Бертьен Анри : другие произведения.

Чезаре (или: Мотыльки)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Анри Бертьен

Чезаре (или: Мотыльки.)
(Из цикла 'Рассказы дедушки').

Не ищите мораль в этой истории — я всего лишь пересказал её, показав жизнь такой, какова она есть на самом деле...
...Чезаре сидел в углу харчевни и смотрел на огонь свечи. Нельзя сказать, что он был пьян — в доску пьян. Нельзя сказать, что он был навеселе. Он просто глушил одну кружку эля за другой, с тупым безучастием глядя на пламя. Ночной мотылёк, залетев в окно, начал свой неистовый танец возле пляшущего огненного язычка. Через несколько секунд он с опалёнными крылышками рухнул в подсвечник и, дёргаясь, отчаянно пытался то ли подняться вверх на своих огарках, то ли закричать на весь мир о своей боли... Принимать жизнь такой, какова она есть, ему явно не хотелось...
— Иди к Богу... — Вздохнул Чезаре, придавив бедолагу пальцем. — Интересно, куда они летят? Зачем? Почему? Кто его знает... — В хмельной голове Чезаре большинство философских вопросов разрешались вполне быстро и достаточно просто, хотя и не обязательно — верно... Но этого и не требовалось.
— Где он?
— Кто?
— Ну... этот... — Влетевший с воинственным видом юноша ногой распахнул дверь харчевни, преисполненный решимостью и пылом; но, наткнувшись на простой вопрос — об имени того, кто ему был нужен — заметно сник, замешкавшись. Чезаре окинул его взглядом. Небрежно. С ног до головы.
— Шёл бы ты, сынок, своей дорогой... — Пьяно вздохнул он. — И без тебя тошно...
— Я и иду своей дорогой — и попрошу Вас, — юноша едко выделил последнее слово, — не лезть не в своё дело! — Ответит он, как мог, дерзко.
— Огго... — Раздались возгласы из разных концов харчевни. Зеваки почувствовали, как в воздухе запахло жареным: здесь было не принято прощать и меньшие обиды...
— Ну, не хочешь — как хочешь... — Безразлично пожал плечами, отворачиваясь от него, Чезаре. — Не моё дело — так не моё... — Совсем глухо произнёс он. Зеваки недоумённо переглянулись: многие из них были наслышаны о крутом нраве Чезаре и никто не мог понять столь инфантильного его поведения. — Сынок... — Вздохнул Чезаре и снова уставился на огонь. Юноша, вскипев, схватился, было, за эфес шпаги, но вошедший с ним — товарищ, видимо — положив свою руку сверху, тихо, но внятно сказал:
— Ты не затем сюда пришёл, чтобы искать склоки в таверне. Тебе нужен конкретный человек. А этого нахала поставь в очередь. Следующим. — Чезаре лишь бросил усталую ухмылку через плечо. Зеваки загудели: это было против правил. По всем неписаным законам Чезаре должен был сейчас встать, неспешно подойти к мальцам, и, схватив обоих за шиворот — стукнуть лбами, например. После чего задиры должны были упасть замертво, а зеваки, огорчённые столь быстрой развязкой, должны были вернуться к своему элю. Но этого не произошло — и все загудели: привычный уклад нарушен, тут что-то не так...
— Не слишком ли много ты выпил сегодня, Чезаре? — Участливо спросил матрос с чёрными, как смоль, волосами. — Может, эль впитал твои силы? Или забрал волю? — Иронично добавил он, оглядываясь, как бы приглашая присутствующих оценить его остроумие. Но наш герой только вздохнул в ответ, не удостоив говорившего даже взглядом. Толпа откровенно зашумела.
— Чезаре? — Встрепенулся юноша. — Простите — Вы сказали: 'Чезаре'? — Обернулся он к матросу.
— Да, мы действительно сказали 'Чезаре'... — Медленно, выделяя каждое слово да шутовски оглядываясь по сторонам, как бы ища дополнение к своему 'я', с деланной нерешительностью отвечал матрос.
— Так он-то мне и нужен... — Сцепив зубы, резюмировал юноша.
