Нас поместили в одну палату, несмотря на то, что я - женщина, а он - мужчина. Его не интересует никто, кроме него самого, а я никогда не двигаюсь.
Место, где мы находимся - элитный дурдом. Сюда помещают тех безнадежно больных, чьи родственники до неприличия богаты.
У меня - богатые родители.
У человека, которого мой мозг назвал нарциссом за его болезнь - большое состояние и сердобольная тетушка.
В элитном дурдоме практикуют революционные методы лечения: нарциссу заклеили глаза, а мне предоставили сутками напролет любоваться оконной решеткой.
Никаких лекарств.
Никакого электрошока.
Нарцисс рассказывает о своей истории болезни.
"Ты знаешь, что такое синдром Стендаля? Это когда ты видишь какое-то произведение искусства, где запечатлена истинная красота, и тебя охватывает восторг, эйфория... И эти чувства настолько сильны, что ты можешь даже умереть..." - он говорит в пустоту. Я ему не отвечаю.
"Девушки в черном" Огюста Ренуара.
Трехголосные инвенции Баха.
"Исследования одной собаки" Франца Кафки.
"Когда-то я отчаянно начал искать красоту вокруг себя. Я пытался создавать ее, но ничего не вышло - мои руки не могли творить ее, не могли выразить красоту ни в музыке, ни в живописи, ни в скульптуре, потому что я не был обучен ни одному из этих искусств...".
На пианино в моей комнате стояла японская кукла с белым, ничего не выражающим гладким лицом, черными волосами и агатовыми глазами. Она всегда смотрела на меня, разучивала ли я гаммы, ревела ли в подушку или спала.
"Я не мог выразить то, что было у меня в душе и в голове, и это постепенно сводило меня с ума. Когда все время представляешь нечто, не получившее материального выражения, начинается эмоциональное истощение. Тогда я впервые попытался разглядеть отголоски своей внутренней красоты в зеркале".
Кукла была невероятно красивой. Я хотела стать такой же, как она.
"До сих пор мое отражение удостаивалось лишь мимолетного взгляда, подмечавшего, все ли в порядке на моей голове и достаточно ли я прилично выгляжу для того, чтобы выйти на улицу. Теперь же я посмотрел на СЕБЯ... И испытал то, что называется синдромом Стендаля. Из зеркала на меня глядели не какие-то жалкие отголоски, какими являлись мои картины или стихи, а сама красота. Ты не представляешь, что я испытал, поняв, что мне не надо искать, как воплотить красоту - я сам был ею".
Все-таки мы с ним в чем-то похожи с ним. Только он всегда был в поисках идеала, а я идеал нашла и стремилась ему соответствовать.
Когда я орала на стены, обвиняя мир в несправедливости, мне страшно было смотреть на куклу: весь ее вид словно говорил "Я знала это".
У куклы нет эмоций.
Поэтому она объективна.
"Я стал проводить у зеркала много времени... Не находя в себе изъянов, с каждым актом этого самолюбования, как называют это врачи, я все более влюблялся в свое отражение".
...Я выкрасила волосы в черный цвет. Потом стала пытаться придать своему лицу ту же самую, немного маслянистую и гладкую, белизну. Такую, какая на полотнах Ренуара.
В средствах для макияжа я быстро разочаровалась - не тот оттенок. Кроме того, это была все еще моя кожа - мягкая и розоватая.
Тогда я купила свинцовые белила и кисточкой закрасила себе лоб, щеки, веки и шею.
"Если ты услышишь посреди улицы божественную музыку, ты пойдешь за ней. Моя беда в том, что я не мог ни на шаг приблизиться к своему миру, чтобы хотя бы прикоснуться к красоте - мое лицо неизменно натыкалось на холодное и гладкое стекло. И однажды я понял, что то, что в зеркале - всего лишь отражение моего мира, а увидеть его истинным мне не удастся никогда".
Возможно, это была всего лишь чья-то злая шутка. Попробуй увидеть свое отражение в луже.
Высыхая, краска превращалась в белую корку, которая покрывалась сетью трещин, стоило мне заговорить, нахмуриться или рассмеяться.
Я садилась напротив куклы и смотрела на нее часами.
Мои лицевые мышцы атрофировались, глаза постоянно жгло от черных линз, а голова дико болела от свинца.
Кукле не нужна еда.
Кукле не нужен сон.
Кукле не нужно тепло.
И мне это тоже теперь не нужно.
Вот только тогда я забыла, что куклы не могут любить и вообще не испытывают какие-либо чувства.
Зато они объективны, знают все, а значит, мир их никогда не растопчет.
О том, что куклы живут намного дольше человека, я вспомнила, когда у меня с лица стали отпадать шмотки шелушащейся кожи.
Потом я оказалась здесь. Я молчу уже третий год. Я - кукла.
Изредка меня водят в душевую. Там на мою голову выливают полбутылки шампуня, и мои глаза видят, как пряди моих черных волос уносят в канализацию потоки воды.
Мне жаль нарцисса. Забавно - я его называю именем цветка, а медперсонал - овощем.
Меня тоже называют овощем, хотя я - кукла. Но медперсонал и вообще людей можно понять: если отнять у них способность объединять предметы в классы, то они мало чем будут отличаться от животных. А ведь именно этой особенностью люди и гордятся.
Все люди стремятся к собственной индивидуальности, объединяя всех остальных в толпу.
Парадокс.
Мы не рождаемся бескрылыми, а позволяем другим сделать нас такими. Пингвины и страусы - бескрылые, а люди - обескрыленные.
Ему залепили глаза. Если он увидит свое отражение где-нибудь (например, в дужке кровати), то очередной приступ синдрома Стендаля будет настолько силен, что нарцисс просто умрет.
"Наши глаза - все равно что те отверстия в пещере, через которые проникает свет. Благодаря этому на мозг ложатся тени, и мы выстраиваем картину мира. Вдвойне несчастны те, кто носит очки", - смеется он.
Я молчу. Мне пришлось долго пробыть в темноте, чтобы понять: зрение - не такая уж и нужная штука. Я это знаю. Я - кукла, а кукла всегда объективна.
Он медленно умирает от того, что его жрет темнота под собственными веками.
Почему-то считается позорным умереть от восторга перед красотой.
Я коплю силы. Когда-нибудь доползу до его кровати, сниму пленку с его глаз и дам ему посмотреться в зеркало.
Он умрет от своего синдрома Стендаля, а я - от истощения.