Малицкий Сергей: другие произведения.

Осень в июне

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • © Copyright Малицкий Сергей (antiobozver@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 23k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Иллюстрации: 1 штук.
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ТРЕТЬЕ МЕСТО НА КОНКУРСЕ БС-2 "ВЕТЕР И БУБЕН."



  • Малицкий Сергей:


    Осень в июне





       Если в нашем доме случится полтергейст, я не стану приглашать священника или медиума. Дочь не даст меня в обиду. Она смотрит фильмы ужасов и хорошо знает, как надо вести себя в подобных случаях. Не всерьез Машка объясняет это странное увлечение необходимостью подготовиться к взрослой жизни. Она - наивный человек. Жизнь пока еще смотрит на Машку с улыбкой. Но улыбка рано или поздно превращается в гримасу. Поэтому защитить дочь пытаюсь я сам. Хотя иногда задумываюсь над тем, что не смог бы защитить и себя.
       Хмурясь или посмеиваясь, жизнь продолжается. Полтергейст, как и все необычное, минует наш дом. Машка жалуется, что не может найти применения способностям и накопленным знаниям. Я успокаиваю ее тем, что в наше время она может не бояться инквизиции. Машка интересуется, не было ли у нее в роду ведьм. Хочется ответить, что были, но я молчу. Не могу говорить плохо о женщине, увлеченность которой когда-то перепутал с любовью. К тому же многие ее жесты, привычки и черты отразились в Машке как в зеркале.
       Бывшая жена говорит, что только странной привязанностью дочери к фильмам ужасов можно объяснить её чувства к собственному отцу. Думаю, в этих словах - не вся правда. Девочку часто пугали, что папа заберет дочку к себе. И ей этого, наконец, захотелось.
       Когда Машке бывает по-настоящему страшно, она мысленно расширяет границы экрана и представляет съемочную труппу во главе с сидящим в шезлонге режиссером. С суетящимися осветителями и ассистентами. Когда это не помогает, она выключает звук. Выключенный звук телевизора в те вечера, когда Машка остается дома, означает две вещи. Первое, что фильм по настоящему страшен. Второе, что весь ужас заключен в звуке. Самое страшное - это звук. Когда Машка была маленькой, иногда она просыпалась среди ночи, зажимала уши и с ужасом смотрела куда-то в угол, требуя: - Тише, тише, тише!
       Теперь это, кажется, прошло.
      
       Звук одиночества состоит из тиканья часов, шипящего телевизора, капающей воды в ванной и шума за окном. Иногда он дополняется собственными шагами и становится невыносимым.
       Будучи маленьким мальчиком, я говорил, что изо всех времен года больше всего люблю осень. Я лукавил. Где-то вычитал, что осень любил Пушкин. Со временем оказалось, что он был прав. Теперь я люблю осень самостоятельно. В любое время года. И в начале июня тоже.
       Вторник - не самый тяжелый день. Вчера шел дождь, сегодня сырость медленно испаряется, насыщая воздух влагой. Я выруливаю со стоянки и включаю музыку. Звучит песня, которую композитор написал в перерывах между редкими вдохновениями. Жизнь идет, надо что-то писать, ждут поклонники, ждет жена певичка, в спину дышат молодые и голодные конкуренты, и он пишет. Блестящая профессиональная пустота. И незачем обижаться на бывшего кумира, мы все живет также.
       Останавливаюсь в пробке у городского рынка. Три минуты никого не устроят. Объездная дорога разбита, машину жалко. Лучше постоять. Тем более следующая песня на кассете лучше. Нащупываю в кармане мобильник, достаю и удовлетворенно отмечаю - три елочки из шести. Вполне приемлемая связь. Если она захочет сейчас позвонить мне, у нее это вполне может получиться.
      
       Любовь, это сахар в руках идущего под дождем. И вот уже облизываешь липкие и сладкие пальцы, пытаясь вспомнить ее вкус.
      
       Машка - чувствительное существо. Иногда я думаю, что она читает мысли. Однажды сказала, что благодаря нашему разводу с матерью, избежала участи быть влюбленной в меня как в мужчину. Поэтому, во-первых, не приобрела комплексов зависимости от сильного пола. Во-вторых, наши отношения не отягощены детством, и она чувствует во мне по-настоящему близкого человека. Я ответил, что ее детства не хватает мне. Машка нахмурилась, смешно почесала кончик носа и попросила рассказать о Ней.
       -О ком? - переспросил я.
       -О Ней, - повторила Машка. Именно так она и сказала. С большой буквы. - О той, от которой ты ждешь звонка последние месяцы.
       -С чего ты взяла? - постарался я удивиться.
       -Я тебя умоляю!
       Она сказала это ее словами и с ее интонацией!
       -Мы же договорились - не врать! У тебя на мобильнике последним набран всегда номер, по которому ты не звонишь. Да и обращаешься ты с телефоном как с живым существом. Подобное сочетание возможно только по поводу женщины. Хочешь, я позвоню ей?
       -Нет!
       Вырвалось....
       -Папка. Скажи. Хорошо иметь взрослую и умную дочь? - спросила Машка, обнимая меня. - Самое удивительное, что я, оказывается, ревную! Нет, ты представляешь?
      
       Второй день в отпуске и опять еду на работу! Превращаюсь в механическое существо. Вчера шеф вздохнул, приблизился и внятно сказал в ухо: "Ты в отпуске, понял? Не делай из меня монстра. Чтоб я на тебя больше не натыкался! Увидимся через месяц!" Честно говоря, я здорово смягчил его слова. Шеф не мастер парламентских выражений. Я что-то буркнул в ответ, поднялся в офис, пошелестел бумагами и уехал. День оказался скомканным. И вот, пожалуйста! Сегодня опять еду на работу. Точнее стою в пробке. Впереди замер маленький грузовичок "Газель". Тент поднят, и я вижу в кузове мужчину в камуфляжной форме. Он примерно моего возраста, то есть находится в середине жизни. Неужели я выгляжу также? Обвислые щеки и пустые глаза, которыми он смотрит сквозь меня.
       Телефон, наконец, звонит. Я судорожно подхватываю его с сиденья и почти кричу в трубку: "Да, да! Я слушаю!" Из атмосферного потрескивания раздается голос нашего снабженца: "Алло? Сергеевич? Мне нужна машина на завтра!" "Нет!" - злорадно сообщаю ему. "Что нет? - удивляется снабженец, - Машины нет?". Я отключаю мобильник.
       Пробка рассасывается. "Газель" трогается. Голова мужчины качается, он инстинктивно хватается руками за скамью и прижимается спиной к кабине. Он похож на несчастных коров, которых иногда везут по этой дороге на мясокомбинат. Мужчина открывает коричневую кобуру, поднимает черный пистолет, гладит его левой рукой, снимает с предохранителя, приставляет к виску и стреляет. Голова дергается влево, что-то черное вылетает на полог тента, в секунду человек превращается в нескладную тряпичную куклу и мешком валится на пол кузова. Больше я его не вижу.
       Сзади раздраженно сигналит серебристый "немец". Я вытираю о чехол сиденья вспотевшие ладони и обгоняю "Газель" у светофора. Останавливаюсь. Водитель поглядывает на "красный" и одновременно пытается разглядеть в зеркалах задние колеса машины. Он слышал выстрел. Рядом с ним сидит миловидная женщина, которая, улыбаясь и жестикулируя, что-то рассказывает. Зажигается "зеленый". Мы трогаемся. "Газель" останавливается у супермаркета. Я встаю в десяти метрах впереди и гляжу назад. Женщина что-то дает в руки водителю, еще раз улыбается, выходит из машины, открывает зонт и спешит под дождем в сторону магазина. Когда проходит рядом, я ловлю ее случайный взгляд и понимаю, - она знает, что случилось в кузове.
       "Она знает, что случилось в кузове", - повторяю я про себя. Водитель медленно вылезает из кабины, засовывает в карман сложенную купюру, несколько раз ударяет ладонью по тенту, говорит что-то и идет к заднему борту.
      
       Он замер, увидев труп. Ухватившись рукой за металлическую скобу на заднем борте, он с ужасом смотрел на лежащее ничком тело, на растекающуюся лужей кровь, на пятно на внутренней стороне тента. Мелкие бисеринки пота заискрились у него на лбу. Наверное, ему хотелось крикнуть, оглянуться и позвать кого-то, но шея одеревенела.
      
       Я нашел женщину в продовольственном отделе. Она катила перед собой тележку, снимала с полок пакеты и коробочки, придирчиво рассматривала и укладывала в корзину. Я шел позади и пытался заметить необычное в ее поведении. Она обернулась возле кассы. Спросила без тени раздражения:
       -Что вы хотите?
       -Извините, - промямлил я, почувствовав себя идиотом. Это была обычная женщина. Она пожала плечами. Расплатилась. Я вышел на улицу. Дождь заставил натянуть на голову воротник, я добежал до машины, прыгнул в салон. Она стояла на обочине. Наклонилась, заглянула внутрь.
       -Опять вы?
       -Куда?
       -В центр.
       -Садитесь.
       Вместе с ней в салоне появился тонкий запах духов. Похожий на Машкин.
       -Лу-Лу? - спросил я.
       -Да, - кивнула она, смахивая с волос капли дождя. - Что вас заинтересовало?
       -Вы ехали на "Газели" до магазина?
       -Да.
       -Человек в кузове застрелился.
       -Что вы говорите?
       Она сказала это без удивления. Обыденно.
       -Вы не удивлены?
       Она вздохнула, прижала к вискам кончики пальцев, зажмурилась на мгновение.
       -Остановите мне здесь, я выйду.
       -Ответьте мне, - попросил я.
       -Что вы хотите услышать?
       -А что я могу услышать? - спросил я, останавливая машину у тротуара.
       Она молча возилась несколько секунд с ручкой двери, пока я не наклонился и не открыл сам, коснувшись щекой холодного платья. Ее запах неожиданно пробился сквозь парфюм и заставил меня замереть.
       -Ветер и бубен, - сказала она, выбравшись на тротуар.
       -Не понял! - крикнул я вслед, наклоняясь над сиденьем и вдыхая ускользающий запах. - Ветер?
       -Не этот ветер, - сказала она, открывая зонт. - Радуйтесь, что не слышите. Услышите... перед смертью.
       -Постойте! О чем вы?
       Она не ответила.
      
       Что делать в отпуске? Ехать никуда не хочется. И некуда. На улице дождь. И зачем уезжать? Машка забралась на диван и, листая журнал, привалилась к плечу. Выгнулась. Как кошка. Кажется, почеши за ухом, проведи ладонью по узкой спине, замурчит, выпустит когти.
       -Маша, помнишь в детстве иногда ты просыпалась ночью и плакала? Что-то пугало тебя?
       -Помню, - говорит она, не отрываясь от страниц.
       -Что это было? Ты всегда отказывалась рассказывать об этом.
       -Я не хотела, - вздыхает дочь.
       -Почему?
       -Мне было страшно рассказывать, - объясняет Машка. - Казалось, если расскажу, то это вернется.
       -Что вернется?
       -Голоса, - Машка оборачивается, сбрасывает со лба волосы, усмехается. - У меня было ощущение, что кто-то громко кричит мне в ухо. Неприятно, правда?
       -Не знаю, - пожимаю плечами. - Мне никто не кричал в ухо.
       -Ерунда, - она возвращается к журналу. - Я привыкла.
       -Значит, эти голоса не исчезли? - спрашиваю.
       -Я привыкла, - говорит она. - Теперь это просто гул. Удары. Ритм. Мне не мешает.
       -Ветер и бубен, - бормочу я.
       -Не-а, - зевает Машка. - Только бубен.
      
       Олег не врач. Просто у меня, как и у каждого, есть приятель, который знает ответы на любые вопросы. Он способен давать дельные советы. Очень полезное качество. Оно позволяет трезво относиться к собственной способности советовать. Олег отодвигает в сторону разобранный видик, протягивает причудливую раковину.
       -Что слышишь?
       -Шум моря, - отнимаю раковину от уха.
       -Ничего подобного, - не соглашается Олег. - Всего лишь эхо звуков, которые раздаются в голове. Кровь шуршит, пробираясь по сосудам. Сквозь склеротические бляшки.
       -Подожди, - не соглашаюсь я. - Но это же не голоса! И не гул, не ритм. И при чем тут раковина?
       -А вы к врачу обращаться не пробовали? - интересуется Олег. - Вдруг у Машки внутричерепное повышенное? Или еще что?
       -Только нам врачей не хватало.
       Не хочется грязнить Машкину медицинскую книжку.
       -Ну, как знаешь, - успокаивается Олег. - Ей это мешает?
       -Нет.
       -Тогда и ты не мучь себя, - Олег вновь углубляется во внутренности видика. - В этой жизни у нас всех осталась одна задача.
       -Какая?
       -Умереть раньше собственного ребенка, - усмехается Олег.
      
       -Обычное самоубийство, - Петр тщательно заминает сигарету в жестяной пепельнице, с тоской смотрит в зарешеченное окно, за которым не прекращается дождь. - Уйду я из прокуратуры.
       -Куда?
       -Куда угодно, - он откидывается назад в кресле, с трудом соединяет руки на затылке, - Пора и о деньгах подумать. О семье. Сын институт заканчивает. Женится, - надо где-то жить. Не хочу, чтобы жена с невесткой лица друг другу на кухне разодрали. В адвокатуру пойду. Какие сейчас дела в суд идут, каждое второе развалить - нечего делать.
       -Разве самоубийство бывает обычным?
       -Бывает, - вздыхает Петр. - Жизнь не бывает обычной. Вот прикинь. Жена парализованная. Дочка - даун. Зарплата мизер. И та на водку тратится. Так что самоубийство обычное. Другой вопрос, что человек с такой визиткой охранником работал и оружие имел. Но это вопрос не ко мне. Но ты зря дергался. Свидетели не нужны. Вопрос ясный.
       Звонок обрывает наш разговор. Я выхватываю сотовый и с разочарованием выслушиваю пятиминутную отповедь бывшей жены по поводу уже недельного непоявления Машки.
       -Валентина? - с усмешкой спрашивает Петр.
       -Да, - киваю.
       -И звонила, конечно, с простого телефона?
       -Как правило.
       -Жениться тебе надо, пока песок не посыпался, - щурится он в окно. - От кого звонка-то ждал? Чуть штаны не порвал, пока телефон из кармана выдирал!
       -Петруха, - спрашиваю я бывшего однокурсника. - Где люди умирают чаще всего?
       -В больнице или на дороге, - отвечает он. - Тебе где больше нравится?
      
       -Ты где была? - спрашиваю Машку поздно вечером, уже ночью, когда она появляется в прихожей раскрасневшаяся, со спутанными волосами, пахнущая дождем и юностью. Она смеется над моей показной строгостью, вешается на шею.
       -Валентина звонила?
       -Мама твоя.
       -Не волнуйся, - сбрасывает туфли, ветровку, путаясь в брюках, направляется в ванну, - в глаза я ее мамой называю.
       -Она волнуется.
       Машка скрывается за мутным стеклом душевой кабинки и пытается перекричать шум воды:
       -Я зайду к ней завтра. Пусть не шумит. Ей не о чем волноваться.
       Иду на кухню, ставлю чайник на газ. Включаю телевизор. Машка появляется через несколько минут, запахивает халат, закручивает волосы в полотенце. Выхватывает пульт и перещелкивает на музыкальный канал.
       -Чаю мне, - смеется, - с клубничным вареньем! Она не звонила?
       Я бросаю взгляд на сотовый, отрицательно мотаю головой.
       -А ты можешь забыть о ней?
       Смотрит с интересом. Даже любимую Аврил убавила.
       -А если я не хочу забывать о ней?
       -И тебе это томление кажется сладостным?
       Вытягивает ноги, ловя рукой соскальзывающую с колена полу халата. У дочери удивительные ноги. И пальцы на ступнях длинные и тонкие. Почти как у Нее.
       -А томление бывает взаимным?
       -Наверное, - она пожимает плечами, подхватывает на ложечку клубничину и, поднося ее ко рту, оставляет на столе пунктир ароматных капель. - Об этом говорить сложно. Надо быть внутри ситуации. Вот если бы ты спросил о чем-то общем.
       -Откуда берется равнодушие?
       -Что ты имеешь в виду?
       Она обжигает пальцы об исходящую паром чашку и хватает себя за мочку уха.
       -Представь ситуацию, - я задумываюсь. - Все прекрасно. Ничего не меняется, но что-то происходит. Еще несколько дней назад она радовалась даже голосу в телефонной трубке. Потом остается только радость при встрече. Затем и эта радость уменьшается. Теперь она зажигается только во время секса. Если зажигается. Проходит еще какое-то время, и остается только равнодушие. Или не только.... Но она больше не вздрагивает от поцелуев и спокойно продолжает сушить волосы у зеркала. То, что недавно приводило ее в трепет, теперь оставляет холодной. Я же закипаю изнутри. Я не могу без нее существовать. Ее голос, ее запах, ее тело способны унести меня.... А она вдруг становится раздраженной. Потом вдруг исчезает вовсе, сказав только: - Пока. Я позвоню.
       -И ты ждешь звонка? - спрашивает Машка.
       -Жду.
       -Она ошиблась, - говорит Машка.
       -Во мне? - не понимаю я.
       -При чем тут ты? - кривится Машка. - В себе. Ты же сам почувствовал это, когда сказал, что ничего не меняется. А если она хотела перемен? Если она надеялась на перемены, новые ощущения? Выйди на улицу, поймай за рукав первую встреченную женщину, насколько велика вероятность, что тебе будет с ней хорошо?
       -Почему же тогда не объяснить? - не понимаю я. - Не сказать прямо?
       -Она женщина, - говорит Машка. - Она не обязана объяснять. Женщина никому ничего не обязана. Да и скучно - объяснять.
       -А что - не скучно?
       -Многое, - Машка улыбается. - Крути головой. Вот сегодня. У дворца девчонку машина сбила. Я видела. Почувствовала, что это произойдет. Она перебегала дорогу, и легковушка словно срезала ее. Девчонка головой выбила стекло и упала на разделительную полосу. Водитель за сердце. Толпа! Крики! Скорая!
       -И что же ты делала, когда смотрела на это? Развеивала скуку?
       -Я слушала бубен.
      
       Я нашел женщину через три дня на территории городской больницы возле стеклянного куба хирургического корпуса. Несколько десятков человек, больных и посещающих, бродили по больничным дорожкам, сидели на скамьях, в беседках. Их лица были печальны. Их жизнь словно затормозила течение в низине, и они терпеливо ждали весеннего паводка. Или засухи. Она сидела одна. Я подошел и сел рядом.
       -Здравствуйте.
       Она молча кивнула.
       -Моя дочь..., - я запнулся, - слышит бубен. С детства. Вы сказали, что это бывает перед смертью.
       -Не всегда, - женщина смотрела куда-то вверх и говорила медленно. - Некоторые - немногие, слышат его всегда. Но это тяжело.
       -Почему? - не понял я.
       -Он опьяняет, - она поднесла ладони к вискам, плотно прижала их, зажмурилась, - он опьяняет, но и дает силы. Все подчиняется бубну. Это ритм. Он заставляет двигаться. Облака, реки, птицы, рыбы, растения - все подчиняются бубну. И люди. Даже то большинство, которое не слышит. Они собираются в толпы и танцуют под жалкие подделки бубна. Только некоторые тонут в нем. Но вскоре они понимают, что не могут без него обойтись. И начинают искать бубен.
       -Вы же сказали, что некоторые слышат его всегда?
       -Слишком тихо. Приходится постоянно прислушиваться. Это мучительно. Но звук усиливается, когда кто-то вываливается из жизни. Ветер слабеет, и звук бубна становится особенно отчетливым.
       -Ветер?
       Сумасшедшая. Точно сумасшедшая. Я смотрел на нее и думал, что она сумасшедшая. И еще о том, смог я быть с этой женщиной. Впрочем, так я думал почти о каждой.
       -Ветер?
       -Да, ветер, - она глубоко вздохнула, повторила, - ветер. Его видят и слышат все, но немногие понимают это.
       -И я вижу?
       Я огляделся. Она напряженно усмехнулась, кивнула в сторону ковыляющей с палкой древней старухи.
       -Посмотрите, как обветрено лицо. Ветер посеребрил волосы, почти ослепил ее. Она уже еле идет. Чтобы преодолевать ветер, ей пришлось согнуться. Но как только она перестанет двигаться против ветра, он стихнет, и бубен будет особенно хорошо слышен. Это главное. Больше нет ничего. Только ветер и бубен.
       -Подождите, - я замотал головой. - А как же моя дочь?
       -Не беспокойтесь, - женщина подняла глаза. - Если она слышит, обязательно придет сюда. Сейчас здесь бубен очень хорошо слышен. Здесь он почти всегда хорошо слышен. Сегодня должны будут умереть трое человек в больнице. Один уже почти мертв.
       Я вздрогнул. Встал. Огляделся. Люди, прогуливающиеся вокруг и поглядывающие на здание хирургии, повернулись в мою сторону. Женщина коснулась руки.
       -Успокойтесь. Еще не время. Не бойтесь.
       -Папка?
       Машка шла мне навстречу. Высокая, легкая, красивая!
       -Папка! Что ты тут делаешь?
       Резко ударило в затылок. В глазах потемнело. Скрутило желудок и закололо тупой иглой в спину возле лопатки. Влажные от июньских дождей больничные ели воткнулись в мокрое небо. И небо немедленно отозвалось. Глухими ударами. Низкими тонами. Беспрерывным размеренным ритмом. Который пронзил тело. Завибрировал в затылке и кончиках пальцев.
       Вот он ветер. И не думает затихать. Усилился, потащил в закручивающуюся воронку навстречу десяткам умиротворенных поглощающих уст. И лицо Машки среди них. Родное, милое, единственное лицо. И она тоже выпивала меня.
      
       Телефон.
       Телефон.
       Телефон!
       -............да. ...Кто это?
       -Послушай! Ты специально подговариваешь ее не приходить ко мне? Так ты отплачиваешь мне за то, что я вырастила ее, стирала пеленки, не спала ночами? Так? Ты всегда был эгоистом, думал только.....
      
       Жара. Мой отпуск закончился, и началось лето.
       Прямая и безусловная причинно-следственная связь.
       Я снял себе отдельную квартиру.
       Соврал Машке, что Она мне все-таки позвонила.
       Живу.
       Иногда мне кажется, что смотрю сон.




    Автор дизайна - Мировое Зло []
    Автор дизайна - Мировое Зло


    Комментарии    к произведению - в разделе   Сергея Малицкого






  • © Copyright Малицкий Сергей (antiobozver@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 23k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список