Колдун на троне.

Если в королевстве завелся пророк - это беда похуже иного вражеского вторжения. К несчастью, Рохан Адамир осознал это далеко не сразу. Еще когда пошли первые слухи об этом просветленном монахе, надо было сразу хватать его, бросить в королевскую темницу и лишить языка, чтобы не смущал честный люд своими предсказаниями. Но Рохан, незадолго до этого взошедший на трон после скоропостижной кончины отца, был еще слишком молод, неопытен, да к тому же еще только сватался к своей будущей супруге, которая положительно охмурила его своей красотой. Настолько, что он даже не прислушался к мудрым отцовским советникам, что древний аристократический род Дитаров, к которому принадлежала его избранница, давно подозревался в сношениях с темными силами, за что некогда подпал под санкции Святого Престола, утратил большую часть своих владений и считал себя несправедливо обойденным. Но саму Арлану никто в колдовстве вроде как не подозревал, она клятвенно заверяла, что является верной дочерью Святой Церкви, и Рохану этого хватило, чтобы отбросить всякие сомнения. Но и потом, когда все случилось, ему не хотелось верить, что она его предала. Во всем, конечно, был виноват этот проклятый монах с его предсказаниями...

Итак, пока король Витании проводил медовый месяц со своей молодой женой, старец Дебенус набирал поклонников. Его предсказания, как ни странно, сбывались, на него обратили внимание очень влиятельные люди в королевстве и даже за его пределами, не остался в стороне и Святой Престол. Ходили слухи, что Дебенус сумел оказать какую-то важную услугу самому Предстоятелю, за что тот официально от лица Церкви признал его пророческий дар, а ведь такие прецеденты случались в истории хорошо если раз в столетие. Ну это если не считать самых ранних лет существования Церкви, когда еще были живы люди, сподвигнутые на это дело самим Господом, а пророчеств произносилось столько, что даже был введен лимит не больше двух новых прорицаний на каждое собрание верующих. Но где они теперь, те благословенные годы!

К тому времени, когда Арлана понесла своего первенца, Дебенус стал уже непререкаемым авторитетом, и теперь уже вся челядь уговаривала Рохана пригласить святого старца ко двору, чтобы он предсказал судьбу наследника. Рохану подсознательно не хотелось этого делать, но давлению он уступил. Дебенус явился, поглядел на уже изрядно округлившееся пузо Арланы и сказал, что у нее родится мальчик, но ему не суждено будет стать королем Витании. Выдавать какие-либо еще пророчества касательно дальнейшей судьбы принца старец отказался. На вопрос Рохана, кто же тогда сменит его на престоле Витании, Дебенус ответил, что даже ему это пока неведомо, но как только Господь пошлет ему соответствующий знак, он тут же известит об этом короля. На сем старец и откланялся.

Законный наследник Рохана родился и оказался вполне здоровым младенцем. Вот только наследник ли? Опасное для династии Адамиров пророчество решено было скрыть от народных масс, посвященные в эту тайну поклялись молчать, но слухи все равно просочились, и справиться с ними не было никакой возможности. Мальчика нарекли Аугеном и решили все же воспитывать как наследника, а там уж как Господь решит. Даже королевские отпрыски, бывает, умирают в детстве ото всякой заразы или из-за несчастных случаев. Рохан, во всяком случае, именно так истолковал для себя это пророчество. Ему было очень жаль Аугена. Ребенок пока еще очень мал и просто радуется жизни, но когда чуть подрастет, каково ему будет знать, что он обречен на раннюю смерть?

К счастью для всего государства, пару лет спустя Арлана понесла опять. Рохан теперь и слышать не хотел ни о каких пророках, но наглый старец явился во дворец сам, без приглашения. Явился и рассыпался в славословиях и самому королю, и его супруге. Из этих велеречивых речей следовало, что скоро Арлана произведет на свет величайшего властителя в истории Витании.

- То есть именно мой второй сын сменит меня на престоле? - прямо спросил его Рохан.

- Да, государь!

- И чем же он будет так велик?

- Господь не велел мне сообщать об этом смертным. Извини, государь, но воля Господа для меня выше королевской. Могу лишь сказать, что он сокрушит всех врагов нашей благословенной страны.

Ну, хоть что-то... Рохан понял, что его второй сын станет великим воителем, и решил назвать его Ганебисом в честь святого, который, по преданию, сумел справиться даже с драконом.

И вот, наконец, Ганебис появился на свет. Младенец как младенец, вроде не дохленький, только почему-то совсем не крикливый. Ауген, тот сразу известил мир криком о своем рождении, этот же сумел как-то раздышаться, не напрягая голосовые связки. Рохан, впрочем, не нашел в его поведении ничего необычного, его, скорее, удивило поведение супруги.

Со своим старшим сыном Арлана была не то чтобы холодна, но старалась не слишком им себя обременять. Для принца сразу нашли кормилиц из числа недавно родивших крестьянок, его обихаживали няньки, королева же, засушив себе грудь, снисходила лишь до того, чтобы подержать сына на руках. Когда Ауген подрос и начал передвигаться самостоятельно, ему и таких ласк уже не перепадало. Но новорожденного Ганебиса королева стала кормить самостоятельно, отвергая в этом деле любую помощь, и вообще, кажется, готова была не спускать его с рук, если бы не придворные церемонии, участие в которых было для нее обязательно. Означало ли столь разное ее отношение к двум сыновьям, что именно младшего она видела настоящим наследником отца, или просто почувствовала в нем родственную душу, можно было только гадать. Факт, тем не менее, оставался фактов.

К счастью, когда у матери появился новый младенец и трехлетний Ауген оказался полностью лишен ее внимания, он не взревновал к младшему брату. Вокруг Аугена было достаточно заботящихся о нем нянек, и у него уже завелись приятели одного с ним возраста из числа отпрысков витанийской знати. К тому же именно в это время его впервые посадили на коня! Ауген был в восторге от своих новых игр, уже ощущал себя мужчиной, требовал большей самостоятельности и даже ее получал. И к нему наконец-то начал проявлять внимание отец, позволяющий сыну принимать участие в забавах взрослых аристократов. Ну, что еще надо мальчишке для счастья!

Занимаясь активным старшим ребенком (своим, покамест, официальным наследником), Рохан полностью упустил из виду воспитание младшего. Ну, пусть Арлана пока потешится своим грудничком, когда тот подрастет, Рохан все равно возьмет его в оборот и станет воспитывать как старшего брата. Никуда напророченному наследнику от своей судьбы не деться!

После Ганебиса у Арланы родились еще две дочери, Кима и Эурения, так что с рук его все же пришлось спустить, но маменькиным сыночком он стал уже надежно и по сути оставался таковым до самой смерти Арланы. Возможно, их при этом сплачивала общая тайна, ведь только эти двое понимали настоящий смысл произнесенного Дебенусом пророчества.

Аугена с малых лет тянуло к оружию, и когда, наконец, ему в руки вложили пока что еще деревянный тренировочный меч, счастью его не было предела. Он охотно занялся фехтованием, а когда еще немного подрос, начал упражняться с луком и копьем. Принц грезил о рыцарской славе даже больше, чем о деяниях во главе государства. Его воспитывали как наследника и уже приглашали иногда на заседания Королевского Совета, но взрослые разговоры были скучными и непонятными, принц вертелся на своем стуле и только и мечтал, чтобы поскорее отсюда удрать.

Книжная премудрость ему тоже не давалась, и он всячески отлынивал от уроков. Когда в восьмилетнем возрасте его все же удалось засадить за учение, Рохан заодно решил начать обучать грамоте и младшего сына, хотя учитель из монахов и сомневался, что пятилетнему малышу учение пойдет впрок. Но Ганебис оказался на удивление понятливым и усидчивым, так что быстро догнал и обогнал старшего брата. Аугена сперва задевало, что он пишет и читает хуже, чем младший братишка, но потом он плюнул на это дело, решил, что каждому свое, и для самоутверждения обозвал брата Писцом. А Ганебис и не протестовал. Писец так Писец, соперничать с братом в воинском искусстве он не собирался, как и тот конкурировать с ним в грамотности.

Рохан следил за успехами сыновей и все больше дивился. Ауген вел себя как будущий рыцарь и полководец, именно так, по мнению большинства придворной знати, и следовало вести себя королевскому наследнику. Ганебис же, которому по предсказанию и надлежало стать великим воителям, не проявлял никакой тяги ни к оружию, ни к охоте, ни даже к подвижным играм со сверстниками. С последними он сперва пытался как-то общаться, вот только обращался к ним с такими заумными речами, что они решительно отказывались его понимать. Не найдя в ровесниках достойных собеседников, Ганебис плюнул и отдалился от своей будущей свиты, зато стал приставать к ученым монахам, дабы они обучили его иностранным языкам. Языки полезны будущему монарху хотя бы для дипломатии, так что Рохан тут ничего против не имел, но восьмилетний тогда Ганебис взялся за их изучение как-то уж слишком рьяно, за год научился читать сразу на пяти и буквально поселился в королевской библиотеке, где различных ученых трудов накопилось предостаточно. В большинство из них и сам Рохан ни разу не заглядывал.

Просвещенный король - это, конечно, хорошо. Вот только согласятся ли куда менее образованные вассалы подчиняться человеку, который и с мечом-то не умеет как следует обращаться? В Витании искони считалось, что король - это прежде всего предводитель войска на поле боя, и только потом уже все остальное. По всему выходило, что это именно Аугену предпочтительно было бы наследовать трон, а Ганебису лучше избрать себе духовную карьеру, как это часто делали младшие сыновья мелких феодалов, чтобы не дробить родовые земли. Не ошибся ли Дебенус в своих предсказаниях? Вот только как его спросишь, когда он уже успел опочить?

Отбросив подозрения, Рохан твердо решил воспитывать как наследников обоих своих сыновей. Десятилетнему уже Ганебису было строго внушено, что негоже будущему правителю целыми днями рыться в пыльных книгах, надо и тело свое тренировать, и, конечно же, уделять время обучению воинскому мастерству. Принц возражать не стал, но занимался из рук вон плохо, просто время тянул и игнорировал все замечания наставников. Ну да, известно же, что достаточно одного человека, чтобы привести лошадь к воде, но и целый десяток не заставит ее напиться. Наставники жаловались Рохану, тот регулярно отчитывал принца, но ничего не менялось. Наконец, выведенный из себя Рохан пригрозил Ганебису, что в следующий раз высечет его за леность розгами.

По законам Витании наказать наследного принца поркой мог только самолично король. Когда-то давно подобные наказания действительно применялись в королевской семье, но давно уже вышли из обращения, и самого Рохана так не наказывали ни разу. Но он и таким упрямцем в детстве не был! Рохан надеялся, что хоть такая угроза проймет, наконец, Ганебиса, но на следующем занятии принц продолжал саботировать все указания наставников, и стало понятно, что обещание придется выполнять, иначе пострадает королевский авторитет и не только в глазах самого вздорного мальчишки.

Порку Рохан решил провести в своем рабочем кабинете, куда загодя принесли и лавку для укладывания наказуемого, и хорошо вымоченные розги в бадье. Перед наказанием Рохан попробовал все же достучаться до сознания сына.

- Почему ты так упорно отказываешься упражняться в фехтовании и стрельбе из лука?

- Потому что чувствую, что это не моя стезя, - ответил Ганебис, не поднимая глаз на отца.

- Тогда ты должен помнить, что я обещал тебе за непослушание. Раздевайся догола и укладывайся.

Ганебис безропотно скинул с себя всю одежду, растянулся на лавке и дал себя привязать за щиколотки и запястья. Стройное тело мальчугана, с которого уже начал пропадать детский жирок, но еще не наросли серьезные мускулы, казалось особенно беззащитным. Рохан, конечно, практики в порке не имел, но был уверен, что заставит сына заорать с первого же удара.

Зря надеялся. Ганебис дернулся в путах, когда розга опустилась на самую выступающую часть его ягодиц, но сжал зубы и задушил в себе крик. Последующие удары тоже не заставили его раскрыть рта. Принц корчился под розгой, тяжело дышал, даже заливался слезами, но упрямо продолжал молчать. Лишь когда его ягодицы и бедра стали сплошь красными от пересекающихся рубцов, он, наконец, выдал что-то похожее на жалобный вскрик. Рохану уже самому стало жалко сына, и он предпочел принять этот звук за свидетельство капитуляции и раскаяния. Ганебис был отвязан, невнятно пробормотал извинения и получил королевское прощение. Глаз мальчик при этом старательно не поднимал, иначе король, чего доброго, понял бы, что сын и не думал смиряться и лишь затаил обиду.

Несколько дней после этой жестокой порки Ганебису пришлось отлеживаться, потом он все же приступил к занятиям и даже старательно демонстрировал энтузиазм, вот только его успехи во владении оружием от этого не сильно улучшились. Наконец, не выдержали сами наставники, заявив королю, что младший принц ни одного движения не может выполнить точно, как бы ни старался, и, следовательно, в принципе не обучаем. С тяжелым сердцем Рохан все-таки вынужден был прекратить эти бессмысленные занятия.

Принц с облегчением вернулся к своим книгам, но уже и не только к ним. Он все чаще стал заглядывать в ремесленные мастерские, в замковый лазарет и в башню, где работал королевский алхимик, жадно расспрашивая мастеров и лекарей о премудростях их ремесла. Знания он хватал на лету, хотя руками сам ничего сделать не пытался. Ну да, все в замке уже знали, что у бедняги все из рук валится. Но память у Ганебиса была поразительная, а упрямства хватило бы на десять ослов.

В двенадцать лет он выпросил у матери денег на собственную алхимическую лабораторию и стал чем-то там заниматься. Без помощников, понятное дело, было не обойтись, и он наконец начал общаться со сверстниками, вот только сплошь подлого звания, из детей замковой прислуги, поскольку юные аристократы подобные занятия считали ниже своего достоинства и даже откровенно смеялись над Ганебисом у него за спиной.

