109

Михаил Белиловский. Нить непрерывная

Хьюстон 2002 г.

Форматирование компьютерного текста и редактирование: Б. А. Бердичевский.

Помещено в электронную компьютерную библиотеку

по просьбе автора

НИТЬ НЕПРЕРЫВНАЯ

Michael Belilovskiy

Never-ending thread

Copyright 2002 by M. Belilovskiy

All right reserved

No part of this publication

may be reproduced or translated

in any form or by any means without permission.

For information address:

10909 Fondren Road # 505

Houston, Texas, 77096

Tel: (713)776-0504

E-mail: belilo@ev1.net

or

Russia, 117593 Moscow

Aivasovskogo street 6-1-194

Tel: 426-2710

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВЗРАСТИТЬ,...

Ранний лучик

Деревня -двенадцать дворов всего. Добротные в два ряда дома. Между ними пустынная улица, уходящая извилистой дорогой в раздольное злачное поле. A далее, в размытой тонкой вуалью, раскаленной от жары дымке, - дремучий лес. Почти девственный. Некому особенно его топтать. Разве что обитающей там живности. Железная дорога - за полсотни километров.

Река совсем близко. Широкая, полноводная - приток Волги.

С наступлением ночи, на землю спускается тишина и божественный покой. А звезды в бездонном ночном небе перемигиваются друг с другом, радуясь своему главенству над царством тьмы и сказочных видений. В это время вездесущий Морфей11 Бог сна повергает всех и вся в сон, приносящий с собой мечту, мираж или ужас. Одна лишь, неподвластная ему, навсегда прикованная к полярной оси, Медведица - полуночница продолжает свой вечный круговой путь, увлекая за собой всю звездную вселенную.

Тишину иногда нарушает шальной ветерок. Резвясь, он обдает подхваченной с реки прохладой усталую от дневной жары листву растущих вокруг домов деревьев. Потом мчится в порыве вдоль улицы, заигрывая с неплотно закрытой, скрипящей на ржавых подвесках, калиткой, а то, извиваясь и шурша, врывается под крыши строений.

Обитатели деревни настолько устают задень на полях, огородах и фермах, что к закату у них остается лишь одно желание, - как можно быстрее отключиться от реальной жизни и предать свое тело и душу забвению в глубоком непробудном сне. Обычно с заходом солнца не слышно становится человеческих голосов.

Однако в одну из таких ночей двое вели негромкий разговор.

- Кто здесь есть живой? - раздался чуть заплетающийся голос откуда - то сверху, из-под крыши одного из домов на окраине, - Сдается мне, кто-то здесь дышит. Ей богу, дышит. Мм, да. И не то, чтобы чужой дух. Чувствую, всем существом своим, что - свой. Конечно же! И не просто - свой, а же-ла-нный...

- Вот что, повеса молодой, совесть надо иметь. Вся деревня уже давно спит. А ты все еще колобродишь.

- Ша! Тихо! Просто пытаюсь до тебя добраться. А оно кругом какие-то столбы понаставляли и полно барахла всякого под ногами. Ага, вот и сено.

Раздался звон металлического корыта.

- У, черт! Развесили всякое...Прямо лбом...

- Говорила, меру надо знать.

- Меру, говоришь? А что такое мера?

- Ну, все, кончай!

В дальнем углу беспокойно застрочил кузнечик.

- Понимаешь, человек под пятой. Каждый раз, видимо, ему приходиться объясняться и оправдываться. И не только перед женой своей, тетей Надей. А еще...ты, я думаю, заметила, острый взгляд дочери. А тут такой случай, что можно ему, так сказать, приложиться совершенно открыто по случаю приезда гостей. Посочувствовать надо. А кто, если не мы, мужики...

- Прямо таки, - му-жик... выручать... Хорош ты был на прошлой неделе, когда мы справляли новоселье. Думаю, не забыл, как после первых двух-трех рюмок втихаря, по-английски, исчез, удобно улегся в ванну и довольно противным голосом кричал: "Умираю!". И так, что гости вскоре разошлись, а мне еще пришлось долго откачивать лекарствами напуганную мать.

- Ты, Анна, ко мне не справедлива. Я ведь одновременно был на двух новосельях. Ну не мог же я отказать соседке. Уж так она просила. Говорила, - всего на две минуты, только для духа мужского. У нее ведь собрались одни женщины, и мне их жалко стало. Я уже к тому времени и так был хорош, а они мне стакан целый, а потом еще...

- Женщин пожалел... С этого все и начинается. Однако отдаю тебе, Володька, должное, что во время сообразил вернуться и дух свой молодецкий остудить в собственной ванной, подмочив, конечно, его немного... под холодным душем, но ничего, - сойдет. Ложись и спи.

- Спасибо тебе, Аннушка. Считай, что я так расчувствовался от этих слов твоих, что не скоро, видимо, усну. Ну, зачем уж так сразу и в сон. Ведь какой день был у нас вчера в этой деревне!? Должен высказаться и поделится. Не могу иначе.

- Поделишься завтра по поводу того, как ты, не скрывая своего низменного удовольствия, щи хлебал и настолько громко и жадно, что чуть было, не проглотил пролетевшую мимо твоего рта муху. Первый раз вижу за тобой такое. Боже, знала бы раньше, ни за что не вышла бы замуж за такое чудовище.

- Но помилуй, они ведь все громко... Миска то одна на всех. Сидят вокруг нее. Ну и..., не быть же мне белой вороной...

- Ты ведь из столицы приехал. Хоть какую то культуру должен нести деревне?!

Со стороны реки раздавался ночной лягушачий галдеж.

- Из столицы!? Боже, за одни только сутки забыл, откуда я и что там было. А было ли вообще? Да, да...что-то вспоминаю. Длинные ночи, кошмарные сны под непрерывный грохот тяжеловозов под окном, пронзительные гудки автомашин, огнем пронизывающие мозг, прямо по - живому, раскалывая его пополам... Утром - опухшая голова, марафон, автобус, работа.... И сил уже никаких нет. А проблемы - одна за другой.... Брр...

- Слушаю и удивляюсь, как можно с расколотым надвое мозгом руководить людьми?

- Это и тебе, дорогая, не плохо бы знать. Одна половина утверждает, вторая возражает. Так в их споре и рождается истина. Человек приспособляется к новым условиям.

- А что? На самом деле - толково. Дальше некуда. Сам делаешь и сам себя же критикуешь.

- Наконец - то я добрался до тебя, и ты мне ответишь за насмешку...

Прошли минуты.

Кругом - ночь, тишина. Тонкий дурманящий запах свежего сена орошает легкие невыразимым наслаждением, и хочется думать о сильной, неуязвимой любви, огражденной от земных неурядиц. Любви, парящей в лучах сладостных мечтаний.

- Хочешь послушать? - заговорил он совсем иным, притихшим, протрезвленным голосом, - Пожалуйста, подожди, не засыпай. Неожиданно вспомнил.

Он начал медленно, сдерживая напор накопившейся страсти, чтобы сохранить контроль над собой, и сполна выразить всю нежность и силу чарующей мелодии стиха.

Осенним вечером, когда глаза закрыв,

Уткнувшись в грудь твою, лежу я молчаливый,

Я слышу запах твой, я вижу край счастливый,

Где солнце буйствует, а бег минут ленив.

И знойный остров твой и синий твой залив,

И птиц причудливых, как сказочные дивы,

Мужчины там сильны, а женщины красивы...

Волна вдохновенья перекрыла дыхание.

Тишину нарушила Аня.

- Да, это действительно прекрасно. Счастливый край, причудливые птицы, сильные мужчины... Может быть, такое и бывает. А где, интересно? - Аня растянуто зевнула, и продолжала сонным, спокойным голосом:

- А у меня, почему-то... до сих пор перед глазами... Стасик... Позавчера, когда мы приехали со станции и вошли во двор... Он, - такой счастливый, глазки в слезах и сияют радостью. Выскочил на крылечко, застыл на миг, со страхом кинул взгляд вниз. Потом собрал все имеющиеся силенки свои, вцепился пухлыми ручонками в перила и бочком припустился преодолевать одну ступеньку за другой, дрожа всем телом от нетерпения и всхлипывая: "Ма-а-ма, мамочка...". Я взяла его на руки, тепленького, нежненького... закрыла глаза и представила себе, что былое мое желание исполнилось, что, все - таки, Стасик наш вовсе и не мальчик, а девочка, как я и хотела.... И, знаешь,...

- Ну ладно, будет тебе еще и девчонка.

- Ты даже не заметил. Как будто Стасик тебе чужой. Вчера в бане стала тереть малому спинку, а он как заорет. Смотрю спинка вся в волдырях. Оказывается, Рая посадила его в саду в одних трусиках на травку и дала ему коробку со старыми пуговицами. Чтобы он поиграл ими и не мешал ей обед готовить. И сидел он долго один за этим занятием на солнце. Рая мне сама об этом рассказала, объяснив, что вроде совершенно точно посадила его в тени. Забыла, видимо, что солнце не стоит на месте.

- Достанется же мне от тещи. А-а, скажет, сколько раз говорила, детей одних в деревню с няней только полоумные родители отпускают. Но ведь Алешка кинулся ко мне с таким восторгом, - его прокатили по улице на сено метателе с высоко приподнятым вверх ковшом. Залезал с местными мальчишками на самый верх огромной скирды. А, вообще - то, мама твоя много раз повторяла, что Рая-то у нас, как родная... Мы ведь ей всегда доверяли, и сейчас доверяем.

В наступившей тишине слышно было жужжание комаров, мечущихся в поисках дармовой пищи.

- Если уже уснул, - извини. Мне, пожалуй, тоже что-то не спиться, - начала было Аня, - Ты молчишь. Ну, и - ладно. Счастливых тебе сновидений.

- Наоборот, рад с тобой поболтать. Ведь ты так и не дала мне возможность излить свой восторг по поводу вчерашнего дня. А жаль. Запал сник. Но, - голос его возвысился, - такое не забывается. Так что...

- Не кажется ли тебе, Володька, - перебила она его, - что отсчет времени здесь, в этой деревушке, как в космосе, совершенно иной. Жизнь как бы замедляется. Глядишь, вернемся через две недели, а там, в городе, уже прошло пару десятков лет. Мама удивится, глядя на нас, что мы почти нисколько не изменились, не постарели. И, конечно, добавит, что молодыми то остались, да вот, жаль, мудрости не прибавилось.

- А что, - это блестящая мечта - махнуть в космос и вернутся молодыми. Но, увы, придется подождать. Сначала собаки. Ты заметила, как старший наш взял на днях газету и стал читать ее по складам. Он увидел там снимок Белки и Стрелки22 Имена собак, которые первыми побывали в космосе. , и долго допытывался, что они там делают и куда их выводят на прогулку. Но ты бы посмотрела, с каким редким упорством он читал. Похоже, будущее поколение уже навострило лыжи к звездам

- А я в шесть лет читала уже очень хорошо. Не поверишь, прочитала чуть ли не за несколько дней "Овода" и принялась было за "Анну Каренину". Но где-то

на самом для меня интересном месте, увлеклась настолько, что никого и ничего вокруг не замечала. И вдруг, сзади меня, откуда ни возьмись, папочка мой, и в спину: " Без нас с мамой - не смей!".

- Боже мой, это же надо о таком беспутстве и в шесть лет. Вот, оказывается, когда все это началось! А я вот, дурак форменный, частенько, и даже со слезами умиления на глазах думаю, и говорю себе, - ну, ладно тебе, - молодая она, красива и, куда тут денешься, видать без игривости и кокетства, чего доброго и вся эта прелесть завянет. А жалко ведь.

- Ха, ха, ха, дурачок ты мой, и никакой не форменный, а просто... глупенький.

- Спасибо, милая.

- Но ты послушай, что было дальше. - Она привстала и, сидя, стала энергично жестикулировать руками, - Дальше вспыхнула настоящая война. Да, да. По одну сторону фронта - папа с мамой, по другую - не кто иной, как я. Мне, пожалуй, было уже чуть за шесть. Шутишь? Я категорически заявила, что, хотя мне только шесть, но ждать два года, пока меня отдадут в школу, не намерена.

- И что же, обратилась в Президиум Верховного Совета, чтобы пересмотрели закон о начальной школе?

- И что Вас, умнейшую часть человечества, всегда тянет к глобальным решениям в то время, когда рядом самое простое!?

- Ну, ну, давай!

- Сама пошла в школу. Это было рядом с нашим домом. А там директор сидит такой огромный, толстый, почти весь свой кабинет своей фигурой занимает. А я то против него как мышонок.

- Представляю.

- Когда я ему изложила цель своего посещения, он посмотрел на меня сначала очень грозно, как Карабас Барабас на Буратино, потом смягчился и с улыбкой: что ж, дескать, приходи с папой или с мамой, - поговорим. Я в слезы и стала перечислять, какие книги уже прочитала (про "Анну Каренину", конечно - молчок). И вижу, лицо у него все больше вытягивается от удивления. И дальше наношу последний, сокрушительный удар. Дайте, мол, любой текст, при вас и почитаю. Директор такого не ожидал. Прочитала часть текста, и он, протянул мне свой платок и говорит: "Слезки то утри, а то они дрожат в глазках и мешают тебе, еще собьешься. Ну, хорошо, приходи просто так по пятницам. Будешь тихо сидеть на задней парте, и слушать учителя".

- Я просто таки тронут. Слёзки на глазках повисли..., - Володя сделал жест рукой, пытаясь обнять жену.

- Не лезь, сивушная твоя душа. Слушай лучше.

- Нет, дружочек, - возразил Володя довольно решительно, - слушать будешь теперь ты меня. Дома как-то нет времени поговорить и даже посмотреть на свою избранницу.

- Слушаю. Но увидеть меня сейчас ты, пожалуй, не сможешь. Придется подождать до утра.

- Знаешь, - начал он тихо и проникновенно, - даже в этой кромешной темноте я вижу тебя, я слышу твое дыхание, осязаю тебя всю от прекрасных твоих смолистых ароматных кудрей и до умопомрачительных ножек. На меня смотрят огромные небесно голубые глаза твои...и в них необъятная светлая вселенная на двоих и только на двоих, и вся она заполнена красками, звуками, запахами, неведомые даже самому господу богу...

- Бедненький ты мой, тебя, видимо, комар больно укусил. - Она притянула его к себе, но весь он, словно молнией пораженный, превратился в безжизненное, бездыханное существо.

Безответность. Какой же горькой, безысходной печатью ложится она на пылающее сердце мужчины!? И он молчал. Но ровно столько, чтобы прийти в себя и вспомнить, что он мужчина: - Бездушное, хамское создание, я все равно тебя люблю! И любить буду до конца дней своих!

В ответ - сонный, неторопливый ее голос стал перебирать бессмертные строки, написанные поэтом еще в прошлом веке:

То лишь обман неопытного взора,

То жизни луч из сердца ярко бьет,

И золотит, лаская без разбора,

Все, что к нему случайно подойдет.

Как можно было ей справиться с собой, с тем, что заложено в женщине навечно? Ведь самой природой предначертано, - игриво разжигать страсть, но не обесценивать любовь? Но иногда разум все-таки берет верх, правда, на время:

- Не обижайся на меня, Владимир. Разве тебе не слышен пульс моего сердца?

И он словно ребенок, с которого только что была снята горечь безответности своих порывов, на радостях залепетал о том, что случайно пришло ему в голову:

- Опять Сережкины стишки. Дался он тебе. Сплошное уныние, тоска и пьянство. Приеду, - первым делом сорву твоего Есенина со стены...

- Ну, знаешь, щи хлебать на всю деревню, это еще, куда ни шло, но стиль, этот, стиль.... Как можно ему такое приписать... Окончательно убеждаюсь в роковой моей ошибке. Что ж, буду нести свой крест до конца. В конце концов, бывает и похуже.

- Хуже, лучше. Кто может в этом разобраться? Я знаю одно - мы вместе и навсегда!

- Тише, не шуми так. Протрезвись сначала

- Не хочу и не буду трезвым, никогда. Слышишь - никогда! Зачем? И вообще, трезвый человек - несчастный человек, зануда. Сердце, - что тебе безжизненный насос и только. Разве рассудительному дано отдаться мгновенно возникшему чувству? А ведь именно оно дарит нам истинное наслаждение, вожделение, восторг, изумление. Причем сразу, нежданно - негаданно и во всю свою изначальную силу. И в этом - великая радость. Награду преподносит, когда ее не ждешь, и поэтому она воспринимается как высший ранг человеческого счастья. Трезвый приходит в жизнь и уходит из жизни, так и не познав ее, - яркую, до боли волнующую, настоящую, какая она есть на самом деле.

- Прекрасно сказано - ничего не скажешь. Насколько я поняла, - закрывай глаза и... в свободный полет. Что подскажет нутро. А что, если бездумный шаг, да в результате никакого счастья, а только жестокое разочарование, муки, позор.

- А, по твоему, чем больше взвешиваешь.... Но пусть даже так. Удачи бывают и в том и другом случае, но сладость ее, даже если она случается одна единственная, но пришедшая в порыве чувств, неоценима. И ради одной единственной стоит жить и поддаваться голосу сердца.

- Видимо, у дяди Макара водка замешана на какой-то уж больно умной травке. Ты прямо таки открыл передо мной совершенно новый и прекрасный мир, расположенный, правда, на краю пропасти, но...

- Ну, хватит тебе. Вот послушай лучше, где я был вчера, когда вы все ушли в баню. Мы с дядей Макаром вчера еще хлебнули с утра.... Но ты не переживай. Я - совсем немного. Он обиделся и пусть. Для меня вполне достаточно было. И вот прошу у него велосипед, который заметил в сарае, и отправляюсь на прогулку. Как тебе рассказать, что было со мной потом?

Володе замолк. Потребовалось время, чтобы внутренне подготовиться и еще раз пережить то, что было с ним вчера.

- Мимо промелькнул последний дом, и я мчусь - не знаю куда. Теплый, ласковый ветерок навстречу, кругом ни души. На земле и в небе столько удивительно прекрасного... Будто вижу все это впервые в жизни. И я, не стыдясь, громко пою, кричу и смеюсь. На моем пути, слева, на покрытой зеленой травкой возвышенности, молодая белоствольная березка, - тонкая, гибкая. Единственная свидетельница моего восторга. Она приветливо машет мне на ветру кудрявыми ветками и мне кажется, что в этом веселом шелесте ее листьев разделенная моя радость и свобода.

Зашуршало сено. Володя приподнялся на своем ложе и оживленно продолжал.

- И стал я громко провозглашать на весь мир: "Прочь всё, что называется долгом, обязанностью, солидностью. Да здравствует великий праздник, праздник возвращения блудного сына к своей матери - природе, которая его родила. Пусть я, соблазненный обманчивыми бликами цивилизации, предал ее. Но хочется думать, что все что величаво - великодушно. И я верю, что буду прощен!"... Мною овладевает желание стать на колени, склонить голову, и просить прощения за совершенную измену.

В небе вспыхивали зарницы, и яркой прощальной трассой заканчивали свою жизнь звезды, уступая место новым светилам, только что зародившимся где-то в глубине вселенной.

- Ты просто заворожил меня, - после минутной тишины отозвалась она. - Да, совсем забыла, завтра рано утром к нам приезжает Павел. Давай будем спать, а то

проспим. Спокойной ночи

Беснующаяся круговерть большого города, и вдруг, - тишина, дурманящий воздух и по настоящему темная звездная ночь, сулящие бездну сладостного блаженства и вольных страстей. А вокруг и до самых звезд небесного свода - ни одного свидетеля. Разве что только бледная луна со своей ехидной улыбкой, постоянно напоминающей людям о том, что сладостно-мучительной любви им никогда не миновать. Но в эту прекрасную ночь даже ей не довелось быть очевидцем всепобеждающего таинства.... Всякий раз воздушная легкомысленная тучка в белом газовом одеянии с легкостью балерины налетала на хитро улыбающееся, любопытное светило и... на всякий случай сочувственно перекрывало его назойливый взгляд...

Ночная тишь в деревне. Вслушайтесь! Именно так, - вслушайтесь в нее, в тишину, и вы становитесь ее добровольным пленником. И уже не в состоянии будете от нее оторваться.

Там в этой тишине вы услышите дыхание и пульс вселенной. Почувствуете ее радости и печали, раздольную мелодию и слезы, призыв к борьбе и торжество победы, рождение и смерть. Это словно библейский манускрипт о настоящем. Не в грохоте металла и вое сирен суть мирской жизни. Вечное и незыблемое, движение и рост, - именно здесь. Всё, что сопровождает жизнь, от малейшего шороха ветра и до раскалывающего небеса могучего грома, органически сливается с вашим существом в одно целое. Это ваш возврат к истокам мироздания. И пришли вы сюда не просто как пассивное составляющее природы. Ваш счастливейший удел познавать и восхищаться ее творениями, благословлять и воодушевляться красотой и гармонией, находить определенный смысл в развитии и усовершенствовании, быть со всем этим рядом. Деревенская тишина, - она располагает к мысли, глубокой, обстоятельной. Ее щедрость во времени и спокойствии, позволяет оценивать обстоятельства, поступки. Деревня, ночь, тишина, - богатство беспредельное. Оно, загадочное, увлекающее, интригующее, обещающее... И, с этих позиций, еще и великий лекарь тоски и печали.

Было уже за полночь, когда Аня погрузилась в сон, а Володя все еще не мог справиться с глубоким возбуждением от событий последних дней. Кругом царил покой, покрытый непроницаемой темнотой ночи, а мысли и чувства бесконечной чередой осаждали сердце и мозг, не оставляя места сну.

Он подумал о том, что не помнит даже, когда он мог так вот оставаться наедине с самим собой, и иметь возможность осознать то, что с ним происходит. Некогда было. Надо было постоянно бежать вперед и всюду успевать.

А сейчас, прислушиваясь к ровному умиротворяющему Аниному дыханию, сам себе удивился, обнаружив, что счастье всегда для него оставалось где-то впереди. Казалось, он ни разу так и не завладел им сполна.

Мысли пробежались по прошедшему времени.

День рождения его однокурсницы. Он немного опоздал, и его представляют незнакомым ему гостям. И вдруг - лицо, фигура, - все на удивление. Ростом невелика, но поражает отточенной стройностью. Не верилось, глядя на нее, что на таком маленьком обличье, окаймлённом крупными завивающимися темными локонами, может поместиться столько чувственного, гармоничного, выразительного. Магнетизм пухлых, крупно очерченных губ сводил с ума. Глаза.... Весь вечер он вел себя неуклюже. Неустанно хотелось в них заглянуть и, вместе с тем, боялся лишний раз их увидеть. Раньше ему часто приходилось слышать, когда разговор шел о красивом человеке: "Какие у этого человека замечательные глаза!?" И удивлялся, считая, что в печали, радости, грусти, восторженности, красиво очерченный нитью ярких алых губ рот с прямыми белоснежными зубами, манера говорить, улыбаться, возмущаться, - много выразительней. И вдруг глаза, огонь которых пронизывает душу с одного лишь взгляда, не оставляя места для чего ни будь другого. Большие, всеобъемлющие, как голубое небо, и в них, - то радость, то грусть, то мысль.

На прощанье, оказавшись лицом к лицу с ней, совершено неожиданно, при всех раскланивающихся у выхода гостях, - мимолетный, обоюдный поцелуй, который поверг Владимира в глубокое смятение. Он, - со своей невидной, несколько сутуловатой, внешностью, нескладный в движении, косноязычный в разговоре, и такой пассаж.

Однако, с тех пор они вместе.

Сначала в одной комнате с ее родителями, потом в одной комнате с маленькими сыновьями и няней вдобавок. Аня фанатично предана своей работе и не мыслит даже, как можно отдаться целиком детям.

Чувствам оставалось совсем немного места и времени. Они были почти всегда взаперти. Больно было сознавать, что молодость уходит, и так и не удастся в полной мере познать друг друга.

"А может быть, - Володя неожиданно повернул ход своих мыслей, - это и есть высшее счастье, если дорога к любви нескончаема. Пожалуй, даже страшно подумать, что движение к желанному может когда ни будь остановиться".

В первый день отпуска, когда Рая увезла детей в деревню, а они остались дома вдвоем, Аня решила в отсутствии детей привести дом в порядок. В легком, коротком, плотно облегающем ее фигуру, сарафанчике она непрерывно курсировала по дому. А он ходил за ней по пятам и, забегая вперед, старался с подчеркнутой смешной поспешностью выполнять любое ее желание.

Его волновало каждое ее движение, жест, голос. Даже ее узкие, упругие, слегка румяные пятки со смешной единственной морщинкой наискосок вызывали умиление и желание поиздеваться. С каждым ее плавным шагом они слегка бледнели у основания, сохраняя свою удлиненную округлую форму.

- Слушай, Ань, - говорил он ей, поймав ее на ходу за плечи, - то, что я сейчас вспомнил, это просто поразительно.

- И что же? - Обрамленные частоколом длинных, черных ресниц, огромные веки, словно театральный занавес, наполовину открывали сказочную бездну голубых ее глаз.

- Какой же у меня был прозорливый комбат, который каждый раз после тяжелого боя повторял с тяжелым вздохом: "Ничего, Володька. Вот кончится война, и я тебя женю на Катерине с порэпанными пятками".

В ответ в ее взгляде мелькнул острый луч.

- На кухне стоит таз с бельём. Айда вниз и развешивай. И поаккуратней, пожалуйста.

Она освободилась от его рук и исчезла за дверью.

Сконфуженный, он оставался стоять на том же месте. Надежда смягчить слишком деловое сердечко провалилась. Оно, это самое сердечко, и не догадывалось об истинном своем предназначении.

Домашние хлопоты длились до позднего вечера, даже после того, как Володя лег в постель. Наконец, погашен был везде свет. Аня раздевалась, стоя на коврике рядом.

Вот согнутые пальцы маленькой руки касаются кончиками ногтей одной пуговицы, затем - второй. Дотрагиваются плавно, размеренно, только слегка, самую малость. И этого достаточно, чтобы заключенная в них магическая сила нежного прикосновения выполнила волю хозяйки. Он слышит и чувствует шелест шелка, спадающего с ее тела, видит ее волнующий силуэт в слабом лунном освещении, лучи которого проникали через открытую на балкон дверь. Сарафан расстёгнут, руки расправляются словно крылья, обнажают высокую упругую грудь и... вместе с этим выпускают на волю жгучий, радостный огонь надежды, жарким пламенем охватившим его гулко громыхающее сердце и затуманенный мозг. И вдруг, словно от мгновенного удара молнии, незримый жгут в одно мгновение соединяет их в единый узел дикого безумия...

В эту ночь они долго лежали молча, без сна, остро ощущая тишину и пустоту своего дома, и скрытую неловкость за беззаботность своих чувств. Иллюзорность существования их, и только их, собственного мира, постепенно рассеивалась...

Сон, овладевший Володей, прервал воспоминания. Живительный деревенский воздух увлекает все живое в бесконечную череду столь приятных сновидений, что хотелось бы отстрочить возврат в реальный мир. Но наступает рассвет, и он безжалостно отнимает это сладостное блаженство.

На этот раз виноватым оказался лучик раннего солнышка, который заглянул к ним через маленькую прореху в крыше. Он коснулся своим нежным теплом лица Володи, и уполз дальше. Володя лежал неподвижно прислушивался к счастливому, ровному дыханию Ани, стараясь ее не разбудить. Наблюдал за солнечным, зайчиком, загадывал: " Если луч коснется ее губ, тогда и я тихонько присоединюсь к его теплу и нежности".

Однако глупый лучик заблудился и прошел мимо. А счастье досталось лишь тому, кто страстно этого желал...

Данная тебе в ощущении

Первым в доме проснулся Полкан, внушительного роста длинношерстный кобель. К восходу он уже успевал изрядно потрудиться. Ведь не было такого события в деревне, которое можно было пропустить и не отметить громким лаем, собственным или в хоре с другими собаками. Петухи, заливаясь по очереди бойким кукареку, благословляли наступление нового дня. Они совершали свой обряд с неистовой фанатичной преданностью. Особенно старались молоденькие петушки, по смешному вытягивая вперед свою тонкую шейку. Солнце уверенно вставало над горизонтом, посылая на землю все больше тепла и света. Пора уже было начаться трудовому дню. Небольшое стадо коров направилось вдоль деревни на пастбище. Но это было настолько уже привычно, что Полкан спокойно поприветствовал их доброжелательным лаем. Большое беспокойство доставлял ему дородный бык, по кличке "Жених". Содержался он в загоне по соседству. Полкан никак не мог примириться с его существованием. Малейший звук со стороны этого соседа приводил его в ярость дикого зверя. Пес был наделен солидным ростом и незаурядной силой. Не зря хозяева посадили его на весьма мощную цепь и на всю его жизнь. Единственное, что ласкало его слух, это были трели воробьиной ватаги, которая временами налетала на ближайшую, высокую осину. Это была стартовая площадка для нападения на владения быка, где было чем поживиться. Под птичий перезвон Полкан ложился на бок, косил глазами в сторону, откуда доносился звонкий птичий щебет, и водил ушами в разные стороны, наслаждаясь звонкими голосами крылатых существ.

Аня проснулась чуть позже хозяев и подошла к Макару, который в это время подливал воду в старую посудину для Полкана. Последний спокойно пил, не обращая внимания на гостю, которую он уже успел вчера признать.

Отец Раи, плотного телосложения среднего роста мужик, отличался завидной общительностью и деревенской склонностью поразмыслить в разговоре.

- Вам не жалко постоянно держать на цепи этого красавца? - Спросила она, рукой поправляя свой сарафан на обнаженных круглых плечах.

- Оно так и человека пожалеть впору, - все время ведь под ярмом. Может в городе иначе, а у нас в деревне он, человек - то, до самой смерти, как ломовая лошадь.

- И все-таки, при всем при том, даже в деревне, немало выпадает радости для человека.

- Столько ж, сколько собаке. Вот сейчас, поел, попил и, - радость. Раз в год невесту к нему привожу. Иногда его на ночь выпускаю. А вот, чтобы пожалеть, подарить ему больше свободы, значить, он положенное ему предназначение не выполнит. Должна быть злость. Вот он и на цепи. Нет злости и нет надежного сторожа. Да оно и у человека без этого никакого дела по настоящему не будет. Гнев, ярость человека - великое дело, богом придуманное, хотя об этом ни в каких священных писаниях не отмечено.

Доброе расположение между Аней и Макаром завязалось еще тогда, когда отец приехал к ним в Москву, чтобы удостовериться в том, что его дочь хорошо устроилась. Аня ждала его приезда с некоторым беспокойством. По словам Раи отец пьет, и именно поэтому она решилась уехать из деревни. И Аня настроилась встретить человека, опустившегося в беспробудном пьянстве. Но каково же было ее удивление, когда к ним домой заявился Макар с мужественным в глубоких морщинах, совершенно трезвым на вид лицом, и прямо с порога завязал оживленный разговор о дороге, деревне, дочери своей. Весь вечер они с Аней говорили о зерновых культурах, как они убираются, сохраняются, оцениваются.

А на днях, когда они с Володей приехали на станцию, Макар их встретил на повозке и проявил исключительную заботливость, приготовив даже заблаговременно одежку для своих пассажиров, дабы предохранить их от утренней прохлады.

Когда Макар ушел на огород, Аня присела на корточки к Полкану, стала его гладить и приговаривать:

- Какой же ты завидный красавец. Глаза, уши, шерсть. Ну, просто загляденье.

Пес лежал спокойно. Водил только своими ушами со стороны в сторону, подтверждая, таким образом, свою благодарность за ласку.

- Ты с ума сошла!!! Не трогай его!- Раздался тревожный крик Володи, появившегося из-за угла дома.

- Разве ты не видишь, - это же настоящий...

Он не успел договорить. Со звериным ревом Полкан молниеносно рванулся вперед и так, что, натянутая, как струна, тяжелая цепь, поставила его на дыбы и разъяренная пасть оказалась в полуметре от побледневшего Володи. Аня вскочила на ноги, секунду стояла неподвижно, потом вдруг неожиданно протянула руки в сторону Полкана.

- Постой, дружек! Ты напрасно так злишься. - Аня стала медленно гладить его вдоль спины и продолжала ласковым тоном:

- Ну, вот так то лучше. Успокоился? Присядь и порычи еще чуть - чуть. Это будет на пользу и тебе и ему. - Она одарила Володю снисходительной победной улыбкой. - Я прекрасно, ушастый, понимаю, что именно могло всполошить тебя в этой трусливой мужской душе. Просто завидую тебе, ершистому, как это ты смог сразу его пронюхать. А я вот, сколько лет пытаюсь...

- Перестань фиглярничать и отойди от него!

- Собаки меня любят, - она продолжала гладить смирившегося Полкана,- потому, что я их истинный друг. Они это чувствуют. Правда, серый?

Володя стоял в стороне, бледный, прикованный к тому, что еще продолжало оставаться в его испуганных глазах, - звериный оскал и ее руки... Руки, чудо прикосновения которых может остановить дыхание, мгновенно взорвать или погасить страсть! В этом он убеждался не раз. Но в противостоянии с диким зверем?!

Аня выпрямилась во весь рост и стала прислушиваться к шуму со стороны дороге.

- Слышишь - мотоцикл. Это - Павел.

Из-за небольшой возвышенности выросла крупная фигура мотоциклиста, восседающего на легкой двухколесной машине.

- Привет милой семейке! - Павел заглушил двигатель и спросил: - Как оно живется без повседневного героического труда?

- Терпим. Пока не сдаемся. - Аня шла навстречу гостю. - И далеко живут твои родственники?

На загорелом лице высокого и широкого в плечах Павла заиграла приветливая улыбка.

- Да нет же, рукой подать. Соседняя деревня. Километров пять - шесть всего. С трудом отпустили. Обиделись. Говорят, ты их там в своей Москве и так часто видишь. Еле отпросился.

Павел стоял, широко расставив ноги. Каштановые волосы, спускающиеся из под стоячей крестьянской кепки, обрамляли верхнюю часть лица, и добавляли к выражению мужества черты мягкости и добродушия.

На крыльцо вышли дядя Макар, тетя Надя, Рая и поприветствовали Павла, как старого, доброго знакомого.

- И чего там долго раздумывать. Заходи, - гостем будешь.

- Спасибо, дядя Макар. Хочу им показать красоты наши деревенские. Как-то расхвастался я перед ними, рассказывая, где родился, и какая здесь красота. А теперь должен доказать им, что не пустая это была болтовня. Останется время - зайду. А сейчас, хочу спросить у Раечки, как вот эти коммунисты - эксплуататоры не замучили тебя? А то я все-таки чувствую ответственность, после того, как предложил им тебя.

Но, небольшого роста хозяйка, худенькая, маленькая с мозолистыми от крестьянского труда руками и темным обветренным лицом, тетя Надя, не дала дочери ответить на вопрос Павла и заговорила о другом.

- Ты бы промолвил хоть пару слов о твоих сродственниках, а то давно никого не видели, и не слышали, хотя рядом живут.

- Спасибо, тетя Надя. Живут как все. Слава богу, живы - здоровы.

Гость целиком привлек на некоторое время внимание взрослых, и никто даже не заметил, как Алеша и Стасик, заспанные, взъерошенные, оказались у мотоцикла. Черное чудище с колесами на блестящих спицах, с никелированным рулем, фонарем, и сиреной .... А, скорость то какая!? Строчит, как пулемет - тру-ту-ту, тру-ту-ту... Явь и фантастика мелькали в широко открытых, сонных еще, родниково - ясных мальчишеских глазах.

Павла, который перед отъездом из своей деревни перекусил, и голодным не был, все-таки уговорили войти в дом и усадили за стол, где все собрались за завтраком. Тетя Надя угостила его мочеными яблоками.

Возвращенные к столу мальчишки, как никогда уминали завтрак, чтобы быстрее вернуться к заветному мотоциклу, однако строгий Раин голос не умолкал:

- Ты чего хребтину гнешь? Сиди, как положено, когда кушаешь, - приказывала она маленькому Стасику, который временами косил глаза в сторону мамы, напрасно ища у нее защиту. Женщины были едины по части строгого воспитания детей.

Рая проявляла строгость не только по отношению к детям. С ее приходом в доме воцарился исключительный порядок, а с Аней сразу сложились отношения на равных. Было удивительно видеть, с какой врожденной горделивостью, уверенностью и чувством собственного достоинства вела себя эта немного полная, румянолицая девушка, вся двадцатидвухлетняя жизнь которой прошла в далекой, глухой русской деревне.

- Рассказывайте, дорогие гости, что вы там делаете хорошего для деревни в своем институте зерна. - Макар, продолжая свой завтрак, посмотрел в сторону Павла.

- Ты бы, отец, не встревал не в свое дело, - забеспокоилась дочь. Чего доброго, отец может предстать в неприличном свете. - Трудятся люди. Государство подсобляет деньгами, значит на пользу.

- Зря ты, Раечка прервала отца. - Павел кинулся защищать Макара. - Деньги - то у государства, откуда берутся? Тот, кто их делает своим трудом, тот и вправе спросить.

- То- то, - благодарно пробубнил Макар.

- Тем более вправе, - вмешалась, как бы мимоходом, Аня, - что всякая наука, как сказал один знаменитый академик, подобна крокодилу, который на своем пути все начисто пожирает, а сам еле ползет.

Шутка понравилась всем, взрослые весело смеялись и даже Алешка и Стасик, постукивая по столу своими ложками, громко хохотали, повторяя:

- Крокодил ползет и все по-жи-рает! Стра-шный такой очень, боль-шой кро-ко-дил!

Они все больше и больше распалялись, пока Володя не утихомирил их.

- А, вообще, если признаться, то всякое у нас бывает, дядя Макар. Как и у вас, в колхозе.

- Как в колхозе, говоришь? Оно у нас у каждого начальства червь зависти в голове сидит, и мозги ему точит. То и дело следит, как бы кто да не выделялся сверх меры, не сделал чего без его указаний. Как же? Иначе оно получается, что есть головы поумнее.

