в человеческую природу, да и в природу вообще, заложены слишком сильные тормоза. Гомеостатическое мироздание включается в решающий момент — и не дает сверхлюдям осуществиться. Иногда таким тормозом выступает война, и, глядя на новое блестящее поколение, я все больше боюсь, что мы опять увидим тот же гомеостазис в действии. Так уже было с поколением 1940 года, от которого уцелели единицы. И в загадочной, бессмысленной, непостижимой смерти Гарроса в 41 год видится мне тот же закон: остановить слишком хороших, которые могли бы нас вытолкнуть из замкнутого круга. А этот круг зачем-то нужен, как нужен, может быть, улавливающий тупик на дороге. Все должно развиваться, а мы — любой ценой крутиться на месте, чтобы окупать собой мировое развитие.
Вот про эту страшную силу гомеостазиса — он и писал всю жизнь, потому что видел проявления этой силы с исключительной зоркостью. Он, думаю, чувствовал ее на себе. Потому что «Серая слизь» для своего окончательного торжества нуждается в идеальных условиях, и это не чья-то злая воля, а механизм самосохранения мира. И Россия — какая-то очень важная часть этого гомеостазиса, поэтому она и обречена перемалывать всех, кто способен ее изменить.
Последние месяцы жизни Гарроса были очень мучительны, хотя он никогда не говорил и не писал об этом и вообще держался с таким мужеством, которого мы никогда не дождемся от персонажей нарочито брутальных. Такое мужество проявляют только убежденные космополиты и пацифисты, истинные самураи, как издевательски называл себя сам Гаррос в последний год. Это не тупая покорность судьбе, а особая школа поведения, выработанная долгим чтением и сильным воображением. И вот я думаю: вдруг Гарроса все-таки забрали именно сейчас потому, что всех нас ожидает нечто катастрофическое, давно накликанное и, страшно сказать, заслуженное? И если он уходил так мучительно, и это все-таки было отчаянной попыткой его спасти, вроде попытки Руматы эвакуировать Будаха, — то насколько же ужаснее то, что ожидает всех оставшихся? Весь этот Арканар, где серых уже сменяют черные?
А что делать тем, кто остался, — тоже, к сожалению, понятно. Противостоять этому новому миру, наступающему на нас, и не думать о результате. И утешаться тем, что либо ты недостаточно хорош, чтобы тебя перемолоть, — либо пока еще слишком нужен здесь, чтобы тебя эвакуировать.