Аннотация: Фэндом: Толкиен. Ну это одна из самых первых моих вещей. К сожалению недописана. А сейчас я пишу совсем по другому. Эол и Арэдель после смерти.
Господин зачарованного леса.
- Эол...
- Арэдэль...
Мы стояли и смотрели друг на друга. Я видела его силуэт. Размытый... светлый... нечеткий..., только темные глаза, бездонными провалами, выделяются на его полупрозрачном лице.
- Арэдэль, - дрожал его красивый звучный голос.
Душу мою, как и прежде, переполнило счастье. И я улыбнулась ему...
Его глаза вспыхнули радостным золотым светом.
И я, как и прежде, готова была утонуть в них.
Я протянула к нему руки, и он полетел ко мне.
Его руки сильны, и объятья крепки...
И мне захотелось, чтобы время остановилось, ... как прежде...
Мы надолго застыли, глядя в глаза друг другу.
Я смотрела в его глаза и вспоминала какими они были, за то недолгое время, которое мы прожили вместе. Нежно-робкие во время нашей первой встречи; неверяще-счастливые, когда мы приносили друг другу клятву верности; блестевшие от страсти, в долгие серебристые ночи Нан-Эльмота; безумно-радостные, когда он держал на руках нашего сына; горящие возбуждением, перед началом его работы; гордые, когда он выносил на лунный свет свои творения....
Его глаза всегда в каком-то плену держали меня.
И только однажды я не смогла посмотреть в них. Боялась... Это было тогда... в Ондолиндэ.
Он всегда умел чувствовать мое настроение, почувствовал и сейчас.
- Что с тобой? - его ладони ласкали мое лицо.
- Ты простил меня?
- А ты простила меня?
- За что? - недоуменно спрашиваю я, - Это ведь я сама во всем виновата.
Эол горько опустил голову:
- Я убил тебя.
Я не могла видеть его страданий и крепко прижала к груди его голову.
- Не надо, - шептала я, - все уже прошло...
Он вырвался из моих объятий и отошел в сторону. Затем, повернув ко мне искаженное болью лицо, быстро заговорил:
- Нет мне прощения! И не будет! Жизнь свою я наполнил ненавистью и в какой-то мере завистью к Нолдор. И даже когда мне было дано знамение и счастье... мое самое большое сокровище - Ты... и наш сын, я не принял этого.... В безумной гордыне я думал, что сумею изменить тебя..., заставить отказаться от своего народа.... И... мне это почти удалось... Когда же ты оставила меня, я понял, что не смогу этого сделать. Понимаешь! - вскричал он, - я должен был принять то, что ненавидел, ...ибо любил тебя - Белую Деву Нолдор! Ты часть меня, - говорил он с исступленной яростью, - я не мог отказаться от тебя! А это значит, что я должен был отказаться от другой своей части - ненависти. Это больно... очень больно...
- Знаю... - медленно сказала я, вспоминая свое безграничное отчаяние, во время своего бегства из Нан-Эльмота.
Но Эол не услышал меня:
- Мучимый своей собственной болью, я хотел, чтобы и ты испытала её. Ты - самое дорогое, что у меня есть, и ты оставила меня, поэтому я хотел отобрать у тебя то, что дорого тебе..., - он немного помедлил -... и мне...
- Ломион...
- Маэглин.... Как я мог?!! Я, всю жизнь ненавидевший Нолдор именно за братоубийство, поднял руку на собственного сына!! И вместо него... убил тебя....
Я отчетливо увидела бьющуюся в муках его фэа, но что-то не дало мне приблизиться к нему.
- Не может служить оправданием то, что я в гневе не вспомнил о яде.... Знаешь, - повернул он ко мне измученное лицо, и я увидела дорожки слез на его щеках, - что Мандос показывает мне день за днем? Тебя! Тебя умирающую, агонизирующую, мертвую... Но зря... Ведь то, что он хочет доказать мне, я понял еще там в тронном зале Гондолина. То, что подняв на тебя нож, я убил себя... Мою боль увеличило еще видение..., там на Карагдуре... - то что наш сын умрет также, как и я - презренным предателем!