- Ну вот, дядя Макар, Вы как бы в воду смотрели. Вот эта милая женщина, - Павел повернул голову в сторону Ани и встретил ее удивленный взгляд, - будучи еще студенткой, вместе с одним видным ученым разработала новый способ хранения зерна. Начальство сначала было против, потом, смекнув, что может прозевать выгодное для них дело, примкнуло и даже задумало получить государственную премию. Вместо дела стали составлять списки на ее получение и туда кого только из руководителей не включили?! А вот Аню, одного из главных исполнителей - совсем упустили.

- Ладно тебе, Павел, кому это интересно. Дело прошлое.

В ответ Павел засмеялся и продолжал.

- Действительно, хрен с ней с премией. А вот, как я в тот день, да, весьма своеобразно, такую яркую жизнь спас? Спускаюсь по институтской лестнице вниз и в самом конце, за поворотом, в темном закутке стоит она и тихо горько плачет. Жизнь, говорит, надоела

- Прямо таки, - вставила Аня, - Просто, узнав, что меня нет в списке, расстроилась.

- Я ей и говорю, есть идея. Поступай к нам, в кружок мотоциклистов. С первого круга дух захватит и так, что все твои неприятности будут сметены в кювет одним виражом. Станешь сразу счастливым человеком. Смотрю, глаза загорелись, даже слезинки в глазах радостно засверкали, и появилась робкая, но все же улыбка на лице. Вот так мы оказались в этом кружке. Мы его называли кружком "Веселых самоубийц".

Аня забеспокоилась, что разговор о премии будет продолжаться. Хотя прошло уже много времени, но не хотелось ворошить прошлое и возрождать обиду. Слишком горький и глубокий след оставила в ее душе эта история. Сколько сначала было колебаний, сомнений, споров, сколько труда вложено, сколько было проявлено усилий для внедрения в практику!? И вот, наконец, дело сделано, а награду получают другие. То, что произошло, было похоже на трагедию отлучения матери от родного ребенка. Длительное время, после обнародования списка претендентов на премию, Аня чувствовала внутреннее отвращение к своему институту и ко всем его делам. Ночами она спала тревожно. Ее мучили кошмарные сны. Ее спасло умение сдерживать свои чувства и не растравлять их ненужными жалобами на свою судьбу. Никто из окружающих даже не догадывался, насколько глубоко она была тогда потрясена случившимся.

Она не хотела больше вспоминать эту историю. К счастью, ее выручила хозяйка дома. Добрая тетя Надя миротворно заключила разговор:

- Что бы вы ни говорили, а ученый человек это ученый человек. Вон, какие трактора и умные комбайны придумали.

Во дворе Стасик и Алешка копошились у мотоцикла. Деревенские мальчишки стояли несколько в стороне и наблюдали за ними. Для них мотоцикл - не в диковинку. Алеша же хватался то за руль, то за седло, то приседал и с интересом поедал своими глазами причудливые формы двигателя, стараясь разгадать, в каком месте и как возникает та бешеная сила, стрелой уносящая человека вперед. Стасик во всем подражал ему, - вслед за ним ощупывал ту же деталь и даже с забавно-серьёзным видом наклонялся к двигателю, как бы тоже стараясь разгадать тайну стремительного движения стрекочущего чудовища.

Сначала материнское сердце, глядя на своих сынов, таяло в умилении. А дальше, откуда ни возьмись, мгновенный импульс памяти вдруг восстановил неописуемую былую радость и трепетный восторг, когда малейшее проявление воли, - легкий поворот ручки акселератора, - и... сатанинская сила в бешенном порыве подхватывает твое тело и несет вперед вместе с твоей душой, замирающей в блаженном самосознании всемогущего властелина, отважившегося оседлать огнедышащего дьявола и ринуться вместе с ним навстречу простирающемуся перед тобой бесконечному пространству.

- Слушай, Павел, - Аня вышла из минутного транса и, слегка задыхаясь от сладостного предвкушения, взмолилась: - один круг, только один. А? Помнишь, как я...

- Постой, Анка, ты ведь давно не ездила. И дети здесь кругом.

- Я - тихонько, - сказала она, и решительно направилась к мотоциклу, не дожидаясь разрешения. Павел за ней.

- И потом, - продолжала она скороговоркой, как бы боясь возможного запрета, - если что не так, давить буду тормоз.

-Ну и ну, потрясающую же истину ты говоришь, - пошутил гость.

- Во всяком случае, не людей, тем более детишек, - Аня улыбнулась, щеки ее покрылись легким румянцем. - Разве ты не слышал такое, как одному неудачливому россиянину посоветовали сдавать на права в Грузии. Там, дескать, не очень строго спрашивают. И вот, грузин-инструктор задает первый вопрос: "Кого давить будэшь, если мчишься по очень узкой дороге между отвесной скалой и обрывом, и слева старушка, а справа молодой дэвушка и проехать между ними нельзя?" Неуверенный ответ: "Пожалуй, старушку. Все равно жить ей осталось недолго". Грузин: "Варвар ты, она же тебе что мать!!!" Тогда тот с неуверенной дрожью в голосе говорит: " Извините, не мать, конечно же. Девушку давить буду?" Грузин как заорет: " Вай, вай, как не стыдно! Она же тебе что дочь! О, господи, какой же ты болван! Да тормоз давить нужно! То-р-моз!"

- Ну, тогда давай, - дави тормоз, - посмеявшись, согласился Павел, - только осторожно, дети. За мотоцикл, если что, как-нибудь отчитаюсь перед братом, а вот .... Ну, это уж пусть Володя. Благо он тут, так сказать, в наличии.

- Дети отступили в сторону и стояли молча и неподвижно, с любопытством наблюдая за каждым движением взрослых. Трудно было догадаться, что таилось за округленными от удивления глазами Стасика и Алеши. Они ведь раньше никогда не видели маму верхом на мотоцикле.

Стасик поднял голову вверх, дернул Алешку за рубашку и хитроумно предложил:

- Давай, догонять будем, только, давай, кто последний, тот будет считаться, как самый первый.

Алешка не обратил на это внимание, так как такое милое предложение он слышал от своего братца каждый раз, когда они собирались бежать наперегонки, и когда бедняга Стасик тщетно старался прийти первым. Обычно это кончалось горькими слезами.

Аня подошла к мотоциклу, взялась за руль, потрогала многочисленные ручки и повернулась к Павлу, который наблюдал за этим с выражением иронического любопытства, надеясь на то, что она сама откажется от своей затеи. Но не тут то было.

- Будь же, друг, до конца мужчиной и объясни мне, пожалуйста, что к чему здесь. Черт возьми, как же техника пошла вперед. Разве такие мотоциклы были раньше?

Выслушав, наконец, до конца своего наставника, Аня поставила на педаль ногу, чтобы завести двигатель. Но не торопилась. Видимо, сомневалась все же в задуманном.

Володя все это время находился на некотором расстоянии, у колодца, и беседовал о чем - то с Макаром. Он очнулся только тогда, когда услышал мерное, неторопливое тарахтение мотоцикла и увидел стройную посадку жены. Она держала руль с такой гордостью, словно только что поймала за рога быстроногого оленя и заставила его подчиниться ее воле. Адская машина все быстрее мчалась вперед. Ане казалось, что она восседает на сказочном лихом скакуне, который с радостью рвется вперед, чтобы удовлетворить ее желание. И она со скрытым восторгом отпускала ему все больше и больше воли, наслаждаясь быстро нарастающим движением. Собравшиеся деревенские мальчишки и девчонки вместе со Стасиком и Алешкой сначала замерли на несколько секунд, а потом кинулись и стали кричать наперебой:

- Ура! Быстрей. Догоним циклу-циклу мотоциклу!

Временами Аня с полуоборота бросала свой взгляд назад, на толпу ребятишек, гнавшихся за ней. Чуть-чуть прибавляла на всякий случай скорость. Тянувшийся за мотоциклом небольшой кудрявый хвост дорожной пыли, дополнял картину торжественности движения.

Трогательно неуклюже закидывая ножки, Стасик сумел пробежать метров двадцать, споткнулся, упал и заплакал от глубокой обиды. Две девочки отделились от толпы ребятишек, чтобы помочь Стасику подняться, но во время подоспел Володя, вскинул сына на плечи и побежал вместе со всеми.

- Папочка, пожалуйста, давай догоним всех, - кричал сверху Стасик, - Ну, пожалуйста.

Папа не торопился. Он просто шел быстрым шагом, рассчитывая встретить Аню на обратном ее пути прежде, чем ребята ее догонят.

- Глупенький ты мой, не надо шуметь. Вот увидишь, как мы всех перехитрим.

Стасик подпрыгивал на спине у отца и хныкал от нетерпения.

Однако, бросив взгляд вперед и увидев, что там делается, Володя забеспокоился. Бегущие сзади ребята врассыпную заняли всю ширину дороги. Как бы Аня не вздумала повернуть обратно им навстречу. Он вздохнул облегченно, когда увидел, что она доехала до последнего дома и завернула за угол. Очевидно, для того, чтобы там остановиться. За домом скрылись и ребята. Стало тихо.

Не дойдя шагов двести до последнего дома, Володя остановился. Из-за домов, куда скрылась Аня на мотоцикле, с нарастающей силой раздавался странный шум. С десяток недовольно воркующих голубей, используя богом данную им возможность летать и все сверху видеть, предусмотрительно, для безопасности, взмыл крутой дугой над крышами домов. В следующую минуту, из пространства между двумя последними домами, с громким криком вынырнула поднявшаяся в воздух стая переполошившихся гусей. Потом появилась Аня на мотоцикле, и, наконец, собаки с угрожающим лаем. От такого тарарама ее душил смех, но ехала она довольно уверенно, вырулила на дорогу и тут же заметила мужа с сыном.

Стасик стал нетерпеливо подгонять отца.

- Папочка, милый, давай быстрее к маме!

Когда Аня остановилась около них, ребята с криком выскочили из-за домов и побежали по дороге.

Стасик, конечно, ликовал и громко заявил подбежавшему брату:

- Я первый, самый первый!

- Эй, люди, привет! - раздался вдруг голос с быстро приближающейся с другой стороны дороги телеги. Стройная русоволосая женщина спрыгнула на землю и быстрым энергичным шагом направилась к собравшимся вокруг мотоцикла взрослым и детям.

- Не иначе, как вы вздумали устроить здесь грандиозный парад на земле и в воздухе. Анка, сознайся, - твоя работа? Ну, конечно, же! А ты, длинный, ничего другого не мог придумать, как соблазнить женщину мотоциклом. Хоть немного бы подумал. Кругом дети...

- Лялька, привет, - радостно поздоровалась Аня, - Ты чего? Как видишь, прокатилась нормально, - дети живы здоровы. Вот уж, не ждала тебя. Павел, так возьми же у меня эту таратайку.

- Успела справиться на огороде, а тут как раз по дороге мимо проезжает добрый человек. Я и напросилась. И приехала не просто так. В воскресенье в клубе танцы. Я такое пропустить не могу. Приглашаю кавалеров и тебя Анка. Не пожалеете. Приедем вечером прямо в клуб. Там и встретимся. У Раи узнаете дорогу. А сейчас, длинный, - властно обратилась она к мужу, - сажай меня на свой транспорт и к тете Клаше. Забыл, небось, а сам ведь обещал. Уже опаздываем.

Спустя пару минут они скрылись за деревней.

Золотые солнечные лучи на закате. Они как бы спускаются ближе к земле, чтобы на прощанье, под занавес, представить еще раз, и по-новому, очарование и прелесть всего сущего во вселенной. Смотришь, даже ничем не примечательные в другое время дня деревенские постройки заиграли искусством резных обрамлений, отраженным светом окон, бахромой поблескивающего от дуновения ветра зеленого травяного ковра.

Широкая грунтовая дорога за деревней уводила в необъятный красочный мир, щедро предоставленный взгляду человека. Он раскинулся во все стороны и до самого горизонта могучим разворотом вдохновенной красоты земного и небесного раздолья.

По обе стороны дороги поле легким наклоном уходило к далекой реке, демонстрируя волновые перекаты золотого океана созревших злаков, зеленые сочные травы пастбищ и мирно пасущиеся на нем стада.

Все здесь дышало щедростью, богатством, вольностью, миром и красотой. Казалось, природа показывала в миниатюре, каким задуман весь наш огромный мир, призывая людей следовать этому примеру.

Что нужно для жизни человека? Почти каждый скажет: тепло, свет, вода, воздух, плодородная почва. Редко кто упомянет красоту. А ведь великий архитектор поставил ее, красоту, даже не в один ряд, а значительно выше всего остального. Доказательство вовсе не требуется. Достаточно выйти из-под крыши своего жилища, и, забыв обо всем остальном на свете, только взглянуть на небо и землю, чтобы грудь человека невольно широко раскрылась в ощущении радостной полноты своего существования. Кто после этого посмеет усомниться в том, что душа реально существует? Душа, только она, единственная, способна оценить красоту и побудить человека к любви, благородству, творчеству.

Двое на закате вышли из деревни на эту дорогу и невольно остановились. Их внимание привлек высоко парящий в небе коршун. Он то взмывал вверх в голубое небо, то камнем падал на землю в поисках добычи.

- В этом, что - то есть захватывающее, - промолвил Володя, повернув голову в сторону Ани, которая заворожено продолжала наблюдать за полетом хищника.

- Безусловно, одно удачное пике и одной жизнью становится меньше на земле. Невольно вспомнишь слова Фучика33 Чешский писатель и общественный деятель.: "Люди будьте бдительны!"

Птица взмыла опять над рекой и, широко распластав свои крылья, стала плавно кружить над зарослями у берега.

- Какой здесь славный ветерок! Что до меня, Анка, то я предпочел бы вместо танцев в клубе, посидеть на травке у реки и послушать нежный плеск водички у берега. А там попробуем понять, о чем он. А уж, если не поймем, тогда и вызовем золотую рыбку. Она нам все и расскажет.

- Ну что ж, давай посидим, - без особого энтузиазма отозвалась Аня. Она наклонилась в рожь, чтобы сорвать синий василек, выпрямилась и добавила: - А потом пойдем и потанцуем.

- При одном условии.

- Каком же?

- Не очень увлекаться партнером.

- Ха-ха, тобой тоже?

- Мне, знаешь ли, совсем не до шуток, - игриво пригрозил Володя.

- Мужская ревность - это ясное дело. А вот о ревности женщины к женщине.... Такое ты слыхал когда ни будь? - Густые темные брови взметнулась вверх, и круто изогнулись. - Так слушай.

Она шла по тропе у обочины дороги и широко размахивала небольшим букетом васильков в правой руке. Многозначительная улыбка и шалость в глазах обещали необычную историю, которая случилась с ней еще в студенческие годы, и долго оставалась невысказанной. Впервые в жизни почувствовала она тогда, что умна, красива, привлекательна и этим открытием она была обязана своим подружкам, которые однажды доверили ей свои самые сокровенные тайны.

После этого Аня на всю жизнь уже была обречена, помимо своей воли, контролировать каждый свой шаг, дабы не растерять случайным проявлением нескромности или небрежности то, чем ее наделила природа.

Рассказать об этом захотелось именно сейчас, именно здесь, где так легко и свободно.

- Представляешь, три подруги, я Оля и Катя, студентки, и живем мы душа в душу, делимся тайнами своих девичьих похождений и дум. Каждой из нас еще нет двадцати и, конечно, все мечтаем о принце. Мечтаем и влюбляемся. Сначала платонически, а потом и по настоящему. И как не поделиться с самой близкой подругой!? Придумываем самые изощренные сюжеты возможной встречи и знакомства с Ним. Где? Когда? Как с ходу привлечь его внимание, о чем заговорить с ним при первой встрече.

- Сначала только Оля меня донимала. У нас с ней была давнишняя дружба и уговор о строжайшей тайне. А потом и Катя начала раскрывать мне свои сердечные дела и тоже под большим секретом. Мне все это страшно импонировало, тем более что каждый их заход начинался с дифирамбов в мой адрес. Дескать, они счастливы иметь такую верную подругу, которой можно доверить самое дорогое, - содержание души своей. Подругу чуткую, отзывчивую, красивую, элегантную... Муж, ты чуешь, проникся или нет? То-то. Эдакую избавительницу сердечных мук с запасом советов на все случаи жизни, женщину - мессию, богом с неба ниспосланную. Бывало при совместном помещении бани восхищались даже моими телесами. Ах, какие ножки, какая аппетитная грудь! Повелитель мой, может что - ни будь скажешь по этому поводу? Ухмыляешься и молчишь? А я то была, как пробка, глупенькая, и принимала их похвалы за чистую монету. Уж больно хотелось, как можно скорее, обрести статус взрослой, очаровательной, обаятельной женщины и быть в центре внимания окружающих меня людей.

- Итак, они, каждая в отдельности, в тайне друг от друга делятся со мной. Понимаешь мое положение? Когда же тайное стало явным, Катя присылает мне весьма трагическое письмо, в котором, к большому моему удивлению раскрывается тайна ее беззаветной любви... И к кому ты думаешь? Ко мне.... Вот так-то. И чтобы быть верной только мне одной, она, как она рассказывает, в свое время даже порвала со всеми своими подружками. А теперь она с ужасом вдруг поняла, что я принадлежу, оказывается, не только ей, и решила исчезнуть из виду, чтобы не становится поперек дороги нам с Олей. Дескать, дружить по настоящему могут только двое. Ты такое слышал? Какая дикая смесь благородства и нелепости! Смешно, но я тогда очень гордилась собой. Гордилась, что доверили тайну и особенно тем, что меня приревновали. Трагическое Катино письмо было снабжено сочиненным ею эпиграфом, который я до сих пор помню. Вот послушай:

Тяжкие, нерадостные мысли,

Резко мой нарушили покой,

Струны счастья оборвались,

Разошлись ведь мы с тобой...

Где - то недалеко в кустах пели жаворонки. В голубых высотах с восторженным визгом и неуемной радостью носились стрижи, молниеносно выписывая невероятные виражи.

- Ты только посмотри на них, как они разошлись - Говорил Володя, подняв голову к небу.

Мужское сердце, похоже, не испытало особых эмоций от Аниного рассказа. И он продолжал.

- Я, так сказать, царь природы должен тащиться шаг за шагом около часа, чтобы пройти несколько километров. А эта ничтожное создание - за считанные минуты покрывает это расстояние.

Володин взгляд соскользнул с голубого неба на землю, и он увидел, как Аня повернулась к нему спиной и стала медленным шагом удаляться по дорожке, которая уходила от берега реки по направлению к клубу.

- Эй, чудик! Куда же ты? А как же, насчет того, чтобы посидеть у реки? Нас ведь золотая рыбка ждет!?

Ответ последовал не сразу:

- Теперь то я понимаю, - только женщины настоящие ценители красоты и обаяния. Напрасно мы всю жизнь ждем от мужчин отзывчивости, сопереживания. Мужчины - бесчувственны, топорны, и удивить их ничем нельзя. А еще и трусливы.

Володя приблизился к ней, обнял за плечи повернул к себе, и мимолетно коснулся ее пухлых теплых губ.

- Слушай, дичок, я иногда думаю, может быть, я тебя просто придумал, внушил себе..., а на самом деле, может, такой в природе нет. Просто желанный, выдуманный образ... Потому, что просто не верится... Счастье не укладывается в веру. Но то, что ты мне сейчас поведала... Ты действительно диво. И знаешь, почему?

- Не - ге! - Совсем тихо отвечает Анька, запрокидывая в поцелуе голову и кокетливо загоняя свои голубые ртутинки - зрачки в угол бело - лазоревого пространства, где они и остаются, слегка вздрагивая и изображая совершеннейшую свою непричастность к минуте душевной слабости.

Возбуждающий аромат ее тела рождал волну безумия, но Володя сумел себя сдержать и нежно поправил декольте на ее груди.

- Даже, - продолжал он неровным голосом, - когда я исчезну, превращусь в ничто, в пепел, вместе со своим воображением, - шептал он под напором нахлынувших чувств, - ты все равно останешься прекрасной, такой, какой я тебя вижу. Я теперь это твердо знаю... Ты... ты, ну понимаешь, ты - объективная реальность и на самом деле есть, существуешь и поэтому жизнь на нашей земле так прекрасна.

Оставаясь еще в плену его нежных объятий, она совершенно спокойно выдала с ироническим намёком на его последнюю философскую фразу:

- Пожалуй, ты прав, дорогой. Действительно, - я для тебя объективная реальность, данная тебе в ощущении...

Ветер всколыхнул океан хлебов и трав.

Воздух извне

Клуб стоял в чистом поле у лесопосадки на почти равном расстоянии от ближайших деревень. Видимо, чтобы никому обидно не было. С первого взгляда можно было сказать, что этому очагу культуры достался заботливый, разумный хозяин. Просторный зал, большие, вширь и в длину, окна. По качеству звука можно было судить об отличной аппаратуре. В зависимости от погоды танцевать можно не только внутри помещения, но и на хорошо оборудованной танцевальной площадке, окаймленной вьющейся зеленой растительностью и проглядывающими сквозь нее бутонами разноцветных роз.

Танцы только начались, и танцующих было мало. Мужчины сидели вряд на перилах, курили, и наблюдали за девичьими парами, которые уже успели освоить площадку. Не трудно было догадаться, о чем они говорили, и по поводу чего временами раздавался взрыв смеха. Сильный пол прикрывал этим свою бесспорную и очевидную слабость.

Достаточно было одного взгляда на танцующих красавиц, чтобы сердце мужчины дрогнуло, отмело прочь занудные условности, и откликнулось на вечный зов навстречу чудесному миру женского обаяния и красоты. Но, увы! ...

А впрочем, не станем торопиться обвинять этих молодых мальчиков, а также мужчин, в недостатке смелости. Как раз наоборот. Будем думать о том, какой взрыв глубоко потаенных желаний и бурной страсти может вызвать один только случайно вспыхнувший девичий взгляд, одно только неожиданное движение женского стана, чтобы оправдать их осторожность. Ведь выпустив джина из бутылки, можно, если повезет, либо обрести в награду желанную любовь, или... разочароваться и потерять, может быть даже навсегда, веру в ее святость.

- Готов, прямо таки, сквозь землю провалиться! - воскликнул, появившийся на площадке, Павло. Он пропустил вперед Ольгу, которая тут же примкнула к стоящим рядом Володе и Ане. - Не иначе, как Петро передо мной. Черт возьми, настоящий мужик... Чуть было не прошел мимо. Мог и не узнать. А ведь три года назад ... Ха, и Евдоким здесь. Не думал.

- А чего это ты так - "не думал"? Что ж, по твоему, на мою то долю одни железяки, да мазут с соляркой. Вот сремонтировал сегодня подъемник и заслуженно отдыхаю.

- И вот так отремонтировал, с кувалдой, как я видел сегодня, проезжая мимо? Грохот был на всю округу. Натрудился, небось, в поте лица. А еще и жара какая днем была. И, все-таки, сюда пришел.

- А что, и мне по женской части на танцах тоже интересно.

- Оно видно. Жену оставил дома, а сам вон на тётю Зою только и посматриваешь. Это здорово. Мужик, видать, ты еще с порохом. Похоже, разбираешься в чувствительных деталях. А вот нет, чтобы хотя бы на танец ее пригласить.

Евдоким сплюнул в кусты.

- Тьфу! Такую срамоту!?

- Как так? - удивился Павло, - В теле - она ничего. А ножки то, выставила как. Выше колен. Соблазн то какой!

- Я, если хочешь знать, смотрю,... действительно обозреваю и скрывать мне нечего. Любопытство разбирает, что за мода пошла? Заголилась почти до пупа и задом крутит туда сюда. А ведь в годах. И вот, туда же.

- Зато видно, на что рассчитывать можно, - вдруг вставил безусый еще Петро как бы невзначай.

- Молокосос ты еще, Петя, рассуждать. - Евдоким не смог вынести такого издевательства. Ладно бы от кого ни будь постарше это услышать, а то ведь от Петра. - Дурачина ты еще. Разве главное в плоти? Я вот 30 лет прожил с моей Катей, троих уродили и ни разу... слышишь, ни разу ее голой не видел! Понял?

- Так может быть, другие видели, - упрямо не унимался Петр со своим скрипучим юношеским баском.

Тем временем зазвучало танго. Танго Верано...

Чарующий сказ о любви, покорившей всё живое на земле. С первых его звуков человек оказывается в плену волшебной мелодии, одухотворяющего ритма, неисчислимой мозаики и звездного богатства тончайших тонов. Они пронизывают душу бриллиантовой музыкальной волной скрипичных инструментов, изумрудной россыпью фортепьянных аккордов. И таинственная сила уносит вас вместе с вашим партнером в мир всеобщего блаженства, красоты и сладостного согласия чувств и движений. Ваш стан обретает элегантную стройность, ноги - необыкновенную упругость, лицо озаряется лучами искреннего счастья.

Часто ли в повседневной сутолоке человек бывает таким, каким его задумал бог? Запрокинув гордо голову назад, Аня смотрела нежным, покорным взглядом на своего избранника, с видом преданной супруги, и готовностью выполнить любое его повеление. Она казалась Володе совершенно иной, загадочной. Незаметно для себя он выпрямился и стал выше обычного. Задавая ход ритмичным движениям, он чувствовал себя властелином и покорителем. Взгляды их встретились и оставались вместе до конца танца.

Над ними, непрерывно, меняя свою окраску, еще сиял дневным светом гаснущий небосвод. Нежная благородная лазурь с Запада постепенно переходила в темно голубой цвет на Востоке. Далеко в вышине стройными рядами выстроились пёристые светлые облака, и уходящее за горизонт солнце, зажигало их по очереди ярким багрянцем. А бледная, круглая луна, не заставив себя долго ждать, уже было повисла над миром, чтобы продлить чудное его представление, но уже в ночи, вместе с мириадами мигающих звезд.

Через некоторое время обе площадки внутри и снаружи были уже полны желающими повеселиться и отдохнуть. У входа в клуб на траве выстроились множество мотоциклов и велосипедов. За это время Аня с Володей уже успели освоиться и сделать приятное открытие. Местных жителей, пришедших в клуб, совершенно не удивляет появление незнакомых им людей. Гости с других мест здесь не редкость. Так что можно было вести себя совершенно свободно. И Аня не преминула вскоре этим воспользоваться.

- Владимир, посмотри, какой мужчина. - Вырвалось у нее после очередного зажигательного танца.

Она часто дышала и не совсем еще владела собой. При этом она дёрнула мужа за руку, будучи не в состоянии учесть, с кем намерилась разделить этот свой восторг. Несколько дней пребывания в деревне развязали рутинный узел повседневных забот, и возродили не погасший еще огонь ранней студенческой, девичьей молодости, готовой в любую минуту по внезапному беспричинному побуждению выпорхнут за рамки приличия.

Глаза ее были прикованы к, вышедшему на помост, высокому парню в футболке с крупной надписью " Спартак" на груди. Коротким движением руки он откинул назад кучерявый белокурый клок волос со лба и с уверенной улыбкой оглядел зал слева направо. На загорелом, мужественном лице обозначились ямочки на щеках. Он подождал внимания со стороны публики и, когда стало относительно тихо, произнес:

- Опять, я вижу, наши красавицы попарно танцуют, а орлы по углам курят и баланду травят между собой. Что ж, сейчас мы их и расшевелим. Покажите-ка, женщины наши ненаглядные, кто на самом то деле может вот так вот, - прийти, увидеть, покорить. Объявляется дамский танец под звуки песен известной на Западе и неизвестной у нас в стране русской певицы Баяновой. У нас она впервые. Мальчики, не упускайте момента и соглашайтесь на приглашения сразу.

Володя только успел услышать:

- Муж, не скучай. Я вернусь.

Потом увидел, как быстро Аня пробирается мимо танцующих пар к тому месту где стоял устроитель танцев. Легкий пригласительный реверанс и они вдвоем вместе закружились по периметру танцплощадки.

Он остался стоять один опустошенный, обескураженный. Ему казалось, что все, кто был на площадке, были свидетелями этой неожиданной сцены, и каждый из них теперь может судить об этом на свой лад. Он весь собрался и старался не смотреть по сторонам. Руки оказались лишними, и он не знал, куда их девать. Сердце, зажженное с минуту назад необъятным счастьем, остановилось. Радостный, яркий мир вдруг погас и потерял всякий смысл.

- Такую жёнку обижать - просто грешно, - услышал Володя рядом с собой голос Евдокима, - Посмотрел я, как вы в танго с ней и было, залюбовался. Подумал, как же она его накрепко - то обанкрутила и приковала к себе своими голубыми глазищами. И надо же было обидеть ее!?

- Почему же обидел? Я ее не обижал, - удивился Володя.

- Э, не скажи. Иначе, ни за что бы не ушла танцевать к другому.

"А вот, взяла и ушла, - с горечью подумал Володя, - и ведь не то, чтобы я ее действительно оскорбил".

Глубокой обиде свойственны крайние суждения. Подозрения, легковерие, предположения растут, как на дрожжах, и подводят человека к опасной черте, за которой спокойная благоразумная жизнь отсутствует.

Подумать только, сколько тепла, нежности, преданности и только ей, единственной... Неужели этого можно не заметить, не увидеть, не почувствовать?! И так грубо попрать. Сразу, неожиданно. И потом, совершенно чужой, незнакомый парень. И что? Неужели он может показаться привлекательней? Не в меру огромный, неуклюжий в движениях, на круглом, гладком лице ни капли мужественности...

Но постой, постой. Любой согласится, женщина - загадка. Объяснить, предугадать следующий ее шаг, - совершено невозможно. Так что по части увлечения, любви... может они, только женщины, знают эту тайну, и от мужчин ее оберегают. Чем любовь загадочней, тем она сильней! Может действительно, только они и знают, что такое любовь. И, удерживая в своих руках эту тайну, управляют нами, как того хотят! И каждый их взгляд, улыбка, голос, каждое движение, поступок зиждется на знании законов этой самой великой любви. Любви, которая непостижима для нас, мужчин. Бог наделил, а опыт жизни подтверждает и ими, женщинами, убедительно осознано, что все в мире зависит от них. Вселенная покоится, только на одной лишь главной божественной опоре, - их красоте и очаровании. Это их богатство. И оно, - от бога. И никому, и никогда, и ни за что не лишить их этого дара. Более того, чем чаще звучит "слабый пол", тем настойчивей зреет и проявляется их желание постоянно напоминать о том, что расцвет жизни на земле без них совершенно невозможен.

Сохраняя самоуважение, Володя бросает беглый, как бы невзначай, взгляд в сторону Ани и... о чем они могут так оживленно говорить, смеяться? Так прямо смотреть друг другу в глаза? Никогда не видел столько веселья и счастья в глазах жены своей.

Бесконечная череда мучительных вопросов осаждает его, и он не в силах избавиться от них.

А Анька, тем временем, легко и свободно кружит в вихре блистательного вальса, радуясь своему успеху. Ей важно было подчинить своей воле рослого, стройного устроителя бала. И теперь бьющийся через край восторг стремительного движения переполняет ее сердце.

- Можно мне пригласить Вас на танец? - перед Володей стояла совсем молоденькая русая девчушка. Косички загнутые в разные стороны; веснушки на курносом носу; цветастое короткое платьице; круглые потупленные к низу глазки, застывшие в неуверенности и страхе быть отвернутой.

Володя не сразу опомнился от своих грустных мыслей и ответил скороговоркой.

- Спасибо, конечно можно.

Танцуя, он, незаметно для себя, задавал своей молоденькой партнерше безнадежно устаревший темп, освоенный им еще в студенческие годы. Новое поколение приняло совсем иной стиль. Манеру топтаться почти на одном месте без быстрых движений и поворотов.

Сначала Володя услышал ее удушливый смешок, от которого стали вздрагивать ее плечики. А через некоторое время беззвучный, внутренний смех прорвался забавным тонким хихиканьем.

" Она, конечно, видела, что произошло у него с Аней. Вот, плутовка, только что вылупилась из яичка, а уже уверена в том, что может судить других. Однако, что она находит в этом смешного?"

- Как вас звать?

- Дашей меня зовут, - Дашенька, продолжая посмеиваться, обнажила тесный ряд своих мелких зубов.

- А почему Вы смеетесь?

- Мы тут не так танцуем. Не галопом, а то ведь не поговоришь толком. И понять друг друга тоже нельзя..., если партнеры один от другого так далеко, - на последних словах Даша густо зарделась. Володя был заинтригован:

- А что значит, не понять? И как близко они должны быть?

Даша откинула голову назад и громко начала хохотать.

Потом вдруг серьезно и запальчиво:

- Разве люди говорят только словами? А сердцем, а дыханием...

- Дашенька, - растаял он от такой мудрости и на мгновенье прижал ее к своей груди. - Вы прямо таки прелесть.

Когда Володя возвращался на свое место, Аня, Ольга и Павел уже были там и обменивались веселым разговором. Хотя он, уже немного развеялся, но внутренне был все еще скован, и не готов разумно себя повести.

А что, подумал он, если обратиться к своему собственному сердцу, и поговорить с ним?! Убедить его быть спокойным и выдержанным. Самоубеждение... Это реальная сила, спасающая иногда жизнь человека, стоящего на краю гибели.

" Гибели?! - мысленно произнес он это слово, и ему захотелось громко посмеяться, - Черт возьми, как далеко я зашел. Совсем недавно говорил ей... "Поклонники? Пусть будет их целая куча. Гордиться только буду успехом своей очаровательной жены".

А пока что, перед ним встала проблема, как себя повести в следующую минуту. Ясно, что придавать значения происшедшему унизительно и равносильно признанию собственной слабости. С другой стороны, хотелось бы избежать мучительного притворства и делать вид, будто ничего особенного не произошло.

Аня посмотрела на приближающегося к ним Володю с выражением притворной шалости с еле заметным оттенком вины. Он физически ощутил тепло ее пристального взгляда. Это было ее тепло, только лишь ей присущее. И сердце его на миг притаилось, отбросило все прочь и безрассудно, вслепую припустилось вперед своим крылатым, размашистым ритмом.

В эту минуту вечерний, прохладный воздух, благоухающий полевыми запахами, заполнился печальной, полной глубокого драматизма, мелодией. Она начиналась с фортепьянных вступительных нот, которые медленно и с глубочайшей печалью вводили в мир сложных, неразрешимых желаний, необузданных страстей, горьких и безвозвратных утрат. Звуки чудодейственного инструмента в таинственном своем музыкальном звучании несли с собой тонкий, проникновенный рассказ о любви породившей смерть. И Аня, подойдя вплотную к Володе, взяла его руки в свои, склонила свою разлохмаченную на ветру голову к его груди, и нежно сжала его ладони.

Чувственный, выразительный голос талантливой актрисы увлёк их в медленный танец словами о трагической любви:

- Милый мой - строен и высок, милый мой - ласков, но жесток, больно хлыщет шелковый шнурок...

Увлеченные богатством короткой фортепьянной увертюры, завороженные необыкновенным мастерством певицы, они танцевали в тесном единении, словно один человек.

А песни накал разгорался в своей драме все больше и больше:

- Как то раз странно у двери, посмотрел сквозь табачный дым, как я в танце увлеклась другим,

Разве в том была моя вина, что цвела пьянящая весна, что счастьем так была полна...

Не сговариваясь, они вдруг остановились. Володя слегка отстранил от себя Анну. Но неведомая сила продолжала удерживать их вместе. Взгляды скрестились и замерли. Каждый из них напрасно искал в глубине души своего партнера ясность, абсолютную искренность. Именно в этой вечной непостижимости заложена непоколебимая сила притяжения двух сердец. Так они продолжали стоять в ожидании трагедийного конца песни. И вот зазвучали роковые аккорды страшной развязки:

В ранний час пусто в кабаке, ржавый крюк в дощатом потолке, вижу друг на шелковом шнурке,

Разве в том была моя вина, что я счастье выпила до дна, а потом, когда судьи спросили:

Ну, а Вы его когда-нибудь любили? Ответила я, понимая. Боже ведь любила, ой, любила!

Теперь я знаю.

В воздухе повисла неожиданная растерянность и безутешная печаль.

Пение закончилось, но заключительное звуки фортепьяно продолжали нести на своих кристально отточенных музыкальных волнах столь мощное величие и богатство человеческих страстей, что пораженные, они еще долго оставались стоять вместе в полном оцепенении. Володя ощутил, как все сильнее застучало его сердце, беспокойно забегали глаза, участилось дыхание. В голове закружился неистребимый вихрь догадок, подозрений, обид. И надо было немедленно вырваться из него, как из страшного сна.

Отчаянное усилие и Аня почувствовала, как он тянет ее к выходу площадки. Володя устремился вперед, крепко удерживая ее за руку. Они пробежали залитое лунным светом поле, пересекли узкую лесопосадку и оказались в неглубокой лощине. Он повернул Аню к себе лицом, прислонил ее спиной к стволу одиноко стоящей там березы.

- Вот здесь ты мне признаешься во всем. Как на духу, - взволновано проговорил Володя сквозь отдававшийся в горле ритм сердца.

Упершись ладонями в дерево, он широко обхватил Аню, не прикасаясь к ней.

Она стояла перед ним по струнке с гордо поднятой головой и притворно трагедийным выражением лица. В этот момент, словно по божьего велению, тучка соскользнула с луны и серебренный ее свет залил окружающее пространство. Его взгляд молнией скользнул по всей ее фигуре. Опущенные вниз руки прижаты были к дереву. В глазах вопрос: "За что?". Крупные очертания пухлых губ сложены в хитрой улыбке.

- Владимир, муж мой, я готова умереть с правдой на устах, - говорила она несколько театрально, - тем более, здесь, где кругом такая очаровательная экзотика... Но у нас ведь дети, дорогой. Что ты с ними станешь делать один, без меня? Однако, в чем она, моя вина?

- Признавайся, это ты, ты подсказала ему поставить " Шелковый шнурок"!

