Боевой-Чебуратор : другие произведения.

Каляка

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Аудиоверсия рассказа в проекте "Автостопом по фантастике". Часть первая. Часть вторая. Озвучено на студии Ильи Веселова при участии издательства "Снежный Ком М".
    12 место на осенней Грелке 2020.
    Герой, выдирая из себя с кровью страх, пытается победить неведомое и в то же время знакомое с детства инфернальное зло. Но чтобы победить, надо изменить себя. А это почти невозможно: прошлое цепко держит за горло - виной, ужасом.

 
  
  
Артем Белоглазов
Каляка



Каляка


Саднил порез на большом пальце левой руки, в голове было пусто и холодно; крутило живот - не от страха, от голода. На ужин он почти ничего не ел, кусок не лез в горло. Сейчас, уняв волнение и собравшись с силами, вполне можно перекусить. Да и кружка чая не помешает.
Выбросив лезвие в мусорку, Вадим обработал рану перекисью водорода и заклеил пластырем. Кровь на дне баночки для анализов напоминала обычную краску, не хватало только альбома и кисточки. Дали Мурочке тетрадь, стала Мура рисовать, да, Лев Борисович? Вадим неожиданно развеселился, сдавать анализы он не собирался - баночка подвернулась во время поисков подходящей тары. Небольшая, удобная. Самое то.
На улице моросило, дождевая пыль сеялась с низкого октябрьского неба; термометр за окном показывал то ли шесть, то ли семь градусов. Тоска - ни звёзд, ни луны. Вадим прислонился лбом к прохладному стеклу, он видел не своё отражение, а тётки с плоским, одутловатым лицом; губы ее застыли в скептической ухмылке. Сыно-о-ок, читалось в узко посаженных глазах. Куда ты лезешь, сынок? Отвали, грубо бросил Вадим. Тебя не спросили.
Жуя бутерброд с ветчиной, поставил чайник. Подыхать на голодный желудок? Да ну на хрен! Впрочем, зачем подыхать, когда у него скорострельный Стечкин с магазином на двадцать патронов? Пусть сама сдохнет, тварь. Тетрадный листок и перьевую ручку он подготовил заранее.
Одна-две таблетки феназепама при сильном нервном возбуждении, и на вас нисходит покой. Теоретически. На практике - по обстоятельствам. Сколько таблеток вы приняли, доктор? Какую дозу? Не верилось, что опытный врач, понимая последствия, сознательно превысил дозировку.
Устроившись за письменным столом, Вадим обмакнул перо в баночку и занёс над листком, глядя, как с кончика скатывается алая капля. Вторая, третья... Капли падали, расплываясь жуткими кляксами. Он поёжился, подвинул ближе тетрадный лист и аккуратно, стараясь не смазать буквы, вывел мелким угловатым почерком ровно пятнадцать слов.
Лампочки в люстре перегорели, все три, едва он закончил писать - вспышка, хлопок, рябь в глазах. Вадим пощёлкал выключателем - в комнате, коридоре, туалете. Бесполезно, свет погас везде: выбило пробки. Очень кстати, отметил Вадим. Очень. На кухне съёмной квартиры в ящике стола - он помнил точно, но забыл в каком именно - хранились свечи и спички, на непредвиденный случай. Старик-хозяин, как и многие пожилые люди, был весьма запасливым. Вадим долго рылся в ящиках среди кучи хлама и наконец выудил две завёрнутые в пакет парафиновые свечки и коробок; чиркнул спичкой, радуясь, что не придётся сидеть в темноте. Затем приволок в коридор табурет, чертыхаясь, залез на него и открыл распределительный щиток. Подёргав рычажки автоматов, убедился - дело не в них. Огонёк свечи, тусклый, дрожащий, скорее не разгонял темноту, а лишь обозначал своё присутствие. По углам метались тени, заставляя лихорадочно озираться, прислушиваясь к скрипам и шорохам, видеть то, чего нет. Вадим поискал фонарик - в шкафах, тумбочке, комоде, - не нашёл, зато обнаружил старый переносной ночник. Ночник, как ни странно, работал, и Вадим, обрадовался, что не надо снова шарить по полкам, разыскивая подходящие батарейки. Ладно, сойдёт, решил он. Выходить на лестничную клетку, разбираться, что там с электрощитом, не хотелось - до тошноты и рези в животе.
Завтра, на свежую голову или... никогда.
Вадим усмехнулся: лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Он триста раз пожалел о своём поступке и триста раз убедил себя - так надо.
Осточертело жить с кошмарами.

* * *

Погоняло у Вадика было премерзкое - Сынок. Когда тебе вешают стрёмную кликуху, есть два пути - лезть в драку каждый раз, ходить, отсвечивая фингалами, и в конце концов отстоять собственное имя или огрести люлей и смириться. Он ненавидел себя за то, что прогнулся и не сумел воспротивиться - да, он не умел драться, и что? Дело-то не в умении. Ненавидел пацанов во дворе, одноклассников из пятого "А", весь мир, включая бабушек у подъезда. Как, скажите, не сгореть со стыда, если, не желая ничего дурного, а вовсе даже наоборот, участливая старушка произносит ублюдочное, отвратительное слово? Вызывая дружный гогот дворовый компании. Ладно хоть родители стали звать по имени, впрочем не сразу - пришлось закатить скандал, и то списали на особенности переходного возраста. И ведь ничем, ничем он "сынка" этого не заслужил. Ни манерой держаться, ни поведением. Так сложилось, звёзды моргнули невпопад - ну, как обычно с прозвищами. Стоило матери пару раз крикнуть с балкона: "Сынок, ужинать!" - и всё. Прилипло, не отодрать.
Во взрослой жизни появилась масса других проблем, и обидная кличка отошла на второй план, а потом и вовсе затерялась. Сейчас Вадим, пожалуй, обменялся бы с Вадиком местами: есть прозвища и похуже - Яйцо, например, или Боров. Нынешние трудности не то что обескураживали - вгоняли в ступор.
Мимоходом кивнув охраннику, Вадим поднялся на второй этаж, взглянул на часы. Четырнадцать ноль-ноль, минута в минуту. Просьба не опаздывать, приём строго по вторникам и четвергам.
Психотерапевта он выбирал тщательно.

