ПО ВПЕЧАТЛЕНИЮ...

1. ВМЕСТО СЛЕЗ
Слово "армия" звучит, как название некоего заболевания: пнев_
мония, гипертония, аритмия... И в этом есть какая_то связь: все при_
знаки болячки налицо. А следовательно, и относиться к ней нужно
соответственно.
Все слышанное, читанное и виденное (по ТВ) мной об армии вос_
принималось весьма условно, но с приличным довеском страха. Не_
угасающая война в Чечне только подливала масла в огонь.
Я вовсе не собираюсь высмеивать, как это общепринято теперь,
недостатки и уж тем более драматизировать на этот счет. Опишу
только свои впечатления и мысли, возраст которых уже довольно
зрелый, собственно, почему они и могут быть интересны.
Начнем.
Отсутствие похмелья после проводов (совсем ничего не пил) лишь
обострило мое восприятие первых минут "до службы".
Поезд "Москва - Нижний Новгород". 4 часа утра. Остановка. Как
слепые котята, выбегаем поодиночке к машине. Садимся. Внутри -
хоть глаз коли. Получасовая тряска в полной темноте. Наконец, пе_
чальные здания в утренней дымке, плац и отчаянные вопли марши_
рующих солдатиков. Я, наверное, еще не проснулся.

2. ОПИСАНИЕ НЕОПИСУЕМОГО......
Первое: склады, доверху набитые обмундированием образца 30_
40 гг. (!) Сапоги, шинели, шинели, сапоги...
Новехонькие.
Подробнее: шинель - нечто от мешка в форме пальто с крючками
вместо пуговиц. Запахивается справа налево, вплоть до плеча, пере_
хватывая горло, низ - свободен. При _20 почти не отличается от май_
ки. Внешняя сторона - из мелкого ворса, пахнет старостью... Совер_
шеннейший образец смирительной рубашки. Беря в руки автомат,
чувствуешь себя полным идиотом (мишенью). Сапоги - месть безно_
гих. Приближают к смерти без единого выстрела. До сих пор при
мысли о шинели - одышка, о сапогах - спотыкаюсь...
Казарма. Воспоминания сродни детсадовским. До смешного со_
впадает расстановка кроватей; позднее, в больнице, - один к одно_
му: тумбочка, кровать, тумбочка... Потрясающее однообразие цвета.
Видимо, здесь какой_то общий принцип. Никак не могу понять - ка_
кой. Стандарты прививались не только внешности, но и сознанью. А
перемен не предвидится. Еще одна параллель - воздух: пахнет сы_
ростью, как после мытья полов грязной тряпкой. Стенысплошь туск_
лого цвета, хотят вроде бы развеселить, но тщетно. Пол дощатый со
скрипом и гулким "охом" от соприкосновения с сапогом. Потолки
высоченные (почти незаметны). Неуклюжая пародия на орнамент.
Умывальники беспрепятственно переходят в туалеты и обратно: об_
щая труба с краниками и раковинами под ними (вода, если есть, - ледя_
ная, даже летом). Туалеты не нуждаются в детальном рассмотрении.
Повсюду горят лампочки вполнакала. При спуске по лестнице (вез_
де, всегда, неотлучно) сопровождает черта вдоль стены на уровне
груди, отделяющая два цвета (нечто подобное слышал у Бродского в
мемуарах).
Окантовка (черта, снег, прическа древ, трав ... дерна), как неотъем_
лемый атрибут сего места, штампует затылки новобранцев (братцев)...
и действует это психологически - эффектно.
Мат, как жанр доисторический, производит впечатление ошелом_
ляющее. Ругаются все: и стар, и млад (стар - сознательно, млад -
принципиально). Конечно, привычка берет верх. Но, и отвыкнув, про_
должаешь материться. Это, очевидно, глубже, чем просто ментальность.
Революция, мешанина классов, крепкое рабоче_крестьянское словцо
(именно матерок) и прочее. Но не буду лезть в дебри. Армейский мат
не такой плоский, как гражданский, и окрашен ярким колоритом внут_
ренних событий. Речь приспосабливается к внешней стороне - како_
вы окружение и обстановка, такова и речь. И мат не исключение.
