Аннотация: Это рассказ на тему "зачем мы занимаемся творчеством". Ну и "Sex, Drugs & Rock-n-Roll")
ВНИМАНИЕ! В тексте наличествует нецензурная лексика, темы сексуального характера. Лицам не моложе 16 лет :)
Кода.
Существует мнение, что человеческая жизнь звучит подобно музыкальному произведению. У каждого свое вступление, первый аккорд. Человек взрослеет, его мотив обрастает семьей, друзьями, домом, работой, припевами и куплетами. Бриджи, переходы, увольнения и карьерный рост, смена мелодий сопровождает изменения в жизни, браки, разводы, переезды... Даже "шляг-фраза" у каждого своя, подобно личным ценностям и убеждениям. Жизнь полна стремлений и уверенности - песня, что называется, звучит. Пассивен и плывешь по течению - хочется выключить нудящий проигрыватель. Человек "выстрелит" и его жизнь станет настоящим "хитом".
Чьи-то мысли и созидательный труд подобны классической музыке, кто-то отчаян и бесшабашен словно рок-н-ролл, другой беден и несчастен, но чист душой - это блюз. Кто-то обладает тончайшей, прекраснейшей джазовой натурой. Гении остаются в истории подобно произведениям Баха, Вивальди и Шостаковича. А кто-то живет одним жадным "попсовым" днем.
У каждого свой ритм и темп, такт и размер. Кто-то рвется в бой "Полетом Валькирии", а иной аккуратно идет по жизни "Временами года".
Но говорят, не столь важно как ты жил, гораздо важнее как ты умрешь. Неудачное окончание музыкальной фразы может убить все впечатление о человеке, хотя и не сотрет из памяти приятные мгновения прошлого, в то время как виртуозная кода, правильный, честный поступок если и не спасет произведение, то поднимет в глазах окружающих мнение о бессмысленно прожигавшем жизнь бедолаге.
***
I'm alive - death is just a feeling
You and I swapping finitude and love for diamonds
I'm just a little pale...
"Снова концерт. Что за город? Джерси? Кливленд? Амстердам? Мадрид? А может Токио? Хотя нет, рожи в Фан-зоне все-таки европеоидные. Мерзкие такие хари. Чтоб их! Надоело все! До смерти надоело! Но ничего, это же, вроде конец тура? Скоро можно будет расслабиться. Расслабиться, блин. Да я разве напрягался когда-нибудь?", - худощавый молодой мужчина, покрытый татуировками, словно тотем индейцев майя, бородатый, с длинными, спутанными волосами, втянул ровную белую дорожку и запрокинул голову, ожидая за кулисами, пока Тони окончательно затрахает всех своим драм-соло.
- Рома, наркоман ты хренов, - лицо, покрытое трехдневной щетиной, серый пиджак с закатанными рукавами, черная майка, что не особо скрывала подрастающий пивной животик, рваные джинсы. Завершали картину старомодные кеды желтого цвета. В ухе личного агента музыканта и поэта Романа Зезерина блестела огромная серьга-кольцо, - Ты не забудь меня на похороны пригласить, когда передоз схлопочешь, - приветливо улыбнулся он и наклонился обнять старого друга.
- Пошел ты, Леха, - музыкант с трудом разлепил глаза, - О! А ты хера вырядился как долбанный Декстер? Желтые Конверсы! Да ты никак в педики подался? Тебя где носило? Пять месяцев? Шесть?
- Я тоже рад тебя видеть, - легкая полуулыбка, что открывала любые двери, едва заметно дернулась, искривилась и стала больше походить на злобный оскал, - Не все же с тобой нянчиться. Нам поговорить надо, - он покосился в сторону, - После концерта жду тебя в "гримерке".
- Поговорить. Х-м, - Роман дернул плечами. - Ты, говнюк, где этого тур-менеджера нашел? Это ж полный придурок!
- Знаешь, дружище, - вместо ответа произнес Алексей Шакель, человек, который всегда был хорошим агентом, - Давно хотел сказать, что твои небесного цвета безумно сексуальные глаза особенно выразительны на фоне кроваво-красных наркоманских белков, - он развернулся и нырнул в глубь закулисных помещений.
- Педик, - прохрипел ему вслед Рома.
Свет рампы бил по глазам. От софитов сверху шел безумный жар. Толпа изливала столько энергии, что казалось, эфирные волны вот-вот собьют с ног. Пот струился по лицу, спине, груди. И эти недоумки перед сценой пытаются сломать ограждения.
