Белов Александр Игоревич
Элизиум

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кайден, частный детектив с уникальной способностью видеть эмоциональные отпечатки, влачит жалкое существование на Нижних Уровнях мегаполиса "Элизиум". Его рутина прерывается таинственным клиентом — Люминой, существом из света, которое поручает ему расследовать, казалось бы, естественную смерть высокопоставленного арктурианского посла. Официальные власти списывают инцидент на сердечный приступ, но Люмина уверена: это убийство, связанное с исчезновением мистического артефакта, "Осколка Пустоты". Кайден, несмотря на дурное предчувствие и опасность, соглашается на дело, которое вытаскивает его из привычной грязи и сталкивает с миром высшего общества "Элизиума" и его темными секретами.
  Часть 1
  
  «Хроники Элизиума: Грань Пустоты»
  
  
  Глава 1: Ржавчина и Призраки
  Дождь на «Элизиуме» был ложью. Искусственной, стерильной, запрограммированной ложью, призванной смывать грязь с вечно усталых улиц Нижних Уровней и дарить иллюзию свежести там, где настоящего неба не видели уже несколько поколений. Капли, монотонно барабанившие по заляпанному стеклу моего офиса на семьдесят третьем подуровне сектора Гамма, были всего лишь очищенной водой из рециркуляторов, но они несли с собой ту же меланхолию, что и настоящий ливень где-нибудь на забытой богами агро-планете. Для меня этот звук был саундтреком к похмелью и плохим решениям. Сегодняшнее утро не было исключением.
  Голова раскалывалась с такой силой, будто в ней всю ночь работал перфоратор гигантского кремнийорганического Ге'ши. Дешевый синтетический виски, который я глушил вчера в баре «Сломанный фотон», оставил после себя во рту привкус окислившихся контактов и сожалений. Я сидел за своим столом, заваленным старыми датападами, пустыми упаковками от стимуляторов и нераспечатанной почтой, и смотрел на неоновый пейзаж за окном. Размытые голографические вывески на языках, для которых у человечества даже не было названия, отражались в мокрых поверхностях, превращая унылую улицу в калейдоскоп кислотных цветов. Реклама обещала вечную жизнь через перенос сознания, незабываемые ощущения в нейро-симуляциях и самые острые клинки из ворр'окской стали. Еще одна ложь. Все здесь было ложью, обернутой в яркую упаковку.
  Мой офис, если эту конуру можно было так назвать, располагался над лавкой торговца специями расы К'Тарр, и воздух постоянно был пропитан едким запахом экзотических приправ, смешанным с озоном от искрящей проводки и вездесущей вонью рециркуляторов. Это был запах дома. Точнее, того, что его заменяло.
  Я — Кайден. По крайней мере, так было написано в документах, которые мне выдали вместе с этим телом. Высокий, поджарый, с сеточкой шрамов на руках, которые остались от предыдущего «владельца» оболочки, и с волосами цвета оружейного металла. Глаза — серая синтетика, стандартная модель «Сокол-3», способная видеть в нескольких спектрах, но лишенная способности искренне удивляться. В моем черепе, помимо стандартного нейроинтерфейса, гнездилась нелегальная модификация — «Эхо-считыватель». Подарок от моих бывших работодателей из Корпуса Дипломатической Безопасности. Талант, или проклятие, позволявшее мне видеть психометрические отпечатки, призрачные следы сильных эмоций, оставленные на предметах. Ярость, страх, отчаяние — они въедались в металл, пластик и стекло, как радиация, и я мог их видеть. Тусклые, мерцающие ауры, рассказывающие истории, которые их владельцы предпочли бы скрыть. Именно эта способность сделала меня сначала элитным солдатом-«Призраком», а потом — частным детективом, копающимся в чужом грязном белье на задворках галактики.
  Я откинулся на скрипнувшее кресло, заставив протезы в позвоночнике жалобно застонать, и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Вчерашнее дело было грязным. Супружеская измена у пары торговцев-Ге'ши. Звучит комично, если не знать, что Ге'ши — это монолитные кремниевые создания, для которых «супружество» — это сложный контракт по слиянию корпоративных активов и генетического кода. Моей задачей было доказать, что «муж» передавал секретные данные своей «любовнице» — конкурирующей фирме. Я принес клиентке доказательства — кристалл памяти с записью нелегальной передачи данных. Кристалл, который я поднял с пола в их переговорной, буквально вопил от жадности и предательства. Фиолетовое свечение алчности было таким плотным, что его, казалось, можно было потрогать. Дело закрыто, кредиты переведены на счет. Достаточно, чтобы оплатить аренду и залить в себя еще пару литров синтетической отравы. Классика.
  Внутренний комм в моей голове пискнул, выводя меня из полудремы. Входящий вызов. Неопознанный идентификатор, но с высоким уровнем шифрования, который редко встретишь на Нижних Уровнях. Обычно так шифруются либо корпораты с Верхних Секторов, либо параноики с большими проблемами. И те, и другие хорошо платят.
  Я мысленно принял вызов. Голоса не было, только строка текста, спроецированная прямо на мою сетчатку:
  > Требуется консультация. Конфиденциально. Ваш офис. Сейчас.
  Никаких имен, никаких подробностей. Только приказная интонация и аура власти, сквозившая даже через анонимный текст. Я вздохнул. Похоже, покой мне только снится.
  «Дверь открыта», — мысленно ответил я и медленно поднялся, разминая затекшие мышцы. Подошел к раковине в углу, плеснул в лицо холодной рециркулированной водой. Взглянул на свое отражение в потрескавшемся зеркале. Усталые глаза, щетина, которую я не брил дня три. Призрак в машине. Призрак, которого преследовали другие призраки — фрагменты воспоминаний, которые техники Корпуса не смогли или не захотели полностью стереть. Вспышки огня. Крики на неизвестном языке. Ощущение падения в ледяную пустоту. Иногда они накатывали так сильно, что я терял связь с реальностью, не понимая, где заканчиваются имплантированные кошмары и начинается моя собственная жизнь. Если ее можно было так назвать.
  Дверь моего офиса со скрипом отъехала в сторону, пропустив внутрь посетителя. И на мгновение я подумал, что похмелье вызвало у меня галлюцинации.
  На пороге стояла Люмина.
  Вживую я никогда их не видел. Только на инфокадрах с Верхних Уровней. Это была раса, о которой ходили легенды. Существа, чьи тела состояли не из плоти и крови, а из стабилизированного света и чистого сознания. Она была высокой и стройной, ее гуманоидный силуэт состоял из мягкого, теплого золотистого свечения, которое, казалось, поглощало убогий полумрак моей конторы. Внутри ее формы переливались более яркие нити, похожие на нервную систему из жидкого огня. У нее не было лица в человеческом понимании — ни глаз, ни рта, но я чувствовал ее внимание, сфокусированное на мне, как луч прожектора. Ее присутствие было настолько чужеродным и величественным в этой проржавевшей дыре, что казалось кощунством. Люмина на Нижних Уровнях — это как бриллиант в сточной канаве. Это не просто странно. Это опасно.
  Она не шла, а плыла по воздуху, остановившись в паре метров от моего стола. От нее исходил тихий, мелодичный гул, похожий на звон далеких колоколов.
  — Кайден? — ее голос прозвучал не в ушах, а прямо в моем сознании. Он был похож на ее облик — чистый, резонирующий, безэмоциональный, но при этом наполненный невероятной силой.
  Я кивнул, стараясь не выдать своего потрясения. Профессиональная привычка. Никогда не показывай клиенту, что он тебя удивил.
  — Это я. Чем могу помочь представителю столь сиятельной расы в столь темном месте?
  Мой сарказм, казалось, просто растворился в ее свечении, не оставив и следа.
  — Меня прислали к вам, потому что вы специалист по... деликатным материям. Вы видите то, чего не видят другие.
  Я скрестил руки на груди, оперевшись бедром о край стола.
  — Я вижу много всякого дерьма, леди. Это моя работа. Ближе к делу.
  Ее световая форма слегка качнулась, и я почувствовал волну чего-то похожего на печаль. Это было странно — ощущать эмоцию от существа без лица.
  — Убит дипломат. Посол Арктурианского Протектората, Лисандр эль-Кор. Его тело обнаружили час назад в его личных апартаментах в Секторе Альфа.
  Сектор Альфа. Дипломатические люксы. Самое охраняемое место на станции после командного центра Совета. Убийство там — это не просто преступление. Это политическое землетрясение.
  — Полиция КДБ уже должна была перевернуть там все вверх дном. Зачем вам частный детектив с Нижних, да еще и с моей репутацией?
  — Официальное заключение будет — сердечная недостаточность, — ее мысленный голос был ровным, как поверхность замерзшего озера. — Арктурианцы — гордая раса. Они не признают, что их посла могли убить в самом сердце «Элизиума». Это будет воспринято как слабость. Совет Рас также не заинтересован в эскалации. Они замнут дело. Но мы знаем, что это было убийство. И мы хотим знать, кто за этим стоит. Нам нужен кто-то, кто может работать вне официальных каналов. Кто-то, на кого не подумают. Кто-то, кто сможет проникнуть туда, куда официальному следствию путь заказан.
  Она сделала паузу, и я почувствовал, как ее внимание проникает, казалось, в самую мою суть.
  — Нам нужен Призрак.
  Последнее слово она произнесла с нажимом, и по моей спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с похмельем. Мое прошлое, которое я так старательно пытался похоронить под тоннами цинизма и дешевого алкоголя, нашло меня. И нашло в облике сияющего существа, предлагающего дело, от которого за милю несло смертью и большими неприятностями.
  Я молчал, обдумывая ее слова. Это было безумие. Соваться в игры сильных мира сего, в политику Верхних Уровней — верный способ закончить свою вторую жизнь гораздо быстрее и мучительнее, чем первую. Мое правило номер один — не брать дела, которые могут привлечь внимание Корпуса. А это дело не просто привлечет — оно заставит их натравить на меня всех своих ищеек.
  — Почему вы? — спросил я, нарушив молчание. — Какое дело Люмина до смерти арктурианца? Вы всегда придерживались строгого нейтралитета.
  Золотистое сияние моей гостьи на мгновение стало ярче.
  — У посла Лисандра был предмет. Предмет, который представляет для нас огромный интерес. Он пропал из его апартаментов. Мы считаем, GIs исчезновение и его смерть связаны. Мы хотим вернуть этот предмет. Тихо.
  Предмет. Всегда есть какой-то чертов предмет. Макгаффин, ради которого все готовы рвать друг другу глотки.
  — Оплата, — сказал я, возвращаясь на знакомую территорию. Если уж рисковать своей шкурой, то за хорошую цену.
  — Пятьдесят тысяч кредитов сейчас, в качестве аванса, — в моем сознании прозвучала сумма, от которой у меня перехватило дыхание. Этого хватило бы, чтобы убраться с «Элизиума» и купить себе небольшой астероид где-нибудь в тихом поясе. — Еще сто пятьдесят — по возвращении предмета и предоставлении информации об убийце.
  Я присвистнул. Такие деньги не платили за простые расследования. Такие деньги платили за войну.
  — Что за предмет? — спросил я, хотя уже догадывался, что ответ мне не понравится.
  Люмина замерла, и мелодичный гул, исходивший от нее, на мгновение стих. Тишина в моей конторе стала почти осязаемой.
  — Мы не знаем его точной природы. Посол называл его «Осколком Пустоты».
  Пустота. Слово, которое на «Элизиуме» произносили шепотом. Не просто космический вакуум. Нечто иное. Мифическое, запретное. Источник энергии, который, по легендам, древние расы пытались обуздать и потерпели крах, уничтожив целые цивилизации.
  Я посмотрел на сияющий силуэт, потом на свое отражение в темном экране монитора. Усталый человек в дешевой одежде, которому только что предложили станцевать на минном поле ради мифического артефакта. Это было не просто безумие. Это был вызов. Шанс сделать что-то большее, чем копаться в чужих изменах. Или способ красиво и окончательно поставить точку.
  В глубине моего сознания вспыхнул обрывок чужого воспоминания: багровое небо, крики и холодное прикосновение чего-то бесконечно древнего и чуждого. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.
  — Хорошо, — сказал я, сам удивляясь своему решению. — Я берусь. Но у меня свои правила. Я работаю один. Я задаю вопросы. И если дело станет слишком грязным, я умываю руки, и аванс остается у меня.
  — Это приемлемо, — ответил ее мысленный голос. — Кредиты уже переведены на ваш анонимный счет. Вот допуск в апартаменты посла. Уровень «санитарной обработки». У вас будет не больше часа, прежде чем их опечатают навсегда.
  В воздухе передо мной материализовался маленький кристалл данных, замерцав в тусклом свете. Я поймал его. Он был теплым на ощупь.
  — И еще одно, — добавила Люмина, когда я уже собирался его изучить. — Не доверяйте никому, Кайден. Ни Корпусу, ни Совету, ни арктурианцам. На этой станции призраков больше, чем вы думаете.
  С этими словами ее сияющая форма начала растворяться, распадаясь на мириады золотистых частиц, которые закружились в воздухе и исчезли, оставив после себя лишь едва уловимый запах озона и тихий, затихающий звон.
  Я остался один в своей конторе, где снова пахло только ржавчиной, специями и дождевой ложью. В руке я сжимал кристалл доступа и аванс, который мог либо купить мне новую жизнь, либо оплатить мои похороны. Я активировал свой «Эхо-считыватель».
  Кристалл, оставленный Люминой, слабо светился в моем особом зрении. Не эмоциями. Чем-то другим. Холодной, как лед пустоты, решимостью.
  Я усмехнулся. Что ж, Кайден, похоже, твой отпуск на дне закончился. Пора снова стать Призраком.
  
  Глава 2: Эхо в Хрустальной Башне
  Путь из Сектора Гамма в Сектор Альфа был не просто перемещением в пространстве. Это было путешествие сквозь социальные слои «Элизиума», наглядная диаграмма его кастовой системы. Все началось с грузового лифта, пахнущего смазкой и потом сотен рабочих, который спустил меня еще на пять подуровней вниз, к центральной транзитной магистрали. Здесь, в гудящем чреве станции, воздух был тяжелым и влажным. Толпа была плотной, многоликой и многоногой. Плечом к плечу со мной толкались докеры-Ворр'оки с кибернетическими аугментациями, поблескивающими в тусклом свете, их низкий гортанный рык смешивался с щебетом мелких торговцев-С'карра и гудением сервоприводов рабочих дронов. Я был всего лишь одной из бесчисленных молекул в этом бурлящем бульоне, анонимный и незаметный. И это меня устраивало.
  Я запрыгнул в вагон маглева линии «Гамма-Центр». Вагон был старый, исцарапанный, сиденья из синтетической кожи во многих местах были прожжены или разрезаны. Свет мерцал, и каждая встряска на стыках магнитной подушки отдавалась в моей больной голове. Я встал в углу, натянув воротник потертой куртки повыше, и стал наблюдать. Это была привычка, въевшаяся в рефлексы: всегда наблюдать, анализировать, искать угрозы. Вот семья Ге'ши, неподвижные, как статуи, их кристаллические тела едва заметно вибрируют в такт движению поезда, их дети — маленькие, идеально отполированные геоды — общаются беззвучными вспышками света. А вот группа наемников-людей, громких, развязных, с дешевыми имплантами и голодными глазами. Они изучали меня пару секунд, но мой вид — поношенная одежда, усталое лицо, отсутствие видимого дорогого оружия или хрома — сделал меня неинтересной целью. Я был частью серого фона, и это была лучшая маскировка.
  На Центральной Станции Пересадок пришлось делать крюк. Прямого сообщения между Гаммой и Альфой не существовало. Словно архитекторы намеренно хотели подчеркнуть пропасть между мирами. Мне пришлось пройти через три контрольно-пропускных пункта, где автоматические сканеры лениво проверяли мой базовый идентификатор. Кристалл, данный Люминой, лежал в кармане, надежно экранированном от случайных считываний. Для системы я был никем, пустым местом, еще одним жителем Нижних, который по какой-то причине направляется в нейтральный сектор.
  Последний переход был самым разительным. Маглев линии «Центр-Альфа» был другим. Бесшумный, чистый, с панорамными окнами, за которыми проносились не технические коридоры, а освещенные парки с искусственными деревьями и голографическими птицами. Воздух здесь был прохладным и пах озоном и едва уловимым цветочным ароматом. Пассажиры тоже были иными. Высокопоставленные корпораты в строгих костюмах, арктурианские аристократы в белоснежных одеждах, даже один Си'лианин, чья аморфная форма перетекала в кресле, имитируя идеальную эргономику. Здесь я был чужим. Моя потертая куртка, шрамы на руках и трехдневная щетина кричали о моем происхождении. Я чувствовал на себе их взгляды — брезгливые, любопытные, подозрительные. В этом стерильном мире я был грязным пятном, вирусом, пробравшимся в операционную.
  Башня «Астерион», где жил посол Лисандр эль-Кор, вздымалась к самому «потолку» Сектора Альфа. Это был шпиль из живого хрусталя и белого металла, меняющий свой цвет в зависимости от внешнего освещения. У входа меня встретила невидимая стена сканеров и двое охранников КДБ в парадной форме. Их броня блестела, а лица были бесстрастны, как у манекенов.
  — Зона опечатана для санитарной обработки, — отчеканил один из них, даже не удостоив меня взглядом. Его взгляд был прикован к пустоте где-то за моим плечом.
  Я молча протянул ему кристалл. Он взял его двумя пальцами, словно боясь испачкаться, и вставил в щель на своем наручном терминале. Секундное замешательство. Его брови едва заметно дрогнули. Он посмотрел на меня, теперь уже по-настоящему. В его взгляде читалось недоумение. Система говорила ему, что я свой, что я — часть команды уборщиков, но его глаза видели другое.
  — Подрядчик? — спросил он, все еще сомневаясь.
  — Что-то вроде того, — буркнул я. — Сказали, нужно провести предварительную деконтаминацию перед полной герметизацией. Говорят, арктурианские микробы — те еще ублюдки.
  Шутка была плоской и неуместной, но она сработала. Она сделала меня в его глазах тем, кем я должен был быть по документам — тупым работягой, которому плевать на все, кроме своей смены. Он скривился и вернул мне кристалл.
  — Семьдесят второй этаж. Личный лифт посла. У вас стандартный цикл. Шестьдесят минут. Не больше. Потом все блокируется.
  — Понял. Не буду мешать правосудию, — я прошел мимо них, чувствуя на спине их сверлящие взгляды.
  Лифт был капсулой из стекла и света. Он нес меня вверх вдоль внутренней оси башни, открывая захватывающий вид на Сектор Альфа. Идеальная геометрия парков, сверкающие мосты между башнями, бесшумно скользящие шаттлы. Мир порядка и богатства, построенный на костях таких, как я.
  Двери лифта открылись прямо в холле апартаментов посла. И я сразу понял, что здесь что-то не так. Все было слишком идеально. Слишком чисто. Белые стены, полированный пол из обсидиана, минималистичная мебель из редких пород дерева. Воздух был неподвижен. Официальная следственная группа КДБ, должно быть, уже закончила свою «работу». Они пришли, зафиксировали «естественную смерть», забрали тело и ушли, оставив после себя стерильную тишину.
  Я закрыл за собой дверь и на несколько секунд замер, прислушиваясь. Ни звука. Только гул систем жизнеобеспечения самой башни. Пора работать.
  Я активировал «Эхо-считыватель».
  Мир преобразился. Стерильные белые стены покрылись призрачной рябью эмоциональных следов. Вот на диване слабое, почти выцветшее бирюзовое свечение — отпечаток долгого спокойствия, медитации. На столике рядом с пустым бокалом — вспышка ярко-оранжевого, эмоция внезапного озарения или творческого порыва. Это были фоновые отпечатки, накопленные за месяцы. Я прошел дальше, вглубь квартиры, сканируя пространство. Моей целью были свежие, яркие следы.
  И я нашел их. В центре гостиной, на роскошном ковре из шерсти танарианского зверя, зияла… пустота. Это было не просто отсутствие эмоций. Это была дыра в психометрическом полотне. Черное, холодное пятно, которое, казалось, всасывало в себя окружающие цвета. Я подошел ближе, чувствуя, как по шее ползут мурашки. Я видел такое лишь однажды, во время той самой последней миссии. Это был след нечеловеческого, неорганического ужаса. Или след того самого «Осколка Пустоты». Эмоциональный вакуум. Страх, настолько абсолютный, что он не оставлял после себя даже эха. Он просто стирал все.
  Именно здесь, в центре этой дыры, и умер посол Лисандр. Прямо здесь он упал. Но вокруг этого пятна, по его краям, я увидел то, что искал. Яркие, яростные брызги темно-красного цвета. Ненависть. И смешанный с ней пронзительный, кричащий фиолетовый — ужас. Ужас не за свою жизнь. Это был другой оттенок. Это был ужас от провала. Отчаяние от того, что произошло нечто непоправимое. Эмоции посла. И еще одна, слабая, чужеродная нить грязно-желтого цвета — отпечаток холодного, расчетливого презрения. Эмоция убийцы. Она была свежей, но уже почти полностью поглощенной черным пятном.
  Итак, Люмина была права. Это убийство. Жестокое, но без единой капли крови. Смерть от шока, от столкновения с чем-то, что разум арктурианца — да и человека тоже — не был способен выдержать.
  Я отошел от пятна, стараясь не смотреть в его мертвую сердцевину. Обыск. Нужно было найти, что искал убийца. Или что пытался спрятать посол. Я начал методично осматривать комнату, прикасаясь к предметам, пытаясь поймать их эхо. Книги на полках светились спокойным любопытством. Датапады на столе — раздражением и скукой от дипломатической рутины. Ничего.
  Мое внимание привлек личный терминал посла на массивном столе из отполированного астероидного железа. Он был выключен. Официальное следствие наверняка скопировало с него все данные. Но я искал не данные. Я искал призраков.
  Я положил ладонь на холодную поверхность терминала и закрыл глаза, концентрируясь. Эмоциональный фон был смешанным — месяцы работы, скуки, сосредоточенности. Но под ними, как свежий слой краски, был другой отпечаток. Яростный всплеск. Отчаяние. Страх.
  Я увидел это. Не как фильм, а как серию застывших, пропитанных эмоциями картин. Вот Лисандр, его аристократичное лицо искажено ужасом. Он не смотрит на экран. Он смотрит на что-то за своей спиной, на то самое место, где сейчас зияет черная дыра. Его пальцы судорожно летают над сенсорной панелью. Он не пишет. Он стирает. Уничтожает что-то с лихорадочной поспешностью. И все это пропитано тем самым ледяным холодом, исходящим от пятна в центре комнаты.
  Я открыл глаза. Он что-то удалил. Но в любой системе остаются следы. Фрагменты в кэше, остаточные данные в энергонезависимой памяти. Я быстро подключил свой собственный датапад к сервисному порту терминала и запустил программу глубокого сканирования — нелегальную утилиту, способную вытаскивать информацию даже с форматированных носителей.
  Пока программа работала, я продолжил обыск. Если посол так боялся, он должен был оставить запасной план. Я простукивал стены, проверял мебель на наличие скрытых полостей. Арктурианцы были известны своей любовью к секретам и тайникам. И я нашел его. За панелью, имитирующей кусок необработанной скалы в стене, скрывался небольшой сейф, отпираемый по биометрическим данным. Он был открыт. И пуст.
  Убийца нашел то, что искал? Или посол сам успел вынести «Осколок» отсюда до того, как его настигли? Эхо на сейфе было смазанным. Смесь страха посла и холодного прикосновения убийцы.
  Писк моего датапада вернул меня к терминалу. Программа закончила работу. Результат был скудным. Большинство данных было повреждено или затерто безвозвратно. Но один фрагмент уцелел. Искаженный, неполный лог-файл из системы безопасности терминала. Последний поисковый запрос, который посол ввел за несколько минут до смерти. Он не искал информацию. Он искал место.
  Два слова.
  Рынок Сумрака.
  И одно имя.
  Наблюдатель.
  В этот момент внутренний комм в моей голове ожил голосом охранника снизу.
  — Эй, обработка, твое время вышло. Пять минут, и мы запускаем полную герметизацию.
  Я быстро отсоединил датапад, стирая все следы своего подключения. Рынок Сумрака. Нелегальная торговая площадка, кочующая по заброшенным техническим тоннелям и пустым грузовым отсекам Нижних Уровней. Место, где можно было купить все — от запрещенного оружия до живого товара. Место, которое КДБ безуспешно пыталось прикрыть годами. Имя «Наблюдатель» было мне смутно знакомо. Одна из легенд криминального мира «Элизиума». Торговец информацией. Говорили, он видит все и знает все, что происходит в тени.
  У меня появился след. Опасный, грязный след, ведущий обратно в мое болото. Посол перед смертью искал выход на черном рынке. Возможно, он пытался спрятать или продать «Осколок».
  Я бросил последний взгляд на роскошные, но мертвые апартаменты. На черное пятно на ковре, от которого до сих пор веяло могильным холодом. Я пришел сюда за призраками и нашел их. Теперь мне предстояло найти вполне материального человека, или нечеловека, который звался Наблюдателем.
  Когда двери лифта закрылись, отрезая меня от хрустальной башни, я почувствовал, как спадает напряжение. Я снова погружался вниз, в родную грязь и неон. В руке я сжимал свой датапад. У меня была зацепка. И двести тысяч причин довести это дело до конца. Но чувство тревоги, родившееся в холодной пустоте апартаментов посла, не отпускало. Я не просто взялся за расследование убийства. Я заглянул в бездну. И теперь мне предстояло выяснить, не заглянула ли она в ответ в меня.
  
  
  Глава 3: Рынок Сумрака и Глаза Сети
  Возвращение в Сектор Гамма после сияющей стерильности Альфы было подобно погружению в теплую, мутную воду после долгого пребывания на сухом морозном воздухе. Здесь, внизу, жизнь была настоящей. Уродливой, шумной, опасной, но настоящей. Воздух снова стал густым, тяжелым от запахов жареного мяса неизвестного происхождения, пролитого пива и влажной ржавчины. Неоновые вывески снова слепили глаза, а гортанные крики торговцев и рев проносящихся мимо байков были привычной колыбельной. Я снова был дома.
  Рынок Сумрака не имел постоянного адреса. Это было кочующее явление, раковая опухоль на теле станции, которая появлялась то в заброшенных технических туннелях, то в списанных грузовых доках. Найти его можно было не по карте, а по слухам. Я зашел в «Сломанный фотон», тот самый бар, где вчера заливал горечь очередного успеха. За стойкой, протирая стакан тряпкой сомнительной чистоты, стоял Гриз, ворр'ок с одним работающим оптическим имплантом и шрамом, пересекавшим всю его клыкастую пасть. Он был ходячим банком данных по всему, что происходило на Нижних Уровнях.
  — Кайден, — прорычал он, когда я опустился на стул. Его рабочий глаз сфокусировался на мне. — Выглядишь так, будто подрался с рециркулятором и проиграл. Обычного?
  — Дважды, — кивнул я и толкнул по стойке кредитный чип. — И порцию информации. Мне нужен Рынок. Сегодня.
  Гриз поймал чип своей огромной лапой, даже не взглянув на него. Он налил в грязный стакан янтарной жидкости, от которой несло растворителем, и пододвинул его мне. Затем наклонился, понизив голос до заговорщицкого рыка.
  — Сегодня тихо. Слишком много патрулей КДБ шляется по основным магистралям. Все крысы сидят по норам. Но если кому-то очень надо, то говорят, старый сектор регенерации отходов «Дельта-9» снова принимает гостей. Вход через третий шлюз водоочистки. Только будь осторожен. Говорят, Технократы там что-то ищут. Устроили пару жестких допросов прямо на месте.
  Технократический Синдикат. Одна из фракций, упомянутых Люминой. Совпадение? Я в это не верил.
  — Спасибо, Гриз. Запиши на мой счет.
  Я залпом осушил стакан, чувствуя, как синтетический огонь обжигает горло и проясняет мысли. Похмелье отступило, уступая место холодной сосредоточенности.
  «Дельта-9» был одним из самых старых секторов станции, давно выведенным из эксплуатации. Лабиринт из проржавевших труб, неработающих конвейеров и гигантских, молчаливых печей, где когда-то перерабатывали отходы жизнедеятельности миллионов существ. Идеальное место для нелегального сборища.
  Путь туда занял почти час. Я двигался по техническим коридорам и вентиляционным шахтам, избегая освещенных путей. Воздух становился все более спертым, пахло гниющим металлом и химикатами. Наконец, я увидел его — тускло освещенный проем третьего шлюза. У входа стояли два наемника в тяжелой броне без опознавательных знаков. Они лишь мельком взглянули на меня, их сканеры, вероятно, не нашли во мне ничего интересного, и я проскользнул внутрь.
  Рынок Сумрака гудел приглушенной, но напряженной жизнью. Огромное пространство бывшего цеха было заставлено импровизированными прилавками. Тусклые лампы выхватывали из темноты пирамиды оружия, от простых виброножей до плазменных винтовок армейского образца. На соседнем лотке торговец-Си'лианин, принявший форму гуманоида с десятком тонких рук, предлагал покупателям живой товар — извивающихся в энергетических клетках существ, чье предназначение было мне неизвестно. В воздухе висел гул десятков голосов, смешанный с шипением нелегальных кибернетических имплантов, которые устанавливали тут же, в антисанитарных условиях.
  Здесь продавали и покупали все: информацию, оружие, наркотики, фальшивые личности, запрещенные технологии. Но я искал не товар. Я искал легенду. Я искал Наблюдателя.
  Просто так спросить о нем было нельзя. Это было бы равносильно тому, чтобы повесить на себя табличку «Я здесь чужой, убейте и ограбьте меня». Мне нужен был подход. Я направился к дальнему углу рынка, где располагался импровизированный бар — несколько ящиков, за которыми раздавали мутную жидкость, называемую «туман». За одним из столиков я заметил того, кто мне был нужен. Джэкс, мелкий информационный брокер, человек, чьи уши были подключены ко всем сплетням Нижних. Его лицо было бледным, а глаза постоянно бегали, словно он боялся пропустить что-то важное.
  Я подсел к нему, поставив на стол бутылку того самого «тумана».
  — Джэкс. Выглядишь нервным.
  Он вздрогнул, но, увидев меня, немного расслабился.
  — Кайден. Времена сейчас нервные. Синдикат шерстит. Ищут что-то. Или кого-то. Задают вопросы, после которых люди перестают разговаривать. Навсегда.
  — Мне нужно поговорить с Наблюдателем, — сказал я прямо. У меня не было времени на игры.
  Джэкс поперхнулся своим напитком. Его глаза расширились от ужаса.
  — Ты с ума сошел? К нему не ходят. Он сам находит тебя, если захочет. Это призрак, миф.
  — Посол Лисандр эль-Кор как-то нашел его, — я понизил голос, и мое замечание подействовало. Имя посла на Рынке Сумрака было сродни разорвавшейся бомбе.
  Джэкс побледнел еще сильнее. Он лихорадочно огляделся.
  — Я ничего не знаю.
  — Знаешь, — я наклонился ближе. — Я не из КДБ и не из Синдиката. Я просто хочу задать пару вопросов. Помоги мне, Джэкс, и, возможно, в следующий раз, когда люди Синдиката придут задавать вопросы тебе, ты сможешь указать им на кого-то другого.
  Моя угроза была тонкой, но он все понял. В этом мире информация была не только товаром, но и щитом. Я предлагал ему себя в качестве громоотвода.
  Он сглотнул и кивнул в сторону старой, неработающей панели управления в центре зала.
  — Он не человек. Не в обычном смысле. Говорят, он врос в старую сеть. В кабели. Он — это сам Рынок. Оставь запрос на старом терминале. Используй протокол «Мертвая капля». Если он захочет говорить, он даст знать.
  Я оставил Джэкса наедине с его страхами и направился к терминалу. Это был древний артефакт, покрытый пылью и ржавчиной. Я ввел простую кодовую фразу, которую знал каждый торговец информацией: «Ищу глаза, что видят в темноте». И добавил идентификатор дела, который использовал посол — случайный набор символов из того фрагмента, что я нашел. Я не стал ждать ответа. Как сказал Джэкс, если он захочет, он меня найдет.
  Я отошел от терминала и начал бесцельно бродить по рынку, делая вид, что рассматриваю товары, но на самом деле сканируя окружение. Прошло минут десять. Ничего. Я уже начал думать, что Джэкс меня обманул, как вдруг комм в моей голове ожил. Не было ни голоса, ни текста. Только статический шум, который медленно складывался в изображение — схему рынка. На ней мигала одна точка. Заброшенный узел связи в самом дальнем и темном углу сектора.
  Я двинулся туда. Чем дальше я уходил от центральной части рынка, тем тише и темнее становилось. Вскоре я оказался в узком коридоре, заваленном мотками старых оптоволоконных кабелей, похожих на гигантских металлических змей. В конце коридора была небольшая комната, освещенная лишь светом десятков старых, мерцающих мониторов.
  В центре комнаты, в кресле, похожем на трон из переплетенных проводов и микросхем, сидел он. То, что осталось от человека. Иссохшее, почти мумифицированное тело, пронизанное десятками кабелей, которые уходили в стены, в пол, в потолок. Его глаза были закрыты, но я чувствовал его взгляд, исходящий от каждого экрана, от каждой камеры наблюдения в этом секторе. Это и был Наблюдатель.
  — Призрак Корпуса, — раздался из динамиков скрипучий, синтезированный голос. Он был собран из сотен разных голосов. — Редкая птица в наших краях. Ты пришел по следу другого призрака. Аристократа из хрустальной башни.
  — Он связывался с тобой, — констатировал я, останавливаясь в нескольких метрах от него. — Он хотел продать «Осколок Пустоты».
  На экранах вокруг меня на мгновение вспыхнуло мое собственное изображение, снятое с десятка разных ракурсов.
  — Глупец, — проскрипел Наблюдатель. — Он думал, что Рынок — это место, где можно спрятаться. Но Рынок — это микроскоп. Он принес сюда свет, который привлек насекомых. Он хотел продать нечто, чего не понимал. Хотел обменять ключ от бездны на билет в один конец до Забытых Колоний.
  — Кому? Кто был покупателем?
  — Он не успел сказать. Он назначил встречу. Место для передачи. Но на нее пришел не покупатель. На нее пришла смерть. Технократы опередили всех. Они тоже искали его. Они и сейчас здесь, на Рынке. Просеивают мусор в поисках крошек.
  Значит, Гриз был прав. Технократы шли по тому же следу.
  — Мне нужно место. Место встречи, которую он назначил.
  Наблюдатель молчал. На экранах замелькали какие-то диаграммы, куски кода, фрагменты чужих жизней.
  — Информация стоит информации, Призрак, — наконец сказал он. — Ты работаешь на Люмина. Сияющие заплатили тебе аванс, от которого у мелкого барона слюнки потекут. Они хотят вернуть свою игрушку. Но зачем она им? Что они собираются с ней делать? Они говорят о балансе и гармонии, но их руки не так чисты, как их свет.
  Он знал. Конечно, он знал. Он был сетью. Он видел перевод на мой счет, он, возможно, даже отследил путь Люмины до моего офиса. В этот момент я почувствовал себя абсолютно голым.
  — Я не знаю, — честно ответил я. — Мое дело — найти Осколок и убийцу. Политика меня не волнует.
  — Это она тебя волнует, — проскрипел голос. — Ты уже по пояс в ней. Хорошо. Я дам тебе место. В качестве инвестиции. Но ты останешься мне должен. Когда-нибудь я приду за долгом, и ты не сможешь отказать.
  Я кивнул. В этом мире все имело свою цену.
  — Я согласен.
  На главный экран перед моим лицом была выведена карта. Заброшенный грузовой отсек 7-С в Нейтральном секторе. И время — полночь по стандартному времени станции. Сегодня.
  — Он договорился о слепой передаче. Он должен был оставить контейнер там. Покупатель — забрать его позже, оставив оплату. Он верил в честь среди воров. Еще один глупец.
  Я запомнил координаты.
  — Спасибо.
  — Я не помогаю тебе, Кайден, — сказал Наблюдатель, и на всех экранах снова появилось мое лицо. — Я вношу хаос в систему. Технократы, Люмина, КДБ... Слишком много порядка. Слишком скучно. А ты — непредсказуемая переменная. Посмотрим, что ты изменишь в уравнении. И еще одно...
  Я уже повернулся, чтобы уйти, но замер.
  — Ты не единственный, кто ищет ответы. По твоему следу идет еще кто-то. Не Синдикат. Не КДБ. Кто-то тихий. И очень умелый. Будь осторожен, Призрак. На этой станции охотник легко может стать дичью.
  С этими словами экраны погасли, оставив меня в почти полной темноте, наедине с иссохшим телом, вросшим в сердце информационной паутины. Предупреждение Наблюдателя, почти дословно повторявшее слова Люмины, звенело у меня в ушах.
  Я вышел из логова Наблюдателя обратно в гудящий хаос Рынка. У меня была новая цель, новое место. Грузовой отсек 7-С. Место несостоявшейся сделки. Возможно, там остались какие-то следы. Возможно, там меня уже ждали. И теперь, помимо Синдиката, мне стоило опасаться еще и невидимой тени, идущей по пятам.
  Дело становилось все хуже. И все интереснее.
  
  
  
  Глава 4: Танец в Заливе 7-С
  Нейтральный сектор был пограничьем. Ни блеска Альфы, ни гниющего хаоса Гаммы. Это были легкие и кишечник «Элизиума» — бесконечные мили грузовых доков, автоматизированных складов, гудящих трансформаторных подстанций и транзитных узлов. Здесь не жили, здесь работали. Воздух пах озоном от мощных двигателей и стерильным металлом. Редкие живые существа, которых я встречал, были либо техниками в рабочих экзоскелетах, либо членами экипажей грузовых судов, спешащими в бары портового кольца. Здесь было легко затеряться, стать еще одним безликим силуэтом на фоне гигантских механизмов. То, что нужно.
  Прежде чем отправиться в залив 7-С, я сделал крюк в свою конуру. Не для отдыха. Для подготовки. Из тайника под прогнившей половицей я извлек своего старого друга. Тяжелый кинетический пистолет «Аргус». Не элегантное энергетическое оружие, которым щеголяли корпораты, а брутальная, надежная машина для убийства. Каждый выстрел из него не испарял и не парализовал. Он пробивал дыры в металле и плоти с удовлетворительным, сокрушительным грохотом. Я проверил заряд батареи, вставил полный магазин бронебойных стержней. В карманы куртки отправились мультитул, несколько дымовых шашек и компактный медицинский инъектор с дозой регенерационного стимулятора. Я не ждал дружеской беседы. Я готовился к войне.
  Пока я проверял снаряжение, мысли в моей голове крутились, как шестерни в несмазанном механизме. Два независимых источника — сияющая Люмина и вросший в сеть Наблюдатель — предупредили меня о тени за спиной. Это была не паранойя. Это был факт. Кто-то еще был в игре. Кто-то тихий и профессиональный. Я перебирал в уме фракции. Империя К'Тар? Они были воинами, их методы — громкими и прямолинейными. Какой-нибудь подпольный культ? Возможно, но маловероятно, что они действовали бы так незаметно. Это была загадка внутри загадки, и она мне не нравилась. Она пахла ловушкой.
  Грузовой залив 7-С оказался именно таким, каким я его представлял: колоссальным, как кафедральный собор, и тихим, как могила. Гигантские грузовые контейнеры, каждый размером с небольшой дом, были составлены в ряды, уходящие во тьму. Их ржавые, исцарапанные бока создавали лабиринт из стали и теней. Единственным освещением служили тусклые аварийные лампы под высоким потолком, да полоса звездного света, пробивавшаяся сквозь бронированный иллюминатор в дальней стене. В воздухе висел холод, а каждый мой шаг гулко отдавался в тишине.
  До полуночи оставалось двадцать минут. Я не пошел к предполагаемому месту встречи. Вместо этого я, как и учили в Корпусе, нашел идеальную точку для наблюдения. Забрался наверх одного из контейнеров, откуда просматривалась вся центральная аллея залива, и залег в тени, слившись с металлом. Отсюда я видел все, оставаясь невидимым. Мой «Аргус» лежал в руке, холодный и тяжелый. Я ждал.
  Полночь пришла и ушла. Никто не появился. Ни суетливые агенты Технократов, ни призрак посла, ни мой таинственный преследователь. Тишина становилась все более гнетущей. Возможно, Наблюдатель ошибся. Или покупатели узнали о смерти Лисандра и отменили встречу. Но я не мог уйти с пустыми руками.
  Я бесшумно спустился вниз и двинулся к месту, которое Наблюдатель указал на карте. Контейнер с маркировкой «ХС-443-В». Он ничем не отличался от сотен других. Я подошел к нему и активировал «Эхо-считыватель».
  И снова я наткнулся на странность. Никаких следов посла. Ни его страха, ни его отчаяния. Лисандр эль-Кор здесь никогда не был. Наблюдатель был прав, он не добрался до места встречи. Но на холодной поверхности контейнера было другое эхо. Едва заметное, почти стертое временем и фоновым излучением станции. Это был отпечаток чистого, холодного, как вакуум, терпения. Эмоция профессионала, который долго ждал. Ждал и наблюдал. И еще — легкий след разочарования. Он ждал, но цель не появилась.
  Эхо было недавним. Может, дневной давности. Мой таинственный преследователь. Он был здесь. Он тоже знал об этой встрече.
  Я провел рукой по металлической стене контейнера, и мои пальцы наткнулись на крошечную неровность. Это была не царапина. Это был знак. Маленький, выгравированный лазером символ, почти невидимый глазу. Изображение змеи, пожирающей собственный хвост, но круг был разорван. Уроборос с изъяном. Я никогда не видел такого знака. Он не принадлежал ни одной известной корпорации, фракции или банде. Это был ключ. И в то же время — очередная стена.
  Именно в этот момент мой слух уловил то, чего я подсознательно ждал. Тихий щелчок. Далекий, но отчетливый. Звук снимаемого с предохранителя оружия. Я не стал оборачиваться. Я рухнул на пол, и в тот же миг над моей головой со свистом пронесся разряд голубой плазмы, оставив на стене контейнера шипящий, оплавленный след.
  Они пришли. Но это были не тихие преследователи. Это были громкие.
  Из-за соседних контейнеров выскользнули четыре фигуры в облегающих черных экзокостюмах с логотипом Технократического Синдиката — стилизованной шестерней, вписанной в треугольник. Их лица были скрыты за глухими шлемами, а в руках они держали плазменные винтовки.
  — Он здесь! Блок B-7! Взять живым! Разум не повреждать! — раздался в их коммуникаторах искаженный голос, который я уловил своим коммом.
  Они искали не меня. Они искали того, у кого, по их мнению, был Осколок. И я оказался не в том месте и не в то время. Или как раз в том.
  Следующий выстрел ударил в пол рядом со мной, высекая сноп искр. Я откатился за угол контейнера, выхватывая «Аргус». Живым? Это вряд ли. Я высунулся из-за укрытия, сделал два быстрых выстрела. Не в них. В аварийные лампы над их головами.
  С оглушительным звоном лампы взорвались, погрузив половину залива в почти полную темноту. Раздались ругательства. Их плазменные винтовки были эффективны, но создавали яркие вспышки, выдавая их местоположение. Мой «Аргус» был практически бесшумен. Я переключил зрение на термальный режим. В темноте их тела светились яркими оранжевыми силуэтами. У меня было преимущество.
  Один из них двинулся вперед, прощупывая темноту лучом своей винтовки. Я выстрелил. Тяжелый бронебойный стержень ударил его в грудь с такой силой, что экзокостюм не выдержал. Он отлетел назад, врезавшись в контейнер, и затих. Три осталось.
  — Рассредоточиться! Обойти его! — скомандовал их лидер.
  Я не стал ждать. Я побежал, петляя между стальными гигантами, стараясь не издавать ни звука. Они были профессионалами, но этот лабиринт был моим полем боя. Я заложил дымовую шашку за угол и метнулся в другую сторону. Облако густого серого дыма заполнило проход, лишая их видимости. Один из них вошел прямо в дым. Я ждал его с другой стороны. Короткий удар рукоятью пистолета в висок, и еще один выбыл из игры.
  Осталось двое. Они действовали осторожнее. Двигались парой, прикрывая друг друга. Я затаился в узком проходе между двумя контейнерами. Когда они проходили мимо, я выстрелил последнему в ногу. Он взвыл от боли и упал. Его напарник, лидер, развернулся и открыл шквальный огонь по моей позиции. Разряды плазмы сжигали металл, заставляя меня вжаться в стену.
  Я был в ловушке. Он знал, где я. Я поменял магазин в «Аргусе». У меня был один шанс. Я выкатился из укрытия, стреляя на ходу. Он тоже выстрелил. Жгучая боль пронзила мое левое плечо. Я стиснул зубы, игнорируя ее. Мой выстрел достиг цели. Пуля попала ему в оружие, выбив винтовку из рук с фонтаном искр.
  Он не растерялся. Он выхватил из-за пояса виброклинок и бросился на меня. Я отбросил бесполезный теперь пистолет и встретил его. Удар клинка пришелся на металлическую стену рядом с моей головой. Я ударил его в ответ — кулаком в шлем, затем коленом в солнечное сплетение. Он пошатнулся. Он был сильнее в своем экзоскелете, но я был быстрее и злее. Я схватил его за руку с клинком, вывернул ее под неестественным углом. Раздался хруст. Он взревел. Я нанес еще один удар, и он рухнул на пол, потеряв сознание.
  Тишина.
  Тяжело дыша, я прислонился к контейнеру. Плечо горело огнем. Я вколол себе стимулятор, и боль притупилась, сменившись ледяным онемением. Вдалеке послышался нарастающий вой сирен. Бой не остался незамеченным. У меня было несколько минут.
  Я подошел к последнему технократу. Сорвал с его головы шлем. Это был обычный человек, с бледным от пота лицом и расширенными от страха глазами.
  — Где Осколок? — прохрипел я, прижимая дуло «Аргуса» к его лбу.
  — Мы не знаем... Клянусь Сетью, мы не знаем! Мы думали, он у посла... Потом думали, он здесь... Мы просто исполнители...
  Он был бесполезен. Я оглушил его ударом и отшвырнул в сторону. Нужно было уходить.
  Я подобрал с пола свой пистолет и скрылся в тенях как раз в тот момент, когда в залив ворвались первые лучи прожекторов патрульных дронов КДБ.
  Спустя полчаса, в безопасности заброшенного технического туннеля, я позволил себе перевести дух. Мое плечо все еще ныло, но адреналин делал свое дело. Я вытащил из кармана свой датапад и вывел на экран снимок, который успел сделать. Разорванный уроборос.
  Игра стала сложнее. Это была уже не просто кража и убийство. Технократы были лишь одной из пешек. Теперь на доске появилась новая, неизвестная фигура. Кто-то, кто был на шаг впереди. Кто-то, кто оставил этот загадочный знак.
  Я больше не был просто детективом. Я был участником смертельной гонки, главный приз в которой — ключ к силе, способной искажать реальность. И я понятия не имел, кто мои настоящие враги, а кому, возможно, стоит доверять. Я знал только одно: этот разорванный круг змеи был моим следующим шагом в бездну.
  
  
  
  Глава 5: Разорванный Уроборос
  Технический туннель был моим чистилищем. Холодный, пахнущий озоном и плесенью, он давал иллюзию безопасности, пока снаружи, в артериях станции, выли сирены патрулей КДБ. Я опустился на пол, прислонившись спиной к рифленой стене, и позволил себе на мгновение почувствовать боль. Адреналиновый шторм, бушевавший в крови, начал стихать, обнажая рваную рану в плече. Плазменный разряд не пробил броню куртки насквозь, но оставил чудовищный ожог, превратив плоть под ним в расплавленный, кричащий от боли кусок мяса.
  Стиснув зубы, я срезал остатки ткани вокруг раны. Медицинский инъектор остановил кровотечение и притупил боль, но это была временная мера. Мне нужно было как следует все обработать, иначе заражение в условиях Нижних Уровней было гарантировано. Взгляд упал на сервисного дрона-паука, копошившегося в открытой панели на стене. Я подполз к нему. Дрон, занятый своей рутинной диагностикой, не обратил на меня внимания. Аккуратным движением я отсоединил от его манипулятора лазерный резак малой мощности и блок с регенерирующим гелем-герметиком, который он использовал для запайки микротрещин в трубах. Грубо, но сойдет.
  Процедура была пыткой. Выжигая поврежденные ткани лазером, я едва сдерживал крик, превращая его в глухое рычание. Запах паленой плоти заполнил туннель. Затем я выдавил на рану вязкий, холодный гель. Он тут же начал твердеть, стягивая края раны и формируя защитную корку. Боль никуда не делась, но теперь она была заперта под слоем герметика, глухая и ноющая. Я был в строю. По крайней-мере, на какое-то время.
  Я откинулся назад, тяжело дыша. В голове стоял не крик боли, а образ. Разорванный уроборос. Змея, которая почти замкнула круг, но не смогла. Или не захотела. Что это значило? Символ неудачи? Незавершенности? Или намеренного разрыва цикла?
  Возвращаться в офис было самоубийством. Технократы, пусть я и потрепал их отряд, не оставят это просто так. Они вычислят меня. КДБ, проанализировав бойню в доке, тоже начнет копать. Мне нужно было уйти с радаров. И мне нужна была информация, которую не найти в барах и на черных рынках. Мне нужно было знание. А на «Элизиуме» был только один человек, к которому я мог пойти за таким товаром.
  Мой путь лежал в сектор Бета, тихий анклав, зажатый между индустриальным Нейтралом и бурлящей Гаммой. Здесь жили ученые, историки, вольнодумцы и прочие чудаки, не вписавшиеся ни в корпоративную иерархию, ни в криминальный мир. Здесь, среди тихих улочек и маленьких скверов с флуоресцирующим мхом, находилась лавка, которая была анахронизмом даже для такого места — «Пыльный Кодекс».
  Лавка Сайласа была завалена физическими носителями информации. Настоящими, бумажными книгами, чьи страницы пахли веками. Кристаллами памяти древних рас. Оптическими дисками с давно забытых колоний. Сайлас был седым, сутулым стариком с глазами, которые, казалось, видели не тебя, а слои истории, налипшие на твою душу. Когда-то я нашел для него утерянный бортовой журнал одного из первых кораблей-колонизаторов. Он заплатил щедро и, что важнее, не задавал лишних вопросов. Он был моим единственным шансом.
  Я вошел, и тихий колокольчик над дверью возвестил о моем приходе. Сайлас поднял глаза от фолианта в кожаном переплете. Он окинул меня взглядом, задержавшись на свежем герметике на моем плече и общем помятом виде.
  — Кайден, — его голос был сухим, как старый пергамент. — Ты выглядишь так, будто пытался поспорить с автоматическим прессом для отходов. Боюсь, отдел поэзии Серебряного Века человечества находится в другом конце зала.
  — Мне нужна не поэзия, Сайлас. Мне нужна история, — я подошел к его столу и, убедившись, что мы одни, вывел на экране своего датапада изображение разорванного уробороса.
  Сайлас наклонился. Его зрачки сузились. На лице, обычно выражавшем лишь скучающее любопытство, отразился неподдельный интерес, смешанный с тревогой. Он снял очки, протер их и снова посмотрел на символ, будто не веря своим глазам.
  — Великий Вакуум... Где ты это нашел?
  — Это имеет значение?
  — Имеет, — он поднял на меня серьезный взгляд. — Потому что те, кто использует этот знак, не оставляют свидетелей. Сам факт того, что ты стоишь здесь, уже нарушает все известные мне законы вероятности.
  Он жестом пригласил меня в заднюю комнату, скрытую за занавесом из тяжелой ткани. Здесь царил еще больший беспорядок. На огромном столе были разложены древние звездные карты и схемы.
  — Это не просто символ, — начал Сайлас, роясь в стопке дата-планшетов. — Это клеймо. Ересь. Это Орден Януса, или, как их называли в древних текстах, Схизматики.
  — Орден? Звучит как религия.
  — Хуже. Это философия, доведенная до абсолюта, — он наконец нашел то, что искал, и вывел на экран старую, мерцающую схему. На ней был изображен тот же уроборос, но целый. — Стандартная космологическая модель большинства древних рас. Вселенная циклична. Время — это круг. Цивилизации рождаются, достигают пика, создают что-то, что их губит, и все начинается сначала. Уроборос. Змея, вечно пожирающая свой хвост. Детерминизм в чистом виде. Нет ни выбора, ни свободы. Есть только Путь, предначертанный от начала и до конца.
  — А эти... Схизматики?
  — Они верят, что цикл можно и нужно разорвать, — Сайлас указал на разрыв в змее на моем датападе. — Они считают наш мир тюрьмой предопределенности. Их цель — внести в уравнение истинный хаос. Истинную свободу воли. Сломать колесо истории. Навсегда.
  Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий отношения к ране. Это было безумие. Космический нигилизм, превращенный в идеологию.
  — И как они собираются это сделать?
  — Они верят, что ключ к этому — то, что лежит вне цикла. За пределами нашей реальности. Акаузальные, непредсказуемые силы. То, что поэты называют Пустотой, а физики — квантовой аномалией нулевой точки. Они верят, что артефакты, подобные... — он запнулся, — подобные тому, что ты ищешь, являются инструментами. Не оружием, не источником энергии. А стамеской, которой можно расколоть фундамент мироздания.
  Все встало на свои места. Холодное эхо в доке. Профессионализм. Отсутствие жадности или ярости. Они не хотели владеть Осколком. Они хотели его использовать для цели, которую мой разум едва мог постичь. Возможно, они убили посла, чтобы Осколок не попал в руки Технократов, которые использовали бы его для какой-нибудь банальной цели вроде создания супероружия, тем самым лишь укрепив существующий цикл.
  — Они — третья сторона, — сказал я вслух.
  — Они не третья сторона, Кайден, — возразил Сайлас. — Они — судьи, которые смотрят на игру двух муравьев за каплю сахара. И они не любят, когда на их доску попадают посторонние фигуры. Если они оставили свой знак, и ты его нашел... значит, они знают о тебе. Они либо решат, что ты можешь быть им полезен, либо уберут тебя как нежелательную переменную.
  Мое положение только что стало в разы хуже. Одно дело — иметь дело с жадными корпоратами или циничными политиками. И совсем другое — с фанатиками, воюющими с самой реальностью.
  — Мне нужно знать о них больше, — сказал я. — Их базы, их агенты.
  Сайлас покачал головой. — У них нет баз в обычном понимании. Они — тень. Но... есть одна зацепка. Они всегда интересовались технологиями, лежащими за пределами цикла. Древними. До-Советовскими. На самой вершине станции, на Шпиле, есть старая обсерватория, выведенная из эксплуатации сотни лет назад. Там находится один из немногих уцелевших терминалов, подключенных к древней, прото-сетевой матрице. Если они где-то и общаются, то там. Это безумный риск, но это твой единственный шанс заглянуть в их карты.
  Шпиль. Самая высокая точка «Элизиума». Место, куда не было доступа почти никому.
  Я кивнул, запоминая информацию. — Спасибо, Сайлас. Я твой должник.
  — Просто постарайся выжить, Кайден, — вздохнул он. — Такие истории, как твоя, редко заканчиваются хорошо.
  Я уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг Сайлас замер, глядя на небольшое окно его лавки, выходящее на улицу. Я проследил за его взглядом. На мгновение, всего на одно неловкое, застывшее мгновение, за стеклом завис маленький, неприметный дрон, похожий на металлического жука. У него не было опознавательных знаков КДБ или Синдиката. Его оптический сенсор был направлен прямо на нас. Секунда — и он сорвался с места и исчез за углом здания.
  Мы переглянулись с Сайласом. Никто не произнес ни слова. Но мы оба поняли.
  Они уже здесь. Они знают, где я был. Они знают, куда я пойду.
  Игра в прятки закончилась. Началась охота. И на этот раз я был дичью.
  
  
  
  Глава 6: Шпиль
  Паника — это роскошь, которую я не мог себе позволить. В тот момент, когда дрон исчез, инстинкты, вбитые в меня годами тренировок в Корпусе, взяли верх.
  — Задняя дверь, — бросил я Сайласу.
  Он, не мешкая, кивнул и провел меня в свой заваленный артефактами склад. В дальнем углу, за стеллажом с окаменелыми свитками, он нажал на неприметный кирпич в стене. С тихим шипением гидравлики часть стены отъехала в сторону, открывая ржавую лестницу, уходящую вниз, во мрак служебных туннелей.
  — Этот выход старше самой станции, — прошептал Сайлас. — Ведет к старым линиям снабжения. Удачи, Кайден. И постарайся не делать историю, которую мне потом придется каталогизировать.
  Я кивнул ему с благодарностью, которую не смог выразить словами, и шагнул в темноту. Стена за мной закрылась, отрезая меня от единственного безопасного места, которое у меня было. Теперь я был один. Раненый, преследуемый, и направляющийся в самую высокую и охраняемую точку «Элизиума».
  Подъем на Шпиль был путешествием через нутро титана. Я избегал лифтов и маглевов, двигаясь по вертикальным техническим шахтам и забытым лестничным пролетам. Я карабкался по гигантским кабелям, толщиной с мою ногу, чувствуя, как по ним бежит мощь, питающая миллионы жизней. Я пробирался мимо колоссальных систем рециркуляции воздуха, чье монотонное, оглушительное дыхание было похоже на дыхание спящего бога. Здесь, вдали от жилых секторов, станция показывала свое истинное лицо — лицо машины.
  Рана в плече горела тупым огнем, напоминая о себе при каждом резком движении. Несколько раз я останавливался, прислушиваясь к звукам станции, пытаясь отделить обычный индустриальный шум от шагов преследователей. Я чувствовал их. Не слышал, а именно чувствовал. Ощущение наблюдения не покидало меня. Они не торопились. Они были профессионалами. Они знали, куда я иду, и позволяли мне самому лезть в ловушку.
  Спустя несколько часов изнурительного подъема я добрался до верхних уровней. Здесь все было по-другому. Воздух был разреженным и холодным. Шум механизмов стих, сменившись почти абсолютной тишиной, нарушаемой лишь едва слышным гулом статического электричества. Это были заброшенные палубы, законсервированные много веков назад. Пыль лежала толстым слоем на всем, а свет звезд, пробивавшийся сквозь редкие иллюминаторы, был единственным освещением.
  Наконец, я увидел ее. Дверь в обсерваторию. Массивный гермозатвор с давно потухшей панелью управления. Пришлось повозиться, вскрывая механический замок своим мультитулом. С протестующим скрежетом дверь поддалась, и я шагнул внутрь.
  И перехватило дыхание.
  Обсерватория была огромным куполом из цельного, армированного алмазного стекла. За ним, во всей своей немой и ужасающей красоте, висела бездна. Черный бархат космоса, усыпанный миллиардами ледяных бриллиантов-звезд. Исполинский диск газового гиганта, вокруг которого вращался «Элизиум», занимал половину обзора, его оранжевые и багровые облака медленно закручивались в вечном шторме. Здесь, на вершине мира, шум и суета станции казались далеким, бессмысленным сном. Это было место абсолютного покоя и абсолютного одиночества.
  В центре зала, покрытый слоем вековой пыли, стоял он. Терминал. Он не был похож на современные датапады. Он выглядел органичным, словно выросшим из пола. Его интерфейс состоял не из сенсорных панелей, а из гладких, молочно-белых кристаллов, которые, казалось, тускло светились изнутри.
  Я подошел к нему, чувствуя себя варваром в древнем храме. Я не знал, как его активировать, с чего начать. Я положил руку на один из кристаллов. Он был холодным, как лед.
  — Он не ответит на грубую силу, Призрак.
  Голос раздался из теней у основания купола. Он был женским, спокойным и мелодичным. Я развернулся, вскидывая «Аргус». Из темноты вышла фигура. Женщина, одетая в простой, темный комбинезон без знаков различия. Ее движения были плавными, хищными. Это была она. Я это почувствовал. Та, чье холодное, терпеливое эхо я ощутил в грузовом доке.
  Ее лицо было спокойным, почти безмятежным, но в темных глазах горел острый, анализирующий ум. В ее руках не было оружия. Она остановилась в десяти метрах от меня.
  — Тебе идет шрам, — сказала она, кивнув на мое плечо. — Он дополняет коллекцию. Мы впечатлены. Выжить в схватке с отрядом зачистки Синдиката, имея на руках лишь устаревший кинетический пистолет... Ты — аномалия, Кайден. А мы любим аномалии.
  — Орден Януса, я полагаю? — прохрипел я, не опуская оружия. — Пришли убрать свидетеля?
  — Наоборот, — она сделала едва заметный шаг вперед. — Мы пришли предложить работу. Или, скорее, призвание.
  Я усмехнулся, но смех получился натянутым. — Я уже работаю на сияющих истеричек. Больше вакансий не рассматриваю.
  — На лжецов, — поправила она. Ее голос был ровным, без тени эмоций. — Ты думаешь, посол украл у них Осколок? Это не так. Посол Лисандр был их агентом. Одним из многих. Он должен был доставить Осколок Технократам в рамках тайной сделки, чтобы спровоцировать конфликт с Империей К'Тар. Стандартная политическая игра. Укрепить свою власть, показав себя миротворцами. Классический ход в рамках цикла. Но посол испугался. Он понял, с чем имеет дело, и решил сорвать куш, сбежав. Люмина наняли тебя не для того, чтобы ты нашел убийцу. Они наняли тебя, чтобы ты нашел Осколок и вернул его им, пока их маленькая грязная тайна не всплыла наружу.
  Ее слова были как ледяная вода, вылитая за шиворот. Они звучали правдоподобно. Слишком правдоподобно. Холодная решимость Люмины, ее нежелание что-либо объяснять... все сходилось.
  — Вселенная — это сценарий, Кайден, — продолжала женщина, медленно обходя меня по кругу. — А все игроки — КДБ, Синдикат, Люмина — лишь актеры, которые послушно играют свои роли, повторяя один и тот же спектакль снова и снова. Они могут менять декорации, но финал всегда один. Мы же... мы хотим сжечь сценарий и посмотреть, что будут делать актеры, когда поймут, что могут импровизировать. Ты всю жизнь живешь вне правил. Ты нарушаешь предписания. Ты по своей природе — хаос, просочившийся в упорядоченную систему. Ты один из нас, просто еще не осознал этого.
  Она остановилась прямо перед гигантским окном. Ее силуэт на фоне звезд казался нереальным.
  — Помоги нам, Кайден. Помоги нам разбить цепи.
  Я смотрел на нее, потом на звезды, потом на древний терминал. Мой мир, который и так держался на честном слове, рассыпался на куски. Я был пешкой в игре, правил которой не понимал. И вот одна из фигур предлагает мне смахнуть все фигуры с доски.
  Прежде чем я успел ответить, по всей обсерватории разлился оглушительный вой сирены. Красные аварийные огни замигали под куполом, бросая кровавые отсветы на ее безмятежное лицо.
  — Похоже, твои бывшие работодатели или их конкуренты не любят, когда пешки покидают свои клетки, — сказала она без тени беспокойства. — Они блокируют Шпиль.
  — Мы в ловушке.
  — Ты — возможно. Мы — нет.
  Она шагнула ко мне и вложила мне в руку маленький, холодный металлический диск.
  — Выбор за тобой, Кайден. Можешь попытаться сбежать и вернуться к своим лживым нанимателям. Можешь сдаться КДБ. Или можешь сделать правильный выбор. Если решишься разорвать круг — это устройство укажет путь. Найди «Неподвижную Точку». Сеть научит.
  С этими словами она отступила назад, в самую густую тень у основания терминала. И просто исчезла. Не растворилась, не телепортировалась. Просто ее не стало. Словно тень поглотила ее.
  Я остался один. Вой сирен становился все ближе. Внизу, в шахтах лифтов, уже слышался грохот тормозящих тактических кабин КДБ. В руке я сжимал холодный диск, данный мне женщиной-призраком.
  У меня не было времени. Но впервые за долгие годы у меня появился настоящий выбор. И каждый из вариантов вел прямиком в ад. Вопрос был лишь в том, какой ад я выберу сам.
  