- Я?! - Спросила она невинным голосом, удивленно склонив голову набок. Потом вдруг приняла серьезный вид и добавила, подражая интонации песни:

- А я не помню, вот не помню, не знаю...

В самой глубине ее дивных, голубых глаз, нацеленных на Володю, засверкали искорки обаятельного озорства, которые в одно мгновенье воспламенили его душу. И он, совершенно сломленный ее женской, игривой прелестью, склонил голову ей на грудь и положил на ее плечи свои руки.

Потом медленно и нежно провел их вниз вдоль волнующих очертаний ее тела и спустился на колени.

Замерев на минуту, он принялся после этого с ласковой покорностью целовать ее стройные ноги.

От него повеяло такой непоколебимой страстью и преданностью, что расшалившаяся за вечер Анина душа приобрела, наконец, равновесие, чтобы быть в состоянии ответить искренней благодарностью.

Она тихо и осторожно нагнулась к склоненной Володиной фигуре, нежно прислонилась теплой щекой к его спине, и с глубоким чувством обняла его. Jставаясь все же сама собой, она не смогла избежать оттенка иронии даже сейчас, когда глубоко взволнованное сердце ее настроилось на искреннюю правду. Она тихо и проникновенно прошептала:

- Боже, ведь любила... и люблю, ой люблю! Теперь я твердо знаю...

Божественный клубок человеческих чувств и страстей в лунном серебре, на безграничном русском поле, под ночным звездным небом, у одинокой березы казался живым изваянием вечной, загадочной, противоречивой любви на земле!

Погашен был свет на площадке, вспыхивали яркие зарницы в ночном звездном небе, раздавался шум мотоциклетных двигателей, люди расходились и разъезжались по разным дорогам. Вдалеке светилась лунным отражением извивающаяся лента реки. Слабый свежий ветерок приносил оттуда тончайший запах клевера, и вместе с этим отрывки неугомонных частушек с лихо закрученным юмором:

Сидит Ваня на крыльце,

С выраженьем на лице,

Выраженье таково,

Чем садятся на крыльцо.

Ииии- ох!

Евдоким обещал Павлу подвезти его друзей прямо к дому Макара на своем мотоцикле с коляской, и они решили его подождать.

Аня с Ольгой, ударившись в воспоминания о своих студенческих годах, отошли несколько в сторону. Они вместе учились в одной и той же группе Пищевого института. Вспоминали, как на последнем курсе они были посланы в Грузию на студенческую практику, на винодельческий завод.

- Помнишь, - скороговоркой болтала Аня, - пришли мы, я, ты и Катя в специальную лабораторию на дегустацию вин. А там заведующий, молодой грузин, как посмотрел на тебя, высокую стройную блондиночку, так и замер. Прямо таки, в каменное изваяние превратился.

- А, помню, Гуно, кажется, его звали. Выставлял нам самые вкусные вина и покрепче.

- Надо было видеть, как он заглядывался на тебя, когда ты прикладывалась к рюмке во время дегустации.

- Правда? Знаешь, все позабыла.

- Как такое можно забыть!?

- Анька, подруженька моя. Уж кто, а ты - то прекрасно знаешь, сколько их было. Так я их всех из глаз долой, из сердца вон. Тем более, такой мусор держать в памяти.

- Лялёк, пожалуйста, не лишай меня сейчас удовольствия. Дай напомнить. - Между тем Аня уже авансом давилась от смеха.

- Ну, валяй!

- Как-то под вечер, ты решила похвастаться и с эдаким демонстративным чувством превосходства выболтала, что он предложил тебе, прокатиться с ним на машине, и показать красоты Кавказа. Такое задиристое хвастовство нас с Катей здорово задело. Мы тайно посовещались и решили, что так просто тебя на свидание не пустим.

С этого момента они оба стали заливаться громким хохотом. Видимо Ольга, наконец, вспомнила эту историю.

Тем временем Павел приблизился к Володе.

- Мне Аня твоя сказала, что ты завтра возвращаешься в Москву, - поинтересовался он.

- Да, - отвечал Володя, - мне предстоит важная встреча на работе. Аня с детьми останется еще на одну неделю.

- Тогда, слушай. Перед моим приездом сюда, теща твоя, Полина Давыдовна, позвонила мне и попросила, чтобы ты, если не застанешь ее дома, обязательно связался с ней по телефону, как только вернешься. Она гостит у старшей дочери, Аниной сестры.

- Что- ни будь случилось?

- Узнаешь у нее. Я не в курсе.

Володя всполошился. Тёще 75 лет. Состояние ее здоровья желает лучшего. Разумно, конечно, Ане пока ничего не говорить об этом разговоре. Пусть спокойно отдыхает.

Тем временем женщины продолжали весело забавляться, продолжая вспоминать случай из студенческой жизни.

- Итак, - продолжала Аня с явным удовольствием, - решение наше тогда с Катей было простым и решительным, - запломбировать тебя и чтобы со свидания вернулась с целой пломбой.

- Ну и фантазёрка ты, Анька. Какая ты была, такая и осталась.

- Неужели ты не помнишь, как мы перед твоим свиданием повалили тебя на кровать. Катя у нас сильная и старалась тебя удержать. Ты орала благим матом, и не очень сопротивлялась. А я с иголкой и ниткой плотно зашивала на тебе твои трусики.

- Ну, ладно тебе, все вроде вспомнила. Ни дебюта, ни финала то вы с Катей до сих пор не знаете. По сути их и не было.

- Как так!?

- А вот так. В девичьем сердце созрела весна - бурная, цветущая, зовущая и не находила отзвука. И вот сама себя убедила, что он пригласил меня на свидание. А когда сообщала Вам об этом, уже твердо в это сама верила. А с "пломбой" то вашей два сеанса идиотского какого-то кинофильма отсидела, а потом еще часа два в ночном кафе - мороженное. И было у меня достаточно времени, чтобы сочинить для вас убедительный рассказ о галантном, сказочном принце, который всю ночь почти таял у моих ног, но ничего так и не получил.

С минуту было тихо. Потом хохот приобрел такой размах, что казалось конца ему не будет.

Евдоким с ветерком доставил Аню и Володю в деревню. Жители ее погрузились уже в глубокий сон. Поблагодарив Евдокима, они направились к притихшему, безмолвному, с потухшими окнами дому. Зазвенела цепь, вскочил на ноги Полкан. Но, убедившись в том, что пришедшие - свои, сладко зевнул, потянулся, потряс своей длиной шерстью и опять улегся.

Бесшумно сняли на крылечке обувь. Прошли сначала туда, где спали ребята. В доме раздавался чей-то храп. Слабый лунный свет заглядывал через окно.

У широкой кровати, где спали дети, на полу обнаружили довольно большой предмет. Володя наклонился, притронулся рукой к нему и почувствовал человеческое тепло. Тетя Надя тут же проснулась, откинула одеяло и присела.

- Вы что же переполошились!? С ребятами все, как надо. Услышала, что Стасик во сне мамку звал. А когда подошла, он продолжал спать крепко. И я решила, до вашего прихода полежать здесь, рядом с ними. Так, на всякий случай.

Володя принялся помогать тёте Наде встать, и ощутил в своей ладони жесткие мозолистые пальцы ее рук.

Глубоко взволнованная поступком тети Нади, Аня не находила подходящих слов для благодарности и молча стояла в стороне.

Ночник на столике в углу бросал косой свет на икону, висящую над ним, а старинные ходики упрямо отстукивали время, как бы подтверждая незыблемость и извечность законов этого дома.

Стояла ласкающая утренняя теплынь. Звенели и перекликались птичьи голоса. Случайные порывы ветра награждали полуобнаженное тело нежным прикосновением воздушных потоков, и несли с собой целую гамму благоухающих запахов, дурманящих мозг, омолаживающих сердце, ободряющих поступь.

Аня провожала Володю. Они шли к автобусной остановке рядом. Плечом к плечу.

- Приедешь, привези сразу маму домой, а то исхудаешь на сухомятке. Правда, в последнее время она редко готовит, но тебя она любит и с недельку пусть потрудится. Не хандри. Будет скучно, сходи в кино. Лучше с мамой. Надёжней вроде будет. А то..., - она взяла его за руку, легко сжала ее, и с гордостью продолжала, - А то, как я посмела заметить вчера, развлекать молоденьких ты еще способен. И очень даже недурно получается!

Заинтригованный блеск ее глаз озадачил Володю, будто она спрашивала его:

" Разве это не так?" И странно было то, что всем своим видом она выдавала желание, чтобы он подтвердил это. Видимо, женщинам, думал Володя, не дано четко сознавать, чего они хотят. Главное, чтобы спутник жизни вызывал у них восторг, гордость, чтобы он непременно очаровал ее. А чем, - это совсем не важно.

Они шли вдоль тесной лесной дорожки. Случайное соприкосновение плеч и тепло ее руки, которую он держал в своей ладони, вызывало чувство единения, которое растопило вчерашнюю обиду, и он не стал даже парировать на едкое ее замечание, хотя имел на это полное право.

Автобус непосредственно в деревню не заходил. Ближайшая остановка была в лесу на расстоянии двух километров от нее. Там у дороги стоял покосившийся столбик с полу стертым названием остановки на жестяной табличке. У его подножья лежал длинный, толстый ствол засохшего дерева, который служил скамейкой для пассажиров ожидавших автобуса.

Кроме Володи с Аней на остановке никого больше не было. И когда далеко в глубине соснового леса раздался шум приближающегося автобуса, он неистово прижал ее к своей груди и, опьяненный волнующим теплом и упругостью ее тела, целовал влажные, застывшие в трепетном ожидании, губы.

Выбираться из приволжской глуши было не менее сложно, чем добираться до нее. Доведенный до крайней степени изношенности автобус тащился по разбитым дорогам до станции около двух часов. Примерно столько же приходилось ждать поезда. Далее, путешествие по железной дороге обычно длилось шесть часов. Так что Володя, выехав утром, мог добраться до дома своего только лишь к концу дня.

Самой утомительной частью пути была поездка на автобусе. Утомляли частые остановки, тряска, громкие разговоры входящих и выходящих пассажиров. Невозможно на чем - то сосредоточится, что - либо почитать. Другое дело в поезде, в особенности, если удается пристроиться на сидении у окна. Тогда за окном вагона можно увидеть многое, что напоминает о детских и юношеских годах, да и, вообще, о событиях печальных и радостных, неудачливых и победных. Человек, побуждаемый стремительной локомотивной скоростью и бешеным ритмом стучащих о рельсы стальных колес, невольно дает волю своему воображению, и думает о будущем, о своих планах и намерениях.

В ближайшее время Володе предстояло преодолеть серьезное препятствие в работе, которую он подготовил для защиты кандидатской диссертации. Поставленная в ней проблема решалась на грани двух отраслей, - медицины и техники. Попытки получить необходимые отзывы пока не имели успеха. Медики говорили, что некомпетентны в технике, а техники ссылались на незнание медицинских вопросов. Единственным выходом, и очень рискованным для него, было обратиться в один из институтов, занимающихся вопросами кибернетики. Там работали специалисты разных профилей.

Большую часть пути он был увлечен тем, какие в первую очередь шаги ему следует принять, вспоминал имена специалистов, которые по предварительным соображениям могли бы согласиться принять его работу на рассмотрение, если назначенная встреча закончиться неудачей.

Несмотря на большую скорость, панорама далекой холмистой местности разворачивалась очень медленно, давая как бы специально возможность в достаточной мере проникнуться таинством земных красот. И стройный лес, темной полосой возникающий на вершине, или глубокая извилистая ложбина, разделяющая покрытые зелёной растительностью возвышенности и исчезающей где то за ними - все это создавало в душе атмосферу спокойной, несуетной вечности.

Иногда эта мирная картина нарушалась отраженным грохотом от молниеносно проносящихся мимо станционных построек, встречных поездных составов, мостовых сооружений.

Ближе к концу поездки степной пейзаж за окном постепенно сменялся лесным, и начиналось далекое Подмосковье с сопутствующими столице городами, дачными домиками, пансионатами, заводами, лесными массивами.

Где - то в густом хвойном бору заскрипели тормоза, и поезд замедлил ход. Мимо мелькнула табличка с названием станции, на которую Володя не мог не обратить внимания.

"Ну, конечно же, - подумал он, - та самая Розненская."

В разгар зимы, при умеренном морозе после обильного снегопада, они с Аней затеяли лыжную прогулку в лесу, в районе этой станции. Всего около часа понадобилось на дорогу, чтобы поменять городской шум и суету на тихий зимний лес, искрящуюся звёзднобелую обитель, дышащую чарами удивительной красоты и свежести. Лес стоял в безветрии, притихший, не успев как бы еще осознать, что с ним произошло за ночь после снежной бури. Видимо, он смущенно оценивал новый свой снежный наряд, и, преисполненный великим счастьем, потерял на время способность радоваться.

Одинокая, неуверенная лыжня раннего первопроходца протянулась вдоль высокого берега замершего ручья. По обе стороны его, под сенью своих важных рослых заснеженных елок - родителей, густо теснились припорошенные пушистым снегом подростки-елочки. Они широко раскинули к низу гибкие свои ветви, словно готовы были в любую минуту пуститься в праздничный пляс. Тонкий морозный лесной аромат порождал легкость в движении, свободу чувств, полет фантазии, и Володя легкими размашистыми шагами мчался во весь опор. Аня - за ним. В огромном лесном массиве в этот ранний час все живое пребывало еще в глубоком сне. И светлое царство, озаренное золотом раннего восхода, принадлежало только им. Их голоса, шуршание снега от перемежающихся движений лыж и шум от палок, с определенным ритмом выбрасываемых вперед, - всё это повторялось ближним эхом. Казалось, все происходит в обособленном, только для них созданном, огромном великолепном белоснежном дворце, в окружении бесчисленного множества наряженных пирамидальных красавцев.

Аня отставала от Володи. Временами вслед ему раздавался ее голос.

- Постой, Володя, подожди! Я не успеваю за тобой.

Лыжи ее на поворотах съезжали с лыжни и застревали в пушистых сугробах. Попытки с помощью палок поправить движение еще больше осложняло дело. Они не всегда достигали твердой опоры. И она продолжала кричать, теряя равновесие и виновато улыбаясь.

- Муж, стой же! Иначе я поверну обратно!

Володя же безжалостно озорничал и бесился. Он выпрыгивал из лыжни на целину, подлетал к очередной елке, ветки которой свисали над лыжней, и с силой встряхивал ее как раз в тот момент, когда Аня проезжала мимо. Лавина легких снежных хлопьев устремлялась вниз. За этой завесой мелькал ее беззащитный силуэт, раскрасневшиеся щеки, ярко алые губы, густые черные брови, покрытые белыми снежинками, и клок черных волос из - под синего берета.

С досады за свою беспомощность, Аня, наконец, пригрозила:

- Володька - злодей, прекрати, а то накажу!

Володю эта угроза рассмешила и он громко, счастливо хохотал, продолжая свое.

Остановиться было выше его сил. Он задыхался от восторга.

Одержимое воображение соединило блеск и величие зимнего, лесного пейзажа с очарованием и красотой любимой женщины в одну потрясающую картину- шедевр, которая привела его в состояние невменяемости. Возбужденное счастье било через край, заслоняя разум. Это его... его находка, его открытие великой гармонии живой и неживой красоты, неповторимого земного чуда.

Не дать сказочному виденью исчезнуть! Ну, хотя бы, пока не насладишься им вдосталь.

- Ах, ты так! Что ж, изверг, получай, - угрожающе и с торжеством в голосе закричала Анька на весь лес и резким движением сошла с лыжни в сторону высокого берега ручья, туда, где ночная вьюга нанесла сугробы в половину человеческого роста.

Володя мгновенно отрезвел:

- Стой! - приказал он, - провалишься с обрыва!!!

Но Аня, не раздумывая, шагнула в сторону ручья. Потом сделала пару шагов и тут же свалилась набок у густой ёлки. С помощью палок попыталась встать на ноги и избавится от лыж, но завязла в сугробе. Правая лыжа, которую она хотела отстегнуть, оказалась наполовину торчащей вертикально в снегу. Пока Володя бежал к ней на помощь, она делала отчаянные усилия, чтобы освободить от лыж ботинки. Но тщетно. Каждое ее движение ухудшало ее положение, лишало опоры, и она все больше застревала в снегу. Тем не менее, она старалась справиться самостоятельно и не просила о помощи. Он быстро приближался к ней, но на расстоянии нескольких шагов вдруг остановился.

В горящих презрением огромных, красивых голубых ее глазах дрожали... две слезинки. В них не было ни мольбы, ни желания вызвать сочувствие. Это были слезы женщины, столкнувшейся с непреодолимым для нее препятствием, и не признающей поражения. Нанесенная ей обида подсказывала единственно возможный для нее путь. Она должна, непременно должна, сама добиться своего без помощи обидчика.

- Не подходи, - крикнула она решительно, - не нужна мне твоя помощь!

Хотя он понимал, что сама она не сможет выйти из создавшегося положения, но продолжал стоять неподвижно. Мелькнула мысль, заснять, обязательно заснять, на кинопленку забавный эпизод. Конечно, это выглядело, как прямое издевательство над человеком, но отказаться от такого намерения он не мог. Тем более киноаппарат был при нём. Плененный увиденным, Володя быстро вытащил из футляра киноаппарат. Он стал снимать, не обращая внимания на беспомощные попытки Ани выпутаться на поверхность сугроба.

- Палач ты, - говорила она с негодованием, продолжая барахтаться в снегу, - изувер, сатрап! Ты мне больше не муж!

Неожиданно сзади, с лыжни, раздался басовитый голос

- Ванька стой! Кажется мне, здесь на природе назревает семейный скандал. Поможем, что ли, его разрешить?

- Давай, Юрок! Уж больно жалко... такая красавица!

В стороне остановились два рослых парня, наблюдавших за любопытной сценой.

- Мальчики, милые, помогите, пожалуйста, - тут же взмолилась Анька.

- Но мы должны посовещаться, - сказал один из них. - Здесь непременно нужно закон соблюдать.

Спустя несколько минут, Аня вместе с лыжами на ногах сидела уже на довольно высокой ветке развесистой сосны и заигрывающим тоном кричала вслед уходящим парням:

- Стойте, мальчики, а как же я? Возьмите, пожалуйста, меня с собой.

- А это уже, извините, не по закону, - Заявил Юрок и добавил - Через часик другой на обратном пути снимем, если что.

Володя вспомнил, с какой готовностью и радостью Аня сначала положила свои руки на плечи обоих незнакомцев. А потом, с каким победоносным видом разместилась на составленных четырехугольником руках этих совершенно чужих ей парней. И опять в его душе возродилось знакомое ему чувство удивления и острого беспокойства.

Сидел он в полу пустом вагоне и смотрел в окно и продолжал рассуждать. Не может быть никакого сомнения в том, что Аня счастлива, думал Володя. Больше того, она гордится им. Бывало, - в особенности в ненастную погоду, - она задерживалась очень поздно на различного рода совещаниях и по ее просьбе он приезжал за ней, чтобы проводить домой. Обычно она спускалась в вестибюль не одна, а в окружении многих сотрудников, с которыми продолжала вести оживленный разговор. Подойдя вплотную к нему, она клала вытянутую руку ему на плечо, и представляла его еще незнакомым ему ее сослуживцам с видом несомненной уверенности в том, что ее избранник не может не понравится окружающим. При этом в ее лице светилась неподдельная гордость женщины, одаренной столь счастливым выбором. Сомнений у него на этот счет быть не могло. И вместе с тем, не проходило мимо его внимания то, что она никогда прямо не говорила о любви. Это слово не упоминалось вообще никогда. Оставалось только гадать почему. Володе хотелось думать, что это сокровенное чувство настолько дорого ей, что пытаться поместить его в рамки какого бы то ни было слова, просто - на - просто кощунственно. О любви говорить не нужно. Она, любовь должна возноситься над нами и царствовать. Но так лишь хотелось думать. На самом же деле, с какой мучительной страстью душа постоянно жаждет этого волшебного слова! И почему бы, собственно говоря, не пойти иногда на выяснение отношений и услышать из уст любимого человека вполне определенное "Да" или "Нет"? Но, если подумать,... это, пожалуй, - пустое. Cлова "люблю", равно как и "не люблю" не могут отражать в полной мере истину, быть ее гарантом. И, видимо, этот тупик и есть одна из причин того, что любовь всегда сопровождается ревностью. Что эти чувства были, есть и останутся неразделёнными.

По мере того, как поезд приближался к конечной остановке, Володю все больше занимали предстоящие дела. Прежде всего, надо выяснить, не случилось ли чего серьезного с тёщей, не требуется ли его помощь. А потом уже позвонить в головную организацию и уточнить время приема. Но, важнее другое. Ане в ближайшее время предстояла командировка в Париж на международную конференцию по стандартизации муки, и мамина болезнь может сильно усложнить положение дел.

Аня в своем институте и даже отрасли считалась весьма авторитетным, влиятельным специалистом. Глубокое знание своего дела, решительность, - ставило ее весьма высоко в глазах окружающих ее людей. Для Володи решение заняться наукой, отчасти было навеяно ее успехами в этой области. Он постоянно удивлялся ее увлеченности, смелости, когда речь шла о преодолении устаревших, не идущих в ногу со временем, мнений. И в этом деле она проявляла исключительные бойцовские качества, даже, если на ее пути стоял, облаченный высоким научным или служебным титулом человек. Во многих случаях она оказывалась неудобным для начальства работником. Вероятно, поэтому руководство института довольно долго, под тем или иным предлогом, откладывало продвижение ее диссертации на неопределенный срок, хотя по числу выполненных и опубликованных научных работ она считалась вполне зрелым научным работником.

Нередко ей поручали текущие дела государственного значения, что надолго отвлекало ее от основной научной работы по исследованию питательных свойств гречихи. Так было, когда страну постигло стихийное бедствие. Непрерывные в течение всего летнего периода дожди, поставили страну в трудное положение по снабжению населения хлебом. Даже собранный с большими потерями урожай не проходил по условиям существующего стандарта. И понадобилось комиссия со специальными правительственными полномочиями для выезда на места. Требовалось уговорить местные контролирующие органы санкционировать возможность использования нестандартного, почти непригодного для употребления, зерна.

Для Ани, с ее принципиальным характером, идти на вынужденное, по указанию с самых верхов, нарушение каких либо установленных норм, за которые она еще вчера ратовала, было настоящей пыткой. Сталкиваясь с высоким начальством, она поражалась их лицемерию и непоследовательности. И каждый раз после возвращения из подобных командировок, она выглядела крайне измученной, обескураженной вопиющей пропастью между тем, что декларировалось и тем, что на самом деле происходило.

Сияющий и новый день

С порога своего дома перед ним открывалась тишина, неподвижность, пустота. Сноп яркого солнечного света проникал через верхнюю не завешенную часть окна, освещая и демонстрируя сохранность оставленного ему на хранение домашнего уюта.

Володя остановился посередине большой комнаты и медленно осмотрел всё вокруг. Он увидел много знакомых ему домашних вещей, мимо которых он в повседневной жизни проходил, не придавая им особого значения. Сейчас они ревниво и пристально смотрели на него и готовы были напомнить свою историю в обмен на должное к ним внимание.

На письменном столе в деревянной рамке - фотография. Черное море. Отвесная стена скалистого берега. Над ней зеленый сосновый лес, светлый внутри от проникающих сквозь его кроны солнечных лучей. Скалистые, остроугольные образования уходят вниз к воде. Они теряются дальше под совершенно прозрачными морскими волнами уже отшлифованными и округленными неустанным, вековым прибоем. В большом белокаменном, неглубоком овального вида углублении купаются Аня, Стасик, Алёша. В нижнем правом углу фотографии надпись от руки, - слова наставления бабушки перед их отъездом на юг, которые показались для всех очень тогда забавными: "Пожалуйста, очень прошу вас, плывите только к берегу!". Они неоднократно пытались расшифровать это наставление, пока Алешка не кинул как - то совсем небрежно: " Ну, папа, мамочка, неужели вы не понимаете. Надо отойти далеко от берега, а потом плавать к нему".

В дальнем углу комнаты у стенки полулежал соскучившейся по Стасику большой, темно коричневый медвежонок с горькой обидой в круглых, блестящих глазах. Улыбка мелькнула на лице Володи. Побывавший у них гость как - то сказал, что в последнее время под Москвой появились медведи. На что Стасик, прижимая к себе мохнатого друга, ответил: " А мой Мишка будет всегда сверху на Москве, а не под Москвой".

Этажерка. На книжных полках собрания сочинений известных писателей. Аня по своему вкусу отбирает, и выписывает их, не задумываясь над затратами и над временем, которое приходиться тратить, порой подолгу простаивая по выходным дням в очередях книжных магазинов. Приключенческие, исторические, научно - популярные издания, - всё то, что скоро нужно будет детям. И, конечно, еще и то, что ей самой нравится - детективы, поэзия.

Володя взял в руки первый, попавшийся ему томик Блока. Открыл книгу, и, не спеша, прочитал дарственную надпись: "Любимой, дорогой, умной, веселой, жизнерадостной, героической женщине с очаровательными голубыми глазищами и прочее... преданной, весьма строгой, надежной, сладенькой с перчиком, чудной, спортивной, содержательной, образованной, стойкой, мужественной, обольстительной жене моей".

Аня, когда прочитала, сказала мимоходом: "С такой универсальной характеристикой я могу твердо рассчитывать на любое место, в любом учреждении. Здорово. Любое занятие, бери и выбирай. Наука, - пожалуйста, милиция, - тоже и даже, стриптиз, черт возьми".

Володя ждал от нее других слов. Правда, получил еще беглый поцелуй от жены.

Он подарил ей эту книгу в начале лета, и это послужило поводом для посещения дома - музея поэта в Шахматово. Стоял тогда удивительный теплый, солнечный, воскресный день, который пришел после очистительного ночного проливного дождя. В такой день тянуло на природу. Однако, была заранее заказана экскурсия по Блоковским местам.

- Слушай, Ань, - взмолился Володя поутру, - ну что тебе дался этот музей с запахами старины и ветхости. Махнем, давай, в лес. Смотри, какая погода. А?

Аня разглядывала себя у высокого зеркала. Поправляла на себе светлое, строгое платье с крупными синими и красными гвоздиками, приводила в порядок густую темную прядь волос. По несколько раз поворачивалась, разглядывая, как сидит на ней платье сбоку, сзади. Рассматривала, как выглядит обувь со стороны. Она не торопилась, делала все обстоятельно, подолгу колдовала над своей внешностью и вместе с тем интуитивно взвешивала свое душевное расположение, стараясь довести его до такой степени совершенства, которое позволяло бы ей считать себя достойной соприкоснуться ко всему прекрасному, что воспето было великим поэтом. В эти минуты она уже не жила обыденной жизнью. Ее душа парила уже где - то в другом измерении, в мире мистических грез, неземных страстей и сказочной любви. Она полюбила стихотворения Блока еще в студенческие годы. Это был тогда для нее звездный час, будто она всю жизнь томительно и страстно их ждала. И вот наступил торжественный момент воссоединения, когда сотворенное воспламеняет душу и порождает спасительную от реальной жизни идиллию.

Володя с нескрываемым любопытством смотрел в ее сторону и ждал ответа. Он уловил, что - то глубоко затаенное в том, как она готовилась к экскурсии. Так она обычно собиралась к необычному торжеству. Но сейчас, думал он, ведь ничего больше, как полуторачасовая, изнурительная поездка на автобусе, а потом длительное вышагивание за экскурсоводом по рядам экспонатов и выслушивание всякой сомнительной подноготной, только унижающей величие поэта.

Аня продолжала молчать и сосредоточенно заниматься собой. Каждое ее движение, каждый ее жест у зеркала был подчеркнутым ответом на нанесенную ей глубокую обиду. Подвергать сомнению задуманную встречу с великим поэтом, значить считать, что ничего святого на свете нет. Наконец, последовало ее повеление, которое не могло не привести к обратному эффекту.

- Сэр Владимир, вы можете взять с собой детишек и в лес. А я - в Шахматово. Будьте! Я вас приветствую! - Сказала она с подчеркнутым сарказмом, выразительно махнув рукой.

Поехали они, конечно, вместе. Он не посмел настаивать на своем, так как понимал насколько глубоко может ранить ее. После просмотра музея они, усталые от двухчасового хождения, оказались у подножья крутого склона над рекой Лутосней в ожидании обратного автобуса. Володя расстелил свою куртку на траве и предложил Ане отдохнуть. Одарив его благодарным взглядом, Аня села, обхватила руками свои колени и облегченно вздохнула.

Высокий холм, был покрыт зеленным, сочным травяным покровом с разбросанными по нему многочисленными разноцветными семейками полевых фиалок и колокольчиков. Он поднимался круто вверх от реки, окаймленной густым прибрежным кустарником. С восточной стороны у основания возвышенности виднелся глубокий овраг, заросший диким густым шиповником. Володя растянулся на траве, и, поддерживая голову обеими руками, неподвижно смотрел в небо.

- Нужно ли знать народу о том, что Блок был психически неуравновешенным человеком, и посещал публичные дома, а Люба, жена его, вела легкий образ жизни, а по своей внешности, оказывается, не совсем походила на "прекрасную даму"?

Аня не сразу ответила. Она опустила свои веки, задумавшись, и сказала:

- Бог создал человека в купе с множеством соблазнов, перед которыми устоять невозможно. Поэтому за нами всегда будут грехи.

- Но писатели, поэты, - мы то их считаем маяками, носителями прекрасного, идеального...

- Чего ты, Володька? Да всё вроде кончилось благопристойно. Блок незадолго перед смертью сказал, что у него были две женщины, Люба и все остальные. А много лет спустя Люба прощается с жизнью со словом "Саша" на устах.

- И все - таки, я против копания в грязном белье.

- Но тогда не ясны будут истоки гениального. " Негодование рождает стих" стоит эпиграфом к одному из стихотворений Блока.

- Ну ты и даешь, - истоки гениального, видите ли, мы видим в этой самой грязи ... , - Володя приподнялся, и хотел было продолжить, но Аня его перебила.

- Ладно тебе с этим. Я вот заметила, что все критики поэзии Блока, как правило, приводят одни и те же, с десяток, его стихотворений. Для надежности, видимо, придерживаются общепринятого подхода. А такое, например, стихотворение, как " В дюнах", никто даже не упоминает. А ведь какой в этом сочинении захватывающий дух безграничной свободы и шальной страсти. Послушай.

Трогательно нежными жестами своих женских рук она попыталась подчеркнуть могучее звучание стиха:

Я рабства не люблю. Свободным взором

Красивой женщине смотрю в глаза и говорю:

"Сегодня ночь. Но завтра -

Сияющий и новый день. Приди.

Бери меня, торжественная страсть.

А завтра я уйду - и запою".

- Да что это!? - продолжала она. - А такое, слышал? И как сказано!? - Аня закрыла глаза, и, проникшись заранее цветомузыкой стиха, напевно прошептала каждый его слог:

Она же оставляла легкий след в зыбучих дюнах,

И пропала в соснах, когда их заплела ночная синь.

Громкий голос через мегафон провозгласил прибытие автобуса...

Володя вспомнил, что нужно позвонить тёще. Полина Давыдовна действительно просила сразу позвонить, так как хотела, как можно быстрее вернуться домой. Она, как бывало раньше, пожаловалась на свое здоровье, и добавила, что при таком самочувствии лучше всего быть дома, в привычном для нее месте, однако, ее уговорили погостить еще недельку.

Значит, с тёщей ничего необычного не произошло. Володя почувствовал облегчение.

На следующее утро он рассчитывал заняться своими диссертационными делами, и решить, в конце концов, вопрос о головной организации, которая должна ознакомится с работой и дать своё заключение. Но оказалось, что на вторую половину дня ожидался визит весьма высокопоставленной особы из Комитета по науке. Возможно даже самого Председателя. От того, как пройдет этот инспекционный набег, зависело многое - и штатное расписание и выделение средств на крупные научные работы и вообще судьба некоторых подразделений. Все ведущие сотрудники были строго предупреждены и находились на местах в своих лабораториях. Все новинки были выставлены на столах, в полной готовности для демонстрации в действии.

Вернувшись с обеденного перерыва, Володя обнаружил, что у одного из очень важных макетов отсутствует инженер. Сосед объяснил, - ушел на срочное заседание месткома. И без того настроение у него еще с первой половины дня было нарушено разговором с одной из сотрудниц, которая недоумевала по поводу того, что ее ни разу не посылали в заграничную командировку. Попытка объяснить, что для этого нужно уметь проявлять полную самостоятельность в порученном деле, оказались для нее неубедительными.

Но и это еще не все. Окинув беглым взглядом свою лабораторию и остановив свой взгляд на один из невысоких шкафов в самом центре помещения, Володя увидел грязную посуду, кусок недоеденного хлеба, какие то пакеты на верху невысокого шкафа.

Ждали долго и утомительно, пока в коридоре за дверью не раздалось:

- Идут, наконец.

Свита была столь велика, что вся она не смогла поместиться в лаборатории. Входная дверь осталась открытой. Часть сопровождающих оставалась в коридоре. Однако, это их нисколько не смущало. Напротив, давало возможность полушепотом обмениваться о вещах более интересных для них и не имеющих какое либо отношение к делу.

Володе важно было, чтобы представленные работы произвели впечатление на Председателя. Это могло бы помочь выстоять перед постоянной угрозой, которая нависла над лабораторией. Директор института, хоть и подписывал каждый год план, но не переставал при этом, почти при каждой встрече затевать с Володей примерно один и тот же разговор о невозможности продолжение работы в институте по его тематике.

- Не иначе, как ты, Левин, хочешь моей погибели, - так в последний раз начал он разговор.

- Что вы, Иван Петрович, такое говорите, - удивился Владимир.

- Только вчера начальник главка с меня стружку снимал и так, что еле выстоял.

- По поводу чего же?

- А все того же. Не наше это дело заниматься твоей темой. Есть для этого специальный институт.

- Почему же, как только требуется представить на какой либо заграничной выставке видную работу, обращаются к нам?

Директор по отечески положил руку на плечо своего собеседника, пригласив его жестом шагать вместе с ним, и продолжал назидательно:

- Ах, молодость - прекрасная пора. Завидую. В душе чистенькая, как слеза, мораль, заложенная еще школой...

- Кстати, и родителями тоже, - посмел прервать директора Володя.

- И не думал, - прозвучало после минутного молчания, - что ты у нас такой ершистый. С удовольствием поспорил бы с тобой на эту тему. Но, увы, машина ждет, тороплюсь. А вот тематику твою придется закрыть. Сверху так велят. Вот такая она, взрослая мораль.

Шутка сказать, - закрыть. Сколько души было вложено. А мучительные бессонные ночи, когда задуманное оказывается ошибочным, и уже другого пути нет, как только совершить невозможное. А диссертация?

Даже на отдыхе, где, казалось, окружающая красота природы, радость и счастье общения с любимой женой и детьми должны бы заслонить все остальное, - мысли одна за другой вертелись вокруг оставленных на двадцать четыре дня в институте проблем.

"Может, всё, что делаю, не так уж важно, и поэтому директор вместе с вышестоящим начальством с такой легкостью подходят к этому делу"? - порой думал Володя.

Но фактов, говорящим об обратном, было достаточно. Сам академик Буряковский как-то сказал даже такое, что ему, Володе, и его работе цены нет.

Особых надежд на посещение Председателя по науке Володя не питал. Как правило, высокопоставленная особа не утруждает себя особенно, не вникает в глубину и существо дела. Один два вопроса по поводу техники безопасности или стоимости первых образцов аппарата и посещение закончено. Однако, сейчас речь шла об использовании любой, пусть даже самой незначительной, возможности для спасения своей тематики.

Но, на этот раз Володя был приятно удивлен, когда увидел, с каким интересом и вниманием этот муж, обличенный солидной в стране властью, слушает его. Какие вопросы, и в самый корень, задает. И это несмотря на то, что директор начал представлять работу лаборатории прямо таки в стиле "за упокой":

- Здесь представлена работа по искусственному вспомогательному кровообращению. Не скажу, что она не представляет интереса. Безусловно, - актуальна. Но, к сожалению, не наш профиль. Есть специальный для этого институт, возглавляемый, как это вам известно, Зинаидой Гавриловной...

- А как же эта работа оказалась у Вас?

- По просьбе Николая Михайловича Амосова.

- Что же Вы тогда c этих же соображений ему не отказали?

- Он убедил нас доводом, что конкуренция между институтами позволит выполнить работу более качественно и в короткий срок.

- Весьма резонно.

- Однако, я вынужден выполнить волю начальника главка. Он решительно против параллелизма.

- Послушаем сначала руководителя темы.

Володя словно крылья обрел. Он четко и коротко очертил проблему. Операция на сердце может пройти удачно, начал он. Однако, в течение последующих трех, четырех дней израненная под скальпелем сердечная мышца должна интенсивно сокращаться и в полную меру обеспечивать организм кровью. А это затрудняет процесс заживления швов на ней. Отсюда идея, не вскрывая грудной клетки, присоединить к крупной артерии, расположенной близко от поверхности тела, кровяной насос, который возьмет часть нагрузки на себя и, таким образом, обеспечить, так называемый, курортный режим для левого желудочка. При этом такое устройство должно работать в автоматическом режиме, с учетом информации о функциональной деятельности сердца в каждый данный момент.

- А далее, - продолжал Володя с душевным подъемом, - по мере восстановления работы естественного сердца должна сокращаться интенсивность работы искусственного.

