Аннотация: Рассказ участвовал в 18-й грелке (осень 2009). В финале занял 31 место.
Бескаравайный С.С.
Приведение к единому
Небо должно быть поднято настолько высоко,
чтобы за него не цеплялись солдатские штыки
- В этом сволочном болоте есть хоть одно сухое место? - шипел под нос Груздь, пытаясь вытряхнуть из сапога остатки воды. Сам сидел на кочке, которая под его весом опускалась почти до уровня воды. Остальным в команде тоже было тяжко.
И только два рюкзака были в сухости - они лежали на шикарной подставке из мокрых сотоварищей.
- Зато будет огонь, - Кривой начал тыкать в дно соседнего "окошка" длинной клюкой, которой днём щупал себе дорогу. Он вырос в новгородских лесах и знал толк в фокусах с болотами.
- Отставить огонь. Демаскировку запрещаю, - Капитан вытряхнул их целлофанового мешка на ладонь полгорсти соли, и теперь по щепотке втирал эту соль в крапчатых пиявок, угнездившихся на его ногах. Те, еще не насосавшиеся, отлипали с явным негодованием. Разве что не шипели.
- Ну, мы ж ещё за бугром, нас же не увидят, - заныл Патлатый.
- Да хоть за горой. Приказ слышал? - в словах капитана слышалось остервенение.
Кривой молча спрятал приготовленную было зажигалку и всем восьмерым пришлось вместо жара огня наслаждаться вонью болотного газа. Капитан был прав - сумерки быстро становились темнотой, а случайный отсвет на редких соснах мог выдать их.
Колунов, правда, добыл из своего рюкзака туристическую газовую плитку, а остальные полезли за пайками, так что совсем без горячего бойцы не остались.
Командование ценило работоспособность карателей.
Надо было передохнуть хотя бы ещё полчаса, и уже тогда идти.
- Только одна саранча в этом году, - промычал Сулак, дожевывая шоколадный батончик, - Чего наверху взъелись, такой кипиш подняли?
- Зато три наводнения. И губернатора Еслинцева от пола оттирали, - Патлатый вообще был пессимист по жизни.
- А чем его?
- Метеоритом. Взяточников всегда метеоритом убивает.
- Зато не реализована программа по мелиорации, - заметил политически грамотный Капитан, - Достали уже эти обиженные, на улицах плюнуть невозможно...
Капитан несколько преувеличивал. Чтобы чиновника постигла кара, требовалась не просто молитва униженного и оскорбленного человека, не просто чистая слеза страдальца, но молитва от воцерковленного верующего. В идеале - монаха. Так что достать стольких людей, чтобы кто-то из них праведной жизнью зажил, да ещё в иноки потом определился, это надо было постараться.
- Молились бы лучше о возвращении украденного, глядишь, веселее жилось бы, - вставился свои пять копеек "старик" Локоть.
- Мг, пока молитва до неба дойдет, любой чинуша всё наворованное уже потратит, - Патлатый выдал в ответ бородатую шуточку.
- Ну, не всё, - с сомнением покачал головой "старик".
- Хорош базарить. Всем спать - полчаса. На посту - Топтыга.
Плох был сон на кочках, ну да после двух тяжелых суточных переходов хоть немного поспать надо было обязательно. На одних стимуляторах меткость да находчивость не поднимешь. Нервам естественный отдых требовался.
А упускать объекты тоже никак не рекомендовалось. Четыре смерти чиновников высшего ранга за один месяц и два сумасшедших директора департаментов в придачу. Полное расстройство дел в министерстве транспорта. Потому команду и бросали последние время на самые разные дела - вон, даже нормальных гидрокостюмов для этого болота выписать не успели.
Гибель чиновников повлекла за собой череду расследований - кто, кого и как ущемил? Кого переехали за последнее время, а потом скрылись с места происшествия? Сколько было случаев воровства багажа? Может, умирающего не довезли вовремя до больницы? И, самое главное, кого обошли по службе в самом министерстве? С особым тщанием проверяли жен мелких чиновников и повзрослевших детей чиновников покрупнее. Они чаще всего давали деньги на устройство очередного скита или пустыни. Случалось, принимали тайный постриг.