— Помилуй Бог, юноша... Зачем? Зачем Вам нужен именно Чезаре? — Матрос говорил, то ли продолжая дурачиться, то ли действительно испугавшись. — Ведь он убьёт Вас, юноша... Одним ударом. Быть может, — голос матроса стал вкрадчивым, — Вам подойдёт кто-нибудь другой? Вон — чёрный Джек, например. Или — Билли Гад... Или, хотя бы, я... — И он оглядел себя как бы со стороны, будто прицениваясь. — Тогда можно было бы, по крайней мере, делать ставки... А так — скучно... — Матрос пожал плечами, всем своим видом показывая, сколь глупым он считает проявление интереса к Чезаре.
— Оставь его, Дрейн. Он мой. — Нехотя повернулся Чезаре. — Он — мой гость... — Со вздохом добавил он.
— Я оскоплю его! — В невиданной вспышке гнева юноша, казалось, утратил разум.
— Ого... — Озадаченно протянули зеваки. Дрейн отвернулся, пытаясь подавить смешок, потом осторожно заметил:
— Если Вам удастся к нему подойти... живым... — Юноша дёрнулся, но его порыв был снова сдержан другом:
— Ты пришёл сюда не затем, чтобы тупо получить в лоб.
— Этот негодяй... Обесчестил мою сестру... И только что убил моего отца... — прошипел юноша. — и теперь ещё имеет наглость насмехаться надо мной! Гость, говоришь... Ну, хорошо же... Выйдем на улицу, отброс... Чтоб не оскорблять законов гостеприимства...
— Огго... — Уже вполне осмысленно переглянулись зеваки. Дело обещало быть интересным.
— Я не хочу твоей смерти, сынок... — Вздохнул, снова отворачиваясь к кружке, Чезаре.
— Не сметь! Не сметь меня так называть! — Крик юноши почти срывался в визг. — Я вызываю Вас на бой, сударь! На поединок — до смертельного исхода!
— О, Боже... — Вздохнул Чезаре, подняв очи к небу. — Ну, зачем, скажи, одной семье — столько горя? Дочь — шлюха... отец — дурак... сын — петух... — Устало философствовал он. При последних словах юноша просто вскипел — казалось, из ушей и ноздрей его пошёл пар. Билли Гад подошёл к нему с кружкой эля и, с интересом окинув взглядом с головы до ног, задумчиво произнёс:
— Я бы пожалуй, поставил на него... — И отхлебнув, добавил: — Один к ста. — Зал, целых пять секунд ждавший завершения фразы, грохнул.
— Если Вам не будет угодно, сударь, сей же час начать поединок... — Задыхаясь от негодования, юноша едва выговаривал слова, — то я сам начну его — здесь же, и плевать я хотел на все законы, включая гостеприимство! — Наконец выпалил он.
— К сожалению, сынок, тебе сложно плевать на меня...
— Чезаре вздохнул с таким видом, будто ему и вправду жаль сосунка! — Удивлённо воскликнул Билли Гад.
— Заткнись, Гад. Твоё прозвище не совсем соответствует реалиям. Гадом надо было назвать не тебя, а... твой язык: уж больно гибок... — Вздохнув, Чезаре встал, и, положив руку Билли на плечо, от чего тот — притворно или нет — согнулся, направился к выходу. Юноша, видя приближавшуюся фигуру Чезаре, несколько последних шагов его лихорадочно собирал слюну, и, почти в упор, наконец плюнул ненавистному противнику в лицо, вложив в это, казалось, едва ли не все свои силы. Чезаре остановился. Внимательно оглядев юношу с ног до головы, он поиграл желваками и, подняв руку, широко размазал плевок по физиономии. Потом, с сожалением глядя на обидчика, как на мертворождённого, вытер всё это другим рукавом.
— Пошли, сынок... — Вздохнул он. — Видит Бог, я этого не хотел... — Юноша вышел за ним, как загипнотизированный удавом кролик. Слов товарища он уже не слышал.
— Оставьте нас. — Обернулся к высыпавшим за ними завсегдатаям Чезаре. — Нам нужно обсудить условия поединка.
— К чёрту условия! — Юноша выхватил шпагу из ножен. — Защищайтесь, сударь! — Чезаре молча пошёл прочь. Когда он уже почти исчез в темноте, юноша вскричал 'трус!' и, со шпагой в руке, ринулся следом.
