Олегу Распопову не было никакого дела ни до урок, ни до сук. Эта публика его совсем не интересовала. Артист в вольной жизни - он заведовал культурной частью колонии, и сам этот факт значительно помогал ему коротать срок. И не только потому, что он был избавлен от лесоповала. Здесь, в инвалидном лагере, все от него избавлены. Ему нрави-лось отыскивать среди зеков способных людей, учить их актерскому делу и устраивать концерты, ставить спектакли.
В его распоряжении имелась библиотека со строго опреде-ленным набором книг (никаких Достоевских, Драйзеров, Вернов!). Культурно-воспитательная часть имела набор народных музыкальных инструментов. Зеки могли их даже брать на вечер в барак. Распопов вечно торчал в КВЧ: читал какие-то стихи, пьесы советских драматургов, писал заявки на примитивный реквизит... И в занятости этой - его счастье. Конечно, если допустимо, говорить о счастье в зоне.
Олег Распопов не знал полуцветняка Ваську Николаева, по кличке Залетный. Впрочем, и Васька Олега тоже не знал. Не хотел знать. Этот человек совсем другого пошиба.
Залетный ничего так не любил, как карты. И по этой части считался в своем мире мастером высокого класса. Играл в очко и в рамс, в стос и буру, в вист и в подкидного дурака и во все прочее, даже в преферанс. Играл на тряпки, на шалобаны, на петуха, но никогда просто так, ради спортивного интереса. Это он считал пустой тратой времени. Часто выигрывал, потому что карты стали его второй профессией. Первая - вор-карманщик. Что поделаешь - таков интеллект.
Залетный - этакая малявка худосочная. Невысок, тощ, редкозуб. Одним словом, смотреть не на что. Темперамент близкий к сангвиническому. Характер взрывной и сумасбродный. Васька не признавал никаких правил и норм. Существовало одно-единственное правило, достойное уважения, его желания. Все остальное не стоит внимания.
Понятно, что в своей второй профессии он никогда не упускал случая передернуть карту или смухлевать как-нибудь иначе. И потому знавшие его блатари никогда не садились с ним за игорный стол без ножа.
Нож (а то и два) служил гарантом от исполнения - мошенничества. Картежник, пойманный на исполнении, тут же получал финку в бок. Не один исполнитель закончил жизнь на воровском пере.
Но Васька тоже ведь не фраер: знал, с кем надо играть аккуратно, а кого можно и на три листика взять.
На сей раз Залетный сел делить в стос свои хромовые прохоря, добытые у какого-то фраера. Против прохорей Леха Шакал выставил новый шерстяной свитер, пришедший к нему по игре.
День был воскресный, выходной, значит. Почти сразу же после утренней поверки сели, никого не боясь, за большой стол возле секционной печки. Как положено, каждый воткнул в столешницу свой свинокол, и принялись за дело. Но на всякий случай, чем черт не шутит, когда Бог спит, Леха потребовал, чтобы фраера выставили на крыльце дозор.
Стос - игра наипростейшая, даже проще колхозной, как воры называли очко. Тут все зависит от везения, может быть, самую малость, - от интуиции. Игроки садятся друг против друга. У каждого своя колода. Один загадывает, другой мечет. Загадывающий выбирает из своей колоды любую карту и кладет ее на стол, накрыв ладонью. Мечущий переворачивает свою колоду, чтобы карты были видны, и начинает метать со словами бито - есть. Причем, первые кладутся в правую кучку, вторые - в левую (или наоборот). Здесь все - по вкусу. Как только на кону появляется загаданная карта, партнер должен ее немедленно предъявить банкомету. Допустим, это была бубновая девятка. Если она оказалась в числе битых. То выиграл банкомет. Если в числе есть, то выиграл загадывающий. Большое значение имеет цвет и масть карты. Если это бубны, то выигравший получает всю сумму, что стояла на кону. И если попалась девятка червей (полуцвет) - две трети суммы кона, а если черной масти (простенькая) - одна треть суммы. Отсюда и требование, чтобы все ставки делились на три.