Апрель. Намечается проверка!!!! Магическое словосочетание. Вто_
рое по значению после слова "тревога". Последнее слишком сино_
нимично первому. В обоих случаях - шумиха и суматоха, как в праз_
дник, в котором никто не понимает, что, собственно, празднуем.
Итак, проверка. Буквально: приезд генерала (известие о чем, как
факт, равносильно распространению атомных частиц при взрыве) из
Москвы (немыслимо!).
Апофеоз: клейменье одежд. Выражение далеко не сленговое.
Клеймо представляет из себя отметку, нанесенную пером (мелом) на
внутренней стороне любой ткани (вплоть до трусов), со всеми уни_
кальными данными испытуемого (т.е. рост, вес, Ф.И.О. и т.д.) Стан_
дарты сего, я думаю, имеют общие корни с понятием окантовки (рав_
ный идиотизм).
Генерал приехал?!!?!??! 4_6 часов стояния на плацу под пронизы_
вающим ветром и мокрым снегом (результат: у пятерых - пневмо_
ния) и 10 минут наблюдения издалека за тучной фигуркой (!) выше_
упомянутого "пупса" (вместо лица - однотонное, о чем_то там себе
моргающее пятно).

3. ЗНАКОМЬТЕСЬ - СУДЬБА!
6 утра. Слепящий свет. Крик ужаса: "Рота, подъем!" По левую руку
от меня - резкий звук падающего предмета. Смотрю: перевернутая
кровать - и втрое сложенный, сонный "солдатик". Не могу ничего
понять. Потом - мысль. Действует отрезвляюще. Вскакиваю, как ужа_
ленный (натурально). Ищу заспанными глазами "предметы своего
туалета". Пытаюсь все это напялить на себя. Смутно в голове - 45
секунд (время для одевания). Но проходит минут 15, пока вся нераз_
бериха прекратится (а на самом деле все только начинается). Маль_
чики вдоль "взлетки" (выстланный линолеум по центру казармы) об_
разуют строй (со стороны - умора, свет которой не видывал: все еще
спят, но уже стоя).
Стоим недолго - зарядка. Захотел "по нужде" - терпи. Кто слу_
жит побольше, знает: чтоб "облегчиться" беспрепятственно, нужно
встать минут за 10 пораньше. На улице такой возможности может и
не быть (к тому же по такой погоде "легко простатит словить")
Зарядка: рубашонка, шапчонка и сапожонки - и ты с очередным
вздором в голове: "Что я здесь забыл?" На улице _25 (ночь не осты_
ла), под рубашонкой колеблющийся "...". В результате всех немыс_
лимых процедур (бег, прыг, скок...) сон покидает тело.
По возвращении в казарму лавина в сто двадцать бритых голов
(рота) несется в уборную, ломая все на своем пути. А так как убор_
ных две (сержантская и солдатская), а разрешено только в "солдатс_
кую", то выстраивается очередь. Все, естественно, на разный лад
вопят и матерят друг друга.
Далее - уборка.
Если бы я мог описать все подробно или хотя бы частично, чтоб выгля_
дело понятней, то меня бы сочли за шизофреника (если уже не сочли). Впро_
чем, шизофрения - довольно_таки распространенное явление в наши дни.
Дело в том, что одеяло (синее, с черными полосками на краю)
поверх постели должно быть "квадратной формы", чтобы полоски
на оном совпадали с полосками соседнего(!). В этом_то и вся хохма.
Сто двадцать обмякших от сна тел (пребывая в известной абстракции, 
одурев от мороза, с холодком в желудке) пытаются нечто подоб_
ное изобразить. Полоски выравниваются при помощи нитки, протяну_
той с одной стороны казармы в другую. Причем параллельно полос_
кам выравниваются все окружающие их предметы: спинка кровати
(душка), полотенце (отдельная история), коврик (совершенная загад_
ка для меня), край подушки и т.д. Сие действо настолько театрально,
что Станиславский бы застрелился, увидев его со стороны (Верю!).
"Квадратную форму" одеялам предают специально предназначен_
ные для этого(!) "лыжи" (плоские палки с ручками). Ими_то и дуба_
сишь разнесчастное одеяло вплоть до завтрака.
Долгожданный завтрак. Строем и с песней пускаемся в метель.