Сам Ганебис результатами своих опытов, впрочем, оставался недоволен. Он стал расспрашивать отца об известных зарубежных ученых и нельзя ли их как-нибудь пригласить в Витанию, ничего в итоге не добился, вроде бы даже смирился, но стал как-то странно себя вести. Теперь он часами сидел неподвижно, приняв странную позу и закрыв глаза, а на расспросы отвечал, что беседует в это время с Господом. Это уже тянуло если не на ересь, то на невероятную гордыню. Святая Церковь в принципе признавала, что особо просветленные мужи способны входить в столь отрешенное состояние сознания, в котором они могут слышать слова Господа. Это была последняя стадия духовного совершенствования перед переходом в звание пророка, и достигали ее только уже весьма возрастные монахи. А тут тринадцатилетний сопляк! Но никаких еретических воззрений Ганебис не высказывал, а все во дворце уже давно смирились с тем, что он явно не от мира сего, так что и эти медитации сошли принцу с рук.

Рохан иногда хмуро думал, что так Витания и в самом деле может обзавестись новым пророком. Вот только пророк не может быть одновременно и ее королем, не бывало таких прецедентов в истории. Ауген, между тем, вышел уже из того возраста, когда помирают от детских хворей, так что помешать ему занять престол после смерти отца мог либо настоящий мор, какого в стране давно уже не случалось, либо гибель на войне или от несчастного случая на охоте. Всякое, конечно, в жизни может быть, Ауген слишком уж бесшабашен, но Рохан все же стал подводить его к мысли, что именно ему, а не брату, предстоит наследовать трон, так что стоило бы ему вести себя поосторожнее. Ауген охотно обещал впредь лучше беречься, но на деле поведение свое не менял.

Приближаясь к совершеннолетию, Ганебис дозрел, наконец, до того, чтобы собрать свою собственную свиту. Но, Боже, кого он в нее включил! Самым родовитым в ней был Синдал, сын начальника городской стражи Тарейба - исполнительного служаки из захудалого баронского рода, жившего только за счет королевского жалованья. Тарейба Рохан держал на этой должности только потому, что не видел в нем никаких амбиций. У Синдала было мало шансов унаследовать должность отца, но, похоже, все же на что-то надеялся, потому и прибился к младшему принцу, которому приходился ровесником. Кроме него в окружении Ганебиса оказалось трое младших сыновей мелкопоместных дворян, из тех, что получает в наследство только коня с доспехами, а там уж зарабатывай себе на жизнь мечом и копьем. Впрочем, свое воинское мастерство они натренировать успели весьма изрядно и на роль телохранителей принца годились вполне. Ну а наличие в этой свите Хенкоса - сына торговца, одного из поставщиков двора, и вовсе вызывало насмешки у отпрысков высокородных дворян, окружавших Аугена. Младший брат наследника так благоволит купцу? Может, он еще и какого-нибудь кухонного мужика к себе приблизит?

Хенкос, однако, не торчал постоянно в королевском замке. Он то и дело выбирался в город и даже за его пределы с поручениями Ганебиса, в основном добывая какие-то ингредиенты для его алхимической лаборатории. Парень он, однако, был пронырливый и умел втереться в доверие к иностранным купцам. В ходе бесед с ними он кроме нужных реактивов разживался и сведениями о жизни соседних стран, которыми потом делился со своим сюзереном. Хенкос был одним из немногих, кто имел доступ в покои Ганебиса в любое время дня и ночи.

Связи Ганебиса с матерью по мере его взросления и не думали слабеть. Помимо подпитки деньгами, а на его алхимические опыты с годами стало уходить все больше и больше средств, они часто вели какие-то заумные беседы, недоступные пониманию охраняющих их стражников. Иногда в них участвовали и Танейб с сыном, хотя начальнику стражи подобное времяпрепровождение было не совсем к лицу. Сам Танейб, впрочем, объяснял это заботой о будущем сына, и ему в принципе верили. Если сюзерен мается дурью, то и придворным приходится соответствовать, чтобы ему угодить.

Впрочем, что там за интриги ведутся в окружении младшего сына, Рохана сейчас мало интересовало. На горизонте вдруг замаячила возможность расширить королевство. Маркиз Тости основательно рассорился со своим сюзереном, королем Дестерома Скерхли, и готов был поднять мятеж, отложившись со своей маркой. Понимая, что одному ему против всего Дестерома не устоять, он искал покровительства Рохана, обещая принести ему вассальную присягу. Марка Тости была богата ценными рудами и оказалась бы для Витании хорошим приобретением, но все понимали, что Скерхли от своих прав на эту провинцию так запросто не откажется. Стало быть, на горизонте маячила война.

За минувшие века границы этих двух королевств менялись неоднократно, в зависимости от текущего соотношения сил, и в архивах можно было отыскать какие-то правовые основания, почему маркой Тости должна владеть именно Витания, но у Дестерома основания были уж точно не меньше. Святой Престол отказался выступать в качестве арбитра, так что отношения теперь предстояло выяснять на поле боя. Ну, это если действительно объявлять войну. Поскольку Дестером с этим делом пока не спешил, инициативу приходилось проявить королю Витании.

Королевский Совет, собранный по столь важному делу, в целом высказал уверенность в успехе планируемой кампании. Витания могла выставить больше латной конницы, чем Дестером, а это обычно становилось решающим аргументом на поле боя. Диссонансом прозвучало мнение Ганебиса, впервые, по случаю достижения совершеннолетия, допущенного к обсуждению столь важных вопросов. Принц заявил, что отцовские полководцы зря недооценивают дестеромскую пехоту, вооруженную длинными копьями и луками. Ее лихим наскоком не сомнешь, а лучники тогда смогут сильно проредить ряды атакующих. Опытные мужи в ответ дружно обвинили Ганебиса в некомпетентности и чуть ли не в трусости. Со словами: "Делайте, как знаете, но не забывайте потом, что я вас предупреждал", - строптивый принц покинул совет. Решение в его отсутствие было принято единогласно.

В поход Ганебиса брать, разумеется, не стали. Какая там польза от книжного червя, не умеющего владеть оружием! А вот Ауген напросился сопровождать отца и взял с собой всю свою свиту. Этот молодой, но уже хорошо подготовленный боец грезил о воинской славе, и хотя руководить полками ему пока не поручали, возможность сражаться плечом к плечу с отцом пока вполне удовлетворяла его амбиции.

Младший принц с матерью остались в столице на хозяйстве. Довольно скромный ее гарнизон сводился, по сути, к городской страже и охранникам королевского замка. Конницы при них осталось всего ничего, из придворной знати - только ветераны, не способные уже сесть в седло. Впрочем, об обороне здесь пока никто не думал. Славный король Рохан непременно разобьет супостатов и вернется домой с победой - какие в том могут быть сомнения?

Военная компания, однако же, сразу не задалась. Скерхли, не желая встречаться с противником в чистом поле, где у того было бы несомненное преимущество, постоянно маневрировал, завлекая воинство Рохана вглубь своих земель. Наступающая витанийская армия занялась грабежами захваченных сел, что, понятное дело, совсем не нравилось дестеромским крестьянам. Они стекались к своему королю, вооруженные кто чем, но по большей части луками. Не самое подготовленное воинство, но зато пышащее злобой к захватчикам.

Наконец, Рохану удалось загнать противника в холмистую местность, переходящую дальше в горы. Тут Скерхли перестал отступать и стал оборудовать позиции для решающего сражения. Витанийцы, которым надоело это изматывающее преследование, были только рады покончить с врагом одним ударом.

Наутро прояснилась диспозиция. Свою королевскую ставку Скерхли расположил на вершине довольно крутого холма, господствующего над местностью. На его склонах выстроились плотными рядами дестеромские копейщики, а за их спиной маячили многочисленные лучники. Конница Скерхли частично окружала его ставку, а частично крейсировала вокруг холма, прикрывая фланги. Эту ее часть смять труда не составило бы, но так до вражеского короля не доберешься. Кое-кто из полководцев Рохана советовал ему не лезть на рожон и обложить Скерхли на его холме. Оголодают дестеромцы - и сами вынуждены будут атаковать силами своей пехоты, а как только спустятся на ровное место, мы их тут же сметем. Но более молодые и горячие аристократы во главе с принцем Аугеном требовали атаковать врага на самом холме, так, мол, победителям будет больше славы. Рохан, на свою беду, поддался их уговорам.

Когда латная конница Витании перешла в наступление, выяснилось, что, атакуя вверх по склону, сильно не разгонишься. Конная лава не смогла смять неожиданно стойких копейщиков, а на вставших всадников и их коней посыпались тучи стрел. Пришлось откатиться и перестраиваться для новой атаки.

Витанийцы атаковали трижды, пока у них совсем не иссякли силы, и тут дестеромские копейщики вдруг сами перешли в наступление. Началась резня. Сломленные витанийцы не успели еще толком оторваться от врага, когда на них с вершины холма обрушились конные латники Скерхли. И пусть их было значительно меньше, но они были свежи и сумели хорошо разогнаться. Витанийцы удара не выдержали и обратились в бегство. И тут в бой вступила вторая часть дестеромской конницы, охватывая противника с флангов.

Сеча разбилась на отдельные схватки. Телохранители Рохана и Аугена отчаянно сопротивлялись, но, будучи окружены со всех сторон, падали один за другим. Ауген, под которым пал конь, сражался теперь пешим, размахивая во все стороны двуручным мечом, но затем дестеромцы навалились на него скопом и погребли под собственными телами, и все это на глазах у Рохана, который решил тогда, что потерял старшего сына. Что ж, пророчество Дебенуса оказалось верным: наследовать Рохану теперь будет все же Ганебис, избежавший этот мясорубки.

Когда рядом с Роханом пал последний телохранитель, самого короля завалили арканом. Итак, его ждал плен. Достаточно почетный, как принято у благородных людей, но без огромного выкупа его теперь точно не отпустят, да и часть исконных витанийских земель теперь придется уступить победителям. Ну, что же, таковы законы войны, счастье преходяще.

Уже оказавшись в ставке Скерхли, Рохан узнал, что везение оставило его не до конца. Его старший сын оказался жив и даже не особо сильно изранен. Столь знатного пленника дестеромцы, разумеется, постарались исцелить, и это им удалось. Теперь витанийцам предстояло выкупать и короля, и его наследника, и еще нескольких попавших в плен знатных сеньоров. Цену за них за всех заломили в два миллиона золотых, что и было зафиксировано в акте о капитуляции, который Рохану пришлось подписать. Помимо денежного выкупа Витании пришлось уступить победителю три свои пограничные провинции.

Под этим актом Рохан расписывался с тяжелым сердцем, но другого выхода у него не было. Сам виноват, что полез в эту авантюру, не послушавшись предостережений младшего сына, и что вздумал атаковать вражескую пехоту вверх по склону, не оставив себе даже резерва на крайний случай. Теперь оставалось только ждать, когда гонцы доскачут до витанийской столицы Канеры, когда Арлана с Ганебисом и оставшиеся при них советники соберут нужную сумму, когда доставят ее сюда под гарантии Святого Престола. И тогда Скерхли, отнюдь не чуждый рыцарской чести, должен будет освободить своих знатных пленников. Никакой иной исход всей этой драмы Рохану даже в голову не приходил. О том, что он сам будет делать, вернувшись в обнищавшую по его вине страну, король пока старался не думать.

Появление в Кинере дестеромского посольства с участием одного витанийского рыцаря, специально отпущенного из плена, чтобы своей честью подтвердить все сказанное послами, стало шоком для остававшейся в столице знати. Такого полнейшего разгрома не ожидал никто, а необходимость где-то искать средства для колоссального выкупа, да еще при и так поиздержавшейся на снаряжение армии казне, многих приводила в отчаяние. Но старые соратники плененного короля готовы были принять это со смирением. Надо - значит надо... Новую армию для продолжения войны им было уже точно не собрать.

Для принятия столь важных решений конечно же надо было собрать Королевский Совет, пусть даже в уполовиненном составе, поскольку многие входившие в него знатные сеньоры либо пали недавно в бою, либо томились в плену вместе со своим королем. Престарелый граф Синтхом, оставленный Роханом на хозяйстве, открыл заседание и зачитал переданные послами условия победителей.

В зал, где заседал Совет, Ганебис зашел одним из последних, да не один, а почему-то в обществе своей матери, которая прежде никогда не вмешивалась в решаемые здесь сугубо мужские дела, и начальника городской стражи Тарейба, не входящего в число членов Совета. На вопрос Синтхома, что они здесь делают, принц отмахнулся, мол, это со мной, и тут же уселся в кресло, предназначенное для короля. В иных обстоятельствах это уже могло бы сойти за вызов государственным устоям, но ситуация была настолько чрезвычайной, что почтенные сеньоры стерпели бы эту дерзость принца, вот только он на этом не остановился. Как только Синтхом закончил свою речь, пока более возрастные члены Совета собирались с мыслями, Ганебис заговорил сам.

- Два миллиона золотых, я не ослышался? И откуда, интересно, вы собираетесь их брать? Да если даже все здесь присутствующие выпотрошат свои сундуки и распродадут свои драгоценности, мы все равно не наскребем этой суммы! Приезжих купцов, что ли, будете грабить, чтобы они потом и дорогу забыли в Витанию?!

- Но, Ваше высочество, у нас просто нет иного выхода... - развел руками Синтхом.

- Выход всегда есть, - промолвил Ганебис. - Мой отец оказался чрезмерно авантюрным и негодным правителем. Проиграв раз, он проиграет и во второй раз, и в третий. Нашу Витанию примутся рвать на куски все, кому не лень. В этих тяжелых условиях стране нужен новый король, и им могу стать только я.

- При живых отце и старшем брате?! - возмутился Синтхом, и другие члены Совета поддержали его недовольным гулом.

- Считайте, что они мертвы, - жестко произнес принц.

Присутствующие в зале сеньоры обрушились было на него с обвинениями в государственной измене, но тут в зал вошли вооруженные стражники и заняли места за креслами членов совета. Суда по гербам на их броне, это были воины городской, а не дворцовой стражи, и подчинялись они Тарейбу.

- Это переворот... - глухо промолвил Синтхом, оседая в кресле.

- Пусть будет так, - сухо констатировал Ганебис и тут же продолжил, - матушка, ваш выход.

В руках Арланы вдруг оказалась королевская корона, хранящаяся обычно в дворцовой сокровищнице и извлекая оттуда только по самым торжественным поводам. Произнеся слова, которые положено говорить лишь венчающему монарха священнослужителю, королева возложила ее на голову своего младшего сына.

