Белянский Павел Паштет : другие произведения.

Стоматолог решает жениться. Женская дружба

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.61*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Успешный стоматолог после цепи неприятностей встречает очаровательную незнакомку. У них могла получится замечательная любовная история, если бы не одна случайная смерть. Желая разобраться, связана его любимая с гибелью человека или нет, стоматологу приходится вытащить на свет все скелеты чужой души. И заплатить за правду высокую цену. https://ru.bookmate.com/authors/LYMpve9y


Стоматолог решает жениться

ЧАСТЬ 1

Женская дружба

  
  
      -- Знакомство с героем
   Дмитрий Николаевич Торопкой относился к той категории людей, которые любые жизненные удачи встречают с опаской и подозрением. Такие люди, если доведется им вступить в белую полосу своей жизни, прежде всего вспоминают о том, что в нашем мире все проходит, и проходит обязательно с последствиями. Скоро и неминуемо, размышляют они, тоскливо глядя на то, как им восхитительно везет, скоро вслед за удачей приползет черная полоса, и станет она наказанием за беспечно принятые от слепой удачи подарки.
   Если в какой-то из дней у Дмитрия Николаевича дела начинали двигаться слишком гладко, то он настораживался, водил по сторонам носом, был вспыльчиво зол и ждал неприятностей. Они никогда не заставляли себя ждать долго.
   Наоборот же, когда день не ладился и плохие новости сыпались на седоватую голову Дмитрия Николаевича с возрастающей интенсивностью, Торопкой лишь покрякивал, потирал руки и излучал уверенность и собранность знающего что делать человека.
   Говоря проще, в тот день, когда имплантат под уверенными руками Дмитрия Николаевича вместо того, чтобы стать на место верхнего шестого зуба, взял и продавился пациентке, крепкой женщине лет шестидесяти, в гайморову пазуху, Торопкой даже не удивился, только скосил глаза на ассистентку Марину, невозмутимо орудующую слюноотсосом во рту у больной. Марина спокойно, будто так и было задумано, взяла со стола и подала Торопкому щипцы.
   Дмитрий Николаевич чертыхнулся и прикинул, на какую сумму он вот так сходу уже попал. Минус стоимость имплантата, минус стоимость работы, минус стоимость нового имплантата, снимок, вскрытие полости, зашивание, заживление, новое приживление. Хорошее начало дня, ничего не скажешь. Глядя, как потеет ничего не подозревающая пациентка и усердно разевает свой усталый рот, Дмитрий Николаевич размышлял над тем, что маски на лицах у врачей - это не просто решение вопроса асептики. Маска - отличный способ сохранить лицо, это самое лицо потеряв. Ведь как просто хирургу не подать виду, что операция пошла не так, когда на лице у него стерильная стена профессиональной врачебной тайны. Коротко говоря, маска - это мудро и своевременно.
   Имплантат зацепился в пазухе и не поддавался.
   Денег было откровенно жаль. Тем более их было жаль, что они не только уже были подсчитаны, но и мысленно потрачены. В голове Торопкого мелькнуло видение - медового цвета виски в низком толстом стакане, ведерко со льдом и кусок мраморного стейка. Виденье мелькнуло и растворилось в раскрытом кровавом рту пациентки.
   Имплантат не вытаскивался. Развороченная верхняя челюсть смотрела на врача осуждающе, сама пациентка косилась с мольбой и испугом.
   Дмитрий Николаевич устал и сдался. Стыдясь собственного малодушия, он зашил десну и велел приходить через неделю, когда рана подживет - будем продолжать установку.
   Женщина легко согласилась, промычав что-то благодарное, и кивнула. Дмитрий Николаевич подумал о засевшем имплантате, и сразу представилась погремушка, большая, грушевидная, похожая на голову пациентки, и одинокая горошина в ней звонко перекатывалась из стороны в сторону. Сдерживая внезапно накативший смех, Дмитрий Николаевич хрюкнул, кивнул в ответ и пошел мыть руки и переодеваться.
   Однако невезучий день, вывихнув имплантат у пациентки в челюсти, только набирал обороты. Не успел Торопкой выйти из кабинета, как в конце коридора, в полукруглом холле стоматологической клиники, за такой же полукруглой администраторской стойкой, матово-серой, в цвет стен, взвизгнула администратор Света, взлетел выше ресепшена блестящий поднос, и две кружки дымящегося кофе, и кубики белого рафинада, и все - Света, поднос, сахар, чашки и обжигающий кофе - рухнуло на пол. По стене холла поползло, кривясь и гримасничая, бурое кофейное пятно.
