Белогорский Евгений Александрович : другие произведения.

Ленинградский меридиан

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Любаньская операция по снятию блокады Ленинграда закончилась провалом и разгромом 2-й ударной армии. Для спасения города на Неве от голодного ужаса блокады, Сталин поручает генералу Рокоссовскому провести новую операцию по снятию кольца осады в качестве представителя Ставки.
   ЛЕНИНГРАДСКИЙ МЕРИДИАН.
  
  
  
  
  
  
   Глава I. Представитель Ставки.
  
  
  
  
  
  
   Трудно выполнять свою работу в сложных и непростых условиях, но куда труднее выполнять чужие и непривычные для себя обязанности, к которым у тебя не совсем лежит душа. И дело совсем не в том, что тебя точит червь сомнения, справишься или не справишься с полученным заданием. В первую очередь на тебя давит огромный груз ответственности за порученное тебе дело, а самое главное за людей, попавших в твое подчинение.
   Так думал генерал-лейтенант Рокоссовский, трясясь на штабной "эмке" по разбитым войной дорогам Волховского фронта, куда он был послан представителем Ставки Верховного Главнокомандования по личному распоряжению Сталина. Вылетев из Москвы на военном транспортнике под прикрытием истребителей в штаб командующего фронта генерала Мерецкова, он совершил вынужденную посадку на запасном аэродроме из-за тумана и теперь был вынужден добираться до места на машине.
   Заступивший ему дорогу туман царил не только в воздухе, но и на земле, отчего автомобиль не мог разогнать скорость, не рискуя налететь на встречный транспорт или полететь под откос в серую, мглистую неизвестность. Одним словом было время подумать, чем собственно говоря, Константин Константинович и занимался, не забывая при этом смотреть по сторонам. Хотя он и находился в тыловой полосе фронта, но война есть война, где никто не застрахован от всяких непредвиденных встреч с вражеской разведывательной группой. От подобных случаев на войне никто не был застрахован, ни простой офицер связи, ни генерал, ни представитель Ставки.
   Вызванный в Москву из Севастополя за новым назначением, он полагал, что Верховный Главнокомандующий направит его на Юго-Западное направление, где войска маршала Тимошенко медленно, но верно отступали под яростным натиском врага. С каждым новым днем ожесточенных боев становилось ясно, что именно юго-запад, а не Москва как считала раньше Ставка, стал тем местом, где немцы нанесли свой главный удар летом сорок второго года.
   Под мощным нажимом врага фронты южного направления отчаянно трещали и Ставка, спешно бросала на борьбу с врагом резервы, что были приготовлены для летнего наступления на иных направлениях. Разгорающееся пламя сражений в районе Воронежа и Дона с легкостью пожирало их, открывая дорогу соединениям вермахта к главной цели немецкого наступления - Сталинграду и Северному Кавказа. Наступали тяжелые времена, которые по сложности и опасности положения не уступали лету и осени прошлого года, когда враг неудержимо рвался к столице советской Отчизны.
   Случайно попавшие в руки разведки штабные документы противника давали возможность увидеть лишь малую толику сложной мозаики гитлеровских планов, но и от того, что стало известно, волосы становились дыбом. По мнению исполняющего, обязанности начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Василевского - главной целью немецкого наступления являлся захват нефтяных приисков Грозного и Баку, а также выход к черноморскому побережью Кавказа и занятие портов Поти, Сухуми и Батуми. В случаи даже половинчатого исполнения этих планов можно было не сомневаться, что Турция забудет про свой нейтралитет и выступит на стороне Германии. Тогда СССР терял не только свой главный источник снабжения нефтью, но и один из путей по которому в страну поступала военная помощь из Америки.
   В этот непростой момент Сталин принял у себя генерал-лейтенанта Рокоссовского, блестяще проявившего себя при обороне Севастополя. Молодой и талантливый военный уверено вошел в плеяду военачальников, которым предстояло сменить выдвиженцев Гражданской войны и, в конце концов, выиграть эту страшную войну.
   По сравнению с последней их встречи, поведение хозяина кремлевского кабинета мало в чем изменилось. Несмотря на всю сложность положения под Воронежем и Ростовом, Сталин держался с гостем спокойно и уверенно, расточая привычное для важной встречи внимание и дружелюбие.
   Едва Рокоссовский переступил порог кабинета, Верховный с радушной улыбкой подошел к генералу тепло поздравил его с получением звания Героя Советского Союза. Затем учтиво усадил гостя в кресло и стал неторопливо и подробно расспрашивать о положении дел на Крымском фронте.
   Все шло по обкатанному временем шаблону, но вот сущность беседы была иной. Перед Сталиным сидел не человек, которому он намеривался дать шанс проявить себя на новом уровне, а личность, делами доказавшая свою состоятельность как военачальник. Человек, которого вождь не благословлял на ратный подвиг на славу Отечества, а с которого спрашивал, строго и обстоятельно.
   - Вы хорошо проявили себя в Севастополе, товарищ Рокоссовский. Наша главная черноморская база, несмотря на все усилия врага, устояла и продолжает прочно приковывает к себе немецкие дивизии, столь необходимы Гитлеру в его нынешнем летнем наступлении. В былые времена за такие успехи полководцу добившихся подобных успехов полагался Георгий на шею или Владимир через плечо и громкое звание Севастопольский - хитро усмехнулся вождь.
   - Вы слишком высоко оцениваете мои личные заслуги перед страной, товарищ Сталин. Без грамотной работы работников штаба и самоотверженной храбрости солдат и матросов гарнизона, проявлявших массовый героизм в борьбе с врагом, Севастополь вряд ли бы удалось отстоять - твердо заявил вождю Рокоссовский.
   - Хорошо, оставим оценку ваших личных заслуг - историкам, которые по прошествию лет будут по косточкам разбирать наши деяния. Скажите, как вы оцениваете состояние наших войск в Севастополе и Керчи? Смогут они выдержать новое наступление противника, если оно случится в ближайшие недели или месяц?
   - Несмотря на то, что нам удалось не допустить полного захвата немцами Крыма, я расцениваю положение Севастополя и Керчи как сложное, товарищ Сталин. В их обороне есть одно очень уязвимое место - снабжение гарнизонов людьми и боеприпасами ведется главным образом по морю.
   Как показали прошедшие бои, их подвоз можно нарушить комбинированными ударами с моря и с воздуха, а затем путем войны на истощение захватить ослабевший город. Пока с Севастополем и Керчью не будет прочного сообщения по суше, эта угроза будет постоянно висеть над ними.
   Что же касается нового наступления немцев на Севастополь и Керчь, то в ближайшее время - это вряд ли возможно. Согласно последним разведданным, Гитлер забрал из Крыма свою главную ударную силу - авиацию Рихтгофена. Крупных морских соединений способных полностью блокировать Севастополь с моря, у немцев нет, а пополнения, поступающие в 11-ю армию, в основном состоит из румын, которые хорошие мародеры, но откровенно плохие вояки - улыбнулся Рокоссовский.
   - Верно, - согласился с ним Верховный Главнокомандующий. - Все свои силы немцы бросают в район Воронежа и Ростова с целью скорейшего выхода к излучине Дона и его низовью. Если генерал Голиков и маршал Тимошенко не смогут остановить их, создастся угроза как для Ставрополья и Кубани, так и для Севастополя и Керчи, которые могут быть полностью отрезаны от главных сил фронта. Мы, конечно, побарахтаемся, постараемся остановить наступление гитлеровцев на Дону, но нельзя исключить и такого развития события. Что вы думаете по этому поводу?
   Сталин требовательно посмотрел на Рокоссовского, ожидая конкретные предложения на высказанные им опасения, и генерал-лейтенант не оплошал. Без малейшей задержки, как будто только и ждал подобного каверзного вопроса, он подошел к расстеленной на столе карте и стал уверенно водить по ней карандашом, излагая свои соображения.
   - В этом случае в первую очередь надо обратить внимание на отрезок полосы Темрюк - Крымское. Это направление наиболее опасное для баз снабжения наших войск в Керчи и Севастополе в случай прорыва немцев со стороны Ростова. Для защиты от танков и мотопехоты противника нужно создать участок прочной обороны с фронтом на север и опорой на Тамань и Новороссийск. Дальше к югу благодаря горам отражать наступление противника будет легче. Конечно, если немцы введут в бой свои горнострелковые соединения, возникнут дополнительные трудности, но и их можно нивелировать, заранее подготовив оборону.
   - Хорошо, товарищ Рокоссовский - кивнул головой Сталин удовлетворенный ответом четким и ясным ответом собеседника. - Я обязательно передам ваши соображения маршалу Буденному, чтобы он отдал приказ по скорейшему их осуществлению силами фронта.
   - Что, положение под Ростовом так плохо? - напрямую спросил вождя Рокоссовский и тот не стал уходить от ответа.
   - Сейчас там идут тяжелые и кровопролитные бои, с неясным исходом. Мы постоянно помогаем командующему фронтом живой силой и техникой, но, к сожалению, наши войска пока не могут остановить наступление врага на этом направление. Если верить некоторым разведданным, чья достоверность вызывает определенное недоверие со стороны Генерального штаба, главное направление немецкого удара этим летом является не Воронеж, не Ростов и не Москва. Гитлер намерен прорваться к Волге, захватить Сталинград, все нижнее Поволжье с Астраханью, занять Ставрополь и Кубань и двигаясь вдоль Кавказа взять под свой контроль Грозненские и Бакинские нефтяные промыслы.
   Сталин говорил эти страшные слова спокойным, чуть бесстрастным голосом. В нем не было откровенного страха и волнения, но по блеску слегка прищуренных глаз и пальцам сжимающим пустую трубку, Рокоссовский догадывался, чего стоило вождю это внешнее спокойствие.
   - Все ясно товарищ Сталин - сказал генерал, логично полагая, что сейчас ему будет предложено отправиться на Дон или Кубань для борьбы с наступающим врагом, однако он не угадал. У Верховного на него были иные планы.
   - Это хорошо, что вам все ясно, товарищ Рокоссовский. Мы очень рады, что не ошиблись в вас, назначив по предложению товарища Мехлиса на пост командующего Крымским фронтом. Теперь за вас просит другое высокопоставленное лицо, чей фронт также остро нуждается в вашей помощи, - сдержано усмехнулся Сталин, вспомнив недавний разговор по ВЧ с Ленинградом, в котором руководство осажденного города просило о скорейшей помощи в прорыве блокады. - Этим лицом является член Политбюро ЦК ВКП (б) товарищ Жданов и Ставка решила удовлетворить его просьбу.
   Объявив о новом назначении Рокоссовского, вождь принялся неторопливо набивать табаком трубку, ожидая от собеседника проявления несогласия по поводу принятого Ставкой решения, однако генерал молчал и это, откровенно порадовало Сталина. В его понятии человек сумевший отстоять от врага Севастополь, имел моральное право обжаловать свое новое назначение, но Рокоссовский, не проронил, ни слова.
   - Вас, что нисколько не удивляет ваше новое назначение? - прищурившись своими тигриными глазами, полюбопытствовал Сталин.
   - Конечно, удивляет, товарищ Сталин, но я привык сражаться там, куда меня направляет Родина - просто и коротко ответил Константин Константинович, чем ещё больше расположил к себе вождя советского народа.
   - Молодец, хорошо держится - подумал про себя вождь, неторопливо раскуривая свою знаменитую трубку, после чего стал неторопливо вводить генерала Рокоссовского в курс событий на северном участке советско-германского фронта.
   - Как вы знаете, осенью прошлого года мы сумели остановить врага у порога города Ленина, но вот прорвать его блокаду у нас, к сожалению не получилось. Ни осенью прошлого года, ни зимой и ни весной этого года, хотя генералы Федюнинский и Хозин очень старались. Иногда казалось, что ещё немного, ещё чуть-чуть и блокада будет прорвана и город будет спасен от тех ужасов голодной смерти, на которую обрекли его гитлеровские мерзавцы - Сталин на секунду замолчал. Видимо вождь вспомнил что-то личное связанное с неудачными попытками прорыва блокады, а затем невозмутимо продолжил разговор.
   - Не буду скрывать, что мы посылаем вас на очень важный и трудный участок советско-германского фронта. Важный потому, что каждый день продолжения блокады Ленинграда - это десятки и сотни человеческих жизней, ежедневно гибнущих не только под бомбами и снарядами немцев, но и от тотальной нехватки продовольствия. За прошедшую зиму только от голода и холода Ленинград потерял почти четверть миллиона человек и если блокада не будет снята к зиме, население города потеряет ещё столько же, если не больше. К сожалению, те пути подвоза продовольствия, что мы смогли на сегодняшний день создать, не позволяют нам доставить в город продовольствия в полном объеме, равно как и провести из него эвакуацию женщин, детей, больных и раненых.
   Рокоссовскому было хорошо видно, что Сталину неприятно говорить об этом горьком факте который, несмотря на все его усилия так, и не был исправлен. И он ведет разговор об этом только для того, чтобы собеседник лучше понял весь ужас жизни осажденного города.
   - Что касается положения дел на сегодня, то оно вам в общих чертах должно быть известно. Фашисты смогли не только остановить наступление войск Волховского фронта на Любань, но окружили и разбили 2-ю ударную армию генерала Власова. Несмотря на все усилия командования фронта из вражеского кольца смогла пробиться только малая часть сил 2-й ударной. Остальные либо погибли, либо сдались в плен. Местонахождение командующего армией генерала Власова уточняется, но скорее всего он попал в плен к немцам.
   Услышав о возможном пленении командарма, Рокоссовский напрягся, интуитивно чувствуя, куда может свернуть начавшийся разговор, но вождь не стал развивать эту тему. Человек, прошедший испытание "крымской мясорубки" по мнению Сталина не нуждался в дополнительном внушении.
   - Ставка хорошо понимает всю сложность сложившегося положения вокруг Ленинграда. Войска двух фронтов с начала года вели непрерывные бои, но так и не смогли достичь ожидаемого успеха. В результате этого силы их армий истощены, люди устали, запас боеприпасов сократился, а часть техники уничтожена или вышла из строя.
   В сложившейся обстановки не может быть и речи о проведении нового наступления с целью полного снятия блокады и восстановления прямого железнодорожного сообщения с Ленинградом через станцию Мга. Самое разумное в этой ситуации - это взять паузу, поднакопить силы и с наступлением зимы ударить вновь, однако осажденный город не может ждать. Не могут ждать старики и дети, женщины и раненые, все те которых безжалостно душит костлявая рука голода, организованного фашистами. Поэтому, принято решение попытаться прорвать блокаду города вдоль Ладожского озера и тем самым облегчить тяжелое положение осажденных ленинградцев.
   Сталин встал и подвел Рокоссовского к столику, на котором лежала нужная ему карта Ленинградского и Волховского фронтов с нанесенной на ней последней обстановкой.