Голодные. Шагаем налегке и в предвкушенье... Подходим. В столо_
вую не пускают. Что_то там застопорилось. Полчаса нас обдает мо_
розцем, но мысль о предстоящей трапезе греет. Наконец входим:
предбанник_раздевалка, очередь, раздача(!). Стук ложек и чавканье
в унисон заполняют собой все пространство. Завтрак: тарелка с клоч_
ком капусты на дне кипятка, хлеб, масло, вода с чаинками. Едим
минуты 2_3, далее - "домой!" (в казарму).
В этакой монотонности дня неизменно проходят первые месяцы
службы.

4. КТО В ЦИРКЕ НЕ СМЕЕТСЯ
Все повернуто с ног на голову. Мир особых условий существова_
ния. Свои традиции и правила. И, конечно же, свои иллюзии (даже
здесь они есть).
Первая речь комбата при знакомстве расставляет все на свои места.
"Юноши! ........ забудьте про мамкину сиську.......... утрите сопли,
а не то мы вам утрем.........." (в данном случае нецензурная лексика
звучит внушительно). Ситуация более_менее начинает проясняться.
Первая уборка территории (подразумевает скорей просто учас_
тие, нежели сам процесс). Наш объект - мусорка, раскиданная в ра_
диусе полкилометра. Рабочий предмет: саперная лопатка с катаст_
рофически тупым концом. Понимая всю тщетность данного меропри_
ятия, спрашиваю: "А не легче ли - трактором?..."
Ответ: "А ты думал: в сказку, что ль, попал!?!..."
Впереди еще год и одиннадцать месяцев доказательств обратного.
Градация. Первый год - "дух", "запах". В смысле нечто бесфор_
менное, не имеющее ничего общего с телом. Дальше - "тело". Уже
не "дух", но ничем не лучше.
Через полгода службы "тело" переводят в "слоны". Понятие связано,
я так думаю, с цветовыми отношениями верхней одежды (шинели) и с
повадками самого животного (неуклюжесть, неповоротливость).
В "слоны" переводят шестью ударами пряжки по ягодицам. Пос_
ле чего наливают стакан водки и залпом оного ставят точку.
"Череп" - это год, так сказать, службы. "Золотая середина". У
тех, кто еще ничего не понял в этом бардаке, есть шанс исправиться,
дальше будет поздно.
"Дед" - эгоцентричный флегматик, болезненно реагирующий на
все, что касается календарных сроков. "Стодневка" - интервал меж_
ду тобой и домом, вследствие которого выносится вердикт (он же
"Приказ") о твоем "освобождении". Переживается как собственное
рождение (еще раз!).
Каждый вечер по заявке "радиослушателей" (тех же "дедов") вся
рота хором выкрикивает цифру....... В ходе вечерней поверки, при
многочисленном: "Иванов!" - "Я!", когда звучит фамилия старослу_
жащего, таким образом, напоминается, сколько осталось дней до "При_
каза". Служба в армии уже за плечами, но эта перекличка еще долго
будет звучать у меня в ушах. Помнится, гортанное "Я!", хорошо вы_
крикнутое, освобождало от лишних отжиманий и прочих издевательств.
В то время как "Я!", сказанное невнятно и тихо, обрекало измо_
ренное за день тело на ночь трудовых работ (т.е. чистку "Очек" -
уборной) при помощи зуб. щетки и бритвенного лезвия; сидишь, дра_
ишь и думаешь о своем тихом "Я!").
Армия с зоной разнится только в одном. Малолетки неспособны
на "низость зеков", поскольку ум их не настолько изощрен, и, в сущ_
ности, они еще дети и шалят как_то по_детски...
Однажды кто_то принес из столовой пайку хлеба, спрятав ее в
кармане. Хлеб нашли. И заставили перед строем, отжимаясь, есть
его с пола. Все это унизительно, но и показательно одновременно.
Человек доел свой кусок и мгновенно сделал вывод. Я видел глаза
"сержанта". Он смаковал этот момент, и в то же время взгляд его
выражал любопытство (как у всякого неискушенного сердца). Харак_
терный пример мальчишества.
Также один "солдатик" с легкостью променял свои новенькие шта_
нишки на две банки сгущенного молока. "Сгущенку" съел за 10 ми_
нут, а в драных штанах ходил почти год. Ужасно хотелось сладкого!

5. НА "ЗАЩИТЕ" РОДИНЫ
Ночные стрельбы. Поэзия Вооруженных Сил.
