Аннотация: Короткий рассказ, в сеттинге придуманной вселенной...
Судьба. Порой она причудливо искажает реальность, подстраивает все так, чтобы сломать и запутать одинокое существо. Она терпеливо выстругивает свои орудия, с тем, чтобы затем выстроить самую невероятную из историй. В очередной раз.
Кто знал, в дождливый и неприятный день уходящего лета, когда листва деревьев уже начала желтеть в преддверии осеннего увядания, что именно сегодня - особенный день. День пятого ребенка в семье, нежеланной девочки, орущей в грязной колыбели бедных крестьян. Лишний рот, требующий внимания и еды, голодный, неоперившийся птенец. Прошли годы, но конечно, пользы от девочки не стало больше.
А ведь все бы было гораздо проще и, возможно, лучше, если бы в семье был хотя бы один мальчик. Возможно, тогда ярлык нежеланного ребенка не бросался бы в глаза столь явно - с многозначительными взглядами, которые любой ребенок понимает гораздо лучше любых слов.
Волосы у нее были иссиня-черными, цвета вороного крыла, глазки-бусинки было то ли синими, то ли зелеными, никогда не удавалось разобрать точно, да и кому были нужны подробности? Сиала была красивой девочкой, черты ее лица были на удивление правильными, словно и не ребенок то был, а кукла, мастерски изготовленная лучшими мастерами со Старой земли.
Так дары Единого стали для нее приговором. Девочке было всего шесть лет, когда родители продали ее за шесть серебряков, бродячему фокуснику, который только внешне казался бедняком. Точнее - старался казаться таковым.
Вот и все, что знала она. История, рассказанная им, была единственным звеном, связывающим черный провал в памяти, пугающий девочку, с ее жизнью до знакомства с Ангусом. Она не помнила ничего, но богатое воображение живо рисовало картинки, что так настойчиво и щедро обрисовывал ей фокусник. Картинки нищеты, уныния и безысходности.
А еще, он брал ее с собой на "работу".
Беднякам - объяснял Ангус Сиале - подавали немного больше. Чопорные гости Альтеры, привлеченные загадками острова, не пренебрегали возможностью выказать свою щедрость, но если дело было на улице, богатеи ждали штопаных лохмотьев и грязи. Лицедеев во фраках они представляли себе на сценах серьезных театров, за выступление в которых актерам платили жалкие гроши - и какой дурак пойдет на такие условия?
Только тот, у кого нет выбора. У Ангуса Вильмера выбор был. Он был выдающимся уличным фокусником, не каким-то там шарлатаном с нижнего города. А Сиала, с ангельским личиком невинного ребенка, обрамленным трогательными лохмотьями, затрагивала в душах тугих кошельков ту самую струнку, что вела к завязкам. Да, иногда "доброхоты" вызывали стражу, иногда богатеи "спускали собак", обижаясь на неуклонные отказы Ангуса после предложений о "продажи ангелочка".
Но на этот случая у них всегда имелся тщательно подготовленный план "отступления". Ангус был чертовски внимателен к мелочам, как и любой умелец его уровня. А еще - он терпеть не мог настоящих бедняков.
- Ну, ты только подумай, - часто говаривал он девочке, - как эти голодные рты могут помочь нам прокормиться? В дырявых карманах грош не заваляется. А нам с тобой нужны не улыбки, но деньги. Вот подзаработаем еще немного - и я отведу тебя домой, к родителям.
Она кивала, не понимая, заглядывая ему в лицо широко распахнутыми, огромными глазами. Возможно потому, что никто не сказал Сиале самого простого - что мир полон лжи, а сама она понять это оказалась не в силах.
Так прошли четыре долгих года. Расцветая, подобно цветку, девочка отчаянно цеплялась за прошлое, уже полузабытое, исчезающее. Лица родных расплывались, даже былые ощущения слабели и только редкие воспоминания скрашивали ее мысли иногда.
Глядя в небеса по утрам, она представляла себе, как однажды обрадуется мама. Та самая мама, чьи руки пахли как-то по-особенному, чьего лица Сиала вспомнить не могла, зато хорошо помнила щенячью радость простых объятий и мягкость прядок рыжих волос, пахнущих дешевым мылом.