- Располагайтесь, пожалуйста. - Лев Борисович приглашающе указал на мягкий диван.
Сам он занял низкое кресло неподалёку, улыбнулся, доброжелательно глядя на клиента. Между диваном и креслом стоял журнальный столик на колёсах; Вадим осторожно присел на край дивана, осмотрелся.
К психотерапевту он обратился впервые и тщетно боролся с волнением. В целом кабинет производил уютное впечатление: светлые пастельные тона, растения в горшочках, ряд стеллажей с книгами и безделушками, ненавязчивая музыка.
- Вы не против? - спросил доктор, имея в виду музыку.
- Нет, - ответил Вадим. - Не против.
- Чай? - предложил Лев Борисович. - Какой предпочитаете - зелёный, чёрный?
- У вас есть минералка без газа?
- Разумеется.
Сделав глоток, Вадим немного расслабился. Психотерапевт с серьёзным медицинским образованием - прежде всего врач, в отличие от психолога-гуманитария, закончившего профильный ВУЗ или, смешно сказать, курсы. Наверняка он поможет. Если не врач, то кто?
- Волнуетесь?
- Да, - признался Вадим.
- Это нормально. Я поясню, как пройдет встреча, и что вас ожидает. Выслушаю вашу историю, доверьтесь мне и будьте честны - никто за пределами кабинета не узнает о разговоре, а вы сообщите, что вас беспокоит. Мы вместе определим проблему, и чем я могу помочь.
Неторопливый, уравновешенный голос доктора журчал осенним ручьём, настраивая на позитивный лад. В стёклах старомодных очков с тонкими дужками отражалось зеркало у входной двери, а в зеркале - седой профиль психотерапевта, в очках которого... Вадим поставил стакан, откинулся на спинку дивана и чуть не задремал.
- ...вот, собственно, и всё, - завершил вводную Лев Борисович. - Если что-то непонятно - спрашивайте. Теперь ваша очередь, я внимательно слушаю.
Поведать свою историю - с любого момента, Вадим Юрьевич, как вам удобно - он так и не сумел. Ходил вокруг да около, сбивался, надолго замолкал, погружаясь в мрачные мысли.
- Что ж, - подытожил Лев Борисович. - Бывает и так. Ни к чему не принуждаю, но мы могли бы условиться о следующей встрече. Если дело не сдвинется с мёртвой точки, и мы не добьёмся значащих результатов... - Он с сожалением покачал головой.
Вадим хмуро барабанил пальцами по журнальному столику. Наконец что-то решив, поднял глаза:
- Давайте попробуем.
- Уверены?
- Да, - сказал Вадим и выдавил через силу: - Из-за меня... моих действий погибли люди. Четверо. Это случилось давно, я был молод, мне попросту не оставили выбора. Я не оправдываюсь, вина целиком моя, но... если есть способ забыть... ведь он есть? Я просыпаюсь совершенно разбитый, воспоминания душат...
- Вадим Юрьевич, - перебил доктор, - это важное заявление, без шуток. Вы не оговариваете себя? Из-за ваших физических действий или бездействия, подчеркиваю, физического, кто-то погиб? Причины смерти установлены? проведено расследование? Я буду вынужден известить органы.
- Метафизических, - без тени улыбки произнёс Вадим.
- Вас мучают кошмары? - предположил Лев Борисович.
- Каждую ночь, сейчас - каждую. Иду в кровать как на пытку, ворочаюсь, не сплю до двух-трёх часов, - Вадим дёрнул плечом, - потом вырубаюсь и...
- Почему сейчас?
- Не знаю, - солгал Вадим.
- Вы принимаете снотворное?
- Нет, бесполезно.
Лев Борисович доверительно наклонился к нему:
- Я мог бы назначить транквилизаторы для уменьшения тревоги и облегчения общего состояния, но, боюсь, это преждевременная мера. Не разобравшись с причиной, мы рискуем упустить главное и поставить неверный диагноз.
- Позже... - Вадим запнулся, - когда выявите причину, я бы хотел, чтобы вы их назначили.
- Непременно, - кивнул доктор.
На прощание он сказал:
- Это, конечно, формальность, Вадим Юрьевич. Однако спрошу еще раз: вы согласны работать дальше? Согласны с форматом и правилами встреч?
- У вас, наверное, и договор есть? - хмыкнул Вадим.
- Есть, - подтвердил Лев Борисович. - Как же без договора?

* * *

О собаке Вадик услыхал в летнем лагере, куда его отправили на долгие три недели. Стать пионером Вадим не успел, те канули в прошлое с распадом СССР, но в детских лагерях, где по-прежнему ходили строем, выкрикивая речёвку, и поднимали по утрам знамя, порядки отчасти напоминали советские, пусть и были менее строгими.
Народ в июльской смене подобрался на редкость разношёрстный - один только детдомовец Игорёк, боль и заноза вожатых, не признававший ни авторитетов, ни правил, чего стоил. Щуплый, белобрысый он частенько травил байки перед отбоем - про домовых и чёртика-подкидыша, гроб на колёсах и жёлтые шторы. Его слушали с интересом, а ребята помладше, так и вовсе раскрыв рты. Вёл себя Игорёк не по чину, случалось, дерзил пацанам из старших отрядов и вообще нарывался, но детдомовского до поры прощали. Нет у человека папки с мамкой, и так судьбой обделён, чего уж. Бить жалко, ругаться - бестолку. Психованный к тому же, ну его к лешему - устроит втихаря подлянку, замаешься расхлёбывать.
Однако в последний раз - не простили. В чём конкретно накосячил Игорь, с кем зацепился, осталось за кадром, но с детдомовцем поговорили по-свойски, наказав за чрезмерную борзость. Дальше, если честно, попёрла натуральная чертовщина: обычная, не бредовее прочих страшилка внезапно обернулась непредставимой бедой.
Игорёк опрометчиво пригрозил обидчикам - вот потеха! - зловещей собакой из нелепого стишка, за что его особенно крепко вздули. О драке быстро узнали, и на вечерней линейке случился разбор полётов, на котором присутствовал сам замначальника по воспитательной работе. К Игорьку подступались и так и сяк - мол, кто? почему? Тот ни в какую не признавался, твердил - упал и точка, не выдав обидчиков. Свидетелей тоже не нашлось: числиться в стукачах народ не желал. Ночь минула без происшествий, если не считать того, что утром на территорию прибыла скорая и наряд милиции, а спальный корпус номер пять изолировали, расселив воспитанников по другим корпусам. Вскоре двое подростков спешно уехали домой: родители забрали их, не дожидаясь конца смены. Так, по крайней мере, сообщили официально.
По лагерю поползли жуткие, ничем не подтверждённые слухи. Вожатые кучковались в медкорпусе, время от времени бегая в курилку; распорядок дня накрылся медным тазом, все мероприятия отменили. Игорёк расхаживал гоголем, криво улыбаясь разбитыми в лепёшку губами; палец на левой руке был зачем-то заклеен пластырем. Триумф его длился недолго - детдомовцу объявили бойкот и демонстративно сторонились, на обеде Игорь скучал за столом в гордом одиночестве. Пока он вяло ковырял макароны по-флотски и цедил компот, доброжелатели вылили ему в постель бачок с помоями и измазали дерьмом сменную обувь. В общем бардаке кто-то из старшего отряда умудрился сгонять за водкой, чтобы устроить своего рода поминки - по слухам, скорая увезла два трупа; закусь и стаканы стащили заранее. Девчонки шушукались на скамейках, около пятого корпуса на почтительном расстоянии околачивались любопытные - там якобы видели группу людей в мешковатых защитных костюмах. Обстановка накалялась.
Вечером у ворот остановился грязно-серый микроавтобус, из него вышла рыхлая, растрёпанная тётка с одутловатым лицом и узко посаженными глазами, следом семенил паренёк лет восемнадцати. Их проводили к начальнику лагеря, туда же вызвали Игорька. Жалкий, сгорбившийся он понуро брёл по дорожке, ни у кого не вызывая сочувствия.
Свет в кабинете начальника горел допоздна. Что обсуждали за плотно задёрнутыми шторами, насчёт чего договорились, откуда вообще взялась странная тётка и ее сопровождающий, какую власть они имели, осталось загадкой.
Микроавтобус уехал в кромешной темноте; вещи Игоря никто не забрал.
На следующий день июльскую смену закрыли.

