Аннотация: Члены древней морской гильдии отправяются в Малаккский залив, чтобы уничтожить бесчинствующих там пиратов.
Мы находились в южной части Китайской станции, когда "Джорджу Рейнджеру" был дан приказ плыть в Малаккский залив, чтобы прищучить пиратов, которых в последнее время там видели. История эта случилась в 1840-х, когда корабли назывались кораблями, а не котелками на колесах и прочей чертовщиной, а негодяев наказывали крепким кулаком, а не железным карцером. Да, корабли назывались кораблями в то время!
Пиратам закон был не писан: они убивали, топили корабли. Некоторым из нас довелось уже побывать в заливе, когда мы еще ходили на "Полли Пемус" до китайской станции. И хотя мы еще не имели дело с малайцами, мы видели, что они творили и что собою представляли.
Таким образом, когда мы покинули Сингапур на "Джордже Рейнджере", ибо этот небольшой фрегат на 38 орудий составлял нашу гордость, Малаккский пролив в ту пору был не то, что сейчас.
В кубрике и на вахте было рассказано немало баек о том, на что были способны и что уже сотворили эти "желтые дьяволы". Никто из нас не зевал на посту, и все, за исключением разве что некоторых, жаждали вступить с пиратами в рукопашную за то, что они носили криты, за то, что смердели, и за адские механизмы, ими использовавшиеся. Были и те, кто, не взирая на смертоносные пики и кортики, сразились бы с этими нечестивцами в любое время суток. Но криты точно кривые языки пламени разрубали человека пополам и выпускали кишки, вызывая полнейшее отвращение. Разумеется, у нас такого оружия не водилось, но о нем ходило столько слухов, и от некоторых из них кровь стыла в жилах.
Можете быть покойны, это были истории что надо: убийства, кровь, пытки. И на вахте почти вся команда была занята тем, что вспоминала и выдумывала небылицы, которые заставляли трепетать от страха. Сдается мне, капитан и офицеры знали о том, что происходило, так как байки, которые травили в караульной, не могли долго оставаться тайною. Как и юнги, мичманы имели обыкновение ими восхищаться. У одного юнги был крит, и он, когда выпадала возможность, выносил его и показывал, как им орудовали пираты, вырезая сердца мужчин и женщин и вспарывая их животы до подбородка.
Подчас от этого бросало в дрожь, и на некоторых лица не было - так велик был страх. Однако малодушным на боевом судне делать было нечего, так как живыми пираты могли причинить куда больше вреда, нежели мертвыми. А посему они не заслуживали милосердия, и капитан ненавидел их лютой смертью.
В свое время капитан Виньярд командовал "Часовым" на Китайской станции, а затем получил повышение и встал у руля "Джорджа Рейнджера" за то, что он разбил флотилию пиратов, которая напала на судно "Раджа", следовавшее из Кантона в Саутгемптон с первым грузом чая.
Когда дело доходило до драки, он превращался в адского бульдога, и трусов он на дух не переносил.
- Господь ненавидит трусов, - сказал он однажды. - И я под флагом Ее Величества исполняю волю Его. Вздуйте его - нам не нужны такие!
Однажды, как рассказывали, он плавал у берегов Шанхая. Когда подошло время брать пылающее судно на абордаж, один из его людей струсил. Тогда капитан лично встал у штурвала и сам все сделал.
Капитан знал, какая перед нами стояла задача, и он не имел никакого желания нянчиться с нами и подтирать сопли. Этим он дал понять, что не потерпит малодушия у себя на борту. Коли поклялся, будь добр исполнить долг и не обременяй капитана тем, что боишься оказаться в когтях у малайцев.
Мальчишка ты или мужчина - неважно. Подчас он не церемонился с трусами и за крепким словцом в карман не лез, когда видел бледные как простыни лица. Был на борту один старик, и мы звали его древнеземец. У него был сын, который плавал с ним на "Билли-разбойнике". Но он потерял его, когда в 1827 году у Наварино они отрезали греческий баркас от берега. Мы все подшучивали, когда с кем-нибудь из матросов случалась заварушка, и он говорил, что его тоже мог бы в ней поучаствовать А когда речь зашла о страхе перед малайцами, мы его внушали и старику. И тогда он вспыхнул и ответил, что его сын погиб, исполняя свой долг, и не испытывал ни грамма страха.