- Должна!? Этого хотелось бы. Но как? Рассказывают такой анекдот. - Председатель в предвкушении забавной истории, которую он настроился рассказать, развеселился и повернулся лицом к свите, - Изобретатель очень долго добивался приема у высокопоставленного лица. Время шло, а тот ему отказывал. Изобретатель заявляет, что дело это государственной важности и ему разрешают аудиенцию. Принес он с собой большую деревянную доску с многочисленными кнопками на ней. А у каждой из них наименования городов западных стран: Нью-Йорк, Париж, Бон и т.д. Рассказывай, в чем идея - ему говорят. А он: достаточно нажать на кнопку "Бон" и города этого нет, больше не существует, взлетает в воздух. То же с другими городами и мы победили. Начальство в смятении почесало затылок и спрашивает: А что это у тебя такое умное с другой стороны доски, что оно так здорово получается? А изобретатель без всякого на то смущения: "Извините, я изобретатель. Главное - это моя идея, а уж как, - это пусть ваши инженеры сами придумают."

Посмеялись. Анекдот понравился всем. И, как показалось Володе, особенно директору.

Жизнь заставляла Володю задумываться над каждым шагом, этого человека. И его крайне удивляло, почему он играет с ним в кошки-мышки и не закрывает тему без всяких разговоров, одним лишь росчерком пера?

- Нечто в том же духе и у вас, - Председатель прервал глубокие раздумья Володи. - И в самом деле, извините, пожалуйста, я - не медик, но смею заметить следующее. Сердце нагнетает кровь в аорту, а насос в артерию где-то на периферии. Ну, прямо таки, лебедь, рак и щука по Крылову. К какому из органов кровь будет прибывать, и от какого убывать и в какое время?

" Толково, черт возьми, возражает", - отметил про себя Володя и припустился дальше в атаку, не заметив, что опасно перешел границу, где кончается техника и начинается медицина.

Но тут его поддержал его коллега по медицинской части доктор Суперов, и вместе они сумели объяснить, как обеспечивается согласованная работа искусственного и естественного сердец.

В конце визита Председатель признал:

- Ну, что ж, проблема на самом деле достойна внимания. Желаю успехов.

- А уходя, будучи уже в дверях, в самой гуще своей многочисленной свиты, повернулся лицом к Володе и с улыбкой сказал:

- А вот один из трех каналов записи, который вы показывали, неисправный у вас.

" Надо же, заметил ведь!", подумал Володя со злостью на своего инженера, который так и не пришел во - время с заседания месткома.

Однако на душе было легко и свободно. Как ни как, а сам Председатель по науке Совмина сказал, что работа достойна внимания. Ясно, что директор не станет снимать тему. Во всяком случае, в ближайший год. И нужно торопится с диссертацией. Как можно быстрее защитить ее. Володя решил связаться с ученым секретарем института и объяснить ему, какие трудности возникли с отзывами на диссертационную работу.

Накопилось довольно много неотложных дел, но во второй половине дня Володя не в силах был взяться за что ни будь серьезное и он решил спуститься в библиотеку.

- Привет, Левин! - в кресле с газетой в руках, в развалку сидел переводчик из отдела информации, отъявленный балагур и шутник - рослый, худой, молодой мужчина с короткой стрижкой, - Сколько лет, сколько зим. Как дела? Защищаться когда будешь?

- Не скоро. Обращался в разные организации. Не берутся дать отзыв. Медиков отпугивает техника, а инженеров - медицина. Собираюсь к ученому секретарю Мейеру за советом.

- К Мейеру!? - Левчук выразил крайнее удивление, оглянулся кругом и продолжал уже шепотом. - Ты что, ничего не знаешь? Институт словно вверх дном перевернуло от этой новости.

- Какая еще новость?

Левчук встал и увел Володю за руку в сторону. Когда он намеревался поразить собеседника очередным своим опусом, все в его лице заострялось, - нос, подбородок и даже вытянутые губы и веки.

- Ты, я надеюсь, помнишь какой у него автомобиль. Такой, затасканный "Запорожец". Инвалидный вариант. Просто посмешище. Так вот вздумал наш Мейер на нем махнуть на Кавказ и там отдохнуть. У самой границы отказали тормоза и он, спускаясь с горы Арарат, проскочил границу и оказался в Турции. А оттуда... куда думаешь? Прямиком махнул в Израиль.

- Скажи, пожалуйста?! - Совершенно спокойно отреагировал Володя.

- Я наперед знал, что ты не поверишь. Но, послушай конец этой хохмы. Встречаю в коридоре Наталью Ивановну, небезызвестного тебе начальника первого отдела и рассказываю ей эту историю, а она сходу в ужасе, без доклада врывается в кабинет к Ивану Петровичу. А тот, выслушав рассказ, сразу понял, в чем дело и разразился таким хохотом, что его еле валерьянкой откачали.

Поняв по реакции своего собеседника, что все его номера уже в достаточной мере приелись, Левчук перешел на деловой тон.

- Давай лучше о деле. Мы ведь, как никак, а друзья с тобой. Какую гору материала я для тебя перевел. И делал это с душой, потому, что понимал важность твоей работы. Так вот, хочешь, я попробую тебе помочь. Я ведь раньше работал по совместительству в Институте проблем управления. Там как раз есть отдел с медико-техническим уклоном. Они могут тебе дать отзыв, как головная организация.

- Спасибо, друг, но для них моя работа - мелкота, не представляющая особого интереса.

- Ну что ж, тогда валяй к своему Мейеру. Вопрос то подготовил? Начальство ведь за тебя думать не станет. Чудак ты эдакий. Ходить надо не к царю, а к писарю. Понял?

Звонкий женский голос библиотекаря прервал их беседу.

- Здравствуйте, Володя. Где это вы так долго пропадали. Мы уже тут соскучились по вас. Небось, по заграницам шастали.

- Представьте, Светочка, дорогая, совсем наоборот. Вернулся из настоящего рая, небольшой милой деревушки, что на притоке Волги и вот, хотел бы, еще раз полистать книгу Фельдбаума.

- Я сейчас занята, но в виде исключения разрешаю вам пройти в книгохранилище. Стеллаж 9Е, на самом верху.

Володя завернул в узкое пространство между высокими до самого потолка стеллажами. Там при тусклом освещении стояла полная тишина. Оказавшись один в кладезе человеческой мудрости, им овладело чувство, будто он внезапно сменил суматошный, кричащий на все лады мир на тихое мирное пристанище. Здесь можно расслабиться, и дать возможность порабощенной ежечасной текучкой душе стряхнуть с себя ненавистные оковы, и спокойно, не торопясь, познавать все, что ей заблагорассудится.

Его внимание привлек ряд солидно переплетенных, объемистых красных томов с настораживающим названием "Лекарственные болезни". Совсем недавно, при очередном обследовании, рентгеновский снимок лёгких показал наличие у него небольшого инфильтрата. И хотя Володя объяснил, что это у него с военных времен и нисколько его не беспокоит, врач выписал огромное количество лекарств и настойчиво велел их принимать.

Перелистывая страницы одного из томов, где приводился длинный список побочных эффектов некоторых лекарств, он невольно вспомнил, как это звучит в устах простого человека: одно лечим, а другое калечим.

Светочка появилась совершенно неожиданно.

Тонкий, обвораживающий запах дорогих французских духов пронесся вслед за ней, усиливая привлекательность молодой женщины.

- Володя, вы случайно здесь не уснули? Здесь тихо и клонит ко сну, в особенности, когда работаешь за столом. Ба, вы, кажется, интересуетесь тем, что не предназначено для широкой публики. Если бы все знали, к чему ведут некоторые лекарства!? Потерпите чуть, и я вам достану нужную вам книгу.

Светочка вмиг притащила алюминиевую лестницу. Володя не успел опередить ее и сделать это самому, но во - время оказался рядом. Светочка в спешке стала взбираться наверх, пошатнулась и вскрикнула. В следующее мгновение она оказалась в крепких мужских руках. А дальше произошло то, что и в мыслях у него не могло быть. Он держал ее вместе с книгой в тесных объятиях, целовал и приговаривал:

- Это, Светочка, за героический ваш поступок.

Совершенно неожиданно возник шанс получить отзыв на диссертацию от довольно солидного учреждения, знаменитого Бауманского института.

Володя позвонил руководителю кафедры, которому он послал свою работу месяца три тому назад и напомнил о себе. В ответ ему было предложено приехать. И это было сказано тоном, который ничего хорошего не предвещал. Володя переступил порог кабинета с глубоко скрытым волнением. Принял предложение сесть в кресло. Пришлось некоторое время ждать, пока хозяин кабинета беседовал по телефону.

Наконец, был открыт ящик стола и оттуда извлечена диссертация. Глава кафедры с тяжелым вздохом взял ее в руки, раскрыл, провел большим пальцем по торцу страниц. Замелькали текст, рисунки, схемы, таблицы.

- Ну что вам сказать, молодой человек, чтобы вы нас поняли. Глянешь, - в общем и целом, чувствуется, проделана солидная работа, богатый материал подобран, живой результат в виде опытного образца аппарата, хорошие отзывы врачебных учреждений...

Наступила напряженная длинная пауза. За спиной у Володи щелкнула и отворилась входная дверь, и внимание руководителя кафедры переключилось на нового посетителя. Последние обнадеживающие слова повисли в воздухе. Напрашивался вполне определенный вывод и Володя с опаской, чтобы не сглазить, не очень, но, уже было, настроился на победный лад.

- Что у тебя Денис?

- Хотел согласовать план проведения научной конференции.

- Сядь и подожди минуту. Так вот, - заведующий обратился к Володе, - я не стану говорить о высоком уровне наших специалистов и их возможностях. Это известно всем. И, конечно, они вполне могут разобраться в медико - технических вопросах, хотя это не является их профилем. Но для этого потребуется много времени, значительно больше обычного. Поэтому, мы решили, товарищ Левин, посоветовать вам обратиться в другое учреждение, имеющее опыт инженерной работы в медицине. Сожалею, и извините нас, ради бога.

Волна слабой надежды отхлынула и оставила за собой досадную душевную пустоту. Володя молча взял со стола свою работу. Медленно заталкивая ее в портфель, вдруг почувствовал чей то взгляд на себе. Не успел он в этом разобраться, как посетитель по имени Денис с шумом отодвинул свой стул и ринулся на Володю с распростертыми руками и круглыми, полными радостного удивления, глазами.

- Володя!? Володька Левин! Друг! Какая встреча!? Ты где теперь? Я часто вспоминал тебя. Мне сказали, тебя на периферию упекли.

В конце победного сорок пятого года Володя вернулся с войны, поступил в Механический институт и попал в группу, в которой учились двадцать шесть девчонок и один единственный нарасхват юноша, бывший солдат Войска Польского Минкевич Денис. Он по-прежнему продолжал носить военную форму польской армии с потрясающей многоугольной конфедераткой на голове, которая не могла не будоражить девичье сердце необычностью и таинственностью ее хозяина. Стройный блондин, с ярко выраженным мужественным лицом, вечно улыбающийся, со снисходительной улыбкой относящийся ко всем, кто с ним беседует, и ко всему, что происходит. Война ушла в прошлое, какие могут быть еще серьезные проблемы? Впереди - заманчивые возможности, юность продолжается, и он весь в лучах двадцати шести пар зазывающих девичьих глаз.

Друзья жили в студенческом общежитии вместе в одной и той же комнате. Учились, развлекались и даже питались вместе.

А сейчас перед Володей стоял другой Денис. По углам глаз и на лбу - раскинуты морщины, несколько сутуловат, манера разговаривать, и жесты не совсем уверенны.

Потом они сидели на скамейке в институтском скверике и обменивались рассказами о своей жизни после окончания учебы в институте. Денис был распределен на работу в научное учреждение Новосибирска. За короткое время защитил диссертацию и получил звание доцента.

-Там же в Сибири женился, - продолжал он свой рассказ, - жена родила двух сыновей. Казалось бы, все складывалось хорошо. Но совершенно нетерпима была ко мне, когда я затевал на стороне дружескую попойку. Даже, самую невинную. Ты, ведь, мой характер знаешь. Без друзей не могу. А как с ними встречаться, не пропустив по рюмочке. Ну вот, чем больше она скандалила, тем больше я отдавался зеленому змию. Оставил их там, в Сибири, и живу теперь в Москве один. Жаль, конечно, сыночки то классные... Кончим об этом. Давай о деле. Ты оставляешь мне работу, и я ознакомлюсь с ее содержанием. Через пару недель звони. Найду возможным, напишу и согласую с начальством. Только учти, дружба дружбой, а...

Взволнованный этим неожиданным предложением, Володя тут же его прервал:

- Денис, я тебе друг и ставить тебя в затруднительное положение не собираюсь. Если найдешь, что по чистой совести можешь написать положительный отзыв, буду благодарен.

Поцелуя первого сладость

То, что произошло на танцевальной площадке в деревне, можно было считать незначительным эпизодом, нестоящим того, чтобы о нем даже вспоминать. Так, собственно, считал и Володя. Логика подтверждала. Подумаешь, жена пожелала танцевать с приглянувшимся ей молодым человеком. С кем такого не бывает? Тем более, - а это Володе известно было давно, - Аня никогда не упускала случая подчеркнуть женское равноправие, где только можно. Она никогда не была ханжой и относилась к возможным слабостям человека с пониманием. Кому не свойственны минутные увлечения? Можно ли считать жизнь человека нормальной, если она фанатично целиком и полностью, во всех своих проявлениях отдана только одному единственному кумиру? Не является ли это добровольным рабством, отрешением от богатейшего разнообразия красоты, мирских радостей и страстей в нашей жизни?

Все это так, думал Володя, но где предел искушению и существует ли он вообще? По каким таким показаниям он оценивается? Что, где, когда может во - время и к месту подать тревожный сигнал: стой, дальше нельзя! В силах ли расчетливый разум в единоборстве с вечно ищущим невообразимых приключений сердцем предотвратить нарушение роковой границы? Он ли несет на своих плечах основную часть нестерпимого груза противоречий и неопределенностей в порывах чувств? Ведомо ли в полной мере сознанию человека, насколько кровоточит каждая нервная клетка в сомнениях и догадках? Может, лучше довериться зову сердца и предоставить душе нашей большую свободу действий? А дальше - опыт, мудрейший наш учитель, скажет свое. Конечно, хорошо, если - тонкий, неназойливый, убедительный, а главное, - ко времени. И не дай бог, - роковой, фатальный, запоздалый!?

Стоп. Собственно, кому и зачем нужны эти приключения вообще? К чему эти рвения, риск, авантюра за пределами собственного дома? Разве недостаточно того, что однажды обрел и посчитал неотделимой частью своей жизни? Однако, опять таки, как можно отгородится от прекрасной гармонии остального, окружающего тебя, мира? Возможно ли ходить по земле с закрытыми глазами? Не обедняют ли эти шоры и твою единственную, счастливую любовь?

Ведь, без наружного воздуха, в пору, задохнуться в собственном жилище.

Но, как же тогда быть с древней народной мудростью, которая настораживающе гласит: "Далеко от очей, далеко от сердца". Что это означает? Не говорит ли это о том, что в каждом человеке заложена мина случайного действия, и она, нет - нет, да и может сработать где нибудь "далеко от очей"?

Мысли одна за другой травили душу, лишали покоя. Возникало ощущение, что его занесло слишком далеко за пределы разумного, откуда невозможно уже выбраться. Тогда он делал над собой отчаянное усилие, и на время ему удавалось успокоиться.

Неоднократно он себя уговаривал:

" Слушай, парень, если ты еще при уме, то ответь, что, собственно, произошло. Какого чёрта дурью маешься. Не будь смешон. Возьми себя в руки?"

Однако спустя некоторое время все начиналось снова.

Поздно вечером после работы, позвонила Полина Давыдовна и напомнила ему, что осталось три дня до приезда Ани с детьми, а она собирается завтра утром приехать, чтобы заблаговременно пополнить семейное меню. Дала инструкцию, что надо купить и, добавила полу язвительным, но веселым тоном:

- Немного попользовался свободой и хватит. Напоминаю, что у тебя семья и, естественно, обязанности.

" Свобода, говорит, - угрюмо повторил про себя Володя, положив на рычаг трубку. Затем изобразил язвительную кривую улыбку на лице и подумал: "А что, не преминул ведь воспользоваться случаем и сорвать довольно таки сладенький поцелуй в полу темном книгохранилище?!"

Не стал Володя дальше вспоминать о том, как он на следующий день в мрачную дождливую погоду не захотел после работы рано возвращаться в пустой дом и они со Светочкой побывали в консерватории на концерте классической музыки.

Вместо этого, в памяти всплывали события из прошлого. История, которой он в свое время не придавал особого значения, а сейчас вдруг повернулась совершенно с другой стороной.

Два года тому назад, в связи с неотложными делами на работе, Ане пришлось отложить отпуск. Володя отправился один в круиз по побережью Черного моря из Одессы до Батуми.

Кают кампания большого парохода, стены входного коридора и большого круглого зала отделаны красным деревом и увешаны картинами Айвазовского. Сотканные грузинским орнаментом ковры, удобные кресла, обтянутые декоративной шелковой тканью. В углу уютный кафетерий с выставленными лучшими кавказскими винами. Играет небольшой джаз банд, слабое освещение создает интимную обстановку для танцующих пар.

Володя выглядел в этой толчее довольно эффектно в своей полотняной светло - серой украинской косоворотке. По краю стоячего воротника и ворота, а также снизу она окаймлёна была желто-голубым орнаментом. Рубаха одета на выпуск, и обтянута крупно сплетённым, шелковым, черным шнурком со свисающими на правом боку распушенными двумя бомбошками. Эти, давно вышедшие из моды, атрибуты хранились много лет не востребованными и только сейчас по прихоти своего хозяина нашли успешное применение.

Его партнерша, Люда, - миловидная, немного полная блондинка в строгом голубом платье с неглубоким декольте, переходящее в спускающейся к низу до самого конца прямой оборкой. С заметным напряжением она пытается попасть своими стройными ногами в такт, но ей это не всегда удается и на ее напряжённом лице возникает виноватая улыбка.

Накануне ночью разыгрался сильный шторм, и даже те пассажиры, которые не были подвержены морской болезни, не спали. Играли в карты, запивали вином страх перед стихией или просто пьянствовали по случайно подвернувшемуся еще одному предлогу. Володя в это время сидел на нарах и пытался читать газету. Остальные четверо обитателей хором храпели на все лады после очередного ухарского выпивона. В каюту после тревожного стука ворвалась женщина и попросила помощи. Володя быстро оделся, последовал за ней. Надо было помочь снять с верхних нар женщину, которой стало плохо от сильной морской качки. Это была Люда. Вот так они познакомились и с тех пор часто проводили время вместе.

Люда из тех женщин, которые обычно привлекали внимание Володи. Задумчивые, печальные глаза, во взгляде - содержательность, разум и через эту завесу с трудом и не так часто вырывается наружу свободная улыбка.

Отпускное, беззаботное настроения, море, воздух, солнце, делали свое дело. Он стремился быть остроумным, разыгрывать влюбленность, (то, без чего невозможна даже простая дружба с женщиной), не задавая себе вопроса "Зачем?". Но каждый раз ни то ни другое сполна не удавалось. Не было того таинственного источника, и с теми минеральными составляющими, которые могли бы зародить в нем огонь и так, чтобы самому себе удивляться неожиданному своему остроумию, галантности, изобретательности, и думать о себе с крайним удивлением: он ли это?

Но Люда была довольно привлекательна, красива, женственна. Шумными, веселыми и общительными были три ее сожительницы по каюте. Во всяком случае, в такой компании приятно было посетить местный музей, которые были почти в каждом из приморских городов, позагорать на пляже, вечерами потанцевать.

Вернувшись после Черноморского круиза домой, Володя был полон впечатлений и несколько вечеров подряд за ужином рассказывал о проведенных в круизе днях. Показывал фотографии, свои и присланные одной из подружек Люды. Об обмене ими договорились еще в день отъезда. На многих из них были Володя с Людой. Ему доставляло удовольствие рассказывать Ане о своих мужских похождениях.

Володя стал перебирать одну фотографию за другой.

С заметным донжуанским честолюбием рассказывал о веселой женской компании, к которой он случайно примкнул по воле божьей, пославшей на землю морской шторм.

- Вот здесь я стою в толпе отдыхающих на палубе, - говорит он, вытаскивая из конверта очередную фотографию, передавая ее в руки Ане, - и смотрю, как пароход входит в порт Сочи под приветственный марш духового оркестра моряков. Любуюсь стройностью оркестрантов, облаченных в ладную морскую форму. Рядом девчонки бурно обсуждают предстоящие экскурсии в городе, но сентиментально патриотический "Славянский марш" покоряет меня настолько, что я не слышу, о чем они говорят. Ко мне подходит Люда и сообщает, что завтра в местном храме состоится крёстный ход. Одиноких женщин туда пускать не будут. Я с радостью согласился. Интересно ведь. Вот на этой фотографии видно, как мы проходим пост дружинников у ограды храма. Люда очень волновалась и сказала, что если их разоблачат и не пустят, то для нее это будет большая травма. Смотри, как мы здорово сыграли свои роли. Скажи? Она, словно невеста, судорожно держится за меня и прижимается к моему плечу. А каков я? С гордой осанкой, твердой поступью, эдакий дамский сердцеед. А?

- Поздравляю, дорогой, - Аня выразительно развела руки, склонилась к мужу, и театрально, мимолетно чмокнула его в щеку, - Успех, что называется, по-тря-са-ющий и безусловный!

Потом на стол легли и другие фотографии. Володя и Люда на Ялтинском пляже после купания. Дрожа, греются у каменной стены, согретой скупым апрельским солнцем. Они же на танцах. Оба возбужденные, радостные - джаз исполняет зажигательного " Черного кота". Прощальный снимок в чисто женской компании на палубе парохода на фоне бортового бассейна и далекой Одесской перспективы. Володя рядом с Людой.

- А она у тебя - вроде ничего, - Аня встала и хлопнула мужа по плечу.

И это было все, что она сказала. По существу, почти полное безразличие. Но он в то время на это не обратил никакого внимания.

А сейчас, вспомнил, и сердце вздрогнуло, сжалось.

Если возникшие подозрения реальны, то все, конечно, становится на свои места.

Тут же, незамедлительно присоединились и другие подтверждения. Через некоторое время после возвращения Володи с Юга, он получил письмо от Люды из подмосковного города Можайска, где она жила. Она напоминала Володе, что он обещал подобрать подходящий ресторан для встречи всей компанией, как договорились перед отъездом.

После письма Володя звонил из дома и заказывал места. Потом состоялась встреча. И опять таки, - никаких обид, претензий и, вообще, разговоров на эту тему.

Может быть, вольности, допускаемые Володей, ей на руку, и открывают, как бы, свободу для нее самой. Свободу? Какую свободу? Измена? Абсолютнейшая чепуха! Поверить совершенно невозможно!

" Если допускаешь сердцем своим неверность жены, значить ты ее совсем не любишь", - так расценил для себя Володя.

Они поженились, когда им было уже за тридцать. Его юность прошла на войне. Ее - в тяжелой, полуголодной эвакуации. Потом трудные, крайне неустроенные послевоенные годы и отчаянные усилия получить образование в условиях недостатка во всем, - в более или менее нормальном жилище, самой необходимой одежде и питании, при жестком дефиците взаимного понимания и уважении между людьми в быту и на работе. Особенно остро эти сложности отражались на положении молодых женщин, возраст которых грозил перевалить уже за тридцать. Война оставила на поле боя миллионы молодых парней, их сверстников. Слишком долго не складывалась личная жизнь и у Ани. Но вот, наконец, семья, два сына, признание успехов на работе. Спустя некоторое время после драматического для нее завершения работы по активному вентилированию зерна ей было, наконец, предложено в кратчайший срок оформить материалы своей научной работы и защитить диссертацию. Один из влиятельных в институте докторов наук стремился занять должность профессора, но для этого ему не доставало необходимого количество учеников. Вот тут то и возникла необходимость в справедливой оценке Аниных трудов.

Аня успешно защищает диссертацию, и вскоре после этого возглавила в институте отдел стандартизации. На этой должности она вхожа во многие республиканские и союзные учреждения. Круг общения и интересов значительно расширяется. По работе и просто по дружбе. По мере того, как ее положение в обществе растет, успехи приумножаются, центр тяжести неизбежно смещается в сторону внешней жизни, за пределы семьи. Вместе с этим меняется и Аня, как человек, как женщина. Ее все больше уважают, ценят, замечают. В каждом ее поступке появляется больше уверенности, свободы. Она все чаще бывает на людях. Володя и не заметил, как все это произошло. Для него это оказалось полной неожиданностью. Смирится с тем, что какая то часть обретенного им простого, но бесценного, счастья видеть, слышать, разговаривать с ней становится, так или иначе, достоянием ее друзей, знакомых, сослуживцев... Это тяжело и довольно мучительно!

Вероятно, она сама чувствует, что происходящие изменения в ее жизни и перемены с ней могут отразиться на семейном благополучии, на ее взаимоотношении с мужем. Не это ли является причиной безразличного ее отношения к вольностям Володи вне семьи?! Нет ли здесь неосознанного стремления иметь, в случае чего, козырь для оправдания?!

Володино сердце, затуманенное мелкими обидами, подавленное острой неразумной болью, оказалось не в состоянии взвесить все за и против, добиться спокойствия и уравновешенности.

После тещиного звонка он попытался еще почитать Хемингуэя. Незаметно наступила полночь, и очень хотелось спать после дневной усталости, а перед глазами, словно карты при раскладе пасьянса, одно за другим ложатся события, возбуждающие нелепые подозрения... На фотографии, в альбоме, во время командировки на Дальний Восток, - счастливо улыбающаяся Анна на лавочке рядом с молодым человеком, сотрудником института, который обнимает ее за плечи, а она с сияющей улыбкой склоняет кокетливо свою голову ему на плечо.... Павел катается с ней на лодке вдоль извилистой реки с густо заросшими берегами и Анна звонко заливается в счастливом смехе... А история с влюблённой парой: он - из Риги, она - из Ленинграда. Оба женаты. Приехали на совещание в Москву. Аня знает их по совместной работе. Они ей симпатичны. Она понимает их с полу слова. И, чтобы избавить от гостиничных проблем, приглашает их жить к себе на время, когда она со своим семейством будет отдыхать в деревне...

" Нет, не могу иначе! - Володя вскочил с постели и стал нервно прохаживаться по комнате туда- обратно, - я должен ей все высказать. Именно сейчас. Иначе не могу. Три дня до приезда. Письмо... Удобней всего в письме. Дойдет, думаю за два дня".

Сел за стол, написал первую строку и тут же почувствовал, как к сердцу подбирается червь сомнения.

"Что ты делаешь? Остановись! Ты можешь все погубить. Ты потеряешь в ее глазах и на всю жизнь..."

Опять погасил свет и лег, а сна ни в одном глазу.

" Все- таки, нужно себя уважать. И если не воспользоваться удобным случаем, и молчать.... Мучиться будешь с этим камнем на шее всю жизнь. Ты не сможешь с глазу на глаз... Не хватит мужества смотреть ей прямо в глаза"

Так этой глубокой беспокойной ночью родилось письмо, написанное в спешке одним духом, в страхе, что перед ним вдруг, каким то образом может появиться Аня и с выражением глубокого недоумения, словно лазерным лучом, поразить его огненным взглядом своих прекрасных глаз.

Шустрик, привет!

Я сошел с ума. Без удержу, денно и нощно думаю, пытаюсь тебя понять и не иначе, как насквозь! Зачем, спрашивается? Сам не знаю и не ведаю. Известно ведь: всю тайну узнать - любви не бывать. Не иначе, как мною овладела нечистая сила. Ничего с собой сделать не могу. Я обречен, видимо, навечно любить и мучиться в разгадке твоей магии.

Так вот, не раскрывай ее, ни в коем случае не разглашай. Храни ее за семью печатями. Иначе наш светлый дом рухнет. А я готов прожить всю свою

жизнь у твоих ног в нестерпимых, но прекрасных муках неведения и считать себя безмерно счастливым.

Собственно говоря, зачем пишу и обнажаю свою слабость? Бога молю, чтобы это письмо пропало по дороге или опоздало. Но, нет же! Мне нужно именно сейчас и немедленно ощутить прочность нити между нами. Иначе, умереть можно. Так что пишу и надеюсь.

Целую Вас В.

После трудного дня с серьёзными неурядицами, возникшими при стыковке электрокардиографа с блоком синхронизации, не хотелось сразу идти домой. Володя из естественного желания немного передохнуть остался сидеть за своим письменным столом, чтобы почитать свежий номер "Правды". Крупный заголовок на первой странице газеты возвещал о том, что распоясавшиеся израильские агрессоры, нагло вторгшиеся на территорию Египта, встретят заслуженный отпор миролюбивых народов. Было ясно, что столь смелые шаги маленького еврейского государства будут строго осуждены на официальном уровне. Создалась тревожная и накаленная до предела атмосфера. Даже в кругу семьи порою возникали споры на эту тему.

- Приветствую и поздравляю с хорошей погодой. Как жена, детишки, теща? - прогремел на ходу голос Левчука, энергично ворвавшийся в помещение с толстой книжкой подмышкой.

- Привет, Петр, присаживайся.

Пока Володя отвечал на приветствие, тот заглянул в газету и прочитал заголовок.

- И ты, конечно же, принимаешь всю эту чушь за чистую монету?

Володя, сидя в кресле, выпрямился.

- Ну, как тебе сказать, дали им территорию, разрешили строить государство, а они...

- Что "они"? "Они", "Им". Ты то кто? А твоя жена, дети, теща. Да я бы на твоем месте ходил после этого с гордо поднятой головой и лихо закрученным к верху хвостом. Кто теперь будет говорить, что евреи, если стреляют, то только из кривого ружья из-за угла, а победу добывали в Ташкенте? Я, человек без единой капли иудейской крови в жилах, но не могу скрыть восторга. Такой рывок. Всего за шесть дней разметать кучу арабский стран и захватить Синайский полуостров, восточный Иерусалим. Это же настоящий подвиг и высочайшее военное искусство! И это притом, что государству еще и двадцати лет не исполнилось!?

- Тихо, тихо! Разошелся тут.

- Так вот, я, пожалуй, посижу. Решил пожертвовать своим временем ради благородного дела. Просветить тебя хочу. Я ведь слушаю западное радио на английском. Ты же ничего не знаешь, кроме одной единственной, так сказать, правды, услышанной от своих идейных лидеров. И не только ты, а все твои соплеменники, живущие в Союзе. Ну, хорошо, образованный ты человек вроде. А вот, что ты знаешь об этом государстве, традициях еврейских, их прошлом? Их история - это ведь история всего человечества! Ты это понимаешь или нет? И именно поэтому я, человек, не имеющей никакого отношения к иудаизму, и народу, проповедующему его, еще студентом ИНЯЗ стал проявлять интерес к Ближнему Востоку.

- Откуда ты взял, что я не знаю истории своего народа и не интересуюсь его судьбой? Его судьба, в какой то степени, может быть, и моя судьба, - покривил душой Володя, чего не мог не заметить его друг, - И потом я всегда вправе не соглашаться или соглашаться с тем, что делают правители Израиля. Об этом, пожалуй, хватит. Пораскинул я мозгами и решил, как ты посоветовал, обратится в Институт проблем управления.

- Слава богу, появились у тебя некоторые признаки просветления. Кстати, только что был у Мейера. Закончил очень не простой перевод для него. Ну и матерьщинщик же наш Ученый секретарь. И страшный любитель всякой парнухи. С войны, говорит, такой. Потерял обе ноги, и, валяясь в госпиталях, от обиды на свою судьбу, стал ругаться по черному и, чтобы совсем не свихнуться, старался запоминать и записывать остроумные солдатские анекдоты. Настойчиво, с научным подходом собирал, сортировал по темам на разные случаи жизни и рассказывал их, отвлекаясь от фатальных мыслей. Хочешь, для разрядки один из них, который он мне сейчас рассказал.

- Давай, так и быть.

- Матрос ранен в бою. Осколок снаряда повредил мужское достоинство. Хирургу ничего не остается, как ампутировать часть его. Просыпается матрос после операции, посмотрел на то, что осталось и горько заплакал: " Что же вы, злодеи, меня не спросили. Там же татуировка была ... Такой во всем мире не сыщете". Сестра ему в ответ: " Осталась твоя татуировка. Успокойся и выздоравливай!" А матрос продолжает убиваться: " Горе то мое, горе! Что там осталось!?" Отвечает сестра: " Ну как же, красуется там " Поля" твоя.

Смотри!". Матрос с горя печально завыл: " Дурёха ты медицинская! Какая тебе еще "Поля". Там было " Привет из Севастополя".

- Здорово! Весьма сальный анекдот и без единого слова нецензурного. - От души смеялся Володя.

- Я пошел, - Петр поднялся со стула и будучи уже в дверях сказал: - Чуть было не забыл. Звонил тебе доктор Семенов из 50-й больницы. Он тебя не застал и просил меня передать, чтобы ты обязательно ему позвонил в понедельник.

Он бежал по перрону рядом с прибывающим поездом, а сердце в предчувствии желанной встречи готово было выпорхнуть на волю и опередить своего хозяина. Вагоны обгоняли его один за другим. Казалось, этому конца, и края не будет. Предстоящая счастливая минута долго играла с ним, желая как можно дольше оставаться таковой. Бесконечная вереница окон с мелькающими в них лицами представлялась ему совершенно пустой, лишенной смысла и содержания. Нетерпение с каждой минутой напрягалось и переходило в тревогу с нелепыми предположениями, - вдруг не достали билетов или опоздали на поезд... Пассажиры путались под ногами и выражали недоумение при виде проносящегося мимо них человека с взъерошенной головой и жадно ищущими, округленными глазами. Проводники, словно истуканы, стояли у открытых дверей тамбура и, как бы нарочно, закрывали своими широким фигурами весь проем, дабы не видно было, кто за ними стоит. Тормоза поезда уже начали визжать, и душа замирала в страхе потерять надежду.

Накануне, весь вечер, он не находил в себе силы заняться чем то определенным. Сначала напросился к тёще на кухню чистить картошку, шинковать капусту. Освободившись, пытался навести порядок на письменном столе. Рано лег спать. Но не спалось. Мысли несли на себе главное беспокойство. Оно не оставляло его до утра. Неоднократно прерывало сон. Письмо Ане... Почему он не может твердо решить для себя, что поступил правильно и больше не возвращаться к этому? Тем более, что дело уже сделано и ничего изменить уже нельзя. И, вообще, почему он придает столь большое значение нескольким наполовину завуалированным строкам в адрес своей собственной жены?

Да и в целом, не раздувает ли он из мухи слона. Аня как была, так и осталась любящей и преданной ему женой. Полезно было бы ему подумать, не изменилось ли что - либо в нем самом? И то, что раньше казалось обычным, малозаметным, теперь лишает его покоя.

Он пытался представить себе, как Аня отреагирует на сам факт появления письма. Пришел деревенский почтальон и вручает ей запечатанный конверт. Она смотрит обратный адрес... Крайнее удивление, сменяющееся беспокойством, испуг... Вскрывает конверт, извлекает листок, читает...

Володя перевел дыхание и оглянулся. Сзади - еще с полдесятка вагонов. Громче завизжали тормоза, загромыхали сцепки. Нахлынувший на окружающее пространство привокзальный грохот и шум, оказался не в силах перекрыть два желанных, родимых, звонких детских голоса:

- Папа, Па-поч-ка! Мы здесь!!!

В проёме вагонного окна две продолговато круглые светлые головки - арбузики. Мальчишки приветливо машут руками. Мама между ними. В улыбке верно преданная радость встречи, зазывающая к себе, под сень фантастически очаровательных глаз.

В следующую минуту он уже вихрем продирался по проходу в вагоне навстречу проводнику, пассажирам, чемоданам, не обращая никакого внимания на возмущенные взгляды и крепкие словечки. Первое купе, второе..., четвертое, пятое. Вот, наконец. Сходу обнимает всех сразу. Писк, хохот, шум невообразимый. Целует по несколько раз каждого в отдельности. Ребята что - то пытаются ему сказать, спросить, объяснить. Аня: Как ты? За неделю, без меня и уже похудел. Как мама, Ева? Что у тебя на работе? Мне не звонили? А письма?

На секунду ему удалось совладать собой. Кинул испытующий взгляд на жену. Кроме лучезарного счастья, что все они вместе и им хорошо и весело, - ничего, вроде. Ни тени, ни намека на недовольство, насмешку или раздражение. Видно, не получила письмо. Не дошло. Не успело дойти. Ну, и, ладно.

" Оно, конечно, до поры до времени, - съязвил про себя Володя, - Вернется назад и может попасть ей в руки".

А может, получила и отнеслась к этому с совершенным безразличием. Эта мысль его больно уколола.

"Что - то Анька еще спрашивает", - мелькнуло в его возбужденной голове.

- А из поликлиники, с моей работы? Результаты обследования. Мне скоро оформлять поездку во Францию. Не было ничего? Слава богу. Значит, все в порядке.

Действительно, ничего не поступало. Ни письма, ни звонка.

А дальше всю дорогу в метро, автобусе все говорили одновременно, перекрикивали и перебивали друг друга, с восторгом обсуждали перипетии пребывания в деревне. Впечатлений было столько, что рассказы и споры продолжались и дома. Этому способствовали бесконечные бабушкины вопросы.

- А ягоды в лесу собирали? - спросила Алешку бабушка Поля.

- Что ты, бабуленька, тоже мне скажешь! Еще как! Дядя Павло повел нас на солнечную поляну в лес, а там вся земля усеяна земляникой и черникой. Мы там ели, ели прямо от пуза и чуть животы не разболелись. И сюда привезли. Пошли, бабушка, на кухню и мы тебе покажем. Целая корзина

- Давай лучше расскажем бабушке про озеро, - Заорал Стасик, нетерпеливо дёргая брата за рукав.

- Сам и расскажи, - рассердился Алёша и тут же сам поменял разговор, - Бабуля, в лесу там темно, страшно. И озеро за кустами в глубокой яме. А над ним - туман. И сидит там под водой страшный дракон. Его все рыбки боятся. Один только змей его может сначала, ужалить, а потом победить...

- А на речке было соревнование, - перебил разговор Стасик.