Как результат - в столице зачистили нескольких человек, а геоманты и гадатели указали новые координаты "точки вознесения молитв". Там надлежало провести "дератизационные мероприятия по второй форме".
Полчаса прошли слишком быстро. Топтыга поднял Капитана, тот начал тормошить остальных. Каратели засуетились. Мазали физиономии серо-зелёной краской. Проверяли оружие, настраивали монокуляры, подпрыгивали, пытаясь определить, ничего ли не гремит из снаряжения. Хотя чавканье от их сапог было куда громче стука плохо пригнанной фляжки. Установили автоматический гранатомет.
Капитан еще раз проверил навигатор. Свежие снимки подтверждали, скит не месте, люди на месте. По времени тоже удачно - только кончилась вечерня.
- Груздь и Локоть - со мной, страхуют бока. Топтыга засевает территорию, остальные на свободном отстреле. Вопросы есть?
Все промолчали, и только Занорыш вздернул верхнюю губу, отчего стал походить на волка, а потом утробно рыкнул.
- Отставить шуточки, вперед.
Капитана порой до одури, до прикушенного языка раздражали сугубо штатские "манеры" подчиненных. Но прививать им настоящую выправку не было времени. Группы комплектовались едва ли не по принципу присяжных заседателей: машина выбирает фамилию, дальше проверка лояльности, тесты на совместимость. Учёбка занимала меньше месяца, а из всех нынешних подчиненных Капитана только Подошвинский-Топтыга служил срочную. В казармах уставная форма обращения еще соблюдалась, но на заданиях еле удавалось держать дисциплину. Капитан, во избежание путаницы, вынужден был даже пользоваться их кличками.
Четверть часа спустя они перешли еще несколько "окон", пробрались через бурелом и начали взбираться на тот самый бугор, который отделяла их от скита. "Бугор" - это было громко сказано, в нем не набиралось и двух метров высоты. Всякий нормальный человек, пожелавший срубить себе жилье посреди этих проклятых трясин, непременно выбрал бы эту крошечную возвышенность. Но монахи - они хоть и молились, устремляя помыслы в небо, заодно маскировались от спутников. Потому на холмике не тронули ни одной сосны, а скит - просто длинная землянка - казался еще одним буреломом.
- Наблюдаю объекты, - прошипел в микрофон Груздь, первым вылезший на бугор.
- Топтыга, давай шоковыми, - по рации отдал команду Капитан.
Два десятка светошумовых гранат вылетели из короткого ствола гранатомёта и опустились на землянку роем шершней.
Капитан, на секунду уткнувшийся лицом в мох, вскочил первым.
- Быстрее!
Первого монаха убил Семашко. Еще перед тем, как вскакивать, в свете догорающей гранаты он заметил дернувшуюся тень, понял, что человек сидел на скамейке за повешенной простынёй, а теперь просто рухнул в шоке. Снял его из винтовки.
Капитан добежал до двери, ударил в неё ногой, но тут же выругался - дверь была фальшивой, просто несколько досок прибитых к бревенчатой стене. Занорыш нашел настоящий ход и кинул в землянку гранату.
После взрыва туда вломились все.
- Головы, головы быстрее! - кричал Капитан.
Они успели. Хоть для искренней молитвы может хватить и секунды, а небо карает порой с быстротой мысли, но ведь молиться надо не просто так, а хотя бы о защите, о жизни, о чем-то конкретном. А монахи растерялись, не поняли в чём дело.
С пулей в черепе не очень то и помолишься.
Каратели стояли над неполной дюжиной остывающих тел.
- От иконы, от иконы, говорю, отвали!
Но крик Капитана опоздал. Занорыш протянул руки к серебряному окладу и получил в ответ молнию, которая очень напоминала высоковольтный разряд на подстанции.
- ...! Кто еще разбогатеть хочет!?? - Капитан указал на дымящиеся останки.
