой потом побеседую отдельно, - пообещал Лукич. - О твоем склерозе - в частности.
   - Не понял...
   - Ты на старости лет забыл, как выглядит телефон? - ласково спросил Лукич.
   - Прости...
   - Ладно, все потом. Открывай скорее.
   - Ой, господи!.. - баба Зоя уже просунула свой любопытный нос в палату. - Холодина-то какая...
   - Окно закрыть, - приказал Егор Анатольевич. - Умер?
   - Живой, - ответил Лукич. - Помогите, что встали, как бараны?
   - Почему он так?..
   Пятый лежал на самом краю койки, одеяло валялось на полу, подушка тоже. Простыня под поврежденной рукой намокла от крови, ее под кроватью натекла небольшая лужица.
   - Скорее всего пытался встать, но сил не хватило, - Лукич просунул Пятому руку под спину и положил на койку. Рука его мгновенно оказалась измазана кровью. - Шов разошелся, черт...
   - В операционную? - предложил Егор Анатольевич.
   - Не надо, тут зашьем. Так, работаем. Окно долго было открыто?
   - С вечера, наверное, - ответил один из медбратьев. - Грелки принести?
   - Естественно. И грелки, и термометр. Егор, ты чего стоишь? Иди сюда, посмотри...
   - Леша, я... мне очень стыдно, правда, и...
   - Егорушка, заткнись и помогай! - едко сказал Лукич. - Оправдания оставь на потом, ладно? Его надо вытаскивать, тахикардия страшная, это шок, понимаешь? Новый шок, с которым надо как-то справляться. Поэтому бери ноги в руки и двигай за лекарствами.
   Пятый вдруг вздрогнул, с хрипом вздохнул, тело его свело конвульсией. Лукич сориентировался мгновенно - вовремя повернул ему голову на бок и придержал за плечи.
   - Ой, кончается, - прошептала баба Зоя, с интересом подходя поближе. - Ой, Господи...
   - Баб Зой, уйди, не вводи в грех, - попросил один из медбратьев. Лукич с благодарностью посмотрел на него. - Никто тут не кончается.
   - Я пол хотела подтереть, - тут же нашлась баба Зоя. - Под кроватью.
   - Потом, - железным голосом произнес Лукич. - Тут не кино, чтобы стоять и пялить глаза.
   Обиженная баба Зоя вышла. Лукич бегло осмотрел Пятого, потом взял с пола одеяло, скатал его в валик и сунул Пятому под ноги. Сел рядом, посчитал пульс... Вскоре в палату влетел Егор Анатольевич и дежурный врач.
   - Ну что тут? - спросил Егор Анатольевич. - Шок все-таки? Не ошибся ты?..
   - Травматический, сволочь, как минимум вторая степень, - Лукич вздохнул. - Что принесли?
   - Морфий, адреналин, камфару, сейчас кислород притащат.
   - Ребят, поменяйте белье, и принесите клеенку, - попросил Лукич. - Вы зашьете сами? - спросил он у молодого дежурного врача.
   - Да, конечно, - ответил тот уверенно. - Вам надо отойти?
   - Надо, - согласился Лукич. - Я быстро вернусь. Пока шейте... кстати, температура сколько?
   - Тридцать четыре, - сказал кто-то.
   - Уже хорошо. В общем, работайте, я сейчас.
   В ординаторскую Лукич шел медленно, он старался как-то справиться с гневом, от которого у него темнело в глазах и начинали трястись руки. Перед дверью он глубоко вздохнул, лишь потом взялся за ручку.
   - Ну что расскажете, уважаемый Алексей Лукич? - вежливо спросил Павел Васильевич. - Я оказался прав?
   - Нет, - ответил Лукич спокойно. - Прав оказался я. Вы его едва не убили.
   - Но не убил же, - успокаивающе улыбнулся Павел Васильевич.
   - Вы отдаете себе отчет в том, что оставили тяжело больного человека без всякой помощи на огромный для него срок - почти десять часов? Вы понимаете, что это могло закончиться трагически?
   - Понимаю. Только вот человека ли я оставил в палате, а? Вы же врач, сами все понимаете, - развел руками Павел Васильевич.
   - Совершенно не важно, человека или нет, - отмахнулся Лукич. - Я бы даже крысу так не оставил. Я бы попросил вас... - слова давались ему с трудом, но он продолжил. - Вы можете уволить меня, если вам угодно, но больше не надо проводить подобных экспериментов. Ни на ком - ни на людях, ни на... нелюдях. Или проводите, но не при мне.
   - Зачем увольнять одного из лучших сотрудников? - удивился Павел Васильевич. - Я понимаю степень вашего раздражения, ваша работа едва не пошла насмарку, но и вы должны понять меня. Я тоже сдаю отчеты.
   - При чем тут отчеты! - Лукич едва сдерживал раздражение. - Эти десять часов он страдал так, что вам и в страшном сне не приснится!
   - Надеюсь, после этого он станет более сговорчивым, - спокойно сказал Павел Васильевич.
   В ординаторскую постучали.
   - Войдите, - позволил Павел Васильевич. Вошел один из санитаров.
   - Алексей Лукич, можно вас... там зовут, - парень явно робел в присутствии начальства.
   - Всего хорошего, - попрощался Павел Васильевич. - Мне пора уезжать, я и так задержался непозволительно долго.
   Лукич не ответил. Он молча вышел и пошел по коридору вслед за своим провожатым.
   - Что такое? - спросил Лукич, когда они подошли к палате.
   - А он очнулся, стал вас звать, - пояснил санитар.
   В палате все еще толпилась масса народу.
   - Я пришел, - сообщил присутствующим Алексей Лукич. - Чего случилось?
   - Леш, поговори с ним, - попросил Егор Анатольевич. - А то мы кислород просто так переводим - вместо того, чтобы тихо лежать, он...
   - Товарищи, вы погуляйте в коридоре пять минут, ладно? Я позову, - попросил Лукич. - Я тут, Пятый, - сказал он, присаживаясь рядом с койкой, когда все вышли.
   - Боже мой... - Пятый говорил сипло, с трудом подбирая слова. - Алексей Лукич... я не смогу...
   - Все ты сможешь, - заверил его Лукич. - Прости меня, дурака старого, уехал я не вовремя, бросил тебя...
   - Если я... скажите Лину... что я прошу его...
   - Ты не умрешь, ты сильный и справишься. Сейчас надо спать, понимаешь? Не думать о всяких гадостях, а спать. Да, ночь была плохая, но теперь-то что? Неужели ты этому козлу доставишь такое удовольствие, а? - строго сказал Лукич. - Если я могу чем-то помочь - скажи.
   - Я не смогу... - снова повторил Пятый. - Поговорите с Лином... прошу вас... помогите мне встать...
   - А это тебе зачем? - изумился Лукич.
   - Я... мокрый...
   - Так, шутки в сторону. Встать ты сейчас все равно не сможешь по той простой причине, что у тебя не хватит сил.
   - Мне вытереться надо... я мокрый весь... голова, руки... не помню, как это вышло... я пролил что-то?.. - Пятый говорил сбивчиво, быстро, еле слышно.
   - Ты не мокрый, это реакция на камфару, - догадался Лукич. - Потерпи, это ощущение скоро само пройдет. Отдыхай. Давай подышим, хорошо?
   Пятый не ответил. Лукич выглянул в коридор, поманил пальцем Егора Анатольевича.
   - Ну как? - спросил тот, подходя.
   - Сколько камфары сделали? - спросил Лукич.
   - Пять миллилитров, - ответил Егор Анатольевич. - Много?
   - Ничего, нормально. Оставь с ним человека, пусть с кислородом посидит. Похоже, дешево мы отделались.
   - Дай-то Бог.
   - И не говори, - Лукич подошел к окну, облокотился о подоконник. - А погода хороша!.. Сейчас бы на природу...
   - Да, - согласился Егор Анатольевич. - В сосновый лес, к примеру. Или просто на дачу съездить... хоть воздухом подышать.
   - Ну, на воздух мне жаловаться грех, - подумав сказал Лукич. - Чего-чего - а воздуха там у нас достаточно. Только природа подкачала.
   - Сосен нет? - поинтересовался Егор Анатольевич.
   - Одни осины. Мне с устатку вечерами на каждой Иуда мерещится, - ухмыльнулся Лукич.
   - Брось, Леша!.. Слушать тебя - тошно делается. Все, проехали.
   ***
   До вечера он кое-как перекантовался. Немного удалось поспать днем, он прикорнул всего на пару часов, но этого было мало. Пятый пытался понять - что же с ним такое происходит? И не находил ответа. Несколько раз за день у него опять опускалось давление, почему-то стала гулять температура - она то поднималась почти до сорока, то падала до тридцати четырех, а то и еще ниже. После ночных происшествий врачи заходили в палату часто, их присутствие успокаивало Пятого, но ближе к вечеру он поймал себя на том, что боится наступления темноты. Словно с ней придет то, что происходило в ночь предыдущую. Впрочем, прошлая ночь виделась смутно - да, он мог вспомнить, что ему было холодно и очень больно, но вот когда он, к примеру, попытался подняться с кровати - забыл.
   Под вечер ему сделали еще одну дозу обезболивающего, благодаря которой он смог, наконец, нормально поворачивать голову. Он впервые за это время попытался осмотреться и понять, где же он, в конце-то концов, находится?..
   Палата была узкой, длинной, окно ее было забрано толстой железной решеткой, обильно покрашенной суриком; подле окна стояла белая обшарпанная тумбочка, на которой ничего не было. Неровные стены, выкрашенные бежевой масляной краской, местами облупились - краска лежала в несколько слоев, - и под ней проглядывал бетон. Под высоким потолком светился круглый казенный плафон, лампа была довольно мощной, поэтому свет в палате был безжалостным и резким, сумерки за окном отступали от него, они словно находились в каком-то другом измерении.
   В семь вечера принесли ужин, но Пятый от еды отказался - во-первых, сильно болела шея, во-вторых, он с трудом мог глотать, в-третьих, на ужин полагалась рыбная котлета, которую Пятый не стал бы есть даже под страхом казни или похода в "девятую", и в-четвертых, он понял, что есть не хочет. Кое-как выпив полстакана чая, он попросил, если это, конечно, возможно, выключить в палате свет.
   - Поспать решил? - санитар, исполнявший обязанности разносчика, плюхнулся на стул рядом с его койкой. - Это правильно. Я бы тоже поспал, да только нельзя на работе. Свет в девять выключат, так что потерпи.
   - Почему... нельзя сейчас?.. - спросил Пятый. Впрочем, он и сам догадывался - почему, но ему казалось, что тут они могут пойти на крошечную уступку.
   - Порядок, не положено, - пожал плечами санитар. - Ты так поспи.
   - Глаза болят, - признался Пятый.
   - А ты их закрой, - посоветовал находчивый санитар. - И все дела.
   - Ладно, - Пятый понял, что просить бесполезно. - Попробую.
   В восемь заглянул Лукич. Он тоже уселся на стул рядом с койкой и с места в карьер начал:
   - Сдохнуть решил, да?!
   - Нет... - Пятый от такого напора даже немного растерялся. - Почему вы так подумали?
   - Потому, что ужинать надо.
   - Там была рыба... вы же знаете...
   - Но хоть картошку можно было съесть?
   - Глотать больно. И есть не хочется...
   - Ладно, - сжалился Лукич. - Но утром надо поесть обязательно. Я попрошу, чтобы тебе притащили что-нибудь без мяса, и чтобы жевать было не нужно. Кашу какую-нибудь. Пойдет?
   - Да, конечно. Спасибо большое... - про то, что говорить было еще больнее, чем глотать, Пятый промолчал, но Лукич, видимо, догадался об этом сам.
   - Через час отбой, - Лукич встал, потянулся, зевнул. - Я домой этой ночью не поеду, посплю тут, но... Пятый, у меня есть к тебе большая просьба. Давай больше без фокусов, хорошо?
   - О чем вы? - не понял Пятый.
   - О тележках и иже с ними. Аккуратней надо быть. Мы же говорили с вами про это - и с тобой, и с рыжим. И как ты так сумел...
   - Простите, больше я... неаккуратности... не допущу, - ответил Пятый. - Но не все... зависит от меня.
   - Я не знаю, - Лукич вздохнул, покачал головой... - То есть знаю. Ты не прав. Все зависит только от тебя. Ты сейчас сказал глупость... или умность... но я не в праве давать тебе советы, Пятый. Решай сам.
   - Я все давно решил... - Пятый чувствовал, что еще минута - и сознание запросто может отключиться. - Не надо... сейчас...
   - Ну и хорошо, - успокаивающе сказал Лукич. - Все хорошо. Я просто подумал... если бы ты пошел с ним на контакт...
   - Я знаю, - Пятый даже попытался кивнуть. - Только так делать нельзя, верно?.. Это и есть - "зависит"? Я прав?.. - его снова повело. - То есть...
   - Все хорошо, - повторил Лукич. - Ты прав, и все хорошо. Лучше не бывает.
   - Куда уж лучше... - Пятый закрыл глаза, секунду помолчал, собираясь с силами. - Скажите, а когда мне... можно будет вернуться?
   - В "тим"? - удивленно спросил Лукич.
   - Да. Долго мне еще тут?
   - Не знаю, - Лукич задумался. - Месяц, полтора... а что?
   - Я волнуюсь...
   - Опять за старое? - нахмурился Лукич. - Как в прошлый раз, что ли?
   Пятый промолчал. Лукич хлопнул себя ладонью по коленке, раздраженно засопел.
   - Ты в уме? - с гневом в голосе проговорил врач. - Совсем спятил?
   - Нет. Просто мне нравится, когда все более ли менее ясно...
   - Тогда я тебе скажу, что до сих пор не ясно - помрешь ты или нет, - отрезал Лукич. - Доволен?
   - Спасибо, - неожиданно у Пятого на душе стало легко-легко. - Это правда?
   - Кривда! - Лукич встал, одернул халат. - Кому ты нужен, идиот, кроме рыжего... да еще меня, но только потому, что работа у меня такая собачья. В общем, не полощи мне мозги.
   - Не буду, - пообещал Пятый. Сознание снова стало уплывать, он засыпал.
   Лукич посмотрел на него, чуть склонив голову набок, затем сплюнул на пол и вышел. Через пару минут в палате погас свет.
   ***
   Ночь оказалась бесконечной. Сначала Пятый действительно смог немного поспать, но потом вернулась боль, а вместе с нею - сознание. Впрочем, боль оказалась терпимой, совсем не такой сильной, как прошлой ночью, поэтому Пятый решил, что можно провести один эксперимент.
   Секунду подумав, он кликнул детектор и дал приказ вывести внутренний терминал по состоянию. Темно-синие цифры на сером фоне большого удивления у него не вызвали - он примерно так все себе и представлял. Да, сломана ключица, четыре ребра, рука, да, все срастается несколько медленнее, чем должно, но срастается же, в конце концов. Удивление посетило его только тогда, когда он случайно вышел в главный раздел. В самом верху списка обнаружились какие-то новые строчки, причем находились они в тени. Над строчками висел стандартный индекс поздравления - точно такой же индекс Пятый получил, закончив в свое время очередной этап образования... но сейчас-то он ничему не учился! Он дал команду на расшифровку первой строки и обомлел. Такого просто не могло быть! Он задумался, вытащил на свет еще четыре строки. Подтверждение статуса, все точно. Но какое подтверждение...
   Он открыл все строчки, внимательно просмотрел все до конца, заморозил картинку, потом стал отсматривать состояние детектора. Состояние было так себе. Из возможностей остался разве что внутренний терминал, связь по "немому" каналу, и возможности входа-выхода. Все. Совсем негусто. Причем связь, по его подсчетам, сжирала столько энергии, что... что хватит его сил часа на четыре "разговора", не больше. Это при хорошем раскладе. При плохом - на два. Впрочем, полученная информация настолько ошарашила Пятого, что он решил рискнуть.
   Лин отозвался почти сразу.
   "Почему не появился раньше?" - первым делом написал он.
   "Сил нет, - признался Пятый. - У нас два часа".
   "Что-то случилось?"
   "Проверь опции своего детектора, срочно, - Пятый все еще не верил в то, что с ним произошло. - Похоже, что у меня происходит какой-то сбой".
   "Твой тоже посмотреть?"
   "Давай, если сможешь".
   "Смогу. Все, молчим".
   Дальше был небольшой провал во времени, что происходило - Пятый не запомнил. Сначала ему показалось, что кто-то сдавленно хихикнул у него над головой, потом что-то кольнуло его в руку - и он очнулся.
   "Пятый, отвечай, отвечай..."
   Все поле перед его глазами оказалось исписано этими словами.
   "Лин, я здесь, - только тут до него дошло, что терминал не его. Охра и изумрудно-зеленые буквы. Рыжий перехватил связь, чтобы друг не уставал. - Зачем?"
   "Ты молчал больше часа".
   "Извини, наверно заснул. Ты проверил?"
   "У меня то же самое. Ты понимаешь, что это значит?"
   "Я понимаю, что мы получили то, о чем и мечтать не могли в тот момент, когда нам это "что-то" совсем ни к чему".
   "Верная догадка. Впрочем, что-то в этом есть. Ты бы смог тормознуть тележку, к примеру..."
   "И она отрезала бы мне голову. Лин, я даже не могу догадаться, зачем это тем, кто имеет на это право, и совсем не понимаю, зачем это нам".
   "Подарочек".
   "Точно. Рыжий, то, что мне так плохо... это зависит от..."
   Провал. На этот раз он очнулся сам, за окном все еще было абсолютно темно, а в палате горел свет. Он лежал на боку, под больной рукой оказались три или четыре подушки, дышать было странно легко.
   "Отвечай..."
   "Я здесь. Продолжай, Лин".
   "Да. Так вот. Если бы не "подарочек", ты уже смог бы вставать. Терпи пока, адаптация будет идти еще сутки. Представляю, каково тебе. Мне тоже плохо было, я сейчас в каптерке, в зал побоялись вести".
   "Лин, сделай одолжение, посмотри сроки. Сколько мне еще болеть, - попросил Пятый. - Пока можно".
   "Действительно "пока можно", - передразнил Лин. - Больше на связь не выходи, нас запросто могут на этом деле поймать. Сегодня поговорим напоследок, а потом блокируй канал, понял?"
   "Извини, я не додумался".
   "И что? Так, болеть тебе еще тридцать восемь суток чистого времени... это при том условии, что будет из чего восстанавливаться. Там кормят?"
   "Да, все нормально... Лин, я тебя прошу - не надо экспериментов, хорошо?"
   "Постараюсь. Но попробовать хочется. Интересно".
   Провал. Теперь - серый рассвет за окном, тень от прутьев решетки на полу. Он закрыл глаза, с трудом вывел панель.
   "Лин..."
   "Ты спал. А попробовать я все же попробую, не волнуйся, я аккуратно. Слушай, а ведь это не возраст виноват! Как я сразу не догадался!.. Ты старше на год, а включилась эта фигня у нас одновременно..."
   "Я про это подумал, поэтому и попросил тебя проверить".
   "Кто-то идет... Пятый, я отключаюсь, блокируй".
   Провал.
   ***
   Утром он все же вытащил панель еще раз. Так, понятно. За ночь сознание покидало его восемь раз, странно, что он запомнил лишь три. Хотя кое-какой прогресс был. Пятый подумал, что он, вероятно, в последний раз воспользовался детектором - уж больно много это требовало сил, и слишком мало было отдачи. Подумав, он блокировал все функции, кроме времени и перемещения. Время - на всякий случай, перемещение... тоже на всякий случай. Совсем на всякий. Когда уже дальше просто некуда.
   До обхода он спал. Потом, когда принесли завтрак, он честно в течение получаса давился кашей, но хватило его всего на полтарелки. Потом явились двое санитаров в сопровождении Лукича, и Пятый понял, что так просто он не отделается - не взирая на его робкий протест, его кинули на каталку и потащили в процедурную на перевязку.
   В общем, день прошел так себе, но Пятый понимал, что лучше так, чем никак. Для него такой день был более чем хорошим. Никто не лез с расспросами, никто не интересовался, что и как... Лукич к вечеру уехал и Пятый оказался предоставлен сам себе. В этот день ему стало гораздо лучше - адаптация фактически закончилась, организм "успокоился" после недавней встряски. Эксперименты Пятый все же решил отложить на вечер - не хотелось попасться кому-нибудь на глаза. "Сапожник без сапог, - упрекал он сам себя. - Лина просил не пробовать, а сам..."
   Впрочем, он знал, что удержаться не сможет - слишком уж велик был искус. "Подарочек" таил в себе соблазн - пользоваться страшно, а не воспользоваться - невозможно.
   ***
   Прошло две недели. Пятый поправлялся, по его мнению - очень медленно, по мнению же врачей - сказочно быстро. Переломы срослись, теперь он начал потихонечку разрабатывать мышцы, впрочем, не афишируя этого перед всеми. Он вставал, головокружения почти полностью прошли, хотя до сих пор временами накатывала слабость, впрочем эти приступы повторялись все реже и реже. К исходу второй недели Пятый, замирая от собственной дерзости, попросил у Егора Анатольевича разрешения выходить на улицу. Тот сначала отказал, что было вполне понятно - где это видано, чтобы заключенных на улицу выпускали погулять? но позже, побеседовав с Лукичем и сделав несколько звонков разным начальникам, разрешил. Теперь Пятому дозволялось с двенадцати до половины второго дня выходить в запущенный больничный парк. Конечно, Егор Анатольевич от этого восторга не испытывал, скорее наоборот, но Лукич сумел в их последнем разговоре настоять на своем.
   - На самом деле, Егор, - говорил он, - ты сам посуди. Мало того, что покалечили, так ведь еще и туберкулез. И потом, даже заключенных на прогулки выводят, а этот годами дневного света не видит...
   - Ну и пусть в окно смотрит, - вяло отбивался Егор Анатольевич. - И безопасно, и света предостаточно.
   - Если выслужиться хочешь - стереги своих зеков! - взвился Лукич. - А этого ты не тронь. Кроме всего прочего, он свое слово держит, я в этом неоднократно убеждался. Если сказал, что не сбежит - значит, не сбежит. Уж поверь мне.
   - Леш, под твою ответственность. Я не хочу из-за чьего-то желания подышать воздухом сесть на нары. Понятно? Мне своих проблем хватает.
   - Не волнуйся, все будет нормально, - успокоил его Лукич. - А кроме всего прочего, ему и бежать-то некуда... Разве что обратно, а там похуже чем здесь будет.
   ***
   Первый раз, выйдя из полутемного больничного вестибюля на улицу, Пятый растерялся. Несколько секунд его не покидало ощущение, что небо вот-вот рухнет ему на голову, показалось, что все предметы вокруг внезапно стали огромными, волной накатила паника. Он невольно сгорбился и отступил поближе к двери - на всякий случай. Постепенно боязнь открытого пространства стала проходить и он сделал несколько неуверенных шагов, словно пытаясь убедить себя в том, что это безопасно. Получилось. Он был настолько поглощен внутренней борьбой, что даже не заметил того, что за ним из окна в этот момент следят.
   - Да, прав был Лукич, - пробормотал Егор Анатольевич, тяжело опираясь на подоконник и наблюдая, как Пятый неуверенно бредет по дорожке вглубь парка. - Не то что не сбежит, обратно бы дорогу нашел...
   В тот день Пятый провел на улице половину отпущенного ему на прогулку времени. Оказалось, что он за время болезни все-таки довольно сильно ослабел. Конечно, если сидеть в палате, это труднее заметить, но вот если ходить... Обратно Пятый едва добрался и без сил свалился на койку. Голова кружилась, словно он выпил чего-то крепкого, позже он сообразил, что это было кислородное опьянение - передышал, отвык от воздуха. Ноги были совершенно ватными. Обед он проспал.
   На другой день было получше. По крайней мере, он не испытывал и половины тех неприятных ощущений, что были в прошлый раз, да и голова кружилась меньше. Возможно, он просто стал экономнее расходовать силы.
   Пятый пытался вспомнить, когда же они с Лином бежали в последний раз, и получилось, что почти семь месяцев назад. Да, срок немалый. Впрочем, тогда был какой-то странный побег, тоже с больницей, с врачами, с бесконечными уколами и нервотрепкой. Но такого состояния, как в этот раз, он тогда не испытывал. Бесспорно, тогда тоже было весьма и весьма неприятно, но не так, как сейчас. Пятый поймал себя на том, что он словно бы заново учится жить - все стало непривычным и странным, все вызывало если не недоумение, то хотя бы легкое удивление. Еда приобрела необычный вкус, небо - необычный цвет, почему-то обострились слух и зрение. Теперь, чтобы заснуть, приходилось по полчаса вертеться в кровати. Даже сон не шел.
   - Это потому, что ты едва Богу душу не отдал, - объяснил Лукич в один из своих визитов. - После такого много интересного с людьми происходит.
   - Что, например? - спросил Пятый.
   - Некоторые даже голоса всякие начинают слышать, - неопределенно ответил Лукич. - Мерещится всякая дрянь... нет у тебя такого?
   - Нет. Такого - нет. У меня ощущение, словно я... - Пятый задумался. - Словно что-то у меня внутри изменилось... не знаю, как сказать...
   Этот разговор происходил в парке, куда Лукича направил охранник, объяснив, что "этот ваш опять где-то шляется". Лукич пошел в указанном направлении, поминутно оскальзываясь на подтаявшем весеннем снегу.
   Парк был большой. Поплутав минут десять, Лукич, наконец, увидел под большим старым деревом Пятого. Тот стоял неподвижно, запрокинув голову, прикрыв глаза. Ветер трепал его волосы, шумели над головой обнаженные, потемневшие от воды ветки, низкое пасмурное небо в этот момент словно стало еще ближе к земле... Лукичу представилось, что небо опускается на землю, соединяется с ней, проникает в нее. Все вокруг было пронизано движением и недвижностью, статикой и динамикой... но Лукичу этот контраст вдруг показался правильным и закономерным.
   Ветка у Пятого над головой шевельнулась, резко распрямилась, словно кто-то незримый держал ее и вдруг отпустил. Лукич от неожиданности оступился и едва не сел в снег.
   Пятый, услышав движение, повернулся к нему - и все мгновенно стало на свои места. Ничего интересного. Самый что ни на есть обычный пациент заштатной больницы, выбравшийся погулять в парк. Видавшая вид куртка, больничные штаны, рука на перевязи (хоть кости и срослись, до сих пор болит и приходится подвязывать), бледный. О других больных отличается разве что худобой, да волосы длинные... хотя, взять тех же хиппи. Тоже с волосами, психи. Что мужики, что бабы.
   - Иди сюда, - позвал Лукич. - Я к тебе не смогу, боюсь ноги промочить.
   Пятый кивнул и, ступая легко и почти не слышно, подошел к нему.
   - Простите, я вас не заметил, - виновато сказал он. - Задумался...
   - О чем? - поинтересовался Лукич.
   - Да так... - Пятый неопределенно дернул плечом. - Ерунда всякая. Как рыжий?
   - В полном порядке. Скажи, как у тебя дела? Никто не расспрашивал, не лез?
   - Все тихо, - успокоил Лукича Пятый. - По-моему, про меня временно забыли. Только не могу сказать, что меня это огорчает. Скорее, наоборот.
   - И то правда, - усмехнулся Лукич. - Голова как?
   - Нормально. Иногда побаливает, но в общем - лучше, спасибо.
   - Это хорошо, что лучше. У тебя еще больше месяца в запасе до "тима".
   - Я считал, что меньше. Что-то изменилось? - нахмурился Пятый.
   - Нет, все по-прежнему. Ты скорее всего со счета сбился.
   - Маловероятно, - Пятый потер переносицу. - Вы ничего не путаете?
   - С чего бы... Слушай, тебе не скучно здесь? - Лукич замедлил шаг, остановился. - Может, тебе со мной поехать, на "первое"?
   - Спасибо, но я лучше останусь тут, - покачал головой Пятый. - Я, конечно, понимаю, что вы хотите, чтобы я поскорее попал туда...
   - Ты не понял! - Лукич раздраженно засопел. - Я вовсе не имел в виду...
   - Да все я понимаю.
   - Ничего ты не понимаешь! Мне совершенно не хочется, чтобы тебя кто-то контролировал, или что-то в этом роде...
   - Именно в этом роде. Только хотите этого вовсе не вы, Алексей Лукич. На вас давят, вы волнуетесь, - Пятый сел на лавочку и с грустью посмотрел на Лукича. - Но я очень прошу вас пока оставить меня здесь, если вы не возражаете.
   - Я не возражаю. По мне, хоть до второго пришествия тут сиди. Но ты прав, мне постоянно звонят, требуют вернуть тебя обратно, угрожают...
   - Угрожают - чем? - напрягся Пятый.
   - Не твоего ума дело, - огрызнулся Лукич. - Чем надо. Мне хватает.
   - А все же?
   - Я же сказал - не лезь не в свое дело! - рявкнул Лукич.
   Пятый не ответил. Он отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону, вглубь парка. Тишина встала между ними туманом, лишь где-то, далеко-далеко отсюда, слышался шум города - машины, голоса, звон далекого трамвая... А здесь, в парке, остался лишь шум ветра да еле слышный звук просыпающейся воды. Пятый опустил голову на руки и еле слышно сказал, ни к кому не обращаясь:
   - Что же мне делать, а?..
   - Решай сам, - так же тихо отозвался Лукич. - Ты же знаешь, от этих, - он неопределенно махнул рукой, - можно ждать любой гадости.
   - Знаю, - эхом отозвался Пятый. - Какая глупость - прожить всю жизнь в роли жертвы... что там, что тут...
   - "Там" - это откуда ты?
   - Ну да, - кивнул Пятый. Тяжело вздохнул. - Там было то же самое - работы море, денег вечно не хватало, постоянно ждали, что кому-нибудь что-нибудь не понравится...
   - А почему? - полюбопытствовал Лукич.
   - Да потому, что если ты без роду и племени, то защитить тебя некому. А делать гадости я так и не научился, - признался Пятый. - Не получается, как это не смешно. Вот, к примеру, вы, - вдруг оживился он, - как вы оказались на этой работе, Алексей Лукич? Неужели не было никого, кто мог бы занять ваше место?
   - Были, - неохотно признался Лукич. - Только сам понимаешь, принцип-то простой - или ты, или тебя. Вот я и... сумел.
   - А я не сумел, - подвел итог Пятый. - Только почему-то меня это не расстраивает.
   - У тебя семьи нет, отвечать тебе не за кого, - наставительно сказал Лукич. - Понимаешь? Когда человек один - ему проще.
   - Ой ли? - прищурился Пятый. - Боюсь, что дело не в этом. Просто я никогда не стремился добиться чего-то этакого... чего, к примеру, добились вы. Как называется ваша должность?
   - Моя-то? Сложно и скучно. Заведующий санитарно-эпидемиологическим отделом и главный эксперт службы утилизации органических отходов экспериментального проекта "Сизиф".
   - В своем роде красиво, - одобрил Пятый. - И зарплата хорошая. Вот только одно маленькое обстоятельство. Сколько людей лишилось карьеры и работы до того момента, пока вы не заняли этот пост?
   - Что ты понимаешь, мальчишка! - взвился Лукич. - Если ты считаешь меня карьеристом, способным пройтись по чужим костям ради достижения заветной цели, то ты крупно ошибаешься.
   - Я не считаю вас карьеристом, - отрицательно покачал головой Пятый. - Просто вы... оказались более работоспособным, более подходящим, так?
   - Нет, не так. И не лезь туда, куда тебе путь заказан. Ты ничего не знаешь.
   - И не стремлюсь узнать, - Пятый дернул здоровым плечом. - Вы занимаете свое место по праву, так?
   - Так, - согласился Лукич.
   - Ну вот. А я никогда не занимал своего места, все время попадались чужие. И там, и здесь. И ото всюду меня гнали. Там - просто прочь, тут - на тот свет.
   - Ты не прав.
   - Прав. Тут не о чем спорить. И виноват я именно в том, что я прав. Смешно?
   - Нет.
   - Элементарный силлогизм, - Пятый кивнул, словно соглашаясь сам собой. - Только почему меня все это совершенно не трогает?..
  
   nbsp; Ночь оказалась бесконечной. Сначала Пятый действительно смог немного поспать, но потом вернулась боль, а вместе с нею - сознание. Впрочем, боль оказалась терпимой, совсем не такой сильной, как прошлой ночью, поэтому Пятый решил, что можно провести один эксперимент.
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
есна
   Ветер... Это только летом он несёт с собой что-то доброе, а зимой он жесток. Когда его нет, идти легче, меньше мёрзнут руки, отпускает дрожь. Но он почти не успокаивается, этот чёртов ветер. Хоть бы в спину дул, что ли... Ан нет, чтоб его так! Всё старается повернуть, ударить внезапно. Выцарапывает холодными своими пальцами последние остатки тепла из тела, выдувает мысли, треплет волосы... А идти надо, хотя память уже отказывается говорить - куда и зачем. Просто идти, переставлять онемевшие и уже переставшие болеть ноги. Машины проносятся мимо и никому нет дела до того, что ты можешь замёрзнуть на этой дороге насмерть. Никому нет дела. И пусть. Вот только останавливаться нельзя, и скорость тоже нельзя снижать, иначе и впрямь можно тут упасть, и никто не заметит. Точно не заметит...
   Лин шел, стараясь не сбавлять темпа, вдоль зимней трассы. Он помнил, что в Москву ему точно не надо, и временами сам себе удивлялся - почему? Ведь идёт-то он именно по направлению к городу. Мысли путались, он шёл на автомате. Иногда ему казалось, что он вот-вот заснёт, и тогда Лин останавливался, набирал в ладони сухого снега и принимался растирать себе этим снегом виски - заснуть он боялся. На кой чёрт он шёл - забыл.
   Когда рядом с ним затормозила машина, он спокойно продолжил идти дальше - мало ли кто и для чего останавливается?.. До него никому нет никакого дела, это и так ясно. Вот только когда его взяли за плечи чьи-то руки - он понял, что это всё-таки кто-то знакомый.
   - Рыжий! Вот так встреча, - в голосе Игоря, куратора среднего звена, звучало искреннее удивление. - А я-то думал - кто это может тут шататься в такую погоду в летней одежде, да ещё и с таким целеустремлённым видом...
