- Разве вас не учили стучать? - хрипло, с фальцетным присвистом царапнул по ушам Хайсс.
- Учили, да без толку. В этом деле - талант нужен, - бойко отрапортовал я. Глубоко в голове довольно хмыкнул Донкихонов. Я погрозил ему мысленно кулаком - он опомнился и запаролировал ментальный поток.
- Хватит ёрничать, Панин! - сощурил шеф и без того узкие глаза, - Ты подаешь плохой пример своему подопечному. Он и так заваливает нас паршивыми доносами. А тут еще ты остришь...
Донкихонов поморщился:
- Предлагаю слово донос заменить на "отчет".
"Мигель, ты хоть понял, что сказал это вслух?"
"Вполне. Мне надоел этот жирный инопланетный боров!"
"А жить тебе не надоело? Мне - нет. Поэтому - поаккуратней с предложениями!"
- Называйте, как хотите, Данкишонов! - сипло просвистел Хайсс, - Суть от этого не меняется!
- Моя фамилия - Донкихонов, - поправил Мигель шефа.
- А мне - без разницы - осклабился Хайсс, обнажив мелкие и острые зубы, - Стану я запоминать ваши идиотские прозвища! Они у вас каждый квартал - новые.
"Саня, меня от него тошнит!"
"Он тебя провоцирует. Не поддавайся. Представь его смешным..."
Донкихонову только предложи - и вот уже серая шарообразная тушка шефа болтается и кружится под потолком, беспомощно шевеля шестью волосатыми конечностями.
Еле сдерживаю смех.
"Хватит!"
"Сам попросил!"
Воображаемый Хайсс плюхается в мусорное ведро.
- Панин! Чего лыбишься? - злится Хайсс настоящий. Серый лоб темнеет от напряжения - шеф пытается взломать наш ментапароль, - Опять заблокировали мыслительный коридор? Вы у меня доиграетесь! Я вам покажу, как от начальства мысли скрывать!
- У Донкихонова проблемы со здоровьем, шеф. Не хотели засорять вашу ментальную сферу.
- Да? - Хайсс брезгливо покосился в сторону Мигеля, - Ну, хорошо. На этот раз - прощаю, но напоминаю: донос должен быть информативным, ментально документированным и самое главное - он должен быть своевременным! Вам понятно, Данкишонов? Своевременным! Из-за вашей нерасторопности мы не успеваем скорректировать последствия опаснейших мыслеформ.
- Не ваша, - просвистел Хайсс, - Но вы - ментальный сканер. И без вашей оперативной и вдумчивой работы донос теряет всякий смысл. Возьмем, к примеру, дело профессора Вольского со станции землян.
- Я предоставил вам около двухсот ментальных отпечатков профессора.
- Это прекрасно. Только нам хватило бы и двух - но по делу.
- Не понимаю, чего вы от меня хотите? Я лишь сканирую то, о чем думают объекты. Извините, если содержание их мыслей не соответствует вашим ожиданиям.
"Мигель, я тебя предупреждал, что этим все кончится. Они - не дураки. Скоро разберутся, что к чему!"
- И вам не кажется странным, что в ментальных отпечатках профессора преобладают пространные рассуждения о психологических особенностях медицинских работников? А ведь нам поступали сигналы о том, что Вольский занимается разработкой запрещенных технологий и близок к открытию принципа ментасканирования!
Донкихонов без эмоций произнес:
- Когда я сканировал мысли профессора, он думал только о медицинских работниках. Больше мне вам нечего сказать.
- Панин, - в свисте Хайсса послышалась угроза, - Мне определенно не нравится твой новый напарник. Неужели у нас так туго с ментасканерами?
- Мне самому он - не по душе.
"Саня, что ты несешь?!"
"Заткнись. Так надо!"
- Так отправь его в изолятор!
- Увы, шеф - это невозможно. По крайней мере - пока. Ментальные сканеры среди людей, действительно, редкость. Приходится работать с тем, что есть.