Одежда: бушлат, подштанники, комбинезон (это всего лишь сло
во такое), шапка_ушанка, рукавицы (в которых почему_то еще холод_
ней), лопатка (вечно бьющая, пардон, по заднице), котелок (при беге
издает истошный лязг). За полночь. Выдвигаемся. На улице хоть вол_
ков гоняй - темень беспросветная и морозище. Самое время во что_
нибудь пострелять.
До полигона 6 с лишком километров.
Идем - лбы к затылкам. Грузное шарканье сапог по льду. Жи_
денькие разговорчики. Дорога тянется через лес, потому - тишь, бла_
годатная. Слышно, как ложится на ели снег.
Наконец, приходим. Перекошенные от мороза (иль от обиды на
судьбинушку) физиономии "гансов" (то бишь офицеров). Раздача
"болванок" (боеприпасов). Пальцы немеют.
Корпус "БМП" внешне напоминает танк. Внутренне...не знаю ана_
логов(!!!). При залезании в башню как минимум чего_нибудь себе
обязательно поцарапаешь или отобьешь. Не поцарапаешь при зале_
зании, так отобьешь при вылезании. Удивляться этому нет времени.
Принимаешь как должное: залез - царапина, вылез - синяк.
В руках "чебурашка" (набалдашник с кнопками: пушка и пуле_
мет). Почти никогда НЕ работает, поэтому приходится все выполнять
вручную. Пока выполняешь вручную (кстати, еще один синяк), ми_
шень исчезает - бой закончен. Воображаемый противник ликует, а
может, грустит из жалости к тебе.
Но, если все_таки удалось выстрелить, тогда - держись! Все отхо_
ды выпущенного снаряда, включая гильзу, обрушиваются на тебя. В
"дымовушке", мало чего соображая (учитывая время суток), просто
затыкаешь все свои дыхательные отверстия и ждешь (согласно инст_
рукции переживших сие коллег), когда дым рассеется. Попал в цель
или нет - это уже детали. Главное - не забыть опустить ствол пушки
"долу", дабы на обратном пути не разрядить "оставшийся ресурс" в
наблюдательный корпус комбата. Что_то постоянно одергивало руку
и мешало (комбата по_своему тоже жаль).
При неблагополучном исходе дела, т.е. неудачной стрельбе (как будто
могло быть иначе), нас ожидает тот же маршрут, но - "рысью". Словом,
"марш_бросок". Точнее говоря, те же 6 верст с гаком, только на брюхе,
поскольку "ноженьки подкашиваются" и ползти гораздо удобней, чем
бежать. Непреодолимое чувство барьера на всем протяжении пути.
После чего, сняв сапоги, зависаешь под потолком в ощущении
легкости.
Какой_то час утра. Ложимся спать. Все безразлично. Скоро я буду
Дома. Через семь минут, как усну...

6. "ЗАКУРИМ!"
Есть три вещи, которые высоко ценятся в армии. Письмо из дома,
сон и курево.
Письмо из дома (домой) создает необходимый эмоциональный фон
и укрепляет душу (созидает). Мелочи домашнего быта умиляют до
слез. Внутренний диалог перерастает в исповедь. Когда еще и с кем
солдат может поделиться наболевшим?
Сон - метафизическое воплощение письма. Прямая связь с родными.
И главное: во сне ты на какое_то время покидаешь этот реальный мир.
Курево - это единственно неотъемлемая у солдата привычка из
"прошлой жизни". Фигурально выражаясь, мостик из того, "граж_
данского" мира в этот... Что невозможно ни запретить, ни отнять.
Когда куришь сигарету, зрачок фокусируется на дыме и высво_
бождает сознание. С выдыханием выходит что_то дурное, и ты уже,
кажется, согласен на перемирие....
Эпизод.
Прошло года полтора. Началась моя "стодневка" (сто дней до
приказа). Стою как_то на крыльце полураздетый, курю. Подходит пар_
нишка: "Товарищ сержант, разрешите обратиться?" (главная особен_
ность учебки: с сержантом - на "Вы"; в "войсках" иначе). Говорю:
"С учебки, что ль?" "Так точно". Протягиваю сигарету. "Спасибо,
товарищ сержант!" Завидев мое расположение, размяк и попросил
огоньку... В эту же минуту я вспомнил себя в точно такой же ситуа_
ции, только я был на месте этого "солдатика" и сигарету протягива_
ли мне... Странно, думаю, как будто вся жизнь уместилась в этом
нехитром эпизоде: вчера - мне, сегодня - я...