...Чезаре далеко не ушёл. Он всего лишь завернул за угол харчевни и выдернул из кладки дров небольшое поленце, толщиной в руку — после чего встал, прислушиваясь. Услышав топот бегущего 'обречённого', как уже называли его промеж собой матросы, он прислушался повнимательнее, затем размахнулся, и в тот самый миг, когда голова юноши показалась из-за угла, полено оказалось в точности в нужном месте. Нападающий рухнул, как подкошенный.
— Свяжите его и плесните элем, чтоб оклемался... — Бросил Чезаре подбежавшим зевакам. — Нам действительно нужно поговорить... — Зеваки быстро исполнили распоряжение. Спустя какое-то время юноша уже сидел, связанный, прислонившись к стене, и неистово пытался увернуться от кружки эля, настойчиво предлагаемой ему Дрейном.
— Оставьте нас... — Устало почти попросил Чезаре. Зеваки, не решаясь с ним спорить, недовольно удалились.
— Юноша, поверьте: я не хочу Вашей смерти... — Безразличным тоном произнёс Чезаре, как только последний из зрителей скрылся за углом харчевни.
— Зато я — хочу Вашей! — С гневом затравленного мышонка ответил собеседник. — Развяжите меня, и, если Вы — мужчина, мы тут же приступим... — Но Чезаре только рукой махнул:
— Послушайте... ну зачем Вам это надо?
— Вы... Вы имеете наглость ещё спрашивать меня об этом?
— Я задавал этот вопрос Вашему отцу. И не получил ответа. Теперь я задаю его Вам — в надежде всё же получить ответ. Поймите: мне действительно интересно, зачем люди идут на верную смерть. Ведь это, по меньшей мере, глупо...
— Вы... Вы обесчестили мою сестру... Вы...
— Помилуйте... — Чезаре вздохнул. — Если Вы имеете в виду, что я имел её — так ведь она сама этого хотела... Уж поверьте — за всю жизнь я ни разу не насиловал женщин — зачем, когда они сами летят ко мне, как мотыльки... В каждом порту их столько, что, если бы мне пришлось всякий раз истреблять семьи моих подружек — население портовых городов, поди, сократилось бы втрое... — Громкий хохот за углом харчевни наглядно засвидетельствовал факт подслушивания.
— Я же сказал: прочь! — Взревел Чезаре, высунувшись из-за угла. Лишь сверкание пяток в ночи да топот ног были ему ответом...
— Как ты смеешь, негодяй, равнять мою сестру к портовым шлюхам... — Юноша извивался, как угорь, пытаясь освободиться от пут — казалось, едва ему это удастся — и он, взвившись, вопьётся в ненавистное ему тело мёртвой хваткой, и будет рвать его ногтями на куски....
— Баба — она баба и есть... — Вздохнул Чезаре. — Шлюха как шлюха... Безразлично — знатного рода или из простых. Просто те, что из знатных, бывают чище. Хотя и не всегда... Да и денег не берут... — он задумался, будто что-то припоминая, — бывает...
— Сволочь... Негодяй... Паскудник... — Юноша с ещё большим пылом пытался выполнить свою задачу, но — видит Бог, тайнами узловязания и Дрейн, и Билл владели в совершенстве.
— Я прощаю тебе, юноша, эту дурь... — Безразлично глядя куда-то вдаль, сказал Чезаре. — Ибо ты не ведаешь, что творишь... Благородство... Какое, к чёрту, благородство... Я что — в чём-то ей клялся? Или, может, хоть что-то обещал? Нет. Тогда из чего она выдумала за меня, что я должен буду делать, как буду поступать? Ей так хотелось? Отчего не захотела принять таким, каков я есть на самом деле? Ведь принимала... Пока не застукали... Не спрашивала, буду ли я с ней жить, возьму ли с собой, дам ли денег... Она просто хотела со мной спать — и я не мог отказать ей в этом. Хотя бы уже потому, что сам хотел именно этого... Иногда она спрашивала, люблю ли я её — и я честно отвечал, что люблю. Я ведь любил её — больше всех на свете... У меня ведь ещё не было такой женщины, сынок... — Юноша лишь, сопя, упорно делал своё дело. Казалось, он даже не слушает Чезаре. — Проблемы начались после того, как твой отец нас застукал... — Вздохнув, продолжал тот. — Вместо того, чтобы сделать вид, что он ничего не понял и вообще оказался тут совершенно случайно — как делают все нормальные люди — он начал орать на меня, что я совратил его дочь. Чушь. Бред. Да, я её хотел. Да, я ей однажды сказал об этом. Да, она даже покраснела — что мне особенно понравилось. Но — 'совращать'? Слушай, может, хоть ты объяснишь мне, что это значит?