"Meaninglies, alibis, pleasureofasickdonator", - "Бесславное былое", открывающий трек второго альбома подходил к концу. Перед последним тактом Рома повел рукой. Незначительный жест, но не для группы. Правильно расценив знак, музыканты без паузы рванули в бешеный галоп заключительной композиции концерта. Песня сделала толпу еще безумней.
"Моя музыка настолько громка", - как-то он уверял ведущую радио-интервью, - "что от волн низких частот женщины в зале постоянно кончают".
Все те, кто еще часов пять назад покинул офисы, здания колледжей и университетов, свои дома, оставив там жен, мужей, детей, адекватные в обычной жизни люди сошли с ума. Они бесновались, рвали на себе и окружающих одежду. В диком экстазе толпа единой волной билась об ограждения сцены в такт барабанным битам. Музыка превращала людей в безумных животных, жаждущих только продолжения.
И ему было, чем их накормить. Рев гитары киловаттами звука ударял в толпу, рождая возбуждение, восторг, отметая посторонние мысли, подчиняя:
"Obey...
Pages screaming to my face,
Obey now...
Not people, just names."
Но вот еще раз припев, долгая кода, последний аккорд. Все! Концерт окончен.
Он зашел за кулисы и закурил. Парни были сильно навеселе, девочки - фанатки окружили их как назойливые мухи.
- Роман! Пупсик! - несколько группи кинулись к нему. Он схватил одну за загривок, выплюнул сигарету и прижал свои губы к ее, сдавил высокую грудь, девушка застонала от боли, но и не подумала отстраниться. Завершив излияние страсти, он с силой толкнул девчонку в сторону и развернулся, чтобы уйти.
- Ты что делаешь? - залепетала обиженная фанатка, но звонкая пощечина резко оборвала ее негодование. Девушка прижала ладонь к щеке, глаза наполнились влагой.
- Пошли в жопу! - рявкнул Рома через плечо, заслышав недоуменные возгласы.
Это был последний концерт в туре, он жутко устал и был зол как черт. Сказывалось постоянное недосыпание, тяжелая работа на сцене, работа на износ.
- Я сраный раб на галере шоу-бизнеса, - бормотал он себе под нос, - Я гребаная рок звезда.
И он был ею. Настоящая, неподдельная, тертая годами испытаний, жадными менеджерами, лживыми продюсерами, издевательскими контрактами с компаниями звукозаписи. Со всеми его капризами, буйствами, неудержимостью, с его жизнью, наполненной алкоголем и наркотическими кошмарами, но все-таки, звезда.
Его личный агент, а по совместительству лучший друг со времен юности Алексей Шакель ждал в гримерной комнате, сидя в глубоком кресле с глянцевым журналом в одной руке и полупустым бокалом виски - в другой. На туалетном столике, среди баночек-коробочек с причиндалами для наложения сценического грима и десятка зажженных парафиновых свечей блестели осколки разбитого зеркала. Каждая стекляшка бросала блики рожденного огнем света на потолок и стены небольшого помещения, превращая обычную "гримерку" в нечто, напоминающее комнату для спиритических сеансов. Оклеенные, как водится, плакатами с изображением волосатых мужиков стены замерцали, когда открывшаяся дверь впустила поток воздуха, заставив маленькие огоньки трепетать. Щелкнул выключатель, под потолком зажглись люминесцентные лампы, убив все очарование псевдо-магического антуража.
- И ты меня педиком называешь? - кивнув на плакаты, Шакель отсалютовал вошедшему музыканту бокалом. Дождавшись, давно ставшего обыденным "пошел ты", он вернулся к своему занятию - разглядыванию обложки старого номера глянца "Плейбой".
- Где тебя носило, ты говоришь? - Рома скинул майку, плюхнулся на диван у дальней стены, раздался характерный "пшик" открывшейся бутылки пива. Запах пота достиг рецепторов, агент поморщился. На языке завертелось нечто колкое о ванной и потных проститутках.
- Опять зеркала бьешь, - задумчиво пробормотал Леха. Рома лишь пожал плечами, - Не справедливо получается, как думаешь? - манера агента болтать о чем попало и постоянно менять тему, всегда раздражала, - Томми Ли написал столько классных песен, шикарный барабанщик, электронщик и гитарист, а мир его запомнит, как "чувака, что трахал эту сучку с банками", - он ткнул пальцем в журнал.
