Алик был, пожалуй, единственным среди своих друзей, кто после приезда в Америку так и не посетил ни разу Одессу. И это он - человек, покинувший город с разбитым сердцем и со слезами на глазах? Ну, ладно, никуда бы не выбирался и сидел бы сиднем в Нью-Йорке. Так ведь нет! Что ни отпуск, так сразу за океан - отдышаться от американской действительности и глотнуть европейского воздуха. Да уж, вот они странности эмигрантской натуры.
- А чего ты не полетишь в Одессу? - удивлялись знакомые в Бруклине, встречая Алика, - Там сейчас класс! А с зеленью ты и подавно везде желанный гость.
Алик не без интереса слушал рассказы очевидцев, улыбался, не возражал, но, тем не менее, туда не ехал. Почему? По разным причинам. Из боязни разочароваться, например. Так, во всяком случае, он объяснял собственные мотивы особо надоедливым землякам и в том же старался убедить себя самого. Однако дело состояло совершенно в другом. Алик элементарно стеснялся появиться в Одессе бедным. То есть он не видел для себя моральной возможности возвратиться на родину обыкновенным неудачником. Ему хотелось пожаловать победителем на белом коне и с весомыми трофеями, а не наведаться втихаря незаметным визитёром - одним из тысячи муравьёв-тружеников, поменявших, в итоге, шило на мыло. Это ведь раньше, в середине восьмидесятых, любой оборванец, прикативший в Одессу из Штатов, мог заливать какой он там за бугром весь из себя капиталист. Стоило такому удальцу привезти в подарок ошалевшим от счастья родственникам видеомагнитофон и чемодан дешёвого тряпья, как о нём уже слагал легенды весь квартал. "Миллионэр"! Да Алик и сам ещё совсем недавно, открыв рот, глядел в Одессе на редких бывших советских граждан, рискнувших отправиться на побывку в СССР.
В Америку он подался как раз накануне развала Советского Союза и сразу понял, что за океаном связка - отдельная квартира и собственная машина, отнюдь, не индикатор материального успеха. И вообще, самооценка Алика в Америке понизилась, как гемоглобин в крови от неправильного и малокалорийного питания. Оттого, вероятно, и врастал в американский быт с превеликим трудом. Дни Алика плавно чередовали друг друга, уныло-одинаковые: работа, дом да русский ресторан в дни именин родственников. Никаких достойных событий и сплошной гармидер в душе - это всё, чем Алик мог похвастаться в тот момент, когда его отыскал привет из Одессы.
В один прекрасный день в Нью-Йорке объявилась Майечка. С ней Алик был знаком когда-то близко и даже очень... Очевидно, именно поэтому та не увидела препятствий ему позвонить.
- Вот приехала на экскурсию, - прощебетала она задорно. - А заодно и друзей навестить. Ты мне не рад?
- Почему же? Рад, - Алик, предчувствуя что-то неминуемое, терялся в догадках о целях её звонка.
- Как поживаешь?
- Нормально. Как ты? Надолго в Нью-Йорк?
- На недельку, дней на десять. Как получится. Хотела показать дочке её отца.
- А почему я об этом должен спрашивать? - Алик ощутил противную сухость во рту - предвестницу дурного известия.
- Ну... Я не знаю, - замялась его нежданная собеседница. - Ведь и у нас с тобой теоретически мог быть ребёнок.
- Майя, - перебил её Алик. - Мы же всё тогда решили.
- Ты решил.
- Что ты имеешь в виду?
- А то, люба моя дорогая, что ты дал денег на аборт и умыл руки. Вот только аборт я делать не стала.
У Алика на секунду пропал дар речи. Представить, что молодая особа захочет родить без мужа, не укладывалось в его голове.
"И почему же она всё время молчала, - мелькнуло естественное подозрение. - И чего хочет добиться сейчас?"
- Да ты не нервничай, - Майечка, будто прочитав беспокойные мысли, возникшие у Алика, рассмеялась в трубку. - Я без претензий. Захочешь увидеть дочку, позвони. Я у подруги остановилась.
Ночью Алик не сомкнул глаз. Ворочался с боку на бок, но так ни до чего не додумался. История ему виделась крайне странной. Его давняя подружка всегда была хорошо себе на уме. Даже пообщавшись с ней недолго, Алик без труда разглядел, с кем имеет дело. И вдруг выясняется, что деловая Майечка - мать-одиночка? Ведь даже про беременность та сообщила тогда совершенно невозмутимо, с твёрдым намерением избавиться от неё. Сказала, что есть надёжный доктор и за двести рублей спроворит аборт. Взяла деньги, на том и расстались.
Жену Алик решил ни во что не посвящать. Впрочем, и Майечке он не поверил безоговорочно, но, тем не менее, предложил встретиться. На его счастье, Людмила работала в ближайший уикенд, что давало Алику удобную возможность провести пару часов с новоявленной дочкой и с её мамой. Решили сходить вместе на ленч.
Майечка сильно изменилась и выглядела теперь не хуже той девушки, с которой появилась в ресторане, куда Алик их пригласил. Обе, стильно одетые, намарафеченные, они вовсе не производили впечатление обиженных жизнью женщин. Да и в глазах юной особы - по логике вещей, дочки, Алик не заметил терзающего совесть упрёка ребёнка-безотцовщины.