- Святая Церковь никогда не признает эту профанацию! - возмутился тут присутствующий на совете епископ Кинеры. - Вы, Ганебис, останетесь для нее не более чем коронованным самозванцем! Вас не будут поминать в молитвах и...

- А я не нуждаюсь в признании вашей Церкви, да и в ней самой, - холодно прервал его новоявленный король. - Пока мой храбрый, но глупый брат тренировался в воинских искусствах, я постигал тайные учения и во время своих медитаций беседовал с тем, кому доступны все истины мироздания. Теперь я, Ганебис Адамир, - величайший колдун этого бренного мира. Покоритесь мне, или я вас уничтожу!

- Никогда! - взвыл епископ, вставая из кресла и начиная пятиться к выходу.

- Тогда изыди, не до тебя сейчас.

Покинуть Совет с достоинством епископу не удалось. Заметив, что отступает он не слишком проворно, двое стражников ухватили его подмышки и потащили волоком, а на выходи еще и придали ему ускорение мощным пинком под зад. Когда возмущенные вопли священнослужителя затихли в отдалении, Совет был сломлен окончательно. Противиться узурпатору больше никто не рискнул, все покорно ждали, что он теперь скажет.

- Итак, никаких выкупов, - констатировал Ганебис, - если какие-то семьи захотят выкупить своих плененных родственников, то пусть договариваются с достеромцами в частном порядке, пока их посольство еще не отбыло восвояси. И, разумеется, никаких провинций Скерхли от меня не получит.

- Он будет очень разъярен, Ваше... величество, - с трудом переборов себя, промолвил Синтхом.

- Пусть ярится, сколько влезет.

- И Святой Престол теперь выступит на его стороне после ваших столь неосмотрительных заявлений.

- Наплевать.

- Но Предстоятель может наложить интердикт на все богослужения в Витании!

- И только сам же потеряет на этом доходы. Я в таком случае прикажу перечислять церковную десятину в королевскую казну.

- Но, мой король, нам все равно не устоять против Скерхли! У него большая и даже не слишком потрепанная армия, если верить прибывшему с посольством освобожденному пленнику, а мы не успеем собрать даже ополчения, прежде чем он явится под стены Кинеры. Боюсь, с нашими силами долгой осады нам не выдержать...

- Успокойтесь, не будет никакой осады. Ваша забота отныне - это текущие государственные дела, а со Скерхли и его воинством я разберусь и сам, своими магическими методами.

- Ваше величество, вы и в самом деле намерены применить колдовство?.. - в ужасе произнес Синтхом. - Но тогда Святой Престол поднимет против нас все окормляемые им народы!

- Не поднимет, забоится, - осклабился Ганебис, - просто они не знают еще моей истинной силы. Но узнают, очень скоро узнают... Кстати, дестеромское посольство еще здесь?

- Да, и они с нетерпением ждут вашего ответа.

- Ну так передайте им мой ответ! Пусть убираются к своему королю... пока он еще жив.

Разговаривать больше было не о чем, и заседание совета закрыли. Дестеромские послы первыми за пределами дворца узнали, что в Витании теперь новый король и никакого выкупа и переговоров о мире теперь не будет. Столь ошеломительную весть следовало как можно скорее донести до сюзерена, и посольские принялись спешно собираться в обратную дорогу.

В столице Витании обошлось без волнений. Весть о новом короле, разумеется, многих ошеломила, но распространялась она вместе с вестью о полном разгроме витанийской армии, и многие решили, что, наверное, и прежний король с наследником сгинули в той битве. Жаль, конечно, что не было коронационных торжеств, но, скорее всего, для них и в самом деле не время. Ганебиса, конечно, в народе знали мало, слишком уж затворническую он вел жизнь, но и никаких слухов о притеснениях с его стороны тоже, к счастью, не ходило. Как бы там ни было, династия не сменилась, супруга прежнего государя тоже на месте и готова помочь своему младшему сыну советом, никаких арестов и казней не объявлено, стало быть, можно продолжать жизнь прежней жизнью.

Потом, правда, потекли слухи, что новый король объявил себя колдуном и уже вдрызг рассорился со Святой Церковью, но священников, которые начали об этом проповедовать, быстро прижала к ногтю городская стража, яростно поддерживающая нового короля. Несогласные предпочли замолчать, чтобы не лишиться головы.

Чуть позже распространился слух, что дестеромский король, не получивший ожидаемого выкупа, взбеленился и двинул свою армию в пределы Витании, где никто и не думал объявлять мобилизацию. Король, якобы, обещал лично разобраться с неприятелем. Это косвенно подтверждало прежние слухи, что он и в самом деле колдун. Становиться жертвой чужеземного нашествия не хотелось никому, и эти слухи стали последней надеждой измученного страхом населения.

А слух тот, как впоследствии выяснилось, вполне соответствовал действительности. Узнав, что в Витании сменилась власть, Скерхли ощутил себя оскорбленным в самых лучших чувствах. Вот только что в его руках были августейшие пленники, король и наследный принц, а теперь они кто? Жертвы дворцового переворота, отстраненные от власти младшим принцем? И кто же теперь хоть грош заплатит за их выкуп? Уж точно не Ганебис, отнявший у них власть! У короля мелькнула мысль отпустить Рохана безо всякого выкупа, оставив в заложниках его старшего сына, чтобы низложенный монарх самолично разобрался со своим младшим отпрыском, вернул себе престол и, может быть, выполнил бы потом хоть часть подписанного им договора, но от нее Скерхли быстро отказался, подумав, что все это могло быть грандиозной мистификацией, придуманной коварными витанийцами. Вдруг они хотят так развести его, Скерхли, чтобы он самолично снизил сумму назначенного выкупа? Вот вернутся Рохан в свою столицу, младший сын без споров уступит ему престол, а у Рохана появится возможность вновь собрать войска. Нет, надо ковать железо, пока оно горячо! Он, Скерхли, теперь сам разорит Витанию, взяв все, что ему положено по договору, и даже сверх того!

Отношение к знатным пленникам сразу же изменилось. Рохана и Аугена поместили в большую клетку, которую стали возить за войсками. Они сперва никак не хотели верить, что их сын и брат воспользовался их незавидным положением и захватил власть, да еще при содействии королевы, но вскоре вынуждены были признать, что да, их и в самом деле подло предали. Рохана при этом поразила мысль, что пророчество Дебенуса действительно сбылось и именно младший сын сменил его на троне. Вот только сел Ганебис туда не после, а вместо него!

После воцарения Ганебиса его свитские дворяне получили завидные посты. Синдал, к примеру, стал начальником дворцовой стражи и главным телохранителем нового короля. Имя Хенкоса ни в одном из королевских указов не упоминалось, и молодой торговец решил было, что его теперь просто отставят за ненадобностью. Но нет, несколько дней спустя, шум улегся, он получил вызов к королю на тайную аудиенцию.

Принял его Ганебис в своей лаборатории, куда, в отличие от королевских покоев, даже телохранителям вход был воспрещен. Дела там, видать, творились уж очень тайные, не для посторонних глаз. Именно Хенкос кое-что о них знал, но далеко не все.

Без королевских регалий, в рабочем халате алхимика, Ганебис никак не походил на царственную особу. Хенкос по привычке начал с отчета, что говорят о произошедших событиях купцы и простонародье. Ничего хорошего, кстати, не говорили. Все были напуганы и военным разгромом, и ожидаемым нашествием дестеромцев, и приходом к власти нового короля, который, невиданное дело, самолично признался в своих колдовских талантах!

- Боятся, значит... - промолвил Ганебис. - А кого больше: Скерхли, церковников или меня?

- Пока Скерхли, Ваше величество, - осторожно промолвил Хенкос.

- А надо, чтобы меня! И ты мне в этом поможешь.

- Всегда рад Вам услужить, но не представляю, в чем могла бы заключаться моя помощь.

- Сейчас объясню. Ты знаешь, что Скерхли не слишком торопится осадить нашу Кинеру? Ну да, у него же разведка хорошо поставлена, он знает, что мы даже ополчения не собираем, к чему тогда ему спешить! Он сейчас встал лагерем на удобном с его точки зрения месте, принимает у себя переметнувшихся дворян и обиженных мною церковников, за ним следует куча маркитантов. Нападения не опасается, ибо нет у нас для этого никакого войска. О нашей с тобой связи там не знает никто, даже их хваленая разведка. Они же только передвижение вооруженных отрядов отслеживают, до всяких там купцов им и дела нет. Это я к тому, что ты сможешь легко пробраться в их лагерь и все там рассмотреть. Но это только первая, наименее важная часть твоего задания.

- И какой же будет вторая?

- Устроить там мор, - ответил Ганебис, доставая запаянную стеклянную колбу с каким-то белым порошком. Ты должен будешь подойти к их лагерю с наветренной стороны, разбить этот сосуд и пустить его содержимое по ветру. Чем сильнее будет ветер, тем лучше. Главное, чтобы накрыло шатер их короля и как можно больше шатров прочей знати. Обезглавленное воинство само в бой не пойдет.

- Это должно их убить? - передернул плечами Хенкос.

- Да. Малограмотные люди привыкли обвинять колдунов в насылании мора, но это все чушь. На самом деле на всем этом свете я один ведаю, как это реально можно сделать. А чтобы ты сам не стал случайной жертвой, мне надо ввести тебе противоядие.

- Сейчас?

- Да. У нас мало времени, и завтра ты уже должен быть в пути. Протяни левую руку.

Хенкос исполнил приказ, и Ганебис, сделав ему скальпелем небольшой порез, втер туда какую-то кашицу.

- К вечеру это место покраснеет, и, возможно, ты даже почувствуешь небольшой жар. Но это ерунда, к утру все должно пройти. Теперь ты защищен от мора, в отличие от всех остальных. Когда выполнишь задание, получишь большую награду.

- Золотом или должностью при дворе? - осведомился Хенкос.

- Золотом, - усмехнулся король. - Не надо, чтобы тебя видели рядом со мной. Ты мне еще понадобишься для разных секретных дел. Когда будешь выходить, спрячь колбу получше и не вздумай ее повредить, пока не прибудешь во вражеский лагерь.

На том аудиенция и окончилась. Как и предрекал Ганебис, порезанная рука к ночи воспалилась, но к утру от красноты не осталось и следа. Снарядив небольшой караван и старательно схоронив колбу среди собранных для продажи товаров, Хенкос в тот же день покинул столицу.

Лагерь дестеромцев походил на стойбище какой-то дикой орды. Победители Рохаса уже заранее начали праздновать победу и надо всей Витанией, мечтали кто о дележе местного королевского домена, кто о предстоящем разграблении Кинеры. О том, что там сейчас сидит на троне какой-то колдун, старались не думать. Мало, что ли, было уже всяких колдунов, и со всеми успешно справлялась Святая Церковь!

Влившись в разноплеменное сборище маркитантов, слетевшихся на запах поживы со всех окрестных земель, и даже что-то продав для видимости, Хенкос сделал вид, что пьян, и принялся бродить по окрестностям лагеря. Пьяных здесь хватало, и караульные дестеромцев давно перестали обращать на них внимание. Молодому купцу не составило труда выйти подойти к основной стоянке войск с наветренной стороны. Королевский шатер, разбитый на пригорке, был хорошо виден в отдалении. Близко к нему подобраться не дадут, там уж точно бдит стража, но и не надо. Ветер достаточно свежий, все должен донести.

Разбив колбу и старательно распылив по ветру все ее содержимое, Хенкос вернулся на стоянку маркитантов, без спешки собрался и двинулся в обратный путь, мол, уже распродал все, что хотел. Беспечный лагерь удалось покинуть без проблем.

А на следующее утро там разразился невиданный мор. Люди лежали в лихорадке, их тела покрывались язвами, и спасения не было никому. Войсковые медики не понимали, что это за зараза и как ее лечить, да и сами были поражены той же болезнью. Кто-то молился о спасении, кто-то из оставшихся на ногах пустился в бега, но и те по большей части не спаслись - смерть настигла их по дороге. За считанные дни скончалось до девяноста процентов дестеромских воинов и примерно такая же доля примкнувших к войску маркитантов. Среди умерших оказались и сам король Скерхли, и окружавшая его знать, и слуги Церкви, и почти все витанийские пленники, включая Рохаса и его старшего сына. Так наславший мор колдун разом избавился и от врагов, и от своих ближайших родственников. Никто больше не мог оспаривать его права на престол Витании.

Когда известие о жутком море в стане противника докатилось до Кинеры, там началась немалая паника. Все же помнили, как раньше эпидемии выкашивали целые города. Но король таиться не стал, взяв вину в организации мора на себя и заявив, что его верным подданным нечего бояться. Мол, он настолько преуспел в колдовских науках, что умеет избирательно морить своих врагов, не затрагивая невинных. И действительно, зараза в столицу так и не пришла, да и по другим витанийским землям не распространилась. Более того, она почти не затронула и самого Дестерома, куда успели добраться некоторые заболевшие! Сами они, конечно, почти все перемерли, но очень мало кого заразили в своем окружении, разве что ухаживавших за ними родственников.

Когда первый страх прошел, люди задумались, а что это было? Какой-то странный, локальный, но при этом невероятно убийственный мор. Ясно, что его кто-то наслал, и наславшего даже искать особо не надо. Он даже и не думает таиться! Казалось бы, следует покарать проклятого колдуна, врага самого Бога, навалиться на него всем миром, но... Вот о том, к чему на деле может привести этот священный поход, государям даже подумать было страшно. Если этот могущественный колдун Ганебис, якшающийся в самим дьяволом, один раз сумел организовать мор, то что ему помешает сделать это повторно? Божий промысел? Да кто ж его знает, на что сейчас нацелен этот самый промысел, если даже Скерхли, верного сторонника Святой Церкви, он не спас, как и сопровождавших его епископов! Настоящий ужас заползал в души сильных мира сего, заставляя придержать языки и всячески демонстрировать, что их сторона тут с краю. Святой Престол, правда, пробовал сперва возмущаться, Предстоятель даже лично прочитал проповедь против богопротивного колдуна Ганебиса и призвал всю свою паству на борьбу с ним, но стоило Ганебису отправить ему послание с угрозами повторить мор прямо в самой резиденции Предстоятеля, как тот пошел на попятную и дезавуировал все свои слова о священном походе. Бог, мол, и сам сумеет разобраться со своими врагами.