   Лин не ответил. Он смотрел на куратора так, словно видел того впервые в жизни. Вернее, смотрел прямо сквозь него, не замечая. Потом сказал невнятно:
   - Можно, я пойду?
   - Это куда?
   Лин пожал плечами. Холода он уже не ощущал, а вот то, что из ритма ходьбы выпадает - да. Поэтому он мягко отстранил руки Игоря и, повернувшись, зашагал дальше по дороге.
   - Эй, чокнутый, а ну вернись! - приказал куратор. - Замёрзнешь же, дурак. Давай подвезу, что ли... Ты куда шёл?
   Он подогнал машину поближе, помог Лину сесть на переднее сиденье. Снял с себя куртку и накинул Лину на плечи. Включил на полную мощность обогреватель, немного приоткрыл окно со своей стороны. Закурил, оценивающее посмотрел на Лина. Тот стал потихонечку отходить, недоуменно огляделся, потряс головой. Его затрясло, по телу пошла волна дрожи. Хороший признак.
   - Так куда ты шёл-то, седьмой? - спросил куратор. - Или ты так и собираешься молчать, как партизан на допросе?
   - Я?.. - удивился Лин. - Я не помню... холодно...
   - Ещё бы не холодно - пятнадцать градусов! Слушай, ты на этот раз один удрал, или нет? - вдруг с подозрением спросил Игорь. - Ну-ка, пошевели мозгой.
   - Ой, Господи!.. Пятый же там! - вдруг дошло до Лина. - Он же ногу подвернул! А шёл я на первое, позвать кого-нибудь и про котельную рассказать!..
   - Далеко ты его оставил? Постарайся вспомнить, а то у меня бензина мало.
   - Да нет, где-то в часе ходьбы, не больше, - Лин растирал покрасневшие руки, старался поплотнее запахнуть на себе куртку.
   - Место узнаешь? - Игорь уже разворачивал машину.
   - Наверное... я постараюсь. Там труба под дорогой...
   - И то хорошо. Может, не замёрз ещё. Пристегнись.
   ***
   Пятого даже искать толком не пришлось - до места они доехали минут за десять, а как только Игорь его позвал - он сам вышел из своего укрытия. Мысль спрятаться от ветра в трубу пришла ему в голову ещё по дороге.
   - Вы быстро, - сказал он, осторожно усаживаясь на заднее сиденье. Хромал он сильно, что и говорить, сам бы, конечно, далеко не ушёл. - Не повезло на этот раз - так попался... Лёд не заметил.
   - Как раз наоборот повезло! Вот если бы я тут не ехал - это другое.
   - Ну, повезло так повезло. И слава Богу, - Пятый передёрнул плечами, поёжился. - Холодно очень, - пожаловался он. - Меня всего трясёт. Можно включить печку?
   - Печка работает на полную мощность, - ответил Игорь. - Странно, что ты этого не ощущаешь. Кстати, что прикажите с вами делать дальше? Это безобразие требуется как-то привести в законный вид. И куда мы едем в результате?
   - Может, на первое? - с сомнением спросил Лин. - Надо же кому-нибудь рассказать, что мы...
   - И поэтому мы сейчас обрадуем Лукича. Ясный перец. Ну, поехали, чего время терять.
   ***
   Игорь поднялся на второй этаж, постучал в дверь кабинета и, когда дверь открылась, жизнерадостно возвестил:
   - Лукич, а у меня для тебя подарочек!
   - С чего бы это? - нахмурился старик. - И где?
   - В машине сидят, на улице. Можешь из окна полюбоваться, - посоветовал Игорь. Лукич подошёл к окну, с минуту молча созерцал "Жигули" цвета "примула", стоящие на подъездной дорожке. Покачал головой и с отчаянием в голосе спросил:
   - Тебе чего - делать больше нечего?! Я же той зимой только-только от рыжего отвязался, сдал дела... А ты! Да как ты мог?..
   - А что мне оставалось делать? Я еду, а седьмой по дороге в своих этих шмотках дырявых тащится еле-еле, нога за ногу. Мне что - проехать мимо?
   - Они ещё и удрали сами? Совсем хорошо. Ладно, веди сюда. Они хоть нормальные, или не очень?
   - Да я почём знаю?.. Вроде ничего. Только Пятый охромел малость - ногу потянул.
   - Веди. Совсем вы меня не жалеете...
   Когда Игорь привёл Лина и Пятого в кабинет к старому врачу, тот встретил их гробовым молчанием, нахмурившись. Лин, низко опустив голову, отвернулся и уставился в угол, словно увидел там что-то очень интересное. Пятый глаз не опустил, он смотрел на Алексея Лукича прямо, открыто, без страха или сомнения. Наконец тот сдался, махнул рукой и спросил:
   - Каким ветром вас сюда принесло?
   - Северным, - ответил Пятый. - Невозможно же... трое суток в "тимах" - минус десять. Я, может быть, и пессимист, но умирать пока что не хочу.
   - Почему - минус десять?
   - Потому, что трубу прорвало, а это никого не волнует, - ответил Лин. - Теплотрасса от котельной до здания - гнилая напрочь. Где-то на уровне котельной её и накрыло... А потом эти суки решили, что не худо было бы фашистские штучки какие-нибудь повторить. Вот этого они хотели, например, облить водой.
   - Генерал Карбышев, - кивнул Пятый. - Его облили, теперь - моя очередь. И что прикажите делать? Вот мы и...
   - И куда теперь? - спросил Лукич.
   - Мы хотели в город. Но Пятый ногу потянул, - ответил Лин. - И я...
   - Ладно, садитесь. Оба. Игорь, ты пока останешься, не уедешь? - спросил Лукич. - А то можешь понадобиться. Это тебе расплата за "подарочек"... Так, вы в "тиме" сколько были без выходов?
   - Полгода, - ответил Пятый. Он сел на стул, опёрся локтями на колени, опустил голову на руки. - Или больше... не помню.
   - Всё ты помнишь. Лин, у тебя ноги ходят, поищи в шкафу сахар... там коробка была. Вам надо снять гликолиз. Пятый, какая нога у тебя болит?
   - Правая лодыжка. Да ладно, оставьте, чего там... я сам, сейчас разуюсь... чёрт, как отекла, сволочь...
   - Не ругайся. Снял? Игорь, а это не растяжение, это вывих. Сейчас вправлю, только придётся потерпеть. Ты как сейчас - в состоянии?
   - Лучше лягу на пол, - ответил Пятый, подумав секунду. - Падать ниже.
   - Разумно. Лин, ты где там?
   - Так сахар же! Его нигде нет, я весь шкаф уже...
   - Лин, это не тот шкаф. Пойди сюда, помоги нам.
   - Что делать?
   - Ногу ему подержи. Пятый, приготовься, сейчас дёрну. На счёт три. Так... раз, два... три! - Игорь не успел толком уловить, какое движение сделал Лукич, всё произошло слишком быстро, но Пятый резко вздохнул и разом обмяк, уронил голову на пол. Лукич хмыкнул и с досадой заключил: - Ну вот, он как в воду глядел.
   - Чего такое? - не понял Игорь. Зато остальные поняли сразу - Лин тяжко вздохнул, поднялся с колен, взял со стола чашку и вышел в коридор. Лукич покачал Пятому ступню вправо-влево, положил ногу на пол, тоже встал и сразу полез в шкаф.
   - Чего, чего... обморок. Игорь, поверни его на бок, а то мне во врача играть не охота.
   - В смысле? - Игорь сел рядом с Пятым на корточки, взял его за худое плечо и перевернул. - В какого врача, Лукич?
   - Язык чтобы не запал. Сейчас Лин водички принесёт, а я нашатырь найду. Первый раз, что ли... Рыжий, долго ходишь, - упрекнул он. - Давай воду. И постарайся всё-таки отыскать сахар. А ты, Игорь, поставь пока что чаю всем.
   - А где заварка? - Игорь скинул форменную куртку, поставил на стол свой портфель с документами и присоединился к Лину, во всю шуровавшему в шкафу. - Как она хоть выглядит?
   - А чёрт её знает, - ответил Лин. - Наверное, она где-нибудь неподалёку от сахара. Может такое быть?
   - Может, - согласился Игорь. - Лукич, ну что? Подействовало?
   - Пока нет. Лин, вы не спали сколько?
   - А я что - помню, что ли? - удивился Лин. - Да мы и по-разному. Пятый последнюю неделю не вылезал с допросов, измотали его сильно...
   - Поди ты его потормоши, у меня не выходит.
   - Припахали, - пожаловался Лин. - Ладно. Алексей Лукич, может, вы тогда найдёте сахар?
   - Хорошо.
   Лин присел рядом с другом на корточки, перевернул его на спину, стащил со стола Игорев портфель, пристроил Пятому под голову. Затем принялся обстоятельно и неторопливо растирать тому кисти рук.
   - Что-то ты не то делаешь, - заметил Игорь с сомнением. - По-моему, надо дать нашатырь понюхать...
   - Всё он правильно делает. У него практики - лет десять, а то и больше. Лин, ты потом попробуй виски растереть.
   - Разберусь, - огрызнулся Лин. - Кто же это так дёргает?! А мне теперь - сиди, тормоши... Лукич, давайте ему дадим просто поспать, а?
   - Где?! Тут на полу, или в прозекторской на столе?! Тут спать негде...
   - Тут на полу. Можно? А то у меня руки устали, - пожаловался Лин.
   - Работай, рыжий. И поживее. Вот, а ты что говорил! Давай, Пятый, просыпайся. Чего это ты отрубился, я не пойму?.. Слабо же совсем потянул.
   - Не знаю, - Пятый сел, его качнуло, Лин схватил его локоть. - Давление...
   - Чего с давлением такое? Поднялось?
   - Да... ладно. Пройдёт. Спасибо, нога - как новая.
   - Вот и замечательно. Только надо потом её того... в смысле, затянуть потуже, - заметил Лукич. Он мгновенно вытащил откуда-то заварку, стаканы, чайник, пакет карамели. - Это мы потом. Лин, ставь воду.
   Чай пили тут же. Места за столом хватило едва-едва, Лин и Пятый заняли один стул на двоих. Лин по быстрому бросил Пятому и себе в чашки по два куска сахара, а потом виновато посмотрел на Лукича. Тот вздохнул, подумал, и положил в каждую чашку ещё по три куска.
   - Это незачем, - заметил Пятый. - Я такой сироп не выпью.
   - Выпьешь, как миленький. Лин, налей заварку, мне далеко.
   - Лукич, на самом деле, куда столько сахара? Много же, - заметил Игорь.
   - В самый раз. Дефицит глюкозы надо восполнить. Пятый, ты отошёл немножко? Получше?
   - Да, - Пятый провёл рукой по волосам, - прошло. Спасибо.
   - Игорь, ты позвони в город, расскажи про трубу, - приказал Лукич. - А я потом позвоню Павлу и попрошу, чтобы их до вечера тут оставили. Может, и до утра получится. Вообще, честно говоря, вы все тут просто совесть потеряли. Вам в голову не приходило, что вы меня этим подводите? Пятый, я же просил - ехать в город, а вы...
   - Да кто же знал!.. - Лин виновато развёл руками. - Я так и думал, что в город, но...
   - Я и сам не пойму, как у меня получилось упасть, - Пятый отпил глоток чая, поставил чашку и потянулся за чайником - чай оказался слишком переслащенным, пить было совершенно невозможно. - Шёл по снегу, и вдруг...
   - Нечего было от машин шарахаться, - упрекнул Лин. - Сам виноват.
   - Это есть... дёрнулся в сторону, а там лёд.
   - Ладно, допивайте - и ложитесь. Есть пока не предлагаю, потому, что нечего. Потом, попозже. Сейчас - спать.
   ***
   Игорь уехал. Лукич проводил его до дверей, потом вернулся обратно, в свой кабинет. Лину и Пятому он постелил в углу рваный матрас, на который они и улеглись. Лин спал, у Пятого заснуть не получилось. Он лежал на спине, положив руки под голову и смотрел в потолок.
   - Давай укол сделаю, - предложил Лукич. - У меня остался какой-то транквилизатор в загашнике.
   - Реланиум? - спросил Пятый.
   - Сейчас погляжу. Нет, посерьёзней. Рукав закатай.
   После укола Пятый уснул почти что мгновенно. Полчаса прошли в мире и покое, а потом началась неразбериха. Сначала зазвонил телефон - управление. Павел Васильевич гневно вопрошал, какого рожна номера пять и семь прохлаждаются на первом предприятии, когда им должно быть на третьем? Лукич не успел толком ничего достойно возразить, потому, что краем глаза увидел, что Лин помогает Пятому сесть. Пятый начал кашлять, и не мог остановиться.
   - Подождите, минуточку! - Лукич положил трубку рядом с аппаратом (у Павла Васильевича появилась возможность всё услышать самому) и подсел к Пятому и Лину. Пятый, взгляд которого стал мутным, заторможенным от лекарства, кашлял, держась обеими руками за грудь. Лин помогал ему сидеть.
   - Так, спокойно! - приказал Лукич. - Дыши медленно... постарайся... вот так... я же сказал - спокойно! Что за чертовщина?!
   - Я не хотел говорить, но у него... - начал Лин, и осёкся, наткнувшись на тяжёлый, приковывающий к месту, взгляд врача.
   - Когда открылось кровохарканье? - спросил Лукич. - Давно?
   - С месяц. Вот мы и решили - в Москву. Там можно хоть отоспаться...
   - Не ной! Идиоты... мне теперь что - после вас дезинфекцию полную делать, что ли?.. Дыши медленно, я сказал! И как его в таком виде тащить вечером на третье? - Лукич поднял трубку и сказал: - Слыхали? Вот так. А вы говорили, что надо... да кой чёрт, я ему такую дозу вколол, что он до завтра не проснётся. Почему?.. я не знал. Плохие, оба. Да... этот хуже, чем всегда. Что?.. Ладно, завтра. Хорошо. Всего наилучшего.
   - Остаётесь пока что тут, - заключил Лукич, вешая трубку. - Нет, ну какие придурки...
   Лин помог Пятому лечь, сам встал с пола, подошёл к столу, сел.
   - Да, придурки, - покладисто сказал он. - А что оставалось-то?
   - А позвонить можно было?
   - Откуда? - тихо спросил Лин. - Из "тима" или из зала? Вы что, смеётесь?..
   - Ладно, - Лукич задумчиво посмотрел на Лина, потом - на уснувшего Пятого. - Проехали. Лин, ты пойми, у моего сына сегодня День рождения, мне в шесть надо быть у него, а там - внук, подросток... Мне ещё туберкулёз в дом не хватало притащить! - в сердцах воскликнул он.
   - У вас есть сын? - на Лина было жалко смотреть. - Простите, я не знал...
   - У меня двое сыновей, дорогой! И три внука. Да, они и понятия не имеют, где я работаю, они ничего про эту всю гадость не знают. Но всё-таки - это семья. Понимаешь?
   - Простите... мы уйдём сегодня же, - ещё тише ответил Лин.
   - Вопрос - куда вы уйдёте? - прищурился Лукич. Нахмурился, смерил Лина оценивающим взглядом. - Смотри, не ошибись, рыжий. Ладно, я поехал домой. Вы пока что тут, уж куда вам сейчас...
   - Долго он ещё проспит? - Лин кивнул на Пятого.
   - Часов шесть, не меньше. Лекарство сильное, я же не знал, что тут - такое... - Лукич подошёл к двери и негромко, словно про себя, сказал: - У меня тут, кстати, очень хиленький замок. Я сколько раз говорил - смените мне замок в кабинете, а они - ни в какую. Да и окна на втором этаже - почти все - без решеток. Глупо, правда? А ещё секретный объект, понимаешь ли.
   - И не говорите, - покачал головой Лин. - Небось, и снег под окнами убирают кое-как?
   - Точно! Особенно под теми окнами, которые напротив моего кабинета. Представляешь? А весной всё это тает и - прямо под стены. Ну не дураки ли?
   - Совершенно верно, дураки, - тихо согласился Лин.
   - Да и платят мало, - интимно пожаловался Лукич. - Я тут оставлю трёшечку на столе, вроде как заначку. От самого себя. Чтобы до зарплаты хватило. И вот ещё что, рыжий. Найди эластичный бинт и хорошо зафиксируй ему лодыжку. А то ещё пойдёт куда-нибудь, снова ногу может подвернуть. Если ему придётся прыгать, страхуй, - добавил Лукич еле слышно, и уже погромче добавил: - А вот укрыться вам я только телогрейку могу оставить. Жалко, что одна.
   - Жалко, - покивал Лин. - Сколько там на улице сейчас?
   - Восемнадцать мороза, - ответил Лукич. - По радио передавали.
   - Как же вы доберётесь по такой холодине? Это ж можно насмерть замёрзнуть, - заметил Лин. - Не боитесь?
   - Я уже своё отбоялся, рыжий, - пожал плечами Лукич. - Жалко, что дома останется время - только-только помыться да переодеться. Только приеду - и снова. Тяжело, но не смертельно. Согласен?
   Лин кивнул. Подошёл к окну, с минуту простоял неподвижно.
   - Алексей Лукич, а на чём вы поедете? - спросил он. - На своих?..
   - Скорее всего, если получится, поймаю попутную. А если нет - разберусь. Выкручусь, не привыкать. Так, Лин?
   - Всё верно, - Лин отошёл от окна, подошёл поближе к врачу и спросил: - Вам ничего не сделают, за то что вы?..
   - За то, что я вас оставил? Ничего, не волнуйтесь. Вот если бы вы сбежали - мне бы влетело, но не особенно сильно. Так, поругают маленько - и все дела. Просёк? Или повторить всё по пунктам?
   - Я понял. Можно чайку попить, когда вы уедете?
   - Можно. И сахар не экономьте. Хлеба у меня тоже много, так что ешьте, не стесняйтесь.
   - Спасибо, - просто сказал Лин.
   - Не за что, - Лукич хлопнул Лина по плечу, - сочтёмся. Счастливо... и удачи, рыжий. Если что - ты мой номер помнишь.
   Лин кивнул. Когда Лукич ушёл, он первым делом немного повозился с замком, и понял, что замок можно открыть ногтем или однокопеечной монетой. Уже хорошо. Лин открыл, тихо вышел в коридор, огляделся. Никого, все разъехались. Вот бездельники! Пятница, три часа - и уже не души. Под окнами, про которые говорил Лукич, снега было действительно много - более, чем достаточно. Метра два до него, не больше. Ерунда. Ну, Лукич, ну, мудрец!.. Всё предусмотрел. Даже деньги оставил. Плохо только, что холодно. И что Пятый подвернул ногу, и что... нет, об этом сейчас не надо. Надо думать о положительном, а то ничего не получится. Что теперь? А, ногу перебинтовать. Лин вернулся в кабинет, закрыл за собой дверь. Пятый всё ещё спал. Лин перетянул ему ногу бинтом, снова укрыл телогрейкой, с досадой посмотрел на спящего друга. Надо было так, а! Поскорее бы, что ли...
   Лин немного поспал, потом, когда проснулся, заварил чай, съел три куска хлеба. Потом посмотрел на настенные часы и присел рядом с Пятым на корточки - пора было пробовать разбудить. Шесть часов пока что ещё не прошли, но Лин решил, что и трёх хватит. С наступлением ночи на улице теплее не становилось, как раз наоборот.
   Пятый проснулся быстро, Лин даже немного этому удивился. Он сел, потёр глаза, зевнул. Удивлённо посмотрел на Лина. Взгляд у него был всё ещё так себе, полусонный, заторможенный.
   - Что случилось, рыжий? - спросил он. - Спал бы...
   - Мы уходим, - сообщил Лин. - И чем скорее - тем лучше.
   - Не смеши меня, всё равно не получится. Я не сумею уйти, Лин. И ты это знаешь не хуже, чем я сам.
   Пятый встал с пола, пересел на стул. Лин видел, что он даже двигается как-то неуверенно, медленно, словно боится совершить какое-то неверное движение.
   - Почему ты так решил? - спросил Лин.
   - Рыжий, пойми, я не пройду и километра, что говорить о пятнадцати. Потом, у меня сильно кружится голова от этой наркоты...
   - На морозе проветришься, - ответил Лин.
   - Это третья причина. Есть ещё одна. Мне просто плохо, Лин. Я не сумею.
   - Знаешь, уж лучше как-нибудь поднапрячься и суметь сейчас, чем завтра оказаться в зале, - заметил Лин. - Согласен?
   - Не знаю... - Пятый опустил голову на руку, задумался, потом спросил: - Что Лукич сказал по этому поводу?
   - Дал понять, чтобы мы рвали когти, и поскорее. Даже три рубля оставил, а ещё рассказал, как выйти.
   - И как же?..
   - Под окнами второго этажа - высокие сугробы. Очень удобно. Я уже посмотрел.
   - Совсем хорошо! Лин, ты в своём уме?!
   - Не бойся, я тебя поймаю. На вот, попей заварки с сахаром - сразу в голове проясниться. Что плохо - телогрейка только одна. Так что придётся мне помёрзнуть, как видно.
   - По очереди, Лин, - ответил Пятый, - сначала ты, потом я.
   - Как же, жди! Сначала я пройдусь одетым, а потом ты отдашь концы по дороге. Вот здорово! У меня, заметь, туберкулёза в открытой форме нет. И не спорь со мной, умник! Я сказал.
   - Великолепно, - заключил Пятый. - И как ты планируешь добираться?..
   - По обстоятельствам, - ответил Лин. - Как повезёт.
   - А если нет?
   - А про это даже и не думай, - отрезал Лин. - Я сказал - повезёт.
   ***
   Им на самом деле повезло, если, конечно, тут применимо это слово. С предприятия они смылись быстро и достаточно тихо - по крайней мере, никто, кроме охранника на вахте, их не заметил. А охранник был пьян, и возможность того, что он сумеет сообщить на "трёшку" о том, что они сбежали, хотя и имела место, но была всё же была не велика.
   Когда они вышли на дорогу - обнаружили, что машин очень мало. Но, не смотря на это, примерно через полчаса они сумели поймать грузовик, шедший в Москву. Водитель попался болтливый, и Лину пришлось полдороги импровизировать историю про ревнивую подругу, которая выгнала их двоих с дачи. Мол, ей показалось, что он за кем-то там ухлёстывал... К счастью, в кабине было темно, и водитель, лишенный возможности посмотреть на Лина, сказке поверил. Ссадив их где-то на окраине, он дал по газам и уехал.
   - Лин, ты как? - спросил Пятый. После тепла кабины мороз показался ещё сильнее.
   - Нор... нормально... только вот зуб на зуб... никак не попадает, - ответил Лин. - Идём, хромой.
   - Одень, - Пятый набросил телогрейку Лину на плечи. - Лёгкие застудишь.
   - И не подумаю!.. А тепло. Ноги только мёрзнут.
   - Пойдём, Лин. Нам ещё до дома надо добраться, взять оттуда деньги.
   - Хорошо... Но почему - взять деньги? Мы что - оттуда уйдём?
   - Конечно. Это подвал засвечен напрочь. Пора искать новый.
   - Ладно, начальник. Хорошо, уговорил. А успеем? - с сомнением спросил Лин. Они быстро шли вдоль дороги, выбирая участки, где снега было поменьше. Пятый прихрамывал, но не так сильно, как в самом начале пути, видимо, немного разошёлся, свыкся с болью и перестал её замечать. Потом, когда свернули во дворы, пришлось идти помедленнее - снега стало больше. Шли минут сорок, а не полчаса, как предполагалось.
   Дом, в подвале которого у них была припрятана заначка, был погружен во тьму, светилось лишь несколько окон, да и те - в подъездах. Пятый стоял и ждал, пока Лин, мужественно борясь с промёрзшим замком, откроет дверь. Они вошли, Лин первым делом бросился к раковине, открыл горячую воду и подставил под неё окоченевшие руки. Пятый лёг под возле трубы, по которой шла горячая вода, и закрыл глаза. Плохо. Знобит, ноет нога, грудь разрывается от постоянной боли. Дышать тяжело, трудно. Только бы пережить это обострение, только бы не сломаться... Ладно, сейчас не время. Всё - потом. Надо уходить, он давно уже чувствовал опасность, тревогу.
   - Лин, - позвал он тихо, - ты взял деньги?
   - Да, - откликнулся Лин, подходя поближе. - И вторую телогрейку тоже. Одевайся. Помочь встать?
   - Не надо, я сейчас. Руки отошли?
   - Почти. Жалко отсюда уходить, Пятый. Знаешь, почему?
   - Нет, просвети, - Пятый с трудом поднялся, кое-как влез телогрейку.
   - Музыка, - ответил Лин. - Тут на первом этаже живут люди, которые иногда ставят какую-то хорошую группу. Английскую, кажется. Очень хорошая музыка. И я её слушаю. А ты слышал?
   - По-моему, да, - кивнул Пятый. - Я не думал, что это так важно для тебя...
   - Ты важнее, - успокоил его Лин. - Идём.
   - Погоди, - Пятый тихо подошёл к двери, приоткрыл, выглянул. - Уже здесь, - еле слышно прошептал он.
   - Да ты что?.. - Лин посмотрел на Пятого недоверчиво. - Бредишь что ли? Когда они могли успеть?
   - Только что остановилась машина, из неё никто не выходит, - сообщил Пятый. - Отсюда её очень хорошо видно. Я эту "семёрку" из трёх тысяч узнаю.
   - Так, приплыли... и что делать будем?
   - Есть одна мыслишка, - Пятый поморщился, несколько раз медленно вздохнул, отгоняя кашель. - Если проползти вдоль дома до угла, то тогда...
   - Я понял. Правильно, тут же загородочка возле двери в подвал, она перекроет им обзор. Давай. Кто первый? - Лин выжидающе посмотрел на Пятого.
   - Ты. Если что - я постараюсь их отвлечь. Убежать я всё равно не сумею, нога разболелась по страшному. Давай, Лин. Как доползёшь - кликни. Только не голосом, конечно.
   - Ясно. Всё, жди. И... постарайся не закашляться, ладно? - попросил Лин. - Я понимаю, что это сложно, но...
   - Всё, Лин. Я жду.
   Лин вышел из подвала и канул во мрак. Минуты через три Пятый услышал: "Давай, двигайся, за домом всё чисто, никого. Во-первых, постарайся не трогать дверь, хорошо, что мы её не закрыли до конца, а во-вторых, не напорись на стёкла, тут их просто куча. И в-третьих, не трогай кусты, а то заметят".
   Ползти оказалось легко. Гораздо легче, чем он думал. Вот только снег обжигал и без того замёрзшие руки, а телогрейка почти сразу же расстегнулась и колючие снежные кристаллики стали забиваться под рубашку. Тем не менее он преодолел расстояние до угла едва ли не быстрее, чем Лин до него. Рыжий уже стоял на ногах, вытряхивая снег из рукавов.
   - Давай, скорее, - поторопил он. - Надо сматываться, пока они не поняли, что мы здесь уже были.
   Пятый кое-как встал, тоже вытряс снег, запахнул телогрейку.
   - Пошли, - согласился он. - Вовремя мы. Ещё бы несколько минут, и они...
   - По-моему... - Лин выглянул за угол. - По-моему, они вышли... и пошли в подвал... двое - в подвал, а ещё двое - в нашу сторону... поэтому... Пятый, дёру!
   Второй раз ему повторять не пришлось. Они бежали, не разбирая дороги, стремясь уйти вглубь района, отгородиться от преследователей сетью дворов, половина из которых имела отвратительные подъездные дороги. Сил у них хватило минут на двадцать бега, потом Пятый сдался. От боли в груди у него стало мутиться перед глазами, он рухнул на колени прямо посреди улицы. Лин подскочил к другу, помог ему подняться.
   - Пятый, плохо? - спросил он.
   - Плохо... не могу я бегать долго... прости, Лин... надо найти... какой-нибудь дом, хоть погреться. Ты сам как?
   - Пока нормально, - Лин озирался вокруг, - вот только дома тут все старые.
   - Смотри чердаки. Забыл, что ли? Новые дома - подвалы, старые - технические этажи или чердаки. Вход - через средние подъезды...
   - Пошли в ближайший, - сказал Лин. - Чего тут думать. Мы же прямо напротив подъезда стоим.
   Подъём на последний этаж дался Пятому с большим трудом. Правда, Лин сначала сходил, проверил, как там со входом, но всё оказалось в порядке - люк чердака на замок не запирался. Да и сам чердак оказался пристойным, там, по крайней мере, было не холодно. И даже имелась лампочка под потолком. Лин помог Пятому подняться, они отыскали угол потеплее, и Пятый сразу же лёг.
   - Спи, - сказал Лин. - Ты совсем серый, я даже при этом свете вижу. Жалко, что попить нечего.
   - Лин, брось!.. Обойдёмся... пока... - сознание поплыло, Пятый старался как-то удержать его, не поддаться. - Лин... не выходи утром никуда. Они могут прочёсывать район, а... а ещё... сюда нельзя возвращаться днём... могут заметить... ты понял?
   - Спи, - снова повторил Лин. И всё пропало.
   ***
   Окно на чердаке оказалось забавное - треугольной формы. Поначалу Пятый, выходя из забытья, сумел увидеть разве что этот светлый треугольник. Лежал и смотрел, долго, пока, наконец, зрение не вернулось к нему полностью. А потом он увидел Лина, вполне пристойно одетого, да ещё и с сигаретой в руке.
   - Рыжий, - позвал он, удивившись бессилию своего голоса. - Ты что, кого-то ограбил?.. Откуда у тебя вещи?
   - О, привет! - обрадовался Лин. Он выкинул сигарету, подсел к Пятому и гордо сообщил: - Тебе повезло, дорогой мой. Причём сильно.
   - В смысле? - не понял Пятый. Везения он не ощущал, только слабость.
   - Ой, дружок!.. Ты в курсе, какое сегодня число?
   - Девятнадцатое? - полувопросительно сказал Пятый. - Или уже двадцатое?
   - А двадцать первое не хочешь? - ехидно осведомился Лин. - Ладно, расскажу, так и быть. Первые сутки ты просто пролежал в полном отрубе, устал, наверное. А вторые... ну, в общем, ты и раньше кашлял, но так - кашлянешь пару раз, и всё. А на вторую ночь - такой кошмар! Ты стал кашлять, а остановиться не получилось. Ну никак. А они...
   - Кто - они? - не понял Пятый.
   - Кто!.. Жильцы с последнего этажа, вот кто. Они услышали, и пошли посмотреть, что тут такое. И вот, прикинь - дислокация к началу трагедии. Они стоят у люка и орут на меня, что они сейчас милицию вызовут, я стою напротив них и стараюсь переорать, в смысле, что если тебя сейчас в отделение сдать, то ты и недели не протянешь, а ты кашляешь на заднем плане, причём сильно так...
   - Ну, и?..
   - А потом ты кашлять вдруг резко перестал. И тут меня проглючило, что ты умер. Ну, я, естественно сразу...
   - Что ты сделал, Лин?
   - Чему учили - то и сделал. Всё, что положено - и массаж, и искусственное, - пожал плечами Лин. - Рёбра у тебя вроде как целы. Но тебе виднее.
   - Я что - на самом деле?.. - ошарашено спросил Пятый.
   - Понятия не имею, - признался Лин. - Но ты тоже подумай - что я тогда мог сообразить? Трое суток на ногах, не спал, не ел, промёрз. Я испугался, очень сильно, - признался он. - А они... ну, поначалу стояли и смотрели, но потом разглядели, что к чему. Я же с тебя балахон содрал - валик больше не из чего было изображать. Ну... и они как-то прониклись, что ли... мужик меня от тебя оттолкнул, послушал тебя, пульс посмотрел на сонной... я и не догадался, идиот... и сказал, что ты живой. Вот тут-то меня и пробрало по чёрному. До истерики. Я - к тебе, мужик... его, кстати, Владимиром звать... не пускает, говорит, что я тебе лёгкие порву... такая муть. Ну, в общем, притащили они нам три одеяла, я им отдал половину денег, они глюкозу купили, шприц у кого-то заняли. Вот только вены у тебя отвратительные, поэтому я под кожу колол. Не обидишься?
   - Нет, что ты, Лин. О чём речь. Спасибо, - Пятый тихонечко сел, привалился к стене. - Голова у меня пока что плохая.
   - Пройдёт, - пообещал Лин. - Этот Володя хороший мужик, компанейский.
   - Хорошо. Скажи им, чтобы они ко мне не подходили близко, ладно? - попросил Пятый. - Как-то не по себе - вдруг заражу?
   - Ты на себя посмотри, а потом проси. Володина жена тут вокруг тебя такую деятельность развела, что я даже испугался. И переодели тебя, и постель устроили. Они, между прочим, люди бедные. По Володиным словам они месяцами живут на картошке и макаронах, мясо едят только по праздникам.
   - Плохо... Лин, ты бы отдал им ту трёшку, которую дал Лукич. Им бы пригодились эти деньги.
   - Нам бы они тоже пригодились... Я уже отдал. Но я не о том. Тебе надо нормально есть, дружок. Понимаешь? И макароны для тебя сейчас не годятся.
   - Рыжий, у нас денег нет, я же помню... давай подождём несколько дней, я оклемаюсь - и пойдём искать, где можно подработать.
   - Начнём с того, что если ты не будешь нормально питаться, ты и за месяц не оклемаешься. Я тут уже успел пройтись по району, но ничего не нашёл. Все вакансии грузчиков заняты, а переводчики с японского никому не нужны. Поэтому меня этой ночью ждёт "Москва товарная", или что-нибудь в этом роде.
   - Рыжий, не надо, - попросил Пятый. Он снова лёг - сидеть оказалось тяжело. - Мы и без этого справимся, вот увидишь.
   - Ой, перестань!.. Справишься ты, как же. Всё будет нормально, я как минимум десятку принесу. Ходили же, всё получалось.
   - Лин, ну пожалуйста... я прекрасно обойдусь.
   - Знаешь что, друг? Сейчас начальник я, поэтому усохни. Помолчи и послушай. Скоро придут наши благодетели, ты им объясни, куда я поехал, спасибо скажи за участие. Понял? А что до еды... Тебе сейчас действительно нужен белок, уж поверь мне.