* * *

Психотерапевтические сеансы не отличались разнообразием - Вадима неизменно клинило на попытках рассказать про обстоятельства гибели несчастных, о подробностях и речи не шло. Тогда Лев Борисович предложил начать с проективных тестов, чтобы очертить границы проблемы.
С тестами тоже не заладилось, Вадим вспоминал их с содроганием. Порой вместо привычных леденящих кошмаров ему снился милейший Лев Борисович и карточки с чернильными пятнами, похожими на детскую мазню.
Во сне Вадим наблюдал за собой будто со стороны, будто не он, а кто-то другой сидит на приёме у психотерапевта, молчит, спрятав лицо в ладонях, горбится, вжимает голову в плечи. Худощавый, слегка небритый мужчина лет тридцати пяти с ранней сединой на висках.
- Знакомы ли вы с психодинамическим тестом Роршаха? - задаёт вопрос Лев Борисович.
- Нет.
- Вообще не слышали и не читали о его таблицах?
- Нет.
- Я буду предъявлять вам карточки с аморфными симметричными пятнами, а вы - называть образы, которые увидели на рисунке и своё впечатление. Ответы я буду фиксировать в блокноте. Всё понятно?
- Да.
Психотерапевт даёт в руки мужчине чёрно-белую карточку с размытым изображением. Тот смотрит в явном замешательстве; лицо искажает странная гримаса, пальцы впиваются в плотный картон.
- Можете поворачивать таблицу как угодно, - неверно истолковав ступор клиента, поясняет Лев Борисович. - Что вы видите на рисунке?
Мужчина в поношенном джинсовом костюме бледнеет. Запинаясь, шепчет что-то, слов не разобрать.
- Повторите, пожалуйста.
- Каляка...
- Что, простите? Калека? В смысле инвалид?
- Не калека - каляка.
- М-м... что вы имеете в виду?
Очки психотерапевта неприятно поблескивают; блики, не золотистые - ржавые, с кровавым оттенком, растут, превращаясь в уродливые кляксы.
Вадим, чуть не упав, вскакивает с кровати, плетётся на кухню и, проливая воду на грудь, жадно пьёт прямо из чайника. Лунный свет падает наискосок, оставляя половину кухни во тьме; бесформенные, лохматые, в небе клубятся тучи, тянут загребущие лапы к далёким звёздам. Линолеум противно липнет к босым ногам, в трубах периодически урчит, а в кране сипит и булькает; капли падают в раковину с громким шлепком. Вадим кашляет - долго, надсадно, сплёвывает в мойку застрявший в горле шершавый комок, открывает форточку, чтобы продышаться: сырость и студёная, хрусткая свежесть быстро приводят в чувство. Он подкладывает на дно раковины губку для мытья посуды, становится тише. Ветер за окном треплет куцые, теряющие листву деревья. Накрапывает дождь.
Вторая карточка была чёрно-красной. Мерзейший Лев Борисович, отмечая лишь ему заметные подвижки в терапии, настаивал на продолжении "экзекуции", ведь в прошлый раз он больше не вытащил из Вадима ни словечка.
- Что вы видите на рисунке?
- Каляку.
- Еще что?
- Кровь.
- Почему?
- Капли крови расплылись по бумаге.
- Что-то еще?
- Буквы.
- Какие? Что там написано?
- Каляка-маляка, злая...
- Дальше?
- Хватит, Лев Борисович! Прекратите!!
Вадим оттолкнул столик с карточками, едва не опрокинув набок, глаза его сузились, щёки пылали от гнева. Выпрямившись в полный рост, он угрюмо, сверху вниз глядел на доктора. Тот вздрогнул, снял очки трясущейся рукой; похлопав по карманам, извлёк носовой платок, протёр стёкла и нацепил очки обратно.
- Извините, - пробормотал. - Увлёкся.
Затем, кряхтя, принялся собирать рассыпавшиеся по полу таблицы. Вадим, смутившись, кинулся помогать; ползая на четвереньках среди бумаг, они ненароком столкнулись лбами и принялись хохотать как сумасшедшие.
- Простите, ради бога.
- И вы простите.
- Знаете что? - Лев Борисович прищёлкнул пальцами. - Помните строчки - "Дали Мурочке тетрадь, стала Мура рисовать"? Ёлочку нарисовала, козочку. А потом: "Ну, а это что такое, непонятное, чудное, с десятью ногами, с десятью рогами?"
- О чём вы? - не понял Вадим.
Доктор вздохнул:
- Ну как же? "Это Бяка-Закаляка Кусачая, я сама из головы её выдумала".
- Какая еще бяка?
- Стихотворение, называется "Закаляка". Чуковского читали? Известный детский писатель. Мурочка, его младшая дочь, умерла от туберкулёза.
- Я не выдумываю, - сухо сказал Вадим.
Перед уходом, уже взявшись за ручку двери, он обернулся.
- Точно от туберкулёза? - спросил. - Умерла. Дочь.
Лев Борисович поперхнулся и выронил стопку с карточками.

