Аннотация: Хроники забытой войны. Версия от 02.12. 12
Песни забытых героев.
Дальневосточная - опора прочная,
Союз растет, растет непобедим.
Что нашей кровью, кровью завоевано,
Мы никогда врагу не отдадим.
Стоим на страже всегда, всегда,
Но если скажет Страна Труда -
Прицелом точным - врагу в упор!
Дальневосточная, даешь отпор!
Увертюра.
1. 'А у Адама драма, пара у Адама,
Вызвали Адама в высший божий деканат.
И на Землю прямо сбросили Адама,-
Так пошли студенты, говорят!'
Сквозь высокие, полу-циркулем сверху скругленные окна, от широких мраморных подоконников, на которых так удобно передирать к семинару чужие конспекты, до самых перечеркнутых косыми арками сводов, в Свердловскую Коммунистическую аудиторию (Прим. авт. - к городу , во времена оны бывшему по царскому имени Екатеринбургом, отношения никакого не имеет. Именная аудитория Московского университета) врывался праздничный, ослепительный весенний свет. Он чертил на натертом восковой мастикой дубовом паркете четкие черные квадраты и веера обрешеток оконных переплетов, и в его огненных лучах вдруг вспыхивали и тут же гасли крохотными сверхновыми меловые пылинки, хаотично витавшие в микроскопических местных вихрях ... 'Откуда же в университетской аудитории могут быть вихри? - не поверит автору внимательный читатель. И будет глубоко не прав!
Вихри... да что там! Тайфуны! Ураганы! - создавал метавшийся, как лишенный привычного успокаивающего укола буйно-помешанный, не только вдоль широкой зеленой доски, но и в проходе между круто уходящими к потолку рядами виднейший советский историк профессор товарищ Покровский...
Лохматый, со сбившимся набок к уголку несвежей белой сорочки синим в белый горошек галстухом, товарищ профессор то вздымал вверх обе испачканные мелом руки, повышая свой визгливый голос почти до истошного крика, то вдруг бычился угрожающе, понижая голос почти до зловещего шёпота... Он негодовал, клеймил. обличал... Короче, потешал аудиторию, как мог.
Однако, поскольку дело касалось событий, к которым только и можно отнестись как к 'квам-плюс-перфект', сиречь, давно прошедшим, аудитория вовсе не загоралась жаром его страстных филиппик ... А спокойно занималась своими, гораздо более интересными делами.
На задних рядах кто-то мирно вязал пинетки, загодя готовясь к одинокому студенческому материнству, потому что абортарий при Университетской клинике был в связи с арестом главврача временно закрыт, а кто-то с немалым удовольствием рассматривал контрабандные модные журналы, доставленные на Кузнецкий Мост прямиком из Риги, с голенастыми фотомоделями в совершенно непристойных, по коленки, коктейльных платьях фасона 'колокольчик' от Коко Шанель. Особую пикантность этим черно-белым фотографиям доставляло то, что по сведениям коммунистической газеты 'Юманите' профсоюз парижских манекеншиц категорически отказался участвовать в демонстрации этой унижающей женское достоинство декадентской моды, и тогда на подиум вышли презренные штрейк-брехерши, русские эмигрантки... Так что сейчас советские студенты воочию могли наблюдать мурло коварного классового врага, звериный лик белогвардейщины! Надо честно сказать, что лик, что мурло оказались , на диво, вполне симпатичными. И не только лик. Ножки тоже, были вполне смотрибельны, благо что старательно обнажены достаточно высоко... Вот только не надо думать, что советские студенты никогда не видели и тонких, как спички, и полненьких, расширявшихся кверху, как капельки, ножек своих подруг-комсомолок! Видели, конечно... Но одно дело, спортивный праздник, а другое, когда вот такая классово-чуждая дамочка этак как бы случайно приподнима-а-ает небрежным движением... Слушайте, какой тут может быть профессор Покровский. Весна на дворе. Гормон бушует.
Разумеется! не все товарищи студенты предавались эротическим фантазиям. Некоторые добросовестно расписывали пулечку в преферанс, с оглядкой передавая друг другу потрепанные карты, кто-то, мучимый злым похмельем, под прикрытием зеленого брезентового портфеля осторожно, но решительно скручивал запечатанную коричневым сургучом пробку с бутылочки 'Баварского'... Самые же трудолюбивые просто мирно спали, сладко причмокивая во сне губами, так как всю прошлую ночь разгружали вагоны, таская на своих худых горбах трех-пудовые рогожные мешки с сахаром на станции 'Москва-Рязанская Товарная', что в Спартаковском переулке. Рубль - тонна, при переноске не менее чем на двести метров, тариф установлен Дорпрофсожем НКПС. Желающие могут сами подсчитать, сколько нужно перелопатить тяжести, дабы заработать на скромный студенческий обед... Да ведь надо же что-то и отложить: пока не оплатишь за обучение, к весенней сессии просто не допустят!
Короче говоря, все были при деле... Профессор жег сердца глаголом, гневно обличая давно померших тиранов, студенты мирно и скромно себе сидели по рядам, занимаясь своими насущными делами... Никто никого не трогал, некоторые вон даже напрочь запрещенный в Стромынском студгородке примус починяли...
Как вдруг...
Остановившись перед кафедрой как вкопанный, профессор, замолчал, безумным взглядом осматривая аудиторию... Потом, с блуждающей улыбкой маньяка, на цыпочках, сопровождаемый обескураженно-удивленными взглядами учеников, стал подниматься по уходящим к самому потолку ступенькам, стараясь ими не скрипеть...
Да если бы и скрипел.
Первокурсник Миша Даян, сидевший сразу у прохода, дабы визгливо-скрипучий голос лектора ему не мешал, не нашел ничего лучшего, как заткнуть свои поросшие густым черным волосом уши плотными ватными тампонами, и теперь с увлечением читал положенную на свои острые, как у кузнечика, коленки какую-то толстую книгу... Увы, сосед Миши с левого фланга мирно спал, и потому прошептать 'Атанда!' или просто ткнуть его в бок было некому... Разумеется, староста курса Таня Дворкина, мгновенно скатав из сизой промокашки шарик, успела запустить оный прямо через проход, крепко угодив Мише в щеку... Однако Миша, не глядя, только от неё отмахнулся: несносная Татьяна к нему давно уже неровно дышала! занимала, например, во время большой рекреации ему очередь в столовой, а после занятий непременно тащилась за ним в читальный зал Университетской библиотеки... При этом она непрерывно глубоко и чувственно вздыхала, как чистопородная холмогорская корова. Таким образом, надоев Мише горче политэкономии. Вот и теперь несчастный решил, что Таня опять с ним просто заигрывает...
Профессор, подобравшийся к зачитавшемуся Мише, сначала замер рядом с ним, бросая на его курчавую голову черную, зловещую тень, а потом вдруг выхватил из его рук преступно изучаемый на лекции вольюм:
- Тэ-э-экс, молодой человек, посмо-о-о-отрим, что тут у вас... Небось, Зола (прим. авт. так произносилась в те годы фамилия писателя Эмиля Золя) или вообще 'Половые извращения'? Что такое?! 'Математический анализ и основы линейной алгебры'?! Да как вы посмели! Читать на моих лексиях (прим. авт. именно так говорили в те годы) какую-то безыдейную ерунду! Заниматься вместо марксистско-ленинской истории какой-то бесклассовой математикой! Слушайте, а может быть вы, как это... вообще, академист?!
- Книгу верните. - едва вынув из ушей затычки, очень спокойно сказал вставший с места первокурсник.
- Что?! - оторопел преподаватель, изумленно вытаращив на него свои семитские лупоглазые очи.
- Учебник верните, пожалуйста. - всё так же вежливо и ровно повторил студент. - Мне учиться нужно...
- Да я тебя... да ты, подлец... да как ты смеешь! Ты обязан...
- Я не подлец. И именно потому обязан овладевать глубокими и прочными знаниями для участия в деле реконструктивного строительства социализма в отдельно взятой стране. Что я и делал, а вы, извините, мне в этом сейчас мешаете...
- Да ты... Да... Как ты, сволочь, смеешь!
- Я не сволочь, а советский студент. И смею своё суждение иметь. Суждение же моё таково: вы, профессор, не то дурак, не то подлец... Для дурака вы очень связанно и складно рассуждаете. Значит, подлец.
Профессор, чуть не завизжав, подпрыгнул было, замахнулся своей пухлой, никогда не знавшей труда ручонкой на Мишу... и тут же присмирел. Потому что был студент Даян ростом шести футов с гаком, а в плечах, не смотря на юношескую худобу, как бы и не косая сажень... И смотрел он на преподавателя как-то абсолютно безбоязненно, чуть улыбаясь уголком рта, как бы радушно его приглашая: а ну, попробуй только, ударь... Вот ради интереса, попробуй.
Попробовать профессор не решился.
Вскочившая Дворкина чуть не оттолкнув Покровского, ухватив Даяна за руку:
- Мишка, ты с ума двинулся?! Немедленно извинись!
- И не подумаю... Таня, ты его лексии ведь наверное, конспектируешь?
- Э-э-э... конечно. Я все лексии пишу...
- Ну, так одолжи-ка мне на минутку твой замечательный конспект! - и Миша ухватил большую тетрадь в черной клеенчатой обложке. Отлистал одну страничку назад, быстро нашел нужное место, благо аккуратная Таня все самые ключевые моменты сразу же отмечала разным цветом, используя для этого карандаш 'Тактика' производства фабрики имени Сакко и Ванцетти, который с одной стороны красный, а с другой синий.
- Ага! Вот видите... Вот вы утверждаете: 'Я с полным убеждением позволяю себе высказать мнение, что Иоанн Грозный был душевнобольной человек, причем его душевная болезнь выражалась в форме однопредметного помешательства (мономания, или паранойя), позволявшего ему одновременно и управлять государством, и совершать деяния, которым могут быть найдены объяснения только в его болезненном мрачно маниакальном душевном состоянии ...' Извините, профессор, вы что - врач, психиатр? Ставящий причем диагноз заочно, даже не видя в глаза пациента? Или вот: 'Я считаю Грозного мерзким и отвратительным тираном, подлым олицетворением всей этой тупой и косной русской злобы, строившего из проклятой Московии тюрьму народов...' Извините, профессор, но Иван Васильевич строил кое-что другое: за время правления царя Иоанна Васильевича Грозного было возведено более сорока каменных церквей, в том числе знаменитый собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву (храм Василия Блаженного); основано свыше шестидесяти монастырей, построено сто пятьдесят пять крепостей и около трехсот новых городов, открыты сотни почтовых станций по всей стране. Царь Иван сокрушил остатки Золотой Орды, штурмом взяв Казань и Астрахань, присоединив Сибирское ханство. При его правлении территория Руси увеличилась вдвое! Причем эта прибавка от Ледовитого Океана до Каспия по площади была больше, чем вся Европа! А численность населения возросла на пятьдесят процентов... Тиран, говорите? Венецианский посол Липпомано писал о нем как о праведном судье в 1575 году, то есть уже после многих совершенных Грозным казней. Другой венецианец, Фоскарини, говорит с похвалой о правосудии, совершаемом этим несравненным государем при помощи простых и мудрых законов, о его приветливости, гуманности, разнообразности его познаний, о блеске двора, о могуществе армии и отводит ему одно из первых мест среди властителей того времени. Торговые люди из германского города Любека, побывав в России, также превозносили гуманность и мягкосердечие Грозного!
- Но Генрих Штаден...
- Ваш Штаден врет, как сивый мерин! Да и Таубе, тоже! Описания ими тиранств и мучительств Грозного так бесконечны, так утомительны, что у читателя невольно возникает мысль, не являются ли они в значительной степени плодом разгоряченного воображения ваших авторов или их хитрого расчета?... Да сами судите: шестеро тонконогих иностранчиков и несколько десятков недавно набранных слуг-грабителей во главе с храбрым немцем с легкостью разогнали около трехсот вооруженных воинов некоего русского князя, защищавшего свой дом и семью, причем жену князя Штаден лично убил ударом топора в спину ... Сейчас! Прямо так и вижу эту картину... Нет, то, что немецкая сволочь могла женщину топором ударить, да еще сзади, я верю охотно! Но вот например во время Ливонской войны у немцев были совсем иные впечатления о непобедимых русских витязях, которые гоняли остатки ордена Меченосцев по всей Эстляндии ссаными тряпками... Смуглая рука царя Ивана меченосцев по щекам бивала! И вздымал над битой вражьей кликой золотой кулак Иван Великий! - И тот, кто, словно попугай, повторяет зады всех этих так вовремя появившихся в Германии из архивного небытия в такое нужное время (шел тогда, ежели помните, 1917 год), записок, которые в самом унизительном тоне рассказывали о России: жителей ее можно казнить тысячами в день, страной правит кровожадный тиран, количество невинных жертв его достигает десятков тысяч, ее легко завоевать - тот полный и окончательный дурак. Либо подлец. Я, лично, ставлю на второе!
- Во-о-он! Во-о-он отсюда! - заорал чуткий к чужому мнению профессор...
И уже через неделю Миша Даян осваивал в Хамовнических казармах новую увлекательную науку - наматывание портянок...
2.
По дороге неровной, по тракту ли,
Все равно нам с тобой по пути, -
Прокати нас, Петруша, на тракторе,
До околицы нас прокати!
Не примяты дождем, не повыжжены
Наши полосы в нашем краю,
Кулаки на тебя разобижены,
На счастливую долю твою.
Им бы только ругаться да лаяться,
Злоба льется у них через край.
Кулачье до тебя добирается, -
Комсомолец лихой, не сдавай!
Прекрасно было то ясное весеннее раннее утро, когда на страх и горе всей мировой буржуазии вступил студент Миша Даян в научный спор со светилом советской исторической науки! Однако прекрасен были и вечер...
Наливаясь багровым, солнце уже давно касалось треугольных вершин могучих елей, словно роскошная рама, окоймлявших свежевспаханное поле. От перевернутых четырехлемешным плугом пластов земли поднимался могучий, тревожащий крестьянское сердце дух... Земля вновь готова была принять в себя семя, чтобы поднялись стеной золотые хлеба.
Иван заглушил двигатель, поставил машину на ручник, с трудом разгибая спину, со стоном поднялся с железного полукруглого дырчатого седения, раскаленного траснмиссией, как утюг, шагнул вперед... и просто рухнул лицом вниз, рядом с высоким, блестящим стальными шипами, колесом.
В его ушах еще гремел двигатель, а перед глазами плыла, плыла и плыла черная пашня...
Опустившись рядом с ним на корточки, прицепщица Даша осторожно положила ему на нечесаную голову, прикрытую кожаной кепкой, свою крепкую крестьянскую ладонь:
- Уморился, Ваня? Что же ты так задницу-то себе рвешь? Сколько ты уже сегодня часов пашешь?
Не открывая воспаленных глаз, Иван поморщился, пробормотал:
- Да вроде... шестнадцать? Не, вру... семнадцать. А что делать-то? Пахать надо. А то землица пересохнет.
- Хватит уж тебе на сегодня, Ваньша... Сдохнешь ведь!
Иван помолчал, подумал:
- И вправду, будет на сегодня. Надо трактор пожалеть. Он ведь железный, поломаться может!
Даша в немом удивлении округлила рот: в кои-то веки Ванька-Бирюк вдруг пошутил! Потом, присмотревшись, поняла... Нет, он опять говорил вполне серьезно.
Над полем повисла тишина... только тихий телплый ветерок доносил до пахаря негромкий деловой грай черных галок, усердно выклевывающих дождевых червей из свежей борозды.
- Т-пру, залетные! А, артель 'Напрасный Труд'! Привет, Ваньша! - около тихо щипящего остывающим двигателем 'Фордзон-Путиловца' со стуком высоких колес остановилась ладная лакированная бричка на окованном железными полосами ходу, запряженная парой сытых вороных коней.
Иван открыл покрасневшие от тяжкой усталости глаза и внимательно посмотрел на крепко державшего вожжи ладного румяного мужичка, в начищеных до блеска сапогах гармошкой, в которые были заправлены шерстяные городские брюки... Шелковая алая косоворотка навыпуск, подпоясанная кавказским наборным серебряным пояском, поверх неё черная суконная жилетка, сверху серый пиджак с карманами, к нему в тон серый матерчатый картуз... Прямо живое олицетворение лозунга тов. Бухарина - 'Обогащайтесь!'
- Отчего же напрасный, дядя Корней? - спросил Иван, даже не поздоровавшись. Что было уже, собствено, само по себе немыслимым нарушением вековых деревенских традиций.
- Да как же не напрасный? Ты чей клин сейчас пахал,не Аринин ли?
- Ну.
- Не нукай тут мне, щщанок, не запряг ещё!
- Извини, дядя Кондрат. Да, Аринин.
- Во-о-от... так то оно и лутше. Старших уважать надо! - наставительно покачал головой мужик.- Вот я и говорю, что Аринин... Так она вам за пахоту ведь не заплатит?
- С чего же ей платить, дядя Кондрат? У ней мужик в Красной Армии! Перебивается одна с дитём...
- Вот и получается, что труд твой, Ванька, напрасный! А ежели ты такой христосик человеколюбивый, может, ты заодно и Ермилу вспашешь? Вон, у него с прошлого года будылья стоят... - язвительно указал на соседнее поле зажатым в мозолистой руке кнутом бородатый ражий мужик.
Иван подумал малость, потом покачал головой:
- Не, Ермилу не буду. У него у самого поди руки-ноги есть...
- Совести у него нет!- неуместно встряла было в мужичий разговор Даша. - У него одно на уме: зенки залить да в сельсовете махоркой подымить, про мировую революцию рассуждая...
И тут же благоразумно заткнулась, встретив ровно недоумевающие взгляды Ивана и Кондратия: что за диво, коза заговорила?
- Нет, Иван, то, что ты так чертоломишь, мне совершенно понятно! Я, покуда молод был, тожеть сам себе жилы рвал... Да вить чего ради?!
- Для общества.
- Для о-о-обчества... На себя работать надо, на себя! Вот, курица и то к себе гребет! А вы, что же? Ну, создали вы свою артель. Хорошо! Трактор вот в рабкредит взяли. Молодцы, одобряю... Да что вы с этим трактором делаете, аспиды?!
- Мужикам землицу пашем, вестимо...
- Да как вы её пашете-то?! За десять процентов от будущего урожая!! А ежели выгорит, или вымокнет, или иной какой недород? С чем вы останетесь? С кредитом непогашенным? Идиоты. Ну хоть бы исполу работали - половина урожая мужику, половина вам... Справедливо?
- Нет, дядя Кондрат. Не справедливо это. Не по Божески...
- Тьфу на тебя, дурак ты, Ванька... Дураком как родился,так дураком и помрешь, а еще механик...
Иван помолчал угрюмо, потом вдруг улыбнулся ... На его чумазом лице улыбка сверкнула неожиданно светло и весело:
- А коли я такой глупый дурак, так почто же ты, дядя Кондрат, ко мне, дураку, свой умный разговор имеешь?
- Век бы с тобой, дурнем, слова не сказал, коли бы не нужда... Так слушай. Решил тут я тожеть машину себе прикупить...Вижу, дело это нужное. Пойдешь ко мне машинистом? Оклад я тебе, положу, скажем рублев двести в месяц... Смотри, это ведь побольше, чем уездный землемер получает! Потом, питать тебя буду от пуза, сколько сьешь. Повариху тебе отдельную заведу, чтобы она тебе прямо в поле на стану готовила! Бабенку подберем посдобнее, чтоб и повалять её тебе в охотку сладость была... Пинджак тебе кожаный пошью и портки такие же, ботинки куплю американские, перчатки с крагами... Идет? По рукам, что ли?
Иван малость подумал, почесал в затылке:
- Нет, дядя Кондрат. Не пойдет. И вовсе не потому, что ты мне денег мало посулил! Деньги изрядные, да и пинджак с крагами, опять же... Заманчиво! Но нет, не согласный я.
- Почему? - под самый лоб удивленно поднял мохнатые брови собеседник.
- Потому только, дядя Кондрат, что ты есть кулак и мироед. Другой причины нету.
Кондрат момолчал, наливаясь багровой злостью...
- Ну, смотри, паря, тебе жить! А только знай: цены на вспашку мы вам сбивать не дадим! Ноги вырвем.
- И тебе не хворать, дядюшка... Бывай здоров, да не кашляй...
И Иван долго и задумчиво посмотрел вслед яростно погонявшему ни в чем неповинных коней мироеду... Потом со стоном привстал, открыл металлический ящик на подножке трактора, порылся там малость, достал стальной шкворень и сунул его от греха себе в карман...
... Устало елозя ложкой в муравленой миске со щами из свежей, самой первой крапивы, заботливо нарванной младшими сестричками, в котором сиротливо плавал тоненький одинокий ломтик вареного сала, Иван вполслуха внимал ворчанию матери... Есть ему совершенно не хотелось, настолько он за сегодня вымотался.
- Ну ладно, Ванька, Мурка тебе не приглянулась... хотя почто? Девка здоровущща, работящща, как лошадь! На ней ведь пахать можно, ровно на твоей машине! А что рожа у ней малость ряба, так с лица воду не пить, а ночью всё одно темным-темно... А Дунька твоя чем хужей? Сохнет ведь по тебе, дурищща! Аж к тебе в прицепшицы наладилась, последний стыд позабыв... Кто её теперь замуж-то возьмет?
- У нас с ней ничего не было...,- устало отбрехивался Иван.
- Да вот то-то и худо, что ничего! А хучь бы и было что? Мне в дом работница нужна, совсем стара я стала, уж пятый десяток пошел... Да и детишков твоих покачать ещё желаю!
- Мне, мать, в Красную Армию скоро!
- Да провались она пропадом, твоя Красна Армия! Эвон, и в избе, и в поле дел столько, непроворот! Только-только мы жить стали по-человечески! А ты, паразит, в Красну Армию наладился? А я как, с сестрами твоими мокрохвостыми одна опять останусь? Ты о нас подумал? Нет, пойду в уезд к воинскому начальнику, подам прошение! Единственного кормильца поди не возьмут! (Прим. Авт. Именно так и было)
В этот момент над головой вдруг зажглась висящая под закопченной матицей на черном, в бумажной изоляции, витом шнуре семисвечовая лампочка Ильича. Помигала, точно собираясь тут же опять погаснуть, потом, разгорясь, засияла ровно... Сквозь приоткрытое окошко донесся издалека ровный рокот генератора.
- Ой, Господи Боже, никак, опять собранию затевают... Сходил бы ты, что ли, Ваньша, в клуб, о чем там бают-то? Не война ли часом?
... В низком продолговатом зале бывшей земской школы (новую школу Наркомпроса с высокими и светлыми классами мужики срубили помочью ещё прошлой зимой), отданной ныне под клуб политпросвета, было накурено так, что у не балующегося этим делом Ивана в горле першило...
На невысокой сцене, над которой висели портреты Вождей - Маркса, Ленина и Зиновьева, председателя Северной Трудовой Коммуны, за покрытой выцветшей кумачовой скатеркой столом, сидели вечный секретарь Ермил да невесть чему хмуро улыбающийся в кудлатую бороду председатель сельсовета кулак Кондратий... Стоящий на авансцене кудрявый, как баран, лупоглазый коммунист, заехавший из города, второй час агитировал мужиков за коллективный труд...
- Товарищи, кто еще хочет высказаться? -Смелее, не бойтесь...
- А хрен ли мне бояться? - вдруг неожиданно для самого себя сказал Иван. Поднялся с лавки в заднем ряду, где он уж малость и задремал, переступая через неструганные лавки, прошел к сцене...
- Вот вы, товарищ, нас напрасно агитируете... Мы помним, что товарищ Ленин завещал: социализм, есть строй цивилизованных кооператоров! И это правильно. Потому нас агитировать не нужно, у нас общественно хозяйство уже давно есть. Спасибо за внимание, а я спать пошел. Мне пахать завтра. Заезжайте еще.
- Ваше хозяйство неправильное!- взвизгнул городской обитатель.
- Как так неправильное? - изумился Иван.
- Да вот так! Вы что объединили?
- Труд мы обьединили, то исть сообща работаем. Получаем доход в зависимости от трудового вклада: от каждого по способности, каждому по его труду. Так?
- Вот видите! А надо обьединять хозяйства! Всё имущество в одну кучу, и пользоваться им коллективно...
- Х-хех... Да как же я объединюсь хоть с тем же например, Ермилом? У него в хозяйстве из скотины блоха на аркане, а из медной посуды крест да пуговица... А у меня и овечки, и корова, и телка... И это всё пополам делить, с пьяницей Ермилом?
- А ты мне что, наливал, наливал, да? - взвился красноносый Ермил, яростно щуря свои глаза в характерных, как у запойного, склерах...
- Нет. - солидно отвечал, малость повспоминав, Иван. - Да тебе, дядя, что ни налей, всё не в коня корм... Всё будет одно. Обоссышься, да песни революционные играешь...
Сидящие в зале мужики дружно грохнули хохотом... Видно, угодил Иван не в бровь, а прямо в глаз деревенскому дурачку!
- Контра!- завопил Ермил истошным голосом. - Товарищ Абрамсон, дай мне свой левольвер, я его прямо щас стрелить буду!
- Будатой корове Бог рогов не дает!- солидно отвечал Иван, выворачивая черный наган, действительно неумело вытащенный Абрамсоном из-за пазухи. - Дай сюда. Это разве игрушка?
И неизвестно, что произошло бы дальше, если бы в дверях клуба вдруг не появилась простоволосая Дашка и истошно бы не закричала:
- Ванька, наш трактор горит!
... Стоя у пылающего, словно Божья свеча, сарая, Иван потрясенно глядел, как сквозь огонь проступают черные очертания скелета догорающей машины. Рядом стояли двое мужиков, стерегущих, чтобы он в огонь не кинулся...
- Что, Ванька, теперь-то пойдешь ко мне машинистом?- с довольной, полностью понятной теперь усмешкой спросил неслышно за треском огня подошедший Кондратий. - А я за тебя твой пай кредита погашу! Ну, понятно, придется тебе долг отработать, ладно уж, на моих харчах...Я добрый!
Иван, с яростно исказившемся лицом, вдруг вырвал из кармана стальной стержень и медленно, свирепым ярославским медведем пошел на кулака...
... В кабинете начальника уездной милиции было тихо, уютно и спокойно. Поливая на подоконнике герань из казенного стеклянного графина, хозяин кабинета задумчиво говорил:
- Ну и что же, дебошир ты этакий, мне с тобою делать? Уполномоченного разоружил, советской власти бошку проломил... Получаешься ты кругом враг трудового народу... Сиди, сиди, это я так. Прокурор в суде тебе еще не то про тебя расскажет!
- В каком суде? - разлепил окровавленные, распухшие губы Иван. Кондратовы подкулачники здорово таки на нем потоптались.
- В народном. Так что выход у тебя один, родимый... Коли не было бы у тебя такой дефицитной специальности, то... Лет-то тебе сколько?
- Восемнадцать скоро будет...
- Это хорошо. Так что давай, руки в ноги и дуй прямо в райкомат (Прим. авт. Именно так называли районный военный комиссариат). А уж Красная Армия своих-то не выдает!
3.
По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
На правом борту,
Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
Папа Сатырос...
- Эй, Янко, одерживай! - стоящий у шпринтова дядя Сатырос, с черенеющим в его натруженных руках цейссовским биноклем, добытым старым пейратосом еще во времена немецкой оккупации, сердито нахмурился...
Навалившись всем телом на румпель, юноша чуть довернул к прихотливому леванте. Зашипела за черным густо смоленым низким бортом черная черноморская волна, плеснула белой пеной на туго обтянутый черный, как донецкий антрацит брезент, закрывавший скафо 'Надежда' до самого шкафута. Полетели в лицо солёные ледяные брызги, пахнуло густо йодом и рыбой... Хорошо! Доброе дело, хорошее дело...
Далеко впереди, у самого горизонта, уже приветливо светили золотые огоньки Большого Фонтана. Если Матерь Божья Балаклавская будет добра, то сторожко крадущиеся по тонкой, незримой тайной водной тропинке навты скоро будут дома, и одесские барышни уже завтра на Привозе получат свои драгоценные чулки-паутинки, попробуют изготовленный в болгарском Бургасе настоящий французский коньяк и уложат в свои пошитые на Малой Арнаутской чешские сумочки надежнейшие парижские презервативы, произведенные в анатолийском Трапезунде.
- Ша! - вдруг поднял вверх раскрытую правую ладонь старый пендос. И тут же улыбнулся, показывая своему юному кибернету, что он не имеет в виду ничего оскорбительного ( Прим. Авт. - среди понтийских греков, одесских пендосов, достаточно было показать поднятую вверх ладонь, чтобы тут же нарваться на серьезные неприятности...). Просто привлек его внимание.
Янко прислущался... В темноте, над скользящей за штирбортом волной, слышался далекий рокот дизеля. Внезапно вдали вспыхнула ослепительная белая звезда. Голубой луч, в котором черными молниями промелькнули поднявшиеся с волны жирующие на ставриде бакланы, чиркнул по верхушкам белых барашков, покрывающих водную гладь, потом вдруг ярким светом озарил черный грот 'Надежды', в его свете прозрачно засиявший ...
- Эй, на баркасе! Паруса долой, лечь в дрейф!- раздался усиленный рупором грозный голос.
- Сам ты, хохол, на баркасе! - возмутился Янко. - У нас благородная шаланда!
И резко перекинул румпель к бакборту. Судно будто споткнулось в своем ровном и мерном быстром беге, развернулось на пятке и кануло во тьму, вырвавшись из светового луча.
Прожектор растерянно зашарил по волнам, не находя пропажу, потом нашупал корму контрабандиста... На таможенном катере Наркомфина быстро-быстро затрепетал багровый огонек, и парус 'Надежды' вдруг покрылся аккуратными дырочками.
Под свист пуль, рвавших мокрый черный шелк черноморской ночи прямо у его уха, Янко весело и беспечно напевал, притоптывая в такт по палубе своей босой ногой :
Опа, опа. та бузукья
Опа ке о багламас!
Тис зоис мас та хастукья
Ме то гленди та ксехмас!
По всему было видно, что он испытывает от этого забавного приключения истинный восторг. Сейчас ему было хорошо... Плохо стало потом- тогда, когда, вырвавшись из-под обстрела, он увидел, что его дядя Сатырос лежит поперек банки, свесив за борт лихую седую голову, от которой в черную солёную черноморскую волну тянется такая же соленая и черная, уже тончающая на глазах струйка...
... Подпирая плечом сложенную из золотистого ракушечника стенку старого Греческого кладбища, Янко внимательно глядел, как отец дьякон осторожно омывает у водопроводного крана кости его отца, застреленного еще царскими таможенниками, и извлеченные ныне из семейного склепа, чтобы освободить место в нем для усопшего дяди Сатыроса. Отец Гарвасий со всем вежеством укладывал обмытые желтые кости в коричневый глиняный пифос. Конечно, надо бы их по хорошему вином обмывать, но времена ныне для благородных контрабандистов настали тяжелые... И ладно бы, одни таможенники! Так ведь еще и ОГПУ свирепствует... Вот, кстати, к Янко как раз направлялся старший агент, в белоснежном кителе с синими петлицами ... Вот уж кого видеть бы он никогда не хотел! Как там о них шутят, расшифровывая их название: 'О, Господи, Помоги Убежать!' и наоборот, 'Убежишь - Поймаем, Голову Оторвём!'
- Гражданин Янакис? - Пройдемте.
Что тут поделаешь, когда тебя так вежливо приглашают, нельзя не согласиться!
... - Ты, баржан, сибе как хочешь. - Приветливо улыбающийся маланец в белоснежном кителе с синими, как море у Воронцовского маяка, петлицами ласково похлопал по худому плечу странствующего рыцаря морских дорог.- Только в нашей красавице Адессе-маме тибе таки больше не жить! Так що бикицер, бери уже свои манатки и уезжай отсюдой куда с добром!
- Куда же я поеду? - грустно разводил руками Янка.
- А я що, тибе доктор? Я то знаю? Только вот контрабандисты нам тут совершенно не нужны! Сегодня ты честный контрабандист, а завтра уже румынский шипиён... А оно нам надо? Так что я не отправляю тибе как СОЭ (прим. Авт.- социально-опасный элемент. Категория административно-ссыльных) тильки из уважения к твоему нежному возрасту... а кстати, тибе скильки?
- Восемнадцатый...
- Що, уже?! Так що ты мине тут сидишь! Ой! Не нуди уже! Через таких, как ты, наша родина таки может стать матерью... От тебя же голове можно забеременеть!!! Дуй давай! Да ни на мене, а в райвоенкомат...Там тибе научат порядку, вернешься сущим человеком...
Интермеццо 'Дальневосточная Атлантида'
Блещут рельсы вдалеке
И колечком вьется дым.
Мы свою КВЖД
Никому не отдадим!
... Вот она появляется перед нашими глазами, проступая сквозь туманы времени и незаслуженного забвения... Целая страна! С городами и поселками, протянувшаяся широкой полосой через степи и горы, тайгу и полноводные реки... Имевшая свою армию, свою полицию, свои законы и суды, свой собственный государственный банк, выпускавший свою собственную валюту. Как каждое суверенное государство, оно имело свой флаг и герб: с цветами русского флага и золотым китайским драконом. В своей уютной и приветливой любому гостю столице, в типичном южно-русском городе, где шесть десятков тысяч его жителей говорили на сорока пяти языках, и посреди которого возвышался величавый пятиглавый православный собор, в веселом и деловом городе, возникшем буквально в чистом поле на берегу полноводной Сунгари на месте убогой, крохотной деревушки Хао-Бинь, государство имело свой собственный политехнический и учительский институты, с научными лабораториями при них! Это не говоря уже о двадцати средних специальных учебных заведениях, кои хоть и назывались железнодорожными, да готовили специалистов весьма многих профилей, от агрономов до геодезистов.
Казалось бы, странно: отчего в железнодорожном училище учат агрономов? Так ведь эта страна сама себя обеспечивала всем необходимым: добывала уголь и валила лес (причем не тупо распиливала его на бревна, загоняя кругляк за рубеж, как это делается в современной поганой Россиянии, но подвергая глубокой переработкой на дельные вещи, от шпал и мебели до бумаги и спичек!), пахала землю и сажала роскошные сады, плавила чугун и строила корабли... Да, страна имела свой собственный флот! И не только речную флотилию, но и содержала более двадцати океанских пароходов, базировавшихся на специально выстроенный глубоководный порт Дальний.
И называлось это государство Дорогой. Именно так, Дорогой с большой буквы, называли свою 'Манджурку' её строители и обитатели. Потому что многим, очень многим она открыла дорогу в новую, счастливую и светлую жизнь...
Ведь до Дороги на всем необьятном пространстве от диких степей Забайкалья до Уссурийского края была ... пустыня! То есть в этих краях не жил почти никто. И власти здесь никакой не было. Абсолютно.
Только периодически забредали отряды китайских войск, чтобы покарать непокорных манджурских хунхузов да собрать дань с немногочисленных крестьян, охотников за пантами да сборщиков женьшеня.
Когда Россия, твердой ногой встав на берегу Великого Океана, решила протянуть рельсовый путь от Читы до самого Владивостока, возникла идея: сократить путь! Вместо того, чтобы с великими техническими трудностями тянуть рельсы по северному берегу Амура, где пролегла совершенно произвольно начерченная в Нерчинске граница между двумя Империями - Белого и Желтого Царей, было решено проторить путь напрямик. Экономия получалась значительной, более 514 верст. А ведь каждая верста по плану должна была стоить 154 тысячи золотых русских полнокровных рубликов (получилось, разумеется, как всегда, гораздо дороже!), вот и считайте, какая для России выходила экономия? Тем более, что разрешение на постройку было куплено у китайского премьер-министра за весьма скромную взятку в двести тысяч лянов серебра, что стоило менее, чем проектная стоимость постройки одной версты... Причем за эти же деньги Россия в довесок получала экстерриториальность в полосе шести верст в обе стороны от Дороги, а также все права на эксплуатацию рудников, шахт, право рубить лес, содержать собственную охранную стражу, Дорога полностью освобождалась от китайских налогов и сборов ... и еще много чего! Русские дипломаты в отличие от так называемых дипломатов россиянских лаптем щи не хлебали. Впрочем, их претензии подтверждались не надуванием щек лупоглазого обосравшегося карлика, зачем-то именующего себя юристом, а двенадцатидюймовыми пушками русских броненосцев! Впрочем, не надо думать, что этот договор был грабительски-колониальным. После получения от Китая согласия на прокладку рельсового пути было образовано частное акционерное общество - Правление КВЖД, учредителем которого был Русско-Китайский (с 1910 г. - Русско-Азиатский) банк в Хабаровске. Вот этому банку (а стало быть, Обществу КВЖД) китайское правительство и разрешило построить и эксплуатировать Дорогу. Акции Общества могли свободно приобретать как китайские, так и русские подданные. Предусматривалась по договоренности сторон возможность выкупа Китаем Дороги через 36 лет после окончания строительства, а через 80 лет после начала эксплуатации - передача китайской стороне КВЖД абсолютно бесплатно.
И вот студеной зимой 1896 года был забит первый символический колышек... Впрочем, уже год на трассе будущего рельсового пути беззаветно трудились русские инженеры - изыскатели и путейцы.
'Инженер! Расстегнут ворот,
Фляга, карабин...
Здесь построим Русский город!
Назовем - Харбин!'
Дорога была спроектирована идеально. Минимальный радиус кривых составлял 440 м (только в горных условиях 250 м), предельный подъем не более 0,015 тысячных, толщина балластного слоя 45 сантиметров... должны были укладываться 24-фунтовые рельсы. Уверен, для многих читателей это ничего не говорит, поэтому поясню. Это дорога даже не первого класса, а класса первый-прим! На её фоне Николаевская, между Питером и Москвой, просто отдыхает...
К лету 1900 года было уже уложено более 1500 верст рельсового пути, на Дороге было сооружено 1464 моста, в том числе крупнейший в Азии через реку Сунгари, строились 9 тоннелей, из них два протяженностью более 3 километров. При этом спроектированный под руководством инженера Н. Н. Бочарова двухпутный Хинганский тоннель был для тех лет вообще уникальным...Строились станции и разъезды, депо и мастерские. Среди непроходимой доселе тайги впервые раздался паровозный гудок- по еще не открытой дороге уже возили рабочих и грузы, почту и первых, отчаянных пассажиров, не боящихся крутых тупиков, до открытия тоннеля лесенкой поднимавших поезд на вершину Хинганского перевала, в которые потом с визгом тормозов и в облаке летевших из-под колес искр влетали спускавшиеся вниз вагоны.
Дорога была удивительно красивой! Очевидцы вспоминали, что станционные здания в прихотливом стиле арт-нуово, красного несокрушимого кирпича, превосходили по изяществу и удобству загородные палаццо заграничных богачей.
Новостроящаяся дорога была изрядно полита русским потом, но полить её русским людям предстояло и собственной кровью...
...Как вам эти милые правила?
- подчиняться только своему верховному командованию,
- во всём помогать своим товарищам,
- придерживаться буддизма,
- убивать всех христиан,
- не совершать преступлений,
- всегда принимать участие в бою,
- не нападать на других членов общества,
- не мародёрствовать, а всё захваченное имущество христиан сдать местным властям для пополнения казны.
Кто же были эти праведные воины, которые искренне не считали убийства (зверские убийства, добавим мы!) христиан преступлением?
Знакомьтесь - общество 'Кулака во имя справедливости и согласия'! Или И-Хе-Цуань. Иностранцы, не желая ломать себе язык, называли их попросту 'боксёрами', потому что на их флагах цвета запекшейся крови был изображен крепко сжатый кулак...
'Разрушим все рельсы,
Изрубим все провода,
Убьем всех христиан!
Ведь мы стали теперь неуязвимы!'
Именно так они и полагали: окропленные горячей кровью принесенных в жертву беспомощных женщин и детей, вся вина которых была в том, что они носили на груди крест, ихетуани искренне полагали себя неуязвимыми для русских пуль!
Китайцы искренне не понимали русских людей... Привыкшие, что длинноносые иноземные варвары традиционно относятся к ним как к тупым и ленивым косорылым макакам, неожиданно уважительное к себе отношение они полагали чужой слабостью, а старания русских решать все возникающие проблемы миром, как признак трусости!
Вполне законное недовольство присутствием на земле Поднебесной (это нужно понять! Для китайца его страна есть несомненно центр мира. Никак иначе. И зря удивлялся Гончаров, когда к борту блестящего корабля, фрегата 'Паллада', подплыла грязная убогая шампунька и одетый в лохмотья нищий китаец гордо спросил русских моряков - какие именно они варвары, северные или южные? китаец искренне полагает человеком именно и только себя, китайца! А все остальные для китайца суть просто двуногие животные... Следовательно, Китай и есть единственная в мире страна, Поднебесная Империя, а все другие страны мира есть просто провинции Чжунго, китайские данники, временно забывшие свои обязанности по уплате китайцу законно ему причитающегося!)... да, недовольные тем, что русские здесь хозяйничают, как у себя дома, а именно строят, подлецы... Давая работу и гарантированный кусок хлеба сотням... не сотням китайцев, а сотням тысяч! Причем давая им кров над головой, бесплатную медицину, а для их детей- открывая десятки бесплатных школ! Неизбалованные китайцы, трудившиеся на Дороге, искренно полагали, что попали в свой китайский рай- где их не избивали, не забивали в колодки, в которых невозможно ни есть, ни сидеть, не лежать... И охотно переходили в христианство, некоторые даже по пять-шесть раз, каждый раз получая после крещения по серебряному рублю... Да! Ихетуани были недовольны. Среди прочего, тем, что работавшие на Дороге ничего не платили хунхузам- организованным бандам, которые доселе собирали со всех деньги за право ... жить! Причем хунхузы были настолько могущественны, что китайские местные власти на коленях просили у стражников Заамурского корпуса железнодорожной стражи защиты от вымогателей! Которые обложили налогом не только фанзы крестьян, но и дворцы местных мандаринов.
Разумеется, такое надругательство над старинными красивыми обычаями не могло понравится ихэтуаням, за спиной которых стоял двор императрицы Цы-Си. Милая была барышня, развлекалась тем, что приказывала казнить на своих глазах неугодных ей служанок способом 'Тысяча лоскутков', когда палач потихоньку срезает с казнимого кусочки мяса, величиной не более почтовой марки... казнь затягивалась на несколько дней!
Добавьте сюда катастрофические засухи, сопряженные с эпидемией холеры, на протяжении пяти лет терзавшие северный Китай, которые 'боксёры' объясняли исключительно происками длинноносых варваров. Как такое может быть? А так! Русские протянули провода, на которые налетают духи наших предков и ранят себя...
В мае 1900 рвануло! Одновременно в Лаояне, Инкоу, Гирине и Куачендзы были сожжены русские церкви и школы. Русские пастыри, такие, как отец Сергий, приняли мученический венец вместе со своей паствой... Императрица Цы-Си немедленно откликнулась: 'пусть каждый из нас приложит все усилия, чтобы защитить свой дом и могилы предков от грязных рук чужеземцев. Донесём эти слова до всех и каждого в наших владениях!' Началось по всей Дороге... И до сю пору горько и больно читать такие вот сообщения: 'Станция Суетунь вырезана вся!' Китайцы убивали всех подряд, не щадя никого... И повисли на стенах Мукдена отрубленные головы русских инженеров.
Русские люди в первый миг оторопели... От такой нечеловеческой, дикой, запредельной жестокости! А потом поднялись... Все, как один человек. Казаки и путейцы, пограничники и гимназические учителя... Русские, малороссы, остзейские немцы, татары, эстляндцы... В Харбине была сформирована Вольная Осетинская дружина из местных шашлычников, с традиционным боевым кличем 'Рэзать будим!!' Силы были абсолютно неравные, на одного русского, к какой бы нации он не принадлежал, приходилось по десять китайцев. Которые, впрочем, поступали как настоящие идиоты. Например, в пригороде Харбина, Затоне, они покусились на святое! Захватили местный винокуренный завод. Затоновские пролетарии с судоверфи, вооруженные только клепальными молотками, гаечными ключами, ломами и известной матерью, не стерпев смертельной обиды, немедленно пинками погнали их оттуда, прихватив заодно и китайскую батарею, обстреливавшую город.
А над широкой Сунгари уже поднимался черный дым- это на выручку Дороге шла русская Амурская флотилия!
... Да, сказать, что китайцам дали хорошенько просраться, это не сказать ничего. В отдельных местах китайцы были уничтожены поголовно! Так, в Благовещенске местные казаки, доведенные до края обстрелами с сопредельного берега, вывели всех местных ходей на берег Амура и настоятельно рекомендовали им... плыть. Домой, в Китай, давай, до свидания! Некоторые китайцы даже и доплыли.
Генерал Гродеков после усмирения Боксерского восстания настоятельно рекормендовал Николаю аннексировать изрядно опустевший край. И даже название придумал: Желтороссия! Ну, есть ведь уже Малороссия, Белороссия, Новороссия, и вот такая теперь будет.
Увы! Последний русский царь был вовсе не Николаем Павловичем, сказавшим по поводу занятия капитаном Невельским устья Амура: 'Где хоть раз был поднят русский флаг, там он никогда уже не будет спущен!' Шанс изменить историю был упущен...
В последующие годы Дорога продолжала жить, работать, богатеть... возникли стекольные, кирпичные, кожевенные заводы, а также фабрики по выпуску макарон. Получило развитие сельское хозяйство. В 1915 году Обществу КВЖД принадлежало несколько сахарных, маслобойных заводов, восемь золотых приисков, пятнадцать паровых мельниц, тридцать речных пароходов, три десятка пасек, одиннадцать сельскохозяйственных имений, тринадцать лесопромышленных предприятий,в том числе пять лесозаводов по производству шпал. Инвестиции Правления дороги в добычу угля в районе Чжалайнора в 1914 г. оценивались более чем в 10 миллионов рублей. Я это всё затем рассказал, чтобы вы понимали, почему в целом доходы от перевозки пассажиров и грузов, достигавший двенадцати миллионов долларов (на нынешние деньги, это будет около ста сорока двух миллионов долларов!), был вдвое меньше доходов от расположенных в зоне Дороги предприятий! Большие средства вкладывались в городское и жилищное строительство, а также в торговлю и банковское дело. В Харбине был великолепный русско-китайский театр, китайский цирк, филармония, в которой пели Шаляпин и Вертинский, в школах в одном классе сидели китайцы и русские дети... Шелестели высокие хлеба, у белоснежных хат кивали своими золотыми головами подсолнухи. Очевидцы вспоминают: складывалось стойкое впечатление, что ты находишься где-то на Кубани! Единственное, что околыши фуражек у местных казаков были желтого цвета, да глаза у них несколько узковаты... Впрочем, среди Забайкальских казаков тоже хватало и бурят, и монголов. Так почему бы и православному китайцу малость не показаковать?
Складывалась новая историческая общность людей - харбинцы! Кстати, во время беспорядков в 1904-1905 году, названных э-э-э... революцией... Харбинцы ни на день, ни на час не прерывали своей работы! Успехи Дороги были настолько наглядны, что под управление КВЖД была передана сопряженная с ней Уссурийская железная дорога, ранее построенная, кстати, Уссурийским батальоном Заамурской железнодорожной бригады, то есть теми же строителями КВЖД... А этим батальоном уссурийских железнодорожников командовал полковник Хорват, будущий харбинский директор всея Дороги.
За счет средств КВЖД на участке Владивосток- Никольское, по которому шли экспортные грузы, уложили вторые пути; на перегоне Кипарисово Надеждинское построили тоннель, смягчив этим самым Кипарисовский перевал; в самом городе Владивостоке построили три виадука, смягчив этим профиль пути от станции Владивосток - до станции Первая Речка; на Эгершельде оборудовали причалы и склады для перевалки экспортных грузов. Всё это богатство действует на благо России и поныне...
Дорога была завидным плодом - трудов, пота и крови Русского народа. И после трагедии Гражданской войны, когда наша Родина ослабела, китайцы вновь потянули к ней свои загребущие лапы...
Песня первая. Проба золотого пера.
И вот мне приснилось что сердце мое не болит,
Оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае!
На пагоде пестрой висит и тихонько звенит
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи...
И кроткая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками, тихо, без мысли, без слов
Внимательно слушает тихие-тихие звоны...
- Это что, настоящий Паркер?! - молодой человек, одетый в серый клетчатый костюм для гольфа, чьи брюки были заправлены в высоко-зашнурованные ботинки, с изумлением крутил в руках ярко-красное автоматическое золотое перо...
- Да, капитана... Палкел, сыпко настоящий Палкел! - закланялся низко продавец в больших круглых очках, с выступающими, как у крысы, желтыми и кривыми передними зубами.- Капитана сыбко холосо посмотли: фидел Lucky Curve, котолый плактически исключает осень остлую плоблему - плосачивание налужу селнил, оставшихся в каналах фидела, когда луська находийся в велтикальном полосении в васем калмане! Дальше капитана смотли и мосьно увидеть: кнопосьную систему саплавки Button Filling System - типель капитана сернила ись пипетка саплавлять больсе нету! Ессё капитана тут погляди: колпасёк повышенной назёсности Safety Cap, тосьнее, состоясий по сути из двух колпаськов- внесьнего, котолый наклучивайся на колпус луськи, и внутленнего, котолый гелметисьно сапесятывай полость воклуг солотого пела за ссьет плотного плилегания устья к плесику колпуса. И исясьная сасима, вот капитана посмотли, на нем солотая главиловка в виде пёлыська! Капитана видеть? А вот тут, и сам великолепная колпус из удалоплосьного селлуилоида, филменное название - Пелманит! Луська класный, называйся Parker Duofold - или Биг Лед...
- Может быть, Биг Ред?- переспросил озадаченный покупатель, которому и в голову не пришло, что над ним самым наглым образом издеваются... Ведь говоря по-английски, продавец и вовсе не картавил! Зато переходя на великорусский...
- Моя и говоли: Биг Лед. Галантия двасять пьят лет...