Народ Витании воспринял это как полную победу своего короля. Приятно все же, когда твоего монарха все боятся. Ну да, колдун, но своих же подданных не трогает, только чужеземцев, да и то за дело! Когнитивный диссонанс, правда, возникал при мыслях о позиции Церкви. Ну да, она покорилась силе, но все же не опустилась до того, чтобы поминать колдуна в молитвах. Ему на эти неупоминания было глубоко наплевать, но не его подданным. В их душах теперь параллельно существовали две веры - в Бога и в своего государя, и государь не делал ничего, чтобы эти веры как-то совместить. Казалось, это такое положение даже забавляло. Вдовая королева, впрочем, была целиком на стороне своего сына, подтверждая тем самым слухи, что Дитары всегда тайно сношались с дьяволом, да и ближайшее окружение Ганебиса теперь демонстративно игнорировало все церковные службы.

Детером, потерявший своего победоносного монарха и весь цвет рыцарства, пребывал в смуте. Маркиз Тости, чудом не попавший в плен к соотечественникам во время решающей битвы и потому благополучно избежавший мора, отложился таки вместе со своей маркой и принес вассальную клятву Ганебису. К счастью для остальных, витанийский король вполне этим удовлетворился и нового похода во вражеские земли организовывать не стал. Впрочем, Ганебис в принципе испытывал неприязнь ко всем военным кампаниям, предпочитая по возможности решать дело миром. И в условиях, когда решительно никто не рисковал с ним воевать, эта стратегия приносила успех. Обедневшая при его отце Витания вступала в эпоху процветания.

Когда Ша-Холум проходил по коридорам Гарханда, все встречные служки старались побыстрее скрыться с его глаз, а если не удавалось, то склонялись в поясном поклоне, лишь бы он не смог ничего прочитать по их лицам. Ходили слухи, что ему достаточно взглянуть на человека, чтобы тут же узнать всю его подноготную. Сам Ша-Холум никогда не подтверждал, но и не опровергал. Все же подобная репутация сильно облегчает работу инквизитора.

Нынешний вызов, как он подозревал, был напрямую связан с его работой, а точнее, с тем, что можно было бы счесть недоработками, будь эта работа вообще в человеческих силах. Наверняка Пицколах, личный секретарь Предстоятеля и один из самых влиятельных князей Церкви, тоже это понимал и, раз все-таки вызвал, стало быть, как минимум нуждался в мнении компетентного в этих делах человека. Неприметная комната для тайных переговоров настолько затерялась в этом огромном храмовом комплексе, что ни один посторонний ни за что бы ее не нашел. Но Ша-Холум, разумеется, знал, где ее искать. Еще пара поворотов, и вот он уже в месте, куда не заглядывает даже храмовая стража. Здесь за обшарпанной с виду дверью его и дожидался Пицколах. После обмена ритуальными приветствиями оба церковных функционера приступили к нелегкому разговору.

- Что ты думаешь о новом витанийском короле? - прямо спросил Пицколах. - Его угрозы настолько испугали Предстоятеля, что у него случился сердечный приступ. Лекаря всерьез опасаются за его жизнь, если такое повторится. Последнее свое заявление, как ты понимаешь, он делал в очень расстроенных чувствах. Лицо в целом сохранить удалось, но в глазах многих наших верных адептов Церковь все равно выглядит униженной.

- Я, знаешь ли, не имел возможности близко с ним общаться, - промолвил Ша-Холум, - поэтому судить могу только по слухам.

- Но тебе же приходилось иметь дело с ведьмами и колдунами, которые тоже способны вызывать мор.

- Скажу тебе честно: это все шарлатаны! Да, некоторые из них признавались в подобных преступлениях, но никто не смог толково объяснить, какими именно заклятиями он этого добивался, и уж тем паче никто не смог повторить это по заказу.

- А были заказчики?

- Ты же сам понимаешь, что на такое мощное оружие заказчики найдутся всегда, - ухмыльнулся Ша-Холум. - Да, были. Мы и сами хотели переморить таким способом упорных еретиков, скрывающихся в горах Алгедры. Ничего не вышло.

- Эти колдуны не могли вас специально обмануть?

- Ну, после тех пыток, что им пришлось перенести, в их искренности я вполне уверен. Они на что угодно бы пошли ради того, чтобы мы их отпустили. Но они просто не могут. Да, у нас давно принято объяснять все случаи массового мора колдовскими происками, люди непременно хотят найти виновных в любых своих бедах. Но не признавать же, что это Господь так карает их за грехи? Комфортнее свалить все на Его врагов.

- То есть ни один из известных тебе колдунов на самом деле не умеет вызывать мора, - констатировал Пицколах. - Может, тогда и этот проклятый Ганебис тоже лжет, что это его рук дело?

- А вот в этом у меня как раз уверенности нет, - сказал Ша-Холум. - Мор случился там и тогда, где это было выгодно именно ему. Он разом покончил и с врагами своего государства, и со своими собственными родственниками, у которых было больше прав на витанийский трон. Ему невыгодно было, чтобы мор распространился за пределы военного лагеря дестеромцев, и этого не случилось. Я не припомню ни одного мора, который так бурно развивался бы и при этом так внезапно закончился. Нам остается признать, что это действительно чье-то колдовство, и кандидат в колдуны тут только один.

- А если он все же приписывает себе чужие заслуги? Если это случилось попущением Господа и на деле он не сможет реализовать свои угрозы? - с надеждой спросил Пицколах.

- А вот это для нас будет страшнее всего, - ответил Ша-Холум. - Это будет означать, что Господь реально поддерживает колдуна, а не верных чад своей Церкви. Никто же не станет отрицать, что Скерхли, Рохан, Ауген и другие помершие от мора знатные сеньоры таковыми являлись? Признай мы это, и авторитет нашей Церкви будет повержен в прах! Кому нужна Церковь, от которой отвернулся сам Господь?!

- Ты прав, - тяжело выдохнул Пицколах. - Ганебис - это заноза в нашей ступне, которую мы пока не в состоянии достать. Радует только то, что он все же не бессмертен. Будем молиться, чтобы он не передал никому своих колдовских навыков. К счастью, он пока еще не женат и не обзавелся детьми. Надеюсь, что он не пойдет на кровосмешение и не женится на ком-нибудь из рода своей матери. Рохан жестоко ошибся, женившись на девице из Дитаров. Этот проклятый род, похоже, и в самом деле давно якшался с дьяволом. Но тем важнее теперь окажется твоя миссия.

- Какая именно миссия? - удивился Ша-Холум.

- Святой Престол принял решение направить посольство в Витанию, - пояснил Пицколах. - И возглавить его будет поручено именно тебе. Увидишь вблизи этого колдуна и сможешь тогда увереннее судить, что он на самом деле из себя представляет.

На лице Ша-Холума было такое выражение, словно его пыльным мешком по голове ударили. Он не сразу пришел в себя, а потом лишь нашел силы осведомиться, является ли его близкое знакомство с Ганебисом единственной целью всего посольства?

- Разумеется, нет! - резко произнес Пицколах. - Ганебис, в числе прочего, угрожал прекратить перечислять церковную десятину. Пока он еще этого не сделал, но наш казначей очень тревожится и требует гарантий, что угроза эта не будет реализована. Проработай в Витании и этот вопрос. Но еще важнее предотвратить союз между этим колдуном и алгедрскими еретиками, той самой сектой ангелопоклонников, что надеются воссоздать рай на земле.

- Которые верят, что окончательное спасение могут обрести только скопцы, а остальным предстоит пройти через дальнейшие перерождения? - усмехнулся Ша-Холум. - Они, конечно, исключительно упорствуют в своей ереси, и даже пытки их не страшат, ибо обещают мученический венец и избавление от дальнейших перерождений, но я не видел еще ни одного колдуна, который поддался бы на их проповеди. У них, видишь ли, прямо противоположные установки. Одни откровенно делают ставку на земные блага, предоставляемые врагом рода человечества, а другие ведут крайне аскетичную жизнь в горах, надеясь на скорое попадание в рай, не на земле, так на небе. С чего ты взял, что их бредни могут заинтересовать Ганебиса.

- Я не знаю, как к ним относится Ганебис, но вот сам он их почему-то заинтересовал. Возможно, они устали от наших гонений и теперь надеются найти спокойный приют в его королевстве. Но их посланники точно к нему пробираются и, сколько мы их ни отлавливай, когда-нибудь все же доберутся. Предстоятель очень обеспокоен их возможным союзом. Если тебе удастся его предотвратить и сохранить выплаты витанийцами церковной десятины, считай, что твоя миссия удалась.

- Остается один вопрос: почему я?

- Потому что ты хорошо разбираешься в людях и умеешь их убеждать, - усмехнулся Пицколах. - Мы, конечно, отправим тебе в помощь несколько опытных секретарей, но основная миссия все равно ляжет на твои плечи.

Ша-Холум понял, что отказываться бесполезно. Пришлось спешно сваливать все текущие дела на заместителей и готовиться к отъезду. Хорошо хоть Святой Престол ради такой цели не поскупился в деньгах. Наконец, церковное посольство во главе с Ша-Холумом как полномочным представителем Святого Престола выехало в Витанию.

Такие путешествия Ша-Холум предпочитал совершать верхом, а не в карете. Слава самого влиятельного из инквизиторов бежала далеко впереди него, и даже местные князья Церкви специально выходили его приветствовать, когда посольство проезжало тот или иной город. Черный люд, впрочем, старался держаться в стороне.

Все изменилось, когда они пересекли границу Витании. Чернь здесь отчего-то осмелела и не боялась пялиться на проезжего инквизитора, знатные люди же и церковный клир, напротив, старательно делали вид, что не знают ни о каком посольстве. Ша-Холума это сильно напрягало и заставляло сомневаться в успехе его миссии. Проклятый колдун явно успел приобрести большой авторитет у своих подданных, даже тех из них, кто обязан был бороться с его влиянием. И это верные чада Церкви!..

Среди вошедших в состав посольства монахов Ша-Холум выделил Гиата как наиболее знающего и способного поддерживать интеллектуальную беседу. Ему он теперь и исповедовался во всех своих сомнениях.

Ворота Кинеры перед церковным посольством открыли, но расселили его на каком-то постоялом дворе вдалеке от дворца. Ша-Холум посетил церковную службу в ближайшем храме и с неудовольствием отметил, что местный священник помянул в молитве "государя Ганебиса, могучего защитника Витании". Хорошо хоть не назвал его защитником веры! В принципе-то священник ни словом не солгал, Ганебис действительно ревностно защищал свое королевство, и возможностей для этого у него было больше, чем у любых иных государей. Но уже то, что местная церковь так легко согласилась с присутствием на троне колдуна, неприятно поражало. Похоже, здесь безнадежно искать союзников против Ганебиса, никто не пойдет на государственный переворот.

Наконец, им назначили аудиенцию во дворце. Неизбежные церемониальные действа, вручение подарков, ответные дары от витанийского короля, просьба Ша-Холума о конфиденциальной встрече, к его удивлению немедленно удовлетворенная. И вот уже Ша-Холума ведут на переговоры, которые почеиу-то состоялись не в какой-то гостиной, а в помещении, больше всего напоминающем алхимическую лабораторию. Похоже, Ганебис не прочь был похвастаться перед гостем своими достижениями. И вот уже все стражники ушли и они остались с Ганебисом с глазу на глаз.

- Впервые встречаюсь с представителем самой бесполезной в мире профессии, - усмехнулся король.

- Ваше величество, вы нас сильно недооцениваете, - возразил Ша-Холум, старательно заглядывая королю в глаза, - мы успешно разоблачаем очень многих ваших собратьев по колдовству.

- Это пустое, - отмахнулся Ганебис, - и давайте уж без величеств, мы оба понимаем, насколько мы друг друга "уважаем". Все, на что вы способны, это схватить каких-то кликуш или деревенских травниц и под пытками вынудить их признаться в сношениях с дьяволом. Вот только никакому дьяволу никогда не было до них дела, да и другим высшим силам тоже. Вы, инквизиторы, только и умеете, что убивать невинных, и никогда в жизни не сталкивались с настоящим колдуном. А теперь столкнулись!

Ша-Холума передернуло. В черных глазах его собеседника реально плескалась тьма.

- И вы можете все, что принято приписывать колдунам? - с дрожью в голосе осведомился он.

- Разумеется, нет. Если верить этим слухам, то они и ураганы способны вызывать, и землетрясения, а уж с людьми творят такое, что даже мне, получившему доступ к тайному и знанию и общающемуся с высшими силами, неведомо, как это вообще возможно сделать. Но зато я знаю все существующие яды и противоядия к ним и реально могу устроить мор везде, где мне это заблагорассудится, и ваши лекаря-шарлатаны ничего не смогут с ним поделать, поскольку даже не знают, как он распространяется.

- И вы можете повторить его по заказу? - спросил Ша-Холум.

- Вам требуются доказательства? Да, могу. Хоть прямо у вас для пущей наглядности.

- А в каком-нибудь другом месте?

- Хоть меня некоторые уже и именуют врагом рода человеческого, на деле я достаточно гуманен и не люблю морить людей без особой необходимости. Святой Престол решил от кого-то избавиться моими руками?

- Речь идет о еретиках, засевших в горах Алгедры. Уверяю вас, они не только наши злейшие враги. Они возомнили себя ангелами во плоти и всячески поносят и те высшие силы, с которыми вы общаетесь.

- А вы так хорошо знаете, с какими высшими силами я общаюсь? - чуть иронично произнес Ганебис. - Интересный вы человек, Ша-Холум. Ну, хорошо, я вас услышал. Обещать не стану, но я над этим поразмышляю. Это все ваши пожелания?

- Нет, мне поручено еще выяснить вопрос о церковной десятине, - заторопился Ша-Холум. - Ваша страна пока продолжает ее платить, но хотелось бы гарантий...