Курево - в армии явление фантастическое. И чего только не при_
ходит в голову, пока торчишь в курилке, переминая обслюнявленный
бычок! Удивительно, но мысли самые простейшие. Это теперь, зад_
ним умом, я разжевываю те или иные обстоятельства, а тогда: "хлеб,
молоко, мягкий диван, шерстяной плед..." - что еще нужно человеку.
Это похоже на медитацию. Пока легкие поглощают смесь дрянно_
го табака и морозного воздуха, нервы блаженствуют, сердце сжима_
ется и проталкивает кровь дальше - надо жить.

7. ПОКОЙ УЖЕ НЕ СНИТСЯ
Тревога - смысл всех явлений и событий, происходящих в армии.
"Тревожатся" все: от "генерала" до самого захудалого "солдати_
ка". Никто, как всегда, не понимает, зачем и кому это нужно (все
же оптимистичнее, нежелиу Вертинского). Ясно одно: "тревожим_
ся".
Под "тревогой" подразумевается внезапное нападение вообра_
жаемого врага, о коем все узнают за неделю, а то и за две. В чем и
состоит парадокс: мы, якобы, не в курсе, но - начеку.
Накануне весь полк усиленно готовится. Все вокруг без конца что_
то штопают, пишут, строгают, расчесывают, чистят, прибивают, от_
рывают, отрывают, прибивают... Везде просматривается какая_то та_
инственность (туманно). О чем_то шепчутся, кому_то кричат. Словно
переворот в сумасшедшем доме, где революционеры - сами врачи...
Солдат раздевают и одевают по сто раз на дню. Повсюду: броне_
жилеты, автоматы, рации.
О последнем нужно сказать поподробнее.
Допустим, вы пулеметчик. Бронежилет на вас - 10 кг. Плюс пуле_
мет (ПКТ и т.д.) - 10 кг. Плюс всяческое барахло, без которого ну
никак нельзя обойтись (фляга, лопатка, противогаз (?)...). Словом,
во всей амуниции. Точнее, как чучело. В течение всего "тревожного
дня". И, наконец, собственная масса.
Допустим - нападение (того самого врага).
Предположим: тревога, пальба, атака и т.п. И ваши - за 100 кило.
Отсюда, "война" напоминает скорей охоту, где вы тот самый несчаст_
ный зверек... Комментарий исчерпан.
У "пОдполов" (подполковников) - не легче. Стены увешаны кар_
тами предполагаемых боевых действий. На столах - тактические чер_
тежи. На всю округу раздается матерщина. Но мат вписывается в
атмосферу органично. Речь не ведает себе пределов. По ходу возни_
кают неслыханные доселе словосочетания и формулировки. Это как
раз тот случай, когда мышление "вояк" претендует на нечто боль_
шее (творчество). И звучит это грандиозно.
К концу дня это настолько выматывает их, что все (скажем так,
офицеры) скопом напиваются и разбредаются по домам до "завт_
рашней тревоги".
Наутро у "подполов" разламывается голова, но по старой закал_
ке они продолжают шевелиться. Похмелье несколько затрудняет "про_
цесс". Поэтому все вокруг суетятся менее эмоционально, чем вече_
ром, однако с устойчивым интересом.
К обеду все выдыхаются. Дается "отбой". Далее - чудовищная
пьянка, о которой, как о государственной тайне (что, по сути, одно и то
же, ведь все об этом знают), лучше не писать, ибо зрелище не из ли_
цеприятных.

8. "И ТОТ, КТО С ПЕСНЕЙ ПО ЖИЗНИ ШАГАЕТ..."
Особое место в армии (а в некоторыхчастях прямо_таки болез_
ненно) уделяется строевой песне.
Солирует, как правило, какой_нибудь мощный деревенский бас.
Все погрешности вокальных данных запевалы скрадывает зауныв_
ное подвывание товарищей. В стотысячный раз. Тем же путем от
казармы в столовую и обратно. Примечательно, что обратно, "отя_
желев", - уже с меньшим энтузиазмом.