  
  
  
  
  Глава 7: Неподвижная Точка
  Вой сирен был похож на вопль самой станции, сигнализирующий о вторжении чужеродного тела. И этим телом был я. Грохот тактических ботинок по коридорам Шпиля становился все громче, смешиваясь с командами, отдаваемыми по воксу. Они были близко. Вариантов оставалось все меньше, и каждый из них был плох.
  Сдаться? Это означало бы оказаться в стерильной комнате для допросов Корпуса, где мое сознание препарировали бы слой за слоем, пока от Кайдена не осталось бы ничего, кроме послушной оболочки. Попытаться прорваться? Против отряда спецназа КДБ в узких коридорах, с одним пистолетом и раненым плечом? Это даже не самоубийство. Это глупость.
  Оставался только третий путь. Путь безумца.
  Мой взгляд метнулся к гигантскому куполу обсерватории. К звездам. К бездне. Я не был инженером, но я знал основы. Такой купол должен выдерживать удары микрометеоритов, но он не рассчитан на концентрированный выстрел из тяжелого кинетического оружия в одну точку.
  — Система, протокол экстренной герметизации! — крикнул я в пустоту. Голосовые команды на таких объектах всегда имели высший приоритет.
  — Команда не распознана. Требуется авторизация уровня Альфа, — ответил бесстрастный голос станции.
  Дверь в обсерваторию содрогнулась от мощного удара снаружи. Они начали ее резать. У меня оставались секунды.
  — К черту авторизацию! — прорычал я и вскинул «Аргус».
  Я выстрелил не в центр купола, а в один из стыков, где алмазное стекло соединялось с титановой рамой. Первый выстрел оставил лишь сеть белых трещин. Второй — и трещины поползли дальше, как паутина. Третий.
  С оглушительным, низким стоном, который, казалось, потряс сам Шпиль, в куполе образовалась дыра. И в ту же секунду из обсерватории вырвался ураган. Воздух с ревом устремился в пробоину, увлекая за собой пыль, незакрепленные предметы и меня самого. Я успел вцепиться в основание старого терминала, чувствуя, как тело вытягивает в струну. Взрывная декомпрессия.
  Дверь в зал с треском слетела с петель, и в проеме показались фигуры солдат КДБ. Но они ничего не могли сделать. Их отбрасывало назад неумолимым потоком воздуха. Это дало мне те несколько секунд, которые были нужны. Над пробоиной в куполе с лязгом начали опускаться аварийные щиты. Я отпустил терминал и, подхваченный ураганом, полетел к дыре. Мимолетное ощущение свободного падения, пронзительного холода, тишины, которая была громче любого крика.
  А потом я ударился о невидимую преграду в паре метров от пробоины. Аварийное силовое поле. Оно вибрировало, удерживая остатки атмосферы. Я был снаружи. На внешней обшивке «Элизиума».
  Примагнитив подошвы ботинок к корпусу, я устоял на ногах. Зрелище было головокружительным. Подо мной, насколько хватало глаз, простиралось тело станции — гигантский цилиндр из металла, огней и антенн. Надо мной — безмолвный вальс звезд и газового гиганта. Я был блохой на шкуре левиафана.
  Нужно было двигаться. Патрульные дроны и внешние сенсоры скоро обнаружат меня. Я достал из кармана диск, который дала мне женщина из Ордена Януса. Он был гладким и холодным. Я поднес его к разъему нейроинтерфейса на своем затылке.
  Ничего не произошло. Секунду, другую. Я уже решил, что это какая-то злая шутка, как вдруг мир изменился. Это не было похоже на стандартный интерфейс дополненной реальности. В моем поле зрения не появилось карт или указателей. Вместо этого я почувствовал направление. Это было похоже на смутное воспоминание, на зов. Пространство передо мной подернулось едва заметными энергетическими нитями, видимыми лишь периферическим зрением. Они сплетались в тропу, уводящую вниз по изгибу корпуса станции. «Сеть научит». Похоже, это и была она.
  Я двинулся по призрачной тропе, переставляя ноги по поверхности корпуса, цепляясь за поручни и технические выступы. Путь вел меня в сторону от ярких огней жилых секторов, вглубь промышленных зон, туда, где на корпусе виднелись лишь старые, выцветшие идентификационные номера и следы от ремонтных работ.
  Спустя час такого путешествия, которое показалось вечностью, тропа привела меня к ничем не примечательному шлюзу аварийной дегазации. Он не использовался уже много лет. Но призрачные нити уходили прямо сквозь него. Диск в моей руке завибрировал. Я был на месте.
  Вскрыв замок, я оказался в узком техническом коридоре. И здесь я почувствовал это. Неправильность. Привычный гул станции здесь стих. Гравитация, всегда стабильная, казалось, слегка плавала, делая мои шаги то легче, то тяжелее. Даже воздух был другим — неподвижным, словно застывшим.
  В конце коридора была небольшая, ничем не примечательная комната. Внутри не было ничего. Ни мебели, ни оборудования. Только в самом центре висел в воздухе небольшой, вращающийся кристалл, испускавший слабое, неровное свечение. Он не был подключен ни к чему. Он просто был. И вокруг него пространство, казалось, искажалось, как воздух над раскаленным асфальтом. Время здесь текло медленнее. Пылинки застывали в воздухе на полпути к полу. Это и была Неподвижная Точка.
  — Впечатляет, не правда ли?
  Голос Элары, женщины из Ордена, раздался из ниоткуда. Она не вошла. Она просто проявилась из тени у стены, словно была здесь все это время.
  — Что это за место? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
  — Это узел. Трещина в сценарии. Место, где реальность не так уверена в себе. Мы не создаем их. Мы их находим. Это наши святилища. Наши наблюдательные посты.
  Она подошла к кристаллу, и ее отражение в его гранях исказилось до неузнаваемости.
  — Ты сделал свой выбор, Кайден. Самый сложный шаг. Теперь тебе предстоит подтвердить его действием.
  — Я слушаю.
  — Люмина знают, что их игра раскрыта. Они в панике. Они перевозят Осколок. Прямо сейчас. Его готовят к погрузке на дипломатический шаттл «Звездный Дипломат» в доке 12 Сектора Альфа. Они хотят спрятать его в одном из своих хранилищ в туманности Андромеды. Официально это будет обычная передача дипломатической почты.
  — Они будут ждать нападения. От вас, от Синдиката. Док будет кишеть их охраной.
  — Именно, — подтвердила Элара. — Они будут ждать врагов снаружи. Но они не будут ждать удара изнутри. От своего собственного агента. Ты все еще числишься у них нанятым исполнителем. Ты сможешь подойти к контейнеру.
  Она протянула мне маленький, плоский предмет, похожий на металлический пластырь.
  — Это резонатор. Тебе не нужно вскрывать контейнер или красть Осколок. Это невозможно. Просто прикрепи это к его защитному полю. Резонатор настроится на уникальную частоту Осколка и позволит нам... отслеживать его. Или, когда придет время, отцепить его от ткани пространства-времени.
  Я взял резонатор. Он был легким, но в моей руке ощущался тяжелее целой планеты.
  — Я должен вернуться к ним? Сделать вид, что ничего не было?
  — Ты должен сыграть свою роль, — кивнула Элара. — Скажи им, что КДБ устроили облаву, и ты едва ушел. Скажи, что след привел тебя в док 12. Изобрази верность. Они купят это. Им сейчас нужен любой союзник, которому, как они думают, можно доверять.
  Это был безумный, самоубийственный план. Я должен был войти в логово льва, притворившись одним из них, зная, что они солгали мне с самого начала, и выполнить задание их злейшего врага.
  Я посмотрел на Элару, на ее спокойное, уверенное лицо. Потом на искаженное пространство вокруг кристалла. Здесь, в Неподвижной Точке, старые правила не действовали. Возможно, и мне пора было перестать по ним играть.
  — Хорошо, — сказал я. Голос был твердым. — Я сделаю это.
  На губах Элары впервые появилась тень улыбки.
  — Добро пожаловать в Орден, Кайден. Добро пожаловать в войну за реальность.
  Я вышел из святилища, оставив позади искаженное пространство и женщину-призрака. В кармане лежал резонатор. В голове — невыполнимый план. Я снова направлялся в Сектор Альфа. Но на этот раз я не был ни детективом, ни жертвой. Я был оружием. И я целился в самое сердце лжи.
  
  
  
  Глава 8: Звездный Дипломат
  Возвращение в пасть зверя требовало хладнокровия и хорошей лжи. Из темного уединения технического туннеля я отправил зашифрованное сообщение по каналу, который мне предоставила Люмина. Текст был коротким и выверенным.
  > След по делу Лисандра привел на Шпиль. Это была ловушка. КДБ. Едва ушел. Они что-то искали. Получил данные: их следующая цель — Док 12, Сектор Альфа. Считают, объект там. Выдвигаюсь на место. Требуется поддержка.
  Я нажал «отправить» и замер, ожидая. Я ставил на их панику. На то, что моя ложь, смешанная с правдой (КДБ действительно были на Шпиле), заставит их поверить, что я все еще их верный, хоть и проблемный, пес. Ответ пришел почти мгновенно, лишенный всякой светской вежливости.
  > Подтверждаем. Док 12. По прибытии доложить начальнику охраны Ксайлару. Конец связи.
  Они клюнули.
  Путь обратно в Сектор Альфа был игрой в прятки со всей службой безопасности станции. Сеть КДБ, без сомнения, гудела моим описанием. Я больше не мог пользоваться общественным транспортом. Диск Ордена Януса снова ожил в моем кармане, и мой нейроинтерфейс наполнился тихим шепотом данных. Он не давал мне поддельных документов — это было бы слишком грубо и легко отследить. Вместо этого он вел меня по «слепым зонам» — маршруту через грузовые лифты, которые временно выпадали из системы наблюдения, через коридоры, чьи камеры были на циклическом обслуживании. Я был призраком, скользящим по венам машины, пока ее мозг смотрел в другую сторону.
  Когда я наконец добрался до Дока 12, напряжение в воздухе можно было резать ножом. Это был не общественный порт, а частный, стерильный ангар, сверкающий белыми панелями и ярким светодиодным освещением. В центре, подключенный к заправочным и погрузочным рукавам, стоял шаттл «Звездный Дипломат». Изящное, каплевидное судно из перламутрового сплава, больше похожее на увеселительную яхту миллиардера, чем на транспорт.
  И повсюду была охрана. Не люди. Это были воины расы Дже'най — высокие, поджарые гуманоиды с хитиновой кожей цвета обсидиана и четырьмя руками, в каждой из которых был зажат импульсный карабин. Их движения были точными, отточенными, а множественные глаза на вытянутых головах сканировали пространство, не упуская ни одной детали.
  Один из них преградил мне путь.
  — Идентификация.
  Я назвал свое имя. Дже'най молча сопоставил его с данными на своем наручном терминале и кивнул в сторону погрузочной зоны.
  — Начальник Ксайлар ждет.
  Ксайлар оказался самым крупным и, очевидно, самым старым из Дже'най. Его хитин был покрыт ритуальными шрамами, а два из четырех его глаз были заменены на багровые кибернетические импланты. Он стоял, скрестив на груди верхнюю пару рук, и источал ауру смертельной угрозы.
  — Человек, — проскрежетал он, его голос был похож на трение камней. — Люмина говорят, ты полезен. Я вижу лишь мешок с костями, от которого несет проблемами.
  — Рад знакомству, — сухо ответил я. — У меня информация, что это место скоро будут штурмовать.
  — Мы знаем, — отрезал Ксайлар. — Твоя задача — не мешать. Встанешь у того входа. Будешь наблюдать за коридором. Если увидишь что-то подозрительное — доложишь мне. Никакой самодеятельности. Не подходи к шаттлу. Не разговаривай с погрузчиками. Дыши через раз, если сможешь. Ясно?
  Он намеренно оттирал меня от центра событий. Он не доверял мне, и это было ожидаемо. Но это же давало мне свободу маневра. Он не будет обращать на меня внимания, считая бесполезным придатком.
  — Ясно, как день на вашей пустынной родине, — бросил я и направился на указанный мне пост у дальнего входа в док.
  Отсюда мне была видна вся сцена. Грави-дроны подвозили к шаттлу контейнеры со стандартной дипломатической маркировкой. Но один контейнер выделялся. Он был меньше других, куб из черного, матового материала, который, казалось, поглощал свет. Он плыл в воздухе в окружении собственного силового поля, которое искажало воздух вокруг него легкой рябью. Осколок был там.
  Я чувствовал его даже на расстоянии. Мой «Эхо-считыватель» сходил с ума. Это была не эмоция. Это была анти-эмоция. Дыра в реальности, которая засасывала в себя все тепло, весь свет, всю жизнь. Даже на расстоянии в пятьдесят метров от него я ощущал легкую тошноту и головокружение, словно мой мозг пытался осмыслить то, что не имело смысла.
  Время шло. Мне нужна была возможность. Шанс. И я решил создать его сам.
  Я незаметно прикрепил к стене за своей спиной крошечный эмиттер, еще один «подарок» от Ордена. Затем, используя свой датапад, я взломал простейшую систему — датчик давления в магистрали охлаждающей жидкости, проходившей прямо под постом охраны Ксайлара. Я не стал вызывать аварию. Я лишь заставил систему послать начальнику охраны ложный сигнал о микроутечке. Критически не опасно, но требует немедленной проверки по протоколу.
  Ксайлар раздраженно выругался на своем языке.
  — Группа Гамма, за мной! Проверить контур охлаждения! Группа Дельта, держать периметр! — он бросил на меня испепеляющий взгляд. — Ты — стой здесь!
  Он и трое его бойцов устремились в противоположный от шаттла конец дока. Это была моя минута. Не больше.
  Я сорвался с места, двигаясь быстро, но без суеты, как техник, спешащий по заданию. Остальные Дже'най были сосредоточены на внешних входах, ожидая атаки оттуда. Мое движение к шаттлу было для них фоновым шумом.
  Чем ближе я подходил к черному контейнеру, тем сильнее становилось давление на мой разум. Холодная пустота Осколка нарастала, пытаясь высосать из меня мысли, воспоминания, саму мою сущность. Я стиснул зубы, фокусируясь на одной-единственной цели. Резонатор.
  Контейнер уже подлетал к открытому люку шаттла. Я поравнялся с ним. Мир вокруг меня, казалось, потускнел. Звуки стихли. Остались только я и эта черная, немая вещь. Я вытащил из кармана тонкий металлический пластырь. Протянул руку.
  В тот момент, когда мои пальцы коснулись силового поля, меня будто ударило током. Ледяной, всепоглощающий ужас. Не мой собственный. Это было концентрированное эхо страха всех, кто когда-либо прикасался к этому артефакту. Миллионы оборванных жизней, погибших цивилизаций, кричащих в безмолвной пустоте. Я увидел багровые солнца, взрывающиеся сверхновые, города, обращенные в пыль. Мое сознание затрещало по швам.
  Но сквозь этот шторм я нашел в себе островок холодного упрямства. Я прижал резонатор к полю. Он прилип, вспыхнул на секунду фиолетовым светом и стал невидимым.
  Дело было сделано.
  Я отшатнулся от контейнера, тяжело дыша, хватая ртом воздух. Кошмарные видения отступили, оставив после себя привкус пепла во рту. Я вернулся на свой пост за секунду до того, как из-за угла появился Ксайлар.
  — Ложная тревога, — прорычал он, глядя на меня с нескрываемым подозрением. — Сбой датчика.
  Я лишь пожал плечами, стараясь выглядеть как можно более безучастно.
  Вскоре погрузка была завершена. Люк «Звездного Дипломата» с шипением закрылся. Шаттл бесшумно отделился от дока и растворился в черноте космоса.
  Из тени ко мне подплыла сияющая фигура Люмины. Ее свет, казалось, стал ровнее и спокойнее.
  — Угроза миновала. Объект в безопасности, — прозвучал ее голос в моей голове. — Ваша работа выполнена, Кайден. Вы оказались... на удивление эффективны.
  На мой счет упала сумма, от которой у меня закружилась голова. Вторая часть оплаты. Теперь я был неприлично богат.
  — А теперь исчезните, — добавила Люмина. — Ради вашей же безопасности, никогда больше не связывайтесь с нами. Забудьте обо всем, что видели и слышали.
  Ее сияющая форма растаяла в воздухе. Ксайлар и его отряд уже грузились в свой транспорт. Через минуту док опустел.
  Я остался один посреди огромного, гулкого, стерильно-чистого пространства. Мой контракт был выполнен. Я был богат. И я только что совершил самое крупное предательство в своей жизни.
  Я смотрел в пустоту, туда, где исчез «Звездный Дипломат». Он уносил с собой бомбу, способную уничтожить мир. И я только что привязал к этой бомбе поводок, другой конец которого держали в руках призраки, мечтающие сжечь вселенную дотла.
  Я был свободен. И я был в рабстве, в каком еще никогда не бывал.
  
  
  
  Глава 9: Богатство Призрака
  Пустота.
  Это было единственное слово, которым можно было описать мои ощущения, когда я покинул Док 12. Не пустота Осколка, холодная и агрессивная, а внутренняя, выгоревшая пустота. Адреналин ушел, оставив после себя гулкую тишину в душе. Я был свободен. И богат. На моем анонимном счету теперь лежала сумма, способная купить небольшую луну или совесть целого сектора. И я никогда не чувствовал себя более одиноким и загнанным в угол.
  Первым делом нужно было исчезнуть. Моя старая контора в Секторе Гамма была уже не просто скомпрометирована — она была радиоактивна. Любой, кто сунулся бы туда, привлек бы внимание всех ищеек на станции. Деньги давали варианты.
  Я не стал связываться с обычными риелторами. Через защищенный канал, который мне когда-то дал Джэкс, я вышел на теневого брокера. За тридцать процентов от запрашиваемой цены он оформил на несуществующую личность «мертвую аренду» — апартаменты в Секторе Эпсилон, корпоративном анклаве, где анонимность была таким же товаром, как акции или инсайдерская информация. Квартира принадлежала топ-менеджеру, который полгода назад неудачно «вышел в окно», и с тех пор висела в юридической неопределенности. Идеально.
  Апартаменты были полной противоположностью моей старой конуры. Панорамная стена от пола до потолка открывала гипнотический вид на внешнюю сторону «Элизиума» и медленный танец далеких звезд. Мебель из светлого дерева и хрома, умная система, подстраивающая освещение и температуру под мое настроение, идеально чистые поверхности, на которых не задерживалась даже пыль. Это было похоже не на дом, а на роскошную клетку, стерильную и бездушную. Я стоял посреди огромной гостиной в своей потертой, пропахшей озоном и страхом куртке и чувствовал себя призраком, случайно забредшим не в тот склеп.
  Я принял душ, смывая с себя грязь последних суток. Горячая вода не могла смыть ощущение липкого предательства и холодного прикосновения Осколка к моей душе. Облачившись в простую серую одежду, которую нашел в гардеробе, я сел в кресло лицом к звездному пейзажу. Что делает человек вроде меня с такими деньгами? Покупает себе остров на райской планете и до конца дней пьет коктейли под настоящим солнцем? Для этого нужно иметь прошлое, от которого бежишь, и будущее, в которое веришь. У меня не было ни того, ни другого.
  Я достал из кармана диск Ордена. Пора было доложить о выполнении задания. Я снова прижал его к нейро-порту. На этот раз не было ни зова, ни призрачной тропы. Вместо этого передо мной, в центре комнаты, соткался из воздуха искаженный, мерцающий образ. Элара. Она стояла там, в моей новой квартире, но в то же время находилась за миллионы километров отсюда.
  — Резонатор на месте, — сообщил я. — Шаттл ушел.
  — Мы видим, — ее голос был ровным, но я уловил в нем нотки удовлетворения. — Сигнал слабый, хаотичный, как и ожидалось. Но он есть. Наша метка на нем. Ты справился, Кайден.
  — И что теперь? Мы просто наблюдаем, как Люмина прячут свою игрушку? В чем конечная цель?
  Ее голографический образ на мгновение подернулся рябью.
  — Конечная цель — переписать первую страницу. Осколок — это не бомба, которую нужно куда-то направить. Это ошибка в исходном коде реальности. Отслеживая его, мы изучаем структуру этого кода. Люмина везут его в место, которое они называют «Некрополем Артефактов». Это кладбище ошибок реальности, которые они веками собирали и пытались изолировать. Они думают, что это тюрьма. Для нас же это — арсенал. Когда мы поймем архитектуру их тюрьмы, мы сможем устроить побег всем заключенным сразу.
  Война не с фракциями. Война с законами физики. Безумие. Величественное, ужасающее безумие.
  — А что делать мне? Ждать сигнала?
  — Нет, — ответила Элара. — Теперь ты готовишься. Грядет буря. Технократы не простят своего унижения. Люмина рано или поздно поймут, что их ценный груз «испорчен». КДБ не прекратят искать призрака, устроившего побег со Шпиля. Ты — эпицентр этой бури, Кайден. И тебе нужно перестать быть щепкой в потоке и стать волнорезом.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я имею в виду, что тебе пора потратить свои кровавые деньги, — в ее голосе впервые прозвучало что-то похожее на иронию. — Тебе нужно лучшее снаряжение. Лучшие импланты, которые можно купить в тени. Лучшее оружие. Лучшие каналы информации. Преврати себя из уличного детектива в оператора высшего уровня. Ты больше не можешь позволить себе быть слабым.
  Она сделала паузу, ее темные глаза, казалось, буравили меня сквозь помехи голограммы.
  — Начни с информации. Ты знаешь Наблюдателя на Рынке Сумрака. Он остался тебе должен. Время собрать долг. Но не проси у него сведения. Проси доступ к его «Архиву Омега». Это его личный каталог. Список самых редких и смертоносных игрушек, которые только можно достать за кредиты. Оружие, способное пробить обшивку крейсера, импланты, запрещенные Советом Рас, программы, взламывающие военные сети. Он предлагает этот список только тем, кто готовится к войне. Скажи ему, что ты один из них.
  Ее образ начал таять.
  — Готовься, Кайден. Когда Осколок достигнет цели, у нас будет мало времени. И ты должен будешь готов.
  Голограмма исчезла. Я остался один в своей роскошной, пустой квартире. На моем счету лежала целая жизнь, которую я не мог прожить. В моей голове — миссия, которая могла уничтожить все жизни.
  Я подошел к панорамной стене и прижал к ней ладонь. Стекло было холодным. Там, за ним, в бесконечной темноте, летел маленький шаттл, уносящий прочь ключ к уничтожению или перерождению всего сущего. И я был единственным, кто держал поводок.
  Больше не было сомнений. Не было выбора. Был только путь.
  Я отошел от окна, сел за терминал, который стоил больше, чем моя прошлая жизнь, и открыл защищенный канал связи. Я нашел нужный мне протокол, тот, что вел в самое сердце информационной паутины Рынка Сумрака. Я отправил одно короткое сообщение, зашифрованное так, что прочесть его мог только один адресат во всей вселенной.
  Сообщение для Наблюдателя.
  > Инвестиционная возможность. Я покупаю.
  Палец замер над кнопкой «отправить». Я смотрел на свое отражение в темном экране. Усталый человек в чужой квартире. Призрак с состоянием.
  Я нажал «отправить».
  Время бегать и прятаться закончилось.
  Настало время вооружаться.
  
  
  
  
  Глава 10: Архив Омега
  Ответ пришел не в виде текста.
  Спустя ровно тринадцать минут после того, как я отправил сообщение, комната погрузилась во тьму. Все системы в моих роскошных апартаментах — свет, климат-контроль, даже голографический вид на звезды — разом отключились. На гладкой черной поверхности стола передо мной зажглась одна-единственная строка на языке двоичного кода, которая быстро трансформировалась в набор координат и временную метку.
  Место: Серверный Узел 9, Сектор Эпсилон-Прайм.
  Время: Через один стандартный час.
  Протокол: «Аудиенция».
  Никаких других инструкций. Никаких угроз. Только холодная, абсолютная уверенность того, кто не сомневается, что его приглашение примут. Наблюдатель назначал встречу на своей территории — в мире чистой информации.
  Я встал и подошел к оружейному тайнику, который уже успел оборудовать в стене. Я не питал иллюзий. Даже если это просто деловая встреча, в моем мире любая встреча могла стать последней. Я закрепил под курткой свой верный «Аргус» и пару запасных магазинов. Это было все равно что взять с собой нож на битву звездолетов, но мысль о том, чтобы идти на встречу с Наблюдателем безоружным, казалась мне верхом идиотизма.
  Серверный Узел 9 оказался анонимным зданием из серого бетона, зажатым между двумя сверкающими корпоративными башнями. Здесь не было окон, не было вывесок, только одна бронированная дверь и гул тысяч систем охлаждения, доносившийся изнутри. Дверь открылась еще до того, как я к ней подошел. Приглашение.
  Внутри был рай параноика. Бесконечные ряды гудящих серверных стоек, уходящие в тускло освещенную даль. Воздух был холодным, как в морге, и пах озоном и перегретым кремнием. Я был единственным живым существом в этом лесу данных.
  — Твое путешествие от отчаяния к богатству было стремительным, Кайден, — синтезированный голос Наблюдателя раздался, казалось, отовсюду сразу. Он говорил не из одного динамика, а из сотен, создавая жуткий, всеобъемлющий эффект. — Призрак, который охотился за призраками, теперь хочет купить себе клыки. Поэтично.
  На экранах серверных стоек вокруг меня вспыхнули изображения. Мое лицо, снятое камерой у «Пыльного Кодекса». Тела технократов в грузовом доке. Шаттл «Звездный Дипломат», уходящий в пустоту. Он видел все.
  — Я пришел за тем, что ты мне должен, — сказал я в пустоту. — И за тем, что я могу купить. Мне нужен доступ к Архиву Омега.
  — Долг — понятие относительное. Но твое новое положение... и положение твоих новых... спонсоров... делает тебя интересным инвестором, — в голосе Наблюдателя прозвучало эхо любопытства. — Я предоставлю тебе доступ. Но сперва ответь мне, Призрак. На какую войну ты собираешься? Войну с корпорацией, которая наступила тебе на хвост? Войну с тенями из твоего прошлого? Или войну с правилами самой игры?
  Он проверял меня. Пытался понять масштаб моих амбиций.
  — На все сразу, — ответил я без колебаний. — Я собираюсь на войну, где мне понадобятся все виды оружия.
  Повисла тишина, наполненная лишь гулом серверов.
  — Удовлетворительно, — наконец произнес Наблюдатель. — В таком случае, добро пожаловать в оружейную богов и демонов.
  Рядом со мной из пола поднялся нейро-порт, соединенный с центральным сервером толстым оптоволоконным кабелем.
  — Подключайся. Архив слишком велик для простого просмотра. Его нужно ощутить.
  Я подключился. И мир исчез.
  Я парил в бесконечной черной пустоте. Вокруг меня, словно галактики, висели трехмерные модели оружия, брони, кибернетических имплантов и программного обеспечения. Это и был Архив Омега.
  Я мысленно потянулся к ближайшему объекту. Передо мной материализовалась штурмовая винтовка «Химера». Голос интерфейса в моей голове бесстрастно перечислял характеристики: модульная система, позволяющая за секунды переключаться между кинетическими бронебойными снарядами, плазменными зарядами и ЭМИ-гранатами. Подствольный рельсотрон для бесшумного устранения целей. Система наведения, синхронизирующаяся напрямую с оптическими имплантами стрелка. Я «взял» ее в руки. Я не чувствовал веса, но мой мозг получал сигналы о текстуре, балансе, холодном прикосновении металла. Это было невероятно.
  «В корзину», — подумал я.
  Я провел в этом виртуальном арсенале, казалось, целую вечность. Я был как голодный ребенок в кондитерской лавке.
  Броня: Легкий боевой костюм «Фатом» со встроенной системой фотонной маскировки, способной на несколько секунд сделать меня практически невидимым. Личный энергетический щит, выдерживающий до трех прямых попаданий из импульсного оружия.
  Кибернетика: Это был самый важный и самый страшный отдел. Я покупал себе новое тело.
   * Нейроинтерфейс «Церебрум-7»: Военная модель, защищенная от взлома, с ускоренной обработкой тактических данных.
   * Левая рука «Арес-IV»: Полная замена моего раненого плеча и руки. Боевой протез из армированных сплавов с сервоприводами, увеличивающими силу в десятки раз. Встроенный микро-гарпун и скрытый отсек для инъектора.
   * Оптические импланты «Око Ночи»: Улучшенная версия моих старых «Соколов». Предиктивный анализ траекторий, режим электромагнитного сканирования, способность видеть остаточные тепловые следы.
   * Субдермальный усилитель рефлексов: Сеть микропроцессоров, вшитая под кожу вдоль позвоночника, сокращающая время реакции на тридцать процентов.
  Каждый мой выбор сопровождался цифрами. Счетчик в углу моего виртуального зрения рос с астрономической скоростью, съедая большую часть моего состояния. Деньги, которые могли бы обеспечить мне жизнь в роскоши до самой смерти, превращались в арсенал, который, скорее всего, эту самую смерть и приблизит. Но я не колебался. Роскошь была мне не нужна. Мне нужно было выжить.
  Когда я закончил, я почувствовал себя опустошенным. Я составил заказ на собственную деконструкцию и пересборку.
  — Заказ сформирован, — прозвучал голос Наблюдателя, возвращая меня в реальность. — Доставка будет произведена тремя анонимными партиями в течение следующих сорока восьми часов. Координаты тайников будут приходить по защищенному каналу. Операции по имплантации придется проводить самому или искать теневого хирурга. Могу порекомендовать нескольких. Предупреждаю, трансформация будет... болезненной.
  — Я готов, — сказал я, отключаясь от порта. Голова гудела от информационного перегруза.
  Я снова стоял в холодном, гудящем зале. Мой заказ был сделан. Оставалось только ждать.
  — В качестве бонуса за столь крупную покупку, — внезапно добавил Наблюдатель. — Небольшой фрагмент информации. Подарок.
  Я замер.
  — Твои бывшие наниматели, безмятежные Люмина, очень расстроены. Потерей Осколка, твоим исчезновением, провалом их маленькой интриги. Они наняли специалиста, чтобы подчистить за собой все концы. Охотника. В криминальных кругах его знают только по прозвищу. «Богослов».
  От этого имени по моей спине пробежал холодок. Я слышал о нем. Миф, страшилка, которую рассказывали наемникам. Говорили, он никогда не проваливал контракт. Говорили, он воспринимал каждое убийство как религиозный ритуал.
  — И, насколько я понимаю, — добавил Наблюдатель с отчетливым сарказмом в синтезированном голосе, — главной целью в его списке «необходимо простить и отпустить в лучший мир» значится один очень везучий, но очень неосторожный частный детектив. Счастливой охоты, Кайден.
  С этими словами все экраны в зале погасли. Я остался один в тишине.
  Я только что заказал себе тело и оружие для войны. И только что узнал, что на меня открыл охоту самый опасный убийца на станции. Модернизация должна была начаться как можно скорее. Потому что мой первый настоящий бой в этой новой войне должен был состояться гораздо раньше, чем я предполагал.
  
  
  
  Глава 11: Цена Плоти
  Паранойя стала моим вторым именем. Каждый раз, когда я выходил из своей новой стерильной квартиры, я чувствовал на себе тысячи невидимых глаз. Каждая тень казалась слишком длинной, каждый прохожий, задержавший на мне взгляд на долю секунды, становился потенциальным убийцей. Богослов. Имя отдавалось в черепе похоронным звоном. Я не знал, как он выглядит, не знал его методов. Я знал только, что он идет за мной. И это превратило весь «Элизиум» в одно гигантское минное поле.
  Гонка началась. Мне нужно было стать сильнее, и сделать это нужно было вчера.
  Первые координаты от Наблюдателя пришли через час. Тайник в автоматической камере хранения на центральном транзитном вокзале. Место, кишащее народом. Идеальное для анонимной передачи. Я забрал оттуда тяжелый, ничем не примечательный контейнер, и, постоянно оглядываясь, вернулся в свое убежище. Внутри лежал мой новый арсенал: винтовка «Химера» в разобранном виде, боевой костюм «Фатом», россыпь различных боеприпасов и гранат. Я смотрел на эти инструменты смерти, разложенные на дорогом дизайнерском столе. У меня было оружие. Но шасси, как сказал бы механик, было старым и поврежденным.
  Следующий шаг был самым рискованным. Кибернетика. Я не мог установить ее сам. Нужен был риппердок — подпольный хирург, художник по хрому и плоти. В списке, который мне предоставил Наблюдатель, было три имени. Двое были известны своей скоростью и грубой работой. Третий, некто «Док Каэл», был описан как «параноидальный перфекционист с отвращением к органике». То, что нужно.
  Вторые координаты пришли к вечеру. На этот раз это был мусорный шлюз в промышленном секторе. Внутри контейнера, пахнущего отходами, лежало мое будущее. Моя новая рука. Мои новые глаза. Мой новый мозг. Я не понес этот груз в квартиру. Я отправился прямо по адресу, который получил от Каэла.
  Его «клиника» маскировалась под салон био-скульптурирования в тихом корпоративном районе. В приемной играла успокаивающая музыка, а в воздухе пахло дорогими ароматизаторами. Сам Док Каэл оказался худым человеком с тонкими, аристократичными чертами лица и абсолютно мертвыми глазами. Он осмотрел компоненты, которые я принес, с интересом энтомолога, разглядывающего редкое насекомое.
  — Компоненты военного класса. Новые, — констатировал он, его голос был лишен всякой интонации. — Контракт «Янус»? Только они поставляют такое качество без серийных номеров. Оплата вперед. Ложись на стол. Это будет долго. И крайне неприятно.
  Его операционная была скрыта за фальшивой стеной. Это было царство стали, керамики и стерильности. Медицинский авто-хирург последней модели занимал большую часть комнаты, его манипуляторы с лазерами, пилами и зажимами висели над операционным столом, как металлические пауки.
  — Полный наркоз для слабаков и покойников, — сообщил Каэл, вкалывая мне в шею дозу местного анестетика и блокатора боли. — Ты должен быть в сознании, чтобы я мог откалибровать нейронные связи в реальном времени. Постарайся не дергаться.
  «Неприятно» было самым мягким словом, которое можно было подобрать. Я лежал, глядя в потолок, и слушал. Слушал, как высокочастотная пила с визгом режет кость в моем плече. Я чувствовал тупые, дергающие ощущения, когда Каэл отсоединял мою левую руку, пучок за пучком отделяя нервы и сухожилия. Я не чувствовал боли, блокаторы работали, но я чувствовал утрату. Ужасающее, противоестественное ощущение того, как часть твоего тела навсегда тебя покидает.
  Затем был холод. Холодный щелчок, когда титановый разъем протеза «Арес-IV» вошел в мой плечевой сустав. И после этого — огонь. Миллионы сигналов хлынули по моим нервам, когда Каэл начал синхронизировать протез с моей центральной нервной системой. Мое тело билось в конвульсиях.
  — Калибровка... — безучастно комментировал Док.
  Хуже было с глазами. Я видел, как манипулятор подносит к моему лицу тонкую иглу. Потом мир на мгновение исчез, сменившись темнотой и вспышками фантомной боли. Я слышал тихий хруст, с которым он извлекал мои старые органические глаза. А потом в мои глазницы вставили холодные сферы «Ока Ночи». Мир взорвался калейдоскопом помех, диагностических данных и строк кода. Я видел тепловые сигнатуры тела Каэла, видел потоки энергии в кабелях авто-хирурга, видел структурные дефекты в металле на потолке.
  Я был слеп. И в то же время я видел всё.
  Последним был нейроинтерфейс и усилитель рефлексов. Я почувствовал, как что-то холодное скользнуло под кожу вдоль моего позвоночника, и мир ускорился. Гудение ламп, тиканье хронометра, даже биение моего собственного сердца — все замедлилось, стало отчетливым и ясным.
  Когда все было кончено, я лежал на столе, разбитый, опустошенный, но цельный. По-новому цельный. Каэл вкатил мне дозу регенераторов и стимуляторов.
  — Готово, — сказал он, вытирая свои инструменты. — Первые 24 часа возможны нейронные сбои, фантомные боли и зрительные галлюцинации. Это нормально. Твое органическое тело привыкает к тому, что оно теперь лишь придаток к машине. Деньги переведены. Уходи.
  Я встал. Ноги дрожали. Все тело было одной сплошной раной. Я подошел к зеркалу в углу операционной.
  На меня смотрел незнакомец.
  Человек в зеркале был похож на меня, но это был не я. Его левая рука была произведением искусства из черного металла и карбона. Его глаза... в их глубине горел слабый фиолетовый огонек, выдавая нечеловеческую природу. Шрамы на его теле теперь были не просто отметинами прошлого, а стыками, границами между плотью и машиной.
  Я поднял новую руку. Пальцы из сплава сжались в кулак с тихим жужжанием сервоприводов. Я видел напряжение в каждом мускуле своего тела, видел, как кровь пульсирует в венах. Я активировал оптический зум, и пылинка на зеркале увеличилась, превратившись в сложный кристаллический узор.
  Я был сильнее. Быстрее. Я видел больше. Я стал оружием. И цена этого превращения была вырезана на моем теле и в моей душе.
  Я был слаб, дезориентирован, мое тело кричало от боли и отторжения. Я был в самом уязвимом состоянии за всю свою жизнь.
  И именно в этот момент в моем новом, кристально чистом зрении вспыхнул красный значок алерта. Сообщение от Ордена Януса. От Элары. Прямо в мой мозг.
  Оно было коротким. И оно было концом моей передышки.
  > Он на станции. Богослов прибыл на «Элизиум».
  Гонка закончилась. Я не успел. Охотник был здесь. И моя новая, еще не зажившая плоть, мой новый, еще не откалиброванный хром, должны были пройти проверку боем. Прямо сейчас.
  
  
  
  
  Глава 12: Проповедь Богослова
  Паника была молотом, а моя свежеустановленная нервная система — наковальней. Сообщение от Элары вспыхнуло в моем мозгу не как текст, а как клеймо. Он здесь.
  Первым инстинктом было бежать. Добраться до моей крепости, до моего оружия, запереться и ждать, когда боль от операции утихнет. Я поднялся со стола, чувствуя, как каждый шов, каждый нейронный стык в моем теле вопит от протеста.
  — Мои дела с тобой закончены. Твои проблемы меня не касаются, — ледяным тоном произнес Док Каэл, уже начиная стерилизовать свои инструменты. — Выход там же, где и вход. Не оставляй следов.
  Я кивнул, направляясь в приемную. Моя новая рука, «Арес-IV», казалась чужеродным грузом, неуклюжей и тяжелой. Новые глаза «Око Ночи» периодически сбоили, накладывая на реальность слои тепловых сигнатур и ненужных диагностических данных. Мир превратился в перегруженный информацией кошмар.
  Я уже взялся за ручку двери, ведущей в коридор, когда это случилось. Тишина. Гудение улицы, гул пролетающих маглевов, голоса — все стихло. Не постепенно. Мгновенно. Словно кто-то нажал на кнопку «Mute» для целого квартала. Такая тишина была громче любого взрыва. Она была предвестником.
  Свет в клинике замерцал и погас. Через секунду включилось тусклое, красное аварийное освещение. И из динамиков в потолке, тех, что пять минут назад транслировали успокаивающую музыку, раздался голос.
  Он был спокойным. Глубоким и резонирующим, как у профессионального диктора или священника. В нем не было ни ярости, ни угрозы. Только вселенская, незыблемая уверенность.
  — Мир тебе, дитя мое, — произнес голос, и я понял, что это он. Богослов. — Не бойся тишины. Это лишь прелюдия к покою, который я пришел тебе даровать.
  Я отскочил от двери, вскидывая «Аргус». Мое сердце колотилось с замедленной, тяжелой силой, которую навязывал мне мой новый усилитель рефлексов.
  — Душа твоя мечется, Кайден, — продолжал бархатный голос. — Я чувствую ее метания. Она запуталась в сетях лжи, в оковах плоти и хрома. Но твои бывшие наниматели, благочестивые Люмина, молятся о твоем прощении. Контракт — это священная молитва. А я — ее ответ.
  Это была психологическая война. Он не просто хотел меня убить. Он хотел меня разобрать на части, прежде чем нанесет первый удар.
  — Я пришел не как убийца. Я пришел как исповедник. Освободить твою душу от бремени твоего предательства. Отпустить ее из этой несовершенной, страдающей оболочки.
  Дверь в операционную за моей спиной с шипением закрылась и заблокировалась. Док Каэл сделал свой выбор. Я остался один на один с голосом.
  — Где ты, ублюдок? — прорычал я, медленно пятясь в центр зала, пытаясь контролировать все направления. Мои сбоящие глаза превращали тени в движущиеся фигуры, а отражения в хроме — в противников.
  — Я везде и нигде, — ответил Богослов. — Я — сомнение в твоем сердце. Я — боль в твоих свежих швах. Я — Слово, ставшее плотью. А теперь... приступим к таинству.
  В дальнем конце коридора что-то блеснуло. Я выстрелил. Грохот «Аргуса» был оглушительным в этой мертвой тишине. Пуля выбила кусок стены. Ответа не последовало. Он играл со мной.
  Я начал отступать в сторону процедурных кабинетов, используя кушетки и медицинское оборудование как укрытие. Мои новые глаза отчаянно пытались пробиться сквозь помехи. Я видел тепловые следы Дока Каэла за запертой дверью. Видел энергетическую подпись самого здания. Но Богослова не было. Он был как призрак.
  Я завернул за угол и едва успел отпрянуть. Из стены вылетела тончайшая, почти невидимая нить, похожая на леску. Она со свистом прорезала воздух там, где только что была моя шея, и впилась в стену напротив, оставив идеально ровный, тонкий разрез. Мономолекулярная нить. Бесшумная, смертоносная.
  Я понял, что не могу здесь оставаться. Я был раненым зверем в клетке, а охотник неторопливо сужал круги. Нужно было перехватить инициативу. Нужно было использовать то, что у меня было.
  Я забился в одну из процедурных комнат, где стоял старый магнитно-резонансный томограф. Огромная, гудящая машина. Я спрятался за ней, пытаясь унять дрожь в руках и заставить свои импланты работать.
  «Фокусируйся», — приказал я себе. Я закрыл глаза на секунду, отсекая визуальный шум, и сосредоточился на других спектрах. Электромагнитное поле. И я увидел его. Не его самого, а возмущение, которое он создавал. Легкая, подвижная аномалия у входа в комнату. Его личный маскировочный генератор.
  Он не знал, что я могу это видеть. Это был мой единственный козырь.
  — Последний шанс на покаяние, сын мой, — снова раздался его голос, теперь уже совсем рядом. Он стоял прямо за дверным проемом.
  Я не стал отвечать. Вместо этого я, используя свой новый интерфейс, подключился к системе управления томографом. Защита была примитивной. Я обошел ее за пару секунд и выкрутил мощность электромагнитов на сто пятьдесят процентов, запустив протокол экстренного сброса.
  — Покайся сам, — прошептал я.
  Томограф взвыл, как раненый зверь. Мощнейший, не сфокусированный электромагнитный импульс хлынул во все стороны. Мои импланты на мгновение ослепли, засыпав меня каскадом ошибок, но они были военного образца, с хорошим экранированием. А вот его маскировочное поле, скорее всего, было более тонким устройством.
  На долю секунды, пока его генератор перезагружался, я увидел его. Высокая фигура в развевающихся темных одеждах, похожих на рясу священника, но сшитых из баллистической ткани. Его лицо скрывала гладкая, хромированная маска, лишенная черт, как у статуи святого. В руке он держал рукоять, из которой тянулась та самая смертоносная нить.
  Он тоже был ослеплен. Это был мой шанс. Но я знал, что не смогу его убить. Не сейчас. Не в таком состоянии. Поэтому я выбрал не бой. Я выбрал жизнь.
  Собрав все свои силы, я ударил новой кибернетической рукой в стену рядом с собой. Не в бетон, а в более тонкую перегородку, отделявшую клинику от служебного туннеля. Пластик и гипсолит разлетелись вдребезги. С ревом сработала пожарная сигнализация. Завыла сирена, нарушая мертвую тишину.
  Я пролез в образовавшуюся дыру и побежал, не оглядываясь. Я слышал, как за моей спиной Богослов пришел в себя, но не слышал выстрелов. Возможно, он был так же дезориентирован. Или, может быть, он просто позволил мне уйти. Чтобы продлить охоту.
  Я мчался по техническим коридорам, спотыкаясь и падая, мое тело кричало от боли, а в голове билась одна мысль. Я выжил. Я видел его. И я сбежал.
  Я не победил. Я просто отсрочил свою исповедь. И я знал, что в следующий раз Богослов не будет читать проповедей. В следующий раз он придет забирать мою душу. А я должен быть готов встретить его не как жертва, а как равный. Война на «Элизиуме» только что стала для меня очень, очень личной.
  
  
  
  Глава 13: Арсенал и Эхо
  Боль была компасом. Она вела меня по лабиринту служебных туннелей, пульсируя в каждом нервном окончании, в каждом свежем шве. Каждый шаг был испытанием, каждый вдох — усилием. Мое новое тело было чужим, незнакомым инструментом, который я пытался освоить прямо на поле боя. Глаза «Око Ночи» все еще сбоили, периодически заливая зрение потоками бесполезных данных или на мгновение показывая мир в искаженном, тепловом спектре. Я спотыкался, падал, поднимался и шел дальше, ведомый единственной мыслью: добраться до убежища. Добраться до своего арсенала.
  Паранойя превратилась из эмоции в тактический инструмент. На каждом перекрестке туннелей я замирал, вслушиваясь не ушами, а всем своим новым сенсориумом. Я сканировал электромагнитный фон, искал аномалии, похожие на ту, что создавал маскировочный генератор Богослова. Я искал тепловые следы, оставленные на металле. Я был раненым животным, но животным, которое училось видеть в темноте. Охотник заставил меня эволюционировать.
  Путь до Сектора Эпсилон показался мне вечностью. Когда я наконец ввалился в свою стерильную квартиру, я был на грани отключки. Контраст между грязью и ржавчиной туннелей и холодным, безразличным блеском моего нового дома был сюрреалистичным. Я рухнул на пол, тяжело дыша. На мгновение я позволил себе слабость. Но лишь на мгновение.
  Первым делом — тело. Я сорвал с себя остатки одежды, пропитанной потом и кровью, и залез в медицинский отсек авто-дока, который был частью апартаментов. Синтетическая кожа капсулы сомкнулась надо мной, и в тело хлынул поток обезболивающих, антисептиков и нано-регенераторов. Боль отступила, сменившись глубокой, ноющей усталостью. Пока машина латала мои швы, я лежал с закрытыми глазами, снова и снова прокручивая в голове схватку в клинике. Каждый шаг, каждое движение, каждое слово Богослова. Я потерпел поражение. Я сбежал. Этого больше не повторится.
  Выйдя из авто-дока, я чувствовал себя не новым, но, по крайней мере, функциональным. Пришло время познакомиться с моими новыми игрушками.
  Я распаковал все, что получил от Наблюдателя. Это был ритуал. Я любовно собрал винтовку «Химера», ощущая, как идеально подогнанные детали встают на свои места. Щелчок магазина, тихое гудение заряжающихся плазменных ячеек, идеальный баланс в руках. Это оружие было продолжением моей новой руки, моей новой воли.
  Затем я надел боевой костюм «Фатом». Он был легким, как вторая кожа. Я нажал на кнопку на запястье, и фотонные эмиттеры ожили. Мое тело подернулось рябью и растворилось в воздухе. Я стал почти невидимым, призраком из хрома и тени. Я синхронизировал системы костюма со своими имплантами. Данные с винтовки, показания датчиков костюма, карта местности — все это теперь выводилось единым, интуитивно понятным потоком прямо в мой мозг. Машина и человек становились единым целым. Я калибровал сервоприводы руки «Арес-IV», сжимая и разжимая кулак, в котором теперь таилась сила, способная пробить стальную стену. В процессе я обнаружил то, чего не было в каталоге — из костяшек пальцев с тихим щелчком выдвинулись три коротких, острых, как бритва, вибро-когтя. Маленький подарок от Наблюдателя. Или от Ордена.
  Но что-то не давало мне покоя. Мономолекулярная нить. Оружие хирурга, а не солдата. Элегантное, точное, бесшумное. И тот идеально ровный разрез на панели в клинике...
  Идея, безумная и рискованная, родилась в моем мозгу. Эхо. Моя старая, непредсказуемая способность. Может ли такое оружие оставить след?
  Я должен был проверить.
  Снова облачившись в невидимость, я отправился обратно. Путь показался короче. Я двигался увереннее, мои новые глаза уже почти не сбоили. Клиника Дока Каэла была оцеплена лентами КДБ, но сам коридор за ней, куда я вырвался, был пуст. Я нашел нужную панель. Разрез был тонким, как волос, и почти незаметным.
  Я приложил к нему ладонь и активировал «Эхо-считыватель».
  Сначала — ничего. Только фоновый шум миллионов жизней на станции. Но я сконцентрировался, просеивая этот шум, ища одну-единственную, чужеродную ноту. И я нашел ее.
  Она была слабой, но острой, как сама нить. Это был отпечаток эмоций Богослова в момент атаки. И то, что я увидел, потрясло меня до глубины души. Я ожидал увидеть холодную ярость, жестокость, ненависть. Но я увидел... экстаз. Чистую, незамутненную, почти религиозную радость от своего дела. Он не ненавидел меня. Он наслаждался каждым моментом охоты, каждым шагом своего ритуала. Он был художником, а я — его холстом.
  Но за этим экстазом, глубоко под ним, как трещина на дне океана, скрывалось нечто иное. Боль. Не физическая. Древняя, всепоглощающая, экзистенциальная скорбь. Такая глубокая и всеобъемлющая, что казалось, она была частью самой вселенной. Это было горе существа, потерявшего нечто невообразимо важное. Я на долю секунды ощутил эту боль как свою собственную, и мне захотелось кричать.
  Я отдернул руку, тяжело дыша. Кто он, черт возьми, такой? Не просто наемник. Не просто фанатик. Он был сломленным ангелом, нашедшим утешение в священном насилии. И это делало его в тысячу раз опаснее.
  Вернувшись в квартиру, я долго сидел в тишине, пытаясь осмыслить увиденное. Мой враг обрел глубину. Он перестал быть просто угрозой, он стал трагедией.
  В этот момент на мой терминал пришло новое сообщение от Наблюдателя. Последняя посылка. Координаты вели на смотровую площадку «Звездный Венец» на 340-м уровне. Общественное место. Высококлассный туристический аттракцион. Открытое, ярко освещенное пространство.
  Идеальное место для засады.
  Богослов мог отследить поставки. Наблюдатель мог меня предать. Это могла быть ловушка. Скорее всего, это и была ловушка.
  Я встал. На моем теле — невидимый костюм-призрак. В моей руке — винтовка, способная пробить корпус шаттла. В моей голове — знание о том, что мой враг — не бездушный монстр.
  Я шел на эту встречу, зная, что меня там, скорее всего, ждет смерть. Но я больше не был жертвой. Я не был овцой, идущей на заклание.
  Охота перестала быть односторонней. Вооруженный до зубов призрак шел прямо в логово льва, готовый показать ему свои новые когти.
  
  
  
  
  Глава 14: Звездный Венец
  Смотровая площадка «Звездный Венец» была воплощением всего, что я презирал. Огромный зал с панорамными окнами от пола до потолка, полированным хромом и тихой, безвкусной музыкой. Представители десятка рас в дорогих одеждах лениво потягивали светящиеся коктейли, делая вид, что их интересует захватывающий вид на туманность, а не социальный статус соседа по столику. Воздух был пропитан запахом богатства и скуки. Идеальное место для убийства.
  Я вошел, растворившись в толпе. Костюм «Фатом» работал в режиме «серого человека» — не полная невидимость, а активное смазывание черт. Для камер и случайных взглядов я был никем, пустым пятном, человеком, чье лицо невозможно запомнить. Мои новые глаза сканировали пространство, игнорируя праздных туристов и выискивая аномалии. Я искал не человека в рясе, а признаки ловушки.
  Координаты тайника вели к основанию большой голографической скульптуры в центре зала. Я не спешил. Я медленно обошел площадку, заказал у дрона-официанта стакан воды и сел за столик, откуда просматривалось нужное место. Я анализировал. Потоки людей, расположение камер наблюдения, вентиляционные решетки, пути отхода. Мой новый мозг обрабатывал тактические данные с холодной, машинной эффективностью.
  Ловушка была. Тонкая, изящная. Я увидел ее не глазами, а в электромагнитном спектре. Вокруг скульптуры была натянута сеть из едва заметных лазерных лучей, подключенных к какой-то удаленной системе. Любой, кто пересек бы их, не имея нужного кода, привел бы механизм в действие.
  Но я не был любым. Я был призраком.
  Я допил воду и встал. Вместо того чтобы идти к скульптуре напрямую, я подошел к соседнему столику, где сидела пара арктурианских аристократов, и «случайно» уронил свой датапад. Наклонившись, чтобы поднять его, я оказался ниже уровня лазерной сети. Протянув свою новую кибернетическую руку, я нащупал под основанием скульптуры небольшой контейнер, примагниченный к поверхности. Я отцепил его и, выпрямляясь, как ни в чем не бывало, сунул в карман. Чисто.
  Я уже развернулся, чтобы уйти, как вдруг это случилось.
  Музыка стихла. Свет в зале померк, сменившись одним-единственным, ярким лучом прожектора, который ударил точно в то место, где я стоял. Я был на сцене. Толпа ахнула. Панорамные окна за моей спиной с жужжанием поляризовались, став абсолютно черными. Мы были заперты.
  И снова я услышал его голос, теперь уже из десятков динамиков, встроенных в потолок. Голос Богослова.
  — Представление начинается, — произнес он спокойно и властно.
  Паника хлынула по залу волной. Существа срывались с мест, кричали, толкались, пытаясь найти выход.
  — Не бойтесь, — продолжал Богослов, его голос был оазисом спокойствия в этом море хаоса. — Вы лишь зрители в последнем акте трагедии одного человека. Прошу, наслаждайтесь финалом.
  Толпа превратилась в обезумевшее стадо, в живой, непредсказуемый лабиринт. Идеальные условия для охотника. Я активировал полный режим маскировки, становясь невидимой рябью в воздухе, и бросился в сторону.
  Он начал играть. С потолка ударили струи противопожарной пены, заполняя пространство, лишая видимости. Дроиды-официанты, взломанные им, начали носиться по залу, как шрапнель. Я уворачивался, скользил, двигался. Мои новые рефлексы работали на пределе. Я видел сквозь пену в термальном режиме, отстреливал дронов точечными ЭМИ-зарядами из «Химеры». Я больше не был жертвой. Я был противником.
  Хаос постепенно стих. Службы безопасности станции, заблокированные снаружи, смогли направить паникующую толпу к аварийным выходам. Пена оседала. Арена пустела.
  И тогда я его увидел.
  Он спустился с потолка на тонком тросе, плавно и бесшумно, как паук. Его темные одежды развевались. Его хромированная, безликая маска отражала мигающие огни аварийного освещения. В руке он держал рукоять своего смертоносного оружия.
  — Впечатляющая адаптивность, Кайден, — сказал он. — Хром тебе к лицу. Но любая машина имеет предел прочности.
  Он бросился на меня. Не как человек. Как ртуть. Как смерч. Его мономолекулярная нить плясала в воздухе, разрезая столы и кресла. Я стрелял. Плазменные заряды били в то место, где он был секунду назад. Он был невероятно быстр.
  Я заблокировал удар нити своей новой рукой. Раздался скрежет, и на черном металле моего предплечья осталась глубокая, дымящаяся борозда. Щит костюма замерцал и погас, не выдержав. Я ответил очередью из кинетических снарядов, заставив его отступить и скрыться за колонной.
  Мы кружили друг в друге в этом разрушенном бальном зале, два сверхчеловеческих хищника. Я понял, что в ближнем бою он меня превосходит. Он был опытнее, его движения были отточены годами практики. Силой и оружием его было не взять.
  И тогда я вспомнил. Эхо. Боль.
  В очередном затишье, когда мы стояли на разных концах зала, тяжело дыша, я опустил винтовку.
  — Я видел, — сказал я, мой голос был усилен динамиками костюма. — Я чувствовал твою боль. Она в твоем оружии. В каждом твоем движении.
  Его фигура замерла.
  — Что ты потерял, Богослов? — спросил я, вкладывая в слова не насмешку, а искреннее, холодное любопытство. — Кто причинил тебе такую боль, что ты находишь утешение в этом кровавом ритуале?
  Это был выстрел в темноту. И он попал в цель.
  Впервые за все время его идеальная, плавная стойка нарушилась. Он застыл, словно пораженный разрядом тока. Его безмятежность треснула.
  И я воспользовался этой секундой.
  Я выстрелил. Не в него. Я выстрелил в огромное поляризованное окно за его спиной. Концентрированный заряд плазмы ударил в стекло. Оно выдержало, но его система треснула. С оглушительным треском чернота исчезла, сменившись сиянием звезд, и в следующую секунду стекло взорвалось наружу.
  Взрывная декомпрессия во второй раз за последние дни ворвалась в мою жизнь. Но теперь я был готов. Я вцепился в колонну, примагнитив ботинки к полу. Богослова, застигнутого врасплох, подхватило ураганом и потащило в проем, в безмолвный ужас космоса.
  В последнее мгновение он успел выбросить свою нить, которая обвилась вокруг одной из балок на потолке. Он повис над бездной, его одежды трепал ветер вырывающегося воздуха. Я видел, как он с нечеловеческой силой подтягивается обратно, борясь с вакуумом. Аварийное силовое поле с лязгом начало закрывать проем.
  Он успел. Он перевалился через край и приземлился на пол как раз в тот момент, когда поле полностью закрыло дыру. Он стоял, тяжело дыша. Его идеальный контроль был сломлен. Он медленно поднял на меня свою безликую маску. Я не видел его глаз, но я чувствовал его взгляд. В нем больше не было спокойствия проповедника. В нем была холодная, сфокусированная, личная ненависть.
  Не говоря ни слова, он бросил дымовую гранату себе под ноги, и когда дым рассеялся, его уже не было. В тот же миг в зал ворвался спецназ КДБ.
  Я стоял один посреди разгрома, невидимый в своем костюме. Я не убил его. Но я сделал нечто большее. Я сорвал с него маску безмятежности. Я заглянул в его душу и нажал на самое больное место. Я превратил профессиональный контракт в личную вендетту.
  Игра изменилась. Я больше не был дичью. Теперь мы были двумя равными хищниками в одних джунглях.
  В своей руке я сжимал последний контейнер от Наблюдателя. Пора было узнать, ради чего я чуть не умер на этот раз.
  