- Пока ваши святоши не выступают против моей власти, я позволяю им здесь кормиться, - промолвил Ганебис. - Все же моему народу непривычно будет обходиться без этих ваших треб. Это ж для них и моральный комфорт, и понятная картина мироздания. Не могу же я взамен раскрывать им всем тайные знания! Так что здесь в наших общих интересах сохранять статус-кво.

Ша-Холум склонился в признательном поклоне. Ну, по крайней мере церковные казначеи могут быть довольны. Говорить больше было не о чем, и аудиенция благополучно завершилась. Но глаза Ганебиса все никак не забывались, и на постоялый двор инквизитор возвратился уже в весьма расстроенных чувствах.

- Ваше преосвященство чем-то огорчено? - осторожно осведомился Гиат, когда Ша-Холум пришел к нему диктовать отчет о прошедшей аудиенции. - Этот колдун оказался крепким орешком?

- Гиат, это страшный человек, - пробормотал Ша-Холум. - Он чувствует за собой могучую силу и ни капли не боится нашей Церкви. Мне невыносимо это произносить, но это нам придется его опасаться. Я не знаю, чего от него ждать в дальнейшем. Удастся ли обратить его гнев против других врагов Церкви, или им удастся спеться. По крайней мере, десятины он нас пока не лишит. Он, похоже, не скареден. Это все, чего мне удалось реально добиться. Нам больше нечего здесь делать. Прикажи готовиться к отъезду.

Уже на следующий день церковное посольство покинуло негостеприимную Кинеру.

Разговор с видным церковником изрядно удивил Ганебиса. Ладно десятина - о корыстолюбии этой братии не судачил только ленивый, но неужели их настолько допекли какие-то скрывающиеся в горах несчастные сектанты, что ради избавления от них они готовы договариваться с тем, кого сами же и наименовали врагом рода человеческого? Сам он алгедрийцами доселе не интересовался и об их культе знал прискорбно мало, ну, разве что, что своим идеалом они считают бесполых ангелов и верят в перерождение. В последнее верил и сам Ганебис, а точнее, был в этом полностью уверен, но, может, именно поэтому спасать свою грешную душу не спешил. Да, это никак не соотносилось с церковными догматами, но алгедрийцы вроде как воинственностью не отличались и никому не навязывали свои представления о божественном. С чего это почти всемогущая Церковь вдруг стала видеть в них угрозу?

За текущими государственными делами, которые не удавалось ни на кого спихнуть, хотя сам Ганебис предпочел бы потратить это время на новые исследования или общение с Высшими силами, молодой витанийский король совсем было позабыл о загадочных алгедрийцах, но однажды Синдал явился к нему с неожиданным докладом:

- Государь, мои люди задержали рядом с дворцом двух уличных певцов, мальчишку и старика. Они почему-то рвались тебя увидеть и никак не хотели уходить, сколько их ни гнали. Прикажешь их допросить?

- Хм, это действительно певцы?

- Да, незадолго до того они выступали на городском торге и собрали большую толпу. Те, кто их слышал, говорят, что поют эти двое обалденно, особенно мальчуган, а старец еще и играет на струнном инструменте, какого у нас никогда не видели. Оба явные иностранцы, причем из дальних земель. Никакого оружия при них не обнаружено.

- Ну тогда доставь их в приемный зал, послушаем.

Синдал отправился исполнять приказание, и скоро его стражники втолкнули в указанное помещение обоих певцов. Приемный зал дворца был размером поменьше церемониального и назывался так потому, что здесь витанийский король принимал прошения от своих подданных. При Рохане ритуал этот был вполне устоявшимся, Ганебис был от него не в восторге, но временами тоже проводил, чтобы не разочаровывать страждущих подданных. Королевского трона этому помещению не полагалось, но роскошное кресло для монарха там все же имелось. Его Ганебис и занял, взглянув на склонившихся в поясном поклоне певцов.

- С чем пожаловали, гости дорогие, готовы ли усладить мой слух своим искусством?

Певцы выпрямились. Седой старик метра под два ростом держал в руках упомянутый Синдалом инструмент. Струн там было натянуто десятка два, ничего подобного в Витании действительно не видели. Стоящий рядом с ним светловолосый мальчуган с небесно-голубыми глазами доставал ему макушкой почти до плеча, так что сошел бы за рослого подростка, вот только на его верхней губе еще даже пуха не просматривалось и шея была по-детски тонкой, хотя при этом он уже заметно раздался в плечах. Оба смотрели на Ганебиса без страха, эмоции старика вообще сложно было угадать, а лицо мальчика выражало пусть робкую, но все же надежду. Королевский вопрос они поняли, как поощрение к действию, старец тронул струны на своем инструменте, а мальчик запел. Вскоре вторым голосом к нему присоединился и старик.

У детей бывают очень высокие и чистые, ангельские голоса, но им обычно не хватает объема легких, чтобы эти голоса звучали действительно сильно. Взрослые певцы с широкими грудными клетками могут долго тянуть ноты, но ангельскими их голоса уже никак не назовешь. Рослый мальчуган каким-то образом совмещал оба эти достоинства, да и голос старца, потерявший уже юношескую свежесть, был ниже лишь на октаву. Пели они на не знакомом Ганебису языке, и песнь эта походила на какой-то религиозный гимн, но исполнялась так вдохновенно, что реально создавала ощущение полета. Король просто млел от нее. Не удивительно, что их так слушала уличная публика.

Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончилось и это выступление. Оба певца воззрились на Ганебиса с надеждой в глазах, не спеша, однако, обращаться с просьбами и явно ожидая его реакции. Ну что ж, если она так уверены в его прозорливости, то не стоит их разочаровывать.

- Полагаю, вы вовсе не ради денежной награды так рвались познакомить меня со своим искусством, на торге вам бы накидали и больше монет. Так кто вы и чего на самом деле хотите?

- Мое имя Игвай, государь, - коротко представился мальчик, предоставляя дальше говорить старику.

- Государь, меня зовут Нолай, и мы с моим юным спутником Божьи дети.

- А Божьими детьми, согласно учению нашей Церкви, принято считать ангелов, - продолжил его мысль Ганебис. - То есть вы из той самой ангельской секты, что скрывается в Алгедрских горах.

- Да, государь, - поклонился старец.

- Я, к сожалению, плохо знаком с вашим учением, но ходят слухи, что вы отвергаете все соблазны материального мира, поскольку он находится во власти дьявола. Меня та же Церковь называет прислужником дьявола. Что же тогда заставило вас обратиться именно ко мне?

- Государь, нас не волнует мнение этой Церкви, поскольку, по нашему глубокому убеждению, дьяволу служит она сама. Но по всему миру уже ходят слухи, что вы можете общаться с Высшими силами. Мы чтим таких людей, считаем, что на них нисходит Святой Дух, и их речи следует воспринимать как пророчества. Неужто мы ошиблись и эти слухи неверны?

- Нолай, эти слухи вполне правдивы. Я сам говорил об этом своим вассалам и даже церковникам. Надеюсь, они не слишком переврали мои речи. Но Высшие силы никогда не говорили со мной о грядущих событиях, я не умею пророчествовать, я ждал от них только научных знаний о нашем материальном мире, и я эти знания получил. Вас материальный мир не заботит, вам важно лишь спасение души, так каких пророчеств вы от меня ждете?

- Государь, Высшие силы воздают каждому по его вере. Но они признали Вас достойным общения с собой, и для нас этого достаточно. Мы не ждем от Вас пророчеств, но молим о защите от преследований и дать нам возможность проповедовать наше учение за пределами нашей общины. Мы вынуждены скрываться в горах от преследований инквизиции, но даже там на нас периодически нападают ее слуги, а появление в любом равнинном селении грозит нам муками и смертью. Мы не можем донести до обманутых Церковью людей наше слово, показать им путь к спасению их заблудших душ. Они обречены на вечные перерождения, а пока это колесо не остановится, пока все людские души не найдут пути к Свету, этот мир так и будет пребывать во власти дьявола. И только Вам, государь, сейчас по силам это изменить. Церковь Вас боится, и мы слышали, что инквизиция больше не имеет в ваших землях никакой власти.

Ганебис кивнул. В Витании инквизиция и раньше не особо зверствовала, в отличие от земель, принадлежащих самому Святому Престолу, а после воцарения Ганебиса, побоявшись жить под властью колдуна, с которым обязана была бороться, и вообще убралась из страны. Засевшие в горах сектанты оказались на удивление хорошо информированы. Это действительно слухи так быстро распространяются, или им как-то помогли их собственные пророки?

- Старик, ты обращаешься ко мне с просьбой о защите от лица всей твоей общины? У тебя есть на это полномочия?

- Да, государь, я давно служу священником у Божьих детей, и наше собрание предоставило мне право говорить от лица всей общины. А вот это мой будущий сменщик, - показал он рукой на Игвая. Тот скромно потупился.

- Это уже совсем интересно, - промолвил Ганебис, пристально оглядывая сперва одного, потом другого. - Я вот слышал краем уха, что священниками у вас могут быть только вошедшие в ангельский чин, а ангелов всех считают бесполыми. Или это требование относится не только к священникам, но и ко всем вашим адептам?

- Только к священникам, государь, - ответил Нолай. - Божьи дети делятся на белых и серых голубей. Белые голуби, коим надлежит напрямую беседовать с Богом, действительно должны лишить себя тех частей тела, что вызывают соблазны, серые же голуби усмиряют свою плоть иными методами, иначе у нас не рождались бы дети и наша община давно бы вымерла.

- То есть те, кого вы завербуете в свою общину, станут только серыми голубями? - спросил Ганебис.

- Да, государь, хотя каждый имеет право приблизиться к Богу, но путь этот очень долог и тяжел и начинаться должен, как правило, в раннем детстве. Кто уже успел нагрешить в жизни, тому не стать ангелом до следующего перерождения.

- Понятно. И когда же у вас становятся священниками?

- По достижении тринадцатилетнего возраста, государь.

- Что-то рановато по меркам Церкви, хотя она, конечно, вам не указ.

- Государь, даже эта Церковь признает, что религиозное совершеннолетие наступает в тринадцатилетнем возрасте. Не она этот срок установила, это написано в тех священных текстах, которые она себе присвоила и не решается переписать. И если человек в этом возрасте безгрешен и морально созрел для общения с Богом, то зачем ему в этом препятствовать?

- Разумно, - кивнул Ганебис и обратился к Игваю. - Так когда тебе, ангельское дитя, предстоит принять на себя обязанности священника?

- Через год, государь, - ответил мальчик.

- Что-то ты слишком вымахал для двенадцатилетнего!

Игвай слегка покраснел и опустил глаза. Нолай поспешил прийти к нему на помощь:

- Государь, его оскопили в девятилетнем возрасте, а белые голуби после этой операции очень быстро идут в рост.

Король еще раз окинул взглядом юного кастрата. Если он уже в двенадцать такая каланча, то каким же станет, когда повзрослеет? Парень, однако, был красив прямо таки ангельской красотой, как этих существ принято изображать на церковных фресках. Страшно подумать, сколько барышень будут по нему сохнуть, даже не задумываясь, что у него там есть между ног. Но белые голуби же отрицают любую плотскую любовь, а все возвышенные чувства по их глубокому убеждению должны в итоге преобразоваться в любовь к Богу. Но черт возьми, насколько же сладко он поет! Уже ради одного пения этого будущего священника хотелось держать при себе, если не во дворце, то где-то поблизости. И Ганебис сделал свой выбор.

- Божьи дети, вы меня убедили. Я предоставлю вам подданство Витании, защиту от преследований и землю для поселения. Можете даже построить свой храм в городской черте. Или у вас нет храмов?

- Государь, мы можем общаться с Богом в любом помещении и даже на открытом воздухе, но когда-то давно у нас действительно был собственный храм, снесенный потом церковниками. Если будет на то ваша воля, мы сможем его воссоздать.

- Да будет так! А то, что вы исполняли передо мной и на троговой площади, это, надо полагать, ваши религиозные гимны?

- Это так, государь.

- Жаль, что я не знаю вашего языка, а вот вы витанийский хорошо выучили, как я погляжу.

- Господь дает нам способности к познанию языков, - поклонился Нолай. - Если Вы того пожелаете, мы будем обращаться к Нему и на витанийском, так будет даже понятнее вашим подданным.

- Пожелаю. Теперь остается один вопрос: как ваша община переберется в Витанию через враждебные земли? Вы-то двое, как я понимаю, путешествовали под личиной странствующих певцов.

- Это будет трудно, государь, - признался Нолай, - но мы готовы на этот риск. Возможно, мы представимся торговым караваном или бродячими актерами...

- Которым для такого путешествия все равно потребуются подорожные, - перебил его Ганебис. - Хорошо, я отправлю в соседние с вами земли настоящий торговый караван, он на обратном пути вас и заберет. Соседи слышали обо мне уже столько очень страшного, что вряд ли решатся напасть на моих купцов. А поведет этот караван мой особо доверенный друг по имени Хенкос. Вас сегодня же с ним познакомят. А пока этот караван снаряжается, вы - мои гости. Синдал, отведи их в гостевые покои и прикажи накормить тем, что они сами пожелают.

Посланники Божьих людей откланялись и покинули приемный зал. Сам Ганебис за ними не спешил. Он сам еще не до конца понимал, во что сейчас добровольно ввязывается, но предвкушения были очень хорошие, словно ему и впрямь вот-вот отворится дверь на небеса.

Хенкос давно уже привык, что королевские поручения легкими не бывают. Вот только не доводилось ему пока снаряжать большие караваны и уж тем паче водить их за пределы родной Витании. Но иноземные языки он все же знал, в торговом деле был не новичком, а что нет опыта дальних путешествий, так когда-то все равно его надо приобретать, иначе что же ты за купец! Хенкос сперва попросил было помощника из опытных караванщиков, но Ганебис объяснил ему, что никакого другого доверенного лица в купеческой среде у него нет, а лишние уши в столь деликатном деле категорически противопоказаны. Верной стражей он, Ганебис, караван обеспечит, в качестве проводника сойдет и старик-сектант, но возниц и приказчиков Хенкос пусть подбирает сам и сам же за них потом и отвечает в случае чего. На случай захвата каравана чужими воинами Ганебис вручил ему несколько маленьких запаянных пробирок с уже знакомым Хенкосу порошком. Его тут было во много раз меньше, чем в той колбе, ну так и не по воинскому стану его сейчас распылять, а на нескольких стражников хватит вполне.