- Ты не предатель!
- Нет, - полубезумная насмешка над собой в его глазах, - Я предатель! Я предал тебя, сына, себя! Я - злобный безумец, желая предупредить сына - проклял его! - он опускается на землю и его фэа содрогается в рыданиях.
Нечто, сковывающее мое тело постепенно отступило. И я уже на коленях возле него
Никогда еще не было такой связи между нашими фэар! Я слышала его боль, как свою, и, пропуская её через себя, старалась исцелить её.
Прошла целая вечность..., прежде чем я поняла, что это безумное покаяние кончилось. Сколько в моем сердце любви и сострадания к этому прекрасному мужчине! Эти чувства переполнили меня и мне захотелось петь... И именно одну особую песню. Ту, которую я сложила в нашу первую встречу, но так и не спела её Эолу, а теперь она сама сорвалась с уст...
Ты совсем другой,
Ты совсем чужой,
Но ты спас меня...
Ты не злой,
Не плохой,
Но пугаешь меня...
Твоя кожа смугла,
Так темны глаза
И в них - холодная сталь.
Глядишь на меня,
Чаруешь меня...
Что нужно тебе? Перестань!
Куда ты идешь?
Куда ты зовешь?
Кто ты? Прошу ответь!
Ты песню поешь...
По сердцу, как нож...
Нет сил больше терпеть!
Кто ты, скажи!
Нет, лучше молчи!
Сердцем слышу твою боль...
Дай её исцелить,
И с тобою побыть.
Может это любовь?...
Светит луна.
И знает она
Выбор мой, слезы мои.
Теперь я жена,
И не оставлю тебя!
Будем вместе по жизни идти!
Непонятная рваная "гномовская" ритмика, я всегда почти стыдилась её, а теперь я продолжила песню. Слова показывало мне сердце:
Обниму я тебя,
-Я прощаю тебя.
Ведь не смогла разлюбить...
Была и моя в том вина,
Её не забыть никогда...
Но попробуем просто простить...
Эол поднял голову. Его глаза были наполнены синевой, как будто слезы смыли черноту...
- Арэдэль, - он дотронулся до моих волос, - неужели ты простила меня?
Я коснулась губами его ладони:
- Эол, - серьезно говорила я, - тебя можно было изменить, но я предпочла не делать этого, потому что не хотела лишних трудностей. Я могла бы еще в самом начале настоять на том, чтобы Ломион знал свою родню, но...
- Ты не могла переубедить меня, - горько улыбнулся он, - Я подчинил тебя себе, без зазрения совести используя чары Нан-Эльмота и твои чувства ко мне...
- Нет, - легкое качание головой, - Все дело было в том, что я хотела покориться тебе, ибо считала любовь возможной лишь в безграничном обладании... А когда не смогла с этим смириться..., то решила, что любовь умерла... Только на выходе из Нан-Эльмота, поняла, что любовь - это не кукла в детских руках: "Хочу поиграю, хочу нет...". Я так и не смогла по-настоящему вырасти..., - грустно усмехнулась я, - Мне постоянно чего-то не хватало... Это понесло меня сначала из Валинора, затем из Ондолиндэ и... из Нан-Эльмота. Я здесь поняла одну простую истину: Только лишившись чего-нибудь, мы понимаем ЧТО это было...
Он улыбнулся так, что моё сердце замерло...
- Почему же ты не вернулась сразу же?
- Ну во-первых я должна была позаботиться о Ломионе, а во-вторых..., - немного смутилась я, - мне мешала моя гордость... Как же так - я была неправа? Я - Арэдэль Ар-Фейниэль - Белая Дева Нолдор?
- Нет не гордость - Гордыня! Это и мой главный недостаток...