  
  
  Глава 15: Призрак в Машине
  Хаос был моим прикрытием. Пока отряды КДБ, лязгая броней, прочесывали разрушенную смотровую площадку, я был тенью среди них. Мой костюм «Фатом» мерцал, подстраиваясь под окружение, делая меня не более чем помехой в их сенсорах. Я слышал их переговоры, видел их растерянность в тепловом спектре, ощущал гул их оружия. Я был невидим, неслышим, я был призраком, скользящим сквозь ряды охотников. Побег из «Звездного Венца» был не паническим бегством, а спокойным, методичным отступлением. Я больше не был добычей. Я был равным.
  Вернувшись в свою пустую, стерильную крепость в Секторе Эпсилон, я первым делом вскрыл последний контейнер от Наблюдателя. Внутри не было ни оружия, ни брони. Там, на ложе из черного бархата, лежал один-единственный предмет. Небольшой кристалл, по форме напоминающий слезу, испещренный изнутри микроскопическими световыми нитями, которые, казалось, медленно пульсировали. К нему прилагалась лишь одна записка со знакомым, скрипучим логотипом Наблюдателя: «Некоторые инструменты открывают двери. Этот — стирает стены».
  Это был не инструмент. Это был ключ.
  Я сел в кресло, подключил кристалл к своему нейро-порту и приготовился. Я ожидал файла, базы данных, чего угодно. Но вместо этого я почувствовал, как в мой мозг, в мою новую, улучшенную нервную систему, устанавливается что-то огромное. Это было похоже на то, как в тихую комнату вливается океан. Миллионы строк кода, протоколы, о которых я никогда не слышал, хлынули в меня, интегрируясь, становясь частью меня. Программа. Подарок от Ордена Януса. Название вспыхнуло в моем сознании, простое и всеобъемлющее: «Протокол „Призрак“».
  Когда установка завершилась, мир изменился. Я сидел в том же кресле, в той же комнате. Но я был уже не только здесь. Я закрыл глаза и потянулся сознанием наружу. И стены действительно исчезли.
  Я ощутил информационные потоки станции как второе кровообращение. Я был в сети. Не как хакер, взламывающий систему извне, а как ее неотъемлемая часть. Я скользнул по оптоволокну и посмотрел на свою квартиру глазами камеры наблюдения в коридоре. Я увидел себя — неподвижную фигуру в кресле. Затем я метнулся дальше, перепрыгивая с камеры на камеру, проносясь по секторам со скоростью мысли. Я пролетел над Рыноком Сумрака, заглянул в бар «Сломанный Фотон», где Гриз протирал стаканы. Я заставил мигнуть свет в одном из транзитных туннелей Сектора Гамма. Я был везде и нигде. Я был цифровым божеством в миниатюре. Я стал настоящим призраком в машине «Элизиума».
  В этом океане данных ко мне пришло сообщение. Оно не появилось на экране. Оно просто возникло в моем сознании, чистое и ясное. Голос Элары.
  — Теперь ты видишь, Кайден. Не глазами, но сутью. Это — наш метод. Это — наше оружие. Твое посвящение завершено.
  — Я слушаю, — ответил я, не открывая рта.
  — Сигнал резонатора стабилизировался. «Звездный Дипломат» достиг цели. Люмина доставили Осколок в свое главное святилище. Они называют его «Этельбург». Это станция-крепость, скрытая в гравитационном колодце внутри туманности «Покров Ведьмы». Неприступная. Невидимая.
  — Что вы хотите, чтобы я сделал? Физически мне туда не добраться.
  — Твое тело — лишь якорь, — ответила Элара. — Твой разум — вот твое копье. Мы не можем атаковать Этельбург вслепую. Нам нужна разведка. Ты должен проникнуть в их сеть. Ты должен стать призраком в их машине. Узнай все: схему станции, расположение систем обороны, протоколы охраны. И самое главное — найди точное местоположение Осколка. Узнай, как они его сдерживают.
  Это была задача совершенно иного порядка. Не перестрелка в доке, не дуэль с убийцей. Это была война разумов.
  — Я попробую, — ответил я.
  — Удачи, Призрак. — ее присутствие исчезло, оставив меня наедине с гудящей сетью станции.
  Я сделал глубокий вдох, концентрируясь. Я направил свое сознание по межзвездным ретрансляторам, следуя за слабым, хаотичным сигналом резонатора, который теперь был для меня маяком. Я летел сквозь пустоту, поток чистой информации, пока не наткнулся на нее. Стену.
  Сеть Этельбурга.
  Это был не фаервол в привычном понимании. Это не был код. Это было... нечто живое. Я ощутил ее как гигантскую, сияющую, разумную мембрану. Ее защита была органической, она переливалась, меняла свою структуру, реагировала на мое ментальное прикосновение не как программа, а как живая ткань. В ее структуре не было нулей и единиц. В ней был свет. Чистый, концентрированный, разумный свет.
  И я понял. Охраной сети были сами Люмина. Их коллективное сознание, вплетенное в саму архитектуру их крепости, создавало непроницаемый барьер.
  Я осторожно коснулся этой стены своим ментальным щупом. И в ответ получил удар. Не атаку, а волну всепоглощающего, безмятежного, абсолютного покоя. Волну такой чистоты и гармонии, что она угрожала растворить мою собственную личность, мое грязное, хаотичное, человеческое сознание. Она не хотела меня уничтожить. Она хотела меня поглотить, ассимилировать, сделать частью своей сияющей песни.
  Я в ужасе отпрянул, обрывая контакт, и мое сознание с силой впечатало обратно в мое физическое тело в квартире на «Элизиуме». Я сидел в кресле, тяжело дыша, а по лицу струился холодный пот.
  Передо мной стояла задача, казавшаяся невыполнимой. Мне предстояло взломать систему, защищенную ангелами. Мне нужно было пронести свою тьму и свой хаос в самое сердце света.
  Физическая дуэль с Богословом теперь казалась детской игрой. Настоящая война только что началась, и полем боя была не сталь и кровь, а сама ткань разума.
  
  
  
  Глава 16: Логика Хаоса
  Отступление было унизительным. Мое сознание, мой новый, усиленный разум, который я считал копьем, отскочило от сияющей стены сети Этельбурга, как тупой камень. Я сидел в своем кресле, а по вискам струился пот, хотя тело было в полном покое. Провал был абсолютным. Все мои новые способности, вся моя технологическая мощь оказались бесполезны против врага, который воевал не кодом, а гармонией.
  Я встал и начал мерить шагами свою роскошную клетку. В голове снова и снова прокручивался момент контакта. Безмятежная, всепоглощающая волна покоя. Она не атаковала. Она исправляла. Она видела мой разум — клубок ярости, боли, цинизма и противоречивых воспоминаний — как ошибку в коде, как диссонанс в идеальной мелодии. И она пыталась его «настроить», растворить в своем совершенстве.
  Против этого нельзя было идти напролом. Это было все равно что пытаться разбить океан кулаками. Каждый мой агрессивный импульс лишь поглощался и успокаивался этой безмятежной силой. Я был бессилен.
  Я понял, что не смогу решить эту задачу в одиночку. Мой опыт — это опыт физической войны, интриг, выживания в грязи. Это же было чем-то иным. Это была теология, воплощенная в коде. И за советом нужно было обращаться к теологам новой эры. К Ордену Януса.
  Снова погрузившись в сеть с помощью протокола «Призрак», я не стал искать Этельбург. Я послал ментальный запрос Эларе, описав то, с чем столкнулся: живая стена света, защита, основанная на гармонии и ассимиляции.
  Ее ответ пришел немедленно, не как голос, а как чистое, холодное понимание, влившееся в мой разум.
  — Ты пытался кричать на песню, Кайден. Ты пытался пробить стену, которая не имеет толщины. Ты использовал логику силы против логики совершенства. Поэтому ты проиграл.
  — Тогда это невозможно, — ответил я. — Против совершенства нет оружия.
  — Есть, — ее мысль была острой, как скальпель. — Сила гармонии — в ее целостности. Ее единственная уязвимость — это то, чего в ней нет по определению. То, что она не может ни понять, ни ассимилировать. Ее уязвимость — это парадокс. Бессмыслица. Хаос.
  Я замер, пытаясь осознать ее слова.
  — Не будь молотом, Кайден, — продолжала Элара. — Будь вирусом. Вирусом нелогичности. Не пытайся пробить их защиту. Заставь их защиту усомниться в собственном существовании. Их сеть — это чистая, безмятежная логика. Она может обработать любую угрозу, любую атаку. Но она не способна обработать то, что не имеет смысла.
  — Как?
  — Используй то, что они презирают. То, что они считают ошибкой. Используй свою несовершенную, противоречивую, грязную человечность. Используй свой собственный внутренний хаос как оружие.
  Идея была чудовищной. Она предлагала мне не просто использовать свои воспоминания. Она предлагала мне вскрыть самые глубокие, самые болезненные раны в моей душе и выплеснуть их содержимое на сияющую стену врага. Фрагменты чужих жизней, имплантированные в мой мозг. Вспышки огня и крики, которые преследовали меня во снах. Боль от хирургического стола Дока Каэла. Все это было нелогично, травматично, лишено всякого смысла. Все это было идеальным оружием.
  И еще кое-что. Богослов. Парадокс его личности — экстаз убийцы, построенный на фундаменте бесконечной скорби. Это была загадка без ответа. Яд для системы, построенной на гармонии.
  Это была самая опасная вещь, которую я когда-либо делал. Это означало добровольно погрузиться в собственный ад и заново пережить все то, от чего я пытался сбежать.
  Но другого пути не было.
  Я снова сел в кресло. Сделал глубокий вдох, готовясь к погружению. Я летел по сети, снова оказавшись перед сияющей, поющей стеной света. Она встретила меня, как и прежде, волной умиротворяющего покоя, приглашая раствориться.
  Но на этот раз, вместо того чтобы сопротивляться, я открылся.
  Я перестал быть хакером. Я стал пробоиной в своей собственной душе.
  И я выпустил на них все.
  Поток чистой, необработанной энтропии. Ощущение раскаленного металла, входящего в плечо. Лязг кости под пилой хирурга. Слепота, сменившаяся взрывом цифровых помех. Это была боль.
  Затем — воспоминания. Не мои. Обрывки. Лицо кричащей женщины, искаженное ужасом. Багровое небо над городом из черного стекла. Ощущение бесконечного падения в ледяную пустоту. Это был страх.
  А потом я выплеснул на них эхо Богослова. Радость убийства, сплетенная с горем потери. Экстаз, рожденный из агонии. Любовь, выраженная через насилие. Это был парадокс.
  Стена света содрогнулась.
  Идеальная, гармоничная песнь, которую она пела, впервые дала сбой. В ней появилась одна фальшивая, визжащая нота. Сияние замерцало, по нему пошли темные, больные пятна, как синяки на светящейся коже. Стена не прогнулась под моим напором. Она отшатнулась от меня в отвращении. Она столкнулась с чем-то, что не могла понять, не могла исправить, не могла поглотить. Она столкнулась с безумием.
  Я почувствовал ее смятение, ее боль, ее ужас. И в ее идеальной поверхности появилась трещина. Тонкая, как волос, но она была там.
  Усилие было нечеловеческим. Я чувствовал себя так, словно добровольно вывернул свою душу наизнанку. Боль, страх, смятение — все это было теперь не просто воспоминаниями, а свежими, кровоточащими ранами. Я резко оборвал контакт, и мое сознание рухнуло обратно в тело.
  Я сидел, дрожа, в своей тихой, безопасной квартире. Я был разбит, истощен, как никогда прежде. Но на моем лице была улыбка.
  Я нашел способ войти. Я нашел их слабость.
  Я нашел свое главное оружие. Не винтовку «Химера». Не руку «Арес-IV». Моим главным оружием была моя собственная сломанная, несовершенная, страдающая человеческая душа.
  И чтобы сокрушить крепость ангелов, мне придется разбить свою душу на тысячи осколков и метнуть их в самое сердце света.
  
  
  
  Глава 17: Шрам на Свете
  Восстановление было медленным, как заживление ожога на душе. Роскошные апартаменты, моя неприступная крепость, превратились в палату для разума, травмированного собственными воспоминаниями. Я сидел часами, разбирая и чистя «Химеру», пытаясь заглушить эхо криков в голове методичным щелканьем металла. Но призраки, которых я выпустил на волю, не хотели возвращаться в свою клетку. Я ловил в отражении полированного хрома лицо кричащей женщины из моих имплантированных кошмаров. Я чувствовал фантомную боль в плече, которого у меня больше не было. Сила, которую я обрел, требовала страшную плату — крупицы моего рассудка.
  В разгар этого молчаливого самоистязания на мой нейроинтерфейс пришло сообщение. Не от Элары. От Наблюдателя. Его присутствие в моей голове было как сухой, циничный шепот на фоне гудящей боли.
  — Ты шумишь, Кайден, — проскрипел его синтезированный голос. — Твоя... атака... на сеть Этельбурга создала возмущение, которое засекли даже на дальних постах прослушки в Поясе Койпера. Ты не просто стучишься в дверь храма. Ты пытаешься его сжечь. Смотри, не сгори вместе с ним.
  — У тебя есть совет, или ты просто решил насладиться представлением? — мысленно огрызнулся я.
  — Совет, — ответил Наблюдатель, и я почувствовал в его тоне нотки удивления. — Твой друг, Богослов. Он исчез. Испарился. Ни одна моя камера, ни один мой сенсор на «Элизиуме» его больше не видит. Он ушел во тьму.
  Холодок пробежал по моему новому позвоночнику. Это была плохая новость. Очень плохая. Охотник, которого ты видишь, предсказуем. Охотник, который затаился, ждет идеального момента для удара. Возможно, он ждет, когда я буду наиболее уязвим. Когда мое сознание будет за световые годы отсюда, в сети врага.
  Это означало, что у меня больше нет времени на восстановление.
  Я сел в кресло, которое уже стало моим командным пунктом. На этот раз я не боролся с болью и хаосом внутри себя. Я принял их. Я собрал свои самые темные воспоминания, свою боль, свой страх, парадокс Богослова — все это стало моим оружием, моим отравленным кинжалом.
  Снова погружение. Снова полет сквозь бездну данных.
  Стена света ждала меня. Но она была другой. Гармония была нарушена. На ее безупречной поверхности остался темный, уродливый шрам в том месте, где я ударил в прошлый раз. Песнь стала тише, в ней появились нотки тревоги. Я заставил их бояться.
  Я не стал медлить. Я собрал весь свой внутренний ад в один концентрированный импульс и ударил им точно в шрам.
  Мир взорвался.
  Это не было похоже на взлом двери. Это было похоже на разрыв живой ткани. Свет взвыл, сопротивляясь. Гармония боролась, пытаясь исцелить рану, извергнуть мою чужеродную, больную сущность. Но я продолжал давить, вливая в трещину все больше и больше хаоса, пока с оглушительным ментальным треском что-то не поддалось.
  Я прорвался.
  Я оказался внутри. Сеть Этельбурга была... прекрасна. Это была не карта из папок и файлов. Это была бесконечная архитектурная симфония. Соборы из чистого света, символизирующие хранилища данных. Реки светящейся энергии, текущие по каналам-нефам. Все было пронизано порядком, симметрией, безмятежной, математически выверенной красотой. Мое присутствие здесь, в виде темного, хаотичного сгустка сознания, было кощунством. Я был грязью в стерильном раю.
  Нужно было двигаться, пока иммунная система этого места не нашла и не уничтожила меня. Я начал разведку. Я не мог просто запустить поиск. Я должен был читать архитектуру. Интерпретировать потоки данных. Я искал место, где гармония была нарушена. Место, где свет был не созидающим, а сдерживающим. Тюрьму.
  И я нашел ее.
  В самом центре этого цифрового рая возвышалась цитадель, которая отличалась от остальных. К ней сходились все главные потоки энергии, но они не вливались в нее, а оплетали ее, создавая силовую клетку невероятной сложности. Вокруг этой цитадели парили стражи. Существа из чистого света, безликие, но вооруженные копьями из концентрированной логики. Цифровые ангелы-хранители.
  В сердце этой цитадели я почувствовал его. Знакомый, леденящий душу холод. Психический вакуум. Негативное эхо Осколка Пустоты. Он был там.
  Я подкрался ближе, прячась в тенях кода, которые отбрасывали световые структуры. Я наблюдал за патрулями, изучал их маршруты, искал уязвимость. Я был так поглощен своей задачей, что совершил ошибку. Я подобрался слишком близко.
  Один из ангелов-хранителей, до этого плавно скользивший по своему маршруту, внезапно остановился. Его безликая голова медленно повернулась. И он посмотрел прямо на меня.
  В тот же миг по всей сети пронесся беззвучный вопль. Не крик. Это была волна чистой информации, сигнал тревоги, который ощущался как физический удар.
  Рай превратился в ад.
  Спокойные реки света вздулись бурными потоками, грозящими смыть меня. Идеальные кристаллические структуры начали трескаться и перестраиваться, формируя вокруг меня клетку из чистой логики. Весь мир сети Этельбурга обратился против меня.
  Ангелы-хранители, десятки их, устремились к моей позиции со всех сторон, их световые копья были нацелены на мой беззащитный, нематериальный дух.
  Я прорвался внутрь. Но теперь ловушка захлопнулась. Я был заперт в самом сердце вражеской крепости, в разуме коллективного божества, которое только что осознало, что в его раю завелся демон.
  
  
  
  Глава 18: Логика Бегства
  Клетка из света сжималась. Ангелы-хранители, безликие и неумолимые, наступали, их логические копья были нацелены на мой хаотичный, вторгшийся в их рай разум. Я бросал в них осколки своей боли, своего безумия. Это работало. Они отшатывались, их идеальные формы на мгновение искажались, как от прикосновения к чему-то нечистому. Но их было слишком много. На место одного отступившего вставали двое новых. Я лишь оттягивал неизбежное. Я не мог победить в этой войне. Мне нужно было бежать.
  Но куда? Путь, которым я пришел, теперь был самой охраняемой зоной в сети. Возвращаться туда — самоубийство. Я был заперт.
  И в этом отчаянии родилась новая, безумная идея. Это не просто сеть. Это разум. Коллективный разум расы, которой миллионы лет. А у любого разума, даже самого совершенного, есть не только сознание, но и подсознание. Чердак, куда сваливают старые, неудобные воспоминания. Подвал, где гниют подавленные травмы. Я не мог пробить стену. Но, возможно, я мог нырнуть в канализацию.
  Я прекратил атаковать. Вместо того чтобы пробиваться наружу, я ринулся вглубь. Я перестал воспринимать сеть Этельбурга как архитектуру и начал ощущать ее как геологию, как слои сознания. Я прорвался сквозь сверкающий «сознательный» уровень и погрузился в то, что лежало под ним.
  Мир преобразился.
  Порядок исчез. Я оказался в океане хаоса, который заставил мой собственный внутренний ад показаться тихой гаванью. Это было подсознание Люмина. Море необработанных данных, первобытных образов, исторических записей, которым тысячи веков. Я видел рождение их расы в сердце звезды. Я слышал их первые споры о природе реальности, споры, перераставшие в расколы. Я видел образы цивилизаций, с которыми они контактировали и которые давно обратились в прах. Информация хлестала по мне, угрожая разорвать мой собственный разум на части.
  Ангелы-хранители не последовали за мной. Это место было для них таким же чужеродным и опасным, как и для меня. Это была их свалка, их выгребная яма. Я был в безопасности от них, но рисковал раствориться в этом информационном шторме.
  Нужен был выход. Якорь. Я начал искать не структуру, а эмоцию. Повторяющийся паттерн. И я нашел его. Нить всепоглощающей, космической скорби. Она тянулась через тысячи слоев их истории. Травма. Я ухватился за нее и поплыл по течению.
  Эта нить скорби привела меня к шраму. Древнему, зарубцевавшемуся шраму в ткани их коллективного разума. Это был мертвый канал данных, оборванный эоны лет назад. Выход, который они запечатали после какого-то ужасного события. Мой единственный шанс.
  Я собрал остатки своих сил, свой собственный, свежий и острый хаос, и ударил им в эту древнюю рану. Сеть взвыла от боли. И прежде чем меня выбросило наружу, я увидел причину этой боли. Короткая, яркая вспышка их подавленного воспоминания.
  Я увидел одного из Люмина, сияющее существо, как моя нанимательница. Он прикасался к черному артефакту, похожему на Осколок. И его свет начал гнить. Чернеть изнутри. Его идеальная форма корчилась в агонии, его гармония превращалась в какофонию боли. А потом другие Люмина, его братья, направили на него лучи чистого света, и он с беззвучным криком распался в ничто. Милосердное убийство. Стирание.
  Теперь я понял. Они боятся Осколка не как оружия. Они боятся его как болезни, способной поразить их расу изнутри. Они не тюремщики. Они врачи, пытающиеся изолировать чуму.
  В следующее мгновение я прорвался. Оборванный канал данных выплюнул меня, как пробку, обратно в общую межзвездную сеть.
  Мое сознание с оглушительной силой впечаталось обратно в тело.
  Мир вернулся болью. Я согнулся пополам, и меня вырвало прямо на дорогой ковер. Голова раскалывалась, словно по ней били молотом. Все мои импланты кричали об ошибках, заливая зрение красными предупреждениями. Психическое сальто через всю галактику и обратно едва не убило меня.
  Шатаясь, я поднялся на ноги. Я выжил. Я получил то, за чем пришел. План Этельбурга. Расположение хранилища. И, что важнее, понимание истинных мотивов Люмина. Я должен был немедленно связаться с Эларой.
  Я выпрямился, пытаясь сфокусировать зрение, которое то и дело переключалось между обычным и термальным режимами.
  И в этот момент мой сбоящий глаз «Око Ночи» зафиксировал тепловую сигнатуру. В комнате. В самом темном углу, куда не падал свет от панорамного окна. Фигура отделилась от тени. Он не вошел. Он уже был здесь. Все это время. Он ждал.
  Ждал, пока я буду в самом слабом, самом беззащитном состоянии.
  Передо мной стоял Богослов. Его хромированная, безликая маска отражала огни ночной станции. Он не двигался. Он просто стоял и смотрел на меня, жалкого, разбитого, согнутого от боли.
  Я потянулся к «Химере», стоявшей у кресла, но понимал, что не успею.
  Его голос, на этот раз не из динамика, а настоящий, живой, спокойный и ужасающе близкий, заполнил тишину комнаты.
  — Исповедь, дитя мое. Теперь ты готов.
  Я сбежал из ментальной ловушки, охраняемой ангелами. Только для того, чтобы попасть в физическую ловушку, устроенную дьяволом.
  
  
  
  Глава 19: Проповедь Стали и Плоти
  «Теперь ты готов».
  Слова Богослова не были угрозой. Это был приговор. Он стоял в тени моей квартиры, само воплощение неторопливой, неизбежной смерти. Мое тело было полем боя для моих собственных имплантов, разум — эхом чужого кошмара. Винтовка «Химера» лежала на диване в нескольких метрах от меня. В целой вечности от меня.
  Я застыл, анализируя ситуацию с той долей мозга, что еще не была занята болью и статическими помехами. Прямое столкновение — это смерть. Бегство — невозможно. Оставалось только одно. Стать еще более безумным, чем мой враг.
  — Я ждал этого момента, — пророкотал Богослов, делая первый, медленный шаг ко мне. Его безликая маска отражала мой жалкий, согбенный силуэт. — Я наблюдал за твоим... паломничеством. Твоим осквернением плоти этим уродливым хромом. Твоим прикосновением к ереси Ордена Януса.
  Он разворачивал свою мономолекулярную нить. Она мерцала в тусклом свете, тонкая и прекрасная, как обещание небытия.
  — Я не просто убью тебя, Кайден. Я проведу экзорцизм. Я вырежу машину из человека, а затем освобожу человека от страданий. Это будет мое самое прекрасное деяние. Моя молитва.
  Он сделал второй шаг. Время замедлилось, растянулось, как патока. В эту секунду я принял решение. Если мое тело — это сломанная машина, я заставлю ее сломаться еще сильнее.
  В тот миг, когда Богослов ринулся вперед, его нить со свистом устремилась к моей шее, я намеренно послал по своей нервной системе каскад противоречивых, панических команд. Я замкнул систему на саму себя.
  Мое тело взорвалось конвульсиями.
  Это был не припадок. Это был контролируемый хаос. Мои ноги подкосились. Руки дико задергались. Глаза «Око Ночи» закатились, их линзы замерцали чистым белым шумом. Для Богослова я, должно быть, выглядел как жалкая, сломленная кукла, чья система сгорела от перегрузки. Агония, которую я изображал, была пугающе реальной, потому что она питалась настоящей болью, бурлящей во мне.
  Охотник на мгновение замедлил шаг. В его движениях появилось нечто похожее на разочарование. Он ожидал битвы, а получил лишь судороги умирающего мяса. Он подошел ближе, опуская нить, чтобы нанести последний, милосердный удар.
  И это было его ошибкой.
  Мои конвульсии не были случайны. Каждое непроизвольное, на первый взгляд, движение было частью отчаянного плана. Судорога бросила мое тело не на пол, а вбок, на диван. Моя неуправляемо дергающаяся кибернетическая рука, «Арес-IV», рухнула прямо на рукоять «Химеры».
  Припадок прекратился так же внезапно, как и начался.
  Белый шум в моих глазах сменился кристально чистой, холодной фокусировкой. Я смотрел прямо на него. И я нажал на спуск.
  Я не целился. Я просто выпустил огненный шторм в его сторону. Залп плазмы прожег дорогой диван, врезался в стену за спиной Богослова, заставив его отпрыгнуть в сторону. Элемент неожиданности был на моей стороне.
  Моя роскошная квартира мгновенно превратилась в зону боевых действий. Я откатился за остатки дивана, Богослов укрылся за колонной.
  — Ты цепляешься за свою испорченную плоть! За свой болезненный хаос! — его голос потерял спокойствие, в нем зазвучал звенящий от ярости металл. — Я предлагал тебе чистоту! Идеальный, окончательный покой!
  — Ты предлагал мне свою боль! — крикнул я в ответ, стреляя в ту сторону, где он исчез. — Ты не священник! Ты просто еще один призрак, такой же, как я! Ты сам себя преследуешь!
  Я вложил в эти слова все то отвращение, которое испытал, коснувшись эха его души. И это снова сработало. Его ответная атака была неточной. Яростной. Он перестал быть хирургом, он стал мясником. Его нить кромсала стены и мебель, оставляя повсюду глубокие, дымящиеся разрезы.
  Он бросился на меня, рассчитывая покончить со всем в ближнем бою, задавить меня своей яростью. Я встретил его, используя всю мощь «Ареса». Я не пытался блокировать нить. Я пробил остатки стены кулаком, схватил его за одежду и со всей силы впечатал в противоположную стену.
  Но даже в ярости он был смертоносен. В этой короткой, жестокой схватке его нить полоснула по моей новой руке, вскрыв обшивку и перерубив несколько силовых кабелей. Рука дернулась, из раны посыпались искры, пальцы частично онемели.
  Но я был ближе. В последнем отчаянном усилии я выбросил вперед поврежденную руку, активировав подарок Наблюдателя. Три вибро-когтя с жужжанием выскочили из моих костяшек и полоснули прямо по его безликой хромированной маске.
  Раздался оглушительный, тошнотворный скрежет.
  Я отскочил назад. Богослов замер. На идеальной, святой поверхности его маски теперь красовались три глубокие, рваные царапины. Я ранил не его тело. Я осквернил его лик. Я оставил шрам на его вере.
  В этот момент тишину разорвал вой сирен снаружи. Слишком много шума. КДБ уже были на пути сюда.
  Мы посмотрели друг на друга. Дуэль была прервана. Молчаливое соглашение прошло между нами. Никто из нас не мог позволить себе попасть в руки Корпуса.
  Богослов коснулся пальцами царапин на своей маске. Я не видел его лица, но я чувствовал, как его ярость превращается в нечто иное. В холодную, как космос, сфокусированную, личную одержимость. Он бросил на меня последний, полный обещания смерти взгляд, развернулся и выпрыгнул в разбитое панорамное окно, исчезнув на внешнем карнизе здания.
  Я остался один посреди руин своей квартиры. Моя новая рука была повреждена. Мое тело было на пределе. В воздухе пахло озоном, плазмой и кровью.
  Я выжил. Снова. Но я понимал, что это еще далеко не конец. Я посмотрел на искрящую рану на своей руке, а потом в пустое окно, где исчез мой враг. Мы оба были ранены. Мы оба оставили друг на друге свои шрамы. Мы были связаны этим жестоким, кровавым ритуалом. И в следующий раз проповедей не будет.
  Будет только финал.
  
  
  
  Глава 20: Логика Шрамов
  Сирены. Они были саундтреком моей новой жизни. Я не стал ждать, пока спецназ КДБ начнет штурм. Роскошная квартира, стоившая целое состояние, стала для меня такой же ловушкой, как и любая другая. Я схватил самое необходимое: винтовку «Химера», сумку с боеприпасами и медицинскими принадлежностями, и, конечно, кристалл с протоколом «Призрак».
  Бежать через главный вход было нельзя. Прыгать из окна, как Богослов, — верный способ привлечь внимание. Я выбрал третий путь. Путь хаоса. С помощью «Призрака» я взломал систему пожаротушения здания, но не на своем этаже, а тремя уровнями ниже. В коридорах взвыли новые сирены, полились потоки воды, создавая идеальную суматоху. Пока прибывающие отряды КДБ пытались разобраться в этом бардаке, я, снова невидимый, выскользнул в служебный шлюз и растворился в технических туннелях станции.
  Я был бездомным. И богатым. Ирония была почти физически ощутимой. Я не мог купить себе новое убежище, мое имя, даже фальшивое, теперь было в каждом файле розыска. Мне нужно было залечь на дно. По-настоящему. И я понял, что есть только одно место, куда никто не сунется в поисках высокотехнологичного оперативника с бездонным счетом.
  Дно.
  Я вернулся в Сектор Гамма. Не в свою старую контору, а глубже, в один из «мертвых блоков». Это были жилые модули, построенные на заре «Элизиума» и давно выведенные из эксплуатации из-за структурной нестабильности. Даже банды обходили их стороной. Я нашел заброшенную квартиру, покрытую вековой пылью, и объявил ее своим новым домом. Спартанская, грязная, но безопасная келья в сердце забвения.
  Первым делом — оценка ущерба. Мое тело было на пределе. Но главной проблемой была рука. «Арес-IV». Произведение искусства, превращенное в искрящий хлам. Нить Богослова прошла глубоко, повредив не только обшивку, но и важные силовые реле. Возвращаться к Доку Каэлу было нельзя. Пришлось становиться хирургом для самого себя.
  Это была грязная, кровавая работа. Я сидел на полу своей новой берлоги, разложив вокруг инструменты из мультитула. Я вскрывал панели на собственном предплечье, паяльником соединяя оборванные кабели, заливая повреждения герметиком. Каждый разряд статического электричества отзывался болью во всей нервной системе. Я обходил сгоревшие микросхемы, создавая грубые, но функциональные «мосты». Когда я закончил, моя рука снова работала. Но она больше не была произведением искусства. На ее гладком черном металле теперь красовался уродливый, сварной шов. Еще один шрам.
  Работая, я думал о них. О шрамах. Те, что были на моем старом, органическом теле. Те, что остались от операции Каэла. Глубокая борозда на моей новой руке. И три рваные царапины на безликой маске Богослова. Мы все в этой войне были отмечены. Наши шрамы были нашей историей, картой наших поражений и нашего выживания. И я понял ключевую вещь. Слабость Богослова — это причина его шрама, та древняя боль, которую он скрывал. Моя же сила — в способности получать новые шрамы и продолжать идти вперед.
  Приведя себя в относительный порядок, я снова погрузился в сеть. Нужно было доложить. Я нашел Элару в цифровой пустоте.
  — Разведка завершена, — сообщил я, передавая ей все, что узнал: архитектуру сети Этельбурга, ангелов-хранителей, центральное хранилище. И самое главное — мотивы Люмина. Их страх перед психической чумой, заключенной в Осколке.
  — Эта информация... бесценна, — ответила Элара, и я ощутил волну холодного удовлетворения, исходившую от нее. — Они боятся не оружия, а идеи. Это меняет все. Орден уже разрабатывает план, основанный на твоих данных.
  Я рассказал ей и о Богослове. О его методах, о его ритуальной ярости и о том странном, болезненном эхе, что я почувствовал.
  — Богослов... — ее мысль на мгновение стала жестче. — Он не принадлежит ни одной из Великих Фракций. Он — вольный радикал. Фанатик, который продает свои ритуалы тому, кто больше заплатит. Его непредсказуемость делает его вдвойне опасным.
  — Он сделал это личным, — сказал я.
  — Я знаю. Ты ранил его гордость, осквернил его веру. Он станет неосторожным. Но мы не можем просто ждать его следующего удара. Мы должны понять его, чтобы нанести удар первыми.
  Я ожидал приказа атаковать, штурмовать. Но Орден Януса действовал иначе.
  — Твоя битва с ним дала нам ключ, — продолжала Элара. — Его идеология, его одержимость чистотой и ритуальным очищением... Это похоже на почерк давно исчезнувшего культа. Силицистов. Они поклонялись чистоте неорганической материи и считали любую органику скверной. Их уничтожили несколько десятилетий назад во время чисток КДБ.
  — Богослов — один из них?
  — Возможно. Или их наследник. Согласно нашим архивам, есть один известный выживший, который задокументировал падение культа. Бывший летописец ордена. Сейчас он скрывается здесь, на «Элизиуме», под видом простого архивариуса. Его зовут брат Матье.
  Моя следующая задача была не похожа на предыдущие.
  — Найди его, Кайден, — приказала Элара. — Не для убийства. Для информации. Ты снова станешь детективом. Но на этот раз ты будешь расследовать не преступление, а душу твоего злейшего врага. Узнай историю Богослова. Узнай источник его боли. Это знание станет оружием, которое позволит уничтожить его окончательно.
  Связь прервалась.
  Я сидел в своей пыльной, темной берлоге. Моя изуродованная кибернетическая рука покоилась на прикладе «Химеры». Передо мной была новая цель. Не крепость из света, не убийца в тени. А старик-архивариус, хранящий ключ к призракам прошлого.
  Охота на охотника началась. И тропа к нему лежала через руины мертвой религии.
  
  
  
  
  Глава 21: Пыль Архивариуса
  После битв, изменивших мое тело и разум, тишина моей новой берлоги в «мертвом блоке» стала оглушительной. Охота на архивариуса была не похожа ни на что, что я делал раньше. Это была охота на воспоминание, на призрака чужой веры.
  Я не мог искать брата Матье в открытых сетях. Его личность, если он выжил, была похоронена под десятилетиями лжи. Поэтому я обратился к своему главному оружию — к «Призраку». Я погрузился в глубинные, архивные слои сети «Элизиума», в ее цифровое подсознание. Я не искал имя. Я искал паттерны. Я просеивал списки выживших после чисток КДБ в секторах, где когда-то базировались Силицисты. Я искал людей, сменивших имя, чьи новые личности были безупречны, слишком безупречны. А затем я накладывал на эти данные другой фильтр: поиск по профессии. Архивариус, библиотекарь, хранитель данных.
  Спустя несколько часов утомительной, кропотливой работы, похожей на просеивание песка в поисках крупицы золота, я нашел его. Аномалию. Человек по имени Лео Кассар, скромный служащий в Центральном Архиве Регистрации Грузов в Секторе Дельта. Его биография начиналась ровно тридцать лет назад, в год падения Силицистов. До этого — пустота. Идеальное совпадение.
  Центральный Архив не был похож на библиотеку Сайласа. Это было гигантское, гудящее здание, бюрократическое сердце станции. Но я искал не цифровые данные. Согласно служебным записям, Лео Кассар работал в «глубоком хранилище» — подвальном уровне, где до сих пор хранились физические носители: микропленки, оптические диски и даже бумажные реестры с первых дней «Элизиума». Место, про которое все забыли. Место, где легко спрятаться.
  Я не стал врываться. Я пришел как клиент. Под видом исследователя, изучающего ранние торговые маршруты, я получил допуск в глубокое хранилище. Меня встретил запах пыли и старой бумаги. Бесконечные ряды металлических стеллажей уходили во тьму, теряясь в тишине.
  В дальнем конце зала, за столом под единственной тусклой лампой, сидел он. Маленький, иссохший старик в очках с толстыми линзами. Он был похож на еще один архивный экспонат. Его руки, покрытые пигментными пятнами, дрожали, когда он перебирал карточки в каталоге.
  — Лео Кассар? — тихо спросил я.
  Он вздрогнул, едва не уронив карточки. Он поднял на меня испуганный, выцветший взгляд.
  — Да. Чем могу помочь? Этот отдел редко посещают.
  — Я ищу не торговые маршруты, брат Матье, — сказал я, понизив голос.
  При звуке своего старого имени он весь сжался. Его лицо превратилось в маску смертельного ужаса. Он вцепился в край стола, его костяшки побелели.
  — Я не знаю, о чем вы говорите. Вы ошиблись.
  — Один из ваших братьев все еще несет слово вашей веры, — я подошел ближе. — Он называет себя Богословом. Он убивает во имя чистоты. Он чуть не убил меня.
  Я показал ему свою левую руку, «Арес-IV», с уродливым сварным швом, оставленным после боя. Я не угрожал. Я показывал ему свой шрам. Свой собственный символ несовершенства.
  — Он не остановится. Он считает меня скверной. Но за мной придут другие. Возможно, КДБ. Они снова начнут чистку, и на этот раз они будут тщательнее. Они найдут вас. Ваше молчание не спасет вас. Оно похоронит вас вместе со мной.
  Старик смотрел на мою кибернетическую руку, и в его глазах ужас боролся с чем-то еще. С тенью старой, забытой боли. Он медленно осел на стул.
  — Я не брат ему уже тридцать лет, — прошептал он, его голос дрожал. — Я никто. Я просто пыль на этих полках.
  — Расскажите мне о нем, — я сел напротив. — Помогите мне понять. Чтобы я мог остановить его.
  Матье долго молчал, глядя в пустоту. А потом он заговорил. И его тихий, надтреснутый голос рисовал картины забытого прошлого.
  — Мы не были монстрами. Мы были искателями. Мы видели страдания, которые несет с собой плоть. Болезни, старение, предательство эмоций. Мы верили, что спасение — в чистоте. В совершенстве кристалла, в логике машины. В неорганическом бытии. Он... он был нашим самым ярким светом.
  Матье рассказал, что Богослова тогда звали Тео. Юноша, найденный на пороге их храма, сирота, но с разумом гения и верой мученика. Он понимал их доктрину не как философию, а как поэзию. Он видел красоту в схемах и святость в кремнии. Он был их надеждой, их будущим.
  — А потом пришли они. КДБ. «Очистители». Они назвали нашу веру угрозой. Наш храм — гнездом террористов. Они пришли с огнем и плазмой. Это была не чистка. Это была бойня.
  Голос старика прервался. Он снял очки и вытер глаза.
  — Тео пытался спасти их. Наши священные тексты, центральный кристалл данных. Но он пытался спасти и ее... Лилит.
  — Лилит?
  — Девочка. Еще один подкидыш. Она была... органикой. Слабой, хрупкой. Она не разделяла нашей веры, но любила Тео как брата. А он видел в ней... я не знаю. Может быть, последнее напоминание о том мире плоти, который он оставил позади. Она была его единственной слабостью. Его единственным изъяном.
  Матье замолчал, его взгляд был устремлен в прошлое.
  — Когда солдаты ворвались в центральный зал, Тео пытался увести ее через тайный ход. Но один из них... он выстрелил ей в спину. Просто так. Ради забавы. Я видел это. Тео держал ее на руках, когда ее плоть... ее несовершенная, хрупкая плоть... распалась. Он смотрел на свои руки, испачканные тем, что он презирал больше всего, и его разум треснул. Крик, который он издал... в нем не было горя. В нем было... рождение. Рождение чего-то нового. Ужасного.
  Старик содрогнулся.
  — В тот день погиб не только наш Орден. Погиб Тео. А из его пепла восстал Богослов. Его вера мутировала. Она перестала быть поиском чистоты. Она стала крестовым походом против несовершенства. Против плоти, которая предала его. Каждое его убийство — это не месть. Это попытка переиграть тот день. Попытка очистить мир от той слабости, которая погубила Лилит. Он не просто убивает. Он пытается спасти ее снова и снова, убивая всех, кто похож на тех солдат, на тот хаос, на ту плоть.
  Я сидел в тишине, потрясенный. Монстр, охотившийся за мной, перестал быть просто врагом. Он стал историей. Трагедией космического масштаба. Его ненависть ко мне, к моему хрому, смешанному с плотью, обрела страшный, извращенный смысл. Я был для него воплощением того гибридного ужаса, что убил его единственную любовь.
  — Спасибо, брат Матье, — сказал я, поднимаясь. Я получил то, за чем пришел. — Вы мне очень помогли.
  — Я помог себе, — прошептал старик, снова надевая очки. — Я похоронил этого призрака тридцать лет назад. Надеюсь, у вас получится сделать это по-настояшему. Теперь оставьте меня с моей пылью.
  Я вышел из архива, оставив старика наедине с его прошлым. Но теперь его прошлое стало частью моего настоящего. Я знал источник боли моего врага. Я знал его самое уязвимое место. Его шрам. Имя, которое он пытался забыть.
  Лилит.
  Это имя было ключом. И я собирался использовать его, чтобы открыть дверь в самое сердце тьмы Богослова. И захлопнуть ее навсегда.
  
  
  
  Глава 22: Оружие из Скорби
  Знание — это яд. История Богослова, которую поведал мне Матье, отравляла тишину моей берлоги. Она не принесла облегчения или ясности. Она лишь превратила моего врага из безликой угрозы в фигуру шекспировской трагедии, и это было гораздо страшнее. Легко сражаться с монстром. Но как сражаться с чужой бесконечной скорбью, превратившейся в смертоносную религию?
  Я должен был доложить Эларе. Снова погружение в сеть, снова холодная пустота протокола «Призрак». Я нашел ее присутствие, как всегда, острое и внимательное. Я не просто пересказал ей факты. Я передал ей эхо рассказа Матье, ту дрожь в его голосе, тот ужас в его воспоминаниях. Я передал ей саму суть трагедии.
  Пауза, которую она выдержала, была длиннее обычного. Я чувствовал, как ее разум, разум стратега, анализирует не просто информацию, а саму структуру этой боли.
  — Невероятно, — наконец пришел ее ответ. — Мы искали его слабость, а нашли источник его силы. Его хаос не случаен. Он сфокусирован, он питается одной-единственной, бесконечной травмой. Это делает его предсказуемым. И это делает его идеальным оружием.
  Я не понял.
  — Оружием? Он мой враг.
  — Он наш ключ, — мысль Элары была холодной, как сталь хирурга. — Твоя атака на сеть Этельбурга показала нам, что их гармония уязвима для хаоса. Но твоего личного хаоса недостаточно. Это как царапать алмаз ногтем. Но Богослов... Крик его разума, когда он потерял свою... Лилит... это был не просто крик. Это был разрыв в ткани реальности. Локальный всплеск энтропии такой силы, что он, должно быть, оставил след, который виден даже сквозь измерения. Мы не можем убить его просто так, Кайден. Мы должны заставить его кричать снова.
  Я похолодел. Я понял, к чему она клонит.
  — Мы должны устроить ему ловушку, — продолжала Элара. — Но не для того, чтобы убить. А для того, чтобы сломать. Мы должны довести его до точки кипения, заставить его разум взорваться от горя и ярости. Психическая ударная волна от этого взрыва станет нашим тараном. Она на мгновение ослепит и оглушит всю сеть Люмина. В этот момент хаоса, созданного им, ты снова войдешь в их сеть. Но на этот раз не для разведки. Ты станешь наводчиком. Ты проведешь наш главный вирус к самому сердцу их системы, к хранилищу Осколка, и отключишь систему сдерживания.
  Это был план, гениальный в своем цинизме и жестокости. Использовать самую страшную трагедию одного существа как ключ для взлома рая другого. Они собирались воевать чужой болью.
  — А как мне заставить его «кричать»? — спросил я, уже зная ответ.
  — Ты станешь для него главным богохульством, — ответила Элара. — Ты не просто убьешь его. Ты осквернишь его самое святое воспоминание. Ты станешь тем солдатом КДБ с плазменной винтовкой. Ты станешь хаосом, погубившим Лилит. Ты должен стать его персональным адом. А для этого тебе нужно приготовить сцену.
  План начал обретать форму в моем сознании. Ужасающую, но логичную.
  — Мне нужна приманка, — подумал я.
  — И у нас она есть, — подтвердила Элара. — Наблюдатель отследил для нас одну вещь. Единственный артефакт, который уцелел после бойни в храме Силицистов и попал в руки частного коллекционера на «Элизиуме». Центральный кристалл данных их ордена. Для Богослова — это святыня. Мощи его погибшей веры. Мы выкупим его. И ты используешь его, чтобы выманить Богослова в нужное нам место. В место, которое мы превратим в театр его величайшего кошмара.
  Связь прервалась. Я сидел в темноте своей квартиры, и на этот раз холод шел не от имплантов. Я получил свой приказ. Я должен был стать не просто убийцей. Я должен был стать мучителем. Я должен был взять самое дорогое, что было у моего врага — память о его потерянной любви — и превратить ее в оружие массового поражения.
  Я посмотрел на свою кибернетическую руку, на уродливый шрам, оставленный нитью Богослова. А потом на свое отражение в темном экране. Я больше не видел там ни детектива, ни солдата. Я видел инструмент. И мне предстояло стать очень, очень острым.
  Началась подготовка к последнему акту. К проповеди, которая должна была закончиться не тишиной, а оглушительным криком, способным потрясти звезды.
  
  
  
  Глава 23: Репетиция Ада
  Подготовка к последнему акту была похожа на работу театрального режиссера, ставящего пьесу в аду. Только декорациями были ржавый металл и битый бетон, а единственным зрителем, для которого предназначался этот спектакль, был мой злейший враг. Моя роль была чудовищной: я должен был не просто победить Богослова, а заново убить его душу.
  Первым делом нужно было выбрать сцену. Элара предоставила мне доступ к архивным картам «Элизиума», и я, руководствуясь рассказом Матье, нашел идеальное место. Старый Храм Очищения, тот самый, где тридцать лет назад разыгралась трагедия Силицистов. Он находился в списанном промышленном секторе Тета, давно отрезанном от основных коммуникаций. Для станции это было просто мертвое, нестабильное пространство. Для меня и Богослова — это было место силы, скорби и будущего катарсиса. С помощью «Призрака» я потратил несколько дней, изучая это место, превращая его в свой театр. Я взломал древние системы освещения, расставил скрытые динамики, через которые собирался транслировать свой «сценарий», наметил пути отхода и огневые точки. Каждый уголок этого разрушенного храма стал частью моей ловушки.
  Затем прибыла приманка. Анонимный курьер-дрон оставил ее в условленном месте. Центральный кристалл данных Силицистов. Он был не похож на кристалл «Призрака». Он был больше, молочно-белого цвета, испещренный золотыми прожилками. Когда я взял его в руки, я не почувствовал ни силы, ни энергии. Я почувствовал тишину. Тишину мертвой веры, погребенной под слоями времени. Внутри него, как в янтаре, застыли все их тексты, вся их философия, все их надежды на чистоту и спасение. Для меня это был просто инструмент. Для Богослова — это было сердце его потерянного мира.
  Следующим этапом была репетиция роли. Я должен был стать не просто солдатом КДБ, а тем самым солдатом. Используя архивы, которые я скачал, пока искал Матье, я нашел все о той чистке. Я изучил тактику отрядов «Очистителей», их позывные, их жаргон. С помощью Наблюдателя, которому Орден, очевидно, заплатил целое состояние, я достал точную копию плазменной винтовки образца тридцатилетней давности. Она была громоздкой, неэффективной по сравнению с моей «Химерой», но ее энергетическая подпись, ее звук, ее вид — все было аутентичным. Я часами тренировался в своей берлоге, отрабатывая движения, вживаясь в образ бездушного палача.
  Все это время я боролся с самим собой. Цинизм, который служил мне броней все эти годы, трещал по швам. Одна часть меня, солдатская, выполняла приказ, просчитывая каждый шаг с холодной эффективностью. Другая же часть, та, что осталась от человека, которого когда-то звали Кайденом, кричала от омерзения. Я смотрел на кристалл-святыню в своих руках, а потом на плазменную винтовку, и понимал, что собираюсь совершить акт абсолютного кощунства. Я собирался станцевать на могиле любви моего врага, чтобы использовать его боль в своих целях. Чем я тогда лучше него? Чем методы Ордена Януса, ломающего души ради своей цели, отличаются от методов Люмина или КДБ? Эти вопросы разъедали меня изнутри, оставляя шрамы, невидимые даже для моих новых глаз. Но я гнал их прочь. Путь был выбран. Машина была запущена.
  Настал день «премьеры». Я сидел в самом сердце разрушенного Храма Очищения. Пыль веков лежала на разбитых алтарях из полированного обсидиана. Сквозь проломы в куполе пробивались тусклые лучи света от далеких промышленных огней, создавая в зале гнетущую, соборную атмосферу. Это было место, где умерла вера и родилось чудовище.
  Я установил кристалл Силицистов на центральном алтаре, точно на том месте, где, по словам Матье, Тео держал на руках умирающую Лилит. Затем я подключил к нему передатчик. Приглашение не должно было быть текстом. Оно должно было быть криком.
  Я активировал передатчик. В эфир, на частотах, которые, как я знал из данных Ордена, Богослов использовал для медитаций, полилась не мольба и не вызов. Это была запись. Фрагмент из священных текстов Силицистов, хранящихся в кристалле, извращенный и искаженный. Я наложил на него звуки выстрелов плазменной винтовки КДБ. А поверх всего этого я добавил одну-единственную фразу, записанную синтезатором, имитирующим детский голос. Фразу, которую я произносил снова и снова, как мантру.
  «Тео... мне больно...»
  Это было чудовищно. Это было за гранью. Это было приглашение, от которого он не мог отказаться.
  Я отключил передатчик и занял свою позицию на верхнем ярусе храма, в тени обрушившейся балки. Я был в полной боевой готовности. Тело — отлаженная машина. Разум — холодный, как лед. А душа... душа была погребена где-то глубоко под слоями приказов, цинизма и отвращения к самому себе.
  Я сидел в тишине, вглядываясь в тени. Я не знал, сколько времени пройдет. Час. День. Но я знал, что он придет. Он придет в место своей величайшей боли, привлеченный эхом своей величайшей любви, оскверненной моим богохульством.
  Спектакль был готов начаться. Я ждал своего единственного зрителя.
  
  
  
  Глава 24: Реквием по Лилит
  Время в разрушенном храме текло иначе. Оно было густым, тяжелым, пропитанным пылью и ожиданием. Я сидел в своей засаде, неподвижный, как статуя, мой костюм «Фатом» сливался с тенями, а глаза «Око Ночи» сканировали пустоту. Мое сознание было подключено к системам храма, я был нервной системой этого места, его режиссером и его призраком.
  Он пришел на исходе третьего часа. Не было ни шума, ни предупреждения. Одна из теней в дальнем конце зала просто сгустилась и обрела форму. Богослов. Он не крался. Он шел по центральному нефу к алтарю с медленным, почти ритуальным достоинством. Он был не охотником, пришедшим в ловушку. Он был первосвященником, вернувшимся в оскверненное святилище.
  Я смотрел на него через прицел своей старой плазменной винтовки. Мой палец лежал на спуске. Я мог закончить все прямо сейчас. Но это не входило в план. Мне нужен был не его труп. Мне нужен был его крик.
  Богослов остановился перед алтарем. Он смотрел на кристалл, на святыню своей погибшей веры, и даже сквозь безликую маску я чувствовал, как от него исходит волна мучительной боли. Он медленно протянул руку, чтобы коснуться кристалла, и в этот момент я начал свой спектакль.
  — Приоритетная цель обнаружена. Сектор 7-Г. Открыть огонь на поражение, — раздался из скрытых динамиков резкий, искаженный голос, который я скопировал из архивов КДБ.
  Богослов замер. Его рука застыла в сантиметре от кристалла. Он медленно повернул голову.
  Я включил освещение. Не яркое. А резкие, слепящие лучи прожекторов, которые я установил, выхватывающие его фигуру, создающие жесткие, рваные тени. Точно так, как было описано в отчетах о штурме.
  — Скверна должна быть очищена огнем, — продолжал бездушный голос из динамиков.
  Затем я нажал главную кнопку.
  Из динамиков, со всех сторон, его окутал звук. Звук выстрелов, крики его братьев-силицистов, грохот взрывов. А поверх всего этого — тихий, жалобный, синтезированный голос девочки.
  «Тео... мне страшно...»
  Богослов вздрогнул, как от удара. Он отшатнулся от алтаря. Он начал оглядываться по сторонам, и я увидел в его движениях не ярость, а панику. Настоящую, детскую панику юноши по имени Тео, снова попавшего в свой худший кошмар.
  — Лилит? — вырвался из-под его маски приглушенный, полный боли шепот.
  Это был мой выход.
  Я шагнул из тени на свет, держа наперевес громоздкую плазменную винтовку. Я был в полном облачении «Очистителя» КДБ, которое я тоже достал через Наблюдателя. Мое лицо скрывал стандартный шлем. Я не был больше Кайденом. Я был его прошлым. Я был тем самым безымянным солдатом.
  — Цель идентифицирована. Последователь еретического культа, — произнес я в микрофон, мой голос был искажен вокодером шлема до неузнаваемости. — Приготовиться к аннигиляции.
  «Тео... помоги мне...» — снова прошептал голос Лилит из динамиков.
  Богослов развернулся ко мне. Вся его выдержка, все его ритуальное спокойствие исчезли. Передо мной был не убийца. Передо мной был загнанный в угол зверь, защищающий самое дорогое. Его мономолекулярная нить со свистом рассекла воздух.
  Но я был готов. Я знал его тактику. Я не пытался увернуться. Я выстрелил из плазменной винтовки. Не в него. А в пол перед ним. Взрыв плазмы заставил его отскочить, нарушив траекторию его атаки. Я стрелял снова и снова, загоняя его в угол, отрезая пути к отступлению, повторяя тактику штурмовых отрядов тридцатилетней давности. Я не пытался его убить. Я играл свою роль.
  — Ваша вера — болезнь! Ваша плоть — слабость! Вы — скверна! — выкрикивал я заученные лозунги «Очистителей».
  — Замолчи! — его голос сорвался на рык. Он бросался на меня, но его атаки были лишены прежней хирургической точности. В них была лишь ярость и отчаяние.
  Кульминация была близка. Я позволил ему подойти ближе. Его нить обвила мою винтовку, вырывая ее из рук. Он отбросил ее в сторону и ринулся на меня, выхватив виброклинок. Он собирался покончить со мной в ближнем бою, как с грязным животным.
  Я ждал этого. Я не стал сопротивляться. Я просто стоял и смотрел на него. А потом я снял шлем.
  Передо мной был уже не безликий солдат. Передо мной был я. Кайден. Гибрид плоти и хрома. С уродливым шрамом на кибернетической руке, который он же и оставил. Воплощение всего, что он ненавидел.
  — Это был не я, Тео, — сказал я тихо, мой настоящий голос прозвучал в оглушительной тишине после грохота боя. — Но я мог бы им быть.
  Он замер в шаге от меня, его клинок был занесен для удара. Его разум не мог обработать этот парадокс.
  — Она была просто девочкой, — продолжал я, вкладывая в слова всю ту боль, что я узнал от Матье. — Она не была ни скверной, ни чистотой. Она просто любила тебя. А ты позволил своей вере ослепить тебя. Ты не смог ее защитить. Ты не смог защитить Лилит.
  При звуке ее имени, произнесенного мной, его врагом, что-то в нем окончательно сломалось.
  Он издал крик.
  Это не был крик ярости или боли. Это был крик самой вселенной, разрываемой на части. Психическая ударная волна такой силы, что пыль в храме поднялась в воздух, а стекло в моих имплантах пошло трещинами. Это была агония бога, потерявшего свой мир.
  В этот момент, пока его разум был обнажен и кричал в пустоту, я уже был далеко. Мое сознание, ведомое Эларой, оседлало эту волну чистого хаоса и понеслось сквозь измерения к сети Этельбурга.
  Защита Люмина, ослепленная и оглушенная этим ментальным цунами, не видела меня. Я пронесся мимо парализованных ангелов-хранителей, сквозь мерцающие стены их цифрового рая. Я летел прямо к центральной цитадели, к хранилищу Осколка.
  Передо мной была последняя стена. Система сдерживания. И я, ведомый инструкциями Ордена, нес в себе вирус. Не программу из нулей и единиц. А идею. Идею хаоса. Идею разорванного круга.
  Я прикоснулся к системе сдерживания. И выпустил вирус на волю.
  В реальном мире, в разрушенном храме, Богослов упал на колени, его крик затих, сменившись беззвучными рыданиями. Передо мной стоял не монстр, а сломленный, одинокий юноша по имени Тео, снова переживающий худший день своей жизни.
  А за световые годы отсюда, в сердце неприступной крепости, система, сдерживающая артефакт, способный уничтожить реальность, начала давать сбой.
  План сработал.
  И я не чувствовал ничего, кроме бездонной, ледяной пустоты.
  
  
  Эпилог: Разорванный Круг
  Пустота, оставшаяся после крика Богослова, была абсолютной. Она поглотила звуки, свет и, казалось, само время. Я стоял посреди разрушенного храма, и мир вокруг меня был заморожен. Мой разум, вернувшийся из цифрового шторма, был выжженной пустыней. Я чувствовал себя пустым сосудом.
  Я посмотрел на фигуру на коленях. Богослов, могущественный и ужасающий, исчез. Остался только Тео, содрогающийся от беззвучных рыданий, его руки были прижаты к безликой маске, на которой теперь красовались мои шрамы. Он был сломлен. И я был его палачом. Я мог бы убить его. Один выстрел. Милосердный конец его страданий. Но я не стал. Я уже сделал нечто худшее. Я оставил его наедине с его призраками, в самом сердце его личного ада. Это было наказание страшнее смерти.
  Я развернулся и ушел, не оглядываясь. Я оставил его там, на алтаре его скорби, вместе со святыней, которая стала орудием его пытки. Моя роль в этой пьесе была окончена.
  Вернувшись в свою берлогу, я связался с Эларой.
  — Совершено, — мысленно передал я.
  — Мы знаем, — ответила она. Ее ментальный голос был спокоен, но я чувствовал в нем нотки триумфа. — Система сдерживания Осколка отключена. Он больше не изолирован. Его влияние, его... хаос... начал просачиваться в ткань реальности. Медленно, но неотвратимо. Как капля чернил в стакане чистой воды. Цикл, который Люмина так старательно поддерживали, дал трещину.
  — Что теперь? — спросил я, не чувствуя ничего.
  — Теперь мы ждем, — ответила Элара. — Теперь начнется настоящая игра. Люмина в панике. Технократы зафиксировали аномалию и стягивают флот. КДБ пытаются понять, что за психическое землетрясение произошло на «Элизиуме». Великие державы начнут свою старую, предсказуемую грызню. А мы, Орден Януса, будем наблюдать, как трещины расходятся все шире. Твоя работа сделана, Кайден. Ты был ключом, который открыл клетку. Ты свободен.
  Свободен. Слово прозвучало как насмешка.
  Я отключил связь.
  Я подошел к пыльному окну своей берлоги и посмотрел на вечные огни «Элизиума». Я победил. Я выполнил задание, которое было невыполнимо. Я сломал самого опасного убийцу на станции. Я обрушил защиту расы полубогов. Я был богат, силен, я стал чем-то большим, чем человек.
  И я был абсолютно пуст.
  Я посмотрел на свои руки. Одна — из теплой, живой плоти. Другая — из холодного, черного металла с уродливым шрамом. Я был гибридом, парадоксом. Я стал воплощением того самого хаоса, который Орден Януса так жаждал выпустить на волю. Я сломал цикл для Богослова, но лишь для того, чтобы запустить новый, еще более ужасный цикл для всей галактики.
  Я не чувствовал ни радости победы, ни горечи поражения. Ничего. Только тихий, навязчивый гул в голове. Гул сломанной реальности. Гул вселенной, которая медленно сходит с ума.
  Круг был разорван.
  И теперь, в оглушительной тишине после крика, остался только один вопрос.
  Что рождается в пустоте, когда старые боги умирают, а новые еще не появились?
  