Как-то ночью среди мичманов прошел слух, что один из них, Темпест, кажется, откровенно признался, что боится быть зарезанным критом. Он был умным малым, где-то 30 лет отроду, и постоянно пребывал в веселом и тревожном расположении духа. Однако у него было доброе сердце, и остальные ребята временами над ним потешались. Но он всегда говорил то, что думал или чувствовал. И вот теперь они зазывали его на то, на что сами бы не отважились, неважно, насколько это было честно.
Итак, у них завязался редкий бой, ибо парень не привык прятать кулаки за спиной. Но это случайно дошло до внимания капитана. Он потребовал, чтобы ему сказали правду. И когда юный Темпест рассказал ему все, как было на самом деле, капитан ступил на палубу и вскричал:
- Я не потерплю трусов на этом корабле!
И тогда парень ответил:
- Сэр, я никакой не трус! Я - джентльмен!
- Ты сказал, что испугался! Отвечай, так это или нет?
- Это так, сэр. Но это правда. Я сказал, что боюсь малайских критов, но это не значит, что я струсил. Генри из Навары тоже испугался, но тем не менее он...
- Будь проклят Генри из Навары! - закричал капитан. - И ты вместе с ним! Ты сказал, что боишься, и я позволю себе напомнить, что мы таких на флоте Ее Величества называем трусами! И ежели это так, окажи любезность, держи это при себе! И не заявляй мне это в глаза! До конца дня просидишь на топе мачты! Я хочу, чтобы моя команда знала, чего ей стоит остерегаться, чтобы изобличить при случае!
Он ушел, а парень, не говоря ни слова, поплелся на топ мачты.
Об этом происшествии старались все помалкивать. И только древнеземец сказал следующее:
- Может быть, он и трус, но я узнаю в нем своего сына.
Мы вошли в залив, и солнце нещадно нас припекало. От влажной духоты деваться было некуда. Да благословит нас Господь! Парилка стояла такая, что мы день и ночь точно на камбузном котле сидели. Мы смотрели в оба в поисках пиратов - никто из нас и не думал дремать.
Взяв курс на север, мы обшарили весь берег, каждую заводь и каждую речушку. Малайцы, как нам казалось, засели именно там. Лихорадка и прочие проказы им, казалось, были нипочем. Там, где реки протекали через манговые рощи, а болота разрастались настолько, насколько хватало глаз и где любое существо, будь то зверь, птица, рыба, пресмыкающееся, насекомое, даже дерево и цветок, несло тебе смерть, они чувствовали себя как дома.
Однако же пиратские корабли опережали нас. Если бы они вновь поплыли на юг, то ночью прошли бы мимо нас. Таким образом, мы дошли до центра полуострова, где с нами приключилась самая ужасная пиратская заварушка.
Когда мы проснулись, то увидели вдалеке корабль. Бьюсь об заклад, мы оказались хитрее разбойников, ибо два их корабля отплыли рано на рассвете и начали нас атаковать. Судно их выглядело убого - длинный низкий корпус и треугольный парус, а команда - все до единого головорезы.
С убогостью корабля могла сравниться разве что убогость его команды. Смуглая кожа, бритые головы и белые зрачки. У некоторых кожа отдавала желтизной, а зрачки были черные как нога кочегара. Среди них можно было заметить даже белых - позор на их головы. Все до единого вооружены критами длиною в руку и заткнутыми за пояс пистолетами.
Признаюсь, они не многим от нас отличались. Мы подпустили их поближе, а затем дали по ним бортовой залп, который снес их палубу, словно шторм. Увы, мы не смогли взять их на абордаж, так как им удалось ускользнуть от нас. Мы быстро прыгнули в лодки, но не отважились преследовать их в широкой бухте с манговыми во всю ширь глаз болотами.
Спустя какое-то время лодка вернулась, и мы узнали, что они ушли по реке, которая была достаточно глубока, а между огромными утопленными в грязи берегами петлял канал, где водились сотни аллигаторов. В месте, где река сужалась, было построено что-то наподобие форта. Именно в нем, исчезнув в устье реки, пираты и укрылись.
Мы начали приготовления. Мы знали, что в нашем распоряжении имелось два судна, так что шанс обнаружить их логово у нас был. Наш капитан был не из тех, кто почитал бездействие, и чуть забрезжил свет, у нас все было готово к наступлению. Полубаркас и четыре лодки вышли под началом первого лейтенанта, а остальным было велено ждать столько, сколько нужно, пока мы не вернемся.