Деньги на снаряжение каравана выделила казна, но уж товары для зарубежной торговли приобретал сам Хенкос, рассчитывая расторговаться с прибылью и оставить ее себе в качестве платы за труды. Повозок было приобретено много из расчета, что на обратном пути в них должна будет скрываться большая община. Ощущать себя богатым караванщиком Хенкосу раньше не доводилось. Было такое впечатление, что и плечи у него вдруг расширились, и голос стал звучать куда зычнее.

И вот, наконец, тронулись. По витанийским землям двигались вообще безо всяких проблем, на границе стража соседей, конечно, потребовала отчета, кто, куда и с какой целью идет, но особо не придиралась. Тень грозного короля-колдуна, казалось, стояла за спиной любого витанийца и заставляла поумерить аппетиты. Чтобы не демаскировать заранее истинную цель каравана, Хенкос повел его кружным путем, разворачивая торговлю в каждом попадавшемся на пути городе, но долго там не задерживаясь. Товары постепенно расходились, и стальной сундук, где Хенкос хранил выручку, уверенно наполнялся.

Двое сектантов, которых Хенкос должен был доставить в Алгердские горы, в городах старались не отсвечивать, вообще не покидая повозок, но за их пределами все же вылезали на божий свет. Старик иногда играл на своем инструменте, но больше строчил что-то на бумаге, объясняя, что в соответствии с королевскими пожеланиями перекладывает свой гимн на витанийский язык. Мальчуган же при каждом удобном случае пел. И пусть слова его песен были незнакомыми, зато голос воистину завораживал. И сопровождавшие караван опытные воины, и набранные Хенкосом возницы настолько подсели на эти песни, что хотели слушать их на каждом привале. Мальчишка-бессребреник никаких ценных подарков за свое искусство не брал, мол, будущему священнику нельзя жить в роскоши, иначе на него не будет нисходить Святой Дух. А вот пастыри правящей Церкви подобными вопросами что-то не сильно заморачивались! Как-то отблагодарить певца людям все же хотелось, и мальчишке всегда норовили сунуть кусок послаще. Вот такие подношения он снисходительно принимал. Хенкос, гадавший вначале, что такого нашел его сеньор в этих сектантах, что решился ради их вывоза на такую дорогостоящую экспедицию, слушая юного Игвая, начинал понимать короля. Ради этого мальчугана никаких сокровищ не жалко, он сам и есть самое дорогое сокровище.

Когда их путь приблизился, наконец, к Алгердским горам, Хенкос поручил Нолаю определять его дальнейший путь. Та проселочная дорога, на которую они свернули, явно не была предназначена для проезда тяжелых повозок, но выбирать не приходилось. С руганью, мостя в нужных местах гати и воздвигая временные мосты через речушки и ручьи, они все же пробились к подножию горного хребта. Дальше вели уже только козьи тропы. Сектантам самим предстояло спуститься вниз со своим скарбом и загрузиться в повозки. Все, что надо, им должен был объяснить сам старый священник, удачно исполнивший свою миссию, но Хенкос в качестве полномочного представителя короля навязался ему в провожатые, поскольку хотел своими глазами увидеть селение сектантов.

Прогулка по горам того стоила. Сектанты угнездились в незаметном со стороны горном распадке, обустроили террасы на склоне и разбили там свои огороды. Еще у них были козы и овцы, и свои одежды они явно ткали самостоятельно из настриженной и спряденной шерсти. Ткани они ничем не красили, так что одеты были в одинаковые белые хламиды, и то только взрослые. Мелкая детвора, не стесняясь, разгуливала нагишом. Впрочем, стояло лето, а на холодное время года, как выяснил Хенкос, здесь для каждого были припасены и теплые штаны, и валенки, и шубы из овчины.

Игвай, лихо скакавший по крутой горной тропе, ничуть не выдохся и, оказавшись в родном селении, вприпрыжку рванулся к группе пацанов и девчонок, явно его сверстников, хотя большинство из них он и перерос на целую голову. Их солидный уже возраст подчеркивало то, что все они были одеты в те самые хламиды, одинаковые по покрою для мужского и женского пола. Встречающие издали дружный вопль и ринулись обнимать юного путешественника, да так жарко, что чуть не задушили его в своих объятиях. Вырвавшийся, наконец, от них Игвай был встрепан, весь раскраснелся и тяжело дышал, но улыбался при этом от уха до уха. Он явно был здесь всеобщим любимцем и главным авторитетом среди детского населения общины. Младшие детишки к нему и подойти не смели, лишь восхищенно взирали издали. Хенкоса поразило, что все эти дети сплошь такие же светловолосые, как и Игвай. В Витании, где преобладали брюнеты, этих детишек и впрямь могут принять за ангелов.

Посетив на правах гостя жилища нескольких общинников, Хенкос убедился в их крайней непритязательности, настолько скудна была их домашняя обстановка. Жили здесь бедно, но с голодухи все же не мерли, а все свободное время посвящали молитвам и другим духовным занятиям. В ангельском пении здесь недостатка точно не было.

Вывезти с собой домашнюю скотину было невозможно, и ее всю забили на припасы в долгом пути. Впрочем, король обещал всем переселенцам помощь в обзаведении хозяйством на новом месте. Сжечь оставленные жилища решено было поутру перед отходом, ну а вечером все обитатели селения собрались на богослужение, которое они тут почему-то называли радением. Происходило оно во вместительном деревянном бараке, ничуть не походившем на церковь. Хенкоса внутрь не пустили, объяснив, что там ожидается сошествие Святого Духа с пророчествами, а он де еще не посвященный и эти тайны ему знать пока не следует. Всю эту таинственную церемонию Хенкос провел снаружи, слыша завывания каких-то инструментов и довольно слаженное пение сектантов, в котором выделялся хорошо знакомый ему голос Игвая. Что им там напророчил Святой Дух, Хенкос так и не узнал, но со своего радения сектанты расходились радостные и умиротворенные.

Спуск нагруженной вещами людской толпы по узкой горной тропе - процесс достаточно муторный и редко обходящийся без травм. Но сектанты как-то все же спустились без потерь. Теперь уже пришлось повозиться Хенкосу, распределявшему их по повозкам и обговаривавшему с каждым из возниц легенду, кто здесь кем приходится. Чтобы сектанты не слишком бросались в глаза цветом своих волос, пришлось переодеть их в витанийское платье с обязательными капюшонами и приказать не говорить на своем наречии, когда придется проезжать людные места. Народ этот, впрочем, был дисциплинированный и привычный к постоянным опасностям.

Больше всего Хенкоса тревожило поведение детей. Забудутся, заболтаются, выдадут всех... Но именно они и поразили купца больше всего. Сектантские дети, как и все дети на свете, иногда шалили, но быстро приходили в себя, самолично нарывали прутья в придорожных кустах и приносили родителям с просьбой избавить их от совершенного греха. И потом стоически терпели, когда этими прутьями полосовали их маленькие ягодицы. Церковная мораль и в самом деле предписывала послушным детям подобное поведение, но Хенкосу доселе не доводилось встречать ни одного ребенка, который следовал в жизни этим установкам. Лгали в надежде скрыть свой проступок, сбегали, прятались, в меру сил сопротивлялись, потом орали от боли под розгами или вожжами, Хенкос и сам в детстве так поступал, но только не принимали стоически наказание. Или эти дети и в самом деле настолько сильно верят, что взрослые, наказывая, желают им только блага? Странные дети и не менее странные взрослые, узнать бы поближе их веру.

На обратном пути торговать было особо нечем, и в городах особо не задерживались. Кое-что, однако, Хенкос все же скупал, чтобы подороже продать в Витании. В одном из таких городов к нему все же прицепились. Страже постоялого двора показалось странным, что с караваном следует так много людей, причем с маленькими детьми. Объяснения, что это родственники возниц и охранников каравана, стражников не очень-то удовлетворили. Хенкос понял, что его подозревают в работорговле. Торговать людьми здесь в принципе не воспрещалось, если они не были единоверцами. Стало быть, последуют расспросы и кто-нибудь догадается, что это те самые страшные для Церкви алгердские сектанты. Тогда и им, и ему, Хенкосу, не миновать знакомства с инквизицией. Ганебиса инквизиторы, конечно, побаиваются, но все же не настолько, чтобы на своей земле выпустить из лап столь ценный приз. Хенкос вдруг живо представил Игвая на дыбе, и ему чуть не стало плохо. Пришлось лебезить и вытаскивать золото из заветного сундука.

Стражники подношение приняли, но, похоже, что-то заподозрили. Не было никакой уверенности, что не тормознут при выезде из города. Что ж, значит эти мздоимцы не должны успеть никому донести. Хенкос предложил им вина, сам выпил с ними из того же кувшина, чтобы показать, что, мол, не отравлено, но предварительно сыпанул туда содержимое одной из пробирок. Ему-то это как с гуся вода, а вот им не поздоровится.

Расчет оказался верен. Караван выпустили беспрепятственно, а вот пившие с ним стражники скоро ощутили жар, впали в беспамятство и скончались, не приходя в сознание. В городе испугались было начала мора, но вскоре успокоились, поскольку новых заболеваний не последовало.

Только после пересечения витанийской границы Хенкос позволил себе расслабиться. Здесь уже его подопечным ничего не угрожало, и он отправил гонца к королю, что задание выполнено. Торжественной встречи в столице им не устроили, сектантов просто кучно поселили в одном из столичных кварталов, где все дома были предварительно выкуплены королем. Хенкоса, однако, Ганебис при встрече расцеловал и позволил оставить себе всю вырученную прибыль за вычетом затрат, понесенных ранее казной. Продав повозки и доставленные в Кинеру иноземные товары, Хенкос в итоге остался при такой солидной сумме, что мог теперь позволить себе снаряжать собственные караваны. Не потраченные ампулы с заразой тоже, кстати, остались при нем, король на радостях удовлетворился рассказом, что все они пошли на тех стражников, что пытались задержать караван. Хенкос даже и не надеялся на столь баснословный прибыток! Похоже, небеса и в самом деле к нему благосклонны...

Внутри квартала, отведенного Ганебисом Божьим детям, была конюшня и несколько хозяйственных построек, не нужных новым обитателям. Когда все это снесли, образовалась довольно обширная пустая территория, на которой можно было бы воздвигнуть храм. Сектанты вспоминали, что когда-то собственный храм у них уже был, еще до вынужденного побега в горы, и они по памяти даже кое-как могли его описать, но описания эти короля не впечатлили. Ему хотелось чего-то более грандиозного, и он вызвал двух лучших витанийских зодчих, проучив им воздвигнуть что-нибудь похожее, но только куда большего размера и чтобы обязательно с идеальной акустикой молельного зала. Зодчие почесали в затылках, долго совещались с Нолаем и, наконец, оповестили короля, что их проект готов, вот только на реализацию его в жизнь потребуется прорва денег.

У общины Божьих детей таких средств, разумеется, не было и быть не могло, и все расходы взяла на себя казна. Весть о строительстве вышла далеко за пределы квартала, и вокруг стали ошиваться любопытные горожане, гадающие, что же там будет и как оно станет выглядеть. Из-за зданий, стоящих по периметру квартала, нельзя было разглядеть, что там происходит внутри, и это только подогревало слухи. И только когда новый храм стали подводить под купол, строительство его стало невозможным скрывать. Позолоченная полусфера господствовала теперь над всеми соседними строениями, ужасно напоминая восходящее солнце. Впрочем, по мнению самих Божьих детей так оно, наверное, и было.

Ганебис денег не жалел, и в возведении нового храма приняли участие лучшие мастера Витании. Рядовых строителей было нанято множество, и здание удалось возвести всего лишь за год, то есть невероятно быстро для подобных строений, благо, что никаких украшательств кроме позолоты Божьи дети не признавали.

Разумеется, после начала столь масштабного строительства утаить факт присутствия в Кирене сектантов из Алгерды было уже невозможно. Местные церковники, опасаясь королевского гнева, старались переселенцев не задевать. В Гарханде скрипели от злости зубами, ведь сбывались самые худшие страхи служителей Святого Престола - открытый союз между могущественным витанийским колдуном и разрушающими единство Церкви ангелопоклонниками. Там подозревали, что скоро эта зараза начнет распространяться по всему Витанийскому королевству, и молили Бога, чтобы она хотя бы не выплеснулась за его пределы.

Переселенцы понемногу осваивались в Кирене, учили местный язык и даже с подачи Нолая перевели на него все свои религиозные гимны. Вести привычное для них хозяйство в городе было невозможно, из ремесла они знали лишь ткачество и выделку кож, но и этим занимались единицы, большинство же подключилось к строительству своего будущего храма в качестве подсобных рабочих. Зато никто не мешал им в свободное от работы время распевать свои гимны на городском торге, а их дети вообще занимались этим постоянно.

Зевак вокруг, конечно, собиралась прорва, по крайней мере в первые дни, когда эти песнопения казались горожанам сущей экзотикой. Не меньшей экзотикой казались и сами певцы в своих легких белых одеждах и сами сплошь белоголовые. Сектантские дети не стесняясь называли себя Божьими детьми, старались вести себя скромно, в отличие от промышляющих на торгу местных малолетних оторв. Ни одного из переселенцев ни разу не заметили за кражей, они не произносили грубых слов и лишь улыбались в ответ на подколки. И в народе постепенно стало крепнуть убеждение, что эти дети и впрямь Божьи, то есть воплощенные ангелы, не знающие греха. Некоторые горожане начали уже обращаться к ним, как к святым, просить о заступничестве перед Богом, к которому они стоят явно ближе погрязших в грехах витанийцев. Божьи дети обещали помянуть их в своих молитвах, хотя и говорили при этом, что спасти душу можно собственными усилиями человека, ничье заступничество тут не поможет. Но и денег за поминания они никогда не брали, в отличие от священников официальной Церкви, которые без пожертвования и слушать тебя не станут.