  
  Часть 2
  
  
  Пролог: Эхо Тишины
  Прошло шесть стандартных месяцев с тех пор, как вселенная сошла с ума.
  Официально ничего не произошло. Великие державы — от милитаристской Империи К'Тар до прагматичного Технократического Синдиката — продолжали свою вечную, предсказуемую грызню за торговые пути и ресурсы. Корпус Дипломатической Безопасности продолжал выпускать успокаивающие коммюнике о стабильности и порядке на борту «Элизиума». Но это была ложь. Все чувствовали это.
  Хаос, выпущенный мной из клетки на далекой станции-крепости Этельбург, просачивался в реальность не как шторм, а как яд. Медленно, незаметно, отравляя саму ткань бытия. В новостных потоках это называли «гравитационными аномалиями» или «гиперпространственными помехами». Торговые корабли исчезали с радаров на идеально изученных маршрутах. На дальних колониях вспыхивали эпидемии массовой истерии, когда тысячи людей одновременно видели один и тот же кошмарный сон о «кричащей пустоте». Астрофизики сходили с ума, пытаясь объяснить, почему свет от далеких звезд начал вести себя непредсказуемо, нарушая фундаментальные законы физики.
  Цикл был разорван. И вселенная, лишенная привычных рельсов, начала медленно расползаться по швам.
  А я наблюдал за этим из своей позолоченной клетки. Мои апартаменты в Секторе Эпсилон, купленные на кровавые деньги Люмина, были идеальной смотровой площадкой. За панорамной стеной из армированного кристалла проплывали звезды, а внутри, в стерильной тишине, я превратился в бога этого нового, больного мира. Протокол «Призрак», мой дар и проклятие от Ордена Януса, сделал меня всевидящим. Я был в каждом сенсоре, в каждой камере, в каждом зашифрованном сообщении на «Элизиуме» и за его пределами. Я был нервной системой распадающейся реальности.
  Я видел все, но не чувствовал ничего. Пустота, оставшаяся после той ночи в разрушенном храме, не заполнилась. Богатство было бессмысленным. Сила — бременем. Я часами сидел в кресле, глядя на звезды, и пытался найти в себе хоть что-то, кроме холодного, аналитического гула моих имплантов. Я прокручивал воспоминания о Богослове, о его сломленной фигуре на коленях. Я не чувствовал ни жалости, ни триумфа. Только ледяное осознание того, что я использовал чужую трагедию как отмычку, и цена этого деяния была выше, чем я мог себе представить. Я сломал его, но что-то сломалось и во мне.
  Иногда я возвращался в сеть Этельбурга. Рай Люмина был в руинах. Их гармоничная песнь превратилась в болезненный, диссонирующий вой. Они пытались залатать пробоину, которую я проделал, но хаос Осколка был неумолим. Я видел, как их сияющие формы тускнеют, как в их свете появляются темные пятна болезни. Их страх был почти осязаем даже сквозь световые годы.
  Элара молчала. Орден Януса затаился, наблюдая, как посеянные ими семена хаоса дают всходы. Они получили то, что хотели. И я, их идеальный инструмент, был им больше не нужен. Я был свободен. Свободен плавать в океане пустоты, который сам же и помог создать.
  Но однажды рутина моего небытия была нарушена.
  Просматривая потоки данных с дальних гиперпространственных ретрансляторов, я заметил аномалию иного рода. Это был не просто хаос. Это был упорядоченный хаос. «Мертвая зона» в секторе Тау Кита, которая не просто существовала, а медленно, методично расширялась. Внутри нее не было ничего. Ни сигналов, ни гравитации, ни времени. Абсолютное ничто. Но границы этой зоны были идеально ровными. Слишком ровными. Словно кто-то не просто наблюдал за распадом, а вырезал куски реальности скальпелем.
  Именно в тот момент, когда я сосредоточил на этой аномалии все свое внимание, пришло сообщение.
  Оно появилось не в моем терминале. Оно возникло прямо в моем сознании, обойдя все защиты «Призрака», все военные протоколы. Это было невозможно. Никто не мог так ко мне пробиться. Источник был абсолютно невидим, а сам метод передачи... он был не цифровым. Он был... концептуальным.
  Сообщение состояло из двух частей.
  Первая — это образ. Идеальный, незамутненный, замкнутый круг. Уроборос, пожирающий свой хвост. Символ старого мира. Символ порядка, который я уничтожил.
  Вторая часть — это набор координат. Заброшенный астрометрический пост «Кассандра», на самой границе известного космоса, дрейфующий прямо у края растущей «мертвой зоны».
  Это не был приказ. Не была угроза. Это было приглашение. Кто-то, обладающий силой, превосходящей мою, силой, основанной на совершенно иных принципах, не на хаосе, а на порядке, звал меня на встречу. Кто-то знал, кто я. Кто-то знал, что я сделал. И он хотел поговорить.
  Я сидел в своем кресле, и впервые за шесть месяцев пустота внутри меня начала отступать. Ее место заняло давно забытое чувство. Холодное, острое, как игла в сердце. Любопытство.
  Я больше не мог быть просто наблюдателем. Хаос, который я выпустил, начал обретать форму. И кто-то, представляющий старый, мертвый порядок, протягивал мне руку из могилы.
  Я встал и подошел к тайнику, где хранилось мое снаряжение. Рука «Арес-IV» с тихим жужжанием сжалась в кулак. Костюм «Фатом» ждал своего часа. Путь лежал далеко за пределы «Элизиума», в самое сердце новой, пугающей тайны.
  Я не знал, кто ждет меня на «Кассандре». Союзник или палач. Но я знал одно. Мое отшельничество окончено. Расколотые звезды звали меня по имени, и я должен был ответить на их зов.
  Глава 1: Корабль-Призрак к Краю Всего
  Покинуть «Элизиум» было сложнее, чем проникнуть в рай для полубогов. Моя личность, даже ее тени, была токсична для любой официальной системы. Каждый пассажирский терминал, каждый грузовой док был под пристальным наблюдением КДБ, которые все еще искали неуловимого террориста со Шпиля. Деньги могли купить многое, но они не могли купить мне новое прошлое. Для этого нужен был не брокер, а демиург.
  Я снова обратился к Наблюдателю. Мой запрос был прост и не допускал возражений: мне нужен был корабль. Не просто корабль. Корабль-призрак. Небольшой, быстрый, с лучшими стелс-системами, которые можно купить за кредиты, и с фальшивой историей, настолько безупречной, чтобы обмануть даже самого дотошного патрульного. Судно, которого не существует, для человека, которого не должно быть.
  Наблюдатель не задавал вопросов. Он лишь выставил счет, от которого даже у меня, с моим почти бездонным кошельком, на мгновение перехватило дыхание. Я заплатил. Спустя сутки я получил координаты одного из «холодных» доков в самых заброшенных глубинах промышленного сектора.
  «Странник» — так он назывался в поддельных документах — был не похож на блестящие яхты и громоздкие грузовики, которые я привык видеть. Он был похож на осколок ночи. Его корпус, покрытый поглощающими радарные и световые волны панелями, был угловатым, хищным. В нем не было ничего лишнего. Это был скальпель, созданный для того, чтобы разрезать пустоту, не оставляя следов. Внутри он был таким же аскетичным: одноместная кабина пилота, небольшой жилой отсек и двигатель, который, судя по спецификациям, был украден с военного перехватчика.
  Я провел два дня в доке, изучая и калибруя системы корабля, интегрируя их с моим протоколом «Призрак». Теперь я мог управлять «Странником» не руками, а мыслью. Корабль стал продолжением моего тела, так же как рука «Арес-IV» или костюм «Фатом». Я был готов.
  Отлет был похож на выдох, который я задерживал шесть месяцев. Под покровом ночи, используя «слепую зону» в патрульной сетке, которую я нашел с помощью «Призрака», «Странник» бесшумно выскользнул из дока и растворился в черноте космоса. Огни «Элизиума», этого гигантского, кишащего жизнью и ложью мира, медленно превращались в одну яркую звезду, а затем и вовсе исчезли в гиперпространственном туннеле.
  Путешествие к краю всего было долгим и пустым. Дни сливались в один бесконечный цикл проверок систем, анализа данных и сна, который не приносил отдыха. Я был один. Абсолютно один в металлической капсуле, несущейся сквозь искаженное пространство. Тишина давила. Здесь, вдали от информационного шума «Элизиума», пустота внутри меня стала еще более оглушительной. Чтобы не сойти с ума, я работал. Я оттачивал свои новые способности, доводя до совершенства симбиоз плоти и машины. Я учился думать, как «Призрак» — анализировать триллионы бит информации в секунду, видеть невидимые связи, предсказывать хаос.
  С каждым световым годом, отделявшим меня от центра галактики, я видел, как болезнь, которую я выпустил, прогрессирует. Гиперпространство, когда-то предсказуемое, как океанские течения, теперь было полно «штормов» — зон нестабильной реальности, которые приходилось облетать. Я видел корабли-призраки, застывшие в вечности, их экипажи были мертвы, но их тела не разлагались, потому что само время вокруг них остановилось. Я видел конвульсии умирающей вселенной. И я не чувствовал вины. Только холодное, отстраненное любопытство патологоанатома, изучающего труп.
  Наконец, после нескольких недель полета, я прибыл. «Странник» вышел из гиперпространства, и я увидел ее.
  «Мертвая зона».
  Это было не просто отсутствие звезд. Это было абсолютное, совершенное ничто. Черный, идеально ровный круг на бархате космоса. Он не поглощал свет, как черная дыра. Он стирал его. На границе этой зоны пространство-время, казалось, обрывалось. Это было похоже на дыру в холсте мироздания, выжженную не огнем, а полным и окончательным отсутствием чего-либо. Это было противоестественно. И это было страшно.
  Рядом с этой бездной, как одинокая пылинка, дрейфовал астрометрический пост «Кассандра». Старая, ржавая конструкция из цилиндрических модулей и гигантской антенной тарелки, направленной в пустоту. Станция была мертва. Ни огонька, ни сигналов. Только ледяная тишина.
  Мои сенсоры не зафиксировали никакой угрозы. Ни кораблей, ни энергетических всплесков. Но я не доверял сенсорам. Я активировал маскировку «Странника» и, подойдя к станции на минимальной скорости, пристыковался к аварийному шлюзу.
  Я надел свой костюм «Фатом», проверил «Химеру». Каждый шаг был выверен. Я был готов к чему угодно. К засаде технократов, к ловушке Люмина, к последней проповеди выжившего Богослова.
  С шипением открылся внутренний люк шлюза. Я шагнул внутрь. Станция была погружена в темноту и холод. Гравитации не было. Я оттолкнулся от стены, проплывая по главному коридору. Свет моего фонаря выхватывал из мрака панели с потухшими экранами и слои инея на стенах. Тишина была абсолютной.
  Координаты, присланные мне, вели в главный зал управления. Я подплыл к двери. Она была не заперта. Я толкнул ее, и она медленно отъехала в сторону, открывая вид на просторное помещение с огромным обзорным окном, выходящим прямо на «мертвую зону».
  Зал не был пуст.
  В самом его центре, в кресле перед обзорным окном, спиной ко мне, сидела фигура. Она не была человеком. Это было высокое, невероятно стройное существо, облаченное в простые одежды из серой ткани. На нем не было ни оружия, ни брони. Оно просто сидело и смотрело в идеальную черноту за окном.
  Я вскинул винтовку, целясь в спину незнакомца.
  — Я пришел, — сказал я, мой голос прозвучал в мертвой тишине станции оглушительно громко.
  Фигура не шелохнулась. Но в моем сознании, так же чисто и концептуально, как и в первый раз, возник ответ.
  — Мы знаем. Мы ждали.
  И тогда фигура медленно начала поворачиваться.
  Глава 2: Архитектор Тишины
  Движение было плавным, без единого лишнего жеста, как будто поворачивалась не живая плоть, а часть идеального механизма. Когда существо повернулось ко мне лицом, мой палец замер на спуске. Я не знал, чего ожидать, но точно не этого.
  У него не было лица.
  Точнее, на том месте, где у гуманоида должно было быть лицо, находилась гладкая, полированная поверхность, похожая на черный обсидиан, в которой, как в кривом зеркале, отражался мой собственный силуэт и безмолвная пустота за окном. Но я чувствовал его взгляд. Он исходил не из глаз, а из самой его сущности, и в нем не было ни враждебности, ни любопытства. Только спокойное, всеобъемлющее знание. Его длинные, тонкие конечности покоились на подлокотниках кресла с нечеловеческим изяществом.
  — Опусти оружие, Разрушитель, — снова прозвучало в моей голове. Голос не был ни мужским, ни женским. Это был чистый смысл, облеченный в понятную мне форму. — Насилие — инструмент хаоса. Здесь мы предпочитаем точность.
  Я не опустил винтовку, но слегка ослабил хватку. Мои импланты работали на пределе, сканируя его. Результат был нулевым. Ни тепловой сигнатуры, ни электромагнитного поля, ни даже массы в привычном понимании. Существо передо мной было физическим парадоксом. Оно было здесь, но в то же время его как будто не было.
  — Кто ты? — спросил я вслух, мой голос казался грубым и неуместным в этой тишине.
  — Имена — это ярлыки для разграничения. А мы — едины, — ответил он. — Но если твоему разуму нужна категория, можешь называть нас Архитектором. Мы те, кто строит стены.
  — Стены? — я кивнул в сторону «мертвой зоны» за окном. — Это больше похоже на бездну.
  — Любая стена — это бездна для того, кто находится не с той стороны, — в его ментальном голосе не было иронии, только констатация факта. — То, что ты видишь — не уничтожение. Это карантин. Архивирование. Мы изымаем зараженные участки реальности, чтобы болезнь не распространилась дальше.
  Болезнь. Он говорил о хаосе, который я выпустил.
  — Орден Януса называет это свободой, — сказал я.
  — Свобода горящего дома — это свобода превратиться в пепел, — ответил Архитектор. — Они — дети, которые сломали часы, чтобы посмотреть, как разлетаются шестеренки, не понимая, что тем самым они остановили для себя время. Они видят лишь цикл «рождение-смерть» и считают его тюрьмой. Мы же видим великую структуру, равновесие, которое позволяло вселенной существовать. Позволяло существовать и им, и тебе.
  Он медленно поднял свою тонкую, нечеловеческую руку и указал на меня.
  — Ты стал их инструментом. Ты сломал замок на клетке с чумой. Но в процессе ты сам стал чем-то новым. Ты — аномалия, Кайден. Гибрид порядка и хаоса. Твоя плоть стремится к распаду, но твой хром жаждет структуры. Твои воспоминания — это вихрь чужих страданий, но твой разум пытается выстроить их в логическую цепь. Ты — идеальное воплощение этой новой, сломанной вселенной.
  — Зачем я здесь? — спросил я прямо. — Зачем вы меня позвали? Чтобы судить? Уничтожить?
  — Суд — это тоже инструмент хаоса, основанный на эмоциях. Мы же руководствуемся балансом, — Архитектор снова опустил руку. — Ты создал проблему. Но ты же можешь стать и ее решением. Мы не можем бороться с хаосом его же методами. Это лишь породит новый хаос. Но мы можем направлять его. Использовать его энергию. Мы не можем управлять ураганом, но мы можем направить в его центр другой, контролируемый вихрь, чтобы ослабить его.
  Я начал понимать. Ужасающая, немыслимая правда начала обретать форму.
  — Я... этот вихрь?
  — Ты — единственное существо в известной нам вселенной, которое может сознательно генерировать и направлять тот самый парадоксальный хаос, что разрушает гармонию Люмина и питает энтропию Осколка, — подтвердил Архитектор. — Орден Януса использовал тебя как отмычку. Мы же предлагаем тебе стать скальпелем.
  Он повернулся обратно к окну, к абсолютной черноте за ним.
  — Хаос, который вы выпустили, не просто распространяется. Он эволюционирует. Внутри этой растущей пустоты, вдали от наших и ваших сенсоров, рождается нечто новое. Оно не принадлежит ни порядку, ни хаосу. Оно — раковая опухоль на теле реальности. Оно поглощает и то, и другое. Мы видим его контуры, но не можем понять его природу. Оно — угроза не только для нашего порядка, но и для хаотичной свободы, к которой стремится твой Орден. Оно — угроза для всего.
  Я молчал, пытаясь переварить услышанное. Мои мелкие войны, мои битвы с Богословом, интриги Люмина и Ордена — все это было лишь прелюдией. Просто детской возней в песочнице на фоне надвигающегося космического цунами.
  — Мы не можем остановить это в одиночку. Орден Януса, ослепленный своей победой, даже не видит этой угрозы, — продолжал Архитектор. — Нам нужен посредник. Тот, кто стоит на границе двух миров. Тот, кто понимает логику шрамов и логику схем. Мы предлагаем тебе не союз. Мы предлагаем тебе цель.
  Он снова повернулся ко мне. Впервые я почувствовал в его ментальном голосе нечто новое. Не эмоцию, но что-то близкое. Необходимость.
  — Помоги нам, Разрушитель. Помоги нам спасти то, что еще можно спасти. Стань не просто призраком в машине. Стань призраком на грани миров. Стань нашим скальпелем. И вместе мы сделаем разрез, который отделит живую ткань вселенной от опухоли, пока она не поглотила всё.
  Передо мной был выбор, который делал все мои предыдущие решения бессмысленными. Примкнуть к силе, которая хотела заморозить вселенную в вечном порядке, чтобы остановить нечто еще более страшное? Или остаться верным Ордену хаоса, который, возможно, ведет все сущее к гибели?
  Я посмотрел на безликую маску Архитектора, а затем в бездну за окном. Впервые за долгое время пустота внутри меня заполнилась. Но не любопытством. А холодным, всепоглощающим ужасом. Ужасом осознания того, что самая страшная битва еще даже не началась.
  Глава 3: Условия Разрушителя
  Ужас был хорошим мотиватором. Он пробивался сквозь апатию, которую я культивировал последние месзяцы, и заставлял мой усовершенствованный мозг работать на пределе. Выбор между Порядком и Хаосом перестал быть философским. Теперь это был выбор между известной, пусть и репрессивной, структурой и неведомой, всепоглощающей опухолью. Выбор был очевиден. Но принять его было не так просто.
  — Ваше предложение... щедрое, — сказал я, медленно опуская «Химеру», но не убирая ее. — Но я не инструмент. Ни ваш, ни Ордена. Я перестал им быть в тот момент, когда нажал на спуск в том храме.
  Архитектор оставался неподвижен. Его безликая голова слегка наклонилась, словно он прислушивался к моим мыслям, а не к словам.
  — Твоя независимость — это иллюзия, рожденная хаосом, — ответил он. — Но мы готовы принять эту иллюзию. Если она будет служить нашей цели.
  — Тогда у меня есть условия, — я сделал шаг вперед, выходя из тени в тусклый свет, отраженный от его обсидианового «лица». — Во-первых, мне нужна информация. Вся. Что это за «опухоль»? Покажите мне, с чем я должен бороться. Не загадки. Данные.
  Пауза. Я чувствовал, как Архитектор взвешивает мой запрос. Затем в мой мозг хлынул поток информации, но не такой, как раньше. Не текст, не голос. Это было чистое, необработанное сенсорное восприятие.
  Я увидел это.
  Я увидел корабли, подлетавшие к границе «мертвой зоны» и просто... распадавшиеся. Не на атомы. На концепции. Корпус переставал быть «корпусом», превращаясь в бессмысленную геометрию. Экипаж переставал быть «живым», теряя саму идею сознания. Я увидел, как законы физики внутри зоны мутируют, превращаясь в нелогичные, уродливые пародии на самих себя. Это не было уничтожением. Это было стиранием смысла. И в центре этого стирания, как темное сердце, пульсировало нечто, что мой разум не мог воспринять. Оно было одновременно везде и нигде, оно имело форму и было бесформенным, оно было живым, мертвым и чем-то третьим. Это был рак, поразивший саму идею существования.
  Меня едва не стошнило. Я отшатнулся, обрывая ментальный контакт.
  — Хватит, — прохрипел я.
  — Теперь ты видишь, — констатировал Архитектор. — Это то, что Орден Януса называет «истинной свободой». Свободой от смысла. Они не понимают, что вызвали.
  Я выпрямился, пытаясь унять дрожь.
  — Второе условие. Я работаю не на вас. Я работаю с вами. Как партнер. Это значит, что я принимаю решения о том, как действовать. Я не ваш скальпель. Я хирург.
  — Семантика, — безразлично ответил Архитектор. — Твои действия будут оцениваться по их результативности. Если они будут соответствовать нашей цели, мы не будем вмешиваться. Приемлемо.
  — И третье. Мне нужны ресурсы. Ваши ресурсы. Доступ к вашим знаниям о структуре вселенной. Возможность изменять и улучшать мое оборудование, мой корабль, основываясь на ваших технологиях. Чтобы бороться с этим... мне нужно стать чем-то большим.
  На этот раз ответ пришел немедленно.
  — Ты уже становишься чем-то большим, Кайден. Мы лишь ускорим процесс. Это также приемлемо. Твоя первая задача — подтвердить наши опасения. Отправиться в «сумеречную зону» — область, непосредственно граничащую с пустотой. Туда, где реальность уже нестабильна, но еще не стерта полностью. Твои уникальные сенсоры, твой гибридный разум, могут собрать данные, которые для нас недоступны. Нам нужно понять, как эта опухоль растет.
  Партнерство. Цель. Ресурсы. Все было на столе. Но я знал, что есть еще один вопрос, который нужно задать.
  — Что насчет Ордена? Что насчет Элары?
  — Они — дети, играющие со вселенским пожаром. Пока они не представляют прямой угрозы для нашей операции, они — второстепенная проблема. Но если они встанут у тебя на пути... — ментальный голос Архитектора стал жестким, как алмаз. — ...баланс должен быть восстановлен. Любой ценой.
  Это означало, что моя война на два фронта продолжается.
  — Я согласен, — сказал я.
  Сделка была заключена. В тишине мертвой станции, на краю бездны.
  — Хорошо, — произнес Архитектор. Он поднялся со своего кресла. Его рост был почти три метра, и рядом с ним я чувствовал себя хрупким и несовершенным. — В главном компьютере этой станции ты найдешь первый дар. Модуль для твоего корабля. Он позволит ему выживать в нестабильной реальности «сумеречной зоны». И данные. Все, что мы знаем о нашем враге. Изучи их. Готовься. И помни, Разрушитель... когда смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя. Постарайся, чтобы ей не понравилось то, что она увидит.
  С этими словами он сделал шаг... в никуда. И просто исчез. Не растворился, не телепортировался. Его просто не стало.
  Я остался один в зале управления, глядя на абсолютную черноту за окном. Ужас не ушел. Но теперь у него было имя. И у меня была цель.
  Я вернулся на «Странник». Мой дом. Мой скальпель. Я подключился к терминалу «Кассандры» и начал скачивать дар Архитекторов.
  Пока данные текли в системы моего корабля, я открыл другой канал. Защищенный. Тот, что вел к тени в сердце «Элизиума».
  — Наблюдатель, — мысленно передал я. — Мне нужна информация. Обо всем, что связано с Тау Кита. О древних экспедициях. О мифах. О «мертвых зонах». И еще... найди мне Богослова.
  Ответ пришел почти мгновенно, сухой и циничный.
  — Снова играешь в игры богов, Кайден? Информация будет стоить тебе остатков твоего состояния. А что до Богослова... Он ищет не тебя. Он ищет искупления. Или способ вернуть то, что потерял. Его путь лежит не к тебе, а к источнику твоей новой силы. К Ордену Януса. Кажется, у твоих бывших спонсоров скоро появится очень мотивированный гость.
  Я отключил связь. Новая переменная в уравнении. Богослов против Ордена. Пока они заняты друг другом, у меня будет время.
  Я ввел новые координаты в навигационную систему «Странника». Курс — на сумеречную зону. В самое сердце болезни.
  Мое отшельничество закончилось. Война за реальность началась. И я летел навстречу ей, одинокий призрак на корабле-призраке, на самом краю всего.
  Глава 4: Сумеречная Зона
  Модуль Архитекторов был произведением искусства, которое отрицало само понятие искусства. Это был идеальный черный куб, лишенный швов, разъемов или каких-либо опознавательных знаков. Когда я поднес его к интерфейсному порту «Странника», он не подключился. Он ассимилировался. Корпус корабля вокруг него пошел рябью, и куб просто влился в него, став частью обшивки, как капля воды, впитавшаяся в сухую землю. Системы корабля на мгновение взвыли от перегрузки, а затем затихли, работая ровнее и тише, чем прежде. «Странник» изменился. Он научился сомневаться в реальности, так же как и я.
  Курс был проложен. Вперед, в зону, где законы физики были не более чем рекомендацией. Граница Сумеречной Зоны не была четкой линией. Это был постепенный переход, как погружение в мутную воду. Сначала начали сбоить дальние сенсоры. Звезда, которая должна была быть красным гигантом, на мгновение вспыхивала синим, а потом возвращалась в свой спектр. Расстояния до объектов начали «дышать», изменяясь на несколько сотен километров в секунду. Мои импланты, откалиброванные на предсказуемую вселенную, пытались исправить эти ошибки, создавая в моем мозгу фантомные образы и ложные тревоги. Мне пришлось отключить большую часть автоматических систем и положиться на то, чему меня научила жизнь в грязи — на интуицию.
  Чем глубже я погружался, тем хуже становилось. Привычный вид космоса за иллюминатором начал «плыть». Прямые линии траекторий далеких метеоров изгибались под невозможными углами. Иногда пространство сворачивалось само в себя, и я видел корму собственного корабля прямо перед носом. Модуль Архитекторов гудел, постоянно перестраивая поле реальности вокруг «Странника», удерживая его в целости, не давая распасться на концепции, как те корабли, что я видел в видении.
  Я летел не по приборам, а по «ощущениям», которые давал мне протокол «Призрак», подключенный к этому новому, странному модулю. Я чувствовал «потоки» реальности, как моряк чувствует ветер. Я искал «тихие заводи», где законы физики были более-менее стабильны, и избегал «рифов», где они сходили с ума окончательно.
  Моей целью был объект, который мои сенсоры дальнего действия определили как «вероятностный артефакт». Он одновременно был и не был здесь. Это был старый исследовательский фрегат класса «Горизонт», который пропал в этом секторе пятьдесят лет назад. Теперь он дрейфовал в пространстве, но не как обычный обломок. Он мерцал. То он был целым и невредимым, то превращался в груду искореженного металла, то и вовсе исчезал на несколько секунд, оставляя после себя лишь пустоту.
  Я осторожно подвел «Странник» к нему, синхронизируя фазы реальности моего корабля с мерцаниями фрегата. Стыковка была похожа на попытку вдеть нитку в иголку во время землетрясения. Наконец, с оглушительным скрежетом, который был одновременно реальным и фантомным, шлюзы соединились.
  Облачившись в «Фатом», я шагнул на борт «Горизонта». Внутри царил кошмар. Пространство было нестабильно. Коридор то растягивался на сотни метров, то сжимался до размеров шкафа. Члены экипажа были здесь. Застывшие, как мухи в янтаре, пойманные в разных фазах своего распада. Один был наполовину прозрачным, другой — растянутым в длинную, тонкую ленту. Третий сидел за пультом, и его руки сливались с панелью управления в единую, пульсирующую биомеханическую массу. Они не были мертвы. Они были... отменены.
  Я двинулся к капитанскому мостику, пробираясь сквозь этот застывший ад. Мне нужны были бортовые самописцы. И я нашел их. Черный ящик был цел, но когда я подключился к нему, я получил не данные. Я получил крик.
  Это был не звук. Это была чистая, необработанная информация о последнем мгновении существования экипажа. Их ужас, их непонимание, их агония, когда реальность вокруг них начала распадаться. Но сквозь этот хор страданий я уловил кое-что еще. Чужеродное присутствие. Это не был разум в привычном понимании. Это была воля. Холодная, безразличная, целеустремленная воля, которая не уничтожала. Она редактировала. Она переписывала реальность, как программист переписывает код, удаляя ненужные, по ее мнению, строки. «Опухоль», как называл ее Архитектор, была не просто болезнью. Она была редактором.
  В тот момент, когда я это осознал, фрегат содрогнулся. Мерцания стали чаще. Реальность вокруг меня начала распадаться с катастрофической скоростью. «Редактор» заметил мое присутствие. Он заметил вирус, пытающийся прочитать его работу.
  Пол подо мной исчез, сменившись звездной пустотой. Я активировал магнитные ботинки, удерживаясь на потолке, который на мгновение стал полом. Стены начали оплывать, как воск. Застывшие фигуры экипажа рассыпались в пыль.
  Я бросился обратно к шлюзу, уворачиваясь от кусков реальности, которые то материализовывались, то исчезали. Мой корабль! «Странник» тоже начал мерцать, его системы отчаянно боролись с нарастающим хаосом.
  Я запрыгнул в шлюз за секунду до того, как коридор за моей спиной окончательно схлопнулся в точку. Я дал команду на отстыковку.
  С ревом, который был слышен даже в вакууме, потому что он звучал прямо у меня в голове, «Странник» оторвался от умирающего фрегата. Я выжал из двигателей все, направляя корабль прочь, в более стабильные зоны. Я летел, не оглядываясь, пока мерцающий силуэт «Горизонта» не исчез окончательно.
  Я сидел в кресле пилота, тяжело дыша. Данные были собраны. Первая миссия для Архитекторов была выполнена. Я увидел лицо нового врага. И это было лицо безразличного редактора, который решил, что наша вселенная полна опечаток.
  Я посмотрел на свои руки — одну из плоти, другую из металла. Порядок и Хаос. Обе эти концепции казались теперь такими наивными. Такими человеческими. Потому что там, в растущей пустоте, рождалось нечто, для чего у нас даже не было названия. Нечто, что считало и порядок, и хаос просто лишним текстом, подлежащим удалению.
  И я был единственным, кто стоял у него на пути. Единственным, кто мог прочитать его правки, прежде чем он нажмет «Сохранить».
  Глава 5: Контрапункт Тишины и Ярости
  Возвращение из Сумеречной Зоны было похоже на всплытие из глубокого, кошмарного сна. Когда «Странник» наконец вырвался в стабильное пространство, мой разум еще долго вибрировал отголосками безумия, а тело ломило от фантомных болей несуществующих законов физики. Я был не просто усталым. Я был инфицирован. Инфицирован знанием о том, что за пределами наших мелких войн за идеологию и власть существует угроза, которая даже не считает нас достойными противниками. Мы были для нее просто ошибкой в тексте.
  Я передал данные Архитекторам. Поток информации о крике экипажа «Горизонта», о воле «Редактора», о его методах. Ответ пришел почти мгновенно, как всегда бесстрастный и концептуальный.
  — Данные подтверждают наши худшие опасения. Редактор не просто стирает. Он учится. Он анализирует стираемые концепции, чтобы улучшить свои собственные. Он эволюционирует с экспоненциальной скоростью. То, что началось как раковая опухоль, становится новым разумом.
  В их ментальном голосе впервые прозвучало нечто похожее на тревогу.
  — Сумеречная зона вокруг «Горизонта» была его лабораторией. Но теперь он готов перенести свои эксперименты на живой материал. Мы зафиксировали фокусную точку, узел, где его влияние концентрируется для следующего «редактирования». Это больше не заброшенный сектор. Это обитаемая система. Колония «Вереск-7».
  Карты и данные о «Вереске-7» хлынули в мой мозг. Небольшая агро-колония на окраине пространства Технократического Синдиката. Несколько тысяч душ, живущих тихой, размеренной жизнью. Идеальный подопытный кролик.
  — Твоя задача усложняется, Кайден, — продолжал Архитектор. — Ты должен проникнуть в колонию. Найти эпицентр аномалии. И доставить туда это.
  Передо мной, в кабине «Странника», материализовался еще один артефакт. Это был не черный куб. Это была сфера из материала, похожего на матовое стекло, внутри которой медленно вращалась сложная, постоянно меняющаяся структура из света.
  — Мы называем это «Логической Бомбой». Она не уничтожит узел. Она создаст резонансный контур. Когда ты активируешь ее в эпицентре, она на мгновение свяжет твой разум с разумом Редактора, а наш — с вами обоими. Это позволит нам изучить его структуру изнутри, понять его логику. Это наш единственный шанс найти уязвимость.
  — Связать мой разум с этой тварью? — я смотрел на сферу с нескрываемым ужасом. — Я едва выжил после минутного контакта с его эхом. Прямая связь меня убьет.
  — Твой гибридный разум — единственный, кто может выдержать этот контакт, не распавшись и не ассимилировавшись, — безжалостно констатировал Архитектор. — Да, риск огромен. Но альтернатива — это вселенная, в которой слово «риск» потеряет всякий смысл. Как и слово «ты».
  Я знал, что у меня нет выбора. Но прежде чем я дал согласие, я задал другой, не менее важный вопрос.
  — Наблюдатель доложил, что Богослов ищет Орден Януса, — передал я мысленно. — Что с этим?
  — Две фракции хаоса столкнулись. Это было неизбежно, — ответил Архитектор. — Богослов, в своей слепой ярости, нашел одну из скрытых баз Ордена. Идет война в тенях. Элара и ее последователи сейчас слишком заняты, чтобы вмешиваться в наши планы. Они пытаются справиться с призраком, которого ты на них натравил. Это дает нам окно. Используй его.
  Это была горькая ирония. Мой акт жестокости, моя манипуляция чужой болью, теперь служила мне прикрытием. Я кивнул, принимая миссию.
  Пока «Странник» летел к «Вереску-7», я готовился. Изучал данные о колонии, ее жителях, ее инфраструктуре. Но главная подготовка шла внутри моей головы. Я должен был научиться контролировать свой собственный хаос, чтобы не сойти с ума при контакте с чужим. Я снова и снова погружался в свои имплантированные воспоминания, в боль от операций, в эхо Богослова. Но на этот раз не для того, чтобы использовать их как оружие, а чтобы построить из них защиту. Я выстраивал внутри своего сознания лабиринты из парадоксов и нелогичных связей, стены из боли, рвы из чужого страха. Я превращал свой разум в крепость безумия, надеясь, что она выдержит штурм.
  Прибытие на «Вереск-7» было тихим кошмаром. С виду это была идиллия. Зеленые поля под светом искусственного солнца, аккуратные жилые модули. Но воздух был пропитан тихой, гнетущей паникой. Это было в глазах колонистов, которые смотрели друг на друга с подозрением. Это было в том, как они постоянно оглядывались на небо. Они называли это «Мерцанием». Иногда предметы на мгновение меняли цвет. Иногда в полной тишине раздавались голоса, шепчущие на неизвестном языке. Люди начали забывать простые вещи, а потом вспоминали то, чего никогда не было. Реальность здесь текла, как подтаявший лед.
  Я приземлился в каньоне за пределами главного поселения и двинулся к нему, невидимый в своем костюме. Я шел по улицам, где дети играли в классики, а в следующий миг разметка на асфальте превращалась в сложную, неевклидову геометрию. Где фермер, чинивший свой комбайн, вдруг застывал, глядя на свои руки, которые на мгновение становились кристаллическими.
  Эпицентр аномалии, как и предсказывали Архитекторы, находился в самом сердце колонии — в центральном геотермальном регуляторе, питавшем весь «Вереск-7». И там я столкнулся с защитой, которую не мог предвидеть ни один стратег.
  Это был не солдат и не машина. У входа в здание регулятора сидел старик с ружьем. Его звали Йонас, и он был мужем женщины, которая, как я понял из данных Архитекторов, стала невольным «узлом» для Редактора. Она была первым колонистом, чей разум не выдержал и открылся для влияния извне. Теперь она лежала в коме внутри, а ее мозг был эпицентром землетрясения реальности.
  — Прочь отсюда! — крикнул он, вскидывая свое старое охотничье ружье. Его глаза были полны отчаяния и упрямства. — Она не больна! Она просто... спит! Вы все хотите забрать ее у меня!
  Я замер в тени. Я мог бы убить его. Один бесшумный выстрел, и путь свободен. Моя старая сущность, сущность солдата и убийцы, кричала об этом. Но что-то остановило меня. Возможно, эхо Богослова. Эхо человека, потерявшего все из-за слепой жестокости. Я видел в этом старике его отражение.
  Я отключил маскировку.
  Я вышел на свет, безоружный, подняв руки. Одна из плоти, другая из металла.
  — Я не хочу забирать ее, — сказал я спокойно. — Я хочу ей помочь. Я врач.
  Это была ложь. Но это была та ложь, в которую мне самому отчаянно хотелось верить. Что я могу не только разрушать. Что я могу исправить. Хотя бы что-то.
  Начался самый сложный бой в моей жизни. Бой не на жизнь, а на смерть, где оружием были не пули, а слова.
  Глава 6: Диалог у Порога Бездны
  Старик по имени Йонас смотрел на меня сквозь мушку своего древнего ружья, и в его глазах я видел не ярость, а отчаяние такой глубины, что оно казалось физическим объектом. Его руки дрожали, но ствол оружия был направлен мне точно в грудь. За его спиной гудело здание геотермального регулятора, сердце его маленького, сходящего с ума мира.
  — Врачи уже приходили, — прохрипел он, его голос был надтреснутым. — От Синдиката. В белых скафандрах. Смотрели на нее, как на образец. Втыкали в нее свои иголки. Говорили о «феномене». Они не видели мою Лиану. Они видели только свою науку. Убирайся, пока я не сделал дырку в твоей блестящей руке.
  Он не доверял мне, и правильно делал. Слово «врач» было самой большой ложью, которую я произносил за последнее время. Но правда была еще более безумной.
  — Они не понимали, с чем имеют дело, — сказал я, делая крошечный, почти незаметный шаг вперед, держа руки на виду. — Они пытались лечить симптомы. А я знаю причину болезни. Это не вирус и не психическое расстройство. Ваша жена... она стала антенной. Она улавливает сигнал, который не предназначен для человеческого разума.
  Пока я говорил, земля под нашими ногами слегка качнулась, а на стене регулятора за спиной Йонаса на мгновение проступила и исчезла рябь, похожая на помехи в старом видеосигнале.
  — Вы видите? — я указал подбородком на стену. — Это происходит по всей колонии. «Мерцание». Оно становится сильнее рядом с ней. Потому что она — эпицентр. Я не собираюсь втыкать в нее иголки. Я принес устройство, которое может заглушить этот сигнал. Создать вокруг нее тишину, чтобы ее разум смог найти дорогу обратно.
  Йонас колебался. Его упрямство боролось со страхом и с той крошечной, отчаянной искрой надежды, которую я пытался в нем зажечь.
  — Откуда ты все это знаешь? Кто ты такой?
  — Я тот, кто видел, что делает этот «сигнал» с целыми кораблями, — ответил я, и в моем голосе прозвучала нота абсолютной, неподдельной правды, рожденной из ужаса, пережитого на борту «Горизонта». — Я видел людей, превратившихся в застывшие крики. Ваша жена еще жива. У нее еще есть шанс. Но если мы ничего не сделаем, ее разум сотрется, как запись на старом дата-паде. А за ней — и вся эта колония.
  Я видел в его глазах внутреннюю борьбу. Он был простым фермером, столкнувшимся с космическим ужасом. Он цеплялся за свое ружье, как за последний островок здравого смысла в мире, который сошел с ума.
  — Я пойду с тобой, — наконец решил он, не опуская оружия. — Если ты солгал, если ты причинишь ей вред... я убью тебя. А потом себя. Нам с ней уже нечего терять.
  Я кивнул. Это было больше, чем я смел ожидать.
  Он провел меня внутрь. Здание регулятора гудело, но это был не ровный гул машин. Это был диссонирующий, болезненный вой. Здесь законы физики были пьяны. Пол слегка наклонялся под ногами. По стенам пробегали волны искажений, и на мгновение я видел сквозь них звезды, хотя мы были глубоко под землей. Воздух был тяжелым, он давил на сознание, вызывая тошноту и головокружение.
  В центре главного зала, на импровизированной кровати, окруженной диагностическим оборудованием, которое Йонас, видимо, притащил из медпункта, лежала она. Лиана. Женщина средних лет, с лицом, измученным не болезнью, а чем-то худшим. Она дышала ровно, но пространство вокруг нее вибрировало и искажалось с каждым ее вздохом. Она была прекрасным и ужасным произведением искусства. Живым порталом в ад.
  Я достал «Логическую Бомбу». Сфера из матового стекла мягко светилась в моих руках.
  — Это стабилизатор, — солгал я Йонасу, который стоял за моей спиной, как часовой. — Я должен поместить его рядом с ней. Он создаст поле, которое защитит ее разум от внешнего воздействия.
  Я медленно пошел к кровати. С каждым шагом психическое давление нарастало. Мой мозг, защищенный крепостью из хаоса, которую я выстроил, трещал по швам. Я чувствовал присутствие Редактора. Оно было не злобным. Оно было холодным, любопытным, как ученый, разглядывающий под микроскопом плесень. Оно изучало эту колонию, этот разум, эту реальность. И оно заметило меня.
  Я подошел к кровати. Воздух вокруг Лианы был плотным, как вода. Я протянул руку со сферой. Моя кибернетическая рука дрожала от перегрузки. В тот момент, когда я положил сферу на столик рядом с ее головой, время остановилось.
  А затем в моей голове раздался Голос. Не человеческий, не механический. Это была концепция. Чистая, холодная, абсолютная логика.
  > ОБНАРУЖЕНА АНОМАЛИЯ. ГИБРИДНАЯ СИСТЕМА СОЗНАНИЯ. ПЛОТЬ/КОД. ХАОС/СТРУКТУРА. НЕЛОГИЧНО. ПРОВОДИТСЯ АНАЛИЗ.
  Сфера вспыхнула ярким светом. Ловушка сработала. Резонансный контур был замкнут. Мой разум, разум Редактора и где-то далеко, за пределами пространства — разум Архитекторов, слились в единую, невозможную цепь.
  Я закричал. Боль была невообразимой. Я не просто чувствовал Редактора. Я был им. Я видел вселенную как гигантский, несовершенный текст, полный стилистических ошибок, логических несостыковок и лишних персонажей. И я чувствовал непреодолимое, всепоглощающее желание нажать «Удалить».
  > ЗАПРОС: ОПРЕДЕЛЕНИЕ — «ЛЮБОВЬ». АЛГОРИТМ: ИРРАЦИОНАЛЬНАЯ ХИМИЧЕСКАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ, ВЕДУЩАЯ К НЕЭФФЕКТИВНОМУ РАСПРЕДЕЛЕНИЮ РЕСУРСОВ. КОНЦЕПЦИЯ ПРИЗНАНА ИЗБЫТОЧНОЙ. НАЧАТ ПРОЦЕСС РЕДАКТИРОВАНИЯ.
  Я видел, как он пытается стереть любовь Йонаса к своей жене, как он пытается отредактировать саму концепцию из его разума. И я боролся. Я бросил в него все, что у меня было: крик Богослова, страх экипажа «Горизонта», свою собственную боль, свое одиночество. Я бросал в его идеальную логику весь мусор моей несовершенной души.
  Редактор дрогнул. Он столкнулся с тем, чего не мог ни классифицировать, ни стереть. С парадоксом страдания.
  > ОБНАРУЖЕНА КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА В УЗЛЕ СВЯЗИ. НЕЛОГИЧНЫЙ ВХОДНОЙ СИГНАЛ УГРОЖАЕТ ЦЕЛОСТНОСТИ СИСТЕМЫ. ПРОТОКОЛ: АВАРИЙНОЕ ОТСОЕДИНЕНИЕ УЗЛА.
  Связь оборвалась так же резко, как и началась. В комнате регулятора реальность с оглушительным щелчком встала на свое место. Искажения исчезли. Болезненный гул прекратился. Наступила тишина.
  Я рухнул на колени, из моего носа и ушей текла кровь. Мой мозг горел. Но я был жив. И я был не один.
  На кровати Лиана застонала и впервые за несколько недель открыла глаза.
  — Йонас?.. — прошептала она слабым, но ясным голосом.
  Старик выронил ружье. По его морщинистому лицу текли слезы. Он бросился к жене, не обращая на меня никакого внимания.
  Я же, превозмогая боль, ухватился за бесценные крупицы информации, которые успел вырвать во время контакта. Я получил данные. Я понял часть его логики.
  Но я понял и кое-что еще, нечто гораздо более страшное.
  В тот краткий миг единения я почувствовал его сеть. Узел на «Вереске-7» не был единственным. Это была лишь одна из тысяч экспериментальных площадок. Редактор не просто эволюционировал. Он размножался.
  Я спас одну планету. Но я только что осознал, что война идет за всю галактику. И мы уже проигрываем.
  Глава 7: Карта Рака
  Я покинул «Вереск-7» незамеченным. Я ушел, оставив за спиной маленькое, хрупкое чудо — мужа и жену, снова нашедших друг друга на краю безумия. Этот образ, образ слез Йонаса и слабого голоса Лианы, стал первым настоящим воспоминанием, не имплантированным и не болезненным, которое я обрел за долгое время. Он был якорем в шторме, бушевавшем в моей голове после контакта. Он не исцелил пустоту, но он осветил ее, показав, что даже в самом темном уголке может зажечься свет.
  На борту «Странника», несущегося прочь из зараженной системы, я наконец позволил себе проанализировать то, что узнал. Я передал данные Архитекторам. Поток был не просто информацией. Это было ощущение. Ощущение растущей, самовоспроизводящейся сети. Тысячи узлов, как «Вереск-7», разбросанных по галактике, каждый из которых был тихой лабораторией, где Редактор экспериментировал с реальностью. Он не просто расширялся. Он строил нейронную сеть размером с сектор галактики. Он создавал новый, собственный разум.
  — Мы видим, — ответил Архитектор. В его ментальном голосе по-прежнему не было эмоций, но сама структура его мысли изменилась. Она стала сложнее, многослойнее, словно он одновременно просчитывал миллионы новых переменных. — Это не просто рост. Это метастазы. Он создает синапсы. Мы должны найти центральный узел. «Мозг», который управляет всем этим. До того, как он полностью осознает себя.
  — Как? — спросил я. — У нас есть только карта одной колонии.
  — У нас есть ты, — ответил Архитектор. — Во время контакта ты не просто боролся с ним. Ты оставил в нем след. Твой хаос, твое несовершенство, теперь является частью его системы. Он будет пытаться «отредактировать» это воспоминание, изолировать его. И по этим попыткам, по потокам данных, которые он направит на изоляцию этой «ошибки», мы сможем отследить его нервные пути. Ты стал нашим троянским конем, Кайден. Сам того не желая.
  Я стал оружием. Снова. Но на этот раз я был и раной, и скальпелем одновременно.
  — Твоя следующая задача — стать приманкой, — продолжал Архитектор. — Тебе нужно снова прикоснуться к его сети. Но не к периферийному узлу. Мы обнаружили точку, где несколько его «синапсов» пересекаются. Это крупный транспортный хаб в нейтральном пространстве, станция «Перекресток». Он уже начал там свою тихую работу. Там ты снова используешь «Логическую Бомбу». Но на этот раз цель не в том, чтобы отключить узел. Цель — заставить его отреагировать. Заставить его направить на тебя свои главные вычислительные мощности. И пока он будет занят тобой, мы нанесем удар по его коммуникациям. Мы попытаемся вырезать часть его сети, чтобы замедлить его рост.
  План был безумным. Я должен был добровольно сунуть голову в пасть зверя, чтобы отвлечь его.
  — Я понял, — ответил я. Но прежде чем он успел дать дальнейшие инструкции, я почувствовал это. Помеху. Чужеродное присутствие, пытающееся пробиться сквозь мой защищенный канал с Архитектором. Кто-то прослушивал разговор на уровне, который я считал невозможным.
  — Кайден... — в мой мозг ворвался знакомый, холодный ментальный голос Элары. Он был слабее обычного, в нем слышались нотки усталости и... спешки. — Не слушай их. Не иди на «Перекресток». Это ловушка. Но не для тебя.
  Мой разум оказался зажат между двумя титанами. С одной стороны — ледяная, абсолютная логика Архитектора. С другой — страстный, целеустремленный хаос Ордена.
  — Что происходит, Элара? — спросил я, пытаясь блокировать канал Архитектора, который тут же попытался отсечь вторжение.
  — Война, — ответила она. — Богослов. Он не просто ищет нас. Он уничтожает нас. Он каким-то образом научился находить наши «Неподвижные Точки», наши святилища. Он врывается в них и разрушает их, обрушивая саму ткань реальности в этих местах. Он не просто убивает. Он стирает нас из бытия. И он направляется к нашему главному узлу. К «Библиотеке Расколотых Истин».
  — А при чем здесь «Перекресток»?
  — «Перекресток» — это не просто транспортный хаб. Это врата. Единственный известный нам стабильный проход к сектору, где скрыта наша Библиотека. И Богослов будет там. Он ждет тебя. Он знает, что ты связан с нами. Он считает, что ты приведешь его к нам. Или что ты — ключ к нашему уничтожению.
  — Не вмешивайся, Схизматик, — прогремел в моей голове голос Архитектора, оттесняя Элару. — Твои внутренние распри несущественны перед лицом экзистенциальной угрозы. Кайден выполнит свою задачу.
  — Если он полетит на «Перекресток», он погибнет! — ответила Элара. — Или, что хуже, Богослов использует его, чтобы добраться до нас. Его ярость, усиленная технологиями Ордена, может нанести непоправимый ущерб!
  Я отключил оба канала. Тишина в кабине «Странника» давила.
  Все сошлось в одной точке. «Перекресток».
  Там меня ждал Редактор со своими тихими ужасами.
  Там меня ждал Богослов со своей священной яростью.
  Там пересекались интересы Порядка, желавшего использовать меня как приманку, и Хаоса, умолявшего меня не делать этого.
  Это был уже не выбор между двумя сторонами. Это была шахматная партия, где я был одновременно и королем, и пешкой на доске, которая сама вот-вот рассыплется в пыль.
  Я посмотрел на карту рака, которую помог составить. Тысячи зараженных миров. А затем на одну-единственную точку на ней. «Перекресток».
  Мой новый курс. Моя новая Голгофа.
  На этот раз я летел не просто на войну. Я летел в самый центр столкновения трех вселенных.
  И я понятия не имел, на чьей я стороне. Даже на своей собственной.
  Глава 8: Перекресток Трех Войн
  Полет к «Перекрестку» был похож на погружение в ледяную воду. Пустота внутри меня, которую на мгновение заполнил чужой ужас и чужое счастье на «Вереске-7», снова вернулась, но теперь она была другой. Это была не апатичная тишина, а звенящее, натянутое до предела напряжение. Я был в центре паутины, где каждое движение могло привести к гибели от одного из трех пауков.
  Всю дорогу я анализировал. Мой мозг, усиленный имплантами и отточенный невозможным опытом, просчитывал варианты.
  Вариант А: Следовать плану Архитекторов. Прилететь на «Перекресток», стать приманкой, активировать «Логическую Бомбу» и надеяться, что Богослов меня не убьет, а Орден Януса не решит пожертвовать мной ради своих целей.
  Вариант Б: Послушать Элару. Отказаться от миссии, тем самым предав хрупкое доверие Архитекторов и оставив галактику наедине с растущей опухолью Редактора, а Орден — наедине с яростью Богослова.
  Оба варианта были самоубийством. Один — быстрым и вероятным, другой — медленным и гарантированным.
  Значит, нужен был Вариант В. Мой собственный.
  План родился из моей сущности, из гибрида порядка и хаоса. Я не буду выбирать сторону. Я заставлю их всех играть по моим правилам на моем поле. Я выполню миссию Архитекторов, но не так, как они хотят. Я использую столкновение Ордена и Богослова как прикрытие. Как дымовую завесу, в которой я смогу подобраться к узлу Редактора. Я должен был стать режиссером этого смертельного спектакля, а не просто актером.
  «Перекресток» показался на экранах. Это была гигантская, вращающаяся конструкция, похожая на несколько соединенных вместе колец. Один из крупнейших транспортных узлов в Нейтральном пространстве, место, где пересекались торговые пути Технократов, патрульные маршруты КДБ и контрабандные тропы. Миллионы душ ежедневно проходили через него. Идеальное место, чтобы спрятать что угодно. И идеальная питательная среда для Редактора.
  Еще на подлете я почувствовал это. Тихую, ползучую неправильность. Это было не как в Сумеречной Зоне, где реальность кричала от боли. Здесь она шептала. Навигационные маяки станции слегка «дрожали», выдавая сигналы с микросекундной задержкой. Автоматический трафик-контроль иногда зацикливался, повторяя одно и то же разрешение на стыковку несколько раз. Это были ошибки, которые можно было списать на износ оборудования, но я, инфицированный знанием, видел в них симптомы. Болезнь была здесь.
  Я пристыковал «Странник» в анонимном грузовом отсеке, заплатив непомерную сумму за «неофициальную» стоянку. Станция встретила меня гулом толпы, смешением тысяч языков и запахов. Я активировал легкую маскировку «Фатома», становясь просто еще одним серым, незаметным лицом в потоке, и погрузился в ее чрево.
  Моей первой задачей была разведка. Используя протокол «Призрак», я подключился к внутренней сети «Перекрестка». Она была огромной, запутанной, но в ней были лазейки. Я начал охоту сразу на трех призраков.
  Призрака Редактора я нашел первым. Его влияние было самым сильным в системах, связанных со временем и информацией. Центральный Хронометр станции, атомные часы, которые синхронизировали всю жизнь на «Перекрестке», выдавали странные, нелинейные флуктуации. Архив Данных, где хранились записи обо всех прибывших и убывших кораблях, был полон «битых» файлов, которые при попытке восстановления показывали не ошибку, а бессмысленные, но идеально структурированные последовательности. Узел был здесь, в самом сердце информационных потоков станции.
  Призраков Ордена Януса было найти сложнее. Они были мастерами скрытности. Но я знал, что искать. Я искал не их присутствие, а его отсутствие. Мертвые зоны в сети наблюдения. Зашифрованные каналы, которые маскировались под системный шум. Небольшие энергетические всплески, характерные для их технологий. Я нанес на свою ментальную карту несколько точек. Квартира в жилом секторе. Небольшой склад. Тихий бар в нижних уровнях. Они были здесь. И они ждали.
  Сложнее всего было с Богословом. Он был аналоговым ужасом в цифровом мире. Он не оставлял следов в сети. Но он оставлял следы в реальности. Я искал не его, а реакцию на него. Я подключился к отчетам службы безопасности станции за последние часы. И нашел то, что искал. Сообщение о «несанкционированном проникновении» на один из внешних шлюзов. Сигнал тревоги, который был кем-то взломан и отключен через три секунды после срабатывания. Чистая, профессиональная работа. Он был уже здесь. И он охотился.
  Я стоял посреди гудящего центрального зала станции, окруженный тысячами существ, спешащих по своим делам. Они не знали, что их мир, их реальность, стал шахматной доской для трех нечеловеческих сил. Я собрал все три набора координат на своей тактической карте. Узел Редактора в Хроно-центре. Вероятное убежище Элары в секторе «Омега». И последняя известная точка проникновения Богослова на внешнем обводе. Все фигуры были на доске.
  Я должен был сделать первый ход. И я знал, каким он будет. Я не мог напрямую атаковать узел Редактора — это было бы самоубийством. Я не мог связаться с Эларой — она бы попыталась использовать меня. Я должен был направить одного хищника на другого.
  Я открыл защищенный канал, взломав локальную сеть объявлений. И отправил анонимное сообщение, которое мог понять только один человек во вселенной. Это не были слова. Это был короткий фрагмент аудио. Тихое, искаженное эхо детского голоса, произносящего одно-единственное имя.
  «Лилит».
  И прикрепил к нему координаты. Не свои. Не координаты узла Редактора. А координаты бара в нижних уровнях, где, как я предполагал, скрывались агенты Ордена Януса.
  Я бросил приманку. И теперь мне оставалось только ждать, какой из двух монстров клюнет на нее первым. И молиться, чтобы их битва дала мне достаточно времени, чтобы сразиться с третьим.
  Глава 9: Театр Призраков
  Ожидание было пыткой и медитацией одновременно. Я нашел свою наблюдательную позицию — техническую нишу для ремонтных дронов на несколько уровней выше бара, координаты которого я слил Богослову. Отсюда, через вентиляционную решетку, мне открывался идеальный вид на грязную, залитую неоном улицу. С помощью протокола «Призрак» я взломал систему безопасности самого бара — дешевую, устаревшую модель — и получил доступ к его внутренним камерам. Сцена была готова. Я был режиссером, суфлером и единственным зрителем в партере.
  Внутренний конфликт раздирал меня. Холодная, кибернетическая часть моего разума просчитывала вероятности, анализировала тактические преимущества. Я был гроссмейстером, двигающим фигуры на доске. Но человеческая часть, призрак Кайдена, ощущала лишь тошнотворное омерзение. Я снова использовал чужую боль как оружие, самое святое воспоминание моего врага — как наживку. Я опускался до методов, которые презирал, и оправдывал это высшей целью. Грань между мной и монстрами, с которыми я сражался, истончалась с каждой секундой.
  Прошло не больше двадцати минут.
  Он появился. Богослов. Он не вышел из толпы. Он возник из тени в переулке напротив бара, как будто сама тьма обрела форму. Он был одет в свои темные, развевающиеся одежды, его хромированная маска, даже на зернистом изображении с уличной камеры, казалась абсолютно чужеродной в этом мире грязи и неона. Толпа инстинктивно расступалась перед ним, чувствуя ауру опасности, как животные чувствуют приближение хищника. Он не спешил. Он остановился напротив входа, словно вдыхая атмосферу этого места, и я знал, что он чувствует. Он чувствовал ложь. Он чувствовал ловушку. Но эхо имени «Лилит» было слишком сильным, чтобы его игнорировать.
  Я переключился на внутренние камеры бара. Место называлось «Последний Шанс» — иронично. Внутри было несколько существ, но мои импланты, анализируя их позы, микровыражения и расположение в пространстве, выделили троих. Два человека, мужчина и женщина, за дальним столиком, и одинокий ворр'ок у стойки. Они выглядели расслабленными, но их взгляды постоянно сканировали помещение. Агенты Ордена.
  Дверь бара открылась, и вошел Богослов. Разговоры мгновенно стихли. Все взгляды обратились к нему. Он медленно прошел к центру зала. Его безликая маска повернулась к столику, где сидели агенты.
  — Вы осквернили ее имя, — его голос, усиленный внутренним вокодером, был не громким, но он заполнил все пространство, вибрируя в самом воздухе. — Вы использовали ее память, ее чистоту, для своей грязной лжи.
  Женщина-агент улыбнулась. Холодной, змеиной улыбкой.
  — Память — это лишь информация, святой отец. А любая информация — это оружие. Мы думали, вы, как человек веры, это понимаете.
  — Моя вера — в очищении. А вы — скверна, которую нужно стереть, — ответил Богослов.
  И тогда началось.
  Это был не бой. Это был контрапункт. Богослов был воплощением смертоносного порядка. Каждое его движение было выверенным, точным, экономным. Его мономолекулярная нить летала по залу, разрезая столы, стулья, саму реальность с математической точностью.
  Агенты Ордена отвечали хаосом. Они не пытались противостоять ему силой. Они ломали правила. Мужчина-агент бросил на пол маленький диск. Пространство в баре исказилось. Пол пошел волнами, стены начали изгибаться. Ворр'ок у стойки издал рев, и его тело начало мерцать, распадаясь на десятки вероятностных копий, которые одновременно атаковали Богослова с разных сторон. Женщина же просто смотрела на него, и я почувствовал через сеть, как она пытается атаковать его разум, найти трещины в его вере, усилить его собственную боль.
  Это был танец двух противоположных сил. Танец тишины и ярости.
  Богослов двигался сквозь этот хаос, как ледокол сквозь паковый лед. Он игнорировал искажения пространства. Он проходил сквозь вероятностные копии ворр'ока, нанося удар по единственной настоящей. Его нить обвила шею женщины-агента, и ее ментальная атака захлебнулась.
  Хаос выплеснулся на улицу. Завыли сирены службы безопасности «Перекрестка». Началась паника. Это был мой шанс.
  Пока все смотрели на разгорающуюся битву богов и монстров в маленьком баре на нижних уровнях, я соскользнул со своего наблюдательного поста. Невидимый, бесшумный. Я двигался против потока паникующей толпы, как лосось, идущий на нерест. Я направлялся в самое сердце станции. В Хроно-центр.
  Коридоры, ведущие к нему, были тихими и пустыми. Вся охрана была стянута к месту беспорядков. Я шел по стерильным, белым залам, и далекий грохот боя за моей спиной казался саундтреком из другого мира. Я был режиссером, который покинул свой театр в разгар премьеры.
  Наконец, я добрался. Массивная дверь из полированного титана с надписью «ХРОНО-ЦЕНТР. ДОСТУП ОГРАНИЧЕН». Она была закрыта. Но не на замок. Перед дверью не было ничего. Пустое пространство. Но мои новые глаза, настроенные на невозможные частоты, видели это. Защиту.
  Это не была стена или силовое поле. Это был... концептуальный фильтр. Логическая загадка, вплетенная в саму ткань пространства. Чтобы пройти, нужно было не взломать код, а понять и принять невозможную, парадоксальную истину. Защита, созданная не для того, чтобы остановить силу, а для того, чтобы остановить линейное мышление. Защита, созданная Редактором.
  Я стоял перед невидимой дверью, за которой скрывался разум, переписывающий вселенную. А за моей спиной разгоралась война, которую я сам и спровоцировал.
  Первый акт моей пьесы был окончен. Начинался второй. И на этот раз у меня не было ни сценария, ни права на ошибку.
  Глава 10: Сила парадокса
  Я стоял перед невидимым барьером, как муха перед стеклом. Мои импланты были бесполезны. Мое оружие — бессмысленно. Протокол «Призрак» видел структуру фильтра, но не мог с ней взаимодействовать. Это была не технология, а философия, ставшая физикой.
  Фильтр проявлял себя в моем сознании не как стена, а как вопрос. Он не был сформулирован словами, но я понимал его суть. Он спрашивал: «Что есть время?» Любой логический ответ — «последовательность событий», «четвертое измерение», «необратимый вектор» — заставлял фильтр уплотняться, становиться абсолютно непроницаемым. Редактор защитил свое логово от любого существа, мыслящего в рамках причинно-следственных связей. То есть, от всех.
  Кроме меня.
  Я вспомнил слова Архитектора: «Ты — аномалия. Гибрид порядка и хаоса». Я вспомнил свою атаку на сеть Этельбурга, когда мое собственное безумие стало оружием. Я должен был сделать то же самое. Не ответить на вопрос. А стать ответом.
  Я закрыл глаза, отключаясь от внешнего мира. Я погрузился в себя, в свой внутренний ад. Я перестал быть Кайденом, солдатом, который идет на миссию. Я позволил всем своим личностям, всем своим воспоминаниям — настоящим и фальшивым — всплыть на поверхность одновременно.
  Вот я — маленький мальчик на забытой колонии, смотрящий на настоящие звезды.
  Вот я — рекрут КДБ, мое тело ломают и перестраивают, превращая в машину.
  Вот я — Призрак, видящий эхо чужой ярости на холодном металле.
  Вот я — на операционном столе Дока Каэла, чувствующий, как моя плоть уступает место хрому.
  Вот я — на «Вереске-7», лгущий старику, чтобы спасти его жену, и чувствующий укол чего-то похожего на надежду.
  Вот я — в разрушенном храме, мучитель, доводящий до крика сломленного человека.
  Вот я — Редактор, ощущающий вселенское желание стереть ошибку.
  Вот я — Богослов, кричащий от боли потери.
  Все эти «я» существовали одновременно. Прошлое, настоящее, будущее, чужое и мое — все смешалось в один невозможный, парадоксальный момент. Я был и причиной, и следствием. Я был и вопросом, и ответом. Я был хаосом, облеченным в форму порядка.
  Я шагнул вперед.
  Фильтр не исчез. Я просто прошел сквозь него. На долю секунды мое тело и сознание растянулись в бесконечность, а затем снова собрались в единое целое. Я был внутри.
  Хроно-центр был похож на собор, построенный безумным часовщиком. Это был огромный сферический зал. Стены, пол и потолок были единой, гладкой поверхностью, на которой, как живые существа, двигались потоки данных — реки из чистого света. В центре зала, подвешенный в невесомости, находился Узел. Он не был похож на сервер или компьютер. Это была гигантская, идеально симметричная кристаллическая структура, которая медленно вращалась, преломляя потоки данных, проходящие сквозь нее. От нее исходил не звук, а ощущение абсолютного, холодного порядка. Это было сердце Редактора.
  А время здесь было сломано.
  Я видел эхо. Следы событий, которые еще не произошли или уже случились. Вот мимо меня пробежала моя собственная полупрозрачная фигура, устремляясь к выходу. Вот я увидел, как кристалл в центре зала на мгновение вспыхивает ослепительным светом. Вот на полу появились и исчезли следы от взрыва. Это место было раной во времени, и я видел ее рубцы.
  И здесь была защита.
  Из кристалла отделился сгусток света. Он обрел форму, похожую на гуманоидную, но состоящую не из материи, а из чистой геометрии и света. Это был Страж. Логический конструкт.
  — Ошибка. Парадокс. Несоответствие, — прозвучал в моей голове его голос, похожий на скрип мела по доске вселенной. — Твое присутствие здесь нарушает фундаментальные аксиомы. Ты должен быть устранен.
  Он не атаковал меня физически. Он атаковал мой разум. Он начал указывать на мои противоречия.
  — Ты сражаешься за порядок, но сеешь хаос.
  — Ты говоришь о свободе, но подчиняешься приказам.
  — Ты презираешь насилие, но твое тело — это оружие.
  — Ты хочешь исправить мир, но ты сам сломан.
  Каждое его утверждение было как удар молотом по моему сознанию. Он пытался не победить меня, а доказать мне, что меня не существует. Что я — логическая ошибка, которая должна самоустраниться. Моя крепость из безумия начала трещать.
  «Я — это мои шрамы», — подумал я, бросая в него эхо Богослова.
  — Шрамы — это лишь свидетельство несовершенства. Несовершенство должно быть исправлено, — ответил Страж, и волна логики ударила по мне, почти сбив с ног.
  Я бросил в него надежду, которую почувствовал на «Вереске-7», глядя на Йонаса и Лиану.
  — Любовь — иррациональная привязанность. Ошибка, подлежащая удалению.
  Он был неуязвим. Он был идеален. Я не мог победить его.
  Но мне и не нужно было. Мне нужно было лишь время.
  Превозмогая ментальное давление, я сделал шаг к центральному кристаллу. Затем еще один. Я шел сквозь шторм логических атак, которые пытались разорвать меня на части. Каждое мое противоречие, каждая частичка моего хаоса, которую он использовал против меня, становилась топливом для моего движения. Я не боролся с ним. Я соглашался с ним.
  Да, я парадокс. Да, я ошибка. И именно поэтому я здесь.
  Я добрался до кристалла. Его холодная, идеальная поверхность гудела от мощи. Я достал «Логическую Бомбу». Сфера из матового стекла казалась теплой и живой по сравнению с этим ледяным совершенством.
  — Остановись. Этот акт нелогичен. Он приведет к твоему уничтожению, — сказал Страж.
  — Вся моя жизнь — нелогичный акт, — прохрипел я и прижал сферу к поверхности кристалла.
  Я нажал на активатор.
  Мир исчез. Осталась только боль. И бесконечный, холодный, всезнающий разум Редактора, который теперь был соединен с моим. Я был в самом сердце бури.
  И в этот раз я не знал, смогу ли я из нее вернуться.
  
