В будке у Марты пахло старым деревенским домом, чуть вспотевшим от живого дыхания, пока на улице, за стенами, воздух потряхивало холодной сыростью. Промозгло и стыдно было среди ночи торчать под небом, а в будке пахло собачьим дыханием, пОтом и печкой. Хотя, конечно, никакой печки там не было. Просто дерево отдавало накопленное за день тепло скупого, но отчаянного ноябрьского солнца.
Будка строилась еще для предыдущего кобеля, лохматого метиса мастифа, поэтому человек мог спокойно поместиться там сидя. Женька прижалась спиной к доскам и гладила, гладила Марте голову и спину. Марта вздрагивала, вздыхала и поскуливала: рожать со своим человеком рядом было спокойнее. Женька представляла, как зароется носом в кучку из шестерых (а может восьмерых?) щенков, как они будут толкаться лапками, тихо поскрипывать, хватать ртами ее нос и пахнуть теплой свежевылизанной шерсткой. В глазах начинало жечь, она зажмуривалась изо всех сил, прятала лицо в локоть, чтобы Марта ничего не поняла, и второй рукой продолжала ее гладить, нашептывая, как заклинание: "Всё будет хорошо, милая, не бойся, я никогда не смогу тебя обидеть, никогда". И снова лицом чувствовала эти мордочки, и снова пряталась в рукав. Роды только-только подступали, можно было еще сходить в дом и согреться чаем, но не было никаких сил двигаться с места.
"Ты никогда ничего не сможешь сделать правильно! Сколько сил в тебя вбухано, а как была ущербная, так и осталась! - голос матери звенел в самом затылке, пропитывая мозговой ствол. - Вообще не можешь запомнить что ли: мокрым веником ты всю пыль не выберешь! А пылесос твой вообще бесполезная хреновина! Вот взяла тряпку - и лезешь в угол, и собираешь! Ишь соплячка, неудобно ей! Я пятьдесят лет корячусь, и ничего, не сломалась, а ей неудобно!" "Куда картошку нечищеную в раковину! Ты столько не зарабатываешь, чтобы так воду лить, по два раза перемывать! Почисти сначала, потом мыть будешь!" "Опять заполночь сидишь! Что это за блажь, не может быть другой работы, чтобы по ночам не спать, кроме медицины! Ты медсестра - вот и не рвись выше! Придумала себе еще хренотень эту виртуальную! Собьешь себе все биоритмы! Думаешь, раз молодая, так всё что хочешь можно творить! Небось поэтому и не родила никого, и не зря эти все у тебя долго не держатся! Тридцать два года, стыдобище! Мать у нее гинеколог-эндокринолог, а она! Сколько раз тебе говорила, обследуйся нормально! Ты хоть знаешь, что такое гипофиз?! Ты не спишь - он тебе все остальные гормоны собьет! У меня знаешь сколько таких как ты - ходят, ходят, а толку уже никакого! Ты себе рак яичников захотела?!"
Мать орала всё это под дверь - она была достаточно культурным человеком, чтобы не входить без разрешения, - и Женька складывалась вчетверо, сжимая руками колени и до синяков упираясь в них лбом, пока это не закончится, - а заканчивалось почти всегда одинаково: завалившись на стену, мать начинала сползать на пол, глотать воздух, Женька хватала давно приготовленный шприц, отточенным до мелочи движением затягивала жгут, простукивала вену... И даже когда Женька пробовала поселиться отдельно, - приступы повторялись, только после криков уже по телефону, и она понимала, что не доедет, и была вызванная ею "скорая", и понимающие взгляды врачей, с которыми потом еще в смену выходить, к которым и сама Светлана Николаевна через день приходила поскандалить насчет очередной "залеченной" пациентки... Проще было самой.
Первый щенок вышел легко, и Марта, временно отдыхая от схваток, нализывала его уже скулящую белую с рыжим мордашку, не давая толком прицепиться к соску. Оставалось еще как минимум пять. На УЗИ у собаки на позднем сроке никогда не сосчитать точное количество: вертятся, накладываются друг на друга... Всегда плюс-минус.