Хайсс недовольно сощурился:
- Тогда объясни ему правила игры, Панин. Еще раз. Мне кажется, он не понял главного.
***
В зимнем небе роятся беспокойные звезды. Суетливо торопятся домой безликие, как тени, прохожие. Самодовольный верзила в полосатой форме лениво посматривает на часы. Без пяти девять. Через пять минут землянам нельзя будет находиться на улице. Не всем, конечно. Мне, например - как и этому уличному надзирателю - можно. Я нарочито медленно вышагиваю по мостовой, чтобы эти - торопливые - поняли: мне спешить некуда - и засуетились еще больше. Их панический страх бодрит и обжигает, словно лезвие ножа, прижатое к шее. Бдительный взгляд "полосатого" задерживается на мне:
- Девять часов. На каком основании вы находитесь на улице?
Неспешно закатываю рукав - на запястье лазерным блеском отсвечивает пропуск Ментальной Инспекции. "Полосатый" почтительно отступает в сторону.
Продолжаю путь, притормаживаю возле закрытой кофейни, уверенно барабаню по заляпанной витрине. В мутной прозрачности стекла замаячил тощий хозяин. Боязливым жестом он указывает мне на вывеску заведения - они работают строго до 18.45.
- Ментальная Инспекция, - сообщаю я, привычно демонстрируя запястье. Не знаю, услышал ли он меня, но лазерный блеск срабатывает моментально. И вот я уже в кафе - сижу за столиком возле окна, пью кофе и жду Донкихонова.
Он, как всегда, пунктуален наш доблестный рыцарь. Появляется ровно в назначенный час.
И настороженный хозяин впускает еще одного инспектора - сутулого, долговязого, с тощей бородкой и шальным взглядом.
- Ну, привет, - привстаю и пожимаю протянутую Мигелем руку.
- Привет-привет, - усмехается Донкихонов, - Будешь проводить воспитательную работу?
- Естественно. И ничего смешного в этом нет. Так что, присаживайся - разговор нам предстоит не из веселых.
Мигель сразу включился в игру - взгляд стал озабоченным и серьезным. Сел напротив меня, подался корпусом вперед - весь внимание.
"Думаешь - нас прослушивают, Санчо?"
"Прослушивают всегда и везде, Донкихонов! Главное - чтоб в голове не копались..."
"Сейчас запаролирую - и не докопаются!"
Я мысленно усмехнулся, а вслух произнес:
- Речь, как ты и сам прекрасно понимаешь, пойдет о твоем вчерашнем поведении в кабинете Хайсса.
Хозяин кофейни приблизился к нам, заботливо поставил перед Мигелем чашку ароматного кофе, и принялся усердно протирать окно, возле которого находился наш столик. Ну, вот и прослушиватель объявился...
- Да-да...Понимаю, - послушно закивал Донкихонов.
"Ты не переигрывай там! А то высшему руководству хамит, напарнику - в рот заглядывает..."
"А, может, я испугался?"
"Да не мешало бы..."
- Это хорошо, что понимаешь. Потому что - странно, что Хайсс вообще тебя отпустил. Берегись, Донкихонов - сирсы обид не прощают. А ведь они задают правила игры - не забыл?
Мигель мрачно кивнул.
"Как же...Забудешь тут, когда эти ящерицы толстопузые - на каждом углу! А мы на собственной планете - как мусор..."
- Все очень просто, Мигель. Жить в государстве сирсов - значит, жить для их блага и по их законам. Можешь, конечно, этого не делать, но тогда сирсы примут решение, что сделать с тобой. И я не думаю, что тебя оно порадует. Я понимаю, что большую часть жизни ты прожил в тепличных условиях - на станции. Там сирсов видят не так уж часто, а среди жителей популярны рассказы о прежних чудесных временах. Но это все в прошлом, Донкихонов. Прежней Земли уже нет. Теперь наша Земля - земля Сирсов.