   - Самый краткий и простой способ прорвать оборону - это нанести по врагу встречный удар силами двух фронтов со стороны Шлиссельбурга и Липки, - вождь ткнул тупым концом карандаша в карту. - Однако как показывает жизнь краткий и простой путь не всегда бывает верным и правильным. Противник создал в этих направлениях прочную разветвленную оборону и имеет возможность в случае необходимости быстро подтянуть дополнительные силы к местам наступлений наших войск. И вместо быстрого прорыва блокады, есть вероятность возникновения позиционной войны, чему очень способствуют местные природные условия.
   Что касается состояния наших войск на Ленинградском направлении, то оно далеко не блестящее. В предыдущих боях с противником Ленинградский фронт полностью исчерпал свои наступательные возможности, и рассчитывать на полноценный удар с его стороны не приходится. Таким образом, вся тяжесть по предстоящему прорыву блокады ложиться на войска Волховского фронта, но и они понесли серьезные потери в живой силе и технике при попытке прорыва окружения 2-й ударной армии.
   В связи с непростой обстановкой в излучине Дона и в районе Ржева, Ставка не сможет помочь фронту резервами необходимыми для достижения численного перевеса над врагом в живой силе и технике при наступлении. При проведении операции, Волховский фронт будет иметь возможность для нанесения только одного удара по обороне врага, который должен привести к прорыву и снятию блокады Ленинграда. Для нанесения новых ударов сил и возможности у него не будет.
   Вождь положил карандаш на карту и жестом предложил генералу вернуться в кресло за столом для заседаний. Пока Рокоссовский шел к нему, Сталин окинул его спину внимательным цепким взглядом, как бы решая для себя, по силам ли его собеседнику решение подобной задачи.
   С болезнью маршала Шапошникова и его отставкой с поста Начальника Генерального штаба в отношениях Сталина с военными была пройдена важная веха. Старые кадры вместе с кем вождь встретил войну и худо-бедно смог пережить катастрофу второй половины сорок первого года, стали неудержимо уходить с арены событий.
   Маршалы Ворошилов, Буденный, Кулик, Шапошников по тем или иным причинам покинули свои высокие командные посты. Из предвоенных "стариков" ещё держался Тимошенко, но с наступлением нового, 1942 года Фортуна отвернулась и от него. Маршал терпел одно поражение за другим, и участь его была предрешена. Наступала пора смены кадров, и дорога наверх открылась представителям другого поколения военных.
   Они также как и ушедшие военачальники участвовали в Гражданской войне, но не командовали фронтами и армиями, а сражались рядовыми или на уровне младшего командного состава. Их было много, все они были разными и Сталин энергично вел среди них поиски людей способные успешно воевать в новых условиях войны.
   Благодаря его усилиям уже взошли звезды генералов Жукова и Конева. Начали свое восхождение генералы Василевский, Антонов, Штеменко, блеснули в общей массе боевых генералов Черняховский, Говоров, Малиновский, Гречко, но были и такие, что получившие по воле Верховного Главнокомандующего шанс но, не оправдав его надежд, уходили на дно забвения. Такими оказались генералы Кузнецов, Пуркаев, Хозин, Болдин и многие другие.
   Константин Рокоссовский впервые попал в поле зрения Сталина, когда из разрозненных соединений Западного фронта, он сумел создать "боевую группу", сыгравшую важную роль в срыве германского блицкрига в июле сорок первого года. Затем было успешное командование 16-й армией в битве за Москву и более чем удачный дебют на посту командующего Крымским фронтом.
   Видя в молодом генерале незаурядную личность и талантливого командира, Сталин решил использовать его боевые способности на Ленинградском направлении, ставшим камнем преткновения для других выдвиженцев вождя. Зная сложности, которые могли возникнуть перед Рокоссовским на этом пути, он решил повысить статус генерала, дав ему большие права и вместе с тем большую ответственность. Рокоссовский должен был отправиться к месту своей новой службы в качестве представителя Ставки.
   В подобном решении вождя была не только забота о своем выдвиженце, но и желание, чтобы генерал на себе почувствовал всю "прелесть" этого статуса. Те, кому это было положено по службе, доносили вождю, что военные с негативом отзываются о представителях Ставки на фронтах, считая их некомпетентными "надсмотрщиками" за их деятельностью присланных сверху.
   - Мы сняли с поста командующего Ленинградским фронтом товарища Хозина и заменили его генералом Говоровым. Он хорошо показал себя в боях под Москвой. Будем надеяться, что хорошо справиться на посту командующего фронтом, однако для вхождения в курс дел ему нужно время, которого как всегда у нас нет.
   Сидя за столом, Константин Рокоссовский, внимательно смотрел на Сталина, который в отличие от него не сел на стул, а медленно стал расхаживать вдоль стола, держа в полусогнутой левой руке потухшую трубку. Вождь говорил неторопливо, как бы доверительно рассуждая с гостем существо вопроса, для решения которого его и пригласили на эту беседу.
   - К деятельности командующего Волховским фронтом генерала Мерецкова у нас нет серьезных претензий - специально подчеркнул Сталин, полагая, что Рокоссовский, наверняка знает о месячном аресте командующего фронтом в самом начале войны. Тогда некоторые из военных арестованных в начале войны и расстрелянные в октябре сорок первого года дали на него показания и дознаватели Лаврентия Павловича Берия не могли пройти мимо них. Генерал армии Мерецков был арестован, но вмешательство в дело маршала Шапошникова и позиция наркома НКВД вернуло его в действующую армию.
   - Он неплохо показал себе в сражении за Волхов и Тихвин, удачно начал наступление на Любань и по заключению специальной комиссии сделал все возможное для вывода частей 2-й ударной армии из окружения. Сейчас он занят подготовкой операции по прорыву блокады, однако у нас нет твердой уверенности, что он сможет сделать все возможное и невозможное для выполнения этой важной задачи. Мы считаем, что в этом ему будет очень полезна помощь такого хорошего специалиста как вы, товарищ Рокоссовский. Поэтому, Ставка назначает вас своим представителем на Ленинградском направлении.
   Сталин сделал паузу, внимательно посмотрел на Рокоссовского в ожидании его реакции на сказанные слова и на этот раз, она последовала незамедлительно.
   - Меня представителем Ставки!? Не знаю, справлюсь ли я на этом высоком посту, товарищ Сталин! - искренне удивился генерал, чем откровенно позабавил вождя.
   - Почему не справитесь? Должны справиться. Вон в Крыму как командующий фронтом справились, а под Ленинградом как представитель Ставки и не справитесь - Сталин непонимающе пожал плечами и повел рукой с трубкой.
   - Однако это так неожиданно, я и представитель Ставки. У меня нет опыта работы на этом посту - робко заикнулся Рокоссовский, но вождь моментально прервал его вопросом в лоб.
   - Вы хотите, чтобы мы назначили вас на место генерала Мерецкого?
   - Нет, но...
   - Вот и прекрасно, - решительно отрезал вождь. - Ставке лучше знать, кого ставить своим представителем на столь важное направление как Ленинград, товарищ Рокоссовский. В том, что сомневаетесь - это конечно хорошо, но нужно всегда помнить, что не боги горшки обжигают, а люди. Кроме того, мы все время будем наблюдать за вами и в случае чего подскажем и поможем.
   - Спасибо за высокое доверие, товарищ Сталин. Приложу все усилия, чтобы его оправдать - Рокоссовский начал вставать из-за стола, но вождь быстрым жестом усадил его обратно.
   - Будем считать вопрос о вашем назначении решенным. Вам следует отправиться к товарищам Мерецкову и Говорову. Посмотреть, как у них обстоят дела, оценить сложившую обстановку и дать Ставке свою оценку положения на фронтах. Ознакомьтесь с планом генерала Мерецкова по предстоящей фронту операции и доложите нам свое о нем мнение. Вполне возможно, что с чем-то из предложенного командующим фронтом вы не согласитесь. Мы будем рады услышать вашу оценку сил фронта, ваше мнение о плане операции и ваши по ней предложения - с нажимом произнес вождь.
   - Зная вас как грамотного человека, мы нисколько не сомневаемся, что все ваши замечания будут иметь под собой не личное субъективное мнение которое должно понравиться начальству, а взвешенный и всесторонний анализ. Хочу также заверить вас, что без вашего согласия, Ставка и Генеральный штаб не дадут добро на проведение операции по снятию блокады.
   Внимательно слушая Сталина, Рокоссовский делал какие-то наброски на странице одного из блокнотов, лежавших на столе, напротив каждого стула. Наблюдая за поведением собеседника, вождь обрадовался, что не ошибся в своем выборе. Улыбаясь, он подошел к генералу, который уже думал о том, что нужно сделать по решению поставленный перед ним задачи.
   - Для успешного выполнения порученного дела, мне понадобиться люди, на которых я могу полностью - обращаясь к своему собеседнику, Рокоссовский не просил и не требовал, а твердо и деловито ставил перед вождем условия, чем только его обрадовал. Сталин всегда считал, что уверенность в своих силах - залог грядущего успеха и всегда был готов поддержать любые просьбы своих выдвиженцев.
  - Как представитель Ставки, вы может взять себе в помощники кого угодно и сколько нужно. Как из числа военных и гражданских специалистов Ленинградского направления, так и с других фронтов и округов. Даже если надо из Забайкальского или Дальневосточного округа. Вы там скажите и всех необходимых вам людей доставят, куда будет нужно - Сталин ткнул трубкой в сторону приемной.
   - Тогда у меня все, товарищ Сталин - решив для себя главный вопрос, привыкший работать со своей командой помощников и единомышленников, Рокоссовский встал со стула. - Разрешите идти?
   - Идите, товарищ Рокоссовский. Мы очень на вас рассчитываем и ждем от вас так нужного всем нам результата - вождь пожал руку назначенцу и доверительно коснулся пальцами его плеча, что считалось знаком расположения.
   - Самолет в ставку Мерецкого будет готов к вечеру и у вас есть время, чтобы встретиться с семьей, - Сталин указал трубкой в сторону приемной. - Машина ждет вас у подъезда. Счастливого пути.
   Тронутый подобным вниманием к себе, Рокоссовский не смог полностью совладать со своими эмоциями. Сосредоточенное за все время беседы лицо генерала предательски дрогнуло и, стремясь совладать с нахлынувшими на него чувствами, он вытянулся в струнку перед вождем.
   - Большое спасибо, товарищ Сталин - поблагодарил Рокоссовский Верховного Главнокомандующего и, получив одобрительный кивок головой, повернулся через левое плечо и покинул кабинет.
   В приемной его выхода ожидали Василевский и Штеменко с последними данными о положении на фронтах. Лица их были напряженные и суровы, что говорило само за себя, однако не это поразило Рокоссовского. Вдоль стены сидело несколько человек одетых в форму царской армии с золотыми погонами на плечах. Выглядело это столь необычно и даже неправдоподобно, что Рокоссовский не мог удержаться от вопроса.
   - Что это? - обратился он к секретарю Сталина Поскребышеву, подавая ему список необходимых ему на Волховском фронте командиров.
   - Образцы новой формы - важно ответил тот, чем вызвал у генерала сначала откровенное удивление, а затем и восхищением Верховным. Заниматься образцами новой формы в столь сложное и напряженное время мог только человек полностью уверенный в себе и неизбежной победе над врагом.
   Все это Константин Рокоссовский тщательно перебирал в своей памяти, готовясь приступить к выполнению поставленной перед ним задачи Сталиным, в столь непривычном для себя статусе представителя Ставки. Ни он, ни пославший его под Ленинград Верховный не знали, что в далекой от Москвы Восточной Пруссии, вождь германской нации уже принял окончательное и бесповоротное решение по поводу судьбы города на Неве.
   В тщательно охраняемом легендарном "Вольфшанце", Гитлер подписал специальную директиву для командующего группой армий "Север" Георга Кюхлера, недавно получившего за разгром 2-й армии Власова звание генерал-фельдмаршал.
   Она предписывала группе армий "Север" "до окончания лета сорок второго года взять штурмом город Петербург и установить по суше полномасштабную связь с войсками финского маршала Манергейма".
   По воле фюрера, считавшего себя способным к контакту и управлению потусторонними силами, предстоящая операция первоначально получила название "Волшебный огонь", а затем оно было измененное на "Северное сияние". Согласно плану операции, разработанному специалистами из ОКХ, предусматривался прорыв немецкими войсками обороны Ленинградского фронта к югу от города и отсечение Ленинграда от войск находящихся между Невой и Ладогой. После уничтожения основных обороняющих Ленинград сил немцы предполагали войти в город с востока, не встречая сопротивления, без тяжелых уличных боев.
   Предстоящая операция была важной составляющей знаменитой Директивы ? 45, которая определяла всю немецкую стратегию на лето 1942 года. Отказавшись от активных действий в направлении Москву, но при этом, дав возможность генералу Моделю проводить военные операции местного значения, Гитлер сосредоточил все свое внимание на севере и юге Восточного фронта, где германское оружие должно было одержать решающие победы.
   Юг под командованием фельдмаршала фон Бока начал претворение замыслов фюрера, по проведению летней кампании сорок второго года, приступив к проведению операции "Блау" и начало этого наступления было вполне успешно. Что касалось Севера то затяжная ситуация вокруг Любаньского выступа серьезно спутали карты Георгу Кюхлеру. Для отражения весеннего наступления 2-й ударной армии "советов" было потрачено много сил и средств и поэтому наступление на Петербург откладывалось на конец августа начало сентября.
   Первоначально, для наступления на севере предполагалось использовать подразделения 11-й армии генерала Манштейна, но после неудачных действий в Крыму, Кюхлер мог рассчитывать только на часть сил осаждавших Севастополь и Керчь. Чтобы как-то компенсировать возникшую недостачу войск, было решено, передать в распоряжение фельдмаршалу две дивизии, переброшенные в СССР из Франции и Австрии, а также все добровольческие иностранные подразделения войск СС. В их состав входила испанская "Голубая дивизия", боевые соединения СС из бельгийцев, голландцев, норвежцев и датчан, а также венгерскую и словацкую дивизию. Все они до этого выполняли карательные функции по охране от партизан фронтового тыла, но теперь им наступило время пролить на фронте свою кровь ради интересов великой Германии.
   В эти непростые и напряженные июльские дни, обе стороны собирались нанести свой удар по противнику, чтобы окончательно разрешить проблему с Ленинградом. Одни хотели снять страшную блокаду и спасти горожан от неминуемой смерти в грядущую зиму. Другие намеривались стереть с лица земли бывшую столицу российской империи и город трех революций, и освободившиеся земли передать финнам с категорическим запретом какого-либо строительства на этом месте. Такова была воля германского канцлера в отношении города носившегося имя Ленина.
   У каждой из сторон были силы и средства для реализации своих планов, но их количество не гарантировало им полный и быстрый успех. Предстояла кропотливая подготовка к схватке, в которой всё зависело от умения и храбрости солдат и их командиров, на чьи плечи как обычно ложился главный груз по претворению в жизнь планов верховного командования.
  
