Одинаковое детство
Выдаёт любая власть -
Накормиться и одеться
И в кутузку не попасть.
Матерей мы не винили,
Нелегка у них тропа -
Двух мужей похоронили,
Третий без вести пропал.
Многое в отцовском доме
Узнаётся лишь потом.
Кто меня бы познакомил
С моим собственным отцом.
Тайна детская, конечно,
Разрешиться бы смогла б,
Но мой дед мягкосердечный
Сердцем оказался слаб.
Тесть хвалил отца, мол Верку
И с дитём Серёга взял.
Лентой траурною сверху
Рот Господь ему связал.
Замолчал навеки рупор,
Отошла его душа.
Крёстная входила в ступор,
Когда речь о детях шла.
Где теперь она не знаю,
Не искал по мере сил
И грозу в начале мая
Про отца не расспросил.
О своём туманном ретро
Мама взрослой детворе
Сообщила, что на смертном
Не расколется одре,
И судом моим третейским
Мне масонов не судить,
Про особенность еврейства
Мягче надо говорить.
На иврите мне на бирке
Врач фамилию писал...
В общем так - не плюй в пробирку,
Из которой вышел сам.
Белый свет я встретил мрачным,
Покидая тот роддом.
Видел я - меня дурачат,
Но ещё не ведал в чём.
Лишь теперь, когда мой пафос
Оказался не у дел,
На себя взглянув с анфаса,
Я этнически прозрел.
Приоткрыло в тайну дверцу
Дело громкое врачей.
Оказалось, что отец мой
Не последний был еврей.
Что Сергеич, что Семёныч -
Как меня ни назови...
Хорошо хоть не найдёныш,
А продукт большой любви.
Так антисемит прожжённый
Был узнать я обречён,
Что отец мой наречённый
Гервиш, чем не Шниперсон?
По обрядам ихним строгим -
Всех, кто до семи недель...
За интим себя потрогал,
Ужаснувшись - Неужель..?
За семейную ту драму
Я прощу отца, Бог с ним,
Но скажу: Спасибо Мама,
Что я цел и невредим.
Окажусь когда за ересь
Иудеями гоним,
Выберу себе я Гервиш
По папаше псевдоним.