Темы песен не отличаются разнообразием. Дом, любимая, срок
службы - все освящается, как слова из молитвы.
В действительности отношение к этим песням (темам) весьма ус_
ловно. Первое время - пронимают до слез. Потом - душу отводишь
(исконно русское). Поздней - до тошноты доводят. Ну, а к дембелю -
вызывают сопливую ностальгию, когда слова уже утрачивают свое
первоначальное значение, смешиваясь с гулом маршировки.
В моей части плюс к песне необходимым атрибутом передвиже_
ния по территории полка являлся еще и ... барабанщик. Форменным
образом. Помню, как его выбирали. Вопрос: "Кто хоть раз держал в
руках барабан?" Молчанье. Чуть слышный смешок...
Среди новобранцев (на полгода "моложе" - позже прибывших в
часть) был особенно неприметен один: Филиппов Алеша (Филиппок).
Маленький, щупленький, с младенческим выражением лица и с ши_
роко оттопыренными ушами. Все и вся вокруг его жалели. Глядя на
него, как_то особенно становилось обидно за Отчизну.
Ему_то и "доверили" барабан.
Барабаном назвалось Нечто округлой формы, извлекающее нестрой_
ный звук, больше напоминавший грохот, чем характерную для него дробь.
Филиппок был раза в три меньше этого, с позволения сказать,
инструмента. Он всегда шел перед строем и гремел так, что затме_
вал тем самым все наши вопли о "дождях" и "девчонках", которые,
как мы полагали, ждут... Когда приходили в столовую, он брал бара_
бан с собой за стол (чтоб не украли "завистники", ведь ни у кого в
полку его не было, кроме как у нас, и поэтому много раз пытались
его стащить, дабы - командир похвалил: молодцы, мол, ребята!). За
столом Филиппок едва ли дотягивался до своей пайки. Барабанные
палочки торчали из_за пазухи, а само "чудо" лежало на коленях -
между животом "ударника" и краем стола. Все это было жутко не_
удобно. В конце концов барабан, вывалянный в перловке и забрыз_
ганный щами, переставализдавать должный грохот и переходил на
шепот, а то и вовсе умолкал...
Как_то Филиппок показал мне свою тетрадку. Там я прочел: "Оча_
рована, заколдована...", написанное им от руки. Первый и последний
случай подобного рода, встретившийся мне в армии. Потом Алеша
признался, что пишет стихи и очень любит свою (что, впрочем, вполне
нормально в 18 лет, с барабаном на шее, в Богом забытом месте)...
Позднее он пытался покончить собой, но это уже другая история.
Зачем я вспомнил о нем? Не знаю. Вероятно, потому, что он был
первый человек (не только в армии, но и вообще на земле), которо_
му я ПРОЧИТАЛ СВОИ СТИХИ.

9. "МЫ ТОЛЬКО С ГОЛОСА ПОЙМЕМ, ЧТО ТАМ
ЦАРАПАЛОСЬ, БОРОЛОСЬ"
Воспоминание сильно уступает реальности происшедшего. Оно
приукрашивает, приуменьшает, утрирует и редко когда совпадает с
характером и чертами того или иного события. Возможно, оно пере_
дает самое суть в ущерб нюансам, так же как если бы подчеркивало
детали, пренебрегая их смыслом. К сожалению (а скорей всего - к
счастью), мало кто из нас обладает абсолютной, феноменальной
(фотографической) памятью. Большей частью мы все же склонны (а
может быть, такова природа самого механизма) запоминать в угоду
своему настроению, в условиях бескомпромиссного "Я", а не с уче_
том нравственного климата (темперамента, эстетического вкуса, мо_
рали), иными слова, по принципу искусственного отбора. Где худшее
(в накоплении, поветрие n_х лет) более подчиняясь лучшему, попрос_
ту перестает быть худшим. Не могу вообразить себе, как это все
работает в нас, но мы оправдываем себя на протяжении всей жизни,
собственно, почему и не сходим с ума, а продолжаем жить.
Это самая коротенькая преамбула к тому, что я надеюсь изло_
жить дальше.
Пообещав вначале, что не буду драматизировать, я все_таки не
могу обойти эту тему стороной. По прошествии времени я анализи_
рую ту действительность более объективно, нежели бы делал это
день в день со случившимся.