Это был ужасный день. Я плыл во второй лодке. Никто из нас не терял бодрость духа, когда мы начали входить в узкое устье реки. Только пару часов назад закончился прилив, и свет, казалось, источал кристальную прозрачность. Но вместе с уходом отлива отовсюду выплыли огромные черные залепленные грязью берега, и зрелище это было не из приятных, скажу я вам.
Едва ли мы могли различить каналы, ибо прилив пронесся как вихрь. И только когда лодка касалась черной тины, можно было с уверенностью сказать, что это берег. Дважды мы попадали в такой переплет, что только благодаря своевременному приливу лодка нигде не застревала.
Одна группа отбилась от остальных и оказалась в узком канале между двумя берегами. Когда вода ушла, то лодка налетела на бугор. Несмотря на отчаянные попытки команды, мы видели, как бедолаг засосало тиной. Некоторые бросились вплавь к нам, но за их спинами стремительно возникло что-то темное. И хотя мы надрывали глотку как могли и даже не раз выстрелили, аллигаторы были слишком близко. С каждым криком ребята погружались на грязное илистое дно.
О, Боже! Это было настолько ужасно, что никто из нас долго не мог прийти в себя. Даже если бы у нас было время подумать, едва ли кто-то смог бы остаться хладнокровным.
В чувства нас привел раздавшийся шквал орудий. Они вынырнули с обратной стороны берега, который выглядел круче, чем остальные, и казался тверже, так как мы увидели гальку, когда прилив смыл грязь. По мне, лучше сражаться с людьми, чем с аллигаторами и грязной жижей на берегу во время прилива на этой загадочной тропической реке.
Без лишних слов мы бросились в погоню. Полубаркас дал двенадцать залпов армаде лодок. Поднялись страшные крики, как только головы малайцев полетели с плеч вверх и вниз по течению, ибо аллигаторы ринулись за добычей.
Пираты повернули и обратились в бегство. Мы преследовали их до последнего, пока не уперлись в крутой изгиб реки, где едва можно было пройти. С одной стороны отвесной берег постепенно переходил в самую жуткую болотную пустошь, которую нам доводилось видеть. А на другой стороне стоял какой-то форт, построенный на вершине огромного берега и огражденный укреплением и утопающей в грязи сушей у самого ее основания.
Оттуда посыпался град пуль, и мы увидели направленные на нас ружья. Без предварительной разведки мы с такой позиции вряд ли выдержали бы атаку. Посему мы решили не лезть на рожон, но несмотря на всю нашу скорость, выпущенное из пушки ядро разнесло в щепки весла по правому борту одной из наших лодок.
Обратно мы плыли в полном унынии и все думали над тем, что сказать в свое оправдание. Мы потеряли лодку и команду, остались без весел и возвращались с пустыми руками.
Капитан был в бешенстве. В караульной и кубрике той ночью все ругались и сыпали проклятьями. Все - от юнги до мичмана - хотели поквитаться с малайцами. Однако капитан отдал четкий приказ, и на рассвете три лодки отчалили в направлении форта, чтобы разведать обстановку.
Я снова был в одной из лодок. Несмотря на то что выговор капитана привели нас в ярость - слова, слетавшие с его языка, ранили не хуже жала - чувствовали мы себя на редкость отвратительно и подавленно. Когда мы вновь оказались среди ужасных вымазанных в грязи берегов, на поверхности которых блестел ил, от нашего взора ничто не ускользало.
Мы поняли, что могли бы захватить форт, если бы поплыли за пиратами вверх по реке, поскольку здесь он был неприступным как скала. Между двумя большими усыпанными галькой выступами находилось устье реки, и это был единственный канал, по которому можно было пройти. Но он был укреплен столбами, поэтому пройти свободно можно было только через центр. Бог ты мой! Из форта они могли закидать камнями любую проплывающую здесь лодку, только вот в этой треклятой стране не видели мы ни единого камешка!
Когда мы вернулись, двое получили солнечный удар. Мы доложили капитану, и он отдал приказ готовиться к наступлению на форт. На следующее утро разыгралось представление.
