Вечерело. Ещё светло. Центр города. Дворец культуры. Площадь. Фонтан. В этот час многолюдно. Лето.
Он замедлил шаг, заглядевшись на огромную кинорекламу над главным входом в ДК. Манящее лицо молодой актрисы с развевающимися волосами.
Так же медленно дошёл до красной, нестандартного облика, гостиницы "Турист", "гордости" города. За ней - причудливый куб Дома быта. Здесь делают хорошие портретные снимки. Чёрно-белые и коричнево-белые. Первые лучше. И почему у нас не делают цветных? Внизу там столовая. Так себе.
Оставалось шагов сто до троллейбусной остановки. Он увидел сбоку тротуара, у самой проезжей части стоящего и смотрящего на него недобро и ухмыльчиво парня лет двадцати пяти. Широкие скулы. Азиатские, пожалуй, глаза. Вальтер отвернулся и шёл дальше. Уже почти забыл о нём, как на плечо резко легла рука.
"Эй!"
Вальтер обернулся, остановившись. Тот же парень. Он снял свою руку с вальтерова плеча и засунул её в свой карман.
"Знаешь, что у меня там?" - хрипло-нагло спросил парень.
"Нет. В чём дело? Мы знакомы?"
"Эй-эй, шустрый какой!.. Слышь, а у меня там нож!"
Рядом проходили себе люди. Они даже не смотрели на этих двоих.
Вальтер отвернулся от парня и не спеша пошёл дальше. Парень забежал вперёд и преградил ему путь. Лицо его было угрожающим. Он слегка наклонился как бы в пружинной позе, словно готовясь к броску. Правая его рука всё так же была засунута в карман брюк, и вправду чем-то распираемый.
"Отстань!" - негромко сказал Вальтер.
"Я тебя сейчас пырну как следует!"
Парень скалился. От него попахивало алкоголем, но пьяным его нельзя было назвать. Вальтер довольно спокойно, хотя и с учащённым сердцебиением, обошёл его и опять двинулся вперёд. Парень тут же догнал Вальтера и стал идти рядом, прижимаясь к нему. Бок о бок.
"Слышь, а я ведь тебя сейчас зарежу!" - негромко и проникновенно сказал парень, зловеще улыбаясь.
Холодок пробежал дрожью от паха к сердцу и спине.
"Чего тебе от меня надо?" - глухо спросил Вальтер, не останавливаясь.
"А ничего, понял? Просто прирежу и всё!"
Они шли теперь молча. Вальтер косился на его лицо, постоянно повёрнутое к нему, и мельком взглядывал туда, где в кармане напряжённо покоилась рука внезапного врага и где должен был быть нож.
"Ну, так ты понял, да? Ты понял, что ВСЁ?!" - тихо, но торжествующе прошипел парень.
Вальтер молчал и шёл. Ладони сильно вспотели, по спине струились струйки.
И тут парень резко выскочил перед ним вплотную, и выброшенная из кармана его рука воткнулась Вальтеру в живот.
Невероятным ёканьем ёкнуло сердце. Вальтер застыл на месте. Что-то застряло у него внутри, что-то оторвалось и провалилось куда-то, непоправимо что-то нарушилось. Он услышал сквозь пелену наваждения потусторонний смех парня. Парень отскочил от него и, смеясь дурацким смехом, побежал быстро, то и дело оглядываясь с ухмыльчивым оскалом.
Вальтер не сразу зафиксировал, что враг убежал. Чуть погодя он ощутил прилипшую рубашку к холодной-холодной спине. Медленно, с роковым чувством, опустил взгляд к животу... И ничего, кроме однотонной рубашки с перламутровыми пуговицами. Ничего там больше не было. Не было раны. Не было пятен крови. Навстречу ему и огибая его, невозмутимо шли люди. Качались, приближаясь, чьи-то лица и, удаляясь, чьи-то спины. Вальтер услышал своё сердце. Оно было в ушах. Оно там беспокойно разместилось и тарабанило вовсю, постепенно снижая частоту тарахтенья.
Значит, ничего не произошло. Всё так же, Вальтер, всё так же. Он побрёл к остановке, на ходу вытянув из кармана брюк носовой платок и утерев испарину на лице.
Протрясся несколько гудящих интервалов между знакомыми - такими знакомыми за годы - остановками. Люди в троллейбусе сидели, покачиваясь и поворачивая медленно головы от окна и обратно, или стояли, держась за поручни и монотонно колышась. Он удивлённо глядел на них, на их фигуры, на их лица. Они казались ему совсем незнакомыми. Разумеется, незнакомыми они и были, но какими-то не просто, а совсем незнакомыми. Странными, невиданными незнакомыми.
Выйдя из троллейбуса, он зашагал привычным маршрутом домой. Смеркалось. Впереди узнаваемые манящие окна, с зажигающимся в них светом. Ничего не случилось.
Дома тоже всё как прежде. Родные с их вечным хлопотанием. Умывальник, переодевание... Ужин, чай. Ничего не изменилось.
Только вот комнаты, кажется, приобрели какой-то другой вид. Вальтер ещё не видел этих комнат такими, не знал, что они выглядят так. Телевизор стоял новый и показывал по-новому, как никогда раньше не показывал из тех шести лет, что он тут стоит.
Вальтер ушёл в свою комнату. Закрыл дверь и поразился тишине. Сел на кровать и долго рассматривал своё сомнамбулически мутное отражение в полированном коричневом шкафу. Ничего, стало быть, не изменилось. Мне двадцать три года. Я дома, с родителями. Всё в порядке.
Он лёг и уснул. Через примерно полчаса он проснулся с не испытанным доселе тревожным чувством. Проснулся и удивился: "Что это со мной?"
Он даже не сразу вспомнил о вечернем происшествии. "Ах, вот оно что..."
Долго ворочался. В голове мелькали воспалённые картины: красная гостиница была почему-то особенно отчётлива и назойлива. Она то и дело вставала перед ним, загораживая путь, образуя тупик. Затем прокручивалась "плёнка" назад и снова вперёд: дворец культуры, огромная кинореклама с дивной женщиной, много людей, идущих туда и сюда. Красная гостиница, Дом быта, там делают хорошие портретные фотографии, фонтан, Дом быта, красная гостиница. Упорная красная гостиница заполонила мозг. Гордость нашего города...
Тут Вальтер опять очнулся от кошмара, и уже в неприятном липком поту. "В чём же дело?" - недоумевал он, но к недоумению теперь примешался страх, липкий коварный страх... И когда Вальтер вскоре вновь пробудился от какого-то жуткого толчка изнутри, торопливо включил настольную лампу и увидел в коричневом шкафу своё ужасное, перекошенное отражение, он понял, что всё изменилось. Он осознал, что у него там, в центре города, возле красной гостиницы, что-то раз и навсегда оборвалось и упало в пропасть, в бездонную чёрную бездну, и что восполнить или тем паче "залечить" эту утрату невозможно. Он понял по срывающемуся теперь, среди ночи, своему дыханию и странному мерцательному чередованию внутреннего холодка и жара, что произошло непоправимое, что его, вероятно, убили у этой красной гостиницы, и он теперь в другом мире, где всё вроде знакомо, но всё совсем другое, потому что он это всё не узнаёт, не понимает своей связи со всем этим и не понимает своего состояния в этом бредовом мире, этих лишённых смысла мельканий лиц и спин, этих троллейбусов и гостиниц, этой режущей глаза лампы глубокой ночью, этого дикого отражения в коричневом шкафу...