- Ага, а Оззи мочу с асфальта слизывал, - произнес Рома равнодушно, - Так, где ты был? - он пытался выглядеть непринужденным, но внутри оставался необычно серьезен и напряжен. Что-то его явно тревожило в поведении агента.
- Кстати о выпивке, - Леха сделал глоток, запустив в разговор новую бессмысленную нить, - Тебе не кажется, что виски по вкусу очень напоминает самогон, что мы в гараже варили?
- Да, хороший был напиток, благородный. Ты об этом поговорить хотел? - музыкант пытался перехватить инициативу разговора, но она как земляной червь ускользала из мокрых от пота и влаги пивной бутылки пальцев. Он все думал, почему его лучший друг так внезапно исчез, не мене внезапно появился и ведет себя столь странно, - Ты меня всегда убивал тем, как скачешь от темы к теме, будто у тебя какое-то психическое расстройство, - Рома отпил из бутылки, пошарил рукой на диване в поисках пачки Парламента и, найдя, закурил.
Что-то в лице музыканта изменилось. Разумеется, он догадывался, что разговор пойдет не о мировой несправедливости и спорных достоинствах вкусовых качеств спиртных напитков. Только о чем? Не ужели Леха все знает?
Он сделал глубокую затяжку, пустил дым одновременно носом и ртом, от чего его вид стал... "Демоническим", - подумал Леха. Дым окутывал лицо друга, вулканическим пеплом клубился, поднимаясь. Плотная пелена скрыла верхнюю половину лица, оставляя отчетливо видными лишь глаза.
Алексей почувствовал себя неуютно. "Scanthedark, eyesaglow", - прозвучало в голове, - "ночь... Ирландия... голодные псы... загнанный сакс...", - образы проносились перед глазами.
Сквозь болотный туман сигаретного дыма на Алексея глядели налитые кровью, выцветшие, потерявшие благородный оттенок голубой стали, ставшие грязного мышиного цвета глаза.
- Ну же, где ты был? На пять месяцев бросил меня посреди тура... - абсолютно спокойно произнес Роман.
- Что-то раньше тебя не заботила наша разлука. - Алексей тяжело вздохнул, - Мне это время нужно было, чтобы понять кое-что.
- И? - Роман подался вперед. Его можно было бы назвать страшным, если бы не одна деталь. Кривая ухмылка, что делала его ужаснее, чем сама преисподняя. Грязные, спутанные волосы, рыжая от никотина борода, травящий взгляд, сигаретный дым медленно воспарял к потолку. "Или не сигаретный?"
- Ты думал, я ничего не узнаю? Ты идиот, если тогда сделал ЭТО! - Шакель повысил голос, - Ты, дебил, понимаешь, что тебе конец?!
- Как ты узнал? - голос музыканта изменился. Стал немного ниже, грубее.
- Как! - Леха уже не мог остановиться, - Ты же видишь, как они себя ведут на концертах? Я удивлялся поначалу, даже прикольным казалось, ведь не было такого ни у кого, - он на секунду замолчал, глядя на стену, заклеенную плакатами с популярными музыкантами, окруженными скелетами, зомби и прочей нечистью, - Я полмира объездил, полсотни шоу посмотрел, и знаешь что? Нигде, твою мать, такого и нет! На Гардиан скачут и в ладоши хлопают, на Металлике максимум сиськи светят, Ганзы, Машинхэд и еще черт знает кто! А твои концерты - дьявольщина какая-то. Люди с ума сходят, рвут на себе одежду, трахаются в Фан-зоне, словно ты - гребанный Джимми Морриссон, а они - хиппи обдолбанные. Как это вообще возможно? Так не бывает! Кто ты? Что ты, мать твою? - он швырнул стакан в стену, осколки, брызги, кусочки льда разлетелись по комнате. К крепкому одору пота добавился запах крепкого спиртного.
- Ты помнишь, весну две третьего? - Роман откинулся на спинку, принял умиротворенный вид, в комнате запахло еще и паленым. И стало ощутимо жарко...
***
- Да, блин, не повезло тебе друг, - Рома глядел на растерянного Леху. Парень сжимал в руках заграничный паспорт, где на одной из страниц красовалась свеженькая печать всего с одним словом "ОТКАЗ".
- Ну, ничего, хоть в Москву приехали, тут тоже на пару дней дел хватит, - Леха старался скрыть разочарование, - Не зря ж тряслись в автобусе.