- Ну, вот, Ириша, можешь с полным правом называть этого человека папой, - представила Алика Майя. Тот смутился и вдруг поймал себя на мысли, что ищет в лице девушки собственные черты. Какой-нибудь внешний признак, который как опознавательный знак подскажет ему их кровное родство. Внимательно разглядывать девушку Алик постеснялся, но потом, время от времени, бросал на Ирину пристрастные взгляды, как бы примеряя на себя новый статус.
- Здравствуйте, - чинно поздоровалась девушка.
- Именно таким я вас всегда и представляла, - тепло добавила она.
- Каким? - наконец, прервал молчание Алик, воодушевлённый её доброжелательным тоном.
- Импозантным мужчиной, с которым мне хотелось бы появиться перед друзьями, - виновато улыбнулась Ирина, не скрывая сожаления о том, чего до сих пор была несправедливо лишена.
Во время ленча никто никуда не торопился, и в перерыве между закусками Майечка решила ненадолго отлучиться. Она, словно нарочно оставила Алика с Ириной наедине, а когда вернулась, нашла их подружившимися. Отец с дочкой что-то живо обсуждали. На прощанье они даже обнялись.
Последующие дни Алик продолжал оставаться под не проходящим волнением от трогательной встречи, но ещё под более сильным от объяснения с Майечкой:
- Ты так быстро тогда согласился, - горько усмехнулась она, когда Алик завёл разговор обо всём происшедшем.
- Будто испугался, что я надумаю рожать. Ах, Алик, ты даже не представляешь, насколько предупредительная готовность мужчины заплатить за аборт может быть для женщины оскорбительной. Мне показалось, что этим ты меня предал. А как я хотела услышать твой протест.
В глазах у Майечки навернулись крупные слёзы.
- Потом узнала, что ты с кем-то встречаешься, но не стала мешать чужому счастью. Ведь со мной оставалась частица любимого человека. Его плоть и кровь! Ну, как я могла решиться лечь под нож?
Алик слушал её, терзаясь и позабыв о прежних сомнениях. И пусть он уже давно ничего не чувствовал к этой женщине, его честь и достоинство сразу же подтолкнули предложить Майечке посильную помощь.
- Ведь ты не будешь возражать? - пряча взгляд и краснея, спросил Алик, протягивая конверт с деньгами. - Я хочу это сделать для Ирины. Пожалуйста, не отказывай мне.
Незаметно прошёл месяц, и однажды вечером Людмила за ужином поделилась с мужем свежими сплетнями, принесёнными ею из "Мэйсиса" - универсального магазина, где та работала.
- У меня сменщица, тоже русская. Да я тебе говорила о ней. Лилька! Одесситка. Помнишь?
- Угу, - машинально кивнул Алик. К новостям о личной жизни соотечественников он испытывал полное равнодушие.
- Слушай, такое рассказала! У неё подруга из Одессы гостила. Не поверишь, что вытворила. Комедия!
- Гастролёрша?
- Не то слово! И вроде чудачке уже хорошо за сорок, но за какую-то неделю та успела раскрутить здесь сразу двух мужиков. Причём, по полной программе.
- Способная, - отметил Алик, продолжая жевать и слушать вполуха.
- И чем же она их прельстила? - усмехнулся он.
- В том то и фокус, что не тем заветным ласковым местом, о котором ты думаешь. Она им успешно работала раньше, - расхохоталась Людмила. - А теперь всё больше - башкой. Развела этих дурней мулькой о взрослой дочери.
- В смысле? - Алик ощутил, как у него в пищеводе на пути к желудку застрял кусок непрожёванного голубца, подобно лифту, внезапно остановившемуся между этажами.
- Наплела, что когда-то переспала с ними, забеременела и потом одна растила ребёнка.
- Чьего ребёнка?
- Алик, ты что, не врубаешься? Просто как всё гениальное. Разыскала телефонные номера бывших ухажёров, с которыми куролесила в молодости, и каждому преподнесла сюрприз, мол, у тебя, дорогой товарищ, дитё имеется. А найти в Нью-Йорке кадра с рыльцем в пушку, знакомого по Одессе - как жменю рачков скушать.
- И те поверили? - упавшим голосом спросил Алик, уже догадавшись, о ком конкретно идёт речь.
- Как тут не поверить, если и доцю предъявили в качестве вещественного доказательства. Лилькина подруга какую-то местную оторву надыбала и платила ей стольник за свидание с любимым папой. Ну, там слезу пустить для пущей убедительности или на шею, расчувствовавшись, кинуться к родителю. В общем, действовать по обстоятельствам. И что ты думаешь? Оба схавали. Как миленькие! Ещё и в кабаки водили. Поили, кормили по первому разряду.
В тоне Людмилы послышалось невольное уважение к разбитной бабёнке, умудрившейся столь элегантно облапошить наивных простачков. И хоть поступила та довольно подленько, сострадания к её обмишурившимся жертвам Людмила не испытывала.
- Я так полагаю, что эта находчивая красотка и на аборт в своё время с каждого получила. Который, кстати, никогда и не делала.
- Нет? - Алик уже без аппетита смотрел на остывший голубец.
- Естественно! Лилька знает её как облупленную.
- И где она теперь? - пытаясь оставаться безучастным, полюбопытствовал Алик.
- Кто? Лилькина подруга? Да намылилась уже благополучно. У неё турне по Америке. Погуляла вволю в Нью-Йорке и полетела в Лос-Анджелес. К другим папам...