В облаках девочка видела ее, представляя себе ту, что скучает... ждет.... И верит в то, что однажды все станет таким, каким было прежде. До того, как в жизни Сиалы появился грубоватый Ангус с его холодными требованиями и черствым хлебом, который приходилось есть гораздо чаще, чем свежий.
А однажды, в холодный и сырой день надвигающейся зимы, когда небо грозно рокотало предгрозовым гневом, произошло то, что снова перевернуло жизнь вверх дном.
В тот день, закутавшись в какое-то тряпье, Сиала мелко дрожала, забившись в угол комнаты, что Ангус снял в таверне. Фокусник спал на единственной кровати, и с наступлением ночи, в эту самую страшную для ребенка минуту, она осталась одна-одинешенька. За окном, в щелях ставен вспыхивал яркий свет, пронзая комнату острыми лучами всего на одно мгновение. Этого хватало, чтобы заставить ее в ужасе отшатнуться и дрожать - как дрожала догорающая свеча на полу.
Чьи-то пальцы коснулись руки Сиалы, мягко, осторожно.
- Тс-с-с, - незнакомка, чьего лица не было видно, присела рядом, подправив соскользнувшее с девочки одеяло, - разбудишь Спящего.
Она не была взрослой, напротив, казалась такой же девочкой, может быть, чуть постарше. Волосы у незнакомки были странного, металлического оттенка белизны, не такого, каковой Сиала частенько видела у стариков и старух. Лицо было еще белее, цвета холодного мрамора.
"Я помню тебя", - почему-то всплыло в памяти девочки, - "Только не знаю, откуда в моей памяти ты."
- Кто ты?
Незнакомка улыбнулась, подавшись чуть вбок, на свет догорающей свечи. Черты ее лица казались знакомыми, но в первый момент Сиала растерялась, и лишь спустя несколько секунд поняла, в чем дело. Странная гостья была как две капли воды похожа на нее - разумеется, с той оговоркой что волосы у нее вдруг побелеют и глаза... глаза станут такими же красными, как рубины, ярко отражающие даже самый тусклый свет.
- Тише, - снова предостерегла ее беловласка, - если Спящий проснется, мне придется уйти.
Испугавшись, девочка подалась вперед. Сейчас она была бы рада даже пробегавшей мимо мыши, не говоря уже о собственной близняшке, путь и немного странной наружности.
- Нет, пожалуйста, побудь немного, - затараторила она, осекшись и бросив быстрый взгляд на кровать Ангуса. Человек спал все так же крепко, его мерный храп заполнял паузы небесного грома. Серые тени облепляли фигуру Ангуса призрачным ореолом. Испустившая дух свеча на прикроватном столике из последних сил выдыхала танцующую ткань дыма.
- Хорошо, - шепнула гостья, скользнув к стене, рядом.
Теплое тело уткнулось в ее бок, и Сиала перестала дрожать, улыбнувшись. Она не спрашивала больше ничего, боясь, что неосторожные слова заставят исчезнуть это нежданную, но столь необходимую ей компанию. Просто до боли скашивала взгляд, всматриваясь в локоны длинных белых волос и острый носик, смешно подергивающийся в полутьме.
- Воняет, - незнакомка неожиданно нагнулась к ее уху, чтобы шепнуть это, - как же он воняет.
Не выдержав, Сиала прыснула со смеху и тут же зажала рот ладошкой, испуганно покосившись на кровать. Ангус заворочался и перевернулся на другой бок, болезненно проскрипев что-то во сне. Беловласка одобрительно кивнула.
- Если хочешь, я еще приду. Теперь, это дается легче, - вдруг предложила она и Сиала, подумав, что та собирается снова исчезнуть, судорожно вцепилась в плечо гостье.
- Не уходи, - взмолилась девочка.
А если уйдешь, возвращайся поскорее - было в ее глазах. В круглых озерах тоски и страха, пропитывающих еще совсем юную душу. Она снова задрожала, и опять - совсем не от холода.
- Ты даже не знаешь, кто я, - гостья пожала плечами, - не боишься? А вдруг я - то самое, что прячется в темноте? И когда ты отвернешься, я...
Она замолчала, с улыбкой всматриваясь в глаза Сиалы. Несчастная представила себе, как из темноты выныривает нечто бледное, перекошенное, с острыми иглами зубов в широко раскрытой пасти. Как развеваются спутанные, призрачные патлы, горят красные глаза...
"Не боюсь", - говорит что-то внутри, - "Ты то, что я давно знаю. Просто не помню сейчас, но обязательно вспомню. Я работаю над этим."
- Боюсь, - быстро сказала она, - но лучше бояться тебя, чем темноты.
Она сказала это, даже не осознавая того, что произнесла. Как будто эти слова кто-то подсказал, шепнул на ушко. Мягкие, белесые руки легли на плечи перепуганной девочке. Незнакомка улыбнулась еще шире.
- Я - Красный Мотылек, - сказала она, посерьезнев, - вспомни это, когда снова захочешь посмотреть на свое отражение в луже. Или в кадке. Где угодно.
- Да, - голос, раздавшийся у самого уха, с другой стороны, заставил Сиалу вздрогнуть, - запомни это. Мотылек всегда летит на огонь, потому, что в темноте ему больше некуда лететь. Смотри не затуши свой, иначе в луже будет только грязь. Ты ведь не любишь грязь, так ведь? Хорошие девочки не любят грязь...
Повернувшись на голос, девочка увидела только неясное движение во мраке - как будто кто-то проскользнул совсем рядом, моментально скрывшись от ее взгляда.
- Это Склиз, - шепнула Мотылек, - на него нельзя смотреть, иначе не увидишь.
- Как это?
Беловласка пожала плечами, загадочно подмигнув.
- А еще он странно говорит, - доверительно шепнула она, - и много.
Мотылек встала и направилась к окну. По дороге остановившись у кровати фокусника, она с любопытством оглядела спящего человека и помахала рукой Сиале. Девочка же продолжала сидеть, вжавшись в угол, боясь даже пошевелиться.
Мраморно-белая рука скользнула к столику. Темная, испещренная царапинами и щербинами поверхность тумбочки, хранила на себе что-то тяжелое, металлическое. Тихий стук привлек внимание сиротки.
Петли дверцы наружно заскрипели. Жутким был тот скрип, протяжным и вкрадчивым, словно кто-то пытался отворить ее как можно тише. Обернувшись, беловолосая гостья улыбнулась и подняла руку. В маленькой, изящной руке был зажат кинжал. Острый, длинный. Кинжал Ангуса, Сиала сразу узнала его, даже в полутьме.
А потом, Мотылек подошла к кровати. Хлопнули ставни, ливень с порывом ураганного ветра ворвался в комнату, а рука с кинжалом молнией скользила вверх и вниз, вверх и вниз. Сдавленный крик перешел в хрип, а затем в надсадное бульканье.
Сиала закричала в ужасе. Комната пошла кувырком. Даже пол, надежный и твердый, вдруг взбунтовался и ударил ее, обрушив сознание в сверкающую последними искрами сознания тьму.
***
- Бедная девочка.
Пахло миндалем. Горьковатый аромат щекотал сознание. Вокруг было множество шагов, стучащих и шаркающих, пульсирующих в висках острой болью. Странный металлический привкус во рту был непривычным.
Теплые руки держали ее.
- Похоже грабитель. Влезли в окно, наверное, забыл закрыть.
- Да, взлома нет.
Мотылек. Вспомнив жуткие подробности вчерашней ночи, Сиала забилась, раскрыв глаза. Слепящее солнце тут же заставило зажмуриться, а успокаивающий голос над ухом - замереть, дрожа.
- Эй, эй, тише. Все в порядке, - голос был на удивление теплым, приятным.
- Дочь?
- А хрен его поймет. Старина Ангус давно по петле соскучился, жаль, что ему не дали возможности ее примерить.
- Заткнись идиот. О мертвых либо хорошо, либо...
- Либо ничего, сэр, знаю, сэр. Простите сэр.
- Вольно. Лар...
Руки, державшие ее, чуть дрогнули. Солнце успокоилось, и цветовые пятна понемногу становились расплывчатыми очертаниями.
- Да, сэр, - все тот же мягкий и приятный голос.