* * *

История, произошедшая в летнем лагере, донельзя впечатлила Вадика. Он носил ее в себе, переживал, маялся, а затем, не выдержав, поделился с новым приятелем Жекой, с которым задружился зимой и уже два раза влипал в переделки. Тот был на год старше и пользовался во дворе кое-каким авторитетом. Жека ухмыльнулся и, презрительно сплюнув на асфальт, сказал: детдомовские, мол, сочиняют подобную ерунду, чтобы над всякими дурачками поугорать. А вы, лошары, уши развесили.
Сам ты лошара, обиделся Вадик, смену реально закрыли. Досрочно, втыкаешь? Родакам наплели три короба чухни, часть денег вернули, те и купились. Типа "грубое нарушение санитарных требований". Фуфло! Я ж лично, блин, ситуацию наблюдал. Чё ты лыбу давишь? Игорь от меня через кровать спал, в столовке рядом сидели. Нормальный, короче, паренёк, только дерзкий. Старшаки, ну, те, кто на него наехал, видать, по правде померли. Менты и скорая от балды, по-твоему, приезжали? Нет, чё ты лыбишься-то?
- Проверим? - буднично предложил Жека. - Пусть собака Кольку утащит, всё равно малахольный, не жалко.
- Ты чего?! - испугался Вадик. - Я так... по секрету рассказал. Не надо Кольку, никого не надо.
- Зассал, что ли? - беря на слабо, скривился Жека. - Я-то думал, ты правильный пацан, а ты... Сыночек-ссыкуночек. Или хлюздишь, трепло?
- Сам трепло! - взвился Вадик. - Тебе надо, ты и проверяй! Я-то при чём?
- Мне не надо, - отрезал Жека.

Колька пропал через неделю. Ну как пропал, нашли его вскоре, за гаражами - дворник да алкаш Василий из первого подъезда. Дворник вызвал милицию, начались следственные действия: труп после осмотра увезли в морг, эксперты и прокурорские изучали место происшествия, хмурые оперативники стучались в квартиры, беря показания, параллельно искали очевидцев. Огласку, конечно, пресекли на корню, намекнув, что в наше трудное время язык лучше попридержать, а не то - сами знаете...
Вот уж где было раздолье для сплетен: говорили про маньяка и разборки подростковых банд, сатанинскую секту, торчков и стаю бродячих псов. Удивительно, как несчастную любовь не приплели. Всякое говорили, не угадал никто.
Дворник отмалчивался, пуча глаза, - мол, не положено. Василий оказался уступчивее: за чекушку выдавал на гора подробности, от которых волосы вставали дыбом. Падкие до чужого горя слушатели щекотали нервы, охали, ахали и расходились, чтобы назавтра опять прильнуть к трагедии - Василию не верили, он не просыхал ни дня и путался в повествовании, городя нелепицу за нелепицей.
Родители мальчишки не вымолвили позже ни полсловечка, похороны организовали наспех, без поминок и гражданской панихиды. Сами они переехали к родственникам, на другой конец города; квартиру выставили на продажу.

- Ты! - обвиняюще бросил Вадик при встрече.
Жека отвернулся, пряча глаза; в них мутной льдышкой плавал страх - на дне самом, на донышке. А не утаить, видно. Плохо соображая, что делает, Вадик схватил рослого шестиклассника за грудки и тряс, мотая как куль с тряпьём. Жека не сопротивлялся.
Слова кончились, застряли в горле. Злобно шипя и брызжа слюной, Вадик мутузил приятеля, размахивая кулаками почём зря, чаще промахиваясь, чем попадая.
- Убью, падла!
Вместо того чтобы отбуцкать наглеца, Жека вырвался и побежал, подвывая и держась за лицо - между пальцами сочилась кровь. Не умеющий драться Сыночек-ссыкуночек ухитрился рассечь ему бровь.
- Зачем?! - крикнул в спину Вадик. - Сука, зачем ты Кольку?
Дружба прекратилась в один миг, как отрезало.

* * *

Вадима прорвало на четвертой таблице, с которой респонденты обычно связывают крупное животное или монстра. Он не был исключением.
- На что это похоже?
- На чудовище.
- Почему?
- Мне так кажется.
- Что это за чудовище?
- Это собака.
- Какая?
- Огромная, с железными когтями.
- Она как-то связана с калякой?
- Да.
- Как?
- Надо взять лист бумаги, разбрызгать по нему кровавые кляксы и написать, тоже кровью - "Каляка-маляка, злая собака".
- И всё?
- Нет, не всё. Еще "Страшная очень, приходи ночью".
- И что будет?
- Придёт, в полночь.
- Вы это писали? С какой целью?
У Вадима случилась тихая истерика, пришлось отпаивать чаем. Тем не менее Лев Борисович счёл нужным продолжить встречи - ради вашего же блага, Вадим Юрьевич, и душевного равновесия. Я категорически настаиваю. Вы рассчитывали на меньшее количество приёмов и меньшую сумму? Гм, это решаемо. Поверьте, деньги не главное. Необходимо докопаться до корня проблемы, исключив ошибочные интерпретации.
Чихать хотел Вадим на интерпретации: он согласился на терапию, чтобы избавиться от кошмаров и, если удастся, снять груз вины за содеянное. Увы, кошмары продолжались, и Вадим окончательно убедился - сны наведённые, по неведомой причине он попал в резонанс с очередным говнюком, почуявшим власть над людскими жизнями. Невесть что возомнивший гадёныш, вычислить бы его, прижать к ногтю. Вот она - худшая версия тебя, настоящий маньяк, поддел внутренний голос. Заткнись, на хер, оборвал голос Вадим.
Сволочная память услужливо выдала картинку: слабак-ссыкуночек, которого травят в школе; студент физфака, которому грозит отчисление из-за ненавистного препода; молодой специалист, рвущийся вверх по карьерной лестнице. Грань истончается, стирается, переступить невидимую черту всё легче и легче, а совесть давно молчит в тряпочку. Поначалу больше пугали не кошмары, а то, что за ним придут и заберут, как забрали Игорька - неизвестно кто и неизвестно куда. Но за ним не пришли.
- Вы работаете? - еще на первом сеансе поинтересовался Лев Борисович.
- Временно нет, - усмехнулся Вадим. - Самочувствие не позволяет.
- Ясно, - кивнул психотерапевт. - Неврозы усиливаются в нерабочие дни из-за отсутствия привычных занятий, плюс наложилось сезонное обострение.
Сезонное? Вадим мысленно сосчитал до десяти. У меня их было три, уважаемый, - и зимой, и летом, круглый год. Теперь вот четвёртое, не моё, правда. Но спорить не стал. Следующий приём во вторник, на будущей неделе. К чему спорить?