И сапоги, и свитер оценили в тридцать рублей, договорились на одну ставку разыгрывать полтора рубля. Можно бы и по трояку - не велик куш, но, что потом делать в долгий выходной?
Для начала разыграли в очко, кому метать первому. Леха набрал двадцать очков. А Залетный напоролся на перебор, и, раздвинув. Веером колоду, начал выбирать карту.
На дворе стоял теплый июльский день. Доброе солнце подкатывалось к своей высшей точке, мягко прогревая эту суровую, холодную землю. По зоне вальяжно прогуливался порывистый ветерок. Он заглядывал в раскрытые окна и овевал измученные неволей тела зеков.
Барак стоял на метровых сваях. Летом и осенью он обдувался со всех сторон. К Новому году снега наваливало столько, что сваи утопали в нем полностью. И снег становился утеплителем. Сейчас тоже не холодно, потому что лето и ветер совсем не стылый.
Первый кон Залетный продул. Ставил на червового валета, и Шакал убил его мальчика с третьей карты. С этого момента Васька почувствовал недоброе. Бывают же и у полуцветняков недобрые предчувствия. Игра шла, казалось, с переменным успехом, но медленно счет Шакала рос, а Васькин таял. С какого-то момента он начал ощущать себя босым.
Играли около двух часов: бито-есть, бито-есть, утром встанешь - не хрен есть... И так постепенно, помаленечку роскошные Васькины прохоря уплывали к Шакалу. И Залетный нервничал. Вообще-то вор не должен дорожить шмутьем. Если он действительно чувствует себя вором. Такой образ жизни. Проиграл сегодня - завтра выиграешь. Или украдешь. А если не хочешь ставить на кон свой костюм или полюбившуюся рубашку - кто ж тебя станет уважать?! Дешевка с фраерскими замашками. Залетный свои шмотки проигрывал неохотно. Но все же на кон ставил. Чтобы обычаев не нарушать, чтобы не потерять уважение в воровской среде. Прохоря он носил уже больше месяца, привык, они придавали ему вид авторитетного вора. Еще бы: голенища - гармошками, переда - зеркала. А подошвы так приятно поскрипывают - заслушаешься!
Но пристал Шакал, как банный лист к ягодице: На три твои прохоря делятся? и нахально в них пальцем тычет.
Как ни ломался, как ни уклонялся Залетный, а пришлось ему ставить на кон лучшее, чем располагал, с чем ни при какой погоде не желал расставаться.
Как увидел Васька, что карта не прет, заерзал на скамейке, засуетился, а Шакал, словно прирос к месту. Только самокруткой подымливает, да глаз прищуривает, потому что дым в него влезет. А играет молча, спокойно, словно и не его свитер на кону стоит. На нервы Васькины действует.
Вокруг действа болельщики собрались. Вздыхают, охают, ровно на футболе. Хотя чего там вздыхать: всем уже давно ясно, что еще кон, еще два, и - ходить Залетному в стоптанных лагерных ботинках из добротного текстиля.
Вот пошла последняя ставка. Залетный сейчас не человек. Он - надежда сплошная: вот эту карту он угадает, а там масть попрет и - он не только прохоря отмажет, но и возьмет Лехин свитер...
А тот поплевывает на кончики пальцев и считает: Бито - есть, бито - есть...
Залетный потерял нервы. Вскакивает на скамейку, хотя ладонь по-прежнему держит на карте. Его трясет, словно от лихорадки, он мечется... И вдруг, как заорет:
Откройте окно, суки!
Никто не может понять, причем тут окно? Все же открыли. И почти в то же самое время Леха хрипло сказал Бито. Васька перевернул пиковую восьмерку, которую Леха убил в масть, и бросился головой вниз в окно.
Его подняли с земли и привели в секцию. Он сильно ушиб голову и стонал от боли и досады. Кто-то из зеков подал ему кружку воды. Попил, будто пришел в себя. Но выглядел раздавленным. Молча и неторопливо стал стаскивать свои голенища - гармошки, переда - зеркала. Со стороны казалось, что Залетный в этот миг - само несчастье. На него жалко было смотреть.