- Неси ее на пост, там разберемся.
Она хотела сказать, предупредить его, даже закашлялась, пытаясь произнести первое слово. И тут же осеклась. За плечом воина стояла она. Мотылек улыбнулась и прижала к губам палец, исчезая.
- Они не слышат нас, потому, что не могут, - проурчал кто-то совсем рядом, - о алонаэ, ты искра в сознании безумия. Настоящий Образец, - голос сделал упор на последнем слове, - не пытайся играть в игры на двух разных досках. Если ты, конечно, не та-что-грезит-чужими-снами, разумеется. Но ты не она. Или - она, но не полностью, понимаешь?
Сиала, было, хотела повернуться на голос, но Ангус не зря считал ее умной девочкой. Она вспомнила слова Красного Мотылька: "на него нельзя смотреть, иначе не увидишь" - и сосредоточилась на щетинистой щеке небритого воина, того самого, что держал ее на руках.
У него был крупный нос и добрые глаза, вот то, что отметил разум, прежде чем она уловила движение. Где-то сбоку, в дальнем углу, возилось престранное существо, длинное и многоногое. Конечно, Сиала не могла разглядеть его тщательнее.
Нечленораздельный звук, вырвавшийся из ее рта, привлек внимание стражника.
- Все ближе и ближе, - продолжил Склиз, - умная девочка. Не говори со мной, не надо. Лучше думай, так даже интереснее. А тот одушевленный, он не умер. Он уснул, и это не совсем то, о чем ты думаешь. Если ты, конечно, думаешь об этом или хочешь думать, а может быть, подумаешь потом, позже. Мотылек освободила его, а вот ты... ты все еще в плену собственных иллюзий. Удачного дня, илуэ алонаэ.
- Подожди! - закричала она за секунду до того, как Склиз исчез.
Прямой взгляд обнаружил только красную тряпку, брошенную переводящим дух уборщиком. Она снова была одна. "Я ничего не понимаю" - тревожно билось в мыслях.
- Эй, - воин прижал ее покрепче, успокаивающе качая на руках, - я тут, никуда не ухожу. Мы с тобой вдвоем сейчас пойдем, хорошо? Проголодалась?
Он прятал что-то за своей широкой спиной. Что-то, лежащее на кровати фокусника. Склиз сказал, что Ангус не умер, а значит - он тоже мог исчезнуть. Но что тогда прятали от нее? Следы Красного Мотылька? Или Ангуса?
- Хорошо, - тихо согласилась девочка, - да, очень.
Она смотрела куда-то вверх, мимо небритой щеки стражника, сначала в покрытый пятнами потолок, затем в чистое небо, когда ее вынесли на улицу. Морозное утро кусало щеки и уши, и Сиала ожесточенно терла их, зная впрочем, что это поможет ненадолго.
Странным было это утро. Черный осадок непонятных событий улетучивался куда-то мимо ее сознания. Кинжал, Ангус, заработок помощницы фокусника... все это стало таким неважным и далеким, вмиг утеряв свое значение.
Теплые, большие руки крепко и надежно держали ее, даря ощущение защищенности. У нее не было ни тени сомнений.
На нее показывали пальцами, говорили что-то.
- Смотрите, колдунский выкормыш...
- А что с Ангусом?
- А черт-ть его знает... нехай стража разбирается.
- Висельник...
Воины расталкивали толпящийся на улице народ. Снежное покрывало окутывала толпу сияющим ореолом, медленно опускаясь на землю. В низеньких сугробах уже игралась ребятня. Несколько малышей, разинув рты, наблюдали за сироткой, которую нес стражник.
- Жалко девочку...
- Отродье. Недалеко яблочко-то упадет, помяни мое слово.
Слова проносились мимо нее. Сиала улыбалась, глядя в небеса. Где-то недалеко сейчас была мама, ведь человек, этот теплый, добрый человек, несомненно, нес ее домой. А как же могло быть иначе? Только вот нет у нее тех блестящих кружочков, которые так берег Ангус. Но ведь мама не будет сильно злиться? Она ведь не виновата, что Ангус уснул. Его просто освободили.
И она ни при чем. Абсолютно.