Я думаю, здесь кроется источник того (главного), что вдохновило
меня на вышеизложенное. Тот негатив в отношении подростка к ар_
мейской службе. То закоренелое убеждение в сознании любого "граж_
данского лица"...
"Дедовщина"
Из "учебки" в "войска" переправляют через полгода. Мои полго_
да пришлись как раз на июнь месяц.
В учебный частях "дедовщина" практически отсутствует, так что
первые полгода проходят с неизменными легендами о предстоящих
унижениях, побоях и пр.
Странно, но тот июнь запечалился в моей памяти как осенний.
Ливень и почему_то желтые листья на черном асфальте... Плюс жел_
тые здания казарм - очевидная параллель.
Прибытие. Распределение по ротам. Ведут в казарму, которой
предстоит отдать еще полтора (наверняка самых лучших) года юнос_
ти. Выстраиваемся на "взлетке". Как в зоопарке. Только теперь пред_
мет всеобщего наблюдения - ты. По твоим повадкам и внешнему
виду тут же дается характеристика (т.е. ставится воображаемое клей_
мо на лоб: "бык", "олень", "слон" и т.д.). Впоследствии это опреде_
ление преследует тебя до конца службы (а то и жизни), как навязчи_
вая идея. Олень - слабый, инфантильный, психологически неустой_
чивый тип (присваивается в основном интеллигентным мальчикам:
налицо определенное изящество в обращении, приписываемое живот_
ному, печально характеризует человека - ненавистное качество). Бык
и слон - соответственно по присущим - быку и слону - признакам.
Ко мне подходит дагестанец (невероятных размеров - на голову
выше): "Меня зовут Саид". Размахивается рукой и, имитируя удар,
резко останавливает свой кулак в сантиметре от моей груди. Смеет_
ся и проходит мимо. Я до сегодняшней минуты чувствую этот удар в
себе (откровенно сказать, лучше бы ударил).
Замечательный эпизод.
После очередной потасовки укладываемся спать - привыкли. Даже
какой_то азарт проснулся. Вдруг слышу из_за спины чей_то голос: "Эй,
младшой (из "учебок" преимущественно все выходят младшими сержан_
тами - никаких привилегий), поди_ка сюда". Оборачиваюсь ... вижу - "дед".
"Ты, говорят, из Москвы... так, значит, мы земляки, что ли?" "Значит...".
К глубокому моему разочарованию, это еще совсем ничего не
значит. Если в роте случайно оказался твоей земляк_москвич, то из
этого вовсе не следует, что он заступится за тебя в трудную минуту
или вообще обратит внимание на твою драму.
Ибо, как сказал один мой товарищ_дагестанец (а были среди них
и такие): "Русские - каждый за себя. У вас один в поле воин. Потому
вы и слабые".
Не уверен, что унижения в армии настолько ужасны, чтобы нельзя
было о них говорить. По_моему, унижения в нашей обыденной жизни
ничем не легче, а то и страшней.
Унижение в армии есть только первый стресс (трамплин) для че_
ловека неподготовленного. Унижения и стрессы в дальнейшем обре_
тают куда более изощренные формы. Таким образом и складывался
целый генофонд нации. Сперва - война, затем - репрессии. Парал_
лельно и неуклонно - система. Тот самый принцип уничтожения и
уничижения - до последнего вбитого гвоздя в изуродованной столи_
це. Интересно, что в нас (даже в самых маленьких) еще течет кровь
того времени - той накипи.
У сержанта Дюлябина (Дуля) пропало мыло. "Рота, строиться! Упор
лежа принять! Раз_два, раз_два, раз_два!..." На сто каком_то "раз_
два" падаем на пол без сил - все сто двадцать тел - пластом. Отжи_
мание от пола - забавнейшая вещь! Раз - наверху, два - на полу,
два с половиной - хлопок ладоней за спиной. Лежим, не шелохнем_
ся. "Встать!" Подрываемся почти одновременно. "Равняйсь! Смир_
но! Отставить! Упор лежа принять!" Прошло минут двадцать (кажет_
ся, целая вечность). И вдруг: "Илюха! Да это ж я мыло твое взял!
Тьфу! Забыл совсем!". Сержант Зыкин возвращает крошечный ку_
сок мыла своему приятелю. Мы прощены - среди нас крыс (еще одна
характеристика) нет (потом выяснилось, что все же были).