Ганебис весь этот год тоже наслаждался сектантскими гимнами, но на торг, разумеется, ради этого не ходил. Прямо во дворце перед ним регулярно выступал Игвай, быстро перешедший с родного языка на витанийский. Мальчишка продолжал быстро расти, грудь его все расширялась, а голос, не теряя в высоте, только креп. Его тринадцатилетие стало праздником для всей общины, ведь она обретала нового священника в дополнение к дряхлеющему Нолаю. Ганебиса в знак почтения пригласили на это торжество, он же в ответ предложил перенести его во дворец. Подумав, Божьи дети согласились, оговорив при этом, что церемонию эту не должны видеть люди, находящиеся под властью похотей. В итоге договорились, что там будут присутствовать сам Ганебис, королева-мать и престарелые советники прежнего короля, что уже давно не заглядывались на молодых девушек. Даже стражу пришлось отослать.

Божьи дети прежде не очень охотно делились подробностями своих богослужений, и Ганебис только сейчас узнал, что белым голубям, когда они обращаются к Господу, надлежит представать нагими пред его лицом, ибо чистым душам, свободным от телесных страстей, не должен быть ведом стыд. Все остальные сектанты пришли в своих белых хламидах. Вел церемонию Нолай, представляя Господу его нового слугу и ретранслятора его воли, девушки же украшали в это время Игвая какими-то лентами и обсыпали божественными дарами, то бишь золотым порошком и истолченными в порошок же какими-то пряностями.

Дряхлеющее тело Нолая вряд ли кто счел бы привлекательным, а вот рослый подросток вполне смог бы увлечь каких-то придворных дам, несмотря даже на его бесплодие. Самого Ганебиса, впрочем, больше интриговали кружащиеся вокруг Игвая девушки, особенно самая рослая из них, с таким чистым и правильным лицом, какое встретишь, пожалуй что, лишь у мраморных статуй. И хотя хламида надежно скрывала от взоров все ее телесные прелести кроме головы и рук, воображение Ганебиса серьезно разыгралось. Неизвестно, заметили ли это Божьи дети, но вот его собственная мать явно заметила и после завершения празднества попросила о встрече наедине.

- Сынок, тебе пора уже жениться, - не стала ходить вокруг да около Арлана, когда они уединились в королевском кабинете.

- Матушка, советники отца мне об этом уже все уши прожужжали, но ни один из них не может ответить, а, собственно, на ком?

Династические браки равносильны установлению союза между государствами, и холостой король Витании считался бы завиднейшей партией, если бы не его слава колдуна. Ни одна принцесса ни за что не пошла бы замуж за врага Церкви, да и ни один церковник не скрепил бы такой брак. Искать невесту в знатных семьях самой Витании? Родственники будущей королевы будут, конечно, вне себя от счастья, а вот все остальные почувствуют себя обойденными и могут ведь и злобу затаить...

- По-моему, ты уже сам сегодня положил на нее глаз. И могу сказать, сынок, что ты вовсе не прогадал. Мое чутье говорит, что это девушка особенная.

Чутью Арланы можно было доверять. Не будь его, не видать бы Ганебису никогда короны.

- Может, ты даже знаешь, как ее зовут?

- Знаю, ее зовут Гикона, и среди Божьих детей она пребывает в чине богородицы.

- В смысле?

- То есть ее считают достойной произвести на свет будущего священника или пророка, что для этой секты одно и то же.

- И от кого?

- От того, кого сочтут достойным. Например, от тебя. С тобой говорят Высшие силы, то есть ты с их точки зрения и сам уже пророк. Можешь не сомневаться, ее тебе отдадут, выскажи ты такое желание.

- То есть ты предлагаешь мне заключить прочный союз с Божьими детьми?

- Да. Служители нынешней Церкви никогда не станут тебе союзниками. Пока они боятся тебя, но будут ли так же бояться и твоего сына? Именно Божьи дети смогут духовно окормлять твоих подданных вместо служителей Церкви.

- Ты далеко смотришь, матушка, но допустим даже, что это будет так. Допустим, что эта девушка родит мне наследника. Но ведь ему на роду написано стать священником Божьих людей, а такими могут быть только скопцы. Тогда на нем наша династия и прервется.

- Уверяю тебя, сынок, Гикона не умрет первыми же родами, - усмехнулась Арлана. - А корону вполне может унаследовать и младший сын, уж тебе ли не знать!

Разговор этот отложился у Ганебиса в памяти, но разговор о сватовстве он рискнул завести, только когда храм Божьих детей был уже построен и в нем готовились провести первое радение. Услышав его просьбу, Нолай ответил, что они, конечно, не могут отказать своему благодетелю и избраннику Господа, вот только у них в секте не заключают браков и их мужчины живут с женщинами как братья с сестрами.

- Но дети-то у вас тем не менее рождаются! - возразил король.

- Да, государь, но зачинают их всегда исключительно после радений, когда Господь объявит на то свою волю. А девушка, к которой ты сватаешься, имеет у нас чин богородицы и не может уйти из нашей общины, не произведя на свет будущего пророка.

- И как мне тогда прикажешь быть?

- Государь, Господь милостив к своим верным слугам, а ты по духу уже давно наш брат и можешь участвовать в нашем радении...

Вот так и случилось, что на первом богослужении во вновь открытом храме Ганебис оказался в роли не почетного гостя, а полноправного участника. Предварительно пришлось снять с себя все одежды и облачиться в такую же белую хламиду, как и все Божьи дети.

И вот он уже внутри храма. Все двери заперты, из зала нельзя будет выйти, пока на кого-то из молящихся не снизойдет Святой Дух. Зрелище перед ним предстало незабываемое. Заиграли музыкальные инструменты, все присутствующие запели гимны Господу, причем на недавно усвоенном ими витанийском языке, затем большая часть молящихся составила два хоровода: один из мужчин, другой из женщин, оставшиеся же, и Ганебис вместе с ними, продолжили петь. Хороводы закружились: мужской - по солнцу, женский - против солнца, пение все убыстрялось, и люди в хороводах уже бегали друг за другом, строго соблюдая при этом такт. Набегавшись до усталости, немного отдохнули и, не расстраивая прежних кругов, завертелись уже поодиночке, мужчины в правую сторону, а женщины в левую, став похожими на вертящиеся столбы в своих хламидах. В центре мужского круга вертелся нагой Игвай, распевая гимны своим чудным высоким голосом. Радение продолжалось до тех пор, пока рубашки кружащихся не измокли от пота. Тогда они поменялись местами с певцами, и теперь уже самому Ганебису пришлось кружиться в хороводе.

Затем присутствующие составили один продолговатый круг и под пение начали бегать друг за другом против солнца, потом останавливались, оборачивались лицом к соседу и, припрыгивая на пальцах, ходили так по залу, при этом били себя кулаками в грудь и ладонями по бедрам, постоянно приговаривая: "Ой, Дух, Святой Дух!" Неутомимый Игвай продолжал прыгать внутри круга.

Потом молящимся раздали заранее заготовленные розги, и кружение продолжилось, сопровождаемое ударами по спине впереди идущего. Ганебис сам не мог поверить, что он в этом участвует, хлещет кого-то прутьями, при этом и его самого кто-то хлестал!

Экстаз нарастал, сознание мутилось, ритмичные звуки музыкальных инструментов отдавались в голове. Кончилось все тем, что Игвай рухнул на пол и забился в падучей, выкрикивая что-то несвязное. Это, как выяснилось, и означало, что на него, наконец, снизошел Святой Дух. Кто-то при этом внимательно прислушивался к дебютирующему в этой роли пророку, все как надо расшифровал и счел пророчества благоприятными. По залу разнесся общий радостный вопль, после чего люди буквально взбесились и занялись тем, что правящая ранее в Витании Церковь именовала свальным грехом.

Ганебис и сам потерял голову и не отдавал больше отчета в своих действиях. Потом он помнил только, что в его объятиях внезапно оказалось столь желанное им юное тело, и они с Гиконой, сорвав свои хламиды, слились в любовном экстазе.

К концу радения все его участники, обессилев, просто лежали вповалку на полу храма, медленно приходя в себя. Потом поднимались, напяливали сброшенные хламиды и тихонько разбредались, усталые, но радостные. Когда сам Ганебис выполз из храма, его, конечно, тут же подхватили верные слуги и срочно отвезли во дворец, где придворные лекари потом с ужасом гадали, кто это рискнул оставить такие следы на теле их грозного монарха и что же это было за богослужение такое, не отличимое от самых разнузданных любовных оргий.

После всего этого действа Ганебис пребывал в смешанных чувствах в отличие от Божьих детей, признавших свершившиеся радение исключительно удачным и предвещающим скорое торжество их учения. Через некоторое время они донесли королю, что его избранница понесла от него, и, если родится мальчик, он станет отцом нового пророка, а сама богородица сможет стать его венчанной супругой.

Роды прошли в срок, новорожденный действительно оказался мальчиком, к тому же еще и альбиносом, что сочли за особо благоприятное знамение, ведь у отца его были темные волосы. Будущего пророка нарекли Тинлаем, и вскоре Нолай лично венчал Ганебиса и Гикону. Церковники отказались признавать этот брак и зло щерились на новоявленную королеву, но Ганебису на их мнение было уже наплевать. Новая вера все увереннее находила пути к людским душам, и в храм Божьих детей тянулись все новые и новые прихожане, следующие примеру своего короля.

Едва разобравшись с государственными делами, Ганебис направился в женскую половину дворца, чтобы отдохнуть душой. За последние семь лет Витания заметно разбогатела и приросла населением, не знала неурожаев и мора, словно союз ее короля с Божьими детьми получил благословение где-то на небесах. Никто не смел напасть на страну, где правит могущественный колдун, а вот купцы охотно сюда тянулись. Под их нужды расширялся торг, строились новые постоялые дворы. Растущему населению Кирены было уже тесно в городских стенах, и столица обрастала все новыми слободами за их пределами. Пожалуй, пора уже подумать о возведении нового кольца стен.

Хирела и теряла авторитет только правящая прежде Церковь. Ганебис не отнимал у нее десятины и не закрывал ее храмов, с удовольствием наблюдая, как пустеют они год от года. А вот в храме Божьих детей становилось все теснее, многие новые адепты даже из числа не могли принять участия в радениях и собирались просто по домам, что уж говорить об иногородних и селянах. Стоило бы уже возвести новые храмы, и деньги на то имелись, вот только кто будет в них служить? Старый священник Нолай уже два года как опочил, и все тяготы общения с Богом свалились на плечи Игвая. Двадцатидвухлетний красавец с ангельским голосом честно нес свою ношу, но не разорваться же ему было?! Да, еще лет пять с храмовым строительством придется повременить. Дальше перспективы открывались куда более радужные, и главная причина тому ждала сейчас Ганебиса в детской комнате.

У старшего принца Тинлая просто не было шансов отвертеться от своего предназначения. Наплевав на все требования дворцового этикета, королева Гикона взялась воспитывать его лично, и именно как будущего пророка, а не наследника престола. Она и сама презирала пышные одежды и украшения, даже на приемы приходя в одном просторном белом платье, и детей своих решила одевать так, как это было принято в общине Божьих людей, где малышам летом или зимой в натопленном помещении не полагалось вообще никакой одежды, и только если выходишь на холод, одеваешь на себя что-нибудь теплое.

Исходя из этих принципов, Тинлая и в младенчестве особо не пеленали, а встав на ноги, он стал таскаться по дворцу нагишом, шокируя своим видом пожилых сановников и старых дам, которые в ответ донимали Ганебиса жалобами на непозволительное поведение его супруги. Но Гикона была непреклонна: ее сын посвящен Богу, ему суждено стать белым голубем, свободным ото всяких телесных страстей, символом чего является нагота при служении Господу, так что пусть заранее привыкает и не ведает никакого стыда.

Но маленькие дети, увы, не ангелы, вот и Тинлай не сразу осознал свое предназначение и пытался шалить. Но мать спуску ему не давала и за шалости наказывала всегда собственноручно, сперва простыми шлепками, а по достижении пятилетнего возраста принц познакомился и с розгами, которые из-за живости характера доставались ему регулярно, минимум раз в неделю, впрочем, как и всем его сверстникам в общине Божьих людей.

Сейчас, к восьми годам, принц уже немного посерьезнел, смирился со своей участью и уже мечтал о том времени, когда станет, наконец, белым голубем. Ну да, они же по определению безгрешные, так что и драть его тогда должны перестать. Ждать этого момента ему оставалось не больше года, соответствующую операцию должен был провести сам Игвай, с которым принц общался чуть ли не чаще, чем с родным отцом, и чье поведение старался копировать.

Надо сказать, что данные у него для этого имелись. Из-за своего альбинизма Тинлай был подслеповат и сильно обгорал на солнце, зато идеально белая кожа и высокий, чистый голосок делали его идеальным воплощением ангела. Абсолютный музыкальный слух у него тоже имелся, и принц брал теперь уроки вокала и игры на музыкальных инструментах. А вот к оружию он вовсе не тянулся - неуместно это для будущего служителя Господа.

Но без опыта общения со сверстниками будущий пророк расти не может, и к Тинлаю во дворец приводили играть младших сыновей витанийской знати. Младших, потому что именно им родители традиционно прочили духовную карьеру, а все же знали, что старший сын Ганебиса не наследует королевскую власть. Раньше бы этих детей, возможно, отдали на обучение в монастырь, но сейчас Церковь была в Витании не в фаворе, так что лучше уж им быть поближе к будущему пророку.

Эти дети, составившие свиту Тинлая, старательно ему подражали. Если принц ходит нагишом, то и им неуместно носить пышные одежды, если он постоянно сверкает поротыми ягодицами, то и им следует выпрашивать себе наказания у родителей, а потом сравнивать, у кого больше полосок на попе, и гордиться, если у тебя их больше. Все они уже знали, какую операцию предстоит перенести их принцу, чтобы получить право стать священником Божьих людей, и готовы были в этом его поддержать. Если что-то делают все вместе, то уже не так страшно. Ну что ж, новая церковь нуждалась в этой их жертве. Сколько крутится сейчас во дворце бесштанных мальчишек, столько через несколько лет появится новых священников. Ну а уж он, Ганебис, позаботится, чтобы у каждого из них к тому времени появился свой храм.