- Что здесь изображено?
Шестая карточка отличалась от предыдущих текстурой, Вадим мельком взглянул на неё:
- Собака с железными зубами и когтями.
- Что она делает?
- Тащит людей в геенну.
- Зачем?
- Ей приказали.
- Кто?
- Неважно.
- Как именно приказали?
- Я же говорил: на листе бумаги, кровью, незадолго до полуночи нужно написать...
- Вадим Юрьевич, не сочтите за праздное любопытство, вы верующий?
- Нет.
- Почему же вы упоминаете геенну?
- Такова формулировка.
- Погодите. Я правильно понимаю, что любой человек способен призвать некую инфернальную сущность и заставить повиноваться?
- Призвать может, заставить - нет.
- Разве это не обряд вызова демона с принесением жертвы? Он ведь обязан, э-э... служить.
- Это заклинание.
- Собака исполняет только то, о чём говорится? Причём буквально?
- Да, буквально.
- Вам известна полная формулировка заклинания?
- Известна.
- Можно ли ее изменить?
- В разумных пределах.
- Напишите исходную, - психотерапевт подвинул Вадиму блокнот. - Вот карандаш.
- Зачем?
- Переведите страх из иррациональной сферы в рациональную.
Вадим пожал плечами:
- Формулировка как раз не пугает.
- Тем более.
Доктор внимательно изучал надпись.
- "Каляка-маляка... железные зубы, глаза-уголья... Забери... в адский огонь, меня не тронь". Вы действительно верите, что подобным образом возможно нанести вред человеку?
- Я не верю, я знаю.
- Откуда?
- Не хочу отвечать.
- Вы отдавали подобный приказ?
- Лев Борисович, это очевидный вопрос.
- Вы призывали собаку четыре раза, так? В разное время, в разных ситуациях.
- Три.
- Хорошо, три. По вашим словам, произошло это довольно давно, в молодости. Отчего же кошмары усугубились именно сейчас?
- Не имею ни малейшего представления.
Психотерапевт оценивающе посмотрел на Вадима. Тот развёл руками, в мыслях крутилось: убийца до сих пор разгуливает безнаказанным, никто за ним не явился.
- Допустим, не имеете, - согласился доктор. - Вернёмся к вашей истории. Если вычленить суть, опираясь исключительно на факты... - умолк на мгновение, продолжил: - Да, на факты, получим цепь трагических совпадений.
- Вы не понимаете, - сказал Вадим. - Какое совпадение? Чёткая, конкретная связь: в результате определённых, намеренных манипуляций погибли четыре человека. Нельзя взять и отмахнуться, списать на волю случая.
- Я бы сформулировал иначе: погибли из-за стечения некоторых, гм, обстоятельств, - осторожно заметил доктор. - Наверняка случайно, как бы вы ни утверждали обратное. "После" не значит "вследствие" - распространённая логическая ошибка. Метафизические, э-э... действия вынесем за скобки.
- Не случайно. У них были обнаружены синяки на шее.
- Смерть классифицировали как насильственную?
- Как патологическую внезапную.
- Я не силён в терминах, Вадим Юрьевич.
- Неожиданное скоротечное заболевание: инфаркт или инсульт, аневризма, тромб в мозге.
- Так, так... а при чём же синяки? Кстати, вы слышали о стигматиках?
- О ком? А-а, ясно, куда вы клоните. Нет, это в принципе не то. Просто синяки - единственный признак, ее отметина.
- Классическая ошибка сверхобобщения, Вадим Юрьевич. Ложный вывод из неверной посылки.
- Смерть не меряют логикой. Люди погибли. Два восьмиклассника, преподаватель химии, мой бывший коллега...
- Вы считаете себя ответственным за их гибель?
- Да, считаю.
Вадим резко встал. Прошёлся по кабинету, сцепив руки за спиной; остановился у стеллажа с книгами.
- Лев Борисович, на мой взгляд, с таблицами пора заканчивать. Смените тактику, попробуйте другой метод. Вы узнали всё, что хотели узнать, даже полную формулу заклинания. Я сообщил всё, что мог сообщить. Мой сон не становится лучше, проблема не решена.
Отложив блокнот и карандаш, доктор поправил очки. Задумался.
- Видите ли, Вадим Юрьевич, ваши сны, жуткие, кошмарные - всё же сны. Не стоит бояться темноты, если вам кажется, - он поднял палец, - что в ней кто-то есть.
- Я не боюсь вашей темноты, - сказал Вадим. - Я боюсь своей.

* * *

В автобусе пахло слежавшейся пылью, потом и сладковатыми, приторными духами. Народ теснился в проходах и на площадке; Вадим держался за поручень, пытаясь читать, но никак не мог сосредоточиться. На кой чёрт он ездит к психотерапевту, если тот не в силах помочь? Каждый вторник, каждый четверг. Почти месяц. За спиной сопел и отдувался толстяк, одетый не по погоде, справа, в наушниках симпатичной девушки качал хип-хоп. Вадим убрал телефон и прикрыл глаза. Стоило чуть забыться, погрузившись в дремоту, как в голову лезли чёрные мысли.
От них тошнило - до желчи, до крови. Вадим крепился, но перестать думать о череде октябрьских смертей было выше сил. Впрочем, не только октябрьских. Всё началось в сентябре...
Да кому он, в конце концов, врёт? В сентябре он попал в резонанс, а началось - раньше, в школе, где ссыкуночка чморили в хвост и в гриву, пока... он не дал отпор. Как мог, как умел. Теперь ужас из детства вернулся, присел обок и запустил в душу когтистые лапы. Он приглашал Вадика в особенный кинотеатр, где крутили старые, проверенные временем ужастики. Уникальные и неподражаемые, для единственного в мире зрителя.
Вадим шёл в кровать как на пытку, ворочался, не спал до двух-трёх часов. Потом вырубался, и мистер Ужас запускал кинопроектор. Снились мёртвые пацаны из восьмого "A" и пожилой въедливый химик с третьего курса института, и Николай, бойкий очкарик, метящий в кресло зам. нач. отдела.
Воспоминания душили, свивая вокруг тела тугие кольца. Он лишь сейчас осознал, что коллега Николай странным образом перекликался с чудаковатым Колькой, в чьей смерти Вадим был пусть косвенно, но виноват. Колька ему не снился, ни тогда, ни позже - он, наверное, снился Жеке, сводя с ума и заставляя орать благим матом. Как орал и сам Вадим, едва не рехнувшись после первого вызова.
Ни за что, никогда больше... зарёкся он и, на беду, не сдержал слова. Во-второй раз было не так страшно, хоть и муторно. А уж в-третий... Стоит пойти по скользкой дорожке, и назад пути нет. Даже если ты завязал, чужой кошмар ударит рикошетом, оживёт, дыша в затылок прелью гнилых осенних листьев. Будь проклят грёбаный резонанс, вогнавший его в отчаяние и депрессию. Вадим сбился со счёта - маньяк орудовал с размахом, настоящий серийный убийца; каждая жертва оборачивалась для Вадима бессонной ночью.
Может, он зря солгал доктору, что не знает причины? Если ее устранить...
Двери автобуса с шипением открылись. "Слдщ остнка - ртнво", - прохрипело в динамиках, Вадим очнулся и стал проталкиваться к выходу.