- Полностью согласна, - и я вдруг весело вспомнила: - От неё всегда одни неприятности. Помнишь когда к нам приехал Зигинал из Ногрода и ты с ними поспорил, кто сумеет изготовить лучше и быстрее чужое оружие: ты - топор, а он - меч...
- Да, - встрянул он черными волосами, - после этого у меня страшно болели руки...
- Конечно, махать с такой скоростью молотом сможет не каждый...
- Зато я победил, - с совсем прежним гордым самодовольством улыбнулся Эол, - это даже Зигиналовы спутники признали.
Я, немного посмеиваясь про себя, не могла наглядеться на него.
- О чем задумалась? - с тревогой заглянул мне в лицо Эол.
- Я так долго не видела твоей улыбки, - ответила я, и тут же заругалась про себя, так как с любимого лица исчез даже намек на улыбку, и в глазах опять стояла горечь.
- По моей вине...
Нет! Это не в моих силах снова выдержать его боль!
- Послушай, Эол, - говорила я, глядя прямо в его глаза, - Ты виноват, я тоже виновата... Хватит! Все! Мы не в Эндорэ, у нас должна начаться новая жизнь. Понимаешь? Я люблю тебя! Слышишь? Люблю! И ты меня любишь. Разве это не предвестник будущего счастья?
- Мы любили друг друга и тогда...
- Мы совершили много ошибок, и будет их еще наверно немало, но самое страшное мы пережили - Разлуку.
- Да... но...
- Никаких но, или, - меня вдруг охватила страшная неуверенность, - ты меня больше не любишь?
Он отошел от меня и долго смотрел вдаль. А затем глухо произнес:
- Ты моя госпожа - самая лучшая и милосердная, какая когда-либо рождалась.... Я тебя предал, убил... Правда, когда карающая рука Мандоса опустилась на меня, я понял, что натворил, и с радостью принял наказание. А ты все же нашла меня здесь... Нашла и пришла... Я причинил тебе слишком много зла, и вырыл между нами пропасть, которой не суждено зарасти. Я верну тебе свободу. Я останусь здесь, а ты уходи к своему народу, туда, где тебя помнят и любят... Они нужны тебе, и ты, я знаю, нужна им. А мне же не надо ничего, кроме туманов и горьких воспоминаний Мандоса...
- Эол, - нежно коснулась я его плеча, - сначала скажи - любишь ли ты меня еще?
Развернувшись, он резко схватил меня за плечи. Его пальцы причинили мне боль, но я этого не заметила, вслушиваясь в его слова:
- Люблю ли я еще тебя? Как ты можешь в этом сомневаться?! Я преклоняюсь перед тобой, я не могу без тебя!
Я была счастлива, безгранично счастлива...
- Ты не можешь без меня. А я не могу без тебя. Именем Илуватара клянусь никогда не оставлять тебя, поддерживать во всем, ибо, как бесконечна Эа, так бесконечна и моя любовь к тебе. И, что бы не случилось с нами после смерти, я последую за тобой, ибо ты Огонь, а я Земля... Мы едины!
Его глаза блестели от слез:
- В единстве и гармонии родятся наши дети, ибо в детях наши души и наша любовь. Именем Илуватара клянусь вечно любить тебя! - слова нашей клятвы возрождали его...
- Варду призываю в свидетели...
- Манве, призываю в свидетели...
И вместе - ладонь к ладони, голос к голосу:
- Что будет наша любовь нам судьею, если не сдержим клятвы...
- Это так, - пророкотал чей-то голос.
Я вздрогнула и инстинктивно крепче прижалась к Эолу.
Невдалеке стояла темная фигура в развевающемся сером плаще.
- Намо Мандос, - прошептал Эол.