- Какое соревнование? - спросил отец.

- Кто больше рыбок поймает.

- И что же?

- Больше всех поймали мы с дядей Павло.

- С одной удочкой?

- Я все время шепотом кричал ему, что клюет. Он дергал и вытаскивал.

- А мама тоже рыбку ловила?

- Мамка все время издевалась над нами, - заявил Алешка с серьёзным видом.

- А вот и нет. Совсем не издевалась, - заступился за маму Стасик.

- Нам внизу у воды было прохладно, а мамка лежала на травке наверху над обрывом, грелась на солнце и книжку читала, - объяснил Алеша.

- Не издевалась мамка совсем! - Крикнул Стасик. - Она просто кричала нам, чтобы подняться к ней и погреться.

- Погреться!? - Алеша с опаской поглядывал на мать, и не желал сдаваться, - Мамка сверху кричала нам, чтобы бросили ловить никому не нужную несчастную мелюзгу, которую никто кушать то не будет.

- Это просто ужасно! - Володя вопросительно посмотрел на стоящую рядом с ним улыбающуюся жену и обнял ее за плечи.

Алешка решил дело довести до конца, и доказать свою правоту:

- А когда дядя Павел стал жарить рыбку, мамка сказала, что очень вкусно пахнет, и стала есть вместе с нами.

- Это уже есть сущее безобразие и за это мы сейчас накажем маму, - Володя принял нарочито серьёзный вид и не на шутку напугал Стасика.

- Не надо наказывать мамку!

Стасик бросился к папе, но опоздал. Володя одним махом подхватил жену и посадил ее наверх на не очень высокий, недавно купленный рижский шкаф. Аня только успела взвизгнуть. А Стасик подошел к шкафу, поднял голову к верху, увидел улыбающуюся маму и задал ее вопрос:

- Мама, мамочка, тебе там хорошо или плохо?

Аня обвела всех присутствующих коварным, торжествующим взглядом. Она явно что - то замышляла.

- Сейчас, - заговорила она на распев и в растяжку, - мы попросим папу, чтобы он меня снял.

- И не подумаю! - Володю настолько увлекла эта игра, что он не в состоянии был чего - либо заподозрить.

- И не подумаешь!? - Прищуренные глаза и хитрая улыбка обещали неожиданный ход.

Правой рукой Аня изобразила круговой жест фокусника. Потом, затягивая явно время, запустила руку в кармашек своего неснятого еще с приездом платья. Еще раз, и не торопясь, она обозрела всех присутствующих. Подождала немного и пронизывающим взглядом остановилась прямо на Владимире.

- Итак, раз уж решили оставить меня здесь, приступаем к делу.

И, медленно вытаскивая что - то из кармашка, громко произнесла:

- Всем, всем, всем, кто тут присутствует, заявляю, что один из вас хотел бы, чтобы я была создана из... Чего вы думаете? Из стекляшки, стеклышка. Насквозь прозрачного. Да, да, и совсем чтобы видно было, что творится у меня внутри. А там ведь - душа. Заглянул в душонку, дернул за ниточку и...

Володя слегка побледнел. Он не отрывал своего взгляда от Аниной руки, запущенной в кармашек.

- Стой! Сдаюсь! - произнес он громко и направился к ней.

Потом они стояли вплотную лицом к лицу. Он нежно гладил пышные ее волосы и заглядывал в глаза с чувством человека сраженного, но счастливого. Эта минута повторила сладость того самого незабываемого первого поцелуя, соединившего их тогда, много лет тому назад, навсегда и с первого взгляда. И была она звездной минутой. Она сфокусировала в себе все то, чем наделил их бог и то, что они сумели постичь сами.

В непрерывном, неустанном стремлении к познанию, душевному обогащению, созиданию они день за днем оттачивали свое уменье радоваться земной красоте и щедрости, отдавать дань выдающимся человеческим творениям, восхищаться чудом становления детей, с наслаждением отдаваться труду и бережно любить друг друга.

В коловороте повседневной жизни им некогда было призадуматься над бренностью всего сущего на Земле, и это прекрасное их восхождение казалось им естественным и вечным.

Засыпая поздним вечером, Володя неоднократно пытался вспомнить, что - то важное, связанное с предстоящей Аниной командировкой. Но ему это не удавалось. Оно, это "что - то" оставалось в тени. Где - то там, в глубине и полумраке сцены. Ждало своего выхода. Беспокоило, тревожило и не давало себя раскрыть. И только на следующий день, по дороге на работу, вспомнил, - не забыть позвонить доктору Семенову. Временами Володя обращался к нему за консультацией по медицинским вопросам. Но сейчас инициатива шла с его стороны. Это давало повод для беспокойства.

Конец первой части.

НИТЬ НЕСКОНЧАЕМАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

...дабы в пепел превратить

...зачем творец вселенной

Так нераздельно слил, отняв у нас покой,

Природы вечный гимн и вопль души людской.

Виктор Гюго

Первый звонок

На столе лежал отчет о разработке нового вида крупы, обогащенной витаминными добавками, и диссертация о термодинамических процессах при варке и жарке капусты. Нужно успеть ознакомится с ними к ближайшему ученому совету. А в записной книжке на наклонной деревянной подставке много свежих пометок: " Отослано ли письмо по ТЗ на пшеницу?"; "Получен ли перевод немецкого стандарта на муку?"; "Предложения по уточнению базисных кондиций зерновых культур"...

В начале года Аня возглавила вновь организованный отдел стандартизации, однако, отдельные работы крупяной лаборатории, которую возглавляла раньше, были оставлены за ней. Поэтому дел накопилось больше обычного. И так каждый раз после отпуска или длительной командировки, несмотря на то, что достаточно было опытных и знающих работников, которые самостоятельно справлялись с порученным им делом.

Следуя один за другим, телефонные звонки не давали сосредоточиться, и как следует обдумать назревающие за день вопросы. Посетители с радостью приветствовали Аню в связи с возвращением из отпуска. Кто чисто по дружески, из уважения или потому, что вернулся человек, который может помочь в работе. Приходилось много раз отвечать на один и тот же вопрос, где и как были проведены свободные дни.

И, конечно, не обошлось без сюрпризов. В самом начале рабочего дня, когда Аня не успела еще заметить отсутствие своего заместителя, раздался телефонный звонок.

- Анна Соломоновна, извините меня, пожалуйста, но так получилось...

И, хотя голос молодой женщины звучал бойко, даже весело, Аня поторопилась прервать ее.

- Что получилось? Почему Вы не на работе, Тамара Алексеевна? Что ни - будь, случилось с вами?

- Нет, ничего особенного. Понимаете, просто я в пятницу ночью оказалась в Сочи...

- Как это "оказалась"? В каком таком еще Сочи?

- Ну, в городе Сочи, что на Юге.

- И что вы намерены там делать?

- Как что? - без тени вины, будто речь идет о невинной шутке, отпарировала ответственная работница. - Естественно, я намерена завтра вернуться в Москву, на работу.

- Тогда, слава богу. Буду ждать.

Опуская трубку на рычаг, Аня заметила, как некоторые работники с заметным смущением и загадочной улыбкой уткнулись в свои бумаги.

"Предстоит, видимо, понять, что тут произошло в мое отсутствие ", - отметила про себя Аня.

Тамара Алексеевна, - кандидат наук, бывшая работница министерства. При очередном сокращении штатов возникла необходимость подобрать для нее должность. Рекомендовали ее, как работника, знакомого с проблемами отрасли. Ане пришлось пойти на компромисс, хотя в штате у нее были более достойные кандидатуры. А сейчас, когда поступило распоряжение срочно разобраться с пораженной жучком импортной мукой, поставляемой из США, она выкидывает такой номер, хотя знала об этом еще на прошлой неделе.

Было естественное желание, как можно быстрее, освободится от множества текущих дел, и взяться за подготовку к международной конференции в Париже. Осталось два месяца, - срок явно недостаточный. Но уложится нужно любой ценой, чтобы выглядеть достойно со своими выступлениями и не омрачить свое пребывание в этом прекрасном городе, посещение которого является мечтой для многих.

Этот самый Париж давался ох, как не просто. Началось с закулисной возни по определению состава группы. На этот раз, при обсуждении этого вопроса в министерстве, директор оказался на высоте и настоял на том, чтобы в список вошли непосредственные исполнители тем. Аня вошла в список, как главный специалист по стандартизации зерна и продуктов его переработки.

Но это было еще не все. Требовалось еще пройти собеседование в отделе внешних сношений министерства.

Аня чуть было не провалила там свою поездку. Когда после соответствующего инструктажа, как вести себя заграницей (одному по улицам не ходить, не заводить случайных знакомств и т. д. и т. п.) уполномоченный, - самоуверенный, молодой человек, - вдруг стал упорно интересоваться, каким образом родители в тридцатые годы переехали со всем семейством из Черниговской области в Москву. Аня потеряла сдержанность. Полный въедливого подозрения тон, пристальный взгляд, направленный прямо на нее из под плафона настольной лампы, не могли не возмутить ее. Это уже стало походить на допрос обвиняемого у следователя.

- Простите меня, пожалуйста, - Аня прервала его на полу слове, - я вижу,

что для вас довольно рискованно будет выпустить меня за границу с такой

туманной биографией. Вдруг останусь там, и тогда ответственность

ложиться на вас. Я не хочу, чтобы вы, или кто ни будь другой, имели неприятности

из- за меня. Могу и не поехать во Францию. Мне и дома хорошо.

Хозяин кабинета вдруг отвалился в кресле, громко и нервно расхохотался, потом встал во весь рост из-за стола, принял серьёзный вид и дал понять, что разговор закончен.

Аня покинула кабинет, не поинтересовавшись даже результатом собеседования.

Самим серьезным препятствием для поездки во Францию могло оказаться другое, совершенно неожиданное, обстоятельство. Еще до отъезда в деревню у Ани появились признаки грудницы. Хотя Стасика долго не удавалось отлучить от грудного молока, но после этого прошло уже много времени и вдруг такая неприятность и в самый ответственный момент.

Внешне Аня была спокойна. Даже отшучивалась. Как - то поздно вечером, закончив домашние дела, погасила свет, легла рядом с мужем в постель. Долго молчала, потом, чувствуя, что Володя еще не спит, сказала:

- Знаешь, Вовик, мне даже приятно, что я еще молодая... Грудница. Даже смешно. Правда, неприятно побаливает. Врач мне сказал, что молодая это хорошо, а что больная, это неприемлемо. Будем лечить.

Они лежали рядом, на спине. Володя нежно сжал в кулак ее маленькую руку. Где-то он прочитал, что сердце и сжатый кулак человека близки по форме и размеру. И ему казалось, что он держит в своей руке ее сердце со всем его богатством и тревогами.

Спустя некоторое время, боль прекратилась, но врач предложил Ане сдать кровь на анализ.

Тем временем директор института уже интересовался, как идет подготовка научных докладов и оформление всех выездных документов.

Неожиданно, несколько раньше обещанного времени, Володе позвонил Денис.

- Так вот, милейший мой старый друг. Вчера я на электричке ездил по делу в Ярославль и в качестве чтива, захватил твою диссертацию. Что тебе сказать? Конечно, с первых строк, где ставится задача, она будоражит воображение...

- Слушай, Денис, не тяни кота за хвост. Ты, часом, не заснул над ней по дороге?

Трубка долго молчала.

- Право, не узнаю тебя, - так вот сразу и без боя отступать, - продолжал Денис. - Рано ты потерял фронтовую закалку. Вспомни, как после войны в шинелях сели за парту, а вокруг нас одни сопливые девчушки. Они запросто сдают лабораторки, зачеты, экзамены. А мы - с трудом вспоминаем таблицу умножения.

- То было другое время.

- Ты это брось. Не во времени дело, а в нас самих. С таким настроением нечего с твоей работой соваться и зря суетиться.

- Хорошо, хорошо. Ну, и зануда же ты.

- Спасибо, дорогой. Теперь слушай меня. В вводной части может и нужно упомянуть заботу руководящих органов в решении проблемы, но не так обильно слюни пускать, как это ты делаешь. Иначе подумают, что пыль в глаза пускаешь, чтобы не заметили твоего убожества.

- Спасибо тебе, проглотил вроде. Дальше что?

- Пойдем дальше. Обзор пропускаю. Теперь, что касается уравнения аорты при условии работы сердца и насоса, которое ты пытаешься получить. Заметим так: смело и, вместе с тем, достаточно рискованно. Но, надо сказать, очень даже необходимый раздел. Нельзя, чтобы диссертация была, как на ладони. Такая работа обречена. А в твоем математическом омуте сам черт не разберется. Не знаю, как ты сам. Другие же, в особенности именитые и титулованные, подумают, - малый, черт возьми, видимо, смекает в этом деле? Высоко берет и так, что даже мы не поймем. Это, так сказать, интригующий элемент и очень даже необходимый.

Володя громко засмеялся.

- Надо же, какая мне привалила везуха с тобой. Потрясающий методист и политик. Чувствуется, Бауманская школа.

- Можешь смеяться, пока я еще задний ход не дал. Короче, осталась экспериментальная часть и выводы. Звони послезавтра, и договоримся о встрече.

- Прекрасно. Звоню послезавтра и приглашаю к себе.

Только Володя положил трубку на рычаг, как последовал второй звонок.

- Здравствуйте, Владимир, - гудел ровный бас доктора Семенова, - Я хотел бы пригласить вас на приватный разговор. Удобно ли для вас навестить меня завтра в десять утра.

- Да, конечно.

- Я буду ждать вас.

Доктор закончил разговор, а Володя остался стоять неподвижно с трубкой в руке, пытаясь понять, что стоит за этим неожиданным телефонным разговором, сообразив только сейчас, что не успел уточнить причину приглашения. Можно было предположить, что речь, видимо, пойдет о результатах анализа крови, которую Аня сдала перед отъездом в деревню. Не хотелось думать, что это серьёзно.

Володя и Аня пользовались услугами одной и той поликлиники при городской больнице, где по совместительству работал доктор Семенов.

На следующий день состоялся разговор с Семеновым в присутствии заведующего терапевтическим отделением.

Прежде, чем начать разговор, Семенов некоторое время потирал сомкнутые вместе ладони, сосредоточив на них задумчивый взгляд.

- Володя, мы решили вас побеспокоить и поговорить о результате анализа крови вашей жены.

Володя в тревоге затаил дыхание.

- Я вас слушаю, - сказал он покорно.

- Мы тут с Захаром Аркадиевичем посоветовались и решили, что для уточнения полученных сведений Анне Соломоновне необходимо лечь в больницу на обследование.

- А что собственно случилось?

- Есть некоторые подозрения на опухоль в груди.

- Она собирается в командировку во Францию.

- Нам это известно. Однако, каждый день промедления увеличивает опасность. На какое время назначена поездка и насколько?

- Выезд через два месяца. Командировка на восемь дней всего.

- Поговорите с женой и сообщите нам, как можно быстрее, ваше решение.

Подавленный этим известием, Володя согласно покивал головой и вышел из кабинета.

Он возвращался из клиники домой и думал о том, как мелко и незначительно все вокруг смотрится, когда здоровье близкого тебе человека в опасности.

Солнечное освещение с высоких окон подчеркивало образцовую чистоту и стерильность медицинского учреждения. За стеклом деревянного футляра настенных часов мирно отсчитывал секунду за секундой покрытый позолотой большой маятник. На лакированных резных карнизах - длинные гардины, расписанные крупными бутонами разноцветных хризантем. На стенах - картины на тему о счастливом материнстве и выдающихся деятелях медицины. Спокойно проходили люди в белых халатах, - врачи, сестры. Слышны были отрывки их разговоров. Временами смеялись, шутили, что-то одобряли, чему-то удивлялись. Реже встречались ходячие больные. Проходили они осторожно, стараясь уберечься от излишней боли после операций и различных медицинских процедур.

Все обычно, ординарно.

Даже появление в коридорах или в лифте медицинских аппаратов для реанимации, перевозимых из одного помещения в другое, не нарушало кажущейся атмосферы общего благополучия. Может, где ни будь и есть нестерпимая боль, мучительные раздумья об оставшемся невыполненном долге перед близким человеком или длинные, бессонные ночи с неотвязным страхом за каждую последующую минуту жизни. Может где - то и есть, но не здесь, где, прежде всего, бросается в глаза слаженность, спокойствие, уверенность. Так оно, во всяком случае, казалось.

Неторопливой походкой с запущенными в карманы халатика руками Аня шла навстречу сидящему в холе Володе. Чуть впалые щёки. На устах печальная улыбка. За несколько дней пребывания в больнице Аня сильно изменилась. Она вдруг отдалась на волю судьбы. Будто, все определено заранее. Остается только ждать.

Это было совсем не в ее духе. Случалось, болел муж, дети, мама. Ее активность проявлялась на каждом шагу и в полную меру.

Кто может сказать, о чем она думает длинными, бессонными ночами, находясь в этой лечебнице,

- Влад, они ничего мне не говорят, - говорила она тоном ребенка, готового вот - вот горько заплакать от обиды. - Скоро уже целая неделя, как я здесь и ни слова. Только процедуры, обследования.

И чтобы Анька, да при своей врожденной активности, общительности, не спросила, не поинтересовалась...

" Кажется, она ждала этого давно, - Владимир потрясён был этим открытием, - иначе не объяснишь. Видимо, со дня смерти отца она постоянно находилась под гнётом мысли о возможной наследственной болезни".

Отец ее умер в шестьдесят лет от белокровия.

- Я шёл сюда, Аннушка, с намерением побывать сегодня у лечащего врача и все узнать, но приема у него не будет. Отменен. Уехал на "Стреле" в Ленинград. Срочный консилиум у него. В понедельник вернется.

Поколебавшись сначала, Володя решился и задал ей прямой вопрос.

- Они спросили у тебя о родителях, чем они болели?

- Да, конечно, - произнесла она эти слова так, будто ничего значительного за этим не стояло. И тут же перевела разговор на другую тему. - Если можешь, помоги маме со стиркой. Отнеси в прачечную белье. И на кухне что можешь, сделай. Она ведь давно жалуется на боли в груди.

Покрасневшие глаза говорили о тревожных, бессонных ночах после томительного дневного безделья, которое угнетало и обезоруживало ее. Ведь каждая минута ее жизни всегда была осмыслена, расписана и требовала определенных действий. Впереди всегда были непредсказуемые преграды, сложные, запутанные обстоятельства. Надо было брать на себя ответственность и преодолевать их. И вдруг, совершенно неожиданно, - путь обрывается. Впереди, - пугающая неизвестность, гнетущая неопределенность, тягостное бездействие.

Правда, совсем без дела Аню трудно представить. Она быстро познакомилась с соседями своей и соседних палат. Помогает тяжелым больным. По ее просьбе, старшая сестра доверяет ей проводить утреннюю гимнастику.

Но мысли ее постоянно прикованы к семье и работе. Ее волнует состояние мамы, под сомнением поездка в Париж... Это первый в ее жизни шанс побывать на Западе. Франция, Париж, его история, дух, богатство, красота, романтика... Заветная мечта, навеянная еще со школьной скамьи великими творениями Дюма, Флобера, Бальзака, Стендаля... К этой мечте присоединилось, конечно, и простое желание человека, обретшего уже жизненный опыт, увидеть чужое, чтобы оценить свое. Но, увы, судьба, к сожалению, может распорядиться по - своему.

Эта неотвязная мысль преследовала ее бессонными ночами. Аня перебирала в памяти всевозможные последствия, которые можно было ожидать в семье и на работе. Вся их жизнь с Володей подошла к важной черте. Черте, за которой ожидалось восхождение на новую ступень. Так бывает в жизни большинства людей их возраста. Дети... Первые их шаги в школе, детском саду, общение со своими сверстниками. Познание ими нового, развитие вкуса к красивому, доброму, приобщение к труду... Как важно быть с ними именно сейчас, при первых их шагах... Два мальчика... Нужно держать их в строгости. А Володька... Нет, он не сможет... По природе своей законченный либерал. Занудный, причем. К детям, говорит, нужно относиться, как к взрослым и с должным уважением. Легко сказать.

Володя... Как он, если что с ней случится... Дальше страшно было подумать. Что будет с его диссертацией? Он ведь наивен до предела. В людях совершенно не разбирается. Все видит через свои розовые очки и полагает, что в науке хорошая идея всегда сама прокладывает себе путь к успеху. Может и так, но без боя - только за пределами жизни ее автора, а то и вообще никогда.

А что делать со своими - то делами? Пока она еще на своем месте... Если - что, все может развалиться. На следующий же день. Тамара Алексеевна первая приложит руку... Наградил бог... Много пустых разговоров и никаких реальных дел. Куча поклонников, а может и любовников. В самих высоких сферах, - министерстве, Госстандарте. Как же она допустила слабость и приняла ее тогда на работу?

Почти пол века усилия многих учреждений страны по разработке стандарта на муку не приводили к положительным результатам. А сейчас, когда, наконец, подготовлена первая редакция и в основном согласована с Минсельхозом, Госстандартом, Институтом питания, потенциальными потребителями за рубежом, есть реальный шанс добиться успеха. Неужели судьба может быть настолько беспощадна, и вывести ее из строя в такой решающий момент?

Слава богу, думала Аня, что хоть исследования по гречихе в надежных руках. Светлана, ее аспирант, вполне справляется с этой работой. В случае чего, ее поддержит Павел. Такого руководителя лаборатории поискать надо. Не зря она, принимая отдел стандартов, и оставляя пост заведующей крупяной лабораторий, выдержала жесткий бой за него. В верхах Павел не котировался, потому, что беспартийный. И дело дошло чуть ли не до начальника главка.

- И еще, что хотела тебе сказать. - Продолжала она наставлять мужа по заботам, которые обычно делала она сама. - Сходи, пожалуйста, в школу, что по ту сторону нашей улицы, посети директора и спроси, возможно ли определить туда Алешу. Там директор и преподаватели посильнее. Она, конечно, скажет, что наш дом не на их территории. Но ты придумай, какой либо довод. Попробуй. И про Стасика не забудь. Отнеси недостающие документы в садик. Не тяни с этим. Не успеешь оглянуться, как лето пройдет.

Володя положил руки ей на плечи, с усилием улыбнулся и попробовал пошутить.

- Надеюсь, очень скоро вернешься домой и сама...

- - Можешь надеяться, но сделай то, что прошу, - последовала короткая фраза.

На прощанье он обнял ее, притронулся щекой к ее щеке. Он почувствовал, по нежному прикосновению и движению ее ресниц, как медленно закрывались ее глаза и долго потом оставались закрытыми. Может быть, так она передавала мужу то, что раньше долго держала в тайне.

Левчук

Торжественное собрание в институте. Космический корабль успешно доставил на естественный спутник Земли луноход. Выдающееся достижение советской науки и техники. У всех присутствующих приподнятое праздничное настроение. Почти у каждого ощущение причастности к эпохальному событию в истории человечества. И это действительно так. Многие учреждения, институты, заводы, научные лаборатории, так или иначе, имели прямое или косвенное отношение к процессу освоении космоса.

Со стороны одного из космических институтов был проявлен даже интерес к работам, проводимых в лаборатории Володи, хотя, на первый взгляд, трудно было себе представить с какой целью. А однажды Аня рассказала о том, какое спецпитание для космонавтов разрабатывают у них в институте, и при этом мечтательно добавила:

- Понимаешь, Володька, процесс раскрепощения женщины будет продолжаться на основе бурного развития космонавтики. Да, да, не удивляйся, пожалуйста. Скоро, очень даже скоро, ты встанешь утром, и без малейшего моего участие пройдешь на кухню. А там, в холодильнике и шкафчиках, будет наборы самой различной готовой пищи, разработанные в свое время для покорителей вселенной, а впоследствии ставшие доступной для всех. И все эти вкусности, - в готовых тюбиках, пакетиках, ампулах. К тому времени, кастрюли и сковородки уже будут переплавлены в металл для космических кораблей. Вот тогда то у нас, женщин, появится свободное время, чтобы заняться государственными проблемами и навести, наконец, порядок в мире. А то, похоже, без нас ничего хорошего ждать не приходиться.

Нечто другое Володя услышал от Левчука, когда они выходили из зала после митинга.

- Ты макароны то купил, а то прозеваешь?

В последнее время дефицит молочных и других продуктов в магазинах, пополнился еще одним, который раньше не возникал. Из прилавков исчезли макаронные изделия, и общественные организации организовали продажу их в буфете для сотрудников института.

- И потом, - настойчиво, с каким то непонятным ожесточением продолжал Петр, - что - то я не вижу даже тени патриотизма на светлом твоем лице от космических успехов.

- Я вижу у тебя желчное желание что - то мне доказать. Так валяй, я слушаю, - нехотя, угрюмо вставил Володя.

Они вышли на улицу, отделились от толпы и направились в сторону метро.

- "Жёлчное", говоришь. Перед моими глазами вчерашнее совещание в министерстве, куда меня пригласили, как переводчика. И пока я ждал, когда потребуюсь, увидел нечто такое, что привело меня в бешенство. Там высшие медицинские светила нашей великой космической державы ползали на брюхе перед чиновниками этого высокочтимого учреждения, дабы им выделили средства на покупку за границей... чего ты думаешь? Может быть, современных надежных кардиографов или, появившихся уже заграницей в широкой медицинской практике, персональных компьютеров!? Где там мечтать о такой, с позволения сказать, роскоши! Речь шла, о, боже праведный, о пинцетах, скальпелях и прочей хирургической мелочи, без которых невозможно делать самую простейшую операцию... А их в достаточном количестве и нужном ассортименте не производят в нашей прекрасной стране. Но зато раньше всех попёрли на луну.

- Запал в разговоре мешает правде, - произнес Володя безразличным голосом. - Как тут не крути и не верти, а именно наша с тобой страна первая совершила прорыв в космос. А это что ни будь да значит. И вот уже много лет удерживает в этом деле первенство.

- О, духи небесные, как же не понять, что победа эта ничего не стоит, если она достигнута ценою лишения собственного народа самых элементарных средств для существования. Знаешь ли ты, например, такую подробность. Когда Курчатову нужно было провести первые свои испытания по ядерной бомбе, потребовалось повергнуть чуть не целую область во мрак на несколько месяцев, то есть полностью отключить электроснабжение. И это было сделано. Возможно ли такое в какой либо из цивилизованных стран?

Левчук безнадежно махнул рукой и предложил.

- Давай посидим в ближайшей забегаловке. Там и поговорим. Развеемся немного. Знаю, ты по ресторанам не ходишь. За мой счет. Годиться?

- Дело не в этом, - замялся Володя, - зарплату как раз сегодня получили, но, видишь ли...

Петр его перебил, не дав ему объяснить причину своего скверного настроения.

- Вот что, если ты друг мне, то сделай одолжение, подари мне часа два - три. Охота с тобой поговорить по душам.

- Часа два - три, пожалуй, могу.

Они прокатились на метро к центру города. На выходе Петро решительно, не колеблясь, направился со своим другом к одному из известных ресторанов. Уверенно вошел в зал, и занял удобный столик у окна с красивым видом на городской парк. Володя понял, - его друг здесь бывал не раз.

Обсудили меню, сделали заказ. Потом курили, и каждый думал о своем.

Петр пришел в институт недавно, год тому назад. Ему не понадобилось много времени, чтобы быстро войти в дело, и завязать знакомство с теми, кто представляет для него интерес. Когда возникает необходимость, может совершенно незаметно, без тени собственного превосходства, оказать помощь сослуживцу с переводом трудного текста по медицине или технике. Его перевод почти не нуждается в какой либо правке.

Вне службы Левчук человек совершенно иного склада, и отличается он легкомысленно мальчишеской бесшабашностью весельчака и насмешника. Ему ничего не стоит разыграть кого ни будь первого апреля, вставить в разговор остроумный анекдот или просто разрядить атмосферу удачной шуткой.

Многоликость характера порождала многочисленный и разнообразный круг друзей и знакомых.

- Вряд ли ты догадываешься, почему я вдруг загорелся пригласить тебя в ресторан.

- Почему же? Вероятно, хочешь сообщить, как обстоит дело с отзывом на мою работу от киберов. И так как затея, видимо, провалилась, то решил скрасить неудачу дружеской попойкой в ресторане.

- Такое подумать обо мне!? Однако, я не из обидчивых. А что касается твоей работы и моем обещании, то я еще за это не брался. Не до этого было.

Последние слова и необычное для Петра серьёзное, озабоченное выражение лица указывало на то, что желание "поговорить по душам", было преднамеренным и вполне определенным.

Петр готовился к важному разговору. По тому, как он вдруг опять взялся за папиросу, чувствовалось, что задуманное дается ему не просто. Он откинулся назад в кресле, глубоко затянулся и все еще отмалчивался.

Владимир продолжал о своем:

- Насчет отзыва на мою работу, - не переживай. Выйдем как ни будь из положения.

Левчук решительно наклонился к столу, протянул руку к пепельнице и стряхнул над ней папиросу:

- Еще раз говорю, что не об этом речь. Дело, если хочешь знать, касается меня лично.

Их взгляды встретились. В одном было легкое недоумение, в другом - назревающая необходимость освободиться от какого то душевного дискомфорта.

Официант поставил на стол холодную рыбную закуску, рюмки и небольшой графин с водкой.

- Давай выпьем за искренность. - Предложил Петр, заполняя рюмки. - Для прямого разговора лучшего средства, чем эта прозрачная жидкость, и не придумаешь. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

- Жена моя, - вставил Володя, - всегда отчаянно защищает выпивох различного пошиба. Она говорит, они более чистосердечны и жертвенны трезвенников.

- С этим, пожалуй, вполне можно согласиться, - Петр осушил свою рюмку и подтвердил сказанное характерным движением головы.

Володе уже не терпелось знать, по какой причине они с Левчуком оказались в ресторане.

- Что ж, теперь, друг, выкладывай, чего хотел сказать. Я слушаю тебя.

Петр задумался. Локтями уперся об стол, поглаживая сомкнутыми руками выступающий вперед крупный подбородок. Владимир расценил молчание, как стремление более обстоятельно взвесить степень откровенности, которую можно доверить другу. И так, чтобы все выглядело правдиво, естественно. Иначе разговор может и не получиться. По всему видно было, что речь пойдет о чем - то существенном, важном для Петра. Но то, что он, наконец, сказал, могло только удивить собеседника.

- Собственно говоря, - Петр глубоко вздохнул, - ничего особенного не произошло. Хочу поблагодарить тебя и Аню твою за то, что приняли мое приглашение и пришли в прошлом месяце на мой день рождения.

Владимир с удивлением посмотрел на Петра. Вилка с куском рыбы в его руках повисла в воздухе.

- В прошлом месяце... и сейчас только благодаришь!? Для этого ты позвал меня в ресторан? Что - то ты, милый, скрываешь или не договариваешь. Мог бы, я думаю, сказать мне значительно раньше об этом. К, примеру, когда еще сидели у тебя дома за столом, или на прощание, когда уходили. В конце концов, назавтра во время перекура на работе.

Левчук устроился в кресле поудобней, и выпрямился..

- Спасибо тебе дружище, что ты этого пока не понял.

Володя ответил спокойно:

- Действительно, не понял. Поэтому, если нужно, так продолжай. Ты уже достиг своего на первом этапе разговора. Заинтриговал меня. Теперь я слушаю тебя.

- Ты заметил, что кроме тебя с Аней, никого больше из института в тот вечер не было, хотя я пригласил еще несколько близких мне людей?

- Ну и что, в следующий раз придут. Не смогли, значит, по разным причинам.

- Слушай, похоже, ты ничего не знаешь о том, что я выкинул несколько недель тому назад.

- Знаю. Весь институт знает. Ну, был в стельку пьян, поздняя ночь, зима, зверский мороз, мог замерзнуть и не дошел до родного дома, а спьяну оказался в проходной института и попросил или потребовал, чтобы тебя пропустили в лабораторию. С кем этого не бывает. Тем более, в России живем. Лучше расскажи, чем все это кончилось. Надеюсь, тебя оставили в покое?

- Понимаешь, год держался после того, как поступил к вам на работу.

Петр явно проговорился, и понял, что придется продолжать дальше. Может быть, до самого конца, чтобы обрести, наконец, душевное равновесие. И чтобы запастись временем предложил:

- Давай, выпьем еще по одной.

Никогда Володя не подумал бы раньше, что Петр серьёзно причащается к спиртному. Перед ним всегда было чисто выбритое моложавое лицо, аккуратно выглаженные брюки и рубашка, уверенные движения, острый ум. Володя почувствовал, что история, которая случилась с Петром и которая стала известна в институте, это только небольшая часть чего - то более серьезного.

Проницательности Аньки можно было только позавидовать. Володя ей как - то рассказал о том, что случилось с Левчуком. И, когда они вскоре после этого были приглашены на день рождения к Петру, она вдруг выпалила твердое "нет" и добавила, что и ему, Володе, не советует посещать его дом. Когда же он заявил, что не может иначе, Аня тут же смягчилась: " Хорошо, - сказала она, - пойду с тобой только потому, что хочу знать, что собой представляет твой друг и его семья".

Каково же было их удивление, когда они оказались в чистой, аккуратно ухоженной и с большим вкусом обставленной квартире с солидной библиотекой на русском и английском языках. Молодая хозяйка дома Жанна и ее мама, Галина Сергеевна, сразу покорили гостей ненавязчивым, интеллигентным обхождением, непринужденными разговорами о простых житейских делах.

Жанна оказалась рослой привлекательной женщиной с неторопливой манерой в разговоре, в каждом слове и движении которой угадывался строгий, безкомпромиссный нрав. Очень скоро она вошла в контакт с Аней. Жанна оказалась преподавательницей английского, а Аня уже больше полугода занималась его изучением в связи с предстоящими заграничными командировками.

После этого вечера Аня немного успокоилась, но не надолго.

А Володя посчитал, что пьяная история с Петром дело случайное.

И вдруг, такое ресторанное откровение.

- Сегодня, - вторая рюмка придала Петру больше свободы, - я объявляю день открытых дверей и моя душа, Володь, будет перед тобой на распашку. Если, конечно, тебе приятно будет соприкоснуться с ее содержимым. Знаешь, может быть, как распоясавшемуся на балу пьяному поручику царской армии был брошен доброжелательный совет: " Князь, возьмите себя в руки ". На что тот, с выражением явной гадливости на лице, возмутился: "Такое дерьмо, и в собственные руки?!".

Володе откровения друга были сейчас ни к чему. В голове непрерывно возникали варианты разговора, который ему придется завтра вести с лечащими врачами. Перед митингом, он просидел в библиотеке целый час и тщетно пытался найти подтверждение того, что рак не передается по наследству. Наивно было, конечно, рассчитывать с налету найти какие либо сведения на этот счет.

А Петр неторопливо продолжал разговор, обдумывая каждое слово.

- Ты меня извини, Володька, но я попал в петлю, которая с каждым днем все туже затягивается. И мне начинает казаться, что, если всё до конца расскажу человеку, которого глубоко уважаю, то я, как бы, окажусь в дальнейшем под чьим то надзором, как это было при жизни мамульки моей, которую очень любил, люблю и недавно потерял.. И тогда может быть, легче будет противостоят дьяволу, поселившемуся в моем теле. Иногда достаточно было одного лишь ее взгляда, чтобы удержать меня от глупого поступка, Я очень прошу тебя, Владимир, выслушать меня и только.

- Я, конечно, Петр, выслушаю тебя, - оторопело отозвался Володя, - но если ты алкоголик, то нужно к врачу...

Петр кисло усмехнулся. И в самом деле, - трудолюбивый человек, с ясным взглядом и твёрдыми намерениями. Возможно, ли заподозрить его в склонности к пьянству?

- Слушай и не перебивай, а то скоро тебе возвращаться домой. Так вот, кончаю институт иностранных языков, получаю направление в Новую Зеландию на должность переводчика в одну научно - исследовательскую океанологическую экспедицию. Начало просто сказочное. На последних курсах института я неоднократно задумывался над тем печальным фактом, что кончается золотая, неповторимая пора студенческой жизни. Впереди рутинная, унылая ежедневная работа переводчика в каком либо бумажном учреждении или повторения одного и того же на преподавательской работе. Разговоры об этом я не раз слышал от выпускников прошлых лет, которые посещали институтские вечера. Неожиданно вышло совсем по - другому. Работа и проживание в столь уникальной стране не только обогащала мой английский. Я познавал многое в искусстве, культуре, экономике, медицине и даже в технике. Затерянная в далеких водах Тихого океана страна оказалась, вопреки моим ожиданиям, совсем не провинциальной. Международные спортивные соревнования, фестивали искусств, туризм, спортивные сооружения мирового класса. Неповторимой красоты природа. Ледники, нескончаемые пляжи, гейзеры, леса и гроты, национальные парки, рыбалка, горнолыжный спорт. Умопомрачительные развлечения. Банжи, слыхал такое? Бросаешься вниз с моста, и у самой воды тебя подхватывает страховочный трос. А пляжи с высокими, крутыми дюнами. Загораешь наверху, жарко стало, - скатываешься по склону прямо в голубую прозрачную океанскую волну.

- Три года напряженного вдохновенного труда. Начальство было довольно мной. Была там небольшая русскоязычная компания. Вместе посещали кафе, рестораны, насколько позволял кошелек. Выезжали на форельную рыбалку, горнолыжный курорт.

- Но, - продолжал Петр, - Всевышний, видимо, посчитал мою жизнь недостаточно полной и для разнообразия подкинул мне девицу. Если бы встретил одетой на улице, не обратил бы никакого внимания, прошел бы мимо. Смазливое, круглое, как луна, светлое лицо с черной копной волос над ним. Сверлящие карие глаза. В общении звезд с неба не хватает. Но, стать, Володька! Насмерть приковывает к себе магическое раскачивание бедер, жесты, манера говорить, улыбаться?! Достаточно одного лишь блиц - взгляда на ее тело и, зародившийся в сердце бурный ураган, вмиг выметает из мужицкой головы всякое благоразумие, не оставляя и пылинки от множества опусов о морали, наработанных человечеством за всю свою историю.