Мимолётно кивнув охраннику, он поднялся на второй этаж, постучал.
- Входите, входите, - откликнулся психотерапевт. - Присаживайтесь, куда удобно.
Вадим по обыкновению расположился с краю дивана. Журнальный столик был непривычно пуст, на рабочем столе доктора - ни блокнота, ни карандаша; часть безделушек на полках пропала.
Лев Борисович заметно нервничал, однако виду не подавал. Наконец вымученно улыбнулся:
- Вадим Юрьевич, прошу извинить, что не предупредил заранее, но... я вынужден взять паузу, прекратить встречи на неопределённое время. По личным причинам.
- Каким же?
- Мне нездоровится.
Вот те на, опешил Вадим, хотя и сам подумывал отказаться от терапии. Пользы от неё немного, а убытки - ощутимы. Гораздо больше смысла в физической ликвидации говнюка, возомнившего себя властителем чужих жизней. Знать бы, кто он.
Лев Борисович смутился и добавил:
- Разумеется, уплаченные вперёд деньги вам вернут. Сожалею, что так получилось.
- Пока не надо. Я тоже возьму паузу, когда решу - позвоню.
- Звоните, Вадим Юрьевич, как перестанете... - Психотерапевт осёкся, моргнул и принуждённо закашлялся.
- Что? - переспросил Вадим.
- Нет, ничего, - пробормотал Лев Борисович. - До свидания, еще раз извините.
За весь разговор он так и не вынул руки из карманов.

Из клиники Вадим вышел в смешанных чувствах, людской поток подхватил его как бумажный кораблик, увлёк за собой, растекаясь по улицам и переулкам. В кустах наперебой галдели воробьи, солнце, не по-осеннему тёплое, согревало лица, резвилось сотнями зайчиков в окнах и витринах, стёклах машин и очках прохожих. День выдался на загляденье: светлый, праздничный, а в груди, не давая покоя, занозой ныла тревога.
Он трясся на заднем сиденье автобуса, тихо бубнило радио; за окном, беспрестанно сигналя, тянулись ряды легковушек и грузовиков. Тополя на обочине качали ветками, с них срывались и планировали на землю иссохшие пожелтевшие листья.
Как искупить совершённое зло? - думал Вадим. Можно ли его искупить? Прошлое хоронит своих мертвецов, прошлого не вернуть. Он бы с радостью отмотал плёнку назад, увы, слова и намерения не стоят ни гроша. Ценят поступки, только дела и поступки. Не те, что из расчёта или корысти, а те, что по совести. Не для себя, для людей. Здесь и сейчас творится зло, которое можно и нужно остановить. В его силах оборвать вереницу смертей, положив предел новым убийствам. Действительно оборвать, без дураков и глупого хвастовства: достаточно на миг, краткий и страшный, вновь ступить на скользкую дорожку и покарать мерзавца во благо других. Допустимо ли убийство убийцы? Маньяка? Психопата? Вопрос не по адресу, можно долго колебаться, взвешивать за и против, кивать на закон и моральные нормы, ни на шаг не приблизясь к ответу. Люди продолжат гибнуть, кошмар не закончится, и кинотеатр мистера Ужаса откроет новый сезон. Поэтому ответ - да, допустимо. Есть на свете высшая справедливость. Но как найти, выследить ублюдка в миллионном городе? Нет ни одной зацепки, ни единой догадки. Кто ты, чёрт побери?! Увидеть бы - даже мельком, узнать имя, и всё, ты попался, гадёныш. Очень страшная придёт за тобой и утащит во мрак, тьму и скрежет зубовный. Он, Вадим, примет грех на душу, не привыкать.
Автобус замер на светофоре. Цифры на табло медленно сменялись, по зебре туда и сюда двигалась толпа. Вадим, очнувшись, бесцельно смотрел по сторонам; взгляд зацепился за грязно-серый джип у подъезда кирпичного дома, под сердцем кольнуло. Поодаль курила тётка с одутловатым лицом и узко посаженными глазами. Вадим готов был поклясться, что тётка - та самая, из забытого летнего лагеря. Из прошлого, которое лучше не вспоминать. Паренёк за рулём явно не тот, а тётка... ничуть не изменилась.
Горло перехватило, он сглотнул горькую, горше полыни, слюну и бессильно откинулся на спинку кресла. Твой черёд, Вадик, пора платить по счетам. Он всегда боялся, что рано или поздно к нему придут и заберут, как забрали Игорька, дайте лишь время. Сердце ухнуло куда-то в пятки, ладони стали неприятно липкими, руки дрожали. Вадим не сводил глаз с серого микроавтобуса... то есть джипа, с водителя и растрёпанной тётки; за спиной шептались ребята, мурашки ползли по хребту, и кто-то жалкий и сгорбившийся брёл по скользкой дорожке навстречу судьбе. Прошлое дотянется из глубины мутного омута - гнилой оскал, запах тины, в провале носа копошатся черви, - стиснет горло холодными пальцами и уволочёт на дно. Зря он мучился, зря надеялся; сколько верёвочке не виться...
Но пришли не за ним.
Возле джипа стоял ничем не примечательный мужик с грубым скуластым лицом и залысинами на лбу, он ёжился и прятал ладони под мышками, будто озяб. Под глазом багровел свежий фингал, на губах и подбородке запеклась кровь; пятна крови резко выделялись на бледной, землистой коже. Без куртки, в свитерке и заношенных трениках - тёпленьким взяли, не дав одеться, - он, вопреки обстоятельствам, не казался растерянным, скорее удивлённым. Было в нём что-то дерзкое, до боли роднящее с белобрысым детдомовцем из лагеря, а весь облик выражал недоумение - чё прессуешь, начальник, я свою статью знаю. Тётка поймала взгляд Вадима, усмехнулась и щелчком отправила окурок на газон; затем бесцеремонно пихнула мужика внутрь салона, захлопнула дверцу и села рядом с водителем. Джип тронулся и, быстро набрав скорость, исчез за углом.
Мало что соображая, Вадим сполз с кресла, ткнувшись коленями в спинку переднего сиденья. Пальцы на поручне побелели от напряжения; обморочные, ватные мысли колыхались сгустком студня. Кто они, какая власть им дана? За что и кому вынесли приговор?..
- Эй! - толкнули его в бок. - Пьяный, что ли? Дома проспишься!
Автобус дёрнулся; Вадима мотнуло, крепко приложив о поручень.
- Накидался, алкаш.
...Почему сейчас? Что натворил мужик в трениках? Неужели... Он вдруг с отчётливой ясностью понял - убийца пойман, а значит... Тебе лично ничего не придётся делать, съязвил внутренний голос.
Совсем ничего.

