Аннотация: вошел в шорт-лист конкурса "Белое пятно", 2009 год
Уравнение
Отсюда, из окна кабинета, город казался выбросившимся из моря на берег неизвестным науке чудовищем, тянул к небу железо-бетонные культи многоэтажек, щетинился шипами церковных башен, хрипло дышал моторами бесчисленных машин.
Сергей Воробьев не любил город. Приехав сюда с родителями лет двадцать назад, он так и не привык к суете проспектов, к визгливой толкотне автомобильных пробок, к запахам фаст фудов и магнолий. Воробьев бесконечно путался в названиях улиц и станциях метро, вечно терялся и попадал не туда, а потому предпочитал передвигаться по городу на заднем сиденье служебного авто. Город не оставался в долгу, то окатывал Воробьева лужей из-под колес троллейбуса, то застревал Сергея в лифте где-то между этажами, то задерживал до выяснения мрачным нарядом полиции.
Отсюда, из окна своего кабинета, Воробьев редко удостаивал своим взглядом совершенно незатейливый городской пейзаж с обязательными дымными трубами на горизонте. Да разве могло это скопище людей и бетона соперничать с делом всей жизни, с работой, которая владела Сергеем последние десять лет? Однако, сегодня город перестал казаться Воробьеву чужим и незнакомым. Здесь, в своем кабинете, Воробьеву представилось вдруг, что это не он смотрит в окно, а наоборот, весь город повернулся к окнам офиса, как зрители к театральной сцене, и глядит заворожено, в ожидании невероятного представления. Воробьев рассмеялся, тряхнул головой и неожиданно для самого себя начал танцевать, напевая что-то невнятное и выкидывая самые невероятные па и коленца.
Десятилетний труд, дело, успешное окончание которого обязано обессмертить имя Воробьева, было завершено.
Тему научной работы Сергею принес школьный товарищ Сашка Зиновьев. Тогда, десять лет назад, Сашка работал внештатным психологом в одном крупном Банке. В обязанности Зиновьева входило проводить начальный опрос клиентов Банка, желающих получить кредит. Однообразные и скучные тесты, чья единственная задача состояла в примитивном отсеивании откровенных лоботрясов и балбесов на первом этапе многочисленных банковских проверок, разбудили в Зиновьеве творческую мысль.
- Если учесть всё, от даты рождения с гороскопом до образа жизни, - возбужденно кричал Сашка, размахивая руками и стряхивая пепел с сигареты то в цветочный горшок, то себе в рюмку. - Да пропустить данные через программу!
- Математической вероятности, - прошептал Воробьев и в задумчивости укусил палец. Воробьев трудился инженером и разработчиком программного обеспечения в каком-то НИИ, программируя какие-то вероятности для каких-то военных. Идея подвергнуть математическому анализу человеческую душу захватила Сергея.
Через два года, объединив в одном компьютере психологию и теорию вероятности, два молодых ученых авантюриста выдали первые наброски Уравнения Воробьева-Зиновьева.
Возможно, если бы в Банке к первым наброскам Уравнения отнеслись менее серьезно, то теория Воробьева-Зиновьева так и осталась бы теорией - смелой, немного наивной и фантастичной. Но в Банке к разработкам отнеслись по-деловому и после недолгих размышлений выделили под разработку программы и бюджет, и помещение, и людей.
- Мы считаем, что уже в скором будущем программа сможет не только с большой вероятностью предсказывать основные вехи в судьбе любого человека, но и сумеет каждому, кто пройдет наше тестирование, с точностью до дня вычислить дату смерти!
Этой речи Воробьева, произнесенной на закрытом и крайне засекреченном совете директоров Банка, дальновидные банкиры аплодировали стоя.
И вот, после десяти лет поисков, десяти лет разочарований и надежд, потерь, находок и ежедневного кропотливого труда сегодня Сергей мог с очень большой вероятностью констатировать, что программа на основании Уравнения Воробьева-Зиновьева работает.
Воробьев задернул жалюзи и уселся за стол.
Результаты последних многочисленных испытаний программы, проведенные тайно среди клиентов Банка, людей самых разных национальностей, профессий, возрастов, вероисповеданий и увлечений, результаты различными графиками и отчетами лежали перед Воробьевым.
- Ваш чай, Сергей Николаевич, - Ева, личный помощник, бесшумно зашла в кабинет, поставила перед Воробьевым большую домашнюю чашку и замерла, не сводя с шефа влюбленных глаз.
- Да-да, благодарю, Ева, - Сергей поерзал в кресле и уткнулся в бумаги.