Это было гнусное зрелище. Мы приблизились вплотную к форту, но как только закончился отлив, нам пришлось скорее отступить, дабы не застрять на мели. Это место просто кишело пиратами, лица которых расплылись в довольной ухмылке. Несомненно, они придумали, как заходить и выходить из форта.
Пока они не открыли по нам огонь, и это было самое мучительное ожидание, что можно только вообразить. Казалось, они знали то, чего не знали мы, и просто выжидали. По мере того как стихал отлив и проступали очертания крутых берегов, солнце начало их припекать, и поднявшийся пар почти скрутил наши желудки. Господи, от одного только их вида душа уходила в пятки!
Ил мерцал разноцветными цветами, словно намазанная дегтем вода, и все это место, казалось, источало мертвый ужас. Аллигаторы не подплывали к лодкам, но до берега было не далеко, а в мутной воде мы видели угрей, водных змей. Даже грязь и то казалось живой от червей, пиявок и отвратительно ярких крабов. Сам воздух был пропитан паразитами - мухами и москитом, которого называют "тигровым" из-за больших полосок. Он вылетает днем и жалит вас не хуже раскаленного докрасна пинцета. У нас усы зашевелились от страха, а кое-кто из мальчишек стал белее мрамора.
Какое-то время мы плыли в абсолютной тишине. Но нежданно-негаданно орава малайцев за стеной форта дико вывернула глаза и давай махать критами. Это было неспроста. Но причины мы пока определить не могли, и это привело нас в неописуемую ярость. Капитан дал сигнал к атаке, и мы дружно прыгнули в грязь.
Мы знали, что там неглубоко, поскольку под ней лежала галька. Чуть погодя мы увязли по колено, но боролись до конца, оступаясь и падая друг на друга.
Добравшись до вершины берега, мы были похожи на побывавших в навозной яме свиней. Однако грязь не лишила нас мужества, и малайцы, выкручивая шеи с нечестивыми ухмылками на лицах, отступили на шаг и не удержались на ногах, услышав наш крик.
Между ними и нами выросла небольшая яма, куда во время прилива стекала вода. Однако сейчас она была совершенна сухая, и те из нас, кто шел впереди, кинулись вниз по склону. Там мы узнали причину, по которой малайцы не издавали ни звука и ждали! Мы угодили в примитивную ловушку. Первая шеренга мгновенно утонула в заполненной грязью и тиной яме. Вторая шеренга завязла по плечи, прежде чем смогла остановиться. Эти проклятые малайцы обманули нас. И покуда мы пытались вызволить наших товарищей, они обстреливали нас всем, чем только можно. И у них это получалось, доложу я вам.
Все, что было в наших силах, это бежать обратно по склону к лодкам. Гребцов у нас почти не осталось, и нам пришлось призвать весь свой дух, чтобы доплыть до корабля, поскольку через узкое отверстие форта, словно тучи, начали собираться их лодки.
Но прежде чем уйти, мы увидели, как они крюками, насаженными на длинный бамбук, тащат живых и мертвых из грязи. Душераздирающие вопли вырвались из груди несчастных, когда пираты вонзили в них криты.
Ждать более мы не посмели, но мы видели достаточно, чтобы в нас поселилось желание отомстить. А когда эти изверги насадили брызгающие кровью головы наших товарищей на штыки форта, внутри нас все восстало, но капитан запретил нам возвращаться и предпринимать еще одну атаку. Он был абсолютно невозмутим, и те из нас, кто знал его, понимали, что он задумал, когда улыбка тронуло его лицо, обнажив белые зубы в уголках его рта. Пираты подписали себе смертный приговор.
Когда мы вернулись на корабль и рассказали то, что приключилось, все как один принялись за работу. Почти каждый моряк затачивал кортик, пока они сделались острыми как бритва.
Все это проходило под чутким наблюдением капитана, который вымуштровал всю команду, чтобы в следующий раз не вышло провала.
С рассветом мы устраивали очередную облаву на пиратов. Большая часть лодок была оснащена орудиями на шесть и двенадцать ядер. Мы хотели огорошить пиратов как надобно, прежде чем приближаться к их логову.
Когда мы добрались до форта, начался отлив, и мы посчитали, что разумнее выждать до рассвета, поскольку ночью среди утопленных в жиже берегов мы могли только навредить себе. Мы решили не лезть на рожон, а когда небо начало светлеть, мы двинулись полным ходом к форту.