Тот наклонил голову в знак согласия и заговорил. Каждое его слово отдавалось в наших сердцах щемяще-сладкой болью:
- И ты - Эол Темный Эльф, и ты - Арэдэль Ар-Фейниэль понесли заслуженную кару. Не в моей власти было более вас держать. Но одного я не смог сделать - исцелить ваши души, ибо только прощение могло это сделать. Не я вам судья, а ваша любовь, как в той клятве.... Вы любите друг друга, вы простили друг друга.... Вы свободны!
- Мы можем покинуть Чертоги? - неуверенно спрашиваю я.
Мне не было видно лица Валы, но мне показалось, что он улыбнулся:
- Вы покинули их еще тогда, когда заговорили друг с другом. Просто были настолько увлечены покаянием, что не заметили.
(Кстати мы не сразу заметили и то, что Намо исчез)
И действительно... Мы стояли напротив серого дворца, врезанного прямо в скальный массив, а позади нас - лес. И туман, окружавший нас - это туман утра... Я втянула в себя чистый свежий воздух и почувствовала, как слезы радости потекли по щекам.
Эол же, скрывая испуг, спросил:
- Это Валинор?
- Да! - радостно закричала я, вскидывая руки к небу, - Это Валинор! Слышишь, как поют птицы? Они поют для Ваны... А запах? Запах цветов... - нигде в Средиземьи нет таких цветов!
- Звезды... - задрожал его голос, - только звезды те же.
Я поняла, как ему тяжело, и поэтому постаралась облегчить его боль:
- Тебе здесь нравится?
Он помедлил:
- Здесь все другое, чужое...
- Разве?
- Да, но..., - небольшая заминка, - здесь что-то есть, напоминающее дом.
- Нан-Эльмот? - улыбнулась я.
Эол кивнул.
- Так именно видения Амана оставила Мелиан в Зачарованном Лесу. Поэтому-то я совсем не тяготилась жизнью в нашем доме...
- Совсем? - вернулась к нему прежняя ирония.
- Ну-у почти.
И мы засмеялись. Нашему смеху весело вторили птицы.... А потом мы пошли по лесной тропинке на восток, в сторону от гор. Мы шли, держась за руки, смеялись и пели. Валинор был прекрасен... Я шла и не могла понять, как я решилась его покинуть. Все было таким знакомым и таким новым... по-другому невозможно описать...
- Посмотри, что это?
- Это орлы Манвэ.
- Я знаю, но что это они делают?
- Они танцуют.
- Орлиная свадьба?
- Наверно...
- Красиво...
- Очень...
День сменила ночь, а ночь день, но мы не могли разомкнуть рук. Я и он... Вместе... И это было прекрасно!
Лес Мандоса зачаровывал, исцелял, молодил нас. Мы радовались каждой птице, стремительно пролетающей над нашими головами; каждому цветку, который казалось бы пел песню красоты; каждой бабочке, порхающей на струнах золотистых солнечных лучей... Ничто не оставляло нас равнодушными... Лес Мандоса был прекрасен! - Звенящие, невесомые лучи солнца проникали через зеленую листву так, что весь лес казался окутанным золотисто-зеленым туманом.
- Я знал такой камень...
- Как он назывался?
- Дезелушат.
- А каков перевод?
- Зеленое облако.
- Просто и ясно. Воистину по-гномовски.
- Красивые слова нужны только тогда, когда красота камня уже проявилась. И эта красота зависит только от твоего умения выражать её.
- Логика гномов.
- Я с ней согласен.
- Ты неисправим.
Мы бродили по лесу и вслушивались в красоту этого места. Лес Мандоса как бы обладал своей особенной волей. И он признал нас своими друзьями. Ни Эол ни я не могли даже помыслить о том, чтобы причинить зло ему. Мы питались плодами деревьев, пили только родниковую воду. Постепенно нам стало казаться, что мы одни здесь. А иногда я даже не хотела просыпаться, боясь что это все окажется еще одним полубезумным сном-воспоминанием Мандоса. Эол признался, что боится того же. Поэтому мы постоянно касались друг друга, чтобы убедится в обратном.
Но реальность все же вторглась в наш сон.