- Заговорили икону, сволочи, - прошипел Груздь.
- Не заговорили, они же монахи. Просто намоленная.
- Отставить теорию. Проверить, есть ли еще живые.
- А чего тут проверять, - удивился Локоть, - Одиннадцать лежаков, одиннадцать трупов. Они ж не в болоте спали.
- Проверить все равно, - Капитан сообразил, что сморозил глупость, но отменять приказы было не в его правилах, - Кривой, Патлатый, обойти здесь всё кругом. Груздь - снимай здесь на камеру. Остальные за дрова.
Скит надо было сжечь. Причём так, чтобы неопалимая икона скрылась под слоем пепла, а потом поверх её проросла бы трава. А значит требовалось не просто подпалить землянку и уйти, а превратить здесь всё в подлинное пожарище.
Дверь окончательно сняли с петель, начали вышибать крошечные окошки.
- В этом году в болота больше не полезу, - ворчал Локоть.
- Ничего, вот по второму разу проиграешься в карты и полезешь, - подначил его Семашко.
- Нифига. Лучше я профессионалы уйду, подвальников зачищать.
Подвальники - это тоже был не подарочек. Их, правда, выявляли почти сразу, почти всегда они были расстригами или вообще самосвятами, уходившими в свои катакомбные мирки. "Большие храмы" держались за монополию, и не хотели делить свой путь к небу со всякими проходимцами. Но в подвалах можно было встретить вещи похуже, чем молния от иконы Вера-то без любви - "кимвал звенящий". У монахов любовь абстрактная, больше к небу и богу, посторонних людей видят редко. А подвальники пытаются любить врагов своих. Так что в очередную конспиративную квартиру можно вломиться вполне себе здравомыслящим человеком, а выйти - истовым подвижником. Потому как молитва за здравие чиновника, увиденного на экране - это одно, а просьба к небесам вразумить вооруженного человека, который вышиб дверь твоего дома - совсем другое.
Груздь в деталях снимал всё, что видел вокруг себя и с преувеличенной артикуляцией наговаривал протокол.
- ...свечи, три пачки, в бумажной обертке. Консервные банки, жестяные, шпроты в масле. Хлебные крошки.
Капитан мрачно подумал, что расследования о помощниках из местных в очередной раз не будет. Ни "официалы", ни его собственное начальство не вырывают корни. Может быть это и правильно, но, чёрт побери, можно было бы хоть кого-то шугануть, хоть парочку показательных процессов провести.
- Снимай и дальше, я наружу.
А там уже слышались редкие хлопки и протяжные, неровные скрипы: на стволах сосен, у самой земли, ставили мины, потом взрывали, и деревья падали. Готовили будущую гарь и одновременно расчищали площадку под вертолет - сесть он вряд ли бы смог, а вот скинуть трос, чтобы забрать группу - вполне.
"Лесорубы" зажгли все фонарики, которые при себе были, так что скит теперь чем-то напоминал избушку деда Мороза.
- Слушай, Капитан, чего к нам живого священника не приставят? - Сулак тянул за комель молодую сосну, - Он бы и иконку взял, и причастил бы нас?
- Тащи её вон в той стенке, да, где треснутое бревно, - вместо ответа Капитан выдал ценное указание.
- Ну серьезно. Капитан. Мне уже надоело, мы ведь не урки какие, не мародёры. Хочешь я рапорт сам подам? - на его курносой честной физиономии было написано вполне искреннее удивление.
- Уймись ты, - влез Топтыга, который успел подтащить гранатомёт к разгромленному скиту, - Под польский вариант захотел?
- Да при чём тут Польша? Я чё, голосую за светскую власть святош? Просто пусть будет...
- Дурак, если священник в бою, он кем-то вроде комиссара становится. И всё равно власть получает.
- Ну, так мало ли...
- В Польше тоже с этого все начиналось. И где теперь Польша? Заодно с Португалией?
- И точно, что слышно? Не докопались?
- Нет, зато к ним еще Гондурас ухнул.