Когда вдали показались его очертания, не нашлось среди нас такого, кто бы ни жаждал свершить кровавую месть за насаженные на кол головы наших товарищей, которых мы потеряли вчерашним днем. На рассвете их уже облепил рой москитов и мух. Помимо этого, пираты расписали внешнюю стену форта кровью, и это место превратилось в бойню. Запах крови витал с первыми лучами солнца!
Этот день выдался на редкость изматывающим. Мы открыли огонь, но малайцы нам ответили. Пираты выпустили из форта флот, и нам пришлось сосредоточить свое внимание на ней. Небольшие орудия служили нам исправно, и мы нанесли пиратам значительный урон. Наши ядра крушили их корабли, и добрая половина их мы уже потопили.
В воде плавали головы, однако их унесло приливом прочь. Доносившиеся за стеной форта их крики и вопли вскоре стихли. Оставшаяся часть лодок осознала опасность и, развернувшись, ринулась в пролив, и спустя час мы остались одни.
Мы снова двинулись к форту. Наведя орудия на подпиравшие форт столбы, мы осадили их из пушек. Однако пираты занимали более выгодную позицию для огня, а посему, вооружившись мушкетами и винтовками, они быстро нам ответили. Чтобы не остаться в накладе, нам пришлось ретироваться в такое место, где бы они не смогли достать нашу тяжелую артиллерию. Но до того мы заметили, что нам удалось пробить брешь в укрепляющей стене, и мы убедились, что это был действительно форт.
Мы спустились вниз по реке, поскольку с берегов вести бой было опасно. Там мы смогли бы взглянуть на ситуацию под другим углом и сделать то, что должны были. Важно было ударить внезапно, а на прежней позиции это было невозможно.
День выдался длинным и ужасным. Солнце припекало нас как печка, и мы почти обезумели от жары, мух, жажды и злости. Пекло стояло такое, что если бы вы дотронулись до металлической поверхности, вы бы точно загорелись.
Когда наступил прилив, капитан приказал нам взять лодки и зайти по широкой реке с тыла. Когда нам выпала такая возможность, начался прилив, и нам пришлось опять отступить. К этому времени у нас практически иссякли боеприпасы, и мы посчитали, что разумнее было уйти. Однако сию секунду последовал приказ готовиться к атаке, и вот мы сломя голову несемся по реке прямо к форту.
Мы издали боевой клич. На крыше форта показались пираты и начали трясти критами, рубить насаженные на колья головы и посмеиваться над нами, всем своим видом показывая, что нас ждет та же участь!
Когда мы подошли ближе, они все разом исчезли, и повисла гробовая тишина. Мы знали, что они что-то затевают, но не могли сказать, что именно, пока из форта на нас не хлынула флотилия их кораблей.
Мы сосредоточились на ней. Как и в прошлый раз, мы разнесли ее в пух и прах. На этот раз прилив был на нашей стороне, и головы их мы вырезали дюжинами. Везде стояли дикие крики, когда аллигаторы утаскивали кого-то на дно.
Так продолжалось какое-то время, и мы уж думали, что наша взяла и готовили абордажные крюки, когда второй лейтенант, который находился в дальней лодке, закричал:
- Назад к лодкам! Быстро назад к лодкам! Прилив начинается!
Без лишних слов мы спрыгнули обратно. Через мгновение здесь яблоку негде было упасть от малайцев. Они начали осаждать нас огнем настолько стремительно, что до того как нас унес вихрь прилива, мы потеряли очень много людей.
В тот день попытки предпринять что-либо еще оказались тщетными. Мы сделали все, что могли для раненых, кое-как подлатали лодки, которые от пробоин были как решето, и медленно поплыли назад к кораблю. У аллигаторов был богатый на улов день. После прилива берега поднялись еще выше, и мы видели, как хищные рептилии, набив свое брюхо, лениво валяются. Да! Этим наземным акулам ожесточенная битва много чего приготовила, и на борту люди говорили, что во время прилива что-то двигалось вверх и вниз, вздымая водную гладь, но сейчас ушло, оставив чуть заметную рябь. И то были не пираты.
Когда мы поднялись на борт, остальным не терпелось узнать, как все прошло. Мы рассказали им, не забыв упомянуть про головы, насаженные на колья красного форта. Матросы стиснули зубы, а древнеземец встал и молвил:
- Кровавый форт! Мы тебя не забудем! Когда мы придем в следующий раз, мы прольем кровь за стенами твоими! - Вот так мы и придумали название этому месту.