И еще.
Приближается время моей демобилизации. Поздний вечер. В тап_
ках валяюсь на кровати. Листаю книжицу. Кажется, "Фауст"(!). С пла_
ца раздаются тоскливые вопли старых запевал, продолжающиеся все
тем же завыванием товарищей. Клонит в сон. Все ужасно осточерте_
ло, но как_то спокойно на душе. Слышу за дверью шаги, потом _ стук.
Открываю - Филиппок. Плачет. "Впусти... меня ищут...". Заходит и
заходится одновременно - от слез. Прячется. Мгновение спустя - опять
шаги и опять стук. Открываю. На пороге знакомый "дед". "Денис, где
эта падла?" "Никого нет" - "Все равно найду и прищучу". Уходит.
В эту ночь с Алешей случилась истерика. В человеке что_то над_
ломилось - навсегда, безвозвратно.

10. "ДАЙ БОГ ЛЕГКОГО ПОХМЕЛЬЯ ПОСЛЕ
ТРУДНОГО СТОЛА"
Единственное, зачем стоило бы пойти туда, так это затем, чтобы
вернуться. Памяти особенно дороги такие моменты. Когда осадок на_
копившейся горечи фильтруется долгожданным освобождением. По_
скольку все чувства до крайности обострены, а нервы обнажены, окру_
жающий мир представляется в совершенно иных пропорциях: он дове_
ряет тебе свои особые, таинственные цвета и оттенки, звуки и ароматы.
Я помню даже вкус сигареты на том перроне. Помню запах неба
(октябрьский) и цвет своего билета на поезд (бледно_розовый, почти
цвет мечты). Помню каждый изгиб этого дня, будто бы черты очень
дорогого мне человека, которого никогда прежде не видел, а лишь
слышал о его существовании.
Все прошло. Все позади. Не знаешь, как себя ведут в таких слу_
чаях. Растерянно достаешь очередную сигарету и идешь в тамбур.
Рассеянно смотришь на мелькающие в окне деревья, как на сплош_
ную массу безответного "мимо".
Курский вокзал. От семисот тридцати дней осталось пятнадцать
минут. И все вернется на круги своя. Словно кто_то выключил свет в
комнате, к которой ты так привык. И снова включил. Скоро обнару_
жится пропажа некоторых предметов в ней. Не исключена и смена
обстановки, но пока это все неважно. Ты спускаешься в недра под_
земки и садишься в электричку. Все вокруг (от кирпичей сталинского
барокко вплоть до стекол в метро) смотрит на тебя заинтересован_
ным взглядом: "Изменился ли ты?" Ты молчишь, словно не хочешь
будить в себе некоего младенца - новую жизнь, в преддверии кото_
рой ты стоишь с глупой улыбкой на лице.
Захожу в подъезд.
Новая консьержка (то бишь старушка - дежурная по подъезду).
Караулит. Время раннее (мало ли кто шляется), выходной день (!)
"Вам кого?"
"Я - здесь - живу - я - вернулся - из......"

11. "КАК БУДТО ЖИЗНЬ КАЧНЕТСЯ ВПРАВО,
КАЧНУВШИСЬ ВЛЕВО"
Проходит год. Сижу дома. Все забыто, избыто, пропито. Звонок.
Телефон. Беру трубку.
"Денис!"
"Серега!"
"Я женюсь! Приезжай: ты свидетель!"
"Когда? Как? Зачем?"
Вспоминаю выражение его лица. Загадочное, сверх того - таинст_
венное (до забвения). Вчера был в увольнении, явился под утро с
мордой кота - влюбился. Зовут Надежда.
"Так все_таки решился?"
"Да! Приезжай! Будем ждать!"
Месяц спустя еду.
Никаких иллюзий.
Армейский мой друг живет недалеко от нашей части. Парадокс.
Возвращаюсь (косвенно) туда же, откуда бежал.
Никаких ностальгических ноток. Все чересчур туманно.
Каким_то внутренним оком блуждаю в прошлом. Только оно меня
еще связывает с этим мирком.
Ни единой черточки- нечто однообразное, зыбкое, поверхност_
ное. И в то же время: часть твоей судьбы, обрывок жизни, львиная
доля тебя самого...

Июль 2003 - февраль 2004