- Может, хватит окно вылизывать?! - резко дернулся Донкихонов в сторону хозяина кофейни, - Вы нам мешаете! Оставьте нас в покое!
Тряпка упала на пол. Прослушиватель не стал поднимать ее, а быстро засеменил в дальний угол за стойку, бормоча слова извинения.
Мигель взялся за торчащую из чашки ложечку и принялся задумчиво наматывать ею круги.
- Ты бы хоть сахар положил для начала, - усмехнулся я, отправив Донкихонову щелчком пальцев бумажную пирамидку. Несколько секунд Мигель с недоумением рассматривал возникший перед ним пакетик.
- А, сахар, - наконец, произнес он, - Да, я не люблю сладкий кофе...
"Вот, скажи, мне, Саня, зачем этот "тощий" стал нас подслушивать? По зову сердца? Ведь я уверен - он не является профессиональным агентом. Его никто не заставлял это делать! А он взял тряпочку и отправился, на ночь глядя, окошко драить..."
Я покосился в сторону прослушивателя - он замер у стойки с безучастным выражением лица и стал похож на высушенного кузнечика.
"Из чувства самосохранения, разумеется. Ментальной Инспекцией всегда могут заинтересоваться Сверху. Придут к этому "тощему" - и начнут допытываться, что и как. Скажет - не знаю, не слышал - или не поверят, или в несознательности обвинят. Оно ему надо? Иногда лучше перестараться - целее будешь..."
"Старатели, блин!" - заорал в голове Мигель, - "Из-за таких вот старателей нам и приходится гнуть спину на пресмыкающихся! Чувство самосохранения - говоришь? Что сохранять-то? Вшивую забегаловку?"
"Жизнь, Донкихонов. Главный приз в этой игре - сама жизнь. Неужели ты этого не понимаешь?"
"Я-то понимаю! Только вижу - вы рядом с лягушками подзабыли, какой она - эта жизнь должна быть!"
"И какой же?"
"В ней должен быть смысл! Пойми, Санчо, недостаточно - просто есть, пить и дрожать за сохранность своей шкуры, как этот старатель...Нужно делать что-то важное! А иначе - зачем вообще жить?!"
Я вспомнил о "тощем" и решил прервать наше затянувшееся "молчание".
- Итак, Мигель, надеюсь - на этот раз ты меня понял. А теперь давай займемся делом, - достаточно громко сказал я - и "кузнечик" за барной стойкой еле заметно качнулся в нашу сторону.
Достав из нагрудного кармана сложенную вчетверо голубую бумагу, я протянул ее Донкихонову:
- Вот, ознакомься. Новое задание.
Мигель взял листок, развернул, пробежался глазами по тексту и посмотрел на меня застывшим взглядом:
- Параллельный ментадопрос Вольского?!
Я сухо кивнул. Донкихонов с излишней тщательностью согнул бумагу дважды и отдал мне.
"Значит, они нам не поверили и собираются загнать в угол?"
Мне стало жаль этого долговязого мечтателя. Его игра так быстро закончилась.
"Мигель, я предупреждал тебя, что все это похоже на борьбу с ветряными мельницами. Сирсы правят здесь более двухсот лет. Неужели ты действительно думал, что мы сможем что-то изменить, исказив пару фактов в ментадоносах?"
"Это не так уж мало, поверь мне!" - воскликнул в голове Донкихонов, - "Спасая людей, неугодных Системе, мы тем самым вредим ей!"