В ту ночь капитан был похож на человека, Его лицо приобрело стальной оттенок, а в глазах плясало дьявольское пламя. Казалось, он потерял всякую жалость. Он никому не давал покоя, словно человек с каменным сердцем. Он приказал оказать необходимую помощь раненым, а после сказал лекарю:
- Помни: ты должен поставить их на ноги как можно скорее. От нас и так ничего не осталось!
До сих пор мы знали, что он относится к людям по-человечески, однако теперь мы были для него не более чем орудия для убийства. Справедливости ради отмечу, что о себе он был такого же мнения.
Той же самой ночью он дважды выходил из себя. Разумеется, мы помнили, зачем мы здесь, а потому пытались хоть как-то поднять унылое настроение товарищам, и все дурачились, болтая про кровь и пытки.
На палубу ступил капитан. Проходя мимо, он заметил того, кто на дух не переносил криты. Очевидно, капитану не угодило выражение его лица, так как он развернулся на каблуках и грубо окликнул:
- Лекаря сюда!
Явился лекарь, и капитан сказал ему как можно более вежливым, но ледяным тоном:
- Доктор Фэйрбратер! Здесь, кажется, больной! Гляньте-ка на его лицо. Полагаю, нужно что-то сделать с его малодушием. Это единственная причина, по которой моряк перед грядущим сражением, сидит белый как простыня. Я бы хотел искоренить эту мнительность в нем!
И с этими словами он скрылся в каюте.
Что же, если до этого мы неистово рвались в бой, то после слов капитана нас разрывало на части, и мы знали, что следующее наступление на красный форт, как бы то ни было, окажется последним! Нам пришлось выждать еще пару дней, пока не будут готовы лодки и поклажа. На сей раз мы не имели право на ошибку.
Мы двинулись в путь уже за полночь. Каждый занял свою позицию. Взошла луна, свет которой был не ярче, чем день в Лондоне. Капитан стоял неподвижно и видел всех. Ничто не ускользало от его взора. Вскоре шестая лодка наполнилась людьми, но до того, как главнокомандующий офицер занял свою позицию, появился юный Темпест. Увидев его, капитан окликнул мичмана и свистнул так, чтобы его слышала вся команда:
- Отчего ты такой бледный? Что с тобой не так? Никак от страха дрожишь?
Да, парень был бледен, но он вспыхнул огнем от оскорбления, и кровь прильнула к его лицу так, что при свете звезд было видно, как оно отливает красным. Правда, через какое-то время он стал бледнее обычного, но, выпрямившись как струнка, сказал мягко:
- Я ничего не могу поделать с притоком крови, сэр! Если я трус только потому, что у меня бледный цвет лица, то вы правы. Но я все равно исполню свой долг!
И с этими словами он собрался с силами, отдал честь и спустился в лодку.
Древнеземец, сидевший позади меня в пятой лодке, шепнул мне сквозь стиснутые зубы:
- Лихо он! Он всего лишь дитя, а самомнение-то! А хоть бы и боялся, его бы все равно не остановили!
Мы бесшумно спустились в воду и налегли на весла. Если раньше у кого-то могли быть сомнения в серьезности наших намерений, то сейчас они улетучились как дым. Сеть ужаса нас опутала, ибо большинство из нас предчувствовало, что каким бы ни был исход сражения, много пустых гамаков останется этой ночью на "Джордже Рейнджере". Однако мы не намерены были сдаваться, окажись мы хоть в пасти акул и крокодилов.
Когда мы шли вверх по реке, мы не думали ни о чем, кроме атаки на форт. Поначалу, разумеется, мы осторожно продвигались по воде, не издавая ни звука, и, как мне кажется, застигли бы разбойников врасплох, так как мы оказались там раньше, чем они ожидали. Однако они быстро поняли, в чем дело, и вскоре по обе стороны баррикады грохотала канонада.
На этот раз лишний риск нам был ни к чему, поэтому мы незамедлительно нырнули под стены форта и встали там. Мы обнаружили, что они заделали брешь, которую мы пробили в прошлый раз.