Они зашагали от здания посольства США в сторону станции метро Баррикадная. По-весеннему теплая погода и мелкий дождь навевали странные ностальгические мысли и только усугубляли горечь от отказа в визе. Начинало смеркаться, и над широким полотном Садового кольца зажглись фонари. Мелькающие фары отбрасывали причудливые блики на окна зданий, витрины магазинов, город погружался в сказочный мир неоновых иллюминаций.
- Слушай, - Роман первым прервал молчание, - Помнишь, мы с тобой тему обсуждали. Темные знаки, скрытые смыслы...
- Так, - Леха грубо оборвал его, - Если ты опять запоешь об этом перекрестке на Среднем Западе, обрядах всяких, я тебе в рыло дам! - тема заигрывания с темными силами очень его раздражала, - Я, блин, религиозен до глубины моей черной души, если ты забыл.
- Но я думал, это шанс! - Рома, казалось, реально поверил в эту чушь.
- Индюк тоже думал, что купается, пока вода не закипела. Это шанс тебе в дурку попасть, друг мой! - отказ в посольстве, боль в заднице от двух суток, проведенных в автобусе и идиотский разговор вызывали только праведный гнев, а еще кулаки начинали чесаться, хотелось кого-нибудь убить. - Я тебе говорил, что могу быть хорошим менеджером или агентом. И связи уже имеются. Наша группа на такие высоты выйдет - охереешь! Главное, завязывай дурью маяться, надо хоть пару "демок" записать до твоего отъезда, раз уж я теперь никуда не лечу. Через год - полтора Вудсток на блюдечке поднесу.
- Ладно, проехали, - Рома примирительно поднял руки, - Сдаюсь. О! Здесь кафешка прикольная недалеко. В антураже гангстерских фильмов, типа молодого Аль Пачино! Пойдем, обмоем мою визу, - он сделал паузу, как бы извиняясь, - И помянем твою...
***
Пыльную дорогу пересекала другая пыльная дорога. Кругом - ни души. Юноша в черно-белой кепке со значком футбольного клуба "Селтик" посреди перекрестка. Темная, безлунная и такая мрачная ночь. Темное, мрачное, высокое "нечто" напротив юноши. Единственный источник света - тлеющая сигарета в зубах молодого человека.
- Чего ты хочешь? - Спросило это "нечто" с бледно-серым круглым пятном вместо лица.
- Я хочу быть звездой... - ответил юноша, пустив струю дыма в "лицо" твари.
- Ты принимаешь цену? - Вновь вопрошало "нечто", не реагируя на оскорбление. Так и должно быть. Смысл имеет лишь предмет сделки.
- Да. Я принимаю и готов оплатить по окончании отведенного срока. Я хочу стать рок звездой, хрен ты с бугра! Самой яркой, самой притягательной и обалденной рок звездой, а не очередным клоуном с гитарой по барам песни о вечной любви распевать! - Юноша слегка повысил голос. Ему не было страшно. Он все для себя уже решил.
- Что ж... Принято. До встречи. - Казалось, бледное пятно вместо лица незнакомца расплылось в улыбке. Это, конечно было не так.
- И это все? - чуть опешил человек, призвавший Тьму.
- А чего ты хотел здесь увидеть? - Собеседник буквально таял, исчезал, становясь призраком посреди пустынного перекрестка - Или ты думал контракт подписать? - раздался раскатистый смех. Это было особенно жутко - смех без открытого рта, исходящий, казалось, отовсюду. - Ох уж эти дети новой эры. Я тебе что, юрист? - раздался очередной раскат смеха, и "нечто" окончательно растаяло в холодном воздухе ночи.
- Пошел ты! - Рома щелчком отправил сигарету в то место, где только что был собеседник, сплюнул в пыль.
***
- Вот такая фигня, Леха. - он закончил рассказ.
Алексей сидел, низко опустив голову. Рома протянул ему початую бутылку виски.
- За Вудсток! - он вложил виски Алексею в руку и "чокнулся" о нее своей почти пустой бутылкой Туборга.
Шакель сидел и смотрел пустым взглядом на черную этикетку. Наконец, он немного пришел в себя.
- И что, Ромыч, ты рад? - он посмотрел в незнакомые глаза близкого друга.
- Рад ли я? - тот недобро ухмыльнулся, - А ты как думаешь? Ты себе даже представить не можешь, что я сейчас чувствую!
