Между ярким днем и темной ночью есть часы, самые опасные как для автомобилиста, так и для человека, не осеняющего себя крестным знамением - это сумерки. Два времени смещаются в полутьме, задевая друг друга краями, и в темных городских проулках отворяются такие врата, в которые лучше не попадать.
Мальчик лежал в темноте и плакал. Это были слезы злости. Папа с мамой ушли на весь вечер и не взяли его с собой, а он остался один в окружении разноцветных игрушек, пестрых книжек и телевизора. Обещала приехать бабушка, но она задерживалась. Мальчик плакал все громче и громче, но не мог заглушить голоса внутри себя, который нашептывал ему "сбеги, быстрее сбеги. Покажи им всем, как без тебя плохо. Пусть кинутся тебя искать, пусть помучаются, пусть никогда больше не посмеют оставить тебя одного..."
Мальчик подошел к двери и открыл оба замка. Надел куртку, ботинки и выскочил на лестничную клетку. За ним с лязгом захлопнулась собачка замка. Путь назад был отрезан. Мальчик спустился по темной лестнице и вышел во двор.
На улице горели огромные, в полнеба рекламы. Они отражались в окнах домов, на лакированных спинах машин, которые, как огромные жуки, неслись по улице сплошным потоком. Где-то играла музыка, где-то смеялись люди, но звуки были искажены городским гулом, который звучал, как постоянный фон, не смолкая, ни на секунду.
Мальчик сначала шел быстро, потом начал замедлять шаги. Ему вдруг стало не по себе. И идея уйти, чтобы родители стали его искать, уже не казалась привлекательной. Он огляделся. Слева поднималась стена какого-то большого здания с огромными погасшими окнами, справа были старинные дома в два этажа. Улица тянулась куда-то вверх и называлась Маркса-Энгельса.
Сзади послышались шаги. Мальчика догонял нищий, один из тех, кто стоит днем в переходах. Но сейчас он уже не казался жалким и забитым существом: глаза его горели, из-под грязного плаща показались сильные волосатые руки, зловещая улыбка виделась во всклокоченной бороде. Мальчик испугался и побежал. "Стой!" - послышалось ему. Он побежал еще быстрее и свернул в какой-то проулок, под темную арку. Впереди вроде бы виднелся проход между домами, но потом он куда-то пропал, и мальчик, неожиданно для себя, выскочил на скользкий после недавно прошедшего дождя травяной склон, поскользнулся и упал.
"А ну стой!" послышалось вдруг совсем рядом, а потом, неожиданно раздалось лошадиное ржание.
Мальчик поднял голову. Солнце еще не село за высокие верхушки деревьев ближнего леса. Кругом были леса и перелески. Вверху, на холме, виднелись деревянные стены какой-то крепости с квадратными башнями. А рядом с мальчиком возвышался всадник. И что это был за всадник! С красного, изрытого лица, поросшим светлым волосом, смотрели на мальчика серые, равнодушные глаза убийцы. Большой нос с волосатыми ноздрями частично закрывала стрелка конического шлема. На всаднике было что-то похожее на куртку, но с коротким рукавом, и кольчуга, как ее изображали в детских книжках. Справа на поясе висел меч, слева - короткая дубина, измазанная чем-то красным.
- Кто таков? Почему так одет? - пролаял всадник, наезжая на мальчика здоровенным черным жеребцом. Мальчик с трудом увернулся от огромных, грязных копыт.
Когда-то мальчику снился кошмарный сон, и он с плачем проснулся. На помощь пришла бабушка, она сказала: "если страшно, если кошмар, надо перекреститься и прочитать "Отче наш". И с того момента кошмары из его снов потихоньку начали отступать. Правда папа с мамой ругали бабушку и говорили много странных и смешных слов. Одно из них мальчик запомнил: "мракобесие".
"Откуда ты?!" Всадник потянулся за дубиной, и мальчик быстро перекрестился, надеясь, что кошмар исчезнет. Реакция была ужасающей: всадник поднял коня на дыбы. Конь прянул, ударил копытами оземь, мальчик в ужасе повалился на землю и услышал: "Сюда! Все сюда! Здесь шпион князя Юрия!"
Странные, изломанные тени замелькали по кустам. Всадник резко нагнулся, пытаясь схватить мальчика за куртку. Тот вскочил на четвереньки, бросился бежать, покатился кубарем и закричал тонким голоском! "Помогите! Помогите!"
Свист стрел, крики, топот копыт - все это мальчик воспринимал как бы сквозь сон, лежа в зарослях кустарника. Потом рядом с ним присел пожилой седобородый дядька. Плащ, стянутый золотой пряжкой, кольчуга, меч у пояса и остроносые сапоги смотрелись на нем так же естественно, как костюм с галстуком на школьном учителе.
- "Ты откуда, отрок?" - спросил он мальчика спокойно и строго.
- Я из Москвы, - пролепетал мальчик.
- А где это? - посуровел дядька. Так, а ну-ка перекрестись. Ага... Молитву прочитай, какую знаешь... Хорошо. Почему от кучковичей бегал?
- Да потому и бегал, - раздался веселый голос. - Они, чай, любого крещеного сейчас за шпиона держат, нехристи поганые.
Мальчик поднял голову и увидел сначала целый лес лошадиных ног. А потом множество всадников в одинаковых конических шлемах. И среди них красивого, светлого человека в алом плаще. Это его голос он слышал только что.
"Кланяйся князю", - услышал мальчик шепот дядьки и поклонился. Человек подъехал, наклонился с седла. Глаза его смеялись, кривились губы под короткими соломенными усами.
"Москва?" - спросил он. - Странное название
"Финны так говорят", - заметил дядька. - "Ква" - мокрое место, вода. Болото, одним словом. Мос... Или низкий брод, или коровий брод. Нет, не то. Странное сочетание. Где это?
- Не знаю? - чуть не плача, говорил мальчик. - А где я?
- Тут речка Смородиновка - показал князь на большую реку. - Тут - Неглинная. На холме, там, наверху - усадьба Кучковичей. Вот мы сейчас к ним в гости и пойдем. Посмотрим, какие будут хлеб-соль... Станила! Посади-ка отрока к себе, выясним, почто боярин детей безвинных отлавливает. Ходу, братие.
Солнце уже задевало верхушки ближнего соснового бора, стрекотали сороки. На стенах горели факелы. Видно было, что в крепости суетятся, спешно переносят какие-то предметы, надевают шлемы. Князь подъехал к запертым воротам и закричал: "Кучка! Собачий сын! Это так-то ты встречаешь гостей?"
"По гостям и почет!" - отвечал с башни толстый человек в роскошном кафтане и высокой шапке. - Такую голь перекатную только под стенами и держать!
В крепости заулюлюкали. Князь в раздражении сплюнул и отъехал прочь. Подскакал молодой, безусый воин, прохрипел в ухо князю:
"Новгородцы на марше, в десяти верстах. Вечеряли, теперь лагерь сворачивают. Сюда скоро будут"
"Много ль?" - быстро спросил князь
"Сотни полторы. Все конные, оружные".
"Надо успеть до новгородцев. Возьмем - за стенами отсидимся, не возьмем - сомнут нас. Готовьте таран, братие. Станила, а ты возьми мои два десятка и обойди усадьбу с тыла. Говорят, калиточка там есть, к реке.
"Светлый князь!" - услышал мальчик знакомый голос и обомлел. Внизу, держась за стремя княжеского коня, стояла бабушка.
"Мир тебе, матушка", - поклонился князь. - Что хочешь?"
"Дозволь внучка своего взять. Потерялся он, неразумный."
Дозволяю, - махнул рукой князь. - Станила, отдай отрока. Счастливо он отделался, кучковичи его на копье едва не посадили. Время лихое сейчас, матушка. Негоже за малыми не следить.
Спаси Боже, князь, - поклонилась бабушка и тут же потащила мальчика куда-то в сторону.
"Москва", - повторил князь, как бы пробуя слово на язык. "Странное название".
И тут же выкинул все из головы, потому что его воины уже тащили к воротам дубовый таран.
Мальчик с бабушкой спешно шли по темной московской улице, спускаясь с Боровицкого холма. Где-то звучала музыка, шуршали машины. Запрятанная под асфальт, текла река Неглинная. Неспешно катилась, блестя на свету, река Москва, которую когда-то называли Смородиновкой. Где-то в земле тлел прах первого владельца этих мест, боярина Кучки, и рассыпались по волокнам остатки древних стен его усадьбы. А памятник князю Юрию Долгорукому, совершенно не похожий на оригинал, высился напротив мэрии, на Тверской улице. Все это уже было, но одновременно с этим - еще не произошло, потому что для Бога времени нет, оно есть для людей, и только иногда, самое чуткое ухо может уловить отголоски прошедших времен.
Баб, а почему они - нехристи? - спросил вдруг мальчик у старой женщины, которая всегда знала больше чем говорила, и без колебаний отправилась за внуком во времена Юрия Долгорукого.
- Кучковичи-то? - переспросила она. - Они из вятичей, те вообще Иисуса Христа последними признали, проповедь по Святой Руси на них как раз и завершилась. А до того все волхвы, волхвы. Да и вообще лихие люди, разбойные... Но веселые... Мы ведь тоже вятичи, Федя. Предков знать надо. Пошли, родители уже заждались...
Звезды зажглись, и где-то в темноте проулков закрывались последние ворота, ведущие в начало прошлых времен.