Петр тяжело заерзал в своем кресле и на минуту прикрыл глаза. Но вслед за тем улыбнулся, желая наперед несколько смягчить впечатление от своей истории.

- Это произошло на одном великолепном, бело-песчаном пляже с высокими крутыми дюнами. Растянувшись во весь рост, и заложив руки за голову, я лежал на западном скате и любовался сказочной красотой и богатством островного Тихоокеанского пейзажа в лучах заката. Голубое небо с проплывающими мимо легкими, воздушными облачками над синей бирюзой гладких волн, и половина раскалённого солнечного мениска над горной вершиной, зарождало в душе целую симфонию чувств и желаний. Я решил последний раз скатиться вниз к воде. Мое уставшее от дневной жары тело стремительно понеслось вниз, и я с закрытыми глазами и выброшенными вперед руками оказался под водой и тут же наткнулся на человеческое тело. Это была она. Мы потом громко смеялись на берегу. Она говорила на русском. Приехала в длительную командировку от Министерства внешней торговли.

- Извини, друг. Кажется, я уже заболтал тебя. Нет, говоришь? Тогда, продолжаю.

- Нелепо пытаться рассказывать, что и как у нас с ней было потом. Об этом не говорят. Это сокровенная ценность каждого человека.

Петр замолк. Раскуривая очередную папиросу, запрокинул голову назад, с шумом выдыхал голубые клубы дыма.

- Мне пришлось, - продолжал он, отклонившись несколько в сторону и опять оттягивая суть затеянного разговора, - ... пришлось в студенческие годы побывать на практике в Англии. И как можно было там не посмотреть стриптиз? Как только не охаивали у нас в Союзе это зрелище. И, признаться, я сам по дороге туда думал о том, насколько отвратительно выставлять свое тело на показ публике, тем более за деньги. И вот, пришел, занял место. И случилось так, что за моей спиной, в соседнем ряду, неожиданно раздался русский говор двух женщин. С их слов я понял, - они пришли не только из простого человеческого любопытства, а как знатоки театра, изобразительного искусства, балета. Они открыли для меня совершенно неожиданную сторону этого зрелища. Они говорили о том, что человечество только недавно сумело вскрыть и показать неисчерпаемую глубину и многогранность чувственных проявлений женского тела. Искусство стриптиза, говорили они, раскрывают глаза женщины на ее неограниченные возможности глубже познать себя и обогатить интимные отношения очарованием, женственностью, вознести их до уровня наивысшего счастья на земле.

Слушая эту лекцию о стриптизе, Володя стал сомневаться в том, действительно ли его друг оказался в безвыходном положении. Так и хотелось остановить его и сказать: " Похоже, про роковую петлю, которая все туже затягивается вокруг твоей шеи, придумано тобою для того, чтобы позабавиться, как я от жалости к тебе горькую слезу уроню". Но надо знать Петра. Сколько замешано в его характере серьёзного наряду с легкомысленным, чтобы проявить терпение и выслушать его до конца.

- Извини, пожалуйста, - Володя постарался заметить помягче, - какое отношение имеет все это к тому, что ты в ту ночь оказался в проходной института?

Петру пришлось остановить свой рассказ. За его прямым, задумчивым взглядом, с которым встретился Владимир, стояло всё то, что его мучило и нуждалось во внимании со стороны собеседника.

Левчук продолжал, не обращая внимания на вопрос.

- С этой роковой встречи на берегу океана все пошло прахом. Сослуживцы и начальство стали замечать мою несобранность и невнимательность на работе. Не прошло это и мимо внимания жены. Да, забыл сказать тебе, что к тому времени я уже год, как был женат на Жане. Она преподавала английский для детей и сотрудников посольства.

- Ты хочешь сказать, что у тебя с Жанной неудачный брак?

- В том то и дело, что такого сказать никак не могу.

- Тогда, видимо, тебя мучает совесть.

- Представляешь, Володька, ни то ни другое. Жанна очаровательная, умная, преданная жена, которую уважаю, люблю и ценю. В особенности, за готовность любой ценой сохранить нашу семью. Знаешь ли ты, на какое самопожертвование она пошла, когда ей стало известна моя интрижка? Прежде всего, сделала вид, что ничего не знает о том, что на самом деле со мной происходит. Ни одного вопроса, никаких сцен. Она знала о моей дружбе с двумя молодыми сотрудниками посольства, которые часто приглашали меня в ресторан по разному поводу, и относилась к этим парням весьма настороженно, неоднократно предостерегая меня против этой компании. Я же пользовался этим, чтобы прикрывать позднее мое возвращение домой.

- Прошло несколько месяцев. Жанна не потеряла надежду спасти положение. И главным ее оружием было молчать и не заводить разговора о случившейся со мной беде. В последнее время, после каждой моей встречи с моей любовницей, я в алкогольном дыму клялся всеми святыми, что это в последний раз и больше никогда не повторится.

- Как-то вечером Жанна мне говорит, что не станет продлевать заканчивающийся в следующем месяце контракт на работу в посольстве. Поверишь, мы посмотрели друг другу в глаза, и все стало ясно для нас обоих. Обессиленный в борьбе с самим собой, я согласился вернуться с ней в Россию.

Поглядывая на Петра и слушая его, Владимир позавидовал ему, его умению в разговоре о своих грехах сохранить достоинство, полное уважение к себе, и не допускать жалости со стороны.

- Как я понимаю, дело прошлое уже теперь. Однако, любопытно знать, чем же девица тебя так заворожила, если ты "любишь" свою "очаровательную" Жанну? Может, жена твоя, извиняюсь, фригидна, совсем не удовлетворяет тебя.

- И это не так. Как раз наоборот. У нас был, можно сказать, медовый год.

- Ну, ты и силен. Просто позавидуешь.

Петр отвечал на вопросы с видом человека, которого меньше всего волновали собственные прегрешения, как таковые. Для него важно было скорее другое, - заглянуть в корень, разобраться в себе самом. В откровенном разговоре с другом прояснить, как и почему такое могло случиться.

Однако, вместо этого он наткнулся на неожиданный выпад.

- Так что же ты, милый, еще хочешь? Жена, не жена..., даже слов не подберу, - богиня, очаровательная женщина, богатейший человек. И любовница - на стороне. Жил бы и наслаждался жизнью, раз уж с собой ничего поделать не можешь. И, кстати, пока жена терпит твои проделки.

- Ну и пошляк же ты, друг мой закадычный! Да, да, ты, а не я грешный. - И дальше продолжал с видом человека, умудрённого жизненным опытом, - Наверно, тебе и невдомёк, что предмет разговора нашего - материя тонкая, нежная и вместе с тем высокая, святая. Если хочешь знать, сверхчеловеческая и в этом именно закавыка. Не нам ее решать и не здесь, на земле очерненной нашими грязными деяниями.

- Ах, ты так, значить. Ну, и не надо за бога решать. Пусть он за нас сам это делает, но действуй в ту или другую сторону и живи спокойно. Собственно, в чем проблема? Любовница у него, видите ли, и он вынужден скрывать это от жены. Мучается, переживает, несчастный такой, что за ради душевного облегчения иногда заливает это дело горькой. О, господи, да начиная, хотя бы, со святых времен Давида, когда совершенно открыто можно было иметь целый гарем, и до наших цивилизованных, просвещенных дней, сильные и не сильные мира сего имели и имеют любовниц. И никто особенно не бьет тревогу в набат. Так тихо и мирно, временами спорят, и все остается, как было. Вон известный французский писатель Виктор Гюго ухитрился даже отбить любовницу у своего сына родного, и ничего, - вошел в историю, как выдающийся писатель, поэт, гражданин. Остался навеки в почете и уважении у народов всего мира.

- Какая же мелкота в твоем мышлении? Что - то от чиновника. По верхам и обязательно чтобы по форме, а потом захлопнуть папку и с довольным видом закрыть дело. Задумывался ли ты над тем, какими интимными пружинами наделил нас бог и почему. Законная жена отдает тебе всю свою страсть, красоту, обольстительность и разжигает тебя настолько, что тебе уже становится недостаточно того, на что она способна. И невольно начинаешь посматривать по сторонам...

- Ход, надо сказать, просто сногсшибательный и умопомрачительный! Оказывается это она, суженная... в ней все дело. Как говорится, даже лучшая песенка приедается. А тут, к счастью, на горизонте мелькнул вожделенный образ женской наготы в магическом, гипнотизирующем, все покоряющем танце. Божественное колдовское действо, в орбите которого шире раскрывается и удерживается мужская страсть...

Володя вошел в раж и даже не подумал о том, насколько, легко, просто и логично складывается мнение о чужих проблемах. Насколько ясно и вполне определенно вырисовываются пути их решения даже, если они касаются самого близкого человека. Может быть, ничего удивительного и тем более плохого в этом нет. Друг, товарищ видит всё со стороны, и на некотором расстоянии, с которого несущественные мелочи, затемняющие общую картину, не видны и потому их советы могут быть оправданы. Но по логике вещей для более верного совета следовало бы еще примерять ситуацию к себе.

- Друг называется. Я к тебе с открытой душой, а ты еще немного и сотрешь меня в порошок. - Подумав немного, добавил Петр: - О главном, из-за чего я притащил тебя сюда, я тебе еще не сказал. Эта дама из Внешторга вернулась в Россию, выследила меня и в тот злополучный зимний день я возвращался от нее, и спьяну угодил в проходную института.

- И теперь у тебя опять все по новой?

- Не знаю, дорогой, не знаю. Во всяком случае, сегодня, на этот раз ты меня спас. Если бы не согласился со мной в ресторане посидеть, может быть и...

- Что ж, выходит, зря вы с Жанной пожертвовали карьерой в этой прекрасной стране?

- Нет, не зря. Но об этом разговор особый. Как ни будь.

- Да, мне пора. Завтра у меня тревожный день. Аня моя в больнице. Врачи подозревают опухоль. Иду на прием к врачу.

- Что же ты мне сразу не сказал? Морочил тебе голову столько времени. Причем, всякой ерундой.

- Перед тем, как на что-то решиться, нужно дать мозгам отдохнуть. Так что, - все путём, Петр.

- Что ты имеешь в виду?

Владимир долго раскуривал папиросу, и, наконец, дал волю желанию поделиться с другом.

- Картина такая. Аня моя должна в скором времени поехать в Париж на международную конференцию по стандартизации. И вот, накануне поездки проходит обследование, чтобы получить необходимую для выезда за границу справку о состояния здоровья и выясняется, что организм ее расположен к онкологическим заболеваниям.

Володя потупил взгляд и покивал несколько раз головой. Выйдя из транса, выпил остаток водки в своей рюмке и продолжал начатое с неторопливой подчеркнутой интонацией.

- По закону подлости это называется удар судьбы ниже пояса. И момент то какой выбран. Когда человек ценой упорного труда взошел на вершину своей жизни. Именно в этот момент камень из под его ног срывается вниз, а сам он повисает над пропастью... Но это еще не все. Кому - то нужно еще насладиться падением человека, только что ощутившего радость достигнутого... Если бы только секундное падение и... вечность... Достиг вершины, покупался самую малость в лучах славы и собственного самодовольствия и с этой радостью и сознанием того, что чего - то стоил в этом мире, да прямым ходом и туда, откуда возврата нет... Так нет же! Вместо награды на прощанье, при последнем роковом твоем падении, тебе приготовлены нестерпимые изуверские телесные и духовные страдания... Там, во мраке узкой и глубокой скалистой расщелины, куда безжалостно тебя сваливает судьба, острые выступы и каждая из них вонзается в кровоточащее тело и наносит ему у порога вечного покоя страшную, сводящую с ума боль за болью. И это вместо благодарности, признательности за честно прожитую жизнь..., жизнь уникальную, неповторимую, обогащающую все сущее вокруг... Спрашивается, почему и зачем. Если так уж необходима, неизбежна смерть, ... почему не достойная, тихая, спокойная, разумная и может даже с радостным чувством исполненного долга перед теми, кто еще остается жить. Кому нужно это чудовищное надругательство в последние минуты жизни?!

Петр был глубоко взволнован от услышанного. Он даже сразу не нашелся, что сказать своему другу, а только пристально смотрел на него с выражением человека ошеломленного неожиданным поворотом разговора.

- Чего это ты сразу так?

- Передо мной, друг, скончавшаяся несколько лет тому назад моя сестричка...

- Подожди, подожди... Насколько я понял, Аня еще в больнице на обследовании, а диагноз еще не окончательный. Стоит ли сейчас так расстраиваться. И потом разреши-ка мне припомнить, что говорилось в статье, которую я переводил с полгода тому назад для доктора Семенова. Ну да, конечно, там было сказано, что практически все люди, так или иначе, расположены к раку. Но заболевают те, у которых в организме отсутствуют соответствующие механизмы сопротивления. Так что я не понимаю, почему ты заранее, да с таким драматизмом ...

Разговор напомнил Петру о собственной, недавно пережитой им трагедии, - о тяжелой болезни и мучительной смерти горячо любимой им матери.

Подавленные, они долго молчали. Четверть часа тому назад они говорили о любви, о женской красоте, природой подаренная им, мужчинам, о сладострастии, - вершителе многих судеб и событий, о нестерпимых порой страданиях в постижении истинного наслаждения. И, несмотря ни на что, чувствовали, что мир - великолепен, и жить в нем, - величайшее счастье. И вдруг, оказывается, что над всем этим постоянно нависает фатальная угроза. Обычно она в тени и люди не в состоянии постоянно ее учитывать, иначе жизнь в одночасье становится бессмысленной.

Володя стал посматривать на часы, когда Петр, очнувшись, стал с настойчивостью убеждать друга.

- Послушай меня, Владимир. Вам надо получить мнение другого врача, авторитетного с солидным опытом. У нас, почему - то, считается неудобным это делать. А в Англии, Америке больной прямо заявляет о желании получить second opinion, то есть обратиться к другому специалисту за вторым мнением. Это воспринимается без всяких обид, как обычное дело. И еще, не надо гнаться за титулованными специалистами. Хочешь, я устрою вам прием у одного старого, опытного доктора? Он работает в Жуковском под Москвой.

Чудо

Оставаясь наедине с самим собой, Аня продолжала оценивать свое положение, в котором она неожиданно оказалась. Больше всего ее волновало скрытность врачей. С другой стороны, она сама избегала задавать прямые вопросы и готовилась к худшему.

Навещали ее сотрудники, интересовались ее здоровьем. Аня старалась меньше всего говорить о себе, и разыгрывала веселое настроение, рассказывала о больных, с которыми она познакомилась.

- Прогуливаюсь как - то по коридору и чувствую, как меня кто - то сзади настигает и аккуратно берет за руку. И говорит мне приглушенным, хорошо поставленным голосом: "Поверьте мне, дорогая, я нашел, наконец, то, что искал несколько лет подряд и не намерен упустить такую удачу. Как только мы с Вами освободимся от этого гнусного заведения, вы поедете со мной на съемочную площадку. Устроим пробу. И не вздумайте говорить мне "нет". Вы убьете наповал гениального режиссера и перечеркнете свое блистательное будущее".

Сотрудников рассказ не очень оживил. Чувствовалась необычная скованность в их поведении. Так бывает всегда при посещении больного человека, когда трудно выбрать тему для разговора. Повести речь о его болезни, о делах? Кто знает, будет ли это по душе, для больного человека? Аня, понимая это, старалась увести внимание гостей подальше от серьезных разговоров.

Она заподозрила, что в отделе происходит нечто такое, что связанно с ее заместителем Тамарой Алексеевной. Но допытываться не стала. Новая метла всегда метет по-своему. Ей не хотелось выслушивать какие либо жалобы на своего помощника, которые могли бы поставить ее в положение, когда нужно высказаться в пользу той или другой стороны.

И, вообще, она вдруг с ужасом обнаружила, что все то, что творится за пределами ее семьи, может потерять свою значимость, перестать быть, как прежде, необходимой для нее жизненной опорой.

Чувствуя гнетущее настроение своих подчиненных, Аня продолжала играть свою роль. Она не в состоянии была себя считать несчастной, подавленной, растерянной в глазах у людей, для которых всегда старалась быть примером. Они знали ее всегда строгую, подтянутую, уверенную.

- Да, забыла вам сказать, что я, так сказать, ухитрилась устроиться здесь по специальности. Даже прочитала лекцию о гречихе, перед аудиторией, которая может только сниться любому оратору. У нас тут собралась небольшая компания ходячих больных. Играем как - то вечером в карты. Меня один почтенный старичок и спрашивает, чем я занимаюсь на работе. Я ему, - гречихой. Посмотрели бы вы его реакцию на мой ответ. Оторвался от карт, и уставился на меня остолбеневшим, неверующим взглядом. И пошли воспоминания, чуть ли не с дореволюционных времен. Какие огромные площади засевали гречкой, какие это были благоухающие, цветущие поля, пчелы, пасеки, мед. Потом, говорил он, какие пухлые, необыкновенно вкусные блины из гречневой муки. А просто гречневая каша? Она заменяла, если угодно знать, мясо. Поэтому крестьянин мог выдержать тяжелый, изнурительный труд. После такого вступления, я стала рассказывать о том, что блюда из гречневой крупы советуют при заболеваниях сердца, легких, печени, лучевой болезни. И самый большой эффект у молодых женщин произвел рассказ о гречневых диетах для похудения, а у стариков то, что гречка, извиняюсь, улучшает проходимость. Так, что, на всякий случай, найдите мне, пожалуйста, каталог по диетам в книжном шкафу у меня в кабинете и принесите его сюда в следующий раз.

В один из дней навестить Аню пришли Павел и Светлана. Светлана считала недопустимым беспокоить Анну Соломоновну неприятными для нее новостями. Павел, однако, решил повести разговор напрямую. Он решил рассказать о том, что позиция Тамары Алексеевны по некоторым пунктам проекта стандарта на муку может привести к нарушению договоренностей с различными учреждениями накануне поездки делегации института в Париж.

- Понимаешь, Анка, дело может принять серьёзный оборот. Тамара сначала пришла ко мне и стала говорить о том, что, познакомившись ближе с материалами на Парижскую конференцию, пришла к выводу, что рекомендуемые статистические методы для определения норм качества, не совсем корректны, и лучше их пока не выставлять на суд международного форума. Она собирается связаться со специалистами Министерства сельского хозяйства и другими учреждениями для того, чтобы обсудить этот вопрос. Попыталась она прозондировать и мое отношение к этому делу. Возможно, что она скоро навестит тебя.

" Никак не может смириться с тем, что ее не включили в состав делегации, - подумала Аня, удивляясь своему почти безразличному отношению к рассказу Петра, - То, что она совсем недавно пришла в институт, и недостаточно глубоко знает дело - это ее нисколько не смущает".

Аня слушала все это и с досадой удивлялась своему безразличию. Она испытывала чувство человека, который уже несколько дней как оказался один в безбрежном океане на плоту, без руля, ветрил, и возможности выбраться на материк. Но Павел настойчиво продолжал говорить о каких - то еще пунктах, связанных с показателями по зольности, влажности, и о том, что Тамара Алексеевна раскопала в этом слабые места и представила их, как причину нерешительности специалистов Минсельхоза при предварительном рассмотрении проекта.

Слушала Аня довольно рассеянно и не вникала в подробности, которые приводил Павел. Однако, зовущий к действию и приобретенный за годы работы в научном институте инстинкт отстаивать свою точку зрения и добиваться своего, медленно, но верно просыпался. Инстинкт, который всегда был свойственный ей, Зарождалась решимость что - то предпринять. Нужно было спасать то, что она вместе с другими в результате довольно длительного титанического труда сделала и теперь, когда этому делу угрожает опасность, встать на его защиту. Как и раньше, когда возникали особые обстоятельства на работе, она не могла оставаться в стороне, так и сейчас, несмотря ни на что, она почувствовала необходимость вмешаться в дело.

- Анна Соломоновна, - в разговор вмешалась сердобольная Светлана, - пожалуйста, не волнуйтесь и возвращайтесь поскорее на работу. Главное теперь - ваше здоровье. Вы ведь прекрасно знаете позицию директора института и его отношение к Тамаре Алексеевне. Его возможности достаточно велики для того, чтобы все поставить на свои места.

- Пожалуй, я действительно увлекся, - неожиданно покаялся Павел с добродушной улыбкой на лице, - но тебе, я считаю, полезно сейчас об этом знать. А по существу все то, что я тебе здесь наговорил, выеденного яйца не стоит. Лучше я тебе расскажу другое. Помнишь Евдокима в клубе, на танцах. Семь лет тому назад он оказался в больнице. Врач сказал ему, что жить осталось ему несколько месяцев. Выписали, и поплелся он к себе домой. Сел за стол и велел жене поставить закуску. Хорошенько выпил и заявил жене, что он твердо решил жить и долго жить. А недавно, много лет спустя, пришел к тому же врачу по совершенно другому поводу. Доктор не поверил своим глазам и спросил его, как и где он лечился. И Евдоким ему ответил, что он вообще нигде не лечился. Спокойно продолжал жить и выполнять свою работу. Вот и все.

До глубокой ночи Аня не сомкнула глаз. Она перебирала варианты разговора с директором и Тамарой Алексеевной. Завтра она попытается связаться с ними по телефону. Незаметно для нее самой ее мысли оказались втянутыми в водоворот институтских событий.

- Лев Алексеевич, здравствуйте. Это говорю я, Анна Соломоновна, - звенела трубка Аниным звонким дискантом на утро следующего дня в кабинете директора института.

- Так я и знал, дорогая, что вы обязательно меня опередите. Только час тому назад попросил Тамару Алексеевну навестить вас и доложить мне.

" Чертовски - хитер. Любая лиса позавидует", - отметила про себя Аня.

- Анна Соломоновна вы ведь нам очень нужны сейчас, - продолжал директор института, - так что, кончайте болеть и возвращайтесь на работу. Эти эскулапы никак не успокоятся до тех пор, пока чего ни будь не найдут. Из своего горького опыта знаю. И, знаете, отыщут, даже если ваш организм чист, как солнышко ясное.

Ну, что у вас, расскажите, пожалуйста?

- Что вам сказать? Пока не ясно. Но надеюсь, все - таки, вместе с вами поехать в Париж.

- И все же, что говорят врачи? - настаивал он.

Аня понимала, что для директора важно было разъяснить для себя обстановку. Но ясности не было. Оставалось только отделаться шуткой.

- Что я могу вам сказать, Лев Алексеевич?! Народный доктор Богомол из "Приключений Буратино", если вы еще помните эту знаменитую сказку, выдал бы мне такой диагноз: одно из двух, или пациент здоров или болен. Если здоров, он останется здоровым или не останется здоровым. Если же он болен, его можно вылечит или нельзя вылечить. Вот так обстоят мои дела. К делу это не приложишь. Но, несмотря на то, что не могу ничего определенного сказать о себе, я решила все же позвонить вам, и сказать пару слов.

- Анна Соломоновна, я всегда рад выслушать вас.

- Я дорожу вашим временем и скажу коротко. Прошу вас исходить из того, что при любых обстоятельствах Париж должен сейчас состоятся. Подумайте, Лев Алексеевич, сколько времени и труда затрачено. И сейчас есть реальный шанс довести это дело до конца. Любые попытки затормозить нашу с вами работу должны решительно отметаться независимо от того, под каким предлогом они преподносятся.

- Анна Соломоновна, я вас прекрасно понимаю и ценю ваше беспокойство. Однако, сейчас вам нужно прежде всего думать о себе и, как можно быстрее вернуться к своим делам.

"Хорош гусь. - Ане стало как - то не по себе, и она в конце разговора, после стандартного расшаркивания, медленно положила трубку на рычаг. - Видимо знает, с чем Тамара Алексеевна собирается меня навестить. Однако ничего мне не сказал. Трус. Боится ее, как черт ладана. Вернее, ее широких связей. Ну и поделом ему. Не надо было брать ее к себе на работу".

Аня возвращалась в свою палату с чувством человека израненного, потерянного, который только что в схватке с врагом истратил все свои патроны, и осталась лишь одна надежда, надежда на чудо. Но, где оно? С какой, спрашивается, стороны оно, это чудо, может прийти?

Вчера она отважилась и спросила доктора, каковы ее дела, и что показала мамография. Эта, очень болезненная процедура, была сделана еще дней пять тому назад, но до сих пор о результатах не сказали ей ни слова.

"Опухоль и свищ на груди, - был ответ, - требует длительного и тщательного обследования, так что потерпите, пожалуйста".

Для чего собственно размахивать крыльями, подбадривать себя и пытаться в ее положении спасти от застоя поставленное уже на колеса дело? Поездка и без нее может состояться. Но тогда вопрос по ее докладу будет снят с повестки дня. Не будет стандарта еще год-два. По-прежнему экспорт хлеба из страны будет закрыт. Подумаешь, жили кое - как без него с пол века, - еще проживем. Директор, собственно, не бог. Обстоятельства бывают выше его. Поэтому всего можно ожидать. Под давлением извне и внутри института не такие еще совершались "чудеса".

Вдруг подумала, не выглядит ли она, неестественно, а может быть даже смешно в глазах своих сотрудников и директора, продолжая в ее нынешнем положении вмешиваться в производственные дела? Никогда не задумывалась над тем, что содеянное человеком столь дорого ему самому даже тогда, когда возникает серьёзная угроза собственному здоровью. Человек, оказывается, до последнего вздоха готов в равной степени отстаивать свое детище будь это такой казалось бы мелочью, как заведенный в доме порядок не оставлять посуду немытой и до открытия, имеющее глобальное для человечества значение.

В палате никого не было, и Аня, вернувшись после разговора с директором, прилегла на свою кровать лицом к стенке и долго тупо смотрела в одну точку. Глаза ее увлажнились, и блеск их в ограде густых ресниц то вспыхивал, то угасал, отражая всю глубину назревающей в душе тревоги.

Больше недели, как она не видела Стасика, Алешу. Они давно уже напрашиваются к ней. И мать тоже. Но Аня все - таки надеется на благополучный исход, и быстрое возвращение домой. С болью в сердце она попросила их подождать еще пару дней.

Закрыла глаза в надежде хоть ненадолго отгородиться от тяжелых мыслей. Хорошо бы поспать. Но сна - ни в одном глазу.

Кто - то постучал в дверь. В эту минуту Аня не в силах была отозваться. И потом, она никого не ждала. Подумала, постучат и, не получив ответа, придут позже. Стук раздавался еще несколько раз. Потом дверь бесшумно отворилась ровно настолько, чтобы заглянуть в палату одним лишь глазом.

Вслед за этим Аня почувствовала, как кто - то подсел к ней на кровать и невесомо положил свою руку ей на плечо. Она с испугом повернулась и обнаружила рядом с собой своего мужа. Он наклонился к ней, чтобы ее поцеловать, но, увидев слезы, вытащил из кармана платок и нежно приложил его к одному, потом к другому глазу. Они оба молчали, разглядывали друг друга. Аня протянула к нему руку и пристально стала изучать его лицо и так, будто увидела его таким впервые. В его глазах рассеянность, которая обычно говорит о готовности к неосознанному до конца поступку. Никогда раньше она не видела его таким глубоко озабоченным, взволнованным. Взгляд ее многократно возвращался, чтобы снова и снова разглядеть каждый штрих и нюанс в его лице. Она стремилась понять, что могло произойти, и что он мог надумать.

В светло-голубом пространстве ее глаз мелькнули страх, подозрение. Засохшие губы, бледные щеки, - все это говорило о готовности выслушать самое страшное. Она толкнула мужа рукой, пытаясь вывести его из транса:

- Вовка, говори, что у вас там дома случилось?

Такой поворот был неожиданным и не сразу дошел до него. Он ждал другого вопроса, касающегося ее лично

- А? Что? О чем ты?

И он засмеялся как - то на нервах, неестественно, поверхностно. Видно было, что думает он совсем о другом.

- Глупый ты, суслик, - сказал он невесело, и встал, выпрямляя свои плечи, - дома у нас полный, нормальный, настоящий балаган, чего и можно было ожидать в твое отсутствие. Хорошо еще, мать твоя немного сдерживает это безобразие, а то... Да, совсем забыл принести тебе совместное, художественное произведение Алеши и Стасика. Но об этом потом. А сейчас собирайся. Нас ждут врачи...

Аня вскочила на ноги. Она все поняла. Володя только что от лечащего врача.

- Может, объяснишь, в чем дело? - сказала она сурово, глядя на него в упор. - Вчера - был обход, сегодня утром - очередная процедура. Мне ничего такого серьёзного не было сказано. Скажи им, Володя, что я сильный человек и не надо со мной играть в прятки. Я хочу ясности для того, чтобы знать, как мне распорядиться отпущенным мне напоследок временем.

Володя с силой потянул ее к себе и так, что Аня откинула назад голову. Она очутилась в его объятиях, и оставалась так стоять, встретившись с его решительным, властным взглядом.

- Анька, слушай меня и не перебивай. - Он дышал ей в лицо пламенем души своей, в котором была непреклонная стойкость и необъяснимая дерзость. - Скажи, часто ли я в нашей с тобой жизни настаивал на полном и беспрекословном твоем подчинении? Можешь ли ты вспомнить случай, когда я бесцеремонно подавлял твою волю?

- Боже мой, что же ты так жестоко меня мучаешь и не говоришь мне правды!? - Вырвалось у нее с отчаянием.

Вздрагивали ее поникшие плечи, дрожали запекшиеся губы, горькие, горячие слезы скатывались одна за другой по раскрасневшимся щекам.

Володя нежно гладил ее по спине, целовал ее податливые губы.

Он пришел в больницу с совершенно диким намерением, которое он твердо решил осуществить. Он был совершенно уверен в том, что никакие заверения врачей не собьют его с намеченного пути. Единственно, чего он опасался, это Аниных слез. Опасался, что она категорически воспротивится его намерениям.

Сейчас он стоял перед ней с окаменелым сердцем, понимая, что не имеет право проявить слабость. Попытаться сделать Аню своим сторонником? Хорошо было бы, но рискованно. Она может выступить решительно против него. И тогда все пропало. Надо сделать роковой шаг самому. И ответственность целиком и полностью взять на себя и только на себя.

"Но, что это я? Она ведь совершенно не знает причины моего таинственного поведения и предполагает совершенно иное, самое страшное для нее", - вдруг спохватился он.

- Анна, Аннушка, какой же я болван и не сказал тебе сразу. Нет этой страшной правды, которую ты думала услышать от меня. Нет ее и, надеюсь, никогда не будет. Врачи так и не установили ничего до сих пор. Только что говорил с ними.

- Что же тогда? Что? Объясни мне.

Она покорно прислонила свою растрепанную голову к его груди и в крайнем изнеможении тихо и покорно сказала:

- Вовка, повелитель ты мой, можешь делать со мной все, что хочешь.

- Умничка, ты моя милая, - поспешно заговорил он, осыпая ее безжизненное лицо горячими поцелуями, - подожди здесь всего только минут десять, пятнадцать и я вернусь. Думаю, все сделаю без тебя. Жди... я сейчас.

Он быстро, но бережно посадил ее на кровать и побежал к выходу. В дверях на миг обернулся и для бодрости подмигнул обессилевшей жене.

О том, что сказали ему врачи в ответ на его настойчивое желание выписать из больницы свою жену, Аня так никогда и не узнает. Они сказали ему:

- Вы, молодой человек, берете на себя большую ответственность. Результаты нашего обследования, даже незаконченного, говорят о том, что организм вашей супруги расположен к онкологическим заболеваниям. И у нас нет сомнения в том, что профилактические процедуры могли бы быть не излишни для нее.

Подписывая документ о своей личной ответственности, он бодрился засевшими в голове сведениями о том, что в любом человеческом организме имеются раковые клетки, но не каждый из них обладает механизмом борьбы с ними.

Полупустая электричка неслась на всех парах к столице. Окна новенького вагона, пахнущего еще заводской свежестью тисненой, светло - жёлтой обивки, были открыты. На крутых поворотах поезд менял свое направление, и пологие солнечные лучи позднего заката весело разгуливали вдоль и поперек вагона, как бы стараясь на прощанье успеть обогатить своей позолотой его интерьер. Воздушные потоки сквознячков приносили сладостный аромат зеленых трав, недавно скошенных на откосах вдоль железнодорожного полотна. Радостно и громко постукивали колеса на стыках рельс, подбадривая входящих на остановках пассажиров, предлагая им как можно быстрее занимать свои места на удобных широких скамейках и оставить в стороне свои дорожные заботы.

В конце вагона - скамейка на двоих. Там молча сидят Аня и Владимир. Они еще не успели прийти в себя. Правой рукой он обнял ее за плечи. В левую поместил теплую, нежную руку жены. Она склонила голову ему на плечо. Отправляясь на сегодняшний последний визит к доктору, которого порекомендовал им Левчук, они готовы были услышать самое страшное. Но старый заслуженный доктор из загородной районной больницы после длительного многодневного обследования и рассмотрения всех необходимых анализов сказал решительное "нет", - никаких признаков рака он не обнаружил и прописал только мазь для полного устранения свища на груди.

Они свалили горе с плеч, но тяжесть глубоких переживаний, накопившихся за предыдущие несколько недель, оставила заметный след и не давала возможности окончательно избавиться от страха за свое счастье. В затаённых уголках сердца каждого из них в это время копошился червь сомнения. Не верилось, что все так кончилось благополучно. Однако признаться вслух, или, тем более, обменяться разговором по этому поводу, они не смели. Теперь, надо было, как можно скорее заглушить все мысли вокруг перенесенного потрясения новыми впечатлениями. Предстоящая поездка в Париж была, как никогда, кстати.

- Слушай, зяблик, - Володя крепко прижал к себе жену за плечи, - не вздумай покупать какой либо мне подарок в Париже. И, вообще, кому - ни будь из нас. Обойдемся. Сходи лучше в театр, в музей, поброди по улицам. Наблюдай, изучай тамошнюю действительность, чтобы убедится в окончательном загнивании капиталистического общества.

- Неужели ты в этом еще сомневаешься? И как только тебе могли поручить работу с комсомольцами?!

- И не гуляй там одна. Правда, говорят, что француженки очень хороши, легко идут на всякие женские вольности, и у мужчин там нет нужды отвлекаться на сторону. И все же, скажу тебе прямо, - штучка ты довольно аппетитная. Так что не позволяй себе лишнего.

- Лишнее, - это что, например?

- Вот что, хитрушка, не валяй дурака. Это ты лучше меня знаешь.

- Слушай, а вот Левчуку нужно бы привести из Парижа подарок. Как ты думаешь? Может, что подскажешь на этот счет?

- Подумаю. Можно еще, после твоего приезда из Парижа пригласить к нам на обед Левчуков и, кстати, Дениса. К нему жена возвращается с сыновьями.

Электричка вихрем взлетела на ажурный мост высоко над водной гладью широкой реки. Собственный призывный могучий гудок опережал ее далеко вперед, раздвигая простор и возвещая раскинутым впереди бескрайним лесам, полям и поселкам о своем радостном стремительном движении.

- Вот что, Аннушка, - посоветовал Володя, - ты использовала в деревне только часть своего кандидатского отпуска. Как я понимаю, у тебя осталось еще целых три недели. Достанем путевку, и после Парижа махнешь на юг. К сожалению, я не смогу составить тебе компанию. Сама понимаешь. Отпуск мой использован почти полностью и нужно готовится к защите. Каждую неделю будешь получать от нас весточку.

Аня освободилась от Володи, выпрямилась и медленно подняла свои глаза на своего мужа. Удивление и ироническое выражение лица не обещало согласия.

- Поздравляю. Пока я находилась в больнице, созревал переворот в нашей семейке и теперь ты у нас первая скрипка. Пойдешь в отпуск, поедешь на юг. Решил все с плеча. А дети, - выросли из-под своих одёжек и к зиме не готовы. А мама, - ее состояние? Ну, а что касается моих дел в институте... Может, ты, и это возьмешь под свое крыло?

Володя громко рассмеялся. Кажется, Анька уже потихоньку оживает. С оглядкой он скосил взгляд на близ сидящих, занятых собой, пассажиров, а далее, ее строгое, бледное лицо оказалось в его руках, и он нежно поцеловал ее в губы.

Электропоезд медленно и торжественно вошел в ярко освещенный город, куда они возвращались, чтобы по-прежнему работать, мечтать и оценивать каждую свою предыдущую поступь накануне следующего шага.

Демиург

Есть в столице России место, где ее житель может совершенно забыть о семейных проблемах, жизненных невзгодах, обидных обстоятельствах, стихийных бедствиях и предаться истинному удовольствию, настоящей радости, даже чувству гордости и глубокого вдохновения. Туда ведет проспект Мира, протянувшийся прямолинейной, широкой трассой от центральной части столичного города.

Это выставочный комплекс, ботанический сад и архитектурный ансамбль, посвященный космической эпопее.

Широкая площадь у высокой величественной арки центрального входа выставки. Погода - московское "бабье лето". Полуденный, яркий солнечный свет выделяет перспективу зеленых аллей, обогащает своими лучами цветочные клумбы, архитектурное оформление многочисленных павильонов, способствует радостному настроению.

Нескончаемый поток посетителей тянется от выхода станции метро. Прибывают на автобусах и такси. Здесь назначаются свидания со знакомыми, друзьями, родными. В воздухе атмосфера радостного ажиотажа взрослых и детей от предвкушения удовольствий, развлечений, деловых встреч, в ожидании познать новинки из жизни, а также науки и техники. Колоритная многоязычная толпа у касс говорит, смеется, радуется, жестикулирует.

Выставка достижений великой многонациональной страны размещается в огромном, прекрасно спланированном уютном парке с широкими аллеями, разнообразными зеленными насаждениями, фонтанами на больших площадях. Выставочные павильоны, небольшие, уютные магазины, кафе, рестораны, аттракционы гармонично вписываются в натуральную зеленую зону или в ряды высаженных вдоль аллей пахучих лип, пирамидальных елок, лиственниц и стройных сосен.