   - Дмитрий Николаевич, - жалобно простонала из-под стойки Света, держась за вывихнутую лодыжку. - Простите меня, ради бога.
   - Жива? - перегнувшись через ресепшен, спросил Торопкой, наблюдая эволюцию пятна, которое продолжало расползаться по стене.
   - Жива, - еще жалобнее протянула Света и шмыгнула носом.
   - Ну и славно, - Дмитрий Николаевич помог администратору подняться и усадил ее на крутящийся стул. - Вы только, Светочка, строителей для ремонта сегодня не ищите. День такой, как бы нам совсем без клиники не остаться.
   Дальше неприятности пошли одна за другой, точно замочки брекетов нанизывались на соединительную дугу. Терапевт Сережа сломал угловой наконечник, чудом не высверлив пациенту зуб. Пескоструй для снятия зубного налета по непонятным причинам отказался выдавать нужное давление, и записанные на сегодня пациенты не сумели приобрести ни естественный цвет, ни здоровый блеск для своих зубов. Портативный рентгенаппарат выключился, а включиться обратно так и не соизволил, несмотря на уговоры всех без исключения сотрудников, начиная от старшей медсестры и заканчивая вызванным ремонтником гарантийной мастерской. Ремонтник почесал нос, выписал администратору клиники акт приема-передачи с неразборчивой закорючкой подписи, схватил аппарат под мышку и сбежал в мастерскую. Глядя вслед его стремительной походке, Дмитрий Николаевич тоже решил дезертировать.
   Когда машина не завелась, Торопкой даже не расстроился. Он не стал вызывать такси, понимая, что в такой день ему в лучшем случае придет на телефон успокаивающее сообщение "В вашем районе машин не найдено", а скорее всего заказ просто потеряется, потому безропотно закрыл дверь и, не оглядываясь, двинул по улице в сторону метро.
  
      -- Появление героини
   На метро Торопкой не ездил давно. Скормив турникету жетон, купленный в окошке кассы у равнодушной тетки, похожей на снулую рыбу в аквариуме рыбного гастронома, Дмитрий Николаевич на эскалаторе погружался в прохладную утробу Города. Мимо плыли многочисленные рекламные щиты, пестрые, кричащие, и Торопкой с изумлением отмечал, что в свои тридцать шесть лет еще не разучился удивляться, разглядывал их с интересом малолетнего ребенка.
   Подошел поезд. Мелькнуло напряженное лицо машиниста. Толпа заволновалась и приливом внесла Торопкого в вагон. Дмитрий Николаевич, будто пловец, заработал локтями, выгребся к середине вагона, ухватился там за поручень и оттуда, со своего обезьяньего наблюдательного пункта, стал оглядываться по сторонам.
   Прежде всего он рассмотрел свое отражение в оконном стекле - любимый свитер крупной вязки, купленный в Милане по случаю, высокий лоб, короткая модельная стрижка, трехдневная щетина, следы морского загара из солярия - и в целом остался собой доволен.
   Опустил глаза ниже и замер, увидев ее.
   Она сидела чуть левее, уткнув носик в какой-то журнальчик с тощей девицей на обложке, и читала, иногда по-детски шевеля губами.
   Мираж.
   Видение.
   Видение поправило длинные светлые волосы, собранные на затылке в замысловатый пучок, проткнутый с разных сторон какими-то палочками. Тонкие наманикюренные пальцы в серебряных кольцах скользнули по локонам, тронули вздернутый носик над припухлыми розовыми губами, коснулись белой шеи, по которой тянулась нитка цепочки и пряталась под кофту, туда, где подымалась и опускалась грудь, призывно глядящая вперед и вверх.
   Дерзкий холодок пробежал внизу живота Дмитрия Николаевича.
   Видение улыбнулось чему-то прочитанному, показав ровные белые зубы.
   Поезд остановился на очередной остановке, люди зашевелились, меняясь местами, и Торопкой решительно двинулся вперед.