"Да, да, - раздражился я, - Ты уже говорил об этом сто раз! И я, как дурак, пошел за тобой. И рисковал своей шкурой, между прочим, помогая тебе. Но ты сам видишь - дальше идти некуда. Дальше - смерть. А я хочу жить, Донкихонов! И мне плевать - осмыслена моя жизнь или нет. Я просто хочу жить. Понимаешь? Поигрались - и хватит. Завтра проведем ментадопрос Вольского, как положено, и все устаканится. Все станет на свои места. Признаться честно, надоело мне это вечное сосание под ложечкой: пронесет - не пронесет, поймают - не поймают...Жил же я как-то до встречи с тобой, и хорошо жил. Сирсы - не так уж плохи, если их не злить. Да я вообще не знаю, как это - жить без сирсов! А ты, Донкихонов, не терзайся понапрасну - радуйся, что еще так все хорошо заканчивается. Этот ментадопрос для нас - просто спасение!"
Мигель выпрямился, презрительно усмехнулся - и мне стало не по себе, словно под моим окном всю ночь выла черная собака.
"Радоваться?!.. Я должен радоваться тому, что завтра благодаря нам Вольский отправится на тот свет?"
"Мне очень жаль, Мигель, что твоему старикану так не повезло, но согласись - он сам избрал этот путь. Его никто не заставлял заниматься запрещенными исследованиями. Он знал, чем рискует, но все равно вступил в игру. И если он проиграл, то виноват сам, наша совесть чиста..."
"Неужели? А ты не забыл, Саня, что мы тоже вступили в игру? И теперь уже поздно что-то менять. Разве не ты помогал мне искажать результаты ментадоносов? А ведь Вольский знает об этом. И надеется на нашу помощь. Как же ты сможешь, глядя ему в глаза, отсканировать реальные мысли и тем самым подставить его?"
"Смогу, Мигель, смогу! Потому что одно дело - играть в благородство где-то там - на станции, где тебя никто не контролирует. И совершенно другое - делать мыслеотпечатки под надзором сирсов - да еще и параллельно с тобой! Наши показания будут сверять - ты это хоть понимаешь? Мы просто не можем поступить иначе. И вся твоя болтовня о глазах несчастного старика - пустой бред. Глупо - подставлять себя, если шанс спасти Вольского равняется одной десятитысячной!"
Донкихонов как-то странно посмотрел на меня:
"Я все понимаю, Саня. Но и ты пойми - я не буду стучать на Вольского. Я не для того пошел работать на сирсов, чтоб отправить на смерть хоть одного человека. Его крови не будет на моей совести. А будет ли она на твоей - решать тебе."
Мне показалось, что по телу - с головы до ног - поползли, извиваясь, холодные липкие змеи...Во рту резко пересохло, словно я ничего не пил несколько дней. С трудом проведя языком по обезвоженному нёбу, я с усилием крикнул:
- Воды!
Кузнечик за барной стойкой моментально встрепенулся и быстрыми суетливыми шагами засеменил к нашему столику с парой стаканов и бутылкой на подносе, как будто заранее знал, чего мы потребуем. Налив минералки, он бесшумно удалился. Сама тактичность....
Я жадно опустошил оба стакана - и не напился.
Донкихонов выжидающе смотрел на меня.
"Это нечестно, Мигель. И ты прекрасно это знаешь. На моей совести кровь многих людей. И до встречи с тобой - меня это мало тревожило. Сам не понимаю, как тебе удалось втянуть меня во все это, но твои восторженные речи о прекрасном будущем без сирсов подействовали на меня, как хорошее вино...Потому что больше всего на свете я ценю свободу. Ведь именно поэтому я и стал инспектором - воспользовался одной из немногих возможностей в этом мире чувствовать себя почти свободным - не шарахаться при виде сирсов, иметь право ходить по вечерним улицам..."
"Среди сирсов?.." - усмехнулся Донкихонов.
Я разозлился:
"Хотя бы! Зато я могу спокойно идти по улице и не прятать взгляд!"
"Рад за тебя, что можешь..."
"Хватит, Донкихонов! Мне не нравится твой тон, не нравится твой шантаж. На старика мне плевать. Он мне - никто. А вот то, что ты - мой друг - хочешь повесить на меня свою смерть - это низко! Ты прекрасно понимаешь, что если наши показания не сойдутся - убьют и Вольского, и тебя..."