- Ну, про Гондурас я смотрел...
Капитан молча закурил. Он мало прислушивался к подобным "диспутам" подчиненных. Голова у него лучше работала в одиночку.
И десяти лет не прошло, как небеса раскрылись - молитвы стали реальной силой. А вот уже почитай пятая часть Земли обернулась то ли эдемским садом, то ли пустошью. Ведь если священники начинают молиться о проблемах светской власти, сидя в креслах министров и президентов, то хорошего получается очень мало. Подданные у них всегда слишком большие грешники. И бог забирает их. Хорошо если на небо, а если к чёртовой матери?
Правда, были еще Китай с Японией - там народ дружно молился на государство. Император снова начал самодержавно править островами, а нынешний председатель китайский коммунистов стал кем-то вроде живого бога. Но там Восток, они привыкли. Корейцы еще до всей этой катавасии на своих Кимов молились, на всех своих горах цитаты вождей повыбивали.
А здесь так не выходит. Скепсис в сердцах слишком велик. Искренняя веря только у каждого двадцатого, а по большим праздникам у каждого десятого. Казалось бы, вон оно, чудо, перед глазами. Но нет, люди не из-за чудес верят, тут что-то другое. Капитан мог судить сам по себе: крестик он носил исправно, причащался, исповедовался честно - и это оставалось всего лишь обрядом. Он слушался разума, а не сердца, всегда требовал доказательств, а не чудес. Процент же искренне верующих колотил страну изнутри почище терроризма. Сотни истовых дураков со смиренной любовью пытались обустроить государство или хотя бы дать немного счастья ближним. Благие пожелания оборачивались эпохой ужасных чудес. Официальные священники у каждого алтаря призывали не вредить, просто думать перед молитвой, но помогало мало. Разве что здоровья у многих людей прибавилось, на лекарства теперь тратились куда меньше.
И как жить?
Конца света никто не объявлял, так что надо растить детей, строить дома, варить сталь. А это так тяжело делать, никому не наступая на ноги... Правда, президент теперь будет сидеть почти вечно - на него людской веры хватает. С таким рейтингом вертикаль власти всё равно что железобетонная свая, никакой телёнок не раздолбает.
Потому, в который раз сказал себе Капитан, надо просто ждать, когда всё устаканится, успокоится. Самых гнилых чиновников бог приберет, а остальных страна прокормит.
Землянку уже со всех сторон обложили деревьями, и она стала походить то ли на шатер, то ли на очень неумелый костер в детском лагере.
- Гранит, я Плывун, кто на связи? - Капитан вызвал базу.
- На связи всегда свои. Доложи обстановку, - по голосу он узнал майора.
- Координаты подтвердились, объект ликвидирован. Есть потери - один жареный.
- Тело подобрать. Вертушка в воздухе, заберет вас через час. Отбой.
- Отбой.
Капитан повеселел.
- Чё, щас домой летим? - спросил Топтыга.
Накаркал.
- Капитан! Капитан! - Патлатый махал руками от ближайших кустов, - Там Кривой утоп!
- А чтоб тебя!! Тревога! Ищем человека!
Всё бросили свои дела и пошли по следам Кривого. Они с Патлатым обходили скит по расширяющейся спирали, и чтобы дело пошло быстрее, разделились. Патлатый только и слышал, что крик и бульканье. В темноте он ничего разглядеть не смог. Нашли взбаламученное "окно", пробовали там шарить стволом срубленной сосенки, на котором оставили пару сучков - ничего. Тут Семашко заметил пояс - тот цеплялся за высохшую ветку, и пряжка была еле видна над водой. Потянули, но тоже ничего не вытащили.
- Стало быть, кинул пояс, но из пальцев выпустил, хотел, чтобы до ветки долетел... - Капитан подвёл итог жизни своего подчиненного, - А ты урод, у меня в карцере насидишься! Ты понял, дебил!!
Дальше начался классический командирский разнос, и Патлатому теперь светили сплошные неприятности и небо с овчинку.
