Мы познакомились с Мимозой при довольно необычных обстоятельствах. Моя лучшая подружка Лина однажды выдала по телефону такой текст: "Слушай, тут одному человеку жить негде, я знаю, что твоя мама уехала, можно, она у тебя поживёт?". Значит, человек -- это онА. Про мою маму -- так оно и было, но сразу сориентироваться в ситуации я не смогла. "А кто она?" -- "Да ты её не знаешь. У них дома был потоп, соседи козлы, короче, у них ремонт недели на две. Да ты с ней подружишься!" -- "Ну я не знаю, приходите вместе... А ремонт точно недели на две?" -- "Да ты не беспокойся, мы потом что-нибудь придумаем!" -- "Хорошо... что она за человек?" -- "Ну, работала в редакции, потом учила детей английскому... я тебе потом расскажу... или она сама всё расскажет. Её зовут Мимоза." -- "Как?!" -- "Ну, это её ник. Долго рассказывать. Можно Мими."
В тот же вечер Лина познакомила меня с Мими. Так началось наше общение, быстро перешедшее в дружбу.
Я была очень занята в университете, но по вечерам мы с Мимозой находили время для долгих разговоров обо всём. Первое, о чём мы почему-то заговорили -- это о Монтене, которым я искренне восхищалась. У меня всегда под рукой был диктофон -- маленькая, но очень удобная игрушка, незаменимая для запоминания самых разных текстов. До сих пор у меня на каких-то недостёртых кассетах слышатся обрывки, например, латинских слов -- третье склонение существительных, контрольная по грамматике, когда-то я в этом разбиралась.
Диктофон пригодился вот каким образом.
Мимоза время от времени рассказывала короткие, но яркие истории из жизни. От некоторых из них я могла попросту застыть с открытым ртом. От других -- хохотала до упаду, до складывания пополам и валяния по полу (ну, почти). Иногда Мими начинала говорить афоризмами собственного сочинения. Эти афоризмы тоже приводили меня в состояние лёгкого стресса. Чтобы их понять, требовалось умственное усилие -- но после этого с ними нельзя было не согласиться!
Мимозины высказывания касались самых разных сторон жизни. Например: "Когда говорят "дом и семья", для меня это звучит почти так же гармонично, как "носки и трусы". В одном случае -- дом, а в другом -- семья. Дом -- это такое место, куда ни в коем случае нельзя допускать семью! если хочешь чувствовать себя дома."
И ещё: "мне всю жизнь объясняли, чего я должна хотеть. Главное, никто не спрашивал, чего я хочу. Считали само собой разумеющимся, что я хочу того, о чём думает собеседник."
Или так: "Если тебя кто-нибудь спрашивает, какой мужчина в постели, то можно отвечать так: потный и скользкий". Да уж, это будет исчерпывающий ответ!
Мимозе как-то специфически везло на мужское внимание. Она с первого класса ездила в школу через весь город: минут сорок пять в автобусе или троллейбусе. В час пик, само собой. И с первого же класса её в транспорте лапали мужики и тяжело дышали. А когда она в десять лет впервые самостоятельно пошла в кино -- это был последний раз в жизни, когда она дала себя убедить в том, что "фильм хороший", хотя заранее не хотела его смотреть -- к ней подсел некто пахнущий селёдкой и мешал смотреть фильм. Она ушла с середины сеанса, скорее злая, чем напуганная. Ей было стыдно слов, которые пришлось сказать этому типу -- Мими точно знала, что таких слов говорить нельзя -- но другого выхода не было. Её никто не бросился догонять, но в голове Мимозы крутилось ещё несколько слышанных от папы слов -- и они потом не так просто выветрились. С тех пор Мими много раз ходила в кино, но точно знала: если заранее кажется, что фильм тошниловка, то так оно и будет. Пусть даже у фильма одиннадцать "Оскаров". Да простит Мимозу вся Американская киноакадемия.
А липнуть к Мимозе мужики перестали, как только ей исполнилось двенадцать. Необъяснимым образом. То ли она успела выработать свинцовый взгляд, то ли научилась телепатировать подходящие к случаю слова из папиного лексикона -- науке неизвестно.