   - Ты ещё скажи - мясо, - поморщился Пятый. - Какой, к чёрту, белок?.. Что ты несёшь? Ты забыл, как нас забрали в отделение с этой "Москвы товарной"?!
   - Ничего я не забыл. Но вот умереть из-за того, что у меня нет денег, чтобы купить молоко или творог, я тебе не позволю. И деньги эти я добуду. Любым способом, - голос Лина стал жестким. - И не только потому, что долг красен платежом, как тут принято говорить, а потому, что это - абсурд.
   - О каком долге речь, Лин? - не понял Пятый.
   - Кто меня вытягивал, когда мне эту дрянь вставили в бок?
   - Лукич тебя вытягивал. А я только всем мешал, - примирительно сказал Пятый. Он уже понял, что Лина ему сейчас не переспорить. Ладно, Бог даст, всё обойдётся. Вот только рыжего жалко. Это же врагу не пожелаешь - разгружать ночью вагоны... - Лин, а может позвоним Лукичу? Попросим в долг?
   - Ну уж нет, - ощерился Лин. - Только не я! Он же меня прирежет не сходя с места. И за то, что удрали, и за тебя, и за три рубля.
   - Да ладно. Никого он не прирежет.
   - Ну, тогда разволнуется. Да и не хочу я никому навязываться. И так уже людей подставили... А вот и Володя пришёл, - Лин оглянулся на люк. Из люка тихо свистнули, Лин встал, подошёл поближе. На чердак вылез мужчина лет пятидесяти, в тренировочных синих штанах, фланелевой клетчатой рубашке и в кедах. Отряхнул ладони, оглянулся, прикрыл люк.
   - Здорово, рыжий, - сказал он. - Ну чего тут? Как друг-то твой? Не очнулся ещё? Всё спит?
   - Очнулся, - ответил Лин. - Володя, познакомьтесь, это Пятый. Пятый, это Володя, я тебе про него рассказал...
   - Не подходите, - попросил Пятый. - Я боюсь заразить...
   - А чего нам бояться-то? - хохотнул мужчина. - По сто грамм - и никакая зараза не прилипнет. Давно проснулся?
   - Нет, минут пятнадцать, - ответил за Пятого Лин. - Володь, простите, что прошу, но может вы ему чая горячего принесёте?
   - Давай, чего мне... Может, поесть что захватить? - он присел рядом с Пятым на корточки и спросил: - Ты, небось, голодный?
   - Нет, спасибо, - ответил Пятый. Странный человек... потому, что добрый. Это редкость. - Есть не хочется, только пить...
   - Я тут вам градусник принёс, - сообщил Володя. - Может, температура у него? Мы тут с Юлькой от её бабки таблетки принесли. Написано, что от туберкулёза помогает.
   - Спасибо, - ответил Лин. - Я вот что хотел сказать. У нас денег больше нет, и поэтому...
   - Да ладно, не объедите вы нас, в конце-то концов, - поморщился Володя.
   - Я не о том. Я поеду на железную дорогу, вагоны разгружать. Авось, чего и заработаю. Зацепки там у меня есть, это уже не первый раз. Так что за лекарства мы вам возместим. Ладно?
   - А чего возмещать, когда они бесплатные? - удивился Володя. - Халява, самое то. Бабка в поликлинике работает, приносит. Мы только боялись, что он не очнётся, тогда пришлось бы ещё кого-нибудь звать, чтобы уколы делать. А раз проснулся - то и таблетки выпьет. Проглотить-то сможешь?
   - Смогу, - Пятый снова сел, Лин поправил ему подушку. - Спасибо вам...
   - Вот и отлично! Чего волноваться-то, правда?.. Всё хорошо. Сейчас вернусь, чуток погодите, - Володя снова полез в люк, а Лин, сев возле Пятого на корточки, прошептал:
   - Ну, как тебе?
   - Феноменально, - тоже шепотом ответил Пятый. - Чаще всего просто прогоняют, а тут... Лин, мне как-то неудобно...
   - Подушка сползла, что ли? - спросил Лин.
   - Да нет. Я не про то. Я боюсь, что они из-за нас могут получить какие-нибудь неприятности, понимаешь? Мало того, что с нами посторонним и разговаривать-то опасно, так ещё я - с туберкулёзом. У меня душа не на месте.
   - Положи, откуда взял, - посоветовал Лин. - Расслабься, дурья башка!.. Не переживай. Я думаю, что никого ты не заразишь.
   - Это ты так думаешь, - возразил Пятый. Он ощутил, что стало полегче. Во-первых, на чердаке было тепло. Во-вторых, воздух был свежий, не чета тому, что на подземных этажах предприятия. В-третьих, он понял, что хорошо выспался. Ещё несколько дней отдохнуть - и он будет вполне дееспособен. Тогда можно уйти. Но сейчас... - Лин, предупреди их, хорошо? Это всё-таки опасно...
   - Я говорил, но ты сам видел реакцию... Володя идёт, - Пятый услышал, как где-то внизу хлопнула дверь. Лин поднялся на ноги.
   - Пойду, помогу с чайником, - сказал он. - Хлеб будешь?
   - Пока нет, попозже. Рыжий, ты скоро уходишь?
   - Чаю с тобой за компанию выпью, - ответил Лин. - Но задерживаться не стоит, мне же ещё ехать.
   ***
   ...Стемнело. Пятый проспал несколько часов и наступление ночи пропустил. Он проснулся, когда в треугольное оконце чердака заглянули зимние искристые звёзды. Пятый встал, набросил на плечи одеяло, прошёлся для пробы по чердаку. Нормально. Если бы поменьше дрожали ноги, было бы ещё лучше. "Какие мы живучие, - подумал он отрешенно, - даже странно. Интересно, если бы на моём месте был человек, сумел бы он так быстро подняться? Это, конечно, зависит от того, какой человек. Но мне почему-то кажется, что не сумел бы. Впрочем, я не эксперт. Я просто терпеливый дурак. Вот только ради чего я это всё терплю? Ради чего Лин сейчас перетаскивает мешки и коробки на холодной станции? Уж по крайней мере, мы это делаем не ради себя. А ради кого?.. Хрен его знает". Он словно услышал неподалёку от себя ехидный комментарий Лина - хрен-то, может, и знает, а как на счёт тебя самого? А никак. Ничего не хотелось делать - ни думать о будущем, ни анализировать настоящее, ни сокрушаться над прошлым. Апатия. Равнодушие. Иголочки звёзд в треугольном окне. "Ничего не хочется менять, - понял Пятый. - Оставить всё, как оно есть - и точка. Пусть плохо, пусть несправедливо, пусть больно... зато не надо думать и принимать какие-то решения. Легче. Когда начинаешь задумываться - приходишь, например, к парадоксальному выводу. Или даже к выводам. Нас наказали за доброту, к примеру. Какого?! Ведь, что самое странное, не придерёшься. По сути, так оно и есть. Что мы такое страшное тогда сотворили? Людей выпустили? И что? За это нас сюда? На третье предприятие? Тогда получается, что если мы кого-нибудь изничтожили - нас бы за это похвалили? Абсурд. Но совершенно справедливый... Ладно, допустим. Хорошо. Но почему же нас тогда сразу не научили тому, что добро есть зло, а зло есть добро? И вообще, что это такое? "Я же не чувствую, что совершил подлость или предательство, - подумал Пятый. - А должен бы... Чувствую, что совершил ошибку, большую ошибку, за которую плачу сейчас - это да, есть. Но зло... Нет. Может, просто ума не хватает осознать? По отношению к Айкис мы, конечно, совершили подлость. А я бы и не смог поступить иначе". Он постоял у окна ещё немного, потом, ощутив, что замёрз и устал, вернулся в свой угол. Лёг на матрас, натянул на себя одеяло, и незаметно для себя задремал. Засыпая, он подумал, что очень хочется увидеть во сне небо, не морозное и колючее, как сейчас, не пасмурное, с полными снега тучами, как было днём, а летнее - тёплое, синее и высокое. Но ему, в который уж раз, пригрезилась лишь пустота, в которой изредка вспыхивали островки боли, из которой не было выхода, которая затягивала его, заставляла раствориться в себе... или стремилась заполнить собой его душу. Что было верным - он опять не понял. Или просто не хотел понимать.
   ***
   Лин вернулся часов в девять утра. Пятый к тому времени уже давно не спал. Лин кое-как поднялся на чердак, но тут же сел на пол, в опасной близости от люка. Пятый бросился к нему, внутренне ужаснувшись тому, как плохо выглядит его друг. Лин страшно устал, у него не было сил подняться на ноги, но когда Пятый с тревогой заглянул ему в лицо, Лин нашёл силы улыбнуться и спросить:
   - Чего ты тут такого увидел, не пойму? Я что - вдруг стал зелёного цвета?
   - Пока нет, но имеешь реальный шанс, - ответил Пятый, помогая Лину встать на ноги. - Если ещё ночку поразгружаешь вагоны - запросто.
   - Я так и думал, - Лин тяжело поднялся, с помощью Пятого добрался до матраса и упал, как подкошенный. - Они красят вагоны такой мерзкой зелёной краской, которая слезает и норовит вцепиться в лицо. Хочешь, не хочешь, а какая-то часть на роже остаётся. А что - так сильно заметно?
   - Не то слово, - кивнул Пятый. - Лин, приляг, отдохни. Ты что-то на самом деле плохо выглядишь. Ты из зала приходишь в лучшем виде, чем сейчас.
   - В зале обычно тепло, - Лин опустился на подушку, - и иногда кормят. А там - минус двадцать, и есть не дают. Вот и вся разница. Я там у люка положил молоко и пачку творога. Поешь, а то ты вторые сутки...
   - Лин, погоди, ладно? - попросил Пятый. - Давай с тобой разберёмся.
   - Чего разбираться-то, - отмахнулся Лин. - Выброси и купи нового.
   - Ты эти шутки брось! Умник... Давай я тебе помогу раздеться, потом ты поспишь, а когда проснёшься - поедим вместе, - предложил Пятый.
   - Это ты шутки брось! Ожил тут, на мою голову. Забегал. Как хорошо было, когда ты лежал!.. Тихо, никто ничего не советует... - Лин кое-как вылез из телогрейки, бросил её себе в ноги, снова лёг. - Пятый, ты можешь разок просто меня послушаться? Мы решили, что я пока за главного - вот и не перечь.
   - Хорошо, - ответил Пятый. - Но, может...
   Он осёкся, посмотрел на рыжего. Лин уже спал. За эту ночь он, казалось, похудел ещё больше, черты приобрели резкость, заострились. Пятый с минуту постоял, присматриваясь, потом решил, что надо было бы укрыть Лина получше, потянул на себя телогрейку - и оттуда посыпались деньги. На первый взгляд - рублей двадцать пять, если не тридцать. Много, очень много. Рыжий работал один за бригаду из шести человек. "Только бы всё обошлось, - подумал Пятый, - не дай Бог..." Он сложил деньги обратно, в карман телогрейки, укрыл друга потеплее, и пошёл к люку - за едой. Есть хотелось, Лин оказался прав. Поев, Пятый впервые за последние три месяца почувствовал себя счастливым. По крайней мере, ему так показалось. Впрочем, это состояние скоро прошло, он снова погрузился в невесёлые раздумья. Дня через три им придется уходить из этого дома. Как бы ни хотелось тут остаться, этого делать нельзя. Пятый был больше чем уверен в том, что их ищут. Опять придется скитаться, мёрзнуть по ночам, шарахаться от собственной тени... Не хочется. Очень не хочется. А что поделаешь? Надо. Пятый старался понять для себя, что больше изматывает - постоянная гонка, или мысли о ней. И пришёл к выводу, что примерно в равной степени. Сейчас нужно было выработать план действий, подумать, куда идти потом, где ночевать. Пятый чувствовал, что думать ему не хочется. Хотелось лечь и посмотреть на небо. Или почитать. Но читать было нечего, а на единственной лежанке спал Лин. Пятый накинул на плечи вакантное одеяло, сел в уголке. "Поспать, что ли? - подумал он. - Всё равно нечего делать".
   ***
   Лин проснулся часам к шести вечера. Сел, потянулся, поискал глазами друга, не нашёл. Пожал плечами и снова вытянулся на матрасе. Тело ныло, усталость не желала уходить. "Где этого убогого носит? - подумал Лин. - Ещё не хватало, чтобы он куда-нибудь запропастился... Вот же никчёмное создание, ей Богу!.. Если он не нужен - лезет везде, куда не зовут. Если нужен - его нет. Вот куда его, интересно, занесло на этот раз?.."
   Пятый в это время сидел внизу, у их с Лином временных соседей. Идти он не хотел, но Володя и Юля затащили его к себе домой чуть ли не силой.
   - Пойдём, попьём чайку, поговорим...
   Поговорим!.. Сказали тоже. О чём? Смешные, о чём с ним можно говорить? О третьем подземном этаже? О том, что ящик лучше успеть взять тогда, когда тележка полная, чтобы не приходилось нагибаться, и о том, что это не всегда получается сделать, особенно, когда "тим" свежий, только-только набранный?.. О том, что их несчастная земля обречена, а они ходят по ней и не видят этого... видят только то, что им положено, не смеют (или не умеют) поднять глаза?.. О том, что он опять, в который уж раз, запутался, определяя для себя, что есть грех, а что - благо? Они этого не поймут, и не потому, что они хороши или он плох, а просто в силу того, что все они - очень разные. Пятый не умел и не хотел учиться горевать о том, что в магазине нет масла или колбасы. И не потому, что презирал эти разговоры, вовсе нет. Просто для него этих проблем не существовало в принципе. Они были от него дальше, чем самые далёкие звёзды, и для него это было единственным правильным решением. Предметы, как таковые, его уже не волновали. Уравнение упростилось до нескольких знаменателей, он жил этими знаменателями. И сам был одним из них. И ладно. Всё же он согласился зайти, не хотелось обижать людей. Пятого, когда он вошёл, прежде всего поразила вопиющая бедность их жилища, бедность, которая кричала о себе. Голая лампочка под потолком, выцветшие обои, старая колченогая мебель. Квартира, в которую он попал, была унылой и серой, как пасмурный зимний день. рНЯЙЮ. нОЪРЭ тоска. "Да, в сравнение не идёт, - Пятый вспомнил жилище научного руководителя "Сизифа", в котором ему как-то довелось побывать. - Разве так можно? Это неправильно - когда всё столь сильно разница". В Доме все, или почти все, имели если не равные, то хотя бы близкие условия жизни. Конечно, у семейных квартиры были больше. Конечно, у богатых имелась дорогая деревянная мебель. Конечно... но все имели возможность "сделать" себе жильё по вкусу, как-то что-то изменить. А тут - нищета и безысходность. И полная безнадёга.
   - У вас уютно, - сказал Пятый, когда Володя пригласил его в кухню.
   - Ну, чего там, - отмахнулся тот. - Нормально. Это ж не коммунальная, а своя. Мы же недавно только ордер получили, пока ничего ещё не делали. Вот достанем краску, обои, тогда и переделаем. Только это не быстро, пока то да сё. Я ещё из дерева кой чего хочу изобразить, полочки там, стеллажи...
   - Это здорово, - одобрил Пятый, которому было всё равно. - Только это, наверное, сложно...
   - Это смотря откуда руки растут, - степенно ответил хозяин. - А я-то сумею, не сомневайся. И получится хорошо.
   ***
   Освещённая ярким, слепящим солнцем весенняя улица казалась бесконечной. Идти было уже невмоготу, поэтому они сели на лавочку у какого-то подъезда - передохнуть. Лину не терпелось поскорее отправиться дальше, Пятый же с трудом находил в себе силы как-то переставлять ноги. Солнце слепило, глаза, привыкшие к темноте, быстро устали от света.
   - Слушай, Лин, - позвал Пятый, - ты уверен, что нам надо куда-то ехать? По-моему, и тут неплохо...
   - Уверен, конечно, - пожал плечами Лин. - Вот оставаться - страшно.
   Лин поглядел на друга и хмыкнул, внутренне признавая, что Пятый, может быть, и прав. Пятому на самом деле было тяжело идти, он всё ещё толком не оправился от обострения. Бледный, на скулах - нехороший туберкулезный румянец, лицо покрылось испариной... Дышит тяжело...
   - Устал? - сочувственно спросил Лин. Пятый кивнул. - Я понимаю, что трудно, но надо отсюда уходить. Опасно. Я же не за себя боюсь.
   - Лин, район большой, и вероятность того, что нас найдут... - начал было Пятый, но Лин его прервал:
   - Эта вероятность существует, и не спорь со мной! Попробуем добраться до северной части города, может, там будет поспокойней. Ты сам говорил, что видел из окна, как они проезжали!..
   - Мало ли что я видел, - отмахнулся Пятый. - Вполне достаточно просто переменить дом.
   - Нет, мой дорогой. Недостаточно. Ты отдохнул?
   - Немного, - Пятый тяжело поднялся.
   - Да сядь ты, чего вскочил! На вот, съешь свой викасол, чтобы ненароком опять не началось. Давай ещё посидим, на тебе лица нет.
   - Ты не прав, Лин. Лицо есть. Вопрос - какое?..
   - Ща, проверим, - Лин начал озираться вокруг. - А!.. Вот!.. Эй, девочка, постой!.. Да, ты. Скажи - этот дядя сильно страшный? Ну беги, беги...
   - Да, дети бояться, - подытожил Пятый.
   - А ты чего хотел? - удивился Лин. - Конечно, бояться. Да я и сам, понимаешь ли... так, гляну иногда... и сразу - мороз по коже...
   - Спасибо, утешил, - хмыкнул Пятый. - Добрый ты, Лин... временами...
   - Я хороший, - Лин прищурился на солнце, улыбнулся. - Особенно когда сытый. И когда тепло. И когда деньги есть. И не болит ничего. Вот как сейчас.
   - Хороший, хороший, - покивал Пятый согласно. - Ну что, пошли дальше? Хотелось бы до темноты найти какое-нибудь место...
   - Это мысль. Найти место, чтобы там было всё - и еда, и вода, и тепло... - Лин мечтательно поднял глаза. - Такое место называется "подвал". Или "чердак". Слушай, ты не находишь, что мы стали мыслить в какой-то подвально-чердачной области?
   - Нахожу, - ответил Пятый. Он сунул в рот таблетку викасола, потом, подумав, прибавил к ней ещё таблетку ампицилина и стал медленно жевать - запить было нечем.
   - Горькие? - с интересом спросил Лин.
   - А ты как думаешь? - вопросом на вопрос ответил Пятый.
   - Я - никак, ты же попробовать не дашь. Сам всё сожрешь, с другом тебе поделиться конечно не захочется. Поэтому я и спросил - горькие?
   - Горькие, - ответил Пятый. - Очень. Но всё же лучше их съесть, чем потом харкать кровью. Они полезные.
   - Всё равно - гадость, - поморщился Лин. - И как ты их...
   - Просто, - Пятый с трудом проглотил, закашлялся. Лин примерился было похлопать его по спине, но Пятый показал ему кулак - отстань, мол. Лин пожал плечами, отвернулся. Через минуту Пятый справился с кашлем, откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Дыхание всё никак не хотело выравниваться, но Пятый знал - надо просто посидеть минуты три неподвижно, ничего не говоря - и пройдёт. Так бывало и раньше. Лин это тоже знал, поэтому стал просто смотреть по сторонам - не хотел мешать.
   Это была не их весна, и они оба это превосходно понимали. Чужая весна заполнила собой этот город, а они... они были частью той долгой и скучной зимы, которая покидала сейчас Москву почти что навечно. Это очень долго - весна, лето и осень. Пятый, почувствовав себя лучше, прикрыл глаза и с облегчением глубоко вздохнул. Пусть. Ну и что, что они - часть зимы. Воздухом им никто дышать не запретит. И с предприятия они смылись. И сейчас поедут куда-нибудь, отдохнут, наберутся сил - а тогда, глядишь, можно будет, пусть и несмело, но всё же подумать о лете. А может, получится сбежать месяца через три и впустить себя в лето... или наоборот, впустить в себя лето. Неважно. Живы. А это - так много. Жизнь - она гораздо больше, чем эта вечная весна...
   - Пойдём, Лин, - позвал Пятый, поднимаясь. - Время...
   - Пойдём, - согласился Лин. - Тебе полегчало хоть немного?
   - Почему - немного? Мне хорошо. Правда, мне почему-то совсем хорошо становится, если идти никуда не требуется, но это уже частности.
   - Ага, частности!.. Тебе хорошо, когда кто-то тебя кормит, поит, всё готовенькое приносит... Идём, надо успеть получше устроиться и купить хотя бы хлеба, а то еды у нас нет совсем. А я уже голодный, - признался Лин.
   - Во, узнаю! Кто куда - а тебе бы только съесть что-нибудь...
   ...Хорошо идти сквозь весну. Пусть и чужую. И руки совсем не мерзнут...
  
  
   Тупик
   - Мне что - десять раз повторять одно и то же? - прищурился Андрей. - Ты глухой, что ли? Пошёл в зал!
   - Не раньше, чем ты вызовешь врача, - ответил Пятый.
   Они стояли у входа в "тим", Пятый на пороге, Андрей - чуть поодаль.
   - Ты третий день просто так мутишь воду. Мне надоело слушать этот бред! Плохо ему! Подумаешь! А кому хорошо?
   - Ты его избил. Три дня назад. С тех пор ему всё хуже и хуже. Или ты вызываешь врача, или я перехожу к решительным мерам, - Пятый говорил твёрдо, но в его голосе звучал страх. Лину на самом деле было плохо. Пятый не мог понять, в чём дело. Лин - тоже. Кроме слова "больно" он вообще ничего не говорил эти три дня. Больно, и всё тут. И температура под сорок. Лин таял, как свечка. Поэтому за всей твёрдостью тона в голосе Пятого звучала настоящая паника.
   - Ничего с ним не будет, - отмахнулся Андрей. - Отлежится, как миленький, никуда не денется.
   - Вызывай врача!
   - И не подумаю!
   - Тогда - прости.
   Выбить пистолет было минутным делом, тем более, что отчаяние придало Пятому новые силы. Он поднял оружие на уровень пояса и приказал:
   - Пошли, сволочь. Теперь мы пойдём звонить вместе. Ты этого хотел?
   Андрей не ответил. Наверху, в каптёрке, Пятый заставил его набрать номер первого предприятия и позвать к телефону Лукича.
   - Аллё... это "трёшка"... да, смена... Тут Пятый хуи валяет... Чего? Да мура, Лину поплохело малость, вот он и...
   Пятый взял у Андрея из рук трубку и сказал:
   - Алексей Лукич, выезжайте немедленно... нет, я не вру и не шучу, всё очень серьёзно... да, плохо... Я не знаю!.. Где сейчас? Я - рядом с телефоном, Лин в тиме... температура высокая, он сильно ослабел... нет, никто не стрелял, только били... Жалуется на боли... ему очень плохо... Что я думаю?.. Ничего, я не хирург, могу только предположить... да, именно. Поторопитесь, счёт, по-моему, идёт на часы, если не на минуты... хорошо...
   Пятый положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза. Затем взял пистолет за ствол и протянул его Андрею.
   - Теперь делай, что хочешь, - просто сказал он. - Хочешь - пристрели, хочешь - избей. Мне всё равно.
   - Пошёл вниз, урод! Бить я его буду, как же. Аккурат перед тем, как Лукич припрётся. Нашёл дурака. Иди, сиди со своим убогим...
   Два раза ему повторять не пришлось - Пятого как ветром сдуло из каптёрки. Попозже, минут через двадцать, Андрей заглянул в "тим" - проверить.
   - Скоро, рыжий, потерпи, - просил Пятый, сидя на коленях рядом с Лином. - Сейчас они приедут и помогут... Терпи...
   - Больно... Пятый... сделай хоть что-нибудь...
   - Хватит цацкаться, - поморщился Андрей. - Иди в зал, пока я не...
   - Принеси носилки, - ответил Пятый не оборачиваясь. - И быстро. У него плохо с сердцем, он еле держится. Я не шучу, Андрей. Скорее.
   - Врёшь небось, - отмахнулся Андрей. - Ладно, так и быть. Минуту подожди, не развалишься.
   - Андрей, помоги нам, пожалуйста. Я тебя умоляю, принеси носилки. Я боюсь его нести на руках, ему может стать хуже...
   - Пятый, ты довёл меня уже! Я же сказал, что принесу. Чего ты ещё от меня такого хочешь? Чтобы я его не бил? Не имею права. А носилки я сейчас...
   - Спасибо. Поторопись.
   - Заебал, придурок!..
   ...Лукич приехал не один, его сопровождал ещё один хирург и пожилая, как показалось Пятому, медсестра. Лин к тому времени уже лежал на койке в медпункте. Когда его туда перенесли, Андрей, наконец-то сообразил, что дело серьёзное. И паника Пятого получила объяснение. Лин был не просто бледен, нет, казалось, что кожа его посерела, губы стали пепельного оттенка. Глаза красные, воспалённые. К приезду Лукича температура, раньше очень высокая, стала понижаться, Лин всё чаще и чаще начал впадать в забытьё, из которого выходил каждый раз всё дольше и труднее. Лукич сразу, как только увидел Лина, спросил:
   - По животу били?
   - Били, - ответил Пятый и поглядел на Андрея. - И не единожды...
   - Пятый, бегом звонить! Сразу Павлу, и не церемонься, ради Бога. Пусть высылает ещё одну бригаду, нам втроём не справится.
   - Что говорить? - Пятого трясло, но он старался держать себя в руках.
   - Говори, что сильно запущенная интоксикация и что надо срочно чистить кровь от продуктов распада. Что сердце отказывает. Понял?
   - Потом обратно?
   - Нет, сиди в коридоре. Ты тут будешь только мешать. Понял?
   - Алексей Лукич, он не...
   - Нет, это я тебе обещаю. Ты меня давно знаешь?
   - Да... Алексей Лукич, помогите ему, ради Бога...
   - Успокойся и не переживай. Всё. Иди. Поживее, Пятый, время не терпит.
   Пятый стремглав бросился к телефону, Андрей проводил его недоумённым взглядом.
   - Чего это он так понёсся? - спросил он у Лукича. - Серьёзно что ли, плохо?
   - Хуже некуда. Он при смерти, - тихо ответил Лукич. - Похоже, на этот раз мы опоздали.
   - Из-за чего? - не понял Андрей. - Всё же нормально было...
   - Иди в "тим", - приказал Лукич. - А то, неровен час, ему чего сболтнёшь лишнего. Ему про это всё знать не надо. Надюша! Готовь его, мы прямо сейчас приступим.
   Пятого внутрь никто не пустил. Дозвонится он не смог. Теперь он сидел под дверью и ждал. Лукич не счёл нужным о чём-то с ним говорит, только позже, много позже, Пятый узнал, что врач просто уберёг его от правды, пожалел, но тогда... Пятый весь извёлся, пока, наконец, Лукич не вышел из медпункта.
   - Пятый, поди сюда, - позвал он. - Так, значит... По порядку расскажу. У него было всё разбито внутри. Начался абсцесс. Мы удалили часть кишечника, которая просто разлагалась, но... постарайся понять... Такой процесс прежде всего плохо влияет на сердечную мышцу. Ну, и... сам понимаешь... почки стали отказывать... То есть кровь не очищается. Понимаешь, Пятый, если он... словом, он может и не выдержать этого... Когда мы оперировали, у него начались судороги, сердце стало отказывать. Мы кое-как поддержали, реанимировали, но... Пятый, ты пойми...
   - Что я должен понять? - Пятый смотрел на Алексея Лукича расширившимися глазами. - Лин... он что, умирает?
   - Да. Боюсь, что мы не в силах помочь. Мы, ей Богу, очень старались, но... Мы же не всесильны...
   - Можно туда?
   - Иди. Пятый, я не знаю, сколько это продлится, никто не может сказать. Есть маленький шанс, что он выживет, но, повторю, очень маленький. И поверь мне ради Бога, мне страшно жаль, что так получилось. Если бы хоть вчера...
   - Я понял, - Пятый облизнул пересохшие разом губы. - Я пойду, посижу с ним хоть минутку...
   - Ты вызвал бригаду?
   - Нет, там никто не отвечает. Я перезвоню сам, вы не звоните.
   - Только недолго, Пятый. Не подводи меня, а то мне ещё и влететь может за это всё. Понял?
   - Я всё понял, - Пятый вздохнул поглубже и вошёл в комнату.
   ***
   - Зачем вы его привязали?
   - Чтобы он не покалечился. Он пока ещё не вышел из наркоза, но когда будет выходить, может начать дёргаться, рваться. Это просто страховка.
   - Ладно. Я только минутку тут побуду, хорошо? Посмотрю - и пойду... Можно? - Пятый смотрел на Лина не отрываясь, на лице его появилось выражение неподдельного ужаса. - Алексей Лукич...
   - Можно... Надя, держи, куда смотришь!
   Лин вскрикнул, дёрнулся, забился в судорогах. Лукич с несвойственной его возрасту проворностью рванул к койке и со всех сил прижал плечи Лина к подушке. Медсестра схватила Лина за руку, но Лукич приказал:
   - Голову держи, язык фиксируй!.. Пятый, придержи ему ноги, не стой столбом... Крепче, дурак, шов может разойтись, на соплях же всё... вот так. Крепче! Надя, поверни ему голову набок...
   Всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Лукич отпустил Лина, поправил сбившееся одеяло и тяжело вздохнул.
   - Что я говорил, - заметил он. - Как в воду глядел...
   - Это он от боли так кричал? - севшим голосом спросил Пятый.
   - Нет, не от боли. Я же тебе сказал - он выходит из наркоза, это почти всегда очень неприглядно. А уж тут... Всё, иди, Пятый. Хватит тут торчать. Надежда, проверь швы, что-то мне не по себе.
   - Всё чисто пока, - медсестра укрыла Лина одеялом. - Как вы думаете, следующий приступ скоро?
   - Часок ещё пролежит в отрубе, не меньше. Пойди пока что чаю на всех завари. Пятый, ты ещё тут?!
   Пятый сидел подле койки на корточках и держал Лина за руку. Он поднял на Лукича испуганные глаза и сказал:
   - У него такие руки холодные... Господи, да что же это... Помогите ему, пожалуйста... Сделайте что-нибудь...
   - Мы и так всё, что возможно, делаем, - отрезал Лукич. - Убрали источник заражения, промыли полость, всё зашили. Что ты ещё хочешь? Не всё от нас зависит, это ты в состоянии понять?
   Пятый слабо кивнул. Идти звонить было необходимо, но он боялся оставлять Лина - а вдруг... Всё же он нашёл в себе силы встать и кое-как дойти до телефона.
   -...Алексей Лукич просил прислать вторую бригаду, - голос Пятого был тусклым и совершенно безжизненным. - Он сказал, что они втроём не справятся. Пришлите, пожалуйста...
   - А что мне за это будет? - в голосе Павла Васильевича звучало ехидство и веселье. - Давай меняться - я тебе бригаду, а ты мне - информацию. Идёт?
   - Вы не понимаете, он же умирает! - с отчаянием произнёс Пятый. - Ему нужна помощь, как вы не поймёте!..
   - Так я и предлагаю - обмен. Или ты не понял?
   Пятый швырнул трубку на аппарат. Где-то за поворотом коридора снова раздался крик, полный боли, и Пятый сразу понял - это Лин. Он со всех ног бросился к медпункту.
   - Держи!.. Во дура, да держи же ты! Володя, иди сюда!
   Пятый влетел в медпункт и остановился на пороге. Опять! Они же говорили - через час! Как же так!
   - Ты позвонил? - Лукич повернулся к Пятому, лицо его было покрыто испариной, он тяжело отдувался. - Позвонил, я спрашиваю?
   Пятый не ответил. Он повернулся и снова бросился бегом по коридору - прочь, прочь, прочь от этого ужаса, от своего страха, от своего бессилия. Лукич пожал плечами и, повернувшись к медсестре и второму хирургу, спросил:
   - Ну что?
   - Давление упало немножко, но он, кажется, очнулся, - ответил второй хирург. - Глаза пояснее стали и реагирует.
   - Сейчас проверю. Лин, это я, помнишь меня?
   Лин слабо кивнул. Ему было дурно и страшно хотелось пить. Слабость, пересохший рот, боль... Даже дышать больно. Везде больно...
   - Ты понимаешь, что с тобой такое?
   - Я... пить хочу... - прохрипел Лин.
   - Нельзя пока, - ответил Лукич. - Тебе плохо было, мы тебя прооперировали, так что пить нельзя. Володь, давай попробуем капельницу поставить, хоть глюкозой поддержим немного. Крови-то нету.
   - Давайте попробуем. Только вены больно плохие, боюсь, мы только потеряем время.
   - Тогда давай так - сначала руки проверим, а потом, коли не выйдет - катетер в подключичку. Хорошо?
   Руки надежд не оправдали - вены рвались, словно были сделаны из бумаги. С огромным трудом врачи всё же ввели катетер и общими усилиями поставили капельницу. Лин к тому времени снова отключился. Ему перевязали израненные руки и снова укрепили фиксаж. Как оказалось, вовремя. Снова случился приступ судорог, через полчаса - ещё один. Давление упало ещё сильнее, но стимулировать сердце Лукич побоялся - отравленная сердечная мышца могла и не выдержать. А ещё через полчаса приехала, наконец, вторая бригада врачей. Во главе с Эдуардом Гершелевичем. Он эту бригаду привёз, внимательно выслушал Лукича, покачал головой, пожал плечами, согласился со всеми назначениями, осмотрел Лин и отбыл. Вторая бригада заступила на вахту, а Лукич вдруг с удивлением понял, что Пятого он не видит уже довольно давно и подивился - где же он? И пошёл поискать.
   ***
   - Не видели?.. Как - на улицу пошёл? - искренне удивился Лукич.
   - Да он всё равно с территории сейчас выйти не сможет. Сказал - вы его отпустили подышать...
   - Понятно... И куда он направился?
   - Да куда-то в сторону котельной, - пожал плечами охранник на входе.
   - Спасибо.
   Лукич брёл по тропинке, протоптанной в снегу, то и дело спотыкался, чуть не падал - тропинка была узкой. "Где носит этого дурака? - с раздражением думал Лукич. - Он же ничего не взял - ни куртки, ни другой одежды. А вышел часа три назад".