- Да ты что? - ехидно процедил Леха, все-таки приложился к горлышку, сделал несколько больших глотков, отобрал сигарету у Ромы, глубоко затянулся.
- Ага! Именно! - Рома вытащил из пачки новую, чиркнул зажигалкой, "пыхнул" пару раз, раскуривая. - Не можешь!
- А ты расскажи! - Леха был зол, - Я, сука, твой лучший друг и ты молчал столько времени! Да мы могли что-нибудь придумать!
- Ничего мы не могли! - Рома тоже перешел почти на крик.
- И сколько у тебя времени? - Леха сбавил обороты.
- Не знаю, думаю, не так много, - Только что Леха мог поклясться, что друг разорвет его на части, и вот Рома готов расплакаться. Но плакать он давно разучился.
- Нервишки у тебя ни к черту! Уж прости за каламбур. Давай, за долгую жизнь, - Шакель поднял бутылку, хохотнул, но смех то был горький, безрадостный.
- Погоди, где-то еще пиво было, - Рома порылся в сумке возле дивана, выудил пару банок, но отбросил их в сторону, - К черту! - достал чистый стакан, - отлей-ка мне чуть, - попросил он.
Друзья выпили. В комнате на минуту стало тихо. Каждый о чем-то думал.
- Это страшно, - первым не выдержал Рома. Как всегда, - Я слышу их каждую ночь. Они уже близко.
- Кто? - спросил Леха.
- Адские гончие. Жуткие твари. Но это мелочи. В зеркале я вижу себя настоящего. Опиши, какой я!
- Ну, ты выглядишь крайне херово, - начал Леха, - волосы грязные, мешки под глазами, ну и сами глаза, конечно. Одутловатый какой-то, пьешь много, татуировки давно обновить пора, выцвели совсем. Вон, маска Джейсона уже на мумию похожа. Ну, а в целом - просто задроченный наркоман-музыкант. Ничего потустороннего. Почти...
- Почти? - Рома вопросительно посмотрел на агента.
- Так, на уровне ощущений. И гарью воняешь, кажется.
- Гарью... - грустно вздохнул наркоман-музыкант. - А мне в зеркале видится такое, хоть на горшок беги! И даже не в этом дело. Я вижу, как люди себя ведут на концертах. Раньше нравилось, заводило, ну понимаешь, - они снова выпили, - А потом противно стало. Они не только трахаются, они перестают быть людьми! Однажды на концерт пришла парочка забавная, девушка совсем молодая и парень постарше. Они целовались, танцевали, он с нее трусики стянул. Тут я пошутить захотел, медиатор в них кинул. И знаешь, что, - он с сожалением вздохнул, - Она поймала медиатор, а он ей руку сломал! Кость наружу вылезла! Урод! А потом я все понял - это не он урод, это я ей руку сломал. В смысле, парень, но под моим воздействием. Я - говно и могу в говно людей превращать, понимаешь?
- Так друг, ты - говно, - Леха попытался улыбнуться - не получилось, - И что мы будем с этим делать?
***
Два дня спустя Рома вернулся домой. Особняк на берегу теплого моря встретил его темными провалами окон, пустыми комнатами, мертвым экраном большого телевизора. Никого. Циферблат огромных часов на стене ухмылялся, демонстрируя "без четверти четыре утра". Осторожно, будто боясь разбудить любимый дом, музыкант сел на большой кожаный диван.
Мысли. Как много мыслей. Голоса, образы, лица, вой адских псов и мерзкое, давно мертвое существо в зеркале напротив. Тени его сознания. Среди всех голосов пробивался один, самый громкий и настойчивый, подобно утопающему, что до крови вгрызается в руку зубами, лишь бы отпустила судорога, борется, хватается за жизнь и всплывает на поверхность. Но наверху очень много людей, ему нет места. Он пытается локтями расталкивать их, дергает ногами, чувствует, что не может справиться. Легкие разрывает дикая боль, огонь сжигает изнутри, в глазах темнеет. Желание вдохнуть, впустить в себя холодную воду, погасить адское пламя в груди становится невыносимым.