Саму Марту мать подобрала лет шесть назад, когда Женька была на стажировке. Проходя мимо мусорных баков, услышала писк - и извлекла шестерых в мешке. И начались все эти бутылочки, смесь, впитывающие пеленки, загородки. Светлана Николаевна, всегда подтянутая и прямолинейная, светилась подозрительной нежностью первые недели три, а потом что-то незаметно начало смещаться. Первый приступ застал врасплох обеих, как и сама ссора на пустом месте. Женьку колотило, и пока врач возился с маминой веной, двухметровый водитель "скорой" крепко обхватил ее ручищами, каждая из которых была толще Женькиной шеи, и как младенца успокаивал её не то звуком моря или сверчков на даче, не то шелестом и гулом крови, приглушенным в утробе околоплодными водами: "Чшш... чшш... чшш..."
Часть щенков раздали, двоих не успели спасти то ли от сверхострой инфекции, то ли от подброшенной через забор отравленной приманки. Марта осталась, самая горластая и несуразная - плотное широкое тело с мощной челюстью и на кривых, как у крокодила, ножках. А когда она в шестилетнем возрасте впервые подпустила к себе залетного кобеля и собралась рожать - как раз и обнаружили эти феромоны.
Женька стучала зубами о дымящуюся чашку чая и сквозь шум в глубине головы слушала глуховатый голос Игоря Петровича:
- Понимаете, это выходит за рамки психиатрии, и Ваша мама, к счастью, не больна. Она будет продолжать работать и жить обычной жизнью. Но количество животных рядом с ней важно ограничить. Всех забрать нельзя, ее мозг уже зависит от этих веществ, и без них может наступить серьезный срыв. Это особые пептиды, они выделяются слюнными железами хищных животных. Самые близкие к нам и влияющие на нас - это, конечно, кошки и собаки. Мы регулярно впитываем эти вещества кожей, вдыхаем их. И они воздействуют на наши нейроны, меняют наши реакции на окружающую действительность. Только вот механизм этих влияний еще до конца не изучен. Одни люди под их воздействием становятся более уравновешенными. Другие - открывают в себе склонность к творческим озарениям. Ну а у третьих - включается агрессия, неконтролируемое стремление властвовать. Я бы сказал - они позволяют вырваться к поверхности тому, что по тем или иным причинам было задавлено, не осознано и - как бы Вам пояснить - не получило вовремя реализации. И чем больше животных рядом, тем ярче проявления. В вашем случае более двух - это уже риск клинической картины психопатологии. Но это только мои предположения, пока еще не доказанные. Самое ключевое здесь - еще раз повторяю - это то, что от феромонов формируется зависимость. Пожалуй, это можно сравнить с правильно или неверно подобранным антидепрессантом, только связь формируется еще более устойчивая.
Щенок, насосавшись молока, посапывал на подстилке. "Тебе повезло, дурачок. Ты вышел первым. Пока вас с мамой двое, ты не опасен. Вы вписываетесь в разрешенное количество. Твоя мама не будет сильно страдать. И моя - тоже... Ничего, Мартушка, ты выкормишь его - и мы тебя стерилизуем. Чтобы никогда больше. Никогда." Марта снова завозилась и начала подскуливать, на подходе был второй. Женька нащупала прямо за выходом из будки ведро с крышкой, вода в нем была уже совсем ледяная. Развернула мусорный пакет. В свете налобного фонарика увидела показавшийся наружу нос и передние лапки, еще залепленные плодной оболочкой. Осторожно потянула за голову правой рукой и быстро завернула в пакет. Надо, чтобы не успел задышать, тогда ничего не поймёт. До ведра было пару секунд, руки ходили ходуном, в глазах и горле горело. Женька открыла крышку и, поднося пакет к воде, услышала сдавленный полусекундный крик. "Был бы как мамка, горластый. Неужели..." Не успев дать себе додумать, она опустила пакет в холодную воду и двумя руками прижала крышку.