   - Вы позволите? - наклонился он к соседке видения и уселся, втиснувшись между ними. Соседка ойкнула, ткнула Торопкого острым локтем в бок и отодвинулась, рывком выдернув из-под стоматолога свою сумочку.
   - Простите, вы не подскажете, эта электричка едет до улицы Владимирская? - спросил Дмитрий Николаевич у видения, придав лицу выражение добродушной растерянности.
   - Нет. Не знаю, - ответило виденье, на миг блеснуло кошачьими зелеными глазами и скрылось за журнальным глянцем.
   - Жаль, искренне жаль, - вздохнул Торопкой, разглядывая видение и дружелюбно улыбаясь. - Я на улице Владимирской знаю одно местечко, в котором подают отличный кофе по-ирландски. Это такой же кофе, как всякий другой, но с капелькой виски. Знаете, в Ирландии такой вечный холод, что ирландцам приходится постоянно выпивать. Они добавляют виски куда угодно, даже в кашу для младенцев.
   Видение рассмеялось и спросило, окинув Дмитрия Николаевича оценивающим взглядом:
   - Вы бывали в Ирландии?
   - Ждал встречи с вами, чтобы отправиться туда вдвоем, - расплылся в улыбке Торопкой. - Как вы предпочитаете кушать боксти - вилкой или ложкой?
   - А что такое боксти? Или кто такой? Я не знаю.
   - Так, конечно, вполне могут звать какого-нибудь фокстерьера, но в Ирландии боксти называют традиционное национальное блюдо. Рекомендую употреблять с жареными сосисками и со мной, в компании.
   - С удовольствием, но в другой раз. К сожалению, моя остановка, - видение пожало точеными плечиками, виновато улыбнулось и встало с сидения.
   - Ну, это дело поправимое, - легко согласился Торопкой. - Пускай ваша остановка станет и моей остановкой.
   Видение многозначительно улыбнулось, слегка, почти незаметно, кивнуло и поплыло на выход, ловко маневрируя между человеческих локтей и туловищ. Дмитрий Николаевич хотел вскочить с сидения и поторопиться вслед, но - не тут-то было - почувствовал, как кто-то схватил его сзади и не отпускает.
   - Что такое? - непонимающе оглянулся Торопкой и встретился с негодующим взглядом соседки.
   - Что вы себе позволяете! - возмутилась соседка и потянула на себя свою сумочку.
   - Я? - воскликнул Торопкой, чувствуя, как его сзади потянули. - Да это вы!
   - Нужно мне очень. Это вы, - еще больше возмутилась соседка и рванула на себя сумку сильнее и резче.
   В свитере Дмитрия Николаевича, замечательном миланском свитере крупной вязки, что-то хрустнуло.
   - Осторожно, двери закрываются, - лязгнул металлом голос диктора, и поезд тронулся. За окном мимо Торопкого проплыло ничего не понимающее, разочарованное лицо видения.
   - Ах ты ж, - взмахнул руками уплывающему видению Дмитрий Николаевич. - Ну день. Ну и день.
   - Прекратите дергаться, - послышался сбоку голос соседки. - Вы так себе свитер испортите. Вы за меня зацепились. За мою сумку.
   - Что свитер, - отворачиваясь от окна, вздохнул Торопкой. - Я, может быть, всю оставшуюся жизнь себе испортил.
   - Это вы про вот эту, прыщавую, у которой три волосины в шесть рядов? - послышался теперь из-за спины голос соседки прямо в ухо Торопкого.
   - Ну почему только три? - удивился Дмитрий Николаевич и попытался повернуться.
   - Ни-ни, не шевелитесь, свитер порвете, - предупредил голос у уха и продолжил, как само собой разумеющееся: - Конечно, три волосины. Кто ж с нормальными волосами так зализывается, да еще носит на затылке корабельные мачты для объема?! И штукатурки навалила на себя сантиметровым слоем. И зубы у нее все вставные.
   - Вот про зубы будьте уверены, зубы у нее все настоящие, свои, - заметил Торопкой. - Ответственно вам заявляю как стоматолог.
   - И такое чудо вы собирались кормить боксти. Ирландскими картофельными драниками собирались прикармливать, - хмыкнул голос.
   Дмитрий Николаевич, несмотря на протестующий вопль, наконец развернулся и взглянул на соседку внимательнее.