"И?.."
- Да пошел ты, Донкихонов со своими "и"! - закричал я вслух. "Тощий" за стойкой вздрогнул и снова замер высушенным кузнечиком.
Я перевел дыхание:
"Ладно, Мигель. Раз уж ты такой дурак, попробуем использовать тройную защиту ментального коридора. Может, сработает..."
Донкихонов внимательно посмотрел на меня:
"Спасибо, Саня. Спасибо..."
***
За многоэтажный хребет огненной монетой оседает солнце. Я стою у окна в кабинете Хайсса, прислонясь горячим лбом к спасительному стеклу. Оно кажется ледяным, несмотря на теплую осень, и мне хорошо - хорошо, как никогда.
Первые минуты после ментадопроса даются тяжело.
Он длился почти пять часов. И все это время нам с Мигелем удавалось поддерживать три ментапотока: один с Хайссом, второй - с допрашиваемым, третий - между собой. Такое - не каждому по плечу. Но мы - справились. Даже не верится, что все позади - и можно расслабиться....
И Вольский оказался славным стариканом - держался молодцом, не раскисал - хорошо все-таки, что мы ему помогли. Я подошел к креслу Хайсса и с удовольствием опустился в него - оно моментально приняло контуры моего тела и слегка завибрировало, помогая мне расслабиться.
Да...Отдохнуть - не помешает после такой передряги. Может, попросить у Хайсса отпуск для нас с Донкихоновым? Слетаем к океану - покупаемся, позагораем, поболтаем о вечном...
Мягкий шелест раздвигаемых дверей заставил меня вскочить с кресла.
На пороге появились Хайсс и Донкихонов. В глаза бросилась алая нашивка на форме напарника.
Я улыбнулся:
"Ого? Нас еще и к награде приставят? Неплохо...Только почему, Мигель, тебя награждали отдельно от меня?"
- Потому что, тебя, Панин награждать никто не собирается, - сипло хохотнул Хайсс, и я медленно опустился в кресло шефа.
"Мигель, ты забыл поставить ментапароль?!"
- Не забыл. Просто сообщил его старшему инспектору, - сухо ответил Донкихонов.
Только сейчас я заметил, как он изменился - исчезла прежняя сутулость, и взгляд стал другим - жестким и безжизненным, словно кожа старого сирса.
- Да, Панин, разочаровал ты меня, - просвистел Хайсс, подходя к своему столу, - Ничего не скажешь. Никому нельзя доверять в этом мире. Никому...А ведь я до последнего не верил, что ты нас предашь. Все ждал, когда ты придешь ко мне с доносом на Донкихонова. Я всегда считал тебя лучшим в своем отделе. А ты не выдержал проверку. Конечно, Мигель - мастер своего дела, но чтоб так глупо повестись на нелепые бредни о свободных землянах...Не понимаю - тебе-то чего не хватало? Но дело сделано. Жаль, конечно, терять такого опытного ментасканера, но таковы правила. Мы с легкостью вступаем в игру, Саня, забывая, что она очень часто играет нами...Прощай, Панин.
Сказав это, сирс развернулся и вышел из кабинета.
Мы остались вдвоем - я и Донкихонов.
Мне не хотелось говорить. Я думал о смерти, но почему-то не боялся ее - впервые за всю свою жизнь.
Мигель заговорил первым:
- Мне поручили проводить тебя на казнь.
- Рад за тебя.
- Интересная вышла игра. Даже жаль, что все заканчивается.
- Да, Мигель. Жаль, - мое спокойствие поражало меня и бесило Донкихонова.
- А ты проиграл, Санчо, - криво усмехнулся он, - Помнишь, ты говорил, что главный приз в этой игре - сама жизнь? Выходит, я победил.
- В ней должен быть смысл, Донкихонов, - улыбнулся я, - В ней должен быть смысл...