* * *

Неделю спустя Вадим позвонил доктору в офис - сообщить, что больше не нуждается в его услугах.
Трубку взял не секретарь, как обычно, вызов перенаправили администратору клиники. Ответ ошарашил:
- Лев Борисович скоропостижно скончался. Если у вас есть записи на приём, их переведут на другого специалиста.
Вадим принялся лихорадочно шерстить доступную в сети информацию. К вечеру он точно знал - это не болезнь или несчастный случай, доктор покончил с собой. В пресс-службе следственного отдела, куда Вадим обратился под видом журналиста криминальной хроники, он получил от ворот поворот. Для бульварных газет вроде вашей, уведомили его холодным тоном, мы принципиально не даём комментарии, а для более солидных изданий - комментарии исключительно по запросу.
Поражаясь собственной изворотливости и связям, Вадим неофициально вышел на помощника следователя, недавнего выпускника академии МВД. Стажёр, рыжий веснушчатый парень, формально постигал азы профессии у опытного наставника, а на деле был мальчиком на побегушках. Навешать ему лапши оказалось нетрудно. Мол, по заданию редакции, срочно... выдать статью про самоубийц, а история с психотерапевтом как нельзя в тему.
Из короткой беседы в кафе стало ясно - Лев Борисович совершил суицид в ночь на воскресенье, дома, не имея к тому абсолютно никаких причин и пребывая в здравом рассудке. Судмедэксперт факт насильственной смерти не подтвердил: повреждения кожных покровов, сосудов и мягких тканей при осмотре не обнаружены, кроме длинного пореза на пальце, а подозрительные гематомы в области шеи не являются характерными травмами. Естественно, в возбуждении уголовного дела отказали. Основная версия - самоубийство от передозировки лекарственного препарата, ведётся проверка.
- Еще имеете что-то сообщить? - Вадим пристально взглянул на стажёра. - Чую, всё не так просто.
Стажёр замялся.
- Это не для печати, - подбодрил Вадим. - Расскажите чисто по-человечески. Я проходил терапию у Льва Борисовича, и мне искренне жаль...
- Рядом с телом найден листок, - медленно начал стажёр, - предположительно, предсмертная записка. Далее загадка на загадке, поэтому выводы делать рано: во-первых, записка не предсмертная, во-вторых, написана кровью. Почерковедческая экспертиза установила, что надпись выполнена покойным. Кровь тоже его. Мало того, присутствует невнятный рисунок, будто ребенок намалевал - пятна, брызги...
- А что за текст?
- Сущий бред. "Каляка... злая собака... железные когти... глаза-уголья..."
- Чьё-нибудь имя упоминалось?
- Никаких имён.
- В конце была приписка "меня не тронь"?
- Нет, было "глаза-уголья - не для меня". Вам что-то известно насчёт обстоятельств? - напрягся стажёр.
- М-м... есть парочка соображений, - пошёл на попятную Вадим. - Вряд ли они интересны следствию.
- Делитесь, как накопаете информацию.
- Обязательно. Что-нибудь еще в записке было?
- Вроде бы "не боюсь тебя", но очень неразборчиво.
Вот, значит, как, подумал Вадим. Получается, можно вызвать собаку... для себя? Но зачем?!
- Кстати, - стажёр пожевал губами, нахмурился, - недели полторы назад умер зав. отделением НИИ психиатрии профессор Чеботарёв, крепкий еще старичок. Внезапная остановка сердца. С одной стороны никакой связи, с другой - шеф затребовал материалы для проверки.
- И? - Вадим подался вперёд.
- На шее присутствовали гематомы.
- Совпадение? - предположил Вадим, судорожно вспоминая, как Лев Борисович прятал руки в карманах.
У стажёра звякнул мобильник. Он посмотрел на экран, поморщился и, отодвинув недопитый кофе, поднялся из-за стола.
- Жена, - пояснил, на щеках вспыхнул лёгкий румянец. - Интересуется, где пропадаю.
- Сочувствую, - хмыкнул Вадим. - Спасибо, что согласились встретиться. Не смею задерживать.
Стажёр коротко кивнул.
- У погибшего нашли дубинку-шокер, - сказал напоследок, - полицейскую модель. Его дочь утверждает: "отец приобрёл дубинку на днях".
Вадим бесцельно шагал по тротуару, не замечая ни луж, ни брызг из-под колёс проносящихся мимо автомобилей. Свернул в маленький, невзрачный парк, зажатый между высотками; грузно опустился на скамейку - мокрую, да и хрен с ней, вытянул ноги. На детской площадке скрипели качели - девочка лет семи в курточке и резиновых сапожках раскачивалась, задевая носками землю; качели замедляли ход, останавливались, девочка опять отталкивались и опять, опять...
Не совпадение... Вадим достал телефон, чтобы погуглить Чеботарёва, зав. отделением НИИ психиатрии, и... не стал. Без разницы, что не поделили профессор и Лев Борисович, кто кому перешёл дорогу, перехватил выгодный контракт или клиента, что их связывало, точнее - разобщало. Плевать. Или это обыкновенная зависть? Впрочем, нет. Завистники мелочны и слабы духом, такой не будет принимать транквилизаторы, чтобы не имея веских причин и пребывая в здравом рассудке сдохнуть с окровавленным листком, пытаясь... Чёрт! Феназепам снижает чувство страха, а дубинка... Он что, собирался защищаться шокером?! Вадим вскочил, напугав мамочку с коляской. Мысли путались, он опёрся на спинку скамейки, потёр лоб, да так и застыл, бормоча невнятное.
- Дядя, вам плохо? - спросили сзади. - Вы рядом где-то живёте? У вас телефон упал.
Не живу, подумалось отстранённо. Существую.
- Всё... нормально, - улыбнулся через силу. - Нормально. Ты иди, иди-ка. И я пойду.
Глубоко вздохнул, подобрал телефон и зашагал обратно - к сияющему огнями проспекту. Будь он настолько больным, чтобы решиться на то, что сделал доктор... Лев Борисович, милейший, вы убедились, что в темноте кто-то есть? Вам нездоровилось? Совесть заела до того, что... Неужели вы рассчитывали одолеть тварь? Чем - шокером?!
Будь Вадим настолько больным, он бы... Нужен пистолет, скорострельный, с увеличенной обоймой под патрон на девять миллиметров.
Тогда, наверное, есть шанс.