   - Кстати, об ирландской кухне, - невозмутимо продолжила соседка, поправив сбившуюся набок гриву волнистых, сургучного цвета волос. - Если вы все-таки доберетесь до этой чудесной страны, не советую пробовать национальное ирландское рагу - обычный наш гуляш и не более того. Обратите внимание на копченую лососину и стейки, они и вкуснее, и к виски подходят лучше.
   Поезд уткнулся в очередную станцию с белеными сводчатыми потолками, и все пассажиры заторопились на выход.
   - Конечная, - лязгнул голос диктора в динамиках. - Поезд дальше не едет. Просьба освободить вагоны.
   Торопкой и незнакомка дружно встали и вышли из вагона. Со стороны казалось, будто женщина конвоирует мужчину под прицелом собственной сумочки, подталкивая его застежкой в спину, точно дулом пистолета.
   "Отчего в языке куда-то пропала форма обращения к женскому полу, - размышлял конвоируемый Торопкой. - Вот в англоязычных странах просто. Есть мисс, есть миссис - красиво, элегантно, все улыбаются. А мне, вот как мне ее сейчас назвать? Девушка - не годится. Ей же где-то лет тридцать с умело замаскированным хвостиком. Женщина? Еще обидится и добавит сумкой сзади по голове. Есть все-таки в этих обращениях "женщина-девушка" какая-то неприятная двусмысленность, словно каждый на вид может определить, было у нее уже что-то или, наоборот, еще хранит верность будущему супругу. И где та грань, когда, обращаясь к женщине словом "девушка", ты перестаешь тонко льстить, а начинаешь откровенно хамить? Ой, но как же свитера жалко".
   - Извините, ради бога, что я к вам спиной, - сказал он вслух, послушно двигаясь по станции, подталкиваемый сзади сумочкой. - Как вас зовут?
   - Вам что, - помолчав, ответили за спиной, - непременно надо сегодня с кем-нибудь познакомиться?
   - Нет, я, впрочем, могу остаться инкогнито, - Торопкой пожал плечами. - Просто как-то неудобно. Мой свитер и ваша сумочка знают друг о друге больше, чем мы с вами.
   За спиной опять хмыкнули, но промолчали.
   Торопкой вздохнул, поискал глазами и кивнул в сторону стоящей в центре холла лавочки:
   - Давайте присядем и в спокойной обстановке попытаемся освободиться. Я могу снять свитер.
   - Присядем. Да. Пожалуй, - легко согласились за спиной. - Свитер не надо. Прохладно. Я так справлюсь.
   Однако Торопкой уже изогнулся, чуть присел и выскользнул из свитера, оставшись в обтягивающей торс футболке. Стало действительно прохладно, но нашелся уж очень удачный повод продемонстрировать свою подтянутую, спортивную фигуру. Последний год Дмитрий Николаевич пытался сделать посещение спортзала своей приятной обязанностью. Бороться с собой получалось так себе, организм сопротивлялся, ленился, еще мешали праздники, особенно Новый год и Рождество, но все равно, как ни странно, некий прогресс был заметен, и фигура Торопкого, пусть еще и не выглядела сногсшибательно, уже перестала смотреться комично.
   Дмитрий Николаевич расправил плечи и постарался напрячь бицепсы. Напряглось и покраснело лицо.
   - Пожалуй, я вам представлюсь, - девушка отвлеклась от узлов, посмотрела на тужащегося Торопкого и опять склонилась к свитеру. - А то вы еще с себя что-нибудь снимете и заболеете. Анна меня зовут.
   - Дима. Очень приятно, - Торопкой стушевался, выдохнул и, чтобы справиться со смущением, спросил:
   - Чем вам, Аня, не угодила та девушка, что вы на нее так взъелись?
   - Как это - так? - спросила Анна. Она высвободила из плена свою сумочку, открыла ее, нашла маникюрные ножнички и, ловко ими действуя, стала прятать вылезшие на свитере затяжки.
   - Так. Без шансов на помилование, - сказал Торопкой, с интересом наблюдая за ловкими Аниными руками.
   - Терпеть не могу людей, неумело выдающих желаемое за действительное. От них в жизни слишком много вранья. Нет. Все вранье в жизни от людей, неумело выдающих желаемое за действительное.
   - А если желаемое за действительное выдавать умело?