Войдя в детскую комнату, Ганебис потрепал по голове старшего принца. Тинлай не любил уже "телячьих нежностей", но от внимания отца по-прежнему млел. Он готов был уже исполнить недавно разученный гимн, зная, как нравится отцу звучание его голоса, но тут внимание Ганебиса отвлек требовательный писк из угла. А вот и наследник!

Мовлис родился у них с Гиконой четырьмя годами позже Тинлая и все это время прожил в обстановке, не предназначенной для наследного принца. Мастью он пошел в отца, в не в мать, был здоров и подвижен, на ангела точно не тянул, так что королевская корона должна была в будущем увенчать именно его голову. Но малыш еще вряд ли задумывался о своем будущем предназначении. Конечно, можно было приставить к нему нянек, но тогда он наверняка почувствовал бы себя отверженным от матери, которая уделяла бы куда больше внимания своему старшему сыну. Так что если хочешь, чтобы тебя носила на руках родная любящая мамочка, а не какая-то чужая тетя, так будь добр соответствовать ее требованиям.

Мовлис и старался соответствовать изо всех сил. Если старший брат ходит без одежды, то и ему сам Бог велел. Если старший распевает на каждом шагу, то и младшему надо подтягивать. Зато большие ребята, которые ходят к Тинлаю, и тебя берут в свои игры, а это очень важно, когда ровесников рядом нет.

Тинлая мать, правда, регулярно наказывала розгами, причем в присутствии младшего сына. Мовлис старшему брату всячески сочувствовал, даже плакал громче Тинлая, когда того драли. Самому ему пока доставалось лишь ладонью, если слишком уж расшалился, но Мовлис обоснованно подозревал, что и его сия чаша не минет, как только ему исполнится пять лет. То, что ему все же позволяется больше, чем дозволялось Тинлаю в его возрасте, до малыша пока что не доходило.

Но кое-какие выгоды быть самым маленьким среди больших все же имелись, и карапуз охотно этим пользовался. Например, возможность вскарабкаться на папу. Вот и сейчас Ганебис протянул руки, ухватил малыша и посадил себе на плечи. Утвердившись там, Мовлис гордо взглянул с высоты на Тинлая. Тебя-то, мол, на плечах уже не таскают, большой слишком! Старший принц лишь снисходительно улыбнулся.

Если дальнейший путь Тинлая был уже досконально расписан, то кто вырастет из Мовлиса, было еще большим вопросом. Прельстят ли его рыцарские лавры, как его покойного дядю Аугена? Или, может, его привлечет отцовская лаборатория, а с нею и тайные знания? Ганебису хотелось бы оставить страну такому же, как он, просвещенному королю, но ему не вложить свои мозги в голову сына. Наклонности Мовлиса еще не проявились по малости лет, ну, а когда проявятся, свой путь он все равно должен будет выбрать себе сам.

Представив эту маленькую голую обезьянку, что сейчас чуть ли не прыгала у него на плечах, в королевском облачении и на троне, Ганебис вздохнул и аккуратно ссадил сына на пол. Хорошего понемножку. У них с Гиконой есть уже и дочка, но принцессе пока всего годик, и папа ей еще без надобности, достаточно и мамочки. Мовлис ускользнул играть, а вот со старшим сыном можно уже поговорить и серьезно.

- Все уроки выучил, Тин?

- Да, отец, гимн заучил наизусть, написал две страницы без помарок и арифметические примеры решил все. Хотя зачем пророку арифметика?

- Ну да, тебе же Господь все ответы подскажет, - усмехнулся Ганебис и опять взъерошил принцу его роскошную шевелюру. - Нет, сынок, знания никогда лишними не бывают. Кто к ним искренне тянется, тому небеса и открывают истины, но только главные, на всякие мелочи они не размениваются, до этого надо своим умом доходить. Даже когда Мовлис воссядет на трон, ты все равно останешься для него старшим братом и первым советчиком, так что должен знать все лучше него. Ладно, пой свой гимн, я же вижу, как тебе хочется похвастаться своими успехами.

Тинлай запел. Голосу его еще не хватало глубины, но это придет с годами, когда-нибудь и хрустальные бокалы будут раскалываться от одного его пения, как это сейчас иногда случается у Игвая.

Поощрив принца улыбкой, Ганебис все же осведомился, хорошо ли тот себя сегодня вел.

- Да не очень... - скуксился Тинлай.

- Тогда ты знаешь, что делать.

- Знаю...

Попрощавшись с отцом, мальчик вышел из комнату, сунулся в подсобку, где хранился запас розог, вышел оттуда с несколькими прутьями в руках и направился в покои матери. Если хочешь избавиться из грехов, нельзя избегать наказаний, а уж будущему пророку и подавно надлежит храбро встречать выпавшие на его долю испытания.

На шестнадцатый год правления Ганебиса Витания закончила свою внутреннюю религиозную трансформацию и была готова нести свет новой веры соседним государствам. В Божьи дети записалось подавляющее большинство горожан и изрядный процент селян. Появились, наконец, и новые священники, поскольку большинство мальчишек из свиты Тинлая уже достигли тринадцатилетнего возраста, могли вести радения и даже начинали пророчествовать. Прежняя Церковь, теряя прихожан и доходы, еще как-то существовала, но век ее в Витании был уже исчислен, ибо она перестала привлекать молодых прихожан. Некоторые ее храмы, окончательно опустев, закрывались и продавались казне, которая передавала их Божьим детям. Священников для них пока еще не хватало, но и этот вопрос должен был в скором времени решится, когда достигнет нужного возраста следующая когорта юных кандидатов в пророки.

У соседей, между тем, атмосфера сгущалась. На разбогатевшую Витанию точили зубы, людей, решивших самостоятельно приобщиться к культу Божьих детей, жестоко преследовали, священники в каждой проповеди поносили этих еретиков, насмехаясь при этом, что у них Богу, похоже, служат одни только дети. На головы Божьих детей и их проклятого короля призывались все возможные кары, вот только они все никак не сбывались, в то время как страны, почитавшие Святой Престол, посещала одна беда за другой. Войны сменялись неурожаями, а те - морами, пока еще локальными, но в их возникновении конечно же обвиняли Ганебиса.

В какой-то момент ненависть стала пересиливать страх и против Витании сложилась враждебная коалиция. Ганебис воевать не любил, да и понимал, что людских ресурсов для противостояния объединившимся противникам у его королевства не хватит. Стало быть, ему опять придется прибегнуть к рукотворному мору вражеских армий, о чем он и не преминул предупредить вошедших в эту коалицию монархов. Отступятся они теперь или пойдут ва-банк? По крайней мере, с объявлением войны они пока не спешили.

И в это напряженное время мор неожиданно пришел сам. Это была какая-то новая зараза, занесенная из дальних земель и неизвестная даже Ганебису. Когда волна заражений докатилась до Дестерома, витанийский король приказал закрыть границы и изолировать всех заболевших, что уже успели проникнуть в страну. Одного такого действительно выявили, и Ганебис распорядился разместить его в дворцовой пристройке, пообещав самолично заняться его лечением.

Умирали от новой болезни столь часто, что надежд спасти этого конкретного человека у короля было мало, но он рассчитывал исследовать его выделения в своей дворцовой лаборатории, и вот с этим ему повезло. Полученный результат Ганебиса не порадовал, болезнь действительно оказалась совершенно новой и очень заразной. Вот ведь как в жизни бывает: он не имеет к этому жуткому мору никакого отношения, но обвинят в этом наверняка именно его! Ну что же, если и не он создал эту болезнь, это еще не значит, что он не способен изобрести от нее лекарство! К счастью, Высшие силы от него не отвернулись и готовы были помочь советом. Сутки пообщавшись с ними, он понял, как делать вакцину, и несчастный караванщик, что так и скончался в бреду и муках, дал для нее необходимый материал.

Первую прививку он сделал себе сам, и через некоторое время ввел себе размноженного им возбудителя болезни. И не заболел! Теперь можно было привить семью, верную стражу, придворных, священников. К сожалению, сделать достаточное количество вакцины, чтобы хватило на весь народ, он один был не в состояние. Мысль привлечь к этому делу Божьих детей пришла как-то сразу и оказалась вполне перспективной. Храмы и молельные дома на время были превращены в лаборатории. Божьи дети и понесли эту панацею в народные массы, уверяя, что спасется только тот, кто даст ввести себе это снадобье. Адепты новой религии охотно следовали этим советам, сторонники же прежней Церкви демонстративно их игнорировали, распускали нелепые слухи об ужасных последствиях сделанных прививок и заявляли, что сам Бог спасет их от заразы.

Ганебис и Божьи дети успели. Когда зараза все же прорвалась через санитарные кордоны, заболевать ею стали только люди, не получившие заранее вакцины. Бог их так и не спас. Результат оказался более чем наглядным, и вера в Ганебиса и новое религиозное учение стала в Витании всеобщей. Последние храмы старой Церкви закрылись из-за вымирания клира и прихожан.

Проблема с враждебной Витании коалицией, между тем, разрешилась сама собой. Там, где прошел мор, выжила хорошо если половина населения, а некоторые города вымерли чуть ли не подчистую. Ганебис ли был в том виноват, или это сам Господь разозлился на погрязших в разврате людей, правда была в том, что проклятых Церковью еретиков мор никак не затронул, а вот верные ее адепты мерли как мухи. Самым тяжким ударом по авторитету Церкви стало то, что мор не пощадил и земли Святого Престола, помер от него и сам Предстоятель. Надо было срочно выбирать нового, но что делать, если большинство выборщиков, имевших право в том участвовать, тоже скончалось? Обезлюдевший в ходе мора Гарханд казался лучшей иллюстрацией Божьего гнева.

Божьих детей больше некому было преследовать, и самые смелые из них отправились проповедовать свою веру из Витании в соседние страны. Вместе с верой несли они и спасительные вакцины, уверяя, что мор может еще вернуться, если ими не привьются те, кто счастливо его избежал. И им наконец-то стали верить, поскольку больше верить было некому. Авторитет правящей Церкви был повержен в прах.

Ганебис в своей правоте не сомневался, но он и сам был несколько ошарашен, когда на поклон к нему потянулась знать из соседних королевств. Гордые прежде феодалы выражали готовность сменить веру, просили Ганебиса принять их под свою руку вместе с родовыми землями, просили ссудить зерном, чтобы накормить своих оголодавших подданных, ведь следом за мором неизменно следовали разруха и голод. Ну что же, приходилось брать! Вечно враждебный Витании Дестером достался ему целиком, поскольку там полностью вымерла правящая династия и оставшиеся в живых аристократы, чувствуя себя не в силах даже просто подобрать валяющуюся на улице власть, умоляли его дать им в короли его младшего сына. Киригану, третьему сыну Ганебиса, было всего три года, но истории были известны примеры, когда короновали и грудных младенцев.

Пришлось уважить будущих союзников и единоверцев. Посетив Дестером с королевским визитом, Ганебис взял с собой не только младшего, но и самого старшего сына. Ну, не могут же свежеиспеченные дестеромские Божьи дети жить без единого священника! Тинлай же был полон подросткового энтузиазма и жаждал самостоятельности. Игвая, своего старшего друга и наставника, он, конечно же, уважал, но быть вторым в Кирене его уже тяготило. Ну, значит, будешь первым и пока единственным во всем Дестероме! И останешься там служить, пока не подготовишь себе смену.

На первое богослужение в главном столичном храме, переданном теперь Божьим детям, собрались выжившие горожане. Увиденное стало для них настоящим шоком. Совсем молоденький и при этом нагой священник, поющий ангельским голосом неизвестные им гимны, кружащийся в бешеной пляске и затем начинающий пророчествовать, странные хороводы одетых в белые хламиды людей... Все это так не походило на прежние чинные службы, но зато вселяло надежду, что жизнь их теперь действительно станет новой и, возможно, лучшей. Трехлетнего короля из Витании они согласились принять безропотно.

Маленький Кириган, привыкший ходить голышом, сперва капризничал, что его зачем-то облачают в тяжелые, роскошные одежды, но, получив пару отеческих шлепков, смирился со своей участью. Ничего, потерпит на время коронации, а потом все равно вернется в Кирену под материнское крыло. Ясно бы, что от его имени в Дестероме должен править поставленный Ганебисом регент. Вот только местной знати витанийский король пока не доверял, тут нужен был человек, в чьей верности он мог не сомневаться. Да и Тинлаем надо было присматривать, а то ведь юный пророк родом из королевской семьи веревки будет вить из не слишком уверенного в своем положении правителя. В мучительных раздумьях вдруг пришло на ум имя Хенкоса. Почтенный теперь уже купец и не мечтал никогда, что на него когда-нибудь свалится герцогский титул вкупе с властью над целым государством, попробовал было даже отказаться, но Ганебис умел быть убедительным. Пришлось завязывать с торговыми делами и взваливать на себя тяжкий груз регентства в полуопустошенной стране.

Триуфм Ганебиса и Божьих детей стал окончательным, когда в Кирену явилось посольство от Святого Престола. Все тот же Ша-Холум, чудом уцелевший во время мора, униженно просил победителя и сюзерена многих земель не препятствовать участию подвластных ему епископов в общецерковном Соборе и продать Святому Престолу спасительные вакцины, клятвенно обещая взамен снять с Божьих детей все наложенные Церковью анафемы и впредь не мешать их проповедям на всех подвластных Церкви землях. Капитуляция была несколько запоздалой, но оттого не менее сладостной для Ганебиса. Вспомнилось пророчество, оглашенное перед его рождением и пересказанное потом ему матерью. Оно наконец-то полностью сбылось. Он действительно сокрушил всех врагов Витании, включая жадную и нетерпимую церковь и дал своей стране новую веру, а заодно и спасение от смертоносных эпидемий. Станет ли он при этом величайшим властителем в истории Витании - об этом пусть судят потомки, но миссию, некогда порученную ему Высшими силами, он честно исполнил. Даст Бог, чтобы его дети и дети его детей правили не хуже.

КОНЕЦ

---

Комментарии: 1, последний от 01/05/2022. © Copyright Беляков Евгений (lian@front.ru) Размещен: 01/05/2022, изменен: 01/05/2022. 114k. Статистика. Повесть: Фантастика

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"