   Лукич остановился и прислушался. Где-то за зданием котельной он различил посторонний звук. Сначала не понял, а потом сообразил. И бегом бросился к источнику этого звука.
   Пятый сидел прямо на снегу и размеренно бил кулаком в кирпичную стену. Кулак был уже в крови. Пятый беззвучно плакал, лицо его было мокрым от слёз, он иногда останавливался и пытался вытереть слёзы разбитой рукой.
   - Это что такое?! - возмутился Лукич. - А ну, иди сюда!
   Он силой оттащил Пятого от стены и заставил встать на ноги.
   - Рассказывай давай, что случилось, - потребовал он.
   - Он... бригаду... он отказал... - у Пятого заплетался язык, его трясло от холода. - Сказал, что только если я... информацию... то он... врачей... а я... я не смог... Лин теперь умрёт из-за меня...
   - Во-первых, приехала бригада, - жестко сказал Лукич. - Во-вторых, немедленно пошли в тепло, пока ты не схватил какую-нибудь мерзость. В-третьих, я считаю, что ты должен быть от Лина неподалёку, потому что он плохой и на самом деле может умереть в любую минуту. И никакая вторая бригада его не спасёт. Но сдаваться и устраивать истерики ты морального права не имеешь, понял? От тебя наполовину зависит, выживет он или нет. Знаешь, почему я тебя пошёл искать? Он о тебе спросил.
   - Он очнулся? - на лице Пятого появилась безумная надежда.
   - Да, очнулся... не совсем ещё, правда, но иногда в себя приходит. Пошли, психопат. На вон куртку мою накинь...
   ***
   - Горячего чая, смазать руку йодом - и в комнату, - распорядился Лукич. - Как согреешься - сразу туда.
   - Я уже...
   - Сиди! И принесите ему переодеться, он промок насквозь.
   ...Пятый уже несколько часов сидел рядом с Лином. Врачи заглядывали каждые полчаса, пытались как-то поддержать его, что-то кололи, что-то говорили... Пятый видел - всё хуже и хуже. Лин постоянно просил пить - кровопотеря, лекарства, наркоз - всё это вызвало страшную жажду. Стали поить - началась рвота. От малейшего глотка воды Лина выворачивало наизнанку, он стонал от боли в свежих швах, плакал... ненадолго отпускало - и по новой. Опять просил пить. Снова...
   Где-то ближе к утру Пятый заметил, что Лин дышит всё тяжелее и тяжелее. Лин не спал всю ночь, Пятый, естественно, тоже, поэтому и обратил на это изменение внимание Пятый не сразу.
   - Рыжий, - позвал он тихонько. - Лин, что такое?
   - Мне.. плохо... не могу... воздуха мало... - Лин говорил бессвязно, речь его путалась, в глазах плескалось непонимание и страх. Он смотрел на Пятого, как ребёнок на взрослого - вот придёт дядя и всё исправит. - Открой окно...
   - Лин, там холодно, - ответил Пятый. - Нельзя открывать. Ты простудишься.
   - Ладно... - Лин облизнул пересохшие губы. - Дай... попить...
   - Не надо, опять вырвет. Ты поспи немножко, хорошо? - попросил Пятый. - Отдохнёшь - а потом дам водички. Ладно?
   Лин кивнул. Полчаса пошли в тишине, Лин лежал, прикрыв глаза, тяжело с хрипом дыша, и, казалось, спал. Пятый сидел неподвижно, силясь понять - что происходит? Но то, что происходило, стало вдруг происходить гораздо быстрее, чем он мог себе представить. Лин вдруг приоткрыл мутные глаза и прошептал:
   - Пятый... я, кажется.... умираю...
   Пятый вскочил, как подброшенный, и кинулся в коридор.
   - Алексей Лукич! - закричал он. - Скорее! Ему плохо!
   - Что такое? - Лукич, видимо, спал, но проснулся по давней военной привычке, на удивление быстро.
   - Он задыхается!
   - Буди остальных, живо! В комнату не входить, понял!
   ...Пятый сидел в коридоре, прислонившись спиной к стене и, помимо своей воли, слышал почти всё, что делалось в медпункте. Его трясло всё сильнее и сильнее. "Только бы мне не слышать, только бы не слышать... О, Господи!.. Не хочу это всё слышать", - думал он. А обрывки голосов всё звучали и звучали...
   -...кровотечение из шва... стол готов?.. да, поскорее...
   -...а я и говорил, что будет... надо было сразу начинать...
   -...цианоз, отёк лёгких... Нет, товарищи, после такого...
   -...да срежь ты эти нитки!.. на кой они теперь... чёрт, его опять рвёт!.. давай наркоз вводи, пока я держу...
   - Куда?!
   - В катетер... давай... эй, он ещё дышит? А, это нормально... кладите...
   -...это из внутреннего. Ничего, зашьём... только неизвестно, проснётся ли он после этого всего...
   - Жди, проснётся!.. фиксируй, Володь, время... чёрт, да что же это такое, а?.. ну сколько можно?.. вы зашли в полость?
   -...давным-давно. Всё, там нормально... ну, насколько это может быть нормально... всего лишь один сосуд, а вы орёте, как оглашенные... Эй, почему он дёргается?! Кто наркоз давал, придурки?!
   - Я не успел...
   - Лукич, я этого оглоеда к свиньям собачьим урою!..
   -...тише, тише... что случилось?.. наркоз? Не надо наркоз, всё правильно, не надо давать, он и так еле дышит... Надежда, шей, ты это лучше всех умеешь... всё, уже всё... это похоже не на отёк, а на плеврит...
   - Лукич... да что же это такое?! Стеноз...
   - Дыши сам, урод!.. Чтоб тебя, прямо не знаю...
   Несколько минут в медпункте было подозрительно тихо, потом в дверь высунулся Лукич.
   - Пятый, - позвал он. - Руки у тебя мытые?
   - Да, - ответил Пятый. - Что делать?
   - Принеси три чистые пелёнки, простыню и пару полотенец, в темпе, - попросил Лукич. - Занесёшь, положишь - и иди.
   - Что такое? Зачем?
   - Иди... Зачем, зачем... не твоё дело!
   - Лукич, - позвали из-за двери, - пойди сюда! Он опять не дышит...
   - Сейчас. Ты реанимируй, пытайся, надо же поддерживать...
   - Спазм, горло дыхательное перекрыто, - посетовали из медпункта. - Лукич, он синеет уже... Иди, сам делай трахеотомию.
   Лукич скрылся за дверью. Пятый отыскал сумку с чистым бельём, отобрал нужное и бегом рванул в комнату.
   - Вот так-то лучше, - удовлетворённо заметил кто-то. - Вроде дышит пока...
   - Вот именно - пока. Пятый, принёс?
   Пятый протянул медсестре то, что она просила, а сам подошёл к койке.
   - Что такое? - еле шевеля губами спросил он.
   - Отёк лёгких, плеврит, - ответил за всех Лукич. - Начались судороги, разошёлся шов. Зашили. Стало останавливаться сердце. Вкололи адреналин. Перестал дышать. Сделали трахеотомию. Сейчас поменяем бельё, перевяжем по новой, посадим, как положено - и пойдём молиться Богу. Пятый, пойми - это конец. Мы больше ничего сделать не сможем. Эй, только в обморок не падай мне тут, пожалуйста! Выведите его на волю, пусть там посидит. А мне работать надо. Я тебе полный отчёт дал?
   Пятый кивнул. Он и вправду еле стоял на ногах.
   - Всё, свободен.
   - А всё это... зачем? - Пятый указал трясущейся рукой на простыню.
   - А затем, что когда дыхание останавливается, всегда происходит... всё, вали отсюда! Иди искать подушки, их нужно ещё как минимум штуки три. Понял? Иди. Хоть до Москвы дойди, но вернись с тремя подушками.
   Пятый нашёл подушки быстро - просто прошёлся по каптёркам и выпросил всё, что надо, у надсмотрщиков. Отдали. Не пожалели. Потом Пятый отнёс подушки в медпункт, а сам пошёл и позвонил Эдуарду Гершелевичу. Просто спросить совета.
   - Я, правда, не практикую, - ответил тот, когда Пятый выложил ему всё, что знал. - Но... позови Лукича. Может, стоит попробовать сделать пункцию плевральной полости... Чем чёрт не шутит!.. Зови.
   Старики говорили недолго. Лукич, задумчиво почесал в затылке, крякнул, сказал "Была - не была!" и снова исчез на дверью. Через пятнадцать минут он позвал Пятого.
   - Так, дружок. Сейчас ты при нём посидишь немножко, мы пойдём, обсудим технику, и приступим. Если что - позовёшь. Мы скоро. Не переживай.
   Лин был не просто бледен, он был какого-то зеленоватого оттенка. Его высоко посадили, чтобы хоть как-то немного уменьшить отёк. Трубка, вставленная в дыхательное горло, требовала, чтобы голова была откинута назад, поэтому Лину зафиксировали подбородок, протянули широкий кусок бинта под ним и подвязали к спинке кровати. Лин дышал еле-еле, руки его были холодны, лоб тоже, губы посерели, лицо стало восковым. Пятый уже не мог что-то говорить или думать, он просто просидел те пятнадцать минут, которые отсутствовали врачи, держа Лина за холодную мёртвую руку. Он молчал. Даже молиться он не мог.
   - Пятый, поди в коридор, - Лукич ласково взял Пятого за плечи и развернул к себе лицом. - Нам надо поставить дренаж. Это может помочь. Так что пойди, милый, хорошо?
   Пятый кивнул и вышел за дверь. Несколько минут в медпункте была тишина, а затем кто-то произнёс:
   - Ух ты! Литр, не меньше!..
   - Ну, не литр... пол литра точно. Смотри, а он дышит получше. Прямо сразу задышал...
   - Не говори под руку, Володя! И дайте пластырь, нужно зафиксировать трубку. Кстати, позовите психа из коридора, пусть успокоится...
   Пятый вошёл сам, не дожидаясь приглашения.
   - На, смотри, - позвал Лукич. - Видишь, сколько экссудата? Он сдавливал всё, что можно. Сейчас экссудат через шунт будет выходить и ему станет полегче дышать. Всё теперь зависит от того, заработают ли почки. Если да - тогда может выжить. Если нет... о плохом не будем. Всё, сиди, следи, наблюдай. Тут Надежда остаётся, так что вы на пару и присмотрите. А я его уже видеть не могу! Дайте мне сегодня хоть кофе попить спокойно.
   - Обойдётся, - успокаивающе сказал кто-то. - Я такие вещи чую.
   - А сколько времени? - спросил врач из второй бригады.
   - Шесть утра. С добрым утром вас, дорогие товарищи! Радостно и бодро начните новый трудовой день с производственной гимнастики!
   - Тьфу на тебя, усохни! Семён, ну перестань, - попросил Владимир. - Хоть перед этим не выступай...
   - В качестве разминки мы предлагаем вам поставить дренаж и потренироваться в искусственном дыхании, - продолжал веселиться Семён. - А потом...
   Семёна вытолкали из медпункта просто взашей - шутки, конечно, ничего плохого в себе не содержали, но спокойно глядеть, как Пятый стоит посреди разорённого медпункта и неподвижно смотрит на веселящегося врача, Лукич не смог. Конечно, тут всё понятно - что для одного - горе, для другого - просто работа, но... Всё имеет свои пределы.
   - Ты бы пока посидел, - попросила медсестра. Она была пожилая и полная. И очень спокойная, в чём позже Пятый убедился на практике. - Чего торчишь на дороге?
   - Что? - не понял Пятый.
   - Сядь и успокойся малёк. Хочешь, чайку попьём? - она вытащила из какого-то тайничка заварку и литровую баночку. - Заварить тебе? Ты, поди, всю ночь не спал. Угадала?
   - Да, не спал... Только не надо чай, я не хочу.
   - А ты через "не хочу", - посоветовала сестра. - Мы ему сейчас тоже водички кипячёной приготовим, лимончика добавим. Он скоро проснуться должен, вот и попьёт.
   - Вы думаете, что он сможет? - Пятый опустил голову. - Они говорили, что он не проснётся...
   - А ты в голову не бери, что они говорили, - посоветовала сестра, размешивая заварку в банке маленькой ложечкой. - Они врачи, только болячки и видят. Мало ли кто что говорит!.. Так и с ума сойти недолго. Вот увидишь сам - очнётся.
   - Он выживет? - Пятый тяжело сел на стул около с кровати.
   - Не знаю, - подумав ответила Надежда. - Я же не Бог. Но если ты будешь так нервничать, ты ему не только не поможешь, а даже наоборот. Понял?
   - Какое у вас имя... - вслух подумал Пятый. - Надежда... а как отчество?
   - Михайловна, - подсказала она. - Ты меня из виду не теряй. Надежда, говорят, последней умирает. Так что если хуже станет - про меня вспомни. Что тётя Надя говорила... Может, и выживет. Давай поправим подушки, а то низковато ему. Ты трубку придержи... вот так... всё, отпускай.
   - Вы капельницу ему не поставите? - спросил Пятый.
   - Пока не поставлю, только когда они скажут.
   - Почему?
   - Так пусть отдохнёт он, поспит, отлежится. Торопиться не надо, потихонечку, полегонечку. Не знаешь, стаканы тут есть?
   - Посмотрите в шкафу, - Пятый сел рядом с Лином и взял его за руку. - Мне пока не надо чая, я потом...
   - Потом остынет. Ты где себе так руку раскровенил? Болит небось.
   - На улице. Случайно. Я и забыл уже, - Пятый пересел на стул, пододвинул к себе стакан с чаем. - Что мне делать? Я же ничем ему помочь не могу...
   - Он твой друг? - участливо спросила Надежда Михайловна.
   - Да... даже не просто друг, а ещё ближе...
   - Брат?
   - Не совсем... да, пожалуй, брат... о, Господи... - Пятый судорожно вздохнул, зажмурился, потряс головой. - За что это всё?! Он не выдержит, я чувствую, он совсем... он...
   - Ты так сильно тут не нервничай, - посоветовала сестра. - Если хочешь повыть и порыдать - иди в коридор или на улицу. Ты думаешь, он тебя не слышит? Всё он слышит. И твоё состояние ему передаётся, он тоже нервничать начинает. А ему отдыхать надо, сил нормально набираться. Понимаешь?
   - Хорошо. Я постараюсь держать себя в руках, - ответил Пятый. - Я не хотел...
   - Вот и ладно. Пей чай, пока горячий. Поесть не хочешь?
   - Нет. Только не это! От одного вида мутит.
   - Это нервное. Попозже поешь.
   ***
   Лин очнулся только ближе к вечеру. Сестра к тому времени уехала домой, но клятвенно пообещала вернуться утром, и Пятый остался сидеть с Лином один. На предприятии из всех врачей был только Лукич, у которого семьи не было и который ночевать на своём "первом" оставался систематически.
   - А какая разница, где спать? - философски заметил Лукич, укладываясь на раскладушке в каптёрке охраны. - Что тут, что дома... всё едино. Да и много ли старику нужно?.. Пятый, если что - разбудишь. Всё. Спокойной ночи.
   ...Свет в комнате на ночь не погасили. Лин приоткрыл воспалённые слезящиеся глаза и попытался поглубже вздохнуть - хотя стало немного полегче, ему всё ещё казалось, что слишком душно. И больно. Почему-то болела шея... и левый бок тоже болел, словно... словно в нём что-то было. И страшно хотелось пить. И было холодно.
   - Лин, - Пятый сидел рядом, осунувшийся, измождённый, глаза запали... - Лин, это я... ты меня узнал?..
   Узнал?! Господи, о чём он?.. Лин попытался сказать, что - да, узнал, но говорить он не мог - боль в горле не позволила. Лин едва заметно кивнул.
   - Лин, молчи, хорошо? - попросил Пятый. - У тебя трубка в горле, и я не знаю, можно ли говорить. Ты что-то хочешь? Лучше кивни, когда я спрошу...
   - Пить... - кое-как прохрипел Лин. Господи, как плохо-то! Внутри всё разрывалось от нестерпимой боли. Глаза закрывались, свет был слишком ярким и режущим, голова кружилась. Он почти терял сознание от слабости.
   - Я сейчас, - сказал Пятый. - Я мигом.
   Разбудить Лукича оказало более чем легко - как только скрипнула дверь, тот сел и приказал:
   - Рассказывай.
   - Он очнулся, пить просит. Вы не подойдёте посмотреть?
   - Иду. Вы там воду приготовили для него?
   - Надежда Михайловна оставила кипячёную с лимоном, - ответил Пятый, пока они бежали к медпункту.
   - Это она молодец... Так, рыжий, как наши дела? - спросил Лукич Лина, присаживаясь на край кровати.
   - Плохо... - прохрипел Лин. - Больно очень...
   - А что ты хочешь?! - удивился Лукич. - Так, что тут у нас? ага, выходит экссудат, выходит... поменьше, но есть...
   - Ему говорить можно? - спросил Пятый.
   - Шепотом, - ответил Лукич. - Давай-ка попробуем дать попить. Ложку дай, Пятый. Нет, не маленькую, десертную. Вот ту... ага, спасибо. Лин, глотай очень осторожно, постарайся не поперхнуться. Молодец, выпил.
   - А ещё?.. - Лин проводил руку Лукича таким преданным взглядом, что тот усмехнулся, но, покачав головой, ответил:
   - Больше нельзя. Ты помнишь, хоть как-то, что с тобой было? Нет? Я тебя просвещу. У тебя был разбит кишечник, начался воспалительный процесс, пошла интоксикация. Было очень сильно упущено время. Мы тебя оперировали, во время операции ты у нас помирал целых три раза. Про это ты, конечно, помнить не можешь. Понимаешь, пораженная ткань очень плохо срастается, одно кровотечение у тебя уже было, ты едва не преставился, потом... словом, если ты выпьешь больше, чем сейчас, может начаться рвота и могут разойтись швы. Тогда мне придётся давать тебе наркоз ещё раз, а я, как врач, могу тебе гарантировать, что из этого наркоза ты уже не выйдешь. Всё понял?
   Лин кивнул.
   - Вот и молодец. Поспи часок, а потом ещё попьёшь. Всё, я пошёл.
   Лин заснул ещё до того, как Лукич подошёл к двери. У выхода он остановился и сказал Пятому:
   - Проснётся - опять дай воды. Если, конечно, рвоты не будет. Пить давай по одной ложке, понял? Иначе угробишь его к чертям. И проверяй хоть изредка дренаж, мало ли что...
   - Хорошо... Алексей Лукич, почему он такой бледный? - жалобно спросил Пятый. - Ему хуже?
   - Как ты мне надоел! - Лукич шибанул дверью и раздраженно удалился.
   Пятый снова подсел к Лину. Примерно через два часа тот снова проснулся. Пятый первым делом спросил:
   - Не тошнит?
   - Нет... я пить хочу...
   - Сейчас. Помнишь, как Лукич говорил? Пей потихоньку.
   - Дай ещё...
   - Нельзя. Очень больно?
   Лин не ответил - он уже уснул. За ночь он просыпался ещё раз шесть, не меньше, и выпил почти треть банки воды. Под утро Пятый было немного прикорнул на стуле, но тут Лин проснулся снова. И первым делом захотел, ни много, ни мало, встать. Из этого, естественно, ничего не вышло.
   - Пятый... - прошептал он. Пятый встрепенулся и наклонился к Лину, чтобы лучше слышать. - Я пойду...
   - Куда?!
   - В туалет... помоги подняться...
   - И не думай даже! Я позову Лукича, я сейчас!..
   Пятый высунулся в коридор и крикнул:
   - Алексей Лукич, идите сюда!
   Лукич пришёл через минуту, сонный и злой, как чёрт.
   - Чего такое? - спросил он раздраженно.
   - Он собрался идти в туалет, - сообщил Пятый. - Вот я и...
   - Ты сам катетер поставить не можешь? Или не знаешь, как судно выглядит?.. Шкаф открой и найди лоток.
   - Я не знаю... А если?..
   - Он не сможет, там всё разрезано к чёрту. Пойди, погуляй, я сам управлюсь. Минут через десять возвращайся.
   Пятый ушёл. Он немного постоял у окна, посмотрел на занимающийся рассвет, на неподвижный и сонный двор, на низкое небо. Оттепель... Ветер, наверное, влажный и тёплый. Он прислонился лбом к стеклу и с минуту стоял неподвижно, отдыхая. Потом вернулся в медпункт.
   - Так, дружок, - Лукич мыл руки над раковиной и что-то мурлыкал себе под нос. - Тебе даю сейчас полтора часа на отдых. Пойди покури, умойся, поспи часок - и назад. Ему получше. Почки, похоже, заработали. И хорошо. Так что иди, отдыхай, пока можно. Я посижу, покараулю.
   - А сигарету дадите?
   - У охраны попросишь. Постарайся уснуть, на тебе лица нет. Ты ел вчера?
   - Нет... не смог. Ладно, я пойду. Он спит?
   - Спит. Как сурок. Всё! Пошёл вон, изверг!..
   ***
   - Так... что прежде всего? Чистота - залог здоровья. А уж при интоксикации - сам Бог велел...
   Лукич снял с Лина одеяло, быстро обтёр ему руки и ноги влажным полотенцем, потом снял повязку, обработал длинный (от солнечного сплетения до низа живота) шов йодоформом, наложил новую повязку, протёр спиртом кожу около дренажа, катетера, поменял влажную салфетку на канюле. Затем снова укрыл Лина и принялся обыскивать шкаф на предмет грелок. Нашёл три штуки, наполнил горячей водой, сунул одну Лину в ноги, другие пристроил по бокам. Притащил второе одеяло, укутал его, а затем открыл окно.
   - Вот так-то, - наставительно сказал Лукич в пространство. - Теперь посмотрим, кто тут заказывает музыку.
   Через полчаса приехала смена. И, естественно, почти в полном составе завалила в комнату.
   - Ну, чего, не помер ночью? - с порога спросил Семён. - А чего это тут такая холодина?
   - Я проветриваю, - невозмутимо ответил Лукич.
   - А... понятно. Володь, ты погляди, а он ожил немножко. Даже губы порозовели... Как дышит?
   - Да ничего, старается, как может. Вы кислород привезли?
   - Да, подушку.
   - А почему не баллон?
   - А была бы охота возиться! Лукич, ну ты расскажи, что ли... чего таишься? Плохо, что ли?
   - Да нет. Почки работают, всю ночь пить просил, а под утро пробрало так, что о-го-го... Сам идти хотел. Так что лучше. Говорить начал связно. Полегчало. А вы там этого идиота не видали?
   - Пятого, что ли? Спит на полу перед дверью.
   - Тащите сюда, - распорядился Лукич. - Постелите ему на кушетке, поставьте чаю...
   - Эй, Лукич! - позвал из коридора Володя. - Он сказал, что даст мне по роже, если я не оставлю его в покое!
   - Тогда пусть валяется, - пожал плечами Лукич. - Устал я, дорогие мои. Пойду, подремлю немножко. Последите за ним, пока я...
   - Алексей Лукич... - Лин приоткрыл глаза, он говорил еле слышно. - Холодно...
   - Сейчас, закрою, - сказал Лукич. - Вы всё поняли? - обратился он к удивлённой второй бригаде. - Лин, постарайся поспать, а то вы тут всю ночь колобродили с Пятым, даже его я спать отправил. Понял?
   Лин кивнул и снова закрыл глаза.
   - У кошки девять жизней, - сказал кто-то.
   - Ага, как же, - грустно усмехнулся Лукич. - Вы тут поосторожней, ладно? А то он вполне может попробовать куда-нибудь прогуляться, он уже хотел это сегодня сделать.
   - Лукич, трубку пока оставить?
   - Оставь, а то мне боязно снимать, - ответил Алексей Лукич. - Он пока что слабый, да ещё и глупый он у нас по жизни. Прошу запомнить. Кто останется?
   - Я обещала, я и посижу, - ответила Надежда Михайловна. - Идите вы пока что все отсюда, я как-нибудь сама разберусь.
   - Пошли. Сейчас назначения сделаю - и спать.
   ***
   ...Пятый пришёл в комнату ровно через час, как и обещал. Надежда Михайловна поглядела на него укоризненно и сказала недовольно:
   - Ну чего ты ходишь? Спал бы, коли можно. Тебя же отпустили.
   - Я не хочу, - ответил Пятый. - Я там полежал немножко, отдохнул. Всё в порядке. Как тут?
   - Да никак. Спит он. Ночью намаялся, небось?
   - Честно говоря, да. Пить просил, спал плохо, жаловался...
   - Да я не про него, я про тебя.
   - А... я не заметил, - Пятый подошёл к окну и задёрнул хиленькую занавеску. - Светло слишком, вам не кажется?
   - Нет, не кажется, - ответила Надежда Михайловна. - Отодвинь обратно, а то мало ли что.
   - Как скажете, - Пятый отошёл от окна. - Я вас, наверное, довёл совсем. Простите, если что не так...
   - Да всё так было, - ответила она. - Вот когда ты вошёл... у тебя такое лицо было... хорошее, что ли. Словно светилось изнутри.
   - Сон приснился... словно мы снова молодые, Лин и я... смешно так было... и хорошо, вы правильно сказали. Словно в тёплом море искупаться - такое вспомнить...
   - Арги?.. - послышался шепот с кровати. Пятый и Надежда Михайловна подошли к Лину. Тот посмотрел на Пятого прояснившимися глазами и попытался улыбнуться. - Тебе тоже?..
   - Ты бы помолчал, - посоветовала медсестра. - Вредно с канюлей много говорить. Хуже может стать.
   - Да, рыжий, - ответил Пятый. Он говорил тоже очень тихо, почти что шепотом. - Мне тоже приснилась охота на аргов... наша с тобой первая и последняя охота... весело было, правда?
   - Правда, - прошептал Лин в ответ и снова улыбнулся. Еле-еле, он уже устал, был слишком слабым. - Это... это греет... изнутри...
   - Попей водички - и спи, - распорядилась Надежда Михайловна. - Ты поди отсюда, Пятый, не стой над душой, посиди в уголочке. Потом наговоритесь, а ему пока что спать нужно, а не болтать.
   - Пятый... погоди... - попросил Лин. Пятый снова наклонился к нему, чтобы лучше слышать. - Ты... был... один?..
   - Нет, с вами, - ответил Пятый. - С тобой. И с Айкис. Только в стороне от вас. Вспомнил?
   - Да... Дзеди...
   - Что?
   - Я... хотел...
   - Я всё знаю. Спи, рыжий, тебе нельзя сейчас говорить, - Пятый посмотрел на медсестру, словно спрашивая совета - что же делать? Как остановить этого дурака, чтобы он не навредил сам себе?
   - Вот я сейчас пойду к врачам, - с угрозой в голосе сказала Надежда Михайловна, - и попрошу, чтобы тебе капельницу поставили. И будешь мучаться лежать, как вчера - ни пошевелиться, ни подвинуться. Понял?
   Лин, не смотря на то, что был сам не прочь пошутить, всегда был очень доверчивым. А теперь, когда он находился в столь плачевном состоянии, он верил вообще всем подряд. Всерьёз опасаясь, что медсестра выполнит свою угрозу, он закрыл глаза и мгновенно уснул - и от страха перед капельницей, и из-за того, что глаза слипались а голова кружилась.
   - Выберется он, как мне кажется, - сказала медсестра.
   - Почему вы так уверены? - спросил Пятый.
   - Глаза у него хорошие стали. Ясные, осмысленные. А были плохие совсем. Там уже муть стояла, я много раз такое видела. Редко кто с ясными глазами умирает, уж поверь мне...
   - Но умирает всё-таки?
   - Я же сказала тебе - редко. Ой, доведёшь ты меня, чует моё сердце, - вздохнула медсестра. - Выживете он, сколько повторять можно одно и тоже?
   - Всё, молчу, - примирительно ответил Пятый. - Поставить вам чаю?
   - Поставь, - согласилась она. - Сам-то будешь?..
   ***
   - Надя, а куда этот пошёл? - Лукич стоял на пороге.
   - Курить я его отпустила. Всё бегает, курит. Каждые полчаса, а то и чаще...
   - Не спал?
   - И не думал даже.
   - А этот? - Лукич кивнул на Лина.
   - Спит и пьёт. Вроде пока ничего, держится. Экссудат выходит, дренаж я бы пока не снимала...
   - Смеёшься - "не снимала"?! Да его недели через три, не раньше, можно снять будет. Да и то, если... сама понимаешь. Почки как?
   - Боится теперь. Больно очень. И стесняется меня, дурак. Катетером только и справляемся...
   - Но моча есть?
   - Есть.
   - Надо пробовать кормить. Был бы он не такой слабый, я бы ещё сутки его голодом поморил. Но тут, сама понимаешь...
   - А чего понимать? Дай Бог, если двадцать пять кило всего весит. Кости и кожа. На капельницах мы его не вытянем, надо пробовать давать есть. По нулевой, послеоперационной. Авось получится, - Надежда Михайловна подсела к Лину и тихонько потрепала его по волосам. - Эй, сынок!.. Просыпайся давай... Сейчас мы его спросим, Алексей Лукич, - сказала она. - Эй, милый... да я это, я... Тётя Надя... ты кушать хочешь?
   Лин её не понял. Он ещё до конца не проснулся, и всё никак не мог сообразить - кто его разбудил, и что от него хотят.
   - Надь, ты погоди, дай ему маленько очухаться. Он ещё дурной со сна. Сейчас отойдёт - и спросим. А пока попить ему принеси. Сколько за раз даёте?
   - Три ложки. Он ещё просит, но нельзя, ты же сам дозу назначал... Смотри, вроде проснулся.
   - Лин, ты есть хочешь? - Лукич присел на краешек кровати. Лин на секунду прислушался к своим ощущениям а затем с сомнением поглядел на врача. - Скорее всего не хочешь, - ответил за него Лукич, - но начинать надо. А то помрёшь. Про то, что ты худой, знаешь?
   Лин кивнул.
   - Жить хочешь?
   Лин опять кивнул.
   - Говорить больно?
   - Да... сухо во рту... Алексей Лукич...
   - Что, милый?
   - Пятый не спит... совсем... Алексей Лукич...
   - Молчать! Всё, не продолжай, я понял. Вот пока ты есть не начнёшь, он спать не ляжет, - Лукич вовсю делал за спиной знаки Надежде Михайловне, мол иди, перехватывай того остолопа, который курит. Та поняла и потихонечку вышла в коридор.
   - Лин, ты сейчас попьёшь, потом отдохнёшь ещё капельку, а потом попробуешь поесть. Совсем немножко, ладно? Чайную ложку сможешь осилить - и то хорошо будет.
   - А вы... меня... больше резать... не будете?..
   - Ну что ты несёшь, право слово!.. Ну кому надо тебя резать, глупый?.. Совсем больной, да ещё и на голову тоже, по-моему, долбанутый... Всё, закрыта тема. Лучше скажи - болит сильно? Обезболить? Или потерпишь?
  nbsp; - Больно... но если надо... то потерплю...
   - Кому это надо? Тебе, мне, Пятому? Опять несуразицу несёшь. Сейчас, погоди... Я чего-то не помню, ты анальгин переносишь? Не отвечай, ради Бога, сам вспомню. Или лучше чего посильнее?
   - Сильнее ему не надо, - сказал вошедший Пятый. "Слава Богу, предупредила, - понял Алексей Лукич. - Успела. Теперь твоя очередь, дружок",
   - А почему?
   - Он будет спать долго, а ему, сами понимаете, надо есть. А если он есть не начнёт, я спать не буду. Усёк? Рыжий, я не шучу.
   - Хорошо, уговорили... я постараюсь. Согласен, на всё... Хорошо...
   - Ты бы не трепался понапрасну. Ладно, хорошие мои. Надюша, ты пока приготовь что-нибудь, а мы тут повозимся малость...
   Пятый молча помогал Лукичу - подавал то, что тот просил, делал что-то. Но - на автомате. Он думал о чём-то совершенно другом, мысли разбегались и путались. Лину поменяли повязки, сделали какие-то уколы, поудобнее устроили. Потом Лукич и Надежда Михайловна ушли по своим делам, а Пятый снова остался с Лином.
   - Ну что? - спросил он, подождав, пока шаги в коридоре затихнут. - Как ты?
   - Пятый, у меня... рука болит... левая... - Лин жалобно посмотрел на Пятого. - Очень...
   - Прости, я как-то забыл. Сейчас, я помогу.
   Из-за дренажа, стоявшего с левой стороны, Лину зафиксировали руку, чтобы невзначай не сбил трубку. Это, конечно, было правильно, но рука, хоть и находилась в мягкой марлевой петле, затекла от долгой неподвижности и, естественно, разболелась. Пятый освободил руку, положил её к себе на колени и стал потихонечку массировать, чтобы возобновить кровообращение. Лин благодарно улыбнулся и прикрыл глаза.
   - Так лучше? - спросил Пятый.
   - Да... что бы я... без тебя... делал... - Лин говорил шепотом, Пятый с трудом различал слова. - Пятый... я хотел спросить...
   - Что?
   - Долго мне... ещё... осталось так?..
   - И даже не думай! Сказал тоже - "долго"! Пока не поправишься, - строго ответил Пятый, хотя внутри у него всё сжалось от боли в тугой ноющий узел. От боли и от страха. - Сказали же, что ты...
   - А если... болеть?.. Долго?..
   - Я не знаю, - честно ответил Пятый. - Правда, не знаю. Мне никто ничего не говорит. Но, честно признаться, предполагаю, что ещё порядочно. А что?
   - Я устал... не хочу... мучаться...
   - Ты эти разговоры прекрати! Устал!.. Помучаешься, не развалишься, - Пятый старался не подать виду, не показать, как его пугают такие слова, и это ему удалось. - Рука прошла?
   - Да, нормально... ты посидишь?..
   - Да куда ж я денусь. Спи, горе моё!
   - Я не привык... сидя спать...
   "Может, она права? - подумал Пятый. - Если бы рыжему было совсем плохо, он бы не говорил ни про руку, ин про то, что сидеть ему надоело... Словом, не капризничал бы. То есть мне так кажется. А на самом деле... Я же ничего толком про это всё не знаю, а сам - чертовски плохой пример того, как себя ведут больные. Может, им так положено? Ладно, спрошу, когда они придут".