   - Тогда это называется искусство. Тогда в рамочку и на стенку - любоваться. Искусство я уважаю, - Анна закончила со свитером и протянула его Дмитрию Николаевичу. - Ну вот и все, вы на свободе.
   - Благодарю вас, Аня, - Торопкой склонил голову, благодарно принял свитер и засмотрелся, как новая знакомая спрятала в сумку ножнички, щелкнула замочком и встала, сняла невидимую пылинку с юбки, сверкнув крепкими белыми икрами. Было в ее движениях что-то кошачье, грация и сила чувствовались, и уверенность, и все делалось немножечко напоказ, как умеют делать только настоящие женщины. Торопкой невольно засмотрелся на крутой изгиб бедра, очерченный черным атласом плиссированной юбки, и, опять же, ножки, это же с ума сойти можно было - смотреть на такие ножки. Дмитрий Николаевич облизнул сухие губы.
   - Может быть, отпразднуем мое освобождение чашечкой кофе? - неожиданно для самого себя предложил он.
   Анна повесила сумочку на плечо и смерила Торопкого оценивающим взглядом.
   - Учтите, - сказала она, - в Ирландии я была.
   - Вот это как раз чудесно, - улыбнулся Торопкой, взял Аню под руку и повел на выход. - Я же в Ирландии не был. Интересно узнать: ирландцы и вправду такие алкоголики или телевизионная реклама виски нагло врет?
  
      -- На первый взгляд, все хорошо
   Автомобили на проспекте, зажатые с двух сторон многоэтажными коробками домов, медленно тащились в пробке, перевозя своих утомленных пассажиров от офисных стульев к домашним диванам. Стемнело, и свет фар и габаритных огней, тянущихся цепочками гирлянд назад и вперед, на мост, и дальше, в спальные районы Города, смутно напоминали, что близится Новый год. Низкое ноябрьское небо скупо сыпало снежными крошками.
   Торопкой вел машину рассеянно, почти не глядя по сторонам, механически включал поворотники, машинально перестраивался и улыбался всему и всем.
   Он и Аня встречались уже два месяца, а казалось, что познакомились только вчера.
   - Это вам, мальчишкам, разрешается ничего не помнить, - сказала сегодня Аня. Она позвонила Дмитрию Николаевичу в середине дня, как любила это делать, когда выдавалась свободная минута. - У нас, у девочек, памятные даты - тот самый третий кит, на котором держится мироздание. И ты мое мироздание рушить не смей, немедленно поздравь меня и в семь часов забери с работы. С тебя цветы и вино, с меня - романтический ужин.
   - Конечно, поздравляю, тем более, если мироздание в опасности. В каком ресторане зафрахтовать столик?
   - Ни в каком, любимый. Проведем этот вечер у меня, если ты не возражаешь.
   Нет, Торопкой совсем не возражал.
   Два месяца пролетели непозволительно быстро.
   Прошлась по Городу осень, измазала деревья ржавым, а после сорвала с них ржавые одежды и клочки разнесла по улицам, засыпала ими парки и скверы. Прошли дожди, беспросветные, навзрыд оплакивающие ушедшее лето. И вот уже лужи затягиваются по утрам тонкой ледяной коркой, грязной, в радужном переливе бензиновых пятен, и мерзнут без перчаток руки, и опять надо думать, в какой шапке ты будешь выглядеть не так глупо.
   Прошла осень, а Торопкой и не заметил. Кажется, было солнце и лицо Ани светилось в обрамлении рыжелапых кленовых листов. Кажется, было будто измазанное дегтем небо, по которому падающие звезды чертили свой короткий жизненный путь, и смелые желания загадывались и немедленно исполнялись здесь же, в машине, и радио шипело, сбитое с волны неосторожной ногой.
   Скоро Торопкой привел Аню к себе домой.
   Пока еще не туда, где в двухкомнатном уюте, в доме на пересечении улиц Космической и Юности, с видом на ивовый сквер, жила его мама, маленькая, лысеющая, любящая сына бесконечно. Не туда, где он любил бывать, потому что сытно, и настирано, и наглажено, и можно забраться с ногами в любимое кресло и с упоением почитать из старых отцовских подшивок "Нового мира" под жужжание маминых вопросов и ответов.
   А совсем на другую сторону Города, в новострой у площади Сантьяго-де-Чили, в свою личную холостяцкую берлогу со всеми признаками неженатого хозяина и засохшей драценой в глиняном горшке на полу у двери на балкон.
