* * *
В туман предутренний гуськом вплывают липы.
Эл. Эн. доволен: он живет в ладу
с самим собой... И: Софьюшка в саду
ругает слуг... Стволов древесных скрипы
Эл. Эн. навеяли сравненье с кораблем...
Но больше с костылями инвалида.
Он записал в блокнотик: "Степанида:
за все вчерашнее пожаловать рублем..."
И снова стал доволен: лист бумажный
к себе подвинул, окунул перо
в чернильницу, скосился на бюро,
где в лаковых боках плескался влажный
луч солнечный, в себя впитав туман...
И тут - тоска нахлынула моментом!
Эл. Эн. вдруг вспомнил, как еще студентом
ходил в один московский ресторан;
как там пил водку, поглощая яства
в компании разнузданных девиц, -
Эл. Эн. припомнил, и - на пять страниц
излил свой гнев, громя разврат и пьянство...
А Софьюшка в саду ругала слуг...
крестьяне что-то пели где-то в поле...
Эл. Эн. писал... Он снова был доволен
внутри себя, равно как и вокруг...
(ноябрь 1995 года)
* * *
Подвыпив, Левитан рисует только рожь,
обилием еЯ сужая кругозор,
чтоб заглушить в себе несчастных бледных рощ
уже полупустой осенний разговор...
Ну, а когда вообще - на скошенном лугу
крестьянин в лапотках иль девица в чепце,
заплакав, Левитан зовет к себе слугу...
И тот несет коньяк с брезгливостью в лице...
Поленов из Москвы "Московский дворик" шлет,
а в нём - такая грусть, что бедный Левитан
брезгливого слугу прогонит и нальет
"Смирновской", со слезой смешав в один стакан...
Ах, верно говорил Белинский о Руси
Великой и Святой, что: можно утонуть
взглянув в Ее глаза!.. И - Господи прости! -
как можно рисовать другое что-нибудь?!..
Ну, а когда заснет, лицом в подушку весь,
как воин красоты на поле брани пав, -
приснится, будто он - не это и не здесь -
рисует день и ночь, иначе жив и прав...
(ноябрь 1995 года)
* * *
Камин уже погас... На то он и камин,
чтоб вскоре прогорать... Угрюмый господин
своих тяжелых дум, назад мгновенье - бодр,
но вдруг - поник! Ослаб! ...И: женщина, вбежав,
кричит ему: "Мой Бог! Да что с тобою, Федор?!..
Уймись!.. Не рви роман!.. Положь на место - в шкаф!.."
А у него лицо, что если (вдруг) приснится,
то закричишь во сне: весь перекручен в жгут...
И как она его порывов не боится?..
Все рукописи лгут. За это их и жгут.
За это их и рвут... Впадая в гнев, как в ересь,
стоит: трясется весь... И - дергается челюсть,
мотая головой... И - белые глаза
не видят ничего... Она его за руку
берёт, они идут вдвоем, под образа:
"Вот, Федя: помолись! Излей печаль и муку..."
Мотает головой... "Ах, Федя! Ты не прав!.."
А он кричит: "Уйди!.. Что говорить с тобою?!..
Я перед Ним лишен всех человечьих прав
и всех гражданских прав лишен перед страною!.."
Тут женщина в ответ: "Ты, Федя, любишь Русь
и молишься о ней... Я ж - о тебе молюсь...
Ты, Федя, видишь в ней живого человека...
По что ж, себя лишив возможности прощать,
в себе его гнобишь?!.. Вот альфа и омега
всех жутких мук твоих!.. Иди и помолись.
Я снова разожгу камина зев холодный
и остро отточу твои карандаши...
Быть может, дать вина?.. Быть может, ты - голодный?..
Я сделаю еду... Ты лишь садись, пиши..."
Воркуя, отвела от мозга длань костисту
безумия... Смогла. Остановила приступ...
Глядишь, спокойней стал: встал. Поглядел в окно.
Порылся в бороде. Потер ладонью спину.
"Молиться, - говорит, - не буду все равно!
А вот поесть - поем..." - и сел за писанину ...
(ноябрь 1995 года)
* * *
"Оставьте!" - он просил,
когда уже без сил,
без слов, без музыки,
без братика Модеста,
лежал и наблюдал
предсмертного оркестра
какофонический нестройный разговор...
Бетховен подошел. Стал спрашивать в упор:
не встретил ли в пути
земном такого звука,
какого до сих пор не ведала Наука
Природе Подражать
в звучании еЯ?..
Бетховену в ответ
шептал: "Не видел я
ни звуков, и ни нот!..
Оставьте, ради Бога!
И - дайте полежать
мне в тишине немного!.."
Тут Моцарт подбежал: "Скажите, дорогой,
сумел ли передать кто истинный покой
при помощи значков на нотные листочки?.."
Он Моцарту в ответ на эти заморочки
почти что закричал: "Да дайте же вы мне
хотя бы умереть в нормальной тишине!
Я тишины хочу!.."
Но тут - в одном, едином,
те, кто пришли,
взорвались "Лебединым",
решивши проводить
в последний скорбный путь
Великого Творца
его же чем-нибудь...
...Потом, когда Душа
плыла по коридору,
а тело - не дыша,
не слыша разговору,
лежало - наконец! -
спокойно в тишине,
Архангел Гавриил
в небесной вышине
всех ангелов собрал
и приказал: Маэстро
прибывшего - встречать
у Райских врат с оркестром.
(февраль 1995 года)
ПОЭТ И КЛЁН
Что ты читала вечером? Стихи.
Что ты смотрела вечером? Тихи
слетали голуби на подоконник.
Любовник не пришедший где-то пил
с такими же... Он, в прошлой жизни конник,
никем особым в нынешней не был.
Так просто пил и шевелил усами,
любя ее часами
под часами
с кукушкой, что висели над кроватью:
весь черный, резкий, злобою налит...
Она ж, глаза закрыв, его объятью
совсем инакий предавала вид.
Она на месте этого мерзавца
Поэта видела: кудрявого красавца.
Расчесывала золотые волосы,
они текли под пальцами, как лён...
Свет солнечный в окне порвав на полосы,
качался и шумел зеленый Клён...
Потом уже, когда она заснула,
взлетела книга белая со стула:
из-под обложки дул холодный ветер,
листы рассыпались, все строчки изломав,
и тут она узнала, что на свете,
как, впрочем, и во сне - одна зима...
Под пальцами Поэт почти замерз.
Тут черт ночной любовника занес:
всего в желании, но с перегаром...
Открыла дверь и отошла к окну,
где Клен заледенелый - крабом старым
куда-то полз по высохшему дну...
(декабрь 1995 года)