Церковь - древний камень, переживший века. Троица и угрюмые лики святых в тяжелых окладах. Потрескивая, горят свечи. Дурманящий запах ладана. Парча и золото на плечах служителя, кадило в его руке - едкий дым и слово молитвы. Дорогой дубовый гроб, покрытый блестящим черным лаком. Красный, торжественно-печальный бархат, а по бокам позолоченные кисточки. Сделано с изящной роскошью, видимо, чтобы пребывание внутри было бы как можно более комфортным.
Как глупо! Лежа на своем прекрасном ложе, труп никакого удовольствия не испытывал. Жутко ломило спину, от долгого пребывания в одной позе затекли руки и ноги, превратившись в бесчувственный камень. К тому же в церкви было очень холодно. Мертвец раз за разом проклинал своих родственников: жену, брата, брата жены, жену брата жены, всех, кого мог припомнить, за то, что они, повинуясь светским приличиям, всеми правдами и неправдами добились проведения этой дурацкой церемонии. Теперь ему казалось, что заупокойная служба проводится не столько для покойного, сколько для его родственников. А трупу больше всего хотелось остаться в одиночестве. Наедине с собой, чтобы лежать в темноте и ждать Его слуг, с натугой вдыхая запах своего разлагающегося тела. И не видеть эти сытые, лоснящиеся трауром лица.
Мертвец вдруг живо представил себе зеленое облако трупной вони - вот оно потихоньку расползается по церкви, и люди тактично прижимают к носам платки. Запах проникает в каждую щель, с каждой секундой все больше и больше сгущаясь. Он превращается в ядовитый туман, и народ бежит вон из храма, толкаясь и давя друг друга. Некоторые падают, не успев добраться до дверей, и их скрюченные тела топчет обезумевшая толпа. Через минуту церковь опустеет, и труп останется один.
К гробу подошли двое: жена покойного и его брат. Она, улыбаясь жирным румянцем на щеках, наклонилась к мертвецу и, вздохнув, поцеловала его в голову, чуть ниже того места, куда вошла пуля. Этакое воплощение печали, сама скорбь в шикарном черном платье. Еще бы! Скорбеть есть от чего, ведь заботливый супруг перед тем как пустить себе пулю в лоб не забыл составить завещание, в котором, как и обещал, ее не упомянул ни одним словом. Чего она вообще здесь делает? Трупу представилось, как его распухшая, покрытая пятнами рука протягивается из гроба и шаловливо угощает ее точеный зад добрым шлепком. Вся печаль бы мигом слетела с лица!
К лицу трупа склонился его брат, что-то тихо сказал и пожал мертвецу руку. По жизни они не разговаривали, наверное, лет двадцать, а теперь он жмет ему руки. Всегда этот бездельник любил играть на публику! Как бы в знак примирения, покойный в своей последней воле оставил ему небольшую сумму денег. Может быть, поэтому в поведении брата было что-то чересчур натянутое, неестественное - он словно получил щелчок по носу от этой предсмертной щедрости. Очень уж сильно они не любили друг друга. А может быть, вид трупа внушал ему слишком сильное отвращение.
Мертвому вдруг стало нестерпимо страшно. Кольнув пальцы на ногах, страх прошел по телу липкой волной и через грудь тисками сжал его тяжелую голову. Где же Они? Обряд подходил к концу, служитель уже заканчивал свою монотонную песнь, время шло, а Они все не появлялись. А если их и вовсе нет, нет ничего после? Эта мысль была непереносима. Что если он уже обречен, и впереди только бесконечная ночь, боль и безумие. Нет ничего, и только трупные черви в скрипящей тишине его нового дома медленно вгрызаются в плоть. Что тогда? Может, он уже приговорен, и конец будет таким, его ад, мучение, пытка...
На последнем слове молитвы вдруг волна свежего воздуха прокатилась по церкви, и тяжелые окованные медью двери храма с грохотом распахнулись настежь. Но никто не вошел, да никто и не должен был войти. Лишь солнечный свет, лишь тепло и блаженство. Мертвец вдруг почувствовал невероятную легкость в согнутом смертью теле и рывком сел в своем роскошном гробу. Он встал, подошел к самой двери и протянул руки навстречу свету, впитывая мокрыми ладонями тепло. Жаркий летний день в сосновом бору, легкий морской бриз и бескрайний океан душистых трав, сливающийся с радугой на горизонте только для него ...
Кто-то позвал его. Он узнал голос и перешагнул порог.