   Пятый просидел с Лином три часа - и всё это время держал его руку у себя на коленях, чтобы снова не затекла. Так его и застал вернувшийся Лукич.
   - Что это ты делаешь? - спросил он, прикрывая дверь в коридор.
   - Он жаловался, что рука болит, вот я и... - начал было Пятый.
   - Молодец, правильно сообразил. Но с чего ей затекать было, не пойму. Фиксаж совсем свободный.
   - Капризничает он, - признался Пятый. - Всё ему не так.
   - Это хорошо, что капризничает. Когда всё равно - плохо. А придирается - значит, немножко ожил.
   - Ему можно будет полежать? - спросил Пятый.
   - Нет, отёк усилится. Ты пока пойди покури, а мы его покормим и понаблюдаем, - Лукич снова закрепи Лину руку фиксажем. - Хочешь - полежи немножко.
   - Не хочу, - Пятый поднялся со стула. - Когда мне возвращаться?
   - Через часок-полтора. Сменишь нас.
   ***
   Пятый вернулся в медпункт раньше, чем через час - волновался. Надежда Михайловна встретила его на пороге.
   - Зачем пришёл так рано? - спросила она сварливо.
   - Как он?
   - Он совершенно нормально поел и спит. И не мешай ему, ради Бога, отдыхать! Что тебе неймётся?..
   - Он один?
   - Лукич с ним сидит, караулит.
   - Рвоты не было? - с тревогой спросил Пятый.
   - Говорят тебе - не было. На всякий случай царукал ему вкололи. Иди, отдыхай.
   - Я тогда тут посижу, рядом. Я мешать не буду, правда, - Пятый умоляюще посмотрел на медсестру. Та сжалилась.
   - Ладно, сиди. Только в комнату не лезь.
   Пятый даже пробовать не стал спать. Знал, что не уснёт. Час он просидел на корточках подле двери, потом сходил покурил, потом опять вернулся к медпункту. Надежда Михайловна вышла из медпункта ещё через час.
   - Сидишь? - спросила она.
   Пятый кивнул. Тяжело поднялся на ноги.
   - Ну как? - спросил он.
   - Всё нормально. Второй раз покормили, ест хорошо, рвоты нет. Иди спать, Пятый. Вечером ты нас сменишь.
   Пятый отрицательно покачал головой.
   ***
   На следующий день Лину стало получше. Он стал просить, чтобы в комнате выключили свет - мешает спать. Чтобы не ходили - от шума болит голова. Чтобы отвязали руку - опять затекает. Чтобы дали хоть немножко полежать. Чтобы... Всё кончилось тем, что Лукич прогнал Пятого прочь из медпункта и, немало не стесняясь, наорал на Лина так, что тот сразу сник.
   Примерно через полчаса в медпункте появился Володя, врач-терапевт из смены, который буквально волок на себе Пятого.
   - Он что - в обморок там упал? - с интересом спросил Лукич.
   - Нет. Но, по-моему, собирался, - Володя помог Пятому сесть на кушетку и пощупал пульс. - Во частит, а! За сотню.
   - Пятый, ты сколько суток на ногах? - спросил Лукич.
   - Шесть, по-моему, - неуверенно ответил Пятый. Последнее время он не обращал никакого внимания на смену дня и ночи.
   - А не ел ты сколько?
   - Не знаю... столько же, наверное. А что?
   - А то, что ты все эти дни только то и делал, что курил, сидел тут и нервничал. Ты на грани срыва, поэтому...
   - Что поэтому?
   - Только то, что сейчас ты выпьешь полчашки слабого чая, разденешься и ляжешь. Понял?
   - Я не хочу...
   - Ляг, урод недоделанный! Немедленно, понял! Мне тут второй клиент не нужен. Вечером поешь нормально... не перебивай меня! Поешь и снова ляжешь спать. А утром - посмотрим, будешь ли ты годен для употребления. Всё, я сказал.
   Пятый хотел что-то возразить, но, едва лёг - все возражения куда-то пропали, улетучились. Спать! Господи... Только спать...
   Лукич с сомнением поглядел на Пятого, уснувшего на не застеленной койке прямо в одежде. Покачал головой.
   - Грязный, как чёрт, - с осуждением сказал он. - Ладно, пусть отдохнёт, а то намаялся. Нельзя так нервничать, так и с ума сойти не долго.
   Он подошёл к Лину.
   - Что, довёл друга? - с упрёком спросил он. Лин промолчал. - Не стыдно?
   - Я не хотел... - ответил Лин тихо. - Я...
   - Я знаю, что ты не нарочно, - успокоил его Лукич. - Просто...
   - Да ничего... я же... вижу... что не прав... но...
   - Успокойся. Всё будет хорошо. Да и Пятый, конечно, тоже хорош, нечего сказать. Ладно, всё образуется.
   - У вас... одеяла для него... нету?.. - спросил Лин. Ему было совестно, досадно, жалко Пятого. Конечно, он, Лин, тоже виноват. Но когда Пятого нет рядом, ему почему-то становится хуже - усиливаются боли, немеет привязанная рука, кружится голова. Почему - Лин и сам не мог понять. Просто Пятый, видимо, был ближе всех на этом свете. Остальные - чужие. Совсем чужие. Да, они стараются, помогают, но они не понимали Лина. А Пятый - понимал. Это для рыжего и был самый важный критерий оценки. Только Пятый мог догадаться о том, о чём Лин никогда бы не посмел признаться, сказать вслух. Даже без обмена мыслями. Просто знал. Как себя. Ты же не будешь сообщать своему уху о том, что у тебя заболел палец.
   - Я поищу. Лин, вот ещё что. Скажи ему, когда он проснётся, чтоб поел. А то, сам пойми, его так надолго не хватит. Можешь его даже отругать. Это только на пользу пойдёт.
   - Он мне... не поверит... - Лин закашлялся, еле остановился, всхлипнул от боли в шве. - Лучше вы...
   - Я тоже скажу. Когда кашляешь, кстати, стоит придерживать живот рукой, так поменьше боль.
   - Сил нет... может, привязать?..
   - Не выйдет. Боюсь я тебя трогать. Терпи тогда. Пить будешь?
   - Да. Только немножко...
   ***
   Пятого разбудили к ужину. Проснулся он с трудом, вставать ему совершенно не хотелось, но Лукич заставил его встать, сходить в душевую для надсмотрщиков, помыться, переодеться в чистую одежду.
   - Я уж молчу про то, что неприлично в таком виде ходить, - ворчал он. - Так ведь это ещё и вредно! И вообще - как только человек начинает опускаться, он первым делом перестаёт мыться и как-то следить за собой. Так нельзя, и поэтому я не позволю тебе превратиться в такую пакость. Вымой голову, мыло я тебе дам.
   Из душа Пятый вышел уже поувереннее, чем вошёл - вода немного взбодрила, но хватило этой бодрости ненадолго. Лукич и Надежда Михайловна заставили его съесть тарелку картошки и выпить чаю. Причём сумели весьма ненавязчиво - усадили за стол ужинать вместе с ними самими. После еды Пятого мгновенно сморило, он едва дотащился до кровати и уснул в тот же момент, как прилёг.
   - Совсем измучался, - заметила Надежда Михайловна. - Почти неделю просидел, как приклеенный. Первый раз такое вижу.
   - А я уже не первый. Тут несколько лет назад их понесло в город зимой. Сами понимаете - истощённые, больные, раздетые. Лин застудился, капитально причём - почки, лёгкие. Так этот просидел с ним неделю на чердаке. Сам вывел из кризиса - уж не знаю, где, но сумел достать лекарства, какую-то одежду. Потом сам же привёз обратно. Как справился - до сих пор загадка.
   - И наоборот бывало?
   - А как же. Пятому, кстати, везёт ещё меньше, чем Лину. Постоянно он влипает в какие-то неприятности - то под пулю попадёт, то под чью-нибудь горячую руку. Защитить некому - на "трёшке" нет ни фельдшера, ни постоянного кабинета. Сама видишь - пусто. А Пятый... куда он денется. Отоспится.
   - Ты прав, наверное. Спи, сынок. Всё хорошо будет. И с тобой, и с ним. Какая же это всё-таки несправедливость, а, Лукич? Ребята-то хорошие, честные, не какая-то шваль подзаборная, не преступники. Ведь так?
   - Так, - согласился Лукич. - Вот только на счёт оценки я бы воздержался. Не нам судить о том, какие они на самом деле. Понимаешь, Наденька, это задачка не для нас с тобой. Мы - просто прислуга при господах. Нам сказали - мы сделали. А то, чтобы судить, кто тут прав, а кто виноват... уволь.
   - Может, это и так. А может, и нет. Мне жалко одного мальчишку, которого покалечили и чуть не отправили на тот свет. Мне жаль второго мальчишку, который сходит с ума, видя, что происходит с его братом...
   - Братом? - удивился Лукич. - Это что-то новое. Он так и сказал - с братом?
   - Не совсем. Это не важно.
   - К сожалению, важно всё, что окружает эту парочку. В отчёте напишешь про брата. Поняла?
   - Хорошо. Мне-то что?.. Хоть про марсиан напишу.
   - Не ёрничай, Надежда. Не смешно. И ещё момент, на счёт мальчишек. И одному, и второму - далеко за тридцать. Я их мальчишками помню, кстати. У меня язык не повернётся их сейчас так назвать.
   - А мне показалось...
   - Не тебе одной. Я до сих пор удивляюсь - как они ещё живы? Может, и правда Бог есть и он им как-то помогает?.. Не знаю. Ты только никому про это не скажи, Надя, но... Я расстроился, когда понял, что Лин останется жив.
   - Почему?! - несказанно удивилась Надежда Михайловна.
   - Да потому, что мы его снова, понимаешь, снова! обрекли на такие муки, что и в страшном сне не приснятся. Вот поэтому я и расстроился. Думал, что он отмучался. А он выжил, на свою голову. Всё - по кругу... Нет, я больше не могу. Дам заявку на постоянного фельдшера для третьего, пусть ищут. А я не хочу больше всё это видеть. Это не для меня. Увольте.
   - Ну не надо, - успокаивающе сказала медсестра. - Всё образуется. Зачем так переживать-то, Лукич?.. Что сделано, то сделано.
   - Может, и так.
   ***
   Пятый проснулся посреди ночи. Его немного лихорадило, хотелось пить. Он сел на постели, зевнул, посмотрел на Лина (тот спокойно спал), потряс головой, отгоняя сон.
   - Ты чего? - спросила медсестра. - Спи дальше.
   - Курить хочется. Да и познабливает чего-то. Может, я зря поел?..
   - Брось болтать глупости. А если курить хочется, то сходи по быстрому, я разрешаю. Лукич спит, я пока дежурю.
   - Спасибо. Вы меня просто спасли. Вот только где взять сигарету?.. - в пространство спросил он. - На вахте, наверное, все спят...
   - Давай я с тобой схожу, что ли, - проговорила Надежда Михайловна. - Как думаешь, не проснётся он за пять минут?
   - Наверное, не проснётся, - с сомнением сказал Пятый.
   - Ладно, мы скоренько. Пойдём.
   Они встали у окна, Надежда Михайловна вытащила из кармана пачку "Явы", вынула сигарету для себя и протянула сигареты Пятому.
   - Вы курите? - удивился Пятый. - Я и не думал...
   - Нашёл тоже ангела небесного, - усмехнулась она. - Курю. Давно.
   - Понятно, - Пятый повернулся к окну, посмотрел в холодную черноту за стёклами. - Мы, наверное, представляем собой жалкое зрелище, правда?..
   - Правда, - ответила она. Надежда Михайловна курила совсем не по-женски, держа сигарету огоньком в ладонь. - Но это, как мне кажется, не ваша заслуга. Я права?
   - Нет, - коротко ответил Пятый.
   - Знаешь, я хотела спросить кое-что. Вы с Лином говорили про ваш сон. Я запомнила одно слово - "арги". Хотела спросить - кто это такие?
   - Для чего вам это нужно? - спросил Пятый.
   - Честно?
   - Если можно.
   - Для отчёта, - вздохнула она. - Мы же каждый день пишем отчёты, если работаем с... прости, не могу сказать, но я... у меня спросят.
   - Вы пишите на кассету или на бумаге? - спросил Пятый, мучительно вспоминая, какие ещё носители информации тут существуют. Но кроме бумаги и магнитной ленты ничего не вспомнил.
   - Да Бог с тобой, милый! Какие кассеты!.. Всё пишем. Говорят, бумага стерпит. Да что тут поделаешь? Положено. Мы люди подневольные.
   - Жалко, - сказал Пятый. - Я-то думал, что мы тут одни такие... Давайте, пишите. Есть на чём?
   - Я принесу. И Лина проверю заодно.
   Она вернулась быстро, принесла несколько листов, шариковую ручку и планшет. Пятый всё ещё курил.
   - Ну что там? - спросил он.
   - Спит. Давай, диктуй.
   - Так... Арги - крупные рептилии, хищники, внешне напоминают ихтиозавров, но могут выходить на сушу... агрессивны, опасны для человека. Что ещё?..
   - Да хватит, наверное, - сказала Надежда Михайловна.
   - Дайте, я посмотрю, - Пятый взял у неё листок, скользнул по нему взглядом. Потом поднял с подоконника ручку и приписал внизу листа: "С моих слов записано верно. Номер пять, "тим" номер восемь, предприятие номер три". Он писал крупными печатными буквами, немного странными - "е" перевёрнутое, гротескное, "л" и "м" имели непривычно вытянутые вверх добавления - палочки перед каждой буквой, соединенные с начальными штрихами... Надежда Михайловна с удивление посмотрела на эту приписку.
   - Откуда ты это взял? - спросила она. - Я имею в виду форму...
   - Я как-то побывал в отделении милиции, - ответил Пятый.
   - Понятно.
   - Там всё обошлось, - сказал Пятый. - К счастью. Я не ожидал, что я так легко отделаюсь.
   Он прислонился виском к холодному стеклу, закусил губу. Надежда Михайловна смотрела на него с любопытством, изучая. Он это видел, но ему, вероятно, было всё равно. Кстати, ни он сам, ни Лин, не вызывали у Надежды Михайловны какого бы то ни было сочувствия. Они были слишком странными, всё, с её точки зрения, выдавало в них чужаков, но она по многолетней привычке выполняла свою работу, не сильно задумываясь о том, для кого или для чего это надо. Те слова, что она говорила для Лукича, были просто принятой формой для обозначения стандартного сочувствия, внешнего проявления, которое ничего в себе, по сути дела, не несло.
   - Слушай, может стул тебе принести? - спросила она. - Посидел бы тут, покурил, почитал. Если не спиться...
   - Не стоит, я сейчас пойду, - ответил Пятый. Поднял голову, поглядел на Надежду Михайловну. Тяжёлые волосы упали на глаза, он отвёл их ладонью, медленно, словно через силу. Странный. Непривычный. Поэтому - потенциально опасный. По крайней мере, ей так кажется. Смешная, ей Богу!.. Он посмотрел на приоткрытую дверь в комнату, на светлое пятно в тёмном коридоре, потом перевёл взгляд на медсестру. Зрачок, только что превратившийся в тоненькую щёлку, снова стал расширяться.
   - И вы меня боитесь, - констатировал Пятый. - Почему?
   - Да не боюсь я, - натянуто усмехнулась она. - Просто... как бы это сказать...
   - Да что там, - Пятый снова отвернулся. - Вы не первая. Хоть отвращения не вызываю - и на том спасибо.
   - Ты вёл себя... прямо как нормальный человек, понимаешь? - сказала она. - Я не раз видела, как люди переживают, когда у них такая же беда. Совсем, как они. А теперь, как другу твоему полегче стало...
   - Мой друг - точно такой же, как я. Понимаете вы это? - Пятый отошёл от окна, с мольбой посмотрел на медсестру. - Я не хотел бы, чтобы между нами, хотя бы в эти дни, пока Лин... пока ему настолько плохо... чтобы между нами стояло это непонимание и неприятие. Я вас очень прошу - не принимайте преждевременных решений, не оценивайте нас так...
   - Как? - спросила она.
   - Как чужаков, способных на что-то плохое. Я понимаю, что выгляжу... с вашей точки зрения, несколько непривычно, но я в этом не виноват.
   - Не переживай, хорошо? - медсестра уже овладела собой, собралась. Нет, в самом-то деле, может, он прав? Что ей показалось странным?.. Волосы? Ну да, густые очень, хорошие в принципе. Только прямые и чёрные, а она в юности приходила в восторг от вьющихся светлых. Глаза? Да, тут ничего не поделаешь - глаза сильно подкачали. Пугают. Чёрные, зрачок этот мерзкий. Как у кошки или у чёрта. Вот только мольба в этих страшных глазах - человеческая. И мука - тоже. И боль... Лицо? За такой худобой и не разберёшь, что там в лице не так. Кстати, у Лина это "что-то" тоже присутствует. Она вдруг поняла - что. Слишком скулы высокие. И нет этой мужской угловатости, грубости. А она не привыкла к таким лицам, почти бесполым - не поймёшь, мужик или баба, бороды-то у них нет... Вот, точно! Бороды не растут. Тоже неправильно. Много всего...
   - Простите, - тихо сказал он. Опустил взгляд. Привычно, покорно. Плечи ссутулились, несколько прядей сильно поседевших волос снова скрыли лицо. - Я не хотел поднимать эту тему. Это случайность. Я пойду...
   - Иди ложись спать, - попросила она. - Лукич рассердится.
   - Он не узнает. Я хочу побыть один. Вы не возражаете?
   - Возражаю, я же уже сказала. Пойдём, ладно?
   - Хорошо, - согласился он. Опустил голову ещё ниже, схватился за подоконник, несколько раз глубоко вздохнул. - Простите... я сейчас...
   - Идём.
   ***
   Он проснулся днём, в окна медпункта светило яркой зимнее солнце. Проснулся - и понял, что совершенно не хочет вставать. Словно он не отдыхал ночью, а, напротив, провёл её в зале, таская ящики. Он как будто устал ещё больше. Пятый посмотрел на Лина. Возле того стояла Надежда Михайловна, она что-то собирала с тумбочки, Пятый не видел - что. Лукич сидел на стуле у стола и что-то быстро записывал в большую тетрадь в унылом коричневом переплёте.
   - Алексей Лукич, - позвал Пятый, - мне вставать?
   - Проснулся? - Лукич закрыл тетрадь, подошёл к Пятому. - Как спал-то?
   - Неважно, - признался Пятый. - Устал ещё больше, чем было...
   - Реакция, - ответил Лукич, пожав плечами. - Полежи ещё, если хочешь.
   - Я не знаю... А как Лин? Если он без меня, то...
   - То всё лучше, чем с тобой. И не выпендривается, и ест хорошо. Надя, как там? Поел?
   - Всё до крошки. Лин, вон смотри, Пятый проснулся, - позвала Надежда Михайловна. - Как думаешь - вставать ему, или ещё полежать?
   - Пусть лежит... Пятый... - позвал Лин. Пятый сел на постели, с тревогой посмотрел на друга. - Не спишь?..
   - Нет. Я сейчас, Лин, сейчас встану и...
   - Не надо... отдыхай... пожалуйста... - попросил Лин. - Алексей Лукич... вы посмотрите, на кого... он похож... не разрешайте ему...
   - На кого похож... - проворчал Лукич. - Так смерть рисуют, вот на что он похож. Всё, Пятый. Это вопрос решённый. Сегодня ты лежишь.
   Два раза предлагать не пришлось - Пятый обессилено опустился на подушку и закрыл глаза. Через минуту он уже спал.
   - Зачем он так... себя довёл... - прошептал Лин. - Если бы я... мог... хоть как-то...
   - Рыжий, ты не по делу думаешь, - с упрёком сказал Лукич. - Ты бы придумал, как нам его сутки в кровати удержать - это было бы дело. А то... казниться-то и плакаться любой может. Мысли есть?
   - Нет... пока нет... я постараюсь... - Лин поморщился, вздохнул. - Попробую...
   - Ты пока тоже поспи, а то через час приедет Гершелевич. И будут тебя мурыжить часа два, не меньше. Правда, есть и хорошие моменты. К примеру, трубку могут снять. По крайней мере, я считаю, что можно.
   - Господи... какую?.. - с надеждой спросил Лин.
   - Канюлю. Хоть говорить сможешь получше.
   - А шунт?..
   - А шунт нельзя. И про то, что полежать охота, тоже можешь не заикаться. Терпи. Вены тоже пока плохие, поэтому катетер оставят.
   - Катетер... это нормально... больно немного... но терпимо... вот шунт...
   - Ты дурной, что ли? Я же сказал - нельзя.
   ...Сменная бригада приехала через полтора часа. Эдуард Гершелевич первым делом осмотрел Пятого, сказал, что с такими симптомами впору везти на базу, и что нечего было распускать - сами виноваты. Сильнейшее переутомление, нервный срыв, голодовка. Со всеми проистекающими оттуда последствиями. В общем, ни о каких "вставать" и речи не может идти - опасно. Лежать, спать, если проснётся - кормить понемножку, желательно - тоже лёжа.
   - А это почему? - удивился Лукич.
   - Сердце не выдержит. Чуть перегрузишь - и привет. Ты ему сейчас "буку" покажешь или наорёшь на него - ему этого хватит. Понял?
   - И долго ему лежать?
   - Хорошо бы недельку. Но минимум - три дня. И вот ещё что, Лукич. Постарайся впредь не позволять ему загонять себя до такой степени. Он это умеет очень хорошо, просто мастерски умеет, не спорю, но... Я понимаю, что тут некому следить было, что все были сильно заняты Лином. Что постоянного фельдшера пока что нет. Что вы все тоже устали. Но если он помрёт у вас на глазах от переутомления - это вам, да и мне, с рук просто так не сойдёт. Это - приговор. Последи.
   - Постарайся найти сюда фельдшера. Иначе твой прогноз, Эдик, и впрямь может сбыться. Только не с моим участием, а...
   - Я тебя понял. Ищем, но ты сам знаешь - кого попало не возьмут. Проверяю ту бабёнку, что сейчас сидит на первом с тобой, но ей до этой работы - как от земли до неба.
   - Валя?.. - с сомнением протянул Лукич. - А что?.. Она бы справилась. Вполне потянула бы. Я буду её рекомендовать.
   - Смотри, у себя от сердца отрываешь, - пожал плечами Эдуард Гершелевич. - Впрочем, как бы то ни было, до того, как тут появится свой фельдшер пройдёт как минимум год. И этот год надо выдержать. Желательно - без эксцессов. Понятно?
   - Понятно. Сердечное ему колоть?
   - Коли конечно. И витамины коли. И транквилизаторы, чтобы сильно не рыпался. Пошли посмотрим, как там рыжий. Заскучал небось...
   Лин встретил их улыбкой, правда она получалась пока немного жалкая, но всё лучше, чем ничего. Эдуард Гершелевич улыбнулся в ответ, присел на край кровати.
   - Как дела? - спросил он. - Ожил?
   Лин кивнул.
   - Это хорошо. Боялись мы, дружок. Ты так больше не делай, не пугай нас.
   - А что... я сделал?.. - не понял Лин.
   - Помирать ты собрался. Постарайся впредь не попадаться. Ни мне, ни Лукичу. На этот раз пронесло, слава Богу.
   - Хорошо...
   - Так, ладно. Лирику оставим на "после чая". Лукич, что ты хотел предложить?
   - Давай канюлю снимем. Он замучался с ней совсем. Пожалей человека.
   - Жалей тут вас всех... надоели! Ладно. Готовь заморозку, а я пока шовный достану.
   Через двадцать минут Лину наложили на шею последний шов и Эдуард Гершелевич отправился мыть руки. Алексей Лукич забинтовал Лину горло и спросил:
   - Доволен?
   Лин кивнул - говорить пока что было нельзя. Показал глазами на шунт, с мольбой посмотрел на Лукича.
   - Эдик, - позвал тот. - Он ещё про шунт много всего приятного говорил.
   - Рыжий, и не мечтай, - отрезал старый хирург. - Ещё две недели.
   Лин тихонько застонал сквозь стиснутые зубы.
   - Понимаю. Но ничем помочь не могу. Терпи.
   - Что я и говорил, - заметил Лукич. - А он не верил.
   - Он хороший, но настырный... Всё будет в порядке, Лин. Я тебе обещаю.
   ***
   Пятый проснулся уже под вечер. Он всё ещё чувствовал себя неважно, но по сравнению с тем, что было днём, ему стало полегче. Присел на постели, поёжился - под одеялом было тепло, а когда вылез из-под него - стало зябко и неуютно. Осмотрелся по сторонам. Ни Лукича, ни Надежды Михайловны. Вообще никого, кроме мирно спящего Лина. А что это у него с шеей такое? Трубку вынули, догадался Пятый. Слава Богу.
   Он встал с кровати, натянул штаны, одел балахон. Подошёл к Лину, сел рядом с ним на стул, дотронулся до руки, поправил сползшие подушки. Руки у Лина были тёплыми. Он хорошо дышал, ровно, спокойно. Выбрался. Господи, спасибо тебе... спасибо от недостойного. Спасибо за то, что не дал перейти ту грань, за которой уже ничего не имеет значения - ни раны, ни голод, ни усталость. Если бы Лин умер, для Пятого исчезло бы всё, что он знал. И некому бы было напомнить о том, что было раньше. Спасибо, Господи. Не отнял, простил. На этот раз простил...
   Пятый глубоко вздохнул, встал со стула и вышел из комнаты. И тут же его поймал Володя, врач из второй бригады.
   - Ты куда? - с ужасом в голосе спросил он.
   - Я? - удивился Пятый. - Простите, но... я должен докладывать о каждом шаге, что ли?
   - Должен. Куда тебя понесло?
   - Вообще-то в туалет, - шепотом сказал Пятый. - Я не могу понять - что тут такого? Почему...
   - Немедленно в постель!
   - Да вы что - с ума тут все посходили, что ли? - Пятый покрутил пальцем у виска. - Я что - не имею права...
   - Тебя утром хотели везти на базу, об этом ты знаешь?
   - Это ещё почему?
   - Потому, что Эдуард тебя посмотрел и сказал, что ты еле живой. Тебе полагается лежать в лёжку трое суток.
   - Но при чём тут...
   - Пошли обратно.
   - Уйдите с дороги!
   - Хорошо, пошли. Только вместе со мной и потихонечку, - согласился Володя. - Если тебе меня не жалко, то пошли.
   - Чем он это мотивировал? - спросил Пятый по дороге. Идти и в самом деле было тяжеловато, но не настолько тяжело, как это бывало с "тиме" или в зале. Вполне терпимо.
   - Он сказал, что ты переутомился и что если тебя не прикрутить на трое суток к койке ремнями, ты можешь отдать концы. Про стресс говорил. И про недоедание. И вообще, мы обратно сегодня пойдём?
   - Минуту подождите. А то мы с вашим темпом, Володя, дойти никак не можем, - со вздохом сказал Пятый. Его раздражало общество врача, но послать его куда подальше он не мог. Из-за Лина. - Подождите минутку.
   Володя отстал только тогда, когда Пятый снова лёг на койку. Лин к тому времени проснулся и молча наблюдал за происходящим.
   - Пятый, поесть тебе принести? - спросил Володя. - Ужин сегодня хороший, мы-то все поели, а ты проспал. Там твоя порция дожидается.
   - Я мог бы и сам пойти и поесть, - спокойно сказал Пятый. - Я чувствую себя совершенно нормально. Правда.
   - Вы не верьте... - тихо сказал Лин. - Сказали, чтобы он лежал... Врачи же лучше знают?..
   - Согласен. Пятый, пойми, это - для твоего же блага. Тебе же не зла желают, а только хорошего.
   - Я понимаю, - ответил Пятый. - Только лежать мне совершенно не хочется.
   ---- А как же, - вздохнул врач. - Только это распоряжение не я отдавал. Потом сам со стариками разбирайся.
   - Я разберусь, - пообещал Пятый. Он лёг на кровать поверх одеяла и с вызовом посмотрел на врача. - Устраивает?
   - Нет, - ответил тот. - Так не положено.
   - Могу перевернуться на какую-нибудь другую сторону.
   Лин тихо засмеялся.
   - Что вам не нравится? - спросил Пятый. - Я лежу, никуда идти не собираюсь. Опять что-то не так?
   - Пятый, ну хватит, - попросил Володя. - Ты для кого этот цирк устраиваешь? Для меня? Так мне он не нужен.
   - Для Лина, - пояснил Пятый. - Ему полезно немного поразвлечься. А то заскучает ещё ненароком - что я потом буду делать?..
   - Не дадут ему поскучать, - ответил врач. - Его скоро возьмут в оборот, вот увидишь.
   ***
   - Может, не стоит? - с тревогой спросил Пятый Эдуарда Гершелевича. - Это же тяжело - ехать. А вдруг...
   - Замолчи и послушай, - приказал тот. - Оперировали его десять суток назад. Мы просто обязаны проверить, что там и как. Так что не возражай.
   - Но...
   - Без "но", - отрезал старый хирург. - Нельзя же столько времени прибывать в неведении. Тем более, что это не так долго, как тебе может показаться. А тебе ехать нельзя ни в коем случае - я всё ещё побаиваюсь за тебя. То есть с сердцем у тебя всё почти нормально, но вот с нервами... Так что сиди тут.
   ...Этот разговор происходил в коридоре перед медпунктом, в некотором отдалении от двери - чтобы не слышал Лин. Оба старика - и Алексей Лукич, и Эдуард Гершелевич - сошлись на том, что Лина нужно свозить на рентген. На первое предприятие, благо там была установка. Не прозванивая на "трёшку" они вызвали из города рентгенолога, а сами поехали за Лином. И наткнулись на препятствие - Пятый был категорически против поездки.
   - Я не понимаю, зачем вам это нужно. То есть, не зачем вам это нужно вообще, а nbsp; - Жалко, - сказал Пятый. - Я-то думал, что мы тут одни такие... Давайте, пишите. Есть на чём?
зачем вам это нужно сейчас, - сказал Пятый под конец разговора. Он явно сдался, но всё же пытался найти хоть какое-то объяснение происходящему. Лин воспринял идею хотя и насторожено, но всё же более спокойно, чем Пятый.
   - Сиди тут, - приказал Лукич Пятому. - Никуда мы не пропадём, не волнуйся. И с Лином ничего плохого не случится. Подумаешь, снимки сделать, велика важность. В конце-то концов, его этот шунт довёл уже по самое не могу. Может, его скоро можно будет снять.
   После того, как они уехали, Пятый встал на бессрочную вахту подле окна. Он волновался с каждым часом всё больше и больше. Ему всё не нравилось - и то, что Лина, которому всё ещё нельзя было лежать, вынесли на стуле; и что они взяли с собой только два одеяла; и что их всё ещё нет, а прошло уже почти четыре часа, и что...
   Наконец, когда Пятый уже стал потихонечку собираться биться головой о стену, на дороге показался "УАЗ". Который ехал очень-очень медленно. Пятый бросился вниз, остановился у проходной (его бы всё равно не пропустили, а рисковать и выходить принятым у него и у Лина способом, он не хотел), до боли сжал кулаки и прислушался.
   - Уже почти пришли... ну потерпи, рыжий... хватит, я сказал!..
   Дверь открылась. Двое охранников тащили стул, на котором, опустив низко голову, сидел Лин, затем вошли врачи.
   - Ребят, не уроните, - попросил Лукич. - Наверх, в медпункт... Пятый, ты здесь?
   - Да.
   - Пока они ждут лифт, пойди, поправь постель, - распорядился Лукич. - Эдик, это что-то!.. Ты согласен?
   - Лёша, не травите мине душу, как говорят в Одессе, - сквозь смех ответил Эдуард Гершелевич. - Нонсенс, право слово...
   - Что случилось? - спросил Пятый, останавливаясь.
   - Иди, стели, - поморщился Лукич. - Потом расскажем.
   Когда Лина, наконец, устроили, Пятый подошёл к нему, спросил:
   - Лин, ну как?..
   Лин посмотрел на Пятого, взгляд его был совершенно измученным, губы потрескались и пересохли, их обметало лихорадкой.
   - Кошмар... - прошептал Лин. - Если бы я знал...
   - Попить принести? - спросил Пятый. Лин кивнул.
   - Никаких "попить", - отрезал Лукич. - Пить и есть - после уколов. И не раньше, чем через час.
   - Так что случилось? - спросил Пятый.
   - Да ничего особенного... поначалу. Приехали. Ну, тоже конечно, не сахар, но... нормально. Но потом!.. Как всегда у нас в стране: то плёнки нет, то снимок не вышел, то аппарат барахлит. Рыжий уже поустал, а прилечь... ну, не прилечь, а присесть нормально, так, чтобы кровать или кушетка была, просто негде. Сам на столе ночую. Пока ждали, пока снимки сохли, пока смотрели... устал ещё сильнее. Так, Лин?
   - Так, - ответил Лин. - Я же не...
   - Я так и понял. Ну и вот. После того, как всё это кончилось, мы поехали сюда. И по дороге Лина пробрало...
   - В смысле? - не понял Пятый.
   - Он стал стонать на каждой кочке и рытвине. Причём с каждой ямой громкость потихонечку повышал. Водитель наш сегодняшней, Серёжка, парень добрый, совесть у него есть, стал нашего Лина жалеть. А пожалеть он мог одним только способом - ехать помедленнее. Так мы и ехали - где двадцать пять километров в час, где тридцать... И вместо получаса мы тащились полтора.
   Пятый покачал головой и посмотрел на Лина. С тревогой.
   - Лин, ты как сейчас? - спросил он.
   - Да уже получше, - ответил тот. - Только очень... хочется пить... я же весь день... не пил... ну дайте... хоть чай...
   - Хорошо, сейчас дадим, - смилостивился Лукич. - Не тошнит тебя?
   - Нет... - Лин посмотрел на Пятого умоляющим взглядом. - Я же говорил, что... не тошнит...
   - Алексей Лукич, что там было на снимках? - поинтересовался Пятый. Он сел рядом с Лином на кровать и отдал тому чашку с холодным чаем. Руки Лина слушались неважно, так что чашку приходилось придерживать.
   - Да всё ничего. Могло бы быть лучше, но, учитывая его общее состояние - вполне нормально.