   Аня никогда не оставалась ночевать у Торопкого дома и не спешила заводить в его ванной на хирургически чистой, почти стерильной стеклянной полочке свою зубную щетку. Дней через десять после их знакомства Аня пригласила Дмитрия Николаевича к себе домой на чашечку кофе, угощала неумело приготовленной телятиной с овощами, торжественно обещала бросить курить и много смеялась. Потом они лежали на ее кровати и курили в потолок одну на двоих тонкую фруктовую сигарету.
   - Тебе, наверное, пора? - спросила Аня у Торопкого, и он решил, что больше ее никогда не увидит, молча собрался и ушел. А она, только он сел в такси, позвонила, и они проговорили до утра о всяких пустяках.
   И вот уже прошло, оказывается, целых два месяца.
   Торопкой свернул к стеклянному тубусу многоэтажного бизнес-центра, припарковался, взял с заднего сидения машины букет роз и, зябко передернув плечами, через лужи пошел к раздвижным дверям центрального входа. В холле первого этажа, за стойкой с турникетом, скучал и зевал в мониторы плечистый охранник.
   Торопкой не стал рваться за турникет, ожидал Аню у входа, мерил шагами холл перед стойкой охранника и поглядывал по сторонам, перекладывая букет из руки в руку. Еще несколько человек тоже кого-то ждали - девушка говорила по телефону, отвернувшись от всех к стене, переминался с ноги на ногу парень в кепке и со спортивной сумкой на плече, две женщины разбирали какие-то бумаги, неловко держа их на весу.
   За спиной охранника, над дверями лифта, на аккуратно однообразных табличках, приделанных высоко к стене, чтобы сразу бросались в глаза каждому посетителю, висели названия фирм и организаций, заселивших бизнес-центр. Дмитрий Николаевич, коротая время, равнодушно рассматривал таблички, читал, не запоминая, иностранные слова, ничего ему не говорящие аббревиатуры, пафосные имена с претензией и скромные малопонятные словосочетания. Свою собственную стоматологическую клинику Торопкой называл лет десять назад, в то время, когда наши люди за любым иностранным именем еще видели надежность, а не одну только китайскую подделку. В итоге клиника получила труднопроизносимое название "ArtDentStudio". Сначала Торопкой, сам придумавший этот чудовищный набор букв, названием гордился, потом он его стеснялся и все хотел переименоваться, да как-то не доходили руки, а потом привык, как привыкли клиенты клиники, махнул на имя рукой и перестал обращать на него внимание.
   "Где-то среди этих табличек есть и контора, в которой работает Аня, - подумал Дмитрий Николаевич. - Наверняка, что-то англоязычное".
   Аня работала переводчиком английского языка в международном брачном агентстве. Это так называли себя ее работодатели - международное брачное агентство. На деле, как неохотно рассказывала Аня, в двух комнатах, снятых в аренду в бизнес-центре, обитали три человека: программист, переводчик и директор фирмы. Раза или два в неделю приходил фотограф, приносил с собой зонтик на длинной членистой ноге и фотовспышку с импульсной лампой, устанавливал свое хозяйство в первой комнате, в углу, у белой гипсовой стенки, и ждал назначенного времени. В назначенное время офис атаковали девушки, стайками и поодиночке, худые и пухленькие, высокие и низкие, грудастые и плоские, как кухонная столешница. Девушки, аккуратно выводя печатные буквы, заполняли анкеты, фотографировались и уходили, уступая место следующим претенденткам на руку и кошелек долгожданного иностранца. Во второй комнате Аня переводила анкеты с провинциального языка на английский и вбивала их в программу, куда программист добавлял фото девушек, а потом выгружал полученные файлы в интернет. Один или два раза в неделю эти трое работников конторы пахали, как эльфы Санта Клауса в ночь накануне Рождества. Остальное время Аня занималась перепиской с иностранными женихами, отсылая, если не справлялась сама, их аморальные письма нескольким внештатным переводчикам. Когда у нашей претендентки и тамошнего парня складывалось и кто-то из влюбленных начинал паковать чемоданы для первого свидания, агентство получало вознаграждение с обеих сторон - недаром же оно называлось международным.
  

Оценка: 7.61*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"