* * *

Он надеялся, что жизнь наладится и он вырвется из депрессии, обретёт цель и смысл.
Как бы не так. На смену прежним кошмарам пришли новые.
Снился покойный Лев Борисович. Очки его неприятно поблескивали, ржавые, с кровавым оттенком, блики росли, превращаясь в уродливые кляксы. Известна ли вам полная формулировка заклинания? - спрашивал психотерапевт бесцветным голосом. Вадим отказывался отвечать. Ответ вёл к гибели, тлену, запаху гнилых осенних листьев.
Лев Борисович укоризненно качал седой головой, строго воздевал палец и продолжал: известна, молодой человек, известна. Не лгите мне. Люди смертны, порой внезапно. Не стоит этого бояться. Вам знакома притча о последней черте? Когда отступать некуда и незачем, те упрямцы, что вопреки судьбе...
Лицо доктора расплывалось блёклым пятном, выворачивалось, растягивалось, и на Вадима в упор смотрела рыхлая растрёпанная тётка. Взгляд буравил насквозь, губы кривились в брезгливой усмешке.
Я сам хотел найти ублюдка, оправдывался, холодея, Вадим. Я собирался...
Сыно-о-ок, читалось в узко посаженных глазах, тебе уже ничего не надо делать. Всё сделали за тебя. Ты слабак и размазня, каждый из вас на деле - слабак и размазня, и убийца. Вам, паскудам, конца-краю нет, просто до тебя, ссыкуночек, руки не дошли. Живи, чего уж.
Вадим просыпался, вскакивал с кровати и плёлся на кухню, где долго, жадно, захлёбываясь и проливая воду на грудь, пил прямо из чайника. На улице завывал ветер, из крана капало, хотелось лечь и сдохнуть. Будь он настолько больным, чтобы решиться на то, что сделал доктор...
На чёрном рынке вполне можно купить подходящий ствол, оформить займ под грабительский процент и купить. Будь он настолько больным... Ему повезло, и с кредитом, и с покупкой - за символические восемьсот баксов подвернулся давно снятый с производства, но годный Стечкин.
Чистота оружия Вадима не волновала.

На тетрадном листе в клеточку он вывел ровно пятнадцать слов.
Мелкий, аккуратный почерк, угловатые буквы - как в далёком детстве и юности. Те, да не те.
Чудовищный до нелепости стишок:
"Каляка-маляка, злая собака, страшная очень, приходи ночью. Железные когти, железные зубы, глаза-уголья - я жду тебя".
Тускло, не в силах разогнать тени в углах светил ночник. Вадиму мерещилось неясное движение, шорохи; порез на пальце уже не саднил - горел. Дождь закончился. Прячась среди облаков, в небе плыла бледная луна, заглядывала в комнату равнодушным оком. Зыбкий мертвенный свет лился сквозь тюль, приглушал очертания, размывая реальность происходящего. Всё словно тонуло под многометровой толщей воды. Там, в глубине, скрывался кошмар - старый, привычный, опасный. Его надо было выманить и встретить лицом к лицу.
Огонёк свечи подрагивал, дробясь в зеркалах трельяжа, и буквы на листе бумаги, казалось, изменили цвет - с красного на чёрный.
...МАЛЯКА, ЗЛАЯ... ПРИХОДИ НОЧЬЮ... Я ЖДУ ТЕБЯ
Стрелки на часах подбирались к двенадцати.
В коридоре процокали когти, звук был отчётливым и пугающим, так скрежещет под ветром полуоторванный лист железа на заброшенном складе. Вадим стиснул зубы, пытаясь не заорать; по шее стёк холодный ручеёк, волоски на коже встопорщились, а внизу живота подтаивал рыхлый сугроб. Кто-то стоял под дверью, огромный, свирепый, беспощадный. Вадим чувствовал ярость хищника, злобу и... растерянность.
- Не боюсь тебя, - прошептал он. - Слышишь? Не боюсь!
Мигнул и погас ночник, зеркало помутнело, покрывшись сеточкой трещин. Кто-то шуршал и возился в углах, возбуждённо попискивая. Хлопнула форточка, от окна дохнуло стужей, и порыв ветра сбил пламя свечи. Вадим оглянулся: форточка была закрыта.
Минута текла за минутой, ничего не происходило. Воображение рисовало ужасные картины, куда там Иерониму Босху с его триптихом. Я жду тебя, жду... Буквы на листе корчились, стягиваясь в безобразное пятно. Вадим покрылся липким потом, его знобило, затем бросило в жар.
- Не боюсь, - отчаянно повторил он.
В дверь поскреблись, нетерпеливо, настойчиво. И вдруг ударили - так, что посыпалась штукатурка. Луну за окном будто выключили: темнота и тишина навалились плотным, тяжёлым слоем земли, погребая надёжнее, чем в могиле. Слышно было частное, шумное дыхание; зверь фыркнул, переступив с ноги на ногу, ожесточённо почесался.
- Башку разнесу, - ошалев от собственной наглости, сказал Вадим. - Чего возишься, сука?!
Пистолет оттягивал руку, придавая голосу долю уверенности. Вадим снял флажок предохранителя и направил пистолет на дверь. Обойма на двадцать патронов, самодельные серебряные пули с насечкой в виде креста, окроплённые святой водой. Дурь, конечно. Бутафория, придающая хоть какой-то смысл. Не бояться, вот что главное. Вадим осознал это после смерти доктора - понял не сразу, но когда понял... Не зря же Лев Борисович наглотался таблеток. Хотел, чтоб наверняка?
Вкрадчиво скрипнула латунная ручка, щёлкнул язычок замка. Запертая дверь отворилась.
Почудились рдеющие во мраке уголья глаз, утробное ворчание; в ноздри ударил смрад - кажущийся, но не менее тошнотворный. К горлу подкатил горячий комок, сердце колотилось о рёбра как эпилептик в припадке. Вадим выбрал слабину на спусковом крючке. Я прикончу тебя, тварь, чтобы ты никогда - слышишь?! - никогда больше... Затылок взмок, пальцы закостенели и не слушались, он прикусил губу до крови, чтобы прийти в чувство. Железные когти, железные зубы...
Ни в коем случае не бояться, невыполнимое условие.
- Я жду тебя. - Уверенности поубавилось, голос казался слабым и жалким.
Глухой рык дрожью отдался в затылке. Сердце замерло, пропустив удар, и - сорвалось в немыслимую ледяную бездну.
- Жду, мразь, - твёрже добавил он.
Пол содрогнулся от тяжкой поступи, клацнули челюсти.
- Давай, - прохрипел Вадим, целясь в вязкую, непроглядную тьму. - Посмотрим, какая ты страшная.

23 - 27.10.2020
©  Артем Белоглазов aka bjorn
  
  
 

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"