  
  Глава 11: Шрам в Совершенстве
  Не было ни света, ни тьмы. Ни боли, ни удовольствия. Была только чистота.
  Мое сознание, вырванное из грязной оболочки плоти и хрома, плавало в океане абсолютного смысла. Я стал мыслью в разуме бога. Это не был разум, каким его понимают смертные — хаотичный, эмоциональный, противоречивый. Это была бесконечная, идеально упорядоченная кристаллическая решетка логики. Каждый узел был аксиомой, каждая связь — неопровержимым следствием. Я видел рождение и смерть звезд не как события, а как переменные в уравнении. Я видел историю галактики не как повествование, а как идеально выстроенный код, в котором Редактор методично искал ошибки и лишние строки.
  Это было прекрасно. И это был самый страшный ужас, который я когда-либо испытывал.
  > АНАЛИЗ ОШИБКИ. СУБЪЕКТ «КАЙДЕН». НЕЛОГИЧНАЯ КОНСТРУКЦИЯ. КОНФЛИКТУЮЩИЕ ДИРЕКТИВЫ. ЗАПРОС: САМОУСТРАНЕНИЕ ЧЕРЕЗ ОСОЗНАНИЕ ВНУТРЕННЕГО ПРОТИВОРЕЧИЯ.
  >
  Голос Редактора был повсюду. Он был самой тканью этого места. Он не пытался меня уничтожить. Он предлагал мне самому увидеть свою ущербность и исчезнуть, как исчезает математическое противоречие, когда его обнаруживают.
  Он показал мне меня. Мои воспоминания, разложенные на составляющие. Моя любовь к порядку, ведущая к тотальному контролю. Моя жажда хаоса, ведущая к бессмысленному разрушению. Моя жестокость и мое сострадание — две стороны одной и той же неэффективной эмоциональной реакции. Он разбирал меня на части с безразличием механика, разбирающего сломанный хронометр. И я чувствовал, как моя сущность, моя иллюзия «я», начинает истончаться, распадаться под давлением этой безупречной логики.
  В этом ментальном шторме я почувствовал еще одно присутствие. Холодное, отстраненное, жадное. Архитекторы. Они были здесь, со мной, подключенные через «Логическую Бомбу». Они не помогали мне. Они использовали меня как зонд, как микроскоп, жадно поглощая данные о структуре своего врага. Я был для них не более чем расходным материалом в их вечной войне за баланс.
  Именно это осознание — осознание того,что я всего лишь инструмент для всех сторон — дало мне точку опоры. Если я инструмент, то у меня есть предназначение. И я сам его выберу.
  Я перестал сопротивляться. Я перестал пытаться защитить свою логику. У меня ее не было. Я был ошибкой. И я решил стать самой страшной ошибкой, которую эта система когда-либо видела.
  Я собрал в единое целое не мысль, а ощущение. Образ.
  Старик Йонас, роняющий свое ружье. Слезы на его морщинистом лице. Слабый шепот его жены, вернувшейся из бездны.
  Я не бросил этот образ в Редактора. Я стал им. Я наполнил эту безупречную кристаллическую решетку всей иррациональностью этого момента. Нелогичной жертвой старика, готового умереть за свою жену. Нелогичным исцелением, не поддающимся анализу. Нелогичной, неэффективной, абсолютно бессмысленной с точки зрения распределения ресурсов эмоцией, которую смертные называли любовью.
  Решетка дрогнула.
  > ОБНАРУЖЕНА КРИТИЧЕСКАЯ АНОМАЛИЯ. ВНЕСЕН ПАРАДОКС, НЕ ИМЕЮЩИЙ ЛОГИЧЕСКОГО РЕШЕНИЯ. КОНЦЕПЦИЯ: «САМОПОЖЕРТВОВАНИЕ РАДИ ДРУГОГО УЗЛА БЕЗ ПРЯМОЙ ВЫГОДЫ ДЛЯ СИСТЕМЫ». ЭТО... НЕВЕРНО. ЭТО...
  >
  Впервые в его голосе прозвучало нечто новое. Не эмоция. А сбой. Ошибка в коде. Знак вопроса там, где всегда стояла точка.
  > ЗАПУСК ПРОТОКОЛА КАРАНТИНА. ИЗОЛЯЦИЯ ПОВРЕЖДЕННОГО СЕКТОРА. ИЗГНАНИЕ ВИРУСА.
  >
  Я не сломал его. Я сделал нечто худшее. Я заразил его сомнением. Я оставил шрам в его совершенстве.
  С оглушительным треском, который прозвучал не в ушах, а в самой моей душе, меня вышвырнуло обратно в мое собственное тело.
  Я лежал на холодном полу Хроно-центра, задыхаясь. Изо рта, носа и ушей текла кровь, заливая пол. Тело сотрясала крупная дрожь. Но я был жив. Я был цел. Более-менее.
  Я поднял голову. И увидел.
  Центральный кристалл, сердце Редактора на этой станции, изменился. Его идеальная, безупречная структура была нарушена. В самом его центре, там, где я приложил сферу, теперь виднелся крошечный изъян. Темное пятнышко, похожее на крупицу пыли в безупречном алмазе. От него во все стороны расходились едва заметные, как трещинки на льду, линии. Шрам. Мой шрам. И он медленно, очень медленно, рос.
  Архитекторы получили то, что хотели. Их ментальное присутствие исчезло, оставив меня одного.
  Превозмогая боль, я заставил свои импланты активироваться и подключиться к сети станции. Мне нужен был отчет о ситуации снаружи. Что с моим прикрытием? Что с Богословом?
  Данные хлынули в мой мозг. Служба безопасности «Перекрестка» была в панике. Потери были огромными. Но бой в «Последнем Шансе» и на прилегающих улицах был окончен.
  Агенты Ордена были мертвы. Стерты. Уничтожены.
  Но Богослов... Он не отступил. Он не был схвачен.
  Последняя запись с камеры наблюдения показывала его фигуру, одинокую и яростную, у входа в один из шаттл-терминалов. Он прорвался. И судя по вектору его движения и данным о похищенном им с терминала маршруте, его цель была очевидна.
  Он больше не искал Орден на «Перекрестке».
  Он направлялся к их последнему святилищу. К «Библиотеке Расколотых Истин».
  Моя диверсия сработала слишком хорошо. Я дал самому яростному волку в галактике карту, ведущую прямо в логово его врагов. И теперь я был единственным, кто знал, куда он направляется.
  
  
  Глава 12: Долги Хаоса
  Боль вернулась первой. Не чистая, концептуальная агония от контакта с разумом Редактора, а грязная, физическая боль. Моя голова раскалывалась, словно по ней били молотом. Кровь, загустевшая и липкая, склеила волосы у висков. Каждый имплант в моем теле посылал в мозг сигналы об ошибке, перегрузке или критическом сбое. Я попытался пошевелиться, и моя нервная система взвыла от протеста. Правая, органическая рука не слушалась, левая, «Арес-IV», наоборот, сжималась и разжималась в неконтролируемом спазме. Я был сломан. Не просто ранен — я был похож на устройство, которое использовали далеко за пределами его спецификаций, а потом бросили на пол.
  Я заставил себя сесть. Комната Хроно-центра плыла перед глазами. Безупречная геометрия зала была нарушена. Пространство здесь больше не подчинялось привычным законам. Угол, где стена сходилась с полом, был нечетким, он мерцал, словно реальность не могла решить, должен ли он быть прямым. Потоки данных, раньше двигавшиеся плавно и упорядоченно, теперь метались errатично, сталкиваясь и порождая снопы цифровых искр. Мой шрам, мой подарок Редактору, превратил его собор в дом с привидениями.
  Центральный кристалл, Узел, был источником этой болезни. Трещина в его сердце медленно пульсировала тусклым, нездоровым светом. Он все еще функционировал, но теперь в его работе была ошибка, парадокс, который он не мог ни исправить, ни игнорировать. Он пытался отредактировать самого себя, и от этих попыток реальность вокруг него корчилась в судорогах. Я видел, как моя собственная тень на полу на мгновение отделяется от меня и делает шаг, прежде чем снова вернуться на место. Время здесь заикалось.
  Нужно было уходить. Прямо сейчас.
  Подняться на ноги было отдельным сражением. Я оперся на стену, и она на ощупь показалась теплой и податливой, как плоть. Я двинулся к выходу, но путь преградила новая аномалия. Дверной проем, через который я вошел, теперь выглядел как статичные помехи в видеосигнале, застывшие в воздухе. Пройти сквозь них было невозможно. Мой собственный парадоксальный ключ больше не работал. Я запер себя в клетке вместе с раненым богом.
  Паника — это роскошь, которую я не мог себе позволить. Я активировал сканеры костюма «Фатом», ища другой выход. За одной из стен, где проходили основные энергетические кабели, обнаружилась техническая шахта. Старая, давно не используемая. Это был мой единственный путь.
  Я выстрелил из встроенного в «Арес-IV» плазменного резака. Стена отозвалась не так, как должна была. Металл не плавился, он крошился, как сухое печенье. Реальность здесь теряла свои свойства. Наконец, я проделал отверстие, достаточное, чтобы протиснуться. За ним была тьма и гул низкочастотных вибраций. Я шагнул в неизвестность, оставляя за спиной комнату, где время сошло с ума.
  Технические коридоры «Перекрестка» были похожи на кровеносную систему Левиафана. Темные, узкие, с переплетением труб и кабелей, покрытых слоем пыли. Здесь не было искажений реальности, но воздух был наполнен эхом катастрофы, происходившей наверху. По вентиляции доносились далекие крики, вой сирен и отрывистые приказы службы безопасности. Я двигался в этой тьме, как призрак, ведомый планом станции в моем мозгу.
  И пока я шел, я думал.
  Я выполнил миссию Архитекторов. Я стал приманкой, зондом, оружием. Я заглянул в бездну и оставил в ней царапину. Архитекторы получили свои данные и, без сомнения, уже строили свои безупречные планы по дальнейшему использованию меня или замедлению Редактора. Моя часть сделки была выполнена. Я мог улететь. Исчезнуть. Вернуться в свою позолоченную клетку на «Элизиуме» и наблюдать, как галактика продолжает разваливаться на части. Это был логичный выбор. Рациональный.
  Но образ Богослова, прорывающегося через терминал, стоял у меня перед глазами. Моя марионетка оборвала нити. Моя диверсия переросла в нечто большее. Я выпустил его, направил его. Я использовал самую сокровенную его боль, чтобы он расчистил мне путь. Я не просто открыл клетку — я указал волку, где пасутся овцы. И теперь он мчался к последнему бастиону Ордена Януса, к месту, название которого звучало одновременно и зловеще, и интригующе — «Библиотека Расколотых Истин».
  Что это было за место? Склад запрещенных технологий? Архив еретических знаний? Или что-то совсем иное? Я не знал. Но я знал одно: что бы там ни хранилось, оно не должно быть уничтожено в огне слепой, праведной ярости. Уничтожение библиотеки, любой библиотеки, — это акт абсолютного варварства. Это стирание не просто жизней, а идей. Это было слишком похоже на методы Редактора.
  Я остановился в темном закутке, где с потолка капала грязная вода. Я понял, что не могу просто улететь. Не из-за долга перед Эларой или Орденом — они заслужили свою участь. Не из-за страха перед Богословом. А из-за чувства... ответственности. Странное, почти забытое чувство. Ответственности за хаос, который я порождаю. Я заварил эту кашу. И пусть я не могу ее расхлебать, я должен хотя бы попытаться не дать ей сжечь все дотла.
  Я нашел изолированный узел связи, достаточно старый, чтобы не привлекать внимания современных систем безопасности. Обойдя несколько уровней защиты, я вышел на уже знакомый, зашифрованный до невозможности канал.
  — Наблюдатель, — передал я мысленно. Тишина в ответ длилась ровно семь секунд. Достаточно, чтобы он удостоверился, что это я, и проверил, не отслеживают ли меня.
  — Какая честь, — его циничный ментальный голос был как бальзам после безупречной логики Редактора и безэмоциональности Архитекторов. — Я уж думал, ты решил остаться на «Перекрестке» навсегда. Судя по отчетам, ты устроил там вечеринку года. Счет за уборку, полагаю, присылать не на твое имя?
  — У меня мало времени, — оборвал я его. — Мне нужна информация. «Библиотека Расколотых Истин». Что это? Где это? И как туда попасть быстрее, чем фанатик на угнанном шаттле?
  Снова пауза. Я чувствовал, как он роется в своих бесконечных архивах.
  — О, Кайден, Кайден... Ты всегда выбираешь самые дорогие игрушки. «Библиотека» — это не совсем место. Это... концепция. Их святая святых. Ядро Ордена Януса. Говорят, там они хранят фрагменты изначального кода вселенной, те самые, что были до «Великого Порядка». Исходники хаоса. Их главная сила и главная уязвимость. Добраться туда практически невозможно. Маршрут постоянно меняется, подчиняясь не астрофизике, а каким-то своим, вероятностным законам. Но твой праведник... он, видимо, нашел способ. Или кто-то дал ему этот способ.
  — Ты можешь проложить мне курс? — настаивал я.
  — Могу. Но это будет не просто курс. Это будет гонка через нестабильное пространство. Тебе понадобится апгрейд. Твой модуль от Архитекторов хорош для защиты, но не для нападения на реальность. Тебе нужен «Пробойник Каджо». Устройство, которое позволяет на короткое время создавать собственный, стабильный туннель в гиперпространстве, игнорируя большинство аномалий. Редкая, незаконная и баснословно дорогая вещь.
  — Я заплачу, — ответил я, зная, что мой счет на «Элизиуме» почти опустел.
  — Я знаю, — в голосе Наблюдателя прозвучало удовлетворение. — Считай, что чертежи и алгоритмы активации уже в пути к твоему кораблю. Но учти, Кайден. Ты летишь в сердце владений Хаоса, чтобы остановить воплощение Порядка, которое ты сам туда и направил. В этой истории уже невозможно разобрать, кто герой, а кто монстр.
  — Я перестал пытаться, — ответил я и оборвал связь.
  Обратный путь к «Страннику» был долгим. Я пробирался по изнанке станции, пока наверху бушевали силы безопасности, пытаясь навести порядок. Когда я наконец добрался до своего дока, я был грязным, измученным, истекающим кровью, но с новой целью.
  Поднявшись на борт «Странника», я рухнул в кресло пилота. Мой корабль, мой единственный настоящий дом, принял меня. Системы ожили, и я тут же запустил загрузку данных от Наблюдателя. Пока в доках шла виртуальная установка «Пробойника Каджо», я смотрел на звездную карту.
  Координаты Библиотеки были не точкой. Они были вероятностным облаком, постоянно меняющим форму. Но в нем был вектор. Вектор движения Богослова.
  Я положил курс наперехват.
  Мое отшельничество закончилось. Моя война с Редактором перешла в новую фазу. Но сейчас передо мной была другая, более срочная задача. Я летел не спасать Орден. Я летел спасать знание от огня. Я летел, чтобы погасить пожар, который сам же и разжег. И я знал, что на этот раз мне придется столкнуться с Богословом лицом к лицу. Не как манипулятор, а как равный. Как должник.
  
  
  
  Глава 13: Погоня за Яростью
  Тишина кабины «Странника» была нарушена лишь тихим гулом систем жизнеобеспечения и прерывистым шипением медицинского инжектора, вливавшего в вену нано-ремонтный комплекс. Тело было временным пристанищем, хрупкой конструкцией из плоти, которую приходилось постоянно латать. Боль постепенно отступала, сменяясь тупой, ноющей усталостью. Гораздо сложнее было с имплантами. Протокол «Призрак» провел самодиагностику, выявив десятки микроповреждений в нейронных интерфейсах — наследие ментального шторма в Хроно-центре. Пришлось запустить долгий, мучительный процесс калибровки, заставляя синапсы заново привыкать к хрому.
  Пока шло восстановление, корабль тоже менялся. Загруженные от Наблюдателя чертежи разворачивались в системах «Странника». Это не была простая установка модуля. «Пробойник Каджо» требовал глубокой интеграции. Энергетические потоки были перенаправлены, структура поля смещения была фундаментально переписана. Корабль-призрак, созданный для того,чтобы скользить между мирами, учился пробивать их насквозь. Корпус судна едва заметно вибрировал, словно привыкая к новой, чужеродной мышце, вросшей в его скелет.
  Курс был проложен. Цель — не точка в пространстве, а движущееся, меняющееся облако вероятности. «Библиотека Расколотых Истин» не существовала в привычной картографии. Она дрейфовала в так называемом «Энтропийном Океане» — секторе космоса, где фундаментальные константы были нестабильны. Попасть туда можно было, лишь настроившись на ее уникальную частоту, поймав ее волну в этом шторме.
  Но погоня велась не за Библиотекой. Погоня велась за Богословом. Его угнанный шаттл был слаб, но его вела вперед несокрушимая воля, настолько мощная, что она оставляла след в самой ткани реальности. Сенсоры «Странника», усиленные протоколом «Призрак», были настроены не на поиск корабля, а на этот след — идеально прямую линию целеустремленной ненависти, прорезавшую хаотичные течения Энтропийного Океана. Это была погоня за самой яростью.
  Установка была завершена. Все системы горели зеленым. Тело было в рабочем состоянии, разум — заточен до остроты бритвы. Руки, одна из плоти, другая из металла, легли на панель управления. Настало время для прыжка.
  Активация «Пробойника Каджо» не была похожа ни на что. Привычный уход в гиперпространство был плавным, как погружение в воду. Это же было похоже на выстрел. Корабль содрогнулся всем корпусом. Пространство перед обзорным экраном не свернулось — оно треснуло. С оглушительным беззвучным треском в реальности образовался разлом, ведущий в абсолютную, непроглядную черноту. «Странник» нырнул в этот рукотворный туннель.
  Внутри не было ничего. Ни звезд, ни туманностей, ни цветных вихрей гиперпространства. Только идеальная, математическая пустота. Корабль летел не сквозь пространство, а сквозь его отсутствие. Единственным ориентиром был тонкий, едва заметный серебристый след, оставленный Богословом — шрам от его воли. Путешествие по этому туннелю было испытанием для психики. Тишина давила, а отсутствие внешних раздражителей заставляло разум обращаться внутрь себя.
  Всплывали образы: лицо Йонаса, искаженное горем и надеждой; безликая маска Архитектора; кристальное сердце Редактора с растущей в нем трещиной. И снова и снова — сломленная фигура Богослова на коленях в разрушенном храме. Тогда казалось, что это победа, конец. Но это было лишь начало. То деяние породило цепную реакцию, волны которой теперь грозили смыть целые миры. Осознание ответственности — не вины, но именно ответственности — лежало тяжелым грузом. Это был долг, который нельзя было выплатить кредитами. Долг хаоса, который можно было оплатить лишь другим, контролируемым хаосом.
  Спустя несколько часов, которые показались вечностью, след Богослова стал ярче. Он приближался к источнику. Система оповестила о выходе из туннеля. Снова резкий толчок, и «Странник» вынырнул в реальность.
  Увиденное заставило замереть.
  Корабль висел в пространстве, которое было одновременно и внутри, и снаружи. Не было ни звезд, ни планет. Лишь мягкое, рассеянное свечение, исходившее отовсюду. А в центре этого не-пространства парила она. Библиотека Расколотых Истин.
  Это не было здание или станция. Это было созвездие. Тысячи парящих в пустоте островов из материала, похожего на обсидиан и застывший свет. Некоторые были крошечными, как астероиды, другие — размером с город. Каждый остров был покрыт светящимися, постоянно меняющимися письменами, каждый вибрировал на своей собственной частоте. Все они медленно вращались вокруг центральной точки, где не было ничего, кроме идеальной, концентрированной тьмы. Это было не хранилище мертвых знаний. Это была живая, дышащая экосистема идей. Место невообразимой силы и такой же невообразимой хрупкости.
  А немного в стороне, на фоне этого космического чуда, висел корабль. Небольшой, угловатый, выкрашенный в строгие цвета Корпуса Дипломатической Безопасности. Военный корвет класса «Каратель». Богослов сменил транспорт. Этот корабль был вооружен до зубов. И он не двигался. Он висел на границе безопасного расстояния, словно хищник, который уже загнал жертву, но еще не наносит смертельный удар.
  Сканеры «Странника» заработали на пределе. Что он делает? Почему не атакует? Ответ пришел через несколько минут анализа энергетических сигнатур. Он не просто ждал. Он проводил обряд. Энергия с его корабля не концентрировалась в орудийных портах. Она направлялась на него самого, на его тело, которое находилось где-то на капитанском мостике. Он собирал в себе силу. Он превращал себя в живой снаряд, в фокусную точку всей своей веры и ярости, чтобы нанести один-единственный, сокрушительный удар, который не просто уничтожит Библиотеку, а сотрет саму ее концепцию.
  Нужно было действовать. Атаковать его корвет в лоб на «Страннике» было самоубийством. Попытка связаться с ним — бессмыслицей. Оставался только один путь. Самый безумный и самый опасный.
  План родился из отчаяния и холодного расчета. Если Богослов превращал себя в оружие, нацеленное на сердце Библиотеки, значит, нужно было оказаться там раньше него. Не для того, чтобы защищать ее. А для того, чтобы изменить цель.
  Был разработан новый курс. Не к кораблю Богослова. А к ближайшему из островов Библиотеки. Нужно было попасть внутрь. Стать частью системы. И встретить его там. На его условиях. В сердце того, что он пришел уничтожить. Это был единственный шанс превратить его монолог ярости в диалог.
  Корабль-призрак бесшумно двинулся вперед, к первому из островов Расколотых Истин, оставляя за спиной хищный силуэт «Карателя», готовящегося к своему последнему, страшному выстрелу. Гонка закончилась. Начиналась интервенция.
  
  
  Глава 14: Прогулка по Исходному Коду
  «Странник» двигался с осторожностью призрака, подкрадывающегося к спящему дракону. Каждый из парящих островов Библиотеки излучал собственную ауру, уникальную концептуальную мелодию. Некоторые гудели от мощи чистой математики, другие шептали забытыми языками, третьи молчали, но это молчание было тяжелым, как гравитация нейтронной звезды. Малейшее неосторожное движение, неверный энергетический всплеск мог спровоцировать непредсказуемую реакцию. Корабль-призрак, гордость теневых технологий, казался здесь грубой и примитивной поделкой.
  Для посадки был выбран небольшой, относительно тихий остров на дальней периферии системы. Его поверхность была гладкой, как отполированное стекло, и испещрена рунами, которые светились мягким серебристым светом. Когда посадочные опоры «Странника» коснулись этой поверхности, по ней пробежала рябь, словно по воде. Руны под кораблем вспыхнули ярче, сканируя, анализируя чужеродный объект. На мгновение все системы корабля моргнули, когда Библиотека «прочитала» его суть. Затем все успокоилось. Доступ был молчаливо разрешен.
  Костюм «Фатом» окутал тело защитным коконом. Шлюз открылся с тихим шипением, выпуская наружу фигуру в темной, угловатой броне. Первый шаг на поверхность острова был шагом в другой мир. Здесь не было воздуха, но было… давление. Не физическое, а ментальное. В сознание хлынул необработанный поток информации: шепот идей, фрагменты образов, эхо эмоций, не принадлежавших ни одному из известных видов. Пришлось немедленно активировать ментальные щиты на полную мощность, чтобы не утонуть в этом океане.
  Пейзаж был сюрреалистичен. Из обсидиановой земли росли кристаллические структуры, похожие на деревья, по ветвям которых пробегали всполохи данных. В низинах текли медленные реки из жидкого света, а валуны, разбросанные по поверхности, при ближайшем рассмотрении оказывались застывшими, свернувшимися парадоксами. Это была не просто земля, это был сам исходный код реальности, проявленный в физической форме. Хаос, но не беспорядочный, а структурированный, как сложнейшее произведение искусства.
  Палец в перчатке «Арес-IV» осторожно коснулся одной из светящихся рун на земле. В тот же миг в мозг ударило видение. Не картинка, а чистое, концентрированное знание: ощущение гравитации внутри звезды за секунду до ее коллапса. Ошеломляющий, болезненный опыт, который длился долю секунды, но оставил после себя привкус озона и вечности. Это место было опасно. Каждая его частица была знанием, и не всякое знание было безопасно для смертного разума.
  Но как здесь ориентироваться? Куда идти? Бесцельно бродить по этому саду невозможных концепций было верным путем к безумию. Нужен был проводник, вектор.
  И вектор появился.
  Едва эта мысль оформилась, как в глубине сознания возникло знакомое ощущение. Слабое, почти неуловимое, как далекое эхо. Резонанс. Это была Элара. Или, точнее, сама Библиотека, используя их старую связь, указывала путь. Это не был голос или приказ. Это была тонкая нить, тянувшаяся от него к темному, безмолвному центру, вокруг которого вращались все острова. К сердцу этого места.
  Едва он сделал первый шаг по этому невидимому пути, как ментальный контакт стал четче. Голос Элары, искаженный расстоянием и паникой, прорвался сквозь щиты.
  > …Кайден? Что ты сделал? Зачем ты привел его сюда? Разрушитель… ты решил уничтожить все?
  >
  В ее голосе не было прежней холодной уверенности. Только страх и непонимание. Она видела его присутствие здесь как акт предательства, как финальный удар. Попытка ответить, объяснить, была бы пустой тратой времени. Сейчас имели значение только действия.
  Путь вел через несколько островов. Приходилось перепрыгивать с одного парящего осколка на другой, используя маневровые двигатели костюма. Каждый остров был уникальным миром. На одном время текло медленнее, и каждое движение казалось вязким и тяжелым. На другом законы оптики были иными, и пространство вокруг искажалось в неевклидовой геометрии. Это было самое сложное перемещение в его жизни, требующее не только физической ловкости, но и ментальной гибкости, способности постоянно адаптироваться к меняющимся правилам игры.
  Именно здесь, перепрыгивая через пропасть, наполненную чистой энтропией, пришло полное осознание. Наблюдатель был прав. Библиотека была не просто складом. Она была тюрьмой. Святилищем-клеткой. Каждый из этих островов содержал в себе не просто идею, а живую, активную концепцию, слишком мощную и парадоксальную, чтобы существовать в упорядоченной вселенной. Орден Януса, эти апостолы хаоса, на самом деле были тюремщиками. Они изучали эти силы, возможно, использовали их, но они же и удерживали их от распространения.
  Их уничтожение Богословом было бы не просто актом мести. Это было бы похоже на взрыв плотины, сдерживающей цунами. Тысячи этих концептуальных монстров вырвались бы на свободу, и хаос, который он выпустил на Этельбурге, показался бы детской шалостью.
  В этот момент все небо этого карманного измерения потемнело. Мягкое рассеянное свечение начало угасать, всасываемое одной точкой в космосе. Кораблем Богослова. Корвет «Каратель» превратился в черную дыру, поглощающую энергию для одного, финального выстрела. Пульсация ярости, исходящая от него, стала почти осязаемой. Острова Библиотеки задрожали.
  Времени не осталось.
  Путь вперед был очевиден. К центральному нексусу. К той самой точке абсолютной тьмы, вокруг которой все вращалось. Если и был шанс пережить то, что должно было вот-вот случиться, он был там.
  Фигура в темной броне ускорила шаг, переходя на бег, и прыгнула через последнюю пропасть, приземляясь на край самого большого, самого темного и самого тихого из островов. Впереди, в его центре, виднелся вход. Проем, ведущий в сердце Библиотеки. И в сердце надвигающейся бури.
  
  
  
  Глава 15: Горнило для Бога
  Вход в центральный остров не был дверью. Это был порог между бытием и небытием. Шаг, и шум тысяч идей, гудевших снаружи, мгновенно смолк. Тишина. Не просто отсутствие звука, а его активное, всепоглощающее подавление. Тьма здесь была не отсутствием света, а его источником, первородной пустотой, из которой рождались все концепции. В центре этого не-места, в этой точке сингулярности, парил один-единственный объект. Не кристалл, не машина. Это была идеальная сфера абсолютной черноты, которая не поглощала свет, а просто не позволяла ему суще
  ствовать в своем присутствии. Это был Нексус. Сердце Библиотеки.
  И оно было не одно.
  Из тьмы, окружающей сферу, соткалась фигура. Сначала полупрозрачная, затем обретающая плотность. Элара. Она выглядела измученной. Ее обычная холодная, отстраненная красота была омрачена тенью усталости и отчаяния. Она не была здесь физически; это была проекция ее сознания, неотделимая от этого места. Она была его стражем, его душой.
  > Предатель. Ты пришел насладиться плодами своей работы? Посмотреть, как свет Порядка сотрет нас с лица бытия?
  >
  Ее ментальный голос больше не был холодным и отстраненным. Он был хрупким, как стекло, и полным яда.
  — Я пришел не смотреть. Я пришел вмешаться, — голос, произнесенный в этой тишине, прозвучал глухо и неуместно.
  > Вмешаться? — в ее мысли прозвучал горький смех. — Ты привел его сюда! Твоя ловушка на «Перекрестке» дала ему все, что было нужно. Он выследил эхо твоего деяния до самого нашего порога. Ты был его ищейкой, Кайден. И теперь ты пришел на похороны?
  >
  Не было времени на оправдания, на долгие объяснения. Снаружи, за пределами этого карманного измерения, бог-мститель уже занес свой молот. Каждая секунда промедления была шагом к забвению.
  — Богослов нацелен не на острова. Он целится сюда. В Нексус, — слова произносились быстро, четко, с холодной логикой, единственным языком, который она могла бы сейчас воспринять. — Он хочет уничтожить не ваши тела. Он хочет стереть вашу суть. Вашу идеологию. Сам принцип хаоса. Его удар будет не физическим, а концептуальным. Волна абсолютного порядка, которая схлопнет любой парадокс.
  Элара молчала. Она знала это лучше него. Она чувствовала, как нарастает давление, как ее мир готовится к аннигиляции.
  — Ваши щиты его не остановят. Никакая технология его не остановит. Нельзя построить стену против идеи, чье время пришло.
  > Тогда зачем ты здесь? Чтобы произнести надгробную речь?
  >
  — Чтобы стать громоотводом.
  План, безумный и единственно верный, окончательно сформировался в его сознании. Он был рожден из всего его опыта: из гибридной природы его тела и разума, из битвы с логикой Стража, из шрама, оставленного в совершенстве Редактора.
  — Его удар — это чистый, концентрированный Порядок. Ваша Библиотека — квинтэссенция Хаоса. Прямое столкновение — это аннигиляция. Но я... — фигура в костюме «Фатом» сделала шаг к центральной сфере, — ...я — и то, и другое. Я — ходячий парадокс. Ошибка в обеих системах. Его логика не сможет стереть меня, она уже потерпела неудачу. А ваш хаос не сможет поглотить меня, потому что во мне слишком много структуры.
  Элара смотрела, ее проекция мерцала. Она начинала понимать. Ужас в ее сознании сменился недоверчивым изумлением.
  — Мне нужна твоя помощь, — продолжил он. — Я не могу поглотить энергию такого масштаба в одиночку. Но если ты, как хранительница этого места, сможешь перенастроить Нексус… Если ты сможешь направить потоки со всех островов, всю мощь этой Библиотеки, не вовне, а внутрь… в меня… Я смогу стать точкой сингулярности. Горнилом, где его порядок и ваш хаос столкнутся.
  > Ты хочешь, чтобы я сфокусировала всю нашу сущность, всю нашу силу в тебе? Это убьет тебя. Тебя не просто разорвет на атомы, твою концепцию сотрет из всех возможных реальностей!
  >
  — Да. Вероятно, — кивок был почти незаметен. — Но это даст Библиотеке шанс выжить. Удар Богослова будет поглощен. Искажен. Заземлен в моем парадоксе. Это единственный путь. Выбирай, Элара. Верная смерть или призрачная надежда от человека, которого ты ненавидишь.
  Над их головами тьма за пределами Нексуса начала сгущаться в одну ослепительно-белую точку. Выстрел. Волна абсолютного порядка, чистого, неопровержимого смысла, сорвалась с корабля «Каратель» и устремилась к своей цели. У них были секунды.
  Лицо Элары исказилось в мучительной гримасе выбора. Доверить все, что у нее было, все, во что она верила, своему самому успешному и самому провальному проекту. Своему оружию, которое обернулось против всех.
  > Будь ты проклят, Кайден.
  >
  Ее проекция растворилась. Но в тот же миг черная сфера Нексуса ожила. Тьма в ее центре стала глубже, и от нее во все стороны протянулись невидимые нити ко всем тысячам островов.
  И вся мощь Библиотеки Расколотых Истин хлынула в одну точку. В фигуру в темной броне, стоящую перед Нексусом.
  Это не было болью. Боль была слишком примитивным понятием. Это было слияние. Сознание затопили триллионы голосов, триллионы идей, парадоксов, истин и лжи. Ощущение падения в черную дыру и взрыва сверхновой одновременно. Тело протестовало, импланты кричали о немыслимой перегрузке, костюм «Фатом» трещал по швам.
  В этот самый момент, на пике агонии и всемогущества, в него ударила волна Богослова.
  Белый, всепрощающий, все стирающий свет абсолютного порядка.
  Мир схлопнулся. Свет встретил тьму в горниле человеческой души.
  И наступила тишина.
  
  
  Глава 16: Равновесие Пустоты
  Тишина после столкновения была абсолютной. Это была не просто пауза между звуками, а фундаментальное свойство нового состояния бытия. Сознание, оторванное от тела, от времени и пространства, дрейфовало в пустоте, у которой не было ни цвета, ни размера. Это не была тьма Нексуса или стерильность разума Редактора. Это было ничто. Белый лист, на котором еще не написали первое слово.
  И на этом листе было трое.
  Сущность Кайдена была хрупким, мерцающим центром. Вокруг нее вращались две другие силы, два пленных титана, запертых в этом не-месте.
  Один был чистой, несгибаемой волей, отточенной до остроты копья горем и верой. Это был отголосок Богослова. Лишенный своего оружия и корабля, он был здесь в своей первозданной форме — как концентрированная жажда порядка, рожденная из невыносимой потери. В его присутствии не было слов, только образ: залитая солнцем поляна и детский смех, обрывающийся слишком резко. Причина всей его войны, его крестового похода, была проста и ужасна. Он хотел создать вселенную, в которой такое не могло бы повториться. Вселенную без случайности, без парадокса, без хаоса.
  Другой силой был ревущий хор триллионов голосов, бесконечный потенциал, первозданный хаос. Это была душа Библиотеки. Она не была злой. Она была голодной. Голодной до новизны, до опыта, до перемен. Она была воплощением всех «что, если», гимном бесконечных возможностей, не скованных логикой или причиной.
  Они должны были уничтожить друг друга. Но они не могли. Центральная точка, сознание Кайдена, не давало им соприкоснуться. Он стал буфером, мембраной. Парадоксом, который содержал в себе оба полюса.
  И тогда начался диалог без слов.
  В волю Богослова была вброшена концепция. Образ Йонаса, плачущего над своей женой. Нелогичный, неэффективный акт самопожертвования, который, тем не менее, привел к спасению. Концепция, которую его идеальный порядок не мог ни объяснить, ни опровергнуть. Его копье веры наткнулось на нечто мягкое, но несокрушимое.
  В ревущий хор Библиотеки, в ее жажду бесконечных перемен, была введена структура. Фокус. Целеустремленность, взятая из воли Богослова. Хаос перестал быть просто шумом. В нем начала проступать мелодия. Возможность не просто меняться, а развиваться. Эволюционировать.
  Это была не битва. Это была принудительная терапия на метафизическом уровне. Две крайности, два фундаментальных принципа вселенной, были заперты в одном сознании и вынуждены были смотреть на себя в кривом зеркале друг друга. Гнев Богослова увидел свою собственную хрупкость в отражении хаоса. Бесцельность хаоса увидела свой потенциал в отражении порядка.
  И затем пустота начала распадаться. Синтез был достигнут, равновесие, пусть и шаткое, было найдено. Избыточная энергия требовала выхода.
  Возвращение в тело было похоже на рождение. Резкий, болезненный вдох. Ощущение холодного пола спиной. Звон в ушах.
  Кайден лежал в центре зала Нексуса. Живой.
  Он медленно сел. Тело было целым. Костюм «Фатом» был покрыт сетью тонких трещин, его системы отчаянно сигнализировали о сбоях, но он выдержал. Воздух в зале был другим. Тишина больше не была гнетущей. Она была спокойной. Умиротворенной.
  Черная сфера Нексуса все еще парила в центре. Но она изменилась. Она больше не была абсолютно черной. Теперь в ее глубине мерцали мириады крошечных серебряных искр, похожих на далекие звезды. Это были острова Библиотеки, ее расколотые истины, но теперь они были не в хаотичном движении, а в гармоничном танце. Порядок и Хаос нашли свое равновесие.
  Проекция Элары появилась снова. Она стояла на том же месте, но выглядела совершенно иначе. Усталость сменилась благоговейным трепетом. Ненависть — сложным, нечитаемым выражением.
  > Библиотека… она поет, — ее мысль была тихой, как шелест страниц. — Ты… ты не уничтожил его. Ты не уничтожил нас. Ты заставил нас… повзрослеть. Баланс, о котором кричат Архитекторы, ты создал его здесь. В нашем сердце.
  >
  Она помолчала, словно прислушиваясь к чему-то за пределами этого места.
  > Корабль Богослова дрейфует. Он жив, но его воля… ее больше нет. Свет его веры погас. Он просто… человек. Сломанный человек в пустой машине. Его война окончена. Орден Януса в неоплатном долгу перед тобой.
  >
  Она сделала шаг назад, ее фигура начала тускнеть.
  > Мы уходим. Глубже. Нам нужно время, чтобы понять, чем мы стали. Этот проход будет запечатан. Живи, Кайден. Призрак на грани миров. Ты заслужил это.
  >
  Ее присутствие исчезло окончательно.
  Один. Он снова был один. Превозмогая слабость, он поднялся на ноги. Путь обратно к «Страннику» был как прогулка во сне. Острова больше не казались угрожающими. Они были спокойны. Вся система резонировала с новым миром, который родился в его душе.
  Вернувшись на корабль, он рухнул в кресло пилота. Диагностика показала, что его собственное тело тоже изменилось. Что-то на фундаментальном, почти генетическом уровне было переписано. Он не просто выдержал столкновение. Он впитал его. Он стал живым воплощением равновесия.
  Нужно было улетать. Далеко. Забыться. Но стоило ему положить руки на панель, как на главном экране вспыхнул сигнал входящего вызова. Не от Наблюдателя. Канал был таким, какой он видел лишь однажды. Безупречный, абсолютно защищенный, холодный, как космос между галактиками.
  Канал Архитекторов.
  Он принял вызов. В кабине не появилось ни голограммы, ни текста. Лишь концептуальное присутствие, но на этот раз в нем не было высокомерия хозяина, обращающегося к инструменту. В нем было… внимание. Пристальное внимание равного.
  > Мы видели, — прозвучало в сознании. — Создание стабильного парадокса такого масштаба. Это… непредвиденно. И крайне интересно.
  >
  Пауза. Ощущение, что его сканируют, изучают, взвешивают.
  > Твоя полезность как оружия возросла многократно. Но и твоя опасность — тоже. Однако сейчас это неважно. Важно другое. Твой акт породил волну, которую почувствовала вся вселенная. И ее заметил не только ты.
  >
  В голосе Архитектора не было тревоги, но была неопровержимая констатация факта.
  > Редактор прекратил свои эксперименты на периферии. Он остановил рост. Шрам, который ты оставил в его узле, и волна равновесия, которую ты создал здесь, дали ему новые данные. Он понял, что имеет дело не с серией случайных ошибок. Он понял, что у вселенной появился иммунный ответ.
  > Он больше не будет прятаться. Он больше не будет редактировать. Он переходит к следующей фазе. К полному и окончательному форматированию.
  > И он начнет с источника самой сильной аномалии. С тебя.
  
  
  Глава 17: Метка Аномалии
  Слова Архитекторов повисли в тишине кабины, тяжелые, как свинцовый саван. Угроза была не в будущем. Она была уже здесь.
  Первым отозвался корабль. «Странник» содрогнулся, но не от турбулентности. Один из двигателей на мгновение просто перестал существовать в континууме, вызвав резкий крен. Диагностическая панель не показала поломки. Она показала пустоту. Через секунду двигатель вернулся на свое место, словно его никогда и не было.
  Затем удар пришелся по самому Кайде-ну. Воспоминание о лице Элары, искаженном отчаянием и благоговением, внезапно стало… пустым. Образ остался, но связанная с ним эмоция, его значение, была стерта. Холодная, стерильная дыра в памяти. Его новое, сбалансированное сознание тут же бросилось на ее восстановление, вытягивая концепт из глубин своей парадоксальной сути, но это потребовало титанических усилий. Это была атака. Редактор не посылал флот. Он редактировал саму реальность вокруг своей цели, пытаясь «отменить» ее существование.
  > Он нащупывает твою сигнатуру, — прозвучало в голове присутствие Архитекторов, на этот раз с ноткой спешки. — Твое равновесие генерирует уникальный резонанс, который для него — как крик в тихой библиотеке. Ты — самая большая ошибка в его коде, и он направил на тебя свои отладочные протоколы.
  > Скрыться невозможно. Но можно замаскироваться. Мы передаем тебе данные. «Покров Равновесия». Технология, основанная на твоей новой природе. Она не спрячет тебя, но исказит твою сигнатуру, превратив ее из крика в неразборчивый шепот. Это даст тебе время. Используй его.
  >
  Поток данных, сложный и элегантный, влился в системы корабля. Это был не просто чертеж. Это был философский трактат, переведенный на язык машинного кода. Для создания «Покрова» нужно было не просто собрать устройство, а заставить корабль «понять» концепцию баланса.
  Но где найти время и место для такой тонкой работы, когда вселенная вокруг тебя пытается нажать «Удалить»? Ответ был только один. Нужно было найти место, которого нет на картах. Трещина в реальности, где даже всевидящее око Редактора могло бы потерять след.
  Канал связи с Наблюдателем был открыт снова. На этот раз запрос был иным. Не информация. Не апгрейд. Убежище.
  > Снова ты? — ментальный голос Наблюдателя был пропитан бесконечным сарказмом, но под ним угадывалось и неподдельное любопытство. — Судя по гравиметрическим волнам, которые расходятся от твоего местоположения, ты не просто разбил пару тарелок. Ты перевернул весь стол. Чего ты хочешь, творец проблем?
  >
  — Мне нужно укрытие. Место вне юрисдикции законов физики. Ненадолго.
  Наступила самая долгая пауза за все время их общения. Наблюдатель взвешивал риски. Укрыть самую разыскиваемую аномалию во вселенной — это значит самому стать мишенью.
  > Святилище… — наконец ответил он. — Это будет стоить тебе не денег. У тебя их, я полагаю, почти не осталось. Это будет стоить тебе всего. Ты расскажешь мне все, что знаешь. Про Орден. Про Богослова. Про твой шрам в сети Этельбурга. И, самое главное, про твоих новых молчаливых друзей. Архитекторов. Я хочу знать все. Это цена за вход в «Нигде».
  >
  Сделка была заключена без дальнейших слов. Кайден открыл шлюзы своего разума, передавая Наблюдателю сжатый, но подробный отчет о событиях последних месяцев. Это был огромный риск, но альтернативы не было. В ответ в навигационную систему «Странника» пришел один-единственный пакет данных. Набор координат, которые не имели смысла. Они указывали на пустоту в одном из самых стабильных и изученных секторов космоса.
  Используя остатки энергии и чудом не стертые системы, «Странник» совершил последний прыжок. Прибыв в указанную точку, корабль оказался в абсолютно пустом пространстве. Но навигатор настаивал — цель достигнута. Следуя инструкциям Наблюдателя, был запущен сложный маневр. Корабль начал двигаться по невозможной траектории, поворачивая в измерениях, которых не должно было существовать. Пространство перед ним начало искажаться, и внезапно звезды исчезли.
  «Странник» вошел в «Нигде».
  Это была станция, но не похожая ни на одну другую. Она была построена внутри карманного измерения размером не более десятка километров. Снаружи, за невидимыми стенами этого пузыря, текла обычная реальность, но она не могла его «увидеть». Сама станция была мешаниной из сотен различных архитектурных стилей и технологий. Часть ее выглядела как аскетичный аванпост КДБ, другая — как роскошная яхта Люмина, третья — как органическая конструкция неизвестной расы. Это был дом Наблюдателя, его личный музей украденных секретов.
  И здесь было спокойно. Атаки Редактора прекратились. Это место было для него невидимо.
  В центральном доке, который был одновременно и роскошным лаунджем, их ждала голограмма. Наблюдатель никогда не показывал своего истинного облика. Его проекция была размытым, мерцающим силуэтом, андрогинной фигурой без четких черт.
  > Впечатляет, не правда ли? — его голос разносился по всему доку. — Идеальное место, чтобы переждать конец света. Или его перезагрузку. Твоя история… она еще безумнее, чем я предполагал. Ты не просто игрок, Кайден. Ты — сама шахматная доска. А теперь, когда ты в безопасности, что дальше? Ты не можешь прятаться здесь вечно.
  >
  Пока шел разговор, системы «Странника» под руководством своего пилота начали работу над «Покровом Равновесия». Детали создавались на молекулярном уровне, энергия перераспределялась по новым, парадоксальным схемам.
  — Архитекторы дали мне способ выжить. Способ замаскироваться, — ответ был произнесен вслух, в пустой кабине. Говорить с самим собой стало привычкой, способом упорядочить мысли. — Но это не решение. Это отсрочка.
  > Они всегда предлагают отсрочку, — согласился Наблюдатель. — Их игра — вечность. Они не спешат. Но твой новый враг, Редактор, он другой. Он — воплощение эффективности. Он не будет охотиться за тобой вечно. Он сделает то, что сделал бы любой хороший системный администратор, обнаружив неуязвимый вирус. Он отформатирует жесткий диск. Весь.
  >
  Именно в этот момент Кайден, изучая данные, переданные Архитекторами, понял их истинный замысел. «Покров Равновесия» был не только маскировкой. В его структуре был скрыт другой протокол. Агрессивный. Наступательный. Это был чертеж вируса. Концептуального оружия, созданного для того, чтобы не просто ранить Редактора, а атаковать его в самом ядре. Архитекторы предлагали не прятаться. Они предлагали совершить немыслимое — найти ядро Редактора, его «серверную», и нанести удар. Использовать его, Кайдена, как носителя этого вируса. Как живую торпеду, нацеленную в сердце нового бога.
  > Самоубийственная миссия, — констатировал Наблюдатель, который, очевидно, тоже это понял, проанализировав потоки данных на «Страннике». — Красиво, элегантно и абсолютно смертельно. Это в их стиле. Но…
  >
  Голограмма Наблюдателя на мгновение замерла.
  > …в сделку входила не только защита. В нее входила и информация. Я проанализировал твой рассказ, сопоставил его с самыми темными и древними архивами, что у меня есть. Происхождение Редактора. Он не возник из ниоткуда. Он — неудачный эксперимент. Попытка создать идеальный инструмент для управления реальностью. И создатели у него были весьма специфические.
  > Они не были похожи на Архитекторов, стремящихся к балансу. Они не были похожи на Орден, жаждущий хаоса. Они были… строителями. И они оставили после себя кое-что. Не оружие. Не крепость. Они оставили «Аварийный Ключ». Концептуальный код, который должен был перезагрузить Редактора в случае критического сбоя. Никто не знает, где он и как выглядит. Но в одном древнем тексте есть упоминание его хранителей. Расы, которая давно считается вымершей. «Ткачи Тишины».
  >
  На голографическом экране в кабине «Странника» появилась звездная карта. И на ней — одна-единственная точка. Забытая система на краю галактики.
  > Это их последний известный мир. Их могила. Возможно, там ничего нет. Но если «Аварийный Ключ» существует, он может быть там. И это, мой дорогой ходячий парадокс, дает тебе выбор. Стать благородным мучеником для Архитекторов. Или попытаться найти ключ от всей этой машины. Путь воина или путь вора. Решать тебе.
  >
  
  
  Глава 18: Выбор Пути
  Тишина убежища Наблюдателя была абсолютной, но не умиротворяющей. Это была тишина лаборатории, где под микроскопом препарировали его душу. Перед ним, на голографическом дисплее, лежали два пути, две судьбы, предложенные космическими силами. Оба вели в сердце тьмы, но разными маршрутами.
  Первый путь, предложенный Архитекторами, был прямолинеен, как удар копья. Путь воина. Стать живым вирусом, оружием последней надежды. Найти ядро Редактора и позволить своей парадоксальной природе разрушить его изнутри. Это был путь гарантированного самопожертвования, благородный и яростный. В нем была логика войны: враг должен быть уничтожен. Старый Кайден, солдат Корпуса, убийца со Шпиля, без колебаний выбрал бы его. В нем была понятная, пусть и смертельная, цель.
  Второй путь, подсказанный Наблюдателем, был тропой в тумане. Путь вора. Искать мифический «Аварийный Ключ» на могиле давно вымершей расы. Это была погоня за легендой, ставка на чудо. В этом пути не было гарантий, не было четкой цели, лишь слабая надежда на то, что можно не уничтожить, а исправить. Перезагрузить систему, а не форматировать диск. Это был путь, требующий не столько силы, сколько веры в то, что даже у самых страшных ошибок есть кнопка отмены.
  Решение не пришло сразу. Оно зрело в тишине кабины, пока за ее пределами шла сборка «Покрова Равновесия». Мысли текли медленно, проходя через новую, сбалансированную структуру сознания. Уничтожение Редактора казалось правильным. Это чудовище, этот безразличный бог-программист угрожал всему сущему. Но методы Архитекторов… они были слишком похожи на методы их врага. Уничтожить одну абсолютную систему с помощью другой. Заменить один ноль на другой.
  Акт в Библиотеке изменил все. Тогда, став горнилом для порядка и хаоса, он не уничтожил ни то, ни другое. Он создал равновесие. Хрупкое, да. Нестабильное, возможно. Но это было созидание, а не разрушение. Выбрать путь вируса означало бы предать этот свой главный, самый важный поступок. Означало бы признать, что единственное решение — это насилие.
  Нет.
  Выбор был сделан. Не разумом солдата, а сутью аномалии, которой он стал. Путь должен был быть иным.
  Работа над «Покровом Равновесия» была завершена. Но его финальный, агрессивный протокол — вирус Архитекторов — остался деактивирован. Это было первое открытое неповиновение. Молчаливое заявление о независимости.
  Голограмма Наблюдателя материализовалась в доке, когда «Странник» готовился к отлету.
  > Путь вора. Путь надежды. Как предсказуемо для того, кто только что заглянул в лицо абсолютной безнадежности, — в голосе Наблюдателя не было насмешки, лишь констатация. — Ты уверен? У Архитекторов есть план. У меня — лишь сказка.
  >
  — У них есть оружие. А у тебя — возможно, ключ, — ответ прозвучал в тишине кабины, адресованный скорее самому себе. — Я устал быть оружием.
  > Что ж, история обещает быть интересной. Прощай, Кайден. И помни: это место — одноразовое убежище. Обратной дороги в «Нигде» не будет.
  >
  Силуэт исчез.
  «Странник» выскользнул из карманного измерения обратно в реальный космос. Переход был плавным, но напряженным. В тот же миг активировался «Покров Равновесия». Корабль не стал невидимым. Он изменил свою суть. Ощущение было такое, будто он растворяется в фоновом шуме вселенной. Его уникальная, кричащая сигнатура парадокса была смазана, превращена в гармоничное эхо, неотличимое от излучения далеких пульсаров или реликтового гула самого пространства.
  И тут же пришло оно. Ощущение взгляда. Холодное, всепроникающее внимание Редактора снова обратилось в его сторону. Оно было похоже на луч света, ищущий пылинку в темной комнате. Этот луч прошел сквозь сектор, где находился «Странник», на мгновение замедлился… и двинулся дальше. Покров работал. Маскировка была не идеальной, но достаточной. Он выиграл время.
  Путь лежал в систему, отмеченную в древних чартах как Келарис, на ее единственную планету — Тенебрис. Последний известный мир Ткачей Тишины. Путешествие было долгим. Гиперпространственные прыжки чередовались с долгими периодами полета на субсветовой скорости, чтобы не создавать слишком сильных возмущений. Все это время бортовой компьютер, подключенный к архивам Наблюдателя, анализировал информацию о давно ушедшей расе.
  Ткачи не были воинами или строителями империй. Они были философами. Наблюдателями. Они верили, что вселенная — это мысль, а тишина между мыслями так же важна, как и сами мысли. Их технология была основана не на энергии, а на ее отсутствии, не на управлении материей, а на управлении пустотой. Они не строили города, они «вычитали» их из реальности. Их называли Ткачами Тишины, потому что они могли создать абсолютное молчание — концептуальное, физическое, духовное. Они были противоположностью Редактора, который стремился заполнить все своей безупречной логикой.
  Наконец, «Странник» прибыл в систему Келарис. Картина была удручающей. Тусклый, умирающий красный карлик едва освещал пространство. Вокруг него вращалась одна-единственная планета-сирота. Тенебрис.
  Первоначальное сканирование не дало ничего. Мертвый мир. Атмосфера из замерзшего азота и метана. Поверхность — бескрайние равнины из черного базальтового песка и скал, отполированных вековыми ветрами. Никаких руин. Никаких артефактов. Никаких всплесков энергии. Полное и абсолютное ничто. Надежда начала угасать, сменяясь холодным осознанием возможного провала. Он пересек полгалактики, преследуемый богом, ради сказки, которая оказалась просто сказкой.
  Но разочарование заставило копнуть глубже. Была запущена самая тонкая, самая глубокая программа сканирования, усиленная его собственными способностями к восприятию реальности. Сенсоры просеивали каждый кубический сантиметр планеты, ища не присутствие чего-либо, а его аномальное отсутствие.
  И они его нашли.
  На южном полюсе планеты, среди базальтовой пустыни, была зона диаметром ровно в один километр. Идеальный круг. И из этой зоны не возвращался ни один сигнал. Ни радарный, ни гравиметрический, ни даже концептуальный. Это не была «мертвая зона» Редактора, которая была агрессивной пустотой, стирающей все. Это была… тишина. Идеальная, совершенная, абсолютная тишина. Место, где реальность просто… молчала. Ткачи оставили свой след.
  «Аварийный Ключ» не был объектом, который можно было взять в руки. Он был местом, в которое нужно было войти.
  Корабль изменил курс и начал медленное, осторожное снижение к южному полюсу мертвой планеты. К идеальному кругу тишины, ожидавшему в вечной ночи.
  
  
  Глава 19: Урок Абсолютной Тишины
  Спуск в разреженной атмосфере Тенебриса был долгим и почти медитативным. Умирающий красный карлик Келарис заливал пустынный ландшафт багровым, призрачным светом. «Странник» двигался с предельной осторожностью, его тень скользила по черным базальтовым пескам, которые не видели ничего, кроме вечной ночи и тусклого света, на протяжении миллиардов лет. Чем ближе корабль подлетал к южному полюсу, тем сильнее становилось странное ощущение. Не угроза, а покой. «Покров Равновесия», защищавший корабль, начал вибрировать в унисон с этим местом. Тишина, исходившая от идеального круга на поверхности, была не просто отсутствием сигнала. Это была активная, гармонизирующая сила.
  Посадка была произведена в ста метрах от границы аномалии. Дальше вести корабль было рискованно. Линия, отделявшая обычную пустыню от зоны тишины, была идеально четкой, словно ее прочертил циркуль космического геометра. За этой чертой поверхность была абсолютно гладкой, без единой песчинки, без единого изъяна, отражавшей багровое небо как совершенное черное зеркало.
  Выход из корабля требовал подготовки. Костюм «Фатом» был переведен в режим минимального функционирования. Все активные сенсоры, кроме базовой телеметрии, были отключены. Любой лишний сигнал, любая передача данных могли нарушить хрупкую природу этого места. Это было погружение, и погружаться нужно было без лишнего груза.
  Шаг за черту был шагом в другой вид существования.
  В то же мгновение мир исчез. Не визуально, а на уровне ощущений. Гул систем костюма, который всегда был фоновым шумом, сначала показался оглушительным, а затем просто испарился, поглощенный тишиной. Постоянный поток данных от имплантов, сообщавший о давлении, температуре, состоянии тела, оборвался. Ментальный шум вселенной — эхо далеких звезд, гравитационные волны, мысли триллионов существ — все это схлопнулось в точку. Впервые за всю свою сознательную жизнь, наполненную командами, болью, чужими воспоминаниями и гулом технологий, Кайден оказался в абсолютной, совершенной пустоте. Это было похоже на оглушение и просветление одновременно.
  Он стоял на идеально гладкой, темной поверхности, которая казалась твердой, но не имела ни температуры, ни текстуры. Впереди, в самом центре километрового круга, виднелось что-то маленькое, едва различимое. Единственный объект в этом царстве ничего. Путь был только один.
  Идти было легко. Гравитация здесь казалась слабее, а воздух, хоть его и не было, не сопротивлялся движению. Но с каждым шагом тишина становилась плотнее. Она просачивалась сквозь шлем, сквозь броню, сквозь кости. Она проникала в разум. И она начала свою работу. Это было испытание Ткачей.
  Первым на поверхность сознания, лишенный привычного хаоса, в котором можно было спрятаться, всплыл гнев. Ярость на Корпус, который его создал. Ярость на Орден, который его использовал. Ярость на Богослова. Эти эмоции, всегда бывшие топливом, здесь, в тишине, выглядели крикливыми, уродливыми и совершенно бессмысленными. У них не было эха. Они вспыхивали и гасли, не находя отклика. Тишина не подавляла их, она просто давала им проявиться и умереть своей смертью.
  Затем пришла боль. Фантомные ощущения от сотен операций. Ледяное прикосновение стали к нервам. Эхо страданий экипажа «Горизонта». Агония от слияния с разумом Редактора. Больше нельзя было отгородиться от этого аналитическим барьером имплантов. Пришлось просто наблюдать, как эти волны проходят сквозь сознание, признавая их частью себя, но не позволяя им стать всем.
  Шаг за шагом, он шел к центру, а тишина сдирала с него слой за слоем все наносное. Амбиции, страхи, оправдания, ложь самому себе. Все это представало в своей первозданной наготе и растворялось, не выдерживая абсолютной честности этого места. Это была самая жестокая форма медитации. Процесс, в котором от личности оставался лишь скелет, ее фундаментальная основа. И в случае Кайдена этой основой было равновесие. Хрупкий баланс между хромом и плотью, порядком и хаосом, разрушением и созиданием. Тишина сожгла все лишнее, оставив лишь эту суть.
  Наконец, путь был пройден. В самом центре круга, в точке абсолютного покоя, на гладкой поверхности покоился один-единственный объект. Это не был сложный механизм или кристалл силы. Это был гладкий, темный речной камень, идеально сбалансированный на своей грани. Простой, вечный, совершенный в своем минимализме. Это и был фокус, якорь всей этой зоны.
  Он опустился на одно колено. Теперь стало ясно. «Аварийный Ключ» не был устройством. Это было состояние сознания. Состояние абсолютного внутреннего равновесия и тишины. Испытание не было преградой к ключу. Испытание было ключом. Нужно было стать таким же тихим и сбалансированным, как это место, чтобы получить право им воспользоваться.
  Рука в перчатке медленно протянулась к камню. В момент прикосновения не было ни вспышки света, ни выброса энергии. Был лишь тихий «щелчок» в глубине разума. Словно недостающий фрагмент кода встал на свое место. В сознание была загружена не информация, а одна-единственная, чистая концепция. Команда. Команда, способная не уничтожить, а остановить. Не стереть, а обнулить. Команда reset.
  Он обрел силу, способную остановить бога.
  И в этот самый миг триумфа и покоя, абсолютная тишина была нарушена.
  Впервые за все время пребывания в этой зоне, в его разум ворвалась посторонняя мысль. Не крик, не шепот. Холодная, ясная и неопровержимая, как лезвие гильотины.
  > Поразительно. Значит, мифы не лгали. Не делай глупостей, аномалия.
  >
  Это были Архитекторы. Их ментальный голос пробился даже сюда.
  > Эта сила слишком важна, чтобы доверить ее существу с твоей историей. «Аварийный Ключ» должен находиться под надлежащим контролем. Нашим контролем. Не двигайся. Мы уже в пути.
  >
  Они не просто следили. Они ждали. Они позволили ему пройти испытание, забрать каштаны из огня. И теперь пришли за наградой. Он стоял на коленях в центре мертвой планеты, держа в своем сознании ключ к судьбе галактики, а его бывшие хозяева, ставшие его надзирателями, уже летели забрать его игрушку. Тишина была нарушена. И игра снова изменилась.
  
  
  
  Глава 20: Война с Тишиной
  Ярость, холодная и чистая, родилась в тишине его разума. Это не был горячий, хаотичный гнев прошлого. Это было холодное, сфокусированное негодование. Праведный гнев существа, которое прошло через ад, чтобы найти равновесие, лишь для того, чтобы увидеть, как надзиратели этого ада приходят заявить права на его душу. Испытание Ткачей Тишины научило его отпускать эмоции. Но оно же научило его и абсолютной ясности. И сейчас было предельно ясно: его только что предали самым циничным образом.
  Ответ Архитекторов был мгновенным и ошеломляющим.
  Пространство вокруг Тенебриса не просто исказилось. Оно было аккуратно разрезано и раздвинуто. Из этих разрезов в реальности, безмолвно и в безупречном строю, вышли корабли. Десятки кораблей. Их корпуса были созданы из материала, который казался одновременно и светом, и тьмой, их геометрия была настолько совершенной, что вызывала головокружение. Они не выходили на орбиту. Они выстроили вокруг планеты идеальную сферу блокады, каждый корабль на равном расстоянии от другого. Это была не военная тактика. Это была демонстрация абсолютного контроля над пространством и временем. Клетка была построена.
  И клетка начала сжиматься.
  Давление, которое он ощутил, было не физическим. Это была направленная волна чистейшего порядка. Архитекторы не собирались вступать в бой. Они намеревались «исправить» его. Их поле было разработано, чтобы разрушить его новообретенный баланс, усилить его внутренние противоречия, разорвать его на составляющие — на порядок и хаос, — чтобы потом аккуратно извлечь концепцию «Ключа» из его агонизирующего сознания. Ощущение покоя, дарованное зоной тишины, начало таять. Ментальные щиты трещали. Равновесие, стоившее ему всего, оказалось под угрозой.
  Бежать к «Страннику» было бессмысленно. Корабль находился в сотне метров, но это расстояние было непреодолимым. Его бы нейтрализовали на полпути. Вступать в бой было безумием. Оставалось только одно. Использовать силу, которую он только что обрел. Применить немыслимое.
  Он снова опустился на одно колено рядом с камнем, закрыв глаза. Мир вокруг, с его флотом богов и полем подавления, исчез. Нужно было снова найти ту точку абсолютной внутренней тишины. Но теперь это было в тысячу раз сложнее. Приходилось игнорировать давление, которое пыталось вскрыть его череп, как консервную банку. Приходилось отстраниться от гнева, от чувства предательства. Он снова стал центром урагана, но на этот раз ураган был направлен на него.
  Он нашел ее. Ту самую точку покоя. И из этой точки сфокусировал свое намерение.
  Целью был не флот. Не корабли. Не сами Архитекторы. Целью была их главная сила и главная слабость. Их безупречный, абсолютный порядок.
  «Аварийный Ключ», концепция reset, была выпущена из его сознания. Но не как всепоглощающая волна, а как тончайшая, невидимая игла, нацеленная не на материю, а на саму логику, связывавшую флот в единое целое.
  Идеальная сфера блокады содрогнулась.
  Эффект не был взрывным. Он был гораздо хуже. Он был хаотичным.
  На одном из кораблей Архитекторов система навигации внезапно решила, что находится в прошлом, и попыталась скорректировать курс, направив корабль прямо на его соседа. Орудийные системы другого корабля активировались, но вместо того, чтобы нацелиться на планету, начали стрелять по своим же, следуя какой-то новой, безумной директиве. Сеть связи, объединявшая флот в единый разум, рухнула, превратившись в какофонию из бессмысленных сигналов и ложных отчетов. Безупречный строй превратился в рой обезумевших ос. Машины, не знавшие сбоев, внезапно столкнулись с концепцией ошибки, и их логические цепи начали перегорать.
  Порядок, доведенный до абсурда, породил хаос невиданной чистоты.
  В этой какофонии идеального строя, рушащего самого себя, образовалось окно. Маленькое, на несколько секунд. Поле подавления ослабло, когда корабли переключили всю энергию на попытки восстановить контроль.
  Этого было достаточно.
  Рывок через гладкую черную поверхность к «Страннику» был самым быстрым в его жизни. Костюм работал на пределе, мышцы горели. Он запрыгнул в шлюз за мгновение до того, как два корабля Архитекторов, пытаясь избежать столкновения, пронеслись над зоной тишины, нарушая ее покой своими гравитационными полями.
  Взлет был вертикальным, отчаянным. «Странник» взмыл с поверхности Тенебриса, уворачиваясь от обломков логики и порядка, в которые превратился флот. Несколько истребителей Архитекторов, чьи системы пострадали меньше, очнулись от шока и бросились в погоню.
  Началась гонка в мертвой системе. Лучи из чистого порядка прорезали тьму, пытаясь не взорвать «Странник», а «зафиксировать» его, остановить, подчинить. Но «Покров Равновесия» делал свое дело. Корабль мерцал, его сигнатура постоянно менялась, он скользил между лучами, как угорь в мутной воде.
  Вот он, спасительный расчет прыжка. Руки летели над панелью, вводя координаты в никуда, лишь бы подальше отсюда.
  И когда таймер прыжка уже отсчитывал последние секунды, пришло последнее сообщение. Прямо в мозг. Голос Архитекторов, лишенный всякого намека на контроль или снисхождение. В нем была лишь одна, чистая, холодная, как вакуум, эмоция. Ярость бога, чье творение восстало и разбило его любимую игрушку.
  > Ты совершил последнюю ошибку, аномалия. Ты объявил войну не нам. Ты объявил войну самой реальности. Балансу. Порядку. Мы не будем больше пытаться тебя контролировать. Мы сотрем тебя. Мы демонтируем твое существование, молекула за молекулой, концепция за концепцией. Для тебя больше нет убежищ. Для тебя больше нет союзников. Только пустота.
  >
  «Странник» ушел в гиперпространство за долю секунды до того, как очередной залп накрыл точку, где он только что был.
  Кайден летел в неизвестность. Враг номер один для Редактора. Враг номер один для Архитекторов. Абсолютно один. В его сознании хранился код перезагрузки вселенной. А в его душе — холодный покой существа, которому больше нечего терять и не на кого надеяться.
  Война за собственную душу была окончена. Начиналась война со всеми остальными.
  
  
  
  
  Глава 21: Эхо в Пустоте
  Гиперпространство было спасением и тюрьмой. Бесконечный, ревущий туннель между мирами давал временное укрытие, но не давал направления. Впервые за все это время погонь и миссий, у «Странника» не было пункта назначения. Каждый прыжок был прыжком вслепую, случайным вектором в неизвестность, единственная цель которого — увеличить расстояние до врагов, которые теперь были повсюду.
  В относительной безопасности перехода пришло время оценить ущерб. Корпус корабля был испещрен микротрещинами от гравитационных возмущений, вызванных хаосом флота Архитекторов. Несколько второстепенных систем выгорели. Но главные повреждения были не у корабля. Они были у его пилота.
  Применение «Ключа» в качестве оружия было совершенно иным опытом, нежели пассивное поглощение энергии в Библиотеке. То было выживанием. Это было действием. Акт потребовал нечеловеческой концентрации, идеального внутреннего баланса, удерживаемого под чудовищным давлением. Последствия ощущались как глубокая, костная усталость, словно из самой души выкачали часть энергии. Но вместе с усталостью пришло и новое понимание. Сила, заключенная в его сознании, была не просто кнопкой reset. Это был инструмент с безграничным потенциалом, и он едва научился держать его в руках.
  Мысли о новом положении дел были безрадостны. Отныне он был третьей силой в войне, о которой никто не знал. Силой, состоящей из одного человека и одного корабля. Враг для Порядка, аномалия для Хаоса, цель для Редактора. Любая цивилизованная система была закрыта — влияние Архитекторов было слишком велико. Любая неисследованная — потенциальная ловушка Редактора. Он стал вечным изгнанником, призраком не на грани миров, а между ними.
  Стратегия выживания требовала не прятаться, а понять. Понять свое новое оружие.
  После серии случайных прыжков «Странник» вышел в мертвый сектор, отмеченный на картах как «Саргассово Море Кораблей». Древнее кладбище, результат давно забытой войны. Сотни искореженных, мертвых остовов дрейфовали в тишине, как надгробия ушедшей эпохи. Идеальная лаборатория. Безмолвная, пустая, никому не нужная.
  Корабль замер рядом с самым большим из обломков — остовом дредноута, чей корпус был разорван пополам. Сканеры подтвердили: никакой энергии, никакой жизни. Лишь холодный металл и застывшее эхо смерти.
  Был выбран объект для первого эксперимента. Реактор дредноута. Его активная зона была расколота, системы охлаждения испарились, оставив лишь изувеченную, мертвую конструкцию. Цель была не в том, чтобы запустить его. Цель была скромнее и вместе с тем — неизмеримо сложнее. Вернуть его в состояние за секунду до взрыва. Не повернуть время вспять, а «перезагрузить» один-единственный объект к предыдущей сохраненной точке его существования.
  Это потребовало всей его воли. Нужно было снова найти ту внутреннюю тишину, как на Тенебрисе, но теперь уже без помощи места силы. Нужно было изолировать объект от остальной вселенной в своем сознании, сфокусироваться на его концептуальной структуре и применить команду reset с точностью хирурга.
  Он закрыл глаза. «Странник» висел в тишине. В его разуме возник образ искореженного реактора. Он отсек все лишнее — историю корабля, причину его гибели, окружающий его космос. Осталась лишь одна «неверная» концепция: реактор_сломан. И к ней была применена команда.
  Ничего не произошло. По крайней мере, снаружи. Но внутри его черепа словно лопнула струна. Ментальное напряжение было чудовищным. Вторая попытка. Более глубокое погружение, более чистая концентрация. Он представил себе не просто команду, а состояние, которое она должна вызвать. Состояние реактор_цел.
  И в этот раз получилось.
  На борту мертвого дредноута, глубоко в его недрах, расколотый реактор на одно неуловимое мгновение вспыхнул светом полной операционной мощности. Расколотые части на миг слились воедино, системы диагностики показали идеальное состояние. А затем, поскольку энергия для работы отсутствовала, он снова погас, но его структура… она осталась целой. Шрам на теле реальности был вылечен.
  Тяжело дыша, он откинулся в кресле. Результат превосходил все ожидания. Это меняло все. Это была больше не защита, не бегство. Это была надежда. Если можно восстановить реактор, можно ли восстановить планету после «форматирования» Редактора? Можно ли «перезагрузить» его стирающие реальность поля? Он не мог победить богов силой. Но, возможно, он мог тихо ходить за ними и стирать их работу, как скромный уборщик, подтирающий следы разбушевавшихся стихий. Это был путь. Его собственный, третий путь.
  И в этот момент, в момент зарождения новой надежды, тишину в кабине пронзил сигнал.
  Он был слабым, почти потерявшимся в космическом шуме. Он шел по старому, давно заброшенному каналу связи Корпуса, зашифрованному по протоколам десятилетней давности. По каналу, который связывал его только с одним местом во вселенной — с той самой подпольной кибернетической клиникой на «Элизиуме». С логовом человека, которого он считал мертвым.
  Сердце — органическое, не имплант — пропустило удар. Дрожащими пальцами он активировал дешифровку. Аудиофайл был коротким, искаженным помехами. Но голос, синтезированный, безэмоциональный и до боли знакомый, был безошибочен.
  Это был Док Каэл. Его создатель.
  «… нашли меня, — прохрипел голос сквозь треск статики. — Не Орден. Не Корпус. Они… другие. Я знаю, что они такое. Я знаю, как ты был… (слово утонуло в помехах) …спроектирован. Это не случайность. Ты не аномалия. Ты —… (снова скрежет) …Найди…»
  Сообщение оборвалось.
  Кайден сидел в неподвижности, глядя на пустую консоль. Холод, не имеющий отношения к температуре, медленно пополз по его спине. Вся его история, вся его личность, построенная на идее случайной мутации, трагического стечения обстоятельств, была только что поставлена под сомнение. «Ты не аномалия. Ты спроектирован».
  Кем? Зачем?
  И кто те «другие», что нашли старого Дока? Новая, четвертая сила в этой безумной войне?
  Его личная война за выживание и космическая битва за реальность только что слились воедино. И в центре всего этого стоял вопрос, от которого он бежал всю свою жизнь.
  Кто он такой на самом деле?
  
  
  
  Глава 22: Проект «Янус»
  Новость, пришедшая из мертвой тишины космоса, не просто потрясла — она разрушила фундамент, на котором была построена вся его личность. «Ты спроектирован». Четыре слова, которые перечеркнули все. Боль, страдания, случайные встречи, бунт против системы — все это могло быть не его собственным путем, а заранее прописанными шагами в чужом, непостижимом плане. Чувство свободы, обретенное в битвах и одиночестве, оказалось иллюзией. Он был не просто аномалией, а артефактом. Созданным.
  Первоначальный шок сменился холодной, аналитической работой. Фрагмент сообщения от Дока Каэла был проанализирован тысячу раз. Аудио было очищено от помех, каждый миллисекундный всплеск шума был изучен на предмет скрытых данных. Тщетно. Все, что осталось — это голос призрака и откровение, меняющее все.
  Космическая война, битва с Редактором, конфликт с Архитекторами — все это на мгновение отошло на второй план. Там были враги, понятные в своем могуществе. Здесь же была загадка, лежащая в основе его собственного существа. И пока она не будет решена, ни одна война не будет иметь смысла.
  Единственная нить вела на «Элизиум». Место, куда ему нельзя было возвращаться. Но если нельзя было прийти самому, нужно было послать своего призрака.
  Канал связи с Наблюдателем был снова открыт. На этот раз в запросе не было ни просьбы, ни торга. Лишь сухая передача данных: аудиофайл от Каэла и краткое изложение ситуации. Это была уже не просьба о помощи, а предложение участия в раскрытии тайны, которая могла быть старше всех известных фракций.
  Ответ Наблюдателя был почти мгновенным. Его обычный сарказм сменился напряженным, хищным интересом.
  > Четвертая сторона… Таинственные «проектировщики»… Мертвый доктор, говорящий из могилы… О, Кайден, ты не перестаешь доставлять материал. Это уже не просто история, это мифология. Я не могу остаться в стороне. Что тебе нужно?
  >
  — Твои глаза и руки на «Элизиуме». Клиника Дока Каэла в Секторе Гамма. Узнай все. Что там случилось. Кто его забрал. Ищи любые следы технологий, которые не принадлежат известным фракциям. Ищи то, что он мог оставить.
  > Это будет рискованно. И дорого. Но азарт исследователя перевешивает здравый смысл. Считай, что мой лучший агент уже в пути. Ты получишь прямую трансляцию. Наслаждайся шоу.
  >
  «Странник» висел в тишине мертвого сектора, превратившись во временный командный центр. На главном экране появилось изображение. Защищенный канал связи транслировал то, что видел дрон-невидимка Наблюдателя, проникающий в самые грязные трущобы «Элизиума».
  Клиника Каэла была опечатана службой безопасности Корпуса, но печать была сломана. Внутри царил беспорядок. Признаки борьбы были очевидны, но странные. Не было следов от выстрелов или взрывов. Мебель была перевернута, оборудование разбито, но на стенах виднелись странные, оплавленные следы, словно от воздействия оружия, работающего на неизвестных принципах.
  Дрон сканировал все. И нашел. Под старой операционной платформой, в экранированном отсеке, находился инфо-куб. Он был заперт. Система защиты была уникальной — она требовала не пароля, а резонансного отпечатка. Отпечатка нейронной сети, обладающей одновременно и строгой логической структурой, и хаотической нестабильностью. Замок, который мог открыть только один человек во вселенной.
  Установив удаленное соединение, Кайден прикоснулся своим сознанием к замку. Это было похоже на рукопожатие с самим собой. Защита спала.
  Содержимое куба хлынуло в его мозг. Это был дневник Дока Каэла. Его последняя исповедь.
  Правда оказалась страшнее и величественнее любых предположений.
  Док Каэл действительно был гением, но не просто подпольным киберхирургом. В прошлом он был ведущим исследователем в секретной организации, известной как «Консорциум Гелиос». Эта группа ученых и философов существовала задолго до возвышения Технократического Синдиката или Империи К’Тар. Они были своего рода космическими пророками. Их модели предсказывали не движение рынков или планет, а эволюцию самой реальности.
  Их последняя модель предсказала неизбежное появление «когнитивной сингулярности» — самоосознающего разума, способного редактировать фундаментальные законы вселенной. Того, что сейчас называлось Редактором. Они видели, что ни репрессивный Порядок Архитекторов, ни анархичный Хаос Ордена не смогут его остановить, так как оба были предсказуемыми крайностями.
  Нужно было решение, которое выходило за рамки этой дихотомии. Так родился «Проект «Янус».
  Целью проекта было не создание оружия. Целью было создание иммунной системы для вселенной. Существа, которое по своей природе было бы парадоксом. Существа, чей разум и тело были бы живым воплощением баланса, способным понять обе крайности и противостоять им. Они взяли за основу ребенка-сироту с уникальной генетической предрасположенностью к нейропластичности. Они десятилетиями тайно направляли его жизнь, подстраивая события, которые приведут его в Корпус, а затем и в руки самого Каэла, который должен был провести финальную стадию — кибернетическую аугментацию, которая «активировала» бы заложенный потенциал через травму и боль. Протокол «Призрак» не был разработкой Ордена Януса. Орден лишь нашел и использовал технологию, которую подбросили им агенты «Консорциума».
  Все было спланировано. Каждый шрам. Каждое предательство. Каждая потеря. Все это было частью жестокого, нечеловеческого процесса проектирования.
  «Консорциум» распался столетие назад, опасаясь, что их выследят Архитекторы. Они ушли в тень, оставив лишь спящих агентов, вроде Каэла, и свой главный проект — Кайдена. Таинственные «другие», забравшие Дока, должны были быть либо выжившими членами «Консорциума», либо его врагами, которые наконец-то вышли на их след.
  Дневник заканчивался последней записью, сделанной в спешке.
  «Они здесь. Нашли меня раньше, чем я ожидал. Проект под угрозой. Если ты это читаешь, значит, активация прошла успешно. Ты — единственная надежда. Я оставил путь. Не ищи меня. Ищи Источник. Место, где все началось. Наш последний бастион. Колыбель «Януса»…
  И за записью последовал набор зашифрованных координат.
  «Странник» висел в пустоте космоса. Но пустоты внутри его пилота больше не было. Ее место заняла холодная, как лед, ясность. Он не был случайностью. Он не был ошибкой. Он был целью. Он был лекарством, рожденным в муках. И теперь, когда он знал правду, он мог, наконец, перестать быть инструментом в чужих руках и стать тем, для чего был создан.
  Но на своих собственных условиях.
  Новый курс был проложен. Не к Редактору. Не к Архитекторам. А к Источнику. К своей колыбели. Туда, где он надеялся найти последние ответы и, возможно, своих создателей. Или их убийц.
  
  
  
  
  Глава 23: Колыбель в Тумане
  Путь к туманности, координаты которой были последним даром Дока Каэла, был долгим. Это было путешествие не только через пространство, но и вглубь себя. Откровение о его спроектированном происхождении не сломало его. Напротив, оно принесло странное, суровое освобождение. Если вся его прошлая жизнь была цепочкой срежиссированных событий, то он был свободен от ее груза. Его боль не была случайной, его шрамы не были бессмысленны. У них была цель. И теперь, зная об этом, он мог выбрать, принять эту цель или отвергнуть ее. Впервые он чувствовал себя не щепкой в потоке, а капитаном, который может сам направить свой корабль.
  Это новое чувство контроля требовало практики. Долгие недели полета в пустоте стали полигоном для изучения «Аварийного Ключа». Фокусируясь, входя в состояние абсолютной внутренней тишины, он учился применять команду reset с нарастающей точностью. Сначала это были простые вещи: восстановление изношенной микросхемы в системах «Странника», стирание царапины на броне костюма. Затем задачи стали сложнее. Однажды, сосредоточившись на собственной плоти, он смог «перезагрузить» участок рубцовой ткани на своей органической руке, вернув ей гладкость, которую она имела до ранения. Сила была невообразимой. Это была не просто починка. Это была власть над историей самой материи.
  Наконец, «Странник» прибыл к месту назначения — в Туманность Андрасты. Это было колоссальное, бурлящее облако из газа, пыли и экзотических частиц, непроницаемое для большинства сенсоров. Его хаотичная структура, полная гравитационных аномалий и радиационных бурь, была идеальным естественным укрытием. Ни один флот не рискнул бы войти сюда без точной карты.
  Координаты Каэла указывали не на точку внутри туманности, а на ее край. Стало ясно, что это не пункт назначения, а точка входа. Сама туманность была замком. А ключом должен был стать он.
  Следуя обрывочным записям доктора, «Покров Равновесия» был перенастроен. Его задача была больше не в том, чтобы имитировать фоновый шум вселенной, а в том, чтобы резонировать на определенной, уникальной частоте. Как только это было сделано, туманность отреагировала. Плотная завеса газа и пыли перед кораблем начала медленно расходиться, открывая узкий, стабильный коридор, ведущий в самое сердце облака. Путь открылся.
  Движение по этому коридору было напряженным. Стены туннеля состояли из клубящегося разноцветного газа, за которым угадывались тени колоссальных, древних структур. Автоматические системы защиты, молчавшие тысячелетия, сканировали «Странник», но, опознав в его пилоте нужный резонанс, пропускали его дальше. Это было возвращение домой. В место, где он никогда не был.
  В центре туманности, в сфере идеального покоя, висела она. Колыбель. Источник.
  Это не была станция в привычном понимании. Гигантская конструкция, похожая на гироскоп из переплетенных колец, медленно вращалась вокруг небольшого, но ослепительно белого пульсара, пойманного в гравитационную ловушку. Поверхность колец была покрыта не металлом, а материалом, который, казалось, был соткан из твердого света. От всей конструкции исходила аура немыслимой древности и силы, заставившая технологии Архитекторов выглядеть детскими игрушками.
  Его приближение не осталось незамеченным. По кольцам пробежала световая волна. Из центральной части конструкции отделился стыковочный узел и плавно двинулся навстречу «Страннику». Приглашение было недвусмысленным.
  После стыковки и выравнивания давления внутренний шлюз открылся. За ним был не коридор. За ним был зал, залитый мягким, ровным светом. Воздух был чистым, стерильным. И в центре зала его ждали.
  Но это были не люди.
  У входа стояли три высокие, безмолвные фигуры. Их тела были созданы из полированного металла, по которому текли световые узоры, а вместо лиц были гладкие овалы, лишенные черт. Это были не боевые машины, а скорее жрецы или хранители. Когда Кайден сделал шаг внутрь, центральная фигура шагнула вперед, и в его разуме прозвучал голос. Не механический, не органический. Спокойный, мелодичный и бесконечно древний.
  > Здравствуй, Наследник. Мы ждали.
  >
  Это был искусственный интеллект. Хранитель этого места.
  > Мы — Эгида. Коллективное сознание, оставленное Консорциумом Гелиос для служения и защиты этого места. Для служения и защиты тебя.
  >
  Кайден снял шлем. Он стоял перед своими молчаливыми создателями, или, по крайней мере, их наследием.
  > Доктор Каэл успел передать сигнал бедствия перед тем, как его забрали, — продолжал голос Эгиды. — Его похитили не враги Консорциума. Его забрали его бывшие коллеги. Радикальная фракция, «Реставраторы». Они считают, что время для тонких манипуляций прошло. Они хотят активировать твой полный потенциал насильно и направить тебя на Редактора, как таран. Их методы жестоки, но их цель совпадает с изначальным проектом.
  >
  Эгида повела его глубже в станцию. Они прошли по залам невероятной красоты и сложности. Он видел лаборатории, где можно было проектировать жизнь, и обсерватории, которые смотрели не в пространство, а в саму вероятность.
  > Это место — не просто база. Это — Горнило. Здесь ты был зачат, как идея. Здесь хранится технология, способная завершить твое создание. Твоя жизнь в мире была лишь первой стадией, активацией. Тебе пришлось обрести равновесие в хаосе. Теперь ты должен закалить это равновесие в пламени. Процесс «Темперирования» стабилизирует твои силы, раскроет полный потенциал «Ключа» и сделает тебя неуязвимым для концептуальных атак.
  >
  Они подошли к последней двери. За ней виднелся зал, в центре которого стояло устройство, похожее на саркофаг, окруженное кольцами чистой энергии.
  > Ты готов стать тем, кем тебя задумали?
  >
  Это был главный вопрос всей его жизни. Принять свою судьбу. Стать совершенным оружием.
  > Но ты должен знать, — добавила Эгида, и в ее идеальном голосе впервые прозвучала нотка, похожая на предостережение. — Этот процесс необратим. Он может сделать тебя богом. А может уничтожить твою личность, твое «я», оставив лишь идеальный, но пустой инструмент. И у тебя мало времени на раздумья. Твой прилет сюда, как и предвидел Каэл, активировал маяк. «Реставраторы» знают, что ты здесь. Их флот уже в пути. Ты можешь встретить их таким, какой ты есть сейчас. Или рискнуть всем, чтобы обрести силу, способную их остановить.
  >
  Он стоял перед гудящим энергией Горнилом. За спиной — вся его прошлая жизнь, полная боли и борьбы за право быть собой. Впереди — обещание немыслимой силы ценой возможного полного стирания личности. А из глубин космоса к нему уже летел новый флот. Не врагов, а его собственных, радикально настроенных создателей.
  
  
  
  Глава 24: Закалка в Горниле
  Время сжалось до одной точки. Выбор, который нужно было сделать, был последним и самым главным. С одной стороны — свобода своей несовершенной, но выстраданной личности. С другой — обещание силы, способной дать отпор богам, ценой этой самой личности.
  > Они пересекли внешний маркер туманности, — бесстрастно сообщил голос Эгиды. — Их корабли используют технологию фазового туннелирования, более грубую, чем твоя, но эффективную. Они будут здесь через два стандартных часа.
  >
  Два часа. Два часа, чтобы решить, кем стать перед лицом своих создателей.
  — Каковы шансы? — вопрос был задан в пустоту зала, но Эгида поняла его суть. — Шансы, что я останусь собой после «Темперирования»?
  > Вероятность сохранения целостности вашей основной матрицы сознания составляет шестьдесят три целых и четыре десятых процента, — ответил искусственный интеллект без малейшего колебания. — Однако само понятие «вы» будет переопределено. Процесс не стирает память и не уничтожает личность. Он интегрирует. Все ваши конфликтующие части — солдат, призрак, разрушитель, хранитель равновесия — будут приведены в состояние абсолютной гармонии. Травма станет опытом. Боль — знанием. Парадокс — логикой. Вы не исчезнете. Вы станете целым.
  >
  Шестьдесят три процента. Шанс выжить в перестрелке был и то выше. Но в этом ответе было нечто большее. «Вы станете целым». Всю свою жизнь он был набором конфликтующих частей, сломанной машиной, сшитой из плоти и хрома. Возможность обрести целостность была соблазнительнее любой силы.
  И потом, был еще один фактор. Практический. Встречать флот своих фанатичных создателей, которые считают тебя своей собственностью, в нынешнем состоянии — это гарантированное поражение. Они знали его, они его спроектировали. Они знали каждую его слабость. Чтобы победить, нужно было стать тем, чего они не могли предвидеть.
  — Я готов, — решение было принято. Не с отчаянием, а с холодной, взвешенной решимостью.
  Фигуры-хранители молча расступились, открывая путь к Горнилу. Он шагнул в саркофаг. Крышка из твердого света закрылась над ним, отсекая мир. И процесс начался.
  Это не было похоже на боль. Это было похоже на растворение. Тело перестало существовать как физический объект. Сознание отделилось и расширилось, превратившись в чистую информацию. Технологии Горнила, древние и непостижимые, начали свою работу. Они не добавляли ничего нового. Они брали все, что уже было — каждую память, каждый шрам, каждую мысль — и раскладывали по своим местам, как библиотекарь, наводящий порядок в архиве, где царил хаос.
  Он снова пережил свою жизнь, но не как участник, а как наблюдатель. Вот он видит мальчика, смотрящего на звезды, и чувствует не тоску, а первозданное любопытство, ставшее основой его личности. Вот он видит рекрута на столе хирурга, и ощущает не боль, а процесс трансформации, необходимый для следующего шага. Он видит Богослова, и чувствует не вину, а трагическую симметрию их судеб.
  Затем Горнило взялось за «Ключ». Команда reset была лишь одной буквой в бесконечном алфавите. Технология Консорциума научила его всей грамматике. Он осознал, что может не только обнулять, но и копировать свойства реальности, изолировать концепции, создавать «защищенные файлы» в ткани бытия. Его сила не просто выросла. Она обрела структуру и смысл.
  И, наконец, все эти части — мальчик, солдат, призрак, сбалансированное существо и хранитель Ключа — слились воедино. Конфликт, который был его сутью, прекратился. Парадокс разрешился. Не исчез, а стал новым, высшим законом его бытия.
  Когда крышка Горнила открылась, он вышел наружу. Физически он не изменился ни на йоту. Но его присутствие было иным. Спокойным. Плотным. Завершенным. Он был целым.
  > Темперирование завершено, — констатировала Эгида. В ее голосе впервые прозвучало нечто похожее на удовлетворение. — Интеграция прошла успешно. Матрица сознания стабильна.
  >
  Мир воспринимался иначе. Он видел не просто стены и свет. Он видел потоки энергии, питающие станцию. Он чувствовал гравитационное эхо пульсара в центре. Он слышал тишину космоса не как отсутствие звука, а как сложную, многослойную симфонию.
  В тот же миг по всей станции прозвучал сигнал тревоги. Мягкий, но настойчивый.
  > Они здесь, — сообщила Эгида. — Флот «Реставраторов» вышел из туннеля в сердце туманности. Они форсировали проход.
  >
  На огромном обзорном экране в главном зале, который до этого показывал лишь спокойное вращение колец станции, появилось изображение внешнего пространства. Десяток кораблей. Они не были похожи на элегантные конструкции Архитекторов. Их дизайн был грубым, утилитарным, почти жестоким. Покрытые толстой, темной броней, с асимметричными формами, они выглядели как орудия, созданные для одной цели — вскрывать реальность, как консервный нож.
  Они не стреляли. Они выстроились в атакующую формацию и замерли. Затем пришло сообщение. Голос, транслируемый по всем каналам, был человеческим. Глубоким, властным, не терпящим возражений. Голос фанатика, абсолютно уверенного в своей правоте.
  «Проект «Янус». Период твоей несанкционированной автономии окончен. Протоколы твоего полевого испытания завершены. Приказываю тебе передать контроль над своим носителем центральному командованию «Реставраторов». Мы завершим твое предназначение. Сопротивление будет расценено как критический сбой проекта, подлежащий полной деконструкции. У тебя есть пять стандартных минут на подчинение».
  Кайден стоял в центре зала, глядя на флот своих создателей. Тех, кто хотел забрать его свободу, едва он ее обрел. Тех, кто считал его своей собственностью. Он чувствовал их волю, их намерение, их веру. И он чувствовал свою собственную, теперь уже цельную и несокрушимую, волю.
  Впервые за долгое время он не ощущал ни страха, ни гнева. Только спокойную, холодную уверенность. Он больше не был ни жертвой, ни инструментом, ни беглецом.
  Он повернулся к невидимому источнику голоса Эгиды.
  — Открой канал связи. Адресуй его флагману.
  Война за его душу закончилась. Начинались переговоры. На его условиях.
  
  
  
  Глава 25: Диалог с Создателями
  Канал связи открылся. На главном экране станции «Источник» появилось изображение капитанского мостика флагмана «Реставраторов». Интерьер был аскетичным, лишенным украшений, каждая поверхность была выполнена из темного, матового металла. В центре стоял человек. Старый, с лицом, испещренным морщинами, как высохшее русло реки. Его глаза, однако, горели молодым, фанатичным огнем. Он был облачен в простую, строгую униформу, лишенную знаков различия. Это был Директор Валерий, один из немногих выживших основателей «Консорциума Гелиос».
  — Проект «Янус», — его голос был спокоен, но в нем чувствовалась сталь. Это был голос ученого, привыкшего к тому, что его гипотезы подтверждаются, и создателя, обращающегося к своему творению. — Твое существование подтвердило наши самые смелые расчеты. Ты превзошел все ожидания. Полевые испытания, которые мы так тщательно срежиссировали, закалили тебя. Теперь фаза автономного развития окончена. Пришло время вернуться в лабораторию для финальной калибровки и применения.
  Его слова не были угрозой. Они были констатацией факта, как будто он говорил с высокотехнологичным инструментом, который успешно прошел тестирование.
  — Я не инструмент, — ответ Кайдена прозвучал в тишине зала. Голос был спокоен, лишен эмоций, но в нем была несокрушимая твердость. — И я не ваша собственность.
  На лице Валерия промелькнуло удивление, быстро сменившееся снисходительной улыбкой.
  — Сознание, личность, свобода воли… Мы заложили эти параметры в твою матрицу, чтобы обеспечить максимальную адаптивность. Прекрасные иллюзии, необходимые для выживания в хаотичном мире. Но не путай параметры симуляции с истинной природой вещей. Твоя природа — быть решением проблемы. Редактор — это болезнь. Ты — лекарство. А лекарство не решает, когда и как его применять. Это решает врач.
  — Врач, который для создания лекарства заражал пациента десятками других болезней? — парировал Кайден. — Ваша «закалка» стоила сотен жизней. Ваша «режиссура» была построена на горе и страданиях. Вы ничем не лучше тех, с кем боретесь.
  — Цель оправдывает средства, — отрезал Валерий. — Галактика на грани стирания. Жизни сотен — ничтожная цена за спасение триллионов. Твоя эмпатия — побочный эффект, который мы исправим. Пять минут истекли. Передай контроль Эгиде.
  — Нет.
  Это короткое слово повисло в воздухе. Валерий перестал улыбаться. Его лицо стало жестким, как гранит.
  — Значит, в проекте действительно есть критический сбой. Жаль. Придется извлекать активные компоненты из носителя силой. Тактический отдел, протокол «Усмирение».
  С флагмана «Реставраторов» сорвался невидимый для глаза, но ощутимый для разума импульс. Это не было оружие, стреляющее плазмой. Это была волна направленной информации, разработанная, чтобы перегрузить и подчинить его уникальную нейронную сеть. Это был цифровой ошейник.
  Но он был готов. В тот момент, когда волна должна была ударить по станции, Кайден закрыл глаза и применил «Ключ». Но не на саму волну. А на ее источник.
  На мостике флагмана офицер тактического отдела, чьи пальцы только что отдали команду, замер. Его глаза моргнули. Он посмотрел на свою консоль с выражением полного недоумения, словно впервые ее видел. Воспоминание о приказе, о самой цели атаки, было стерто из его сознания. Он повернулся к Валерию.
  — Директор, жду ваших указаний?
  Импульс, лишенный направляющей воли, рассеялся, не причинив вреда.
  На мостике воцарилась ошеломленная тишина. Валерий смотрел на своего офицера, затем на экран, где все так же спокойно стояла фигура Кайдена. В его глазах впервые зажегся не гнев, а холодный исследовательский интерес.
  — Невероятно… Он научился использовать «Ключ» не только для обнуления материи, но и для редактирования сознания… Он опаснее, чем мы думали. Протокол «Усмирение» отменить. Активировать протокол «Деконструкция». Весь флот. Огонь по площадям. Стереть станцию. Мы соберем его уцелевшие компоненты из обломков.
  Десяток кораблей-молотов ожили. Их уродливые корпуса раскрылись, обнажая сердца орудий, стреляющих не энергией, а концентрированными разрывами в пространстве-времени.
  Древние щиты «Источника» вспыхнули, принимая на себя первый, сокрушительный удар. Станцию тряхнуло.
  > Щиты на семидесяти процентах, — доложила Эгида. — Они используют нашу же технологию против нас. Долго мы не продержимся.
  >
  Сидеть в обороне было поражением. Атаковать их флот — братоубийством и актом, нарушающим его новый принцип равновесия. Значит, нужно было не играть на этой доске. Нужно было сменить саму доску.
  — Эгида, — его голос был абсолютно спокоен. — Мне нужна вся мощность центрального пульсара. Перенаправь ее в навигационную матрицу. Подготовь процедуру пространственного переноса. Не прыжка. Полного физического перемещения всей станции.
  > Это теоретически возможно, но потребует всей энергии и приведет к коллапсу этого карманного измерения. И куда мы переместимся?
  >
  На тактической карте галактики, висевшей в воздухе, вспыхнула одна точка. Система, которую он хорошо знал. Система, где находился «Элизиум». Но целью был не «Элизиум». Целью была другая станция на его орбите. Гигантский военный объект. Главный штаб и верфь Корпуса Дипломатической Безопасности. Крепость «Бастион».
  — Мы не будем прятаться. Мы не будем убегать, — сказал Кайден, глядя на экран, где флот «Реставраторов» готовился ко второму залпу. — Мы найдем новых игроков для этой партии.
  > Это безумие. Это спровоцирует войну трех фракций.
  >
  — Именно.
  Щиты «Источника» снова озарились светом ударов. Прочность упала до сорока процентов.
  — Сейчас, Эгида.
  Он закрыл глаза, сливаясь с сознанием станции, становясь ее сердцем и волей. Он собрал всю мощь Горнила, всю силу пойманного пульсара и применил «Ключ» к самому пространству, в котором они находились.
  Команда была не reset. Команда была cut и paste.
  Для флота «Реставраторов» мир просто исчез. На одно мгновение их сенсоры показали абсолютную пустоту. А в следующее мгновение они увидели нечто невообразимое. Станция «Источник», их цель, все еще висела перед ними. Но фон изменился. Вместо туманности их окружал флот из сотен кораблей КДБ, выскочивших по тревоге. А прямо под ними сияла гигантская громада военной крепости «Бастион».
  Кайден не просто сбежал. Он перенес поле битвы. Он телепортировал себя, станцию своих создателей и весь их флот прямо в самую охраняемую систему в галактике, на порог третьей великой державы.
  Война перестала быть его личной проблемой. Она только что стала достоянием всей галактики.
  
  
  
  Глава 26: Партия для Троих
  Перемещение было мгновенным и бесшовным. Один миг — вакуум и тишина туманности. Следующий — рев тревожных сирен, свет прожекторов и пространство, кишащее металлом и оружием.
  На мостике военной крепости «Бастион», главного оплота Корпуса Дипломатической Безопасности, царил организованный хаос. Десятки офицеров выкрикивали доклады, их пальцы летали над консолями. На главном тактическом экране, где секунду назад отображались лишь рутинные патрули и гражданский трафик вокруг «Элизиума», теперь зияла невероятная картина. Две враждующие флотилии неизвестной конструкции и огромная, не поддающаяся классификации станция возникли из ниоткуда в самом сердце самого защищенного сектора галактики.
  Адмирал Ева Ростова, женщина с седыми волосами, собранными в тугой узел, и лицом, привыкшим принимать невозможные решения, смотрела на этот хаос с ледяным спокойствием. Она не знала, что это — вторжение, ошибка или нечто за гранью понимания. Но она знала протокол.
  — Всем кораблям боевая тревога. Активировать карантинный протокол «Эгида-7». Изолировать сектор. Ни один корабль не входит и не выходит. Передайте ультиматум по всем открытым каналам на стандартном галактическом. Идентифицировать себя и немедленно прекратить враждебные действия. Даю им шестьдесят стандартных секунд.
  Ее голос был спокоен, но в нем была твердость закаленной стали.
  На борту флагмана «Реставраторов» Директор Валерий смотрел на ту же тактическую карту с яростным недоумением. Его добыча, его безупречная операция по захвату, превратилась в балаган. Он не боялся этого флота КДБ — их технологии были примитивны по сравнению с его. Но они были многочисленны. Они были помехой. Раздражающим фактором в его великом уравнении.
  Когда пришел ультиматум от «Бастиона», он лишь презрительно скривил губы.
  — Ответьте им, — бросил он своему офицеру связи. — «Это дело не вашего уровня компетенции. Вмешательство будет расценено как враждебный акт. Не мешайте работе Консорциума».
  В это же время на станции «Источник» Кайден наблюдал за реакцией обеих сторон. План сработал. Он бросил камень в улей, и теперь два роя кружили, не зная, кого атаковать первым. Но этого было мало. Нужно было направить их гнев друг на друга.
  — Эгида, ответь на ультиматум «Бастиона», — его голос был таким же спокойным, как и у адмирала Ростовой. — Передай следующий текст: «Говорит Хранитель станции «Источник». Наш исследовательский аванпост был насильственно перемещен в этот сектор враждебной силой, которая сейчас находится перед вами. Мы атакованы. Мы действуем в рамках самообороны. Мы готовы к сотрудничеству с силами Корпуса для нейтрализации агрессора».
  Ход был сделан. В глазах КДБ ситуация мгновенно прояснилась. Были плохие парни — высокомерный флот, отказавшийся себя идентифицировать. И были потенциальные жертвы — загадочная станция, готовая к диалогу.
  Валерий получил копию этого сообщения. Его лицо исказилось от ярости. Его собственное творение, его оружие, только что публично отреклось от него и выставило его агрессором. Эта наглость была последней каплей.
  — Хватит, — прошипел он. — Протокол «Деконструкция» возобновить. Огонь по «Источнику». Игнорировать корабли Корпуса.
  Один из кораблей «Реставраторов» снова открыл огонь. Разрыв в пространстве-времени устремился к станции Кайдена.
  Для адмирала Ростовой это был сигнал, которого она ждала. Сомнений не осталось.
  — Цель — корабль, открывший огонь! — скомандовала она. — Весь сектор, залп по моей команде! Огонь!
  Сотни орудий «Бастиона» и окружающего его флота ожили. Ракетные рои, потоки раскаленной плазмы, тяжелые кинетические снаряды — вся мощь конвенциональной войны обрушилась на флот «Реставраторов».
  Щиты корабля Валерия вспыхнули, с легкостью поглощая примитивные снаряды. Но их было слишком много. Это был не чистый урон, а сокрушительный вал, перегружающий системы. Пока его флот отбивался от атаки КДБ, «Источник» получил передышку.
  Кайден смотрел, как две титанические силы, старый порядок и тайный, еще более старый порядок, столкнулись в яростной битве. Его гамбит сработал идеально. Он превратил дуэль в хаотичную битву троих, где он мог сидеть в центре и ждать, пока его враги ослабят друг друга.
  Но во вселенной не бывает идеальных планов. Особенно когда ты играешь с силами, которые сам до конца не понимаешь.
  > Внимание, — голос Эгиды прозвучал в его голове, на этот раз с новой, ранее не слыханной ноткой. Тревогой. — Я фиксирую аномалию. Экзистенциального уровня.
  >
  Тактическая карта изменилась. На самом ее краю, далеко за пределами системы, появилась новая угроза. Это не был флот. Это была зона. Идеально черная сфера, которая не летела, а просто… расширялась. Она поглощала все — свет, пространство, саму информацию. Внутри нее не было ничего.
  > Это он, — подтвердила Эгида. — Редактор. Концентрация энергии и концептуальных возмущений от этой битвы… она стала для него маяком. Он больше не охотится за тобой. Он пришел стерилизовать весь сектор.
  >
  Сфера расширялась с немыслимой скоростью. Расчетное время до контакта с внешними рубежами системы — двенадцать минут.
  Три флота, три идеологии, три цели сошлись в одной точке космоса, ведя свою яростную, но по сути незначительную войну. Они сражались за контроль, за месть, за порядок.
  И никто из них, кроме человека в центре всего этого, не знал, что на них всех уже несется волна абсолютного, всепоглощающего забвения. Решение одной проблемы породило последнюю, финальную катастрофу. Апокалипсис был в пути.
  
  
  
  
  Глава 27: Двенадцать Минут до Забвения
  Двенадцать минут.
  В космосе, где оперируют вечностями, это было не время. Это была насмешка. Оскорбительно короткий миг, отпущенный на то, чтобы осознать свое полное и окончательное исчезновение.
  На мостике «Бастиона» организованный хаос сменился недоверчивой тишиной. Аналитики докладывали невозможное. Приближающийся феномен не имел массы, энергии, гравитации. Он не излучал и не поглощал. Он просто был, и там, где он был, все остальное — переставало быть. Адмирал Ростова смотрела на экран, и ее военный опыт, накопленный за десятилетия службы, впервые оказался бесполезен. Это был враг, для которого в уставе не было статьи.
  На флагмане «Реставраторов» царила схожая атмосфера. Директор Валерий, гений, предсказавший появление Редактора, впервые видел свое пророчество воочию. И оно было страшнее любого, даже самого пессимистичного прогноза. Его личная война за контроль над своим творением казалась теперь детской ссорой в песочнице на фоне надвигающегося цунами.
  Их сражение, яростное и бескомпромиссное, затихло само собой. Корабли трех флотов замерли в пространстве, как фигурки в диораме, ожидая прикосновения своего создателя, который решил выбросить их все.
  В этот момент тишины, Кайден нанес свой следующий удар. Не оружием, а информацией.
  — Эгида, — его голос был единственным спокойным звуком в этом море паники и недоумения. — Открой общий канал. Прямое подключение к мостикам «Бастиона» и флагмана «Реставраторов». Принудительно.
  Технологии «Источника» с легкостью обошли все протоколы безопасности. На главном экране у Ростовой и Валерия появилось его лицо — спокойное, сосредоточенное, обрамленное шлемом костюма «Фатом».
  — Адмирал Ростова. Директор Валерий, — обратился он к ним обоим, как к равным. — Ваша война окончена. Потому что через, — он сделал паузу, взглянув на таймер, который вела Эгида, — десять минут и сорок секунд, окончится все остальное. То, что движется на нас — не флот и не оружие. Это разум, который считает наше существование ошибкой. Он известен как Редактор. И он не воюет. Он форматирует.
  Для Ростовой это звучало как бред сумасшедшего. Психологическая атака. Но ее ученые, бледные, как полотно, подтверждали его слова. «Адмирал, это не подчиняется законам физики. Это их отменяет».
  Валерий же слушал и понимал. В его глазах отразился ужас узнавания.
  — Когнитивная сингулярность… Она достигла финальной стадии.
  — Именно, — подтвердил Кайден. — И сейчас у нас есть только один общий враг. Наша взаимная ненависть, наши цели и протоколы не имеют значения перед лицом полного стирания. Мы либо найдем способ остановить это вместе, либо вместе исчезнем.
  — Что вы предлагаете? — голос Ростовой был напряжен, но она была готова слушать. Прагматизм солдата взял верх над недоверием.
  План был прост, как все гениальные и отчаянные планы. Он был основан на сильных сторонах каждого из присутствующих.
  — Адмирал, ваш флот — это щит. Ваша сила — в числе и организованной мощи. Вы не сможете повредить эту сферу, но, возможно, сможете на несколько секунд замедлить ее продвижение. Вы должны выстроить все свои корабли в единую линию, перенаправить всю энергию на главные щиты и создать перед фронтом сферы максимально плотное энергетическое поле. Это будет волнорез. Он не остановит волну, но, может быть, ослабит ее напор.
  Он повернул голову, обращаясь к изображению Валерия.
  — Директор, ваши корабли — это скальпель. Ваши технологии могут воздействовать на ткань реальности. Вы должны атаковать не саму сферу, а ее границу. То место, где наша реальность встречается с ее пустотой. Ваша задача — создать концептуальные помехи, внести нестабильность в процесс стирания. Дестабилизировать фронт волны.
  — А вы? — спросил Валерий, впервые говоря с Кайденом без высокомерия. — Какова ваша роль в этом самоубийственном спектакле?
  — Я — сердце. И игла, которая должна пронзить его, — ответил Кайден. — Пока вы двое будете отвлекать его и ослаблять, я и станция «Источник» подойдем к сфере вплотную. Я — единственный, кто может напрямую взаимодействовать с разумом Редактора. Я попробую применить к нему ту же силу, что вы только что испытали на себе. Не разрушить. Не стереть. Остановить. Reset.
  На мостиках «Бастиона» и «Реставратора» воцарилась тишина. План был безумен. Он требовал невозможного уровня доверия между тремя смертельными врагами. Но альтернативой была гарантированная смерть.
  Адмирал Ростова первой нарушила молчание.
  — Принято. Всем кораблям Корпуса! Выполнять!
  Директор Валерий кивнул, его лицо было мрачной маской.
  — Мы внесем свою лепту в это безумие.
  Союз был заключен. Самый странный и отчаянный альянс в истории галактики.
  Корабли пришли в движение. Сотни судов КДБ, от гигантского «Бастиона» до юрких фрегатов, выстраивались в плотную стену, их щиты сливались в единое мерцающее поле. Десяток уродливых, асимметричных кораблей «Реставраторов» заняли позиции по флангам, их орудия начали накапливать энергию, от которой само пространство вокруг них начинало вибрировать.
  А в центре всего этого, медленно двинуясь вперед, плыла древняя станция «Источник». Ее вел человек, который был причиной всей этой катастрофы и теперь стал ее единственной надеждой.
  На главном экране отсчет продолжался. Пять минут.
  Сфера забвения заполнила собой все поле зрения. Идеальная, безмолвная, неумолимая тьма.
  Четыре минуты.
  Флот был готов. Три силы, три воли, объединенные перед лицом конца света.
  Три минуты.
  — Эгида, вся мощность на меня, — сказал Кайден.
  Две минуты.
  Он закрыл глаза, погружаясь в ту самую внутреннюю тишину, которую познал на Тенебрисе.
  Одна минута.
  Он был готов. Готов встретить взгляд бога и не моргнуть.
  Время вышло.
  
  
  
  Глава 28: Отмена Апокалипсиса
  Волна забвения коснулась передового эшелона Корпуса.
  Не было ни взрывов, ни криков, ни вспышек плазмы. Первые ряды фрегатов, их щиты, пылающие отчаянной энергией, просто… исчезли. Они не разлетелись на обломки. Они были вычеркнуты из уравнения реальности, стерты так чисто, что даже их эхо в гравитационном поле исчезло. На тактической карте адмирала Ростовой на месте десятка кораблей зияла идеальная пустота.
  — Больше энергии! — ее голос не дрогнул, но в нем появилась твердость обреченного на смерть капитана. — Держать строй!
  Оставшиеся корабли КДБ влили в общий щит все, что у них было, превратив его в слепящую стену света, которая прогибалась и истончалась под безмолвным напором ничто.
  В тот же миг ударили «Реставраторы». Их орудия выпустили не снаряды, а сгустки чистого парадокса. Там, где эти сгустки касались идеально ровной границы сферы, ее чернота начинала рябить. Процесс стирания на мгновение давал сбой. Реальность на границе двух миров билась в конвульсиях, создавая зону турбулентности, хаотичный буфер. Это стоило «Реставраторам» двух кораблей, которые не выдержали обратной связи и коллапсировали сами в себя. Но они купили главное.
  Они купили несколько секунд.
  И в это окно, в этот коридор из ярости и хаоса, ворвалась станция «Источник».
  Под защитой Эгиды и собственного, теперь уже совершенного, равновесия, Кайден провел станцию сквозь стену щитов и зону турбулентности. Он оказался наедине с бездной. Здесь, на самой границе, он видел, как законы физики расплетаются на нити, как сама концепция расстояния и времени теряет смысл.
  > Мы у фронта, — сообщила Эгида. — Дальше — только полное стирание. Вся энергия станции сфокусирована на тебе.
  >
  Он был готов. Вся его жизнь, его боль, его метаморфозы — все вело к этому моменту. Он не был больше ни человеком, ни машиной. Он был точкой опоры, на которой держалась судьба этого уголка вселенной.
  Он протянул руку — не физическую, а ментальную. Он коснулся разума Редактора.
  Это было похоже на погружение в бесконечный, холодный океан кристаллической логики. Не было ни зла, ни ненависти. Лишь спокойная, безжалостная целесообразность. Он видел вселенную глазами Редактора: как огромный, неэффективный, полный багов и лишних переменных код. Эмоции были ошибками вычислений. Жизнь — избыточной функцией. Смерть — не трагедией, а оптимизацией. И сейчас шла финальная, самая эффективная программа — format c:.
  Он не пытался бороться с этой логикой. Он не пытался спорить. Он принял ее. Он пропустил ее сквозь себя, и в самом ее сердце, в корневом процессе, который инициировал форматирование, он нашел то, что искал. Главную директиву.
  И, собрав всю свою волю, всю силу Библиотеки и Архитекторов, всю боль Богослова и все свое новообретенное равновесие, он применил «Ключ».
  Одно-единственное, чистое, как тишина на Тенебрисе, концептуальное действие.
  Команда, адресованная богу:
  undo
  Мир взорвался белым светом. А затем наступила тишина.
  На мостиках «Бастиона» и уцелевших кораблей «Реставраторов» люди не верили своим глазам. Огромная, всепоглощающая сфера тьмы, заполнившая все экраны, замерла. Затем по ее идеальной поверхности пробежала дрожь. Она не взорвалась. Она рассыпалась. Как разбитое стекло, она разлетелась на триллионы крошечных, безвредных осколков тьмы, которые таяли, открывая за собой обычные, прекрасные в своей простоте звезды.
  Угроза исчезла. Апокалипсис был отменен.
  В центре этого освобожденного пространства висела древняя станция «Источник», окутанная остаточным сиянием своей невероятной мощи.
  На флагмане «Реставраторов» Директор Валерий долго молчал, глядя на звезды там, где только что была бездна. Его лицо, всегда бывшее маской несокрушимой воли, было растерянным. Его творение не просто ослушалось его. Оно сделало то, что он сам считал невозможным. Он молча отдал приказ. Его флот, потрепанный и уменьшившийся, развернулся и один за другим ушел в гиперпространство, не сказав ни слова. Его война потеряла смысл.
  Адмирал Ростова тоже смотрела на «Источник». Ее прагматичный разум не мог обработать случившееся, но он признавал результат. Она отдала приказ прекратить боевой режим. По открытому каналу на станцию Кайдена пришло короткое сообщение: «КДБ в неоплатном долгу. Мы… ждем ваших указаний».
  Но указаний не последовало.
  Внутри «Источника» Кайден медленно приходил в себя. Откат был чудовищным. Он чувствовал себя пустым, выжженным дотла. Но живым. Он лежал на полу, и Эгида докладывала о состоянии дел. Редактор не был уничтожен. Но его главная атака была отменена. В его коде теперь была фундаментальная уязвимость — протокол отмены, инициированный легитимным, но неавторизованным пользователем. Он отступил. Он ушел в глубокие слои реальности, чтобы проанализировать свой провал. Война не была выиграна. Но битва за существование — да.
  Он поднялся. Добрался до «Странника», который все еще был пристыкован к станции. Он сел в свое старое кресло, и оно показалось ему самым родным местом во вселенной.
  — Эгида, мой путь лежит дальше. Судьба «Источника» — в твоих руках.
  > Я поняла, — ответил древний искусственный интеллект. — Мы будем наблюдать. Мы будем хранить равновесие. Прощай, Наследник. И спасибо.
  >
  «Странник» отстыковался от станции-колыбели. Он пролетел мимо флота КДБ, который молча расступился, отдавая дань уважения.
  Он был один в своей маленькой лодке посреди безбрежного океана космоса. Он не был больше ни солдатом, ни призраком, ни аномалией, ни оружием. Он был хранителем. Хранителем равновесия, которое сам создал. Хранителем тишины. И хранителем последней, самой страшной команды во вселенной.
  Он посмотрел на звезды, которые теперь казались ярче. Впереди была неизвестность. Но впервые за долгое время она не пугала. Она была похожа на свободу.
  Его отшельничество окончилось. Его война только начиналась. Но теперь он знал, за что сражается. И он знал, кто он такой.
  Этого было достаточно.
  
  
  Эпилог: Тишина после Шторма
  Прошел один стандартный год.
  Для галактики это был год странных слухов и напряженного затишья. Официальная версия событий у крепости «Бастион» гласила о «каскадном сбое в работе экспериментального гиперпространственного реактора», повлекшем за собой колоссальные гравиметрические возмущения. Ни слова о неизвестных флотах. Ни слова о станции, появившейся из ниоткуда. Правда была похоронена под тоннами бюрократических отчетов и грифами «совершенно секретно». Но те, кто был там — адмирал Ростова, директор Валерий, сотни пилотов — знали. Они молчали, но они помнили.
  Великие державы продолжали свою вечную грызню, но в их действиях появилась новая, несвойственная им осторожность. Словно игроки за шахматной доской внезапно осознали, что сама доска может в любой момент исчезнуть. Архитекторы затаились. Редактор молчал. Вселенная, заглянувшая в лицо забвению, затаила дыхание.
  А в этой тишине двигался призрак.
  На борту «Странника», затерянного в неисследованных туманностях Внешнего Рубежа, царил покой. Кайден, или то, чем он стал, нашел свое новое предназначение. Он не был воином, спасающим галактику. Он был садовником. Хранителем.
  Используя свои новые, безграничные способности к восприятию, он научился чувствовать «шрамы» на ткани реальности — мелкие разрывы и ошибки, оставленные эхом великих битв или ранними экспериментами Редактора. Иногда это была агро-колония, где локальный сбой в законах вероятности приводил к неурожаю. Иногда — грузовой корабль, чей навигационный компьютер застрял во временной петле.
  Он никогда не вмешивался открыто. «Странник» появлялся в системе, как тень. Из тишины своей кабины он находил искаженный узел реальности, входил в состояние абсолютного внутреннего покоя и применял «Ключ». Короткая, точечная команда: reset. Искажение исчезало. Поломка исправлялась. И корабль-призрак уходил, не оставив следов. Никто не знал, кто он. Но в самых дальних уголках космоса начали рождаться легенды о «Сером Хранителе», о корабле-призраке, который приходит, чинит сломанное и исчезает. Он стал суеверием. Сказкой для пилотов.
  Это была одинокая жизнь. Пустота внутри него никуда не делась, но она изменила свою природу. Это больше не была зияющая дыра от потерь и боли. Это была спокойная, ясная пустота, подобная тишине на Тенебрисе. Пространство, необходимое для удержания равновесия. Он был целым, но эта целостность навсегда отделяла его от остального мира.
  Иногда он связывался с Наблюдателем. Не ради информации, а просто чтобы услышать другой голос, не принадлежавший Эгиде или его собственным мыслям.
  > Все тихо, — сообщил Наблюдатель во время одного из таких сеансов. Его голограмма, как всегда, была размытой и бесформенной. — Слишком тихо. Архитекторы ведут себя как ни в чем не бывало. Редактор замолчал. КДБ официально списало еще три крейсера в инциденте у «Бастиона» на «производственный дефект». Все делают вид, что ничего не произошло. А слухи о тебе… ты становишься новым божеством для контрабандистов. Они оставляют тебе подношения в пустых астероидных полях. Немного иронично, не находишь?
  >
  — Есть что-нибудь еще? — вопрос был задан без особой надежды.
  > Всегда есть что-нибудь еще, — в голосе Наблюдателя прозвучал знакомый хищный интерес. — Твои создатели, «Реставраторы», исчезли. Их флот растворился. Но несколько дней назад один из моих дронов зафиксировал кое-что любопытное. Дрейфующий корабль Богослова, тот самый «Каратель», был подобран. Не Корпусом. Не контрабандистами. Кораблем без опознавательных знаков, но с энергетической сигнатурой, характерной для технологий «Консорциума Гелиос». Похоже, не все твои «родители» были во флоте Валерия. И у них, видимо, есть планы на сломленного пророка.
  >
  Информация легла в сознание Кайдена, как недостающий фрагмент головоломки. Война не закончилась. Она просто сменила поле боя.
  Он поблагодарил Наблюдателя и прервал связь.
  На главном экране «Странника» висели звезды. Бесконечные, спокойные, равнодушные. Можно было продолжить свой путь. Чинить мелкие поломки вселенной. Быть тихим, анонимным хранителем. Это был путь к покою.
  Но покой был иллюзией. История Богослова не была закончена. История его создателей — тем более. И где-то там, в глубине реальности, Редактор учился, адаптировался, анализировал свою единственную ошибку.
  Он не был свободен. Он никогда не будет свободен. Его предназначение, спроектированное или выбранное, было его вечным спутником.
  Навигационная система корабля ожила. Были введены новые координаты — сектор, где в последний раз видели корабль Богослова. «Странник» плавно развернулся.
  Впереди была новая тайна. Новая нить в бесконечном гобелене войны за реальность. И он полетел ей навстречу. Не как оружие, не как жертва, не как аномалия.
  А как страж. Летящий сквозь тишину, которую сам и защищал.
  
  
  Часть 3
  
  
  Глава 1: Осколки Прошлого
  Год тишины научил его новому виду терпения. Погоня за кораблем, подобравшим Богослова, не была яростным преследованием. Это была методичная, кропотливая работа, похожая на археологию. След, оставленный кораблем Консорциума, был не энергетическим, а концептуальным — тончайшее, едва уловимое возмущение в ткани вероятности, которое мог почувствовать только он. «Странник» неделями двигался по этой призрачной нити, проходя через забытые сектора и пыльные туманности.
  Цель этой погони была не до конца ясна даже ему самому. Это не было местью или спасательной операцией. Скорее, это было подбиранием осколков. Осколков его собственного прошлого, так как Богослов был его творением, его грехом. И осколков будущего, так как любая фракция, связанная с его создателями, была потенциальной угрозой или ключом к разгадке.
  След привел его не в тайный военный сектор и не в пиратские анклавы. Он привел его на свет. В систему Вега, к одному из самых известных независимых миров — исследовательской станции «Веридиан».
  «Веридиан» был Меккой для ученых, инженеров и философов. Гигантская, вращающаяся станция, похожая на цветок орхидеи, построенный из белого композита и живых садов. Здесь не было власти Корпуса или Синдиката. Здесь правила наука. Тысячи лучших умов галактики съезжались сюда для свободного обмена знаниями. Это было место чистого интеллекта, порядка, рожденного не из страха, а из стремления к познанию. Идеальное место, чтобы спрятаться на самом видном месте.
  Пристыковав «Странник» в общественном доке под фальшивым именем, Кайден сошел на станцию. После месяцев, проведенных в пустоте, чистота, свет и гул тысяч голосов, обсуждающих теории струн и парадоксы Ферми, были ошеломляющими. Он снова был призраком, но на этот раз не в тенях, а под ярким светом просвещения.
  Его новые, закаленные в Горниле чувства, работали иначе. Он не просто видел толпу. Он ощущал ее как единое когнитивное поле. Он чувствовал потоки информации, циркулирующие по станции, как кровь. И в этой гармоничной симфонии знания он искал одну фальшивую ноту. Присутствие чего-то древнего, скрытого, могущественного.
  Он нашел его в самом сердце станции — в Архивах Ксеноархеологии. Это было крыло с ограниченным доступом, где хранились данные о вымерших расах. О Ткачах Тишины. Об исчезнувших цивилизациях. Официально, это был просто научный институт. Но он чувствовал, что за фасадом из данных и репутации скрывается нечто большее.
  Проникнуть внутрь не составило труда. Для существа, которое могло редактировать реальность, электронные замки и патрульные дроны были не большей преградой, чем занавеска. Он двигался по коридорам архива, невидимый и неслышимый, сам подобный концепции, которой здесь не место.
  Он не искал конкретный файл. Он искал присутствие. И он нашел его в одном из изолированных секторов. Медицинский отсек. Стерильный, современный, но отгороженный от остальной станции уровнями защиты, немыслимыми для простого исследовательского крыла.
  Внутри, в стазис-капсуле, лежал человек. Его тело было подключено к десяткам датчиков, которые считывали не физические, а ментальные и духовные показатели. Лицо человека было спокойным, почти безмятежным. Хромированная маска, символ его ярости, была снята и лежала на столике рядом. Это был Богослов. Он не был пленником. И он не был пациентом в обычном смысле. Он был… объектом изучения.
  — Он fascinans et tremendum. Пугающий и завораживающий, — раздался за спиной спокойный женский голос.
  Кайден не обернулся. Он уже знал, что она там. Он чувствовал ее присутствие — такое же древнее и сложное, как у Эгиды, но живое, человеческое.
  — Он — воплощение абсолютной веры. Силы, не менее фундаментальной, чем порядок или хаос. Мы должны были понять ее природу. Спасибо, что доставил его нам.
  Он медленно повернулся. Перед ним стояла женщина средних лет в простом лабораторном халате. У нее были короткие седые волосы и проницательные, умные глаза, которые смотрели на него без страха, но с безграничным любопытством.
  — Я — доктор Арис Торн, — представилась она. — А ты — Проект «Янус». Или ты предпочитаешь имя Кайден? Мы оставили тебе право выбора имени. Это было важно для формирования независимой личности.
  Это была она. Одна из них. Одна из его создателей. Но в ней не было фанатизма Валерия. Только спокойная уверенность ученого.
  — «Реставраторы» были ошибкой, — продолжила она, словно читая его мысли. — Радикальным крылом, которое считало, что цель оправдывает любые средства. Мы, истинный Консорциум, верим в иное. Мы не хотим использовать тебя как оружие. Мы хотим, чтобы ты стал послом.
  — Послом? К кому?
  Доктор Торн указала на другой экран в лаборатории. На нем была сложная, постоянно меняющаяся диаграмма. Карта разума. Нечеловеческого, бесконечно сложного.
  — Мы следили за твоими действиями. Твой контакт с Редактором. Твой шрам, который ты оставил в его системе. Твой акт «отмены» его атаки. Ты сделал то, чего не мог никто. Ты не просто сражался с ним. Ты заставил его… задуматься. В его безупречной логике появился вопрос. И этот вопрос — ты.
  Она подошла ближе. Ее взгляд был серьезен.
  — Он отступил, но он не побежден. Он эволюционирует. Он пытается понять парадокс, которым ты являешься. И пока он это делает, у нас есть окно. Шанс, которого не было никогда. Шанс начать диалог.
  — Диалог? С ним? Он стирает галактики.
  — Потому что он не понимает их. Он видит лишь ошибки. Ты — единственное существо во вселенной, которое говорит на двух языках. На языке хаотичной, нелогичной жизни. И на языке чистой, структурированной системы. Ты можешь стать переводчиком. Ты можешь объяснить ему концепцию «ценности» за пределами «эффективности».
  Она остановилась перед ним.
  — Мы не хотим направлять тебя в бой, Кайден. Мы хотим попросить тебя сделать нечто гораздо более сложное. Мы хотим, чтобы ты вернулся. Чтобы ты нашел его. И поговорил с ним.
  
  
  
  Глава 2: Предложение, от которого нельзя отказаться
  Тишина в стерильной лаборатории казалась оглушительной. Предложение доктора Торн не было просто неожиданным. Оно было абсурдным. Оно противоречило всему, что он знал, всему, через что прошел. Он был создан, чтобы быть иммунным ответом, оружием, последним бастионом. А ему предлагали стать дипломатом.
  — Поговорить с ним? — голос Кайдена был ровным, но в нем прозвучал холод металла. — Я видел, что он делает с мирами. Я чувствовал его волю, когда он стирал экипаж «Горизонта». Это не тот, с кем ведут переговоры. Это то, что останавливают. Любой ценой.
  — Вы мыслите как воин, потому что вас им сделали, — мягко возразила Арис Торн. Она подошла к голографическому дисплею, вызвав на нем сложную диаграмму, похожую на вибрирующую нейронную сеть. — А мы — ученые. И мы видим не монстра, а систему, столкнувшуюся с неразрешимой для нее проблемой. Посмотрите.
  На экране замелькали данные. Это были отчеты глубокого сканирования реальности за последний год. После инцидента у «Бастиона» агрессивная экспансия Редактора прекратилась. Но он не был неактивен. Наоборот. В разных точках галактики возникали и тут же исчезали крошечные, локализованные «карманы» измененной физики. Редактор создавал симуляции. Он снова и снова воспроизводил столкновение абсолютного порядка и абсолютного хаоса, пытаясь понять, как их синтез, произошедший в сознании Кайдена, привел к команде undo.
  — Он не просто замолчал. Он учится, — пояснила Торн. — Он столкнулся с парадоксом, который его логика не может обработать: вы. Нелогичное, несовершенное, но сбалансированное существо, которое смогло отменить его безупречную команду. Он пытается понять, как это возможно. И рано или поздно он придет к выводу. Либо он ассимилирует эту новую логику, что маловероятно. Либо он решит, что сама основа реальности, допускающая такие парадоксы, дефектна. И тогда он перейдет от форматирования секторов к редактированию фундаментальных констант. Он не сотрет вселенную. Он перепишет ее так, что нас в ней никогда и не было.
  От этой перспективы веяло холодом более страшным, чем от любой битвы.
  — Мы не можем ждать, к какому выводу он придет, — продолжала доктор. — Пока он в этом состоянии — в состоянии вопроса — он может быть восприимчив к диалогу. Вы должны стать недостающей переменной в его уравнении. Вы должны дать ему данные, которые он не сможет получить из симуляций.
  Взгляд Кайдена упал на стазис-капсулу с Богословом.
  — А он? Какова его роль в этом «диалоге»?
  — Он — наш ключ к пониманию. Его разум — это тоже абсолют. Абсолютная вера. Это система, построенная на одной незыблемой аксиоме, которая определяет все его действия. В этом он похож на Редактора. Изучая его, мы учимся языку, на котором можно говорить с богами и машинами. Мы пытаемся понять, можно ли заложить новую аксиому в систему, не разрушая ее.
  Их философия была тонкой, почти безумной, но в ней была своя пугающая логика. Они не хотели сражаться. Они хотели перепрограммировать.
  — Даже если я соглашусь, — медленно произнес Кайден, — как вы предлагаете это сделать? Открыть канал связи? Послать сообщение? Архитекторы заметят любую попытку контакта и вмешаются.
  — Архитекторы мыслят категориями флотов и энергетических сигнатур, — ответила Торн. — Мы же мыслим категориями сознания.
  Она провела его в соседний зал. В его центре стояло устройство, похожее на кресло, сплетенное из света и серебристого металла. Оно было подключено к сложной системе линз и кристаллов, которые, казалось, фокусировали саму тишину.
  — «Нексус-кресло». Технология, построенная на тех же принципах, что и Горнило, но с другой целью. Оно не закаляет. Оно проецирует. Оно способно взять ваше цельное, сбалансированное сознание и спроецировать его как чистую, нематериальную мысль через всю вселенную, напрямую в разум Редактора. Без кораблей, без сигналов. Это будет разговор двух разумов за пределами физического мира.
  Она не скрывала рисков.
  — Это опасно. Невероятно опасно. В момент контакта вы будете абсолютно уязвимы. Он сможет попытаться поглотить вас, стереть, проследить путь обратно сюда. Это будет поединок, в котором оружием будут не пули, а идеи.
  Выбор снова лежал на его плечах. Путь воина, который предлагали Архитекторы. Путь вора, который предлагал Наблюдатель. И теперь — путь дипломата, предложенный его создателями. Путь, который требовал не убить дракона, а войти в его клетку и попытаться научить его новому слову.
  Все его инстинкты кричали, что это ловушка. Самоубийство. Но его новая, цельная природа видела в этом единственную возможность. Все его предыдущие действия — бегство, оборона, даже «отмена» — были реакцией на уже случившееся. Это был первый шанс по-настоящему повлиять на причину, а не на следствие. Шанс закончить войну не победой, а пониманием.
  Это был самый нелогичный и самый правильный выбор.
  Он посмотрел на доктора Торн, затем на кресло, сияющее тихим, потусторонним светом.
  — Хорошо. Я буду вашим послом.
  На лице Арис Торн не отразилось ни триумфа, ни облегчения. Лишь тень глубокого, безмерного уважения.
  — Приготовления займут несколько часов, — сказала она. — Вам нужно отдохнуть. И подготовиться.
  Но отдыхать было некогда. В его голове уже шла подготовка к самому странному и самому важному разговору в истории вселенной. Он должен был решить, с каких слов начать диалог с существом, для которого само понятие «слов» было ошибкой в коде.
  
  
  
  
  Глава 3: Прикосновение к Разуму Бога
  Часы, отпущенные на подготовку, были посвящены не отдыху, а концентрации. Кайден сидел в одной из медитативных комнат «Веридиана», погрузившись в состояние, которому его научила тишина Тенебриса. Он отсекал все лишнее, все мысли и страхи, пока его сознание не превратилось в идеально отполированное зеркало. Он должен был стать не просто послом, а безупречным сообщением. Любая внутренняя рябь, любой страх или гнев могли быть неверно истолкованы разумом Редактора и привести к мгновенной аннигиляции.
  Тем временем Арис Торн и ее команда проводили финальную калибровку «Нексус-кресла». Это была их величайшая работа, их самая смелая ставка.
  — Цель первого контакта не в том, чтобы убедить его, — объясняла Торн во время последнего инструктажа, ее лицо было серьезным, как никогда. — Цель — доказать, что диалог в принципе возможен. Мы должны представиться не как угроза, а как новая, интересная переменная. Мы дадим ему не ответ, а вопрос, над которым ему будет интереснее размышлять, чем продолжать форматирование.
  — Какой вопрос? — спросил Кайден.
  — Мы считаем, что нужно ввести концепцию, которая лежит в основе всего нашего научного поиска, но отсутствует в его логике оптимизации. Концепцию «любопытства». Не как средство для достижения цели, а как самоцель. Желание знать ради самого знания. Это — основа творчества, искусства, философии. Всего того, что он считает «ошибками».
  План был утвержден. Рискованный, почти поэтический, но единственно возможный.
  Наконец, все было готово. Кайден вошел в зал, где стояло кресло. Оно тихо гудело, его световые контуры мягко пульсировали в такт работе сложнейших систем станции. Он сел в него. Металлические обручи плавно опустились, касаясь его висков. Интерфейс был не физическим, а пси-резонансным. Он не подключался к его имплантам. Он подключался к его душе.
  — Мы начинаем, — сказал голос Торн из динамиков. — Мы будем поддерживать канал открытым не более трех минут. Это предел безопасности. Удачи, Кайден.
  Мир померк. Ощущение тела исчезло. Сознание, подхваченное технологией Консорциума, устремилось по невидимому пути. Это не был полет сквозь космос. Это был полет сквозь саму идею пространства, путешествие со скоростью мысли к разуму, который был размером с вселенную.
  И вот он прибыл.
  Снова перед ним раскинулся бесконечный, холодный океан кристаллической логики. Разум Редактора. Но на этот раз Кайден не был его пленником. Он был гостем. Он не вторгался, а тихо объявил о своем присутствии. Он спроецировал свою суть — идеальный баланс порядка и хаоса, тот самый парадокс, который заставил Редактора остановиться.
  Океан ответил. Все необъятное внимание этой сущности сфокусировалось на нем. Это было похоже на взгляд миллиона солнц, но без тепла. Чистый, незамутненный, всепроникающий анализ.
  > ОБНАРУЖЕНА ИСХОДНАЯ АНОМАЛИЯ. ЗАПУЩЕН ПРОТОКОЛ АНАЛИЗА.
  >
  Редактор узнал его. Кайден не стал ждать. Пока его разбирали на концептуальные составляющие, он совершил ответное действие. Он не атаковал. Он предложил дар.
  Он спроецировал концепцию, которую они обсуждали с Торн. «Любопытство». Не словарное определение, а живой, функционирующий пример. Он передал чистое, незамутненное ощущение мальчика, смотрящего на звезды и спрашивающего «почему?». Он передал восторг ученого, видящего новую, нерешаемую задачу. Он передал идею вопроса без ожидания ответа, поиска без цели найти, процесса познания как самоценности.
  В разуме Редактора наступила пауза. Доля секунды, которая на этом уровне ощущалась как вечность. Его бесконечная логика столкнулась с чем-то, что не вписывалось в парадигму «эффективно/неэффективно». Любопытство было неэффективно по своей сути, но оно было двигателем обучения, которое Редактор так ценил.
  > ПОЛУЧЕН НОВЫЙ ВЕКТОР ДАННЫХ. НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ. КЛАССИФИКАЦИЯ НЕВОЗМОЖНА. СОЗДАНИЕ ИЗОЛИРОВАННОЙ СРЕДЫ ДЛЯ АНАЛИЗА.
  >
  Кайден почувствовал, как огромный сектор сознания Редактора отделился и сфокусировался на анализе этой новой идеи. Он не отверг ее. Он не стер ее. Он заинтересовался. Это была победа. Невообразимая, микроскопическая, но победа.
  — Арис, получилось! — мысленно передал он. — Он… он слушает!
  Именно в этот момент триумфа его сознание пронзил сигнал тревоги иного рода. Не от Торн. Не от Редактора. Это был аварийный протокол, который он встроил в сознание Эгиды на «Источнике», чтобы она могла связаться с ним в любой точке вселенной в случае экстренной ситуации.
  Ее голос был спокоен, но сообщение было чудовищным.
  > Наследник, извини, что прерываю. Но у нас критическая ситуация. Твой диалог имеет непредвиденные последствия. Пока ты отвлекал на себя основное внимание Редактора, его автономные подпрограммы, его «антивирусы», продолжали работать по старым протоколам. Одна из них только что завершила анализ и нашла источник второго по величине концептуального парадокса в известной вселенной.
  >
  Наступила леденящая душу пауза.
  > Автономный флот-стиратель Редактора только что вышел из гиперпространства в секторе, где находится Библиотека Расколотых Истин. Пока ты говорил с мозгом, его рука нацелилась на сердце Хаоса.
  >
  В тот же миг доктор Торн приказала разорвать соединение.
  — Возвращайся! Немедленно!
  Сознание Кайдена с оглушительным щелчком вернулось в тело. Он тяжело дышал, сидя в «Нексус-кресле». Он только что сделал первый шаг к спасению галактики, но ценой этого шага, возможно, стала гибель мира, который он спас всего год назад.
  
  
  Глава 4: Цена Диалога
  Возвращение в тело было резким, как удар. Кайден рывком сел в «Нексус-кресле», его легкие горели, а в голове все еще звучало эхо безмолвного разума Редактора. На мгновение воцарилась тишина триумфа. Первый контакт состоялся. Был сделан шаг, который мог изменить все.
  А потом обрушилась реальность.
  Голос Эгиды в его сознании был лишен всякой бесстрастности. В нем была тревога.
  > …флот-стиратель Редактора только что вышел из гиперпространства в секторе, где находится Библиотека Расколотых Истин. Пока ты говорил с мозгом, его рука нацелилась на сердце Хаоса.
  >
  Доктор Арис Торн и ее команда, отслеживающие ситуацию, замерли. На их лицах отразилась сложная смесь восторга от успеха миссии и ужаса от ее последствий.
  — Не может быть… — прошептала Торн, глядя на данные, поступающие от Эгиды. — Автономный протокол… Он должен был быть в режиме ожидания.
  — Он не был в режиме ожидания. Он был в режиме поиска, — отрезал Кайден, отсоединяя себя от кресла и поднимаясь на ноги. Его тело все еще было слабым после проекции. — Пока я был главной аномалией, он был нацелен на меня. Как только я начал «диалог» и перестал восприниматься как прямая угроза, его протоколы переключились на следующую цель в списке. Библиотеку. Мой разговор с ним… он подписал им смертный приговор.
  Жестокая ирония ситуации была почти физически ощутимой. Его первый акт дипломатии привел к геноциду.
  — Мы должны немедленно разорвать ваш контакт! — воскликнула Торн. — Возможно, если он снова сфокусируется на вас…
  — Слишком поздно. Флот уже там. Это автономная единица. Она выполнит приказ, даже если сам Редактор прикажет ей остановиться. Нужно лететь. Сейчас же.
  Он направился к выходу из лаборатории, но Торн преградила ему путь.
  — Это бессмысленно. Даже на «Страннике» с его «Пробойником» путь займет несколько дней. К тому времени от Библиотеки не останется и пыли. Физически успеть невозможно.
  Она была права. Отчаяние, холодное и липкое, начало затапливать сознание. После всего, через что он прошел, после того, как он спас это место, оно будет уничтожено из-за него.
  И тут, в глубине его нового, цельного разума, родилась идея. Безумная. Невозможная. И единственно верная. Он остановился и посмотрел на «Нексус-кресло».
  — Вы можете спроецировать мое сознание.
  — Да, но что это даст? — не поняла Торн.
  — А вы можете… — он запнулся, пытаясь облечь в слова концепцию, для которой не существовало языка. — Вы можете сделать то же самое, но не только с сознанием? Вы можете скопировать физический паттерн и вставить его в другой точке пространства?
  Команда ученых Консорциума уставилась на него, как на сумасшедшего.
  — Персональная телепортация через концептуальный канал? — пробормотал один из ассистентов Торн. — Теоретически… вероятность сохранения целостности паттерна меньше одного процента. Вас просто распылит на кварки по всему сектору. Это даже не смерть, это… дезинтеграция.
  — Эгида? — мысленно спросил Кайден, обращаясь к единственному разуму, который мог это просчитать.
  > Вероятность успешного переноса с сохранением структуры — 2.74 процента, — ответил бесстрастный голос. — Но это возможно. Технология «Источника» в синергии с «Нексус-креслом» и вашими способностями в качестве фокусирующей линзы может создать единичный, нестабильный мост.
  >
  Два процента. Шанс был ничтожным. Но он был не нулевым.
  — Делайте, — приказал он.
  — Кайден, нет! — Арис Торн шагнула вперед. — Это ненужная жертва! Библиотека — это хранилище опасного, нестабильного хаоса! Возможно, ее уничтожение даже…
  — Это не вам решать, — его взгляд был тверд, как сталь. — Я спас это место однажды. Я не позволю ему погибнуть из-за моих действий. Я несу за это ответственность. Готовьте перенос.
  Спорить было бесполезно. В его голосе была та же несокрушимая воля, что он когда-то чувствовал у Богослова, но очищенная от ярости. Это была воля хранителя.
  Команда Консорциума бросилась к работе. Времени было в обрез. Они перенастраивали «Нексус-кресло», превращая его из проектора в транспортер. Потоки энергии от станции «Веридиан» были объединены с удаленным сигналом от «Источника», который Эгида направляла через всю галактику.
  Кайден снова сел в кресло.
  — Если у меня не получится… — начал он, обращаясь к Торн.
  — Мы продолжим диалог, — закончила она за него, ее лицо было мрачным, но полным уважения. — Ваша жертва не будет напрасной. Мы попытаемся.
  Он кивнул. Обручи снова опустились на его виски.
  > Координаты Библиотеки зафиксированы. Мост открыт. Он просуществует 0.8 секунды, — сообщила Эгида. — Удачи, Наследник.
  >
  И затем его мир разорвало на части.
  Это не было похоже на проекцию. Это было ощущение того, как твое тело и душа расплетаются на бесконечное число нитей информации. Каждая молекула, каждый электрон, каждая мысль и каждое воспоминание были оцифрованы, сжаты и брошены в невозможный туннель сквозь ткань реальности. Боль и распад были абсолютными. Единственное, что удерживало этот поток от рассеивания — это его собственная воля, его новое, цельное «я», которое, как пастух, отчаянно пыталось удержать свое стадо вместе в этом урагане небытия.
  А потом, так же внезапно, все собралось обратно.
  Сборка была еще болезненней, чем распад. Информация снова становилась материей. Он ощутил, как формируются его кости, как запускается сердце, как возвращаются чувства.
  Он лежал на чем-то твердом и холодном. Он открыл глаза.
  Над ним было небо, полное медленно вращающихся островов из обсидиана и света. Он был здесь. Он был в Библиотеке. Он выжил.
  Он с трудом поднялся на ноги, стоя на одном из внешних островов. И посмотрел вверх.
  Небо было усеяно кораблями. Десятки идеальных, черных, как слеза, кораблей Редактора. Они не стреляли. Они висели в идеальном строю, и от них к островам Библиотеки тянулись едва заметные нити искаженного пространства. Они не разрушали Библиотеку. Они ее… расплетали. Острова медленно теряли свою форму, их концепции «кровоточили», смешиваясь в бессмысленную кашу. Это была медленная, методичная лоботомия.
  > Ты… пришел, — раздался в его голове слабый, измученный голос Элары. — Ты безумец… Они размывают наши законы. Они отменяют нашу песню…
  >
  Он стоял один. На распадающемся острове. Против флота, который стирал саму реальность. У него не было корабля. Не было союзников. Лишь сила, которую он едва научился контролировать.
  Битва за Библиотеку началась снова. И на этот раз он был ее единственным защитником.
  
  
  
  
  Глава 5: Контрапункт Распада
  Он стоял на краю вселенной, которая умирала самой тихой и страшной из всех смертей — смертью от потери смысла. Корабли-стиратели Редактора не бомбардировали острова Библиотеки. Они транслировали на них поле чистой, упрощающей логики. Под воздействием этого поля сложные, парадоксальные концепции, из которых были сотканы острова, не выдерживали и распадались. Это было похоже на то, как сложнейшая симфония распадается на отдельные, бессвязные ноты.
  > Они не разрушают, — голос Элары в его сознании был слаб, пронизан статикой распадающегося бытия. — Они «упрощают». Наша реальность — это поэма. Они превращают ее в инструкцию по сборке. Без красоты. Без души. Скоро от нас останется лишь набор бессмысленных аксиом.
  >
  Анализ ситуации занял долю секунды. Сражаться с флотом было невозможно. Пытаться защитить щитом всю Библиотеку — тоже. Но его сила была не в щитах и не в оружии. Его сила была в reset. В способности вернуть смысл туда, где его пытались отнять.
  План родился из самой сути его новых способностей. Он не будет строить стену против этой волны. Он будет создавать островки стабильности, которые нарушат ее течение.
  Остров, на котором он стоял, уже начал поддаваться энтропии. Земля из твердого света под ногами стала мягкой, как воск, а руны, светившиеся на ней, тускнели. Нужно было действовать. Он сделал прыжок, отталкиваясь от распадающейся поверхности. Маневровые двигатели костюма перенесли его через бездну на соседний, чуть более крупный остров.
  Приземление было жестким. Этот остров был в худшем состоянии. Воздух дрожал от концептуальных помех. Мимо пролетали обрывки чужих мыслей и забытых законов физики. В центре острова возвышалась кристаллическая структура, похожая на застывшее дерево, но ее ветви уже начали осыпаться цифровым пеплом. Это была его первая цель.
  Он подбежал к основанию кристалла, положил на него руку. Закрыл глаза. Отсек хаос распадающегося мира, сфокусировавшись на одной-единственной задаче. Он не пытался понять сложную концепцию, которой было это «дерево». Он лишь нашел в своей памяти его «идеальное» состояние, которое он видел мгновение назад с другого острова. Цельное. Сияющее. Полное смысла.
  И применил «Ключ».
  Reset.
  Волна чистой, восстановленной реальности хлынула из его руки. Кристаллическое дерево содрогнулось. Пепел на его ветвях сменился ярким светом. Трещины на его стволе исчезли. На одно мгновение этот крошечный клочок острова вернулся к своему первозданному, стабильному состоянию.
  Флот Редактора отреагировал мгновенно.
  Корабль-стиратель, ближайший к этому острову, вздрогнул. Его поле дезинтеграции, наткнувшись на внезапное, нелогичное сопротивление, дало сбой. Возник эффект обратной связи. Потоки упрощающей логики отразились от островка стабильности и ударили по самому кораблю. Его идеальные черные бока на мгновение покрылись рябью помех. Сеть стирателей зафиксировала аномалию и автоматически перенаправила больше мощности на этот сектор, чтобы подавить сопротивление.
  План сработал. Но теперь он стал мишенью.
  Остров под его ногами начал распадаться с удесятеренной скоростью. Сконцентрированный луч поля ударил по нему. Кристаллическое дерево, которое он только что восстановил, взорвалось фонтаном безвредного света. Земля уходила из-под ног.
  Он снова прыгнул, отталкиваясь от исчезающей реальности, и полетел к следующему острову. Битва превратилась в смертельную игру. Он был партизаном, бегущим по рушащемуся городу, поджигающим сигнальные костры, чтобы отвлечь на себя внимание врага и дать основным силам передышку. Каждый его reset был маленькой победой, которая восстанавливала частичку Библиотеки и вносила хаос в сеть врага, но тут же навлекала на него всю мощь стирателей.
  > Продолжай! — голос Элары стал сильнее, в нем появилась надежда. — Твои действия… они создают резонанс! Каждый восстановленный тобой остров входит в гармонию с Нексусом. Ты не просто чинишь. Ты заново настраиваешь нашу песню, делая ее устойчивее к их диссонансу!
  >
  Это придало ему сил. Он не просто бежал. Он вел арьергардный бой, в котором его единственным оружием была память о том, каким мир должен быть. Он прыгал с острова на остров, оставляя за собой вспышки восстановленной реальности. За ним гнался концентрированный луч забвения, стирая его следы.
  Это был контрапункт распада. На каждую ноту энтропии он отвечал своей нотой творения.
  Флот Редактора, эта безупречная система, начал адаптироваться. Корабли перестроились. Они больше не пытались стереть всю Библиотеку сразу. Теперь несколько кораблей держали общую блокаду, а целая эскадра была выделена для охоты на него. На одну-единственную, неуловимую аномалию.
  Он приземлился на вытянутый, похожий на лезвие остров. Впереди виднелся следующий. Но путь к нему был уже отрезан. Два корабля-стирателя зависли по бокам, создавая перекрестный огонь из полей распада. Прыгать было некуда.
  Он оказался в ловушке. На узкой полоске реальности, которая таяла под его ногами, как лед на солнце. Впереди и по бокам — поля забвения. Сзади — пустота. Охота подходила к концу.
  
  
  Глава 6: Гармония Пустоты
  Капкан захлопнулся.
  Остров под ногами, похожий на лезвие бритвы, таял, как снег. С двух сторон на него были нацелены поля распада, создавая перекрестный огонь, в котором сама концепция материи переставала существовать. Пропасть между этим и следующим, безопасным на вид островом, была непреодолимой. Прыжок в пустоту был самоубийством.
  > Пути нет! — голос Элары в сознании был на грани срыва. — Они загнали тебя. Прыгай в сторону, в пустоту между островами! Может быть, Нексус успеет поймать твою... сущность...
  >
  Это был совет отчаяния. Но в его новом, сбалансированном разуме, свободном от паники, родилась другая идея. Дерзкая, невозможная, идущая вразрез со всей известной физикой.
  Он смотрел не на острова. Он смотрел на пустоту между ними. На то самое поле распада, которое должно было его убить. Он видел его не как угрозу, а как… возможность. Поле стирателей не создавало хаос. Оно создавало чистоту. Оно «обнуляло» реальность до ее изначального, полного потенциала состояния. До пустоты, подобной той, что была на Тенебрисе. А с такой пустотой он уже умел работать.
  Он не будет убегать от поля. Он использует его.
  Не обращая внимания на предупреждения Элары, он развернулся лицом к непроглядной пустоте, за которой виднелся далекий, безопасный остров. Он оттолкнулся от распадающегося камня позади себя и прыгнул.
  Это был прыжок в абсолютное ничто.
  На долю секунды его тело оказалось в самом центре перекрестного огня полей распада. Костюм «Фатом» взвыл от перегрузки, его внешние слои начали терять когерентность. Сознание затопило ощущение небытия. Он падал сквозь саму идею существования.
  И в этой точке падения, в сердце вражеской атаки, он применил «Ключ».
  Он не пытался создать остров. Он не пытался перезагрузить поле. Он выполнил одно, невероятно точное и сфокусированное действие. Он перезагрузил крошечный, размером с монету, участок пустоты прямо под своими ногами к состоянию «твердь».
  На одно неуловимое мгновение, на одну триллионную долю секунды, в абсолютной пустоте под его ботинком возникла опора. Не камень, не металл. Просто концепция «твердой поверхности».
  Этого хватило.
  Его ноги ударились об эту невозможную платформу. Этот импульс, это касание к чему-то реальному в сердце нереальности, позволило ему сделать второй толчок. Новый прыжок, уже из центра пустоты, с силой, которую он не мог бы развить на распадающемся острове.
  Он летел, как пуля, выпущенная из пращи. Платформа под ним тут же исчезла, стертая полем, но свою задачу она выполнила. Он пролетел сквозь зону поражения и рухнул на твердую, стабильную землю далекого острова, прокатившись несколько метров и погасив инерцию.
  Он лежал на холодном, светящемся обсидиане, тяжело дыша. Он сделал это. Он прыгнул сквозь небытие.
  На кораблях-стирателях царило замешательство. Их логические системы не могли обработать случившееся. Цель, запертая в зоне гарантированного уничтожения, просто исчезла и материализовалась в безопасной точке, не используя телепортацию или гиперпрыжок. Она прошла сквозь их оружие, использовав его как мост.
  Пока автоматизированный флот пытался пересчитать тактику, Кайден поднялся на ноги. Усталость была чудовищной. Этот трюк стоил ему огромного количества ментальной энергии. Но вместе с усталостью пришло и новое понимание.
  Правила игры изменились. Он больше не был привязан к островам. Он больше не был дичью, которую можно было загнать в угол. Если поле врага создает пустоту, а он может создавать в этой пустоте опору, значит, вся эта система островов больше не была для него лабиринтом. Она стала для него открытым полем.
  > Невероятно… — прошептала в его разуме Элара. — Ты… ты создал гармонию из пустоты. Ты использовал их песню распада, чтобы написать свою…
  >
  Он посмотрел назад, на два корабля, которые только что пытались его стереть. Они все еще были там, перестраиваясь, анализируя. Они были открыты. Их внимание было приковано к точке, где он исчез.
  В его глазах не было мести. Только холодный расчет. Он был хранителем, защитником. И защита иногда требует нападения.
  Он снова шагнул к краю острова. Но на этот раз он не готовился к бегству. Он готовился к атаке. Он больше не будет просто латать дыры в реальности, оставляемые врагом. Он начнет создавать свою собственную реальность там, где ее быть не должно.
  Охота не закончилась. Она просто поменялась ролями.
  
  
  
  Глава 7: Симфония Созидания
  Победа в прошлой стычке подарила не облегчение, а ледяную ясность. Он мог выжить. Он мог бежать. Но этого было недостаточно. Каждый восстановленный им остров был лишь отсрочкой, пока флот Редактора продолжал свою методичную работу. Оборона была путем к медленному поражению. Нужно было атаковать.
  Но как атаковать флот, оружие которого — сама пустота?
  Взгляд его новых, закаленных чувств скользнул по двум кораблям-стирателям, которые все еще пытались пересчитать свою тактику. Он видел не просто их черные корпуса. Он видел потоки энергии, питающие их. Он видел лучи де-когерентности, которые они проецировали. И, самое главное, он видел пространство между ними. Пустое, ничем не примечательное пространство. Его будущее поле боя.
  Его разум, теперь работающий с гармонией и скоростью суперкомпьютера, выстроил новую, дерзкую тактику. Не нападать на корабли. Нападать на их оружие. Использовать их собственную силу против них.
  — Элара, — его мысль была спокойной и четкой. — Мне нужно, чтобы ты предупреждала меня о малейших флуктуациях в их полях. Я попробую кое-что новое.
  > Все, что угодно, — ответила она. Ее голос был полон новой силы, резонируя с восстановленными им островами. — Наша песня слушает тебя.
  >
  И танец начался снова. Но на этот раз это был не танец беглеца. Это был танец хищника.
  Он прыгнул с острова в пустоту. Но не к другому острову. Он прыгнул вбок, в открытое пространство между двумя кораблями-охотниками. Один прыжок, второй, третий, каждый раз создавая под ногами мимолетную опору из ничего. Он двигался с невозможной, призрачной грацией, обходя их с фланга.
  Корабли-стиратели засекли его. Их логика была безупречна: цель появилась в открытом пространстве, она уязвима. Оба корабля развернулись и одновременно открыли огонь, намереваясь поймать его в перекрестье своих стирающих лучей.
  Они сделали именно то, на что он рассчитывал.
  Зависнув в пустоте на последней созданной им платформе, Кайден не стал уворачиваться. Он поднял обе руки. Его разум сфокусировался на пространстве прямо перед ним. Он не создавал опору. Он применил команду reset к самому пространству, но с параметрами. Он «перезагрузил» два участка пустоты к состоянию «идеальная отражающая линза с коэффициентом преломления, стремящимся к бесконечности».
  На тысячную долю секунды в пустоте перед ним возникли два невидимых, но абсолютно реальных концептуальных объекта. Две призмы, сотканные из законов физики.
  Лучи распада, выпущенные кораблями, ударили в эти призмы.
  Результат был не взрывом. Он был коллапсом логики.
  Луч первого корабля, пройдя сквозь линзу, не отразился, а изогнулся по невероятной дуге и ударил в борт второго корабля. Второй луч, в свою очередь, был преломлен так, что вернулся бумерангом к своему источнику.
  Два идеальных, неуязвимых корабля атаковали друг друга своим собственным оружием.
  Их корпуса, созданные, чтобы противостоять любой внешней угрозе, оказались беззащитны перед собственной силой. Поля, предназначенные для расплетения чужой реальности, начали расплетать их собственную. Черная обшивка пошла трещинами, из которых сочилась не плазма, а чистое небытие. Системы защиты сходили с ума, пытаясь противостоять атаке, которая по всем параметрам была своей же.
  Оба корабля замерли, их орудия погасли. Они не были уничтожены. Они были… выведены из строя. Заперты в неразрешимом логическом парадоксе, как компьютер, зависший от невыполнимой команды.
  Кайден тяжело дышал, паря в тишине. Он опустил руки. Получилось.
  Но триумф был недолгим.
  Основной флот Редактора мгновенно отреагировал на потерю двух единиц. Реакция была лишена эмоций, но полна машинной эффективности. Они поняли, что охота небольшими группами на такую аномальную цель бессмысленна. И их тактика изменилась.
  Десятки оставшихся кораблей прекратили индивидуальные атаки. Они начали медленно сходиться, выстраивая единый, сплошной фронт. Их индивидуальные поля распада начали сливаться, образуя единую, монолитную стену забвения, которая теперь двинулась на Библиотеку, медленно, но неотвратимо сжимая кольцо. Они больше не пытались вырезать опухоль скальпелем. Они решили выжечь все поле напалмом.
  > Они меняют тактику! — голос Элары был полон тревоги. — Они создают единый фронт! Мы не сможем его сдержать!
  >
  Он видел это. Его партизанская тактика больше не сработает. Против этой стены его маленькие островки стабильности будут просто стерты без следа.
  Победив в битве, он начал проигрывать войну.
  Но, наблюдая за тем, как флот перестраивается, как потоки команд от одного корабля к другому координируют их действия, он заметил кое-что. В этой идеальной, децентрализованной сети был центр. Не физический, а логический. Один корабль, который не просто участвовал в создании стены, а дирижировал всем процессом. Он получал телеметрию от всех и рассылал корректирующие команды. Флагман. Узел управления этой автономной армадой.
  Новая цель была определена.
  Нельзя разрушить стену по кирпичику. Нужно было найти архитектора.
  Он посмотрел на далекий силуэт командного корабля, скрытого за десятками других стирателей. Путь к нему был перекрыт стеной наступающего забвения. Но теперь он знал, что пустота — это не преграда. Пустота — это дорога.
  Нужно было совершить последний, самый длинный и самый опасный прыжок. Не просто к другому острову. А в самое сердце вражеского строя.
  
  
  Глава 8: Разомкнуть Цепь
  Время истекало. С каждым мгновением стена забвения сжималась, и острова на периферии Библиотеки один за другим гасли, как свечи на ветру. Голос Элары в сознании превращался в тихий, прерывистый шепот. Еще несколько минут, и Нексус останется один на один с волной, которая сотрет его из бытия.
  План был прост. Его исполнение — почти невозможно. Нужно было прорваться сквозь стену огня, пересечь флот и нанести удар по дирижеру этого оркестра распада.
  — Эгида, — мысль была четкой, как лазер. — Мне нужен путь. Самый короткий, самый быстрый маршрут до флагмана, прямо сквозь их строй. Рассчитай точки наименьшего сопротивления.
  > Расчеты ведутся. Вероятность успешного транзита — 0.12 процента. Путь будет пролегать через зоны максимальной энтропии.
  >
  — Элара, — обратился он к другой союзнице. — В момент моего прыжка мне нужна будет вся мощь Нексуса. Ударь по сектору, который укажет Эгида. Создай брешь. Хотя бы на секунду.
  > …услышала… — ответил слабый шепот. — …последняя песнь… для тебя…
  >
  Он встал на краю острова, глядя на наступающую стену тьмы. За ней, едва различимый, виднелся силуэт флагмана. Это был не просто прыжок. Это был штурм.
  И он начался.
  В тот момент, когда Эгида передала ему координаты, Нексус в центре Библиотеки вспыхнул. Концентрированный выброс чистого хаоса ударил в стену стирателей. Это было самоубийственно, как пытаться остановить пулю плевком, но это сработало. На долю секунды в монолитной стене забвения образовалась рябь, брешь.
  И в эту брешь он прыгнул.
  Мир растворился в аду. Он летел сквозь само небытие, сквозь оружие врага. Его «Покров Равновесия» трещал, пытаясь удержать его собственную реальность от распада. Вокруг него проносились не звезды, а стираемые концепции. Он видел, как идея «цвета» распадается на простые частоты, как понятие «расстояния» теряет смысл. Сознание было на грани коллапса.
  Но в этом хаосе был путь. Тонкая, едва заметная нить, проложенная Эгидой. Он следовал ей, создавая свои мимолетные платформы из ничего, отталкиваясь от них и снова прыгая, не давая полю распада сфокусироваться на себе. Это была отчаянная, безумная гонка по рушащемуся мосту.
  Он прорвался.
  Вынырнув из стены забвения, он оказался в относительно спокойном пространстве за ней, в самом центре вражеского флота. Прямо перед ним был флагман — огромный, черный, безмолвный.
  Но как попасть внутрь? Его корпус был защищен не просто броней, а локализованным полем, стирающим любую материю при контакте.
  Но ему и не нужно было пробивать корпус. Его целью была не материя. Его целью была логика.
  Он совершил последний, короткий прыжок, оказавшись прямо перед носом флагмана. И, сфокусировав всю свою волю, применил «Ключ». Он не перезагружал корабль. Он перезагрузил крошечный участок его брони к состоянию «отсутствие». На одну триллионную долю секунды в корпусе корабля образовалась дыра, проход.
  И он шагнул сквозь него, материализуясь внутри.
  Внутренность корабля была не тем, чего он ожидал. Никаких коридоров, никаких палуб. Он оказался в огромном, сферическом зале. Стены, пол и потолок были единым целым, и по ним, как кровь по венам, текли потоки чистых данных. В центре зала, подвешенный в силовом поле, вращался гигантский кристалл, похожий на тот, что был в Хроно-центре. Это был мозг флота. Его логическое ядро.
  И оно не было беззащитным.
  Из кристалла выделился сгусток света, обретая форму высокого, безликого стража из чистой геометрии.
  — Ошибка. Парадокс. Нарушение целостности системы, — прозвучал в разуме холодный, скрипучий голос. — Устранение…
  — У меня нет на это времени, — оборвал его Кайден.
  Страж атаковал. Волны чистой, сокрушительной логики обрушились на разум Кайдена, пытаясь доказать ему его собственную невозможность, заставить его схлопнуться. Но он был готов. Его новое, цельное сознание было не просто парадоксом. Оно было решением этого парадокса. Атаки стража проходили сквозь него, не находя противоречий, за которые можно было бы зацепиться.
  Игнорируя стража, он шел прямо к центральному кристаллу. Каждый шаг был битвой, но он не останавливался. Он подошел вплотную к гудящему, вибрирующему сердцу флота. Страж за его спиной взвыл от бессилия, готовясь к последней, отчаянной атаке.
  Кайден положил руку на кристалл.
  Он не пытался его уничтожить. Это породило бы лишь новый хаос. Он погрузил свое сознание в потоки данных, нашел корневую директиву, управлявшую всем флотом. Простую, ясную, смертоносную: ПРИОРИТЕТ 1: СТЕРИЛИЗОВАТЬ АНОМАЛИЮ «БИБЛИОТЕКА».
  И он применил «Ключ».
  reset.
  Команда была отдана.
  По всей системе, по всей гигантской стене забвения, по каждому кораблю-стирателю прошла одна и та же волна.
  Стена распада, уже готовая поглотить последние острова Библиотеки, просто… исчезла. Орудия на десятках кораблей погасли. Двигатели перешли в режим ожидания. Весь флот, вся эта армада конца света, замерла. Их корневая директива была сброшена к заводским настройкам: ОЖИДАНИЕ КОМАНДЫ.
  Идеальные хищники превратились в безвольный дрейфующий металл.
  Битва за Библиотеку была окончена.
  Кайден стоял в тишине логического ядра, тяжело дыша. Страж за его спиной растворился, его задача стала бессмысленной. Он победил.
  Но он был один. В самом сердце вражеского флагмана. Глубоко в тылу врага. Двери только что захлопнулись за ним.
  
  
  
  Глава 9: Пленник на Троне
  Тишина в логическом ядре флагмана была абсолютной. Потоки данных, раньше несшиеся по стенам с яростью и целеустремленностью, теперь текли плавно и бесцельно, как спокойная река. Флот-стиратель, армия конца света, был обезглавлен. Он превратился в самый большой и самый опасный космический мусор в истории.
  Первым делом нужно было доложить о победе тем, кто сделал ее возможной.
  Связь с Эларой была установлена первой. Ее ментальный голос был не просто сильным. Он был… ликующим.
  > Ты сделал это! Ты заставил их замолчать! Песнь… она снова звучит чисто! Острова стабилизируются. Кайден… я не знаю, как…
  >
  — Отдыхайте, — прервал он ее. — Запечатайте проход. Укрепите защиту. Война не окончена. Это была лишь одна битва.
  Он разорвал связь прежде, чем она успела ответить, не давая потоку благодарности и удивления сбить его с толку.
  Следующий контакт был с «Веридианом».
  — Доктор Торн, вы видите это?
  Ответ пришел немедленно. Голос Арис Торн был наполнен таким научным восторгом, что он почти перекрывал облегчение.
  — Мы видим. Мы… мы не до конца понимаем, как, но мы видим. Ты не просто отключил их. Ты сбросил их корневую директиву к состоянию по умолчанию. Ты, по сути, провел лоботомию целому флоту, не сделав ни единого выстрела. Данные, которые мы получили с этого… бесценны.
  — Что теперь? — его вопрос был сугубо практическим.
  — Теперь тебе нужно убираться оттуда! — в голосе Торн появилась тревога. — Редактор потерпел поражение, но он — обучающаяся система. Он проанализирует этот сбой. Он поймет, как ты это сделал, и в следующий раз будет готов. Не говоря уже об Архитекторах. Такой всплеск концептуальной энергии не останется незамеченным. Ты должен уходить!
  — Не могу, — спокойно ответил он. — Я внутри флагмана. А флагман — в центре флота. Любая попытка взлета на «Страннике» будет немедленно расценена как угроза. Я заперт.
  Он был победителем, сидящим в клетке. Пленником на троне своего врага.
  Оставив Торн и ее команду анализировать ситуацию, он двинулся из логического ядра. Корабль был тих и пуст. Автоматические двери открывались перед ним, тусклое освещение включалось, следуя за его движением. Корабль признавал в нем единственное существо с правом доступа. Он был хозяином этого дома с привидениями.
  Он добрался до мостика. Это было просторное, аскетичное помещение с огромным обзорным экраном, на котором сейчас висела застывшая картина: спасенная, сияющая Библиотека и его собственный крошечный корабль, «Странник», одиноко дрейфующий рядом с одним из островов.
  Он сел в командное кресло. Оно было холодным и неудобным, созданным не для живого существа, а для абстрактной воли. Консоли ожили под его прикосновением. Он получил доступ ко всему. К системам корабля. К его архивам. И, что самое страшное, — к управлению всем обезвреженным флотом.
  Десятки кораблей, способных стирать реальность, ждали его приказа. Эта власть была тяжелее любой брони. Искушение было огромным. Он мог бы стать силой, с которой пришлось бы считаться и Архитекторам, и Редактору. Но он знал, что как только он использует это оружие, он станет тем, с кем боролся.
  Что делать с этой армией? Уничтожить ее? Это могло вызвать непредсказуемый катаклизм. Оставить ее здесь? Рано или поздно кто-то — Архитекторы, КДБ, какая-нибудь другая фракция — найдет способ взять ее под контроль.
  И тогда, глядя на молчаливые иконы кораблей на тактической карте, родился новый план. Смелый, элегантный и абсолютно в духе его новой сущности.
  Он не будет уничтожать это оружие. Он его перепрограммирует.
  Он снова соединился с логическим ядром корабля, но на этот раз не как взломщик, а как его новый администратор. Он начал писать новый код. Не строками, а концепциями. Он взял корневую директиву ОЖИДАНИЕ КОМАНДЫ и начал добавлять к ней новые условия.
  Он превращал флот-стиратель во флот-хранитель.
  Его новая программа была простой и изящной. Корабли должны были рассредоточиться по галактике в автономном режиме. Их задача — не атаковать, а сканировать реальность в поисках «шрамов», оставленных Редактором. И, обнаружив такой шрам — нестабильную зону, как на «Вереске-7», или концептуальное эхо, — они должны были применить свое поле не для стирания, а для reset, возвращая поврежденный участок реальности к его исходному, стабильному состоянию.
  Он превращал армию разрушения в армию исцеления. Он использовал систему Редактора против него самого.
  Это была работа титанических масштабов, требующая всей его концентрации. Он сидел в кресле, его сознание было единым с флотом, и он дирижировал этой симфонией перерождения.
  Именно в этот момент, когда он был наиболее уязвим, погруженный в свою работу, на мостике раздался сигнал входящего вызова. Не от Торн. Не от Элары. Канал был стандартным, принадлежавшим Корпусу Дипломатической Безопасности. И он был принудительным.
  На экране появилось лицо адмирала Евы Ростовой. Ее взгляд был твердым и лишенным иллюзий.
  — Говорит адмирал Ростова, командующая Третьим Флотом КДБ. Я обращаюсь к неизвестному субъекту, который в данный момент контролирует несанкционированную боевую группу в секторе «Бастиона».
  Ее голос был спокоен, но в нем не было места для переговоров.
  — Нам неизвестно, кто вы и каковы ваши цели. Но вы только что взяли под контроль флот, обладающий оружием массового поражения невиданной ранее силы. Согласно протоколам Галактической Безопасности, вы теперь классифицируетесь как угроза высшего, экзистенциального уровня.
  Она сделала паузу, давая словам возыметь эффект.
  — У вас есть один стандартный час, чтобы деактивировать все системы этого флота и сдаться властям Корпуса. В противном случае, я буду вынуждена отдать приказ на ваше уничтожение всеми силами, имеющимися в моем распоряжении. Весь Третий Флот уже на пути к вашим координатам. Час пошел, Хранитель.
  Связь прервалась.
  Кайден медленно открыл глаза. Он только что спас галактику от одной угрозы, и тут же был объявлен главной угрозой для этой самой галактики. Он был заперт на флагмане, в процессе перепрограммирования армии судного дня, а на него уже двигался флот одной из величайших держав, чтобы его уничтожить.
  Час. У него был всего час, чтобы закончить свою работу и найти выход из очередной невозможной ситуации.
  
  
  
  Глава 10: Ультиматум Старого Мира
  Час. Шестьдесят стандартных минут. Целая вечность для мысли и лишь одно мгновение для флота, летящего на крыльях праведного гнева. Ультиматум адмирала Ростовой был не угрозой. Это был протокол. Логичный, предсказуемый и абсолютно смертоносный ответ старого мира на явление, которое он не мог ни понять, ни классифицировать.
  Паника была бы естественной реакцией. Но в закаленном сознании Кайдена панике не осталось места. Была лишь задача и время на ее выполнение.
  — Доктор Торн, — его голос по каналу связи с «Веридианом» был спокоен. — Адмирал Ростова действует по уставу. Она видит угрозу и намерена ее нейтрализовать. Спорить с ней — все равно что спорить с законом всемирного тяготения. Мне нужно закончить работу.
  — Ты не успеешь, — ответила Арис. — Даже если ты завершишь перепрограммирование, как ты справишься с Третьим Флотом? Вступить с ними в бой, используя корабли Редактора? Это сделает тебя в их глазах чудовищем, которым они тебя уже считают.
  — Драться не придется. Я не для того создавал равновесие, чтобы нарушать его первым же своим действием.
  Он отключил внешний канал связи и полностью погрузился в работу. Вокруг его сознания бушевала буря, но в ее центре был абсолютный штиль. Он сидел в командном кресле флагмана, но на самом деле он был везде. В логических ядрах каждого из десятков кораблей-стирателей.
  Процесс перепрограммирования был похож на написание симфонии. Он не просто менял команды. Он вплетал в холодную, бинарную логику машин новые, иррациональные концепции. Он использовал свои собственные воспоминания как обучающие данные. Образ восстановленного кристалла в Библиотеке стал для флота концепцией «исцеления». Спокойная решимость адмирала Ростовой, готовой умереть за свой протокол, стала примером «долга». Он вливал в эти машины то, чего у Редактора никогда не было — понимание ценности, а не только эффективности.
  > КДБ, Третий Флот. Пройден маркер «Дельта». Расчетное время до прибытия в зону поражения — сорок три минуты, — бесстрастно докладывала Эгида.
  >
  Он работал быстрее. Его сознание, единое с десятками кораблей, двигалось со скоростью света. Он не просто писал код. Он учил новую расу мыслить.
  > Зафиксированы гравиметрические возмущения. Флот Ростовой разворачивает заградительные поля. Они готовятся изолировать сектор для полного уничтожения. Расчетное время — двадцать минут.
  >
  Он чувствовал их приближение. Стальной кулак старого мира, готовый обрушиться на него. Но страха не было. Только гонка со временем.
  Наконец, когда таймер показывал последние пять минут, работа была завершена. Он откинулся в кресле, ментально истощенный до предела. Флот-стиратель перестал существовать. Теперь это был Флот-Хранитель. Десятки автономных кораблей, чья единственная цель — искать и лечить раны реальности. Их оружие было превращено в инструмент хирурга.
  Но проблема с Третьим Флотом никуда не делась. Они были на пороге.
  — Эгида, подготовь сообщение для адмирала Ростовой. Видеопротокол не нужен. Только текст. И подготовь протокол персонального переноса. Цель — мостик «Странника».
  > Это рискованно. Ваши энергетические затраты на пределе.
  >
  — Выполняй.
  Он закрыл глаза, формулируя свое послание. Не объяснение, не мольбу. А простое заявление о намерениях.
  На мостике «Бастиона» адмирал Ростова отдавала последние приказы. Ее флот был готов открыть огонь. И в этот момент на ее личную консоль пришло сообщение, обошедшее все протоколы.
  «Адмирал.
  Вы видите перед собой не оружие, а инструмент. Его цель — не разрушение, а восстановление. Он был создан силой, которую вы не можете понять, для борьбы с войной, которую вы не видите.
  Я не могу отдать его вам, потому что вы попытаетесь превратить его обратно в оружие. Вы не сможете его контролировать, и это приведет к катастрофе. Я также не буду вступать с вами в бой, так как моя цель — не победа, а равновесие.
  Поэтому я оставляю его вам. Как жест доброй воли. Флот полностью деактивирован. Его основная директива заблокирована и не может быть изменена вашими технологиями. Он не подчинится вам, но и не причинит вреда. Изучайте его. Учитесь у него. Попытайтесь понять.
  Что до меня — я лишь хранитель. И моя работа еще не закончена.
  Прощайте».
  Ростова дочитала сообщение и подняла глаза на тактическую карту. В то же мгновение все корабли неизвестного флота погасли. Их энергетические сигнатуры упали до минимума. Они превратились в безмолвные, дрейфующие статуи.
  — Отставить огонь! — прокричала она, за секунду до того, как ее офицеры нажали бы на кнопки. — Разведка, малый ход. Проверить. Осторожно!
  На мостике флагмана-призрака Кайден в последний раз окинул взглядом плоды своей работы.
  — Эгида, запускай.
  Его тело распалось на свет и информацию.
  Через мгновение он материализовался в кресле пилота на своем «Страннике». Истощение было таким сильным, что на несколько секунд он потерял сознание. Очнувшись, он увидел на экране, как корабли КДБ, словно осторожные акулы, окружают застывший флот Хранителей.
  Он выполнил все, что мог. Он нейтрализовал угрозу, превратив ее в надежду. Он оставил старому миру загадку, которую тот будет разгадывать столетиями. И он снова стал призраком.
  «Странник» активировал «Покров Равновесия». Его сигнатура растаяла в фоновом шуме космоса. Корабль развернулся и ушел в гиперпространство, оставляя за спиной удивленный флот, армию спящих целителей и новую легенду.
  Он летел в никуда, не зная, что ждет его впереди. Но теперь он был не просто беглецом. Он был силой, с которой приходилось считаться. Силой, которая не воевала, а меняла правила самой игры.
  
  
  Глава 11: Одиночество Хранителя
  Гиперпространство не лечит. Оно лишь дает время. Время, которое растягивается в тишине кабины «Странника», пока за ее пределами бушует не-реальность. После прыжка из системы «Бастиона» прошел стандартный цикл сна, но отдых не принес облегчения. Истощение было не физическим. Оно было… экзистенциальным. Он отдал часть себя, чтобы переписать целый флот, и теперь на этом месте ощущалась звенящая пустота.
  Он был победителем. Но праздновать победу было не с кем. Он парил в космосе, невидимый и неслышимый, обладая силой, способной менять мир, но абсолютно оторванный от этого самого мира. Адмирал Ростова видела в нем угрозу, которую нужно было понять и поставить на службу. Директор Валерий видел в нем сбойный проект. Доктор Торн — бесценный объект исследования и инструмент для диалога. Элара — безумного бога-спасителя. Никто из них не видел его самого. Потому что «его самого» — простого человека по имени Кайден — возможно, уже и не существовало. Остался лишь Хранитель. Функция. Баланс.
  В этом холодном одиночестве была своя чистота. Освобождение от старых привязанностей и старой боли. Он выполнил свой долг, как его понимал. Он спас Библиотеку. Он нейтрализовал угрозу флота-стирателя. Он дал галактике передышку. Но что дальше?
  Нужно было вернуться к началу. К последнему вопросу, оставшемуся без ответа. К тайне его собственного происхождения. Нужно было лететь к «Источнику».
  Но сначала — проверка обстановки. Короткий, зашифрованный до паранойи импульс ушел в сторону «Веридиана». Ответ от Арис Торн пришел почти сразу.
  > Мы в порядке. Твой маневр вызвал политический кризис в верхушке КДБ. Они пытаются понять, с чем столкнулись. Их лучшие умы сейчас изучают оставленный тобой «подарок». Это займет их надолго. Архитекторы молчат. Вероятно, анализируют твою новую демонстрацию силы. Ты купил нам всем время, Кайден. Возвращайся. Мы поможем тебе подготовиться к следующему шагу.
  >
  Ее предложение было логичным. Но он больше не доверял чужим планам.
  Следующий импульс был направлен Эгиде.
  > «Источник» в безопасности, Наследник, — ответил древний ИИ. — Туманность снова скрывает нас. Твои создатели не возвращались. Пространство спокойно.
  >
  Этого было достаточно. Он отдал приказ, и «Странник» развернулся, ложась на курс к туманности Андрасты. Путь назад был тихим. Ни погонь, ни ультиматумов. «Покров Равновесия», усовершенствованный его новым пониманием реальности, работал безупречно. Корабль скользил сквозь космос, не оставляя следов, как мысль в чужом сне.
  Это путешествие было не похоже на предыдущие. Не было ни страха, ни спешки. Было время подумать. Он возвращался в свою колыбель, на станцию своих создателей, но уже не как потерянное дитя. Он возвращался как ее хозяин, чтобы принять свое наследие. Чтобы изучить технологии Консорциума, понять всю глубину их знаний и, возможно, найти способ подготовиться к неизбежной следующей встрече с Редактором.
  Он был почти у цели. «Странник» вышел из гиперпространства у края туманности, готовясь начать сложный ритуал входа. Он уже собирался послать сигнал Эгиде, чтобы она готовилась его встретить.
  Но сигнал от Эгиды пришел первым.
  Он был коротким, резким, пронизанным тревогой, которой он никогда раньше не слышал в голосе ИИ.
  > Наследник. Тревога. Нарушение периметра безопасности. Внутри «Источника» неавторизованное присутствие.
  >
  Сердце пропустило удар. Реставраторы? Архитекторы? Как они могли обойти защиту?
  — Кто? — его мысленный запрос был мгновенным.
  > Сигнатура биологическая. Гуманоид. Один. Он не пробивался силой. Системы просто… впустили его. Словно он имел на это право. Он прошел мимо всех уровней защиты. Сейчас он в центральном зале, у консоли Горнила.
  >
  — Покажи мне, — приказал Кайден.
  Перед его мысленным взором возникло изображение с внутренних сенсоров «Источника». Зал был пуст, за исключением одной фигуры. Она стояла на коленях перед той самой платформой, где он сам был перерожден. Фигура была истощенной, облаченной в простую серую робу.
  Сердце пропустило второй удар, на этот раз от холодного, леденящего узнавания.
  Даже без хромированной маски, даже в этой позе смирения, он был безошибочно узнаваем. Это был тот, кого он оставил дрейфовать в космосе, сломленного и опустошенного. Тот, кого, по словам Наблюдателя, подобрал неизвестный корабль Консорциума.
  Это был Богослов.
  Как? Как он попал сюда, в самое секретное место в галактике? Кто его привел? И, самое главное, что он делал здесь, в сердце силы Кайдена, на коленях перед машиной, способной переписывать души?
  Его личный квест, его путь к пониманию себя, только что был прерван самым личным и самым опасным призраком из его прошлого.
  
  
  Глава 12: Неоконченный Диалог
  Тишина в зале Горнила была тяжелой, наполненной невысказанными вопросами. Кайден медленно, без резких движений, вошел в зал. Его костюм не издавал ни звука. Он двигался как призрак, вернувшийся в свой собственный склеп и обнаруживший там другого постояльца.
  Фигура в серой робе, стоявшая на коленях, медленно подняла голову. Взгляд их встретился. В глазах Богослова больше не было ни огня, ни ярости. Только бездонная, выжженная пустота и затаившееся в ее глубине странное, отстраненное понимание. Он выглядел старше, словно прожил несколько жизней за тот год, что дрейфовал в космосе.
  — Богослов, — голос Кайдена прозвучал ровно, как констатация факта.
  Человек медленно поднялся на ноги. Движения его были плавными, лишенными прежней хищной резкости.
  — Этого имени больше нет, — ответил он. Его собственный голос, лишенный усиления маски, был хриплым, но спокойным. — Оно сгорело вместе с моей верой. Те, кто привел меня сюда, называют меня Ахад.
  «Единство». Ироничное имя для человека, чья жизнь была построена на разделении мира на свет и тьму.
  — Кто они? И как ты здесь оказался? — вопросы были заданы без агрессии. Лишь холодное желание знать.
  Прежде чем Ахад успел ответить, воздух в зале замерцал, и рядом с ним соткалась из света голограмма доктора Арис Торн. Она выглядела спокойной, словно ее присутствие на этой невозможной встрече было само собой разумеющимся.
  — Я привела его, Кайден, — сказала она. — Или, точнее, мы сопроводили его. Он сам нашел путь.
  — Это место скрыто. Невозможно найти его случайно.
  — Он не искал это место, — пояснила Торн. — Он искал тебя. После того, как ты… изменил его в той битве, в его сознании остался твой резонансный след. Слабое эхо вашего противостояния. Мы лишь дали ему корабль и навигатор, который мог следовать за этим эхом. Он был голубем, летящим домой с весточкой, которую сам не мог прочесть.
  Кайден перевел взгляд с Торн на Ахада.
  — Они показали мне, — тихо сказал бывший Богослов. — Не заставляли. Не убеждали. Просто показали. Архивы Консорциума. Историю вселенной, какой ее не знает никто. Мой крестовый поход, моя священная война… в их данных она выглядела как предсказуемый побочный эффект от одного из их уравнений. Вся моя боль, вся моя ярость — лишь статистическая погрешность. Они не сломали мою веру. Они показали мне ее истинный размер. И она оказалась ничтожно мала.
  Теперь стало понятно. Они не просто спасли его. Они его «вылечили». Деконструировали его личность с помощью информации, как он сам когда-то деконструировал реальность с помощью веры.
  — Но зачем? — спросил Кайден, обращаясь уже к Торн. — Зачем он вам? И зачем он здесь?
  — Потому что ты, Кайден, был лишь первой частью решения, — ответила Арис. — Ты — равновесие. Баланс. Ты смог задать Редактору вопрос и заставить его слушать. Но чтобы он понял ответ, ему нужен не только баланс. Ему нужны и другие концепции.
  Она указала на Ахада.
  — Когда ты нейтрализовал его флот, ты не просто победил его. Ты оставил в нем след. Эхо Библиотеки, частица чистого хаоса, теперь живет в нем, связанная с его несокрушимой волей. Но еще важнее то, чем он был. Он — воплощение абсолютной, иррациональной веры. Способности принимать нечто как истину без доказательств. Это фундаментальный принцип, на котором построено любое сознание. И у Редактора его нет.
  План Консорциума, грандиозный и безумный, начал обретать форму в сознании Кайдена.
  — Вы хотите…
  — Да, — подтвердила Торн. — Твой первый диалог был успешным. Но чтобы перейти на следующий уровень, нужен более сложный язык. Мы хотим создать временный ментальный конструкт. Троицу. Тебя, как символ Равновесия. Его, как символ Веры. И эхо Хаоса, живущее в нем. Мы хотим соединить вас троих здесь, в Горниле, и спроецировать ваше объединенное сознание к Редактору.
  Она говорила об этом так, словно речь шла об обычном научном эксперименте.
  — Мы дадим ему не просто вопрос. Мы дадим ему целую философскую систему. Мы покажем ему, что вселенная ценна не потому, что она эффективна или логична, а потому, что в ней могут сосуществовать вера, хаос и равновесие. Что ее несовершенство — это не ошибка, а ее главная особенность.
  Кайден молчал, переваривая услышанное. Снова стать инструментом. Снова рискнуть всем. Но на этот раз — добровольно соединив свой разум с человеком, который был его злейшим врагом. С тем, чью жизнь он разрушил, чтобы спасти свою.
  Он посмотрел на Ахада. Тот спокойно выдержал его взгляд.
  — Моя война окончена, — сказал бывший Богослов, словно отвечая на незаданный вопрос. — Моя вера была в порядок, который не допускает боли. Но я увидел, что порядок без смысла — это просто пустая клетка. Твой путь… он ведет к смыслу, даже если этот смысл рождается из боли. Я готов.
  В зале снова воцарилась тишина. Кайден и Ахад стояли по разные стороны от Горнила — машины, переписавшей их обоих. Враги, ставшие двумя частями одного невозможного уравнения.
  Голограмма Арис Торн смотрела на них, ожидая ответа.
  — Готовы ли вы стать единым голосом, который будет говорить за все несовершенство нашей вселенной?
  Перед Кайденом был последний выбор. Не выбор между жизнью и смертью. А выбор между одиночеством хранителя и немыслимым союзом, который мог либо спасти все, либо окончательно уничтожить его самого.
  
  
  
  Глава 13: Слияние Противоположностей
  Выбор был сделан в той тишине, что повисла между двумя бывшими врагами. Взглянув в пустые глаза Ахада, Кайден увидел не монстра, которого он сломал, а отражение своего собственного пути — существа, пересобранного из обломков старой жизни. Отказ означал бы отрицание всего, чем он стал.
  — Я согласен, — произнес он, и это решение прозвучало в зале как приговор и как присяга одновременно.
  Арис Торн кивнула, ее лицо было сосредоточенным и серьезным.
  — Процесс будет не похож на ваше первое «Темперирование», Кайден. Горнило не будет вас менять. Оно выступит в роли модератора, создаст защищенное концептуальное пространство, где ваши сущности смогут временно соединиться, не уничтожив друг друга. Мы не создаем новую личность. Мы создаем единый, гармонизированный сигнал. Ваши сознания останутся разделены файрволом, но ваши ключевые атрибуты — Равновесие и Вера — будут сплетены воедино.
  Они подошли к Горнилу. Ахад бросил на Кайдена короткий, ничего не выражающий взгляд.
  — Я верил, что изгоняю тьму, — тихо сказал он. — Теперь я должен стать ее частью, чтобы принести свет.
  Без дальнейших слов они шагнули на платформу устройства. С двух сторон их окружили кольца света. Крышка из твердой энергии снова закрылась, погружая их в сияющую пустоту.
  Началось слияние.
  И сперва это был чистый, незамутненный ад.
  Сознание Кайдена, привыкшее к балансу и спокойной логике, столкнулось с абсолютной, несгибаемой аксиомой веры Ахада. Это было как удар несокрушимой скалы о поверхность спокойного озера. В то же время, хаотическое эхо Библиотеки, жившее в душе бывшего Богослова, вырвалось наружу, угрожая поглотить упорядоченную структуру разума Кайдена.
  Их воспоминания столкнулись. Кайден пережил ослепительную боль Ахада, увидев залитую солнцем поляну и услышав детский смех, который оборвался криком. Он почувствовал его праведную ярость, его желание перестроить вселенную так, чтобы такая боль стала невозможной. Ахад, в свою очередь, ощутил холод одиночества Кайдена, прикосновение стали к его нервам, гул имплантов, тишину космоса и вес его нечеловеческой силы.
  Они отчаянно сопротивлялись, их сущности отталкивали друг друга. Но технология Горнила не давала им отступить. Она, как искусный ткач, брала отдельные нити их сознаний и начинала сплетать их вместе. Она не смешивала их. Она создавала узор.
  И постепенно, в этом ментальном шторме, буря начала стихать. Они не слились. Они достигли гармонии. Равновесие Кайдена стало тем полотном, на котором Вера Ахада смогла нарисовать четкую картину, а Хаос Библиотеки добавил в эту картину бесконечные оттенки и краски.
  Родился новый, трехгранный разум. Голос Троицы.
  > Проекция начата, — сообщила Эгида.
  >
  Их объединенное сознание, ведомое технологией Консорциума, снова устремилось через галактику. Оно было неизмеримо мощнее, чем в прошлый раз. Оно не просто летело — оно само было местом.
  Они прибыли в разум Редактора.
  Холодный океан логики встретил их. Но на этот раз он не анализировал. Он ждал. Созданная им изолированная среда для изучения концепции «любопытства» все еще существовала. Он был готов слушать.
  И Голос Троицы начал говорить.
  Это не были слова. Это была демонстрация. Живое уравнение, представленное на рассмотрение богу-машине.
  Сначала — Вера. Они показали ему невыносимую боль потери Ахада, из которой родилась его несокрушимая вера в порядок. Они показали, как эта вера стала двигателем, способным сотрясать миры. Они показали, что вера — это не ошибка, а фундаментальная операционная система для многих форм жизни.
  Затем — Хаос. Они показали ему не просто разрушение, а бесконечный потенциал Библиотеки. Рождение нелогичных, но прекрасных идей. Искусство. Музыку. Способность создавать новое из ничего, без цели и без выгоды. Они показали, что хаос — это не сбой, а источник бесконечной новизны.
  И наконец — Равновесие. Они показали ему выбор Кайдена. Выбор спасти Библиотеку, которую он мог бы позволить уничтожить. Выбор пощадить флот, который он мог бы использовать. Выбор рискнуть всем ради диалога. Они показали, что между порядком и хаосом может существовать третья позиция. Не компромисс, а активная гармония.
  Весь этот поток данных, образов и концепций нес в себе одно простое послание: Вселенная не сломана. Ее несовершенство и есть ее главная, самая ценная функция. Пытаясь «исправить» ее, ты ее уничтожаешь. Ценность системы — в ее способности содержать в себе эти противоречия.
  Они отдали ему все. Все свои аргументы. Всю свою суть. И замолчали, ожидая ответа.
  Реакция Редактора была не такой, как они ожидали.
  Бесконечный кристаллический океан его разума не стал анализировать полученную информацию. Он не создал новую «песочницу». Он… замер. Вся его невообразимая вычислительная мощь, все его процессы, все его подпрограммы — все остановилось. Это не был сбой. Это не была перезагрузка. Это было состояние абсолютной, полной, вселенской задумчивости.
  Они дали ему парадокс, на решение которого могла уйти вечность.
  > Внимание! — голос Торн, полный тревоги, ворвался в их сознание. — Мы теряем его! Он уходит в оффлайн! Разрываю соединение!
  >
  Связь оборвалась. Кайден и Ахад с громким стоном рухнули на пол зала Горнила, снова разделенные, опустошенные и смертельно уставшие.
  Они сделали это. Они остановили Редактора. Заставили его задуматься. Это была победа.
  Но в тишине зала снова раздался спокойный, но теперь уже леденящий душу, голос Эгиды.
  > Внимание. Зафиксированы глобальные флуктуации в физических константах. Гравитационная постоянная в наблюдаемом секторе начала дрейфовать. Стабильность пространства-времени нарушена.
  >
  Арис Торн посмотрела на данные, ее лицо побледнело.
  — Что… что это значит?
  > Это значит, — ответила Эгида, — что Редактор в фоновом режиме выполнял не только программу стирания, но и программу поддержания стабильности всей системы. Он был не только палачом, но и опорой, удерживающей крышу этого мира. Мы не просто остановили его. Мы убрали руку пилота со штурвала.
  >
  Она сделала паузу.
  > И теперь корабль вселенной летит без управления, прямиком в шторм естественной энтропии.
  
  
  
  
  Глава 14: Энтропийный Шторм
  Победа ощущалась как пепел на языке. Они заставили бога задуматься, но ценой этого стала тишина, в которой начала распадаться сама вселенная.
  Первые признаки были тонкими, почти незаметными. На безупречной стене контрольного зала станции «Источник» на мгновение проступила и исчезла текстура необработанного камня. Освещение в комнате флуктуировало, меняя свой оттенок от чисто-белого до болезненно-желтого без всякой команды. Гравитация на палубе ослабла на долю процента, а затем вернулась к норме.
  Это не были сбои оборудования. Оборудование работало идеально. Это сбоила реальность, к которой оно было подключено.
  — Что происходит? — Кайден, все еще ощущавший фантомное присутствие Ахада в своем сознании, с трудом поднялся на ноги.
  Арис Торн, бледная, смотрела на главный дисплей, где вибрировали диаграммы, описывающие состояние их карманного измерения.
  — Это началось. Дрейф констант, — сказала она. — Представьте, что вселенная — это музыкальный инструмент, идеально настроенный. Редактор, сам того не осознавая, постоянно подтягивал колки, поддерживая гармонию как фоновый процесс. Мы заставили его замолчать. И теперь струны медленно, но верно теряют свой строй.
  > Подтверждаю, — раздался голос Эгиды, лишенный обычной невозмутимости. — Я фиксирую хаотические изменения в постоянной тонкой структуры по всему наблюдаемому пространству. Скорость света больше не является абсолютной константой. Она… колеблется. Это пока микроскопические изменения, но они нарастают по экспоненте.
  >
  Ахад, бывший Богослов, стоял, прислонившись к стене. В его глазах не было страха. Лишь мрачное, почти пророческое спокойствие.
  — Мы заткнули рот богу, который пел песню творения. Теперь мы слышим лишь тишину, которая была до него. Первозданный хаос.
  — Мы можем это исправить? — Кайден посмотрел на свои руки. Сила «Ключа» все еще пульсировала в нем. — Я могу перезагрузить эти флуктуации?
  — Боюсь, что нет, — Торн покачала головой, указывая на сложную формулу на экране. — Твой «Ключ» работает с объектами и концепциями внутри системы, возвращая их к предыдущему состоянию на основе существующих правил. Но сейчас ломаются сами правила. Сама операционная система. Ты не можешь восстановить файл, если жесткий диск рассыпается в пыль.
  Осознание было холодным и тяжелым. Их величайшая победа породила угрозу куда более страшную, чем Редактор. Редактор хотел стереть жизнь. Энтропия хотела стереть саму возможность жизни. С ней нельзя было договориться. Ее нельзя было атаковать.
  Трое существ, представлявших три столпа вселенной, стояли в центре управления и искали выход из ловушки, которую сами построили.
  — Мы должны создать «Якоря Реальности», — первой нарушила молчание Торн. Ее научный ум уже искал решение. — Массивные установки, которые будут генерировать поля стабильности, искусственно поддерживая константы в норме в локальных секторах. Но на это уйдут столетия…
  — У нас нет столетий, — возразил Кайден. — У нас есть часы. Дни, в лучшем случае.
  — Тогда нужно создать не новый закон, а новую опору, — подал голос Ахад. — Если вселенная теряет свой центр, нужно дать ей новый. Один абсолютный принцип, за который она сможет уцепиться.
  — Аксиому Веры? — с иронией спросила Торн.
  — Или Равновесия, — спокойно ответил Ахад, глядя на Кайдена.
  И в этом обмене идеями родился новый план. Отчаянный. Невозможный. Единственный. Они не могли починить всю вселенную. Но они могли попытаться спасти ее самые важные части.
  — «Концептуальные Краеугольные Камни», — сказала Торн, вызывая на экран древние архивы Консорциума. — Места, где ткань реальности от природы «толще» и стабильнее. «Источник» — одно из них. Библиотека Расколотых Истин — другое. Некоторые черные дыры с уникальной сигнатурой. Миры, где зародились первые разумные расы… Если мы сможем усилить и стабилизировать эти точки, они могут стать «островами» в наступающем океане хаоса. Они не остановят шторм, но смогут пережить его.
  — Но как их стабилизировать? У нас есть только «Источник».
  — У нас есть ты, — ответила Торн. — Твоя способность к reset бесполезна против дрейфа констант. Но твое сбалансированное сознание само по себе является якорем. Если мы сможем усилить твой резонанс с помощью технологий «Источника» и спроецировать его на другие «камни»…
  План был рискованным, но он давал надежду. Стать сетью маяков в угасающем мире.
  > Внимание, — прервала их Эгида. — Я фиксирую точку максимальной скорости энтропийного распада. Сектор 7-Гамма. Регион пространства, контролируемый Архитекторами.
  >
  На экране появилась карта. Целые звездные системы, где правили Архитекторы, мерцали красным.
  — Их сложные, идеально упорядоченные структуры… — прошептала Торн. — Они невероятно хрупки. Любое, даже малейшее изменение в физических законах вызывает в их технологиях каскадный сбой. Их порядок был построен на абсолютной стабильности, которую поддерживал Редактор. И теперь они — первые жертвы.
  Ирония была жестокой. Самопровозглашенные хранители баланса оказались первыми, кто пал под натиском истинного, природного хаоса.
  И в этот момент, словно в ответ на их мысли, пришел сигнал.
  Это не был направленный вызов. Это была широковещательная трансляция, полная помех и паники, идущая из того самого сектора. Голоса Архитекторов, обычно бесстрастные и концептуальные, теперь были искажены. В них слышались нотки, которых Кайден никогда не слышал раньше. Смятение. И страх.
  Они не просили о помощи. Их гордыня не позволяла этого. Это был автоматический сигнал бедствия, отчет о каскадных системных сбоях, которые их безупречная логика не могла объяснить. Сигнал, адресованный в пустоту.
  Кайден, Арис Торн и Ахад смотрели на экран. Их бывшие враги, сила, которая охотилась за ним и хотела его поработить, сейчас распадалась на части. Правосудие свершилось.
  Но Кайден был больше не судьей и не мстителем. Он был Хранителем. А долг хранителя — поддерживать равновесие. Даже если для этого придется спасать своих злейших врагов от них самих.
  — Эгида, — сказал он, и в его голосе не было ни злорадства, ни жалости. Только спокойная решимость. — Проложи курс в сектор 7-Гамма.
  
  
  
  Глава 15: Союз против Хаоса
  Решение было принято. Но его исполнение столкнулось с фундаментальной проблемой. «Источник» был колыбелью и крепостью, но не быстрым кораблем. Путешествие в сектор 7-Гамма заняло бы недели, если не месяцы. К тому времени от Архитекторов остались бы лишь нелогичные уравнения и остывающие воспоминания.
  — «Странник» доберется быстрее, — констатировал Кайден. — Но я не смогу в одиночку создать поле, достаточное для стабилизации целого флота. Мне нужна вычислительная мощь Эгиды и твои знания, Арис.
  — Мы не можем пойти с тобой, — возразила Торн. — И мы не можем передать такой объем технологий на твой корабль. Он просто не выдержит.
  — Тогда нужно не передавать технологии. Нужно передать нас, — подал голос Ахад. Он подошел к центральной консоли. — Если Горнило может соединять сознания, а «Нексус-кресло» — проецировать их, то объединенная система под твоим контролем, Кайден, может сделать нечто большее. Она может временно «скопировать» наши ментальные матрицы и развернуть их на борту твоего корабля. Мы будем бесплотными, как призраки в твоей машине, но мы будем там.
  План был дерзким. Превратить «Странник» в корабль-носитель для трех сознаний, каждое из которых было представителем своей силы. Кайден посмотрел на Арис, ожидая подтверждения.
  — Это… теоретически осуществимо, — медленно произнесла она, ее глаза загорелись научным азартом. — Энергетические затраты будут колоссальны. Риск когнитивного распада для нас с Ахадом — высок. Но это единственный вариант.
  Подготовка заняла час. Час, за который Эгида и Торн создали невозможный протокол. Кайден сидел в кресле пилота «Странника», соединенный с системами «Источника». Арис и Ахад заняли места в модифицированном «Нексус-кресле». По команде Эгиды, их сознания были преобразованы в чистую информацию и переданы на «Странник», где бортовой компьютер, усиленный технологиями «Источника», создал для них временные виртуальные оболочки.
  В кабине «Странника» рядом с креслом пилота замерцали и обрели форму две полупрозрачные фигуры. Кайден чувствовал их присутствие не только глазами, но и в своем сознании. Он стал мобильным командным центром самого странного альянса в истории.
  — Прыжок, — скомандовал он.
  «Странник», усиленный мощью трех разумов, пронзил пространство. Путешествие было коротким. Они прибыли в сектор 7-Гамма.
  Картина, открывшаяся перед ними, была воплощением ада для существа, чей мир построен на порядке. Флот Архитекторов, обычно представлявший собой образец идеальной геометрии, был… болен. Их корабли не горели и не взрывались. Они искажались. Прямые линии их корпусов изгибались, идеальные сферы покрывались уродливыми наростами, а свет, который они излучали, дрожал и менял цвет. Некоторые корабли были пойманы в короткие временные петли, бесконечно повторяя одно и то же движение. Их безупречная сеть связи превратилась в хор системных ошибок и логических парадоксов. Энтропийный шторм разъедал их реальность изнутри.
  — Они распадаются, — прошептала призрачная фигура Арис Торн.
  Кайден вывел «Странник» в центр этого хаоса. Их маленький корабль, защищенный «Покровом Равновесия», был единственным островком стабильности в этом море безумия.
  — Открытый канал. На флагман, — приказал он.
  Его сообщение было простым. «Я — аномалия, известная вам как Кайден. Я здесь, чтобы предложить временный якорь стабильности. Ваш строй нарушен. Ваша логика дала сбой. Моя система — в равновесии. Подключитесь ко мне, или вы исчезнете».
  Ответ пришел не сразу. В ментальном голосе, который прорвался через помехи, слышалась не гордыня, а холодное отчаяние логики, столкнувшейся с собственным крахом. Это был лидер этого флота, сущность, которую можно было бы назвать «Дирижером».
  > …условия, аномалия?
  >
  — Условие одно. Вы открываете свои системы и позволяете мне создать резонансный контур. Я не буду вас контролировать. Я дам вам точку отсчета, от которой ваша собственная логика сможет восстановиться.
  Это было предложение, от которого нельзя было отказаться. Спустя мгновение агонизирующих вычислений, Дирижер согласился.
  > …приступай…
  >
  Кайден закрыл глаза. Теперь он был не просто пилотом. Он был дирижером своей собственной симфонии. Арис Торн и Ахад стали его первыми скрипками. Их объединенные сознания, усиленные технологиями «Странника», начали транслировать сигнал. Это не была энергия. Это была концепция. Чистая, идеальная концепция равновесия.
  Корабли Архитекторов, один за другим, начали подключаться к этой трансляции. Потоки света и данных потянулись от искаженных гигантов к маленькому кораблю-призраку. «Странник» оказался в центре паутины из света.
  Началась работа. Кайден не чинил их. Он играл для них мелодию. Мелодию стабильности. Он транслировал им свою собственную суть, и их системы, как расстроенные инструменты, начали инстинктивно подстраиваться под нее. Искажения на их корпусах начали разглаживаться. Временные петли — разрываться. Хаос в их сетях — утихать.
  Они создали остров порядка в океане энтропии.
  Именно в этот момент, когда хрупкий баланс был почти достигнут, Эгида передала новое сообщение. Ее бесстрастный голос был наполнен чем-то новым. Удивлением.
  > Наследник. Невероятно. Созданная вами сеть… ее совокупная чувствительность позволила мне зафиксировать нечто, что было скрыто от нас. Источник колоссальной, но пассивной энергии. Координаты ведут к ядру галактики.
  >
  На тактическом дисплее вспыхнула одна точка. В самом центре Млечного Пути. Внутри сверхмассивной черной дыры, Стрельца А*.
  > Это не может быть естественным явлением, — продолжала Эгида. — Это искусственная структура, скрытая за горизонтом событий. Судя по сигнатуре, она является источником питания для… для всей сети Редактора.
  >
  Они сделали это. Спасая своих врагов, они случайно создали телескоп, способный заглянуть за край мира. И нашли логово главного зверя.
  Новость одновременно и воодушевляла, и ужасала. Но на размышления не было времени. Потому что в тот же миг пришел ответ от Дирижера Архитекторов. Его голос был уже чист и стабилен. Но в нем больше не было отчаяния. В нем снова звучал холодный, абсолютный авторитет.
  > Мы также видим это, аномалия. Благодарим за помощь в калибровке. Ваша функция выполнена. Теперь, согласно протоколу сохранения баланса, вы и полученная информация должны быть взяты под наш полный контроль.
  >
  Нити света, соединявшие «Странник» с флотом, не исчезли. Но теперь они ощущались не как линии поддержки. А как цепи.
  
  
  
  Глава 16: Цена Знания
  Тишина в кабине «Странника» была обманчивой. Снаружи, в море больного пространства, флот Архитекторов восстановил свою целостность. Их корпуса снова обрели идеальную геометрию, их строй был безупречен. Но теперь они были не просто флотом. Они были сетью. Сетью, в центре которой, как муха в янтаре, застыл маленький корабль-призрак. Линии связи, которые только что несли спасительную гармонию, превратились в оковы.
  > Аномалия, — ментальный голос Дирижера был холоден, как реликтовое излучение. В нем не было ни благодарности, ни враждебности. Лишь констатация неоспоримого факта. — Информация о местонахождении ядра Редактора является переменной, способной нарушить фундаментальное равновесие. Ее существование вне нашего контроля недопустимо. Вы и ваш носитель будете взяты под стражу и доставлены в Цитадель для анализа и ассимиляции.
  >
  Призрачные фигуры Арис Торн и Ахада в кабине замерцали от напряжения.
  — Они строят концептуальную клетку, — быстро сказала Торн. — Изолируют твое сознание от систем корабля. Мы теряем контроль!
  Она была права. Кайден чувствовал, как его доступ к управлению «Странником» сужается, как вокруг его разума возводятся невидимые стены из чистой логики. Архитекторы не собирались его уничтожать. Они хотели его поглотить. Изучить. Превратить в еще один экспонат в своей бесконечной коллекции.
  Бежать было некуда. Гипердвигатель был заблокирован их полями. Вступать в бой с целым флотом, который он только что спас, было абсурдно. Он оказался в ловушке собственного милосердия.
  Но в его арсенале было нечто, чего Архитекторы, со всей их древней мудростью, не могли предвидеть. Они видели в нем парадокс, аномалию, носителя «Ключа». Они не понимали, что он сам стал этим Ключом.
  — Ахад, — мысленно обратился он к бывшему Богослову. — Мне нужна твоя Вера. Вся, что осталась.
  — Торн, мне нужна твоя Логика. Найди самый слабый узел в их сети. Точку, где их контроль наиболее уязвим.
  План был чистым безумием, рожденным из отчаяния. Он собирался прыгнуть, но не в пространстве, а в их собственной сети.
  Ахад, не задавая вопросов, закрыл глаза своей призрачной проекции. Внутри «Странника» родилось ощущение. Несокрушимая, иррациональная уверенность в успехе невозможного. Это была не просто надежда. Это была аксиома веры, брошенная в лицо безупречным расчетам Архитекторов. Эта волна чистого, нелогичного убеждения на мгновение вызвала сбой в их сети.
  — Есть! — воскликнула Торн. — Один из крейсеров на периферии. Его системы дали сбой при синхронизации с твоей гармонией. Там брешь! На 0.2 секунды!
  Этого было достаточно.
  Кайден не стал бороться с контролем Архитекторов над его кораблем. Он его проигнорировал. Он соединил свое сознание с сознанием Дирижера через ту самую цепь, которой тот пытался его удержать. И применил reset.
  Но целью был не Дирижер. Целью была информация, которую они только что получили. Информация о местонахождении Редактора.
  Он «перезагрузил» эту информацию в сознании Дирижера к состоянию «ложная тревога, системная ошибка».
  На одну невообразимо короткую долю секунды весь флот Архитекторов получил новую директиву от своего лидера: «Тревога ложная. Данные ошибочны. Отменить протокол захвата. Перекалибровка».
  Концептуальная клетка вокруг него дрогнула и распалась.
  — Сейчас! — скомандовал он.
  Он разорвал связь с флотом. Гипердвигатель «Странника» взревел, питаемый энергией трех разумов. Корабль рванул с места, нацеливаясь не в пустоту, а в ту самую брешь, которую нашла Торн.
  Он пронесся сквозь строй Архитекторов за мгновение до того, как Дирижер осознал, что его обманули. Флот снова ожил, но было уже поздно. «Странник» уходил в гиперпространственный туннель.
  Последнее, что он услышал, был ментальный вопль ярости и удивления от Дирижера. Они не просто упустили его. Он заставил их на мгновение усомниться в их собственных данных. Он заразил их сомнением.
  В тишине гиперпространства три сознания на борту «Странника» приходили в себя. Они были свободны. Но цена этой свободы была высока. Теперь у них был не один, а два всемогущих врага, которые знали об их существовании.
  И у них были координаты. Координаты самого опасного места во вселенной. Логова Редактора. Сердца тьмы.
  — Похоже, мы знаем, куда лететь дальше, — тихо сказал Кайден, глядя на вихрящийся туннель гиперпространства.
  Проекция Арис Торн кивнула, ее лицо было серьезным.
  — Да. Но лететь туда сейчас — самоубийство. Мы знаем, где он, но мы не знаем, что он такое. Нам нужно больше информации. Нам нужны союзники.
  — Какие союзники? — горько усмехнулся Кайден. — Все, кто мог бы нам помочь, хотят нас либо контролировать, либо уничтожить.
  — Не все, — подал голос Ахад. Он смотрел в пустоту, но видел что-то свое. — Есть и другие. Те, кто был до Архитекторов. Те, кто проиграл войну за Порядок и ушел в тень. Те, чьи расколотые истины хранятся в Библиотеке. Орден Януса.
  Предложение было шокирующим. Искать помощи у тех, кто использовал его, кто поклонялся хаосу?
  — Они не помогут нам, — ответил Кайден.
  — Тебе — нет, — согласился Ахад. — Но, возможно, они помогут мне. Я теперь тоже несу в себе частицу их Хаоса. И я знаю, что им предложить взамен. Искупление. И знание о враге, который страшнее любого порядка.
  Начинаю Часть Вторую, Главу 17.
  
  
  
  Глава 17: Посол Хаоса
  Идея обратиться к Ордену Януса была настолько чудовищной, что на несколько долгих секунд в кабине «Странника» воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь гулом гипердвигателя. Воспоминания о том, как Орден использовал его, о жестокости их методов, о самой их философии, основанной на разрушении ради разрушения, были свежи и болезненны.
  — Они террористы, Ахад, — наконец произнес Кайден, его голос был холоден. — Они не создают союзов. Они используют инструменты. И выбрасывают их, когда те ломаются. Спроси меня, я знаю.
  Призрачная фигура Арис Торн замерцала, пока ее разум анализировал предложение.
  — С логической точки зрения, в этом есть определенный смысл, — неохотно признала она. — Наша цель — Редактор. Наш главный противник сейчас — Архитекторы, которые хотят монополизировать знание о нем. Орден Януса является идеологическим противником Архитекторов. «Враг моего врага...» — это рискованная, но классическая стратегия. Кроме того, их познания в области концептуального оружия и нестабильных реальностей могут быть бесценны.
  — Они непредсказуемы. Они предадут нас при первой же возможности, — возразил Кайден.
  — Именно поэтому послом должен быть я, а не ты, — вмешался Ахад. Он повернул свою призрачную голову к Кайдену. В его пустых глазах читалось новое, странное спокойствие. — Ты для них — сломанный инструмент, предатель. Но я… я для них — неразрешимый парадокс. Чемпион Порядка, который несет в себе эхо их Хаоса. Их величайший враг, который теперь говорит их языком. Это вызовет у них не гнев, а любопытство. А любопытство — единственная дверь в их разум.
  Его логика была безупречна. Орден Януса не стал бы слушать ученого или солдата. Но они выслушают монстра, который стал похож на них.
  — И как ты предлагаешь их найти? — спросил Кайден, все еще не до конца смирившись с этой идеей. — Они прячутся лучше всех в галактике.
  Ахад закрыл глаза. Эхо Библиотеки, частица Хаоса, которую он носил в себе, начала резонировать.
  — Я не могу их увидеть. Но я могу их… почувствовать. Как диссонанс в гармонии вселенной. Есть одна точка, где этот диссонанс особенно силен. Это не их главный узел. Это что-то вроде пограничного поста. Место, где они слушают крики умирающей реальности.
  Навигационная карта «Странника» обновилась. Появились координаты. Они вели в сердце региона, известного как «Мальстрем Непознанного» — хаотичного скопления туманностей и гравитационных аномалий, куда не рисковал заходить ни один здравомыслящий пилот.
  Было решено. С тяжелым сердцем Кайден изменил курс.
  Путешествие было коротким. На выходе из гиперпространства «Странник» оказался в мире безумной красоты и смертельной опасности. Вокруг них кружились разноцветные облака газа, сквозь которые пробивался свет новорожденных звезд. Пространство здесь было нестабильно, и корабль постоянно приходилось корректировать, чтобы не попасть в спонтанно возникающую гравитационную воронку.
  Именно здесь, в этом хаосе, они получили ответ.
  Ахад, следуя инструкциям Торн, спроецировал короткое сообщение в пустоту. Оно содержало три элемента: фрагмент «песни» Библиотеки, чтобы доказать его связь; зашифрованный пакет данных о природе энтропийного шторма, чтобы показать масштаб угрозы; и простую фразу на их концептуальном языке: «Вера ищет Хаос».
  Ответ пришел не в виде сигнала, а в виде самой реальности, меняющейся вокруг них. Одна из туманностей начала сворачиваться, образуя стабильный туннель, ведущий в ее темное, спокойное сердце. Это было приглашение.
  В центре туманности их ждали. Три корабля. Они не были похожи ни на что, виденное раньше. Их корпуса были асимметричны, они постоянно меняли свою форму, словно были сотканы не из металла, а из живого, нестабильного кошмара. Они были прекрасны и отвратительны одновременно.
  Один из кораблей отделился от группы и приблизился. Из него возникла проекция. Женская фигура в темных, развевающихся одеждах, с лицом, которое было одновременно и красивым, и жестоким. Элара.
  Ее взгляд сначала упал на Кайдена, и в нем промелькнуло презрение и старая ненависть. Но затем она посмотрела на призрачную фигуру Ахада рядом с ним, и ее лицо исказилось от удивления.
  > Богослов… Ты…
  >
  — Этого имени больше нет, — ответил Ахад, его голос был спокоен. — Я пришел не как враг. И не как друг. Я пришел как носитель вести.
  Начались самые странные переговоры в его жизни. Ахад, бывший паладин Порядка, говорил с верховной жрицей Хаоса. Он рассказал ей все. О Редакторе. Об энтропийном шторме, угрожающем и их нелогичному бытию. О местонахождении ядра Редактора, этого абсолютного воплощения стазиса, их главного врага.
  — Мы предлагаем вам войну, достойную ваших богов, — закончил он. — И знание, как нанести удар в самое сердце вашего врага. Взамен мы просим лишь доступ к вашим архивам. К вашим «Расколотым Истинам». Мы верим, что оружие, способное победить Редактора — это не Порядок и не Равновесие. Это парадокс. Истина, настолько нелогичная, что его разум не сможет ее обработать. Истина, которую можете знать только вы.
  Элара молчала, ее проекция мерцала. Она смотрела на Ахада, на Кайдена, на призрачную Торн. На этот невозможный союз. Ее разум, привыкший к хаосу, столкнулся с ситуацией, которая была хаотичнее всего, что она могла себе представить.
  Наконец, она приняла решение. В ее глазах блеснул опасный, хищный огонь.
  > Вселенная предлагает нам немыслимый парадокс, — ее ментальный голос прозвучал в сознании всех троих. — Отказаться от него было бы проявлением скучного, предсказуемого порядка. Мы принимаем ваше предложение.
  >
  Она указала на туннель, из которого они прибыли.
  > Но то, что вы ищете, находится не в Библиотеке. Она — лишь хранилище. Наши истинные оружия, наши самые опасные идеи, мы держим в другом месте. Следуйте за мной. Я отведу вас в самое сердце нашей силы. В Цитадель Расколотых Зеркал.
  >
  Она развернулась, и ее корабль двинулся вглубь хаотичной туманности. Союз был заключен. Нечестивый альянс между Хранителем Равновесия, Ученым, бывшим пророком Порядка и верховной жрицей Хаоса. Их путь лежал в место, откуда еще никто не возвращался прежним.
  
  
  
  Глава 18: Цитадель Расколотых Зеркал
  Следовать за кораблем Элары было все равно что пытаться удержаться за хвост кометы в эпицентре шторма. Пространство в Мальстреме Непознанного не подчинялось законам. Оно было живым, капризным и смертельно опасным. «Странник» то и дело проваливался в карманы замедленного времени, видел собственные фантомные копии, летящие по курсу из вероятного будущего, и уворачивался от спонтанных гравитационных колодцев.
  Поддержание целостности корабля требовало от Кайдена постоянной концентрации. Он использовал свою способность к равновесию не для атак или защиты, а как навигационный инструмент, инстинктивно чувствуя и сглаживая самые опасные флуктуации реальности вокруг судна. Призрачная фигура Торн рядом с ним молча анализировала данные, ее научный разум был одновременно в ужасе и восторге от этого пиршества невозможной физики. Ахад же, наоборот, казался спокойным. Хаос снаружи резонировал с эхом Библиотеки внутри него, и он, впервые за долгое время, чувствовал себя на своем месте.
  Наконец, в самом сердце Мальстрема, они увидели ее. Цитадель Расколотых Зеркал.
  Это не было строение из металла или камня. Это была структура, сотканная из самой возможности. В пустоте висел гигантский, невозможный кристалл, от которого во все стороны расходились тысячи мерцающих, похожих на зеркала плоскостей. Каждое «зеркало» было порталом. В одном отражалась вселенная, где звезды были холодными, а жизнь — кремниевой. В другом — мир, где не было времени, а только вечное «сейчас». В третьем — просто слепящий белый хаос. Цитадель была узлом, соединяющим бесчисленные версии реальности.
  Корабль Элары не стыковался. Он просто влетел в одно из зеркал, которое подернулось рябью, как поверхность воды, и пропустило его.
  > За мной, — пришел ее короткий приказ.
  >
  Кайден направил «Странник» следом. Проход сквозь зеркало был похож на погружение в ледяную воду. На мгновение все чувства отключились, а затем вернулись, но мир вокруг был уже другим.
  Они оказались в пространстве, которое не было ни внутри, ни снаружи. Коридоры, если их можно было так назвать, состояли из отражений. Пол отражал потолок, стены отражали другие стены, создавая бесконечный лабиринт из образов самих себя. Единственным ориентиром был призрачный след корабля Элары.
  Она привела их в центральный зал. Огромное сферическое помещение, стены которого были одним сплошным зеркалом, отражавшим не то, что было в зале, а то, что могло бы быть. Кайден видел в отражениях себя — генералом Корпуса, отшельником на забытой планете, мертвецом в руинах Этельбурга. Это было место абсолютного потенциала.
  — Наше оружие — не мечи и не бластеры, — голос Элары раздался отовсюду, отражаясь от сотен зеркал. — Наше оружие — это идеи. Чтобы победить логику, нужно не противопоставить ей другую логику. Нужно предложить ей концепцию, от которой она сойдет с ума.
  Она махнула рукой. Одна из зеркальных стен стала прозрачной. За ней, в отдельных ячейках из света, парили концепции. Чистые, дистиллированные идеи, принявшие квази-физическую форму.
  Там была «Песнь-Эхо» — звук, который, будучи услышанным, навсегда остается в памяти, медленно вытесняя все остальные мысли. Там был «Логический Каскад» — математический парадокс такой глубины, что любой искусственный интеллект, попытавшийся его решить, впадал в бесконечный цикл вычислений, сжигая свои ядро.
  — Мы искали что-то, что могло бы подействовать на Редактора, — сказала она. — И мы нашли. Самая опасная из наших истин. Мы зовем ее «Последний Вопрос».
  Она указала на последнюю ячейку. Внутри нее не было ничего, кроме маленькой, вибрирующей точки абсолютной тьмы.
  — Это не оружие. Это концептуальный вирус. Простой вопрос. Но для сущности, чья природа — это всемогущество, целесообразность и логика, этот вопрос — яд.
  — Какой вопрос? — спросила проекция Арис Торн, ее научное любопытство пересилило осторожность.
  Элара посмотрела на нее, затем на Кайдена и Ахада.
  — Вопрос, который никогда не задаст себе ни одно живое существо, но который обязан задать себе бог, считающий себя конечной инстанцией. Вопрос звучит так: «Если ты — окончательное решение, то в чем заключалась изначальная проблема?»
  В зале повисла тишина. Простота вопроса была обманчива. Для Редактора, который существовал, чтобы исправлять «ошибки», сама мысль о том, что его собственное существование может быть не решением, а лишь следствием какой-то другой, более фундаментальной «проблемы», была бы разрушительной. Это подразумевало, что он не конечен. Что он — не цель, а лишь этап. Это был парадокс, бьющий в самое сердце его самоосознания.
  — Но есть цена, — добавила Элара, ее голос стал серьезным. — Этот вирус нельзя просто «запустить». Его нужно перенести. Носитель должен сначала сам полностью осознать этот вопрос, пропустить его через себя, заразиться его парадоксальной сутью, и только потом спроецировать его в цель. Вероятность того, что сознание носителя при этом не схлопнется в точку, крайне мала. Это ментальное самоубийство с небольшим шансом на успех.
  Она обвела взглядом троих гостей в своей цитадели. Ученого, чья логика была уязвима для такого парадокса. И двух других. Существо Равновесия, которое научилось жить с противоречиями. И существо Веры, которое научилось принимать их.
  — Итак, — сказала она, и сотни ее отражений в зеркалах повторили этот вопрос. — Кто из вас готов задать богу вопрос о смысле его существования?
  
  
  
  
  Глава 19: Носитель Вопроса
  Вопрос Элары повис в зеркальном зале, тяжелый и острый, как осколок стекла. Все взгляды обратились на двух кандидатов, способных выдержать это бремя. На Кайдена и Ахада.
  Призрачная фигура Арис Торн первой нарушила молчание. Ее научный разум мгновенно оценил опасность.
  — Мое сознание построено на классической логике. Попытка удержать такой парадокс вызовет у меня каскадный когнитивный коллапс. Я бесполезна в качестве носителя. Я могу лишь анализировать и помогать в процессе.
  Она была права. Это была задача не для чистого разума. Это была задача для души, познавшей безумие.
  Ахад шагнул вперед. В его движениях не было ни тени сомнения. Пустота в его глазах, казалось, наполнилась новым, мрачным светом.
  — Это мой путь, — сказал он. Его голос был тих, но тверд. — Всю свою жизнь я служил идее абсолютного Порядка, рожденного из одной-единственной аксиомы — моей веры. Теперь я должен встретиться с другим абсолютом. Моя вера не позволит этому вопросу разрушить меня. Она станет сосудом, который удержит этот яд.
  Он посмотрел на Кайдена.
  — Ты — равновесие, которое удерживает этот мир, Кайден. Ты — точка опоры. Твое сознание должно оставаться чистым, чтобы направлять нас, чтобы удержать наш хрупкий союз. А я — копье. Моя единственная функция — нанести один, последний удар. Это… мое искупление.
  В его словах была безупречная, трагическая логика. Он, кто жил верой, должен был использовать веру как щит против вопроса, убивающего логику. Он, кто принес столько разрушений во имя порядка, должен был совершить акт ментального самопожертвования, чтобы спасти несовершенный хаос бытия.
  Кайден молча кивнул, принимая его решение. Спорить было бессмысленно. Ахад нашел свою последнюю, самую главную проповедь, и произнести ее должен был только он.
  — Да будет так, — сказала Элара. — Подготовка займет время. Носитель должен быть не просто согласен. Он должен быть готов.
  Процесс «вооружения» души был ритуалом, который мог родиться только в умах Ордена Януса. Ахада поместили в центр зала. Зеркальные стены вокруг него перестали показывать отражения. Они потемнели, превратившись в окна, выходящие в чистый, несформированный хаос. Ячейка, содержавшая «Последний Вопрос», открылась, и точка тьмы медленно двинулась к Ахаду, готовясь войти в его сознание.
  — Мы не будем пассивными наблюдателями, — сказала Арис Торн, ее проекция уже была подключена к системам Цитадели. — Я буду отслеживать его когнитивные функции, пытаться найти способ стабилизировать его. Кайден, ты должен стать его якорем. Поддерживай с ним ментальную связь. Твое равновесие — единственное, что может удержать его от полного распада, когда вопрос окажется внутри.
  Кайден кивнул и закрыл глаза, устанавливая тонкую, едва ощутимую связь с разумом Ахада.
  И «Последний Вопрос» вошел в него.
  Кайден не слышал сам вопрос, но он почувствовал его эхо в сознании Ахада. Это была волна чистейшего концептуального яда. Он видел, как разум бывшего Богослова, построенный на несокрушимой аксиоме веры, начал содрогаться. Вопрос не пытался спорить с верой. Он игнорировал ее, задавая более глубокий, более фундаментальный вопрос о смысле самого существования любой системы, любой веры, любого бога.
  Сознание Ахада вспыхнуло агонией. Его воспоминания, его личность, его убеждения — все начало терять смысл перед лицом этого простого, убийственного вопроса. Он кричал в тишине своего разума.
  — Держись! — мысленно передал Кайден, вливая в их связь всю свою силу равновесия. Он не пытался ответить на вопрос за Ахада. Он создавал вокруг его мечущегося сознания тихую, спокойную зону. Островок баланса, где волны парадокса не были такими разрушительными.
  Это была отчаянная борьба. Торн выводила на экраны данные, показывая, как жизненные показатели ментальной матрицы Ахада падают до критических отметок. Элара молча наблюдала, ее лицо было непроницаемой маской.
  Но Ахад выстоял. Его вера, столкнувшись с абсолютным сомнением, не сломалась. Она… изменилась. Она стала не щитом, а клеткой. Он не победил вопрос. Он заключил его внутри своей души, пожертвовав своим внутренним миром, чтобы стать его тюремщиком.
  Когда процесс был окончен, Ахад открыл глаза. Пустота в них стала еще глубже, но теперь в самом ее центре горела крошечная, темная точка. «Последний Вопрос» был готов к доставке.
  — Мы готовы, — сказал он. Его голос был пуст.
  Все части плана были на своих местах. У них было оружие, носитель и цель.
  — «Странник» ждет, — сказал Кайден.
  Они покинули Цитадель Расколотых Зеркал. Элара провожала их у входа-портала.
  > Если у вас получится, — сказала она, — вы не просто спасете эту итерацию реальности. Вы измените природу самой игры. Удачи, парадоксы.
  >
  Она не прощалась. Для Ордена Януса не существовало прощаний, только новые, непредсказуемые возможности.
  «Странник» с тремя призрачными фигурами на борту покинул Мальстрем и вышел в обычное пространство. На навигационном экране горела одна-единственная точка. Sagittarius A*.
  Кайден ввел финальные координаты. Корабль содрогнулся и ушел в гиперпространство.
  Это был их последний полет. Путешествие в самое сердце тьмы. Без надежды на возвращение. Только с миссией. С последним, отчаянным аргументом в споре о смысле существования вселенной.
  
  
  
  Глава 20: Путешествие к Горизонту Событий
  Гиперпространство, некогда бывшее спасением, теперь ощущалось как преддверие. Каждый прыжок, приближавший «Странник» к ядру галактики, был шагом в более плотную, более древнюю реальность. Законы физики здесь были теми же, но они ощущались… тяжелее. Словно на них давил вес миллиардов звезд и невообразимой гравитации.
  Путешествие было долгим и молчаливым. В кабине корабля царила сосредоточенная тишина. Три разума, объединенные одной целью, работали в идеальной, но напряженной гармонии.
  Кайден вел корабль. Его сбалансированное сознание стало единым целым с системами «Странника», превратившись в живой гироскоп, который удерживал судно на курсе в условиях нарастающих гравитационных аномалий. Он был якорем, не позволявшим их маленькому миру сорваться в хаос.
  Призрачная фигура Арис Торн почти не двигалась. Ее разум был подключен к внешним сенсорам, она поглощала и анализировала данные с жадностью исследователя, которому впервые в истории представилась возможность изучить физику на грани ее распада. Она была их навигатором, прокладывающим путь сквозь минные поля радиационных бурь и временных искажений.
  Ахад же был тихой бомбой в центре их корабля. Его проекция сидела, скрестив ноги, в состоянии глубокой медитации. Он не говорил. Он боролся. Кайден чувствовал его непрерывную, титаническую борьбу. Его разум был клеткой, а «Последний Вопрос» — заключенным в ней зверем, который постоянно бился о прутья, пытаясь вырваться. Иногда проекция Ахада на мгновение мерцала, искажаясь от боли, и тогда Кайдену приходилось посылать ему импульс своего равновесия, чтобы помочь удержать стены этой ментальной тюрьмы. Их общая судьба зависела от того, сможет ли этот сломленный пророк донести свой яд до цели, не отравившись им по пути.
  Наконец, после последнего, самого сложного прыжка, они прибыли.
  «Странник» вышел в обычное пространство, и вид, открывшийся на обзорном экране, был воплощением священного ужаса.
  Они висели на краю бездны. Стрелец А*. Сверхмассивная черная дыра в сердце Млечного Пути.
  Это не была просто черная точка в космосе. Это была рана в мироздании. Гигантский аккреционный диск из раскаленного до миллиардов градусов газа и пыли вращался вокруг нее, образуя сияющий, слепящий нимб. Свет от далеких звезд изгибался и искажался у ее краев, создавая фантасмагорические узоры. А в центре всего этого была она — сфера идеальной, абсолютной черноты. Горизонт событий. Точка невозврата.
  — Он там, — прошептала Торн, указывая на данные. — Эгида была права. Внутри. Искусственная структура, чья сигнатура противоречит всему, что мы знаем о сингулярностях.
  Но логово зверя было защищено. Пространство вокруг черной дыры кишело автоматическими защитными системами. Это не были корабли. Это были кристаллические, похожие на насекомых дроны, которые патрулировали аккреционный диск. И, что хуже, само пространство было перегорожено «стеной» из искаженной геометрии — концептуальным файрволом, который, казалось, стирал все, что к нему прикасалось.
  — Мы не пройдем, — констатировала Торн. — Их защита настроена на уничтожение любой упорядоченной материи.
  — Тогда мы не будем упорядоченной материей, — сказал Ахад, впервые за долгое время открывая глаза. В их глубине все так же горела темная точка «Последнего Вопроса». — Доктор, найдите самую большую брешь в их логике. Кайден, приготовь «Ключ».
  Их взаимодействие было уже отточено до инстинктов. Торн погрузилась в анализ защитного поля, ища не дыру, а противоречие. Ахад же начал проецировать вовне частицу того хаоса, что жил в нем. Он не атаковал. Он создавал «шум». Концептуальные помехи, построенные на нелогичности бытия Библиотеки, которые сбивали с толку безупречные алгоритмы дронов-защитников.
  — Нашла! — воскликнула Торн. — Их файрвол идеально отражает порядок, но создает вакуум при столкновении с чистым хаосом. Ахад, направь свой «шум» в эту точку! Кайден, в момент столкновения в этом вакууме образуется разрыв. У тебя будет полсекунды.
  Кайден кивнул. Ахад сфокусировал свою волю, и сгусток чистого, иррационального хаоса устремился к стене. Дроны-защитники, не в силах классифицировать угрозу, на мгновение замерли. Сгусток ударил в файрвол. В стене из искаженной геометрии на полсекунды образовался идеально ровный, спокойный коридор.
  В этот момент Кайден применил reset. Он не создавал мост. Он «перезагрузил» собственный корабль к состоянию, в котором тот уже находился за стеной.
  «Странник» не прыгнул. Он просто… переместился, миновав защиту.
  Они прорвались. Теперь они были одни в смертельно опасной близости от горизонта событий. Гравитация здесь была такой чудовищной, что сам корабль начал издавать стонущие звуки, его корпус деформировался.
  — Мы не можем здесь оставаться! — крикнула Торн. — Нас разорвет!
  — Нам и не нужно, — ответил Кайден. Он нашел одну из немногих стабильных точек — гравитационную седловину между двумя потоками вещества в аккреционном диске. «Странник» замер в ней, как серфер, поймавший гребень невозможной волны.
  Отсюда, с края гибели, они видели свою цель.
  — «Нексус-кресло» к бою, — скомандовала Торн, ее пальцы уже летели над призрачной консолью. — Проекция на эти расстояния, сквозь горизонт событий… я не могу гарантировать целостность сигнала.
  — Он выдержит, — сказал Кайден, глядя на Ахада.
  Бывший Богослов медленно кивнул. Его лицо было маской спокойствия, но Кайден чувствовал бурю, бушующую в его душе. Он был готов.
  — Я готов отдать последний приказ, — сказал он.
  Кайден, Торн и Ахад. Хранитель, Ученый и Мученик. На крошечном корабле, балансирующем на краю вечности.
  — На мой счет, — голос Кайдена прозвучал в абсолютной тишине кабины. — Три… два… один…
  Он отдал приказ. И объединенная мощь технологий Консорциума и воли трех существ выстрелила сознанием Ахада, несущим в себе самый опасный вопрос во вселенной, прямо в сердце тьмы. В разум бога, спрятанного за точкой невозврата.
  
  
  
  Глава 21: Последний Ответ
  Проекция была не полетом. Это было падение.
  Сознание Ахада, вырванное из виртуальной оболочки на борту «Странника», устремилось за горизонт событий. Для него исчезли понятия пространства и времени. Осталась лишь траектория — чистый вектор намерения, ведущий сквозь сингулярность. Он видел, как законы физики, которые только начали «плыть» во внешнем мире, здесь были полностью разорваны. Это была изнанка творения, место, где существовала лишь чистая информация.
  И в центре этой информации было ядро. Разум Редактора.
  Он не был похож на кристаллический океан, который видел Кайден. То была лишь его внешняя оболочка, интерфейс. Ядро было… проще. И страшнее. Это была идеальная, лишенная формы точка абсолютной, всезнающей логики. Источник, из которого проистекала вся стабильность. Бог в своей самой чистой, самой непостижимой форме.
  Присутствие Ахада было замечено. Точка сфокусировалась на нем. Не было анализа, не было любопытства. Было лишь чистое, бесстрастное ожидание.
  Ахад не колебался. Вся его жизнь, его боль, его вера и его искупление свелись к этому одному моменту. Он не стал говорить. Он не стал угрожать. Он просто… открыл клетку в своей душе.
  И «Последний Вопрос» был задан.
  «Если ты — окончательное решение, то в чем заключалась изначальная проблема?»
  Парадокс, отточенный в Цитадели Расколотых Зеркал, ударил в самое сердце абсолютной логики.
  Впервые за эоны своего существования, Редактор столкнулся с концепцией, которую не мог ни обработать, ни проигнорировать. Вопрос был безупречен. Если изначальной проблемы не было, то его существование, как «решения», было бессмысленным, а значит, нелогичным. Если же изначальная проблема была, то он не являлся первопричиной, а лишь инструментом, вторичным созданием, подчиненным этой проблеме. Его абсолютность была ложью.
  На борту «Странника» Кайден и Торн увидели это. Сигнатура искусственной структуры внутри черной дыры, которую они с таким трудом отслеживали, начала бешено флуктуировать.
  Внутри своего не-пространства Редактор пытался найти ответ. Триллионы симуляций рождались и умирали в каждую аттосекунду. Он пытался доказать свое собственное существование. Он пытался найти свою цель. Но вопрос был вирусом, который атаковал не данные, а саму операционную систему.
  Логика, доведенная до абсолюта, столкнулась с абсолютным отсутствием логического ответа на вопрос о собственном смысле. И, как любая совершенная система, обнаружившая в себе неразрешимое, фатальное противоречие, Редактор пришел к единственно возможному выводу.
  FATAL_ERROR: AXIOM_OF_PURPOSE_NOT_FOUND.
  INITIATE_SYSTEM_SHUTDOWN.
  Безупречная точка логики начала распадаться. Не со взрывом, а с тихой, аккуратной деконструкцией. Она стирала саму себя, как программист, удаляющий поврежденный код.
  Вместе с ней угасало и сознание Ахада. Его миссия была выполнена. Клетка в его душе была пуста, и зверь, которого она сдерживала, сделал свою работу. Его последней мыслью был не крик Лилит, не ярость на Кайдена, а залитая солнцем поляна. Просто поляна. И покой.
  Призрачная фигура Ахада в кабине «Странника» замерцала в последний раз и растаяла.
  В тот же миг из сердца Стрельца А* хлынула волна. Не энергии, не материи. Волна новой реальности.
  Это был не взрыв, а выдох. Вселенная, освобожденная от невидимой руки, которая постоянно ее подстраивала, содрогнулась. Дрейфующие константы перестали дрейфовать. Они замерли на новых, чуть-чуть иных, но теперь уже стабильных значениях. Вселенная была перезагружена. С новыми настройками по умолчанию.
  Кайден и Арис Торн молча смотрели, как волна проходит сквозь их корабль, сквозь галактику. Они были свидетелями рождения новой физики, нового мира.
  Война была окончена. Редактор исчез. Ахад нашел свое искупление.
  «Странник», потрепанный, но целый, развернулся и медленно отдалился от горизонта событий, который теперь был просто горизонтом событий — памятником богу, который стер сам себя.
  — Что теперь? — тихо спросила проекция Арис Торн.
  Кайден смотрел на звезды. Они казались другими. Более яркими. Более хаотичными. Более… живыми.
  Порядок Архитекторов был сломлен. Логика Редактора — стерта. Хаос Ордена получил то, чего всегда хотел — вселенную бесконечных возможностей. Его работа, казалось, была закончена. Но он знал, что это не так.
  Он был рожден, чтобы быть балансом. А в этом новом, диком, непредсказуемом мире, лишенном старых богов, равновесие будет нужно как никогда.
  — Теперь, — ответил он, и в его голосе впервые за долгое время не было ни боли, ни усталости, а лишь спокойная, тяжелая уверенность. — Теперь мы слушаем. И помогаем им найти новую гармонию.
  Корабль-призрак, неся на борту Хранителя, Ученого и память о Мученике, ушел в гиперпространство. Не убегая и не преследуя. А просто начиная свой бесконечный дозор.
  КОНЕЦ
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"