   - Слава Богу, - Пятый взял у Лина кружку, постави её на тумбочку. - Я боялся, чего скрывать. Расскажите подробней.
   - Я сомневаюсь, что ты поймёшь, - промямлил Эдуард Гершелевич. - По крайней мере, шунт снимать ещё рано. Плеврит - нехорошая штука. Понимаешь, Пятый?
   - Понимаю, - ответил Пятый. - Что с отёком?
   - Почти прошёл. Но я бы не рекомендовал пока лежать, много пить... Мы попробуем повторить курс антибиотиков, сменим препарат... Помнишь, тебе тоже меняли?
   - Помню, конечно. У меня память хорошая.
   - Заживление идёт хорошо, швы снимем скоро. Да больше и рассказывать-то не о чем. Лин!
   - Да...
   - С завтрашнего дня будешь пробовать садиться без опоры. Готовься к тому, чтобы начинать вставать. Залёживаться вредно, и так уже пролежни появились.
   - А как я буду... ходить с шунтом?..
   - А так же, как другие ходят, - отрезал Лукич. - Ничего в этом страшного нет. Теперь поспи часок, а потом поужинаешь. Пойдёт? - Лин кивнул. - Пятый, ты тут побудешь?
   - Побуду, - ответил Пятый. - Я как раз об этом хотел попросить.
   - Ну и славно. Пойдём, Эдик, кофейком побалуемся...
   Они вышли. Пятый снова подсел к Лину. Спросил:
   - Устал сильно?
   - Очень... У меня всё болит... и холодно... я бы лучше... умер... чем всё это... терпеть... - прошептал Лин.
   - Ты сам слышишь, что говоришь? - спросил Пятый, набрасывая на Лина второе одеяло. - Слова-то какие: "болит", "холодно", "терпеть". Если ты чувствуешь боль и холод, если ты можешь... или не можешь их терпеть - это значит, что ты живой. Это очень много, уж поверь мне.
   - Почему?..
   - Хотя бы потому, что я влипал несколько чаще, чем ты, - ответил Пятый. - И ещё. Зачем ты так себя повёл в дороге?
   - Как?..
   - Зачем ты стал ныть? - удивился Пятый. - Неужели трудно было потерпеть? Я не верю, что...
   Лин судорожно вздохнул и отвернулся, чтобы Пятый не видел, что он помимо воли плачет. Ему хорошо говорить!.. А попробовал бы он просидеть десять дней подряд, с этой кривой железкой, торчащей из бока, с швом, который постоянно зудит, с болью в разрезанной шее... А потом бы говорил. Ему легко...
   - Лин, не надо, - попросил Пятый. - Я был не прав, прости. Хочешь ещё чаю?
   - Нет... - ответил Лин. - Я спать хочу...я устал...
   - Лин, прости меня, - Пятый поставил стул рядом с кроватью, сел. Погладил Лина по худому острому плечу, поплотнее укутал одеялом. - Ты согрелся?
   - Да... немного... - Лин повернулся к Пятому и сказал: - Я - не ты... я не могу... так терпеть... молча... то есть... не всегда... могу... Я сорвался... мне показалось, что... они нарочно... выбрали такую... плохую дорогу...
   - Ты же знаешь, что это не так.
   - Тогда мне было... проще думать... что это так... я сам себя... оправдывал... понимаешь, о чём я?..
   - Понимаю, - ответил Пятый. - Я знаю, что так делать просто нельзя. Что это - не выход. Тебе нужно отдохнуть, поспать, потом поужинать - и ты сам поймёшь, что это просто была минутная слабость. Что ты на самом деле не такой.
   - Не оправдывай... меня... - попросил Лин. - Я и так... знаю...
   - Хорошо, не буду, - пообещал Пятый. - И ругаться не буду, и оправдывать. Я тоже немного полежу, за компанию. Хорошо? Или посидеть с тобой?
   - Посиди... за компанию... потому что полежать... за компанию... не получится... из-за шунта... чтоб его...
   - Хватит, Лин. Отдыхай.
   ***
   Шунт Лину сняли через шесть дней. А ещё через день ему наконец-то разрешили лежать. Оказывается, для счастья нужно совсем немного - вынуть из бока железку и убрать две лишние подушки. Лин после всех манипуляций проспал почти сутки, ему было наплевать и на уговоры Лукича, что надо вставать, и на просьбы Пятого поесть. Он лежал - и это оказалось счастьем. На вторые сутки за Лина взялись Лукич и Пятый, которые решили объединить усилия.
   - Нет, это просто какой-то подлец! До чего упрямый, а! - возмущался Лукич. - Надо было оставить этот шунт ещё на месяц!..
   - Лин, у тебя совесть есть? - спрашивал Пятый.
   - Да иди ты... - вяло огрызался Лин и натягивал одеяло на голову.
   - Лин, перевернись на спину, мне надо...
   - Не хочу!.. Отстаньте от меня...
   - Лин, мне надо снять швы, - строго сказал Лукич.
   - Завтра...
   - Нет, сейчас! Я тоже упрямый, - Лукич сдёрнул с Лина одеяло и силой перевернул на спину. - И не рыпайся!
   - Да что вы все - с ума посходили!.. Не трогайте!..
   - Лин, заткнись, - ласково попросил Пятый. - Лежи и молчи.
   - Я же сказал, что... ой! Больно же!..
   - Терпи. Пятый, пойди и позови кого-нибудь на подмогу.
   - Зачем?
   - Держать этого идиота.
   - Я сам могу, - Пятый подошёл к Лину и так на того глянул, что Лин сразу притих. - Пойдёт?
   - Пойдёт. Так и стой. Я скоро всё сделаю, рыжий. Осталось немного. Да, накладывать эти швы - процесс гораздо более трудоёмкий и долгий, чем их снимать... всё. Свободен. Можешь спать дальше.
   - Я теперь не хочу, - ответил Лин, садясь. За последние дни ему существенно полегчало. Ходить он, правда, ещё не мог. А вот сидеть получалось очень даже ничего. - Пятый, помоги добраться до стула.
   - Зачем? - спросил Лукич.
   - Сидеть у окна и считать ворон, - зло ответил Лин. - Зачем ещё? Что тут можно делать?
   Лин скучал и ничего не предпринимал, чтобы это как-то скрыть. Он, в отличии от Пятого, никогда не был сдержанным. А после болезни он стал ещё более раздражительным и вспыльчивым, чем до неё. Конечно, это можно было понять. И простить. Если бы Лин, как таковой, был бы кому-нибудь, кроме Пятого, нужен. То есть нужен просто так, не для дела. Поэтому его поведение вызывало преимущественно не сочувствие, а возмущение. Лин в тайне мечтал вернуться поскорее в "тим", только бы не видеть этих надоевших лиц и не слушать упрёки. Даже в "тиме" было легче. Там, по крайней мере, не было этого постоянного осуждения. Там просто били. И всё.
   - Лин, не надо пока тащиться к окну. Тебе полагается лежать два часа. После того, как снимают швы, нужно полежать, и только потом...
   - Может, хватит? - едко спросил Лин. - Сколько можно...
   - Это разговор ни о чём, - тихо произнёс Пятый. - И мы его прекратим.
   ***
   Смеркалось. Погода испортилась, небо стали затягивать низкие облака. В окно бил ветер, не по зимнему тёплый, влажный. За окном уже не возможно было что-либо различить - всё заволокло тяжёлой мутной мглой...
   - Пятый, я был не прав...
   - Я знаю. И что с того?
   - Прости.
   - Хорошо, если ты считаешь себя виноватым, - Пятый стоял спиной к Лину и смотрел в окно. Как будто что-то решал для себя.
   - Хочешь дёрнуть? - напрямую спросил Лин. Пятый кивнул, не оборачиваясь. - Зачем?
   - Просто так.
   - Может, не стоит? - Лин потихонечку поднялся на ноги и, морщась от боли в шве, поковылял к стулу, что стоял подле окна. - Нарвёшься...
   - Ну и что? Я тоже устал от всего. И тоже хочу всё прекратить. Только я говорю об этом редко.
   - Пятый, сколько лет прошло, а ты всё...
   - Да, я о том же. Прошло... четырнадцать лет прошло, Лин. Вернее, почти пятнадцать, - Пятый повернулся к Лину. В его глазах не было ничего - ни осуждения, ни раздражения. Усталость. - Я так долго не выдержу, Лин. И не из-за того, что нас с тобой калечат, как хотят. А потому, что мы с тобой - в тупике. Понимаешь? Если бы хоть кто-то...
   - "Кто-то" - что? - не понял Лин.
   - Хоть кто-то к нам хоть как-нибудь относился. Не как к тренажёру для отработки приёмов. Не как к вещи, которую можно ломать, а потом - чинить. Как к людям. И всё... только это... жизнь бы получила смысл, понимаешь?
   - Понимаю. И что с того? Кому он нужен, этот смысл?..
   - Мне, рыжий. Я не вижу, что у нас впереди. Там так же темно, как сейчас на улице... и так же пусто, как в моей душе... Лин, постарайся поправиться поскорее, хорошо?
   - Это ещё для чего? Может, как раз стоит поболеть немножко подольше?..
   - Нет, не стоит. Я хочу в город. Может, там станет полегче...
   - Пятый, брось! Мы ничего с этим поделать не можем.
   - Нет, можем! Я чувствую, как меня жрёт этот эгрегор, понимаешь, Лин? Я его ощущаю физически, как ветер или как дождь. И, что самое плохое... Лин, я чувствую, что мне это нужно. Что я...
   - Да что ты, - усмехнулся Лин. - Уникум, тоже мне. Я это тоже ощущаю. И не делаю из этого трагедии. Бежать, искать кого-то... глупости это всё. Жрёт!.. Это - как наркотик, дружок. Мы оба - уже не те, что были раньше. Мы - часть этой системы, она приняла нас в себя. Детекторы пашут еле-еле, явно на прошлых отголосках своей же работы, мы седеем, даже немного постарели... память, и та подводит. Мы, по-моему, уже вообще непонятно кто. Только трагедии из этого делать не стоит.
   - Лин, ты не понял, - Пятый говорил медленно, едва слышно. - Я не то имел в виду. Детекторы не при чём. Мы сами, Лин. Я... я стал совсем другим, понимаешь? За это время я поменялся внутри... да так, что не могу узнать себя. Мне нужен кто-то, кто скажет мне - кто я теперь?
   - Никто, - ответил Лин. - Даже я не скажу.
   - Лин, это больше меня. Понимаешь? Больше, чем я сам. Это - не идеи, не стимулы... даже не пресловутое становление... Как будто кто-то вывернул меня наизнанку. Понимаешь?
   - Я это тоже чувствую. Только... не вывернул, конечно... а словно бы вложил что-то внутрь души.
   - Огонь, - прошептал Пятый.
   - Да, - ответил Лин. Он пододвинул стул поближе к другу и предложил: - Присаживайся. А то стоишь тут, как неприкаянный. Места хватит...
   - Спасибо, Лин. Это ты хорошо придумал. Слушай, я тут на досуге подумал, и понял, почему нас боятся местные.
   - И что у тебя получилось? - с сарказмом спросил Лин. - Опять из-за глаз?
   - Конечно. Только в Доме нас с аргами путали, а тут...
   - Ну-ка, ну-ка, просвети...
   - А тут - с чертями, ни много, ни мало.
   - Да, великолепно, - печально вздохнул Лин. - Чего только о себе не узнаешь!.. Нет, это правда?
   - Естественно правда. Я что, тебе лгал когда-нибудь, что ли? Мы - посланники дьявола, потом эти... как их?.. Забыл.
   - Исчадия ада, - подсказал Лин.
   - Это ты слишком. Там ещё что-то было связано то ли с волком, то ли ещё с кем-то похожим.
   - Класс какой! - Лин даже привстал от волнения. - А что ещё говорили?
   - Это всё, что я услышал, - признался Пятый. - Я курил за углом, а они у окна трепались.
   - Кто?..
   - Надежда Михайловна и какой-то хмырь из персонала. Шептались. Очень им хотелось выговориться на эту тему. Покоя мы и не даём.
   - Брось, не бери в голову. Покоя... - Лин, опираясь на подоконник, встал на ноги и поплёлся к кровати. - Спать ляжешь?
   - Не сейчас. Пойду, потолкую с Эдуардом.
   - Опять про меня? - с негодованием вопросил Лин, плюхаясь на кровать. Пружины звякнули, Лин выругался. - Не надоело?..
   - Надо, рыжий. И не про тебя, не волнуйся ты так. Хорошо? Так просто, от нечего делать. Мне кажется, нас ещё на несколько лет хватит, хотелось бы у него узнать, согласен он или нет. По моим представлениям мы ещё очень ничего. Пока не дошли, слава Богу до стадии "Господи".
   - Это ещё что такое?
   - Я вижу несколько вопросов, которые мы на протяжении времени задаём сами себе. Первый был - Господи, куда мы попали? Второй - Господи, что же нам делать? Третий будет - Господи, что же мы наделали? А последний - это уже не вопрос, а так... просто - Господи... И всё.
   - Может, ты и прав, - заметил Лин. - Значит, по-твоему, мы ещё пока ничего не сделали? Ты имеешь в виду то, о чём я думаю, не так ли?
   - Примерно так. Только ты, Лин, хочешь как-то уничтожить эгрегор, а я... я и сам не знаю, чего я хочу. Если его убить, этот эгрегор, то могут погибнуть люди. Так?
   - Так. И что? Они так и так погибнут. Живут-то мало... - Лин был смущён.
   - Может, это и правильно. Но я очень стараюсь найти какой-нибудь иной путь, не такой болезненный. Пока - безрезультатно.
   - Я тоже подумаю, - пообещал Лин. - Вот смех, а! Они там думали несколько дней, как спасти меня, а теперь я сижу и думаю, как спасти их. Долг платежом красен, что ли? Не знаю. Эдуарду от меня привет, - добавил он, увидев, что Пятый направляется к двери. - Передашь?
   - Как скажешь. Лин, ты только постарайся никому не ляпнуть про то, что я смыться хочу. А то эгрегор эгрегором, а плётка плёткой. Сам понимаешь... Да, по-хорошему у нас с тобой не получится. Статус не тот. Не сумеем. Сорвём всё к чертям собачьим. Ещё испортим чего-нибудь. Ты это умеешь. Думай...
   - Я подумаю, Дзеди. А статус... его можно поднять искусственно на короткое время. Я помню технику. Признаться, весьма смутно, но помню.
   - Я её хорошо помню, а что толку?.. Система опознает истинный статус.
   - Не бойся, что-нибудь придумаем. Всё будет хорошо.
  

**************************************************************************

   Время
   Если бы кто-нибудь спросил их тогда, что они чувствовали в те годы, когда жили на предприятие, они бы ответили, что это похоже на омут, на водоворот, в который их затягивало, медленно и бесповоротно. Всё меньше света, всё глубже и темнее вода, всё холоднее и тише становится вокруг. Омут. Тишина под тёмной водой... Но вот только спрашивать тогда было некому. И незачем...
   Тем не менее они жили. Сбегали, боролись, пытались как-то выплывать из этого огромного и страшного водоворота... но это было тщетно. Вода почти всегда оказывается сильнее людей и люди сдаются. Рано или поздно. Водоворот назывался "жизнь". Как ни странно, они учились правильно вести себя в этом водовороте. Побеги стали более удачными, не потому, что их плохо охраняли, а лишь по тому, что и Лин, и Пятый поняли, как и что надо делать. Конечно, не всё и не всегда проходило гладко. Бежали они по два-три раза в год, не стараясь как-то особенно подгадать время. Когда им становилось совсем невмоготу от голода и побоев, они выбирались с предприятия и шли в Москву, в один из подвалов, которые присмотрели себе для жилья. Летом им удавалось отдохнуть и подлечиться, зимой же они часто сами в скором времени возвращались обратно - холод гнал их назад, справляться с ним было трудно. Труднее, чем с потерей сил от постоянных избиений и унижений.
   Пятый помнит это всё по сей день с той же ясностью, как будто это происходило вчера. Но вспоминать не любит. Это можно понять. Но помнит...
   ...выйти было необходимо, они это понимали. Подонки из смены ранили Лина, когда они проходили верхний пост. Пятый тащил истекающего кровью друга на своих плечах десять километров, потом сумел залезть вместе с Лином в кузов какого-то грузовика. До Москвы они доехали только глубокой ночью. Лину было совсем плохо, Пятый потом выхаживал его дней десять, не меньше. А после приехали надсмотрщики, которые вычислили подвал, избили их обоих и отвезли на предприятие...
   ...Летом они вышли очень хорошо, чисто, без крови, без побоев, и целый месяц шлялись по городу - чтоб не поймали невзначай. За этот месяц они сумели отоспаться на полгода вперёд. Хороший был побег, да и лето то было хорошим - не таким жарким, как следующее...
   ...а следующее лето принесло с собой страшную жару - горели леса, от постоянного сухого зноя листья деревьев приобрели к середине июля грязновато-бурую окраску. С попутками им не повезло, и пока они дошли до города, им стало совсем уж хреново. Особенно Лину. Он еле шёл и на подходе к подъезду стал всё чаще и чаще спотыкаться. Пятый твёрдо взял его за локоть, с тревогой отметив, что рука Лина стала очень горячей. Как только они вошли в подвал, Лин потерял сознание и очнулся лишь через двое суток. В результате они провели в подвале лишние десять дней - и один, и другой в результате этой прогулки основательно перегрелись и потом долго болели.
   ...был этот дурацкий побег осенью, когда Лина поймали почти сразу, и Пятый в результате сбежал один, сбежал очень неудачно, да к тому же сильно простудился по дороге. Тем не менее он не остался сидеть на одном месте, а целую неделю бродил по городу. Простудился ещё сильнее. Добывать деньги на еду сил не было. Прятаться - тоже. В полубреду он умудрился зайти в первый попавшийся подъезд, лёг возле почтовых ящиков и уснул. На него наткнулась какая-то девчонка. Толковая девчонка оказалась, что и говорить, хоть и маленькая. Шума не подняла, взрослых звать не стала. Сходила за аспирином в аптеку, благо та была близко, притащила откуда-то термос с чаем... Потом, через несколько дней (эти дни Пятый провёл на чердаке её дома, там было тепло и он довольно быстро поправился) она принесла Пятому деньги - рубля полтора мелкими монетками. Он попытался было отказаться, но она чуть не расплакалась, и деньги он взял. В следующий побег он зашёл к ней домой, принёс три рубля. Её не было дома, поэтому он оставил деньги её матери...
   ...несколько побегов подряд им с Лином невероятно везло - никаких неприятностей... а потом Пятый понял, что их с Лином все эти побеги водили. Наблюдали за каждым шагом. "Я на это не согласен", - сказал Лин. "Я тоже", - ответил Пятый. И в следующий раз...
   ...они впервые угнали машину кого-то из надсмотрщиков. Это было смело. Это было глупо. Но это было единственным выходом. И они не просчитались. Всё получилось. Кроме завершения, не столь изящного, как начало операции. Лин уснул за рулём и они на малой скорости слегка поцеловали дерево. Правда, кроме фары ничего не пострадало. И то хорошо. Машину они бросили у того самого моста, где в своё время оставили машину Лукича в первый свой побег...
   ...машины они стали угонять систематически, надсмотрщики избивали их за это страшным образом, но они всё равно продолжали угонять. Как одержимые. Потом кто-то из мужиков обратил внимание на то, что после побегов машины стали ездить как-то лучше. То есть никакого волшебства в этом, конечно, не было, просто Пятый стал пробовать немного доводить паршивые механизмы до ума, чтобы доехать до Москвы. Поняв, что Пятый чинит машины, надсмотрщики стали иногда, вместо того, чтобы тащить его или Лина в девятую, гнать их на улицу, на починку шаловливых "Жигулей". Пятый и Лин не возражали. Не потому, что их как-то привлекала починка машин, а лишь потому, что возражение было в данном случае смерти подобно. А потом...
   ...один раз им обоим крупно повезло - в своих блужданиях по городу они наткнулись на вокзал. Там в срочном порядке требовались грузчики. И они в течение каких-то трёх дней сумели заработать по пятьдесят рублей каждый. Это был праздник. Они отдыхали три недели, ели когда им хотелось и что им хотелось, подолгу спали. И решили припрятать остатки денег на следующий побег...
   ...то, что они спрятали полгода назад деньги, им помогло, и очень. Вышли они плохо, оба были больны, да ещё и побег пришёлся на зиму, лютую и снежную. Без денег бы они пропали. А так, с деньгами, прожили в подвале почти две недели. Хоть отоспались тогда. И то хорошо...
   ***
   Время шло. Так бывает всегда, хочется нам того или нет. Смешно, правда?.. Не очень?.. Что ж, каждый имеет право на собственные суждения или мысли. А как же. Вот только Пятый и Лин постепенно стали ощущать, что это их право постепенно начинает исчезать и растворяться. Менялись надсмотрщики, приходило и уходило в небытие какое-то начальство... им исполнилось по тридцать, они почти забыли про это, опомнились, когда их общий День рождения был давно позади. С каждым годом становилось одновременно и тяжелее, и легче. Тяжелее - потому, что прожитые в этом ужасе годы давили всё сильней и сильней. Легче - потому, что они привыкали. Человек может привыкнуть почти что ко всему. Даже к медленной смерти. Даже своей. А потом опять и опять приходили новые и новые надсмотрщики и "рабочие". И двигалось всё дальше и дальше время. Фактически, уже наше с вами время.
  
   "Сизиф"
   Пожалуй, стоит сказать о самом проекте "Сизиф". Некоторые, доселе неясные моменты стоило, вероятно прояснить и раньше, но им как-то не находилось места. Итак.
   Проект "Сизиф" был запущен в 1963 году. Институт "Очакого-4" провёл в то время беспрецедентную, не имеющую аналогов, разработку: учёными этого института была создана модель живого существа, обладавшая начатками интеллекта. Генетика в данной области была задействована лишь отчасти, далеко не в том объёме, в каком она используется например, при клонирование. Фактически, это была разработка небольшой группы биоинженеров, сумевшей добиться за очень короткий срок фантастических как для того времени, так и для нашего, результатов. Мало того, модели совершенствовались, их стали производить не штучно, а серийно, технология это позволяла. К сожалению, все подобные достижения невозможны без применения некоей немного отстоящей силы, в частности - Кинстрея, обратившего внимание на такую интересную область развития нашей науки. На наше счастье Кинтрей в то время тоже не обладал всеми нужными знаниями в данной области, он тоже находился в процессе поиска. Именно этим поиском на протяжение двадцати с лишним лет и занимались и наши учёные (те, что остались живы), и некоторое количество учёных Кинстрея. Наши, естественно, не знали, с кем они работают. Те, кто сумел догадаться, что дело нечисто или погибали, или исчезали бесследно, не успев ничего рассказать. Вполне естественно то, что попавшая на Землю компания страшно заинтересовали рабочую группу Кинстрея, во главе которой стоял некий Карздгаш Орром, заинтересовала прежде всего тем, что у себя дома имела доступ к нужной информации. Так же естественно было то, что их выкрали, именно выкрали прямо из-под носа у Айкис. Странным кажется другое. Первое - упорство, с каким Орром держался за явно бесперспективных для него людей. Второе - прекращение развития данной области. И третье - резкое увеличение производства образцов модели 6/11, явно тупиковой... Складывается такое впечатление, что Орром в то время чего-то ждал, чего-то столь важного для себя, что стал отдавать противоречивые и странные приказы. Или что он чего-то боялся. К тому же область эта оказалась Оррому и компании явно не по зубам - не доросли. И то хорошо.
  
   Предприятия
   Стоит рассказать подробней о сети предприятий, созданных для испытания моделей. Сеть включала в себя девять предприятий, с первого по девятое, и предприятие номер один - комбинат. Каждое предприятие обслуживалось военизированной охраной и штатом надсмотрщиков. Теперь - подробней об архитектуре.
   Здание предприятий (всех без исключения) строились в сильно заболоченной местности и имели систему шлюзов, позволявшую затопить подземные этажи меньше, чем за час. Надземных этажей было два, подземных этажей - четыре, на каждом из них базировалось по пять "тимов" - комнат для команд из десяти "рабочих", и по пять залов - помещений, где модели проходили испытания. Всего "тимов" на каждом предприятии двадцать, но считались они десятками - две десятки, первого уровня и второго. Например: "тим" номер семь, второй подземный этаж или первый уровень. Залы устроены очень интересно - очень длинные, шестьдесят метров, они имели наклонный пол, примерно пятнадцать градусов. В пол вмонтированы рельсы, по которым двигалась вагонетка с грузами - десятью ящиками по пятьдесят или по сто килограмм (в зависимости от вида испытаний).
   Для надсмотрщиков на каждом этаже были предусмотрены каптёрки. Кроме лестниц имелся так же лифт, ходивший между вторым наземным и четвёртым подземным этажами. На лифте доставлялись в "тимы" новые "рабочие", часто ездили надсмотрщики, контролёры, кураторы. Обычно, если лифт работал, по лестницам предпочитали не ходить.
   Ещё одной интересной конструктивной особенностью предприятий являлся четвёртый подземный этаж. Дело в том, что в своё время было рассчитано, что тела погибших рабочих дешевле всего утилизировать не вывозя и кремируя, а отправляя прямиком в специальные бункеры с серной кислотой. Раз в три месяца кислоту обновляли. На бумаге это всё, конечно, выглядит пристойно и логично, но на практике процедура "утилизации органических отходов" выглядела, прямо скажу, пренеприятно. Утилизация происходила один раз в неделю - по пятницам, тела рабочих, погибших за неделю, сносились к бункеру - вмонтированным в пол створкам, фельдшер (иногда - приезжающий, иногда - свой, постоянно работающий на данном предприятии) проводил освидетельствование, трупы складывались на створки, куратор (чаще он, но иногда кто-то из надсмотрщиков) приводил в действие механизм, эти створки открывались и смыкались вновь. И всё. Только при этом надо помнить о том, что рабочий мог, к примеру, погибнуть в воскресение или в понедельник и тело его до освидетельствования и утилизации могло неделю лежать в "тиме" или в зале. Представили? Вот то-то. Конечно, температура воздуха на нижних этажах предприятия и в жаркие дни выше пятнадцати градусов редко поднималась, а обычно была ещё ниже, но... словом, вы меня поняли. И не будем больше об этом.
   ***
   "Рабочие". Кто они такие и для чего они нужны? "Рабочими", или моделями, на предприятиях называли подопытные образцы различных серий, проходящие испытания. "Рабочих" производили в весьма и весьма больших количествах (так и просятся слова из песни: "Широка страна моя родная") - примерно по две, а то и по две с половиной тысячи в серии. Если серия оказывалась удачной, то производство особей образцов могло происходить на протяжение нескольких лет, а количество особей в серии достигало двадцати тысяч экземпляров. Так, к примеру, произошло с серией 6/11. Её производство шло почти восемь лет.
   Какие цели преследовали создатели "рабочих"? Наши, земные учёные, никогда толком не задавались этим вопросом, им было не до того. Конечно, и перед ними открывались тогда некие заманчивые перспективы, это бесспорно. Но вот кто чётко знал, чего хочет - так это группа Кинстрея. Им была нужна дешёвая, быстро возобновляемая (на случай потерь) рабочая сила. Причём не чёрнорабочие, а в достаточной мере продвинутые создания, способные выполнять сложные поручения, работать в горячих зонах, и пр., и т. п. На наше счастье тогда группе не удалось добиться успеха в данной области - "рабочие" получались во-первых фактически не разумными (понимали только ряд примитивных команд), а во-вторых - бессловесными. Репродуктивной функции они тоже были лишены. Тем не менее то, что получалось, проходило испытания на выносливость и прочность - на тот случай, если придётся применять полученную информацию по этой модели на практике. Средний срок жизни модели составлял три месяца (в зависимости от тяжести и длительности испытаний), иногда наиболее удачные и выносливые экземпляры проживали и по полгода. Кстати сказать, сами экспериментаторы планировали срок жизни моделей на срок в пятнадцать-шестнадцать лет, с запасом. Но испытания требовали максимальной отдачи, поэтому, вероятно, не один из "рабочих" не прожил столько. Состав "тимов" пополнялся каждые три месяца.
   "Тим" состоял из десяти "рабочих", и контролировался тремя надсмотрщиками, один из которых ведал в данном "тиме" документацией. Официально "тим" был закреплён за этим самым надсмотрщиком. К примеру, восьмой "тим" второго уровня, в котором находились Лин и Пятый, несколько лет подряд (почти все семидесятые годы) был закреплён за Никитой, потом им короткий срок (с семьдесят девятого по восьмидесятый) попал в подчинение Андрея, а затем перешёл к Юре (с восьмидесятого до восемьдесят шестого). Надсмотрщик ведал прежде всего документацией - каждый поступивший рабочий фиксировался в общем журнале "тима", а потом на него заводилась карточка, в которой указывались следующие данные:
   *номер серии
   *номер в "тиме"
   *время прибытия "рабочего" на предприятие
   *виды испытаний, сроки прохождения (таблица)
   *время смерти
   *причина смерти (причина смерти часто указывалась неверно, т. к. надсмотрщики иногда добивали "рабочих" - один больной "рабочий" сильно влияет и на работу "тима" в целом).
   Каждому "рабочему" присваивался номер, состоявший из следующих позиций:
   1. Номер предприятия (от 01 до 09)
   2. Этаж (от 01 до 04)
   3. Номер "тима" (от 01 до 10)
   4. Номер в "тиме" (от 01 до 10, потом следовала точка)
   5. Серия в эксперименте ( Х/Х )
   Таким образом, полный номер того же Пятого был 030485.6/11, а Лина 030487.6/11 (последние цифры в данном случае были взяты лишь для отвода глаз, полная информация о пленниках находилась лишь у самого высокого начальства, простые надсмотрщики не имели к ней доступа).
   Заполненные карточки, подписанные после проведённого освидетельствования фельдшером, отправлялись в отдел статистики.
   Рабочий день в "тиме" длился двадцать часов, на отдых отводилось четыре часа в сутки. Кормили "рабочих" раз в двое суток неким подобием баланды - чаще всего перловкой с капустой. "Рабочие" пользоваться ложками не умели, ели из мисок, поставленных на пол. Доступ к воде "рабочим" давали лишь в определённые часы, три раза в сутки. Комнаты "тимов" имели в полу сливные отверстия, все отходы жизнедеятельности "рабочих" смывались (через день), а сами помещения раз в неделю хлорировались.
   Надсмотрщики работали в режиме "сутки через двое". "Рабочий день" в "тиме" начинался с подъёма "тима", затем "рабочих" уводили в зал. Основные испытания проводились на выносливость - "рабочие" таскали стокилограммовые ящики из нижней части зала в верхнюю, затем грузили этими ящиками тележку, спускали её в нижнюю часть зала и весь цикл повторялся заново. Так же проводились испытания на скорость, в этом случае стокилограммовые ящики заменялись пятидесятикилограммовыми. Эти два вида испытаний были основными, но кроме них существовали ещё и специфические испытания - работа без доступа к воде, работа при повышенной температуре в помещении (залы имели отдельную систему обогрева, не зависевшую от общей, которая просуществовала очень недолго) и т. д. Впрочем, подобного рода испытания проводились редко. Надсмотрщик был обязан следить за точностью выполнения команд, за слаженностью действий "рабочих", за соблюдением правил (к примеру, "рабочие" должны были укладывать свои ящики в тележку в соответствии со своими номерами в "тиме"). Провинившихся наказывали нещадно, каждый надсмотрщик имел на вооружении как минимум плётку, не говоря уж о личном оружии, положенном по уставу.
   Нельзя сказать, что работа надсмотрщиков была лёгкой или приятной, никак нельзя. Но можно справедливо заметить, что большинство надсмотрщиков были людьми не только ограниченными, но и весьма жестокими - не только к "рабочим", но и к себе подобным. Как уже говорилось раньше, надсмотрщиков чаще всего вербовали из отставных военных. Наибольшей популярностью пользовались афганцы, они и составляли примерно две трети надсмотрщечьего контингента. Платили надсмотрщикам более чем хорошо - пятьсот рублей в месяц. Им предоставляли квартиры в Москве, обеспечивали транспортом. Естественно, что надсмотрщики, как и любой другой персонал предприятий проекта, были невыездными и давали подписку о неразглашении. По завершении серии экспериментов надсмотрщиков уничтожали, персонал "обновлялся" подобным образом раз в шесть-семь лет.
  
  
   Мелочи
   Теперь - коротко об одежде. Весь персонал (за исключением внешней охраны, так называемой охраны периметра) носил довольно странную форму - тёмно-бардового, почти чёрного цвета. Такая форма больше нигде не встречалась, только в системе предприятий. "Рабочие" носили балахоны и штаны свободного покроя, сшитые из бракованной ткани для армейской формы - цвета хаки. Ходили "рабочие" босяком, обувь для них не предусматривалась. Форма одевалась один единственный раз - чуть ли не в момент появления рабочего на свет, и не снималась до самого конца. Только уж если форма совсем истаскивалась, надсмотрщик имел право "рабочего" переодеть, для этой цели на каждом предприятии имелся свой склад с новыми балахонами и штанами. Форма "рабочих" была плохого качества, как и любая одноразовая вещь. Грубо сшитые штаны поддерживались продёрнутой через широкий шов на поясе верёвочкой, балахоны были сшиты кое-как, они не имели ни переда, ни зада, швы этой одежды не обрабатывались, она со временем начинала лохматиться по краям - на рукавах, вороте. Что касается Лина и Пятого, то цвет хаки по сию пору приводит их в состояние нервной дрожи. А тогда... Тогда им просто было не до того, чтобы думать о таких мелочах, как одежда. Нужно было только одно - как-то выжить. И плевать, что на тебе одето. Двигаться и дышать - вот что нужно. Любой ценой. Это может показаться мелочью. Кому-то может. Кто-то ждёт - что же будет дальше? Не буду томить, продолжу.