Голос разума - его собственный голос все громче, заглушает нервные, гневные крики знакомых, друга, что убеждал не играть с темными силами, родителей, деда, который призывал не бросать университет, людей, что творили бесчинства на его шоу. Он не заметил, как, помогая ростку сознания побороть тени, стал говорить сам с собой. И утопающий вынырнул, жадно глотнул свежего соленого воздуха, воспарил над мутной водой "Бесславного былого" и остался один в тишине:
"Как же ты, Рома, облажался! Ты превратил тысячи хороших людей в ничтожных животных, подобных себе. Ты рушил судьбы. Все ради собственного тщеславия. Все это ты. Зло, что ты нес в этот мир своими песнями, одним своим существованием. Ты - дерьмо, Рома! Ты огромный тщеславный кусок говна! Посмотри на свою жизнь! Короткую, никчемную, пустую, мать твою, жизнь! У тебя было все, что надо. Талант, потенциал, верный союзник. Ты все просрал. Одним поступком убил все доброе, что в тебе оставалось. Ты хотел считать себя великим. Оглянись! Твой дом огромен, но ты здесь не живешь. Твой телевизор самый большой, что можно купить, но ты не досмотрел до конца ни один сюжет. Даже диван - лежбище Гулливера, на котором ты так никого и не поимел! Только себя и свою жизнь. Ты хотел огромное зеркало? Получи, мразь! И посмотри на свое истинное лицо. Ты - тварь, существо из глубин преисподней! И не думай, что это результат сделки. Таким ты был всегда!
Итог последних семи лет? Пять коммерчески-успешных альбомов, сотни концертов, лояльные радиостанции и телеканалы, тонны выпитого алкоголя, скуренной травы и вынюханного кокса. Ты свою группу в грош не ценил. А Дэн предлагал классные риффы, Тони писал неплохие тексты. Что ты отвечал? Я здесь единственная творческая единица! Тьфу! Как погано! А может, твой успех - целиком заслуга твоего агента? Вот! Ты лучшего друга, кроме как агентом не называешь! А кто тебя на лейблы водил? Кто двери перед тобой открывал? Кто над тобой ночами сидел, чтобы ты кони не двинул?
Но как же так? Ведь все семь лет Леха видел, что ты творишь? Неужели не догадался? Быть не может, он ведь не полный болван. Либо верить не хотел, либо задницу твою прикрывал, судебные дела из пропасти вытаскивал. Тебя пытался из этой ямы вытащить. Но ты хотел обратно. Он пытался достучаться до твоего сознания. Но ты был слишком занят, слишком пьян...
Теперь слишком поздно. Пути назад нет. Ты ответишь за все, что сделал с людьми, которые тебя возносили до небес, пока ты тонул в пучину наркотического и эгоистичного забвения. И вынырнуть на этот раз не удастся. Все, что ты можешь - извиниться на прощанье. Только кому нужны твои извинения? Тем людям, чьи души ты так легко очернил? Не смеши меня. Себя не смеши, клоун".
Над морем забрезжил рассвет, он все сидел и бормотал под нос проклятья. Наконец, усталость взяла свое и он уснул. Ему снился концерт.
Небольшой уютный клуб. На сцене он один. Что ж, эгоизм - вещь крайне индивидуальная, а что там? Среди зрителей лишь знакомые лица. Свет бьет в лицо, но это не мешает ему все видеть. Рев мониторов оглушает, но он отчетливо слышит каждый шорох в зале.
Вон его лучший друг Леха срывает топик со своей секретарши, целует ее маленькую грудь.
В дальнем углу его родной дед закатывает рукав, вводит иглу в вену, давит на поршень шприца. Глаза закатываются, старик валится с ног.
- Нет, - хрипит Рома.
А вон юная фанатка с отпечатком ладони на щеке, рядом с ней Тони. Она хватает рукой свисающую с высокого потолка петлю, помогает барабанщику продеть в нее голову. Сзади подбегает Дэн и выбивает из-под ног шаткий табурет.
- Стой! - его не слышат.
Тони дергается, задыхаясь, раздается сухой хруст сломанной шеи. Дэн сливается с девочкой в страстном поцелуе.
А это кто? Девушка из далекого прошлого. Та, на которой он обещал жениться. Она поглощена отвратительной оргией с четырьмя басистами, которых он успел поменять за семь коротких лет.
- Так не может быть! - кричит он, - Это всего лишь сон!
- Сон? - насмешливый голос раздается прямо над ухом. Рома резко оборачивается. На него смотрит отвратительное создание. Длинные редкие грязные волосы на пятнистом черепе, впалые багрово-красные пустые глаза без зрачков, покрытое сочащимися бурой слизью язвами лицо, беззубый рот, дряблое тело древнего старца, сгорбленная спина, короткие, "вывернутые наизнанку" ноги как у кузнечика.