Они бились как дьяволы, ибо знали, что мы можем их одолеть, даже если бы пришлось решать вопрос на кулаках. По этой причине они направили лодки, чтобы подсечь нас с фланга, как у них получалось до этого. Однако на сей раз этим трюком нас было не пронять, и мы позволили разобраться с ними тем, кто остался в лодках, чтобы самим сосредоточиться на форте.
Это был длинный и кровавый бой. Они укрылись внутри и знали, что время на их стороне, поскольку с уходом отлива мы вновь увязли бы в покрывавшей берега жиже. Но мы извлекли урок и не стали терять время. В конце концов, люди - это только люди, и мы не могли подобно птицам перелететь через баррикаду из лодок, а они, как мы уже успели в этом убедиться, искусно владели критами! Мы настолько были увлечены, что и вовсе не замечали ход времени, и очень скоро обнаружили, что лодка у нас под ногами не колыхается на волнах.
Прилив закончился и вынес нас на берег под Кровавым фортом, так что добрая половина лодок оказалась от нас отрезанной. В нашем распоряжении осталось порядка тридцати людей, но сражение было неминуемо, хотели мы того или нет. Это не имело огромного значения, так как мы были к этому готовы.
Когда капитан увидел, что произошло, он отдал приказ направить лодки на середину реки, укрыться и осадить форт, пока мы еще в состоянии были это сделать. Протягивать мост было занятием тщетным, так как мачты старой "семьдесят четвертой" для этого не годились. Нас загнали в ловушку меж двух огней - пушки на наших лодках были не дальнобойными, и выпущенные по форту ядра нанесли нам куда больший урон.
В игру подключился катер и вдарил снарядами из пушек. Признаюсь честно, пиратам это не понравилось. Надо сказать, нам тоже от них изрядно досталось. Капитан это увидел и приказал прекратить огонь. Однако он знал свое дело и продолжал наседать из пушек на одну сторону форта, пока не прошиб в ней отверстие, чтобы мы смогли пройти.
После этого малайцы покинули внешнюю стену и скрылись в самом форте. Это обеспечило нам некоторую защиту, поскольку так они не могли вести огонь по нам, а наши орудия следили за лодками, которые способны были зацепить нас со стороны реки. Это была адская работенка. Мы начали отбиваться от шальных пуль, химических шашек и ручных гранат, которыми они осыпали нас из форта.
Настало время, когда мы поняли, что мы должны либо рвануть к форту, либо выкурить их постепенно с позиции, которую мы занимали. К этому времени некоторые из наших лодок продвигались к пробоине. По ту сторону форта стало заметно тише. Наверняка, они затевали какую-нибудь пакость. В форте у них было оружие, так что если бы они попытались защитить пробоину между двумя столбами, нашим лодкам пришлось бы худо.
Первая лодка прошла и через минуту исчезла. Мы рванулись следом и оказались в узком пространстве между стеной из двух столбов. Здесь было заметно суше, и у нас камень с души свалился, когда мы узнали, что источающая тепло грязь доходила нам до колен. Нельзя было терять ни секунды, и второй лейтенант по имени Уэбстер велел нам подняться по стене спереди.
Стена была невысокой, но скользкой сверху и снизу, и что бы мы ни делали, подняться выше никак не могли. Прогремел выстрел, и на мгновение мы подумали, что остались без командира. С нами был юный Темпест, который за все это время ни издал ни звука. Лицо его было бледным как у призрака, хотя он держался молодцом, как и все мы. И вдруг он закричал:
- А ну-ка, ребята! Подбросьте меня! Я легок на подъем. Когда я окажусь внутри, то проложу вам путь.
Все замерли. А затем этот парень топнул ногой и крикнул снова, насколько я помню, своим юношеским звонким голосом:
- Моряки верны своему долгу! Здесь я распоряжаюсь!
Услышав это, мы встали по стойке смирно как на дозоре. Затем Джек Принг, которого мы прозвали Великаном, за то, что он был ростом в шесть футов и крепким как бык, крикнул:
- Негоже, сэр, офицера в ад бросать!
Парень посмотрел на него и кивнул.
- Здесь любой туда отправиться! - прогремел он, и в подтверждение его слов все сделали шаг вперед.
- Так, ребята! - сказал он. - А теперь закиньте-ка меня! Мы спустим этот флаг! - И он указал на черный стяг, который пираты установили на флагшток в форте. Потом он вытащил из лодки небольшое знамя и, засунув его за пазуху, молвил. - Нашему флагу здесь самое место.