   ***
   Время шло. Надсмотрщики сменяли друг друга, и те, новые, что приходили на эту работу и попадали в "тим" номер восемь второго уровня предприятия номер три, давали ещё одну подписку о неразглашении - относительно номеров пять и семь. О которых на трёшке ходили легенды - что и не "рабочие" это вовсе. Что тому, кому они скажут то, что знают, сразу же дадут трёхкомнатную квартиру и тридцать тысяч рублей в придачу. Что эти двое - слуги дьявола, потому, что глаза у них - кошачьи, и что они хорошо видят в темноте из-за формы зрачка. Что они убегают, а потом приходят обратно, потому, что их держит на "трёшке" какая-то неведомая сила, которую ни надсмотрщики, ни руководство не могут понять. Что... Да мало ли что могут наболтать с пьяных глаз да со скуки люди? Много, как же. Не стоит тратить время на рассказ об этих потерянных и пустых годах, а стоит вынырнуть из этого временного водоворота году этак в восьмидесятом. И увидеть время...

**********************************************************************

  
   ЧАСТЬ II
  
   Валентина
   - Ой, мама, роди меня обратно, - прошептала она. Уставившись в окно немигающим взглядом, она сидела на крохотной кухне и мучительно размышляла - что делать дальше? Этот риторический вопрос висел в воздухе уже не первый месяц. Валентина и Олег полгода назад вернулись с севера, где оба проработали больше, чем по десять лет, и поняли, что в Москве им делать нечего. Привыкшая к большим заработкам Валентина и думать не желала о том, чтобы идти санитаркой или медсестрой в поликлинику или больницу. Она была хорошим фельдшером. Там, в посёлке, неподалёку от Уренгоя фельдшер - царь и Бог. Идти обратно в служанки ей не хотелось. Они с мужем проедали свои накопления, купленная новая мебель не вмещалась в их крошечную однокомнатную квартиру, а очередь на машину растянулась аж на шесть лет. Валентина вдруг почувствовала, что она отвыкла от всей этой суеты, от постоянной нервотрёпки... Ну почему она, сильная, молодая (всего-то тридцать три года, самый сок!), красивая женщина вынуждена снова впихивать себя в какие-то рамки, забиваться в какие-то углы и страдать от полной неприкаянности? Что за идиотизм? Она достойна лучшего, она это знает, и она этого добьётся! Только вот как?..
   Валентина посмотрела на свой отражение в оконном стекле. Хороша, нечего сказать! Фигура-то, слава Богу, пока ещё ничего, большого брюха Валентина наесть не успела. Полновата, конечно, но это не выглядит недостатком, скорее наоборот - полнота была приятной. Но лицо, одежда!.. Старая сиреневая мохеровая кофта, протёршаяся на локтях чуть ли не до дыр, шерстяная тёплая тёмно-серая юбка(одно хорошо, что тёплая, но вид - держите меня!), блузочка... Отвратительно! Как она мечтала, что, приехав обратно, первым делом пройдётся по магазинам и накупит себе всего-всего, самого хорошего! А по приезде выяснилось, что и в Москве магазины пустые, хоть шаром покати. "Вы на год опоздали, - сказала одна из подруг, - вот в восьмидесятом кое-чего было, к Олимпиаде подвезли. А теперь..." На год! Сказала тоже! Что год, что десять - всё едино. А с волосами что твориться! Ну что это за крысиный хвостик, скажите на милость! И как Олег терпит рядом с собой такую запущенную женушку?.. Впрочем, он любит, и ему, по большому счёту, всё равно. Но ей самой... Валентина тяжко вздохнула. Посмотрела на отражение своих серых, отчаянных глаз в оконном стекле и протянула руку по направлению к пачке "Примы", лежащей на подоконнике.
   В прихожей зазвонил телефон и Валентина нехотя потащилась брать трубку. Какая тоска!.. Сейчас опять начнутся опять дурацкие расспросы - устроилась или нет? Ой, бедная... ну ничего, иди к нам. У нас в детском саду... Ох уж эти подружки прежних лет!.. со своим дешёвым сочувствием...
   - Аллё, - сказала она.
   Знай она, что это разговор в корне изменит её дальнейшую жизнь, она бы, наверное, бросилась к телефону стрелой и запела бы в трубку "Осанну". Но большинство людей не умеет читать мыслей, поэтому Валентина по-прежнему продолжала пребывать в своей привычной тоске.
   - Валечка, это Анна, - пропел голосок на том конце провода. - Ты как? Как дела?
   - А никак, - ответила Валентина институтской приятельнице, с которой не виделась уже лет пятнадцать, подумав про себя: "Ещё одна жалельщица на мою голову", - так и сижу...
   - Ещё не устроилась?
   - Нет, - выдавила Валентина. Говорить не хотелось, хотелось курить.
   - Вот и хорошо. У меня для тебя кое-что есть, - Валентина встрепенулась, - кое-что очень хорошее. Я тут кое кому предложила твою кандидатуру...
   - Кому? - заинтересовалась Валентина. - Ты-то сама где работаешь?
   - Приедешь - расскажут, - загадочно пообещала подруга. - Не пожалеешь. Права возьми, авось пригодятся. И паспорт.
   - Куда ехать-то? - с сомнением спросила Валентина. Тащиться за тридевять земель ей не хотелось - она ненавидела общественный транспорт. - Далеко? И когда?
   - Рублёвское шоссе, - ответила Анна. - Где "Кремлёвка". Найдёшь?
   - Постараюсь, - вздохнула Валентина. - А когда?
   - Ты сейчас свободна?
   - Я всегда свободна, - Валентина силилась дотянуться до карандаша и клочка бумаги, который она заприметила на тумбочке, - говори, куда там идти, записываю... ага... во сколько?.. Успею, не волнуйся.
   ***
   Идти оказалось порядочно, и Валентина, чертыхаясь про себя, три раза прокляла эту Анкину затею с работой. Она промочила ноги, на сапогах, и так уже старых, стали проступать противные соляные белые пятна, и настроение у Валентины испортилось окончательно. С трудом найдя нужный административный корпус, она вошла внутрь, но тут же была остановлена дюжим воохровцем.
   - Вы куда? - спросил он не особенно приветливо.
   - Пропусти, холуй, - раздражённо сказала Валентина, - мне назначено.
   - Ух ты! - усмехнулся охранник. - Строгая девушка. Ща, проверю. Фамилия?
   Валентина назвалась. Охранник с минуту возил пальцем по журналу, а затем сказал:
   - Проходите. Третий этаж, комната триста семь.
   Валентина, высоко подняв голову, прошла мимо него и стала подниматься по лестнице. Коридор третьего этажа ей не понравился - темный, облезлый какой-то. Комнату она нашла почти сразу. Подошла к двери, которая выглядела ещё более противно, чем сам коридор - грязная, поцарапанная, сто раз крашенная - Валентина остановилась и попыталась хоть как-то привести в порядок свои мысли. Ну что за работу, если рассуждать здраво, ей могут предложить в такой дыре? Уборщицы? Приходящей медсестры? Сторожа? Валентина горько усмехнулась. А, где наша не пропадала! Всё равно терять ей было нечего. Она постучала, помедлила секунду, а затем без колебаний вошла - назначили, так назначили, торчать перед дверью она не намеренна.
   - Вы пунктуальны, Валентина Николаевна, - сказал человек, стоящий лицом к окну, - минута в минуту.
   - Стараемся, - не без иронии произнесла Валентина, - здравствуйте, Павел Васильевич.
   - Анна Михайловна рекомендовала вас нам ещё около года назад, - мужчина отвернулся от окна и направился к столу, - как хорошего фельдшера... вы, кстати, почему бросили институт?
   - Семейные обстоятельства, - отчеканила Валентина.
   - А, понимаю, понимаю... Любовь, романтика, Север... что ж, для молодых это неплохо, но вы - женщина, и, как я полагаю, любите комфорт... Ладно, оставим эту тему. Итак, у нас есть работа, которая вам подойдёт. Но прежде, просто для очистки совести - во-первых, ваша психика стабильна?
   Валентина пожала плечами.
   - Муж говорит, что я - бесчувственная чурка. В смысле - полено. Да и в моей медицинской карте, я думаю, всё написано.
   - Хорошо. Далее. У вас сохранились в Москве подруги, друзья?
   - Скорее, приятели. Им просто нет до меня никакого дела. Нас все забыли за эти десять лет. Жаль, конечно, но что поделаешь...
   - Близкие?
   - У меня - мама, у Олега - никого. Все умерли... Странные какие-то вы вопросы задаёте, - вдруг решилась на откровенность Валентина, - обычно бывают другие.
   - Это уж наше дело, согласитесь. Условия такие: год испытательного срока, подписка о неразглашение, полная конфиденциальность. Для вас создадут легенду, поэтому врать почти не придётся. Поняли?
   - Да что же это за работа такая? И причём тут фельдшер? А зарплата сколько?.. Простите, Павел Васильевич, но я ничего не могу понять, честно. Я-то вам зачем?..
   - Минута на размышление, - сказал тот, - время пошло.
   Сердце у Валентины противно ёкало, она испугалась. Ещё бы! Столько всего, да так неожиданно... что всё это значит? Ну, Анка, ну, сучка... Хотя... В конце концов, смыться оттуда я всегда смогу, и никто мне не помешает.
   - Хорошо, - сказала она, - я согласна.
   - Тогда поехали, - поднимаясь, сказал тот. - Смотреть место работы, подписывать бумаги, знакомиться с начальником (вашим непосредственным) и получать машину.
   Тут-то Валентина и села на стул.
   - Что? - спросила она, едва шевеля губами.
   - В счёт зарплаты, если угодно, - объяснил Павел Васильевич. - За пару лет вы запросто погасите кредит, если решите её выкупить. Но почти никто не выкупает - выгоднее оставлять на государстве, тем более, что каждые три года машину вам меняют. Вставайте, поехали.
   - А куда? Разве не здесь?..
   - За город. Тридцать километров по Варшавке. Поэтому мы и даём сотрудникам машины - кто-то же должен у нас работать. Автобусы туда не ходят...
   - А откуда вы знаете... - начала Валентина, но Павел Васильевич её прервал.
   - Мы о вас знаем всё, - просто сказал он. - Просто так к нам люди не приходят. В смысле, со стороны. Да и годятся нам далеко не все подряд. У нас свои, весьма жесткие, критерии отбора сотрудников, и, если человек нам не подошёл, он о нас просто не узнает. Вы прошли отбор - поэтому попали к нам. Поняли?
   - Да, - Валентина поднялась со стула. - Я согласна и готова приступать. Хоть сейчас.
   - Сейчас не нужно. Я вас свожу, вы осмотритесь, познакомитесь с Лукичём (отличный мужик наш Лукич, бывший военный хирург), машину заберёте. Кстати, синяя подойдёт?
   - Синяя что? - не поняла Валентина.
   - "Шестёрка", - объяснил Павел Васильевич, - такая, знаете ли... - он покрутил пальцами в воздухе. - Поехали, одним словом.
   Это было странно. Валентина, в жизни своей никогда и никому не верившая, поверила этому человеку сразу. У неё даже мысли не возникло о каком бы то ни было обмане, её не смутила куча недомолвок и намёков. И она пошла следом за новым начальником, своим молчаливым согласием присягая ему на верность. Они ехали больше часа, зимние леса по сторонам дороги молчали им вслед, на землю спускались сумерки. Чёрная "Волга" с правительственными номерами шла плавно, бесшумно и быстро. Павел Васильевич сидел за рулём сам и Валентина видела, что езда доставляет ему удовольствие. Свернув, наконец, с основной дороги, они, уже медленнее, поехали по просёлку - узкой подсыпной дорожке, что вилась змейкой между осин и берёз, еле различимых в сумраке.
   - Мы на месте, - сказал Павел Васильевич, когда заграждение и КПП остались позади, - пойдёмте. Нас ждут.
   Валентина вышла вслед за ним из машины (Павел Васильевич, как истый джентльмен, сам закрыл за ней дверцу) и очутились у крыльца. Их действительно ждали. Навстречу им из дверей вышел пожилой седой мужчина, несколько простецкого, как отметила про себя Валентина, вида, в странноватой форме - такую форму Валентина видела впервые - вроде военная, но не зелёного или серого, как у милиции, а тёмно-бардового, почти чёрного цвета.
   - Алексей Лукич, дорогой, заждались? - спросил Павел Васильевич, подходя ближе.
   - Ну что вы, Павел Васильевич, как можно. Только заступил. На третье ездил сегодня, опять там проблемы.
   - Что такое? - из голоса Павла Васильевича исчезла слащавость и дружелюбие, словно это человек вдруг сбросил маску. - В чём дело?
   - Я уже неоднократно говорил, - Алексей Лукич покосился на Валентину, которая старательно делала вид, что их разговор её нисколько не интересует, - что излишнее рвение отдельных сотрудников может привести к плачевным результатам. Что и произошло.
   - И на этот раз?..
   - Если позволите, это потом. Надо бы нам с девушкой нашей вопросы решить. Не возражаете, Павел Васильевич?
   - Нет, о чём речь. За час управитесь?
   - Конечно.
   - Тогда через час выезжаем на третье. Ещё медики нужны?
   - Не хотелось бы, - поморщился Алексей Лукич, - но, думаю, придётся кое-кого захватить. Я же не во всех вопросах специалист.
   - Кто нужен? - спросил Павел Васильевич. - Пока вы тут знакомите даму с её работой, я обзвоню и вызову. Диктуйте.
   - Так... - Лукич потёр пальцем подбородок. - Во-первых, ещё один хирург, мне в помощь... толковая сестра пригодилась бы, и очень. Хирургическая, в смысле. Кто ещё?.. Можно кого-нибудь из терапевтов захватить, для очистки совести. Лекарства я отвёз.
   - Реанимация нужна? - мрачно спросил Павел Васильевич.
   - На этот раз пронесло. Ладно. Вы звоните, а мы пока пройдёмся с... как вас звать, девочка моя? - обратился он к Валентине.
   - Валентина Николаевна... можно просто Валя, - ответила та.
   - Ну хорошо, Валенька, пойдёмте, - Лукич поманил её за собой и она покорно пошла следом, в ярко освещённый дверной проём. Когда дверь за ними закрылась, Лукич остановился, повернулся к Валентине и она немного оробела, увидев, какое выражение появилось на его лице.
   - И ты попалась, - тихо, на пределе слышимости, сказал он. - Чему быть, того не миновать. Запомни на будущее несколько важных моментов. Первое: люди здесь не умирают, только "рабочие". "Рабочие" лишь внешне похожи на людей, на самом деле они - просто дурная пародия на человека. Это так, вкратце, подробней объясню позже, сейчас времени нет. Ничего не бойся.
   - Я не из пугливых, - ответила Валентина, - за это не волнуйтесь.
   - Ну и прекрасно, - ответил Лукич. - Твоя первая обязанность - содержать в чистоте и порядке наш медпункт, по надобности будешь помогать надсмотрщикам. Мало ли что. Потом. Каждую неделю проводишь освидетельствование погибших "рабочих", подписываешь акты, следишь за утилизацией. Первый месяц работаешь со мной, всему научу, всё расскажу и покажу. Дальше - уже сама, но если что - я рядом, позовёшь. Далее. Твоя должность - фельдшер, это, я думаю, ты и сама знаешь. Что забыл?.. Зарплата! Триста пятьдесят - получка, двести - аванс. Сейчас я тебя свожу на четвёртый подземный этаж, посмотришь нашу мясорубку, подпишешь бумаги, получишь машину и - домой. На работу - послезавтра.
   - Можно вопрос? - робко спросила Валентина.
   - Валяй.
   - Если эти ваши "рабочие" - не люди, то кто?
   - Модели. Они глупее собак. - Лукич махнул рукой. - Идём, Валя, мне ещё ехать, парня одного спасать.
   - А что случилось? - полюбопытствовала Валентина.
   - Несчастный случай. Это к делу не относится.
   На лифте они спустились куда-то в подвальные помещения здания. Валентина насчитала четыре этажа. Тёмным сырым коридором Лукич повёл её к одной из дверей, ведущих непонятно куда. Приоткрыв дверь, он позвал:
   - Никита!
   - Чего, Лукич? - спросил кто-то невидимый.
   - Приведи сюда первого номера.
   - Сейчас.
   - Валя, - сказал Лукич, - ты просто стой с смотри. Поняла?
   Валентина кивнула. Из двери вышел парень лет двадцати шести, а за ним... Господи, что это за гадость? Низкорослое, приземистое существо (язык не повернётся назвать "это" человеком), одетое в какие-то рваные тряпки.
   - Никит, что у тебя, опять весь "тим" голодранцами ходит? - упрекнул Лукич. - Хоть приодел бы, что ли... Он у нас странный, Никита. У него никто не мрёт, за редким исключением, - сказал Лукич, обращаясь к Валентине, - но вот одевать их нормально он упорно не хочет. Вот это, - Лукич ткнул пальцем в существо, - и есть модель. Индекс 6\11. Похож он на человека?
   - Да не очень, - с сомнением сказала Валентина. Страх проходил, испарялся, как вода. - Урод какой-то...
   - Вот если такой урод дохнет, - наставительно сказал Лукич, - то надсмотрщик заполняет бланк. Вот такой. В нём - время поступления модели с завода к нам, виды испытаний, которые она проходила и дата смерти. В конце месяца бланки подшиваешь, их забираю я, подписываю и передаю в отдел статистики. Вопросы есть?
   - Ага. Они кусаются? - спросила Валентина.
   - Вроде пока не кусались, - заметил Никита. - Как, Лукич? Вас рабочие не кусали?
   - Не было такого.
   - И ещё. Откуда они берутся?
   - Не твоего ума дело, - отрезал Лукич. - И не моего тоже. И ничьего. Наше дело маленькое - посмотрел, подписал, передал и - гуляй. Приезжать будешь к десяти, домой - в шесть. Всё?
   - Всё, - ответила Валентина. - Где подпись ставить?
   - Где галочка. Медпункт посмотришь потом, я спешу. Пойдём, отдам тачку тебе и поеду. Как бы парень там не загнулся без меня, - они уже поднимались на лифте вверх. - Ой, боюсь... может, обойдётся...
   - Я могу чем-то помочь? - спросила Валентина.
   - Честно? - спросил Лукич.
   - Честно, - ответила Валентина.
   - Тогда возьми документы на машину и разберись с ней сама, хорошо? - попросил Лукич. - У меня, ей Богу, сердце сейчас не на месте. Ехать надо.
   - И поезжайте, - сказала Валентина. - Всё будет хорошо, не надо переживать. - Лукич улыбнулся ей, она ответила на его улыбку.
   - Удачи, девочка. Послезавтра увидимся, - Лукич одёрнул форменную куртку и пошёл к выходу.
   - А где машина-то? - вовремя сориентировалась Валентина, успевшая уже понять, что в одиночку она ничего тут не найдёт. - Куда идти?
   - На стоянку, за угол свернёшь... - донёсся до неё голос Лукича. - Счастливо!..
   Стоянку Валентине показал какой-то мужчина, одетый в ту же странную форму. Валентина поинтересовалась, что это такое, он ответил, что только тут такую и носят, она - как знак отличия. Это мужчина, кстати, просмотрев Валентинины бумаги, которые она до сих пор держала в руках, ухмыльнулся и сказал:
   - Сударыня, так вы у нас теперь за доктора будете?
   - За фельдшера, - поправила Валентина, - а что?
   - Лукич - старик жадный и несговорчивый, - пояснил мужчина, - и совершенно людей не понимает. Вот приезжаешь, к примеру, с жуткой похмелюги, а он...
   - Понятно, - покачала головой Валентина, - спирта не нальёт никогда. Тут я вам ничем помочь не смогу, я сама - у него под началом.
   - Жаль, - с чувством сказал мужчина. - Такая вы молодая, красивая... посидели бы с вами, поговорили...
   - К сожалению, - отрезала Валентина, - не могу задерживаться - муж волнуется.
   - Пойдёмте, покажу стоянку, - вздохнул мужчина. Вся его галантность разом испарилась. - Ну что за жизнь, а? Как понравится женщина - непременно она замужней оказывается, - пожаловался он Валентине. - Вон, крайняя во втором ряду... видите?
   - Синяя, что ли? - спросила Валентина.
   - Ага. Справитесь?
   - Должна, - пожала плечами Валентина, - не впервой.
   - Если что - меня найдёте. Я на втором подземном, "тим" номер шесть. Аркадий меня звать.
   - А меня - Валя. Спасибо вам, Аркадий, я сама бы не нашла...
   Мужчина ушёл. Валентина подошла к машине, открыла дверцу и села за руль. В душе царил полный сумбур. Это было что-то невообразимое, нереальное. "Что со мной? - ошарашено думала Валентина. - Ничего не понимаю..." Это и впрямь не вписывалось ни в какие логические схемы, не поддавалось анализу. Ещё сегодня днём (подумать только!) она сидела в своей прокуренной кухне и придавалась злой тоске по утраченным возможностям... и вдруг!.. Это невероятно, это всё - какая-то ошибка... Но - вот они, документы на машину, её пропуск на новую работу, бумаги, дата на них проставлена... вчерашняя... Вчерашняя!!! Валентину словно водой окатили. Документы на машину - оформлены неделю назад... да их и не сделаешь за один день, это невозможно. Пропуск... странный какой-то. "Где же я, всё-таки, теперь работаю? - подумала Валентина. - Посмотрим." Она открыла книжечку пропуска на первой странице. Проект "Сизиф", код секретности... а, вот это понятно, это - первый отдел, не иначе... а дальше? Паспортные данные, рост, вес... откуда они знают? Валентина испугалась. "Чему быть, того не миновать" вспомнила она слова Лукича. И ещё: "И ты попалась". Что ж, если это называется "попасться", то она, Валентина, не против. Некоторые годами страдают от того, что им просто-напросто не суждено попасться именно так... А что на этой страничке? Допуски. И что у меня проставлено? Ага, второй уровень. Это, надо понимать, низкий. Ну и хорошо. Больше и не надо. Валентина чуть трясущейся от радостного волнения рукой вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Щёлкнул стартер и двигатель тихонько заурчал. Валентина нащупала кнопку, включила габариты - и панель перед ней ожила, загорелись зеленоватым светом приборы. "Тахометр, - с восторгом подумала Валентина, которой до того доводилось ездить лишь на "копейках" или "одиннадцатых". - Чудо какое! Машина! Новая! Своя! Ура!"
   ***
   Это бывает только ранней весной... эта непередаваемая игра света и теней. Феерия отражений. Голубое-голубое небо, слепящий свет пасхального солнца - и вдруг, внезапно - облако, быстрое, как мысль, несомое шалым ветром высот. Меркнет, теряется свет, словно зимнее воспоминание пробегает по небу... и исчезает. Снова свет... Чудо - вот имя тому, что происходит с небом ранней весной...
   Валентина вела уверенно, за полгода работы она уже свыклась с дорогой, каждый поворот стал как родной. Тающий снег, грязь под колёсами и - контрастом - светло-голубое небо над тёмным, словно из сказки, лесом. Валентина приоткрыла боковушку стекла, ветер ворвался внутрь, растрепал ей волосы, омыл лицо... Хорошо-то как!.. Весна. Скоро ещё теплее станет, посохнут дороги, дни станут длиннее. Одно только жаль - отпуск ей в этом году не положен, не наработала пока. Хотя Лукич говорил, что, уж коли она так этого хочет, то пара недель за свой счёт её не разорит. Это уж точно.
   Валентина усмехнулась, вспомнив тот шок, который, от неожиданности, испытал её муж в тот памятный вечер, когда она на новой машине подрулила к дому и стала ожесточённо бибикать под окнами. Муж почти пять минут не мог соотнести это бибиканье со своей скромной персоной, но когда сообразил... м да... это было нечто. Вначале - ступор минуты на три, а затем - вопрос: "Валя, где ты это взяла?!" "На работе дали, - невозмутимо ответствовала Валентина, поигрывая ключом, - как тебе?" Муж соображал долго, туго, наконец, спросил: "Ты работу нашла?" "Ага, - сказала Валентина. - И, кажется, хорошую." "Тогда это надо как-то отпраздновать, - наконец дошло до мужа, - ты поставь варить картошку, а я - в магазин". Праздновали они до трёх часов ночи, что вполне можно было понять - такие перспективы открываются перед советским человеком далеко не каждый день.
   Валентина свернула на подъездную дорожку, которую не так давно снова подсыпали гравием - её держали в порядке. Забор и пропускной пункт уже виднелись вдали. "Зарплата сегодня, - подумала Валентина, - и заказы. Это хорошо, Олег любит сервелат".
   Она вспомнила, как это было непривычно тогда, полгода назад - заказы, путёвки, премии... Талоны в "Берёзку"... Фантастика! В ту первую зарплату Валентина, обалдело уставившись на кучу денег в своих руках, думала, куда бы ей заскочить по дороге домой. Ничего, кроме Филиповской булочной и ореховых трубочек, в голову не приходило.
   - Валя, - позвал Лукич из коридора, - иди сюда!
   - Иду, - отозвалась она, - чего такое?
   - Заказ брать будешь? - спросил Лукич. - Или нет?
   - Заказ? - ошарашено спросила Валентина. - Буду, наверное... а сколько он стоит?
   - Полтинник, не больше. Пойдём, а то надсмотрщики всё растащат подчистую. За ними дело не станет...
   Это был не заказ, а фантастика в квадрате. Такого Валентина не видывала за все годы своей жизни. То есть, может, и видывала, но только на картинках в книге о вкусной и здоровой пище. Батон копчёной импортной колбасы, пахнущий какими-то невообразимыми специями, две банки лосося, две банки крабов, странной формы консервная банка с ветчиной, на этой банке имелся даже ключ для её открывания... Пакет странного риса, прозрачного, желтоватого... коробка финских конфеток с ликёром... три пачки польского солёного печенья к пиву... бутылка шикарного коньяка армянского разлива... и - венец всему - баночка красной икры. Валентина онемела. Лукич же в то время, когда она стояла у стола, разглядывая содержимое сумки, препирался с кладовщиком.
   - Серёж, мне красную не надо, - говорил он. - Ты мне чёрной дай.
   - Ну Лукич, ну пойми, дорогой, не могу. Три банки всего осталось, для начальства...
   - Имей совесть, у внука день рождения, не жмись, дай баночку... - Лукич нагнулся к кладовщику, что-то горячо зашептал ему в ухо и через пару минут вожделенная банка перекочевала в его сумку. - Другой вопрос, Серёжа. За мной не заржавеет... Валя, ты овощи брать будешь? - поинтересовался он. - Рынки-то, поди, в это время все позакрывались.
   - А что, ещё и...
   - Пошли, чего стоять.
   Это превосходило все ожидания. Уже позже, загружая в багажник машины сетки с отборным картофелем, ядрёной, крепкой морковью, свёклой, луком (даже лучше рыночного), Валентина чувствовала, как трясутся от счастья руки. Это было невероятно, но факт. Все эти фантастические блага теперь принадлежали и её тоже.
   - Всё - моё, - прошептала Валентина. - Я - счастливая.
   ***
   Год прошёл незаметно, как хороший сон. За этот год в жизни Валентины появилось множество нового - отличная трёхкомнатная квартира, мебель, дача, видеомагнитофон... Валентина была на седьмом небе от счастья. Со своими обязанностями на новой работе она справлялась превосходно - они оказались не столь уж сложными. Единственное, что смущало её - так это отношение мужа к её занятиям.- Знаешь, Валюш, - сказал он ей как-то, когда они обсуждали очередное освидетельствование, которые Валентина производила каждую пятницу, - я от этого не в восторге. Тебе не кажется, что от этого всего немного отдаёт... садизмом?.. Ты так не считаешь?
   - Олежка, это же не люди, - в который уже раз принялась объяснять Валентина, немного уставшая уже от мужниной тупости, - они же всё равно ничего не понимают.
   - Валя, но ты же сама говорила, что они кричат, когда их бьют. Значит, боль они ощущают? И тебе их совсем не жалко?
   - Ну жалко, конечно, - замялась Валентина, - но я-то что тут могу поделать? От меня там ничего не зависит.
   - Я почему-то думаю, что человек, если ему что-то не нравится, обычно не остаётся в том месте, где происходит...
   - Достаточно, - прервала его жена. - ты ничего не понимаешь. Ты помнишь, как я туда попала?
   - Я помню. Ладно, чего уж там, - Олег махнул рукой. - Я и сам когда-то... Ты только будь поосторожней, ладно? Ты же знаешь...
   Валентина знала. Они с мужем являлись полными противоположностями друг другу - бесшабашная, смелая до одури и немного грубоватая Валентина и робкий, скромный и застенчивый Олег Петрович. Тем не менее их брак был на редкость удачным. Они органично дополняли друг друга. К тому же Валентина превосходно понимала, что муж гораздо умнее, чем она сама, и поэтому в сложных ситуациях уповала только на него. Олег, в свою очередь, предоставлял жене решать все житейские дела, с которыми она справлялась превосходно. Они фактически не ссорились, никогда не ругались и во всём безгранично доверяли друг другу. Познакомились и поженились они ещё на севере, Валентине тогда было двадцать семь, Олегу - почти сорок. Оба к тому времени порядочно поустали от жизни. Большой любви ни Валентина, ни Олег, не искали, просто хотелось спокойствия и надёжности. Только позже, уже после женитьбы, Олег признался Вале в том, что и вправду её любит. Не преминув добавить, что это произошло далеко не сразу, но теперь... Он и на самом деле любил жену - до самозабвения. Нельзя сказать, что Валентина любила своего мужа столь же сильно, как он её, но что-то, похожее на любовь, она к нему чувствовала. Может, и не любовь. Привязанность. Привычка. Валентина и сама не решилась бы ответить на этот вопрос, она могла лишь сказать, что без Олега ей становилось как-то не по себе...
   Год прошёл, наступил следующий, похожий на предыдущий. Валентина постепенно привыкала к "роскошной жизни", как их новое существование окрестил Олег, правда не до такой степени, как тот же Лукич - просить заменить красную икру на чёрную, получая заказ, ей и в голову не приходило. Лукич, к слову сказать, появлялся на Предприятие номер один не чаще раза в неделю, взвалив на Валентинины плечи весь груз работы. Та не жаловалась. К тому времени она получила уже шестой уровень допуска, имела право свободно заходить в любой "тим" и любой зал, освоилась и была этим вполне довольна. Спокойное, размеренное течение её жизни ничем не нарушалось и она была этому рада. Время шло, Валентина отметила свой тридцать пятый День рождения. Постепенно она стала ощущать, что скучает - непоседливый нрав не давал покоя. Хотелось чего-нибудь новенького. И это новенькое не замедлило случится.
   ***
   Приехав на работу и запарковав машину на стоянке, Валентина вошла внутрь здания предприятия, по ходу здороваясь со знакомыми надсмотрщиками. На пороге кабинета её ждал какой-то незнакомый человек в штатском и это Валентину удивило - здесь даже она носила форму.
   - Валентина Николаевна? - осведомился он. Валентина утвердительно кивнула. - Вас переводят в срочном порядке на третье. Соберите медикаменты, инструмент, и езжайте. Там какое-то важное дело, откладывать нельзя.
   - Вы со мной поедете? - спросила Валентина.
   - Нет, что вы. Вот ваши бумаги, пропуск и адрес... найдёте?
   - Так это же тут, рядом, - сказала Валентина, заглянув в листочек, - просто подальше... а что там такое?
   - Мне не объяснили, сказали, что вы сами разберётесь, на месте. Оттуда пришёл вчера срочный запрос на фельдшера, пришёл ночью, никто, по-моему, не в курсе, что там такое случилось.
   - Переводят временно или на постоянную? - Валентина споро укладывала в свой саквояж то, что сочла необходимым.
   - Я не в курсе. Я просто курьер.
   - Вот всегда так, - Валентина досадливо тряхнула своими роскошными кудрями, совсем недавно покрашенными в модный рыжий цвет, - одни командиры кругом, а чтобы что-то толком объяснить - никого нет.
   - Вам просили передать, чтобы вы сегодня вечером позвонили Павлу Васильевичу или Эдуарду Григорьевичу.
   - Хорошо, - Валентина уже закончила сборы и стояла в дверях. - Я тогда поеду.
   - Да, если вам не сложно... там просили поторопиться.
   ***
   Пропускной пункт на этом предприятие почти что не отличался от того, что был на прежнем. Валентину пропустили на редкость быстро, её видимо, ждали. Внизу, на четвёртом подземном, она нашла тех двух надсмотрщиков, которые прислали вызов. Увидев их, Валентина поморщилась - от них пахло водочным перегаром и дешёвым табаком, да и рожи их особого доверия не внушали.
   - Чего у вас тут? - спросила она с порога. - Лукич заболел? Освидетельствовать сложного некому?
   - Да нет, - замялся один из надсмотрщиков, - тут такое дело... посмотреть бы надо. Только он живой пока что. То есть вчера был живой... В общем, помочь ему надо.
   - Веди, чего время терять. Заладил...
   Непонятно почему, но Валентина испытывала сильнейшее раздражение - то ли от тупости надсмотрщиков, то ли ещё от чего-то, не ясного ей самой. Она пошла следом за надсмотрщиками вниз, на четвёртый подземный этаж, мысленно ругаясь про себя - и угораздило же её ввязаться в такое.
   На пороге камеры Валентина остановилась, как вкопанная. То, что она увидела, не поддавалось описанию. То есть, конечно, поддавалось... тело в средней степени разложения, к примеру. А запах... хуже, чем в морге.
   - Мама родная, - проговорила она медленно, - Боженьки...
   - Как вас по имени-отчеству? - спросил надсмотрщик.
   - Валентина Николаевна, - не оборачиваясь, ответила она, - да вы свихнулись тут все. Какой - помочь... Это ж труп!
   - Да нет, дышит он. Мы проверяли.
   - Не может этого быть, - убежденно сказала Валентина, но, тем не менее, вытащила из саквояжа перчатки и стетоскоп. Она присела на колени рядом с телом, просунула руку со стетоскопом под изорванный балахон и стала слушать. Неожиданно на её лице проступило выражение полного замешательства.
   - Ну, ни фига себе! - сказала она. - Работает сердце-то! Слабо, но работает. Мальчики, поищите там у меня кордиамин и шприц. Ага, спасибо. Две ампулы достань... чего суешь, не видишь, у меня руки в перчатках, не могу сама.
   - Он жить будет? - один из надсмотрщиков подошёл поближе и наклонился, присматриваясь.