- Ты кто? - спросил Рома, отстраняясь, но ответ он и так уже знал.
- Я - это ты сам. Ты же столько раз видел меня в зеркале, - рассмеялся демон.
- А там что творится? - он указал на зрительный зал. В это мгновение люди, предававшиеся бесчинствам, замерли, уставились на сцену.
- Там твоя жизнь, полная грязи и тьмы, но разве сам не догадался? - существо сделало неуклюжий шаг на встречу.
Рома заметил еще одну деталь.
- Эй, а где твои руки? - он хотел ткнуть пальцем, но сообразил, что теперь рук нет и у него.
- Руки? Ты ими столько бед натворил, что у тебя их отняли. Тебе они больше не нужны, - существо изогнулось и прыгнуло на музыканта. Рома попытался отскочить в сторону, но за ноги схватили несколько человек из зала, потащили к себе. Он упал.
Громкий треск ломающегося паркета сцены, холодный всплеск воды. Рома тонул. Он шел на дно, которого, судя по всему здесь просто нет. Он вновь задыхался. Ледяная черная вода со всех сторон. Свет софитов на верху все дальше, тусклее.
Вновь адское пламя подкатило к горлу. И на этот раз он сдался, вдохнул, впустил темную жидкость в обожженные легкие. Наступил миг облегчения. Последний миг, пока сознание не отключилось.
С визгом пса, которого сбила машина, он вскочил с дивана. Добежал до середины комнаты и рухнул на колени. Его рвало. Долго, спазм за спазмом выворачивал его наизнанку. Тошнило от самого себя, своей жизни, своей слабости и малодушия. Когда все прошло, обессиленный он лег рядом со зловонной лужей и впервые за много лет заплакал.
Когда он выбрался на пляж с тяжелым гитарным кейсом в руке, сумерки серой поволокой уже затягивали окрестности. Он опустился на теплый еще песок. Приливные волны накатывали на пустынный берег, метрономом задавая такт биению сердца. Вода манила. Он сполз туда, где песок никогда не высыхал, омываемый соленой влагой, лег и до самой темноты наслаждался прохладой волн, что, накрывая его с головой, секундой позже скатывались пеной к ногам. Он лежал в тщетной надежде на то, что вода смоет, унесет в глубину морских пучин грязь, кровь, подлости и сумасшествие долгих семи лет его карьеры. Лежал и вдыхал свежий соленый воздух, когда ему позволяло море. Очередная волна откатилась, открыв ему обзор. Среди туч яркий росчерк падающей звезды делил небо пополам.
Ползком вернувшись к гитаре, он вытащил ее из кейса, перевернулся на спину, запел. Горько, обреченно. Звонкий перебор стальных струн сливался с голосом, взмывал ввысь. Слова рождались в груди и вырывались на свободу, казалось, минуя сознание. Грустная, красивая мелодия аккуратно разорвала облака, разогнала последние клочки теней на небе и сбила с небосвода еще одну звезду. Потом еще и еще...
Вот звездопад расписал черное полотно длинными серебристыми штрихами. В городе и окрестностях люди прильнули к окнам, выскочили на улицу, глядя на чудо. Магия рожденной мелодии.
***
Вечером следующего дня в студии сидели двое. "Кардиограмма" звуковой дорожки практически сведенной песни текла по монитору.
- Блин, так быстро мы еще не записывались, - Рома два часа назад вышел из кабинки и теперь нервно курил одну за другой, глядя на то, как порхали над пультом и клавиатурой руки его агента. При записи демонстрационного материала Леха всегда играл роль главного и единственного звукотехника, арт-директора и продюсера.
- Я позвоню на лейбл. Через неделю у нас будет сингл. Обещаю, - сказал Леха, - На радио это будет уже завтра.
- Эй, погоди, как завтра? - Рома вскочил со стула, кровь стучала в висках. Он растерялся, словно это была его первая работа, - Это ж "демо"! Еще барабаны, бас, бэки надо прописать!
- Не надо ничего, - Леха замер, медленно наклонился, картинно вдавил клавишу "ввод", по экрану поползла полоса загрузки. - У нас есть больше чем достаточно.
- Ну, как знаешь, - вскинул руки музыкант, - Тебе виднее, ты вон, пять альбомов в топ вывел, чудо-агент...
- Опа! - Леха в недоумении посмотрел на друга, - Ты что, похвалил мою работу? - видя, что Рома так непохоже на себя смутился, он усмехнулся, - Знаешь, Ромыч, ты впервые по-настоящему вложил в песню ДУШУ.