Дешевка, словом. Сидит на скамейке у стола. Ноги замотаны портянками. Рядом на полу - сапоги. И довольный Леха глядит на них улыбаясь. Но рук к ним пока не тянет, хотя состояние души Залетного его совсем не трогает. Это же карты. А у него сегодня фартовый день. К тому же Шакал недолюбливал Залетного. И даже с удовольствием отметил, что тот глядит на него побитой собакой.
Леха, промолвил Залетный, продолжим сеанс?
Зависимо, что на кону, неохотно ответил Шакал.
А ты что хочешь?
Залетный потянул себя за штанину.
Фуфло, отверг предложение Шакал.
А что тебе?
Твое дело, Залетный. Лагерное шмутье не играю.
Давай на представку?
На чужие шмотки, штоль? - отрицательно покрутил он головой.
Чего ты хочешь?! - заорал Залетный.
Кому нечего ставить на кон - душу ставит, холодно процедил Шакал.
Ему не нужна была никакая игра. Он закончил свое дело и хотел обуть выигранные сапоги. Может быть, завтра он их просадит тому же Залетному, или кому другому, а сегодня его день! Потому и ставит заведомо неприемлемые условия. В то же время, просто уйти, не дав сопернику совсем никаких шансов, - как-то не по-игроцки... Тут же правила хорошего тона соблюдены, а что партнер отказался - его дело! Не рассчитывал Шакал. Что Залетный примет вызов.
Играю душу, подавленно сказал Васька.
В первый раз за сегодня у Шакала изменилось выражение лица. Но отступать ему было некуда. Он с укором поглядел на Залетного, стасовал колоду и сказал:
Садись.
Опять на кону две тридцатки. В тридцать рублей, как и сапоги, была оценена чья-то душа. По стоимости сапог. Ставки хватило на час игры. После чего Залетный встал из-за стола уже не человеком. Он покорно ожидал приговора. Что Шакал скажет, то он и должен сделать. Шакал приказал зарезать кого-нибудь. Сегодня. Кого - не имеет значения. На выбор Залетного. Только не в своем бараке. Васька взял нож и бледный вышел из секции.
Он понуро шагал к столовой, где скоро должен был начаться обед. Торопиться некуда. И он медлил, словно это могло избавить от того, что он обязан сделать согласно неписаному воровскому закону: умри, - а карточный долг отдай!
А в столовой в это время повара готовились к раздаче. У раздаточных окон высились стопки черепичных мисок, дымились наполненные горячей баландой баки, суетились раздатчики. Еще десять минут и - хлынет голодный лагерный люд в этот просторный, с длинными столами, зал.
Столовая была одновременно и клубом, и лекционным залом. Здесь собирали зеков на всякие политические мероприятия. Здесь звучали праведные голоса лекторов-воспитателей: Только через честный труд - дорога в семью трудящихся! Здесь же выступали с концертами артисты художественной самодеятельности. В этом зале по очень большим праздникам устраивали танцы под гармошку...
Вот и сегодня вечером концерт художественной самодеятельности. На сцене, за закрытым занавесом, хлопочет Олег Распопов. Пересчитал стулья необходимые для одноактного спектакля. Проверил нехитрые декорации. Вроде, все в порядке, можно идти на обед. И он приблизился к краю сцены. Спрыгни с подмостков и окажешься у раздаточных окон. Вот уже дежурный повар пошел открывать входную дверь. Там, возле тамбура собрались зеки.
Но спрыгнуть Олегу не удалось. Его ждал, завернувшийся в край занавеса, Васька Залетный. Вынырнул из коричневого полотна и ударил ножом в грудь. Олег не сразу понял, что произошло. Сильной рукой он схватил за запястье Залетного, отнял нож и бросил в дальний угол сцены. Нож со звоном упал на пол. Залетный вырвался и убежал из столовой.
За что он меня? - удивленно спросил пустоту Распопов. - Я же его не знаю... А ведь мог зарезать... На смерть...
Он верил, что все обойдется. Упал, не зная, что умирает.