   - Нет, - уверенно сказала Валентина, - он при смерти. Агония. Я, конечно, могу попробовать что-то сделать, но это будет, как воду в решете таскать. Это рабочий?
   - Ну, не совсем... - замялся более молодой надсмотрщик, - а вообще-то... да, рабочий.
   - Так, я сейчас укол этот сделаю и надо его тогда перенести в медпункт, если он у вас есть. Начальству доложили?
   - Что?
   - Что умер.
   - Нет пока.
   - Иди, докладывай. Мы его живым не донесём.
   - Может, тогда его пока не трогать? - спросил старший надсмотрщик. - Пусть здесь и лежит.
   - И чтобы я в этой вони сидела?! - возмутились Валентина. - Иди-ка ты знаешь куда...
   Не смотря на прогноз, неожиданного Валентининого пациента удалось перенести в медпункт в живом виде. Его положили на пол и старший спросил:
   - Вам чего-нибудь нужно?
   - Горячую воду, мыло, полотенце, ножницы... чего ещё? А, вот! Клеёнку. Мне его помыть надо, а то тут под гноем и сукровицей ничего не видно. Я потом список напишу, какие лекарства нужны. А ещё мне надо домой позвонить. Телефон у вас тут где?
   - В каптёрке, - старший вознамерился было пошевелить тело носком ботинка, но, заметив укоризненный Валентинин взгляд, передумал. - Когда за списком зайти?
   - Через часок, а то и позже. И не шатайтесь тут, не мешайте работать.
   Надсмотрщики ушли. Валентина присела на корточки рядом с телом и, брезгливо морщась от запаха разлагающейся плоти, перевернула его на спину. Зрелище было пренеприятное, что говорить. Самым удивительным было то, что человек, лежащий на полу перед Валентиной, всё ещё жил. Он находился в крайней степени истощения и был жестоко изуродован. Худое, тщедушное тело его прикрывали остатки зеленого балахона из бракованной ткани, предназначенной для армейской формы, одежду из этой ткани носили все рабочие. Левая половина лица представляла собой одну огромную гематому, но, судя по отсутствию отёка, лицо ему разбили довольно давно. Спутанные, свалявшиеся волосы пропитались кровью и слиплись, непонятно было даже, какого они цвета. Правая рука судорожно прижата к груди, похоже сломана. Тело сплошняком покрывали ссадины, следы от плетки, ожоги, порезы, нарывы, их было так много, что они, казалось, сливались в одну сплошную рану. Валентина споро принялась за дело. Прежде всего, необходимо было как-то снять с этого странного рабочего одежду (Валентина решила пока считать, что это всё же рабочий, хотя глаза говорили ей совсем другое), но присохшая ткань отрывалась только вместе с кусками кожи. Пришлось пожертвовать несколькими пузырьками перекиси водорода. Через некоторое время пришел молодой надсмотрщик, принес электрический чайник с кипятком, поставил его на стол и дисциплинированно удалился. Валентина промыла раны (на это ушло не меньше получаса), немного вымыла пациенту волосы, которые оказались черными с сильной сединой, и только после этого смогла, наконец, приступить к осмотру. Результаты были неутешительными. У человека, лежащего на полу, кроме сломанной руки, оказалось ещё несколько переломов - левая нога в двух местах, четыре ребра справа, два слева... Реакции нулевые, даже зрачки почти не реагировали на свет - настолько он был слаб. От того, как эти зрачки выглядели, Валентине стало немного не по себе - она никогда в своей жизни не видела ни людей, ни "рабочих" с вертикальными кошачьими зрачками. Пациент был совсем плох и Валентине оставалось лишь сокрушенно качать головой и надеяться на чудо - она не могла себе представить, что после такого можно выжить. Тем не менее, она позвала надсмотрщиков, с их помощью устроила человека на кушетке и, немного подумав, укрыла его своей курткой. Ей не нравилось, что больной находится в холодном помещение в чём мать родила. Она отдала старшему список лекарств и села ждать. Ей всё равно пока было нечего делать.
   Через два часа привезли заказанные лекарства и работа закипела с новой силой. Валентина провозилась в общей сложности четыре часа и результаты не заставили себя ждать. После трёх капельниц, кислорода, нескольких доз сердечного и антибиотиков человеку стало легче - поднялось давление, он стал лучше дышать. Валентина приободрилась. Вместе с лекарствами привезли ещё много всего - обогреватель, бельё на койку, подушки, одеяла, посуду, продукты. Валентина не удивилась - надо, значит надо. Она с удобствами устроила пациента, сначала проветрила, а затем хорошенько прогрела комнату, тщательно вымыла ему голову, снова поставила капельницу. Пора было идти звонить начальству, делать доклад, но Валентина не торопилась. Ей хотелось удостовериться, что всё идёт хорошо. Поэтому она просидела с больным лишний час, убедилась, что показатели стабильны и лишь после этого пошла звонить. Её непосредственный начальник подошел к телефону на удивление быстро, раньше Валентина томилась у аппарата не меньше десяти минут, ожидая, когда он освободится.
   - Докладывайте, - в голосе Эдуарда Григорьевича звучало плохо скрываемое беспокойство. Валентина обстоятельно, по пунктам рассказала, что сделала и какие были результаты.
   - Валентина Николаевна, если без бюрократии, просто, по человечески, скажите, есть шанс, что выживет? - спросил он, когда Валентина закончила говорить.
   - Не знаю, - честно сказала Валентина, - время покажет. Я хотела попросить у вас позволения вызвать Алексея Лукича, он, насколько я знаю, в своё время был травматологом. Боюсь, что я сама не справлюсь, а тут два серьёзных перелома. Разрешите?
   - Вызывайте. Я сегодня подъеду, примерно к семи вечера, посмотрю сам, как у вас дела. Постарайтесь привести его в себя, если это возможно. И ещё. Он может начать говорить, бредить... ну, не важно. Так вот. Всё, что он скажет, вы запишите. Слово в слово. Ясно?
   - Так точно, - задание удивило Валентину, но вида не подала, ей не впервой было изображать покорного служащего, - всё запишу. Что ещё?
   - Остальное - при встрече. До свидания.
   - Всего хорошего, - Валентина нажала на рычажок, секунду подумала и быстренько набрала телефон предприятия номер один.
   - Алексея Лукича позовите, - сказала она, - алё, Лукич? Это Валя. Вы на третье можете через пару часов подъехать?.. шеф дал добро, ага... да тут вообще всё очень странно, сама не пойму... раньше? Ой, это было бы чудесно... через час? Хорошо, жду... Нет, тут переломы у человека... два... да, со смещением... как он? А вы что - его знаете?.. Да ладно, шуток я не понимаю, видите ли... поняла, всё поняла - натрий не ставить, только глюкозу, никаких препаратов на спиртовых растворах не давать... Счастливо, Лукич, жду - не дождусь.
   Приехавший Лукич прошел в медпункт, поздоровался с Валентиной, скинул с плеч видавшую виды куртку, и подсел к больному. Валентина с удивлением заметила на его лице огорчение. Огорчение и боль.
   - Я им объяснял, а они, как любая молодежь, конечно, не послушали старика. Я говорил - этот парень - чистый кремень, вы об него сломаете зубы, но ничего не добьётесь. - Лукич тяжело вздохнул. - И вот, пожалуйста. Результат - на лицо. Подонки... бедный мальчик...
   - Так вы его знаете? - у Валентины всё внутри сжалось от нехорошего предчувствия. Лукич был для неё мало что авторитетом - он был единственным человеком на её "работе", которому она безоговорочно доверяла.
   - Да, примерно лет десять, - Алексей Лукич осторожно сдвинул в сторону одеяло и принялся осматривать больного, - на этот раз повезло. Он выберется, Валя. Он крепче, чем ты можешь себе представить. Что ещё сломано, кроме руки?
   - Нога... А я думала, что он уже... того. По-моему, ему совсем плохо, - Валентина пожала плечами, - но вам лучше знать. Вот только...
   - Что?
   - Начальство велело его в себя привести. А он - ни в какую.
   - Не жаль его тебе? - Лукич нахмурился. - Подождала бы пару дней, поухаживала. Он и сам в себя придет, когда сможет... ладно. Я сейчас переломы зафиксирую, а ты пока согрей его получше. Грелки привезли?
   - Да, не поскупились.
   После получаса трудов человек наконец открыл глаза.
   - Пятый, - тихонько позвал его Лукич, - ты здесь? Проснись.
   Глаза того были совершенно пустыми, как окна дома, из которого давным-давно ушли люди. Неестественно широко открытые, они ровным счётом ничего не выражали. В них не было ни боли, ни страха, ни тени страдания, ни удивления. Алексей Лукич поводил у Пятого перед лицом рукой. Никакой реакции. Веки медленно опустились.
   - Ступор, - констатировал Лукич, - боюсь, это надолго. Держи его пока на внутривенных, в комнате чтобы было тепло, никаких сквозняков. Посторонних не пускай. Верхний свет включать не надо, настольной лампы хватит. Шторы днём не открывай, пусть темновато, не страшно. В общем, полный покой. Если через неделю не выйдет из этого состояния, придется везти на базу или в больницу. Хотя я думаю, справиться сам, и не из такого вылезал, - Лукич аккуратно наложил на сломанную руку лубок и уже осматривал второй перелом. - Гипс я накладывать не буду. Если ему станет лучше и он начнёт есть, переломы срастутся дней за десять, самое большее.
   - А как его кормить? - Валентина не на шутку разволновалась - такая ответственность. - Он даже пить не сможет, наверное...
   - Да не волнуйся ты так, Валюша, не переживай. Я так и вижу у тебя в глазах вопрос: как быть ночью? Сейчас мы вытащим из тима второго такого же, он и посидит. Пойди, дай запрос на номера седьмого, восьмой тим. Его приведут, а ты уж по обстоятельствам решай, нужен ли тебе помощник. Его, кстати, зовут Лин, запомни. Пригодится, - Лукич тяжело поднялся. - Ну, с этим всё. Если какие сложности возникнут - позвони, я подскажу, что и как... Проводи меня до ворот, Валечка. Совсем устал старик...
   Вместе они вышли из здания и направились к стоянке машин персонала. Уже на улице, когда они отошли от дверей, Лукич тихо сказал:
   - Будь осторожна, Валя. Пятого вытащи любой ценой, поняла? Любой. Иначе ты можешь погибнуть сама. Раз уж тебя к ним допустили - дело нешуточное...
   - Кто они такие? - удивление, не покидавшее Валентину, но тщательно скрываемое, наконец прорвалось наружу. - Неужели рабочие? Прямо как люди.
   - Это не рабочие, Валя. Это пленники нашей организации. Насколько я знаю, там, откуда они родом, они были учеными, кажется биологами, точно не скажу. Их хотели склонить к сотрудничеству, а они отказались. Это было довольно давно. Что происходит с ними сейчас - ты видишь сама. Предприятие номер три - их личный концлагерь, вот только их смерть пока что не входит в планы руководства, поэтому ты уж постарайся. Хорошо?
   - Ладно, - Валентина вздохнула, - не было у бабы забот - купила баба порося... А сколько лет они здесь? Вы о десяти сказали, но мне показалось, ему лет двадцать пять - самое большее.
   - Ему уже за тридцать. То ли тридцать четыре, то ли тридцать пять... не помню. Я с ними почти не разговаривал, не досуг было. Вызовут меня сюда, я приеду, зашью дыры, накачаю лекарствами, помогу, чем смогу - и уезжаю. Насколько мне известно, здесь постоянного фельдшера не было, - Лукич немного повозился с замком, открыл дверцу машины и сел за руль, - теперь вот тебя перевели, может это и правильно. Привет ему от меня передай, когда очнется.
   Валентина вернулась в медпункт, немного посидела с больным, а потом послала запрос на номера седьмого, как ей посоветовал Лукич. И где-то через час началось настоящее светопреставление. Сначала в отдаление коридора послышались голоса, ругань, кто-то отчаянно матерился. Голоса и шаги быстро приближались. Внезапно дверь медпункта широко распахнулась, и в неё пинком втолкнули человека, который от удара не удержался на ногах. Он сразу вскочил и бросился к двери явно с целью её высадить, но у него ничего не вышло - дверь крепко держали с обратной стороны. Наконец Валентина опомнилась. Она подлетела к неожиданному визитеру и мертвой хваткой вцепилась ему в воротник, снова сбив его с ног. Тот дернулся, но, удивительно! Валентины так и не заметил. Взгляд его упал на койку.
   - Пятый!.. - выдохнул он и рванул по направлению к кровати, но цепкая рука Валентины всё ещё удерживала его, и он в третий раз за какую-то минуту очутился на полу.
   - Ты какого чёрта делаешь, а! - зашипела Валентина. - Он только-только уснул, а ты...
   - Я... а кто вы такая?! - до него, наконец, дошло, что в комнате он не один.
   - Меня больше интересует, кто ты такой? Позволь узнать!
   - Я - Лин, тим номер восемь, номер семь в тиме, - Лин криво усмехнулся и продолжил. - Меня сюда пригнали, и хочу знать, зачем. Кроме вас, мне это никто не объяснит. Пятый, как вы только что сказали, уснул, хотя я был уверен, что он уже две недели, как мёртв...
   - А, так ты и есть тот самый, - поняла Валентина. - Говори потише, не мешай ему отдыхать.
   - Что с ним? - спросил Лин, тихо подходя к кровати.
   - Всё плохо. Он слишком долго пробыл без помощи. Если бы я приехала на несколько дней раньше, я бы не сомневалась в успешном завершение дел, но сейчас... Лукич сказал, что он в ступоре, а я от себя могу добавить, что он даже пить не может.
   - Но хоть как-то вы попробуете помочь? - с отчаянием спросил Лин.
   - Я делаю всё, что от меня зависит, - Валентина тоже подошла к кровати. Лин отступил на шаг, зажмурился и тихонько потряс головой.
   - Господи, - прошептал он, - что же это?.. За что?..
   - Успокойся. Лукич сказал, что он выберется. Эй, чего такое?
   Лина повело в сторону и он едва удержался на ногах.
   - Я не ел, - неуверенно проговорил Лин.
   - Не ел? - Валентина подошла к нему и с тревогой вгляделась в его лицо. - Как долго ты не ел?
   - Я... не помню, - ноги у Лина подогнулись и он осел на пол, привалившись к стене. - Это... сейчас пройдёт... я посижу тут немножко... всё в порядке, не волнуйтесь...
   - Я сейчас тебя покормлю, - Валентина помогла Лину подняться на ноги, подвела к стулу и усадила, - подожди минутку. Кстати, по возможности, объясни мне, что с ним сделали? После чего ему стало так плохо? Если ты, конечно, в состоянии.
   Лин объяснил. Валентина оторопела. Она расширившимися глазами смотрела на Лина, а он, уставившись куда-то в угол, слегка покачивался на стуле, словно развлекаясь. Впрочем, в следующий момент развлечение закончилось тем, что Лин просто-напросто свалился на пол. Валентина сжалилась, дала ему поесть и отослала спать. Когда приехало начальство, оба её новых подопечных крепко спали, и будить их Валентина отказалась наотрез.
   - Я всё понимаю, - твердо сказала она, - но ничем помочь не могу. Если сейчас пробовать привести в сознание одного из них, к примеру, седьмого, я не могу ручаться за то, что его психика не пострадает. И мне бы не хотелось, чтобы моя работа пошла насмарку. Не говоря уж о том, что мне просто жалко этих двоих. Если они нужны вам живыми, то...
   - Достаточно, - Валентинин начальник неспешно прошелся по комнате и остановился рядом с ней, - вы подходите для этой работы. Я вижу, что состояние ваших пациентов интересует вас больше, чем зарплата, и что вы не из трусливых. Поэтому зарплату мы вам прибавим, по сотне за каждого из ваших новых клиентов, и переведём вас с первого на третье предприятие. Уровень допуска - восьмой, высший. Про эту парочку - ну, сами понимаете... А раз в три месяца сможете их забирать сюда, для профилактики, по обстоятельствам. Ваша главная задача на данный момент - выходить вот этого. Если ещё что-то потребуется - выписывайте, отказа вам ни в чём не будет.
   ***
   В ту ночь Валентина не поехала домой, как не уговаривал её Лин. "Что происходит? - думала она, сидя возле койки. - Я не могу этого понять. Как Лин сказал, эта штука называется? Клетка? Господи ты Боже мой..." Вот что она узнала от Лина (откуда взялось это странное имя, он ей так и не объяснил, как она не спрашивала). На предприятие номер три их (Лина и Пятого) содержат уже много лет. Валентина спросила - сколько? Десять? Больше, ответил Лин. Так сколько? Лин махнул в ответ рукой. Они двое - пленники. Причём пленники добровольные, или почти добровольные. Это надо просто принять, как факт. И не задавать вопросов - ей же самой дешевле обойдётся. "Так что же такое случилось? - в который раз уже спросила Валентина. - Что с ним?" Клетка. Проволочная загородка. Под током. В ней надо просто стоять, и всё. И они... Тут Лин осёкся, и Валентина с удивлением увидела, что он плачет. Лин сидел перед ней на стуле очень прямо, даже слишком прямо... гордый, подумала Валентина. А слёзы откуда?
   - Ты это... не надо, - попросила она. - Ты же ему этим не поможешь? - он кивнул, и закусил губу. Сильно, почти до крови. - Что они с ним сделали? Ты не рыдай, ты помоги мне в ситуации разобраться.
   - Они поставили его в клетку на шесть суток... то есть, он выдержал шесть дней, а потом... они мне сказали, что он умер. Я не поверил. Вот... - Лин показал Валентине свои руки, страшно разбитые, все в ссадинах. - Это я дверь ломал.
   - И как?
   - Сломал. А потом меня опять побили. Я так и не смог к нему прорваться.
   - Ты в курсе, кто его так избил?
   - Как это не в курсе? - удивился Лин. - Те же, что и меня. Те двое, что вас сюда провожали. Тот, что постарше - Андрей. А младший - Коля, он немного получше... в смысле, умеет останавливаться. Андрей не умеет.
   - Что с тобой, ты мне можешь сказать?
   - Потом. Не сейчас.
   - Сейчас, - Валентина встала со стула и подошла к Лину. - Снимай рубашку и садись к свету, я посмотрю...
   - Погодите-ка! - вдруг встрепенулся Лин. - Он, по-моему...
   Они вместе подошли к кровати. Лин сел на корточки рядом с кроватью и тихонько позвал:
   - Дзеди... ёт раски ние... проснись, пожалуйста... это я...
   - Как тебя там... Пятый? Эй, дружок, просыпайся, давай, - сказала Валентина. - И чего Лукич плёл про ступор?.. Лин, он в сознание?
   - Погодите, - не оборачиваясь сказал тот. - Секунду... Пятый, это я Лин. Ну открой глаза, пожалуйста... ну постарайся.
   Валентина в жизни своей прежде не видела столь чёрных глаз. Тогда, днём, это был бессмысленный омертвевший взгляд, но сейчас... столько жизни - во взгляде, просто во взгляде. На какую-то секунду Валентина испугалась - ей показалось, что этот больной немощный человек знает про неё всё или даже больше, чем всё. Удивительные глаза - кошачий зрачок на чёрном бархате... как там было?.. Да, я узнаю тебя в Серафиме, при дивном свидание... Странные у этих двоих лица и глаза - противоестественно сочетание драгоценных камней и концлагерных антуражей. Надо разобраться. И уколы на ночь сделать. Обоим.
   - Лин... - Валентина с трудом разобрала, что он говорил. - Рыжий... я так рад... они говорили - ты умер... или мне это снилось... не помню...
   - Мне тоже, - Лин горько кивнул, - всё ложь. Очередная ложь. Плохо?
   - Нет... - секундная пауза. - Не знаю...
   - Зато я знаю, - вмешалась Валентина. - Спать немедленно. Оба. Время - три часа ночи.
   Её страх пропал, как первый снег. Перед ней была какая-то новая загадка, проблема, как на заказ. Она решила непременно узнать, что всё это значит, что здесь такое происходит. Эти двое - что-то такое экстраординарное. Самое то. Валентина с трудом разбиралась в своих чувствах - любопытство и страх смешались в какую-то непередаваемую кашу. Слова Лукича не давали ей покоя. Почему - любой ценой? Для кого столь важна эта жизнь? И Лин... Странные слова, странный диалог между этими двоими. О какой лжи шла речь?.. Пленники? В наше время?.. Откуда они взялись?.. Вопросов было множество, они роились, как пчёлы над клеверной лужайкой...
   Ночь прошла спокойно, но Валентина тем не менее не сомкнула глаз. Пятый спал, как мёртвый, Лин - тревожно, часто просыпаясь и почти что мгновенно отключаясь вновь. Утром Валентина позволила себе немного прикорнуть на стуле подле кровати. Разбудил её Лин.
   - Простите, - он несмело потряс её за плечо, - мне кажется, ему хуже...
   - Чего... ой! Я что - уснула? - Валентина потёрла глаза и зевнула.
   - Ему стало хуже, - сказал Лин.
   - А что, есть куда?.. - Валентина подошла к кровати. - Чего такое? - спросила она.
   - Больно... почти везде, - тихо ответил тот. - Не могу...
   - Это хорошо, что больно, - ответила Валентина. - Вот если бы было не больно - было бы совсем хреново.
   Лин с возмущением посмотрел на неё.
   - Дурак, - сказала она в ответ. - Чего ты понимаешь? Чувствительность восстанавливается, он же вчера вообще ничего не ощущал...
   - Но вы хоть как-то ему поможете? - спросил Лин.
   - А чем я, по-твоему, вторые сутки занимаюсь? Ты, чтоб без дела не сидеть, принеси мою сумку и вскипяти воду. Повязки надо поменять. И тебе, кстати, тоже. Я пока посмотрю, есть ли какой прогресс...
   Прогресса не было. Раны и нарывы всё так же мокли под повязками, они даже не подсохли. Пока она осматривала, Лин принёс лекарства. Вместе они перевернули Пятого на бок (Лин осторожно поддерживал тому сломанную руку) и Валентина принялась за перевязку. Пятый терпел всё молча, лишь учащённое, прерывистое дыхание выдавало его.
   - Ещё минутку подожди, - заметив это, сказала Валентина, - я уже почти закончила... ага, всё. Лин, клади его обратно. Ну, как? Очень больно?
   - Терпимо, - шепотом ответил Пятый, - только голова... как чужая...
   - Это в твоём духе, - заметил Лин, усаживаясь рядом, - тебя всегда интересовали именно чужие головы, своей тебе явно мало. И от кого ты оторвал себе голову на этот раз?
   - Рыжий... тебе бы всё... только шутки шутить... попить принеси...
   - Ты подожди пару минут, я сейчас Лину тоже дыры в шкуре обработаю, - попросила Валентина, - а потом попьёшь. Хорошо?
   - Ладно... Рыжий, что с тобой такое? - спросил Пятый.
   - Андрей - патриот СССР, - кратко ответил Лин. - До такой степени патриот, что украшает звёздами всё, что находится в пределах его досягаемости.
   - Понятно... на спине?
   - А как же! - ухмыльнулся Лин. - Хочешь, покажу?
   - Садись на стул, - приказала Валентина, - и сними этот дурацкий балахон. Как вы всё это терпите? Такое издевательство...
   - Нам поделом... достаётся... - Пятый закашлялся. - Просто так подобным образом с людьми не поступают...
   - Сейчас он вам начнёт задвигать, если прежде не уснёт, - пообещал Лин. - Он у нас по этой части - специалист. Ночью спать не будете.
   - Буду, - ответила Валентина. - Меня речами не проймёшь.
   - А чем проймёшь?.. Ой! Больно же!
   - Терпи, это как раз и была твоя обожаемая звезда... а я тебе не скажу, чем меня пронять можно. А то как бы не воспользовался.
   - Ну вот ещё, - отмахнулся Лин. - Очень надо... не особенно и хотелось.
   - Всё, свободен. Одевайся. И принеси другу чая, он же просил.
   - А он уже спит. У него это очень быстро делается, - Лин понизил голос и добавил: - я не знаю, кто вы и откуда, Валентина Николаевна, но... спасибо вам, огромное. Он бы умер, если бы не вы.
   - Да ладно, - махнула рукой та, - не драматизируй...
   - Я серьёзно. Скажите, вы... уедете? Ну, потом, когда...
   - Думаю, нет, - Валентина задумчиво покачала головой. - Мне сказали, что переводят сюда на постоянную работу. За вас двоих, кстати, обещали доплату. Да и сама я...
   - Что?
   - Не могу я смотреть, как кто-то мучается. Просто не могу. Я отсюда не уйду, обещаю. Только если силой поволокут...
   - Спасибо вам, Валентина Николаевна. И за Пятого, и за себя... я вам очень обязан. Нет, правда. Я честно.
   ***
   С этого всё и началось. Валентинина жизнь в корне изменилась, в ней появился какой-то новый смысл. Ей и невдомёк было, что встреча с подобными людьми может столь сильно повлиять на её понимание мира и сущего, что она станет по-другому видеть и себя и остальных... словно через призму чужого восприятия. Перед ней, погрязшей в каких-то мелких (хотя раньше они казались крупными) делах, типа талонов на ковёр, путёвок в престижный дом отдыха, покупок типа миксера или вафельницы, открылся совершенно другой мир. Вещам в нём не было места. Только людям. И, что самое страшное, в нём было место смерти и увечьям, место нечеловеческому напряжению и самопожертвованию, причём не ради позы, а ради чужой жизни. Такое Валентина видела впервые. Она удивлялась всему - и этой дружбе, от которой пахло смертью, и спокойствию, прямо таки ледяному спокойствию того же Пятого. Свою болезнь он переносил стоически, правда, первое время больше спал, почти не ел, говорил мало... но потом! Только когда он пошёл на поправку, Валентина, наконец, поняла, с кем она столкнулась. Любую помощь он отвергал категорически, даже Лина, рвавшегося чем-то услужить, нещадно гнал в шею, хотя сам, по мере сил и возможностей, старался как-то помогать другу.
   - Ты почему так делаешь, а? - в который уж раз спрашивала Валентина Пятого после его очередной стычки с Лином. - Он к тебе - со всей душой, а ты...
   - А если его рядом не будет, как я, по вашему, должен справляться? Искать его, что ли?
   - Тогда почему ты ему помогаешь?
   - Потому, что я очень постараюсь быть рядом с ним, если что-нибудь произойдёт. Я за него в ответе. Это из-за меня мы здесь оказались и попали в такую... как бы это сказать?..
   - Хреновую ситуацию, - подсказала Валентина.
   - Совершенно верно, вы правы. К тому же мне и вправду пока помощь не требуется. Я и сам справляюсь.
   - Я до сих пор не пойму, как ты выжил, - на лице Валентины появилось выражение полного замешательства, - ведь это просто невозможно было...
   - Могу объяснить. Понимаете, мы с Лином можем немного помогать друг другу... чёрт, опять нет аналога. Бедный ваш русский язык, - сказал Пятый назидательно, - ищешь слово, ищешь... ну, можно попробовать так. Каждый человек обладает определённым запасом некой субстанции, назовём её пока жизненной энергией, хотя это не совсем верно, это, скорее, энергия в чистом виде, не активная... в пассиве. Вы её не ощущаете, это и не мудрено, ведь вы не обучались этому, да и вспомогательных приборов для этого у вас нет.
   - А у тебя, никак, есть? - усмехнулась Валентина.
   - Есть, - просто ответил Пятый.
   - И где?
   - А вот это вам знать не надо, опасно. Так вот, на чём я?.. С помощью этого прибора и знаний, не самых сложных, впрочем, можно оперировать этой субстанцией. Таким образом Лин, к примеру, поделился жизнью со мной, для того, чтобы я мог быстрее набрать потенциал. Но это действительно далеко не всегда, в большем количестве случаев мы бессильны помочь друг другу. Это, конечно, снижает наши шансы.
   - Не сгущай краски, всё не так плохо, - подбодрила его Валентина, которая не поняла и половины из того, что он говорил, - всё хорошо, что хорошо кончается. Ты только Лина зря не обижай, он расстраивается после ваших разговоров...
   - Я тоже, - вздохнул Пятый. - Ну не могу я принимать от него помощь, когда сам во всём виноват!.. Валентина Николаевна, вы запомните и имейте в виду, что Лин совершенно ни в чём не виноват. Ни в чём! Я лишил его всего, что у него было, наши друзья погибли...
   - Давно? - спросила Валентина с сочувствием.
   - Десять лет назад. А у меня до сих пор это стоит перед глазами... самому не страшно, то есть за себя. А вот за Лина... камень на душе. Всё потом было - и в меня стреляли, и били, и... вспоминать даже не охота, тяжко, тем более, что всё это ждёт и дальше... А вот за Лина страшно. Он добрый, Лин. Я - злыдень, если сравнивать нас двоих, - на лице Пятого появилось выражение горечи и боли. - Вот, к примеру, ситуация. Зал, мы таскаем ящики. Всё, как всегда. Если падаю я, Лин чаще всего становится под удар и не даёт бить меня. В результате почти всегда избивают его.
   - А ты? - спросила Валентина.
   - Я тоже их к нему стараюсь не подпускать, если ему плохо. Только я обычно не жду, когда они начнут меня бить.
   - "Нападение - лучшая защита", - сказала Валентина.
   - Ага, - в медпункт вошёл Лин и, обратившись к Валентине, спросил: - А он вам сказал, что происходит после того, как он становится рядом со мной в оборону?
   - Нет... а что?
   - Прибегают остальные, ещё человек десять, и бьют его до полусмерти... хотя ещё ни разу не убили, слава Богу. Так-то вот. Он не злой, Валентина Николаевна. Он добрый. Только он про это забыл. Или решил, что злым быть легче.
   Валентина в один прекрасный день поняла, что Лин и Пятый - не просто пациенты, которых ей подкинула судьба. И она вдруг осознала, что торопится на предприятие номер три не из боязни опоздать на работу, а потому, что там её ждут эти двое. И что она сама ждёт встречи с ними.
  
  
   Никто не имеет права
   Пятый
   Это произошло случайно. Просто надсмотрщик был новый. Он ещё не знал, что можно, а что нельзя. Поэтому, когда Пятый упал, надсмотрщик решил его добить. Лина в то время в зале не было, и помешать было некому. Вместе с Пятым на пол свалилось по инерции ещё трое рабочих, двое поднялись, один остался лежать. Надсмотрщик застрелил его, а затем выстрелил Пятому в грудь. Тот мгновенно очнулся от боли, вскрикнул, попытался было отползти в сторону, но за первым выстрелом последовало ещё три, причем последний из них, контрольный, был произведен, как водится, в голову. На шум из соседнего тима прибежал Юра и в ужасе застыл на пороге.
   - Мама родная... Кретин! - заорал он. - Что ты наделал!
   Надсмотрщик, совсем ещё молодой парень, ничего не понимая, повернулся к Юре. Тот вылетел из тима и, не чуя под собой ног, рванул к медпункту.
   - Валентина Николаевна! - крикнул он, - Пятого убили! Скорее!
   - Что случилось?
   - Идемте! Ну, быстрее же, пожалуйста!
   В тиме они застали ещё двоих надсмотрщиков и того придурка, который стрелял. Валентина подбежала к Пятому и опустилась рядом с ним на колени. Он лежал лицом вниз на грязном полу, из-под простреленной головы медленно вытекала алая струйка, которую нехотя вбирал в себя цемент. На балахоне его проступали тут и там кровавые пятна. Валентина перевернула его к себе лицом. С правой стороны волосы были перепачканы кровью, сочившейся из раны расположенной на несколько сантиметров выше виска. Он с тихим всхлипом вздохнул и затих. Надсмотрщики подавленно молчали, всё было ясно без слов. Почти все они прошли Афган, и то, что предстало перед их глазами, говорило само за себя...
   - Юра, он ещё жив, - Валентина поднялась с колен, - но я ничего не смогу одна сделать... Звони скорее шефу и проси сюда всё, что он может дать. Объясни ему, что произошло, что стреляли в голову, в грудь... и что он умирает...
   Валентина сокрушенно покачала головой. Она и вправду ничем не располагала. Прямое попадание в голову с расстояния в метр... "Он не выживет, - пронеслась у неё мысль, - это просто невозможно". Она прикрыла Пятого своей курткой и обернулась к молодому надсмотрщику.
   -Как ты додумался до такого? - спросила она. - Тебе же дали все документы, велели ознакомиться... - Валентина не договорила - у Пятого начались конвульсии, на губах его выступила пена, тело скрутили судороги. Надсмотрщики помогли придержать его.
   - Это агония, - с отчаянием в голосе проговорила она - Не успеют... Коля, Андрей, закройте дверь и не впускайте сюда Лина! Он свихнется...
   Пока Андрей держал трещащую под ударами дверь, пока ждали бригаду скорой, вызванную Юрой, пока Валентина безуспешно пробовала что-то сделать, у неё появилась жуткая уверенность, что всё уже напрасно. Она прекрасно видела, что при каждом вдохе воздух, вместо того, чтобы идти через рот или нос, со свистом всасывается через раны в груди...
   Бригада приехала очень быстро, примерно через двадцать минут. Пятого перенесли наверх и Валентина оказалась за дверью, впервые за два года работы на этом предприятие. Её не слишком вежливо оттеснили в сторону и Пятым занялись сразу трое врачей. Валентине пришлось помогать Лину, который находился в состояние аффекта. Он разбил себе руки о дверь, потом ему не дали даже подойти к Пятому и при этом поколотили, после он всё же прорвался и увиденное совершенно выбило его из колеи. Он никого к себе не подпустил, кроме Валентины, которая сумела таки обработать ему раны на руках и немного успокоить. Теперь Лин сидел на корточках, привалившись к серой стене, в углу, закрыв руками голову и иногда вздрагивая. Валентина ходила взад-вперёд по коридору. Прошло уже два часа. Ещё через час в коридор вышел один из врачей.
   - Ну, что? - с волнением спросила Валентина.
   - Живет на аппаратах, - ответил тот, - посмотрим... Мы его прооперировали, но голову пока не трогали. Если доживёт до вечера, вызовем нейрохирурга и посмотрим, что осталось от мозгов... ОКОНЧАНИЕ - ПОД ПОДПИСКЕ НА БУМАГЕ В ПОЛНОЙ ВЕРСИИ
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"