Мими говорила, что не хочет, чтобы её любили. Из её личного опыта следовало: повышенное внимание к твоей персоне означает очень близкие неприятности. Мимоза не понимала, что хорошего в том, чтобы "её любили". На её языке "он её любит" автоматически означало "он ей мешает". Мешает -- что? Да всё: есть, спать, работать, смотреть телевизор, носить удобную одежду. Тратить деньги по своему усмотрению, в конце концов. Пусть уж любит как-нибудь понезаметнее, что ли. Поскромнее. На расстоянии.
С точки зрения Мимозы, отсутствие любви не было проблемой. Проблемой было отсутствие денег. "Деньги начинают кончаться или кончают начинаться, а количество страха в жизни остаётся постоянным," -- это с диктофона, причём моим голосом. Я пыталась повторить то, что Мими сказала перед этим, но что-то я напутала. И дальше записан уже голос Мимозы: "...наоборот, количество страха находится в прямой зависимости от финансов: денег меньше -- страха больше, денег нет -- паника и антидепрессанты на горизонте. А теперь представь: деньги есть, долгов нет или очень мало -- и можно радоваться жизни. Можно позволить себе ВСЕ УДОВОЛЬСТВИЯ МИРА, шучу. Купить дорогую книгу. И коробку швейцарского шоколада. Если на швейцарский денег жалко, тогда украинского. И можно валяться на диване и знать, что тебе никуда не надо идти. А главное, за это на тебя никто не будет орать! И ты за деньги покупаешь себе моральное право отдохнуть! и снимаешь с себя чувство всякой вины и ощущение, что ты всем чего-то должна. Всем: маме, папе, соседям, школе, городу, государству, друзьям и знакомым. Ты за деньги покупаешь себе право выбирать, кому и что именно ты должна."
Я слушала и, пожалуй, соглашалась.
Именно ради финансовой независимости Мимоза научилась играть на бирже.
Вернее сказать -- начала играть на бирже. Потому что научиться играть, в общем-то, нельзя. Я тогда не знала об этом роде деятельности ничего. То есть совсем ничего, даже терминология для меня была тёмный лес. Ну разве что кроме понятного слова "цена".
Однажды Мими говорила по телефону, и до меня донеслось что-то про белые и чёрные свечки. Я сразу вспомнила один случай, когда я обратила внимание на расстроенного парня. Обычно расстроенные парни жаловались на то, что он "думал - у него такая-то карта, а у него -- раз! и король!!!" А в тот момент молодой человек изо всех сил матерился по адресу какой-то свечки, которая выросла вроде как на асфальте. Я совершенно не знала, что бы это могло значить, и спросила у Мимозы. Она сначала улыбнулась, и я поняла: ей это о чём-то говорит. Потом улыбка стала шире, и она попросила меня вспомнить, на каком точно асфальте росла свечка и что ещё тот парень при этом сказал. "Ах да! я вспомнила, не на асфальте, а на... нет, не на бетоне, это точно... на фундаменте!" -- "Ну понятно, что на фундаменте!" Ей всё было понятно, и улыбка её стала совсем широкой и к тому же довольно ехидной. "А он не говорил, что это произошло в пятницу, тринадцатого?" -- "Да нет, не знаю, я не слышала." Так я получила первые сведения о тяжёлом труде работников биржы -- трейдеров. Это было первым словом, которое следовало выучить. Фундаментом сокращённо называли фундаментальный анализ. Как я поняла, "на фундаменте" -- это значит вследствие непредвиденных событий, вдруг, неожиданно. Как говорится, "ничто не предвещало бурю". Видимо, тот несчастный парень проиграл, причём совершенно неожиданно для себя, большие деньги. А может, и все свои деньги. Издержки профессии, знаете ли.
За две недели, что Мими жила у меня, она успела рассказать массу интересных историй и перевернуть с ног на голову некоторые из моих представлений о жизни. Она не понаслышке знала, что такое паника, но каким-то образом научилась преодолевать свои страхи. И мне это потом очень помогло. И помогает до сих пор.
Мимоза сейчас живёт в другом городе. У неё всё хорошо.