Экспонаты рассказывают о жизни и традициях, культуре и искусстве народов огромной страны, о потрясающих успехах первопроходцев космоса. Удивительно колоритно и красочно выглядит здесь пестрая, многонациональная толпа взрослых и детей, облаченных в самые разнообразные наряды, по последней моде из всех уголков земного шара, от заокеанских и европейских мега полисов и до городов и поселков Кавказа, Средней Азии и Сибири. Выставка привлекает внимание туристов всего мира.

Посетители, граждане этой страны, с удовольствием внимают этой, греющей душу, сказке, стараясь, хоть на несколько часов, забыть суровую, а порой и неимоверно жестокую действительность.

Прошло несколько месяцев после Парижской конференции, но в течение всего этого времени не представилась возможность собраться вместе, чтобы поделиться впечатлениями об этой короткой, но полной замечательных событий поездке. Здесь, на территории выставки, в ресторане "Космос", и решено было, устроить обед для ближайших своих друзей.

Пока жена была во Франции, Володе удалось договориться и за кроткое время под бешеным нажимом ученого секретаря получить приличные отзывы на свою работу от Бауманского института и института кибернетики. А через некоторое время, после отчаянной в поте лица спринтерской гонки и всяких неурядиц диссертация была во время представлена к запланированному в ближайшее время ученому совету и защита прошла вполне удачно.

Итак, причин было более чем достаточно для того, чтобы побыть вместе с друзьями, причастными к происшедшим недавно событиям.

Кроме того, неожиданно появилась даже возможность устроить встречу с некоторым размахом. Несколько лет тому назад, еще на предыдущей своей работе Володя получил авторское свидетельство на изобретение ультразвукового дефектоскопа. Эта бумага с сургучовой печатью и красочной ленточкой долго лежала без надобности в шкафу. И вот, совершенно неожиданно, в связи с освоением изобретения прибывает денежное вознаграждение от крупного Уральского трубопрокатного завода. Деньги оказались, как никогда, к стати и Аня с Володей пришли к единодушному решению, встречу устроить с некоторым шиком, и не дома, а в ресторане.

Решено было провести ее в узком кругу. Аня не любила больших шумных компаний, где, как правило, отсутствует атмосфера тесного единения, когда каждый может найти контакт с любым из присутствующих по собственному усмотрению.

Володя с Аней пришли раньше условленного времени и встречали друзей своих в уютном маленьком скверике у входа в ресторан. Там они представили Левчукам Павла с Ольгой. После этого к ним присоединились сначала Денис, а потом Татьяна Андреевна, - молодая, веселого нрава женщина, ответственный работник государственного комитета стандартов, которая наряду с другими тоже побывала на Парижской конференции.

Воспользовавшись тем, что гостей в этот момент продолжал занимать Владимир, Ольга за руку отвела немного в сторону Аню и с нескрываемым чувством глубокого сердечного расположения, затараторила вполголоса:

- Анка, подружка моя милая, как я рада видеть тебя молодой, румяно щекой, улыбающейся. Ты не можешь себе представить, как мы с Павлом... Ах, да пошло оно все это к чертовой матери... И говорить об этом не стану... Расскажи лучше, как ты нашла Париж. Какие там женщины, во что одеваются, неужто мы выглядим хуже? От моего мужлана разве что узнаешь, кроме как о крупе, да о муке и прочей дребедени!?

Стремительная словесная Олина атака рассмешила Аню.

- Как одеваются? Вышли как - то под вечер погулять и заблудились. Тогда Лев наш догнал впереди идущих женщин и на чистейшем русском осведомился, как нам вернутся к себе. Мы все в недоумении. А он: "Пол мира объездил и знаю, элегантней наших женщин нет нигде. С первого взгляда определил, что они из России". Так что, Оленька, кто какими глазами смотрит.

- Нет, Анька, а все-таки? Не томи, подруженька.

Все потянулись за Владимиром на второй этаж. По пути Аня продолжала.

- Погашу твое любопытство приятными для тебя словами. По части очертаний тела, - фигуры, в смысле, - ты вполне можешь тягаться с любой молоденькой француженкой.

- Знаешь, что? Не дури!

- А вот что касается одёжды, обуви, так это мы, конечно, - ни в какие ворота... Представляешь, молоденькие, стройненькие женщины и... в мужском костюме, а обувь на платформе... Потрясающая элегантная женственность. От зависти, просто замирала. Рубашки хипповские, пестрые. Нескончаемое разнообразие. А шубки какие!? Норка, лиса, кролик? Прямо - загляденье!

Дальше речь пошла о том, что в моде приталенный силуэт покроя, потом о дубленке, которую, если вывернешь, - получаешь шубу и о том, что чаще мех используется, как деталь, - шарф, воротник, манжеты.

- А для себя что купила?

- Шубку, коричневую, дешевую, стоимостью в пять обедов. Мы с Татьяной Андреевной ради подарков почти неделю говели. Ой, Лялечка, дорогая, извини, пожалуйста. Но об этом потом.

С ними поравнялись остальные, и Аня стала знакомить Ольгу с Левчуками и Денисом.

Расположились они на открытой восточной веранде с видом на широкую кирпичного цвета гаревую дорожку с посажеными вдоль нее рядом молодых

березок. Она вела к зеленой травяной площадке и светлому строению, откуда выводили для демонстрации рогатый скот.

Все способствовало хорошему настроению, - теплая, почти безветренная, солнечная погода, уютный с хорошим обслуживанием ресторан, расположенный в тихом, живописном уголке парка.

Разместились все за одним овальным столом у края веранды.

Ненавязчиво звучал нежный, проникновенный голос Анны Герман о парящей в небе снежинке, несущей на себе любви негромкие слова.

Оживленная беседа возникла почти сразу. В ожидании официанта, с интересом просматривали парижские фотографии, которые принес Павел. Они переходили из рук в руки и временами вызывали бурную реакцию.

- Оцените мастерство фотографа, - заметила Аня с заметным возбуждением, - Павел изощрялся, как только мог. Приземлялся, залезал на забор или дерево, неожиданно появлялся из-за угла.

- Похоже, кто-то из вас говорит на французском, - поинтересовалась Жанна. Она разглядывала изображение Эйфелевой башни на фоне ярко голубого неба. Башня возвышалась над широким, в зелени и цветах, сквером, а на переднем плане сидела вся русская делегация, кроме, конечно, Павла, и беседовала с подошедшими к ним местными школьниками.

- Ребята просили денежную помощь на ремонт школы, - вступила в разговор Татъяна Андреевна. - Если бы не копилка в руках одного из них, могли бы и не понять в чем дело. И потом, нам было не до них. У нас был свободный день. Мы решали, куда податься. Мужчин, конечно, потянуло на Пляс Пигаль.

- Это было совсем не так, Татьяна Андреевна, - возразил Павел, - Анна пожелала в музей Жорж Санд, а вы - в музей Жанны Д'арк. Оказалось, один в Руане, другой в Нанте. Поездки за город оказались нам не по карману. И мы сначала по настоянию наших женщин побывали в музее Орсе, а потом прогулялись вдоль Пляс Пигаль. Видели у входа одного заведения деву-зазывалу с высоко обнаженными толстыми ногами, которые она выставила на показ с заметной заинтересованностью. Прошли мимо трех знаменитых борделей " Твое счастье", " У Мими", "Три розы". Один из них когда то очень давно посетила Жорж Санд.

- Запало же ему, чертяке, в душу, - прервала его вовремя Ольга, - без единой запинки перечислил названия всех этих заведений, и заинтересованность девицы тоже не упустил своим нечистым взглядом.

- Оленька, дорогая, - вмешался Петр, - как же ему, советскому человеку, да не заметить дамской заинтересованности, когда мы о существовании бардака знаем только по анекдотам. Один из них могу рассказать. Вызвали в партбюро Рабиновича и предлагают ему, как члену партии возглавить публичный дом. Там из месяца в месяц план не выполняется. А он, бедняга: "Что вы, товарищи!? Манька скажет, я на следующей неделе не смогу, заседаю в профсоюзе, Танька, что выдохлась и берет три отгула. И что же мне тогда, - ложись, Рабинович, вместо них, и выполняй план? Да?"

Все посмеялись, а Дениса задело еще и другое.

- Черт возьми! - вздрогнул он, - одно лишь упоминание о Жорж Санд, Кларе Цеткин приводит меня в бешенство. Надо было сразу на корню уничтожить феминизм. Теперь пожинаем горькие плоды. Где она теперь женская теплота, материнская забота. Днем с огнем не сыскать. Как только окажусь на том свете, первым делом расправлюсь с ними. Ведь они и там могут повторить то же самое!?

- Не вздумайте, Денис, - выступила Аня, - ведь эти женщины фактически спасли человечество. Увидели, что с каждым годом мужики мельчают и добились определенного положения в обществе. Многое взяли в свои руки. Поэтому, слава богу, и живем пока.

- В том то и трагедия, что там с ними расправится невозможно, - угрюмо вставил Петр. - Потусторонний мир не материален. Там шастают одни духи. Ни тебе поймать, ни уничтожить...

- Мальчики и девочки, что ж это такое делается-то, а? - громко возмущалась Татьяна Андреевна, устраиваясь поудобней у стола в своем кресле, - выходит на том свете вожделенный стан Джульетты неощутим для бедного Ромео и сердце его больше никогда не воспламенится божественным пламенем. Надо же, остается нам, как можно быстрее, брать от жизни все и вся и без всякой оглядки.

В этот день Петр казался чем - то озабоченным. Похоже, его преследовала какая то навязчивая мысль, с которой ему трудно было справиться.

- А вы, Татьяна Андреевна, верите в потустороннюю жизнь? - поинтересовался Петр.

- Хотелось бы верить, но, чтобы со страстью, любовью, блаженством и в тесном единении тел и душ.

Петр улыбнулся с оттенком грусти и продолжал ту же тему в загадочном, приглушенном тоне, помахивая указательным пальцем у своего носа.

- А знаете ли вы, дорогая Татьяна Андреевна, что там, в грядущем мире, не едят, не пьют, не стоят. Даже и не сидят, не спят, не печалятся и не смеются, и..., если хотите знать, не совокупляются. Но зато не умирают.

- Батюшки светы, и даже не размножаются? Что же они там делают эти самые духи?

Сидящий поблизости Владимир насторожился. Не иначе, как назревает очередной розыгрыш. На Петра это было похоже.

- Они там постигают истинную сущность бога, - ответил он назидательно.

- Мне кажется, Петр, вы когда - то там уже побывали и теперь вернулись на землю в качестве очевидца, - пошутила Тамара Алексеевна.

" Кажется, пронесло", подумал Владимир, глядя на успокоившегося Левчука.

Аня с упоением рассказывала о картинах Моне и других импрессионистов выставленных в музее Орсэ.

- Большую часть времени я простояла у этой экспозиции. Еще в Москве в Пушкинском музее я была поражена с каким мастерством и выразительностью показаны на одной картине Моне хмурые морские волны у выступающих скал, а на другой чуть слегка волнующаяся поверхность широкой реки у небольшого городка. И уже тогда поняла, какой это великий мастер водной стихии. Но то, что я увидела в музее Орсэ... гладь реки на закате, в полу сумерках, морская пучина при шторме, красочная палитра лилий на застывшей воде пруда, льдины на воде в оттепель, на закате... Поразительный талант.

- Я - отозвалась Жанна, - запомнила картину " Осень", которую я видела в Лондоне. Вода в глубоком заливе и отраженные в ней голубого неба, светлых облаков, строений на набережной, багряных деревьев и кустов...

- А, помните, - "Женщину с зонтиком"? - вмешалась в разговор Татьяна Алексеевна. - Все там в движении - ветер, облака, трава, шарф, платье. Поражает разнообразие цветов и оттенков. А вообще то, нет в природе более яркой волнующей красоты, чем красота и обаяние женского тела. И поэтому мне искусство Ренуара ближе всего.

- Напрасно вы, Татьяна Алексеевна, так выделяете женскую красоту, - в разговор вмешался Павел, который стоял у веранды, облокотясь руками об ограду, - в мире много чудесного и неповторимого. Вон посмотрите на этого длинноногого, лупоглазого теленочка, который только что вырвался из ворот на свободу и со всех силенок шпарит вдоль демонстрационной площадки. Какая горделивость очертания длиной шеи и головы. Стройные ножки. Залихватский хвостик. Просто загляденье. А вот и мамку выводят.

Внимание всех было обращено в сторону сельскохозяйственного павильона.

- Анна Соломоновна, помнишь, - продолжал Павел, - как тебя колхозники подбили подоить строптивую коровку в колхозе, куда мы с институтом нашим выезжали для спасение урожая. И ты довольно успешно с этим справилась, за что тебя они стали звать доверительным именем, Нюркой, и даже бригадиром тебя назначили.

- Было дело, - улыбнулась Аня. Еще помню историю с институтскими мужиками, которые с перепою на утро не вышли на работу. Пока я, как бригадир, мчалась по полю на повозке к ним, мое сердце клокотало от негодования. Я готова была тогда на все. Была бы мужчиной, полезла бы в драку, - Аня усмехнулась, - Но вместо этого, выпалила, что позвоню в институт и в наказание оставлю их на следующую смену, еще на две недели. В ответ разразился гомерический пьяный хохот. Их это нисколько не испугало, а даже наоборот. Такой подарок. Еще с десяток дней гудеть.

- Оказывается, у вас, Аня, немалый опыт борьбы с алкоголиками, - в разговор вмешался Денис.

- А, вспомнили? - засмеялась Аня и стала рассказывать всем случай на Володиной защите, - Представляете, до начала заседания ученого совета оставалось минут сорок, а представителя Бауманского института, то бишь, Дениса, который должен был представить свой отзыв, все еще нет. Володя мне, - поезжай, где хочешь, найди его, и привези сюда.

- Как только Анна переступила порог моего дома, - продолжал эту историю Денис, - я с первого же взгляда понял, что, несмотря на мой непотребный вид, и гостью, которая в это время сидела у меня, мне никак не увернуться от

пронзившего меня насквозь негодующего взгляда. Я еще никогда в жизни не видел такого испепеляющего огня в глазах и такое угрожающее молчание.

- Ну, уж прямо. Слава богу, живы остались, не сожгла вас. Денис, я до сих пор так и не знаю, почему вы не пришли во время.

- Ах, ну да, у меня в это время была женщина, далекая родственница моя. Она из Сибири и привезла мне бутылку водки, " Камчатскую", семидесятиградусную... и я после... я спутал и решил, что защита на следующий день.

- Ну что ж, хорошенькая родственница и семидесяти градусная... Оно понятно. Но, что было дальше, - продолжала Аня, поглядывая на Дениса и оценивая, обидится он или нет. - Он под моим конвоем был доставлен на защиту. Когда наступило время, и ему надо было с отзывом в руках взойти на трибуну, я замерла от страха. Думала, вот-вот споткнется и упадет к ногам ученого секретаря на глазах у почтенных членов ученого совета. Но как он выступил?

- Ну, как же? Друг все - таки защищался. Да и работа вроде ничего.

Пока велся этот разговор, Володя и Петр встали из-за стола и отошли к другому краю веранды, за которой видна была верхушка рябины, густо покрытая гроздями спелых оранжево - красных ягод. Там уселись за свободным столиком, закурили, и Володя спросил своего друга:

- Я понаблюдал сегодня за тобой, послушал за столом твой разговор и хочу тебя спросить, не случилось ли что?

Петр глубоко вздохнул, помолчал немного и начал свой рассказ.

- Сегодня утром мне передали письмо из Новой Зеландии от моего близкого друга по моей бывшей работе в этой стране. Он там местный житель, абориген. Долго, до тридцати пяти лет, пока не стал на ноги, не считал для себя возможным обзавестись семьей. Глубоко верующий человек и вместе с тем светский, современный парень. С подобным сочетанием встретить в наше то время подругу жизни, чтобы можно было жить душа в душу с ней, не так то просто. Но судьба проявила благосклонность к нему. Женился на очаровательной, веселой, общительной женщине. Внешне они оба не похожи на религиозных фанатиков. Они высокообразованные люди. Им свойственен широкий интерес к культуре, искусству. У каждого своя интересная работа. Вместе с тем вера и преданность богу - беспредельная. Посещение божьего храма в выходные дни, - дело непреклонное. По каждому случаю слышишь, - бог тому судя, бог благословен, с божьей помощью, тому божья воля. Не прошло и года - ждут ребенка. Счастье забило через край в ожидании малыша. Накупили массу вещей, строили планы, как лучше его вырасти и воспитать. А ребенок родился... мертвым. И, потрясенные изуверским несчастьем родители заявляют в конце письма смиренно: Значит, богу так угодно было...

- Если бы этот рассказ исходил из уст заядлого атеиста, - продолжал Петр после некоторой паузы, - то можно было бы ожидать, что он закончится словами, полными едкого сарказма: "И что же, вы думаете, им уготовил бог, которому они были преданны до мозга костей... Не что иное, как мертвого ребенка"...

Петр задумался и повторил про себя последнюю фразу из письма своего далекого друга:

- "Значить так ему было угодно..., - потом покачал головой и добавил убежденно, - Совсем не так. Ему совсем не угодно было так делать. Для него, в его великом творчестве, это есть трагическая неудача, которую он, к величайшему своему огорчению, до сих пор избежать не всегда может. Владимир, друг мой дорогой, понял ли ты, о чем я?

- Пока не очень. Но я вижу, ты ищешь ответы на вопросы, которые веками остаются пока без ответа. Покопаться в этом, безусловно, интересно.

Петр продолжал.

- Извини, друг, я должен сбросить с души своей назойливую, прилипшую, ко мне идею и займу твое внимание еще ненадолго. Ты знаешь, со дня кончины моей мамы я упрямо ищу ответа на вопрос о том, как увязать творящееся на земле горе с тем, что мы живем под богом, который по признанию подавляющей части населения земли считается благосклонным и всемогущим. Заметь, последние два слова. Многих, и меня в том числе, мучает вопрос, если он добр и все может, почему он допускает столь страшные горести и катаклизмы. Считать, что его вообще нет, - невозможно.

- Стоит только оглянуться вокруг, - Петр сделал жест рукой и поднял глаза к голубому небу, - как перед тобой выстраиваются убедительные доказательства того, что Великий Творец, безусловно, существует. Посмотри, сколько красоты, гармоничности, рациональности вокруг. Закат, восход, голубое небо, зеленый покров планеты, треугольный строй птиц в полете, дабы было легче летать, родившегося теленка не учат, как ему добраться до маминого молока... А любовь, счастье созидательного труда, каждодневное стремление к победе. Это может быть создано только сверх разумным, талантливым, могущественным Демиургом.

- Почему только так? - возразил Владимир, - А не в результате эволюционного развития? Как нас учили. По Дарвину.

Петр тут же отпарировал:

- Эйнштейн однажды сказал, что чем большее знание о мире дает ему наука, тем явственней он видит руку Всевышнего, правящего Вселенной. Но все вроде белее или менее гладко, пока не столкнешься с земными злом, несчастьем, несправедливостью. Тут то возникает вопрос, который обычно задают атеисты, с целью подвергнуть сомнению существование Милостивого, Благословенного и вместе с тем Всемогущего бога: " Где он был, если он за нас и все может?"

- Для того, чтобы не было никогда сказано такое, например, - "Извините, но бога я оставил в Освенциме", или, "как же мог царь Давид совершить такой неимоверный, непростительный грех, послать своего подданного на верную смерть, чтобы завладеть его красавицей - женой? ", - мне хочется думать, - продолжал Петр утверждающим, замедленным тоном, - что, хотя творческие возможности Демиурга, - Великого Творца нашей вселенной, - огромны, но... они не являются всеобъемлющими, всемогущими. Они, пока что, ограничены и в значительной степени. Нельзя от него ждать больше того, что он может дать на сегодняшний день, и дал уже за прошедшие века. То, что он уже сделал - грандиозно. И процесс усовершенствования мира, и, в частности, борьба со злом, несправедливостью продолжается. Мы должны допустить, что великий Творец где-то, может быть, еще на пол пути в процессе создания гармоничного, справедливого мира. И этот процесс следует рассматривать, как действо отчасти осуществляющееся и нашими руками, руками обитателей, жителей земли под эгидой могущественного (но, заметь, не всемогущего!) Демиурга - творца. Разобраться, ничего нового я не утверждаю, кроме того, что бог, хотя могущественен, но не всемогущий. Он постоянно на пути великого созидания и творческого поиска.

- А не кажется тебе, - пытался усомниться Владимир, - что абсолютно гармоничный, и справедливый мир может привести к загниванию и гибели человеческой личности, и вообще всей фауны и флоры на земле?

- Думаю, что для Создателя с его питомцами проблемы и препятствия на пути их решения останутся навечно. Но вера в такого справедливого, более понятного для всех бога обретет совершенно иную, более благоприятную окраску, а, следовательно, приведет к невиданному росту числа истинно верующих и готовых честно с Ним работать людей. Совместный, вдохновенный труд такого бога с миллиардами жителей земли нашей, которые ему поверили и оценили его творческие устремления, превратят нашу землю в мощный созидательный симбиоз Творца и его питомцев, направленный на преодоления множества страданий на нашей планете, на достижение мира между народами. Такое толкование неизбежно приведет еще к единению науки и религии, что будет иметь огромное значение для человечества. И, кстати, все это созвучно с созданной иудаизмом системой - Бог, человек, разум.

-У нас, я думаю, будет время поговорить на эту тему, - забеспокоился Владимир. - А сейчас, нас зовут к столу.

Стол был плотно уставлен разного рода яствами, и винами, которые Аня и Владимир скрупулезно заблаговременно подобрали и заказали к этому дню. Каждому из них, независимо друг от друга, хотелось думать, что устраиваемая ими дружеская встреча окажется залогом их счастливого безоблачного будущего. Ими овладела потребность в каком-то жертвоприношении, для избавления на будущее от кошмара, подобного тому, который они недавно пережили. И отдавая дань своим друзьям, которые помогли и поддержали их в опасный, роковой момент, они находили в этом душевное успокоение, словно верующие в своей самозабвенной молитве обращенной к Всевышнему.

Солнце еще было довольно высоко, когда они после ресторана решили прокатиться в открытых вагончиках экскурсионной мини электрички по периметру центральной части выставки.

Они проехали мимо павильонов кавказских и среднеазиатских республик, электроники, космоса, магазина "Дегустация вин" и других достопримечательностей выставки.

Так прошел день проведенный ими в выставочном комплексе столицы. Он надолго оставил для Ани и Володи теплые воспоминания и надежду на неприкосновенность их благополучия в будущем.

Этот день вернул им душевное равновесие и уверенность в том, что беда миновала.

Серебряной свадьбы мираж

Один за другим сменялись годы, и каждый из них приносил новый опыт, свое богатство, свои радости, а иногда и огорчения. Каждый шаг в их жизни, стоил труда, знаний, опыта. Росли сыновья, и хотелось, чтобы их поступки оправдывали надежды взрослых. Значительной частью своей жизни считалась работа. В ней они испытывали тяжелую, мучительную, но счастливую радость творчества. Насколько хватало времени, старались быть в курсе политических, культурных, общественных событий. Постоянно удовлетворяли свою любознательность в области истории своей страны и мира. Высоко ценили красоту и щедрость природы, как источник здоровья и вдохновенья. Старались часто бывать с ней рядом. Любили ее и прививали эту любовь своим сыновьям.

Володя и Аня по по-прежнему любили друг друга. И это чувство подкреплялось растущими и крепнущими с каждым днем побегами любви к сыновьям, несмотря на постоянные огорчения в мелочах и крупном, которые являлись неизбежными спутниками их роста. До десяти - двенадцати лет они, как, это обычно бывает, часто болели. Когда у Алеши в первом классе были неожиданно обнаружены серьёзные дефекты зрения, Аня была сильно встревожена. Шутка сказать, под сомнением оказалась возможность старшего сына нормально учиться в школе. К каким только врачам они не обращались за помощью. А вслед за этим, после семейного отдыха на побережье Черного моря, Стасик заболел тяжелым астмическим бронхитом. По мере того, как дети взрослели, тревога вокруг их здоровья затихала. Алеше были подобраны очки, к которым он со временем привык и зрение стабилизировалось, а Стасик с возрастом постепенно выздоравливал. Бабушка Полина Давыдовна, несмотря на свою болезнь, во многом способствовала здоровью ребят. Но вскоре она умерла, и это в значительной степени усложнило жизнь в семье.

С подростковым возрастом, появились новые тревоги. Их окружение в школе, на улице, в спортклубе, пионерском лагере предлагало им прическу в виде длинной лохматой косы; жесткие, словно кровельное железо, джинсы с рваным дырами на коленях; громыхающий на всю мощь шейк, наркотики, курение. Попытка отвлечь их внимание и приобщить, к примеру, к классической музыке не имела успеха. Стасик заявил маме, что от классической музыки у него всегда болит живот, а Алеша считал, что она постепенно исчезнет, не выдержав соревнования с современной эстрадной музыкой. Но на спорт они охотно согласились и регулярно посещали секцию футбола на стадионе "Динамо".

Острый момент наступал в десятом, последнем классе школы, когда возникли серьёзные споры, чем заниматься в дальнейшем, какой работе или учебе отдать предпочтение. В это время родители обнаруживают, что скудные знания полученные в школе не могут, по их мнению, гарантировать поступление в высшую школу. Но и на этот раз, слава богу, их волнения были напрасны. Алеша, а затем и Стасик благополучно выдержали вступительные экзамены.

А дальше сладостные мечты и надежды родителей, - удачно женить и, наконец, дождаться внуков.

И вот наступил такой день.

Он стоял в застывшей позе у окна. Она прохаживалась туда и обратно вдоль комнаты, казалось, уже в сотый раз. Оба молчали. Им было сказано сидеть дома и ждать "хороших" новостей. Прошло уже больше часа.

Долгожданный телефонный звонок внезапно прорезал тревожную тишину. Трубка аппарата мгновенно оказалась в его руках.

- Бабушка Аня и дедушка Владимир, - вещал Стас, - приветствую вас от имени вашей внучки Леночки весом в три с половиной и ростом около полу метра. Ее Мамочка - в полном порядке.

- Повтори! - С облегчением выдохнул задыхающийся от нахлынувшей радости Владимир и мгновенно передал трубку оказавшейся рядом Анне. Она прислонила ее к правому уху и сжала обеими руками с такой силой, что казалось подаренное ей только - что счастье отныне останется вечным и незыблемым.

Спустя двадцать с лишним лет она получила то, о чем мечтала в первые годы своего замужества. Боже мой, - девочка, внучка... малиновый бантик на темноволосой головке..., нет, сиреневый, конечно ярко сиреневый на переливающихся светлыми бликами золотистых мягких и нежных, нежных кудряшках... Тщательно выглаженное платьице, короткое, совсем короткое... ножки беленькие, пухлые, пятки румяные... И вся она - радость, тепло и свет... Острое желание - сейчас, немедленно заполучить нежное тельце в свои руки и осторожно окунуть его в теплую воду. Потом, после купания, запеленать, уложить в кроватку и спеть на сон грядущий колыбельную песенку...

В голове целый сумбур новых ощущений и желаний. Аня долго ждала и готовилась к этому моменту, но не могла даже в самом приближенном виде представить насколько это счастье велико и многогранно. Она уже бабушка, вот в чем дело! Совсем другое восприятие, - готовое, без предшествующих проблем и забот, которые выпали на долю молодых родителей. Сразу, - получай, радуйся, люби. И расти уверенно. Ведь многое из всего этого уже было пройдено и изведано раньше.

- Ну что, старушка? А звучит, надо сказать, совсем неплохо. Вот ты уже и бабушка. Поздравляю.

Володя подошел к Анне вплотную, обнял, поцеловал и, посмотрев на часы, добавил:

- Сейчас шесть вечера. Твой самолет улетает через пятнадцать часов, а чемодан стоит раскрытый и еще пустой.

Анна уезжала в очередную командировку в Ташкент. Совещание по обмену опытом. Утром, обдумывая основные положения своего доклада, они казались ей очень важными и существенными. И знала она наперед, что они не будут приняты там на "ура". Слишком они кардинальны и, чтобы добиться хотя бы самого малого, потребуется пройти через шеренгу поверхностных и не очень грамотных возражений. При этом, нужно проявить адскую терпимость. Деловая ее жизнь, хотя и представляла для нее интерес, но в значительной степени ослабляла душевные силы, ее естественное устремление к простому семейному, человеческому счастью.

А сейчас вдруг оказалось, что маленькое, немощное еще существо одним лишь своим появлением на свет божий может по-иному расставить семейные ценности.

- Слушай, Влад, - Анна положила свою теплую, нежную руку на слегка тронутую сединой голову мужа, который нагнулся, чтобы закрыть уложенный чемодан, - " Дедушка", "бабушка" это тебе, милый мой, не просто слова. Крутиться придется нам с тобой и так, чтобы заслужить это почетное звание. Понял?

- Понял. А куда крутиться, в какую сторону?

Владимир выпрямился и увидел направленную на него веселую злорадную улыбку.

- Пока я буду лакомиться там фаршированным верблюдом у быстрой речушки с видом на горный хребет (такое вот нам обещали после совещания), ты тут развернешь бурную деятельность, и к моему приезду определишь, какую лучше всего купить нам детскую коляску. Побегай по магазинам и изучи этот вопрос.

Леночка росла веселой белокурой шалуньей с хитрой улыбкой и упрямым характером. Уложить ее спать было совсем не просто. Она каждый раз становилась в своей кроватке на ноги, и, держась за поручни одной ручкой, второй ухитрялась стаскивать с себя рубашечку и победоносным жестом смахивать ее на пол. Потом вскидывала искрящиеся глазенки на своего воспитателя с четким и явным выражением давала понять: " А я вот не хочу спать и не буду".

Совсем еще молодые родители учились только лишь на втором курсе института, постоянно находились в цейтноте и нуждались в помощи. И когда Леночка стала ходить, ее привозили на выходные дни к бабушке и дедушке, для которых это было великой наградой. А спустя некоторое время была нанята няня из фирмы "Заря" и внучка всю неделю находилась у них, а на выходные возвращалась к своим родителям.

Вечерами, после работы, все разговоры вертелись вокруг Леночки, ее успехов. Леночка сама стала кушать; любит, когда ей рассказывают или читают сказки; она стала говорить целыми фразами; Леночка забавно танцует под музыку; а как она восприняла купленное ей новое платьице в полоску, по много раз красуясь у зеркала... И так было до четырехлетнего возраста, пока ее родители учились в институте.

Однажды Аня поздно вернулась с партийного собрания и, снимая обувь у вешалки, сказала Владимиру:

- Целых два с половиной часа слушала невыносимо занудные речи о подготовке к избирательной кампании. Вертелась на своем месте, дремала. Потом взяла себя в руки и принялась, муж мой, за весьма полезное занятие.

- А именно?

- Задумалась и решила, в этом году отдыхать будем втроем, - я, ты и Леночка на Черном море.

- Спроси сначала согласия у ее родителей.

- Они нам только спасибо скажут. Насколько я знаю, они уже намылились ехать вдвоем на Валдай с друзьями - однокурсниками и там отметить окончание учебы в институте.

- Но спросить все равно нужно.

- А после моря, осенью, отгрохаем с тобой день рождения Леночки. Пять лет - это тебе не что ни будь. Считай, юбилейная дата. Родителям некогда, и мы все возьмем на себя. А потом отметим 24-ю пред серебряную свадьбу и начнем жизнь с тобой по-новому.

- Это еще, что такое? Не желаю по новому. Пусть как было.

- А это как раз, что называется, настоящий застой. Застой в семье - застой и в государстве. Ты этого хочешь?

- Что это ты загадками одними сегодня говоришь.

- В нашей с тобой лихорадочной жизни некогда остановится и задуматься. А тут сходила на собрание и, спасаясь от глупых, тошных дебатов, ушла в себя, все обдумала и рассчитала. Думаю, скоро нам и Алешка подкинет внука. Вот и пойдут наши с тобой будни по новому кругу. А пока что, - будет отдых на Черном море.

Остаток вечера прошел в воспоминаниях о тех прекрасных днях на юге, куда они часто приезжали вместе с детьми в очередной отпуск. В наступившей ночной тишине они сидели рядом допоздна за фотоальбомами. Давно они в них не заглядывали. Рассматривали одну фотографию за другой. Каждая из них восстанавливала в памяти самые замечательные, смешные, печальные, забавные случаи их пребывания на юге.

Одна из них доставила им особое удовольствия, и они вдоволь посмеялись.

Юг, за обеденным столиком в ресторане вся семейка. На столе одна только тарелка с пышной отбивной, и колоритным гарниром, где сидит Аня. А около Володи, Стасика, Алеши глубокие тарелки с... манной кашей. Мама с подчеркнутым удовольствием и издевательской, победоносной улыбкой подносит на вилке небольшой, и, чувствуется, аппетитный кусок мяса. Остальные с недовольными лицами и недоумением разглядывают содержимое своих тарелок, которое явно не сможет утолить их звериный аппетит после длительного купания в море.

Это была остроумно задуманная месть Ани после того, как Володя с Алешей, не предупредив мать, пустились в плавание по глубокому месту до Медвежьей горы.

- Не забуду, как Стасик канючил, - вспомнил Володя, - Мамочка, говорил он, а меня за что? А ты ему, - мальчики должны друг за друга отвечать.

- А как же, - энергично подчеркнула Аня, продолжая листать альбом, - сын с малых лет должен знать, что такое мужская солидарность.

В руках у Володи задержалась полюбившаяся ему фотография с Аниным силуэтом после купания на фоне заходящего над морем огромного солнечного диска. Он неоднократно пытался поймать подходящий момент для такого снимка. Но излишняя в этом случае взыскательность, стремление получить безупречный сюжет и высокое качество долго мешало ему остановиться на сколько ни будь удачной Аниной позе и подходящем пейзаже с солнечным закатом. Сложность еще была в том, что для получения естественного изображения, Аня не должна была знать о намерении Володи.

События давно минувших дней представали перед ними одно за другим в ярких волнующих красках. Однако, быть может, много ярче, им представлялось желанное предстоящее, - как они вместе с Леночкой выйдут на широкий солнечный берег и она первый раз в жизни увидит бушующую безграничную водную даль под ярким голубым небом. И, конечно, чертовски интересно будет, испугается ли она или радостно побежит навстречу могучей стихии, предлагающей человеку живительную прохладу и ласку набегающих волн!?

Аня вернулась из среднеазиатской командировки полная самых радостных впечатлений. Выглядела она бодрой, здоровой, жизнерадостной. Удалось по многим пунктам предложений уломать местное руководство. Многочисленные встречи со специалистами и, в заключении, прощальный пикник в живописнейшей долине на берегу горной реки с обильными угощениями от национальной средне азиатской кухни остались незабываемым свидетельством удивительной благожелательности и гостеприимства ради дела, удовольствия и простой дружбы.

- Ну-ка, дружище Владимир, открывай быстрей вот этот ящик, - радостно попросила Аня, с возвращением домой испытывающая заметное возбуждение, - Там лишь десятая доля того, что пытались мне всучить на дорогу. Еле отбилась.

За окном в столице стояла снежная, декабрьская, морозная зима, а на столе два огромных свеженьких, будто только что с плантации, арбуза и гора крупного, отборного винограда...

Возвратившаяся с дальней командировки хозяйка дома смотрела на разложенные фрукты и говорила:

- Муж, попробуй. Такая вкуснота может только присниться. Такого нет нигде в мире. Бывает только в Средней Азии.

Всем своим видом Аня излучала удовлетворение, радость и счастье от своей поездки.

А спустя два дня Анна совместно с другими сотрудниками института проходила обычную ежегодную диспансеризацию...

Слышно было, как ключ вошел в замок входной двери. Вошел до конца и медленно, неуверенно провернулся. Как - то отрешенно с тяжелым скрипом отворилась дверь. Неторопливые, нечеткие шаги в прихожей. В свисающей правой руке - шляпка. Шубка распахнута. Синий костюм, ладно сидящие на ногах черные полусапожки. Встала у входа в комнату, облокотилась, прислонила голову к косяку двери. На мгновенье - потупленный взгляд. Подняла голову. Милые, знакомые, крупные черты. На бледном лице - невеселая улыбка.

- Муж, не пугайся, - юг отменяется.

Остановилось сердце, застыла кровь.

- Знаешь, что мне сказали врачи? - слегка заметная дрожь в голосе. Влажная пелена в глазах собралась в две слезинки, полные какой-то беззащитной детской обиды и отчаяния.

Владимир замер. Стоял, молчал - слова застряли в горле.

А Аня после некоторого раздумья продолжала:

- Они, без всяких обиняков сказали: " Вы наша больная". Как они могли так прямо, с первого раза? А? Володя, скажи? Как?

А билеты на юг были уже закуплены. Год целый жила мечтой побывать с внучкой на море...

Двадцать с лишним лет прошло после первого звонка, известившего о том, что коварная страшная болезнь постоянно где - то рядом. Тогда чудом удалось избежать ее. А может быть и не чудом. Ей были противопоставлены молодость, лихость, безумие и она, болезнь, дрогнула, не посмела, отступила. Думалось, что насовсем. Но, оказывается, - нет. Теперь, спустя столько времени, она опять готова в любую минуту обрушиться своей смертельной угрозой на беззащитного человека, которого медицина пока - что не может спасти.

Что можно сделать сейчас? Задавал себе вопрос Владимир. Заключение получено от весьма авторитетного профессора. Опять пренебречь им? На этот раз он сразу почувствовал, что Аня ему не союзник. Он вдруг понял страшную истину. В таком возрасте никто не вправе распоряжаться жизнью другого человека. Будь он тебе самым близким, самим любимым, самим дорогим. Страшно подумать о том, что пораженный болезнью человек должен сам, несмотря на свою немощность, наедине с самим собой обдумать и потом самостоятельно распорядится своей судьбой. Это обстоятельство особенно трагично для больного обладающего мужеством терпеть, молчать, не ставить в затруднительное положение преданного ему человека, который, если что, всю жизнь будет раскаиваться в том, что его совет привел к роковым последствиям.

Аня проходила вначале клинические обследования и курсы лечения, которые действовали на нее довольно изнуряюще.

Несмотря на ее болезнь, они продолжали давнюю их традицию выезжать в свободное от работы время на прогулку в загородный лес.

Поселок Опалиха. Всего в тридцати минутах от Москвы. Просторная зеленая поляна в лесу с единственной сосной в центре была излюбленным местом для Ани и Володи. Там был простор для игры на зеленой, густой траве. В жаркую погоду можно было отдохнуть в густой тени под широко раскинутыми хвойными ветвями.

Как-то за полгода до страшного известия о ее болезни они затеяли здесь игру в... футбол. Эта идея возникла в споре во время прогулки по лесу. Анька, как это бывало неоднократно, горячо доказывала, что в любом деле женщина может дать фору мужчине. Володя предложил футбол. Она согласилась. Они всегда брали с собой в лес волейбольный мяч, и на этот раз он был использован, как футбольный.

Тогда в разгаре игры он поскользнулся и упал. Возникла опасность, что Анька забьет гол в его "ворота". Ему удалось быстро вскочить на ноги, забежать вперед, и, преградив ей путь, широко, свободно сомкнуть руки в кольцо вокруг своего противника, - яростного, потного, разгоряченного зверёныша с горящими от азарта и негодования глазами, готовыми поразить его на повал из глубины свисающего над ними буйным хохолком. Пока он запыхавшийся твердил, что со столь очаровательной особой футбол может быть лишь только футболом с поцелуями, она, отчаянно протестуя, беспомощно колотила его в грудь со сжатыми до бледности в пальцах кулаками. В его власти оказалась буйная, непокорная любовь и кровь его все больше закипала безумной, счастливой страстью.

Тогда энергия, задор, пульс жизни еще бил ключом, хотя обоим было уже без малого шестьдесят ...

А потом, всего лишь через полгода...

Здесь, у любимой сосны посреди небольшой солнечной поляны они отдыхали после игры в бадминтон. Это была одна из последних поездок загород. Он уже знал всю суровую правду от врачей. А она? Надеялась и говорила, что пока она чувствует себя еще не важно. После нескольких сеансов химиотерапии ей уже было тяжело играть. Временами останавливалась и не надолго прикладывала руку к правому боку. Он решил не отказывать ей ни в чем, - она сама попросила поиграть. Может быть, чтобы подбодрить ее и себя. Каждое ее удачное движение порождало в нем надежду на то, что врачи ошибаются. Он смотрел на это румяное лицо и алые губы, на живые, умные глаза, из глубины которых сквозь еле заметную пелену печали по прежнему светила ему жгучая, неспокойная, безмерно счастливая заря, - и не мог, никак не мог, заставить свое сердце поверить, что впереди, - роковой исход. Временами, оставаясь наедине с собой, со своими горькими мыслями, он до крови сдавливал челюсти и сквозь зубы цедил: " Не быть тому! Такое совсем исчезнуть не может и не должно! Великий создатель не в состоянии поднять руку на собственное неповторимое детище. Не может! Иначе..., - фатальное крушение веры в жизнь, ее красоту, смысл и, да простят меня люди на этой земле, полный провал веры в существовании Благосклонного, Всемогущего бога на небесах!"

В чем только надежда на ее выздоровление не толкала его искать свое подтверждение. Сколько раз он загадывал. Едет он в автобусе мимо театральных афиш. Мелькают названия театральных представлений, кинофильмов. И словно наваждение: "Потухшие зори", "Над пропастью", " Крах вселенной". Володя вздрагивал, ладонью закрывал глаза... Но проходило немного времени, и надежда вновь оживала.

Лежали они рядом в тени раскидистой нестройной, одинокой сосны и смотрели сквозь ее ветви в голубое небо. Протянувшиеся в разные стороны длинные толстые стволы светились позолоченной корой. Даже, когда солнце скрывалось за облаками, они отдавали благородством своей позолоты.

Вот и сейчас рядом с Аней у сосны он опять принялся за свое. Он обратил свой взгляд на начало одной ветви, кора которой особенно поражала своей яркостью.

" Не нужно больше загадывать. Хватит! Думай о другом!"

Назойливое желание подтвердить свою веру в благополучный исход упорно сверлило мозг, лишало покоя. Но риск может не оправдаться и тогда, - отчаяние и страх могут совсем выбить его из колеи. С диким усилием удерживает свой взгляд в начале ветки. Ему хочется видеть, куда дальше она устремилась, - ввысь к свету или печально склонилась к земле. Ощущение, словно стоит у края пропасти, и загадочная сила увлекает его сделать шаг в сторону черной бездны.

И вдруг Анин голос.

- Смотри, какой светлый и теплый над нами шатёр. Сколько веток и все устремились в разные стороны. Интересно, почему сосна не выросла стройной?

- Не знаю. Видимо, порода такая.

- А я знаю. В стройной сосне одна только судьба, одна жизнь. Пусть блистательная, счастливая, но одна. А вот в этой, - сколько веток, столько судеб.

- Ты о чем? - встревожился он.

- Смотри сюда, там смелый, дальний вылет и дружное устремление иголок ввысь. А вот с другой стороны...

В длинных овалах глаз голубые зрачки, словно два драгоценных камня, медленно и прерывисто уходили вправо, обозначая свой путь звездными вспышками. Не спеша подняла руку вверх к другому стволу. В плавной, спокойной гармонии от плеча к тонким, нежным пальцам таилась бездна женственности, обаяния и выразительности.

- Рядом, - совсем другое. Сколько скорби под грузом жизненных невзгод в согнутой ветке?! А приспущенные в глубокой печали хвойные окончания?! - продолжала она, постепенно извлекая из памяти нужные слова.

Пытаясь скрыть нарастающую в сердце боль, Володя энергично встал, и поспешил прервать Аню.

- Если хочешь, тут и о нас с тобой. Смотри на эту пару. Одна из них прямолинейно уходит к синему небу, а вторая увивается вокруг нее и тоже тянется за ней к свету.

Он наклоняется к жене, берет ее за руки, нежно их целует и бережно ставит ее на ноги. В страхе выдать свои чувства он находит выход. Повернулся к ней спиной и произнес:

- Между прочим, куда подевался наш волан?

Медленно шагает он по траве к месту, где находится волан, не спеша, поднимает его и, убедившись, что способен держать себя в руках, идет обратно ей навстречу.

На миг посмотрел ей в глаза и прочитал в свой адрес:

"Друг мой, если бы ты знал, как мне тяжело. Тебе, однако, не легче. Я очень и очень устала молчать. Боже, как я устала!? А сказать, что нужно, не могу. Хоть на минутку склонить бы голову к тебе на плечи, выплакаться, зарыдать... Но, увы, нельзя! Сам знаешь, что нельзя! Жизнь раньше времени погаснет. Как же, если ты останешься без меня!? Об этом мне бы нужно..."

День рождения Леночки. Пять лет ей исполнилось. Не суждено было осуществиться счастью сполна. Аня не в силах была взять на себя всю заботу и провести этот праздник по- своему, ярко и красочно, как мечтала.

Стоя у зеркала, она приводит в порядок свою прическу, которая еще не совсем потеряла своего очарования, хотя признаки разрушительного действия лечебных процедур уже проглядываются. С острой жалостью в груди Володя наблюдает за ней. Он был готов, в случае, если Аня об этом заговорит, сказать несколько утешительных слов о том, что, это не беда, со временем, мол, все восстановится. Но Аня продолжала делать свое дело, не проронив ни слова.

После некоторого раздумья, она выбрала светлое салатного цвета длинное платье с оригинальным вырезом на груди, прикрыв шею и грудь легким шелковым платочком, завязанным впереди малым узелком с торчащими в разные стороны концами. Молочного цвета туфли гармонично заканчивали нарядность свисающего к ним слегка расклешенного внизу платья.

Приехав к сыну, Аня сидела за столом, рядом с Владимиром, а Леночка непрерывно носилась по квартире, и предлагала бабушке посмотреть и поделится с ней по поводу новых игрушек, показать рисунки, которые она нарисовала, познакомить со своими друзьями, приглашенными сегодня на день ее рождения.

- Бабуленька, - шепотом спросила Леночка прильнув к бабушке, - а ты не забудешь через год взять меня с собой на море. У Таньки очень много красивых ракушек. А у меня нет, ни одной.

- Конечно, девочка моя, не забуду. Но почему ты говоришь со мной шепотом? - Аня обнимает ее и надолго замирает в поцелуе.

Леночка тем временем скашивает свои глазки в сторону своих родителей и тихонько ей на ухо отвечает:

- Мама с папой просили меня о море ничего тебе не говорить, и я обещала. Но мне, бабуленька, только хочется знать, когда поедем и больше ночегошеньки, ничегошеньки... Честное, честное слово.

В руках у Ани кудрявая светло-русая головка внучки. Они заглядывают друг другу в глаза. В одних - страх и мольба за будущее маленького родного существа, встречающего жизнь с такой бурной, ничего не подозревающей радостью, в других - недоумение и настороженность при первой в жизни встрече с глубокой печалью.

В уставшем взгляде Ани мелькнул неожиданный замысел:

- Давай-ка, Леночка, ландыш ты мой, устроим хоровод. Давай? Зови-ка всех на круг.

Держали друг друга за руки, и хором пели, а Леночка стояла в центре круга, заливалась звонким смехом и вся сияла бликами светлого счастья и радости:

Как на Ленины именины,

Испекли каравай,

Вот такой ширины,

Вот такой вышины,

Вот такой ужины.

Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай.

На последних словах круг расширялся, и пораженная игрой Леночка с приоткрытым от удивления ртом и восторженными округленными глазками застывала в нерешительности перед предложенным ей выбором.

Анна смотрела на растерявшуюся внучку свою и думала о том, что примерно так складывается жизнь человека, когда в окружающем непрерывном коловороте нужно решительно делать правильный выбор. И кто его знает, какой из них, на самом деле, может привести к счастью, удаче, благополучию? ...

За два дня до серебряной свадьбы не стало Ани. Ушла мужественно, спокойно, мудро. Так, как она жила.

Большое кладбище на окраине города. У последнего пристанища родственники, друзья, знакомые, сослуживцы.

Владимир нагнулся, взял пригоршню земли в руки, выпрямился, немного постоял неподвижно. Справа от себя он услышал слова рядом стоящего человека, которые прозвучали тихо, неторопливо, печально:

- Владимир, дорогой, считай, тебе в жизни здорово повезло. Ты - счастливейший человек.

Протянув вперед руку, Володя разжал свой кулак. Пригоршня земли ушла в свободный полет к только что ушедшей из жизни любимой женщине в знак благодарности, что четверть века она была рядом с ним, - счастливейшим на земле человеком...

Зовущее жить

Хозяйка пожелала приятного отдыха, объяснила, где что находится, сказала, что едет к мужу в соседнюю деревню на два дня, попрощалась и закрыла за собой дверь. Как раз два дня его и устраивало. Владимир завернул в этот приморский городок по дороге, возвращаясь из командировки домой.

Минуту назад стоял перед ним человек, нужно было поддерживать разговор, и он делал над собой огромное усилие, чтобы собраться с мыслями, разбежавшимися по всей его прошедшей жизни. Но вот он опять один. Усталый от дороги прилег на кровать, и отступившее на короткое время горе, вернулось и нахлынуло на него с новой силой, повергло в полубред, полусон. Думы становились неподвластны ему, текли непрерывно, помимо его воли, словно серый бесконечный поток осенних туч, уносящий с собой всякую надежду на просвет.

Цветы на подоконнике, старенький телевизор в углу, холодильник, стол, потертый ковер на стене, фотографии в рамках под стеклом. На полу серая дорожка, давно некрашеная дверь, старый шкаф со скрипучими дверками, - на всем печать невысокого достатка и неопрятности.

На исходе душный знойный день. За окном - неухоженный двор, гаражи. На крыше одного из них, в тени растущего рядом дерева, сидят ребятишки. Дети о чем - то громко и отчаянно спорят. Все вокруг кажется бессмысленным, нелепым, даже этот ребячий спор. Полулёжа на кровати, закрыл глаза. Жара невыносимая. Хорошо бы попить. Хозяйка велела поливать цветы. Не забыть бы. Цветы... Разве это цветы!? Аня любила гвоздики. Только гвоздики и только красные, розовые. Странно. А ведь ее цвет - синий, голубой. Она говорила, - гвоздика дольше всех сохраняет свежесть. О небо, какая жара! Дышать нечем... Встать, пройтись? Может на улице с моря ветерок? Хватит ли сил? И потом, - дело уже к вечеру. Спать, поспать бы... Как медленно тянется время? Сон, сон! Он укорачивает время. В нем спасение. Но его нет и нет. Пройденное, пережитое вновь и вновь возникает во всех подробностях, шириться, углубляется...

Еще одна попытка уснуть. Куда то уходит день, свет, совсем другие голоса, прохладный воздух, запах травы, цветов, ласковое солнце. Загородная дача. Кто там? Неужели? Невозможно поверить! Сердце, сердце замирает... Аня, она. Боже, какая радость! Да, да, конечно! Вот же она, Анька! Радость, то какая!? Сердце как бьется. Сейчас выскочит из груди. Зеленая поляна залита ярким солнечным светом. Стройные березки вокруг. Вот же она, Анечка, спускается с крыльца в сад. Осторожно и нежно ноги ее перебирают ступеньку за ступенькой. Я вижу и любуюсь ими... На ней аккуратненький передничек, облегающий высокую грудь.

" Папа, дети, прошу, обед готов!" Это же ее голос, ее улыбка, ее походка!? Сейчас подойду к ней. Возьму ее за плечи. Загляну в глаза, увижу свет, тепло, любовь... Собраться бы с силами. Жара, сил нет никаких. Весь мокрый. Глаза слиплись. Напрягись - же! Еще немного! Ну!!!

С невероятным усилием открывает наполовину пудовые веки и перед глазами... свисающая с потолка выгоревшая, с длиной бахромой, пыльная матерчатая люстра, на которую он раньше не обращал внимания. "Где я? Что со мной?"

Зачем он приехал сюда? Для чего? Какая сила позвала его на этот курорт, где он совсем один, наедине со своим горем и мучительными воспоминаниями? Ведь каждая улица, каждый камень этого южного города напоминает о потерянном навсегда счастливом времени, пригибает к земле, загоняет в смертельный тупик! Не нужно было этого делать. Лучше было бы вернуться после командировки прямо домой. Там можно быть на людях, невольно слушать их и говорить с ними, притупляя таким образом душевную боль.

На самом деле, он жаждал этих мук, как искупление вины. Вины в том, что его жизнь продолжается. И вместе с тем, словно человек, на котором загорелась одежда, он отчаянно метался с места на место в инстинктивной попытке сбить на ходу огонь, безжалостно поглощающий жизненные силы, не зная, как и каким образом смирить чувство вины с необходимостью жить.

Что его привело сюда? Как он оказался здесь, в этом убогом помещении, на старой скрипучей кровати с раздражающими чужими запахами? Чего он ждал? На что надеялся? Может, надеялся обрести немного тепла и радости в радушных воспоминаниях, чтобы хотя бы чуть - чуть растопить смертельный холод души, скованной в беспощадных тисках черного траура...

Этот южный, знакомый ему солнечный городок в окружении всех семи чудес света. Широким полукругом раскинулась голубая бухта с многочисленными на берегу пляжами, причалами, ресторанами, кафетериями, кинотеатрами и прочими заведениями для отдыха и развлечения приезжей публики. Пляжи, обласканные теплыми прозрачными волнами, большую часть дневного времени освещаются здесь солнцем со стороны залива. Зеркальная водная гладь отражает в удивительном сочетании морских и небесных красок демоническую красоту мира.

Словно озорные дети носятся в голубом просторе веселые летние облачка, играя солнечными лучами и, любуясь, как от этого ежеминутно меняются цвета и оттенки земного и морского ландшафта.

В предвечерний час у пирса, в прозрачной глубине моря проходят мимо целые косяки мальков, поблескивая своими серебристыми спинками. Один за другим они тянутся с интервалом в несколько минут и по одному и тому же пути, словно начертанному никому неведомым разумным существом.

А воздух..., целебный воздух с моря и гор! С первого его глотка человек словно рождается вновь. Возрастает зоркость взгляда, четкость мысли, изящней становится человек.

В противоположной от моря стороне, за амфитеатром города, - величественные контуры далеких горных вершин - главного Кавказского хребта. Отроги гор спускаются вниз к морю. Когда море штормит, пляжи пустуют, а солнце, как ни в чём не бывало, светит и греет. Поход за город, к отрогам гор, открывает совершенно иной мир, другое представление о нашей планете. Могучие хвойные леса растут на скалистых породах узких глубоких ущелий, возвышенностей, и плоскогорий. Нередко можно видеть, как на вертикальном, скалистом обрыве стройная, высокая сосна впивается многочисленными своими корнями в щели монолитной каменистой глыбы. Еще больше поражает и изумляет эта картина при мысли о том, что там, где человек с первого взгляда и не предполагает, что в недрах мертвых скал могут быть питательные соки, удивительное по своей красе растение обнаруживает их и питается ими.

А чего стоит оказаться на гребне отрога гор и обратить свое внимание на соседнюю возвышенность. На дне глубочайшей между ними пропасти - замысловатая нитка горной речушки. А дальше, приподнятый к зрителю, как бы для лучшего обозрения, залитый солнечными лучами гигантский склон соседнего гребня с лесным массивом и огромным полем, покрытым зелеными травами, кустарниками и горными цветами. Великолепие, мощь и красота захватывает дух и приводит в шоковое состояние.

Несколько лет тому назад они вдвоем приезжали сюда в отпуск и жадно ловили каждую минуту, чтобы насладится красотами этого уникального, неповторимого уголка Земли. Это были дни, когда каждый из них испытывал неописуемый восторг от увиденного и острое желание поделиться своими впечатлениями. Каждый новый день не был похож на предыдущий. Он приносил им новые радости, наслаждения, открытия.

Отпуск в этих краях был для них большим праздником, заслуженно дарованным им за месяцы упорного труда. Шагая рядом с ней по шумному приморскому бульвару, Владимир чувствовал, как возбужденно бьется ее сердце, а в унисон, но реже, его. И это напоминало ему воскресный перезвон двух колоколов в светлый праздничный день, целиком завладевающий всем окружающим пространством, когда упругие, низкие тона одного из них бережно несут на себе легкие, звонкие переливы другого, превращая окружающий мир в библейскую легенду...

Пока бальзам воспоминаний омывал светлой волной измученное сердце, где - то там, в солнечном сплетении, вновь и вновь накапливалась горечь. И слезы внезапно вырывались наружу, безжалостно возвращая его к своей трагедии. Они нещадно подавляли остаток его жизненных сил. В них звучала жгучая обида и безнадежность. И каждый раз ему казалось, что вот сейчас, наконец-то, этот приступ унесет с собой последнее дыхание его жизни и покончит с его невыносимыми страданиями.

Но, увы! К счастью или несчастью, когда горе человеческое слишком велико, душа не в силах слишком долго, непрерывно его нести. Усталость валила его с ног, и временами он впадал минут на пять - десять в иступленный транс. Очнувшись и мобилизовав остаток своей воли, он стремился к действию, пытался чем ни будь занять себя. На людях старался из последних сил быть собранным. Со стороны глядя, трудно было даже сказать, что его внутренний мир подавлен, надломлен.

На следующее утро Владимир медленно, не торопясь, разобрал свой чемодан, немного убрал в комнате, вышел во двор.

На город, со стороны моря, набегали темно серые облака. Они далеко вытягивались в длину. Местами между ними обнажалось небо. Через разрывы в быстро мчащихся облаках солнечный свет падал на землю. И со стороны моря можно было видеть, как по амфитеатру города перемещаются солнечное освещение, выхватывая отдельные места его улиц, домов и площадей. Временами моросил мелкий дождь, стояла влажная духота

В дальнем углу двора под навесом на крыльце сидела девчонка лет двенадцати. Короткий ситцевый сарафан свободно висел на ее худенькой нескладной фигуре. Видно она недавно приехала, - совсем еще беленькие непропорционально длинные руки и ноги. Скучный безразличный взгляд сквозь ниспадающий на лоб чубчик светло русых волос. В руке держит длинную палку, и время от времени постукивает ею по деревянным перилам. Поднятая к Володе склонённая набок головка и умные серые глазки выражали непритворное детское любопытство.

"Надо поговорить с ней, - подумал он. - Но о чем? Что общего у меня с ней? Она может испугаться от одного вида моего. В силах ли я хотя бы улыбнутся ей или пошутить?"

Хорошо бы затеять хоть какой ни будь разговор. Тем более с ребенком, душа которого, словно чистый лист с одними лишь солнечными напутствиями от бога на счастливую жизнь.

- Скучаешь? А друзья твои где? - Володя испугался своего хриплого отрешенного голоса.

- Я только вчера приехала с мамой. Ни с кем еще не успела познакомиться. А вы здесь отдыхаете? - охотно отозвалась она. Видимо, не прочь была развеять скуку.

- Да, тоже приехал отдохнуть. Как зовут то тебя?

- Соничка, - и тут же поправилась, - Соня.

- Море любишь?

- Я первый раз.

- Полюбишь. Море прекрасно. Плавать то умеешь?

- Я занимаюсь в секции плавания и бадминтона тоже.

- А ракетки у тебя есть?

- Есть, - оживленно кивнула она головой.

- Ну что ж, тогда поиграем, как ни будь.

- А что, сыграем, - в глазах вспыхнули огоньки. И далее скороговоркой, - Мы с папой играем. А потом он садится писать свою книгу. Он писатель. Остался в Саратове. С нами не поехал. Ему надо успеть сдать книгу в издательство.

- Вот какой у тебя папа!

Чуть было не поинтересовался, какие книги папа уже написал, но на всякий случай воздержался от этого вопроса.

Из ближайшего окна выглянула мама.

- Соничка, иди домой, девочка.

- Я сейчас, мама.

- Пойду к морю, - произнес Володя, поняв, что разговора больше не будет.

- Дождь ведь, дяденька.

- Ничего, дождик то иногда и теплый. Поздороваюсь с морем. Давно не видел.

- Постойте, а вы ведь не сказали мне, как вас звать.

- Зови меня "дядя Володя". Идет?

- Идет. - Соничка долго смотрела ему вслед

Он медленно поволок свое усталое тело к широко открытым воротам. Вышел на улицу и повернул в сторону моря.

Было многолюдно у магазинов, ресторанов, киосков. Погода не позволяла купаться и загорать. Володя пробивался сквозь сутолоку отдыхающего люда, жадно набрасывающихся на атрибуты южного курорта - знаменитые чебуреки, хачапури, форель кавказскую, вина грузинские - "Ркацители", "Псоу", "Твиши". Множество ларьков торгуют музыкальной продукцией, и вокруг них громко с заезженных лент раздается музыка Высоцкого, Токарева, Робертино Лорети.

Почему Соничка так пристально разглядывала его. Неужели выдает внешний вид. Из сочувствия? Вряд ли. Дети нечувствительны к чужому горю.

Кружилась голова. Пошатывало. Окружающее воспринималось, как нечто находящееся за пределами его жизни. Тротуар казался уходящим назад из-под его ног.

Бадминтон. Аня любила эту игру. Играли они не по правилам. Без сетки. Достаточно было удовольствия от простых, прямых перепалок. Она охотно соглашалась играть, но только в том случае, если партнер подавал волан так, чтобы ей почти не приходилось сдвигаться с места. Если же это не получалось, то в ход шел милый дамский каприз, - дескать, он играть не умеет или не хочет.

Незаметно для себя он спустился к полупустому пляжу. Море бушевало и, казалось, без всяких на то причин. Умеренные порывы ветра, временами небольшой дождь, мчащиеся высоко в небе тучи не могли быть прямой причиной бурного поведения морской стихии.

Володя подошел вплотную к воде. Накаты волн заливали значительную площадь береговой полосы пляжа. Шум прибоя то нарастал, превращаясь в рёв рвущегося вперед дикого зверя, то откатывал назад со вздохом облегчения. Так, наверно, будет всю ночь, а к утру на удивление всё может утихнуть до полного штиля...

...К морю, они с Аней спускались обычно ранним утром. Солнце только появлялось из-за гор. Его лучи дарили миру умеренное тепло, и несли с собой расслабляющее блаженство для души и тела. В этот час море выглядело так, будто оно за ночь вернуло себе безоблачный, беззаботный младенческий возраст с трогательной поступью медленно просыпающихся волн и невинной игрой прозрачно голубых глубин. Как бы впервые в своей жизни, совершали они робкие шаги, лаская прибрежные песчинки нежным лепетом тысячи тончайших колокольчиков.

После первого купания Аня, не выходя на берег, взбиралась на одинокую скалистую глыбу, возвышавшуюся над поверхностью воды. Она садилась на плоскую часть ее, руками обнимала круглые сомкнутые вместе колени и свешивала над краем нетронутые временем пальцы ног. Они, словно несмышленые братья - зверюшки, выстраивались в ряд своими светлыми перламутровыми ноготками на румяно-молочных подушечках.

Серебристая морская даль, протянувшаяся до самого горизонта и незаметно переходящая в чистый, ярко голубой небосвод; гряда гор, затянутая утренней дымкой с приветливым багряным солнцем над ней и... женщина - чаровница с обращенными к дневному светилу огромных опущенных век и благодарной улыбки пухлых, румяных губ... Кто знает, может быть, в этом взаимном безмолвии тот самый таинственный миг общения матери-природы со своим высшим творением!? Общения на пути к совершенству.

Аня сидела с поднятой головой и закрытыми глазами лицом к солнцу, в окружении лазурной морской дали и далеких заснеженных горных вершин. Темные густые волосы крупными локонами рассеяны были на бронзе загорелых плеч. После длительного купания она целиком отдавалась ласковому теплу раннего солнца. А Владимир, испытывая нечто вроде чувства ревности, при виде ее, обласканной множеством хрустально-прозрачных капель морской воды рассеянных по всему телу. Одна за другой они нехотя скатывались вниз, цепляясь за малейшую возможность продлить свою волнующую близость с нежным женским телом.

Даже могучая морская стихия застывала в изумлении от этой картины, собрав всю свою титаническую волю, чтобы умерить свой пыл и сменить бурную страсть на нежность и ласку, - на то, что больше всего на свете ценила обитательница одинокой скалы.

Каждая из набегающих волн приносила свою долю прохлады и свежести, огибала подножье Аниной скалы, трепетно заключала ее в свои объятия, на мгновенье замирала в восторге, откатывала назад и вновь повторяла все сначала под вечно журчащий любовный шёпот...

Светлые воспоминания. Они всегда с нами, как неотъемлемая ценность жизни. Это нажитый капитал радости, счастья, успехов.

Он долго бродил по берегу моря и городским улицам. К полуночи он вернулся на свою двухдневную квартиру. От усталости и душевного истощения повалился на кровать, потеряв власть над собой.

За открытым окном глубокая ночь. В безграничной, бездонной темени далекий таинственный звездный мир. Нескончаемый, монотонный ритм могучего морского прибоя не затихал ни на минуту. Вал за валом, грозный грохот. Он угрожает всей вселенной, всему человечеству. Накат, еще накат - зловещий, неотвратимый. Не достигая цели, ворчливо откатывает назад. За долю минуты набирает силу и вновь со звериной яростью наступает на человеческую обитель, пытаясь ее смыть в бурлящую пучину моря. И так минута за минутой, час за часом, без всякой надежды на то, что сила этого чудовища, наконец, иссякнет и наступит покой и тишина.

Ему начинает казаться, что бурлящая, злонамеренная пена грозного прибоя, возникающая там, на берегу, докатывается до него, встает на дыбы и разворачивает перед ним, врезавшиеся глубоко в память, последние Анины часы...

...Аня уже не может долго быть в одном и том же положении Она то ложится, то садится, свесив ноги с дивана. Володя тут же оказывается рядом. Со скрытым внутренним беззвучным рыданием старается говорить ровно. Ему кажется, еще немного и он сойдет с ума.

- Не нужно, страдалица моя, ставить голые ноги на пол, - говорит он дрожащим в слезах голосом, - простудишься. Я тебе сейчас подложу подушечку.

Бережно по очереди, словно хрупкое сокровище, берет в свои руки каждую из них, - белоснежную, теплую. Трепетно, как святыню, покрывает поцелуями и ставит на лежащую на полу подушечку. И, как бывало раньше, и всегда, даже сейчас, в эту роковую минуту, его одолевает таинственная, необъяснимая их магнетическая притягательность.

Сколько было счастливейших, безмолвных ночей, когда эти крохотные ножки, усталые, после непосильных дневных трудов и забот на работе и дома, сомкнувшись вместе, тихие, словно два голубя, нежно прислонялись к нему своим чарующим теплом и взрывали в нем бурную, ненасытную страсть!

Черное невидимое чудище повисло над ними, фатальный неодолимый монстр. В его сатанинском намерении ни капли милосердия. Уничтожить! И не просто убить! Но и насладиться тем, как медленно, мучительно, шаг за шагом будет сокрушены, раздавлены и, наконец, уничтожены красота, ум, безграничное очарование. Все, что накапливалось, совершенствовалось веками, чтобы воплотиться в этом дивном существе и озарять окружающую жизнь высоким содержанием.

С каждым днем красота угасает. Злая судьба не дремлет. Вслед за главным злом, словно свора собак на беззащитную жертву, устремляются и побочные, случайные беды. И действо их чудовищно, изощренно. От сомнительного лекарства пухнут ноги, руки. Надо же случиться даже такому, - заблудившаяся пчела залетает в комнату через форточку. Укус и заплывают ее чудные глаза, губы. Каждое движение, даже вздох - нестерпимые страдания.

Но Анька не сдается. Как ни тяжело, сквозь боль, горе, печаль верит, надеется, пытается даже шутить.

Первый раз теряет она сознание. Володя опускается на колени, кладет голову ей на грудь и дает волю накопившимся горьким слезам. То, что он услышал в следующий момент, приводит его в содрогание.

- Приветик, - очнувшись, произносят в неземной улыбке измученные ее уста...

А судьба-монстр, услышав это, приходит в ярость и Аня начинает задыхаться в том, что съела минуту назад. И это при ее природной чистоплотности!

Однако по-прежнему не сдается и в минуту, когда наступает передышка, чтобы не думать об ее постигших ужасах, предлагает:

- Давай, Володька, сыграем в карты что ли!?

Они играют. По выражению ее лица Володя видит, какую титаническую волю она проявляет, чтобы сосредоточится на игре, и забыть о своих муках. Он изображает азарт, чтобы показать, что ее состояние не вызывает особых у него опасений. Но она вынуждена бросить игру, - все повторяется и она бледная, слабая говорит:

- Попробую клизму, - говорит она обречено и вслед за этим настойчиво, - Но я сама!

- Как же ты сама? - Слезы застыли в его глазах, задрожали губы.

- Я сказала - сама! Выйди!

Противостоять такой решимости невозможно было. Он приготавливает все необходимое и выходит из комнаты, оставляя дверь чуть приоткрытой. Он наблюдает, как она с невероятным трудом принимает удобную для себя позу, и... остается потрясенный сохранившейся еще красотой и пластичностью ее тела.

Проходят дни, и Аня угасает... Ночами Володя, сидя рядом в кресле, дремлет и прислушивается к каждому шороху. После нескольких полу бессонных ночей он в изнеможении засыпает под утро. Проснувшись, смотрит в сторону Ани и цепенеет... Что это!? Даже смерть дрогнула и отступила! Произошло чудо! Перед ним Анька в глубоком сне. Опухоль спала почти совсем. Тело обрело прежние формы. Милые неотразимые черты обрамляют родное, похудевшее лицо. Большие с тонкими синими прожилками веки покрывают глаза. Сомкнутые в глубоком спокойствии и смирении губы.

Внезапно вспыхнула надежда, сумасшедшая минутная надежда. А вдруг! Бывает ведь такое чудо... Да, да бывает!

Володя вспоминает рассказы врачей, с которыми ему приходилось совместно работать...

Но, увы... Анька уходит...

А красота... ее красота! Она оказалась сильнее чудовищной злой силы! Она победила! Оказалось невозможным ее уничтожить. Володя становится на колени, и опавшим, измученным голосом с болью и ужасом говорит своей жене:

- Аня, Анечка, родная! Слышишь? Я боготворю тебя. Ты слышишь меня?

И в ответ сквозь закрытые длинные ресницы с трудом пробивается прозрачная голубая слезинка и медленно, медленно катится по щеке вниз...

Звон, колокольный звон. Упругие волны его одна за другой охватывает окружающее пространство, леденят душу. Они будят, тревожат, зовут. С каждым ударом все больше сжимается грудь, перехватывает дыхание, исчезают остатки тепла, света, воздуха.

Последнее, отчаянное усилие избавиться от навалившегося на него кошмара и он, словно вырвавшись из пасти лютого зверя, жадно хватает спасительный глоток воздуха, и просыпается.

Утренний свет и тепло мирно проникают в открытое окно. Громко и часто бьется сердце, высоко вздымается грудь.

Со двора доносятся мерный металлический звон. Полежал немного, успокоился. Часы показывали начало одиннадцатого. Приподнялся в кровати и выглянул в окно.

В конце двора Соничка, расставив широко свои ножки - спички, с подчеркнутым упрямством ударяет длинным железным прутом по висящему у гаража рельсу. Прут явно ей не по плечу. С каждым ударом она теряет устойчивость и с трудом удерживается на ногах. Длинные, прямые, золотые волосы каждый раз легко взлетают вверх и падают на лицо. Резким движением головы она сбрасывает их назад.

" Что это с ней?"

Губы вытянулись в тоненькую нить и крепко сжаты. В глазках настойчивая одержимость.

Вдруг рывком повернула голову в его сторону, на секунду остановилась. На ее восково-белых, еще не успевших загореть щечках, вспыхнул румянец. Кинула прут на землю и стремглав бросилась к своему подъезду. Подол ее легкого, сверкающего белизной аккуратно отглаженного, расписанного голубыми цветами, платьица, развивался расклёшенной частью вокруг ее длинных ножек.

" Неужели испугалась меня? Я ведь не собирался делать ей какое либо замечание".

Володя медленно и бесцельно свесил ноги с кровати и так просидел несколько минут.

Вдруг под окном раздался звонкий голосок Сонички.

- Дядя Володя, вы ведь обещали сыграть со мной в бадминтон?!

Он выглянул в окно. Соничка обнимала вытянутой вперед правой рукой ствол эвкалиптового дерева. Упираясь ногами в его основание, она кокетливо наклонила туловище и свесила свою голову. Сквозь копну повисших волос, прикрывавших часть лица, светился ее вопрошающий взор.

- Что ж, - сказал он машинально, -раз уж обещал, значит сыграем.

Сонечки, как будто не было совсем. Вмиг кинулась в сторону своего дома и тут же вернулась с ракетками и двумя мячиками в руках.

" Зачем только я согласился играть?" - подумал он, когда позорно прозевал первую подачу своего противника, и вынужден был идти за воланом.

Ноги его не слушались. А когда он нагнулся, чтобы достать его, ему показалось, что вряд ли он сможет выпрямиться. Соничка смотрела на него сквозь торжествующую улыбку победительницы. В ней заговорил инстинкт женщины, сумевшей впервые заставить мужчину выполнить ее волю.

- По моему, - громко хохотала она, - вы никогда раньше не играли, и играть не умеете.

И серьёзно снисходительно:

- Хотите, - научу.

- Не надо, Соничка, я умею.

Соничка стремительно подает мяч. Волан летит быстро и направлен прямо в грудь противника. Володя отскакивает в сторону, но недостаточно быстро. Ответный удар оказался не совсем удачным.

- Это уже лучше, - наставительно заявляет Соничка, устремляясь за воланом, чтобы быстрее ввести его в игру.

- Когда идет прямой мяч, - добавляет она громко, - нужно быстрее отскакивать в сторону.

Володя вяло улыбнулся. Конечно, нужно, но как побороть безразличие и слабость. Казалось, что ему до этой девчонки, но огорчать ее он не хотел. Он с одной стороны, Соничка с другой, но между ними, связывающая их, какая то незримая нить. Они связаны, хотя стоят по разную сторону мнимой черты.

От духоты и физического напряжения спина его покрылась испариной. А разгоряченная Соничка порхает со своей ракеткой то влево, то вправо, громко ведет счет, временами оглашая его. Когда игра в ее пользу, - громко, с восторгом. Однако честно отмечает удачный ход не только свой, но и противника своим новым словечком.

- Вот, здоровски! - заразительно восклицает она, входя все больше в раж.

Незаметно для себя Володя втягивается в игру. Им овладевает иступленная ярость красиво сыграть. Он весь сосредоточился на одном только, - Соничка, удар, полет мяча, ответный удар. Удар, еще удар. Разворот всем корпусом и еще, еще. В каждом ударе видится какой-то смысл, какая-то истина, какой-то путь. В чем, зачем, для чего - не хотелось думать... Одно только явственно: ощущение гигантского рвения, растущей с каждым движением силы, правды, безумия...

Кончать игру? Об этом и мысли не могло быть. Что - то требовалось доказать, понять, достичь.

А Соничка не подавала никаких признаков усталости.

Игра, казалось, будет длиться вечно. Она нескончаема, непрерывна.

На мгновенье он задержал свой взгляд на своей раскрасневшейся, лохматой, маленькой партнёрше и удивился, каким образом оказалась в его жизни это слабое, беззаботное, зовущее жить, невинное создание!?

---------------

1 Бог сна

2 Имена собак, которые первыми побывали в космосе.

3 Чешский писатель и общественный деятель.

Хьюстон, 2003 г.