— Мразь... Подонок... Негодяй... Подлец... — Извиваясь, шипел юноша.
— Вот-вот... примерно так же ответил и твой отец. А после этого — заметь, сынок: именно после этого... То есть — после того, как он обозвал меня последними словами, он вдруг потребовал, чтобы я женился на его дочери. Представляешь? Потребовал! — Чезаре вздохнул. — Я тогда, признаться, подумал, что уж совсем тронулся умом старик... А он говорил совершенно серьёзно. Толковал что-то о чести... Я так понял, что честь в его понимании заключается в том, чтобы женить на своей дочери... Как там, бишь? — 'подлеца'? 'подонка'? 'негодяя?' 'мерзавца?' — я так и не понял, в чём суть вашего семейного понятия 'честь', сынок... В поём понимании это просто: я ничего не крал и никого не обижал — значит, я честен. Твоя сестра мне понравилась и я сказал ей об этом. Я ей тоже понравился, если судить по нашим ночам. Это были незабываемые ночи, сынок... К тому же — она не брала денег — и это тоже было приятно... Я ведь говорил, что девицы из благородных, бывает, не берут денег... Это был как раз такой случай... Я неплохо подэкономил на ней... А твой отец чего-то вскипел... Я не понял тогда — я решил, что, может, он из-за денег... И я предложил ему денег — но он вскипел ещё больше... Я не хотел этой ссоры — видит Бог, не хотел. Но он первый бросился на меня с этой фитюлькой... — Чезаре кивнул на валявшуюся на земле шпагу. — Но я ведь шкипер, сынок... Я быстро реагирую на происходящее — слишком часто от этого зависит жизнь, и не только моя — что делать... Да и, кроме того — каюсь, но уж очень не люблю я острых предметов у своего горла... И я сломал её — вот этой рукой, сынок... — Чезаре поднял забинтованную левую руку. — Лекарь говорит, что это не заживёт долго... А он ещё больше взбесился и кинулся на меня с обрубком... Тогда... — Чезаре вздохнул, — мне пришлось свернуть ему шею... Мне жаль было старика, поверь... Он глуп, конечно... Ему нужно было просто взять деньги — я ведь от души предлагал, от чистого сердца... А он не захотел. Я даже не обиделся — хотя меня никто раньше так не оскорблял — всегда все брали, если я предлагал. Я был готов даже ударить его — но сдержался: мне было почему-то жаль беднягу... он так страдал... И мне действительно жаль, что пришлось убить его... Но не мог же я, как ягнёнок, подставить ему своё горло...
— Ты... не ягнёнок... Ты... грязная... подлая... вонючая... свинья...
— Вот-вот... И он говорил так же, пытаясь достать меня обломком... Даже бок распорол — хочешь, покажу?
— Я... тебя не убью... тебя... нельзя убивать... Тебя... надо кастрировать... И показывать людям... — Чезаре вздохнул.
— Ладно. Выбор за тобой. Я прощаю тебе всё то, что ты мне сегодня наговорил. Я прощаю твоей сестре то, что она выгнала меня из дома, крича, чтобы я больше никогда сюда не приходил. И это — после того, как столько ночей шептала: 'ещё, любимый'... Я прощаю ей, что она заявила отцу, будто я собираюсь жениться на ней — я прощаю ей эту ложь: может, ей просто сильно этого хотелось... Я прощаю твоему отцу его глупость. Я прощаю ему свои раны. Более того — я никогда не расскажу никому о том, о чём мы здесь с тобой беседовали и о чём договорились. И, даже — я готов на все вопросы об этом, от кого бы они ни исходили, отвечать: 'не твоё собачье дело'... Только... Обещай мне, что ты сейчас уйдёшь и никогда больше — слышишь — никогда!... Не попадёшься на моей дороге. Я не люблю лжи. А твоя семья оболгала, унизила меня. Ладно — я готов это стерпеть: уж больно хороша память... о тех ночах... Но сносить твоих оскорблений я больше не буду. Поэтому... Сейчас тебя развяжут... А ты подумай хорошенько... И — иди... Иди себе... живым и здоровым. Я не хочу столько горя твоей сестре. — И Чезаре, вздохнув, поднялся, чтобы идти. Юноша лишь сверлил его взглядом.
— Пойми... Я... не люблю убивать, сынок... — Сказал Чезаре, и, махнув рукой, ушёл. Вскоре появились весьма заинтересованные происходящим матросы. Не задавая лишних вопросов — видимо, их на этот счёт жёстко проинструктировал Чезаре — они развязали пленника и расступились, предоставив ему свободу двигаться. Какое-то время юноша сидел, потирая затёкшие руки да озираясь, но, едва его взгляд упал на шпагу, он тотчас вскочил, и, схватив её, ринулся в харчевню.
* * *

...Чезаре стоял за дверью с табуретом в руке. Створки двери распахнулись и юноша влетел в помещение.
— Где... — успел произнести он, пока табурет опускался к нему на голову. Чезаре подошёл, присел возле него на корточки, и, отбросив обломки табурета, поднял здоровой рукой подбородок юноши. Какое-то время он молча смотрел на него, будто любуясь, затем помрачнел, и, придавив макушку забинтованной рукой, с силой повернул безвольно повисшую голову. Раздался хруст позвонков.
— Зачем... — Недовольно поморщился Билл. Дрейн молча поёжился, будто по спине его пробежал холодок. Остальные, замерев, молчали.
— Видит Бог — я этого не хотел... — Вздохнул Чезаре, и, прикрыв лицо юноши своим картузом, побрёл прочь.
* * *

— Нет... О, Боже... Вдруг раздался в дверях испуганный возглас девушки. Она подбежала к брату, подняла картуз — и вопль, тоскливый вопль вырвался из груди её, предваряя безудержные рыдания. Рука её что-то искала, пока не напоролась на ножку от табурета. Пальцы судорожно сжались, ощутив оружие. Теперь ей нужна была цель. Она оглядела всех затуманенным взглядом, но не нашла того, кого искала, и медленно двинулась прочь, побелевшими пальцами сжимая орудие возмездия.
...Чезаре не ушёл далеко — он всего лишь отошёл к молу. Море нехотя плескалось внизу, не предвещая бурь. Вдруг страшной силы удар обрушился на его спину — любой другой рухнул бы на его месте, чтобы больше не подняться. Чезаре с изумлением обернулся:
— Ты? — И тут же получил ещё один удар — в ухо. Обломок табурета, оставшийся на ножке, рассёк хрящ, и, казалось, едва ли не застрял в черепе. Чезаре поморщился:
— Не надо... — Но блеск, горящий в глазах девушки, сказал ему, что словами её остановить невозможно. Тогда он, вздохнув, применил испытанное средство: сжав девушку в своих стальных объятиях, он начал её целовать. Сначала — в губы; крепко — так, чтобы поцелуй этот запомнился на всю жизнь. Потом — в подбородок, щёки, шею — нежно, едва касаясь... Скоро безвольно повисшая рука девушки уже выпустила орудие. Она задыхалась. В глазах её ещё светилась ненависть, но сердце наполнялось чем-то... таким... что подчиняло её волю... Тело ещё помнило ласки прошлой ночи — да, всего лишь прошлой... В её доме ещё лежал мёртвый отец, в портовой харчевне — брат... Она пришла... мстить... да... Она убьёт его... Она... должна это сделать... Но... почему... руки не слушаются её... почему... они рвут ворот платья, как будто ей душно...
...Чезаре помог ей. Она стояла на молу — нагая, и, сверкая глазами, глядела на него. И он не мог понять в этот миг, чего в них больше: жажды мести или желания слиться с ним — здесь же. Сейчас. Навсегда. И он выбрал для себя второе. Она не сопротивлялась. Голова её лихорадочно искала план убийства, в то время, как руки не менее лихорадочно хватали его тело — его... тело... принадлежавшее ей... ещё вчера... желанное ею более всего на свете... Волны вожделения и ненависти, перемежаясь, накатывались на неё, грозя утопить, а она бросалась в них, не боясь захлебнуться, не думая о том, чем это может кончиться... Она хотела его и ненавидела одновременно...
— О, Боже... прости меня... я не могу... о.... о... Ааа.... Я не хочу... а...аа..аааааа!!!! — Крик девушки летел над молом, его слышали в порту, на стоящих у пирса кораблях, и даже внутри харчевни, несмотря на шум. Люди гадали, чего в нём было больше — отчаяния или вожделения... И никто не знал ответа... Никто не пришёл к какому-то мнению... Многие видели издалека, как она лежала на тумбе, забросив ноги ему на плечи, и выла — а он, стоя, трудился — но никто так и не понял, надлежит ли вмешаться, чтобы прекратить насилие, или же можно стоять, наслаждаясь этими звуками, казалось, дарованными женщинам самой природой, чтобы извещать всех о своём счастье...
— Оо... — И девушка безвольно сползла на пирс. Чезаре нагнулся, поднял платье, вытерся, и, подумав, бросил его в море. Натянув штаны, он, не оборачиваясь, пошёл прочь. Вслед ему полетела ножка от табурета, но, брошенная обессилевшей рукой, едва долетев, лишь несильно ударила его по спине. Он не обернулся.
* * *

...Чезаре сидел в углу харчевни и смотрел на огонь свечи. Нельзя сказать, что он был пьян — в доску пьян. Нельзя сказать, что он был навеселе. Он просто глушил одну кружку эля за другой, с тупым безучастием глядя на пламя. Ночной мотылёк, залетев в окно, начал свой неистовый танец возле пляшущего огненного язычка. Через несколько секунд он с опалёнными крылышками рухнул в подсвечник и, дёргаясь, отчаянно пытался то ли подняться вверх на своих огарках, то ли закричать на весь мир о своей боли... Принимать жизнь такой, какова она есть, ему явно не хотелось...
— Иди и ты к Богу... — Вздохнул Чезаре, придавив бедолагу пальцем. — Куда они летят? Зачем? Почему? Кто его знает... — В хмельной голове Чезаре большинство философских вопросов разрешались вполне быстро и достаточно просто, хотя и не обязательно — верно... Но этого и не требовалось.
— Где он?
— Кто?
— Ну... этот... Громила Ваш... — Дюжий капрал выжидающе смотрел на хозяина харчевни. Тот молча кивнул в угол, где сидел Чезаре. Капрал поднял палец и в помещение неслышно, как тени, просочились пятеро солдат.
— Ты — Чезаре? — подойдя сзади, громко спросил капрал. Чезаре молча обернулся.
— Ты обвиняешься в тройном убийстве.
— Кк...как — в тройном? — Казалось, в безразличных ко всему сущему глазах Чезаре готов был разгореться огонёк изумления.
— Городского старосту убил?
— Ста... А, ну... если этот дурень был старостой... — Чезаре вздохнул... — Значит, убил...
— Сына его убил... — Констатировал капрал — казалось, на ходу пытаясь понять, как вести себя со столь экзотическим подопечным. — Чезаре молча кивнул.
— Дочь его — изнасиловал и убил...
— Чтоооо??? — Удивлению Чезаре не было предела.
— Ничего. — Пожал плечами Капрал. — Как насиловал — весь порт видел и слышал, а с тех пор её нигде нет...
— Я... Не насиловал... — Мрачно сказал Чезаре, сжав кулаки. — Я... Любил её...
— Потому и убил? — Вздохнув, не менее мрачно поинтересовался капрал.
— Не убивал я... Она осталась... на пирсе... я ушёл...
— Ну, значит, её волной смыло... в штиль... — вздохнул капрал. — Пойдём...
— Куда?
— Мировой судья хочет с тобой познакомиться...
— Зачем?
— Голова был его лучшим другом. — Ухмыльнулся капрал. Чезаре встал, и, сложив руки за спиной, молча побрёл к выходу. Солдат показал, было, капралу верёвку — но тот лишь отмахнулся — не лезь, мол, не в своё дело. Вскоре процессия удалилась.
Тело всплыло на третий день.
* * *

Так же горела свеча на столе в углу харчевни. Так же кружились залетевшие на огонёк мотыльки. Несколько из них лежали в подсвечнике, корчась от боли. Некоторым удавалось выпасть на стол, и они, ковыляя, ползли прочь. Подошёл служка и молча смахнул их тряпкой на пол.

2000, 27/10/2001.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"