Ева, словно выпорхнувшая из какой-то второсортной мелодрамы, была давно и безнадежно влюблена в своего шефа. Круглобокая, чуть полноватая, с затянутым в узкую блузку бюстом, с чуть влажными и всегда печальными, как у коровы, глазами, Ева в своей любви оказалась незаменимой помощницей - первой приходила на работу и с готовностью задерживалась, если было нужно, и всегда безропотно принимала на себя самые разные большие и малые дела и проблемы, перенося на их решения всю свою неизрасходованную любовь и нежность. Воробьев к любви Евы относился с профессиональной циничностью, констатируя тот факт, что вероятность появления в отделе такой вот влюбленности достаточно велика, однако, всякий раз оставаясь с помощницей один на один, робел и стеснялся.
- Я вас поздравляю, Сергей Николаевич! - сказала Ева, мысленно обняла Воробьева и даже мысленно потискала его. - Это успех! Такой успех! Это... да это... это Нобелевская премия! Да-да, не смотрите на меня так. Наши все об этом говорят! И я тоже говорю. То есть думаю. Ну в смысле...
Ева зарделась и продолжила что-то говорить уже совершенно себе под нос, так, что разобрать ее слов не было никакой возможности.
- Вот так и говорят? - усмехнулся Воробьев. - А как же режим секретности?
- Что вы, Сергей Николаевич! Мы же это только между собой. Мы все понимаем. Вы не переживайте, - замахала руками Ева и поспешила выскользнуть из кабинета.
Секретность и полная тайна разработки программы была одним из главных условий Банка, окружившего отдел Воробьева охраной не хуже, чем золотой запас страны. Так что прежде, чем вступать в борьбу за Нобелевскую премию, о которой Воробьев нет-нет да и подумывал, прежде надо было убедить банкиров дать огласку дерзкому Уравнению.
- А может быть пора? - в который раз за последние несколько лет спросил себя Воробьев и побарабанил пальцами по крышке ноутбука.
Работая над Уравнением, опрашивая сотни и сотни респондентов, проводя тысячи и тысячи тестов, однажды, когда возможность вычислить судьбу человека перестала казаться наглой и вызывающей, а создание самой программы стало просто вопросом времени, Сергей и Саша договорились между собой не пытаться узнать свою судьбу до тех пор, пока работа по разработке не будет доведена до конца. Инициатором этого договора был Воробьев, вдруг испугавшийся, что рассчитав день своей смерти, пусть даже еще неверно вычисленный и ошибочный, он не сможет отдаваться делу полностью, без остатка, разменяв себя на всякую ерунду вроде поиска смысла жизни или, еще хуже, на попытки перепробовать жизнь в самых разных ее проявлениях. Но сегодня Воробьев перестал бояться смерти. Что она могла изменить в его судьбе сейчас, когда дело сделано, и ничто уже не будет как раньше, и это он, Воробьев, рассчитал этот мир, провел его ревизию и каждому жителю выдал по бирке?
Сергей запустил программу и набрал свое имя.
Когда все данные были введены и программа задумалась, обрабатывая многочисленные цифры и результаты тестов, в кабинет ворвался Сашка Зиновьев. Педант и тихоня, в неизменном строгом галстуке, завязанном аккуратным тугим узлом, сейчас Сашка был ужасен. Одетый, словно одеваться ему приходилось второпях, точно незадачливому любовнику, которого в объятиях беспутной жены застал рогоносец-муж, Зиновьев тяжело дышал, то хватался за голову, то хватал руками воздух, ища опоры. Но главный беспорядок творился у Сашки в глазах, потемневших, будто штормовое море.
- Серега! Это все! Конец! Конец... - закричал Сашка с порога и завертелся по кабинету, натыкаясь на стулья, роняя их и размахивая зажатым в руке листком бумаги. Успокоился Зиновьев только когда Сергей и прибежавшая на крики Ева отловили его совместными усилиями, усадили кое-как на диван и заставили выпить стакан воды.
- Что? - спросил Воробьев, когда Зиновьев немного пришел в себя, а перепуганная Ева убежала искать валерьянку.
- Вот, - выдавил Сашка и протянул лист бумаги, все еще зажатый в руке. На измочаленном листке ютились всего две строчки:
"Зиновьев Александр Петрович
Дата смерти: 13 сентября 2020 года".
- Тринадцатое. Это через три дня, - сказал Сашка и громко икнул.
Мелодия завершения работы программы и звонок телефона заиграли одновременно. Воробьев дернулся всем телом, чертыхнулся и, похлопав Сашку по плечу, пошел к столу.
- Сергей Николаевич, - радостно зарокотала трубка голосом Управляющего Банком. Управляющий умел позвонить вовремя, каждый раз своим появлением подводя итог очередному этапу разработки программы.
