Оля не просто не ест мясо, нет. Она с мясом за одним столом не сидит. Если уж приходится — держится подальше, отворачивается, корчит такое лицо, словно при ней из носа соплю размазывают по скатерти.
Оля — девушка Димы. Дима, понятно, тоже веган (иначе — кастрация), но на курицу, допустим, смотрит с сожалением, есть у него в глазах скрытая печаль.
Тамуна совсем ничего не ест, только пьет кипяток, но спасибо ей за то, что она на настоящей диете — по состоянию здоровья.
У Сони воображаемая аллергия на глютен.
Мише нельзя молочное — это он сам себе прописал диету. Вычитал в интернете, что от молочного коллоидные шрамы и рак печени.
И вот сижу я и думаю: а так ли сильно я хочу видеть всех этих людей у себя в гостях? Надо мне метаться по рынку и собирать им органическое, диетическое, и чтобы у всякой петрушки была родословная, и чтобы непременно был этот хлеб со злаками, обязательно «правильный», и не забыть про кошерное, и сладкое чтобы было несладкое (никто ведь больше сладкое сладкое не ест), и мороженое без молока, и хлеб без глютена, мать его.
Ничем не доказанные пищевые суеверия.
Уже чая нельзя спокойно выпить — приходишь в гости, а там только ромашковый или жасминовый.
— Черный? — хозяйка смотрит на тебя в недоумении.
Ладно бы еще из шиповника. Или хоть зеленый. Но кто вообще в наши дни пьет черный чай?
Кофе хочу с сахаром, чай тоже с сахаром.
— С сахаром?! — все так удивляются, будто ты признаешься, что писаешь под себя.
Соль не то чтобы вне закона, но надо понимать, что вульгарная мелкая соль — это дурно.
А уж всякий там фастфуд или полуфабрикаты — это как есть с помойки.
«Ох, я тут ехала двадцать пять тысяч километров, вокруг — ничего, пришлось зайти в Макдональдс, и знаете, я только откусила один маленький крохотный кусочек, да и то — помидора, и все: две недели в реанимации, столбняк, язва желудка, сифилис, золотистый стафилококк, нервный срыв».
Можешь ты после этого сказать, что вчера твой ужин состоял из биг мака, рыбного филе , пирожка и мороженого?
Кока- кола — это мерзость-гадость, только самые смелые постмодернисты могут себе позволить такую вот пощечину общественному вкусу.
Сидишь в ресторане, заказываешь горячее, и, понизив голос, отводя глаза, говоришь так интимно официанту: «Мнекокаколы». Не помогает — подружка смотрит на тебя так, будто ты официанту денег предлагаешь за секс в туалете.
— Кока-колы. Кока-колы мне, пожалуйста! Пожалуйста! Немедленно! — повторяешь ты громче и громче. Вызов, да. Истерика.
— Пью, — киваешь ты на немой укор. — Люблю колу. Литрами пью.
Пока подружка нюхает нашатырный спирт, вмешивается официант:
— У нас нет обычной колы.
И, безусловно, ты чувствуешь себя просто уродом — огромным таким чудовищем, у которого с лапищ капает говно — прямо на чей-то антикварный туркменский ковер. Потому что ты не веришь, что зеленая еда более полезная, чем красная, что от мяса выпадают уши, и что страдания умирающей рыбы передаются едоку, и что сахар — яд, и что розовая соль лучше белой.
Я, вообще, благодарна еде уже за то, что могу купить ее в магазине. И доширак — это тоже вкусно, особенно со сметаной. И гамбургеры прямо из Макдональдса — тоже очень вкусно, прямо-таки упоительно. И еще шаурма... о да, шаурма — сочная такая, вонючая, которой занавески потом неделю пахнут.
Может, мне и стыдно, что у меня нет аллергии на глютен или арахис. Но вот умоляю, пожалуйста, можно я буду такая, какая есть? Можно я буду есть свою шаурму и запивать ее сладким кофе — просто потому, что мне это нравится. Я хочу просто есть и быть счастливой, несмотря на все эти ужасы и катастрофы в мире углеводов, глютенов и аминокислот. И да — меня ожидают четыре волшебных пирожных , и я пойду их сейчас съем, запив крепким чаем. Прямо на ночь глядя, после полуночи. И мне будет очень, очень, очень хорошо.