... Лес всполошился. Мы это сразу почувствовали. Не так запели птицы, не так зашелестели деревья. А потом мы услышали далекий лай собак.
- Что это? - вздрогнул Эол.
- Собаки Оромэ..., - прошептала я, - это охота.
Эол с негодованием вскинул голову:
- Разве здесь можно охотиться?
- Это лес Мандоса, а не Йаванны.
- Но он же тоже чувствует!
- Послушай, он принимает это, как должное, - я успокаивающе положила руку на плечо любимого. - И потом, разве ты сам не любил охотиться в Зачарованном лесу?
Он признал мою правоту, но все же упрямо проворчал:
- То там, а то здесь...
Через некоторое время ветер донес до нас веселые крики. Эол вопросительно взглянул на меня.
- Это не сам Оромэ, это охотятся Элдар.
- Нолдор?
Мое сердце пропустило один удар, но я спокойно продолжила:
- Скорее всего.
Мы немного помолчали, а потом Эол спросил:
- Ты выйдешь к ним?
- Не сейчас.
Он не стал ничего выяснять, а просто взял меня за руку и повел вглубь леса. Ветви деревьев сомкнулись за нами.
- В какой стороне город Нолдор?
Я удивленно взглянула на Эола:
- Что? Зачем тебе это?
- Рано или поздно нам все равно придется встретиться с другими Элдар, - спокойно сказал Эол. - Я не хочу, чтобы принцессу Нолдор нашли в лесу, как покорную изгнанницу, рядом с её трусливым мужем.
- Я не изгнанница и ты не трус!
- Тогда как объяснить то, что мы прячемся в лесу, боясь выходить к эльфам?
- Я не боюсь..., - недоуменно покачала я головой:
- Зато я боюсь, - последовал честный ответ. - А я всю жизнь считал, что никогда нельзя бежать от того, чего боишься, нужно всегда смотреть своим страхам в лицо.
- Но чего ты боишься?
- Многого. Подумай, как примут меня твои сородичи? Меня - убийцу жены, их принцессы?
Я поняла его отчаяние:
- Не знаю... Они должны понять... Я же простила...
- Ты меня любила.
- Послушай, - схватила я его за руку, - но ведь есть еще Альквалондэ. Там правит... правил, - поправилась я, - твой родич Ольвэ.
- Альквалондэ, - протянул Эол, - это тот город Телери, в котором Нолдор совершили братоубийство?
Очень много лет прошло с той поры, возможно даже больше чем мы представляли, так как неизвестно сколько времени мы пробыли в Мандосе, но я не могла вспоминать Резню без стыда и горечи. Я не участвовала в той битве, хотя и была там вместе с отцом и братьями. Но я радовалась! Радовалась! когда Феанор пробился к кораблям. Я вскрикивала от ужаса, когда видела смерть воинов Нолдор и довольно улыбалась, когда в воду падали тела Телери. Если бы не Алтариэль, я бы возможно тоже обагрила бы руки в крови родичей. Какое-то безумие тогда охватило мой народ, а потом было уже поздно отступать. Именно в Альквалондэ в последний раз я смотрела в глаза Финдарато. Потом стыдилась.
Я видела его глаза над телами его родичей и друзей.
Они и поныне стоят передо мной.
