Аннотация: Встреча трех старых друзей при необычных обстоятельствах
Гена, студент последнего курса медфака, шел по мрачному коридору подвала больницы. Мигающие люминесцентные лампы в купе с конечной точкой следования парня, пожалуй, припугнули бы кого угодно. Но не Генку Лисицына, самолично выбравшего для прохождения интернатуры районный морг. Он шел к двойным дверям в конце коридора шагом твердым, уверенным, совершенно не волнуясь из-за того, что ждало за ними. Генка в свои двадцать пять усвоил четко - живых людей стоит бояться больше, чем мертвых.
Двери скрипнули, и парень вошел в просторное помещение, освещенное лишь парой больших ламп, висящих прямо над двумя каталками. Между ними, на потертом металлическом стуле спиной ко входу сидел человек в халате. Явно высокий, широкоплечий, он никак не отреагировал на зловещий скрип, продолжая смотреть в одну точку прямо перед собой. Студент смущенно кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание.
Человек в халате встрепенулся, будто выныривая из легкой дремы, и обернулся лицом к дверям.
- Михаил Абрамович? - осторожно спросил Лисицын, делая шаг вперед.
- Полагаю, что так, - кивнул мужчина. - А вы, надо думать, Геннадий Константинович Лисицын, возжелавший пройти интернатуру в сием скорбном месте?
- Да, это я, - кивнул студент.
- Да вы проходите, не стесняйтесь. Здесь, скажем так, все свои.
Генка хмыкнул, и подошел ближе к сидящему врачу, встав напротив. Невольно студент скосил взгляд на каталки - на каждой из них лежало по телу, прикрытому белой простыней.
- Молодой человек, позвольте поинтересоваться, что же привело вас сюда? - спросил Михаил Абрамович, заинтересованно разглядывая интерна. - Ведь, насколько я слышал, это была ваша осознанная инициатива. Почему же вы захотели именно сюда?
- Ну, вы знаете... - протянул Генка, немного смущаясь. Впрочем, что-то в пожилом докторе было располагающее, и слова полились сами собой: - Я вообще-то с детства мечтал врачом быть. Лечить людей, помогать им...
- Это, конечно, похвально, - кивнул врач. - Но тогда вы немного ошиблись этажом - сюда поступают те, кому уже помочь-то особо и нечем.
- Да, я понимаю, - замялся Лисицын. - Просто дело в том, что по достижению сознательного возраста, благодаря близкому знакомству с людьми, желание общаться с ними как-то само собой пропало. А вот детская мечта работать врачом никуда не исчезла. И вот я здесь.
- Социофоб, значит, - снова кивнул Михаил Абрамович. - Что ж, в этом нет ничего предосудительного. Раз уж вы следуете своей мечте... а вот кстати, обратите внимание на почтенных граждан, лежащих по правую и левую руку от вас. Так уж распорядилась судьба, что оба они - мои однокашники, с которыми я не утратил связь и по сошествию со школьной скамьи.
- О, сожалею...
- Да полноте вам, все на их месте будем рано или поздно. Не так это важно. Гораздо примечательнее причины, по которым они сейчас пребывают в их нынешнем состоянии. Вообще, скажу вам так - то, что вы, молодой мечтатель, и вот эти двое уже весьма зрелых мужчин собрались сегодня здесь, в этом месте, иначе, как чудеснейшим совпадением назвать нельзя. И вот почему.
Михаил Абрамович положил руку на правую каталку.
- Это - Иван Дмитриевич Колосов, незаурядная личность, скажу я вам. Весельчак, балагур, душа любой компании. Придаст веселое оживление даже клубу библиотекарей. Но мечта его сгубила - с детства хотел стать актером. О, вы бы слышали, как он рассказывал Гамлета... Никто так не рассказывал, как Иван Дмитриевич. Правда, отчего-то не везло ему по жизни. Сколько он поступать пытался по этой специальности... даже в наш местный институт культуры не взяли - а в него, как вы сами наверняка знаете, едва ли не попрошаек уличных с руками отрывают. Но нет, все время не везло ему - валил экзамены и все тут. Злой рок что ли какой?.. И, что характерно, ни о чем другом слышать не мог, хотел быть актером и все тут. А в итоге... прочитайте заключение, вон оно, на краю каталки.
Генка взял планшет и, пробежавшись глазами по довольно таки для врача красивому и разборчивому почерку, зачитал вслух:
- Именно. Повесился, голубчик. Сорок пять лет стукнуло, а так нигде толком не работал, перебиваясь подработками. Все жил мечтой, что вот сейчас-то его точно заметят. Но так и не заметили, увы. И вот мы снова встретились с Иваном Дмитриевичем при скорбных обстоятельствах. А я, представляете, буквально неделю назад думал - надо навестить, а то уж полгода, как не виделись. Ну, что сказать - свиделись.
Врач пожевал губами, будто собираясь с мыслями. Спустя какое-то время он, наконец, нарушил тишину, положив руку теперь уже на левую каталку.
- А это, прошу любить и жаловать - Никита Владиславович Опальский. Как я уже говорил, тоже мой хороший друг. Но история его - прямая противоположность судьбы Ивана Дмитриевича, разве что конец един. Никита Владиславович родился в бедной семье, с детства был замкнут, стеснителен, даже, наверное, нелюдим. Мы с Иваном Дмитриевичем были его единственными друзьями. И только мы знали, как угнетало его бедственное положение семьи.
Михаил Абрамович вновь умолк, будто вспоминая что-то.
- Да, годы шли, и Никита Владиславович ни минуты не проводил без того, чтобы не придумать какую-нибудь идею обогащения. Мы и выменивали редкие, коллекционные фантики на деньги, и перепродавали старшекам в школе сигареты, купленные на рынке, пока те однажды нас не побили и не отобрали весь товар... Много чего было. Обогащение было идеей фикс для Никиты Владиславовича, его главной мечтой, и он преуспел, надо сказать. Смог подняться в девяностых на торговле китайскими свитерами, потом как-то развил успех, уже не помню. Он работал как проклятый. У него в собственности была куча недвижимости, машин, даже яхта одна. Бизнес процветал...
- И что же стало? - поинтересовался Генка, когда пауза затянулась.
- Да вон же заключение.
Лисицын взял второй планшет, пробежался глазами по все тому же безупречному почерку, и его брови поползли вверх.
- "... механическая асфиксия... повешение", - произнес он вслух.
- Вот именно, - кивнул врач. - И он повесился. Но по причине, в корне отличающейся от той, что была у Ивана Дмитриевича. Видите ли, Никита Владиславович добился всего, к чему стремился. Он мечтал стать баснословно богатым - он стал. А больше в его жизни-то и не было ничего, лишь упрямое стремление к воплощению детских фантазий. И вот, безрассудное налегание на бутылку, совсем как в случае Ивана Дмитриевича. А итог - оба они лежат тут. Один - не сумевший воплотить мечту, а другой - преуспевший в этом.
Вновь воцарилась гнетущая тишина.
- А у вас какая была мечта? - спросил все же Генка.
- Мечта? - вскинул бровь Михаил Абрамович. - Увольте, я просто живу и радуюсь этому, для меня вполне достаточно.