  
  
  
  
   Глава II. Георгий Владимирович и Василий Иванович.
  
  
  
  
  
  
   Встречи с командующим Волховским фронтом генерал армии Мерецковым, Константин Константинович ждал с определенным напряжением и опасением в душе. В некотором плане его чувства были сходны с чувствами больного сидящего под дверью врача стоматолога. Когда ноги упрямо не хотят идти, а разум понимает, что это нужно сделать.
   В том, что Кирилл Афанасьевич встретит представителя Ставки отнюдь не с распростертыми объятиями, Рокоссовскому было ясно ещё в Москве, когда он садился в самолет. И дело тут было совсем не в нынешнем положении Константина Константиновича, любой командующий фронтом видел в посланце из Москвы не столько помощника, сколько проверяющего и информатора. Недремлющее "око государево", что по своей сущности должно было обязательно найти ошибки и недочеты командования, указать и доложить о них, чем оправдать свое присутствие на фронте.
   Перед войной, восхождение по карьерной лестнице генерала Мерецкова мало чем отличалось от карьеры героя Халхин-Гола генерала Жукова. За Финскую войну, несмотря на допущенные ошибки в начале войны он получил звания Героя Советского Союза и сменил на посту начальника Генерального Штаба маршала Шапошникова. При переаттестации, произошедшей в результате введении генеральских званий, он получил звание генерала армии, выше которого был только один Маршал Советского Союза.
   В январе сорок первого он уступил свое высокое место более хваткому и напористому генералу Жукову, но это совершенно не означало опалу со стороны Сталина. Мерецков не был отправлен на округ как обычный "штрафник", а был оставлен в Москве. Ему было поручено составление мобилизационного плана на случай войны с Германией, воевать с которой высшее руководство стало готовиться сразу после стремительного разгрома немцами Франции.
   Предвоенные аресты генералов стоили Мерецкову карьеры. Слова, сказанные им что в случае победы немцев хуже не будет, а также многочисленные разоблачительные материалы о связи с делом Тухачевского сделали генерала гостем кабинетов НКВД. Аккуратно подшитый и подколотый материал позволял расстрелять генерала как "врага народа", но Сталин посчитал все это злостным наговором и Кирилл Афанасьевич был отправлен на фронт. Там он кровью искупил ошибки, допущенные при составлении Мобилизационного плана и своего длинного языка.
   Неудачное проведение Любаньской операции и попытки деблокировать 2-ю ударную армию были в основном на совести Мерецкова и, хотя Москва не сделала по ним серьезных оргвыводов, комфронта чувствовал себя не в своей тарелке. Он никак не мог позабыть как в тот момент, когда наступление на Любань выдохлось, на должность командующего 2-й армии был прислан генерал-лейтенант Власов. Он отличился в битве за Москву, чувствовал поддержку Верховного и открыто говорил, что в скором времени разорвет блокаду Ленинграда и станет комфронтом.
   Тогда, судьба все расставило по своим местам. Власов оказался главным "козлом отпущения" в провале операции, но теперь Москва присылает Мерецкову другого генерал-лейтенанта и с куда большими полномочиями. За его плечами была не только оборона Москвы, но и успешные действия по защите Керчи и Севастополя, и значит, он имеет право грозно стучать кулаком по столу, указывать генералу армии на его ошибки и по делу и без дела кивать на Ставку.
   Тот же факт, что Рокоссовский подобно Мерецкову был гостем у Лаврентия Павловича, и был благополучно освобожден, никакой роли в отношении между генералов не играл. Ибо почти каждый военный прошедший подобное испытание искренне считал, что именно с ним произошла трагическая ошибка, а все остальные были арестованы исключительно по делу.
   Предчувствия не обманули Рокоссовского. При его появлении в штабе фронта, в поведении командующего чувствовалось сильное напряжение. В его колючем взгляде, коротком сухом рукопожатии и официальном приветствии чувствовался немой вопрос " И что плохого привез нам московский гость?"
   Ожидая подобного поведения со стороны комфронта, Рокоссовский попытался с первых минут разрядить напряженность, спеша показать ему, что он не гонористый проверяющий из центра, а равный среди равных генералов, однако не достиг в этом успеха. Мерецков не принял предложенного им поведения, гордо демонстрируя независимость и достоинство нежданному гостю.
   - С чем пожаловали к нам, товарищ Рокоссовский? - сдержанно поинтересовался комфронтом. Обмениваясь рукопожатием с прибывшим генералом, он эффектно сверкнул созвездием своих звезд в петлицах. На новеньком с иголочки мундире они гордо блистали по сравнению со скромными, потускневшими от походной жизни петлицами Рокоссовского. Вызванный в Москву прямо с севастопольских передовых, он не имел времени и возможности привести свою форму в товарный вид.
   - Ставка прислала меня в качестве координатора подготовки и проведения операции по снятию блокады Ленинграда силами двух ваших фронтов. Москва придает предстоящему наступлению большое значение и высказывает надежду, что до наступления осенних дождей, сухопутная связь с Ленинградом будет установлена.
   - Если хотите генерал-майор Стельмах немедленно введет вас в курс наших планов по освобождению Ленинграда - важно произнес Мерецков, но гость любезно отказался от этого предложения.
   - Благодарю вас, Кирилл Афанасьевич. Товарищ Сталин просил меня как можно быстрее ознакомиться с положением дел на вашем фронте. Благодаря материалам, полученным мною в Генеральном штабе, обстановка в общих чертах ясна и понятна, однако хотелось бы уточнить её непосредственно на месте.
   Рокоссовский говорил прямо и открыто, искренне считая, что бумаги бумагами, а для получения всесторонней картины положения на фронте посещение передовой необходимо. Это было для Константина Константиновича непреложной аксиомой, но именно это стремление генерала узнать правду из первых рук сразу насторожило Мерецкова.
   - Этот ещё хлещи, Власова будет. Сразу бросился раскапывать все наши ошибки недоставки, прикрывшись статусом представителя Ставки. Недаром Мехлис на него Запорожцу такое хвалебное письмо прислал. Чует мое сердце, хлебнем мы с ним неприятностей - подумал про себя комфронта, стараясь при этом сохранить спокойствие на лице.
   - Что, даже обедать не станете? - обиженным голосом добропорядочного хозяина спросил Мерецков. - У нас все готово для дорогих гостей.
   Константин Константинович был не большим любителем застолья в военное время, ставя во главу угла выполнение порученного ему дела. Однако долгая дорога и усталый вид адъютанта и полковника Максименко заставили его принять предложение Мерецкого.
   Обед, которым комфронта угостил своих гостей, по временным параметрам можно было смело отнести к обеду по-английски, ибо на дворе стоял вечер. Знаменитые "белые ночи" хотя уже подходили к своему концу, ещё давали стойкий серый полумрак ночи и Рокоссовского, подмывало немедленно отправиться на передовую, но генерал не стал лезть в "бутылку". Вместо этого, отдав должное повару командующего, он пригласил начштаба Стельмаха на беседу для уточнения обстановки.
   Столь необычное желание гостя не вызвало у начальника штаба фронта особой радости. Он также как и командующий считал, что присланный из Москвы "варяг" будет усиленно выискивать недостатки в его работе.
   Нехорошие предчувствия Григория Давыдовича оправдались с первых минут разговора. Развернув карту Синявинского выступа и увидев на нем обозначение 26-го армейского корпуса вермахта, Рокоссовский попросил Стельмаха назвать командира корпуса, рассказать все, что о нем известно, а также перечислить воинские соединения корпуса.
   Столь казалось простой вопрос, сильно озадачил начштаба фронта. Начальника корпуса генерала от артиллерии Альберта Вординга после яростного перебирания бумаг он назвал, а вот, что-нибудь характеризующее его как командира сказать не смог к откровенному удивлению Рокоссовского.
   - Как же так, товарищ Стельмах? Вы воюете с Вордингом с января этого года, а ничего не знаете о нем как о командире. О его сильных и слабых сторонах, предпочтениях и предубеждениях при ведении боевых действий. Он что для вас - "Железная маска"?
   - У нас, товарищ Рокоссовский, к сожалению, нет разведчика в штабе врага, который бы мог бы нас подробно информировать о послужном списке командующего немецким корпусом - с откровенной обидой ответил начштаба, чем вызвал у Рокоссовского откровенное недоумение. Ему очень хотелось сказать, что для того чтобы ответить на поставленные им вопросы совсем не нужен агент в ближнем окружении врага. Достаточно проанализировать его действия по срыву Любаньской наступательной операции, но врожденный такт и сдержанность не позволили Константину Константиновичу это произнести.
   - Хорошо, назовите боевые соединения противостоящего вам корпуса. Количество входящих в него дивизий? Их численный состав, кто ими командует, имеются ли в нем моторизированные соединений? - зашел к делу с другого конца Рокоссовский, но вновь ответ начштаба был далек от того, что он хотел услышать. С большим скрипом Стельмах назвал три пехотные дивизии, что по данным разведки входили в состав корпуса, но имена их командиров были неизвестны. Равно как и наличие в корпусе моторизованных соединений противника.
   - Давно проводилась разведка на участке 227-й пехотной дивизии противника? Неужели взятые в плен "языки" не назвали своего командира дивизии? - продолжал забрасывать вопросами начштаба Рокоссовский.
   - Затрудняюсь сказать точно, товарищ Рокоссовский. Примерно недели три-четыре назад, где-то так - выдавил из себя Стельмах.
   - Но ведь это явно устаревшие данные. Собираетесь наступать, а не знаете силы противостоящего вам врага. Как давно вы были на передовой в районе предполагаемого нанесения главного удара?
   - У нас для этого есть специальные офицеры - с обиженной гордостью сказал генерал. - Они собирают нужные сведения, в случае необходимости назначают и проводят дополнительные разведывательные действия и докладывают мне и командующему.
   - Все ясно - вздохнул Рокоссовский, уже успевший оценить результативность подобных действий. Если офицеры были толковыми людьми, толк от их докладов был, он спасал множество человеческих жизней. А если офицеры в лучшем случаи были только хорошими исполнителями, тогда было просто беда.
   - Состояние разведки фронта меня полностью не устраивает. Для исправления ситуации необходимо провести срочный поиск "языков" - срок исполнения неделя-максимум полторы. Также необходимо подключить к разведке авиацию и обязательно установите на самолетах фотокамеры. Доклады летчиков - это хорошо, но необходимы конкретные подтверждения их слов. Все понятно?
   - Так точно - хмуро произнес Стельмах, записывая в блокнот распоряжения представителя Ставки.
   - Вот и хорошо, а теперь давайте пробежимся по тем силам, что у вас есть - предложил Рокоссовский и дело пошло веселее. В отличие от сил противника Стельмах хорошо знал свои собственные и отвечал на поставленные перед ним вопросы почти без запинки.
   Московский гость не стремился поймать начштаба на неточностях и незнаниях. Он внимательно слушал собеседника, время от времени занося что-то в свой походный блокнот. К концу беседы обе стороны остались, удовлетворены её. Рокоссовский в свою очередь был доволен тем, что данные полученные им в Москве не расходились с теми, что располагал фронт. Стельмах был доволен тем, что она закончилась, и можно было вытереть со лба противный пот, в который его вогнал проверяющий, но как оказалось это были только "цветочки".
   На следующее утро, когда начштаба решил, что гроза миновала, "варяг" преподнес новый сюрприз. Рано утром, не ставя высокое начальство в известность, Рокоссовский отправился на передовую под охраной отделения автоматчиков. При этом место своего визита он выбрал не Гайтолово, где предполагалось нанести главный удар по врагу, а в район Рабочего поселка ?8.
   К несчастью для командира 365-го стрелкового полка подполковника Семичастного, никто из штаба фронта и дивизии не успел предупредить его по телефону о вояже нежданного гостя. Подполковник третий день предавался прелестям веселой жизни, закрывшись в блиндаже с женщиной фельдшером. На всякую попытку начштаба вернуть комполка к исполнению его прямых обязанностей он отвечал бранью, заставлял его пить вместе с ним водку, после чего прогонял из блиндажа к чертовой матери.
   В то утро когда нелегкая принесла генерала Рокоссовского в расположение штаба полка, разгул Семичастного уверенно набирал обороты. Комполка усиленно поправлял подорванное здоровье исходя из принципа лечения подобного подобным, и к моменту появления представителя Ставки +он находился в скверном состоянии. Поэтому, когда адъютант доложил подполковнику, что из штаба к нему приехал неизвестный командир, Семичастный разразился бурной бранью и послал его по известному всем адресу.
   Скажи адъютант, что за дверями блиндажа стоит генерал, да ещё из Москвы, комполка наверняка бы протрезвел хотя бы наполовину. Однако на Рокоссовском был изрядно потрепанный походный плащ, не позволивший никому разглядеть в нем большое начальство. Мало ли кто мог появиться на передовой в сопровождении боевого охранения в виде четырех солдат
   На повторный требовательный стук в дверь, подполковник пришел в ярость и, схватив трофейный "Вальтер" с громким криком "Так ты гад не уймешься!!" выскочил наружу.
   Неизвестно, чем могла закончиться встреча Рокоссовского с размахивавшим пистолетом комполка. Скорее всего, Сидора Семичастного застрелили бы приехавшие с генералом автоматчики, но Константин Константинович спас жизнь дебоширу. Смело шагнув навстречу с трудом, стоявшему на ногах подполковнику, он громко крикнул ему: "Смирно!!"
   Требовательности и решимости в голосе Рокоссовского в этот момент хватило на десять генералов и, услышав голос человека привыкшего отдавать приказы, дебошир послушно опустил пистолет и сделал попытку вытянуться. Этого мгновения вполне хватило охране, чтобы подскочить к Семичастному и, вырвав оружие скрутить его.
   Событие было из рук вон выходящее. Подбежавший к блиндажу особист стал уверять генерала, что виновный будет наказан, но Рокоссовского - это меньше всего интерисовало. Вызвав трясущегося от страха начальника штаба, он приказал ему временно принять на себя обязанности комполка, а сам отправился в расположение одного из батальонов.
   Увиденное им безобразие со стороны командира полка, заставляло думать Рокоссовского, что и в выбранном им батальоне он встретит нечто подобное. Принцип, "каков поп, таков и приход", а также утверждение, что "рыба гниет с головы", во многих подразделениях РККА действовал четко. Однако батальон, в который направился генерал, видимо был исключением из подобных правил, ибо в нем царил полный порядок.
   Стоявший возле штаба батальона красноармеец, несмотря на сопровождение в виде автоматчиков уверенно преградил дорогу Рокоссовскому. Вызванный же по его требованию комбат был трезв, опрятен, подтянут и на груди его, красовался винтовой орден Боевого Красного Знамени и такая же медаль "За отвагу".
   - Командир батальона, капитан Петров Георгий Владимирович - представился Рокоссовскому комбат, чьи черты лица свидетельствовали о его явном дальневосточном происхождении. Среднего роста, крепкий, он имел коротко остриженные густые жесткие черные волосы, придававшие ему некоторое сходство с ежиком, но это нисколько не портило общего приятного впечатления.
   Произношение комбата была чистым без малейшего акцента, запинания или какого-либо говора, так словно русский язык был его родным языком. Что касалось речи капитана, то она была правильной, выдавая наличия в его интеллектуальном багаже как минимум среднего образования.
   Раскосые глаза смотрели на нежданного гостя требовательно и придирчиво, говорящие, что их владелец - человек привыкший отдавать приказы подчиненным и хорошо знает себе цену. Одним словом, перед Рокоссовским стоял хозяин батальона не по должности, а по сути. Отлично знающего всю его внутреннюю жизнь, сильные и слабые стороны подчиненных, и умеющий использовать их на благо общего дела.
   Походный плащ Рокоссовского также не позволил комбату точно определить звание незнакомца, но по выправке и уверенной походке он без колебания отнес его к комсоставу.
   - Прошу предъявить документы, товарищ командир - Петров сдержанно козырнул и, положив руку на ремень, стал терпеливо ждать пока Рокоссовский достанет из внутреннего кармана кителя удостоверение и развернет его.
   - Представитель штаба фронта Рокоссовский Константин Константинович - представился Петрову высокий гость, желая сохранить свое инкогнито и комбат, прекрасно его понял.
   - Прошу в штаб товарищ Рокоссовский, - Петров любезно указал гостю на дверь, а сам повернулся к часовому, - продолжайте нести службу.
   Сказано это было простым и будничным тоном, так словно представители фронта приезжали к Петрову в батальон каждую неделю.
   Оказавшись в добротно построенном блиндаже, Рокоссовский попросил комбата доложить обстановку на участке его обороны и в ходе завязавшейся беседы, генерал убедился в верности своего первичного впечатления. Капитан не только досконально знал положение дел в своем батальоне, но имел хорошее представление о противостоявшем ему противнике.
   На карте представленной Петровым генералу были нанесены не только передовые рубежи обороны врага с многочисленными огневыми точками, но было нанесено местонахождение второго рубежа немецкой обороны. Вместе с этим, комбат рассказал, что противостоящие ему соединения 212-й пехотной дивизии вермахта, занимают эти позиции с осени прошлого года и в своем составе имеют в основном средства огневой поддержки в виде минометов и артиллерии.
   На вопрос гостя, откуда ему все это известно Петров ответил, что эти данные полученные в результате наблюдения за позицией противника и действий разведки.
   - А в штаб полка вы эти данные отсылали? - спросил Рокоссовский хорошо помнивший, что на показанной ему в штабе полка карте, четко нанесены были только передние траншеи противника, а все остальное условно.
   - Регулярно, товарищ генерал. Вот копия донесения отправленного в штаб неделю назад - комбат протянул Рокоссовскому вынутую из командирской сумки бумагу. При этом голос капитана звучал твердо и уверенно, а не заискивал, как это часто бывает у подхалимов при докладе высокому начальству.
   - Все это хорошо, товарищ капитан, спасибо за службу, - сказал Рокоссовский, ознакомившись с донесением Петрова, - а теперь я хочу побывать на вашем наблюдательном пункте.
   - Как скажите, товарищ генерал, - откликнулся на его слова комбат. - Только, пожалуйста, наденьте на себя, плащ-палатку и каску. Фуражка у вас приметная, немецкие наблюдатели сразу заметят.
   - Хорошо давайте - согласился Константин Константинович, и пока комбат доставал плащ-палатку задал давно вертящийся у него на языке вопрос.
   - Давно, воюете?
   - С июля сорок первого, Псковский Укрепрайон - лаконично ответил Петров не желая вдаваться в подробности.
   - А за что орден?
   - За Гвадалахару, - также коротко ответил капитан и, протянув Рокоссовскому каску, сказал - идемте, товарищ генерал.
   На наблюдательном пункте Петрова и в расположение его батальона, Рокоссовский провел около двух часов и за все это время, у него не возникло ощущение того, что хоть в чем-то комбат неправ. Все сказанное капитаном, в ходе наблюдения находило свое подтверждение.
   Когда настало время уезжать, Рокоссовский неожиданно объявил Петрову свое решение относительно его командования в батальоне.
   - В общем, так, товарищ капитан. Готовьтесь сдать батальон своему заместителю и отправиться в полк на должность начштаба.
   - А как же майор Ерофеев? Что с ним случилось? - удивился Петров.
   - Я назначил его на место подполковника Семичастного отстраненного за неполное служебное несоответствие - не вдаваясь в подробности, пояснил Рокоссовский.
   - Товарищ генерал, разрешите остаться на батальоне. Штабная работа не по мне - попросил генерала Петров, чем вызвал у него недоумение.
   - Почему у вас такое неправильное понятие о штабных работниках? По-вашему, там сидят одни бездельники и люди не способные руководить войсками. Так?
  - Никак нет, товарищ генерал. Штаб это важный командный орган призванный проводить всестороннее управление войсками, под руководством которого они должны громить врага и одерживать победу - браво как на экзамене отрапортовал Петров.
   - Что вы закончили? Какое у вас военное образование? - для участника Гражданской войны комбат был молод и значит, свои университеты явно проходил в мирное время.
   - Только Академию имени товарища Фрунзе - глядя мимо плеча Рокоссовского, доложил капитан.
   - Так какого черта, вы мне тут балаган в отношении штабной работы развели! Постыдитесь, товарищ капитан - обиделся на собеседника Константин Константинович.
   - Потому, что хорошо знаю штаб нашего полка, товарищ генерал, - честно признался генералу Петров. - Спасибо за доброе слово, но всем будет лучше, если я останусь в батальоне.
   Комбат тонко намекал генералу на толстые обстоятельства, но Рокоссовский был неумолим.
   - Как представитель Ставки Верховного Командования я приказываю вам немедленно сдать дела и отправиться вместе со мной в штаб полка. А в отношении ваших опасений можете быть спокойным. Я здесь у вас буду долго. Все ясно? Вот и прекрасно, выполняйте приказ.
   Все, что осталось за скобками этого разговора, очень быстро прояснилось в штабе полка, куда Рокоссовский специально заехал объявить свое решение. Там уже был дивизионный особист майор госбезопасности Грушницкий, приехавший расследовать инцидент с Семичастным. Когда Рокоссовский упомянул имя комбата Петрова, он чуть было не подпрыгнул со стула.
   - За кого вы просите, товарищ генерал-лейтенант? - озабоченным голосом человека, старающегося уберечь от ошибки, спросил Рокоссовского особист. - Капитан Петров груб и заносчив, да к тому же ещё и трус. Его в июле прошлого года за устранение от руководства вверенного ему полка, с майора до капитана понизили.
   - Комбат Петров не производит впечатления человека способного устраниться от руководства и тем более, не похож на труса, - решительно заявил Рокоссовский. - На чем были основаны предъявленные Петрову обвинения? Кто дал против него показания?
   Генерал требовательно посмотрел на особиста, хорошо зная как быстро и порой ошибочно принимались решения в отношении людей в июле сорок первого года.
   - Против Петрова свидетельствовал его зам подполковник Шляпкин - выдавил из себя Грушницкий, хорошо понимая, куда клонит представитель Ставки.
   - И что Шляпкин? Занял место Петрова?
   - Да, он был назначен на его место, но не успел вступить в командование. Пропал без вести под Сольцами.
   - И что Петров? Снова устранился от руководства? - продолжал задавать вопросы Рокоссовский, интуитивно чувствуя слабость позиции особиста.
   - Полк под руководством Петрова принял участие в нанесение контрудара по немцам, а после боев его остатки были отправлены на переформирование. За бои под Сольцами, капитан Петров был представлен к ордену Красного Знамени, но командование изменило представление на медаль "За отвагу", - беспристрастно доложил вместо Грушницкого Ерофеев. - К тому же один из окруженцев, сержант Шарофеев, дал показания, что подполковник Шляпкин добровольно сдался в плен к немцам.
   - Так почему же Петров до сих пор не восстановлен в звании и должности? Или за ним есть ещё прегрешения? - учтиво поинтересовался у особиста Рокоссовский.
   - Его показания никто из окруженцев не смог подтвердить, да и сам сержант был убит через три дня шальным снарядом - спокойным голосом ответил Грушницкий, давно уже для себя решивший вопрос с Петровым.
   - Ну что же, мне все ясно. Александр Евсеевич, - обратился Рокоссовский к исполняющему обязанности комполка, - подготовьте приказ на Петрова, под мою личную ответственность. Честь имею.
   Когда Рокоссовский вернулся в штаб фронта, командарма было не узнать. Он был во всем согласен с генерал-лейтенантом и заверил, что все выявленные им недостатки будут устранены точно в назначенный им срок. Подобная метаморфоза со стороны Мерецкого была вполне объяснима и логична. При правильном и грамотном раздутии дела подполковника Семичастного этот случай мог дорого стоить командующему фронта, но представитель Ставки не предпринял, ни малейшей попытки сколотить на этом деле для себе капитал.
   В рапорте направленном на имя Сталина, к огромной радости Мерецкова о нападении на Рокоссовского не было ни слова. Представитель Ставки ограничился замечанием об отсутствии на фронте хорошо налаженной разведки, указывал сроки исправления этой проблемы и извещал о своем намерении немедленно отбыть в Ленинград.
   Командующий фронтом был очень рад отделаться "малой кровью" за прегрешения своих подчиненных и с радостью предоставил Рокоссовскому транспортник и истребительное прикрытие. В воздухе над Ладогой постоянно барражировали немецкие и финские самолеты, и подобная мера была необходима.
   Ленинград в отличие от Волхова встретил Рокоссовского ясной погодой. Самолет представителя Ставки удачно миновал водные просторы Ладоги и благополучно приземлился на аэродроме. Там генерала уже ждала присланная из Смольного машина, но быстро добраться до штаба фронта Рокоссовскому не удалось. Едва он въехал в город, как начался мощный артобстрел немецких осадных батарей жилых кварталов Ленинграда.
   Выполняя приказ фюрера по уничтожению оплота "большевистской заразы" на Балтике, бравые канониры 18-й армии методично и планомерно разрушали дома мирных горожан. Используя в качестве ориентира высокий купол Исаакиевского собора, немецкие батареи целенаправленно вели огонь по городским кварталам, стремясь сломить волю осажденных ленинградцев. Желая если не принудить их к бунту против властей, то хотя бы сократить численность потенциальных защитников города.
   Приученный к регулярным обстрелам и бомбежкам со стороны противника, при первых разрывах снарядов шофер, перевозивший Рокоссовского, проворно загнал автомобиль в один из городских дворов и проводил высоких гостей в ближайшее бомбоубежище.
   Появление военных не вызвало большого интереса среди посеревших и осунувшихся от блокадных невзгод ленинградцев. Для них это было привычным явлением. Сколько их перебывало в убежищах, находясь в кратковременном отпуске, так как расстояние от передовой до тыла измерялось сотнями метров и длинной кварталов, трудно было сказать. На них уже не смотрели с надеждой на скорое освобождение от блокады. Военные стали простыми людьми, делавшими свой нелегкий труд, равно как те, кто стоял у станков на заводах или трудился в больницах и госпиталях города.
   Единственная кто обратил внимание на Рокоссовского и его спутников, была маленькая девочка, смело подошедшая к нему, невзирая на грозный вид генеральского ординарца Божичко. Блокада наложила и на её облик свой губительный отпечаток, и генералу было трудно определить, сколько девочке лет. Возможно, ей было пять, шесть, а то и все восемь лет. В условиях постоянного голода дети плохо растут.
   Единственное, что осталось неподвластным страшным лишениям блокады, был голос ребенка. Он был звонок как колокольчик, по-детски открытый, доверчивый и когда девочка заговорила, Рокоссовский сразу вспомнил свою дочь. Так разительно были похожи их голоса или ему просто казалось, что они похожи. После долгого пребывания на переднем крае, где смерть постоянно смотрит тебе в глаза, встреча с маленьким ребенком всегда рождает воспоминания о недавнем прошлом.
   - Дяденька военный, а вы немцев прогоните? - спросил ребенок, с интересом разглядывая сидящего у стены Рокоссовского. Из всех военных она выбрала именно его, безошибочно определив по его лицу доброго человека.
   - Прогоним. Обязательно, прогоним девочка - без малейшей задержки пообещал он и как бы в подтверждении сказанный слов ободряюще улыбнулся.
   - А вы когда немцев прогоните, скоро? - обрадовано, сказала девочка, подошла и встала рядом с генералом.
   - Надеюсь, что скоро - ответил Рокоссовский и тут же перевел разговор со столь щекотливой для всех ленинградцев темы на другое направление. - А как тебя зовут, девочка?
   - Таня - важно ответила девочка. - Мне шесть лет.
   - А, где ты живешь, Таня?- Рокоссовский задал самые банальные вопросы, что обычно задают в беседе с ребенком и получил ответы, от которых у него кровь застыла в жилах.
   - Живу я здесь, а раньше жила на Лиговке, пока наш дом бомбой не разбомбило и мы сюда перешли. Потому что от дома ничего не осталась, одна воронка.
   - А где твоя мама, где папа?
   - Маму снаряд на улице убил, когда она за хлебом пошла, а папа ушел на фронт и с самой зимы, от него нет писем. Тетя Соня говорит, что это плохо, но похоронки не было - девочка говорила эти страшные слова спокойно и буднично и, глядя в её голубые глаза, генерал не понимал, повторяет ли она слова сказанные взрослыми, не понимая их страшного смысла, или говорит так от горькой безысходности.
   - Так значит ты здесь совсем одна?
   - Почему одна? - удивилась девочка. - Я живу с бабушкой Машей, братиком Мишей и Василием Ивановичем. У нас дедушка Мотя был, но он уснул от голода и всю зиму в кладовке пролежал, пока его санитары не забрали.
   Таня рассказывала Рокоссовскому привычную для войны историю, но от того, что это говорил ребенок, каждое слово сильно резало ему сердце и душу.
   - А кто такой Василий Иванович? Другой дедушка? - следуя простой логике, спросил Константин Константинович и тут же попал впросак.
   - Почему другой дедушка? Василий Иванович наш кот. Он наш главный кормилец - гордо пояснила Таня.
   - Как кормилец? Он вам, что еду домой приносит? - удивился генерал и снова попал в неловкое положение.
   - Почему еду? - законно удивилась девочка, для которой понятие еда прочно ассоциировалась с хлебом и ничем иным.
   - Василий Иванович нам всю зиму крыс ловил. Зимой, когда хлеба было совсем мало, он нам почти каждый день по четыре крысы приносил, а когда и целых шесть. Бабушка Маша из них холодец делала, и мы их ели. Благодаря Василию Ивановичу мы целый месяц продержались, когда у бабушки в очереди хлебные карточки украли. А вот дедушке крыс не хватило, и он уснул - с сожалением вздохнула девочка и от её вздоха, у Рокоссовского свело скулы, и подкатил комок к горлу.
   Ему профессиональному военному было трудно посылать на верную смерть людей, но он привык это делать, осознавая страшную необходимость. Однако слушать подобные истории из уст ребенка для него было невыносимой пыткой.
   - А что сейчас, Василий Иванович делает, по-прежнему крыс ловит?
   - Нет, летом он птиц ловит. Бабушка крошек насыплет хлебных крошек на землю, а Василий Иванович рядом прячется. Как только голубь или воробей сядет, он на него бросается и давит, а мы из них потом шулюм делаем. Василий Иванович он у нас настоящий добытчик, не то, что лентяйка Муська у Митрофановых. На им ни одной крысы им не принесла, вот они её и съели.
   От этих слов собеседницы у Рокоссовского навернулись слезы и, не желая показать их ребенку, он повернулся к своему ординарцу, за плечами которого висел вещевой мешок с продуктами.
   - Божичко, дайте сюда все наши припасы - приказал он, чем вызвал бурю эмоций на лице ординарца.
   - Как это так все припасы, товарищ командир? Оставьте хоть трохи сэбе, - взмолился Божичко, но Рокоссовский был неумолим. - Ничего, не последний кусок доедаем. Людям они нужнее.
   Быстро убедившись, что в мешке нет ничего постороннего кроме еды, он затянул его горловину тесемкой и вернул ординарцу.
   - Идите вместе с девочкой и отдайте мешок её бабушке в целости и сохранности. Вам все ясно?
   - Так точно, товарищ командир - унылым голосом подтвердил Божичко.
   - Вот и хорошо. А немцев Таня, мы обязательно разобьем и прогоним от города. Это - я тебе твердо обещаю, запомни - сказал Константин Константинович, и нежно положил ладонь на хрупкое плечико девочки, ласково поцеловал её в темя.
   Данное Рокоссовским обещание простой ленинградской девочке, с которой он больше никогда в жизни не встретился, были для него во стократ важнее и значимее, тех слов и заверений которые он дал сначала Сталину, а затем и Жданову на приеме в Смольном. В самые трудные моменты операции по снятию блокады, он жестко спрашивал с себя и своих подчиненных, все ли было сделано для того, чтобы страдания простого ребенка были прекращены как можно раньше.
  
  
  
  
  
  
   Глава III. Различие мнений.
  
  
  
  
  
  
   Узел прямой связи с Москвой, находившийся в обширном подвале Смольного был оборудован по последним требованиям войны. Там уже не было специализированной телеграфной аппаратуры, связь по которой осуществлялась при помощи машинистки. С начала года в Смольный была протянута закрытая телефонная линия ВЧ, надежно оберегающая прямые разговоры Сталина с ленинградским руководством от лишних ушей.
   Рокоссовский отправился на пункт правительственной связи после разговора со Ждановым и Говоровым. В отличие от генерала Мерецкого, Рокоссовский был лично знаком с командующим Ленинградского фронта, хотя их знакомство было омрачено некоторыми обстоятельствами, полностью независящих от обоих генералов.
   Оно произошло поздней осенью сорок первого года, когда немцы неудержимо рвались к Москве на северном участке фронта, в том месте, где оборону держала 16-я армия под командованием генерала Рокоссовского. Тогда в "воспитательных целях", так сказать для поднятия боевого духа командующий Западным фронтом генерал армии Жуков привез в штаб армии командарма 5, Леонида Говорова.
   - Что, немцы опять вас в шею гонят!? - начал разговор в привычной для себя безапелляционной манере Жуков. - Войск хоть отбавляй, а толку никакого! И все почему? Командовать не умеете! ... Вот у Говорова противника больше чем перед вами, а он держит его, не пропускает в отличие от вас. Вот, привез его сюда, чтобы он вас научил уму разуму, объяснил, как надо воевать.
   Сказанные слова комфронтом были обидны и несправедливы по отношению к Рокоссовскому, так как против его армии действовали почти все танковые дивизии противника, а против 5-й армии Говорова воевали только пехотные. Жукову это было хорошо известно, но он посчитал нужным "взбодрить" Рокоссовского публично столкнув его лбом с Говоровым.
   Любой другой генерал на месте Константина Константиновича стал бы оправдываться или вступил с Жуковым в яростную перепалку, однако командарм 16 был сделан из иного теста. Вместо ругани или оправданий он с самым серьезным видом поблагодарил командующего за возможность поучиться у других, добавив, что делать это никогда не вредно.
   После чего сел за стол с Говоровым и принялся обмениваться с ним взглядами на действия противника и обсуждать мнения, как лучше ему противостоять. Жукову ничего не оставалось, как оставить генералов наедине, но прошло не более десяти минут, как дверь распахнулась, и в комнату стремительно ворвался комфронтом. Он подскочил к Говорову и срывающимся голосом закричал: - Ты кто!? Ты кого приехал учить, Рокоссовского!? Он отражает удары всех танковых дивизий врага и бьет их! А против тебя пошла какая-то паршивая моторизованная дивизия и отогнала на десятки километров. Вон отсюда! Марш исправлять положение и если это не сделаешь, расстреляю!!
   Оказалось, что противник бросил против 5-й армии Говорова свежую моторизованную дивизию и продвинулся вглубь обороны до 15 километров. Случилось это в отсутствие Говорова, которого комфронта повез на "учебу" к Рокоссовскому.
   Попав под беспощадный огонь критики Жукова бедный Говоров, не мог вымолвить ни слова. Побледнев как полотно, он быстро ретировался для исправления положения на фронте.
   Как всякий воспитанный человек, Рокоссовский ни малейшим намеком не показал, что придает какое либо значение той злосчастной встрече. Радостно пожав комфронту руку, он выразил уверенность, что два фронта смогут прорвать смертельное кольцо немецкой блокады Ленинграда.
   Говоров ответил, что очень рад тому, что ленинградцам в помощь прислали такого военачальника как Рокоссовский, отстоявшего Москву и Севастополь. Его слова нашли горячий отклик со стороны Жданова, первого секретаря обкома партии Ленинграда.
   - Поймите, минимальная потребность города в продовольствии составляет 1000 тонн, - с жаром пояснял он Рокоссовскому. - На Ладоге нет транспортных судов, способных регулярно доставлять в город продукты. В основном в Ленинград доставляют людей, вооружение, а обратно везут в эвакуацию стариков, женщин и детей. Все, что доставляется в город по воде - это мизер из того, что нам так необходимо. И летом, как это не парадоксально звучит у нас проблем со снабжением больше, чем зимой, когда постоянно действовала ледяная "дорога жизни".
   - То количество транспортных самолетов, которыми располагает Ленинградский и Волховский фронт позволяют доставлять в город не более 10 тонн продовольствия в сутки. И это с учетом того, что самолеты не будут сбиты истребителями противника. После закрытия ледовой переправы немцы и финны стремятся установить прочный воздушный контроль над Ладогой. Только скорейший прорыв блокады сможет решить вопрос непрерывного снабжения Ленинграда продовольствием - вторил первому секретарю обкома комфронта.
   - Говоря о возобновлении снабжения Ленинграда, вы наверняка имеет в виду взятие под полный контроль железную дорогу на Мгу. Это самый верный способ решения вопроса снабжения, но боюсь, что на сегодняшний момент мало выполним.
   Для возобновления прямого железнодорожного сообщения мало взять под контроль станцию Мгу и идущую через неё железную дорогу. Нужно отодвинуть от неё противника так, чтобы он не мог угрожать движению поездов, ни артобстрелами, ни возможностью перерезать дорогу внезапным танковым ударом. А для столь масштабного наступления у фронта на сегодняшний день нет ни сил и ни возможностей - честно признался Рокоссовский.
   - Что же вы предлагаете? Сидеть и ждать, когда у фронта появятся такие возможности? - недовольно спросил его Жданов. - Судя по тому, как идут у нас дела под Ржевом и у Дона, они появятся не скоро, а затем осенняя распутица сделает наступление невозможным.
   Первый секретарь ленинградского обкома и по совместительству член Политбюро требовательно посмотрел на Рокоссовского, но тот не испугался его взгляда.
   - Я считаю, что нужно быть готовым к тому, что придется вести железнодорожную ветку вдоль южного берега Ладоги, через Шлиссельбург на Липки. Это конечно не прямое сообщение через Мгу, но вполне разумный и действенный вариант.
   - Спасибо за честный ответ, товарищ Рокоссовский. Возможно, что вы и правы - быстро согласился с военным секретарь и проводил генерала в пункт связи.
   Связь со Сталиным дали быстро, так как будто тот только и делал, что сидел и ждал звонка своего посланца. В двух словах обрисовав обстановку, Рокоссовский доложил вождю обстановку и рассказал о готовности Ленфронта более широко принять участие в предстоящей операции чем планировала Ставка. Все сказанное генералом было разумно и действенно, но Сталин не согласился с этим предложением Рокоссовского.
   - Ленинградцы рвутся поучаствовать в прорыве блокады, но Ставка имеет на этот счет другое мнение. Пусть генерал Говоров поможет вам артиллерией и авиацией, а главный удар будет наносить Волховский фронт. Не будем повторять прежних ошибок, когда у семи нянек дитя оказалось без глаза, - Сталин говорил о прежнем решении Ставки, когда ради прорыва блокады Волховский фронт был объединен с Ленинградским фронтом. - Мы считаем, что у Волховского фронта достаточно сил для прорыва обороны немцев и разгрома их шлессельбургско-мгинской группировки. По словам товарища Мерецкова, численность немецких войск не превышает четырех дивизий.
   Вождь говорил с полной верой в правоту собственных слов и мало кто из генералов, помнивших ужасы аресты 37-х и 41-х годов, рискнул бы ему перечить в разговоре, но Рокоссовский рискнул.
   - Нельзя забывать тот факт товарищ Сталин, что немцы занимают свои позиции почти десять месяцев и сумели создать крепкую эшелонированную оборону. Для её прорыва одних пехотных соединений, которые составляют костяк 8-й армии совершенно недостаточно.
  - Вы это говорите мне, желая получить для 8-й армии дополнительные танковые соединения? Если это так - то сразу вас предупреждаю, что из этой затеи ничего не выйдет. Все наши танковые резервы мы отправили на юг к Дону и под Ржев - отрезал вождь.
   - Нет, товарищ Сталин, дополнительные танки вряд ли помогут в этом деле, учитывая лесисто-болотистую местность, этого участка фронта. А вот дополнительная артиллерия, в особенности минометы, очень помогут войска фронта при прорыве вражеской обороны.
   - О каких минометах идет речь? Уточните, пожалуйста, вы говорите о простых или гвардейских минометах?
   - В первую очередь о простых минометах. Насыщенность стрелковых подразделений тяжелым вооружением крайне мала. В основном у пехотинцев винтовки, автоматы и пулеметы, а с их помощью взять хорошо укрепленные позиции очень трудно. Что касается гвардейских минометов, то их помощь в подавлении вражеских укреплений будет просто неоценима.
   В словах генерала была истинная правда, но говоря её, Рокоссовский хорошо помнил, что Сталин питает слабость к артиллерии и потому бил наверняка.
   - Хорошо. Ставка подумает, как помочь вам с артиллерией. Пришлите заявку, что вам необходимо в первую очередь, - после секундного размышления сказал Верховный. - Пусть этим займется генерал Казаков. Он вместе с указанными вами специалистами уже прибыл в штаб фронта.
   - Большое спасибо, товарищ Сталин - поблагодарил вождя генерал, привыкший работать с проверенными людьми. - Можете не сомневаться, что вся выделенная Ставкой артиллерия будет использована с максимальной эффективностью, но этого мало. У противника в районе Синявино и Мги имеется разветвленная сеть дорог, по которым он может в любой момент перебросить к месту прорыва дополнительные подкрепления, что приведет к затяжным боям. Чтобы не допустить этого, сковать противника в возможности маневра, необходимо наступление войск 55-й армии в районе Арбузова.
   - Там, у немцев крепкая оборона, в которой ещё с прошлого года простреливается каждый метр. Наступление на этом направлении приведет к неоправданным и ненужным потерям. Тут вы противоречите сами себе - упрекнул в непоследовательности собеседника Сталин.
   - Но и наши артиллеристы пристреляли каждый метр обороны противника, а если, как предлагает генерал Говоров, перебросить пушки с других участков фронта, оборону противника можно будет взломать и высадить десант.
   - По-моему, вы утратили объективность так необходимую для представителя Ставки, и пошли на поводу у ленинградцев - жестко одернул вождь Рокоссовского, но тот твердо стоял на своем.
   - Я только хочу лучше выполнить порученное мне задание, товарищ Сталин. Вы просили осмотреться и дать свою оценку положению фронта. Мое мнение как представителя Ставки, для прорыва блокады Ленинграда необходимо совместное наступление двух фронтов - четко доложил Константин Константинович, и в трубке повисла зловещая тишина.
   Из-за чуткой мембраны телефона, Рокоссовский хорошо слышал, как Сталин раздраженно вздохнул и бросил куда-то в сторону короткое слово "не понимает". Кто находился в этот в его кабинете, а уж, тем более, что он глухо произнес вождю в ответ, Рокоссовский не слышал. Однако по тону ответа точно определил, что человек выражает свое полное согласие с недовольством товарища Сталина генералом.
   - Ставка не будет менять принятого ею решения, товарищ Рокоссовский, - жестко отчеканил вождь, отсекая всякую возможность для дальнейшей дискуссии.
   - Что касается приведенных вами аргументов, то мы предлагаем вам над ними ещё раз хорошо подумать. Всего доброго - холодно молвил Сталин и повесил трубку.
   - Ну, что? - спросил Рокоссовского Говоров, хотя по лицу генерала можно было догадаться, что ответил ему вождь.
   - Товарищ Сталин предлагает ещё раз обдумать наше предложение - только и мог сказать ему Рокоссовский.
   - Значит, он сомневается, - оптимистически прокомментировал его слова Жданов. - Думайте, товарищ Рокоссовский. Ищите нужные аргументы и отстаивайте свою точку зрения, если вы в ней полностью уверены. Все в ваших руках.
   Разногласие во мнении относительно проведения предстоящей операции у Рокоссовского были не только с Верховным Командующим, но и с комфронтом Мерецковым. При обсуждении плана операции в штабе фронта, два генерала не сошлись по двум очень важным моментам.
   Первый из них заключался в намерении генерала Мерецкова вводить силы 8-й армии в три этапа. Сначала согласно плану операции в действие вступал 6-й гвардейский корпус генерала Битюкова силами четырех дивизий, задача которых заключалась в прорыве обороны противника. Затем в бой вводился 4-й гвардейский корпус генерала Гагена, который усиливал наступательную мощь соединений 8-й армии, а подразделения вновь созданной 2-й ударной армии должны были довершить начатое дело и соединиться с войсками Ленинградского фронта в районе Дубровки и Красного бора.
   План был замечателен, в чем-то даже хрестоматиен, но Рокоссовский выступил категорически против поэтапного введения войск.
   - Все, что предлагает штаб фронта, уже было опробовано и применено в финскую кампанию и не имело успеха. Тогда, имея численное превосходство над противником, соединения Красной Армии не могли прорвать его оборону как раз из-за того, что действовали разрознено. Только одна треть всех ударных сил была брошена на прорыв, а две трети стояли за их спиной и ждали момента, чтобы войти в прорыв. Когда же подразделения первого эшелона исчерпали свои силы, в бой вводились силы второго эшелона, но оборона так и не прорвалась.
   - Считаю приведенный вами пример неудачным и неуместным - взвился комфронта, как раз, командовавший во время Финской войны советскими войсками на начальном этапе. - Тогда нам противостояли бетонные доты и укрепления, а здесь у немцев в основном деревянно-земляные укрепления опорного типа. Наши танки КВ и Т-34 после мощной артподготовки разнесут их в клочья, не оставят от них мокрого места! Или вы думаете по-другому?
   - В том, что прорвут, пусть даже с потерями согласен, но вот, что смогут с наскока захватить Синявинские высоты, очень сомневаюсь. Согласно данным воздушной и наземной разведки там, у противника очень крепкая оборона, ориентированная именно на юг и юго-восток. Немцы ждут нас именно там, и значит, имеются минные поля, противотанковая артиллерия и многочисленные огневые точки. По мнению генерал-майора Орла, немцы легко смогут сначала выбить у нас танки, затем положат пехоту и наступление захлебнется.
   - У наших танкистов иное мнение. У немцев нет пушек, способных пробить броню КВ, а приданные нам соединения огнеметных танков Т-34 подожгут земельные укрепления противника, и немцы будут вынуждены отступить.
   - Я очень сомневаюсь, что танки КВ смогут удачно наступать в лесисто-болотистой местности, а действия огнеметных танков хороши, когда противотанковые батареи противника полностью подавлены.
   - Мы усилим соединение ОТ-34 самоходными орудиями и дивизионом гвардейских минометов. Этого вполне хватит, чтобы привести к молчанию вражескую артиллерию и под прикрытием дымовой завесы прорвать оборону немцев - гнул свое Мерецков.
   - Насколько мне известно, самоходных орудий у фронта очень мало, а что касается гвардейских минометов, то согласно плану операции весь свой боезапас они израсходуют уже в первый день наступления. Дальнейшее применение артиллерии, насколько я понимаю, командование фронтом не предусматривает вообще. Или меня не совсем верно информировали? - Рокоссовский требовательно посмотрел в сторону начальника штаба фронта.
   - Нет, товарищ генерал, все верно. Артиллерия фронта должна обеспечить прорыв вражеской обороны, а дальше предполагается действовать по обстоятельствам - выдавил из себя покрасневший Стельмах, которому очень неуютно отвечать на неудобные вопросы представителя Ставки.
   - Мне кажется, что Синявинские высоты это не тот случай, когда можно действовать по обстоятельствам - жестко подчеркнул Рокоссовский. - А вот если объединить огневую мощь первого и второго эшелона, то решение этой проблемы, на мой взгляд, пойдет быстрее и успешнее.
   - Для этого товарищ генерал, необходимо иметь плотность артиллерийского огня не меньше ста двадцати стволов на один километр, - подал голос помощник Рокоссовского генерал Казаков, - тогда как сейчас мы можем рассчитывать только на семьдесят стволов на километр.
   - Значит, по-вашему, надо сливать все три эшелона в один? Ну, это же курам на смех, товарищ Рокоссовский! - возмущенно проговорил Мерецков и, ища поддержки, посмотрел на армкомиссара Запорожца, но тот не спешил встать на сторону комфронта. Одно дело поучать нижестоящих командиров и совсем другое дело спорить с представителем Ставки, который не просто жонглирует словами и понятиями, а сыпет их точно и по существу дела. Да и похвальное в адрес Рокоссовского письмо Мехлиса также играло свою роль.
   - Никто и не предлагает сливать все воедино, Кирилл Афанасьевич. Генерал Казаков только сказал об имеющейся проблеме и только, - осадил комфронта Рокоссовский. - По моему приказу Василий Иванович составил и уже отправил заявку в Ставку на увеличение количества артиллерии фронта.
   Мерецков хотел, что-то сказать относительно столь нежданной новости, но не успел. Генерал Казаков опередил его.
   - Исходя из местных особенностей путей доставки, в заявке я сделал главный акцент не на орудия, а на минометы. Их проще и легче транспортировать к нам, а на местных складах есть запас мин в нужном количестве, как для полковых минометов, так и для дивизионных.
   Попав под столь стремительный напор представителя Ставки, Мерецков стушевался и, спасая положение Стельмах, предложил вернуться к рассмотрению обсуждаемого вопроса через несколько дней.
   Другим камнем преткновения стало направление наступления соединений 8-й армии. Мерецков предлагал нанести главный удар в районе Гонтовой Липки с дальнейшим выходом к Синявино, Мге и Дубровке, изолировав, таким образом, шлиссельбургскую группировку противника от его главных сил.
   Комфронта твердо стоял на своем, утверждая, что предложенный им план самый правильный и оптимальный вариант прорыва блокады, однако Рокоссовский сразу увидел в нем несколько подводных камней.
   - Вы предлагаете наступать на участке шириной в 12-15 километров, полностью повторяя план Любаньской наступательной операции, а также операции по деблокированию 2-й ударной армии, которые трагично закончились для нас. В обоих случаях немцы смогли одержать победу благодаря тому, что наши войска сначала не смогли, а затем не стали расширять место прорыва, надеясь, что продвинувшись далеко в тыл противника, они заставят его отступить. Немцы же удержав свои "поворотные столбы" смогли организовать контрудары по узкой горловине прорыва, отрезали наши наступавшие части, разом обесценив все одержанные нами успехи и победы - Рокоссовский ткнул пальцем в карту и сидевшие рядом с ним генералы с опасением и осторожностью посмотрели туда, куда он указывал.
   Посланник Ставки говорил это так уверенно и убедительно, что от его слов работники штаба фронта моментально ощутили ветерок грядущих неудач.
   - Даже если все будет так, как вы Кирилл Афанасьевич планируете, и шлиссельбургская группировка противника будет полностью отрезана, при узком коридоре прорыва, немцам ничего не будет стоить ударить под основание нашего наступательного клина и отсечь его от основных сил. Думаю, что уже давно пришла пора научиться, не наступать на одни и те же грабли, товарищи генералы.
   - И что же вы предлагаете, товарищ Рокоссовский? Отказаться от предложенного штабом фронта плана и начать наступать у черта на куличиках? Напрямик, через бурелом и болота, где противнику будет крайне трудно нанести контрудар по нашим флангам? - ехидно уточнил комфронта. - Предложенный нами план предстоящей операции рассмотрен и одобрен Москвой. Направление Гайтолово признано Генеральным штабом как откровенно перспективное. Вы, что не согласны с мнением руководства?
   Мерецков уперся о стол руками, грозно выпятив свои генеральские петлицы и золотую звезду Героя, полагая, что Рокоссовский не рискнет оспаривать выдвинутые им аргументы, но он напал не на того человека.
   - Как говорил граф Толстой - гладко вышло на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить, - блеснул знанием классики генерал. - Любой план может быть красив и привлекателен на штабных картах, но в первую очередь он должен быть жизнеспособным и исполнительным. И именно для определения этих критериев Ставка меня к вам и прислала.
   Генерал говорил без всякой патетики, спокойно не повысив голос и в этом, все присутствующие ощутили его силу. Одернув и без того идеально сидевший на нем китель, слегка заведя левую руку за спину, он принялся водить указкой по карте.
   - Лично я не считаю предложенный штабом фронта план сырым и недоработанным, - постарался смягчить свое заключение Константин Константинович. - В целом он правилен, но нуждается в серьезных изменениях и добавлениях. Мы, с товарищем Малининым считаем, что коридор прорыва следует расширять, но не за счет растаскивания войск по участку наступления, а за счет нанесения второго удара в районе рабочего поселка ?8.
   Рокоссовский вновь ткнул в карту, но теперь сидевшие за столом генералы не отстранились от неё, а потянулись к ней с интересом и даже азартом.
   - Прорвав вражескую оборону на этом участке фронта и развивая наступления, войска 128-й дивизии встретятся с 6-м корпусом в районе рабочего поселка ?7. Этим самым будет на только перерезан Путиловский тракт, но и взят в кольцо гарнизон поселка Гонтовая Липка, что приведет к почти двойному увеличению ширины прорыва.
   Оторвавшись от карты, Стельмах хотел задать вопрос о силах, но представитель Ставки упредил его.
   - Для нанесения второго удара не придется привлекать дополнительные силы. Будет достаточно усилить 128-й дивизию за счет соединений 13-й гвардейской, отказавшись тем самым от лобового штурма Гонтовой Липки, - специально подчеркнул Константин Константинович. - После занятия Рабочего поселка ?7, создается благоприятная ситуация для того, чтобы перерезать железнодорожное сообщение Синявино со Шлиссельбургом и нанести фланговый удар по позициям врага у Синявинских высот.
   - Главная цель нашего наступления не Синявино, а Мга, - возразил Рокоссовскому комфронта. - Распыляя силы, мы рискуем погнаться за двумя зайцами и не поймать в итоге ни одного.
   - Наступая на Синявино, мы не только расширяем фронт прорыва обороны врага, но и не позволяем противнику нанести контрудар по нашему правому флангу с целью окружения наших войск. Синявино - важный элемент немецкой обороны, с падением которого она затрещит и развалится по швам.
   - Мне кажется, что вы сознательно сужаете рамки операции, уделяя столько внимания Синявино, товарищ Рокоссовский, - наконец поддержал позицию комфронта Запорожец. - Ставка четко и ясно требует от нас взять Мгу и восстановить железнодорожное сообщение с Ленинградом. По данным разведки нам противостоят всего лишь четыре дивизии врага, чьи силы разбросаны от Мги до Шлиссельбурга и для их разгрома достаточно будет нанесения одного удара.
   Обозначение позиции армейского комиссара моментально разделило всех находившихся в комнате человек на своих и чужих. В роли своих выступали работники штаба фронта, к чужим относился сам Рокоссовский и прибывшие вместе с ним генералы.
   Момент был очень скользким и опасным для общего дела, но представитель Ставки с достоинством вышел из этой ситуации.
   - Насколько мне известно, Ставка требует в первую очередь прорвать кольцо блокады и восстановить сухопутное сообщение с Ленинградом, по возможности посредством железной дороги - генерал посмотрел на Запорожца, ожидая возражений и поправок с его стороны, но комиссар промолчал.
   - Говоря, что мы уделяем слишком много внимания Синявино в ущерб Мге, вы товарищ армейский комиссар 1 ранга не совсем правы. Немецкие пушки на синявинских высотах держат под своим огнем железную дорогу на Мгу, и без их взятия регулярное движение по железной дороге невозможно.
   - Синявино можно будет заниматься после взятия Мги и выхода к Неве в районе Ивановского - выдвинул предложение начштаба, но его предложение не нашло понимание у Рокоссовского.
   - Синявинский узел опасен в первую очередь возможностью нанесения удара противника по нашему правому флангу. Как немцы могут быстро перебросить резервы с одного места на другое и нанести внезапный удар, мы с вами прекрасно знаем. Этому нам у них учиться и учиться. Угроза удара немцами нам во фланг ослабнет только в том случае, если будет прервано железнодорожное сообщение Мга - Синявино.
   - Правильно ли я вас понял, что вы предлагаете нам учиться у немецко-фашистской сволочи, - блеснув праведным гневом в очах спросил Запорожец. - Нам красным командирам, лучшим представителям рабоче-крестьянской армии учиться у гитлеровцев?
   Не имей генерал Рокоссовский долгого общения с Мехлисом, возможно он бы дрогнул и стал бы оправдываться перед Запорожцем, но он знал слабые точки членов Военного совета фронта.
   - Учиться побеждать врага его же оружием, призывал нас всех товарищ Сталин в своей речи от 23 февраля этого года. Только познав слабые и сильные стороны противника, мы сможем одержать полную и окончательную победу над немецко-фашистскими оккупантами - процитировал Рокоссовский и с откровенным упреком посмотрел на комиссара.
   - Вы неверно толкует слова товарища Сталина. Из их общей направленности вы делаете ошибочные выводы - Запорожец важно поднял палец, но довести до конца свою речь он не успел.
   - Хочу сказать, что в Главном Танковом управлении принято решение об отказе от механизированных танковых корпусов и создании на их основе танковых армий по образцу противника - подал голос генерал Орел, являвшийся танкистом.
   - Мне об этом ничего неизвестно - сварливо произнес комиссар, отчаянно пытавшийся сохранить лицо при плохой игре. Не нужно было иметь много ума, чтобы понять, что подобное решение ГТУ без одобрения вождя вряд ли бы приняло.
   - Согласно плану выход наших войск к отрезку дороги Мга - Синявина должно произойти на третьи - четвертые сутки наступления и, следовательно, вся надобность в нанесения второго удара отпадет - как ни в чем не бывало, вернулся к прежнему разговору Мерецков. Ему очень хотелось, чтобы Рокоссовский испугался комиссара и стал бы сговорчивее, но сегодня был не его день.
   - Кирилл Афанасьевич, вы готовы взять на себя ответственность на тот случай если дорога на Синявино не будет перерезана и по прошествию времени, совместным ударом немцы перережут двенадцати километровое основание нашего ударного клина? - поставил ребром вопрос Рокоссовский.
   - К чему такие крайности, товарищ представитель Ставки! - возмутился комфронта, - на войне бывает всякое!
   - Полностью с вами согласен, товарищ генерал армии! И вот чтобы не произошло этого всякого мы, и предлагаем нанести второй удар в районе Рабочего поселка ?8 - разозлился Рокоссовский. На его лице появились красные пятна, но Константин Константинович не дал воли гневу. Осторожно поставив карандаш в стакан с другими карандашами, он повернулся к Мерецкову.
   - Я вижу, что мы начали ходить кругами при обсуждении этой проблемы. Ни к чему хорошему это не приведет, поэтому я предлагаю поступить следующим образом. В виду полного разногласия, каждый из нас представляет Ставке свой план операции, тщательно его обосновав. Есть другие предложения, товарищи? - властно спросил генерал, но ответом ему была только тишина.
   - Раз других мнений нет, то не будем зря тратить время. Честь имею - Рокоссовский плавно развернулся через левое плечо и покинул комнату совещания вместе с командой своих помощников.
   Но не только среди советских военачальников не было единства, не было его и в штабе фельдмаршала Кюхлера, от которого фюрер требовал скорейшего взятия Ленинграда.
   После возвращения из ставки фюрера из Вольфшанце и получения директивы о наступлении, Георг Кюхлер вызвал к себе командующего 18-й армией генерал-полковника Линдемана.
   Конечно, фельдмаршалу было приятнее обсуждать предстоящее наступление с начальником штаба группы "Север" податливым и уступчивым к воле командования Куртом Вегером. Генерал-майор ловил каждое слово командующего в отличие от взявшего привычку после недавнего разгрома русской армии драть нос Линдемана, но что было делать. Тот находился во временном фаворе у Гитлера, и с его мнением приходилось считаться.
   Кюхлер пригласил Линдемана к себе на беседу, чтобы в уютной обстановке обсудить, как и когда будет исполнена воля фюрера германского народа. В кабинете командующего, гостя ждала непринужденная обстановка, аккуратно расстеленная на массивном столе карта, два мягких кресла и чашки с кофейником из которого хозяин сам любезно налил ему кофе.
   При этом Кюхлер не пытался скрыть своей неприязненной настороженности к гостю, бывшему потенциальным претендентом на его место командующего группы армий "Север". Равно как и бывший до него на посту командующего фон Лееб, был сдержано, холоден к самому Кюхлеру до самой своей отставки.
   В глубине души оба военные презирали Гитлера, считая его младшим чином, выкравшим генеральские сапоги, однако высокие звания, награды и прочие материальные блага, пожалованные им фюрером, заставляли генералов служить ему не за страх, а на совесть.
   Для обоих взятие Ленинграда было сходно с трамплином в большую жизнь. В случае падения большевистской твердыни на Балтике Кюхлер мог вписать свое имя золотыми буквами в историю немецкой армии как покоритель второй русской столицы, а Линдеман получал заветный маршальский жезл. Поэтому, они приступили к обсуждению штурма города на Неве, если не с радостью, то с циничным прагматизмом.
   Ничего нового они не изобрели, да и этого не требовалось. В штабе группы армий "Север" имелся старый план фельдмаршала Лееба, который тот не смог выполнить осенью сорок первого года.
   Тогда, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением советских войск в районе Пулковских высот, немецкие войска остановились для перегруппировки сил. Многим тогда казалось, что эта заминка всего на несколько дней, а оказалось, что почти на год. Гитлер забрал танковые соединения для битвы за Москву и фронт остановился. Теперь, Кюхлер намеривался довести до конца намерения фон Лееба и захватить эти проклятые высоты.
   Нет, для этого Кюхлер не получал для группы "Север" ранее забранную Гитлером бронетехнику. Танки были необходимы на юге, где под напором группы армий "Юг", русские были отброшены за Дон и теперь отходили к Сталинграду и Кавказу.
   В помощь своим генералам фюрер был готов предоставить осадные орудия крупного калибра, хорошо себя показавшие, по его мнению, при штурме Севастополя.
   - В том, что Севастополь не пал в конце июня - это полностью вина Манштейна, несмотря на то, что он получил ранение, - говорил Кюхлеру Гитлер во время их встрече в походной ставке. - Ещё немного и город бы пал к ногам немецких солдат, но сейчас это уже не так важно. Танки Клейста уверенно рвутся на юг и к началу августа займут Тамань. Это будет концом русских войск засевших в Керчи и Севастополя. Полное кольцо блокады замкнется вокруг них, и они будут вынуждены капитулировать!
   Забыв, что он не на трибуне, а в кабинете фюрер взмахнул рукой, пытаясь придавать мощный энергетический импульс сказанным им словам.
   - Наши славные пушки не виноваты, что генералы их плохо использовали. С ними надо просто умело обращаться. Манштейн не смог взять целую крепость, я искренне надеюсь, что вы Кюхлер окажитесь удачливее его и с их помощью сможете привести к покорности Петербург. В ваше распоряжение будут переданы лучшие крупнокалиберные мортиры и гаубицы находящиеся на вооружении вермахта. В том числе и главный бриллиант всей нашей артиллерии самоходное орудие знаменитый 628 мм "Карл", чей один только снаряд способен до основания разрушить большой бетонные бункер.
   Список артиллерийских орудий, представляемый фюрером в распоряжение фельдмаршала, был действительно внушителен. В него кроме "Карла" входили 305 мм и 220 мм французские и немецкие мортиры, батарея 400 мм чешских гаубиц, двадцать две 155 мм полевые гаубицы и многое другое.
   Когда Кюхлер знакомился со списком, он уже видел, как собранные в одно единое соединение они своим ураганным огнем сметали русскую оборону на Пулковских высотах и открывали солдатам вермахта дорогу к Неве и финнам, топтавшимся на берегу Онежского озера. После этого город со всеми защитниками был обречен и весь вопрос состоял в том, насколько у них хватит продовольствия и боеприпасов.
   Показывая Линдеману список осадных орудий выделяемых Гитлером, командующий подумал, что у того возникну схожие с ним мысли, но тот оказался верен себе.
   - Я рад за генерала Мортинека, что получит под свое командование столь мощную свору мортир и гаубиц, но присутствие в нем "Карла" меня честно говоря - не радует. Он слишком громоздкий, медленно стреляет, и было бы лучше вместо его убойных "чемоданов" иметь батарею 14 дюймовых орудий - подал голос правды, командующий 18-й армии, но она не пришлась ко двору.
   - Не советую сильно распространять свое мнение относительно самоходного орудия "Карла", - менторским тоном произнес Кюхлер. - Фюрер души в нем не чает и любой недружественный выпад в адрес этого орудия воспринимает исключительно как личное оскорбление и никак иначе.
   - Сколько нужных для армии орудий можно было создать вместо одного монстра, в чьей эффективности крушить вражескую оборону я сильно сомневаюсь!
   - Я тоже испытываю определенные сомнения, но решение об отказе он "Карла" может принять только сам фюрер. Нам остается только ждать, когда он наиграется этой игрушкой - фельдмаршал выразительно повел кофейной чашкой.
   - Пушки пушками, но брать штурмом Пулково и идти навстречу этим ленивым финнам придется нашим солдатам. Было бы неплохо, если бы эти наши бравые союзники сделали, хотя бы шаг навстречу нам и тем самым отвлекли бы на себя русских - Линдеман подошел к карте и с негодованием постучал по ней пальцем.
   - Увы. Фельдмаршал Маннергейм только и твердит, что его войска понесли серьезные потери, пытаясь прорвать русский укрепрайон на северных подступах к Петербургу. По словам генерала Гальдера, они так велики, что финны полностью отказались от наступательных действий. Они с головой ушли в оборону и даже не хотят поддержать наше наступление на Мурманск. Боюсь, что если они и сделают шаг нам навстречу, то только после того как мы выйдем к Ладоге - скептически усмехнулся Кюхлер.
   - Хорошо, раз от финнов помощи не будет, тогда пусть дадут в помощь, что-либо другое. Чем прикажите штурмовать укрепления русских? Имеющиеся у моей армии силы позволяют сидеть в обороне и удачно отбивать атаки врага, но вот идти с ними на штурм укреплений - невозможно.
   - Изначально предполагалось, что нам будут переданы основные силы 11-й армии после падения Севастополя, но теперь как вы понимаете, подобный вариант отпадает. Мне удалось убедить Гальдера отправить к нам часть сил корпуса генерала Фреттера-Пико, остальное придется изыскивать на месте.
   - Вы хотите забрать часть войск из "бутылочного горлышка"? Но это серьезный риск и вы знаете это не лучше меня. К тому же нельзя исключить, что русские готовят новый штурм наших позиций. Настырность и упрямство - неотъемлемая черта этих фанатиков и дикарей.
   - Да, знаю, но боюсь, что обстоятельства не оставляют нам выбора дорогой Линдеман - вздохнул фельдмаршал и взял кофейник. - Вам ещё чашечку?
   - Нет, благодарю, господин фельдмаршал - генерал решительно отставил чашку в сторону, готовясь биться до конца за целостность 26-го армейского корпуса защищавший восточный периметр блокадного кольца.
   - Зря. Натуральный бразильский кофе, подарок генерал Цейтлера - похвастался Кюхлер и, взяв чашечку, с удовольствием отпил из неё глоток.
   - А что касается 26-го корпуса, то никто не собирается полностью оголять его боевые порядки. Просто на время проведения операции предполагается провести ротацию войск. Естественно частичную, - упреждая собеседника, уточнил фельдмаршал. - По решению фюрера нам передаются иностранные части ваффен-СС. Испанцы, голландцы, бельгийцы и норвежцев. Они временно заменят часть наших соединений на восточном фасе укреплений "бутылочного горла".
   - О какой замене может идти речь, господин фельдмаршал! Ведь перечисленные вами подразделения - это просто вооруженная банда. Они способны хорошо воевать с мирными жителями, иногда неплохо с партизанами и откровенно плохо с регулярными войсками русских!
   - Вы излишне строги к нашим союзникам. Да, они и пальца не стоят немецкого солдата, но держать оборону они могут. Их всех объединяет ненависть к русским, особенно испанцев.
   - По-моему излишне превозносить боевые способности этого сброда, за плечами которого нет ни одной важной победы. Замена ими немецких частей создаст слабые стороны нашей обороны, ударив по которым русские смогут прорвать её.
   - К сожалению иного нам не дано и придется исходить из того, что есть, - расставил все точки Кюхлер. - Кроме соединений ваффен-СС, ОКХ дает нам дивизию венгров, дивизию словаков и бригаду хорватов. Это конечно не германские части, но смею заверить, что дерутся они ничуть не хуже немцев. Я прекрасно понимаю, какой тяжелый выбор вам предстоит сделать и потому, предоставляю вам полную свободу рук в выборе соединений попадавших под ротацию.
   - Я категорически против того, чтобы трогали полицейскую дивизию СС держащий участок обороны на отрезке Арбузова - Шлиссельбург. У меня есть подозрения, что русские предпринят новую попытку высадки десанта в этом районе.
   - Хорошо. Я согласен с этим решением, хотя сказать честно у меня есть свои виды на использование этой дивизии - согласился с собеседником фельдмаршал с таким видом, как будто давал согласие на отсечение пальца на руке.
   - Благодарю вас, - зло откликнулся Линдеман, быстро просчитавший маневр Кюхлера, уступая в одном, он обязательно настоит на своем в чем-то другом. - Я также против ротации сил обороняющих южное побережье озера. Здесь самое тонкое место блокады и мне кажется, что у русских может возникнуть соблазн ударить в этом месте, забросав наши окопы трупами своих солдат.
   - Хорошо, мы не будем трогать группу "Восток" фон Скотти, равно как и соединения 223-й дивизии на участке Тортолово и Вороново, - Кюхлер с трудом выговаривал варварские названия русских поселений. - Тогда остаются тыловые соединения Мги и Синявино. Они на данный момент не задействованы в борьбе с русскими и в случае необходимости мы сможем легко перебросить подкрепление по железной дороге.
   Фельдмаршал ловко подвел Линдемана к нужному для себя варианту, не оставляя тому возможности отказаться или предложить другой вариант. Как говориться - у него все ходы были просчитаны.
   Командующий 18-й армией некоторое время ради приличия постоял над картой, а потом был вынужден согласиться. В Синявино было решено отправить испанцев, а в Мгу венгров и хорватов.
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"