С тех пор я всячески избегала кузена, потому что боялась увидеть то, что сделала с ним Резня. На вздыбленном льду я шла в отряде Тургона, подальше от отряда Финдарато. Братья не говорили ни о чем и мне казалось, что великая дружба между Финродом и Тургоном кончилась тогда в Альквалондэ. Только Эленвэ не верила в это. Она стала каким-то связующим звеном между ними. И не только между ними, Она помогала абсолютно всем Нолдор. Я до сих пор мучаюсь угрызениями совести из-за того, что никогда не любила эту Ваниа, забравшую у меня брата. А на льду она вела себя так благородно, что стала олицетворением надежды и Эстель и Амдир. Однажды она всю ночь проговорила с Финродом и Тургоном, и утро они встретили лучшими друзьями, как до Исхода. Все радовались и прославляли её, даже я собралась пойти поблагодарить её за все на следующий день, но не смогла, потому что вечером того же дня Эленвэ погибла, провалившись под лед. Финдарато вытащил её тело и они вместе с Тургоном вырубили ледяную пещеру для этой странной Ваниа, чья жизнь, казалось, была посвящена служению другим. Смерть Эленвэ не сломила Элдар, только придала нам решимости. Ибо если у Хелкараксэ есть край, то мы дойдем до него, иначе смерть Эленвэ, Аркуэнона, Лаирендила, Атаралассэ, Ниэллона, Ондолло, Сулиона, Эленандара, Олориэль, Ниндэ, Ниеникуэ, Линдалэ... и многих, многих других была напрасной.
- Откуда такие грустные мысли? - ласково спросил Эол.
- Я вспомнила Хелкараксэ.
- Извини, что напомнил, - покаянно промолвил он.
Я постаралась отвлечься от воспоминаний и, весело махнув рукой, сказала:
- Ничего... Так о чем мы говорили?
- Об Альквалондэ.
Я напряглась, но удивительно спокойным тоном продолжила:
- Да это в Лебединой Гавани мы отобрали у телери корабли.
Эол отвернулся. Его ладони сжались в кулаки, а голос зазвучал отрывисто и глухо:
- Я не могу... я не имею права... осуждать Нолдор, ибо сам не лучше их. Но они убивали моих родичей.... Ты знаешь, Арэдэль, что моя сестра ушла со своим мужем в Благословенные земли.... Возможно ее детей, мужа Нолдор убили в Гавани...
- Я не знала..., - шевельнулись мои губы.
- Как ты могла знать, - усмехнулся он, - если я никогда не говорил тебе.
- А почему же?
Он помолчал, но потом все же ответил:
- Боялся, что ты скажешь мне о её смерти.
Я инстинктивно отступила на шаг.
- Как её звали Эол?
- Хиннарэ.
- Огненные глаза?
- Вообще-то называли, как Солнечные глаза, но огненные глаза ей подходили больше.
Я улыбнулась:
- Горячий нрав?
Глаза Эола засветились беспомощной нежностью:
- Еще какой. Не хуже чем у Нолдор.
Я ласково взяла его под руку и просительно заглянула ему в лицо:
- Расскажи мне ней.
- Она была... была..., - неуверенно начал Эол, - необыкновенной! Веселой, отважной... Даже слишком веселой и слишком отважной. Постоянно забиралась в глубину леса, - вспоминал он, идя со мной по тропе, - изучала, видите ли, зверей.... А тогда звери были, не чета нынешним - огромные, злые и свирепые. Однажды она даже наткнулась на Черного всадника, еле сбежала от этого чудовища. А ей хоть бы что! Через пару дней вновь растворилась в лесу.
- Как она выглядела?
- У неё были очень красивые темные волосы с серебристым отливом. И глаза... Необыкновенные светло-сиреневые глаза... Когда она злилась, они темнели и в них вспыхивали золотые искры...
Я вздрогнула. Потом побледнела и задержала дыхание.
- Что с тобой?
Я с трудом шепнула пересохшими губами:
- У Тинтароссе, друга Майтимо из Альквалондэ, были сиреневые глаза.
Пальцы Эола с силой сжали мои плечи:
- Что с ним случилось?
Я не смогла ему солгать, и ответила, отведя взор:
- Он был капитаном "Ванессы" - первого из кораблей захваченного в Альквалондэ.
Эол отошел от меня и глухо спросил:
- Он погиб?
- Я не знаю. Наверно.
После этого мы в полном молчании прошли до "нашей" поляны у озера. Так же в молчании прошли два дня. А на утро третьего Эол с какой-то твердой уверенностью сказал: