Аннотация: Рассказ был написан для конкурса "СССР-2061-2".
Екатерина Белоусова
cat.the.redhead@gmail.com
Родина начинается с...
Электробус тихо остановился у островка зелени.
Здесь мало что изменилось за последние сорок лет. Разве что чище стало... Кто бы мог подумать, что в городе по весне может быть чисто.
Пётр Юрьевич втянул носом воздух и оглянулся по сторонам. Вторая скамейка на ближайшей к проспекту дорожке -- его пункт назначения -- пустовала. До двух часов дня оставалось ещё добрых двадцать минут. Пётр Юрьевич направился к скамейке шагом, казавшимся излишне бодрым для семидесятипятилетнего мужчины. В руках он держал увесистую на вид клюку, но не опирался на неё, а помахивал ею так изящно, будто это была лёгкая трость.
Мужчина сел на скамейку, откинулся, кивнул сам себе и улыбнулся. Он был рад сегодняшнему дню и себе в этом дне.
Всё, что произошло на этом самом месте сорок лет назад, всплывало в памяти удивительно чётко. Пётр Юрьевич взглянул налево: двухэтажное кирпичное здание стояло на своём месте, только вывеска сменилась. То, что раньше называлось "Агентством креативных идей", стало "Бюро социальных проектов". Из главного входа вышли двое. Они увлечённо беседовали, улыбались. В их движениях не было заметно ни нервозности, ни усталости, ни суеты...
Совсем не такими они с Васей выходили из офиса в далёком две тысячи тринадцатом. Если говорить начистоту, в этот весенний день сорок лет назад молодой Пётр находился на грани срыва. Начальство выжимало из талантливого сотрудника все соки, а платило столько, что на сок сынишке у Петра хватало с трудом. На оплату съёмной квартиры -- о своей и мечтать не приходилось -- Петру надо было тратить большую часть денег. Остальное уходило на проезд и еду. А ведь по меркам их города у него была неплохая зарплата! То, что жена получала в больнице, шло на оплату коммуналки и детского сада. Конечно, никто не заставлял Петра работать на таких условиях. Да вот только других условий не было.
Вася, менеджер по продажам в их же агентстве, сидел на голых процентах и готов был продать и перепродать любую дрянь, лишь бы его дети в этом месяце ели досыта, а престарелые родители могли купить лекарства.
-- Как же всё... опротивело, Петюнь! -- выдохнул Вася.
-- "Опротивело" -- отличное слово. Но сколько раз я просил не называть меня Петюней, а?
-- Я любя, ты же знаешь. Да и вообще, Петюнь... -- Вася вздохнул особенно печально и криво улыбнулся.
-- Что "вообще"? Что?
-- Я решил валить.
Петя остановился, не довершив шаг.
-- Куда? Зачем?
-- Сначала в Москву. Потом, наверное, дальше. В Европу. Зачем? А потому что опротивело, понимаешь? Мы здесь выживаем. Мы занимаемся с утра до вечера какой-то мурой, получаем за это гроши, и продолжаем по новой.
-- Стоп. Стоп-стоп-стоп! И что изменит переезд? Ты перестанешь заниматься мурой?
-- Не перестану. Но платить за это станут приличнее. Наверное.
-- Ага. А тратить в столице ты будешь существенно больше. Абсолютно точно.
Молодые люди уселись на скамейку в молчании. Вася смотрел невидящим взглядом на переполнившуюся урну. А Пётр внимательно глядел на Васю, будто взвешивая что-то в уме.
Пётр Юрьевич погрузился в воспоминания накрепко и не заметил, как к нему подсела девушка, лёгкая и светлая, как этот весенний день две тысячи пятьдесят третьего года.
Девушка была смущена, она боролась с собой. Ей было боязно начинать разговор первой, но она обещала...
-- Вы Петюня? -- стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила она.
Пётр Юрьевич моргнул, повернулся к девушке, моргнул ещё раз. Её вопрос, а может, чуть кривая улыбка или серо-голубые глаза и короткие светлые волосы выдернули из прошлого Васю, его давнего друга, с которым Пётр Юрьевич не виделся сорок лет.
-- Вася?! -- с испугом и восторгом выкрикнул он.
Девушка кивнула. Потом смущённо помотала головой и объяснила:
-- Василиса. Василий Семёнович -- мой дедушка. Это он велел вас назвать Петюней. Вы на меня не сердитесь?
Пётр Юрьевич не мог наглядеться на Василису. У Васи такая взрослая внучка, подумать только! Вася ведь сам ещё сопляк, двадцать семь ему. Было. Да, было сорок лет назад...
-- А ещё дедушка сказал, что когда я вас встречу, надо спросить.
-- Что? -- ответил мужчина, с трудом возвращаясь в настоящее.
-- С чего начинается Родина?
-- С картинки в твоём букваре, -- сказал Пётр Юрьевич, и глаза его вдруг заслезились.
-- С чего начинается Родина? -- спросил Пётр загрустившего Васю тогда, сорок лет назад.
-- С картинки в твоём букваре, -- на автомате ответил Вася и встрепенулся. -- Ты чего это, Петюнь?
-- Во-первых, не называй меня Петюней. А во-вторых, ничего. Даже странно, что ты знаешь про картинку в букваре.
-- Я и про товарищей знаю, хороших и верных.
-- Но ехать хочешь.
Вася замолчал.
-- Хочешь ехать-то?
-- Я жить хочу. Спокойно и достойно, понимаешь?
-- И я хочу. Очень хочу.
Теперь замолчали оба.
-- Ты зачем вообще мне про Родину сказал, а? -- подал голос Вася.
-- Да затем, что у меня те же мысли. И у многих. Мы недовольны своим делом, недовольны жизнью и ищем новую родину. Ищем место и время, где нам будет хорошо. Сыто и гордо.
-- Сыто и гордо как-то не вяжутся...
-- Очень даже вяжутся. Просто нам не верится, что так может быть.
Василиса прикрыла ладонью руку Петра Юрьевича. Он промокнул глаза платком.
-- А что же с Васей? Почему он сам не пришёл, как договаривались? -- с показной строгостью, чтобы согнать сентиментальность, спросил он.
-- Он не смог. Очень хотел, но не смог.
Серо-голубые глаза Василисы заволокло тёмными облаками. Пётр Юрьевич понял, что да, Вася не смог.
-- Давно?
-- Три месяца назад. Но семь лет до этого он жил благодаря лекарствам. Дедушка говорил, что в начале века у него не было бы шанса на эти семь лет.
-- Он не мучился?
-- Нет. Он жил.
Весенний день две тысячи тринадцатого перетекал в вечер, а Петя и Вася всё говорили и говорили в сквере.
-- Я умею создавать идеи, ты гений продаж. Родить идею будущего, до которого хочется дожить, и внедрить её, -- вот, что нам надо.
-- Ты предлагаешь мне продавать идею Родины?
-- Я предлагаю распространять. Говорить с людьми, организовывать настроения. Строить будущее здесь, на Родине.
-- А с голоду я не помру, пока буду строить будущее? -- с кривой улыбкой спросил Вася.
-- Если помрёшь, строить будет некому, -- беспощадно ответил Петя.
Друзья рассмеялись.
-- До чего тебе хотелось бы дожить, Петюнь?
-- До чистых городов, до бесплатного жилья, доступной и развитой медицины.
-- А я на Марс не отказался бы махнуть. Ну или хотя бы чтоб внуки мои туда слетали.
-- А ещё хочу, чтобы вечером по улицам дети и старики смело ходили, чтоб люди перестали друг друга ненавидеть.
-- Чтоб человек человеку был другом, товарищем и братом, -- подхватил Вася.
-- И чтоб фонтанчики с водой в парках стояли.
Вася взглянул вопросительно.
-- Вода должна быть чистой и бесплатной. Ты со мной согласен?
-- Абсолютно.
Пётр Юрьевич и Василиса встали и пошли по дорожкам сквера. Навстречу им попался робот-уборщик, начищавший плитки дорожек. Василиса остановилась у фонтанчика с водой. Пётр Юрьевич улыбнулся своим воспоминаниям.
-- Вася не рассказывал о временах, когда он продавал?
-- Нет. Дедушка работал в сфере торговли до того, как стал учителем?
-- Ну, можно сказать и так.
-- А вы? Вы тоже преподаёте?
Пётр Юрьевич не успел ответить. Его внимание привлёк информационный экран. Картинки новостей с бегущей лентой показывали его спутницу. Василиса держала в руках шлем, улыбалась. "Советские космонавты готовятся покорять Марс".
Когда совсем стемнело в тот давний вечер тринадцатого года, Вася признался:
-- А я всё равно уезжаю, Петюнь.
-- Вот ведь баран упёртый!
-- Да этот вопрос уже был решён. Я просто говорить не хотел, а сегодня что-то прорвало.
-- Эх ты, хороший и верный товарищ...
-- Я не валю, Петь. Я уезжаю, потому что Наташке работу предложили в Москве. Но я теперь знаю, чем буду заниматься.
Пётр молчал. Этот неожиданный разговор, идеи, новый смысл, который они, казалось бы, нащупали, грозил улетучиться вместе с Васей.
-- Петь, знаешь, с чего на самом деле начинается Родина?
-- Ну?
-- С нас самих.
Друзья вышли из сквера в ночь, погружённые в мысли и надежды. Сорок лет, -- такой срок они дали себе и всем, кто будет товарищами, друзьями, братьями в строительстве нового. Они обещали друг другу встретиться в этот день через сорок лет, в будущем. Если им захочется до него дожить.
Василиса, заметив удивление спутника, смутилась.
-- Это будет мой первый полёт. Вот вернусь, тогда и красоваться буду.
Пётр Юрьевич шёл, легко помахивая своей массивной клюкой.
-- Зачем вам она? Если есть проблемы с ногами, то протезирование сейчас бесплатное и очень хорошее.
Пётр Юрьевич улыбнулся:
-- Да стоит у меня протез, пять лет уже как коленная чашечка полетела. А это, -- он взмахнул палкой, -- напоминание себе, что могло бы быть по-другому. Это отцовская трость. Он когда вечером ходил один, брал её для самозащиты. Спокойнее с ней было.
Василиса смотрела непонимающе. И Пётр Юрьевич был рад этому непониманию. Когда молодая девушка не подозревает, что вечером на улицах может быть опасно, это хорошо. Пожалуй, именно сейчас Пётр Юрьевич понял, что всё, о чём они мечтали с Васей, сбылось.
Мужчина аккуратно опустил клюку в пустую урну.
-- Василиса, спросите меня ещё раз, с чего начинается Родина.
И она спросила.
-- С нас. Со всех нас, советских людей.
Они вышли из сквера и пошли по ночному городу. Изредка проезжали электробусы, шуршали роботы, подметая тротуары. Пожилой мужчина и молодая девушка говорили о настоящем и о будущем, которое обязательно будет счастливым, таким, до которого хочется дожить.