Вертолет прилетел, как и обещали. Команду быстро подняли на борт, и уже оттуда Капитан выстрелил из ракетницы. Маленький розовато-оранжевый дьявол улетел в гущу веток, политых их единственной канистрой с бензином и присыпанных термитом. Полыхнуло здорово. Два круга над разгоравшимся пожаром и отлёт. Груздь до последнего снимал огонь, поднявшийся выше сосен.
А еще часа через три, уже перед рассветом, зашевелился один из кустов, и из-под него кашляя и плюясь болотной водой, выполз Кривой. К догоравшему пожарищу он не пошёл, а выломав себе еще одну длинную ветку, стал искать тропу, по которой монахи приходили в скит. С рассветом он нашел ненадежную, однако почти прямую дорожку со скита. Скоро он дошёл по ней до сосны, на которой был устроен самый натуральный "скворечник" - с лежкой, с лестницей, даже с двускатной крышей, замаскированной мхом. Это была сторожка и одновременно место, дальше которого старались не пускать мирян.
Кривой не хотел никаких глупых сюрпризов, на которые горазда судьба, потому к "скворечнику" подкрался осторожно.
- Порасти им, как мы прощаем врагам нашим, потому как... - монах молился перед иконой, укрепленной на стволе.
- Они все мертвы.
Тот судорожно обернулся, увидел человека в форме и закрыл глаза.
- Защити меня от всякого зла, что может причинить... - торопливо начал выговаривать монах охранительную молитву.
- Успокойся, я не убивать тебя пришел. И вообще я дезертировал.
- ...потому как не ведает, что вторит...
- Говорю, успокойся! - Кривой посмотрел на отощавшее лицо монаха, наполовину скрытое неряшливой кустистой бородой, - Всё уже кончилось.
Как смог, он объяснил иноку, что случилось на островке, и как погиб скит.
- Увидел двенадцать имен в списке, который на святцах лежал. Список сразу в карман сунул. Ну, если свежей могилы тут нет, то где-то сторожка имеется. Так я тебя и нашёл.
- Но зачем ты здесь? - не понимал монах.
- Я, как это сказать, - Кривому непривычно было ломать внутренние барьеры, которые он строил в себе столько лет, и говорить правду этому не слишком храброму и может быть даже болтливому человеку, - я устал так жить. Понимаешь, не могу так больше. Мне покой нужен. Да и зачистят на скоро, настоящий спецназ будет и тактические ракеты.
- Так ты прятаться сюда пришёл, шкуру свою спасаешь! - в монахе вдруг взыграла ненависть к человеку, который перестрелял его братьев.
- Нет. Скрываться лучше в других местах, здесь найдут быстро, - упрямо повторил Кривой, - Я хочу с небом помириться. Праведную жизнь начать.
- И молиться захочешь? - ярость оставила монаха так же быстро, как и пришла. Только усталое предчувствие новых бедствий сквозило в его словах.
- Не понял? Разве можно по другому?
- Даже в молитвах нет у вас страха божьего, - инок закрыл лицо руками, - Знаешь ли ты, что вся братия ни единого слова молитвы перед иконой за все годы не выговорила. Только сердце мы открывали небу, и уже всевышний читал там всё. А уста наши в скиту оставались запечатанными. И только здесь мы молились, отвращая от обители зло.
Кривой упрямо покачал головой.
- Я не мстить сюда иду, не карьеру на том свете делать. Я хочу мир в душе найти. А если надо молчать, то я буду как рыба. Прости меня, - он стал на колени, - Пытался костром ваших предупредить, не вышло. А против своих я не мог оружие повернуть, пришлось бы спину им стрелять. А это не моё. Я не предатель. И теперь я тебя прошу, от чистого сердца, прими меня.
Монах колебался. Было видно, что в мирской жизни его часто обманывали, и если бы сейчас речь шла о деньгах, то он бы отказал. Но ему столько раз повторяли, что нельзя отталкивать страждущих, которые идут к богу, что монах положил руки на голову солдата.
За всю оставшуюся жизнь Кривой не сказал ни одного слова.