- Я слышал, вас наконец можно поздравить с успехом, Сергей Николаевич?
- Пожалуй, на этот раз я не побоюсь ответить вам утвердительно, - кивнул Сергей, открывая при этом результат подсчета программы.
- Когда вы думаете презентовать программу на совете директоров?
Воробьев молчал, оцепенело уставившись в монитор.
- Как вам дата 13 сентября, Сергей Николаевич?
Воробьев шумно вдохнул и, не найдя слов, повернул монитор к сидящему на диване Зиновьеву. Программа выдала две строчки:
"Воробьев Сергей Николаевич
Дата смерти: 13 сентября 2020 года".
- Ты веришь в такие совпадения?
Зиновьев задал этот вопрос Воробьеву уже в четвертый раз. Сергей молча смотрел в окно, за которым ненавистный город беспечно готовился ко сну. В совпадения не верилось, как не верилось в ошибку программы и еще больше не верилось в то, что ему, Сергею Воробьеву, суждено совсем скоро уйти, так и не став знаменитым и не заставив этот мир содрогнуться от восторга и ужаса.
- Думаешь, Банк решил нас убрать после успешной презентации? - наконец отозвался Сергей.
- Почти уверен, - согласился Зиновьев, и друзьям сразу стало легче, как становится легче после исповеди. Произнеся вслух то, о чем они думали, но боялись себе признаться последние несколько часов сумрачного молчания, Воробьев будто освободился, и его мысли потекли стройно и четко.
- Знаешь, я никогда не думал о людях, об их мнении, когда мы начинали работу над Уравнением, - сказал Воробьев и опять уставился в окно. - Просто... Просто программа привлекла меня возможностью заглянуть дальше, чем позволено человеку Богом. Нет, меня интересовало совсем не будущее, а именно способ узнать его. Потом, позже, когда мы получили первые положительные результаты, я вдруг подумал о славе и, черт возьми, о месте в истории. Но сейчас, за три дня до своей смерти, я просто боюсь нашего Уравнения. Да-да! Я боюсь его, как, должно быть, когда-то боялся своей водородной бомбы академик Сахаров. Послезавтра мы умрем. И все, что останется от нас - всего лишь издевательская насмешка кучки жадных денежных мешков, высокомерная, пренебрежительная, глумливая насмешка...
- Сотрем программу! Мы уничтожим ее, все файлы, до единого, - встрепенулся Зиновьев.
- Нет! Никогда. Десять лет поисков. Десять лет труда. Я... я не смогу, - Воробьев бросил на Зиновьева жесткий взгляд. - И тебе не дам. Да и не получится. У них наверняка есть резервные копии. Нет. Мы поступим иначе!
Ко второй половине одиннадцатого сентября Интернет лихорадило.
В самом начале дня одновременно на нескольких сайтах кто-то выложил бесплатную программу под названием "Оракул", в аннотации к которой было сказано, что создана она на основе некоего Уравнения Воробьева-Зиновьева. В той же аннотации объяснялось, что программа позволяет вычислить дату смерти любого человека.
Первыми на программу обратили внимание развлекательные порталы, редакторы которых назвали ее плохой шуткой юмора и тут же предложили лидеру оппозиционной партии пройти тестирование на предмет успокоения народных масс. Сетевой народ живо отреагировал на заявления редакторов, посоветовав заодно протестировать президента вместе с премьер-министром и лидерами остальных партий и фракций, причем всех стран на всех материках. Вскоре обсуждения перспектив проверки лидеров мира на предмет жизнеспособности захватили основные "площадки" Интернета. Блоги, чаты, гостевые Живых Журналов - везде народ комментировал программу "Оракул", внося все новые и новые предложения по ее использованию. Комментировал и скачивал, комментировал и скачивал, и скачивал, и скачивал программу.
К обеду, когда количество человек, скачавших "Оракула", перевалило за полмиллиона, а народ устал от обсуждений и притих, в сети появились первые подтверждения правильной работы Уравнения Вробьева-Зиновьева. Первой "жертвой Оракула" стал Женя Синицын, которому программа выдала дату смерти 11 сентября 2020 года, и которого несколькими часами позже убило током в метро. Видео со смертью Синицына, по нелепой случайности снятое самим Синицыным на свой мобильный телефон, друзья погибшего выложили в Интернете, и оно тут же вышло на первые позиции во всех сайтах новостей. Немногим позже похожие новости посыпались, как из рога изобилия.
Если глядя отсюда, из окна кабинета, еще три дня назад город казался выбросившимся на берег морским чудовищем, то сегодня, тринадцатого сентября, это чудовище умирало. Свет в домах и на улицах то гас, погружая жителей в первобытную темноту, то вспыхивал ярким сварочным огнем, точно электричеству было тесно в проводах и оно пыталось вырваться наружу. Некоторые здания горели, и языки пламени лизали брюхо чернильного неба. Сирены пожарных и полицейских машин ранеными собаками взвизгивали тут и там, скулили и торопились жаловаться, тоскливо воя на равнодушную Луну.
Телефон зазвенел, выведя Воробьева из оцепенелого разглядывания городской агонии.
- Сергей Николаевич, - устало пророкотала трубка. Управляющий Банком всегда умел позвонить вовремя. - Сергей. Скажи, что это сделал не ты.
- Это сделал я, - ответил Сергей, удивляясь, что телефонная связь все еще работает.
- Но почему? Зачем?
- Я сегодня умру...
- Я не понимаю.
- Я думал, что вы решили меня убить.
- Но зачем? Зачем нам было нужно тебя убивать? Сергей! Что ты наделал... Впрочем, какая теперь разница.
Управляющий замолчал. Было слышно, как он наливает себе в стакан, шумно и жадно пьет и опять наливает.
- Молодец, Сергей! Умница! - Управляющий рассмеялся, точно заскрежетал лист железа. - Справился! Ты думаешь, это плохо - умереть в такой день? Ты думаешь, тебе не повезло?! Да может это нам, всем выжившим, не повезло! Нам разгребать после тебя эту кучу...
В трубке что-то затрещало, ворвались голоса, кричащие или поющие, и телефон замолчал.
- Управляющий звонил, да?
Зиновьев стоял в дверях кабинета, сутулился, опираясь плечом о косяк, пьяно улыбался, белел лицом в тусклом свете настольной лампы.
- Давай я угадаю, - усмехнулся Зиновьев. - Он сказал, что банкиры и не думали нас убивать.
- Да, он сказал что-то похожее.
- Знаешь, над чем я размышляю весь день? - Зиновьев, покачиваясь, подошел к окну, неловко открыл его и закричал в темноту. - Как я умру сегодня?!
Зиновьев уселся на подоконник, ухватился за раму и устало посмотрел на Воробьева. За Сашкиной спиной край неба от горящей мэрии красился в горчичный цвет.
- Как думаешь, Серега, как бы мы умерли сегодня, если бы не выпустили программу на волю? Весь день думаю над тем, как бы я умер, а ничего путного на ум не приходит.
И разжал пальцы, отпуская раму.
Воробьев смотрел на город и не верил себе.
- Наверное, за мной скоро придут, - глухо сказал Воробьев, не отводя глаз от города. - Тебе лучше уйти.
- Я останусь с тобой, - прошептала Ева и прижалась к Сергею еще крепче, точно желая срастись с ним, став одним целым.
- Глупая. Уходи, я прошу тебя. Меня убьют.
- Только вместе со мной. Или нет! Мы убежим, спрячемся, - Ева схватила Воробьева за руку и потянула куда-то в коридор, прочь из кабинета. - Мы спрячемся. Они не найдут. Им сейчас не до нас.
Она тащила Воробьева за собой какими-то темными улицами. Приходилось постоянно переступать, перепрыгивать и перелазить. У подземного перехода Воробьев наступил на что-то мягкое, с ужасом поняв, что это был человек, раздавленный, расплющенный до неузнаваемости. Город, разделившись на тех, кому оставалось жить чуть и тех, кому "Оракул" отмерил долгую старость, дрался за свое существование.
На углу громили магазин электроники, растаскивали, не глядя друг на друга, по своим домам телевизоры, компьютеры, музыкальные центры. Хозяин магазина стоял тут же, не мешая грабить, приговаривал:
- Забирайте. Я все равно сегодня умру. Забирайте.
Кто-то из мародеров, сжалившись над свихнувшимся торговцем, ударил его сзади по затылку микроволновой печкой.
Посреди улицы, выкрикивая, что ему наплевать на все, потому как жить ему все равно до семидесяти трех лет, танцевал парень в спортивных, вытянутых на коленках штанах. Машина сбила парня, сломав обе ноги, и он пополз по улице, волоча за собой перебитые ноги в спортивных, вытянутых на коленках штанах, набухших вязкой, хорошо видной в свете пожара кровью. И кто-то проходя мимо заметил кричащему уже от боли парню, что пусть он не притворяется, потому как раны, если верить "Оракулу", наверняка не смертельные.
Пуля, случайно выпущенная полицейским при перезарядке ружья в темноту улицы, на излете ударила Воробьева в затылок как раз в тот момент, когда Ева рассказывала о том, какой замечательный мальчик родится у них, и что это совсем не важно, когда человек умрет. А что на самом деле важно, Воробьев уже не услышал.