Жила-была девочка, люди звали её индейским именем 'Слышь Ты Жертва Аборта', а паспортное фио никого не волновало. Друзей у девочки не было, цели в жизни не было, мечты - и те не мечтались. Родители девочку не любили, или не долюбили, или просто не думали о ней, а потом вообще умерли, оставив дочери в наследство клочок земли да маленький домик. И ещё - глубокомысленную фразу 'ничего страшного, доченька, нужно же кому-то и лузером быть'. Обычно родители ругали девочку, донимали попрёками, на худой конец просто шпыняли, и слово 'доченька' так резануло слух, что девочка долго плакала над могилами, разрывая сердце внезапной родительской нежностью.
Девочка давно свыклась с положением жалкого отребья, а после похорон твёрдо решила и дальше быть серой, глупой, косноязычной неумехой. Родительский завет придавал её решению вес и облекал в парчу традиций. Так и прожила бы она до старости, но вот беда - земля перестала родить. Как только девочка взялась вести хозяйство, словно камнем стала земля. Девочка даже попробовала молотком семена вколачивать.
Обломала девочка об свою фазенду седьмой лом, пришла домой и бухнулась носом в кровать, не зажигая света. Запасы провизии подходили к концу, в погребе сиротливо жался в угол последний мешок картошки. Стало предельно ясно: пора к Старухе.
Старуху в деревне не любили, но тихо или максимум шёпотом: слыла Старуха жуткой ведьмой, причём ехиднейшей. Поговаривали, что когда к ней добрый человек в последний раз за помощью приходил, Старуха ему велела сделать такое.. ну такое.. о чём бедолага потом даже самым близким краснел рассказывать. Но помогло железно. Человек уже сам состарился, а всё нарадоваться не мог, как помогло-то.
Среди бела дня девочка постеснялась идти к Старухе, пошла вечером. Старуха молча встретила гостью, проводила в дом, усадила, оглядела со всех сторон и говорит:
- В землю свою сначала особое семя посади. Ша, я знаю: не втыкай его, просто поверху клади, но с почтением и благоговением к каждому семечку. Видишь ли, милая, земля эта - родительская, и тебе нужно сначала приручить её, чтобы она тебя признала и стала твоей. Сейчас в земле - родительская сила, и ты пока против той силы - тьху. Поэтому особое семя и нужно.
Старуха отвела девочку к одному из своих амбаров, огромному, как для самолёта, открыла, показала, рассказала и велела утром приступать к посевной. Девочка выпала в осадок, однако не посмела ослушаться.
Утром, засветло, девочка умылась, воды напилась, рукава засучила и покатила садовую тачку к старухиному амбару. Открыла дверь аккуратненько, чтобы не шуметь спозаранку, скользнула внутрь и уставилась на бесконечные, от входа и до потолка, штабеля и горы самотыков обыкновенных, хозяйственных. Эротические сувениры угрожающе громоздились прямо у двери, заполонив собой немаленький амбар, разнокалиберные, из разных материалов, даже разных эпох. Впрочем, приличные люди в такие подробности не вдаются. Девочка взяла одну штучку, и гора дилдонов зашуршала, осыпаясь к её ногам. Вот поди угадай, это Старуха всерьёз или ей просто амбар лень разгребать для какого-нибудь бездомного самолёта.
Стараясь не вздыхать тяжко, девочка нагрузила первую тачку доверху и со скрипом покатила к своему полю. Там она привычно встала на каменную землю и благоговейно, даже торжественно, возложила первый деревянный хрен. Посмотрела на эффект, не обнаружила оного, и потянулась за вторым дилдоном. Потом за третьим, четвёртым, и так далее. Закончилась первая тачка - девочка привезла ещё одну. И ещё одну. И ещё. Самая трудность была не в катании тачки туда-сюда - девочка привыкла к работе - а в церемонии возлагания: каждый игрушечный фаллос девочка вытаскивала из тачки и клала на землю определённым образом, внимательно и не торопясь. Резиновые, деревянные и даже каменные изделия ложились плотным покрывалом.
Незаметно наступила ночь. На ужин девочка почистила и сварила первую картофелину из последнего мешка.
Следующий день прошёл так же, если не считать небольшого забора стоящих в ступоре соседей. Никто ничего не сказал, понимая, чья затея, хотя раньше от советчиков и судей отбоя не было.
- Ну, а чё ей терять, - философски вякнул кто-то.
На третий день работы девочка заметила, что выложенная фаллосами земля немного помягчела. На десятый день это была уже нормальная целина. Девочка продолжала неистово катать тачки до старухиного амбара и обратно, уделяя пристальное внимание процессу возложения. Через две декады земля стала рыхлой и мягкой, плодородность просматривалась невооружённым глазом.
Соседи совершенно прекратили волноваться и судачить о девочкиной судьбе, сосредоточившись на других делах, да и девочка давно не стеснялась своего странного занятия. С каждым возложенным самотыком почему-то всё больше колебалась её вера в собственную глупость и незначимость, и она с удивлением обнаруживала в себе свойства, не совместимые со словами родителей и соседей. То ли причудливый оттенок ежедневной рутины так влиял на девочку, то ли земля и правда имела с ней мистическую связь, но чем дальше ткался ковёр возложенных членов, тем чище становилась девочкина голова от чьего-то презрения, ненависти, склоков и мнений.
Глубокой ночью девочка катила из пустого гулкого амбара последнюю тачку. В безлунном небе мигали ясные звёзды, плыл над головой млечный путь. По дороге к участку девочка улыбалась прохладному ветру. Наконец пришёл миг, когда она взяла из тачки последнюю резиновую пипиську и торжественно возложила её на последний клочочек земли. И на всю девочкину делянку разверзлась бездна, сияющая и летящая. Вокруг девочки, куда ни глянь, висели огромные созвездия, поворачиваясь согласно древнему своему ходу, гулко шли внизу ближайшие планеты, тихим звоном падала на девочкины босые ноги звёздная пыль. Девочке вдруг стало легко и радостно, как не было никогда, и спящие люди забыли её обидные прозвища, и родители вздрогнули в гробах, но ничего не могли поделать с тем, что девочка сбросила их неприязнь, презрение и тяжкие слова, которые должны были давить её до конца жизни.
Девочка парила в бездне свободная.
На плечо ей легла рука. Девочка повернула голову. Старуха глядела на неё весело и насмешливо, как Ричард Гир.
- Я и не знала, что может быть так круто! - воскликнула девочка. - У меня за спиной крылья!
- Да, вполне приличные получились, - кивнула Старуха. - Теперь выбирай, милая: остаться на родительской земле, жить и умереть в её пределах, или создать собственную землю где угодно в этих мирах. Выберешь первое - получишь гарантированное благополучие, уважуху соседей и спокойствие до конца твоих дней, но постепенно потеряешь крылья. Второе - никому не известный путь, и я не гарантирую, что ты доживёшь до внуков или хотя бы сохранишь человеческий облик, про уважуху и благополучие вообще молчу, но твоя земля всегда будет следовать за тобой и ложиться, где скажешь.
Старуха твёрдо стояла ногами в бездне, без подручных приспособлений. Девочка впервые внимательно посмотрела на Старуху, хлопнула крыльями и пропала.