***
Темный пыльный перекресток. Желтый серп в черном поле над головой собирает урожай серебряной росы. Но это не вся жатва на сегодня.
Вздымая черные клубы пыли, к перекрестку приближается шумный автомобиль, разрезая темноту желтым светом фар. Гремит тяжелая музыка, в руке водителя бутыль. Сигарета во рту не мешает ему прикладываться к горлышку.
На перекрестке машина резко затормозила, свет погас, музыка стала немного тише, хлопнула дверца. Из облака пыли, поднятой колесами, пошатываясь, вышел человек.
- Вот это ночь! - воскликнул Рома, раскинул руки, расплескав часть содержимого бутылки и, слегка хрипя, высоко закричал в небо, подпевая вокалисту, чей голос раздавался из динамиков в машине, - Oh, letuswander. Letuswanderbetweentheworlds...
- Вот и настал час расплаты, - голос из-за спины раздался вполне ожидаемо, - Сейчас ты умрешь, и я заберу ее. Ты готов?
- А ты банален, Круглый, - Роман набрал полный рот алкоголя и, не сумев проглотить все разом, выплюнул в сторону хозяина ночи, вставил сигарету в зубы, протянул бутылку, - Выпьешь, Бледный?
- Вопрошаю, готов ли ты? - спокойно произнесло "нечто".
- Знаешь, а я не о такой жизни мечтал, - Рома сделал глоток, - Я же... - он осекся, посмотрел внимательно на адское создание. Ему не было страшно, в зеркале он видел куда более жуткую тварь, - А чего это я, собственно? Оно тебе надо? - он пьяно хохотнул, похлопал себя по карманам, - Извини, сигареты в машине забыл, сейчас принесу, - повернулся к автомобилю. Истерично рассмеялся, - Да у тебя же рта нет! Как ты курить собрался? - от смеха он закашлялся, - Ой, насмешил, хрень Серая! - перевел дыхание.
- Ты должен произнести ритуальную фразу, - существо начинало нервничать, если это вообще было возможно.
- Ой, а если я не прои... прои... - язык начал заплетаться, - Не скажу эту риту... тьфу ты, - он плюнул под ноги, - Фразу? Ты что, так меня и отпустишь? - пьяную ухмылку на лице сменила гримаса дикой боли, судорога охватила его с ног до головы, Рома упал на колени, согнулся пополам.
- Сука! - выдавил он. Боль была зверской, словно сотни хирургических инструментов вскрыли каждый сантиметр плоти.
- Здесь что-то не так, - прошептало "нечто", - Я не вижу ее. Где она? - голос стал громче, - Где твоя душа? - теперь голос Тьмы уже громом вознесся над перекрестком.
- Не возьмешь, паскуда, - прохрипел умирающий человек, - Она везде. Я подарил ее людям, как тебе такая кода? - в последнюю секунду боль отпустила, и губы его расплылись в довольной улыбке.
А в машине играла музыка - такая грустная и красивая и, разрывая пространство, унеслась вверх, где месяц, собрав урожай, стал ярко-белым и звезды, потеряв в лунном свете собратьев, потускнели, признавая поражение. Умирая, он знал, что песня вернется к тому, кому она нужнее всего, вместе с теплом, нежностью и частью души человека, написавшего ее...
Ночной воздух задрожал, сотрясаемый нечеловеческим, полным досады воем.
А динамики в машине никак не отреагировали ни на смерть хозяина, ни на разочарование его убийцы:
"Abandon mental gravity,
Oh, we overrule the eye.
Compromise your sanity to heaven, to hell".
***
Снова концерт. Среднего роста человек в потертых джинсах, сером пиджаке и желтых кедах нервно теребит серьгу в ухе. Он всегда был хорошим агентом, теперь стал хорошим гитаристом.
- Выход, - командует постановщик шоу.
Океанской волной стадион взметнулся, приветствуя команду громкими криками, свистом и аплодисментами.
Тони отсчитал четыре быстрых удара о хай-хэт, обозначая темп и размер, группа полетела в угар тяжелой, скоростной композиции. "Бесславное былое", любимая песня Романа.
Люди танцевали, подпевали, хлопали в ладоши. То здесь, то там девочки-подростки, разогретые алкоголем, задирали маечки, демонстрируя молодые прелести прямо в многочисленные камеры. Это были всего лишь забавные, безобидные шалости.