- Вы позволите мне, сэр? - вопросил Джек, и парень вновь залился смехом.
- Бог ты мой! - Все здесь доверяют Великану?
Парень попросил нас подстраховать его, а когда Джек начал сомневаться, он сказал:
- Мы всегда были друзьями, Джек, и я хочу, чтобы твоя рука была тверда.
Поэтому Джек подхватил его с одной стороны, а выступивший вперед древнеземемец - с другой. Остальные к тому времени сбросили башмаки, закатали рукава и зажали зубами ножи.
Джек и древнеземец сделали глубокий вздох и перекинули парня через стену форта. Когда мы начали карабкаться, из наших лодок на реке донесся радостный вопль. На несколько секунд установилась тишина, а затем мы увидели, как парень взобрался по бамбуковому флагштоку, который прогнулся под его весом, и сорвал пиратское знамя. Вытащил из-за пазухи наш флаг и водрузил его на вершину логова неприятеля. Он помахал нам и, не помня себя от радости, издал крик, громогласно пронесшийся над рекой. Прогремевший выстрел унес его из жизни, и с диким воплем они бросились на него под радостное улюлюканье, рокотавшее из лодок, словно буря.
Мы не помнили в мельчайших подробностях, как взяли форт. В тот день мне в это даже не верилось! Однако когда мы спрыгнули на землю, мы увидели, как у подножия флагштока кто-то лежит. Криты, как и все вокруг, были залиты кровью! Эти дьяволы сделали свое дело! Но их злодеяниям пришел конец, так как мы обрушили на них гнев своих кортиков. Ни единого звука не сорвалось с наших губ. Мы налетели на них, словно гроза на стоявшую в поле кукурузу! В тот день мы не оставил ни одной живой души в Красном форте. И пусть их было бы хоть миллион, мы бы не дрогнули!
Спустя какое-то время мы снова услышали пальбу. Это наши лодки приближались. Форт, наконец-то, был наш, но уже не осталось сил кричать "ура".
Думаю, в тот день мы подчистую уничтожили оплот пиратов. Мы потопили каждую лодку на реке, два корабля, которые искали, и еще один в придачу. Спалили дотла все дома, пристани и форты в этом месте. Казалось, им уже некуда было приткнуться. Некоторые из них ушли известным путем через болота, где мы не смогли их преследовать.
Солнце клонилось к закату, когда мы вернулись на корабль. Несмотря на понесенные нами потери, мы радовались, что, наконец-то, плывем домой. Все, кроме одного. Мы накрыли его британским флагом в лодке капитана. Бедняга! Когда его подняли на палубу, кругом столпились люди, чтобы посмотреть на него. Его лицо выражало бледность. Всех без исключения охватило чувство, что мы перед ним в необъятном долгу. Вышел капитан, склонился и поцеловал его в лоб.
- Мы похороним его завтра, - сказал он. - В открытом море, как и полагается храброму моряку.
На рассвете следующего дня его тело положили в зашитый гамак, а к ноге прицепили ядро. На похоронную службу, которую проводил капеллан, пришла вся команда. Священник упомянул о том, что усопший исполнил свой долг и всем служил примером для подражания и о том, как мы его любили и чтили. И когда уже матросы были готовы отпустить гамак и позволить отважному моряку присоединиться к остальным героям на дне морском, древнеземец вышел вперед, отдал честь капитану и спросил, можно ли ему попрощаться.
- Попрощайся, матрос! - позволил капитан. Он стоял с треуголкой в руке, пока древнеземец говорил.
- Братья! Вы слышали, что сказал капеллан. Парень исполнил свой долг и погиб как отважный джентльмен! Мы хотели бы, чтобы он был сейчас с нами. Но несмотря на это, мы не можем жалеть ни его, ни то, что он содеял, хотя это и стоило ему жизни. Когда-то и у меня был сын, и я надеялся, что он обретет, то в чем я сам никогда не нуждался. Я надеялся, что он обретет славу и почет и станет адмиралом флота, как и другие до него. Ей-богу! Я бы всей душой был за то, чтобы увидеть, как он лежит под флагом, как этот смелый юноша сейчас, и знать за что, чем если бы мои глаза взирали на него в эполетах у флагштока на корме! Он погиб за свою Королеву, страну и честь флага! О чем еще он мог бы мечтать!